Обломов Илья Ильич : другие произведения.

Училище

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Училище.
  
  
  
  В 75-м мама от работы получила двухкомнатную квартиру у метро Фрунзенская, за выездом. Мне показались такими уютными низкие потолки в пустой квартире. Мама, отчим Димка и их однокурсники сделали в квартире ремонт - белили потолки и клеили обои. Ребята работали за просто так. У них так было принято. Все они техники или инженеры, у всех небольшие оклады. После работы мама кормила всех обедом.
  Переехали. Школу придётся менять. К этому времени я закончил восемь классов. Мама предложила мне пойти в ПТУ на слесаря. Там бесплатные обеды и форма и зарплату небольшую платят. Слесарь - это гаечные ключи, молоток, напильник, зубило. Наверное, скучно. Ладно, посмотрим. Поехали в 1-е ПТУ при ЗИЛе. Сидит комиссия из четырёх человек. Среди них Николай Федорович, мастер профтехобучения электромонтеров. Он сидит здесь с целью отобрать в свою группу 'хорошистов'. Заглянул и в мой аттестат и предложил идти к нему электромонтёром. Я порадовался неожиданной перемене, всё-таки электричество интереснее, чем гаечные ключи и молотки. Перед началом занятий я приезжал в училище несколько раз с документами. На пыльной Автозаводской улице кипит жизнь. Мимо троллейбусной остановки проходят молодые рабочие. Идут на вторую смену. В нейлоновых рубашках. Один в зелёной, другой в бежевой. Неужели и у меня такая будет.
  Фэзэушникам выдали форму - синие костюмы с золотистыми металлическими пуговками. У школьников костюмы серые. Только в следующем году они перейдут на синие с белыми пуговицами. У наших пиджаков лацкан шире и шеврон на рукаве со скрещённым молотком и штангенциркулем. Получили фуражки (школьники не носят фуражек), которые некоторые мальчишки сразу прогнули как у эсэсовцев, белые сорочки и спецодежду, полуботинки и ботинки. Полуботинки простые, чёрные, внутри надпись: 'цена - 6 рублей'. Эти ботинки стеснялись носить, носили свою обувь. Газосварщикам выдали спецодежду горохового цвета из толстого полотна и ботинки с металлическим мыском - если наступят в метро - не заметишь. Только галстуки покупали за свой счёт. Я купил свой в ГУМе, за два рубля сорок. Николай Фёдорович посмотрел и попросил меня купить ещё двадцать восемь штук таких же для всей группы. Что в нём особенного? Галстук как галстук, серый, по всей длине друг за другом буквы: 'ё', 'п', 'р', 'с', 'т'.
  Четыре дня в неделю мы занимаемся общеобразовательными предметами, а два посвящаем специальности. Первые полгода занятия по специальности проходят в училище, в просторной мастерской электромонтёров. Начали со слесарного дела - елозим напильником по заготовке молотка. Учимся правильно стоять, держать напильник, ножовку. Учимся сверлить. Нужно просверлить отверстие в заготовке. Хорошо, что в мастерской был только Сашка. Где-то с десяток заготовок я уже просверлил. Закрепил в тисках следующую, включил, сверлю. Руку убрал с тисков - они и так тяжёлые, никуда не денутся. Нажал сильнее - сверло заклинило, деталь пошла вращаться вместе с тисками. Теперь тиски не схватишь. Нажал кнопку 'стоп', но было поздно. Тиски тяжелые, как гиря. Под центробежными силами стало гнуться сверло, диаметром 22 мм. Когда оно согнулось градусов под 120, тиски оторвались и стали прыгать с угла на угол по плитам пола.
  
  Большинство ребят в нашей группе курят. Я тоже открыто курю. Мама, Няня и отец уже знают об этом. Первое время не чувствовал разницы между 'Примой' без фильтра и дорогими сигаретами, покупал и те и другие. Из сигарет с фильтром курим 'Пегас' за 30 копеек. 'Ява', за те же 30 копеек - большая редкость. 'Столичные' стоят 40 копеек - это дороговато. В продаже много болгарских сигарет: 'Стюардесса' в двух вариантах: по 20 штук в пачке и по 12, стоят 35 и 24 копейки; 'Ту-134' и 'Опал' за 35 копеек. Через полгода курения заметил: когда поднимаюсь по лестнице, на переходе с кольцевой 'Павелецкой' на радиальную, учащается дыхание. И это происходит практически ежедневно - этим путём я еду в училище. Вспомнил, как отец пилил дрова в деревне и тяжело дышал.
  Дружу с двумя Сашами, они живут рядом на улице маршала Жукова, учились в одной школе и вместе пошли в училище. Один Сашка Журавушкин, другой Шура - Потехин. Журавушкин романтик. Он владеет самбо и при этом скромный человек. У него две сестры: старшая и младшая. Старшая учится в Гнесинке. Мама его тихая, простая труженица. Интеллигентная семья. Сашка играет на гитаре и интересуется западной современной музыкой. Он дал мне почитать редкую советскую книгу о рок музыке. Много места о Биттлз, есть статьи о Элвисе Пресли, Роллинг Стоунз, Квин и других поп группах, много чёрно-белых фотографий. У меня дома - хорошая немецкая гитара. Димка отчим играет. Я тоже увлёкся. К нашему трио присоединился ещё один мальчик из нашей группы - Сережа. Мы подражаем четверке битлов. Леноном у нас Сашка. Играю я очень слабо. Мне можно доверить лишь простые бас партии - в нужное время в нужном месте зажимать пальчиком струну 'бум - бум, тум - пумс'.
  Месяца через три мы уже играли в профтехучилище у метро 'Первомайская', на каком-то конкурсе среди училищ Москвы. В зале человек двести. Не понимаю, почему Сашка потащил меня туда. Не удивился бы, если бы он меня не взял. А под новый год мы выступили в какой-то школе в Измайлово, на балу. Когда местный ВИА пошёл перекурить, мы исполнили две песни.
  Мы стали иногда выпивать. Первое вино, которое купили - 'Имбирная настойка' 28 градусов. Жгучий напиток с лекарственным вкусом. Стоит около трёх рублей. Пить его можно только сморщившись. Водку? Водку пить всё-таки страшно, её пьют взрослые и опустившиеся подростки. Купили имбирную в угловом гастрономе на Соколе и забрались в ближайший дом, на чердак. С нами Сашкин знакомый, Владик, ровесник. Он нетороплив и красиво говорит: 'думаю, это не тактично...'. Владик после школы собирается идти работать в Гидрометцентр.
  Часто мы собираемся у Сашки Журавушкина дома, репетируем. Поздней осенью, перед репетицией, мы с Сашкой зашли в винный и взяли по бутылке вишнёвого пунша за рубль пятнадцать. Отошли недалеко, чтобы не мешать людям и выпили прямо из горлышка. Вкусный напиток, сладкий. Сашка пьёт, как горнист, левая рука на поясе, голова задрана вверх, ноги расставлены. Он посадил себе два розовых пятнышка на шарф в клетку. Когда мы зашли к Сашке домой, то стали изображать благовоспитанность перед родственниками. Его сёстры и мама 'ничего не заметили'.
  
  В ноябре нашу группу принимали в комсомол. Николай Фёдорович настоял, чтобы вступали все. Он совсем не карьерист. Наверное, в армии был сержантом и в своей группе теперь тоже хочет добиться армейского порядка. За столом сидят два райкомовца, Николай Фёдорович и Зина - комсомольский секретарь училища. Меня райкомовцы посадили зачитывать анкеты кандидатов. В комсомол вступила вся группа, несмотря на пробелы в знаниях и курьёзы. Меня приняли последним, без вопросов, (зря трясся) да ещё и предложили в комсорги. Комсоргом я был два года. Из комсомольской работы мне ничего не запомнилось. Ежемесячно проводились комсомольские собрания, ни тем, ни даже место, где они проводились, не помню. Взносы собирал.
  В профсоюз рабочих машиностроения нас приняли автоматом. Теперь у нас по две членских книжечки - профсоюзная и комсомольская. Зелёная и красная. За комсомол мы платим две копейки, за профсоюз пять копеек в месяц.
  
