Клемент Перп : другие произведения.

Счастливчик Моркел и Ястребы Олимпуса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    пополняющийся файл, текст целиком, с динамическими правками
  Глава 1. Огней так много золотых
  
  Мистер Мелвин Моркел был скупым на эмоции человеком. Он говорил мало, только по существу, и всегда старался делать всё идеально. Он был невысок, но недостаток его роста с лихвой заменяло спортивное телосложение и гордая осанка. Правда, за последние годы мистер Моркел стал тоньше, да и от постоянного сидения за столом его плечи немного ссутулились. У него были светлые волосы, которые он постоянно прилизывал специальной помадой, бледная кожа и морщинка на лбу. Когда мистер Моркел был чем-то недоволен - а он часто сердился на глупых бездельников - он сжимал губы в тонкую полоску и сердито барабанил по столу пальцами.
  С таким характером мистер Моркел стал замечательным счетоводом - мало болтовни, много ответственности. Вот уже пятнадцать лет он трудился на грозосветную фабрику, которая выпускала лампочки для фонарей. Он носил немаркую серую форму, которую аккуратно вешал на плечики каждый вечер.
  Каждый день он вставал ровно в половину шестого утра, принимал душ, брился. Затем, без пяти минут шесть он будил сына.
  - Морган, пять минут на подъём, - и он возвращался в свою комнату.
  На то, чтобы застелить постель и надеть носки, брюки и свежевыглаженную рубашку, которую приносила нянюшка Мамаша Бойл, уходило две минуты. Потом мистер Моркел застёгивал пуговицы рубашки, считая про себя - первая, вторая, третья. На четвёртой он уже знал, что Моргану остаётся нежиться в постели ровно две минуты, тридцать секунд.
  - Тридцать секунд, - кричал мистер Моркел из ванной, когда его причёска становилась идеально гладкой.
  Затем он выходил из ванной и пропускал вперёд себя малыша Моргана, который на фоне отца выглядел совершенно неприбранным - пижама помята, тёмные каштановые волосы торчат во все стороны, как воронье гнездо. Морган всегда выходил из комнаты заспанным, он тёр глаза и не смотрел под ноги, поэтому мистер Моркел знал - стоит сыну пошире зевнуть, и он тут же потеряет бдительность и налетит на дверной косяк.
  - Осторожно, косяк, - раз в неделю повторял мистер Моркел.
  Пока Морган приводил себя в порядок, мистер Моркел спускался вниз, просил Мамашу Бойл сделать радио погромче. Он выпивал чашку кофе пока длилась ежедневная новостная программа "Всё по порядку" и, когда сын садился за стол - как и был, в пижаме, мистер Моркел сердито поджимал губы и говорил, что Морган должен спускаться вниз уже одетым.
  - Нет, есть будем вместе, - отвечал мистер Моркел, посмотрев на часы. - Оденешься после завтрака.
  Морган садился поудобнее, хватал свою большую синюю кружку чая обеими руками и проверял расплывается ли на янтарной жидкости молочная медуза, которая ему так нравилась. Вообще-то Морган терпеть не мог молоко, ну если только чуть-чуть в каше, ну или как у папы - в кофе. Мистер Моркел, разумеется, не разрешал сыну пить кофе - специалисты не рекомендовали детям пить кофе, а мнение профессионалов для мистера Моркела было авторитетом, и поэтому он добавлял немного молока в чай.
  Далее Мамаша Бойл убавляла громкость радио, и мистер Моркел, не отвлекаясь ни на что другое, принимался методично опускать ложку в тарелку с овсянкой, пока не съедал всё до дна.
  Затем, ровно в шесть тридцать мистер Моркел давал сыну десять центов на дорогу до школы и обратно и не забывал про ежедневное наставление.
  - Школа, музыкальные классы, дом, обед, уроки, приду проверю. Слушайся Мамашу, - наставление было ясным и лаконичным. И обязательное. - Сын, оправдай мои надежды.
  Будние дни мистера Моркела наполняли многие радости - короткая прогулка до остановки омнибуса, приветственные кивки коллегам, ехавшим этим же рейсом (и менее сердечные тем, кто приезжал на следующем, к самому началу рабочего дня), вид яркой вывески в форме молнии: "Грозосветная фабрика Изгибинс и Хайт", безлюдная проходная, в которой шаги первых работников, спешащих на службу, звучали гулким эхом.
  Мистеру Моркелу нравилось слушать всю симфонию фабрики - первые звуки шагов, хлопки стеклянных дверей, сигналы слотов, в которые опускаются табельные карты, тихий шепоток людей, растекающийся потоком по всей территории фабрики, громыханье, которое издают установки при первом холостом запуске, скрип деревянных перил, шорох бумаг... далёкое грохотанье конвейеров, сигнал к обеду, который мистер Моркел слушал, пока не растает последнее эхо. И только когда наступала полная тишина, он шёл в столовую, самым последним выходя из кабинета. И то же самое в обратном порядке - затихание фабрики, гаснущие огни кабинетов и цехов, дорога домой.
  Обратно мистер Моркел возвращался ровно в четыре-сорок и как раз успевал переодеться и отдохнуть перед пятичасовым чаем.
  Затем мистер Моркел проверял уроки, которые Морган выполнял перед самым приходом отца - и потому писал поспешно и неразборчиво. Мистер Моркел кивал, особенно уделяя время проверке математики, отдавал тетрадь Моргану и велел переписать всё начистовик.
  Обычно, отдав сыну тетрадь, мистер Моркел хмурился и вспоминал те дни, когда ему самому пришлось писать жизнь с чистого листа.
  
  ***
  30 ноября 1926, Озон
  
  Коттедж Моркелов жался к соседским домам как замёрзший котёнок. Выглядел он по-настоящему уютным: сложенный из рыжего кирпича, с белыми ступеньками крыльца и с изумрудно-зелёной крышей. Но главной гордостью Мелоди Моркел был её миниатюрный садик и молодое деревце, посаженное под окном в день рождения сына.
  Их крошечный передний двор был королевством гортензий. Венценосные кусты нехотя расступались над дорожкой, выложенной белой галькой вперемешку с разноцветными стекляшками. Дорожка эта загадочно сверкала в лучах солнца, и создавалось впечатление, что ведёт она прямиком в сказку.
  Возможно, так оно и было, пока в один осенний вечер небо не покрылось серой хмарью облаков. Цветастая дорожка сразу же поблёкла, а белые камешки намокли под дождём и потемнели, будто бы они могли знать, что ничто отныне не будет прежним.
  
  Мелоди накинула пальто на свои узкие плечи. Она неторопливо застегнула пуговицы и ещё раз оглядела прихожую, выглядевшую взъерошенной. Дверь платяного шкафа была открыта, внутри виднелось множество пустых вешалок. У лестницы громоздились чемоданы и сумки, набитые доотказа. Из одного чемодана как язык торчал рукав свитера.
   Стараясь ступать осторожно, чтобы каблучки не стучали о пол, Мелоди подошла к комоду и взяла послание, написанное золотыми буквами на бумаге, гладкой как шёлк:
  
  Мы бесконечно рады, что вы приняли наше приглашение, миссис Моркел. Было бы непозволительным расточительством разбрасываться такими талантами. Рад, что вы изменили своё мнение. Золотой Округ избавит вас от лишних забот, и всё своё время вы сможете посвятить искусству.
  
  Искренне Ваш, Леонард Анри Биринт,
  куратор отдела поиска талантов Золотого Округа.
  
   Мелоди кинула бумажку на пол и подняла саквояж, который собирала сама. Все остальные вещи паковал её муж, которого никогда прежде она не видела в ярости.
  Конечно, ярость эта была от бессилия. Мелвин понял, что Мелоди не останется. Он не кричал и не умолял её одуматься, он просто стал методично собирать вещи. Отлично - говорил он своим молчанием - скатертью дорожка.
  Мелвин раскладывал платья по цвету, сортировал одежду по временам года, начищал обувь. Но чем дольше продолжалась его молчаливая акция, тем небрежнее складывались вещи, и под конец Мелвин начал хватать с полок всё подряд и пихать в чемоданы, не глядя. Морган думал, что папа играет, и помогал ему - кидал в разные стороны носки. Когда запал прошёл, Мелвин, не говоря ни слова, взял Моргана за руку и отвёл его наверх.
  За спиной раздался хриплый смешок, и Мелоди вздрогнула. Она выронила саквояж, и пол отозвался глухим ударом. На первой ступеньке лестницы стоял Мелвин.
  - Уйдёшь, не попрощавшись? - он сжал губы в тонкую полоску.
  - Прощай, - безразлично отозвалась Мелоди.
  - Не попрощавшись с сыном, - сухо добавил он.
  - Он ещё слишком мал, чтобы понять.
  Мелвин проницательно взглянул на жену, но она поспешила отвести взгляд.
  Она повернулась к зеркалу и кокетливо поправила брошку-стрекозу, приколотую к пальто. Бросив критический взгляд на своё отражение, она открыла ящик комода. В ящике лежал лишь тюбик губной помады. Мелоди достала помаду и накрасила губы.
  Мелвин с нескрываемым осуждением следил за действиями жены. Складывалось впечатление, что Мелоди нарочно хочет его позлить.
  - Я старше его, но и я не понимаю... зачем ты уходишь теперь, когда наша мечта воплощается? Теперь всё будет так, как мы хотели, - страстно прошептал Мелвин.
  - Всё будет гораздо лучше, - пропела Мелоди. - Светские приёмы, балы, путешествия, новые города и целый новый мир... Одна мысль об открывающихся перспективах захватывает. Я вся дрожу.
  В серых глазах Мелвина промелькнул огонёк, а щёки вспыхнули алым. Но уже спустя миг бледность вернулась на его лицо. Мелвин поправил причёску, будто боялся, что выбилась хоть одна прядка волос.
  - Неужели возможности Золотого Округа значат для тебя больше семьи? Значит, ты предала нашу мечту... и за что? За жизнь, лишённую забот и пару новых туфель?
  Мелвин смотрел на её отражение - сегодня Мелоди была красива как никогда, и это причиняло ещё больше страданий. Потому что красота эта была ледяной, отталкивающей. Даже её золотистые, как янтарь, глаза больше не дарили тепла. Они смотрели по-новому: презрительно и с насмешкой.
  - Брось, дорогой, к чему пустые слова? Мы оба знаем, что такой уникальный шанс выпадает раз в жизни.
  Похоже, его терпению пришёл конец. Мелвин яростно толкнул дверь шкафа, и та с грохотом захлопнулась. Где-то наверху послышались торопливые шаги.
  - Шанс? - крикнул Мелвин, и поспешно понизил голос. Он пристально глянул на потолок, будто хотел увидеть что происходит на втором этаже. - Наш шанс в сыне. Не обрекай его на то, что довелось пережить нам в сиротском приюте. Разве ты забыла что такое жизнь без родителей?
  Мелоди аккуратно положила губную помаду обратно и вцепилась в ящик так, что побелели костяшки пальцев. В какой-то момент показалось, что она готова разбить комод в щепки, но спустя мгновение, она плавно закрыла ящик, и тот лишь угрюмо отозвался эхом перекатывающегося в нём тюбика.
  - Твой сын не сможет вечно быть ребёнком. Однажды он вырастет и ты никогда не узнаешь каким он был, о чём мечтал, какие у него были страхи и болезни. Время нельзя повернуть вспять, - Мелвин со значением поглядел на жену. - Это невозможно.
  - Невозможно, - согласилась Мелоди.
  - Значит сын для тебя - всего лишь лишние заботы и упущенные возможности?
  - Вовсе нет. Всё зависит от его выбора, - она внезапно посуровела и прошептала как заклинание. - Поклянись, что позволишь Гану быть свободным.
  Мелоди бросила долгий взгляд на мужа. Его желваки раздувались, будто Мелвин сдерживал слова, которые так и рвались на волю. Мелоди хмыкнула, гордо распрямила плечи и повернулась к мужу спиной. Поколебавшись, она отстегнула от пальто брошку и положила её на комод. Потом она вновь подняла саквояж и вышла за дверь. Она кивнула, услышав за спиной тихое: 'Я позабочусь о Моргане, это моя клятва'.
  Она спустилась по ступеням, сделала несколько шагов по дорожке и нагнулась, чтобы взять синий кусочек стекла: однажды он был частью большого целого, но потом случай разбил единое на осколки. Время и мягкие волны океана обточили острые края, превратили болезненно тонкие грани в гладкие.
  Мелоди выпрямилась. Она бросила долгий взгляд на окно второго этажа - из-за стекла на неё смотрел Морган, похожий на лохматого совёнка. Мелоди кивнула ему и твердой поступью пересекла двор. Она хлопнула калиткой и скрылась за поворотом.
  Улица была пустынной, и Мелоди радовалась тому, что сам вечер дарит ей возможность побыть наедине с городом, который так много обещал ей. Так много надежд - и так мало времени. Её время подходило к концу, и ничего общего с этим городом, огоньками в вечерних окнах и силуэтами людей, угадывающимися за задёрнутыми шторами, Мелоди Моркел уже не имела.
  Один миг, один короткий взгляд, и вспыхнувшие фонари залили улицу холодным голубым сиянием. Глубокие тени хищно ощерились, тревожно залаяла собака: город почуял чужака.
  Долгое мгновение темноты, слезинка, скатившаяся по щеке, и Мелоди вновь распахнула глаза.
  - Вы всё сделали верно.
  Мелоди обернулась. Мужчина вышел на свет. На нём был лётный костюм с вышитыми на груди золотым ключом и закрытым замком. Его глаза скрывали тёмные очки. В их зеркальной поверхности отражалось лицо Мелоди. Широкий рот мужчины, казалось, сам собой складывался в ухмылку.
  - Контроллер О'Бриз, - представился он. - Ваш сын будет получать причитающиеся алименты, хочу сказать, что сумма весьма значительная.
  - Но любовь за деньги не купить, - без эмоций, лишь эхом самой себя отозвалась Мелоди. - Муж и сын возненавидят меня.
  - Мы можем выполнить небольшую услугу. Они могут вас забыть.
  - Нет, - воскликнула она и оглянулась. - Нет, я хочу, чтобы они помнили. Я хочу заслужить прощение.
  - Хорошо, пусть думают, что вы сбежали к лучшей жизни в Золотом Округе, - покладисто отозвался О'Бриз.
  - Лучшая жизнь... что вы знаете об этом? Ни богатство, ни слава не сравнятся с семьёй.
  В её голосе звучала такая печаль, что контроллер растерялся. Он внимательно посмотрел на Мелоди, и на короткое мгновение ему показалось, что она гораздо старше своих лет. О'Бриза испугал пронзительный взгляд её золотых глаз - это был взгляд гордого сокола, которому связали крылья.
  Наконец он понимающе кивнул.
  - Вам не занимать храбрости - не у всех хватает решительности сделать сложный выбор. Если сын унаследовал ваши качества, то он может стать очередной находкой Управления.
  - Время покажет, - проговорила Мелоди и сжала кулак.
  В руке она всё ещё держала осколок стекла. Стараясь сделать это незаметно, Мелоди положила синюю стекляшку в карман.
  Контроллер приблизился. Он двигался грациозно, как кот.
  - Позвольте ваш саквояж... там что, кирпичи? - усмехнулся он, взвешивая в руке багаж. - Какая ирония, ведь им придётся строить всё заново...
  - Не нужно разговоров, - перебила Мелоди, раздражённо морщась, как если бы ей не понравилась его неуместная шутка. - Я хочу покончить с этим раз и навсегда. Взлетаем немедленно!
  О'Бриз нащупал одному ему ведомую дверь и распахнул её. Прямоугольник висел в воздухе, а внутри него скрывалась кабина катера. Странная иллюзия таяла при более пристальном взгляде - кирпичики стены искривлялись, как в мареве или в увеличительном стекле. Контроллер помог Мелоди забраться на пассажирское сидение. Затем он сел на место пилота и хлопнул дверью. Кабина была тесной и обволакивающей.
  О'Бриз положил руки на клавиатуру панели управления - точь-в-точь такую же, как у фортепиано и сыграл мелодию направления - клавиатура отозвалась тонким голосом. Катер завибрировал и оторвался от земли.
  Мелоди зачарованно смотрела в окно. Скоро внизу странным созвездием раскинулся Озон. Сеть голубых звёздочек пронизала город. На северо-западе сверкали бесчисленные огоньки района Гранде Ниц - одним из этих огоньков был фонарь напротив дома Моркелов.
  Город стремительно уменьшался. Он превратился в одно сияющее озеро голубого цвета. Земля вокруг Озона была черна - редкие проблески света освещали пригороды, но они тонули в сгущающейся тьме.
  В небе клубились тяжёлые серые тучи. Они двигались со стороны океана, медленно, но неумолимо затягивая небо саваном.
  Катер со звоном нырнул в брюхо тучи, и в тот же миг раздался гром. Сверкнула молния и свилась в кокон вокруг невидимого катера. Фюзеляж озарился, вспыхнули голубым капли на обзорном стекле. Катер рухнул в воздушную яму, но через секунду взмыл над неспокойным морем туч.
  В чернильной вышине сверкала полная Луна. Её серебряный свет ложился на задумчивые лица контроллера и его пассажира.
  - Золотой Округ открыл дорогу, - сообщил он. - Скоро будем, выходим на четвёртую октаву.
  Кокон погас, и катер пошёл на снижение. Звучала помпезная музыка - она лилась из ниоткуда, как будто невидимый оркестр летел следом за катером.
  Внизу сверкал город, похожий на огромный слиток золота, лежащий на чёрном бархате.
  - Уверен, что вас ждёт успех, - проговорил О'Бриз. - Золотой Округ приготовил для вас много главных ролей. У вас уже появились могущественные почитатели. Не стесняйтесь, используйте их помощь. Лгите, притворяйтесь, но сделайте всё, чтобы сдержать волю Ареса.
  Катер гудел, подпрыгивая на энергетических струнах.
  - Мы должны предотвратить его побег из Некратомнира.
  - Некратомнир, - в голосе Мелоди звенели льдинки. - Мёртвый, неделимый, иллюзорный... значит, это правда? Когда между мирами возрастёт диссонанс, двери тюрьмы распахнутся?
  О'Бриз молчал.
  - И что будет после? Война?
  - Мы этого не допустим. Вы этого не допустите, - твёрдо произнёс О'Бриз. - Пёс Войны укусит собственный хвост и завертится волчком. Его знания должны остаться при нём. Никто не найдёт оружие древних без Ареса. Сдержите его волю, и мир будет спасён.
  Мелоди снова взглянула в окно. Золотые искры её глаз были много теплее огней города.
  - Жаль, что вашей семье не дано знать, на какой подвиг вы отважились. Это знание для единиц. Такие люди как мы, обречены на одиночество, - О'Бриз горько ухмыльнулся. - Но ничто не длится вечность.
  Он замолк и добавил:
  - Даже вечность.
  
  ***
  
  Спустя несколько дней после ухода Мелоди, мистер Моркел с трудом оторвал голову от подушки и со свойственным ему упорством поднял себя с постели. Он подчёркнуто бодро прошаркал в ванную, и спустя несколько минут вышел в коридор, обтираясь пижамой. Он надел брюки наизнанку и застегнул рубашку, пропустив петлю - из-за чего она перекосилась. Мистер Моркел пригладил волосы водой, и с них закапало на воротник.
  Затем он спустился в кухню. Здесь, уже проснувшиеся, сидели супруги Ами - Сэмон и Лидия. Сэмон был товарищем мистера Моркела ещё со времён Юджинского приюта и едва он узнал о том, что Мелоди покинула семью, сразу же примчался из Лондграда вместе с женой и сыном. Мила, дочь Сэмона и Лидии уже ходила в школу и потому осталась с бабушками и дедушками, а вот Реми - ему было всего полтора года - взяли с собой.
  Первые несколько дней Ами убеждали мистера Моркела, что нужно радоваться за Мелоди - приглашение в Золотой Округ означало мировое признание таланта, но потом оставили это бесполезное занятие. Если мистер Моркел и хранил радость за неё, то глубоко в душе - очень глубоко, под толстым слоем обиды, чувства предательства и ощущения собственной никчёмности.
  Не обращая внимания на жалостные взгляды Сэмона и Лидии, мистер Моркел налил кофе в сахарницу. Сэмон открыл было рот, чтобы предупредить друга, но тот отвернулся и поднёс сахарницу ко рту. Закашлявшись, мистер Моркел отставил сахарницу, так и не сделав голоток.
  - Всё, это конец. Вы немедленно возвращаетесь в Лондград. Миле нужны родители, - мистер Моркел хлопнул в ладоши.
  Лидия сердито шикнула и кивнула на Реми. Он спал на её руках как маленький ангелочек. В руке у ангелочка была зажата пробка от виски.
  - Моргану тоже, - буркнул Сэмон. - Пока ты не придёшь в себя, мы с места не сдвинемся. Ты сейчас о себе позаботиться не можешь, что уж о ребёнке говорить. К тому же, ты не можешь быть в двух местах одновременно. Ты потеряешь работу, если я не останусь воспитывать крестника.
  - А содержать вас всех буду я? - съязвил мистер Моркел и провёл рукой по подбородку. Он с удивлением посмотрел на свои пальцы. Слева лицо было невыбрито, и щетина больно кололась.
  - Это вопрос на двадцать лларов. Папа Хомминс получил хороший барыш за моё последнее изобретение и сам отправил меня в отпуск. Ценные кадры, знаешь ли, беречь надо. Да и Милка половину дня проводит в школе - старики не в напряге, - сообщил Сэмон.
  Мистер Моркел устало сложил руки не груди.
  - Я не собираюсь вечно барахтаться в собственном... - мистер Моркел осёкся, заметив, что Морган проснулся и спустился вниз. - Отчаянии.
  - Давай выплывай, а мы пока Моргана покараулим, - кивнул Сэмон.
  - Я не...
  Мистер Моркел не договорил. Раздался звонок, и он поплёлся к двери, попутно сбив подставку для зонтов.
  Морган из-за его спины с интересом смотрел на окошко, забранное ромбовидным переплётом. За стеклом было темно, как будто его загородили чем-то большим.
  Мистер Моркел раскрыл дверь, и только коробка ростом с него самого, стоящая на пороге, спрятала его от любопытных взглядов соседей. Показаться на улице неряхой - последнее дело!
  Из-за коробки вышел хлипкий на вид доставщик в сером комбинезоне и серой кепке с выцветшей надписью "Скоро-порт". У него были водянисто-зелёные глаза, немного навыкате, и бесцветный пушок над верхней губой. Он окинул мистера Моркела затуманенным взглядом с ног до головы и поплевал на палец.
  - Мистер Мелвин Моркел? - он прочитал это по слогам, водя пальцем по бумаге.
  Доставщик снова посмотрел на мистера Моркела и оттопырил нижнюю губу.
  - Он самый, - раздражённо буркнул мистер Моркел. Он прижал руку к левой стороне подбородка, чтобы скрыть небритость.
  - Вам посылка от розоцветной фабрики, - промямлил доставщик.
  - Вы, вероятно, ошиблись, - буркнул мистер Моркел, сердясь на медлительность доставщика.
  Тот снова прочитал написанное на бумажке, старательно шевеля губами, как если бы проговаривал слова про себя, и заметив ошибку, растянул губы в глуповатой улыбке.
  - Верно, сэр. Я видно, задумался...
  Мистер Моркел подумал: "Это навряд ли".
  - Вам посылка от грозосветной фабрики. Общественный комитет и мистер Хайт выделили вам гуманитарную помощь. Распишитесь.
  Доставщик протянул мистеру Моркелу бумажку. Мистер Моркел расписался, отметив про себя, что он совсем докатился - гуманитарная помощь, подумать только, человеку с работой, чувством собственного достоинства и перспективами.
  Получив подпись, доставщик шлёпнул губами и ушёл.
  - Эй, куда вы? Как я дотащу посылку? - мистер Моркел посмотрел на коробку ростом с него самого.
  - Не волнуйтесь, сэр. Она сама идёт, - ответил доставщик и забрался в машину, которая поджидала его. - Заводи, Чаки.
  Электромотор загудел, под капотом грузовика сверкнуло, и машина с грохотаньем снялась с места.
  Мистеру Моркелу казалось, что он всё ещё слышит странный звон. И тогда он догадался посмотреть прямо перед собой. Коробка стала выше. Звон раздавался из неё. Мистер Моркел, наконец, оторвал руку от лица и дотронулся до коробки. Звон прекратился, но вдруг что-то толкнуло его, и он в страхе отступил в прихожую.
  Коробка надвигалась на него. Из неё торчали здоровенные резиновые сапоги. Сапоги шагали вперёд. Мистер Моркел всё отступал и отступал, пока не почувствовал, что Морган прижался к его ногам. Из кухни выглянули Сэмон, Лидия и проснувшийся Реми.
  И тут коробка упала, и из неё вышел робот ростом чуть меньше мистера Моркела. У робота были узкие плечи, тело, вроде бака, на котором нарисовали синей краской передник, ладная голова, украшенная металлическим шлемом в форме причёски каре, круглые оранжевые глаза-объективы и подвесная нижняя челюсть, прикрывающая широкий рот-микрофон. Робот выступил из сапог, объективы сузились, и голова покачала из стороны в сторону.
  - Ну и неряхи. Мамаша Бойл всё исправит, - сказала она чуть шипящим голосом и осмотрелась. - Есть где развернуться. Мамаше Бойл нужен чулан стандартный для хранения и розетка стандартная для подзарядки. Остальное Мамаша Бойл взяла с собой.
  Она распахнула дверцу в своём животе, и все увидели кучу всяких запасных частей.
  - Я ваша няня. Прислана для помощи и поддержки. Прошу представиться.
  - М-мистер Моркел, - сказал мистер Моркел, справившись с удивлением. - И Морган Моркел.
  - Сын? Замечательно. Хозяева установлены. А вы, люди, кто? - она повернулась к Ами.
  - Друзья, - Сэмон знал как надо вести себя с роботами. - Семья Ами. Я Сэмон, это Лидия, а это Реми.
  - Принято, друзья. Теперь мне нужно знакомство с домом. Начнём со второго этажа.
  Сэмон взял дело в свои руки. Он открывал ей все двери, показывал каждый угол, помог взобраться на лестницу в первый раз. Сэмон показал Мамаше Бойл гардеробную, крошечную комнату для гостей, комнату Моргана, комнату мистера Моркела и ванную. Мамаша Бойл всё комментировала: "Удобный коридор, двери достаточно широкие, я справлюсь".
  На чердак Мамаша Бойл забраться не смогла.
  - Чердак будет вашей ответственностью, - постановила она.
  На кухне она понажимала на все кнопки. Она заставила работать радио, научилась включать все возможные режимы духовки и плиты, познакомилась с холодильником: "О, сэр Фрост, серия ноль-сто-пять, такая честь!". А потом Сэмон открыл перед ней дверь чулана. В коридор выкатились две пустые бутылки из-под виски. Сэмон с укором посмотрел на мистера Моркела, который всё это время следовал за ними попятам.
  - Вот, чулан, - сказал Сэмон.
  Мамаша Бойл вступила внутрь и включила свет. Она сразу почувствовала себя уверенней, осмотрела стиральную машинку, выгрузила на полку свои запчасти, и увидев бойлер, подбежала к нему как к родному.
  - Малыш Бойлер! - сказала она круглой дверце котла с круглыми глазами-датчиками. - Будь послушным.
  Котёл весело булькнул.
  Уже через два дня мистер Моркел вернулся в форму. Он убедил Ами, что Мамаша Бойл - это лучший выход в сложившийся ситуации, и проводил друзей на утренний поезд до Лондграда.
  Мистер Моркел и Морган стояли на платформе. На них были одинаковые серые пальто. Вокруг сновали пассажиры, спешащие в последний момент занять свои места (мистер Моркел настоял, чтобы Ами сели в поезд за пять минут до отправления). Сэмон и Лидия выглядывали из окна, на их лицах явственно читалось беспокойство.
  Реми прислонил нос к стеклу. Со стороны улицы он походил на маленького кудрявого поросёнка.
  Наконец, энергоприёмники поезда поднялись, невидимые струны пропели ноту "ре", вагоны вздрогнули, поезд завибрировал и начал разгоняться.
  - Держитесь! - Лидия не выдержала и крикнула в распахнутое окно. - Мы с вами!
  Мистер Моркел сжал плечо Моргана и коротко кивнул. Следующие десять лет они держались вместе, выстраивая мир на руинах старого. Но время спокойствия подходило к концу.
  Глава 2. Тучи сгущаются
  
