Обухов Платон Алексеевич : другие произведения.

Абрамцево - подмосковное село, ставшее памятником искусства и культуры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На протяжении столетий подмосковное Абрамцево было бедной, заброшенной деревней, даже пустошью, на которой стояло всего несколько домиков. Доблестный адмирал Петра I Федор Головин выстроил на пустоши роскошную усадьбу, превратившую ее в подмосковный мини-Версаль, а великий меценат Савва Мамонтов сделал Абрамцево центром притяжения лучших сил русского искусства, от Врубеля до Коровина, Поленова и Нестерова. В советское время Абрамцево по-прежнему как магнитом притягивало видных деятелей искусства, самыми яркими из которых были Илья Машков, Вера Мухина и Борис Королев, а также Роберт Фальк, у которого не было средств и возможностей для покупки дачи, и который жил и работал на чужих дачах в окрестностях Абрамцево, питаясь супом из крапивы.
  В Подмосковье есть удивительное место, одухотворенное воздухом культуры и искусства, с которым связаны многие яркие страницы русской истории - это Абрамцево.
  На протяжении столетий это место являлось обычным подмосковным селом - в меру оживленным и в меру скучным, с живописным окрестностями и обыкновенным населением, неотличимым от всех окрестных сел и деревень.
  Первые упоминания об Абрамцеве относятся к XVI веку - их обнаружил в документах о собственности помещика Волынского, которому согласно им принадлежала деревня Мутовка и примыкавшие к ней "пустоши Обрамкова", названные так по имени одного местного крестьянина.
  Усадьба Волынского находилась вблизи Мутовки, а на пустошах Обрамкова пасли коров и коз. В последовавшее затем Смутное время и при правлении первых Романовых усадьба Волынского захирела, большинство жителей Мутовки разбрелись на заработки - кто в соседнюю Троице-Сергиеву лавру, кто в Москву, и пустоши Обрамкова так и оставались лежать нетронутыми.
  
  
  Глава 1
  От адмирала Головина до писателя Аксакова
  
  В начале XVIII века пустоши Обрамкова, на которых возникло несколько бедных деревенских домиков и которые благодаря этому превратились в деревню Абрамково, стали владением Федора Головина - представителя старинного знатного рода, возвысившегося при Петре I. Прослужив двадцать лет во флоте, и приняв участие во всех самых кровопролитных сражениях, в 1727 году Головин в чине адмирала уволился в отставку и поселился в Абрамкове. Здесь он прожил почти безвыездно более полувека, занимаясь устройством усадьбы, в общих чертах сохранившей свой облик до наших дней. Им на бывшей пустоши Обрамкова была построена роскошная барская усадьба с большим господским домом и замечательным регулярным садом, разбитым на трех искусственных террасах, спускающихся к реке Воря. Абрамцево приобрело поистине европейский вид, полюбоваться на поместье Головина приезжали даже из Москвы. Его поместье было таким красивым и ухоженным, что на него, как теперь принято говорить, "положил глаз" сам всесильный любовник Екатерины II князь Григорий Орлов, отец прижитого от нее графа Алексея Бобринского. И это при том, что князь Орлов сам был выдающимся строителем - достаточно сказать, что на подаренной ему Екатериной мызе Гатчина он при помощи итальянского архитектора Антонио Ринальди построил подлинный шедевр русской архитектуры XVIII столетия - Большой Гатчинский дворец. А вслед за ним он стал строить на набережной Невы на Адмиралтейском острове в Санкт-Петербурге другой чудо-дворец - Мраморный, который впоследствии стал родовым домом великого князя Константина Павловича - родного брата Александра I. Тем не менее, Абрамцево так приглянулось Орлову, что с помощью различных хитроумных интриг он попытался присвоить прекрасное поместье себе.
  Григорий Орлов был, быть может, самым влиятельным вельможей своего времени - помимо того, что он являлся отцом незаконнорожденного сына самой императрицы, он был в свое время послан ею в Москву с диктаторскими полномочиями для того, чтобы спасти город от разразившейся там эпидемии чумы, и с тех пор навсегда вошел в историю в качестве спасителя древней столицы. Головиным так и пришлось бы распростится со своим замечательным поместьем, если бы Григорий Орлов неожиданно не умер, так и не успев довести свое дело до конца - ни достроив Мраморного дворца в Петербурге, ни отняв у них Абрамцева. Свела Орлова в могилу тоска по внезапно умершей молодой жене Екатерине, с которой он повенчался после того, как Екатерина дала ему отставку, найдя себе утешение в объятиях нового фаворита. А вот Орлов смерти своей молодой жены не перенес, и в буквальном смысле слова сошел с ума от горя, и умер.
  Благодаря этому поместье так и осталось во владении Головиных до 1783 года. Затем за короткий срок оно сменило нескольких хозяев, а в эпоху Павла I, в 1797 году Абрамково приобрел отставной майор Ларион Молчанов, семья которого владела поместьем до 1840 г. В 1841 году поместье приобрел у дочери Молчанова Василий Неведомский, но уже в 1843 г. продал его знаменитому писателю Сергею Аксакову.
  Нам он больше всего известен по сказке "Аленький цветочек", которую он написал для своей единственной, от 10 детей, внучки Оленьки. Аксаков принадлежал к числу образованнейших людей своего времени. Здесь он создал лучшие произведения, вошедшие в золотой фонд русской классической литературы - "Детские годы Багрова-внука", "Семейную хронику", "Записки ружейного охотника Оренбургской губернии".
  Гостеприимный дом Аксаковых стал средоточием духовной жизни России середины XIX века. На протяжении по крайней мере, пятнадцати лет Абрамцево являлось одним из очагов общественной и культурной жизни России, местом встреч, оживлённых бесед и споров выдающихся людей того времени. В гостях у Аксаковых бывали Иван Тургенев, Тютчев, Загоскин, актер Михаил Щепкин, А. С. Хомяков, Ю. Ф. Самарин, Грановский, историк Михаил Погодин, Гоголь. Гоголь был особенно дружен с Сергеем Тимофеевичем и подолгу живал в Абрамцеве, где ему отводилась определённая комната. Здесь же в кругу семьи Аксаковых им впервые была прочитана в августе 1849 г. глава из второй части "Мёртвых душ".
  