  Занятия по слесарному делу всем давно надоели. Скучно пилить каждый день презренный металл. Мы ждём работы по специальности с проводами и приборами. Чтобы потянуть время часто ходим курить. Николай Фёдорович не пускает в туалет больше двух, трёх человек. До туалета от мастерской идти минут пять. Он посередине длинного коридора, вдоль которого тянутся мастерские токарей, фрезеровщиков, газосварщиков и слесарей. Однажды к нам (Сашка, Шурка и я) в туалете пристали третьекурсники. Сашка Журавушкин стал отвечать им гордо, и они треснули ему по лицу пару раз. Когда мы вернулись в мастерскую, Николай Фёдорович увидел подтёки у Сашки, взял нас в охапку и бодро повёл в туалет, - Эти? - спросил он,- Эти. Николай Фёдорович забрал хулиганов и куда-то их отвёл. Потом нас возили в милицию на Автозаводской и раз или два в прокуратуру на 1-й улице Машиностроения. Писали показания. До суда дело не дошло. Некоторое время кучки старшекурсников провожали нас молчаливым взглядом, когда мы вместе или по одному проходили по училищу.
  В училище поступили серые станины токарных станков. Наша группа должна сделать панель управления к каждому. Нужно расставить и закрепить на панели электроаппараты: пускатели (пускай, судьба забросит нас далёко, пускай!), реле, кнопки, трансформатор. Соединить всё это жёсткими проводами по схеме. Провод должен лежать аккуратно, с углами под девяносто градусов. Если проводов несколько, они обвязываются вместе ниткой. Интересная работа.
  Преподаватели у нас замечательные. Классный руководитель химичка - Галина Николаевна. Весёлая, любит нас и любит пошутить. По химии поблажек не даёт.
  Уважаем учителя литературы. Он никогда ничего не задаёт на дом, и, следовательно, не спрашивает. Весь урок он прохаживается между рядами с гордо поднятой головой и взглядом, устремлённым вдаль, и декламирует. Мы тихо занимаемся своими делами или слушаем Шекспировского Отелло:
  
  Пришёл как-то Отелло в спальню и стал делать из мухи слона.
  Опять душить будет, подумала Дездемона и достала грамоту.
  - Я дочь сенатора.
  - Ты Ерёма, да я Фома, ты мне слово, я те два, а бумажечку твою я махорочкой набью, - парировал Отелло.
  Тут Дездемона закапризничала:
  - На шею не дави! На шею не дави, Чернильная душа! Да-с!... И-эх! Росла к труду привычная девчоночка фабричная... А Отелло знай себе гнёт свою линию и приговаривает:
  - Всюду ложь, воровство, обман и сквозняки...
  Только она протянула ноги, как он сразу поседел. Вышел в тёмный колидор - глаза светятся - канделабров не нужно. А ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой разбежались по углам, их нашли насилу там. Тут из мавровой из спальни кривоногий и хромой выбегает честный Яго и качает головой:
  - Ярко солнце светит, щебечет воробей, добрым жить на белом свете веселей...
  
  ...или отрывки из 'Преступление и наказание'. Студент про три карты пришёл узнать, а бабуля как хлопнет по столу: 'Да я тебе что тварь дрожащая или право имею?!'. Тут Грушницкий не снёс и изволил бегать за старушкой по апартаментам. У него как раз утюжок нашёлся за пазухой, княжна Мери на балу обронила. А старушка всё уворачивается промеж мебели: 'А помирать нам рановато, есть у нас ещё дома дела'...
  
  Наш литератор, несомненно, человек искусства: длинные волосы зачёсаны назад, как у Горького и говорит он поверх наших голов. Мальчишки над ним хихикают, когда он приходит в носках разного цвета.
  
  Любим математика. Очень сильный преподаватель. Дома он даёт частные уроки, готовит абитуриентов в вуз. А мы любим его за шутки и анекдоты. Ему приятно выступать перед нами не только как математику. Кто-то стучит на него - по его словам. Не может быть, чтобы из нашей группы - так его любим. Все доносы ему сходят с рук - пожурят за то, что отвлекается от предмета и всё. Часто его костюм вымазан мелом. Ноги полусогнуты, пуговицы на гульфике расстегнуты. Математик не 'лезет в душу' с синусами, он понимает, что среди нас трое - пятеро пойдут учиться дальше, и просто даёт мощные знания для всех, вставляя между формулами свои прибаутки.
  Что у нас преподавал Сальников, не помню. На доске висит географическая карта Средней Азии с пустыней Каракумы, на ней поперёк нацарапано: 'Земля Сальникова'.
  Ещё один замечательный человек у нас - преподаватель электротехники. Эрудированный специалист. Интеллигент. Мы изучаем с ним простые схемы усилителей на лампах. Как работают эти усилители - я не понимаю, зазубриваю. Изучаем электродвигатели и схемы их включения - электропривод. Это ближе и понятнее. Это основа любого заводского станка или троллейбуса. Изучаем трансформаторы от огромных масляных до маленьких, изучаем генераторы, люминесцентную аппаратуру и всё разнообразие электрических аппаратов. Электротехник редко отвлекается. Однажды он рассказал нам, о похоронах Сталина. Он был тогда школьником. Народ плотно занимал все улицы, по которым разрешали двигаться к гробу в доме союзов. Чтобы сократить путь, мальчишки залезали в окна первых этажей и вылезали с другой стороны.
  Директор училища - представительный дяденька средних лет. Всегда в костюме и белой сорочке с галстуком. Он читает нам экономику и иногда любит блеснуть своими познаниями в электричестве:
  - Ребята, вы же знаете, что если поменять местами фазы у двигателя, он сгорит.
  А мы уже знаем, что в этом случае изменится лишь направление вращения, и понимающе переглядываемся.
  Эстетика. Родная, марксистско-ленинская. В ней говорится о моральном облике строителя коммунизма, о том, с чего начинается родина, о стирании различий между городом и деревней, умственным и физическим трудом, мухами и котлетами. О мате в эстетике ничего не сказано. Мы не ругаемся, просто беседуем матом, изредка вставляя некоторые дополнительные слова: конгруэнтность, биквадратный, электромагнитная индукция, диалектический материализм. Даже мысли приходят матом. И ещё популярно слово 'блин'. Оно завершает все предложения.
  Физкультура проходит в небольшом спортивном зале. А бег и лёгкая атлетика на стадионе на Автозаводской улице за трамвайным кругом.
  С преподавателем истории Михалычем мы ходим в походы. Начали с однодневных в Подмосковье. Идём где-то, Михалыч поднимает с дороги камень, тюк молотком - камень пополам. Внутри полость, покрытая прозрачными кристаллами. У меня долго хранился такой камушек.
  Зимой поехали под Дубосеково. Вышли из вагонов, электричка уехала, и мы остались в полной темноте. Михалыч уже знал место, и мы, включив фонарики, пошли за ним. Спустились в ущелье. Оно закрывает нас от холодного ветра. В темноте, наверху изредка проносится игрушечная электричка, мелькая крошечными огоньками вагонов. Зажгли факелы из пластиковых полосок, закреплённых на деревьях. Ломаем лапник под палатку, ставим палатки, носим дрова для костра. Поели и легли спать. Утром один Михалыч вылез из палатки в трусах, все спали, в чём пришли. Наша палатка (Журавушкин, Потехин и я) дежурная - нужно вымыть вчерашнюю посуду. Внизу, среди ивовых прутьев вьётся ручей. В нём мы перемыли с песочком в ледяной воде все миски и ложки. Днём ходили в Дубосеково, к громадному монументу защитникам города. Холодно. Ветер. Всё-таки с рюкзаками за спиной теплее. Музей мне не запомнился.
  
  Около нашей мастерской большие ворота. Если они открыты, то курить выходим на улицу, а не в туалет. Курим с Шуриком. Выходит пара двоечников - где-то утащили пузырёк с соляной кислотой. Присели и стали лить кислоту на землю - ни бум - бум в химии. - Дайте мне, - говорю, - ну, дайте мне. Дали. Вылил оставшуюся часть в кроватку с алюминиевой стружкой. Несколько секунд ничего не было. И вдруг столбом пошёл белый водород. Я тут же сунул голову в газ и вздохнул ртом. Хотел проверить число Авогадро.
  Любопытно, какой у водорода вкус, запах. Дальше горла газ не пошёл, мгновенно сработали какие-то клапана в горле и перекрыли доступ в лёгкие. После этого случая у меня стало плохо с памятью - перестал добавлять 'блин' в конце предложения.
  
  В самом здании училища столовой нет. Фезеушники ходят есть на территорию завода через проходную напротив училища. Эта столовая только для нас. Кормят вкусно. Компот не разбавляют, вкусное первое и второе. К компоту прилагается пирожок с повидлом - объеденье. Иногда на обед на закуску на столе стоят блюдце с двумя шпротами и другое с творогом. Мы видим: шпроты совсем без чувств и ложим их головами в творог. Нам говорят: 'не ложьте!', а мы всё ложим и ложим.
  Кормят нас по талонам. Талонов всегда одно количество, а едоков меньше - кто-то болеет или отсутствует по другим причинам. Порцию отсутствующих делят между собой их друзья - пируют. В столовой работает жена нашего Николая Фёдоровича, поварихой.
  