  26 ноября 1936
  четверг, 19:45 (27 ноября 00:45 время по Олимпусу)
  Город Отверженных
  
  Немолодой человек сидел за игральным столом, обхватив голову руками. Он не помнил, как очутился в казино, что его привело сюда. Он не помнил долгих часов страха, которые ему довелось пережить по дороге в Город Отверженных. Воспоминания о прошедшем свернулись в клубок - не найти ни начала, ни конца. Человек наугад потянул за первую ниточку - и не ошибся. Николс. Его звали Николс.
  Он разматывал клубок памяти дальше, но находил только вопросы. Как он обманул Караул и пробрался в город? Кажется, ему помог какой-то человек. Николс попытался вспомнить внешность незнакомца, но вместо лица проводника, ему представилась размалёванная маска клоуна. Насмешка... вокруг все смеялись. Над ним? Или мир просто сошёл с ума?
  Мир кружился в безумной пляске. Перед глазами плыли огненные полосы, а музыка джаз-банда теряла ритм и распадалась на отдельные фрагменты. Обрывки музыки с разной скоростью доползали до слуха, оглушая металлической какофонией. Жилистые руки сжались крепче, будто Николс боялся, что голова разлетится на части.
  Он услышал тонкий звон, оборвавшийся тишиной. В эту же секунду Николс понял, что круговерть замедляется, а металлический скрежет вновь становится музыкой. Он закрыл глаза и вдохнул глубже. Холодный пот стекал по морщинистому лицу Николса, но никто, казалось, не замечает, что с ним не всё в порядке. Подумаешь, экая невидаль - скорее всего, проигрался в пух и прах - но ведь жив, а значит, пусть пьёт до дна, радуется: игра ещё не завершена, ещё есть шанс на удачу...
  - Выпейте, вам станет легче, - женский голос звучал жёстко, с нотками приказа.
  Рука оторвалась от пламенеющей головы и ощутила приятный холод бокала, но инстинкт самосохранения не позволил ему поднести неведомое содержимое ко рту. Тогда мягкая рука легла на сжатые пальцы Николса, он подчинился и ощутил сладость с горьким привкусом.
  - Что это? - он закашлялся и раскрыл глаза, изумлённо глядя на незнакомку.
  - Ничего опасного, - лицо женщины скрывала тень, но в её голосе явственно звучала усмешка. - Всего лишь кола и немного порошка хинного дерева... для бодрости духа.
  - Для бодрости духа? Это шутка? - лекарство подействовало молниеносно: Николсу стало лучше. В тот же самый момент в нём проснулось чувство безотчётного доверия. Он проследил за незнакомкой, огибающей стол. Она заняла место крупье, и Николс вновь попытался рассмотреть черты её лица, и вновь - тщетно.
  - Отнюдь нет. Вам потребуется смелость, ведь, судя по моему раскладу, ещё не всё потерянно, - она развела руками над столом, и Николс удивлённо моргнул, увидев, что там лежат несколько карт. - Оно будет потеряно, если вы сдадитесь.
  - Как? Как это? - было не понятно, к чему именно относится этот вскрик - к необъяснимому появлению карт или к тому, что сказала женщина.
  - Однажды вы это выясните, обещаю, профессор Промит, - её голос стал глубже.
  - Постойте, но откуда... - осознание, наконец, заставило его собраться с мыслями. Он понял, что сказал лишнее и опасливо обернулся. - Профессор Промит погиб во время пожара в собственном доме.
  - Бросьте, профессор, мир наполнен людьми образованными и сведущими в науках, но это ещё не значит, что среди них нет глупцов. В конце концов, кто мы - если не глупцы, раз каждый из нас не только слушает радио, но и верит сказанному, - теперь её голос был похож на звон бокалов - такой же тонкий и смешливый.
  - Это же, это мои слова... вы за мной следили? - он порывисто встал со стула, но наступил на полы своего плаща и вновь повалился на круглое сидение. Он глотнул из бокала и тут же выдохнул, вспоминая, что именно привело его в казино. - Так это вы написали мне письмо?
  - К сожалению, я не пишу писем, - она свела голос на нет и тут же воскликнула. - И, не тревожьтесь, у меня нет надобности следить за кем бы то ни было, - удивительно, сколько тонов и настроений сменялись в её голосе. Отзвуки пренебрежения укололи самолюбие Николса.
  - Конечно, кому нужен безумный учёный, свихнувшийся на своих... - его бормотание становилось всё неразборчивее.
  - Всё зависит от того - нужны ли вы сами себе, - жёсткость тона заставила его замолчать.
  - И вы написали мне... вы позвали меня лишь ради того, чтобы сказать, что никто не нуждается в Николсе Промите кроме него самого? Что ж, я уже имел возможность убедиться в этом, - он снова схватился за голову. Укол дикой боли пронзил его, но голос крупье вернул к реальности.
  - Повторю - я не пишу писем. Вы не внимательны, профессор, но я сделаю скидку на вашу болезнь... впрочем, буду честна до конца, вы не больны, - она замолкла, подбирая слова. - Точнее, вы не просто больны. Вы умираете, Николс. Я вижу это в ваших глазах.
  Он захлебнулся глотком воздуха и раскрыл рот, не в силах вымолвить хоть слово. На мгновение ему показалось, что джаз вновь распался на отдельные элементы и сотряс воздух демоническим хохотом. Николс до боли зажмурился.
  - Я этого ждал...
  Николс поднял взгляд и встретился с её глазами, освещёнными полоской света. Он почувствовал, как реальность тает под этим взглядом, горящим внутренним огнём. Изящная рука протянулась к нему и поставила на зелёное полотно небольшой пузырёк. Содержимое склянки вспыхнуло синим. Следом на стол лёг конверт.
  - Некая Мадам Истэри оставила это для вас.
  Он дрожащими пальцами вскрыл конверт.
  
  Профессор, я знала, что вы примете моё приглашение. Я не могу довериться бумаге, поэтому нам обоим придётся довериться Судьбе.
  
  Мадам Истэри
  P.S. Туз пик
  
  - Почему судьба с заглавной буквы? - глухо произнёс Николс, пытаясь осмыслить написанное.
  - Понятия не имею.
  Он повертел пузырёк и заметил надпись: 'Судьба'. Николс нахмурился. Не смотря на то, что иногда он производил впечатление человека несобранного, растерянного или того хуже - недалёкого, всё, услышанное за вечер, сложилось в единую картину.
  В кармане плаща всё ещё лежала записка, которую он получил за минуту до выхода из дома. К слову сказать, дом вспыхнул за его спиной, едва он захлопнул дверь и спустился с крыльца.
  Николс достал это послание и перечитал его:
  
  Если хотите жить, вам в Город Отверженных, клуб Мойрэз, стол 2. Напитки за счёт заведения. Ни в чём себе не отказывайте.
  Мадам Истэри
  
  Над центром стола висел абажур, и на нём красовалась табличка с цифрой 2. Да, Николс хотел жить, и раз он однажды уже доверился, почему бы ни поверить ещё раз? В любом случае, он подозревал, что с той дрянью, которая текла в его крови, он не жилец... а ведь он сначала не поверил в Чёрную Метку. Ей же было всё равно верят в неё или нет - просто в определённое время сработал механизм, и из чёрного шара вырос скорпион, натасканный на Промита. Одна секунда - и жало инфицирует ядом.
  Его губы растянула усмешка, а в душе просыпался тот Николс, которым он когда-то был - авантюрист, бросающийся в самые невероятные приключения лишь для того, чтобы найти истину. Он посмотрел на крупье - она раскладывала карты.
  - Не хотите испытать удачу? - учтивость в её голосе была новой ноткой. И всё же, Николс был почти уверен, что в сказанном крылся тайный смысл.
  - Туз пик, - наобум буркнул он, сжимая в руке пузырёк с синей жидкостью. Его мысли бродили вокруг письма Истэри... что-то было зашифровано в нём, и истина крылась рядом...
  Женщина вытянула карту и показала её Николсу. Он практически без удивления посмотрел на чёрное перевёрнутое сердце с хвостиком над огромной буквой Т. Туз пик... всё сходится.
  Николс сощурился, в его глазах сверкнули молнии - теперь он не походил на того человека, которым был всего лишь пять минут назад. Он резко откупорил пузырёк и, со словами: 'Пускай решит', выпил содержимое.
  Крупье поздравила его с выигрышем. Когда он поднялся, её осветил грозосвет - заурядное лицо, губы, растянутые в неестественной улыбке, уставшие глаза с безразличным взглядом. Николс готов был поклясться, что женщина, с которой он разговаривал, должна выглядеть иначе - загадочнее, притягательнее. Задумавшись, Николс и не заметил, как крупье проводила его до кассы, сунув в прорезь в стекле записку. Лицо кассирши растянуло удивление. Её глаза не верили в то, что делают руки. Поражённая женщина выдала Николсу золотую фишку и объявила по громкой связи о вручении Джек-пота.
  - Шанс банка Фортуны нашёл своего хозяина! Пожелаем удачи мистеру, - кассирша хотела спросить имя победителя, но Николса уже и след простыл.
  Николс вышел на улицу, едва пробившись сквозь толпу взбудораженных игроков, услышавших невероятную новость - счастливчик, потратив всего пару лларов, выиграл шанс на удачу. Он не слышал ни радостной музыки, играющей в его честь, ни того, как стихли поздравления. Всё, что Николс услышал - это шаркающие шаги, раздавшиеся за спиной. Когда он понял, что ему может угрожать опасность, тяжёлая рука легла на его плечо. В тёмном переулке Города Отверженных тому, кому повезло разбогатеть, могло не достать запаса счастья на ещё один день жизни. Николс развернулся, его сердце ухануло в груди. Огромный бритоголовый верзила в форме казино заискивающе улыбнулся.
  - Сэр, это сувенир на память.
  Николс взял карту из пухлой ладони и с облегчением увидел туза пик. На обороте была надпись, сделанная в спешке, но даже сейчас угадывался почерк Истэри.
  
  Срочно покиньте город. Катер на пересечении Мошенникер и Ворр-стрит. Автопилот запрограммирован на полёт. По прибытии вас укроют в безопасном месте. Спасибо за доверие
  
  Он сжал кулак и почувствовал в нём холодную монету, которая могла разжечь нешуточные страсти вокруг себя. Странно было осознавать, что сейчас, вот в этот самый момент, он держал в ладони воплощение удачи. Как-то не верилось, что удача может быть настолько материальной - особенно если вспомнить о том, к каким последствиям могло привести человека обладание этой монетой. И страх, что она не даст желаемого, был не самым худшим вариантом.
  Казалось, судьба водит его за нос. Ещё несколько дней назад Николс впервые взял в руку Чёрную Метку - знак того, что его путь завершается. И в противовес этому - золотая фишка сулила ему новый поворот в судьбе. Может, это новый шанс? Ведь Чёрная Метка сгинула в пожаре... отравив его. Но сейчас это уже было прошлым.
  И всё-таки, Николс не испытывал воодушевления от нежданного обретения, что-то подсказывало ему, что удача, так легко прыгнувшая в руки, не может быть настоящей. Удачу нужно заслужить...
  Он посмотрел вслед охраннику и, наконец, понял, что если крупье, разговаривавшая с ним - это не Истэри, то он так и не узнал лица той, что, возможно, спасла его жизнь уже дважды.
  - Постойте! - верзила обернулся на крик. - Дама, которая передала эту карту... она.
  - Извините, - охранник растянул в улыбке толстые губы. - Но, джентльмен, который передал карту мне, сказал, что она выпала из вашего кармана.
  - Что? Я вас не понимаю, - Николс тупо уставился в маленькие глаза охранника. Тот ответил прищуром хитрого поросёнка.
  - Сэр, вас никто не обвиняет, - охранник подмигнул и осмотрелся - не слышит ли их кто. - Это же Город Отверженных, сэр, каждый вертится, как может... но, вот что, - он внезапно посуровел. - Но лучше больше никогда не появляйтесь здесь... я-то вам, как мастеру... как говорится, поклон таланту, но этого... начальник вас раскусил. Один раз - это удача, два раза - это наглость, а три раза... в общем, третьего раза не будет. На втором порешим.
  Николс хотел сказать, что он никогда в жизни не мухлевал в карты, да и вообще, не было никакой игры - крупье была заодно с некой Истэри - как понял, что игра состоялась, и он был в ней отнюдь не тузом.
  - Мне больше ничего не передавали? - на удачу спросил Николс.
  Охранник с укором глянул на него. Было ясно, что его застали врасплох.
  - Эта, вам шампанское полагается и этот... как его, - охранник со слезами на глазах посмотрел на небо. - И тортик. Шоколадный. Счас принесу, - он уже шагнул в сторону казино, ссутулившись и шаркая ещё громче обычного.
  - Оставь себе, парнишка, - бросил Николс и едва не пожалел об этом - ему показалось, что осчастливленный охранник готов раздавить его в объятиях. - Лучше скажи, где тут угол Мошенникер и Ворр-стрит?
  - Дык, дядя, тут, за поворотом, - охранник махнул рукой и скрылся в казино. Николс догадывался, что его сейчас заботит не своевременное возвращение на рабочий пост.
  До слуха Николса долетело эхо голосов. Едва лишь он зашёл во внутренний дворик, зажёгся свет фонаря и выхватил из темноты очертания одноместного катера.
  Ему пришлось отказаться от мысли вернуться в казино, чтобы разузнать - не видел ли кто подозрительную даму. Естественно, видели, он сам видел несколько дам, подходящих под описание, но как понять какая из них - Истэри? Да и то, что сказал охранник, не вселяло в Николса желания испытывать судьбу дважды.
  Голоса стали громче. Разухабистая песня об остром ножичке звучала уже за поворотом. Николс невольно вздрогнул. Всё было решено. Он поспешно потянул ручку люка, в тайне надеясь, что тот окажется закрытым. Но люк поддался, замок щёлкнул, и внутренняя подсветка залила кабину синим. Потребовалась пара минут, чтобы Николс смог залезть внутрь - никогда прежде он не путешествовал в одноместном катере.
  Узкое кресло рассчитано не понятно на кого - даже худощавому Николсу было тесно. Коленки упёрлись в панель управления - что-то не позволяло креслу отъехать назад: либо механизм заело, либо такая функция не была предусмотрена. Промучавшись, Николс застегнул ремень безопасности и захлопнул дверь. Звуки улицы стали тягучими, как под водой, но этого было не достаточно, чтобы Николс почувствовал себя в безопасности.
  На панели загорелась оранжевая лампочка. Металлический голос известил:
  - Режим - автопилот. Вам предстоит прослушать симфонию для скрипки. Приятного полёта.
  Катер вздрогнул. Николс ощущал всей кожей, как сердцевик катера сжимается, его половинки притираются ближе, отчего воздух вибрирует и становится трескучим. Напряжение стало сильнее, и Николс вздрогнул - его спина покрылась мурашками, хотя холода он не чувствовал. Фюзеляж наливался лиловым свечением. Оно становилось всё ярче.
  Катер постепенно напитывался энергией - и вдруг чёрная тень пронеслась над головой учёного, коснулась катера и, как ошпаренная, подпрыгнула на два метра и скрылась в темноте. Николс обеспокоено проследил за кошкой. Бедняга, хорошо, что ток слабый, правда, дикое 'мя' всё ещё стояло в его ушах. Спустя секунду он понял, что звук исходит от приборной доски.
  И вдруг, так же внезапно, как кошка, прыгающая на два метра вверх, Николс вжался в кресло и вцепился в подлокотники. Нота мя... да что с ним такое, конечно, нота ля, звучала всё громче. Катер резко оторвался от земли и завис на высоте пяти метров. Всё сияние впиталось в гладкий металл без остатка.
  Николс вывернул шею, чтобы посмотреть вниз. Фонарь погас, и несколько людей, угадывающихся в темноте, даже не подняли головы, чтобы посмотреть на звёздное небо. Николс остался незамеченным.
  - Прослушайте симфонию для скрипки, - лениво повторил металлический голос.
  - Да давай уже, - раздражение сквозило в его тоне. Дальше-то что, не висеть же здесь?
  - Симфония для скрипки в переложении народного ансамбля песни и пляски 'Джиг Гурда', - не заставил себя ждать ответ.
  - Поехали, - сквозь сжатые зубы пробормотал Николс, и чуть не пожалел об этом.
  Первые же ноты симфонии сотрясли его тело... нет, конечно, не ноты, а катер, дёрнувшийся и пустившийся в пляс. Ощущение полёта возникло так резко, что Николсу подумалось, что вот так себя чувствует стрела: сначала долго, нестерпимо медленно растягивается тетива лука, стрелок прицеливается, а потом сумасшедший полёт стирает всё представление о том, что было раньше.
  После получаса полёта, Николсу казалось, что кроме дикой музыки, гремящей у него в ушах, не было ничего. Конечно, прелесть в народном переложении присутствовала, при других обстоятельствах ноги сами бы пустились в пляс, но не теперь. Николс не смог привыкнуть к скорости и резкой перемене высоты. Каждый раз, когда катер бросало вверх, или когда он обрушивался на сотню метров вниз, у Николса перехватывало дыхание.
  Он не знал, сколько прошло времени - но восток уже занимался багрянцем. Далеко внизу блестела вода. И, когда красный диск солнца показался над горизонтом, Николс рассмотрел в просвете облаков нескончаемые ряды бликов на тёмно-синем. Значит, океан... вот оно как.
  Музыка всё ещё кружилась вихрем, но Николс погрузился в размышления. Он надеялся, что опасность осталась позади. В любом случае, тем, кто пытался устранить его, потребуется время, чтобы выяснить - их план не сработал. Ещё больше времени им потребуется, чтобы отыскать его.
  Не смотря на все сомнения, он верил Истэри. Да, её осведомлённость в планах загадочных отравителей наталкивала на определённые мысли, но Николс допускал возможность того, что у него есть неведомые покровители. Очевидно, что в том пузырьке было противоядие. Теперь самочувствие Николса было гораздо лучше, чего нельзя было сказать про его настроение. А, что, прикажете пуститься в пляс, когда узнаёшь, что кто-то на белом свете хочет, чтобы тебя здесь не было? Получил Чёрную Метку, едва не погиб в пожаре... Вот что делать, когда узнаёшь, что тебя хотят, так сказать, стереть?
  Николс задумчиво глядел за горизонт. Цепь событий замыкалась. Его встретит Истэри - или её люди, ясно ведь, что она не действует в одиночку - и тогда Николс выяснит, что происходит за его спиной, что вообще происходит в тот момент, когда ты поворачиваешься спиной к людям.
  Он снова попытался отодвинуть кресло - не сознательно, просто для того, чтобы занять руки. И в этот раз у него получилось: оказывается, что-то тяжёлое не давало креслу продвинуться. Николс повернулся и замер от ужаса - на полу, в жуткой тесноте, лежало нечто, что при других обстоятельствах можно было принять за матрас. Но, обычно, из матраса не торчат окровавленные руки.
  Николс подавился глотком воздуха и отвернулся. Он прижал ладони к лицу, но от страшного зрелища было не спрятаться. Что это могло значить? Неужели Истэри не так доброжелательна к людям, как он мог подумать? Пересиливая страх и отвращение, Николс отстегнул ремень безопасности, развернул кресло и склонился над телом. Оно было завёрнуто в плащ с нашивками корпуса Дике - ключ и закрытый замок - значит, этот несчастный был из контроллеров Олимпуса. Николс сглотнул - что если таков был план Истэри - чтобы его, учёного, 'свихнувшегося на своих исследованиях', встретили в пункте назначения и отправили обратно в Город Отверженных за убийство, которого он, к слову, не совершал? Что ему тогда делать? Про науку можно будет забыть... Что же делать?
  Он откинулся на кресло и понял, что музыка смолкла. Резкая и пронзительная нота сменилась другой более высокой... Николс понял всё тотчас - это был сигнал тревоги.
  - Отказ двигателя, покиньте борт. Отказ двигателя, покиньте борт. Отказ двигателя, покиньте борт, - казалось, будто робот гипнотизирует Николса.
  - Должен же быть способ...
  Николс в спешке обшаривал кабину, пытаясь найти хоть что-то. Но когда он понял, что таков был расчёт Истэри, его руки опустились. Он безо всякого интереса смотрел на дома, угадывающиеся в разрывах облаков. Значит, он не должен был исчезнуть без следа на дне океана. Едва не пропарывая животы сгущающихся туч, катер падал вместе с учёным, которого уже считали мёртвым. Что ж, удивлению не будет пределов - Николс Промит погибнет дважды.
  Особенно больно слышать тревожную и ломаную мелодию погибающего катера - теперь, когда он доверился. Что ж, всему приходит конец. Конец твоей глупости. В следующий раз, прежде чем довериться решению, ты проверишь все возможные исходы. В следующий раз... Николс невесело рассмеялся. Он всхлипнул и закрыл глаза, сжимая монету. Вот в чём была его удача - прожил несколько часов дольше, уже спасибо.
  Повинуясь порыву, Николс открыл вентиляционный люк и выкинул золотую фишку за борт. Холодный ветер растрепал его волосы, на лицо упали капли дождя, но Николс стёр их, чтобы никто не подумал, что он плакал. Мужчины не плачут.
  Земля приближалась с неумолимостью рока.
  Глава 3. Удачный поворот
  