  
  Глава 2
  Савва Мамонтов - духовный отец "Абрамцевского чуда"
  
  После смерти С. Т.Аксакова имение пустовало недолго - в 1870 году, вскоре после кончины Аксакова, Абрамцево купил Савва Иванович Мамонтов - крупный промышленник и меценат, влюбленный в искусство. В гости к Мамонтову зачастили его друзья - выдающиеся русские художники. Они и изменили судьбу старого села.
  Увлекавшийся пением, музыкой и ваянием Мамонтов привлек к себе талантливых художников, скульпторов, композиторов, музыкантов, актеров, певцов - заслуженных и совсем молодых, опытных и только лишь начинающих. В течение многих лет в его имении работали и отдыхали выдающиеся русские художники Василий Поленов, Виктор Васнецов и его брат Аполлинарий Васнецов, Илья Репин, Илья Остроухов, Валентин Серов, Константин Коровин, Михаил Нестеров, Михаил Врубель, В. И. Суриков, И. И. Левитан, М. В. Нестеров.
  В 1878 году здесь образовался Абрамцевский художественный кружок. Членов этого кружка объединяло общее стремление к развитию русского национального искусства, опиравшегося на народное творчество и его художественные традиции.
  Несколько десятилетий здесь кипела напряженная и плодотворная жизнь: создавались живописные полотна, строились здания по оригинальным архитектурным проектам, возрождалось старорусское гончарное производство, разрабатывались новые формы предметов быта, ставились новаторские спектакли.
  Здесь создавались выдающиеся живописные полотна: "Пруд в Абрамцево" Поленова, "Аленушка", "Три богатыря" и прочие работы Васнецова, "Девочка с персиками" Серова, большинство картин Врубеля, то есть большое количество полотен, которые сейчас мы можем наблюдать в Третьяковке и других музеях, возрождалось старорусское гончарное и столярное производство, ставились новаторские спектакли.
  Абрамцевский художественный кружок сыграл огромную роль в развитии национальной художественной культуры России конца XIX- начала XX века.
  Главной постройкой Мамонтовых в Абрамцеве стала церковь Спаса Нерукотворного, возведённая по проекту В. М. Васнецова и В. Д. Поленова, исполненному в стиле псковско-новгородского зодчества в 1881-1882 гг. Прообразом для него послужил храм Спаса на Нередице (XII в.) под Новгородом. Над входом было помещено изображение Спаса Нерукотворного (1882) работы Поленова, а внутри церкви в состав иконостаса вошли "Спас Нерукотворный", написанный И. Е. Репиным, "Сергий Радонежский" (1881) и "Богоматерь" (1882) работы В. М. Васнецова и "Благовещение" (1882) В. Д. Поленова.
  Этот храм стал фамильной усыпальницей Мамонтовых. Сначала здесь был похоронен рано умерший сын Мамонтова Андрей, затем - его дочь Вера, после нее - внук мецената, сын Веры Сергей, а в 1918 году лечь в землю в храме пришел через и самому Савве Мамонтову.
  Гордостью усадьбы Мамонтова стали сделанные по эскизам Врубеля изразцовые печи, одна из которых стояла в основном здании, а другая - в бане.
  Перед домом, возле дорожки, вокруг которой были посажены алые пионы, расположена скамейка, созданная Врубелем, также отделанная изразцами ручной работы.
  Слева от входа с усадьбу, в окружении кустов жасмина, Мамонтов установил каменное изваяние - это так называемая "каменная баба". Вторую он поставил возле "избушки на курьих ножках". Эти древние скифские изваяния нашли в украинской степи под Харьковом при постройке Приднепровской железной дороги, которую он там прокладывал. Мамонтов приказал немедленно отвезти "баб" к нему в усадьбу в Абрамцево. Эти каменные изваяния неизменно привлекал внимание его гостей - своей угловатой, какой-то жутковатой каменной красотой. На них невольно заглядывались приезжавшие в Абрамцево художники, и в 1908 году Наталья Гончарова обессмертила одну из этих древних каменных баб, изобразив ее на своей картине "Каменная баба. Мертвая натура", которая неизменно притягивали внимание посетителей на всех выставках художницы.
  Слева от входа в усадьбу Мамонтов возвел словно сошедший со страниц какой-то старинной русской сказки удивительный деревянный домик с затейливой резьбой, высоким крылечком и ажурной печной трубой - домик, который должен был служить мастерской его друзьям-художникам, приезжавшим поработать в Абрамцево. В этом домике творили Васнецов, Врубель, Кончаловский, Поленов, Серов.
  Но в Абрамцево блистали и получали все возможности для творчества не только художники - при участии Фёдора Шаляпина и Константина Станиславского здесь регулярно устраивались любительские спектакли, послужившие основой и прологом создания Московской частной русской оперы, основанной Мамонтовым несколько лет спустя в Москве.
  В усадьбе также открылась школа для крестьянских детей и столярно-резчицкая мастерская, положившая начало абрамцевско-кудринской резьбе по дереву.
  Очень популярными были произведения керамической мастерской, организованной Михаилом Врубелем. Среди майоликовых работ мастерской: панно "Принцесса Греза" на фасаде гостиницы "Метрополь" (по эскизу Врубеля, 1899-1903), декоративные вазы и скульптуры в стиле модерн.
  Привлеченные красивыми окрестностями Абрамцева и гостеприимством Мамонтова, лучшие русские художники стали съезжаться сюда, чтобы рисовать эти места, и по сути заново открыли Абрамцево. Со своими мольбертами и красками художники бродили по окрестностям Абрамцева - их привлекал древний Покровский монастырь, старинные улочки и слободки вокруг него, от которых веяло отголосками старины, а также окрестные деревни Комякино, Быково, Мутовки, Городок (Радонеж), Ахтырка, свободно раскинувшиеся среди березовых рощ, холмов и оврагов. Вдохновение живописцев будила и расположенная неподалеку Троице-Сергиева лавра - одна из главных святынь России, основанная современником Дмитрия Донского, святым Сергием Радонежским.
  Художники запечатлевали увиденное на своих полотнах. Они рисовали не только Абрамцево и его окрестности, но и жителей села - живых людей, которые жили здесь. Увековеченные на полонах великих художников, те становились бессмертными.
  Начало этому положил Илья Репин - летом 1879 года он начал в Абрамцево работу над своей знаменитой картиной "Не ждали". Изображенная им на этой картине комната взята с абрамцевской дачи, где и жил художник. Отворившая дверь возвратившемуся домой ссыльному служанка написана им со служившей у него в тот год девушки Нади.
  А блондин-горбун, который бродил по окрестностям Хотьково, и бравый урядник на коне перекочевали на картину Репина "Крестный ход в Курской губернии".
  Живя в Хотькове, Репин часто бывал в Покровском монастыре. Видел множество странников, которые шли поклониться родителям преподобного Сергия. Странники останавливались в Хотькове для ночлега, и Репин часто зазывал их к себе и уговаривал попозировать.
  По стопам Репина, художники приезжали в Абрамцево за колоритными типажами, за натурой, которые могли бы служить материалом для их картин. Того же абрамцевского горбуна к костылем рисовал и любимый ученик Репина Валентин Серов, который не раз приезжал к И. Репину в Хотьково и рисовал с ним рядом.
  Почти каждое лето гостил в Абрамцево известный художник Василий Поленов. Поленов был большим любителем и знатоком плаванья на лодке, и под его руководством и при его ближайшем участии была приведена в порядок пристань на речке Воре, откуда он отправлялся в свои лодочные экспедиции.
  Особая творческая судьба связывала с Хотьковом и его окрестностями художника М. В. Нестерова. Он подолгу жил в самом Хотькове и Комякине, о чем свидетельствуют его письма: "Пишу себе из святой обители Хотьковской, из тех мест, где когда-то жил маленький Варфоломей, потом Святой Сергий" (1901).
  Хотьковский монастырь вдохновил художника на произведение, посвященное Сергию Радонежскому - "Видение отроку Варфоломею". Как вспоминал сам художник, "Ряд пейзажей и пейзажных деталей были сделаны около Комякина. Нашел подходящий дуб для первого плана, написал самый первый план, и однажды с террасы абрамцевского дома совершенно неожиданно моим глазам представилась такая русская, русская осенняя красота. Слева холмы, под ними вьется речка (аксаковская Воря). Там где-то розоватые осенние дали, поднимается дымок, ближе - капустные, малахитовые огороды, справа - золотистая роща. Кое-что изменить, что-то добавить, и фон для моего Варфоломея такой, что лучше не выдумать".
  Летом 1916 и 1917 годов Нестеров снова живет в Хотькове, часто посещает Абрамцево. В самой усадьбе, в бывшем домашнем театре, был размещен лазарет для слепых солдат - жертв отравляющих газов, примененных немецким командованием в войне 1914 года. Нестеров ходил к солдатам побеседовать о войне и о жизни, и писал с них этюды для картины "Христиане". В эти годы к Нестерову в Хотьково часто приезжает его первый биограф С. Н. Дурылин. Судьба России была главной темой разговоров и размышлений в их совместных долгих прогулках по абрамцевским и хотьковским лесам и перелескам.
  После окончания картины "Христиане" московскую мастерскую художника посетила группа религиозно-философского кружка: С.Н. Булгаков, отец Павел Флоренский, В.А. Кожевников, М.А. Новоселов. князь Е.Н. Трубецкой, С.Н. Дурылин. Поэтом не случайно родился двойной портрет "Философы", на котором изображены отец Павел Флоренский (1882-1937) и С.Н. Булгаков (1871-1944), написанный в 1917 году на фоне радонежского пейзажа. В восприятии С.Н. Булгакова портрет приобрел провидческое значение: то был, по замыслу художника, не только портрет двух друзей, сделанный третьим другом, но и духовное видение эпохи. Оба лица выражали для художника одно и то же постижение, но по-разному, одно из них как видение ужаса, другое же как мира, радости, победного преодоления.
  Работал в Хотькове художник Станислав Юлианович Жуковский (1875-1944). Его творчество при жизни было признано ярким явлением русской живописи. В зрелые годы Жуковский стал богатым человеком и модным художником, картины которого почти все раскупались на каждой очередной выставке. В них преобладали излюбленные мотивы мастера - среднерусская природа и интерьер сельского дома - не роскошного, но уютного.
  Восходящий творческий путь Жуковского прервала революция. Она отняла у него заказчиков, мастерскую, возможность участвовать в выставках. Не смогла она отнять у него лишь одного - его крови. А Жуковский был по крови поляком. И на исходе гражданской войны, натерпевшись оскорблений от "новых теоретиков искусства", он был вынужден все бросить и переселиться в Варшаву.
  Но дальше его жизнь попала в жестокие жернова страшного ХХ века, и его творческий путь закончился трагически - в концлагере в оккупированной немцами Польше. Убежав от революции в России, он оказался под гнетом немецкой оккупации. А когда он стал бороться и выступать против него, его, как польского патриота, бросили в концлагерь, где он и погиб.
  
