Несколько раз в жизни я пыталась вести дневник. Когда-то, в 3 или 4 классе учительница Капитолина Георгиевна настойчиво советовала нам делать это - сперва записи о погоде, потом о событиях дня, а потом, говорила она, придет пора, и будете свои мысли записывать.
Но у меня это не получалось. В молодости - никогда. Несколько дней пишу, потом надоедает. Или мысли получались как бы специально для дневника придуманные. Но под старость, когда в душе невольно копятся тяжелые думы и обиды, я стала иногда выплескивать их на страницы тетради, которую все хочу уничтожить, но не уничтожаю.
Вот запись пятнадцатилетней давности. Она начинается отрывком из стихотворения Блока: "Как часто плачем - ты и я -
Над бедной жизнию своей!
О, если б' знали, дети, вы,
Холод и мрак грядущих дней..."
У поэта в следующих строках речь идет о предвидении вселенской катастрофы, но мне эти строки понадобились, по-видимому, для передачи сиюминутного ощущения. И строки эти я внутренне обращала к тем, кто идет нам на смену. Я писала: "Близкие люди, даже самые любящие и внимательные, силой обстоятельств, сами того, конечно же, не желая, но просто строя, развивая свою собственную жизнь и поддаваясь ее естественному течению, очень медленно и незаметно начинают вытеснять тех, кто слабее. А, может быть, дело вовсе не в них, а в неумолимой жизни, ставящей тебе ловушку за ловушкой. Всё не намеренно и всё железно - по кусочку, по кусочку отбирает у тебя жизнь свою территорию, и в конце концов ты оказываешься в углу. Сначала встанешь там свободно, потом сожмешься и постараешься ничего не замечать, а потом все же обратишь лицо к жизнерадостным молодым благодетелям и в то же время мучителям и распластаешь раскинутые руки по стене, в которую уже не удается вжаться. И на лице твоем отразится ужас, а твои мучители будут чуть-чуть похожи на чертей в аду в "Докторе Фаустусе" - совсем не злые, но холодные и безразличные". Вот такая запись.
Но жизнь продолжается, ее бег неостановим даже на время. Приспосабливаешься и живешь и, бывает, испытываешь радость и восторг. И даже, думала я, очень может быть, кто знает? - "На мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной..." С молодых лет любила стихотворение Тютчева:
"О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней!
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней.
Полнеба охватила тень,
Лишь там, на Западе, бродит сиянье...
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись, очарованье.
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность.
О, ты, последняя любовь,
Ты и блаженство и безнадежность"
А уж: "порой опять гармонией упьюсь, над вымыслом слезами обольюсь..." - это обязательно.
Вымысел...Чаще всего я записывала в "дневнике" свои сны. Бывают, мне кажется, сны, которые ощущаешь, как прекрасный вымысел Бога, благоволившего к тебе и пославшего тебе в эту ночь утешение. И для меня это утешение всегда есть земная красота.
Именно в один из дней тех лет приспособления к старости я записала в дневнике такой сон. "Сегодня утром, после долгого, неприятного повторения в сонном сознании какой-то неуловимой примитивной мысли, вдруг сон - как подарок Бога. Переезжаю на новую квартиру. Вернее, на старую квартиру на ул. Герцена. И квартиры той давно уже нет, и улица теперь Никитская. Но это не важно. Важно то, что мебель, которую мы разместим там, должна соответствовать ее старому стилю. Я вытаскиваю из какого-то чулана не столько старинный, сколько старый стол красного дерева, запыленный и поломанный. Его четыре ножки выполнены в виде фигурок прелестных мальчиков в старинных костюмах - рукава с буфами, короткие штаны, чулки на ногах и на голове большой мягкий берет. Я беру в руки одну отвалившуюся ножку, обливаю ее водой, тщательно мою, и мальчик в бархатном берете оживает и улыбается. Но когда дерево высыхает, все тускнеет, меркнет, и это уже не мальчик, а ножка стола. Боже мой! Я бегу с этой ножкой в ванную, ставлю ее под душ, мальчик вновь оживает. Я обнимаю его, ставлю на пол и говорю: "Иди". Обернувшись ко мне, он улыбается, послушно делает шаг... Нет, падает, и снова передо мной ножка стола красного дерева... Просыпаюсь с улыбкой".
* * *
И вот теперь, когда снова прошло немало лет, когда всё уже позади, время несется вскачь, и хочется, по Высоцкому, крикнуть: "Чуть помедленнее, кони!", а кони-то "привередливые", и уже вряд ли "блеснет любовь улыбкою прощальной", все-таки порой ощущаешь, что не все потеряно. И ощущение это приходит опять и опять через сны. Вот последняя запись в подобии моего дневника.
"Сегодня я видела во сне любовь. Она красного цвета. Рядом со мной перед компьютером сидел молодой человек, про которого я знала, что его любят. Я вместе с ним гляжу в монитор и вижу, как на экране загораются, вспыхивают один за другим маленькие квадратики ярко-красного цвета. Они примыкают друг к другу, сливаются, цвет становится все более насыщенным, и создается как бы ткань чудного цвета - гранатового. И вообще это как зернышки граната, образующие целый сверкающий плод.
Вместе с тем, в квадратиках, составляющих красную ткань, заключены слова, только часто не хватает первой буквы. Но стоит мне нажать клавишу, буквы восстанавливаются, и всё их соединение означает слово "любовь".
И я вижу, что молодой человек, который сидит рядом со мной, постепенно начинает понимать, что все это обращено к нему, это его так красиво и ярко любят. Но ткань разрастается и разрастается. В какой-то момент я начинаю сознавать, что эта чрезмерность становится опасной, и выключаю компьютер. Свет гаснет. Вижу, что молодой человек огорчен, удивлен, и принимаюсь ему объяснять, что все это никуда не денется, не пропадет, только не надо спешить...А сама я ликую".
Проснулась ночью, записала этот сон, а утром стала думать: почему я так ликовала? Дело не столько в том, что я просто радовалась за молодого человека. А в чем же? Я почувствовала эту любовь к нему, она и меня озарила своим гранатовым светом. Привередливые кони на мгновенье остановились...