  Проблемы начались с того, что мистер Моркел не разбудил Гана.
  Ган проснулся ровно в семь-сорок и понял, что опаздывает. Он быстро натянул на себя школьную форму, и даже не причесавшись, выбежал в прихожую. Мамаша Бойл не услышала его - и только поэтому он смог выскользнуть из дома. Шёл дождь, но возвращаться за зонтом времени не было.
  Ган бежал, пересиливая желание чихнуть. Подумаешь, заболел! Сегодня такой важный день! Сегодня день очередной Характеризации - а всем известно, что эта тестограмма является едва ли не самым важным экзаменом перед окончанием школы. Колледжи, университеты, академии и многие работодатели по результатам Характеризации выбирают себе таких сотрудников, которые больше всего подходят на роль наследников знаний.
  Люди ждали рейс под узким навесом станции. Их лица как никогда походили друг на друга - покрасневшие от холода носы, ещё не вполне проснувшиеся глаза, смотрящие на мир с неудовольствием, и головы, спрятанные в плечи - ни дать, ни взять, стая промокших и рассерженных голубей.
  Омнибус остановился, и толпа создала затор в дверях. Тихие бормотания слились в один едва разборчивый гул, сменяющийся звуками извинений, когда кто-то нечаянно наступал на ногу соседу.
   Ган бежал по мостовой. Мокрые волосы спадали на глаза, но он не придавал этому значения. Башмаки на толстой подошве касались лужиц и поднимали в воздух брызги капель, оседающих на его синих форменных брюках. Ган был так невысок, что легко затерялся под раскрытыми зонтами пешеходов. Вскоре он показался в просвете между людьми и понял, что слишком поздно: салон наполнился, двери закрылись, энергоприёмники омнибуса поднялись, энергетические струны сказали "ми"... Так и есть, он опоздал на рейс и теперь точно опоздает к началу церемонии Характеризации.
  Он изо всех сил замахал руками вслед дрогнувшему омнибусу.
  - Стой-кх-те! По-кх-дождите! - ему едва удалось пересилить хрипение и крикнуть. Ну вот надо было простыть именно сейчас... вечно ему везёт как утопленнику. Тоже мне день рождения - никакой удачи в качестве подарка.
  Водитель, чьё равнодушное лицо мелькнуло в боковом зеркале, не расслышал криков за возобновившимся стрёкотом колёс. Сдавшись, Ган остановился. Вся надежда была на то, что кто-нибудь из пассажиров скажет о задержавшемся. Он с замиранием сердца смотрел на запотевшие стёкла омнибуса. В окне второго этажа мелькнули знакомые лица. Увидев их, Ган почувствовал, что земля уходит из-под ног.
  Мальчишка его лет, с прилизанными чёрными волосами окинул Гана презрительным взглядом. Остроносое лицо Александра Хайта растянула нахальная усмешка, делая его похожим на койота из биологического музея. Тот так же скалился из своей стеклянной витрины, даром, что был чучелом.
  Ган встретился взглядом с ещё одной парой знакомых глаз, и его рука автоматически взметнулась к волосам в попытке пригладить их. Хмурое лицо девочки смотрело на Гана с укором... и, кажется, да - с разочарованием. Белокурые хвостики дёрнулись, словно говоря: 'Он не исправим'. Это была Ронда Ли, одна из тех, чья дружба могла помочь Хайту в достижении его целей. Отличница, старшая дочь Герберта Ли, одного из управляющих транспортной компанией Озона. Она твёрдым шагом направлялась к обретению Статуса Наследника.
  Не удивительно, что Хайт даже не скрывал торжества - наверняка он радовался, что Ган опаздывает именно сегодня.
  Останавливать омнибус было поздно. Ган поправил сумку, и, вдруг, проехавший мимо фургон угодил колесом в лужу и окатил его грязной водой с ног до головы. В удаляющемся окне омнибуса мелькнуло довольное лицо Хайта.
  Ган поплёлся вдоль рельсов. С его носа капала вода. Он с досадой посмотрел на опустевшую остановку и только теперь заметил, что она вся оклеена белыми листовками - без единой надписи. Ган недоумённо пожал плечами. Подумаешь, глупые листовки - в городе частенько на стены и заборы клеют пустые листы - не понятно зачем, наверное, для того, чтобы хулиганы писали на этих бумажках и не портили имущество.
  Но странные листовки очень скоро покинули его мысли. Ган снова нахмурился. Характеризацию он не хочет пропускать, видите-ли, велика беда, подождал бы месяц-другой. И так, Моркел, все-то указывают твоё место. И этот глупец Хайт, готовый подлизываться к каждому, кто имеет хоть какое-то влияние на Совет, даже он, променявший гордость на подобострастную улыбочку, даже он считает тебя ничтожеством. И Ронда... как она только терпит возле себя придурка Хайта? А ведь когда-то, не так давно, у неё с Ганом было столько общего: они вместе ездили в школу и вместе возвращались из музыкальных классов, вместе мечтали о том, как продолжат династии. А теперь она смотрела на него со снисхождением, как на ребёнка, который путает левое с правым, и которого потому и надо сопровождать, что он вечно теряется без её руководства.
  И теперь ещё этот фургон, как назло тут разъездился. Вот надо было сбежать из-под покровительства Мамаши Бойл и её парового лечения... лучше бы он вытерпел причитания, что малыш простудился - Ган скривился, едва представил, как нянюшка вновь заснуёт вокруг него, обкладывая питомца грелками и подтыкая одеяло. Ган вздрогнул, как ему показалось, от отвращения, на деле же, его куртка промокла насквозь, и теперь ничто не спасало от промозглого ветра. Хорошо, хоть дождь прекратился.
  Он остановился и отдуши чихнул. На пределе слуха, он ощутил странную мелодию, тихую и прерывистую, словно её и вовсе не было. Ган решил, что ему послышалось, но когда звуки возобновились - тонкие, ломанные и тревожные - он вновь чихнул, да так громко, что прохожие, закутанные в шарфы и шали, осуждающе посмотрели на него. Чихнув в третий раз, Ган понял, что мысли в его голове пришли в порядок, и, естественно, странная музыка замолкла.
  До следующего рейса было полчаса, но ждать Ган не собирался. Если бежать, то вполне можно рассчитывать на опоздание всего на пять минут, которое, впрочем, принесёт Гану призовой час после занятий в обществе надзирательни... кхм, прошу прощения, наставницы Матильды Пушшок. Хотя, если поднажать, то свидание можно будет перенести на неопределённый срок... прости меня, старушка Матильда, не скучай, твой навеки. Ой, ой, тьфу-тьфу-тьфу чтобы не сбылось.
  Ган обежал овощную лавку, буквально перелетел через пустые ящики и в один миг оказался на противоположной стороне дороги. Вымощенный плиткой тротуар пестрел клумбами с осенними цветами - и в одну из них приземлился Ган. Он невольно огляделся, ожидая наказания за испорченные цветы, но его оплошность оказалась незамеченной. Удача кисло улыбнулась - ну хоть какой-то плюс за всё утро.
  Узкая тропинка огибала Стену и вела к школе. Иногда, когда Гану удавалось ускользнуть от отцовского взгляда, он добирался до школы пешком, чтобы сэкономить пару монет. Раньше-то он ездил на омнибусе потому, что Ронда заходила за ним. Но с тех пор, как они поссорились из-за Хайта... в общем, сейчас Гану приходилось бежать, рассчитывая на то, что его обычное везение, не приносящее ничего путного, сжалится и улыбнётся во все тридцать два золотых зуба.
  Но тут в его голову пришла идея. Ган, сам не понимая как решился на это, нырнул под ветви, в которых укрывались последние клубки сумерек, и уверенно шагнул прочь от дороги - туда, где увитый диким виноградом, краснел кирпич Стены. Он перебросил сумку на ту сторону, в считанные мгновения нащупал выступающие камни и перебрался за Стену. Отряхнув сумку от опавших листьев, Ган бегом направился вглубь парка.
  По правде говоря, заходить в парк было запрещено - он являлся частной собственностью. Этот парк с домом принадлежали семье торговца, разбогатевшего на поставках ко двору и таинственно исчезнушего со всей семьёй больше двадцати лет назад.
  Сейчас Гана не волновала тайна. Главное, что парк пустой, и некому ругать его за проникновение. И вообще, он пробежит очень быстро - раз и никто не заметит. Вдруг, всё не так плохо, и теперь он сможет прийти сразу после Ронды и Хайта. Всё-таки, омнибус делает большой круг, огибая Стену, а Ган сейчас срежет...
  Ган поскользнулся, наступил в лужу и внезапно провалился по колено в ледяную воду. Он был так увлечён своими мыслями, что даже не смотрел под ноги.
  - Скреби ржавчину! - злость, накопившаяся за утро, вырвалась из него громким ругательством. Эхо прокатилось по парку. Где-то далеко захлопали крылья, и вороньи крики рассерженно ответили на брань.
  Вот опять, удача, Моркел, обходит тебя стороной... Он вылез из ямы и оглядел брюки - безнадёга, паровик их и за полчаса не просушит. В глазах почувствовалась режущая боль, и Ган сощурился. Он в исступлении выжимал воду из штанин, но воде из глаз он не давал ни малейшего шанса. Он закатил голову и глубоко вдохнул, успокаиваясь. Вдох, выдох, шипение простуженного носа. Вдох, выдох, тонкие, протяжные ноты, вдох... Что за звуки? Ган моментально осознал, что крики ворон стихли. Резкий порыв ветра принёс тревожные ноты - будто кто-то рыдал - и вновь ледяная тишина. Ган поёжился. Послышится же всякое.
  Он поправил сумку и, уже не торопясь, шагнул в сторону школы, как вдруг, его внимание привлекло что-то впереди - там, где виднелся массивный дом. Ган пригляделся. Ему явственно померещилось мимолётное движение. Бородатая от плюща стена дома щерилась провалами окон, и в одном из них вдруг возникло нечто такое, чего Ган не ожидал увидеть. Во второй раз за утро у него возникло ощущение, что земля уходит из-под ног. Но теперь Ган даже обрадовался, если бы вновь увидел Хайта. Это же было гораздо страшнее. Привидение...
  Ган моргнул, и окно снова стало непроглядно чёрным. Ерунда. Конечно же, во всём виновата простуда. Наверное, жар возобновился, и теперь ему мерещатся призраки. Ведь все старые истории - бред ржавого паровика... Он громко рассмеялся, и в ту же секунду леденящий душу крик сотряс его нутро. Ноги Гана спружинили, он метнулся прочь от дома, в котором вновь мелькнула белая тень - уже ближе. Он ожидал, что с минуты на минуту, дом ухнет старыми перекрытиями, раззявит двери-пасти, и из него хлынут потоки жутких монстров.
  Сердце билось с бешеной скоростью, и когда Ган понял, что значили звуки, которые он услышал ещё на оживлённой улице, то почувствовал, как душа стремится вырваться из бренного тела. Он слышал крик призрака. Он единственный, кто слышал крик, и это означает, что его дни сочтены.
  Да, истории про плач Брошенных Домов он знал. Но не верил, что этот звук слышит тот, кто должен умереть. Кто-то ведь рассказывал эти истории! И всё же, вопреки всем логическим доводам, Ган не хотел проверять слухи на подлинность. Шут с ними, выбраться бы живым.
  Несколько минут Ган петлял по заросшим тропинкам, а когда остановился, чтобы перевести дыхание, понял, что забрёл в самую гущу парка. К Стене здесь было не подобраться: неухоженные заросли напрочь отрезали путь на свободу. Приметив узкий лаз, Ган проскользнул между кустами боярышника и оказался у смутно знакомых ворот - чёрных, с прихотливой вязью узоров и большой буквой "Х" в центре. Выйдя на широкую площадку, которая раньше служила подъездом для хозяйской упряжи, Ган огляделся. Конечно! Это были Ворота-за-углом! Значит, Ган всё-таки смог найти правильный путь!
  Сколько раз Ган гулял у кованых ворот, когда выдавалась свободная минута перед музыкальными классами. Сколько раз он представлял как ворота открываются и пропускают его в мир семейных ужинов перед камином - ведь такие дома только для того и созданы, чтобы в них собиралась большая семья перед огнём. Но разжигать огонь в каминах давным-давно запретили, да и некому было наполнить особняк теплом.
  От площадки тянулась и скрывалась в зарослях извилистая дорога. Сквозь трещинки в брусчатке проклёвывалась трава. Ган привёл мысли в порядок и невольно пришёл к выводу, что совсем расклеился. Нервы ни к чёрту... Он пнул фонарный столб и согнулся от боли: сам виноват, нечего было пинаться, нечего было соваться за Стену, раз всё ещё веришь в страшилки. И всё же, что за звуки он слышал, если не стоны призрака?
  Испуг прошёл, осталась лишь досада - оказывается, Моркел был тем ещё храбрецом... Ган было развернулся, чтобы проверить что же такое он видел в тёмном окне, как что-то блестящее упало в десяти метрах от его ног. Он подошёл ближе, нагнулся и, не веря своим глазам, поднял с мокрой земли ярко-жёлтую монету диаметром с добрый кругляш лимона.
  - Шанс. Банк фортуны, - гласила гравировка монеты. Ган в изумлении посмотрел на небо, затянутое серым одеялом туч. - Ущипните меня, я сплю...
  Он ущипнул себя и ойкнул от боли.
  - Золотая фишка, Моркел, - прошептал он. - Пришёл конец твоим неудачам. Теперь ты покажешь всем этим Рондам и Пушшкам кто ты на самом деле. Ты не ребёнок, которым нужно руководить. У тебя своя голова на плечах, - неподалеку снова раздался металлический скрежет и стоны, - и пора бы её отсюда уносить.
  Добежав до ворот, Ган перелез через них. С самого верха, ему стал виден угол особняка и высокое стрельчатое окно. Может, у Гана разыгралось воображение, но ему почудилось, что в окне зажглись два огонька и тут же погасли. Конечно, померещилось... Ган встряхнул головой и спрыгнул на землю. Пробежав по грабовой аллее, Ган вынырнул из-за угла и увидел величественное здание университетской библиотеки с огромной лестницей, перед которой восседали металлические сфинксы - на их спины тоже были налеплены листовки без слов, теперь размякшие от дождя. У сфинксов сгрудилась обычная толпа студентов, галдящая громче вороньих стай.
  Ган постарался незаметно проскользнуть в другой конец улицы, чтобы студенты, все как один в начищенных ботинках и клетчатых пальто с блестящими золотыми пуговицами, не обратили на него внимание. Он спрятал голову в плечи, но остаться незамеченным ему не удалось. Кто-то обрушился на него со спины, и Ган почувствовал, что его ноги отрываются от земли. Он уже приготовил речь на случай, если его проникновение в парк засекли, но когда земля и небо вернулись на положенные им места, перед Ганом возник не полицейский, а высокий студент с золотистой копной кудрявых волос. На его лице, похожем на солнечный диск, сверкали зелёные глаза и широченная улыбка.
  - Мори-Мор, от меня не ускользнёшь.
  - Отпусти меня, я опаздываю, - отмахнулся Ган, но хватка студента была крепкой.
  - Тебе сегодня можно всё, - зелёный глаз озорно подмигнул, и студент залился звонким смехом. - Ну что, Мори, давай сюда уши, будем подтягивать тебя до нужного роста, а то годков-то огого сколько стукнуло, а всё туда же - пешком под стол ходишь.
  Студенты, стоящие неподалёку с интересом наблюдали за бесплодными попытками Гана высвободиться. Многие из них неприятно смеялись и шептались - Ган сразу понял, что смеются на ним. Его щёки предательски вспыхнули.
  - Отвянь, Зоннэ, я опаздываю.
  - Ка-ак грубо, - протянул Зоннэ. - Но я прощаю, тебе многое сегодня можно... но не забудь про свои обязанности.
  - Лучше ты не забывай про свои, - едким голоском отозвался Ган. - Думаешь, если я опаздаю, тебя за это по головке погладят?
  Зоннэ выглядел так, будто ему дали пощёчину. Его хватка сразу же ослабла, и Ган недовольно дёрнул плечами. Улыбка Зоннэ потухла, а его ладони судорожно принялись разглаживать воротник куртки Гана.
  - Так, так, так, - приговаривал Зоннэ. - Да на кого ты похож? Мокрый, помятый... вообще, ты это откуда взялся? Добирался до школы пешком?
  Глаза Зоннэ сощурились, а ноздри наоборот - стали широкими, будто Зоннэ пытался что-то учуять. Ган с подозрением глядел на товарища, пока тот обнюхивал его шею - сначала за левым ухом, а потом за правым. Не обнаружив ничего подозрительного, Зоннэ отступил на шаг.
  - Хороший мальчик, - пробормотал Зоннэ с разочарованием. Вечно он вёл себя так странно, что у Гана глаза на лоб лезли.
  Ган никак не мог привыкнуть к его манере общения. Старший Товарищ должен следить за поведением своего подопечного и помогать ему с домашним заданием. Но то, что Зоннэ считал дружеским подбадриванием, выглядело как издёвка, а забота об академических успехах Гана была вообще отдельной песнью. Зоннэ вспоминал о своих обязанностях Старшего Товарища только когда ему что-то было нужно от Гана. И судя по тому, как Зоннэ вздрогнул, можно было предположить, что вскоре ему понадобится помощь.
  - Что? - устало спросил Ган, прочитав в глазах Зоннэ немой вопрос. Чувствовал Ган себя неважно. Озноб снова возвращался, а впереди ещё была Характеризация.
  - Ты ведь пригласишь Старшего Товарища на свой день рождения? Всё-таки мы почти братья, - лицо Зоннэ вновь вспыхнуло улыбкой.
  День рождения... Ган кисло улыбнулся. На четырнадцатилетие отец готовил грандиозную речь - Ган чувствовал всей кожей, как отец прямо-таки лопался от нетерпения, ожидая когда наступит время прочитать очередное напутствие. Может, оно и к лучшему, что Ган заболел - хоть шанс появился, что его оставят одного. Ну, не считая Мамаши Бойл и её грелок.
  - Конеч-чно, - чихнул Ган, а сам подумал о том, что не хочет видеть на дне рождения никого.
  - Ну беги, беги, - кивнул Зоннэ и крикнул вслед убегающему Гану. - И да, Мори! Найди сегодня время после занятий. У меня есть кое-что для тебя.
  "Кое-что" прозвучало несколько угрожающе, и Ган предпочёл сделать вид, что не расслышал слов Зоннэ.
  
  ***
  27 ноября 1936
  пятница, 07:46 (время по Олимпусу)
  воздушное пространство Озона
  
  Катер нещадно колотило. Николс подпрыгивал на сидении, больно ударяясь о потолок. Правой рукой он вцепился в подлокотник, а левой закрыл лицо. Казалось, что Николс смирился со своей судьбой. На деле же, его мысли лихорадочно мельтешили в голове, будто искали выход из лабиринта. Николс отдёрнул руку от лица. Он был бледным, как привидение, лоб покрывала испарина, но глаза глядели прямо перед собой. За ту минуту, что прошла с начала падения, Николс справился со смятением. И как ему сразу не пришло в голову это решение? Что говорить, растерялся.
  - Катапульта, - отчеканил он, оборачиваясь на металлический голос автопилота.
  - Пристегните ремни безопасности, - Николс облегчённо выдохнул, услышав эти слова.
  Руки учёного с профессиональной отточенностью движений легли на половинки карабина. Выверенные движения успокаивали Николса... как вдруг то, чего нельзя было просчитать, разрушило его план.
  Окровавленная ладонь схватила Николса за воротник рубашки. Невероятно изогнувшись, контроллер Олимпуса протиснулся в узком пространстве и взглянул прямо в глаза Николса. Тот отпрял, не в силах сдержать вскрика ошеломления. Николс потерянно смотрел в искажённое болью и решимостью лицо незнакомца.
  - Врёшь, не уйдёшь! - злорадно-торжествующе прохрипел контроллер.
  Эта фраза вывела Николса из ступора. Он резко защёлкнул замок, и вдруг вой поглотил все звуки.
  - Неисправность. Катапульта неисправна, приготовьтесь к столкновению. Земля через шестьсот...
  Николса пробрала сильная дрожь. Теперь точно - все дороги закрыты. Он смотрел на ухмыляющегося контроллера. Тот представлял собой жуткую картину - весь измазанный кровью, с синяками под глазами и кривой усмешкой, он походил на демона.
  - Убери руки, дядя, - Николс дёрнулся, ожидая, что этот маленький камикадзе сейчас довершит начатое кем-то дело и прикончит их обоих. Но вопреки мрачным ожиданиям, контроллер всего лишь расстегнул заевший ремень безопасности. - Нам сюда.
  Сказав это, контроллер ухмыльнулся. Как акула. Николсу стало не по себе - эта ухмылка не предвещала ничего хорошего.
  Контроллер ещё крепче сжал воротник Николса.
  - До земли пятьсот...
  - Пора, - не моргнув глазом, контроллер распахнул входной люк и вцепился второй рукой в Николса. - Держись, дядя! Если вырублюсь - тяни за язык.
  Николс переспросил его, но шум ветра поглотил все звуки. И не успев даже глотнуть воздуха, Николс очутился в свободном падении - контроллер попросту вытянул его из кабины. Вцепившись в плечи незнакомца, он постарался не думать о том, как быстро они расшибутся.
  Николс успел удивиться тому, сколько силы в маленьком теле контроллера. Но едва он посмотрел в лицо демона, как Николса вновь пробрала дрожь. Глаза незнакомца закатились, показав белки. Видно, рывок дался ему не без усилия. Хватка контроллера опасно ослабла, и Николс запаниковал. Нужно было что-то делать. Земля не просто приближалась - Николсу уже чудилось, что он слышит запах пирогов с капустой. Он скривил губы - ему никогда не нравилась жареная капуста, и если он уже умер от страха, то, скорее всего, был на пороге ада. А ведь его кузен Кристофер мог язык проглотить, ожидая, когда пироги тётушки Ланки испекутся... Стоп, язык! Мысли зацепились за крючок. Конечно, контроллер чувствовал, что у него не остаётся сил, и поэтому сказал: 'Тяни за язык'.
  Николс с надеждой посмотрел на лицо контроллера. Ну, нет, конечно, не этот язык, а... а, вот оно что! Николс увидел оранжевый ярлык, прикреплённый к плащу контроллера. Не долго думая, он со всей силы потянул за ярлык - если уж не этот, то поздно думать и искать.
  - ААА! - Николс не сдержал крик.
  Повинуясь спрятанному механизму, плащ контроллера раскрылся, и из задней части, которая и напоминала свёрнутый матрас, выпорхнуло широкое крыло. Парашют наполнился воздухом, и падающие подпрыгнули как на невидимом батуте. Николс не ожидал такого сильного толчка. Его руки не удержались на плечах контроллера. Небо закружилось, засасывая его в ветряную стремнину...
  - Говорю же, не уйдёшь, - хмыкнул контроллер, в последний момент успевая подхватить Николса.
  Спутник учёного едва удерживал глаза открытыми, но теперь всё было в порядке. Крепкие объятия были надёжнее ремня безопасности. Контроллер выровнил полёт в сторону парка, озарённого редкими проблесками золотых листьев.
  Катер исчезал из виду, провожаемый взглядами двоих спасшихся. В последний момент - когда до шпиля одного из домов оставалось каких-то десять метров, катер резко набрал высоту и скрылся в покрывале туч. Но ни Николс, ни его спутник, этого уже не увидели.
  Глава 4. Характеризация
  