  После нового года нас распределили в заводские цеха, оформили электромонтёрами второго разряда. Я и Игорь Панкратов попали в ДОЦ - деревообрабатывающий цех, в мастерскую электромонтёров. Здание построено ещё при Рябушинском.
  На первом этаже деревообработка - десятки станков, шум и запах свежей сосны, табельная, бухгалтерия, завком, начальник цеха, несколько помещений для изготовления фурнитуры для кабин. На втором этаже собирают платформы из досок с помощью гвоздобойных молотков, красят в зелёный цвет кабины, ползущие по напольному конвейеру. В подвале мастерская водопроводчиков. Их десятка полтора - многие не бритые, с цветными носами. Несколько токарных станков, генераторная, раздевалка и наша мастерская. У цеха двое ворот, напротив друг друга. Рядом с воротами стоит маленькая будка. Такая маленькая, что помещается только стул и больше ничего. Это место привратника. Машины и электрокары сигналят, он выходит и открывает ворота.
  Люди в нашей мастерской замечательные. Только один нехороший дяденька лет тридцати - Серёжа. У него пятый разряд - это очень высокий разряд, мы, например, работаем по второму. Нас, иногда, придают ему в помощь. Специалист он хороший, но всё время ворчит и ругается, торопит.
  Мастер наш рассказал о своей молодости. Он самостоятельно научился разбираться в радио и электрических схемах. Пришёл устраиваться на работу после войны. Ему сказали - начерти принципиальную схему станка. Он положил лист ватмана на пол, разложил на нём реостат, рубильник, трансформатор и остальные аппараты и стал обводить их контуры карандашом и соединять линиями.
  С нами сидит и чинит дрели дедушка Иванов. Ему за семьдесят. Он рассказывает, что видел царя в 1913-м, на праздновании 300-летия дома Романовых. Говорит, что царь наш был рыжий.
  Ещё два электромонтёра - бригадир Вася и Коцюба. Васька крепкий, добрый и всегда в хорошем настроении. Он залезает под потолок, на самый верх стремянки - пять с половиной метров, так, что позади его икр остаётся последняя, верхняя перекладина, и ломает старую арматуру, раскачиваясь из стороны в сторону.
  У некоторых рабочих ладони и пальцы с такой толстой кожей, что они на спор вытаскивают предохранители под напряжением 380. Кожа, как кирзовый сапог, вокруг ногтей въевшаяся чернота.
  В постоянную нашу обязанность входит замена перегоревших ламп в цеху. А ещё замена колпаков ламп, покрывшихся зелёной краской от краскопультов. В любом случае нужно снимать тяжёлый колпак. Работаем на пятиметровой стремянке. Нас трое Игорь, я и взрослый монтёр. Один наверху, двое держат стремянку, упираясь ногами в её концы с резиновыми набивками. Работаем только под напряжением. Выключать свет нельзя - внизу работают станки. Для слабых детских рук чугунные колпаки серьёзный груз. Сворачиваешь, сворачиваешь, внезапно резьба кончилась и тяжесть в руке. Если удаётся, лампочку выворачиваем свободной рукой. Нет - спускаемся на пару ступенек, и протягиваем колпак напарнику. Иногда крутится колба, висящая на одном или двух электродах, а патрон остаётся на месте. Тогда её нужно просто сорвать, иначе замкнёт. Во втором случае колба лежит в колпаке, торчит один патрон. Патрон мы выворачиваем пассатижами. Если не повезёт можно сразу замкнуть электроды губками и получить искры. Или тихо вывернуть, перехватывая пассатижи то одной, то другой рукой. Важно, чтобы губки держали за одно место. При замыкании нельзя дёргаться - полетишь вниз на станки. Нас научили опускать голову, когда начинаешь выкручивать лампу.
  Прошло месяца два и в мастерской появился Пантелей Иваныч, дяденька лет сорока пяти. Когда-то до нас он был бригадиром в нашей мастерской, а потом уехал на север, что ли. Бригадирство ему не вернули, дали высокий разряд. Пантелей Иваныч ужасно безалаберный. Однажды его поставили старшим над нами. Пошли заворачивать лампочки на участок сборки кабин. Мы с Игорем откручивали лампы, стоя на закапанном маслом двутавре, безо всякой страховки. Лестницу убирали, потому что по двутавру тянется цепь конвейера, по которому периодически проходит подвеска и обязательно потянет лестницу. Вообще-то такие работы запрещены. Нужно было что-то придумать, хотя бы попросить начальника участка на пять, десять минут прекратить доступ на эту ветку подвесок или в обед придти.
  Все монтёры носят спецовки, а Пантелей Иваныч - синий халат, из-под которого виден пиджак, сорочка и галстук. Всё тёмно-коричневое, тёмно-синее - производство всё-таки, грязно. Когда над нами Пантелей Иваныч, стремянку таскаем с этажа на этаж по лестнице, хотя можно воспользоваться грузовым лифтом. Мы робко предлагаем ему сделать это, но Пантелей Иваныч говорит - какая разница. Мы молча переглядываемся.
  Меняли лампы на первом этаже в помещении, где шьют всякую фурнитуру для кабин. Стремянку не раздвигали, а сложенную облокотили на ненадёжную дюймовую трубу под потолком. Залез, отворачиваю колпак, чувствую - ползёт лестница вправо. Игорь и Пантелей Иваныч стоят, болтают. Говорю им сверху: - Держите лестницу! Куда там, стоят себе и делят шкуру неубитого медведя. Кручу, кручу, чувствую: опять поползла. Во мне уже осатанённость. О, кто-нибудь! Приди, нарушь, чужих людей соединённость и разобщённость близких душ! Второй случай в жизни, когда кричал на взрослого человека.
  Много времени уходит на ремонт электродрелей-гайковёртов. Они используются на участке сборки кабин 157 ЗИЛ - машин. Дрели трёхфазные, 36-вольтовые. Низкий вольтаж - в целях безопасности рабочих сборщиков. У всех дрелей одна неисправность - обрыв одной или нескольких фаз. Мы прозваниваем провода и укорачиваем кабель в резиновой оплётке до места обрыва. После нескольких ремонтов кабель становится слишком мал, и тогда его заменяем. Ремонтируем дрели в мастерской, за стендом с вольтметром, омметром, трёхфазной розеткой для 36 вольт. Нас научили крутить отвёртку одной рукой, прижимая её ладонью в момент остановки. Научились срезать изоляцию провода, не задевая жилы. Конец провода мы оголяем на длину, достаточную для того, чтобы сделать петлю, в которую потом сядет болтик. Изолента у нас промышленная, чёрная, матерчатая, высокого качества. В магазине такая не продаётся. Правильно отрываем ленту: большой палец прижимает её к катушке, а другой рукой делаем поперечный надрыв. Бывают случаи, когда лента широка, тогда рвём её вдоль на две части. Как только мастерская получила новые ленты, нам дали домой по катушке.
  В день приносят десяток, а то и два десятка дрелей. Позднее на конвейерах повсеместно перешли на пневматические дрели. А пока в нашем подвале для выработки нужного количества вольт и тока - генераторная комната. В ней стоят генераторы и двигатели размером с квасную бочку, только синие. Однажды иду по коридору, вижу сноп искр из генераторной. Летят через сетку, которой она ограждена. Может сварка? Даже для сварки многовато, настоящий салют. Оказалось 'полетел' генератор. Замкнули пластины коллектора, и возник круговой огонь. Это редкое явление описывается только в учебниках.
  На стенде мы проверяем и стартёры для люминесцентной арматуры. Сгорел - не сгорел. Мы с Игорем хулиганим - разбираем стартёр, закорачиваем электроды, вновь собираем и кладём в кучку для проверки. Косимся, как Богданыч суёт их в тестовую розетку и говорит 'Ёпересете!'.
  Однажды вскрыли старый углекислотный огнетушитель, у которого истёк срок годности. Нажимаешь, и из него идёт струя, которая превращается в белый порошок. Это углекислый снег. Он такой же холодный и скрипит в ладони. Только в отличие от обычного снега, он не становится жидкостью, а сразу превращается в пар.
  У нас много всяких двигателей со шкивами и муфтами на шпонках. У некоторых мы меняем подшипники, если необходимо, смазываем их новым тавотом. Если подшипник 'пригорел', снимаем его стяжками.
  Сгоревшие электродвигатели разбираем, сбиваем зубилом обмотку статора - она из цветного металла, а остальное идёт на переплавку. Спереди и сзади у двигателя крышка и фланец. Нужно отвернуть все болты (восемь на крышке, восемь на фланце или шесть) и легким ударом киянки по концу вала сдвинуть статор. А дальше он легко пойдёт сам. Двигатели лежат перед мастерской на полу. Тут же их и разбираем. Сижу, копаюсь со старым двигателем. Оба фланца снял, снял переднюю крышку. Отвернул болты с задней. Задняя что-то не идёт. Колочу киянкой по валу. Не идёт. Мимо проходит Геркулес.
  - Что, не получается? Давай помогу.
  Хрясть, хрясть. Крышка раскололась, статор частично вылез. Это не страшно, потому, что двигатель пойдёт на переплавку.
  - Учись студент, пока я жив.
  - Спасибо.
  Геркулес ушёл. Только тут я увидел, что забыл отвернуть один болт с задней крышки.
  
  Зимой в один прекрасный день вдруг выпало много снега. Мы всей мастерской пошли разгребать сугробы у складов нашей мастерской. Все работают весело, армию вспоминают. Васька шутит, Коцюба шутит. Чистили снег мы для себя от выхода из раздевалки к нашим складам.
  Начиная со второго курса, мы стали работать три раза в неделю, а три - учиться. Приходим в мастерскую к восьми. На обед уходим в одиннадцать - такое расписание в училищной столовой. У наших электромонтёров обед с двенадцати до часу. Таким образом, мы больше часа сачкуем или едем в пивную, за Автозаводский мост. Заканчиваем работу в три часа, как несовершеннолетние. Вот это жизнь.
  В пивной с Игорем или Сашкой Журавушкиным выпиваем по кружке, возвращаемся и лезем на стремянку, крутить лампочки. Мы мечтаем скорее повзрослеть, хотим, чтобы наша маленькая детская печень ничем не уступала взрослой.
  С Игорем мы дружим, но только в цеху или училище, в отличие от Сашек. Впрочем, дома у него, я однажды побывал. Игорь отлично разбирается в электронике - схемах усилителей, транзисторах, просто чувствует их, он самоучка. А учится слабо, на тройки. У нас мечта сделать свои электрогитары, колонки и усилитель. Игорь легко помогает нам в электронике.
  