  
  Глава 3
  Судьба Абрамцева сломана Октябрьской революцией
  
  Вскоре после Октябрьской революции 1917 года усадьба Абрамцево была национализирована - как и все без исключения дома и усадьбы бывших помещиков, купцов, фабрикантов и просто состоятельных людей, подлежавшие поголовной национализации в соответствии с ленинским декретом от мая 1918 года. В усадьбе хотели организовать коммуну для сотрудников местной почты и телеграфа, затем - для работников кожевенной фабрики. Прекрасно понимая, чем все это закончится, младшая дочь Саввы Мамонтова Александра Саввишна кинулась в Москву к Луначарскому - просить о помощи и о защите. Небрежно выслушав ее, барственный нарком просвещения заявил, что готов выделить ей часть комнат дома, чтобы хранить там картины, скульптуры и другие предметы искусства, а в остальных помещениях все равно будет коммуна.
  Отвоевав эти четыре комнаты, дочь Мамонтова устроила там хранилище скульптур, мебели, книг по искусству, образцов деревянных и керамических изделий. И продолжила почти безнадежную борьбу за сохранение наследия своего отца и лучших представителей русского искусства.
  Лучик надежды забрезжил на горизонте в связи с окончанием политики военного коммунизма и гражданской войны. Наиболее нелепые постановления прежних лет начали отменяться, и 11 августа 1920 года, отдел музеев и охраны памятников искусства и старины Наркомпроса своим решением принял Абрамцево в свое ведение, чтобы устроить в нем музей-усадьбу. В музей должны были превратиться все без исключения помещения усадьбы, а не одни лишь четыре комнатки.
  Восстановленная усадьба Абрамцево открылась для посетителей, и в ней началась почти такая же жизнь, как и прежде - сюда приезжали художники, деятели искусства, многочисленные экскурсии из Москвы. Однако в начале 1930ых годов вся эта жизнь и деятельность оказалась неожиданно прервана: в соответствующие инстанции поступил донос, что Абрамцево стало местом сборища "бывших" - бывших буржуазных деятелей культуры, дворян, священников, которые под видом осмотра культурных экспонатов и обсуждения произведений искусства образовали что-то вроде неофициального контрреволюционного кружка, находящегося в тайной оппозиции к Советской власти. Авторы доноса предлагали незамедлительно пресечь деятельность этой вражеской группы на базе музея Абрамцево и сделать так, чтобы впредь здесь никто не смел заниматься подобной деятельностью.
  В доносе заключалось зерно истины - действительно, в Абрамцево тянулись люди, мечтавшие получить здесь хотя бы глоток настоящей, а не казенной социалистической культуры, увидеть творения, выполненные не в кондовой и претящей самому естеству человека манере социалистического реализма, а пронизанные поэзией и красотой настоящего творчества.
  В результате в 1932 году доступ посетителей в музей был прекращен, музей был объявлен закрытым научным учреждением, а на территории усадьбы был организован дом отдыха для работников искусства - также закрытый и обеспеченный строжайшим пропускным режимом.
  