  Вопреки всем обстоятельствам, Ган пришёл вовремя - табельная карта опустилась в слот ровно в 7:59, а в 8:00 он уже направлялся на Характеризацию. Эта спасительная минута отдалила его от встречи с Матильдой Пушшок на неопределённое время.
  В актовом зале собрались многие четырнадцатилетние ученики школы и некоторые из более старших подростков, которые, по разным причинам, еще не прошли церемонию Характеризации - всего человек тридцать. Все взоры обратились к трибуне, и никто не заметил, что Ган выглядел, мягко говоря, странно. Чтобы не попадаться на глаза, Ган сел в ближайшее к проходу кресло на втором ряду - позади всех остальных.
  Мисс Гудфеллоу, их куратор, продвигалась по первому ряду, записывая присутствующих. Дойдя до Гана, она с подозрением оглядела мокрую куртку, которой он прикрывал ещё более мокрые штанины. Она посмотрела куда-то вдаль, и проследив за её взглядом, Ган увидел цепь блестящих следов, которые тянулись от входа к его ногам. Он шмыгнул носом и, неловко заёрзав в кресле, подтянул ноги под сиденье. Ботинки неприятно хлюпнули.
  - Морган, не ожидала увидеть тебя сегодня. Я выслала открытку, но прими поздравления ещё раз. Будь умницей, - её округлые черты лица и кудри, которые не могли усмирить и литры лака для волос, выдавали натуру страстную и добросердечную.
  Голос мисс Гудфеллоу был таким, каким мог быть голос матери Гана - если бы он только признался самому себе, что он вообще допускает подобные мысли об этой нудной училке.
  - Твоя робот-няня звонила мне. Она была очень обеспокоена. Это правда, что ты не вполне здоров?
  - Никак нет, мисс Гудфеллоу, - Ган сдержал чих.
  - Я вижу, - она сощурилась. - Где ты так промок? В твоём состоянии не стоит бегать под дождём. Заработать воспаление лёгких - не лучший подарок на день рождения. Я ценю стремление пройти Характеризацию, но здоровье превыше всего.
  - Мисс Гудфеллоу, я, правда, в по-ч-рядке, - нет, не удалось, всё-таки чихнул.
  - Не спорь. Вижу, что ты проявляешь стремление, - она записала что-то в своём блокноте. - За это, я, пожалуй, разрешу тебе исправить двойку по математике. Приложи усилия, - она со значением посмотрела на него, и Ган понял, что она заметила, как он с трудом сдерживал чих. - Ты это можешь, когда хочешь. К тому же, и повод есть. В Комитете Образования как раз выделили места для стажировки на грозосветной фабрике. Твой отец писал, что ты хотел бы пройти начальный курс клерков.
  - Да, мисс Гудфеллоу, хотел, - Ган помрачнел, но мисс Гудфеллоу не заметила этого. Зато заметил Хайт - он сидел совсем рядом. И как только Ган не обратил внимания на то, что прилизанный затылок Хайта торчит неподалёку.
  - Клерк? Смеху-то, Клочок больше десяти центов в руках не держал, куда ему считать мои миллионы, - он притворно скорчился.
  - Не болтай, Александр, - мисс Гудфеллоу осадила его. - С каких это пор миллионы фабрики стали твоими? Или ты заслужил Статус Наследника?
  - Нет, мисс Гудфеллоу... но у меня на это все шансы, - прошептал он - так, чтобы слышал только Ган. Конечно, мисс Гудфеллоу в понимании Хайта была мелкой сошкой, но и она могла значительно помешать, поэтому при ней Хайт старался вести себя учтиво. Хотя бы по отношению к ней.
  Ган сейчас же захотел дать Хайту пинка и продемонстрировать Золотую Фишку, чтобы показать кто в данный момент владеет удачей, но вовремя сдержался. Тогда Ган демонстративно уставился на Уныллиса и только после этого заметил, что процедуру Характеризации посетили важные гости. Удивительно, что могло привести их сюда для проведения, казалось бы, совершенно рутинной тестограммы. Ган сделал вывод, что должно произойти что-то интересное - не даром в школе собралась треть попечительского совета Хай Вольта.
  - Итак, - директор Уныллис посмотрел на мисс Гудфеллоу - она кивнула в знак того, что завершила опись пришедших. Уныллис кивнул в ответ медленно и торжественно.
  Вообще-то, движения директора всегда были тягучими как розовая масса, которую размешивает машина, делающая тянучку на ярмарках. Но в отличие от тянучки, в которой было много плюсов, кроме того, что она быстро заканчивалась, выступления Уныллиса длились бесконечно долго, и все только радовались когда он завершал речь. Сегодняшнее испытание скукой только начиналось.
  - Приветствую всех собравшихся в этом зале. Считаю своим долгом напомнить о цели, которая привела нас сюда. Это великая цель, которая объединяет мир ЗЕвСа - земли, единой в стремлениях...
  Ган едва сдерживал чих, его одноклассники едва сдерживались, чтобы не зевнуть. Уныллис не замечал их потуг, но у Гана возникло ощущение, что за ними следит чей-то пристальный взгляд, цепляющий каждое неверное движение. Поэтому Ган выпрямился, вслушиваясь в пафосные речи директора. Уныллис обвёл зал затуманенным взглядом, казалось, что директор был растроган своими же мыслями.
  - Это цель, которую преследовали создатели, объединяя всех перед законами жизни и судьбы. Наша цель - общее благо.
  Уныллис выждал время, чтобы каждый прочувствовал его слова. Ган видел, что мисс Гудфеллоу, как и попечители, внимательно слушает директора. На её губах играла едва заметная улыбка, но будто опомнившись, куратор поспешно вручила директору список учеников. Он благодарственно кивнул, зажимая листок обеими руками.
  - Сегодня здесь собрались те, кто достиг возраста Ответственности. Процедура Характеризации не является обязательной, - он хитро улыбнулся шепотку, прокатившемуся по залу.
  Конечно, эта процедура не была обязательной, но все стремились её пройти, чтобы повысить свой рейтинг в списке гордости и улучшить свои шансы на получение хорошей работы.
  - И всё же, я рад, что вы проявили самостоятельность и решили проявить себя. Хочу представить вам попечителей.
  Попечители в представлении не нуждались. Не слушая директора, Ган пробежался взглядом по ряду людей, сидящих на бархатных стульях.
  Миссис Гор - женщина аристократической наружности, неприступная на вид, как и её фамилия. Одним словом, непоколебимая гора. Тонкие запястья, статная осанка. Чёрные волосы, собранные в подобие волны, были заколоты невидимкой с сияющим рубином. Пожалуй, только этот камень, да и блеск пронзительных глаз украшали её лицо, остающееся невозмутимым. Миссис Гор сложно было назвать красивой, но элегантность её облика неизменно привлекала внимание окружающих. Безупречно сидящее платье - не последней моды, но одно из тех, которые хороши во все времена - довершало образ жены бывшего мэра.
  Ничто в облике миссис Гор не выдавало неприязни к сидящей рядом женщине, хотя все в городе судачили о том, что семья Тверди Гора буквально проклинает семью его тёзки Тверди Валлуна, который до срока сменил его на посту мэра - и ко всему прочему, теперь собирался установить рекорд по продолжительности правления.
  Миссис Валлун уже почти два десятилетия наслаждалась привилегиями статуса жены руководителя Озона. И, судя по её облику, она даже не скрывала этого. Её пышные формы обтягивал атлас искрящегося серо-стального цвета. Глубокое декольте никак не вязалось с её возрастом и случаем, для которого платье было надето. У Гана вовсе сложилось впечатление, что Миссис Валлун сняла платье прямо с модели, демонстрирующей его на показе, и тут же нацепила на себя, даже не потрудившись подогнать его по фигуре. Спорить было глупо - платье было красивым, но задумка явно провалилась. Вместо кинодивы, миссис Валлун напоминала груду шарообразных валунов, на которые зачем-то нацепили несколько фунтов - не меньше - золота и бриллиантов. Миссис Валлун явно хотела выглядеть дороже, но даже если бы она увешала себя драгоценностями с ног до головы, чтобы не осталось свободного места, она не выглядела бы и на йоту так же дорого, как миссис Гор.
  На грубом, почти мужском лице миссис Валлун было написано чувство превосходства, и, судя по тому, как она отстранялась от миссис Гор, изредка кривя алыми губами, можно было догадаться, что она не рада находиться в обществе своей соперницы. Хотя Ган бился об заклад, что миссис Валлун не была никакой соперницей миссис Гор, просто не смогла бы ею стать - как замшелый валун не мог быть соперником величественной горе.
  Рядом - двое мужчин. Один из них - лет тридцати, в пиджаке со значком молнии на лацкане и в рубашке навыпуск - сидел в расслабленной позе, склоняясь к соседу. Временами он выразительно ухмылялся и качал головой, будто поражённый услышанным. Это был Шэдвард Изгибинс, помощник Натана Хайта, хозяина грозосветной фабрики, и сын его лучшего друга. Собственно, слева располагался сам Натан Хайт, крупный мужчина, с седой шевелюрой и высоким лбом. Его скрещённые руки покоились на груди. Глаза Хайта-старшего казались закрытыми из-за тени, которую отбрасывали густые чёрные брови. В отличие от Изгибинса, который, казалось, никогда не прекращает двигаться, Натан Хайт походил на фигуру, выточенную из глыбы льда.
  Пятого же Ган приметил не сразу. Странное чувство шевельнулось в душе Гана, когда он увидел невзрачное лицо, прячущееся в тени. Казалось, что этого человека здесь и вовсе не было.
  Не дожидаясь представления, незнакомец вышел вперёд, едва уловимым движением взял директора Уныллиса под руку и посадил его на своё место. Незнакомец выплыл на свет, показав истинный рост - худой, весь состоящий из углов, он был на две головы выше круглого и текучего Уныллиса, и, в противоположность директору, его движения были порывистыми, резкими.
  Ган не мог определить возраст незнакомца, но, скорее всего, тот был ровесником мистера Моркела. Лицо незнакомца не имело выступающих черт, и оно казалось бы незапоминающимся, если бы не глаза. Ничего живее в своей жизни Ган не видел. Ярко-голубые, искрящиеся в свете грозосветов, они пронизывали до глубины души. О таком взгляде могла бы мечтать и миссис Гор. Этот взгляд притягивал внимание. Так огонь манит мотыльков. Ган невольно вздрогнул - ему не нравилось ощущение липкого холода, поднимающегося по груди. И причина была вовсе не в мокрой одежде - его рубашка давно уже высохла. Взгляд незнакомца ощупывал каждый потаённый уголок разума, проникал в самые глубокие секреты души. Гану подумалось, что для этого человека нет ничего святого - лишь неудержимое желание Знать. Первое впечатление быстро прошло, и теперь глаза незнакомца казались не средоточием жизни, а двумя водоворотами, в которых плескались отражения чужих лиц.
  Ган встряхнул головой, прогоняя наваждение. Многие зачарованно пялились на незнакомца, но теперь голубые глаза смотрели поверх голов учеников. Ган подумал, что если вот так долго смотреть на небо, да ещё и таким взглядом, то оно обязательно расколется на части.
  Сегодня речь директора была короткой как никогда. Уныллис явно был удивлён тем, что так скоро оказался среди массовки. Он запоздало опомнился и обнаружил, что список учеников пропал - никто и не заметил как незнакомец выхватил бумажку.
  - Сообщаю об изменениях в форме проведения Характеризации, - без лишних слов начал незнакомец. Он произносил фразы отрывисто, будто печатал их на машинке. - С настоящего момента институт Апполо проводит считывание по..., - он запнулся. - Прошу прощения, считывание Характера с помощью новейшей техники. Теперь единичная процедура занимает всего несколько секунд.
  Незнакомец щёлкнул пальцами, и из-за кулис вышли двое людей в белых робах. Они вывезли на сцену аппарат, напоминающий игровой автомат. Ган видел такие автоматы только на картинках, но знал, что их называют однорукими бандитами. Странный выбор для сторонников запрета азартных игр.
  - Вам выпала великая честь участвовать в эксперименте... - один из людей в робах заговорщически кашлянул. Оратор потёр руки. - Благодарим попечителей Хай Вольта за помощь во внедрении технологии в жизнь.
  Зал зааплодировал попечителям. Ган даже хмыкнул с каким старанием Хайт отбивает ритм, едва не задевая сидящих рядом, и тут же помрачнел - он заметил как Ронда одобрительно кивает Хайту. Она хлопала плавно, подражая Уныллису.
  Миссис Гор даже не улыбнулась, в её глазах промелькнула странная искорка. Миссис Валлун жеманно скривилась. Изгибинс рьяно подхватил аплодисменты. Его белозубая улыбка предназначалась всем - и главным образом, Натану Хайту, который хлопнул в ладоши пару раз и со значением посмотрел на Изгибинса. Тот картинно поправил значок, смахнул с плеча невидимую пылинку и, довольный собой, закинул ногу на ногу.
  - Приглашаю на сцену, - оратор мельком глянул в список, - Амарилис, Аманда.
  Аманда на негнущихся ногах поднялась на сцену. Оратор неловко подошёл к ней. Он держал руку за спиной девочки, будто поддерживая на случай, если она упадёт.
  - Попрошу вас, - он показал, что нужно делать, и Аманда положила левую руку на блестящий диск, а правой схватилась за металлический рычаг.
  Ган почувствовал неладное - и в тот же миг правая ладонь его одноклассницы вспыхнула голубым, как лампочка грозосвета. Теневой узор сплёлся на её коже и тут же исчез, едва она опустила рычаг до предела. Раздался треск, и на нескольких маленьких табло завертелись цифры. Ган зачарованно следил за тем как барабанчики замедляются.
  Многие в оцепенении сидели на своих креслах. Процедура показалась болезненной - а все думали, что заполнение сотни бланков и вопросников - это самая жуткая часть Характеризации.
  - Можете отпускать, - незнакомец кивнул оцепеневшей Аманде.
  Она быстро отдёрнулась, даже не взглянув на странные символы, замершие на экране. Один из научных работников проводил её за кулисы и тут же вернулся.
  - Аронс, Майкл, - незнакомец произнёс имя по памяти.
  Испуганные взгляды обратились к Майклу. Он был чуть ниже незнакомца, но сейчас выглядел едва ли выше Уныллиса: плечи Майкла ссутулились, будто он стеснялся взглядов, направленных на него. Все с интересом смотрели как он повторяет процедуру. Ган разделял общий интерес - когда странный свет пронзает плоть насквозь, не больно ли это? По Майклу было сложно что-нибудь понять. Отпустив рычаг, он обернулся на шепоток. Его лицо было бледным, но слабая улыбка стала достаточным основанием для того, чтобы товарищи немного расслабились.
  За дальнейшим Ган не наблюдал. В нём снова зазвучали вопросы, которые уже давно не давали спать. Что выявит Характеризация? Неужели, она подтвердит мысли отца по поводу его, Гана, будущего? До сих пор Ган разрывался между желанием подчиниться воли родителя и желанием сделать всё наперекор. Это отец мечтал о том, чтобы Ган продолжил династию, а Ган вовсе не хотел быть простым клерком. Смешно звучит, династия - ведь их только двое: отец и Ган.
  - Ли, Ронда.
  Ган с грустью посмотрел Ронде вслед. Один из дружков Хайта, который уже прошёл Характеризацию и теперь выглядывал из-за кулис, ободряюще похлопал её по спине... а ведь это Ган должен был сейчас говорить слова поддержки. Ведь это он был её другом с самого рождения, а не эти золотые детишки, которые и не обращали внимания на Ронду до тех пор, пока Хайт не стал общаться с ней. Она хотела стать достойной дочерью своего отца и шла по строго выверенному пути. И пусть временами Ронда бывала жуткой занудой, их с Ганом размолвка не была поводом для того, чтобы он желал ей неудач.
  К этому моменту Характеризацию уже прошли десять учеников - у кого-то странный свет охватывал только ладонь; Джереми Дженкинс очень удивился, когда его рука до локтя вспыхнула голубым. У Хайта светились только пальцы - что его очень обеспокоило. У Ронды же вспыхнули только ногти. Ган видел, что она готова расплакаться, ясное дело, никто не знает, что означает этот свет, но многие восприняли его как знак одарённости.
  Ронда обернулась в зал, её взгляд нашёл Гана. Его сердце ёкнуло. В трудный момент она хотела найти поддержку у него! Он поспешно улыбнулся, но улыбка сникла, когда он увидел, как Голди Трон - тот самый друг Хайта, который хлопал Ронду по спине, поднимает в воздух большие пальцы. Ронда неловко улыбнулась и махнула Трону. Ган насупился - отлично, бойкот значит бойкот.
  - Моркел, Морган, - отрывистая речь сменилась звоном в ушах.
  Ган вздрогнул - он уже и забыл, что в списках его фамилия сразу после Ли.
  Вот он, поворотный момент. Ган поднялся, оставив сумку и куртку на сидении. Он нашарил золотую фишку в кармане брюк и сжал её. Делай, что должно, и будь что будет.
  Кровь бешено пульсировала в висках. Не глядя ни на кого - ни на мисс Гудфеллоу, ни на Уныллиса, не слыша язвительных шепотков Трона и товарищей, Ган подошёл к аппарату и сжал рычаг.
  - Левую руку на диск, пожалуйста, - человек, так и не назвавший своё имя, приблизился. Он возвышался над Ганом как башня.
  Ган нехотя выпустил фишку и положил руку на диск. Ладонь моментально приклеилась к металлу, будто магнитная. И в этот же момент дикая боль пронзила тело. Как другие, Хайт... Ронда... как они смогли стерпеть это? Неужели, он слабак? Он не слабак, нет... Ган слышал свой крик, словно со стороны. Глаза не видели ничего, кроме сияния. Это воздух или он сам? Его руки... Ган с ужасом посмотрел на свои руки: тёмные змейки узоров бежали по его коже, складываясь в причудливые письмена. На мгновение ему показалось, что это ноты.
  Он попытался отдёрнуть руку, но диск только крепче прижался к коже. Металл разогревался, боль распространялась от него вверх по руке, пронизывала тело, сердце и выходила через правую ладонь, утекая в рычаг. Рычаг... Ган должен его опустить. Но ничего не выходило - едва хватало сил, чтобы стоять. Сердце сдавила жуткая боль. Сколько оно ещё выдержит?
  Сияние сворачивалось в полосы, и они кружили вихрь перед глазами. Воздух стал плотным, и через секунду Ган понял, что задыхается. Вот и всё, Моркел, конец, эксперимент не удался.
  Глава 5. Привидение
  
  Уже у самой земли контроллер потерял сознание. Николс спешно потянул фалды, чтобы приземлиться на полянке. Но он немного замешкался, и парашют зацепился за ветку сосны. Их с силой потянуло назад, ветка спружинила, и они повисли в паре метров над землёй. Николс из последних сил цеплялся за плечи контроллера - тот совсем обмяк и не подавал признаков жизни.
  Николс оценил обстановку. Земля не так уж далеко, если как следует раскачаться, можно будет допрыгнуть. Николс дёрнулся, и с громким треском они свалились на большой куст можжевельника. Контроллер упал на Николса, и их накрыло парашютом.
  - Эй, парень, живой? - Николс перевернул контроллера и скинул серо-голубую ткань.
  Контроллер едва пошевелился. Он пробормотал всего три слова:
  - Там. Дом. Туда, - он показал вглубь парка и его рука обессиленно упала.
  - Дом, - пробормотал Николс. Он ещё в полёте заметил особняк. Интересно, кто их там ждёт.
  Николс поднялся на ноги - после полёта они немного дрожали. Внутреннее чутьё подсказывало, что парашют нужно обязательно забрать с собой. Хотя непонятно зачем - их наверняка заметили, скоро полиция набежит - и тогда объясняй своё воскрешение. А как его объяснить? Для начала самому нужно разобраться в произошедшем.
  Николс быстро скомкал парашют, отцепил стропы от костюма контроллера, и закинув его руку себе на плечо, направился в сторону здания. Занятие весьма затруднительное - тащить кого-то по зарослям, когда собственная слабость напоминает о себе.
  Добравшись до пруда, Николс остановился перевести дыхание. Пруд был заросшим, у берегов торчали пожухлые стебли тростника, воду затянула ряска и кувшинки, а небольшие чёрные оконца были сплошь усыпаны опавшими листьями.
  Дом стоял на небольшом холме на противоположном берегу. Самая близкая дорога вела через каменный мост, упирающийся в тропинку. Тропинка терялась в ивовых зарослях.
  Николс принял вес контроллера на себя и шагнул к мосту. В этот самый момент раздался дикий вопль. Николс отшатнулся и чуть не перекувыркнулся через перила.
  - Что за дьявол, - прошептал он.
  Крик смолк. Где-то закаркали вороны.
  - Интересное дело, - прошептал контроллер. - Нас не должны были заметить так рано. Похоже, что кто-то ошивается в парке. Скорее в дом.
  - Там что-то случилось.
  - Сейчас здесь что-то случится, - прохрипел контроллер. - Это всего лишь сигнализация. Не бойтесь, её никто не услышит - у неё особое устройство. Скорее, нас не должны видеть.
  Николс нерешительно закусил губу и продолжил путь. Скоро вопль повторился.
  - Быстрее, всего несколько метров, - прохрипел контроллер и прибавил шагу.
  Дом мрачной громадой вырос над их головами. От него так и веяло одиночеством.
  Они поднялись по лестнице и оказались у заднего двора. Ветви дикого винограда гирляндами протянулись над стелющимися кустами ежевики, красными листьями-лапами они облепили мраморную беседку, обхватили статую Гермеса и протянулись к стрельчатым окнам.
  С обеих сторон от чёрного хода стояли большие вазы - одна из них разбилась, и из неё как щупальца торчали высохшие побеги розового куста.
  - Грустная картина, - подытожил Николс. Он дотащил контроллера до порога и толкнул дверь. Она оказалась запертой.
  - Пароль, - сказал контроллер. -Гнилое золото.
  Николс вспомнил треклятую фишку.
  На двери вспыхнул зелёный огонёк, и Николс протёр запылившийся экран блокиратора.
  - Заходим , - кивнул контроллер и ухватился за круглую ручку.
  Они вошли в тёмный коридор. В их лица пахнуло затхлостью. Крик сигнализации больше не повторился, но где-то в глубине дома слышались странные бренчащие звуки.
  Контроллер захлопнул дверь, и темнота стала непроницаемой. Николсу почудилось, что пол дрожит. Вскоре он увидел два горящих огонька. Постепенно они вырастали, выхватывая из темноты очертания длинного безносого лица. Огоньки с жужжанием сузились, снова расширились, и зажглась яркая белая лампочка в макушке робота-дворецкого. Робот был чёрно-белым и сутулым, как знак вопроса. Дворецкий сомкнул ладони и прижал их к груди в сердечном жесте.
  - Обро жаловать в дом Мак Ха-ро, - прошамкал робот. - Мы рад вас ветствовать. Проходите, ости орогие.
  Николс облегчённо выдохнул.
  - Слава Богу, обошлось.
  Сказав это, он понял, что ошибся. Контроллер покачнулся и упал без чувств.
  - Я омогу, я омогу! - робот взволнованно вскричал. Он неловко скрючился, поднатужился, скрипнул шестерёнками и взял контроллера на руки. - За ной, за ной! Вода, лотенца, омпресс, пилюли, микст-ура!
  Последний слог он выкрикнул с такой беззаботной радостью, что Николс удивлённо почесал бровь. Человеку плохо, а робот ликует.
  Робот подпрыгнул, и его ступни щёлкнули и поднялись вверх. Приземлился он уже на колёса. Дворецкий полнял контроллера. От тяжести робот просел и жутко заскрипел. Он добрался до гостиной и положил контроллера на кушетку, предварительно сняв с неё чехол.
  Дворецкий потянулся, возвращая спинные пружины на место. Потом он как следует разогнался и помчался в соседнюю комнату. Удерживать равновесие ему помогал штырь-энергоприёмник, выходящий из его поясницы и упирающийся в пол. В полу были прорезаны пазы направления, по которым дворецкий мог передвигаться.
  Скоро робот привёз кувшин с горячей водой, тазик, кувшин с холодной водой, чистые полотенца и чемодан с лекарствами. Наконец он снова подпрыгнул, и ступни защёлкнулись поверх колёс.
  Николс скептически посмотрел на лекарства - похоже, что дом заброшен долгие годы. Таблетки могли давно уже испортиться.
  - Послушайте, - осторожно сказал учёный. - А можно обойтись без лекарств? Они негодны.
  - Сэр рав, - грустно кивнул робот и откинул чемодан прочь. - Магнус Помошкинс знает своё дело. Магнус строго следит за орядком в оме. Но Магнус не может окидать ом. И у Магнуса нет связи с ородом. Да и о равде оворя, озяев давно нет, некого Магнусу лечить.
  Повисла неловкая тишина, и дворецкий просиял.
  - Но Магнус остарается. Магнус рад остям. Хотя ости и не представились... озяева не велели ускать в ом осторонних, но ости знали ароль, - бубнил дворецкий, смывая с рук контроллера кровь. - Странные ости, но ароль знают только рузья, а значит ости - рузья. Вы ведь рузья сэра Мак Ха-ро?
  Дворецкий выжидательно уставился на Николса. Учёный быстро соображал что ответить. Глупо получится, если он признается, что понятия не имеет где они находятся. Конечно, он понял, что оказался в Озоне - город весьма известный и примечательный, всё-таки второй промышленный центр в старом королевстве после Лондграда. Но на этом его догадки заканчивались.
  - Конечно, рузья, - робот не дождался ответа, похоже было, что за долгие годы одиночества он привык разговаривать с самим собой. - Жалко, что сам сэр Мак Ха-ро не прибыл. Ожет, он передавал какие-то распоряжения? Риготовить остевую омнату? Ожет, он сам вернётся? Давно семья Мак Ха-ро не навещала старый ом. Давно.
  - Точнее двадцать четыре года, - Николс сказал это против своей воли. И замер. Робот удивлённо на него посмотрел.
  - Очно, ровно вадцать четыре ода.
  Робот продолжил колдовать над контроллером, а Николс вскочил на ноги и кинул парашют на пол. Он был очень взволнован, как если бы оказался в месте, которое видел раньше только во снах.
  Вся мебель была завёрнута в чехлы, пол вымыт чисто-начисто, нигде не пылинки, ни пятнышка. Дом замер в ожидании хозяев, но казалось, что он был попросту заброшен. Нет картин и ковров, обои и гардины выцвели, из звуков - только тиканье шестерёнок робота и больших напольных часов, да загадочные полувздохи старой мебели и паркета. Давно, очень давно дом не знавал запаха горячей еды и табака. Унылый и холодный, он пах машинным маслом, влагой и плесенью. И дворецкий не мог наполнить дом жизнью - он сам становился похожим на призрака.
  Николс вышел в коридор и заглянул в соседние комнаты. Везде знакомая картина опустошения - и нигде ни намёка на то, кому мог принадлежать этот большой особняк.
  Коридор вывел Николса в холл с великолепной лестницей из морёного дуба с широкими перилами. Николс подошёл к входной двери. В верхней половине двери находилось смотровое окошко в форме арки. А по бокам от него располагались два таких же окошка, украшенные витражами. На одном изображён был Гермес, а на втором - герб: чертополох на синем поле с полосатой жёлто-зелёной рамкой.
  Николс припомнил статую Гермеса, которую он видел на заднем дворе, и теперь он был почти уверен, что хозяин дома имел отношение к торговцам - это их символом был Гермес. И судя по размерам дома, его обитатели были очень успешны в своём деле. Почему же они почти четверь века не появлялись в своём особняке?
  Николс поспешно одёрнул себя. Не его это дело. Хватит загадок. Хватит ли? Теперь, когда жизнь так резко переменилась, ответов хотелось знать всё больше. Николс решил вернуться в гостиную и привести контроллера в чувство, чтобы выяснить всю правду.
  Но прежде, чем он сделал хотя бы один шаг, его внимание привлекла картина над лестницей. Даже если бы дом был увешан портретами, именно этот заставил бы сердце Николса биться чаще. Он зачарованно смотрел на мужчину, одетого в чёрный китель и синий килт с зелёными и жёлтыми клетками. Мужчина смотрел на входную дверь с высоты, на его благородном лице застыла тень покровительственной улыбки. Николс поднялся на лестницу и оказался лицом к лицу с портретом. Нарисованные глаза смотрели с почти живым выражением. Широкий лоб и волевой подбородок выдавали человека действия.
  Николс приметил медную табличку под картиной. Надпись блестела как новая, и в этом явно была заслуга дворецкого.
  Табличка гласила:
  
  Сэр Гарольд Мак Харроу, кавалер ордена кадуцея, поставщик королевского двора, купец и меценат. 1900 г. Художник Аланис Манерис.
  