  В конце ноября нашу группу пригласили в гости будущие медсёстры из медучилища у метро Кунцевская. В нашем училище своих девчоночьих групп нет. Когда-то была группа фрезеровщиц, но от этого быстро отказались - одни нервы.
  Субботний вечер. Девчонки встретили нас, как родных. Их в группе тоже около тридцати. Встреча проходит в вытянутом зале. Два ряда столиков. Один вдоль окон, другой вдоль стены. Столики на четверых. Каждому по 'Эклеру', по бутылке 'Буратино', пряники и ещё что-то вкусное. Надо же потратились и разложили красиво как, лапушки. Магнитофон периодически даёт сбои, и танцы то и дело срываются. В основном звучат быстрые мелодии, парами никто не танцует. Мальчики и девочки сидят в разных рядах, друг напротив друга. Когда наелись, мальчики постепенно оживились и стали загадочно посматривать на девчонок. В ход пошли записки: 'Я работаю отлично, премирован много раз. Только жаль, что в жизни личной очень не хватает Вас', 'Я тоскую по соседству и на расстоянии. Ах, без Вас я как без сердца жить не в состоянии'. Мы с Сашкой Журавушкиным пишем с ошибками и потому сразу пересели за столик к двум девочкам. Премиленькие. Сидим визави. На нас посмотрели другие мальчишки и тоже стали пересаживаться. Познакомились. Ира и Света. Не успел я прошептать Ире: Не видеть мне твоих лобзаний, не слышать мне твоих речей, не разделять твоих страданий, и тихой радости твоей..., как вошла вахтёрша и объявила:
  - Силь ву пле вотр дам ангаже.
  Что означает: кто оставил свои польта в раздевалке, просьба срочно забрать.
  
  В апреле на нашу группу дали бесплатную путёвку в Одессу в санаторий профтехобразования на одного человека. Николай Фёдорович отправил меня. Двадцать один день у моря. Еду поездом, с Киевского. Москву оставил с почками на деревьях. Проснулся рано, за окном Хованщина, нет, Брянщина. На деревьях молодые листочки. Посёлок. Тётеньки в белых платочках и дяди в кепках, в брюках, заправленных в сапоги, спешат на работу. Идут пешком, или не торопясь, едут на велосипеде. Ещё час прошёл. Украина. Другой посёлок. Белые мазанки, соломенные крыши. В школу идут пионеры с красными галстуками и бритыми затылками. И опять тётеньки и дяденьки, но уже опрятнее одетые. Листочки на деревьях заметно крупнее. Из леса вышли две косули, не боятся, провожают поезд. Киев. Стоянка час, но уходить далеко страшно. А сигарет то человеческих нет в табачном киоске.
  В поезде познакомился с Ирой, москвичкой, она тоже едет в Одессу, но в другой санаторий.
  В Одессу приехал вечером. От вокзала до санатория нужно добираться на трамвае. Удивительно: в одесском трамвае нет билетных касс, только компостеры. Может быть, в последнем вагоне нет, а в первом есть? Так, так, возьмём на заметку.
  Санаторий для ПТУшников располагается в усадьбе прошлого века, в черте города. До моря десять минут пешком. Территория обнесена старым забором из песчаника, лёгкого жёлтого камня, который крошится, если задеть чем-то острым. Много зелени. Вокруг трава, кусты и деревья. Есть места под кустами сирени, где примята трава....
  В центре усадьбы старинный корпус. Очень старый, даже один балкон отвалился. В корпусе высокие потолки и двери. Рядом пара современных корпусов, один жилой и физиотерапии.
  В нашей палате пять человек. Мальчишки из профтехучилищ разных городов страны. Москвичи тоже были, но в других палатах. Чемодан, при заселении сдаётся в камеру хранения, деньги - начальнику. Такой порядок, иначе сопрут. Все имеют книжку отдыхающего, в которой записаны приметы и кличка чемодана. В ней же врачи отмечают пройдённые процедуры. На первом осмотре главный врач понюхал, понюхал меня и назначил хвойные ванны. Хорошо, что не сероводородные. От отроков, принявших сероводородные ванны, все трезвые отдыхающие стараются держаться подальше. И ещё я получил: ЛФК - лечебную физкультуру, прогревание и высмаркивание под песни советских композиторов. Раз в неделю книжечку проверяет начальник. При отсутствии штампа и расписок врача о прохождении процедур чемодан переходит в собственность санатория.
  В нашей палате один мальчик носит ботинки, не полуботинки, а ботинки. Это смешно - на улице жара. Ночью мальчишки в один ботинок налили пол графина воды. Хотели посмеяться утром. А утром воды в ботинке не было, вся впиталась, а ботинок опух и стал невменяем.
  В один из вечеров только, только легли, ещё свет не потушили. Я выглянул, нет ли девочек, и в трусиках пробежал в туалет. Неспеша вернулся. На середине палаты меня догнала уборщица и неожиданно шваркнула по голой спине тряпкой, которой мыла пол. Я развернулся, кулаки сжались, но поднять их не смог. Плюнул ей в лицо и стал выступать. Уборщица что-то пробормотала, вытерла переносицу и ушла.
  Никогда ещё не видел моря. В первый же день вышел из санатория и спросил первого встречного, где оно. Он посмотрел на меня внимательно и показал рукой в противоположную сторону. Санаторий стоит на Приморском бульваре, недалеко от Аркадии. До моря близко. Берег высокий. Море тёмно-синее. Спустился, попробовал на вкус, оно должно быть солёным. Солёное. Пляж почти пустой, ещё не достаточно тепло. Вернулся в санаторий - санаторной книжки нет! Прощай чемодан! Вечером ворота закрыли, а на следующий день я нашёл свою книжку в песке, на пляже, на том же месте.
  Ира, с которой я познакомился в поезде, дала мне свой одесский адрес, и я решил навестить её. Купил карту города, и побережьем пошёл пешком в Черноморку. Черноморка это оазис западнее Одессы. Детский санаторий. Низкий белый заборчик. Галечные дорожки с белым кирпичом по бокам. Толстые стволы деревьев внизу покрашены известью. Клумбы. Белые скульптуры пионеров горнистов, трубачей, футболистов, скульптурная композиция мальчиш - плохиш и Максим Горький пьют чай с вареньем и печеньем. Ира меня холодно встретила. Не стоит больше ходить сюда. Попил кваса из бочки на побережье. Холодный, колючий. В город возвращался трамваем. Два - три километра трамвай идёт по голой степи среди виноградников. Никаких домов, деревьев, дорог и транспорта, только трамвайные рельсы впереди. Здесь позднее снимали эпизод из 'Раба любви'.
  Если днём жарко, идём на пляж, если градусов двадцать - в город. Облик Одессы сложился в моём воображении благодаря книге 'Белеет парус одинокий', Валентина Катаева. И благодаря фильму с тем же названием. На деле оказалось, что город совсем другой. Во всяком случае, тот, что я видел. У нас была специальная экскурсия по городу. И самостоятельно я бывал на Привозе, Дерибасовской, Приморском бульваре, Потёмкинской лестнице, в парке культуры и отдыха. В парке на аттракционах дают жвачку, если застрелишь кого-нибудь. Жвачка для мальчиков, тоже, что лак для ногтей для девочек. Акация на бульварах белая, а не жёлтая, как в Подмосковье. И растёт она деревьями, а не кустами.
  Мороженое в Одессе непривычное. Например: фруктовое в шоколаде за 18 копеек. В Москве такого нет. У нас или фруктовое за 7 - 9 копеек, или сливочное в шоколаде 'Лакомка' за 22 копейки.
  Сигарет нет. В палате у меня купили последнюю пачку 'Пегаса', а когда я подошёл к первому киоску, а потом ко второму, то увидел только папиросы 'Волна' за шестнадцать копеек и сигареты 'Якорь' за сорок.
  Свои сорок пять рублей я растянул на все три недели. Иду в город - беру по пять рублей. Этого хватает на мороженное, лимонад 'Буратино' и сигареты. Стараюсь экономить на проезде. Оказывается, в одесском пассажирском транспорте вообще нет касс. Их просто спилят, пока водитель смотрит на светофор. Позднее выяснилось, что во всех городах страны так. Только в Москве и Ленинграде в городском общественном транспорте стоят кассы. Для оплаты проезда нужно заранее приобретать талоны и компостировать их в салоне.
  Ближе к маю стало теплее. Каждый день солнечный. Утром, когда открываешь глаза в кровати, сквозь листву видно пасмурное небо. Но это обман. Солнце ещё не поднялось над городом, оно висит у моря. Воздух: 23 - 25 градусов. Можно загорать. Пробуем купаться, но долго не выдерживаем - вода 11 градусов.
  Пока мы отдыхали, поджигатели войны на загнивающем Западе забряцали оружием. По стране прокатилась волна по сбору подписей за мир во всём мире. Вот и в нашем санатории на выходе из столовой появились листы подписей. Сначала все писали себя, потом в списках зачастили Козловы, Пипискины, Хрюши, а потом пошли такие любители мира, что все отходили от листов со слезами благодарности.
  Одеваюсь я модно. Ботинки на платформе. Брюки - клёш от бедра, с накладными карманами, в которые влезают только пальцы, ладонь остаётся снаружи. Пиджак в клетку, почти как у Бубы Касторского. Ярко-жёлтая рубашка. Её воротник с острыми длинными концами заправлен поверх пиджака. В моде широкий пояс у брюк и широкий ремень с чудовищной пряжкой. А про новую рубаху и костюм, что в праздник сшил, мне районный парикмахер комплименты говорил.
  Познакомился с девочкой Ритой. Рита из подмосковного городка Электросталь. Мы сидим вечером на лавочке. Никогда ещё не целовал девчонок. Попробовал поцеловать Риту, но она говорит, что ей нельзя в губы, - Слаба. Млею. Ничего не поделаешь, целуемся в щёку. Сидим, взявшись за руки, и негромко напеваем:
  
  Гремела атака, и пули звенели,
  И громко строчил пулемёт
  И девушка наша проходит Каховкой
  В горящей шинели идёт....
  