  
  Глава 4
  Скульптор Королев и его гигантский Ленин для Переславль-Залесского
  
  Революция взорвала и разрушила до основания весь старый мир - в том числе и мир художников. Художественные училища перестали работать, выставки закрылись, меценаты и заказчики либо разбежались - во Францию или к белым, или потеряли все и сами погрузились в нищету, и были теперь ежедневно заняты полубесплодными поисками хлеба насущного. В этих исковерканных условиях стало вообще не до искусства - главной задачей любого человека было просто выжить. Выжить любой ценой.
  Но даже в этих страшных условиях искусство до конца не умерло. Оно прорастало сквозь мертвенный панцирь коммунизма, разрухи, голода и тотального одичания, как сорная трава. И, как сорная трава из знаменитого стихотворения Ахматовой - "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда. Как желтый одуванчик у забора, как лопухи и лебеда" - порождало порой удивительные произведения.
  Ужас заключался не только в том, что художникам приходилось творить в нечеловеческих условиях. Они были полностью лишены и самой свободы творчества. Им разрешалось выдавать лишь идеологически выдержанную, утвержденную высшими инстанциями продукцию - изображения вождей разного ранга, символов революции, коммунистической атрибутики. Свободное и безграничное прежде искусство внезапно сузилось до производства шаблонных агитационных наглядных произведений, которые должны были утверждать торжество и правоту социалистических идей.
  В этих условиях расцвел такой странный вид искусства, как создание портретов и монументов Ленина. Более схоластического занятия трудно было себе придумать - требовалось раз за разом изображать одного и того же человека, изображать так, чтобы не исказить его канонический образ, изображать в основном в одной и той же позе и положении - указывающим дорогу вперед, ведущим людей к коммунизму, несгибаемым и не сомневающимся, суровым и в то же время со скрытой усмешкой, которая должна была втайне кривить его губы и считалась как бы признаком доброты. Развернуться тут было невозможно. И тем более любопытны и интересны редкие попытки отдельных мастеров вырваться за пределы жестких железобетонных канонов, попытаться и через образ Ленина выразить свою позицию и фантазию в искусстве, дать свободу своей фантазии, своему видению, своему мастерству наконец.
  Правда, подобного рода попытки обычно безжалостно пресекались - главным в создании изображений Ленина являлось именно следование канонам, а не чему-либо другому. Художникам, которые осмеливались идти таким путем, никогда не доводилось увидеть свои творения стоящими на площадях или висящими в музеях - от неканонических изображений обычно безжалостно избавлялись. А сами попытки их создания превращались в трагически окрашенные страницы бесконечной истории искусства.
  Разумеется, в таких условиях на создание неканонических изображений канонических коммунистических персонажей отваживались лишь единицы - те, кто был наиболее дерзок духом, те, у кого ключом била фантазия, от которой им просто некуда было деться - и те, кому, ВК, просто нечего было терять.
  И когда мы говори о таких мастерах, то первым на ум приходит Борис Данилович Королев - скульптор, который примечателен еще и тем, что местом своей работы он выбрал как раз Абрамцево.
  Работая над первым в РСФСР монументом В.И Ленина в Переславле-Залесском, скульптор Королев для большой скульптуры вождя стал прежде всего искать подходящее помещение поближе к месту установки памятника. Приехав на место вместе с женой, он сначала нашел один дом в самом Переславле, но что-то там расстроилось, и тогда Королевы купили большой дом с огромным сараем у местного священника возле станции Хотьково (2-я Станционная ул., 30).
  В этом огромном сарае, чем-то похожем на современный ангар, Борис Данилович устроил мастерскую для памятника. В процессе работы над статуей во дворе было выстроено еще одно специальное высокое-высокое помещение.
  Работа над памятником шла несколько месяцев. Все это время ее мог видеть только сам скульптор - статую окружали леса, по которым он передвигался и бегал, и она со всех сторон была завешана тканью.
  И только закончив свою работу, Королев снял наконец леса и покровы, окружавшие монумент. К этому моменту вокруг скульптуры собрались не только все жители Хотькова и окружающих деревень, но было настоящее паломничество из Загорска и из других мест - все хотели посмотреть такую необычную тогда колоссальную фигуру Ленина. Увидев изображение Ленина, все замерли - настолько оно отличалось от привычных, канонических. Скульптор бродил среди своих первых зрителей, с тревогой всматриваясь в их лица, стараясь прочесть в их глазах признаки одобрения или, наоборот, осуждения.
  Почувствовав же, что большинство рассматривали Ленина с огромным интересом и любопытством, он успокоился. Его Ленин мог нравиться или не нравиться, но он ясно видел: не нравится он лишь меньшинству, большинству же он явно интересен, он будит что-то в душах и сердцах людей, он не оставляет их равнодушными. Скульптор увидел, что его Ленин воздействует на людей своим угловатым обликом, рождает в их душах отклик, о котором он, возможно, не мог и мечтать. И он понял тогда, что не зря все эти месяцы взлетал по лесам, изводил себя и не жалел рук, в буквальном смысле слова сражаясь и страдая за свою скульптуру.
  После этого сделанную в Абрамцево гипсовую модель надо было отвезти в Москву - для отливки. Это тоже было целой эпопеей: сначала статую осторожно сняли с временного пьедестала, отвезли на железнодорожную станцию, погрузили в специальный вагон, доставили в Москву на литейный завод, и там она несколько месяцев стояла во дворе - дожидалась своей очереди на отливку. А скульптор бегал по инстанциям - "выбивал" бронзу. Наконец, очередь дошла и до его творения. Все хлопоты продолжались почти два года, и лишь 7 ноября 1929 года, к 12-ой годовщине революции, памятник В.И.Ленину был водружен на постамент на главной площади Переславль-Залесского - перед зданием бывшего Общественного собрания, которое в момент установки монумента занимал Народный дом.
  После того, как оркестр громко сыграл "Интернационал", первый секретарь горкома партии Переславль-Залесского сдернул со статуи белое покрывало. Оно медленно сползло вниз, и все застыли - вид у неподвижно стоявшего на постаменте бронзового Ленина был пугающим. Выражение ленинского лица у Королева получилось весьма недобрым, очень мало напоминающим доброго "дедушку Ленина" с картинок. Его правая рука властным рубящим жестом указывала на юг - куда-то в сторону Москвы. Искривленные губы, застывший в какой-то непонятной, устрашающей гримасе рот, неистово прищуренные глаза, грозно горящие под скошенным, покатым лбом - вид у Ленина получился совсем не канонический. Современники писали, что вид у него был "поистине демонический", что Ленин "походил на Мефистофеля, который пытался возбудить и повести за собой все силы ада".
  Однако главный биограф Ленина, человек, который провел бок о бок с ним все самые сложные годы революции - Владимир Бонч-Бруевич, который был специально приглашен на открытие памятника, новом монументе высказался так: "Общий вид памятника достиг высоко-художественного значения, правдив и с исключительным портретным сходством".
  Спорить с Бонч-Бруевичем было невозможно - никто не знал Ленина лучше, чем он. И никто не общался с ним столь близко, как Бонч-Бруевич. Бонч-Бруевич осуществлял охрану Смольного в тот момент, когда делалась Октябрьская революция, он был назначен Лениным его управляющим делами по Совнаркому, и вместе с Лениным подписывал все декреты и законы советской власти в первые четыре года ее существования.
  Немаловажным было и то, что сам скульптор Королев также лично, своими глазами видел Ленина - во время выступлений вождя и рабочих совещаний в Кремле, общался с ним, имел возможность непосредственно вблизи всматриваться в его черты. И тот облик вождя, который он передал, и был если не каноническим, то - самым верным, наиболее правдивым, истинным.
  Не менее оригинальными были и бронзовые барельефы на постаменте. Один изображал первый, деревянный Мавзолей на Красной площади, с оригинально вписанным именем Ленина в фразу "Ленин умер, но дело его живет". На втором барельефе был изображен Ленин на Финляндском вокзале в Петрограде, сразу после приезда в Россию из Германии
  Ленин Королева переехал на "вечную стоянку" в Переславль-Залесский, а сам он так и остался в полюбившемся ему Абрамцево, в том самом бывшем доме священника, в сарае которого сооружал свою удивительную скульптуру. Королев влюбился в Абрамцево, сроднился с ним всей душой, и не мыслил ни своей работы, ни жизни вне Абрамцева. К нему сюда постоянно приезжали близкие друзья - В.Д.Бонч-Бруевич с женой, И.Хвойник, художники и в их числе И.Машков, А.Лентулов, П.Кончаловский. Часто приходил П.Радимов, который очень любил рисовать на речке Воре. Приезжал Р.Фальк, который впоследствии снимал дачу вблизи Абрамцево и наезжал оттуда к Б.Д.Королеву.
  Так - во многом благодаря обаянию и притяжению личности Королева, но при этом совершенно стихийно - в Абрамцево стал складываться прообраз поселка художников, которому было суждено стать преемником знаменитого мамонтовского Абрамцева.
  