  - Мак Харроу, - проговорил Николс, отступая на шаг. - Исчезнувшая семья...
  Имя Мак Харроу было известно по всему ЗЕвСу благодаря многочисленным товарам, выпускающимся под маркой "От Гарольда". Сложно было найти такого человека, который хотя бы однажды не использовал товары известного семейства. Что касается Николса, то ни один день его жизни до сих пор не обходился без чашки индийского чая из жестяной баночки со слоном.
  С тех пор, как Мак Харроу бесследно исчезли, дела у фирмы нисколько не ухудшились. Николс полагал, что дело не только в преемнике, который продолжал традиции торгового дома, но и в том, что легенда, окутавшая знаменитое семейство, была лучшей рекламой. Жители ЗЕвСа сколько угодно могли говорить, что тайны - это бессмыслица и пустая трата времени, но тайны неизменно привлекали внимание любопытных обывателей.
  Николс задумчиво посмотрел на портрет, и в этот раз ему показалось, что Мак Харроу пытается ему на что-то намекнуть. Взгляд Николса упал на правую руку купца - в ней он держал посох из двух переплетённых змей. Золотой кадуцей выглядел объёмным, блики ложились на него и высвечивали искры. Николс захотел взять кадуцей в руку, потрогать его.
  Он протянул руку и сомкнул пальцы. На мгновение Николс зажмурился и затаил дыхание. Ему показалось, что в ладонь легла тёплая и гладкая ручка посоха. Кадуцей был тяжелее, чем он думал. Несколько секунд Николс держал воображаемый кадуцей, а когда открыл глаза, то не увидел ничего. В прямом смысле ничего - портрет куда-то исчез.
  В груди у Николса разверзнулась бездна, и душа зябко вздрогнула на самом краю пустоты. Стало действительно страшно. Куда могла подеваться большая картина? Николс припал к стене, обшитой дубовыми панелями. Он водил руками по дереву и нажимал на стену в разных местах, но никакого следа тайника он не обнаружил. Странные вещи происходили прямо под его носом.
  Николс взглянул на второй этаж - там было совершенно темно и тихо. Нет, никто бы не успел забрать картину прямо из-под его носа. Николс чувствовал себя опустошённым и обманутым. Он вернулся в гостиную и упал на зачехлённый диван.
  Безо всякого интереса он смотрел на Помошкинса, который заканчивал перевязывать руки контроллера бинтом.
  - Он в орядке, - сообщил дворецкий. - Всего лишь истощение и несколько ссадин.
  - Всего-то, - едко хмыкнул Николс. - Когда у тебя будут два пациента, ты не так запоёшь.
  - Сэр, я вас не онял.
  - Говорю, что скоро упаду от истощения, - и пояснил. - Не найдётся чего поесть?
  - Сэр, к ожалению, запасов в оме нет, - дворецкий сокрушённо покачал головой.
  Контроллер пошевелился. Он с трудом приподнялся на локтях.
  - Безмозглая жестянка, - проговорил он. Его лицо было бледным. - Совсем память отшибло. Мог бы и запомнить, что я говорил тебе в прошлый раз.
  - Рошлый раз? Сэр уже бывал в оме? - удивился дворецкий.
  - Сэр бывал в оме, сэр и лекарство ринёс, и апасы ополнил, - передразнил контроллер. - Давай тащи сюда еду. В верхнем ящике на кухне.
  Дворецкий недоверчиво пожал плечами и медленно поплёлся на кухню. Пока его не было, Николс изучал контроллера. Его лицо имело азиатские черты - высокие скулы и характерный разрез глаз, похожий на кошачий. Он носил причёску "под пажа".
  Контроллер устало лёг на спину и без выражения смотрел в потолок. Никто не хотел заговаривать первым.
  Обратно Помошкинс вернулся с помпой. Он резко затормозил на роликах и снова перешёл на шаг. Он прикатил с собой столик на колёсиках, гружёный посудой.
  - Рошу вас, - он откинул крышки с блюд и поклонился.
  Николс с отстранённым любопытсвом глянул на угощение. Неведомым образом дворецкому удалось изобразить из обычного армейского пайка изысканное блюдо. Впрочем, армейский паёк только назывался обычным - за свою долгую жизнь Николс успел попробовать и амброзиус, и нектар, и оценить их по достоинству.
  Сначала Николс думал, что кусок в горло не полезет, но когда аромат горячего супа из амброзиуса достиг его обоняния, все проблемы куда-то исчезли. Забылась Чёрная Метка, часы страха в Городе Отверженных, сумасшедший полёт и чувство предательства, а тайна исчезнувшей картины и вовсе показалась чем-то незначительным.
  - Помошкинс, ты гений, - контроллер преобразился на глазах. После первой же ложки супа он порозовел и стал похож на человека.
  Дворецкий безмолвно смотрел на гостей, готовый к новым распоряжениям.
  - Счастье есть, - пробормотал Николс, когда прикончил свою порцию супа и съел все галеты, которые были на его тарелке.
  - Интересно, что вы сказали именно так, сэр, - проговорил Помошкинс. - Сэр Мак Ха-ро после обеда всегда оворил те же слова.
  Тучка набежала на лицо Николса. От беззаботности не осталось и следа. Пришло время для серьёзного разговора.
  Николс перевёл взгляд на контроллера. Тот пил нектар, но не спускал чёрных, как угольки, глаз с учёного. Контроллер сделал долгий глоток, будто хотел спрятаться за чашкой. Николс только сейчас подумал о том, что напротив него сидит мальчишка. Совсем ещё ребёнок с глазами человека, повидавшего многое.
  - Помошкинс, я хотел спросить вас о портрете сэра Мак Харроу, - Николс хотел увидеть реакцию контроллера. Тот даже бровью не повёл. - О том, что висит над лестницей.
  - Висел, - поправил его дворецкий. - Ортрет забрали перед утешествием. Вадцать четыре ода назад.
  - Забрали, - прошептал Николс.
  - Сэр бывал в оме раньше? Магнус Помошкинс становится слишком старым, - прошептал дворецкий жалобным тоном. - Магнус начинает забывать старые дни.
  - Не кори себя, дружище, - приободрил его контроллер. - Ты не забываешь старое. Мы же оба знаем, что у тебя проблемы с краткосрочной памятью. Так ведь? Ты не вспомнил меня. И не впомнишь того, кто сегодня заходил в парк.
  - Сегодня кто-то заходил в парк? - дворецкий насторожился. Из его лба выросла синяя лампочка. - Воры? Разбойники? Мародёры? Вандалы?
  - Тихо-тихо, всё позади. Ты их прогнал.
  Лампочка исчезла, и Помошкинс как-то странно моргнул. Он посмотрел на пустой поднос.
  - Ости должны простить меня, мне следует оторопиться. Вы, верно голодны?
  - Помошкинс, мы только что поели, - контроллер кисло улыбнулся. - Можешь помыть посуду.
  - Буду рад служить, - робот поклонился и укатил столик, оставив кувшин с нектаром и чашки на кофейном столике.
  - Угощайтесь, сэр, - контроллер приглашающим жестом показал на столик и долил нектар в кружки.
  - Ещё недавно вы были куда менее любезным, - Николс взял кружку и сделал глоток. Ароматная и тягучая жидкость согрела его.
  - Вы должны простить мне фамильярность, чрезвычайная обстановка, такие дела, - в тон ему ответил контроллер.
  - Я бы сказал - чрезвычайно любопытная обстановка.
  - Согласен с вами абсолютно и полностью.
  - Хватит! - вскричал Николс и хлопнул рукой по столу. - Сейчас же объясните мне что произошло и кто в этом виноват.
  - Слишком глубокий вопрос, - лениво проговорил контроллер и, увидев сердитый взгляд учёного, поморщился. - Я расскажу то, что знаю сам. Постарайтесь слушать внимательно.
  Николс вперился в контроллера. Он намеревался следить за каждым изменением его тона, за каждым жестом, за малейшей дрожью в голосе. Потому что он ожидал обмана. Если уж собственные глаза врут, то чего говорить об окружающих его людях.
  - Я пойму, если вы не сможете до конца довериться, но вы должны знать всю правду.
  Николс хотел задать вопрос, но контроллер опередил его. Он поднял левую руку, призывая к молчанию. При этом контроллер выглядел очень загадочным и властным.
  - Вы должны понимать, что такие личности, как вы, рождают интерес в особых кругах общества.
  - Особые круги, - Николс грустно ухмыльнулся. - О, да, сколько раз я слышал, что мною должны заинтересоваться в нервно-душевных лечебницах. Меня называли по-всякому: и одержимым числами, и чудаком из беличьего колеса, и просто безумцем.
  - Не нужно иронии, вы гораздо мудрее многих. Если вы действительно умны в той же степени, что и скромны, то события последних дней должны были натолкнуть вас на одну простую мысль. Есть и другие мнения на ваш счёт. И не всё так просто, как может показаться.
  - Просто? Вы называете это словом "просто"?! Меня пытались убить!
  - Всё было бы куда проще, если бы вас просто пытались убить.
  Николс поперхнулся глотком воздуха. Он возмущённо покачал головой.
  - Ваши исследования показались интересными многим людям. И среди них есть не только ваши друзья.
  - Чёрная Метка, - простонал Николс. - Я подумал, что это шутка.
  - Если это шутка, то у Ареса дрянное чувство юмора.
  - Арес? Пёс Войны - человек и фронт в одном лице? - Николс поспешно зажал рот рукой, но сказанного было не воротить.
  - Ваша осведомлённость удивляет, но в какой-то мере и радует.
  Контроллер горько усмехнулся.
  - Долгое время тайные агенты следят за пособниками Ареса. И Олимпусу стало известно - Арес создал план, чтобы завладеть вашей головой. Признаюсь, до сих пор никто и в самом Олимпусе всерьёз не относился к вашим исследованиям.
  - Глупый старикашка оказался непромах, да?
  - Только поэтому Арес решил захватить вас. Но мне, профессор, удалось устранить тех, кто ждал вас в Городе Отверженных - я был на волоске от гибели, но я смог победить врагов. Это были всего лишь наёмники, и мне удалось сделать так, чтобы они забыли кто едва не лишил их жизни.
  Лицо контроллера исказилось, будто воспоминания о Городе Отверженных причиняли ему невыносимую боль. Его голос стал глухим, и Николс каким-то тайным образом догадался, что контроллеру пришлось сделать что-то страшное, и ему нужно было выговориться. Николс хотел сказать что-то в оправдание контроллера, но тот только мотнул головой, будто прочитал мысли учёного.
  - Но иначе вы бы сейчас говорили не со мной, а с одним из головорезов подпольщиков. Всё правильно.
  - Но я не понимаю, - Николс обхватил подбородок обеими руками. - Как мои наработки могут пригодиться Аресу? Я не создаю оружие, я просто ищу источник счастья.
  - Для некоторых счастье в мести. Источник Ареса всё ещё заточён в самой надёжной тюрьме, но он ищет путь на волю. И вы можете стать его ключом. Мир погрузится в страдания, смерть пройдётся по проспектам и площадям. Хаос и безумие - вот цель Ареса. Олимпус же стоит на страже порядка и равновесия, и он видит своей целью защитить вас.
  Они долго не сводили глаз друг с друга.
  - Как, чёрт побери, я оказался в Городе Отверженных? Я не помню ничего, только собственное крыльцо, взрыв, страх, чьё-то лицо и стол в казино.
  - Допустим, вы видели лицо человека Истэри в Городе Отверженных. Что касается второго вопроса... Вам известно как работает Чёрная Метка?
  - Она находит жертву и помечает её оспиной времени. Затем оспина разрушает связки дат вокруг жертвы, - проговорил Николс, схватившись за голову. Знания всплывали из памяти с большим трудом. И откуда он всё это знает?
  - Верно. Вы оставались на месте. Вы совершили прыжок во времени, точнее Город Отверженных сам прибыл к вам. Город Отверженных гораздо ближе по времени к тюрьме Ареса, чем ЗЕвС, и там гораздо больше тех, кто поддерживает нашего врага. По плану Ареса вы должны были попасть в руки его приспешников и купить свою жизнь за согласие работать на него.
  - Некратомнир, - прошептал Николс. Он на миг закрыл глаза и представил как должен выглядеть мир Ареса. - Самая надёжная тюрьма в мире. Он даже умереть не может. Дно времён.
  Он замолк
  - Интересная перспектива, - пробормотал Николс. - Но для чего нужно было это представление в казино? Для чего нужно было привлекать внимание ко мне самым действенным способом? Зачем мне дали Золотую Фишку в присутствии стольких свидетелей?
  - Вы её выиграли, - просто сказал контроллер. - Что касается свидетелей, то можете не беспокоиться. Никто в Городе Отверженных не помнит ни вас, ни вашего лица. Вы под надёжной защитой Олимпуса, и теперь у вас есть Покровитель. Вы же видели фантом.
  - Что? Ты о картине? - догадался Николс.
  - Да, Мак Харроу. Старик Мак Харроу, - контроллер с трудом встал и доковылял до дивана Николса.
  Учёный подвинулся. Он подставил парнишке своё плечо, и тот прижался к нему как бродячий щенок. Юноша вздрагивал всем телом.
  - Старик Мак Харроу - надёжный Покровитель. Он один из самых верных людей Олимпуса и самого короля. Ему можно верить. Его до сих пор не смогли найти. Не найдут и вас, пока он рядом.
  - Что это значит? - Николс не понимал о чём говорит контроллер.
  - Приглядитесь внимательнее.
  Николс повёл бровью.
  - Не нужно вопросов. Просто посмотрите.
  Николс осмотрелся. Тусклый дневной свет падал из окна, освещая каминную полку. Камин был наглухо запечатан металлической пластиной. Когда-то здесь горело пламя, и вся семья собиралась, чтобы выпить лучшего индийского чая и обсудить прошедший день.
  Здесь играли младшие дочки Мак Харроу - рыжеволосые Сью и Сэлли. В те времена они едва могли достать до каминной полки, а вот Эван был настоящей бедой - он постоянно разбивал мамины фарфоровые статуэтки и опрокидывал семейные фотографии. Миссис Мак Харроу, такая уютная и доброжелательная, в эти моменты становилась настоящей фурией и ругала сына до тех пор, пока он не краснел как помидор и не просил прощения со слезами на глазах и хитрой улыбочкой на губах. Он знал, что мама долго сердиться не будет, и скоро она наградит сына шоколадом.
  Здесь же обитали старшие дети Мак Харроу - близнецы Ханна и Хамфри, прилежные ученики, послушные дети и самые скучные в мире брат и сестра, как называл их Эван. Просто Эван не знал, что когда близнецы были его ровесниками, они устраивали такие шутки и проделки, что его невинные шалости меркли по сравнению с безобразием конопатых сорванцов. Сколько раз близнецы измывались над бедным Помошкинсом, заставляя его таскать по всему дому мешки с навозом и распевать на светских приёмах скабрезные песенки.
  Николс улыбнулся и посмотрел на самое большое кресло - под чехлом угадывались его спинка, как будто бы ушастая. В этом кресле сидел сам Гарольд Мак Харроу. Сидел прежде, сидел и сейчас. Он был таким же, как и на портрете - похожим на надёжную крепость на вершине древнего холма. Гарольд загадочно улыбался, и страх Николса от вида призрака как рукой сняло.
  Видение погасло так же внезапно, как и возникло. Контроллер шумно выдохнул.
  - Он здесь, - кивнул Николс. - Но я не понимаю как такое возможно. Я повидал многое, но - такое...
  - После, всё после, - устало проговорил контроллер и закрыл глаза. - Давайте отдохнём. Пока нам придётся ждать.
  - Чего ждать?
  - Скорее - кого, - улыбнулся контроллер. - Будем ждать надёжного человека, самого талантливого по части таинственности и секретности.
  - Самого надёжного? Так категорично? Ты уверен в нём?
  - На все сто, - кивнул контроллер. - Кстати, я так и не представился. Рэй Ти Мур, лейтенант корпуса Дике.
  Сказав это, контроллер мгновенно уснул. Николс ещё какое-то время смотрел на лицо контроллера - по сути, ребёнка, который столкнулся с чем-то жестоким. Николсу стало его жаль. О собственных потерях он пока не думал.
  Глава 6. Шоколадный электрошокер
  
  Ган не считал себя трусом. Ну, подумаешь, что в нём просыпалось чувство тревоги едва на горизонте показывалась мощная фигура Матильды Пушшок. Да что с того? Каждый чувствовал почти священный трепет, когда наставница шествовала мимо - даже тот, кто ни разу не оставался после уроков и не испытывал на своей шкуре проявлений её праведного гнева.
  Её голова при ходьбе всегда потешно качалась из стороны в сторону, будто вечно сетуя на людское несовершенство. Но при взгляде её глаз, снабжённых видоискателями с десятикратным зумом, весельчаки давились смешками. Да так, что не могли смеяться ещё неделю-другую. При взгляде глаз Матильды Пушшок, казалось, что они сканируют тебя до мозга костей, видят всю твою сущность и более того - предчувствуют всё, что случится впереди... Матильда Пушшок была запрограммирована на то, что плохое обязательно собирается произойти, и чтобы ему не позволить случиться, нужно вовремя это заметить и предотвратить.
  Вот ты просто идёшь, даже не собираешься писать на стенах туалета неприличные слова, а тут вдруг из ниоткуда вырастает наставница, и тебе некуда деваться - пытаешься вжаться в стену, чтобы слиться с собственной тенью, а она уже знает, что ты здесь - как зыркнет, и твоё отражение скользит в глубине её глаз, тает, отпечатываясь в памяти. И лицо её становится таким суровым, что понимаешь - пиши на стенах, не пиши, тебя уже посчитали... ты уже в списке на исправление. Так, на всякий случай. Так что, кто не боялся Матильды Пушшок - тот и не человек вовсе...
  Страх пронизывал Гана, но страх этот был чужим. Боль исчезла, сменившись гудящей вибрацией, заставляющей тело дрожать. Странное чувство. Ган понимал, что остаётся неподвижным, но внутри него будто море волновалось, плескалось, разбрызгивая синие и лиловые всполохи. Ещё чуть-чуть и искры полетят из глаз.
  Он чувствовал невероятно усиленные запахи - вот аромат духов мисс Гудфеллоу, всегда такой неуловимый, затмил всё на свете, и тут же приблизился другой запах - пыль, металл и озон... это тот, глазастый. Запах духов снова стал слабее... Ган скривился - ему стало интересно что ещё он может учуять. Страх... это его одноклассники и мисс Гудфеллоу. Ужас... ха, директор Уныллис не держал себя в руках. Отвращение... миссис Валлун, это взаимное. Чувство вины? - в чём виноваты вы, миссис Гор... мистер Хайт, вы тоже? Странно, Изгибинс вот, сердится. Да что там, сердится - он был вне себя от гнева, вот только на кого он злился? - не на себя, точно. На учёных, или же на Гана. Или на всех сразу - испортили такое представление. Учёных Ган тоже почувствовал - эти были в замешательстве. Ещё бы, поджарили ученика, тоже мне экспериментаторы. Последним, что учуял Ган, были интерес, любопытство и восторг... да, недаром ему не понравился взгляд высокого незнакомца.
  Когда Ган смог открыть глаза, электрические вихри уже не мешали ему видеть то, что происходит вокруг. Все ученики, оставшиеся в зале, привстали, кое-кто направлялся к выходу. В широко распахнутых глазах мисс Гудфеллоу застыл страх. Она бежала к нему, вытянув руки вперёд. Она намеревалась оторвать его от проклятой машины. Но высокий человек преградил ей путь.
  - Не трогать его. Это внесёт погрешность, - он распахнул свои тощие руки. Лицо мисс Гудфеллоу дрогнуло, но она подчинилась.
  Уныллис схватился за сердце. Миссис Валлун позеленела и прикрыла рот меховым воротником. Миссис Гор стояла за спиной мисс Гудфеллоу, держа учительницу, готовую упасть в обморок, за плечи. Лицо миссис Гор было суровым. Мистер Хайт стоял поодаль, а Изгибинс непрестанно ходил вокруг, заламывая руки... странно всё это. Ган за секунду до этого знал кто и что почувствует, когда увидит, как ученика ударяет ток... будто мог предвидеть будущее! Он удивился, но не более того. Нужно было заканчивать это треклятое представление. Он сконцентрировал всё внимание на правой руке. Опустить рычаг, надавить сильнее.
  - Катись в Тартарары! - Ган не сдержал ругательство и тут же удивился, как легко удалось опустить рычаг и вернуть его на место.
  Он отдёрнул левую руку, проверяя ладонь - Ган думал, что там останется ожог, но всё было в порядке. Отпустив рычаг, он облегчённо вздохнул. Громогласный грохот сотряс аппарат, и барабанчики закрутились с бешеной скоростью. В шуме, затопившем зал, Ган услышал несколько вздохов облегчения. Мистер Хайт не сдержался.
  - Что за выражения, молодой человек? - сердито произнёс он, и Изгибинс тут же рассмеялся.
  Напряжение, витавшее в зале, разрядилось. Миссис Гор усадила мисс Гудфеллоу на стул. Та закрыла лицо ладонями, и Ган подумал, что учительница сейчас расплачется. Но ему не суждено было узнать об этом.
  - За кулисы, пожалуйста.
  Он почувствовал прикосновение и оглянулся. Странно - показалось. Глазастый стоял слишком далеко - не дотянуться. Хм, странный человек, он смотрел на Гана с восхищением. Такой взгляд, будто голодный человек, который не ел неделю, увидел праздничный стол с огромной индейкой. Ган вздрогнул и поспешил укрыться за кулисами.
   Судя по испуганным взглядам одноклассников, они следили за происходящим на сцене. Джереми Дженкинс и Майкл Аронс буквально налетели на Гана.
  - Как это было, Мор? - Ган не понимающе кивнул головой, и Майкл пояснил. - В том смысле, что выглядело шокирующе.
  - Подумаешь, - отмахнулся Ган - он не слушал, что говорят одноклассники. Он смотрел на Ронду. Она стояла поодаль, рядом с Хайтом. Пока Ронда не видела, Хайт корчил рожи Гану. Ронда выглядела испуганной - она грызла ногти, будто не решаясь сказать что-то. Потом она посмотрела на свою правую руку, и её взгляд помрачнел. Ган догадался о чём она думает - как же, выскочка тут нашёлся, ярче всех решил светиться, лампочка ходячая.
  - Да ты до сих пор в шоке, - весело ответил Джереми и посмотрел на голову Гана.
  Ган ощупал голову и с удивлением обнаружил, что волосы встали дыбом. Они так сильно наэлектризовались, что в них всё ещё проскакивали искорки электричества.
  - Но в шоке не только ты, - заговорщически понизил голос Майкл. Он со значением посмотрел на Ронду, потом на Джереми, а затем подмигнул Гану. - Мы все тут испугались. Не так ли? - он с ударением произнёс последнее слово, и Джереми прыснул.
  Ронда сделала вид, что ничего не слышит - только излишне бодро улыбнулась Хайту и начала громко трещать о приближающемся празднике.
  Майкл нагнулся к Гану - для этого ему пришлось сложиться чуть ли не вдвое.
  - Воображала, - прошептал он тоном врача, который угадывает диагноз с первого взгляда. - Не переживай.
  - И не собираюсь, - Ган рассердился. Вот действительно, было бы из-за чего расстраиваться. - С чего мне переживать?
  - Ну как, - Майкл выглядел озадаченным. - Говорят же, что она общается с Алексом только ради популярности.
  - Ты так считаешь? - Ган нахмурился.
  Майкл и Джереми были хорошими ребятами, но уж очень зависимыми от общественного мнения. Ган подозревал, что если бы они сами не были изгоями, то никогда бы и не подумали общаться с ним. В конце концов, они обратили внимание на него лишь когда он поссорился с Рондой, и когда школа, управляемая командой Хайта начала бойкотировать Гана. А компания Отбросов и рада была принять его в свои ряды. Принять и приободрить, уча его стоически переносить насмешки крутых ребят... Ган вздрогнул - и чего это за мысли такие ему в голову взбредают?
  - Девчонки, - презрительно бросил Ган и заслужил одобрительные смешки.
  - Что-то долго следующий не идёт, - Джереми подманил ребят.
  Попечители, собравшись в круг, что-то горячо обсуждали. Учёные работники, похоже, пытались объяснить, что аппарат не причиняет никакого вреда. Руководитель группы, оторвав от измерительного аппарата длиннющий лист с распечаткой, подошёл к обеспокоенным попечителям.
  - Машина исправна, в этом нет никаких сомнений, - было видно, что директор Уныллис пытается вставить хоть слово между отрывистыми фразами учёного, и каждый раз безуспешно.
  Учёный всем своим видом давал понять, что он не намерен останавливать процедуру.
  - Но как же вы тогда объясните тот факт, что... - Уныллис, решив, что на этот раз ему дадут сказать, жестоко ошибался. Его перебили самым грубым образом. Мистер Хайт, будто, не слышал сказанного директором.
  - Мальчик испытывал боль - вот в чём не может быть сомнений, - его голос звучал с угрозой.
  Ган задержал дыхание, чтобы не пропустить ни слова. За его спиной голоса притихли - всем было интересно узнать доводы испытателя.
  Высокий человек запустил руки в карманы, раздумывая. В голове Гана пронеслась мысль, что ему вовсе не хочется узнавать ответ. Это было как предчувствие самого худшего.
  - Несомненно, - согласился исследователь. - Но, скажите, мистер Хайт, как нам знать - это человек испытывает боль, или же боль испытывает человека?
  Мистер Хайт поперхнулся. Ледяная глыба едва сдерживалась, чтобы не треснуть под огнём ярости.
  - Предвосхищая ваши вопросы, скажу - да, так и должно было случиться. Это не сбой... хотя, в некотором роде, и сбой.
  - О чём вы говорите? Мне нужна конкретика! Попечительский Совет не будет финансировать опасный проект. Один звонок - и вы забудете о своих экспериментах навсегда.
  - Резонно, - голос незнакомца стал шёпотом, но тут же вернулась обычная деловитость. - Но не стоит спешить с выводами. Сбой случился не с машиной.
  Ган поперхнулся. Он чувствовал как взгляды товарищей буквально буравят его затылок. Не оборачиваться, не показывать растерянность и испуг. Он не трус, он не неудачник. Он...
  - О чём вы говорите? - миссис Гор встревожено переглянулась с мистером Хайтом.
  - Вероятно, что сбой произошёл с ребёнком, - будничный тон, будто каждый день отбраковывает неправильных детей. Но чем дальше говорил исследователь, тем более эмоциональной становилась его речь. - Сейчас ещё рано что-либо говорить, но Морган Моркел - возможно, та самая погрешность, которая неизменно присутствует в вычислениях.
  Лица несведущих в науке на мгновение стали задумчивыми. Первой смекнула миссис Валлун. Её позеленевшее лицо растянула злорадная ухмылка.
  - Ох, я поняла - он прирождённый неудачник. Что ж, в полку прибыло, - она хихикнула, стрельнув глазами в сторону миссис Гор.
  Ган отшатнулся и наступил на ногу Майклу. Сердце тяжело ухало в груди. Значит, вот оно как - не даром он собирал все неудачи.
  - Вычисления покажут, - неопределённо ответил исследователь.
  - Бедняжка, а он так старался, - это мисс Гудфеллоу уже оплакивала Гана. - И всё напрасно.
  - Кто его родители? - вопрос адресовался мисс Гудфеллоу.
  - Отец Мелвин Моркел, клерк, - ответил за неё мистер Хайт. - Очень уважаемый, надёжный человек, работает на нас уже пятнадцать лет.
  - Уважаемый, надёжный, - повторил учёный, загибая пальцы. - А мать?
  Мистер Хайт ободряюще кивнул мисс Гудфеллоу.
  - Мелоди Моркел... она, - мисс Гудфеллоу встретилась взглядом с Ганом и виновато потупилась. - Она покинула семью, - шёпотом проговорила мисс Гудфеллоу.
  Ган сощурился, услышав за спиной смешок Хайта: 'Неудачник'.
  - И причины вам не известны, - учёный не спрашивал. - Значит, непредсказуема, ненадёжна... что ж, теперь понятно сопротивление.
  Учёный свёл голос на нет. Он по-прежнему не считал нужным объяснять что-либо попечителям.
  - Продолжим процедуру.
  Не смотря на смятение, попечители подчинились. Ган заметил, что учёному легко удаётся контролировать ситуацию. Даже слишком легко.
  Мисс Гудфеллоу вновь посмотрела на Гана - снова с сожалением и грустью. Он отвернулся и сжал кулак. Жалеть его вздумала... считает, что он бедняжка? Неудачник? Всё напрасно? Да он покажет им всем...
  - Мор, ты как? - голос Джереми звучал как из очень далёкой комнаты. Даже этот оказался не таким бесполезным как Моркел.
  - Оставьте меня в покое, не тратьте силы напрасно, - слова сочились ядом. Ган оттолкнул Майкла с прохода - тот не ожидал этого и чуть не упал.
  - Ты куда? Нам надо дождаться мисс Гудфеллоу, - крикнул Майкл вдогонку, но Ган ничего не ответил.
  Прорываясь сквозь толпу, Ган услышал разговор Ронды и Хайта.
  - Бедняга, надо будет ему помочь, - участливость Хайта была худшей насмешкой.
  - Ты прав, - кивнула Ронда. - Как ответственный человек, я возьму это в свои руки. Это просто мой долг!
  Ган споткнулся на месте. Слова Ронды окончательно вывели его из себя. Ещё пару минут назад она была готова растерзать его за то, что он светился ярче. Теперь же, когда она узнала смысл... теперь, конечно, Ронда-великодушная должна была взять опеку над беспомощным инвалидом. И пусть все узнают о её подвиге.
  - Катись в Тартарары! - глухо произнёс он.
  Хайт цокнул.
  - Пластинку заело? Лучше спой про зелен виноград, Клочок, - он поднял левую бровь.
  - Катитесь оба, - махнул Ган и вышел вон.
  