  Оставшуюся неделю в Одессе гуляю с Ритой или с Сергеем, ФЗУшником из Донецка. У него удивительно жёсткие ладони, не кончики пальцев, а вся ладонь - он газоэлектросварщик. Сергей хочет купить магнитофон 'Весна' за 190 рублей, мы бродим по центру, ищем. 'Весна' считается лучшим магнитофоном из трёх марок, выпускаемых в стране. У Сергея две купюры по сто рублей. Большие, жёлтые бумажки с профилем Ленина, пахнут типографией. Несколько раз видел такую у мамы в день зарплаты.
  Те, кто не бывал в Одессе говорят: 'Одэсса', а не 'Одесса'.
  С обрывистого берега бросил в море пятнадцатикопеечную монету, чтобы ещё раз когда-нибудь вернуться.
  
  
  Наступили летние каникулы. У нас они 45 дней, а не 90, как у школьников. Пол лета мы работаем на заводе, в своих мастерских. В выходные я, Сашка Журавушкин, Рита, с которой познакомился в Одессе, и её подруга встречаемся в парке культуры Горького. Гуляем по аллеям, сидим в закусочной берём бутылку красного вина. Рита любит выпить. Иногда она приезжает ко мне домой, и, насупившись, сидит на кушетке, пока в беседе участвуют мама и Димка. Она умнее меня, и раньше поняла, что мы не пара. Звонит всегда она мне. Из будки, домашнего телефона у неё нет. Мы с Сашкой поехали к Рите, в Электросталь, на её день рождения. Чуть больше часа на электричке от Курского. Сашка тащит кассетный магнитофон - у кого-то взяли взаймы, я - цветы, торт и вино. Двухэтажный, старенький дом. Риты дома не оказалось, нас встретила её мама. Посидели втроём несколько часов, послушали музыку, выпили. Рита так и не пришла. Дома меня успокаивала мама и Димка:
  - У тебя ещё будет много девушек, вот посмотришь....
  
  В воскресенье мы втроём Журавушкин, Потехин и я поехали в Серебряный бор. Для Сашек это рядовое событие, они недалеко живут сел на троллейбус и там. А я был в бору впервые. К моему дому ближе всего Ленинские горы, здесь пляж по обеим сторонам от метромоста. Люди лежат. Очереди у киосков с мороженым, водой и бумажными стаканчиками. Висят таблички: 'Купаться запрещено!'. Всё равно все купаются. Запрещено, потому что на дне встречаются брошенные железобетонные плиты. Один майор нырнул и повис. Когда проезжаешь метромост в жаркий день, в окна видны склоны холмов у воды розовые от человеческих тел. С западной стороны пристань для речных трамвайчиков. Набережная в граните, без ограды. На гранитной плите у воды лежит ответственный работник, загорает. Рядом с ним свёрнутая одежда, обувь и портфель. Речной трамвайчик прошёл близко, и волна накрыла дяденьку и смыла одежду.
  В Серебряном бору вода чище, песчаный пляж. Народу также много. Загорают, играют в волейбол. Киоски с мороженым, водой и коржиками. В Серебряном бору как за городом. Зелено, дачи стоят.
  Сашка носит потёртые джинсы. Об асфальт тёр. Сам мне рассказывал. На бёдрах висят лохмотья. Уж я-то теперь тереть не буду. Надо было на пальто сначала попробовать, прежде, чем джинсы портить. Откуда же нам было тогда знать, что на фирменных джинсах краска линяет от стирки, и потому появляется потёртость. У нас у всех советские джинсы. Американские появятся в продаже через пятнадцать лет. А пока пытаемся как-то подражать. Ещё в 'Метеоре' я подсмотрел, что у Димы из 'Аргонавтов' джинсы подвёрнуты снизу. Примерно на ширину ладони. Мои становятся малы, подшить снизу кусок джинсовой ткани, как будто они подвёрнуты - замечательный выход из положения. Мама так и сделала. И они прослужили мне ещё три года.
  
  Прошло полтора года, и наступил отчётный период, когда нужно делать самостоятельную работу по специальности. Мастер мне и Игорю дал задание электрифицировать подсобку на крыше нашего цеха. Причём провода нужно пустить по дюймовым трубам, а трубы закрепить на потолке, предварительно погнув их в нужных местах. Мы получили провода, рубильник, выключатель, два взрывобезопасных светильника, распределительную коробку, хомутики и крепёж. Трубы резали и гнули в мастерской водопроводчиков. Отрезать просто, а погнуть? Сначала я думал, что водопроводчики гнут трубы о спину или шею, безбожно сквернословя. Оказывается, нет, для этого есть хитрый станок. Работу свою мы сделали на совесть. Щёлк и в подсобке светло. Всем понравилось. Кроме того, мы рассчитали экономическую часть. Нас посадили в табельной и показали таблицу тарифных ставок почасовых и дневных, для монтёров второго разряда. Там же мы нашли поправочные коэффициенты на работу в горячих цехах, в ночное время, но нас это не касалось.
  
  Во вторую половину лета начались каникулы, и мы поехали на турбазу в Улыбышево во Владимирской области. Мещёрский край, дикие леса, озёра и болота. Турбаза километрах в двадцати от Владимира на юг, по единственному мосту через Клязьму.
  На турбазе несколько фанерных домиков для отдыхающих с завода, столовая и клуб. ФЗУшники живут чуть в стороне, в палаточном городке. В палатке две раскладушки с матрасами, тумбочка. Мы живём вместе с Журавушкиным, Потехин Шура не поехал. Комары летают целый день. Коричневые, большие, совершенно не стесняются будущих передовиков производства. Кышь отсюда! Что, глухой что ли? Кусают даже в пятку через носок, ночью. Утром она чешется при ходьбе.
  
  Ещё в Москве нас с Сашкой включили в состав училищного вокального ансамбля 'Три - пятнадцать'. Сашка солист, я - бас. Ещё два старшекурсника: ударник и ритм-гитара. Руководитель - мастер группы слесарей-ремонтников. Инструментов - полный комплект. О таком можно только мечтать. У нас - Сашки, Шуры, Серёжи и меня, заветная мечта иметь свои инструменты. Однажды я заглянул в музыкальный магазин в Ветошном переулке: бас-гитара стоит 180 рублей, ритм-гитара - 235. А ударник, а усилители и колонки, а микрофоны. Нам не потянуть. Нам платят 40 рублей раз в три месяца. Остальная часть зарплаты включена в бесплатные обеды и завтраки, форму и обучение.
  Почти ежедневно мы играем на танцах. Репетируем мало. Мы стали популярны на турбазе. На танцы сходятся обе деревни и турбаза в придачу. Незнакомые ребята подходят, здороваются, называют по имени. В нашем репертуаре тридцать - тридцать пять песен, отечественных и зарубежных. Среди них:
  
   'Вологда':
  ...Где ж ты моя ненаглядная, где
  В Вологде_где_где_где, в Вологде_где,
  В доме, где резной палисад....
  
  'Клён':
  Там, где клён шумит, над речной волной
  Повстречались мы на беду с тобой....
  
  'Россия', музыка А. Новикова, стихи С. Алимова:
  
  Где найдешь страну на свете
  Краше Родины моей?
  Все края земли моей в расцвете,
  Без конца простор полей!
  
  Припев:
  Светит солнышко на небе ясное,
  Цветут сады, шумят поля.
  Россия вольная, страна прекрасная,
  Советский край, моя земля!
  
  'До чего же хорошо кругом!', музыка И. Дунаевского, слова Л. Некрасова:
  
  До чего же хорошо кругом!
  Под деревьями густыми - светлый дом
  И дорожка золотая, ярким солнцем залитая,
  По которой мы идем, мы идем, мы идем.
  До чего же хорошо кругом!
  
  С одной стороны от турбазы в пяти километрах лесом деревня Наумовка. С другой стороны - Бобровка. В лесу по одноколейке ходит кукушка - чёрный паровоз с двумя вагонами. Похожие только в музее можно увидеть. Ходит два раза в день. Других транспортных дорог между деревнями нет.
  У Сашки взаимная симпатия с Надей из Наумовки. А меня полюбила Люська из Бобровки. Она на год младше меня. Вечер. Мы прячемся от моросящего дождика под карнизом турбазовского домика. Люська положила мою ладонь на ейную грудь:
  - Послушай, как бьётся сердце.... Стучит? .... Стучит?!
  'Мне теперь не до игрушек, я учусь по букварю...'. Стал вспоминать, что в таком случае говорил Семён Семёныч Горбунков, старший экономист Гипрорыбы: '... а нет ли у вас такого же, но с пелра.. перламутровыми пуговицами? ... отель Атлантик, номер 327, Анна Сергеевна ... нам бы насчёт халату...' Всё это не то. Не успел я открыть рот.
  - Поздно, - воскликнула Люська, - я обвенчана, я жена князя Верейского!
  