  
  Глава 5
  От мамонтовского Абрамцева - к советскому Поселку Художников в Абрамцево
  
  Великий Савва Мамонтов, совершенно разорившийся к концу жизни и почти тайно похороненный в самые страшные годы революции под полом домовой церкви собственной усадьбы, все равно сумел оставить после себя такой след, который невозможно было вытравить ничем. Сам Мамонтов умер, умерли и почти все художники и поэты, которых он приглашал в Абрамцево, но их тени словно продолжали бродить по этим местам, придавая им необычную магию и очарование. И каким бы огненно-красным ни становился цвет кумачовых знамен новой власти, магия великой культуры, великого искусства продолжала незримо осенять Абрамцево, и притягивать в него талантливых людей, которые инстинктивно хотели припасть к этому невидимому источнику творческой энергии и вдохновения, насытиться теми порывами и эмоциями, которые двигали Врубелем, Коровиным, Репиным.
  Поэтому и после того, как революция победила, и жизнь в стране поставили на совсем иные рельсы, в Абрамцево все равно неудержимо тянуло художников - незримая, почти уничтоженная Мекка русского искусства все равно продолжала существовать в тяжелой коммунистической атмосфере возводимого ударными темпами здания советской империи.
  И даже убежденные жрецы нового социалистического искусства, с презрением отряхнувшие со своих ног прах старого мира и взявшиеся строить здание небывалой коммунистической культуры, все равно втайне стремились в Абрамцево - им тоже хотелось прикоснуться к здешнему чудодейственному, неиссякаемому роднику культуры, напитаться из него,. Чтобы оживить собственное неживое искусство.
  Пребывая в Абрамцево, новые руководители социалистического искусства как бы осеняли себя традициями своих великих предшественников, как бы задрапировывали себя в их незримые тоги - и тем самым придавали себе большую важность и значимость.
  И, конечно, жить в Абрамцево было просто очень удобно и хорошо. Те, кто громогласно разрушал старый мир, втайне признавали, что он был устроен очень удобно и приятно для жизни. И всеми силами стремились воспользоваться этими удобствами и преимуществами.
  Именно это соображения и обстоятельства и привели к образованию знаменитого Поселка советских художников в Абрамцево.
  Символично, что организатором этого поселка стал не кто иной, как художник Павел Радимов - бывший передвижник, вскоре после победы революции перековавшийся и ставший создателем Ассоциации художников революционной России - первого объединения творческих личностей, созданного по указанию партии для того, чтобы эффективно контролировать и направлять художников и скульпторов.
  Проводя в жизнь жесткие партийные директивы о кардинальной перестройке художественной жизни в Советской России, Радимов одновременно пытался застолбить прочное место в искусстве для самого себя, войти в историю как один из виднейших мастеров ХХ столетия. Обладавший крестьянской хитрецой и сметкой, он отлично понимал, что портретов вождей и официозных картин, которые он без устали малевал, для этого будет недостаточно, и хотел прислониться к великим именам прошлого, к великому наследию русской культуры, выступить этаким продолжателем их традиций, этаким продолжателем дела Врубеля и Репина, Васнецова и Поленова. Сделать это можно было разными путями, но один путь был самым очевидным - поселиться в том же самом месте, где жили и работали они, и как бы продолжить их дело.
  Выбор места в этом смысле был очевиден - им могло быть только Абрамцево. И начиная с конца 1920ых годов, Радимов зачастил сюда. Он начал снимать квартиру на 1-й Станционной улице - параллельной 2-й Станционной, где уже жил и работал Борис Королев. Там Радимов и стал создавать свои произведения, горделиво ставя на их обороте надпись "Написано в Абрамцево", и тем самым давая понять, что эти вещи - ПКМ сопоставимы со всей "абрамцевской продукцией", которую производили здесь Репин, Коровин и Поленов.
  Однако снимать квартиру - это еще не означало по-настоящему жить в этом овеянном легендами месте. Но поставить вопрос ребром - "Я хочу жить там, где жили Врубель и Мамонтов" - в условиях советской действительности, обставлявшей жизнь густым частоколом табуированных тем и категорических запретов, было невозможно. Радимов отлично понимал, что, при всех своих регалиях и должностях, он может запросто нарваться на обвинение в "буржуазном уклоне", "стяжательстве" и "разложении". Поэтому он в течение долгого времени напряженно ломал голову над тем, как подступиться к этому. Необходимо было идеально выбрать время и место - и свести вероятность отказа к минимуму.
  По зрелому размышлению, Радимов решил не пытаться играть по коммунистическим правилам, а действовать по старинке - по знакомству. Советская власть, горделиво отменившая все прежние законы и нормы, в том числе и право собственности и наследования, как "устаревшие" и "буржуазные", в то же время оставила в неприкосновенности систему влиятельных знакомых, связей и высокопоставленных патронов, к которым можно было при случае обратиться за решением деликатных вопросов. Только роль их, в отличие от "прежних", якобы ушедших в безвозвратное прошлое, времен, играли новые коммунистические сановники - наркомы, "красные директора", партийные секретари и бонзы. Именно к ним, как прежде - к царским министрам, гофмейстерам двора и фрейлинам - обращались люди за разрешением своих запутанных проблем.
  Радимов, как человек, выросший при "старой" власти, отлично представлял себе внутренние принципы функционирования этой непростой феодально-бюрократической системы, которая по сути ничуть не изменилась и в новых революционных условиях. И целенаправленно искал нужные подходы и выходы.
  В конце концов он нашел выход на самый верх. Помогло ему его же собственное искусство - к 10-й годовщине Октября Радимов создал серию помпезных портретов героев гражданской войны, нынешних руководителей Красной Армии и Флота, в первую очередь - наркома Ворошилова и легендарного "первого конника" Буденного. Им он и предъявил свою просьбу о получении разрешения на участки под творческие мастерские художников в районе Абрамцево.
  Имени Мамонтова по-крестьянски хитрый циник и практик Радимов, естественно, никак не упоминал - он понимал, всякое упоминание железнодорожного магната и купца Мамонтова вызовет неизбежное инстинктивное отторжение у выросшего в семье простого рабочего-железнодорожника, бывшего луганского слесаря Ворошилова и бывшего крестьянина-бедняка Буденного. Ловко обойдя имя Мамонтова, и все связанные с ним истории, Радимов обращался к ним как к истинным любителям и ценителям прекрасного, настоящим патронам искусства, разбирающимся в нем и знающим в нем толк.
  Апелляция к великодушию и чувству прекрасного новоявленных советских вельмож, подкрепленная блистательной придворной галереей их портретов, блестяще удалась, и в 1930 году Радимову первому был выделен участок под его "творческую мастерскую", а по современным меркам - роскошную трехэтажную загородную виллу в Абрамцево. Рядом с ним поселился автор картин "Советский суд" и "Допрос коммунистов" Борис Иогансон, скульптор, автор "Смеющийся красноармейца" и бюстов К. Либкнехта, Р. Люксембург, М. В. Фрунзе, А. Д. Цюрупы и того же С. М. Будённого Исаак Менделевич, автор эпического полотна "Первые дни Октября" Георгий Савицкий.
  Из окон их роскошных - не по российским, а по всем европейским и американским меркам - жилищ открывался потрясающий вид на бывшую усадьбу Саввы Мамонтова, которая казалась теперь даже несколько скромной, непритязательной.
  А в 1933 году, когда Сталин принял решение через соответствующие Союзы писателей, художников, музыкантов и композиторов включить всю советскую художественную интеллигенцию в единую систему и впрячь ее в единую государственную упряжку, было принято правительственное решение о выделении и всех соседних земель по правому берегу реки Воря, напротив музея-усадьбы "Абрамцево", под дачи и дома для советских художников. Так огромный дом Павла Радимова стал центром кристаллизации поселка советских художников "Ново-Абрамцево", признанного образцовым и послужившего примером для создания в следующем 1934 году второго поселка советских художников "Пески". При этом, "Ново-Абрамцево" считался поселком художников "первого сорта" - в него попали самые маститые и заслуженные, самые известные либо имевшие наиболее сильные связи с великими мира сего, в то время как в "Пески", расположенные, к слову, в прямо противоположном направлении от Москвы, были отправлены "все остальные". В результате в "Ново-Абрамцево" сконцентрировались в основном академики, члены всевозможных президиумов Союза художников, а впоследствии и Академии художеств, в то время как в "Песках" собрались не допущенные до этих высот участники прежних, в том числе и разгромленных советской властью, художественных группировок, и мастера, искусство которых оказалось под запретом в том числе и из-за действий и рекомендаций художественных корифеев, осевших в "Ново-Абрамцево".
  Помимо Радимова и Иогансона, наиболее видными обитателями "Ново-Абрамцево" являлись художники Игорь Грабарь, Илья Машков, Александр Лабас и скульптор Вера Мухина.
  