  ***
  
  Ган представлял, как тест покажет, что ему нужно стать пилотом - мечта о небе втемяшилась в его голову с самого детства - когда он впервые увидел Олимпус. Величественный город, не подвластный земному притяжению - это невероятно, как бесконечность, спрятанная в коробку. Это что надо было такое придумать, чтобы заставить летать целый город, если даже малюсенький человечек не может прыгнуть выше своей головы?!
  Но Ган хотел быть не просто пилотом - ему не нравились большие и неповоротливые грузовые судна, да и быть извозчиком на пассажирских кораблях он не хотел. Потому что нет ничего удивительнее Ястребов - хранителей Олимпуса. Они настоящие виртуозы! Они могут летать на нотах всех небесных октав - и на огромной высоте, и у самой земли, едва не задевая коньки крыш! Стремительные как разряды молнии, дерзкие, как весенний бриз, далёкие, окутанные тайной и ореолом романтики. Гордые спутники королевской семьи, хранители неба и спасатели.
  Конечно, жители Озона любили Ястребов, но не особенно хотели присоединиться к ним. Подумаешь, летают дурачки в небесах, а у нас тут настоящая жизнь, земля и твёрдая опора. Правда, в тайне - о чём не признавались даже самим себе - многие связывали с образом Ястребов свои неисполненные мечтания детства, на смену которым пришло счастье семейной жизни и домашнего очага. Сколько стариков улыбались внукам, играющим с маленькими катерами, и думали о том, что всё идёт по старому кругу - а, значит, и мир стоит надёжно. Потому Ган и не рассказывал никому о своей мечте - боялся услышать снисходительное: 'И мы через это прошли'. Он не хотел быть одним из многих.
  Ган даже представлял себе, как во время урока откроется дверь, и расшифровщики тестограмм, вместе с Уныллисом зайдут внутрь. Ещё лучше, если с ними придёт один из адмиралов Олимпуса, например, Сильвер Шторм - он выглядел внушительнее всех. Они прервут Ронду, которая будет тараторить у доски очередной вызубренный урок, обведут замерший класс суровыми взглядами, и в наступившей тишине прозвучит как гром: 'Тестограмма определила, что Морган Моркел должен быть направлен на обучение в лётный колледж Эола. Ещё никто раньше не показывал таких результатов! Морган Моркел - гордость Озона. Из таких людей получаются настоящие офицеры порядка. Субавиация нашла своего героя'.
  Ган практически видел лица одноклассников - и особенно ярко - лицо Хайта, чья ухмылка стёрлась бы с лица сразу после того, как Уныллис добавил бы: 'С прискорбием сообщаем, что Александр Хайт не оправдал надежд ЗЕвСа. Такие великие ожидания, и такой ничтожный результат. Александр Хайт, вас изгоняют в Город Отверженных'. Ган состроил бы печальную мину, и Сильвер Шторм одобрительно бы подмигнул Гану и добавил бы: 'Ты недоумок, Хайт'...
  - Ты недоумок, Моркел! - в сердцах выкрикнул Ган и со всей дури пнул сломанный шоколадомат.
  Выйдя в коридор, он наконец-то избавился от докучливых взглядов одноклассников. Шёл урок, поэтому коридоры пустовали, и ему никто не мог помешать насладиться ненавистью к самому себе. Теперь ему было стыдно за свои мечты. Кому-то ты нужен, Моркел, размечтался. Ты - никто, ни-кто. И все видели тому доказательство. Он снова пнул автомат и прикусил губу. Пусть они посудачат о нём, пока он не слышит...
  За поворотом послышались тяжёлые металлические шаги, и Ган побледнел. Действительно недоумок, ещё бы станцевал джигу и спел в полный голос, а то мало шума поднял. А ведь Матильда не дремлет.
  - Валить надо, - прошептал Ган, потерянно озираясь. Идти по коридору опасно, можно наткнуться на наставницу. Обратно в зал, пока там продолжается Характеризация, он не вернётся ни при каких обстоятельствах. Оставалось ждать здесь.
  - Ваша шоколадка, сэр, - из недров автомата внезапно раздался скрежещащий голос. Ган аж подпрыгнул на месте - кто мог подумать, что в старой железяке ещё осталась жизнь.
  Ган на миг забыл о Матильде и с интересом уставился на потёртый корпус автомата. Сквозь решётку динамиков просачивался голубой свет. Похоже, что шоколадомат снова починили. Ради интереса, Ган сунул руку в отверстие выдачи заказа. Внутри действительно лежало что-то по форме напоминающее шоколадный батончик.
  Вот так, хотя бы бесплатное угощение... в последний момент Ган успел подумать, что бесплатное угощение бывает только в мышеловке, и следующей мыслью было осознание того, что за его спиной возвышается металлическая махина - он видел отражение оранжевых глаз в корпусе шоколадомата. Поспешно обернувшись, Ган инстинктивно выбросил перед собой правую руку с зажатой в ней шоколадкой. Выражение лица Матильды Пушшок было железным как никогда.
  - Я просто, - вымолвил Ган, и сник. Разве наставница будет слушать, что ты не прогулял занятие, а просто вышел подышать воздухом после Характеризации.
  - Мор-ган, Мор-кел, - раздельно произнесла Матильда Пушшок. Объективы её глаз опасно сузились. - Нар-ру...
  Ган не хотел, чтобы наставница завершала свою фразу - тогда точно придётся коротать вечер в её кабинете. Он подумал о том как сильно ненавидит глупые правила.
  - ...шать р-режим питания пер-рекусами! Немыслимо! - проскрежетала Матильда непривычно высоким голосом, и Ган лишь удивлённо моргнул.
  - Я не...
  - Мор-кел, отдай мне шоколад. Получишь обр-ратно во вр-ремя обеда!
  Ган покорно разжал пальцы, но в один неуловимо короткий момент, когда его рука всё ещё касалась шоколадки, упавшей на ладонь Матильды, произошло нечто странное. Во-первых, Ган, наконец, понял, что то, что он достал из автомата, было вовсе шоколадкой - ну не может же из шоколадки торчать провод и лампочка. А во-вторых, от его пальцев отделилась искорка и эта лампочка моментально зажглась, раздался треск, за которым последовала ярчайшая вспышка света.
  Ган сощурился, наблюдая за тем, как сияние дивной птицей бьётся на ладони Матильды. Мгновение - и птица распахивает крылья. Ган отшатнулся и ударился спиной о шоколадомат. Со смесью ужаса и восхищения Ган смотрел, как холодное пламя сковывает металлическую махину робота. Выражение лица Матильды казалось отрешённым, что жутко диссонировало с тем, что, как казалось Гану, происходило с телом наставницы. Каждый шов, каждый стык железных пластинок светился изнутри. Гану подумалось, что ещё миг - и наставница рассыпется на части. Конечно, она ему не нравилась, но ведь не настолько!
  Он, наконец, преодолел оцепенение и поспешил к Матильде. Ган решительно протянул руку, и даже не успев подумать о том, что, это может быть опасным, схватил "шоколадку" и вырвал её из сжимающихся пальцев Матильды. Едва прибор оказался в руках Гана, сияние погасло. Матильда замерла, её потемневшие глаза с немым укором глянули перед собой, ещё секунду наставница выглядела неестественно прямой, и вдруг тихий протяжный вздох - Ган почувствовал мороз по коже от этого звука, так похожего на человеческий стон - и массивное тело беззвучно осело на пол. Выглядела Матильда как обиженный ребёнок: голова уткнулась в согнутые колени, руки сомкнулись на груди. Гану вдруг почему-то захотелось погладить её по голове. Он дотронулся до её макушки, украшенной шлемом в форме волос, уложенных в пучок, погладил холодный металл. Матильда вдруг с силой оттолкнула Гана.
  - Оставь меня в покое! Я не хочу с тобой игр-рать, - плаксиво пробормотала Матильда. Оранжевые искорки вновь загорелись в её глазах.
  Ган снова врезался в шоколадомат и потёр ушибленное плечо.
  - Контейнер пуст, заказ не может быть выпо-о-ол-неееен, - голос шоколадомата становился всё более тягучим, и спустя мгновение, вовсе замолк. Подсветка продержалась чуть дольше - но вскоре и лампочки погасли. Ган отчётливо осознал, что теперь шоколадомат сломался окончательно.
  - Так тебе и надо! - едко пропищала Матильда, Гану даже показалось, что она хихикнула... хихикнула? Что за чушь? Определённо, виноват жар. Это просто бред. Но как ни странно, лоб Гана был холодным, да и насморка как не бывало.
  - Ну, что пялишься? - Матильда поднялась на ноги и окинула Гана презрительным взглядом. - Жалко стар-рикашку? Он был скр-рягой и обманщиком. Поделом ему.
  - Чего? - Ган недоумённо посмотрел на Матильду.
  Та выглядела как-то иначе: не такая статная, походка стала раскованной, и рот скосился, будто в ухмылке.
  - Они все у меня попляшут... - глаза Матильды угрожающе завертелись. - Ты ведь знаешь, что они твор-рят?
  - Чего? - тупо повторил Ган. - Кто?
  - Взр-рослые, - как само собой разумеющееся, ответила Матильда. - Они все притвор-ряются. И нас заставляют. А я больше не хочу. Вот возьму - и сделаю всё наобор-рот. Как ты думаешь, с чего начать? Может, поменять местами личные дела? Пусть помучаются с восстановлением данных. Вот смеху-то будет!
  И она натурально засмеялась! Глаза Гана едва не выкатились из орбит от удивления. Но нашлось разумное объяснение: странный звук, похожий на смех, сменился лязганьем, и нижняя челюсть Матильды повисла на одном шурупе. Наставница впала в маразм - определённо, винтики зашли за ролики.
  Она всё продолжала и продолжала бубнить бессмыслицу, её голос взлетал от баса до комариного писка и падал обратно. И вдруг - тишина, ярко загорелись вспышки над глазами, обективы попытались сфокусироваться и замерли. Матильда снова рухнула на пол бесформенной грудой, на этот раз - с немыслимым грохотом, потонувшем в звонке с урока. Под черепушкой робота что-то треснуло, и из слухового отверстия вырвалась струйка чёрного дыма.
  Ган нервно облизал губы. Во рту чувствовался горький привкус. Вот теперь, Моркел, ты действительно отличился. Окинув взглядом место происшествия, Ган оценил свои шансы на побег. Слышал ли кто грохот за звонком? Ган глянул на "шоколадку", которую всё ещё сжимал в руке. Бросить бы её - и все дела. Но приценившись, Ган решил: если "шоколадку" не найдут, не найдут и причины порчи робота. Он засунул прибор в карман и поспешил затеряться в коридорах.
  
  Глава 7. Секреты
  
  Гудящие рои учеников спешно перелетали из одного кабинета в другой. Разобрать что-то в какофонии звуков было бесполезно, но Ган нервно прислушивался к разговорам. Вроде, всё спокойно - никто ещё не обнаружил останков Матильды. Впрочем, не только это беспокоило его. В мыслях Гана проскользнула неприятная мысль: ещё пара часов, и вся школа будет знать о том, что он провалил Характеризацию. Вот уж разговоров-то будет, но куда хуже взгляды, скрывающие настоящие мысли. Что о нём подумают? Что он неудачник и что иметь с ним дело - бесполезная трата времени. Или же благотворительность.
  Ган остановился, отчего кто-то врезался в его спину, которая и так болела от столкновений с шоколадоматом.
  - Что ты творишь? - сердитый мальчуган принялся собирать рассыпавшиеся учебники. - Ты тратишь моё время!
  - В следующий раз будешь смотреть куда идёшь, - едко выговорил Ган и пнул учебник, который хотел подать мальчишке. Помогать сразу расхотелось.
  - Моркел! - в эту же секунду позвал сердитый голос, перекрывающий шум толпы.
  Ган вздрогнул и повернулся на звук. Со стороны учительских к нему направлялся Пепперш Соль, ответственный по занятости и досугу. Его смуглое лицо не выражало новых эмоций - снова хмурое, каким и полагается быть лицу человека, который никогда не бывает весёлым. Как следствие, и праздники, которые устраивал Соль - скорее из необходимости соблюдать традицию - были скучны как киноода труженникам департамента счетоводства. Впрочем, такие люди, как Соль, становились авторитетами таких людей, как мистер Моркел. И таким людям как Ган, ничего хорошего ждать от них не приходилось.
  - Моркел, - буркнул Соль и мотнул головой, приглашая проследовать за собой.
  Ган медленно поплёлся в учительские. Кто-то толкнул его в бок - мальчишка, который рассыпал учебники из-за Гана. Он промчался быстрее молнии сквозь толпу, бормоча под нос: "Тридцать секунд, тридцать секунд, время на ветер!". Ган недоумённо вздохнул и закатил глаза... все какие-то зацикленные, что-ли?
  - Закрой дверь, - раздражённо буркнул Соль, когда Ган зашёл в его кабинет. Дождавшись, когда Ган подойдёт к столу, Соль сел в своё кресло и подпёр подбородок рукой.
  Пару минут Соль буравил Гана взглядом маленьких глаз. Молчание длилось долго, и Ган почувствовал себя неуютно. Он перевёл взгляд на тюрбан Соля - тот был фиолетовым, с мелким узором из оранжевых лилий. В глазах сразу зарябило, и Ган моргнул. Соль тут же откинулся на спинку кресла.
  - Ну, садись, что встал? - и небрежным жестом указал на стул. - Моркел, Моркел...
  Опять этот недовольный тон - и не поймёшь, то ли он действительно сердится на тебя, то ли ему просто туфли вечно жмут.
  - Что мне с тобой делать, Моркел? Не знаешь?
  Вместо ответа Ган неопределённо пожал плечами. Действительно, непонятно - что, а главное за что. Ну ладно, за что именно.
  - Мне не нравится то, что ты делаешь.
  - Но я ничего не делаю... - начал было оправдываться Ган.
  - Вот именно, - кивнул Соль, и его тюрбан покачнулся. - Ничего. А ведь мог.
  - Я ничего не мог сделать! Она сама! - Ган подумал, что ему сейчас влетит за Матильду. Но он сразу замолк: Соль не обратил на его слова ровно никакого внимания - собственные хмурые мысли заботили его куда больше.
  - Мог, а не стал участвовать в музыкальном конкурсе.
  Ган облегчённо вздохнул - так вот зачем его позвали. На его лице застыла улыбка, и похоже, она была слишком заметна, так как Соль тут же неодобрительно сощурился, и Ган икнул. От тяжёлого взгляда карих глаз было не по себе, будто их печальный блеск осуждал проявление радости. Улыбка Гана тут же сказала "пока", и как оказалось, не случайно.
  - Чтобы ты знал, на тебя возлагаются большие надежды, - Ган едва сдержался от того, чтобы не закатить глаза. - Подумай о своём долге перед школой.
  Долг перед школой! Гана никто не спрашивал - нужно оно ему или нет, просиживать часы за клавиатурой ненавистного пианино.
  - Скажу по правде, я считаю, что твой отец сделал верный выбор в пользу счетоводства. Нужно заниматься тем, что умеешь делать лучше всего - и тогда принесёшь больше пользы, - сказав это, Соль снова уставился на Гана. - Но что касается твоей матери... Я знаю, что об этом не принято говорить, но твоя мать подавала надежды, и куда большие, нежели твой отец.
  Лицо Гана дрогнуло, и уголок губы Соля чуть-чуть приподнялся. У Гана возникло неприятное ощущение, что Солю доставляет удовольствие говорить об упущенных возможностях.
  - О, она была талантливой пианисткой. И зарыла свой талант в землю, - когда Соль сказал это, показалось, что он вот-вот зажмурится от удовольствия.
  Ган прилагал немало усилий, чтобы сосредоточиться. Что-то с ним творилось неладное: снова в голову приходят странные мысли. С чего это Солю радоваться чужим неудачам? Какое от этого может быть удовольствие?
  - Пианисткой? - только и выговорил Ган, путаясь в своих ощущениях.
  - Самый молодой обладатель гран-при Дельфийских игр, тысяча девятьсот двенадцатого года, - протянул Соль. - Ей тогда было восемь. Верно?
  - Да, - ошеломлённо пробормотал Ган. Почему же он не знал этого? Тогда всё было бы иначе. Если бы только отец рассказал правду, Ган приложил бы куда больше усилий.
  - Такой взлёт... пять лет подряд - первые места на международных конкурсах. Ей прочили великое будущее, залы боролись за право представить её концерт. И вдруг - тишина, отказалась играть, - зачарованно прошептал Соль. - Долго можно спорить о причинах, которые двигали твоей матерью, но результат один - самым великим её наследием являешься ты. Ты унаследовал её дар.
  И Соль зыркнул так, будто хотел узнать унаследовал ли Ган от своих родителей ещё и привычку отказываться от музыки.
  - Я допускаю, что в вашей семье зарывать талант считается чем-то нормальным, будто талант принадлежит человеку, а не всему миру. Я допускаю, что тебя не интересует личная выгода. Но раз уж ты чем-то выделяешься среди окружения, используй своё преимущество во благо.
  Ган даже представил что Хайт мог бы сказать в ответ на эту реплику: "Да, Клочок, используй своё ничтожество, чтобы другие на твоём фоне выглядели лучше и не страдали из-за неуверенности в своих силах. Ведь по сравнению с тобой даже грецкий орех - гений".
  - Да, мисс Гудфеллоу отмечает, что в этом семестре твои дела несколько ухудшились - но это нормально в переходный возраст. Мой тебе совет - хватит летать в облаках и берись за учёбу.
  Слова про небо заставили Гана вздрогнуть ещё раз - будто Соль мог знать о чём мечтает Ган. Нет, конечно же, это просто поговорка.
  - Скажу как есть. Ты в списке гордости, - продолжил Соль и выжидательно замолк.
  Ган встрепенулся. Он в списке гордости? Вот это сюрприз. Списки были секретными, и поэтому Соль потёр руки - мол, пусть это останется между нами.
   - Почти в самом конце списка. А ведь был в лидерах. Но есть способ вернуть статус, если тебя, конечно, ещё волнует стипендия.
  Стипендия - о ней Ган совершенно забыл. С тех пор, как момент выбора профессии стал неумолимо приближаться, Ган совершенно растерялся. Он давно чувствовал себя так, будто он стоит неподвижно, а жизнь с бешеной скоростью летит мимо него.
  - Ты выступишь на Андреевском вечере. Выбери что-то патриотическое из своего репертуара - я понимаю, что осталось слишком мало времени разучивать новое произведение. Я уже внёс твоё имя в официальную программу, - Соль окинул критическим взглядом помятую форму Гана. - И приведи себя в порядок.
  - Да, сэр, - только и выговорил Ган.
  - А теперь ступай, - Соль снова нахмурился. - У меня ещё много дел. И да, с днём рождения, - крикнул он когда Ган был у двери. - Не подведи меня.
  Дверь закрылась, но Ган готов был поклясться, что услышал тихое: "Одни разочарования... пустое, такой же как и его мать".
  