  Мы с Сашкой идём к лесному озеру в смешанной компании из деревенских и турбазовских девчонок и ребят. Вдруг сосны и ели закончились, и перед нами открылась ровная большая поляна. Посередине озеро. До воды ещё несколько десятков шагов по мху. Мох качается под ногами. Местные ребята сказали, что озеро подо мхом, но бояться не нужно, мох выдержит. Подошли к краю, озеро круглое, как блюдце, вода чёрная, дна не видно. Сашка присел на краю помыть голову. Остальная компания в стороне, болтает. И Сашка, и я вообще-то ребят этих не знаем, это они нас знают как турбазовских музыкантов. Когда Сашка намылил голову и лицо, я решил попугать его - взялся за бока, как бы толкая в воду. Он немного понервничал, и мне было этого достаточно. Присел рядом, чтобы смыть мыло с рук. Через мгновение я свалился в воду, совсем как агент Клаус. Столкнула меня одна из девчонок. Вылез с трудом - дна нет, ноги тащит куда-то под мох, одежда тяжёлая и ботинки. Публика хохочет и девчонка тоже. Попытался догнать её - но она понеслась от меня, как Лиза Бричкина.
  
  Нам с Сашкой по шестнадцать, а познакомились мы с Владиславом, отдыхающим на турбазе, которому девятнадцать лет. Для нас он дядя и по возрасту и по уму. Интеллигентный, интересный собеседник. Научил нас играть в 'Кинга' и 'Бридж'. На турбазе отдыхает стайка начитанных девушек, старше нас на несколько лет. Для них нет сверстников здесь, и иногда мы прогуливаемся компанией. Сашке понравилась девушка из начитанных, и однажды он попал в неловкую ситуацию. Шёл под руку с одной, а впереди показалась его деревенская пассия. Я запомнил это навсегда и решил, что для себя такого не допущу.
  
  Кормят нас скучно. Макароны, макароны, с подливкой, макароны с сыром.
  
  Однажды нас попросили перетащить волоком лодки из озера у турбазы на Клязьму. Работа тяжёлая, волокли по траве несколько километров. В Клязьме искупались. Залез в воду, стою по горло и чувствую, как песок из-под ног вымывает быстрое течение. Если не сопротивляться, унесёт. Все бурлаки получили значки 'Турист СССР'.
  В Улыбышево впервые набрёл на большую земляничную поляну. Ягоды ароматно пахнут, тёплые от солнца. Сладкие, а не кислые, круглые, размером с орех. Бесполезно нагибаться или приседать за ягодами, лучше ползать на коленках.
  Несколько раз нас группой вывозили во Владимир, в музеи и храмы. Мы с Сашкой отпросились зайти к его родственникам. Николай Фёдорович разрешил, предупредив, чтобы успели на автобус в три часа. Мы посидели у родственников, вышли - троллейбуса нет. Нет и нет. Побежали. До вокзала километра три, Сашка ведёт, он знает дорогу. Тяжело как. Успели.
  Поехали на экскурсию в Суздаль. Сашка, я, а остальные мальчишки - старшекурсники. Во Владимире остановились у экскурсионного бюро, взять экскурсовода. Двери открылись, и зашла молодая женщина. - Не, нам не надо!.. Мы уже видели... Мы сами...., - понеслось со всех сторон. Милая женщина вышла с дрожащими губами. В Суздале наши высыпали на торговой площади и разбрелись кто куда. Договорились через три часа сбор на этом месте. Старшекурсники пошли пить медовуху. Мы с Сашкой походили назад - вперёд вдоль Торговых рядов, поели мороженое. Так ничего и не увидели. В положенное время автобус отправился обратно. Большинство мальчишек вернулись с тупыми, хмурыми мордами, кого-то вели. За мостом через Клязьму автобус по многочисленным просьбам почтеннейшей публики остановился, и качающиеся два десятка камер-пажей стали орошать газон на виду всего Владимира. Дальше поехали. На душе сразу стало легче, затянули отрядную: 'Хороша я, хороша, да плохо одета. Никто замуж не берёт девушку за это...'.
  
  В Москве, в конце лета я познакомился с Олей. Оля - подруга моей родственницы Наташи, умной, начитанной девочки. У Оли светлые волосы и белый пушок по щёкам. Мы стали встречаться. Иногда мы собирались вчетвером. Мне хотелось, чтобы Сашке понравилась Наташа.
  Приезжаю в Измайлово, и мы с Олей ходим в лес, гуляем по зелёным парковым улицам и бульварам, ходим в кино. Однажды ходили в парке. Пасмурно. Птиц нет, насекомых нет. Нашли пень. Чтобы не испачкаться подстелил свой пиджак. Сидели, болтали. Я скучный собеседник, или молчу или о ерунде. Что меня интересует, кроме гитары? Я мало читаю, планов на будущее нет, спорт меня не волнует. Собрались уходить. На подкладке пиджака шевелится куча рыжих муравьёв. Отогрелись грызуны.
  Оля поступила в строительный институт, на вечерний. Теперь мы встречаемся реже. Я скучаю. Два раза в неделю, не предупреждая Олю, приезжаю на Первомайскую к одиннадцати вечера, чтобы встретить её и проводить до дома. Мы идём пешком тёплым или дождливым вечером. Пятнадцать минут. Ещё несколько слов у ступенек подъезда. Отдаю цветы и целую в пушистую щёку.
  
  В начале учебного года в училище появилась женщина корреспондент всесоюзного радио. Она ищет ФЗУшника, который должен дать интервью. Зина, комсорг училища, направила к ней меня. Вымыл руки и пошёл к корреспондентке. Женщина, старше мамы на вид. Когда разговорились, оказалось, что она ровесница ей. А выглядит старше, потому что курит - решил я. Моя задача - ответить на несколько вопросов, но не одним предложением, а развить тему. Лишь только под носом включается микрофон, я каменею. Корреспондентка бьётся второй час, ничего у нас не получается. Тогда пошли по методу Станиславского: записали на бумагу - по радио всё равно не видно. Я читал, местами делал паузы, повышал и понижал голос. Наболтал на час. Через месяц услышал себя по приёмнику, по первой программе. В передачу вошло только несколько минут из беседы. С тех пор чувствую, если в радиопередаче читают с бумаги.
  
  В октябре, на выходные наша группа пошла в поход в Есенинское Константиново. Вёл, как обычно, Михалыч. Около тридцати человек. Сашка, Серёжа и я помимо рюкзаков несём гитары. В нашей группе моя Оля и Наташа, есть другие девчонки и Галина Николаевна - химичка. Константиново лежит в стороне от железной дороги. Мы вышли из электрички, и пошли пешком. Идём свободно, занимая всю ширину дороги, машин нет. С одной стороны дороги убранное чёрное поле, с другой яблоневый сад. Сад большой как лес, без ограждений. На ходу рвём яблоки. Наша тройка держится впереди группы, мы первыми вошли в пустую деревушку. У избы женщина средних лет:
  - Купите сливы, ребята.
  - А сколько стоит?
  - Рубль.
  За ведро. Милая женщина, спасибо тебе.
  Палатки разбили на краю убранного поля. Костёр, гитары. В палатке четверо или пятеро. Я надулся на Олю. Она легла ко мне спиной, а лицом к Сашке. Вылез из палатки и пошёл в поле. В полной темноте. Под ногами вспаханная земля большими комьями. Минут пять шёл. Уже отблески костра исчезли. Впереди кучка чего-то светлого. Догадался - солома. Внезапно из кучи, каркая, вырвался десяток ворон. Дух захватило. Сел на солому, покурил. Остыл. Надо идти назад. Куда? Пройду пару десятков шагов. Останавливаюсь и смотрю в бок. Почему-то если прямо смотреть в сторону лагеря отблесков костра не видно.
  Утром позавтракали и пошли в Константиново. У музея часть группы осталась с рюкзаками, другая смотрит экспозицию. Запомнился дом и берег широкой Оки. Всё, что внутри совершенно не запомнил, ни одной фотографии или предмета. К тому времени я знал несколько известных стихотворений и песен Есенина, не более. Взрослые утверждали, что он гений, и я верил им на слово. Я ещё не знал, что читать его - великое наслаждение. Такое же, как слушать хорошую музыку или смотреть на красивую картину. Особенно хороша у него лирика 12-го - 14-го годов.
  
  Новый год мы встретили у Сашки Журавушкина. Нас семь человек. Оля, Наташа, обе Сашины сестры, Владик. Было весело. Нарядная ёлка. Мы припасли хлопушки и заставили пищать девчонок, сыпали конфетти и пускали серпантинные ленты. Слушали пластинку Биттлз, сами играли на гитарах. На столе салаты, колбаска, сыр, другие закуски, бутылка шампанского и бутылка сухого вина. Вспомнил, как два месяца назад гости собрались у меня. Никакого особенного повода не было. Так. Нас было шестеро. Одна пара была новая. Мальчик с девочкой. Мальчик увидел единственную бутылку спиртного на столе и удивился: - И это всё?
  
  Солнечным морозным утром наша группа поехала в Калугу. Нас наградили, как победителя соцсоревнования. Успеваемость в группе лучшая на курсе, трудимся тоже хорошо, нарушений дисциплины нет...
  Калуга - город на Оке, стоит на крутом берегу. Через реку перекинут единственный мост, как во Владимире. Сразу зашли в замечательный уютный деревянный домик Циолковского. Домики вокруг тоже деревянные, деревянные заборы. Холмы такие крутые, что автобус не может проехать, идём пешком. Горожане, купив продукты, падают у гастронома и самокатом сползают к дому. На улице ни транспорта, ни пешеходов. Ждут, когда растает лёд. Тишина. Были в музее космонавтики.
  