  
  Глава 6
  Создатель "Рабочего и колхозницы" Вера Мухина и ее муж-уролог, изобретатель лекарства из мочи беременных женщин
  
  Вера Мухина стояла особняком - она считалась одним из виднейших "скульпторов сталинской эпохи", партия поручала ей ответственейшие эстетические задания, и порой она выступала чем-то вроде представителя Политбюро по отношению к другим художникам и скульпторам. Именно здесь, в Абрамцево, она в 1936 году трудилась над своим нетленным шедевром "Рабочий и колхозница", впоследствии увековеченным на высоченном постаменте перед входом в ВДНХ, а до этого побывавшем на всемирной выставке 1937 года в Париже и поразившем воображение французов и остальных европейцев.
  Весомости Вере Игнатьевне прибавляло и то обстоятельство, что ее муж - бывший эсер, военный медик Алексей Замков являлся изобретателем гравидана - препарата, вырабатывавшегося из мочи беременных женщин, ставшим самым популярным лекарством высшей партийной элиты, поскольку этот препарат стимулировал мужскую потенцию и превращал даже убеленных сединами стариков в настоящих жеребцов. Пациентами Замкова и потребителями гравидана были Калинин и Енукидзе, Молотов и Орджоникидзе. Благодаря им был создан всесоюзный Государственный институт уро-гравиданотерапии, а Замков был назначен его директором.
  Возглавляя Государственный институт уро-гравиданотерапии, он добился разрешения на создание в рамках института специального Совхоза уро-гравиданотерапии - в нем должны были производиться продукты питания для кормления беременных женщин с тем, чтобы они производили мочу наилучшего качества и состава, и все остальные необходимые ингредиенты. Место для этого совхоза находчивый Замков выбил неподалеку от Поселка художников. В здании совхоза он основал и Загородную лечебницу уринотерапии - филиал своего Института. В лечебницу Замков и Мухина любезно приглашали всех видных художников, особенно пожилых, предлагая им воспользоваться волшебными благами уринотерапии. Для многих мастеров изобразительного искусства перспективы подобного лечения оказались весьма привлекательными, а Замков, воспользовавшись тем что значительно увеличился поток пациентов в абрамцевский филиал его Института, добился от Наркомата путей сообщения сооружения в 1934 году железнодорожной платформы "57-й км" - той самой, которая сейчас называется "Абрамцево". И теперь все советские художники, приезжая на свои дачи Абрамцево и сходя на железнодорожной станции, знали, кого им благодарить за это.
  После триумфальной для Мухиной парижской выставки 1937 года ее имя гремело по всей стране. Не менее золотые дни наступили и для ее мужа доктора Замкова: он пообещал Сталину превратить гравидан в лекарство-стимулятор для трудящихся - благодаря инъекции гравидана любой труженик страны Советов мог легко превратиться в Стаханова. Эта идея чрезвычайно увлекла вождя народов - его дух буквально захватила перспектива появления под его началом десятком миллионов стахановых благодаря удивительному снадобью из практически бесплатной мочи беременных женщин. Почти во всех больницах страны были созданы "гравидановые точки", где делали инъекции этим препаратом.
  Но, как метко заметили в свое время французы, "От великого до смешного - один шаг". И таким примером стала судьба Замкова и его жены Веры Мухиной. В один прекрасный момент корифею всех наук стало ясно, что все рассуждения Замкова о превращении обычных людей в стахановых при помощи гравидана - не более чем околонаучный бред. И началась расправа с псевдоученым. Примечательно, что честь нанести по нему первый удар выпала на долю родного брата художника Петра Кончаловского, профессора медицины и основателя московской школы клиники внутренних болезней Максима Кончаловского. Именно он опубликовал в газете "Медицинский работник" разгромную статью под уничижительным названием "Невежество или шарлатанство". Кончаловский камня на камне не оставил от полученных Замковым результатов применения гравидана и его рекомендаций. Кончаловский доказывал, что так называемый "чудодейственный" эффект от применения гравидана был абсолютной липой - он был обусловлен вовсе не его свойствами, а влиянием лечебного или санаторного режима. К реальному лечению гравидан отношения не имел и не мог иметь.
  Все это привело к полному разгрому Замкова - его с треском отстранили от работы, государственный институт уро-гравиданотерапии немедленно закрыли, а самого Замкова навсегда отстранили от медицины, после чего он смог устроиться лишь санитаром-лаборантом в здравпункт артели "Головные уборы".
  После этого Вера Мухина и ее муж уже избегали приезжать в Абрамцево - им было невыносимо натыкаться на насмешливые и укоризненные взгляды вчерашних пациентов Замкова, которым они проповедовали все прелести уринотерапии. Если Мухина и появлялась в Абрамцево, то ночью и почти тайком, забирала какие-то необходимые ей вещи, и быстро скрывалась. В последние годы она вообще не показывалась там, предпочитая не выходить за пределы своей мастерской в Пречистенском переулке в Москве, и в крайнем случае совершая вылазки в Крым или на Кавказ.
  
