Если бы мне показали в сжатом виде всю мою жизнь, все катаклизмы, внешние и внутренние; скрытые от меня колебания между жизнью и смертью, заканчивавшиеся не смертью, но переменой участи; короткие взрывы того, что казалось счастьем, и долгие скучные будни, - но только всё сразу, как бы сплетенное в прочную разноцветную ткань,
наверное, четыре года в детском доме оказались в ней важным моментом. Я попала в детдом 13-ти лет, покинула его - 17-ти.
Если посмотреть с высоты сегодняшней старости, то, может быть, в панораме всей жизни - это самые тяжелые четыре года? Не знаю...
Когда я теперь слышу страшные рассказы о детских домах, я невольно испытываю недоумение. Неужели это так? Да так, конечно, так. А тогда было иначе. Во-первых, как я уже говорила, нам очень повезло. Детдом попался хороший, главная заслуга в этом принадлежала его директору, Павлу Ивановичу Зимину. Приятно мне вспомнить его имя. Во-вторых, состав ребят отличался от нынешнего. Не было, мне кажется, детей, которых бросили матери. У моих подруг-одноклассниц родители умерли, иногда их навещали родственники, и они не испытывали горького чувства брошенности. Не было тех ужасных отношений между воспитанниками, о которых читаешь сейчас, не было никаких издевательств со стороны воспитателей (которых, кстати, было ничтожно мало.
Много могла бы я рассказать о детском доме и о друзьях той поры. Однако все же Новый год, и я расскажу новогоднюю историю
Не помню уже, почему, но именно я была инициатором организации кружка "художественной самодеятельности". Без всякой посторонней помощи мы поставили какую-то маленькую пьеску из жизни рабочих до революции, в которой я играла роль старой прачки. Помню даже первые слова своей роли. Обращаясь к дочке, которая гладит белье, я говорила: "Ты гладь, гладь, да смотри - не спали. Присмолишь - как отдавать будем?" А потом мы поставили "Тимура и его команду". Я играла Женю, а моя подруга Вера Ш. - старшую сестру. Мой брат Рем, сидевший среди зрителей, ужасно смеялся - то ли вообще нашей игре, то ли каким-то накладкам.
И вот воспитатели почему-то решили, что я больше всех подхожу на роль Снегурочки на новогодней елке. Я плохо помню, какие праздники отмечались в детдоме. Помню почему-то, что отмечали траурный день смерти Ленина. В большом, богато украшенном по стенам и потолку лепниной и огромным зеркалом в золоченой оправе на стене посередине устраивали на полу нечто вроде костра из электрических лампочек - красные тряпочки символизировали пламя. Все мы усаживались вокруг на полу, гасили верхний свет и читали стихи, посвященные Ленину.
А на Новый год в зале всегда ставили большую елку. В швейной мастерской мы шили игрушки ( да и закупали тоже), раздавали подарки в бумажных мешочках. Приходили школьные учителя. Готовили разные номера. Однажды даже играли детскую оперу "Гуси-лебеди"
А у меня, наверное, с тех пор сложилась дурная традиция - под Новый год болеть. Назначили меня однажды на роль Снегурки. Сшили костюм, я выучила незамысловатую роль. Но, начиная именно с этого года, примерно за неделю до Новогоднего праздника, я каждый раз, как по расписанию, заболевала. Поражал меня жесточайший стоматит, такой, что язык распухал и еле помещался во рту. Какая там Снегурочка! Говорить не могла совсем и ела с большим трудом. Думаю, высшие силы не могли допустить, чтобы я изображала красавицу, прекрасную принцессу Снегурку. А Дед-Мороза должен был изображать в памятный 1941-й год мой друг Миша Сорокин, бывший воспитанник детского дома. Он учился в техникуме в городе Вичуга, а все каникулы - зимние и летние - проводил в детдоме. Его оформляли на работу - в кузницу, и он жил с нами. Мне было лет 15, ему -17 или 18. И мы очень подружились с ним, во всех театральных делах он участвовал, вместе выпускали новогоднюю стенгазету, я писала тексты - "кому что снится" - очень была популярная рубрика, - а он рисовал карикатуры. Как я потом поняла, он немножко влюбился в меня. Да ведь война началась в том году, и мы никогда больше с ним не увиделись.
А тут, под Новый год - такая незадача. Он готов Дед-Морозом выступать, а Снегурочку аж в кровать уложили, температура. И она еле говорит. А как лечить - никто не знает. Говорят - витамины нужны, а какие в разгар зимы витамины! Миша приходил ко мне каждый день, сидел рядом с моей кроватью, вздыхал, качал головой. Новый год приближался неумолимо. Я ему про витамины сказала. И тут он пропал. Два дня не приходил
А на третий день, 30 декабря, пришел. Помню огромную спальню, где нас помещается человек сорок. Кровати стоят рядами, по две рядом. Девочек никого нет - днем в спальне быть не полагается. Мне очень нехорошо. Температура не снижается, язык шершавый, как терка. И вот стук в дверь, входит радостный Миша - большой, чуть-чуть сутулый, расплывается в улыбке. В руках авоська, а в ней какая-то банка. Наклонился, вдруг поцеловал меня в щеку, сел, достал банку.
- Это тебе лекарство, - говорит.
В банке что-то плавает в мутной жидкости.
- Лекарство? - спрашиваю я, еле ворочая языком.
- Витамины, Светка, витамины. Я в Вичугу смотался, вспомнил, что в общежитии у одного парня есть соленые помидоры. Вот. Сейчас будем лечиться.
Миша принялся открывать банку, а я зажмурилась. Соленые...
- Миш, я не буду...
- Будешь, Светик, будешь, надо. И потом, ты что, помидоры не любишь?
И Мишка извлек из банки небольшой бледнозеленый помидор, такой помятый, из которого бледные зернышки выглядывали, и чуть не насильно сунул мне его в распухший рот.
Ух, даже слезы брызнули - так было больно. Но я проглотила помидор.
- Еще!
- Нет, Мишка, потом, поставь банку. Ты иди, я спать хочу
Во рту все горело, и разговаривать было невозможно. Миша с некоторой тревогой посмотрел на меня. Я закрыла глаза, и он ушел.
Не суждено мне было выступить в роли Снегурочки, не поправилась я к Новому году. Однако дело явно пошло на поправку, и к концу каникул я была в порядке. Я и сейчас уверена, что добытый Мишкой с любовью соленый помидор сыграл свою роль.
В последний раз мы увиделись с Мишей Сорокиным в том же, проклятом 41-м году, в мой день рождения. Он пешком пришел в тот весенний день километров за сорок из своей Вичуги и участвовал в общем празднике - мне исполнилось 16 лет, паспорт получила.
Миша не вернулся с войны, и никто не знает его судьбы - он был сирота, а жениться не успел.