  Галина Николаевна, наша классная, купила на группу билеты в цирк на Цветном бульваре. Мы сидим в третьем ряду снизу, у прохода. С одной стороны Оля, с другой Сашка Журавушкин. Я, как джентльмен, посередине. Просто я волнуюсь, когда Оля заговаривает с Сашкой. Цирк такой как в 'Укротительнице тигров'. Зал полон. Звук от этого мягкий. Играет оркестр. Конферансье во фраке. Клоун с рыжими волосами бегает по арене, смешит. Неожиданно пробегает по нашему проходу хватает зрителя, сидящего за нашей спиной за руку и бросает его через плечо на арену. К счастью это оказался манекен.
  
  Мама окончила институт и работает в своём же отделе инженером-конструктором. У неё чистый оклад, без премий и прогрессивок. Но зато есть ряд больших преимуществ. С работы она приносит микояновские сосиски, их нет в городских магазинах. Микояновские сосиски пахнут копчёным, а молочные, что продаются в городе, жирные на ощупь, противные. Мама приносит эскалопы и вырезку, которую могут позволить себе только работники торговли. Ежедневно служебный автобус везёт её на работу и домой бесплатно, она всегда сидит, и сослуживцы рядом сидят, никто не стоит. Мама обслуживается поликлиникой 4-го главного управления Минздрава. Она может бесплатно ездить в десяток подмосковных домов отдыха в отпуск или в праздничные и выходные дни. Родственники могут поехать туда за полцены. В её распоряжении пошивочная, в которой она может в год сшить из качественного материала одно женское, одно мужское пальто, два костюма, брюки. В пошивочной по ордерам выдают ондатровые шапки, шьют обувь на заказ. (До 90-х годов в Москве тяжело купить какую-либо обувь.) Мама получила уже вторую квартиру от работы.
  
  Весной наша группа поехала в Подмосковье на туристический слёт. Поехали не одни, слесаря и фрезеровщики тоже. Только, только вылезла трава, и молодые листочки. Разбили лагерь. Недалеко вьётся речка. Пошли искать дрова и вообще осмотреться. Несколько мальчишек перелезли по поваленной сосне на другой берег. Мы с Витей зазевались, пока другие вернулись. Подходим к сосне - на ней сидит Сашка Шуруев и радостно обрубает топором сучья, за которые мы держались, когда перелезали. Теперь по ней не перелезть. Высоко над водой, можно свалиться. Пошли искать другой мостик. Витя в оду сторону, я в другую. Нет вариантов. Тогда я присмотрел иву по высоте и стал рубить её. Случись это сейчас, я снял бы обувь и даже штаны и перешёл бы вброд. Бедное дерево упало, но перейти по нему невозможно. Оно опирается на другой берег, но прогнётся подо мной. Не помню, как я перебрался через реку и слёт совсем не запомнил. Только иву запомнил.
  
  На день рождения отец подарил мне магнитофон 'Комета'. Это бобинный магнитофон. Четырёхдорожечный. На ленте с каждой стороны по две дорожки. Прогресс.
  Каких-либо приличных записей в продаже нет, продают только чистые ленты. Все обладатели магнитофонов обмениваются и копируют ленты дома. Первые записи я копировал не по проводу, а через микрофон, потому что у Димкиного магнитофона нет специального выхода. Его магнитофону больше десяти лет. Качество получилось очень низкое. У Сашки есть магнитофон, но тогда я должен везти к нему свой через пол Москвы. А ведь он размером с баян.
  А друзья на день рождения подарили мне небольшую картину с рыжим клоуном, курительную трубку, глиняную маску на стену и игрушечную собачку.
  
  Летом наша группа получила ещё одну награду. Нам дали трёхдневную путёвку в Ленинград. Едем на автобусе. Старшие Николай Фёдорович и Галина Николаевна. По пути заехали в Новгород, он тоже в нашей программе. Красивый город. В Ленинграде нас разместили в двух - трёхместных номерах гостиницы 'Россия' у метро 'Парк Победы'. Друзья суетятся, чтобы поселиться вместе. Мы оказались с Сашкой в двухместном на десятом этаже, с видом на Московский проспект.
  Николай Фёдорович обзванивает всех.
  - Это кто? - спрашивает он строго.
  - А кого Вам нужно? - спрашиваю и по голосу узнаю Фёдоровича. Он представился, а я поздоровался. Как дела. Всё нормально. Некоторые мальчишки на его 'это кто?' отвечают бойко 'конь в кожаном пальто'.
  Ежедневно автобус возит нас на экскурсии. Эрмитаж. Здесь поразил золотой павлин - часы. Петропавловская крепость. Пискарёвское кладбище. Петродворец. Канал от дворца идёт прямо к Финскому заливу. Фонтаны - шутихи. Крейсер Автора - без него нельзя. Около него мы фотографируемся всей группой.
  Питаемся в столовой, но не в гостинице. В неё тоже отвозит автобус. Кормят мрачно.
  Каждый день колесим по Ленинграду, по Московскому проспекту, мимо триумфальной арки. Мелькают станции метро 'Электросила', 'Фрунзенская'. Проспект широкий, вокруг сталинская застройка, зелено. А в центре, когда сворачиваем на второстепенные улочки - дома с большими пятнами обвалившейся штукатурки, трещины, ветхость.
  Ближе к вечеру, в свободное время втроём Сашка, я и Сережа, пошли искать Сережиных родственников. Не нашли, он не знал точный адрес. Дома интересные - подъезд с выходом на обе стороны. Купили элитный портвейн 'Молдавский розовый', в бутылке мутного стекла, с надёжной пластмассовой пробкой. Выпили. Потом вышли к Невке. Спустились по ступенькам к воде. Вижу: сквозь качающуюся воду на дне блестят монетки. А вдруг они иностранные? Закатал рукав, лёг животом на гранит. Сашка и Серёжа держат меня за ноги. Оказалась не монетка - пивная крышка.
  С Сашкой мы ездили на Васильевский остров и бродили в порту. В кармане расклёшенных брюк, в который влезают только кончики пальцев, ношу трёхрублёвую бумажку. Уже две пропало, теряю или вытаскивают?
  В Ленинградском метро эскалаторы заметно длиннее московских. На станциях непривычно пусто. В Москве так бывает поздним вечером. Отделка выдаёт возраст станций. Некоторые станции похожи на комнату с множеством закрытых дверей. Поезд подходит. Двери вагонов открываются синхронно с дверями станции.
  
  На зимние каникулы я поехал в Улыбышево. Игорь тоже поехал, а Сашка остался в Москве. Нас поселили в зимнем корпусе. Коридора такого нигде больше не видал - метр шириной. Котёл с борщом не пронести. На турбазе кроме ФЗУшников отдыхают заводские рабочие и служащие. Сборщицы и малярши с добрыми лицами, оторвавшиеся на неделю от изнурительного труда. Все фзушники тут же стали пить зубровку - водку, которая мебелью пахнет. Какая тоска. Идти некуда - вокруг снег, ни лыж, ни деда мороза. Решил назавтра уехать домой. Утром сказал об этом нашему сопровождающему, мастеру слесарей. Он запретил и забрал мой портфельчик. В портфеле смена белья. Чепуха, пусть забирает. Игорь тоже пошёл со мной. Вышли на автобусную остановку. Ни расписания, ни автобуса. Всё белое от снега, дорога, ветки деревьев и провода. Постояли с полчаса. Пошли во Владимир пешком. Снег хрустит. Морозно, но ходьба согревает. Часа за три добрались до города. У меня в кармане два рубля с мелочью, у Игоря ничего. Хватит ли на билеты? Хорошо, что с собой ученический билет. Хватило на билеты и на четыре горячих чебурека. Как вкусно после дальней дороги. В электричке нас разморило. Вечером были в Москве. Портфель мне потом передали ребята, когда вернулись.
  
  В феврале нашу группу вновь наградили. На этот раз поездкой в Одессу на четыре дня, самолётом! Никогда ещё не летал на самолёте. Незадолго до этого в группе поползли разговоры, что я, Сашка и ещё кто-то из наших стучит Николаю Фёдоровичу, что мы его любимчики. Дело сводилось к тому, что мы не должны лететь. Совершенно не помню подробностей. Ерунда какая-то. За неделю до полёта в химкабинете Галина Николаевна стала уточнять список, кто поедет. Я отказался, сказал, что на выходные уезжаю в дом отдыха. Соврал, конечно. Пусть сплетники подавятся. Какой там дом отдыха, когда здесь самолёт, Одесса, Молдаванка и Пересыпь, биндюжники! Потехин Шура тоже не полетел, а Сашка Журавушкин полетел. Вся злоба сосредоточилась на нём. Правда, ненадолго. Вскоре всё улеглось.
  