  
  Глава 7
  От мамонтовской художественной школы - к пост-мамонтовской советской художественной школе Абрамцево
  
  Выбирая Абрамцево в качестве места совей постоянной резиденции и работы, корифеи советской школы живописи стремились в своих собственных конъюнктурных целях "прислониться" к авторитету дореволюционной мамонтовской художественной школы, и сделать так, чтобы на их собственные полотна падал отблеск великих и легендарных имен Васнецова, Репина, Поленова, Левитана, облагораживая и осеняя их. При этом советские художники вовсе не собирались всерьез учиться чему-то у художников мамонтовской школы, поскольку та в их глазах считалась реакционной и устаревшей. Мастера социалистического реализма должны были приобщиться лишь к славе мастеров прошлого, но к их традициям и методам. Именно об этом, не стесняясь, писали в своих откровенных письмах и воспоминаниях члены Поселка художников, возникшего напротив дома-музея Абрамцево Саввы Мамонтова.
  Однако, как ни парадоксально, все произошло с точностью наоборот. На берегах реки Вори состоялась поразительная обратная трансформация мастеров социалистического реализма 1930ых годов - состоялась помимо их воли и, возможно, вопреки ей.
  Живя в Абрамцево, советские художники 1930ых годов продолжали писать те же картины, что и в своих городских студиях - отвечавшие канонам соцреализма изображения людей советской эпохи, занятых выполнением пятилетки и построением коммунизма в одной отдельно взятой стране. Персонажами этих картин были пионеры, спортсмены, рабочие и колхозники, военные Красной Армии. Это искусство должно было быть понятным народу и изображать день сегодняшний. А фоном служил русский пейзаж - пейзажи Абрамцево.
  Но именно здесь произошло то, что искусствоведы окрестили потом "абрамцевским чудом" - маститые советские художники, яростные апологеты соцреализма, вдруг начинали рисовать почти как... Поленов, Васнецов, Нестеров. У них вдруг появлялись неожиданные, замечательные, совершенно живописные этюды, где они были раскрепощенными, поэтичными и совершенно свободными. Абрамцево помогало этим художникам на какое-то очень короткое время, иллюзорный период времени, быть самими собой.
  Конечно, это "чудо" оставалось чудом только в советской системе координат - в другом, по-настоящему свободном обществе, этого "чуда" просто не заметили бы. Да и говорить о сколько-нибудь заметном значении этого "чуда" не приходится - все-таки и, прежде всего, по уровню своего мастерства, художники, скажем так, пост-мамонтовской советской школы Абрамцево явно не дотягивали до уровня своих великих предшественников. Никаких по-настоящему великих полотен они так и не создали. Можно говорить лишь об отдельных проблесках, о настроении, о тенденции в этом настроении.
  Однако в советскую эпоху, скованную строгими рамками и канонами, этот необычный "эффект Абрамцево" сразу бросался в глаза. И искусствоведы безошибочно отделяли полотна Иогансона, Лабаса, Радимова, созданные в Абрамцево, от их же картин, появившихся на свет в других местах.
  Безусловно, это "абрамцевское чудо" можно отнести к разряду анекдотов, которыми была столь богата советская действительность, временами казавшаяся ожившими сценами из фантасмагорического произведения "Мастер и Маргарита" Булгакова. Идеология, которая пропитывала всю жизнь советских людей, делала ее отчасти театральной, превращала то в фарс, то в мелодраму, - люди не жили в этих условиях, а, скорее, играли отведенные им роли.
  И все же для вдумчивого исследователя этот феномен имеет безусловное значение. Он показывает, как даже в жесточайшие сталинские годы то тут, то там стихийно формировались незримые островки свободы, в которых было возможно настоящее творчество. Конечно, власти бдительно следили за возникновением таких островков, и торопились тут же затоптать их, чтобы не дать росткам свободы пробиться на сколько-нибудь значительных площадях, но они возникали вновь и вновь.
  Эти ростки свободы, пробившиеся из-под спуда официальной идеологии и практики даже в кровавых условиях 1930ых годов, доказывают, насколько важным и сильным, а по сути, непреходящим, оказался опыт Абрамцево, опыт Абрамцевского кружка и Саввы Мамонтова в исторической ретроспективе ХХ столетия. Пусть прах самого Мамонтова давно покоился под спудом каменных плит его домовой церкви, пусть от тех художников, которые окружали его, также ничего не осталось - их дух продолжал незримо веять над этим клочком подмосковной земли, и влиять на живых, на тех, кому было суждено родиться гораздо позже их.
  
  
  
  Глава 8
  Абрамцево: место съемок легендарных советских фильмов
  
  Исторически, Ново-Абрамцево возникло как поселок художников - его прародителем и бесспорным отцом-основателем был Павел Радимов, создатель Ассоциации художников революционной России, собравший вокруг себя близких друзей, коллег и достойных сподвижников. После того, как развитие поселка приняло организованный характер под эгидой Союза советских художников, он продолжал играть роль того места, куда допускались избранные и отобранные строгими комиссиями лучшие советские мастера кисти, чтобы в тиши и вековом спокойствии подмосковных сосновых боров они могли обдумывать свои творческие замыслы и создавать нетленные произведения в духе социалистического реализма.
  Однако очень скоро поселок художников Ново-Абрамцево постигла судьба практически всех поселков творческой интеллигенции под Москвой: состав его обитателей стал стремительно меняться, к первоначальным аборигенам в виде художников добавились шумные ватаги артистов и режиссеров, видных деятелей партноменклатуры, и прежний строгий художественный профиль поселка оказался в значительной степени размытым.
  В Ново-Абрамцево этот процесс начался раньше, и шел более бурно, поскольку здесь действовал закон близости к Москве: Абрамцево находилось очень близко от Москвы, и было связано со столицей удобным транспортным сообщением, что делало это место особенно привлекательным в глазах многих людей, не имевших никакого отношения к изобразительному искусству.
  Первыми Абрамцево освоили деятели советского кино. В предвоенные годы в Хотьково приезжали многие деятели советской культуры и спешили на дачи, которые в окрестностях его разрослись, как грибы. В 1937 -1938 годах здесь работали и отдыхали Григорий Александров и Любовь Орлова, драматурги Николай Эрдман и В. Масс, Григорий Козинцев и Леонид Трауберг, театральный художник Петр Вильямс, композитор Тихон Хренников.
  Обзаведясь дачами в Абрамцево, деятели кино стали неутомимо исследовать его окрестности в ходе своих пеших прогулок, и обнаружили, что это место можно легко приспособить под съемки кинофильмов. Это было очень удобно: не надо было оставлять на долгое время Москву ради утомительных съемок где-нибудь в Крыму или на Кавказе. Мало кто знает, что кинофильмы "Веселые ребята", "Юность Максима", "Свинарка и пастух" создавались в окрестностях Хотькова, Абрамцева, Ахтырки на берегах живописных речушек Вори и Пажи. Здесь же работал над экранизацией мопассановской "Пышки" Ромм.
  В военные годы в Мутовки перебралась почти половина театра им. Вахтангова - жить здесь было гораздо спокойнее, чем в Москве. Тут жил с семьей Рубен Николаевич Симонов, жили Б. Захава, М. Державин, Л. Целиковская. Утром они ездили в Москву, чтобы отработать "смену" в театре, а к вечеру возвращались в Мутовки и сидели вечерами на террасе у Симоновых, и смотрели на зарницы и на зарево пожаров, вспыхивающие в Москве. В первые военные месяцы было лишь одно неудобство: ночами досаждали и не давали спать немецкие бомбардировщики, пролетавшие над деревней на большой высоте с прерывистым воем. Но когда советские зенитки и истребители стали действовать в полную силу, налеты немецких самолетов на Москву сошли на нет: немецкие летчики отказывались отправляться на верную гибель в небе над столицей сталинской империи.
  На даче известного скульптора Веры Мухиной в поселке художников с весны 1941 года жила также Галина Уланова и Юрий Александрович Завадский.
  В конце 70-х годов XX века, следуя давней традиции своих выдающихся предшественников, здесь приобрели дачу известные артисты А.Лазарев и С.Немоляева.
  Так художники Ново-Абрамцево оказались в значительной мере "разбавлены" артистами, режиссерами, литераторами, поэтами и композиторами.
  Происходил здесь - правда, значительно реже - и обратный процесс приобщения артистов и режиссеров к живописи. Наиболее известный пример этого действительно редкого явления - пример знаменитого режиссера Андрея Тарковского (1932-1986). Он появился в Мутовках летом 1945 года. Здесь он впервые взял в руки кисти и краски и часами просиживал с этюдником - писал ель, камыши, закат солнца. Потом ему пришла в голову идея написать ночной пейзаж - деревню ночью. В сумерках он уходил из дому, а возвращался под утро. Краски и кусочки холста давал Андрею художник Николай Борисович Терпсихоров, который также жил в Мутовках в доме Веденеевых, в котором ранее жил Пастернак. Николай Борисович, любивший пошутить, прозвал Андрея "Ван Гогом".
  
