Аннотация: Сегодня, 3 марта 2012 года, Эдуарду Штейнбергу исполнилось 75 лет. Аж дух захватывает. Поздравляя Эдика, мы поздравляем все русское искусство - счастье, что в нем есть такие мастера, как Эдик!
Сегодня, 3 марта 2012 года, Эдуарду Штейнбергу исполнилось 75 лет. Верится в это, честно говоря, с трудом: Эдик - такой же молодой и задорный, каким он был в далекие 1960ые годы, когда вместе с группой таких же молодых и дерзких и никем не признанных художников открывал свою первую - и, естественно, тут же закрытую властями - выставку в родной Тарусе.
С тех пор прошло больше полувека. Теперь Эдик - почетный академик Академии художеств России, его картины составляют основу современной экспозиции Государственной Третьяковской галереи, находятся в Музее Гуггенхайма в Нью-Йорке, и иначе как классиком и гео-мэтром современной живописи его не называют. Не называют по праву. А перед глазами встает все тот же простой Эдик-рыбак с удочкой на берегу Оки, Эдик, копающийся в своем саду, Эдик, бредущий по лесу с лукошком грибов, весь перемазанный землей и с прилипшей к сапогам прелой листвой, Эдик, являющийся душой общества потому, что он сам - плоть от плоти этого общества, и потому что любой плотник, рабочий, крестьянин для него так же дорог и важен, как и министр и депутат.
Для нас, людей, знающих Эдика Штейнберга по Тарусе, его "малой родине", где он был зачат, где прожил всю свою сознательную жизнь, где стал художником и куда при первой же возможности стремится он, быть может, выглядит по-иному, нежели для его московского и парижского окружения. А может быть, и нет - ведь Эдик нигде не меняется, оставаясь все таким же - простым, доступным, честным и искренним как в искусстве, так и в жизни. Наверное, тем он и дорог.
Не знаю, как у других, но у меня, когда я думаю об Эдике, всегда почему-то становится хорошо на душе, улучшается настроение, на губах невольно появляется улыбка. Наверное, из-за его необыкновенного человеческого тепла, которое он распространяет вокруг себя, и которое невольно передается всем окружающим. Сразу вспоминается, как он ходит по Тарусе и Парижу, улыбается, разговаривает, спрашивает, переживает, учит, смеется. Топит печку и ловит рыбу. Ездит на рынок и подолгу беседует со своими старыми знакомыми - тарусскими крестьянами. А вот он в Париже - на Монмартре, в тех самых местах, где когда-то творили Амедео Модильяни, Хаим Сутин, Пабло Пикассо, Андре Дерен. Такой же великий, как и они - и такой же сложный и простой одновременно.
Почему Эдик нам всем так дорог? Быть может, потому, что, в отличие от многих и многих художников - не в укор им будет сказано - он всегда был со своим народом и горячо желал ему лучшей доли. Эдик, вышедший из народа, никогда не отрывается от него - как бы высоко ни заносила его судьба в смысле признания его искусства, его таланта. Выросший в страшной бедности, в полном смысле слова нищете, и пробившийся благодаря своему безмерному таланту на самую вершину, он всегда чувствует и ощущает, что за ним, за его спиной - русский народ, Россия, все эти десятки миллионов людей, которые любят, страдают, живут, борются с жизненными трудностями, редко радуются и слишком часто печалятся, и все время стремятся к лучшему, только вот редко достигают его.
Ведь Эдик - подлинный почвенник. Родная почва, родная земля, которую он исходил своими ногами, для него божество. Он всегда видел и ясно чувствовал ее фантастическую красоту, любил ее и летней, в роскошном убранстве, и зимней, припорошенной снегом. Он любит старые покосившиеся избы, спокойную гладь Оки, даль неба над тарусскими холмами и равнинами. Никогда не рвался в Париж, а уж тем более в Нью-Йорк - чувствовал, что его место здесь, на родине. И одновременно он гордится тем, что, как выдающийся русский художник, по праву занимает место среди величайших художников мира сего в том же Париже, Мадриде, Лондоне.
Его скромный деревянный дом в Тарусе знают все. Этот дом всегда открыт для людей. Точно так же, как и у его отца, за общим столом в этом доме сидели и столяры, и плотники, и землекопы, и академики, и миллионеры, и политики, и депутаты. А уж кого хозяин дома уважал больше, зависело от самого гостя.