  С февраля три группы из нашего училища ездят на репетиции в спортзале братьев Знаменских. Мы готовимся к предстоящему шестнадцатому съезду профсоюзов. Два раза в неделю на весь день нас снимают с уроков. Маршируем по нескольку часов. С нами в спортзале десяток фэзэушных групп из других московских училищ. В мегафон на нас орёт ответственный дяденька. Ему всякий раз что-то не нравится, и мы начинаем всё заново.
  Через неделю меня вызвали в профком, и председатель сказал:
  - Вот тебе знамя училища, будешь знаменосцем. Вези его в главное управление профтехобразования на Таганской площади.
  - Один? Что, своим ходом?
  - Да, один. А ты как думал. Товарищ Саахов, между прочим, в твои годы уже высокогорным районом руководил.
  Господи, подумал я, и вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди, и Ленин такой молодой и юный октябрь впереди. Знамя метра два с половиной. Золотой наконечник с серпом, молотом и звездой. Золотистая бахрома. Взял его на плечо и понёс на остановку 26-го троллейбуса, он как раз идёт до Таганской площади.
  - На работу, как на праздник? - улыбаются навстречу рабочие. Они идут на вторую смену.
  Хорошо, что троллейбус полупустой. Знамя с трудом разместилось по диагонали на задней площадке.
  В управлении профтехобразования кроме меня, пять, шесть знаменосцев из других московских училищ. Их количество соответствует числу проходов между рядами в Кремлёвском дворце съездов. Каждому знаменосцу придана пара девочек и пара мальчиков. Стали репетировать, ходить по залу туда - сюда, забыв обо всём на свете.
  Генеральные репетиции проводим во дворце съездов. Отрабатываем синхронность входа знамённых групп под музыкальное сопровождение. Смотрим, чтобы древко не скособочило, и вносить его нужно, слегка наклонив, высота дверей не позволяет.
  Наконец съезд открылся. Знамённые группы в парадной форме, с красными лентами через плечо, на голове фуражки, на груди комсомольские значки стоим перед закрытыми дверями. Вот они распахнулись. Полный зал народу, лёгкий гул. Торжественный марш. Затылки в зале исчезли, делегаты повернулись к нам. Улыбки. За знамёнными группами потекли колонны фэзэушников. Знамённые группы вышли на сцену. Делегаты и президиум не могут налюбоваться на нас: - Посмотрите, какая смена растёт. Телекамера, проезжая мимо, взяла меня крупным планом, и я передал привет Мирей Матье с Монмартра и Жерару Депардье из Сен-Клу.
  На трибуну поднялась стайка фэзэушников - декламаторов. Подняв подбородки, звонкими, задорными голосами ребята пообещали так держать, выполнить и перевыполнить, крепить и умножать всё, что положено. Потом ребята прочли отрывок из 'Двенадцати', Блока:
  Мы видим город Петроград
  В семнадцатом году
  Бежит матрос, бежит солдат,
  Стреляет на ходу
  Рабочий тащит пулемёт
  Сейчас он вступит в бой
  Висит плакат: 'Долой господ! Помещиков долой!'
  Пробирается медведь
  Сквозь лесной валежник
  Стали волки творог есть
  И расцвёл подснежник
  
  А затем ребята поблагодарили родную партию и лично Леонида Ильича. Что тут греха таить, по стране давно уже ходят слухи, что партия - наш рулевой. А на заборе у Прессового корпуса неизвестные нацарапали: 'Ленин! Партия! Комсомол!'.
  Потом нас отпустили. Колонны фзушников вернулись тем же путём, а знамённые группы ушли в кулуары зала заседаний.
  Ребята говорили, что в газете 'Труд' была фотография, где можно рассмотреть знаменосцев, но я так и забыл посмотреть.
  
  На большие праздники (май, ноябрь) в дворце культуры ЗИЛ проводятся концерты. 9 мая меня поставили за кулисы с маленьким, но ответственным поручением: вручить букет гвоздик. На сцене сухонький мужчина с гитарой. Сначала он рассказал немного из своей жизни, а потом спел под гитару.
  
  У меня идёт всё в жизни гладко
  И аварий не было пока
  Мне знакома каждая палатка
  Где нальют мне кружечку пивка
  
  Звездопад, здездопад
  Это к счастью, друзья говорят
  Мы оставим на память в палатках
  Эту песню для новых орлят.
  
  Я, друзья, не верю в обещанья
  Обещанья - это звук пустой
  Назначайте девушки свиданья
  Всё равно останусь холостой
  
  Пошли аплодисменты, и меня подтолкнули - иди. С улыбкой тридцатью шагами меряю сцену. Протягиваю цветы: от имени и по поручению... почтеннейшее соблаговолите... и прочая, прочая, прочая. Дяденька дослушал, сказал спасибо, вернул букет и говорит: - Я буду ещё петь. Повернулся к залу и стал готовиться.
  
  Какое коварство! Что же делать? Оставаться на сцене? Нет уж. Лучше гордостью любить, чем на шею вешаться. (Яго, заключительная сцена.)
  - Идиот-детЯм-морожено! - провожали меня фрезеровщики. - Удило грешное! - басили сталевары, ударники социалистического труда. Под гомерическое ржание, переходящее в бурные, продолжительные аплодисменты я понёс букет назад за кулисы. Ничего, над Суворовым тоже смеялись.
  
  
  С первого октября я стал заниматься математикой и частично физикой, для поступления в следующем году в вуз. Мне не хочется всю жизнь работать электриком. Октябрь я прожил в Кузьминках, потому что мама с Димкой в отпуске, в Тетьково. Отец тоже в отпуске в Анапе, я живу в его комнате. Каждый день прихожу домой в три или четыре. Ровно час даю себе на еду и ничегонеделание. Потом занимаюсь до одиннадцати и спать. Достал где-то задачник Сканави по математике, знакомые утверждают, что это сильный задачник. В первый день решил только два примера по теме 'упростить выражение', то есть без неизвестных. Остальные мне не под силу. Не идёт, хоть тресни. Подсматриваю в ответ. Даже подогнать к ответу не получается. Решил начать с нуля. Привёз с Фрунзенской учебники алгебры и матанализа с шестого по десятый класс. Потихоньку пошло. И примеры из Сканави стали получаться. К весне мог решать некоторые примеры двумя, тремя способами. Главное, что я понял: решение должно быть красивым. Ответ должен быть равен нулю, единице, одной трети, корню из двух третей и так далее, но ни как не корню из пятидесяти одного или трём и восьми десятым икс. Если в результате преобразований тождеств после нескольких этапов выражение становится громоздким, лучше бросить и начать заново. Приятно, когда почти всё получается. На каком-нибудь двадцатом примере спотыкаюсь и оставляю его на будущее. На следующий день возвращаюсь к нему, и решение приходит. До вступительных экзаменов удалось дважды прорешать примеры из школьных учебников и учебник Сканави. Исписал десяток толстых тетрадей. Физика идёт тяжелее. Но и внимания уделяю ей меньше. Если у меня будет красный диплом, а он будет, то нужно будет сдавать только письменную математику. А физику придётся сдавать, если математику сдам меньше чем на пять. Никак не могу решить задачу по геометрии из Сканави. Треугольник. Дан угол и медиана. Найти всё остальное, включая готовальню и транспортир. Треугольник общий, без прямых углов. И так и сяк - не идёт. Чувствую, не хватает какой-то формулы. Порылся в учебниках и справочнике по элементарной математике, ничего нового. Раза четыре возвращался к задаче, потом оставил её. Случайно залез в справочник по высшей математике для вузов и нашёл формулу, которой нет ни в школьных учебниках, ни в справочнике для элементарных математиков.
  Мне нравится, занимаюсь даже в обед, на работе. Кто-то из старших монтёров видит, чем я занимаюсь и говорит:
  - Ты не поступишь.
  - А почему Вы так думаете?
  - Не поступишь, куда тебе.
  Это потрясающе. Ничего не знает обо мне и так уверенно заявляет.
  
  Играть в ансамбле бросил, но гитару иногда вынимаю из чехла. Я рассказал Сашке о своих сдвигах в подготовке. Зимой мы пробовали готовиться вместе. У Сашки идёт очень тяжело. Ему не удаётся даже 'упростить выражение', как мне вначале. Подсказываю ему штрихом, намёком, и получается, но меня же не будет на экзамене. Я надеюсь, что Сашка потихоньку сам начнёт. Но ему хочется сразу, без повторения с шестого по десятый класс.
  Пять - шесть человек из нашей группы тоже идут на красный диплом - Андрей Клочко, Миша Кунаш, Сергей Ефремов, Игорь Романов, других ребят не запомнил. Андрей запомнился. Он на Размётнова похож из 'Поднятой целины'. Лицо - один к одному. Усы. Жесты те же. Взгляд и наклон головы чуть назад. Улыбка и речь. Не злой, самостоятельный и неторопливый. Через несколько лет я встретил его на заводе. Женат, двое детей, счастлив.
  Оставалось месяца два до окончания училища. После занятий мы с Шурой Потехиным едем на сороковом троллейбусе к метро. Днём народу мало. Сидим, сплетничаем про Сашку Журавушкина, рыжим называем. А Сашка сидит за спиной и всё слышит. Мы заметили его, когда встали. У Сашки была растерянная улыбка. Мне было неловко. Наши отношения охладели. Хороший был друг, Сашка.
  Выпускные экзамены. Литература. Сидим, пишем. Вначале учебник лежит на коленях, потом прямо на парте. Сдуваем открыто. Нам нельзя ждать милостей от природы. Взять их у неё - вот наша задача. Главное не делать ошибок. Математика. На доске два варианта. Самостоятельно решают мальчишек семь, остальным разрешается подсматривать. Дипломную работу мальчишек десять защитили на отлично. Было не сложно. У меня была тема - 'Разработка схемы управления двигателем мудрёного станка'. Станок новый, поступил в ДОЦ недавно. Обрабатывает всякую деревянную мелочь. Двигатель его тормозится противовключением: нажимаешь красную кнопку и в следующую секунду шпиндель неподвижен. Три - четыре тысячи оборотов, а может и больше, сразу превращаются в ноль. Рубильник, предохранители, пускатели, тепловое реле, концевые датчики, двигатель, кнопки.
  Выпустили большинство ребят с третьим разрядом, а отличникам дали четвёртый. Разница в деньгах. У третьего месячная ставка 150 рублей, у четвёртого - 180. Количество четвёртых регламентировано и потому я не возражал против третьего - всё равно иду в институт.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"