  
  Глава 9
  Абрамцево во время войны и после
  
  В годы войны Абрамцево почти вымерло - многие обитатели поселка художников уехали в эвакуацию, а в самом доме-музее Мамонтова с началом войны разместился военный госпиталь.
  Только после окончания войны произошло постепенное возрождение Абрамцево: вернулись на свои заколоченные дачи хозяева, вновь заработал музей, вокруг поселка художников появилась жизнь.
  После войны поселок художников Абрамцево неуловимо изменился - он стал несколько проще, демократичнее. Если до войны это был элитарный поселок, в котором сам воздух был пропитан духом избранности и рафинированности, то после войны этот дух словно растворился в окружающей бедности и разрухе.
  Изменился и сам состав обитателей поселка: на смену многим прежним "небожителям" пришли художники, пусть и занимавшие весьма видное место в общей иерархии, но все же не относившиеся к самым сливкам художественного сообщества: Дементий Шмаринов, Сосланбек Тавасиев, Виктор Горяев, Борис Пророков. Поселилась здесь и Татьяна Алексеевна Маврина, график и мастер книжной иллюстрации, которая делила в Абрамцево дачу со своим мужем Н.В. Кузьминым, известным знатоком древних русских икон.
  На абрамцевских дачах советских художников родилось множество картин и книжных иллюстраций - наверное, число их можно измерить лишь тысячами. И если попытаться представить, сколько же художественной продукции советских мастеров кисти родилось именно в Абрамцево, то это будут, наверное, тонны картин, листов графики и иллюстраций к книгам. Поселок художников в Абрамцево представлял собой целый неофициальный художественный комбинат, на котором в значительной мере держался высокий уровень советской художественной продукции.
  Однако самым талантливым художником, который творил в этих местах, был тот, у кого здесь не было дачи, тот, кто даже и мечтать не мог о ней. Это - Роберт Рафаилович Фальк, который часто приезжал сюда в послевоенные годы.
  В отличие от более маститых и заслуженных коллег, он не имел своего угла - государству не приходило в голову выделить дачу-мастерскую этому "отщепенцу", а собственных денег Фальку едва хватало на хлеб. Но он каждое лето снимал уголок какой-нибудь простой дачи в окрестностях Абрамцево и Хотьково, и на целый день уходил на природу - рисовать. И каждая его вещь, созданная в этих местах - "Хотьково", "Монастырь Хотьково", "Козы" - была гораздо выше по своему художественному значению, чем сотни полотен, которые создавались и пылились на дачах "заслуженных деятелей искусств", потому что, в отличие от них, это было настоящее, подлинное искусство.
  И когда сейчас говорят об Абрамцево, о поселке художников, об окружающей его природе, то чаще всего вспоминают именно картины Фалька, на которых она оказалась запечатлена, хотя своей дачи здесь у Фалька никогда не было.
  Не было и не могло быть. И это тоже - выпуклая, пусть и мрачная, сторона истории Абрамцево и советского искусства.
  
  
  
  Глава 10
  Абрамцево сегодня
  
  Сегодняшний поселок художников Абрамцево - это удивительная амальгама из старых дач, многие из которых помнят еще полные мефистофельского мрачного веселья 1930ые годы, из добротных, но таких удивительно бедных и скучных на современный взгляд дач брежневской поры, и роскошных коттеджей нуворишей, многие из которых возведены дальними родственниками прежних хозяев здешних дач, ушедшими в бизнес и там разбогатевшими, и не имеющими к искусству никакого отношения. Здесь мало кто занимается художественным творчеством, практически никто не создает картин - здесь теперь только живут.
  От былых творческих традиций, связанных с именами Мамонтова, Врубеля и Коровина, здесь не осталось и следа. И, словно чувствуя это, Москва неуклонно и неумолимо подбирается к этому месту, грозя поглотить его целиком и превратить в один из стандартных окраинных районов разросшейся столицы.
  Пропитывавшие сам воздух Абрамцево художественные традиции исчезли, где-то бесследно растворились, растерялись на долгом историческом пути. Но зато в прекрасном состоянии находится дом-музей Саввы Мамонтова: в 1977 году он получил всю территорию усадьбы и современное название - Государственный историко-художественный и литературный музей заповедник "Абрамцево".
  В наши дни территория Музея-заповедника "Абрамцево" занимает 50 гектаров и включает памятники архитектуры XVIII и XIX веков, парк и живописные окрестности реки Вори. В собрании музея заповедника хранится более 25 тысяч экспонатов: живопись, графика, скульптура, произведения декоративно прикладного и народного искусства, а также фотографии и архивы бывших владельцев усадьбы. В прекрасном отреставрированном состоянии находится и домовая церковь Спаса Нерукотворного Мамонтовых, в которой похоронены они все.
  Сам Савва Мамонтов и его друзья-художники видели Абрамцево благодатным оазисом подмосковной природы и "народного художества", видели здешний край непреходящим источником художественного вдохновения.
  Теперь Абрамцево является прежде всего памятником их несбывшимся мечтам - великим и столь же иллюзорным.
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"