В доме Штейнберга ощущается особая атмосфера, которой, пожалуй, не встретишь нигде. Атмосфера ненавязчивого человеческого тепла, радушного и искреннего гостеприимства, уважения и готовности прийти на помощь.
Эдик - мастер на все руки, но главным его ремеслом была живопись. Это стало делом всей его жизни. Стало потому, что иначе он не мог - живопись шла от его сердца, из самых глубин его естества. Это - огромный, щедрый, природный талант. Он нигде не учился рисовать - вы не найдете ни одной записи о том, что Эдик окончил какой-нибудь вуз или училище рисования. Он просто рисовал, как птицы поют. И это получалось у него так же просто и гениально.
Конечно, в глубинах его рисования скрываются огромные культурные сокровища - все то богатство русской культуры, которое сделало ее такой великой. К этим богатствам Эдик приобщился благодаря отцу - великому поэту и интеллигенту Аркадию Штейнбергу, имя которого вписано золотыми буквами в историю России. Эдик впитал все эти богатства, вобрал их в себя, пропустил через себя - золотую меланхолию Борисова-Мусатова, яростно кричащее, ярчайшее богатство красочной палитры Аристарх Лентулова, гениальное буйство темперамента Винсента Ван Гога, волшебный проникновенный взгляд Роберта Фалька - и окончательно сформировался как мастер. Если бы не было всех этих предшествующих культурных богатств, которые вобрал в себя Эдик, он не стал по-настоящему ВЕЛИКИМ художником. Но, став ВЕЛИКИМ, он остался самим собой - и поэтому все, кто виделся с ним хотя бы раз, потом вновь и вновь инстинктивно тянулись к нему.
Эдик - невероятно обаятелен. В чем секрет этого обаяния, не знает, наверное, никто. Это обаяние трудно описать словами, разложить по полочкам, на составные компоненты. В основе этого обаяния лежит неподдельный интерес и внимание к собеседнику, к знакомому; доброта, готовность прийти на помощь; уважение и внимание к людям. И еще какая-то удивительная душевная щедрость.
В далеком 1978 году он написал письмо Казимиру Малевичу. В нем он беседовал со своим великим учителем и другом, беседовал на равных - ведь к тому времени Эдик и сам создал не меньше картин, чем Малевич в том же возрасте, ставил тревожащие его экзистенциальные проблемы, проблемы бытия и человеческого существования. Ответ от Малевича Эдик получил незримо, он воплотился в его работах, в его манере письма, которая стала все больше и больше походить на манеру самого Малевича.
Полагаю, что теперь уже самому Эдику будущие поколения художников будут писать письма - письма Эдику Штейнбергу. И открывать в нем что-то для себя. А потом, если хватит сил и силы духа, будут следовать его примеру. По плечу это окажется далеко не всем. Но тот, кто будет достоин написания письма Эдику Штейнбергу и ответа на это письмо, откроется тайна художественного озарения, тайна художественной гениальности, тайна живописного творчества - мучительного и сладкого одновременно, сводящего с ума и сводящего в могилу, творчества, без которого невозможно жить и существовать и которое при этом ты несешь на своих плечах, точно тяжкий крест, несешь, как Христос на свою Голгофу.
Эдик Штейнберг стал продолжателем дела Казимира Малевича в современном русском искусстве, и создал впечатляющую галерею картин. Их очень много, и они - самые разные. Есть вещи более удачные и менее удачные, и есть среди них настоящие шедевры, шедевры по высшему "гамбургскому счету", достойные лучших музеев. В них они и находятся - от ГТГ до Музея Гуггенхайма в Нью-Йорке.
Эти картины - а их почти тысяча или даже больше, об этом лучше знает верная жена, подруга и муза художника Галина Маневич - и есть самый значительный вклад Эдика в искусство. Тот вклад, которым можно по праву гордиться. Глядя на них, он мог бы воскликнуть: "венец трудов превыше всех наград".
В судьбе Штейнберга было больше "зим", но в искусстве других путей, как те, по которым он с трудом, преодолевая все трудности и препоны, постоянно шел, для него не было и быть не могло.
И сегодня, чествуя великого мастера в связи с его 75-летием - подумать только, три четверти века прожито! - можно только воскликнуть: "Эдик, не за горами весна, весна - ведь начало марта уже - уже началась, а значит, скоро ты откроешь новый живописный сезон, и вместе с весенней травой и солнцем начнется новый цикл твоего творчества, новая штейнберговская весна, которая принесет людям радость и тепло, когда они будут смотреть на созданные тобой работы!"