  Почти до следующей перемены, Ган продолжал бродить по коридорам. Он не смотрел перед собой, и не удивительно, что снова налетел на Майкла. Тот как раз подходил к столовой.
  - О, Мор! - Майкл вцепился в плечо Гана, не давая тому упасть. - Характеризация закончилась. Ты где пропадал?
  - Я был у Соля.
  - А, я видел твоё имя в программе Андреевского вечера, - кивнул Майкл и вдруг его глаза заговорщически округлились. - Значит ты не слышал ещё?
  - Не слышал чего? - Ган даже не удивился - опять он узнаёт всё последним.
  - Старушка Матильда сошла с ума.
  - Как это? - Ган охарактеризовал бы её состояние как "почила с миром". Но, конечно, Майклу совсем не обязательно было говорить, что Ган знает о поломке робота.
  - Говорят, она забралась на крышу и спрыгнула, - нижняя челюсть Гана буквально отвисла. Майкл, довольный впечатлением, которое он произвёл, продолжил. - Всмятку.
  - Именно что всмятку, - именно так Ган бы и описал её состояние тогда, после вспышки. - Как она могла залезть на крышу?
  - Без понятия. Но техника уже вызвали. Но если хочешь знать моё мнение, теперь, когда Матильды с нами нет, можно немного пошалить, - подмигнул Майкл и поправил свою сумку. - Пойдём, возьмём завтрак. А то потом будет невообразимая толпа.
  Но когда они подошли к буфетной даме, оказалось, что Ган оставил свою пайковую карту в сумке, а сумку - в актовом зале.
  - Я могу поделиться с тобой, - крикнул Хайт, который почему-то всякий раз оказывался поблизости. - Всё равно выкидывать - у меня в овсянке муха. А тебе не привыкать.
  Ган проигнорировал Хайта и шепнул Майклу, что должен забрать свои вещи.
  Двери в актовый зал были приоткрыты, изнутри раздавались приглушённые голоса. Ган замер и прислушался.
  - ...весьма показательный результат, - Ган узнал голос высокого учёного.
  - Что вы хотите этим сказать, О'Коннор?
  - Погрешность не выходит за пределы допустимых значений, статистика не провисает. Можно считать наш эксперимент весьма удачным.
  - Превосходно! - Изгибинс натурально воскликнул. - Вложения окупаются. Что я говорил, Нат? Инвестируй в молодёжь, ибо молодёжь - двигатель прогресса.
  - Тебе известно моё отношение к прогрессу ради прогресса. Некоторых демонов не стоит тревожить, - Натан Хайт расхаживал взад-вперёд по сцене, и эхо его тяжёлых шагов гулко разлеталось по пустому залу.
  - Уж не хотите ли вы сказать, что институт Апполо занимается чёрной магией? - пошутил учёный. Изгибинс хмыкнул, и ещё кто-то, у кого был скрипучий смех. Ган глянул - как есть, миссис Валлун. - Что учёные призывают демонов, продают свою душу дьяволу в обмен на знания?
  - К некоторым знаниям не стоит обращаться ни при каких обстоятельствах. Что покажут ваши вычисления? Что кто-то в большей степени подходит на роль пекаря, а кто-то - прирождённый техник. Но разве это не жестоко - лишать человека свободы выбора?
  - Характеризация никогда и ни к чему не принуждала. Мы всего лишь усовершенствовали технологию. Измерять Потенциал куда правильнее, чем характер. Характер меняется в течение жизни, а судьбу не изменит ничто, - не замедлил ответить учёный. - Когда знаешь диапазон возможностей каждого - знаешь и дорогу к успеху. Дети больше не станут бродить в потёмках выбора. Теперь мы сможем указать каждому самый верный путь к успеху и избавить от иллюзий и ложных стремлений.
  - Говорю же, Нат, он гений! - театрально прошептал Изгибинс.
  - Меня бесконечно печалит, что вы не приступили к своим исследованиям раньше, - печально вздохнула миссис Валлун. Ган скривился от её голоса. - Как знать, может удалось бы избежать трагедий прошлого.
  - Тогда бы я едва ли задумался над созданием Мелометра, - загадочно произнёс учёный. - Часто печальный опыт - это только ступень в дивный новый мир.
  - Дивный новый мир, - прошептал Ган, переваривая услышанное.
  Изгибинс вертелся вокруг учёных, собирающих распечатки и готовящихся увезти установку прочь.
  - Занятная штуковина, - Изгибинс достал руку из кармана и с интересом потрогал металлический диск. - И вы проходили процедуру?
  Вероятно, для учёного вопрос стал неожиданностью. Его голубые глаза уставились в потолок, будто там был написан ответ. Молчание длилось долго, и даже ассистенты учёного взглянули на него с интересом.
  - Мне даже в голову не приходило, - проговорил он, переводя взгляд на свои длиннопалые руки.
  - А давайте все проверим себя, а? Нат, что скажешь? Спорим, папаша был не прав на мой счёт?
  - А если прав? - мистер Хайт взглянул из-под бровей. Взгляд получился довольно суровым, и впервые на лице Изгибинса отразился испуг. - Но полноте, ты же сам говорил сколько пользы может быть от новой технологии. Стоит ли отступать перед таким шансом узнать все ответы? Один миг - и мы докажем твою правоту.
  - Да брось, это всего лишь эксперимент. Глупо доверять технике на сто процентов...
  - Только у техники нет причин лгать, - довольно сухо произнёс учёный и шагнул к Изгибинсу.
  На миг Гану показалось, что кто-нибудь из попечителей захочет сам пройти испытание Характеризации, но учёный ответил на его мысли.
  - Мелометр перегрелся, к сожалению, до полного остывания, использовать его нельзя.
  Послышались шаги, и Ган спрятался за углом. Это был Уныллис - его лысина блестела от пота, а руки беспрестанно теребили красный в горошек носовой платок. Директор проскользнул в зал.
  - О, вы вернулись? Какие-то проблемы? - неучтиво кинула миссис Валлун.
  - Безделица, всего-навсего...
  - Вероятно, наше участие больше не требуется? - миссис Валлун грубо перебила директора. Казалось, что она поскорее хочет скрыться от машины, угадывающей лучше всех на своём ли месте находится человек.
  Ган взглянул внутрь. Директор расцеловал руку миссис Валлун, которую та пихнула ему прямо под нос. Миссис Гор царственно кивнула директору. Обе женщины направились к выходу, Уныллис что-то шепнул учёным. Один человек из научной группы присоединился к Уныллису, а другой укатил мелометр прочь. Попечители последовали за директором. Ган снова спрятался за углом, и когда мимо проплыла удушающая волна цветочно-пряных духов миссис Валлун, он снова приник к двери.
  Учёный, которого звали О'Коннором, высокий и нескладный, остался один. Он замер посреди сцены, но спустя миг, он достал из кармана какой-то листок, поглядел на него и спрятал обратно. Потом он окинул взглядом сцену и, приметив рояль, подошёл к нему сел на стул. Его длиннопалые руки легли на клавиши.
  Раздался звонок с урока, и Ган вздрогнул. Нужно было забрать сумку, но пока учёный был внутри, Гану почему-то не хотелось заходить в зал. Когда звонок затих, слуха Гана достигли звуки, которые едва ли можно было назвать мелодией. Просто набор нот, не связанных между собой гармонией и ритмом.
  Решившись, Ган, наконец, зашёл в зал и, стараясь ступать тихо-тихо, приблизился ко второму ряду. На сидении всё ещё лежали его вещи, уже просохшие. Ган похватал их, но едва он хотел сделать шаг назад, как странное чувство заставило его посмотреть на сцену. Учёный сидел сгорбившись и, похоже, совсем не замечая того, что он не один.
  Еле слышно, учёный прошептал: "Широчайший диапазон... хватит ли силёнок сыграть". От его голоса Гану стало не по себе, и он выбежал вон. У самого выхода Ган обернулся и увидел, что учёный смотрит на свои ладони. Белые и тощие, они походили на руки скелета. Ган вздрогнул и направился в столовую.
  Его мысли толкались в голове, создавая такую неразбириху, что сложно было думать о чём-то одном. Думалась обо всём сразу и ни о чём конкретном. В смятении, Ган шёл, пока его не окликнул женский голос. Мисс Гудфеллоу приблизилась.
  - Ты бледный как привидение, - она вдруг положила руку на его лоб. - Весь горишь...
  - Мне уже лучше, правда, - отнекивался Ган, испытывая одновременно и желание, чтобы учительница немедленно убрала руку от его лба, и странное чувство тоски.
  - Никаких отговорок. Я выписала тебе новый больничный. У тебя пять минут, чтобы покинуть школу.
  Ничего не оставалось делать, как подчиниться. Ган вышел на улицу, предварительно опустив карту в слот - на экране загорелась надпись: "Простуда, изолирован". Конечно, как он мог подумать, что заботятся о нём - изолировать, чтобы других не заразил.
  От мрачных мыслей его отвлёк шумный разговор: у одного из окон школы стояли Уныллис, ассистент О'Коннора и крупный рыжеволосый мужчина. Незнакомец был в песочного цвета пальто с коричневыми заплатами на локтях, грязных ботинках, не по погоде тонких брюках из хлопка и в клетчатом кепи, сдвинутом на затылок. У него был большой потёртый саквояж, в котором лежали инструменты, мотки проволоки и запасные лампочки. По всей видимости, незнакомец был техником.
  Все трое склонялись над покорёженной фигурой Матильды и о чём-то спорили.
  Ган шагнул к ним.
  - Не подлежит восстановлению! - развёл руками техник.
  - Как так?! Сделайте что угодно, чтобы спасти её! - протестовал Уныллис. Выглядел он как-то особенно жалко - лицо опухло и покраснело, брови непрестанно подёргивались.
  - Я техник, а не волшебник! Это безмозглая груда металла!
  - Эта безмозглая груда металла со мной все эти годы, - жарко проговорил Уныллис и прикрыл рот пухлой ладонью. - Она очень ценна для... для школы.
  - Я уверен, что мы что-нибудь придумаем, - сказал учёный.
  - Надеюсь, что под загадочными "мы" вы не подразумеваете меня? - злился техник. - Страховка не покроет восстановления...
  - Сколько бы вам ни заплатили, хоть миллион лларов, вам не справиться, - презрительно кинул учёный. - Это работа для Райзора О'Коннора.
  - Он что, чокнутый? Восстанавливать горелый схемум...
  - Да хоть бы и так, - хмыкнул учёный.
  Учёный презрительно посмотрел на оппонента и задержал взгляд на потёртом саквояже. Усмехнувшись, он перевёл взгляд на рябое лицо техника и вскинул брови.
  - Только дерзкие и выигрывают. А теперь, мы в ваших услугах не нуждаемся. Идёмте, мистер Уныллис, наша лаборатория вам поможет.
  Ган с интересом посмотрел на останки Матильды - выглядели они ужасающе, будто внутри робота взорвалась бомба. Если О'Коннор действительно восстановит машину, то его работу можно будет назвать чудом...
  Небо было серым, и Гану как никогда захотелось увидеть солнце. Как он любил смотреть на золотую дорожку заката, когда они с отцом выбирались на побережье Северного Пролива. Ему даже почудился солоноватый запах и отзвуки плещущихся волн океана. Но конечно, то было лишь его воображение.
  У тротуара перед Ганом остановилась шикарная машина чёрного цвета, блестяще-чистая, будто не было ни дождя, ни луж. На корме красовался значок молнии, и прежде чем окно опустилось, Ган уже знал кто сидел внутри.
  - Морган Моркел? - мистер Хайт с подозрением взглянул на Гана. - Почему на улице?
  - Меня отправили домой. Я болею, - как раз в этот момент Ган смачно чихнул.
  Мистер Хайт долго смотрел, не отрывая взгляда.
  - Садись, я довезу тебя.
  Ган, поколебавшись, забрался внутрь.
  - Возски, по пути остановимся в Гранде Ниц, - сообщил мистер Хайт черноусому водителю в фуражке.
  - Так ты наш сосед! - удивился сидящий рядом Изгибинс.
  - Сосед.
  - Ты мог бы и догадаться, Шэдвард. Все работники фабрики живут в Гранде Ниц, - сказал мистер Хайт.
  - Ну да, конечно, - Изгибинс широко улыбнулся.
   - Я слышал отзывы о твоей игре, - переменил тему мистер Хайт.
  - Отзывы? - удивился Ган.
  -Ты ведь знаком с дочкой Ли, - мистер Хайт не спрашивал.
  - Да, сэр.
  - Ну так вот, Ронда рассказывала нам на одном из ужинов. Она говорила, что ты выдающийся пианист.
  Вот как, значит она ходит к Хайту в гости. Наверняка после роскошных аппартаментов ей стыдно появляться в скромном доме Моркелов.
  Но потом Ган опомнился - Ронда говорила про него, и она его хвалила! Вот это да... Ган покраснел и поспешил отвернуться к окну, чтобы его смущение не заметили.
  - Напомни мне, где ты собираешься учиться?
  - Отец хотел, чтобы я учился в колледже Герместорга и работал на департамент счетоводства в вашей фабрике, сэр.
  - А, ты к нам хочешь? - протянул Изгибинс и выразительно посмотрел на Хайта.
  Ган вдруг понял, что они оба вспомнили его провал. Конечно, кто захочет, чтобы на него работал неудачник.
  - А ты уверен? - хмыкнул Изгибинс.
  Мистер Хайт выразительно кашлянул, и Изгибинс замолк.
  - Твой отец не раз говорил о том, что видит в тебе своего преемника. Но всё же меня интересуют твои желания.
  Понятно, теперь его захотят отговорить, чтобы он не испортил им весь рабочий процесс.
  - Я...
  Они ехали по району Сити. В окне справа мелькнула площадь Оракула - большого робота, замершего с протянутой рукой. Говорят, когда-то к роботу едва ли не каждый день подходили просители, чтобы узнать свою судьбу. Для этого нужна была золотая фишка... и тут Ган вспомнил о своей находке. Сердце застучало часто-часто, и когда площадь скрылась за поворотом, Ган понял, что ему нужно сделать.
  - Это секрет, сэр, - ответил Ган.
  Мистер Хайт нахмурился, но ничего не сказал. Когда машина остановилась, Изгибинс как бы про между прочим обронил:
  - Все секреты однажды будут раскрыты. А если нет - то они ничего не стоят.
  - Лучше, если ты ошибаешься, Шэдвард, - проговорил мистер Хайт. - Некоторые тайны только потому и ценны, что они известны лишь малому кругу людей. Ты со мной согласен, Ган?
  Ган пожал плечами и вышел из машины.
  - Извини, что не до самого дома, у нас важное совещание. Работа не ждёт, - бодро заявил мистер Хайт.
  - Спасибо, что подвезли, сэр, - поблагодарил Ган и захлопнул дверь.
  Машина умчалась прочь. И только спустя минуту Ган понял, что мистер Хайт - единственный человек, который назвал его "Ганом". Все остальные называли его как угодно, но только не так, как ему самому нравилось. Безотчётное чувство расположения к мистеру Хайту тут же поселилось в сердце Гана, но его омрачала смутная тревога.
  Чувства Гана были наэлектризованы. Ему не хотелось домой. Лучше всего - это прямо сейчас пойти к Оракулу и испытать фишку... Очнулся Ган, когда понял, что идёт, не разбирая пути. Осмотревшись, он понял, что направляется обратно к школе. Между домами виднелась фигура Оракула. Может, сейчас? Ган уже было решился, но заколебался, и сделал шаг в сторону.
  "Да ну, народ ещё набежит, смотреть будут, шептаться. Будут спрашивать откуда у меня Золотая Фишка", - подумал он и вспомнил о словах Зоннэ. Может, пойти к нему? Всё лучше возвращения в объятия Мамаши Бойл и её принудительного лечения.
  Обойдя школу стороной, Ган добрался до здания Общего Факультета. Он нажал на кнопку вызова и попросил Зоннэ Шайнуса, а потом уселся на лавочку. Он достал странный прибор, который испортил Матильду. Ничего примечательного в устройстве не было - только малюсенький значок, выбитый на ребре - кузнечные клещи. Бессмыслица.
  Зоннэ не заставил себя ждать. На его лице, как и обычно, играла улыбка.
  - Прогуливаем? - восторженно проголосил Зоннэ.
  - Я болею, меня отпустили.
  Улыбка Зоннэ сразу потухла, будто он расстроился, в который раз убедившись в том, что Ган послушный ребёнок. И в доказательство этого, Зоннэ пробормотал:
  - Хороший мальчик, - и задорно огляделся. По его взгляду Ган понял, что в голове Зоннэ зреет план. - Подожди меня, я на пару минут.
  Зоннэ отлучился, а когда вернулся обратно, в его руках была карточка.
  - Я просил полчаса, чтобы проводить тебя, но меня отпустили до обеда - оказывается сегодня не будет лекции у Ока.
  - У Ока? - больше ничего Ган не уловил. Он всё думал о том как бы подойти к Оракулу так, чтобы его никто не увидел.
  - Ну у О'Коннора, - пояснил Зоннэ.
  - А ты знаешь О'Коннора?
  - Да кто его не знает, - презрительно фыркнул Зоннэ. - Он сейчас на подъёме. У Ока работают лучшие умы. Если Оку понравится моя курсовая, то меня ждёт стажировка в его лаборатории.
  Ган вспомнил как ассистент О'Коннора разговаривал с обычным техником - так, будто тот не представлял никакой ценности.
  - Если быть, то только с лучшими! - отчеканил Зоннэ, и довольный собой, запустил руки в карманы. - Ты тоже должен знать Ока. Он разрабатывает проект для Хай Вольта. Постой, а ведь именно сегодня...
  Вот, похоже, что пришло время перевести разговор в другое русло. Сейчас Гану было не до откровений.
  - Слушай, Зоннэ, ты мне что-то хотел сказать утром, - перебил его Ган, и Зоннэ нахмурился.
  Очень скоро лицо Зоннэ прояснилось, и губы сами расплылись в улыбке.
  - Идём, это надо видеть.
  Они подошли к университетскому кампусу, где жили студенты, но вместо того, чтобы зайти внутрь, обошли вокруг и оказались у величественного моста-электроведука, по которому изредка проезжали мобильные кабинки. Это была пригородная дорога, протянувшаяся от истоков реки Клайд, до самого океана. Зоннэ шагнул под арку моста и нагнулся к ржавой неприметной двери. Когда Зоннэ прошептал что-то магнитному замку, и дверь открылась, Ган настороженно взглянул внутрь.
  - Что это? - скептически буркнул он.
  - О, это тайна, до которой ты наконец-то дорос. Пошли.
  Зоннэ пропустил Гана и закрыл дверь. Сразу стало темно как в могиле. Щёлкнул выключатель, и гулкий рокот прокатился по тоннелю. Где-то внизу заработал трансформатор, и мигающие лампочки озарили тусклым светом стены и лестницу, уходящую вниз. Зоннэ шёл впереди, и если бы он то и дело не замирал, прислушиваясь к звукам подземелья, то Ган не боялся бы ровным счётом ничего. Конечно, его пугало не то, что они проникли в явно запретную территорию, а то, что их могли застукать.
  - Ну и? - спросил Ган, когда они достигли большого помещения, заставленного разномастными креслами и ящиками.
  - Это тайное убежище, - торжественно прошептал Зоннэ. - Испокон веков...
  - Ну не заливай, а. Каких веков?
  - ... тайна хранится в узком круге посвящённых, - продолжал Зоннэ, будто не слышал Гана. - И вот я решил, о Морган, сын Мелвина, внук... чей ты внук? Не суть... Я решил, что ты достоин того, чтобы узнать секрет.
  - А оно мне надо?
  - Решай сам, - и Зоннэ пригласил Гана к одному из ящиков. - Гляди, у нас есть всё, что для счастья нужно.
  Зоннэ открыл ящик, и Ган увидел внутри десятки бутылок, сотни сигар и колоды карт. Очевидно, что в бутылках был вовсе не лимонад.
  - Откуда у вас это всё? - Ган не испытал никакой радости, и похоже, что Зоннэ это понял.
  - Наследие весёлых времён, - уклончиво ответил Зоннэ. - Ну что ты такой скучный, а? В кои-то веки никто не смотрит, и в кои-то веки есть на что посмотреть. Выбирай что тебе больше всего нравится.
  - Я, пожалуй, воздержусь.
  - Да ладно, я вот выпью немного рома за твоё здоровье. Всё-таки ещё занятия днём, - подмигнул Зоннэ и схватил плоскую бутылку. Его глаза странно блеснули. - Ведь это будет нашим маленьким секретом?
  Зоннэ поднёс бутылку к губам Гана и кивнул - мол, ты первый. Но Ган оттолкнул её. Бутылка выскользнула из рук и разбилась. Губы Зоннэ сложились в весьма неприятную ухмылку.
  - Считаешь себя хорошим мальчиком?
  - Да отвяжись от меня! - взорвался Ган. Ему надоело то, как его называет Зоннэ. - Что ты завёл одно и тоже? Хороший, хороший. Сам ты мальчик. Детский сад развёл. Выпил тайком от взрослых, и что, сразу героем стал?
  - Ты просто трусишь.
  - Я не трушу, - рявкнул Ган. - В чём тут счастье?
  - Ну, например, теперь ты знаешь где собираются все самые крутые ребята школы: Хайт, Трон и компания. Даже Ронда была здесь.
  Ронда? Паинька Ронда была здесь? Невероятно! И что, теперь Ган должен брать с неё пример?
  - Самый простой способ повысить популярность - это быть частью убежища. Я знаю о твоих проблемах с общением. Считай это моим тебе подарком.
  - Дурак. Не нужна мне такая популярность, - буркнул Ган, а сам представил как он перестаёт общаться с Отбросами и переходит в группу Элиты. И тут же Гана перекосило. Да это то же самое, что ночевать в мусорном бачке. Он не вынесет, если поблизости всегда будет ошиваться Хайт, как приставучая муха.
  - Ну меня-то ты хоть не выдашь? Иначе секрет убежища будет раскрыт. Ты же не хочешь сдавать нас полиции?
  Самый правильный вариант - это именно расказать полиции о тайном убежище. Гана никто не накажет, а только похвалят. Но нужна ли ему такая похвала? Если этой тайне суждено быть раскрытой, то без его, Гана, участия. Конечно, такой замечательный шанс отомстить Хайту ещё не скоро может представиться, но опускаться до грязной игры Ган не собирался. Не его это методы.
  - Я не стукач. Тем более, что мне всё равно, - махнул Ган. - Я ухожу.
  - Спасибо, ты настоящий товарищ, - крикнул Зоннэ, догоняя Гана. - Если передумаешь и захочешь присоединиться, то я скажу тебе пароль.
  - Нет, спасибо. А теперь, проводи меня домой. У меня голова трещит.
  - Ну пошли, раз не шутишь.
  И они скрылись за оградой кампуса. Когда их шаги стихли, из-за каменной подпорки электроведука вышли двое полицейских.
  - Ушли, наконец, - проговорил один из них. - Нашли время ходить по убежищам. Мало того, что прогуливают, так ещё и нарушают режим.
  - Но у нас есть ещё пара часов, - хмыкнул его напарник.
  - Да, скоро наверняка появится малой Хайт и компания. Зависают в убежище три пятницы подряд. Совсем обнаглели. Жаль, убежища нет в карте рейдов. А то я бы надрал им уши...
  - Ничего, они долго не выдерживают, салаги. Скоро займутся делом, вместо того, чтобы нарушать правила.
  - Кстати, насчёт дела, - сказал первый полицейский. - Спорим, что тот, мелкий, сообщит о притоне куда надо?
  Второй полицейский посмотрел на своего напарника таким взглядом, что тот невольно втянул голову в плечи.
  - Ну пусть сообщает, Ли тоже сообщила, и что? Пока стоит мир, и пока запасы исправно пополняются, я не закрою свой притон.
  - А, может, закрыть? Нам же больше достанется.
  - Бог завещал делиться, - напарник погрозил ему толстым пальцем, и они рассмеялись. - Пойдём, угощу, я сегодня добрый.
  Глава 8. Монета судьбы
  
  Дома Гана ждала огромная кипа молнеграмм. В окошке "получатель" значилось его имя - и так на каждом листке.
  - Они перестали приходить только полчаса назад, - пояснила Мамаша Бойл. - Не спеши отвечать, сначала внимательно прочитай каждую.
  - Что-то не хочется, - буркнул Ган. Голова кипела, её разрывала такая боль, как будто кто-то злой сидел внутри и топал тяжёлыми ботинками.
  И всё-таки, ему пришлось просмотреть молнеграммы. Мамаша Бойл оценила его состояние как неудовлетворительное и силком заставила лечь под одеяло. Ган держал поднос с обедом и без интереса просматривал рекламные проспекты.
  "Выбери колледж. Герместорг готовит первоклассных счетоводов".
  "Институт Апполо предлагает факультет музыки, исследований и истории искусства".
  "Народный ансамбль "Джиг Гурда" приглашает Вас в свои ряды. Интересное времяпрепровождение и новые друзья".
  "Малый королевский академический оркестр Озона поздравляет Вас с днём рождения и желает счастья и успехов в новых начинаниях. И предлагает...".
  Всё не то. Конечно, Гану льстило, что все эти люди борятся за него. Но именно этих писем следовало ждать. В Герместорг его хотел отправить папа, в Апполо и оркестрах знают о его музыкальных успехах. Эти успехи Ган, к слову сказать, никогда не воспринимал всерьёз. Правда, после разговора с Солем в Гане что-то перевернулось. Он будто увидел звезду надежды, которая указывала, что его что-то связывает с мамой. Что-то общее, чего нельзя потерять даже спустя десять лет разлуки.
  Ган выудил из стопки непрочитанные молнеграммы:
  "Поздравляем с наступлением возраста ответственности. Верности и трудолюбия. Ученический профсоюз".
  "Дорогой Морган, поздравляю тебя от всей души. Не сбивайся со своего пути. У тебя всё получится. С любовью, мисс Гудфеллоу".
  Письмо мисс Гудфеллоу так и лучилось заботой, и Ган, таясь от самого себя, вытер глаза. Он спрятал письмо под подушку и пролистал оставшиеся бумаги: поздравления от Майкла, Джереми, пожелание скорейшего выздоровления, приглашение на Андреевский вечер, где будут проводиться ежегодное празднование дня морвоздушного флота и бал Посвящения, и ещё какая-то бумажка без всяких надписей - наверное Мамаша Бойл случайно выхватила её из принтера.
  Ган случайно пролил суп на эту бумажку и поспешно переложил письма на тумбочку. Только одного послания и не было. Того, которое он ждал десять лет. Ган наделся, что, может быть сегодня, мама поздравит его, но ошибся. Да, ещё не было письма из колледжа Эола - наверное, результаты Характеризации показали, что Моркелу противопоказаны полёты. Не судьба.
  - Суп остыл! - сообщила Мамаша Бойл, вернувшись за подносом. - Ты так ни к чему не притронулся!
  - Я не хочу...
  - Никаких возражений, - заявила нянюшка и сунула палец в тарелку с супом. Полминуты, и от супа повалил пар. - Ешь, это твой любимый, куриный.
  - Спасибо, Мами, - вяло отозвался Ган. - Что бы я без тебя делал.
  Пока Ган ел суп, нянюшка подоткнула его одеяло, проверила закрыто ли окно и забрала его испачканную форму.
  - Я заберу письма. Позже решишь. А пока, отдыхай.
  Маленькая, совсем не похожая на Матильду, Мамаша Бойл была округлой, с плавными чертами лица и шлемом в форме причёски карэ. Совсем как у мамы на старой фотографии... Это открытие так взволновало Гана, что он чуть не поперхнулся.
  - Мами... я... - и замолк.
  - Что такое?
  - Я... я поел, - сбивчиво проговорил Ган и передал поднос. - Спасибо.
  Тепло разлилось по его венам, и необоримая дремота повалила на подушки.
  В окно билась ветка ясеня, завывал ветер, внизу Мамаша Бойл надела войлочные тапки, чтобы приглушить звуки шагов. Пахло лечебной травой - наверняка Мамаша Бойл бросила в вентиляционный распылитель что-то из своих запасов, чтобы Ган поскорее поправился. Вдыхая пряный аромат и слушая колыбельную ветра, Ган сам не заметил, как тревога покинула его сердце, и он заснул.
  Пробуждение было внезапным. Дом замер, тени выбрались из своих углов и затопили всю комнату. Окно светилось голубым. Вечер - понял Ган. На стене замерла тень, похожая на костлявую руку, увидев её, Ган вздрогнул. Всего лишь ветка ясеня, но почему-то это не успокоило. Ган вспомнил дом Мак Харроу, леденящий душу крик, истории про плач брошенных домов. Нет, это всё глупости, страшилки.
  Но ещё тень напомнила руки О'Коннора, Ока, как называл учёного Зоннэ. Думать про учёного было не многим приятнее, чем о призраках. Было в нём что-то такое, отчего у Гана волосы на затылке вставали дыбом. Взгляд наверное, будто пронзающий плоть. И все недомолвки.
  Чувствовал себя Ган гораздо лучше, правда, от долгого сна ломило тело. Недолго думая, он вскочил с кровати. Что-то белое слетело на пол с одеяла, и Ган нагнулся. Ещё одно письмо, наверное раньше не заметил. Странно, в конверте. Ган распечатал. Это была не молнеграмма - написано отруки. Всего три предложения, сложенные из кривых букв: "Используй золотую фишку как можно быстрее. Такой шанс выпадает раз в жизни. Я тебя прикрою".
  Странные шутки. Конверт был абсолютно чист: ни имени отправителя, ни адреса получателя. Как-будто письмо доставили самолично... в поле зрения попал стул. На нём уже висела чистая и выглаженная форма.
  Ган натурально ударил себя по лицу. Мамаша Бойл! Она же стирала его брюки и нашла золотую фишку и тот загадочный прибор. Вот доказательство - золотая фишка и аппарат лежат на тумбочке. Ган взволнованно потёр руки. Что, если с нянюшкой произошло то же самое, что с Матильдой? Что, если дотронувшись до аппарата, она сошла с ума? Вон, письма уже оставляет.
  Ган выбежал из комнаты и, перепрыгивая через ступени, спустился по лестнице. В прихожей было темно, а в гостиной горел ночник. Странные звуки, будто кто-то крался, насторожили Гана, он тихонько приблизился к гостиной и чуть не замер с раскрытым ртом от удивления. То, что он увидел, было невероятным. В кресле сидела женщина! Пышные кудри, мягкая улыбка - это мисс Гудфеллоу. На ней было надето её лучшее платье.
  Мистер Моркел стоял рядом. В руках он держал бутылку клюквенной шипучки. Его движения были неловкими, зажатыми. Очевидно, что отец стеснялся. Ган догадался, что мисс Гудфеллоу пришла вовсе не по общественному вопросу.
  - Открыл, - смущённо проговорил отец, наливая шипучку в бокал мисс Гудфеллоу.
  - Спасибо, - тихо отозвалась учительница и угостилась. - За здоровье Моргана.
  Минуту молчали. Мистер Моркел налил себе и пригубил шипучку. Он присел на краешек дивана. Выглядел отец довольно нелепо. Ган фыркнул, следя за тем как отец выпрямляет спину, будто для того, чтобы казаться выше.
  - Какая нелепица. Мы все так перепугались днём... А оказалось, что Морган так сверкал из-за того, что его руки были влажными. Высокая проводимость... О'Коннор сказал что-то в этом роде. Он утверждает, что это безопасно. Но я, честно признаюсь, подумала о самом худшем, - и она снова рассмеялась, тщетно пытаясь скрыть отголоски былого страха. Уж Ган помнил как она перепугалась.
  - Значит, я могу гордиться результатами?
  - Несомненно, - жарко проговорила мисс Гудфеллоу. - Мелометр лишь подтвердил направление, которое выбрал Морган. Он станет замечательным счетоводом.
  - Это обнадёживает... честно скажу, что в этом семестре сын меня печалит, - сухо произнёс отец. - Он небрежен в учёбе, не уделяет время музыке и стал совершенно нелюдимым. Конечно, некоторых людей стоит избегать, например, дворовые компании. Но меня беспокоит, что он прекратил всякое общение с Рондой Ли.
  - Переходный возраст, - урезонила мисс Гудфеллоу. - И смею предположить, что есть куда более веская причина.
  Ган не без интереса заметил, как вздрогнуло папино лицо. Его жилистые пальцы сжали бокал.
  - Думаю, дело в самой малышке Ли, - пояснила мисс Гудфеллоу, и лицо мистера Моркела заметно посветлело. - Думаю, он просто влюбился и не нашёл взаимности. От того Морган избегает привычного окружения.
  - А что вы можете сказать про его новых знакомцев - Аронса и Дженкинса? Они достаточно прилежны в учёбе?
  - Не настолько, насколько могли бы, - нахмурилась мисс Гудфеллоу. - Как бы объяснить.
  Она задумалась. Впервые Ган слышал, чтобы мисс Гудфеллоу высказывала своё мнение об учениках. Обычно деликатная, она говорила правду без прикрас.
  - Они противоположность Хайта и Трона. Не скажу, что те двое примерные ученики, но они хотя бы знают себе цену. Может, и несколько преувеличивают собственную значимость, но никогда не упустят своего. Люди вроде Аронса и Дженкинса не прилагают усилий только для того, чтобы не выделяться. Живут где-то посередине. Ни на дне, ни в лидерах. Даже если бы могли сделать что-то большее, они никогда не рискнут взять ответственность на себя.
  На этот раз губы мистера Моркела сжались так сильно, что стали совсем неразличимы.
  - То есть, вы считаете, что каждый непременно должен стремиться выделиться, проявить себя, распушить перья?
  Ган поражался - как это мисс Гудфеллоу может улыбаться, когда папа так сердится. Сам бы он давно уже скис под таким взглядом. Хорошо хоть, что папа пока не барабанил пальцами по столу. Если начнёт - то совсем худо дело, раскочегарится на неделю. И будет ходить смурной и бубнить: "Сын, веди себя как джентльмен. Сын, ты должен. Сын, ты обязан".
  - Я думаю только то, что у каждого в жизни бывает момент, когда надо приложить все силы, смелость и терпение, чтобы победить. Победы бывают маленькими. Но даже маленький шаг для человека может быть большим шагом для всего человечества.
  Мистер Моркел слегка расслабился. Он кивнул, и Ган выдохнул с облегчением.
  - Я вас понял. Знавал я таких середнячков. Работают в полсилы, и положиться на них нельзя, - согласился он.
  - Но, конечно, это только моё мнение. Вешать ярлыки на ребят я не имею права. У каждого есть право на ошибку и шанс исправить её. Конечно, Морган мог бы стать хорошим примером для них, но боюсь, он сейчас сам запутался. Он в таком возрасте, когда легко поддаться чужому влиянию. Моргану нужен достойный пример, чтобы он уверился в своих способностях.
  - Разве не достаточно моего примера?
  - Ой, что вы, не подумайте, что я хотела вас оскорбить! Ни в коей мере, - запаниковала мисс Гудфеллоу. - Я имела в виду ровесника. Друга.
  - Друга? - нахмурился мистер Моркел. - У него есть друг. Немного старше, Зоннэ Шайнус, очень способный студент. Кстати, метит в помощники знаменитого О'Коннора.
  - Студент? То есть Старший Товарищ? - мисс Гудфеллоу снисходительно улыбнулась. - Старший Товарищ - это программа наставничества. Зоннэ и Морган не выбирали друг друга. Это обязательный курс обучения. Я же говорю про такого друга, который будет рядом всегда, даже если только мысленно. Такой, который будет служить примером верности и долга.
  - О, я, кажется понял, - кивнул мистер Моркел. На его лбу не разглаживалась морщинка - это значило, что он относится к идее весьма скептически. - Но вот в чём проблема. Кто-то всегда отдаёт больше. Я не хочу, чтобы Морган был кому-то должен. Или чтобы кто-то был должен ему.
  - Но дружба тем и хороша, что она не ждёт выгоды. Друг верен даром.
  - Даром... - эхом отозвался отец. - Не все это понимают.
   Интересно, как разговор о бескорыстной дружбе сочетается с заявлением, что дружить нужно лишь с тем, от кого может быть польза. Взрослые сами себе противоречат.
  Мисс Гудфеллоу наклонилась к журнальному столику, и, будто бы невзначай, откинула голову набок. Её золотистые локоны упали на лицо, открывая взору шею и плечо. Отец отвёл взгляд и уткнулся в свой бокал с шипучкой. Он пялился на дно несколько минут, будто там было что-то интересное.
  - Вы слишком долго были одни, - тихо произнесла мисс Гудфеллоу. - Вы оба.
  Она робко дотронулась до руки мистера Моркела. Ган ожидал, что вот сейчас отец отдёрнет руку, скажет что-то резкое. Но вместо этого, отец сжал узкую ладонь мисс Гудфеллоу.
  В кухне что-то рухнуло с оглушительным звоном, и все трое вздрогнули. Мамаша Бойл - испугался Ган, сломалась как и Матильда! Но спустя минуту, нянюшка, целая и невредимая, зашла в гостиную. Отец поспешно схватил бокал обеими руками, и мисс Гудфеллоу нахмурилась. Ган успел заметить странный изучающий взгляд, с которым мисс Гудфеллоу посмотрела на робота.
  Мамаша Бойл выглядела как обычно, ничего странного в её облике не было.
  - Тарталетки готовы, - известила она и поставила поднос на стол.
  - Пожалуй я пойду...
  - Прошу, останьтесь, - отец опередил мисс Гудфеллоу. - Мамаша Бойл готовит отменно.
  Мисс Гудфеллоу помедлила, но спустя секунду улыбнулась своей самой тёплой улыбкой и откинула волосы на спину.
  - Мамаша, я потом сам уберу, - сказал папа.
  - Как скажете, - кивнула нянюшка и вышла в коридор.
  В темноте она едва не наступила на Гана. Он затаился, ожидая, что вот сейчас её осветительные вспышки громко зажужжат, и она выдаст его. Но его страхи не оправдались. Мамаша Бойл тихо протопала в свой чулан и поманила Гана пальцем. Ган оторопел, но послушался и притворил за собой дверь.
  - Я оставила тебе записку, - заговорщически прошептала она. - У тебя есть всего несколько минут, чтобы вернуться в комнату, закрыть дверь на ключ и спуститься через окно.
  - Закрыть дверь на ключ? - удивился Ган.
  - Разумеется, чтобы я или папа не зашли в комнату и не заметили твоего отсутствия, - и увидев непонимание на его лице, пояснила. - Отец, если он вдруг захочет проверить твой сон, не сможет зайти.
  - Он никогда не проверяет мой сон.
  - Глупый мальчишка, - отмахнулась Мамаша. - А я скоро перестану быть добренькой, и режим "опасливая нянюшка" включится вновь.
  Говорила это Мамаша с явной самоиронией. Самоиронией? Что за глупость. ОНА - РОБОТ! Бесчувственный!
  - Слушай, в коротких словах, - прошептала она. - У тебя в кармане брюк лежал подавитель. Эта штука блокирует или, наоборот, активирует подавляемые алгоритмы схемума. Проще говоря, если робот тронет подавитель, то станет вести себя не так, как запрограммирован, а с точностью да наоборот.
  - Кажется, я понимаю, - кивнул Ган. То-то же Матильда стала такой непослушной. - Но зачем этот прибор был в шоколадомате?
  - Некоторые роботы настолько ладно сработаны, что их нужно слегка подпортить, чтобы получить прибыль. Некоторые недобросовестные техники ставят подавители на аппараты, чтобы иметь постоянную работу.
  - О-па, - хмыкнул Ган. И тут же нахмурился. - А тебе почём знать?
  - Имела возможность подслушать разговор тех самых техников. Клещи на ребре подавителя - ты же должен был вспомнить, что это символ...
  - Гефестехно! - прошептал Ган. - Вот что Матильда имела в виду - взрослые только притворяются.
  - Так вот, ступай, если не хочешь притворяться кем-то другим. Заодно узнаешь, кто ты сам.
  - Но ведь комендантский час, меня заметут и тогда...
  Мамаша Бойл глянула на него с сожалением. Совсем как Зоннэ, когда Ган отказался быть частью его секрета. И тут внутри Гана всё закипело. Хайт, его компания, даже Ронда, бывают в убежище и нарушают половину правил Озона. Даже взрослым нельзя выпивать ничего крепче шипучки, а им, значит, можно? А комендантский час - это такая ерунда. Всего год, и Гану можно будет возвращаться домой в десять.
  - Может, дождаться утра? - засомневался Ган, вспомнив, что сейчас уже больше десяти вечера.
  - Кто рано встаёт - тому Бог подаёт, - загадочно проговорила Мамаша Бойл. - Кто приходит раньше - забирает барыш.
  - Чего?
  - Чем раньше ты испытаешь шанс, тем больше вероятность, что никто другой не заберёт то, чего хочешь ты.
  - А, - кивнул Ган. А сам подумал - да никто уже давным-давно не ходит к Оракулу.
  - Держи свои ботинки, они высохли, - Мамаша Бойл дождалась пока Ган обуется.
  Потом они вместе поднялись наверх, стараясь ступать тихо, чтобы не услышали в гостиной. Ган повернулся к нянюшке.
  - А ты клёвая, может, всегда будешь такой?
  - Ещё чего, - фыркнула Мамаша Бойл. - Быть подростком-роботом хорошо, но я создана для другого.
  Ухмыльнувшись, Ган зашёл в комнату и закрыл дверь на ключ. Странный день. Два робота, впавших в детство - это что-то интересное. Да и Характеризацию сложно было назвать скучной, но хорошо, что всё обошлось. Как Ронда расстроится, когда узнает, что никакого сбоя с ним не произошло.
  Больше всех, пожалуй, Гана удивили трое - Зоннэ, мисс Гудфеллоу и отец. Мисс Гудфеллоу Гану нравилась. Как бы сильно он ни пытался убедить себя в том, что она всего лишь нудная училка, аргументов в защиту этой версии не находилось. А ещё, его лоб до сих пор помнил нежное прикосновение её ладони.
  А вот отец... от отца такого странного поведения Ган не ожидал: сидит, воркует, шипучку попивает. Он что, не знает сколько времени? Гости так поздно не засиживаются. Ган отдышался. Да нет, ничего такого особенного не произошло. Мисс Гудфеллоу просто решила навестить Гана, поздравить его с днём рождения и убедиться, что он здоров. Всего-то. Но почему-то Ган сам себе не верил. Было что-то большее. Или он просто хотел видеть это большее?
  Конечно не хотел! Он не представлял папу ни с кем другим, кроме мамы. Конечно, глупо было отрицать тот факт, что чем дольше они ждали, тем призрачнее становилась надежда. Но Ган не хотел расставаться с мыслью, что мама может вернуться. Принять в дом мисс Гудфеллоу или кого-либо ещё, значило бы бесповоротно смириться с тем, что ничто не вернётся к истокам.
  Гана охватило сильное желание выкинуть из головы неприятную тему. И он вспомнил Зоннэ. Благодатная тема! Ах этот Зоннэ... Покрывать малолетних нарушителей, которые по всей школе ходили с такими лицами, будто им все двери открыты! Это - удар под дых.
  Интересно, а что бы Ган думал про всю эту петрушку, если бы он был частью убежища? Наверняка, он даже не подумал бы общаться с Джереми и Майклом. Хорошо, что это было не так. Ронда - докучливая всезнайка, которая кичится своим умом на весь Озон. Хайт - выскочка, затычка в каждой дырке. Лицемеры.
  А Ган... Может, Зоннэ прав, и никакой он не хороший мальчик, а обычный трусишка? Вон как он утром испугался заброшенного дома. И в убежище он не хотел спускаться только из-за того, что боялся наказания.
  Разозлившись, Ган сделал широкий шаг к тумбочке, схватил золотую фишку и подавитель. Быстро натянув повседневные брюки, пару свитеров потолще - чтобы не брать куртку - Ган поднял окно. По столу забравшись на подоконник, он за ветку подтянул к себе ствол ясеня. Поблагодарив небо за то, что оно наградило его сильными руками и крепкой хваткой, Ган спустился по стволу и спрыгнул на землю.
  Безлюдная улица была залита холодным сиянием фонарей, сизые облака то и дело наползали на луну, но признаков скорого дождя не наблюдалось.
  Словно во сне, Ган шагнул по направлению к площади Оракула. Делая каждый новый шаг, он ругал себя за безрассудство. Но желание поскорее узнать пророчество подстёгивало его.
  Тишину улиц прорезал треск грозосветов. Накаркал.
  За углом вырастали светящиеся круги. Они шарили по стенам - всё ближе и ближе. Ган нервно хихикнул - в третий раз за день земля уходила из-под ног. Как он ошибался, когда думал, что ничего хуже призрака не может быть. Бояться нужно людей.
  Звуки Дозора всё нарастали.
  - Отличная ночка, чтобы поймать маленького негодника, - чей-то весёлый голос раздался совсем близко.
  Маленького негодника? Ну уж нет.
  Не долго думая, Ган рванулся к тёмному углу улицы Тихонь. Нужно затеряться между домами, и все дела. Несколько минут он петлял по узким переулкам, но голоса не отставали. Такое впечатление, что они чуяли куда нужно идти.
  Впереди, как червоточина в ровном строе изгородей, замаячил покосившийся забор - очень знакомый на вид. Точно! Это задний двор дома Ронана Ронини. Заброшенного дома.
  На мгновение Ган притормозил, вспомнив утреннего призрака, предвещающего смерть. И тут Гана как огрели по голове - ну ведь ясно - то был робот-дворецкий. Старые модели роботов-помощников были связаны с домом, и не удивительно, что их оставляли на произвол судьбы и ржавчины. А что, если и у Ронана был робот-помощник?
  Ган протиснулся сквозь дыру в заборе. Сбитое дыхание требовало обильной порции воздуха, но нескольких минут, нужных для того, чтобы отдышаться, у него не было. Он глянул в дырку между досками, и желудок сделал сальто-мортале. Сбросить хвост не удалось - преследователи, словно борзые, взявшие след, шли точно в тот конец улицы, где прятался Ган.
  Да уж, если бы прежняя Мамаша Бойл узнала, что Ган вышел на улицу в комендантский час, то посадила бы его под замок на месяц - не меньше. И тогда Гану пришлось бы сносить не только причитания домработницы, но и двойную порцию отцовских наставлений. Сын, будь послушным... сын, наберись терпения... сын, не нарушай правил... Что ж, нарушение правил несёт за собой наказание, и виноватых искать не приходилось.
  Но, прежде чем корить себя и сдаваться, Ган хотел побороться. Решать приходилось на месте - если в доме есть робот, то его можно будет приструнить подавителем. Ган огляделся в темноте погасшего фонаря, и, наконец, приметил узкий лаз в подвал. Спустившись внутрь, он задвинул вход валявшейся рядом старой жестяной вывеской.
  Стараясь не шуметь, он сделал несколько шагов в сторону. Под ногами хрустнуло стелко, и Ган замер, весь превращаясь в слух.
  Зоркий луч разрезала тень забора, но всё же тонкие полосы света смогли дотянуться до спасительного закутка. Они просочились в едва заметные щели между ходом в подвал и ненадёжной загородью, выхватив из полумрака надпись 'Паб Эмиральд'. Липнущие к кирпичу щупальца света коснулись щеки Гана, и он тут же сделал ещё один шаг в сторону, моля небо о том, чтобы осколки больше не хрустели под ногами. Свет же, не найдя добычу, уполз восвояси.
  За громким стуком сердца Ган едва различал слова, раздающиеся снаружи. Но, вроде бы, никто не приказывал ему вылезать из укрытия - и это значило, что ему повезло. Сдержав вздох облегчения, он без сил сполз по стене и сел на что-то мягкое... и живое.
  С молниеносной реакцией, он оседлал незнакомца и зажал ему рот, не давая возгласу удивления ни единого шанса быть услышанным. Последовала короткая борьба, незнакомец что-то промычал и попытался скинуть Гана, но ему это не удалось.
  - Тихо, - прошептал Ган, прислушиваясь к звукам улицы - удаляющиеся шаги дозорных звучали эхом, прерывающимся потрескиванием грозосветов.
  Ган стерпел несколько несильных тычков локтём в бок, пока резкая боль в ладони не привела его в чувство.
  - Ты чего кусаешься? - обиженно пробормотал он, потирая руку.
  - Я чего? - голос звучал одновременно и звонко, и с хрипотцой. Такой же голос бывает у Джереми Дженкинса, когда тот простужается. - Я вообще никого не трогаю... а ты тут... расселся. Кто тебя вообще звал? Чуть хвост не притащил! Что ты здесь делаешь? Это мой подвал!
  - Никакой это не твой подвал. Это дом старика Ронана.
  - Не знаю никакого Ронана. Дом был ничейный, теперь он мой.
  - Ага, а что же тогда прячешься в подвале? Или не нашёл ключ от замка?
  - Кто не нашёл? - переспросил незнакомец.
  - Ну, ясен день, ты не нашёл. Не я же по подвалам... - замялся Ган.
  - Продолжай, - ехидно поддакнул незнакомец.
  - Не важно, - махнул рукой Ган. Он потерял всякий интерес к спору. - Да ладно, мне-то что, дом всё равно пустует - если тебе надо, живи здесь. Мне вообще всё равно кто и чего здесь делает.
  - Ну-ну, - усмехнулся незнакомец. - А вот мне не всё равно кто и чего здесь делает. Особенно когда эти кто-то прыгают на меня и зажимают рот... как на такое реагировать? Не терпеть же... да слезь уже с меня!
  Незнакомец, наконец, отпихнул Гана, и тот сел на что-то, показавшееся в темноте кучей тряпья. Он устроился вполне удобно, не смотря на то, что в тряпьё, похоже, было завёрнуто что-то жёсткое.
  - Прячемся от дозорных?
  - Прячемся, - буркнул Ган и догадался. - Так это тебя они искали?
  - Они всегда кого-то ищут, - уклончиво ответил незнакомец. - Так, где мой рюкзак?
  Ган не представлял, какого ответа ждал незнакомец. Вопрос повторился.
  - Где же рюкзак? Он был где-то тут... так, это ты... а это... Это ни в какие ворота не лезет! Слезь! Говорю же, слезь с рюкзака!
  Ган, смутившись, приподнялся, позволяя забрать объёмный рюкзак.
  - Прости.
  - Есть! - незнакомец издал победный клич, и, вынырнув из рюкзака, зажёг искрящееся пламя грозосвета. - Тебе повезло, что ты ничего не раздавил.
  В свете потрескивающей молнии, накрытой стеклянно-зеркальным куполом, Ган увидел того, с кем разговаривал. И в тот же миг он понял, насколько ошибался: незнакомец оказался незнакомкой. И почему ему вообще пришло в голову, что он говорил с мальчишкой?
  На вид ей было лет четырнадцать. Взгляд Гана упал на пухлые губы, вздёрнутые в усмешке. Смутившись, он посмотрел на свои ладони - чтобы спрятать взгляд, а когда ему пришло в голову, что вот этими самыми руками он дотрагивался до её губ, то его лицо нещадно залила краска.
  - Ну, рассказывай, - выдохнула она. - Что ты делал на улице в комендантский час?
  - Не твоего ума дело, - нехотя отмахнулся Ган, ловя себя на мысли, что уже минуту пялится на её тёмно-русые локоны.
  - Ка-ак гру-убо-о, - рассмеялась она, хитро сощуривая глаза.
  Она склонила голову так, будто оценивала, чего достоин Ган. Ган почему-то сразу вспомнил, как сегодня утром Зоннэ говорил те же слова и смотрел с тем же хитрым прищуром.
  - Вижу, вы здесь совсем одичали... или тебе папа не говорил, как нужно вести себя с леди?
  Леди? Да она себя видела? Одета как мальчишка: рубашка навыпуск, брюки из грубого полотна, на ногах - ботинки, армейские... разве леди такие носят? Леди носят туфли на каблуках - такие как у Мамаши Бойл, только меньше. Впрочем, Ган считал, что это её вовсе не портит - и странный наряд, и спутанные волосы.
  - Ну, так почему ты гуляешь по улицам в комендантский час? Или ты не знаешь, что это нарушение?
  - Знаю, - кивнул он. - Но тебя это не остановило.
  - Ты знаешь, что за нарушения судят? - она проигнорировала его замечание.
  - Знаю, - Ган, словно под гипнозом, отвечал на пронзительный взгляд. Девчонка не мигала, и Ган старался не мигать.
  - А ты знаешь, что случается с осуждёнными? - она усмехнулась, увидев, как дрогнули его брови.
  - Да, я знаю, - и сердито буркнул, - нарушителей отправляют в Город Отверженных. Так что если что, вместе отправимся.
  Она хмыкнула. Целую минуту в подвале было слышно лишь потрескивание грозосвета.
  - И почему же зная об этом, ты рискнул нарушить правила? - наконец, спросила она и приняла из его протянутой руки монету, сверкнувшую золотом.
  Впервые в её глазах отразилось искреннее изумление, и голос, ставший тоньше от волнения, задрожал, как стекло. Ган был рад, что ему удалось прогнать с её лица самодовольное выражение.
  - Откуда это у тебя... это же... это... это правда то, о чём я подумала?
  - Да, - Ган с вызовом посмотрел на неё, хотя сам не понимал, отчего в его груди проснулась гордость... ведь то, что он завладел монеткой, было случайностью...
  - Держи, счастливчик, - она с видимой неохотой вернула Гану шанс. - Жаль, что золотые фишки с небес не падают.
  - Вообще-то, - Ган выглядел смущённым, - вообще-то, она упала с неба...
  Несколько секунд девчонка переводила взгляд с одного его глаза на другой, будто пыталась поймать их на обмане. Но очень скоро она сдалась, выдавив из себя нервный смешок.
  - Хох... жаль, что меня там не было... хотя, тебе это явно нужнее, - бодрым тоном заявила она и запнулась. Наступило неловкое молчание. - Я такая голодная...
  Похоже, что она сказала первое, что пришло в голову. Будто в подтверждение своих слов, она залезла в свой рюкзак и достала две жестяные банки, пару ложек и хлеб.
  - Кстати, я Норель Мак Гром, - она кинула одну банку Гану. - А ты кто?
  - Амброзиус консервированный... - прочитал Ган этикетку. - Спасибо, я не голоден...
  - Как, как тебя зовут? - не поняла Норель и посмотрела на Гана, изучающего этикетку. - А, да, амброзиус - здесь его не найти. Попробуй, тебе понравится. Я умираю, есть хочу. А за компанию веселее.
  - Морган Моркел, можно Ган - он кивнул, открывая крышку за кольцо и недоверчиво нюхая содержимое. - Сойдёт, вроде бы... а что значит не найти здесь? Ты не местная?
  - А разве не заметно? - она горделиво выпятила грудь, на которой блестнул серебряный медальон. Вместе с этим, на её лице застыло странное выражение, будто она не получила должного признания. - Морган Моркел, говоришь? Сойдёт, вроде бы.
  Ган заметил медальон, но не мог задать вопрос из-за того, что этот консервированный амброзиус оказался очень вкусным - как если бы в одну банку запихнули все его любимые блюда, но так, чтобы получилась не вкусовое месиво, а набор приятных ощущений. Решить, на что именно похож амброзиус и какого он вкуса, Ган не мог - но по консистенции он напоминал томатную пасту, и вроде, был такого же цвета.
  А вот медальон, висящий на шее Норель, своими очертаниями навевал весьма конкретные ассоциации... но Ган был слишком увлечён поглощением пищи, чтобы думать какие именно. Правда, когда грозосвет осветил символ, изображённый на серебряной глади, Ган чуть не поперхнулся особенно большим куском хлеба с амброзиусом.
  - Ничего себе, - он откашлялся и вытер выступившие слёзы. - Так ты... ты... того... а это... ну ничего себе.
  - Я того чего? - сделала вид, будто не понимает.
  - Ястреб... - с благоговением выдохнул Ган, кивнув на значок с выгравированной на нём хищной птицей.
  - А, это? - Норель небрежно взглянула на значок и спрятала его под майку, с явным удовольствием наблюдая за реакцией Гана. У мальчика возникло ощущение, что она специально устроила это маленькое представление. В любом случае, эффект произвести удалось. - Подумаешь, я только учусь.
  - Ну да...
  - Что значит 'ну да'? - рассердилась.
  - Ну, то, что ты того, очень... молодая для Ястреба.
  - А ты знаешь, какие они Ястребы? - снова усмешка.
  - Ну, - Ган призадумался - а ведь и правда, он никогда не видел Ястребов так близко, если только в кино. А в кино они были совсем другими - мускулистыми красавцами, похожими на греческих богов. - Ну, я думал, что они... другие.
  - Старше?
  - Ну, типа того.
  - Сильнее?
  - Ну... может быть.
  - Мальчишки?
  - Да, - по инерции ответил Ган, а когда понял, что сморозил глупость, с опаской взглянул на Норель. В её синих глазах мерцали сердитые искорки.
  Она схватила свой рюкзак и поднялась.
  - Такой же, как все... - глухо проговорила она, вырывая свою руку из хватки Гана, выглядевшего виноватым. - Отпусти!
  - Да куда ты собралась? Там же дозорные!
  - Я не трус, мне можно.
  - Тогда вот, возьми золотую фишку, - Ган лихорадочно рылся в кармане, а, найдя монетку, сунул её в ладонь Норель. - Скажешь, что стеснялась испытывать её днём, когда все будут смотреть.
  - И ты думаешь, что это объяснение прокатит? - она успокоилась, поражённая щедростью Гана. - Всё-таки, тебе повезло, что тебя не схватили. Мальчишки такие глу-упые.
  - Да, - кивнул Ган, лишь бы она никуда не уходила.
  - Хотя, если подумать, - она прикусила ноготок и затараторила, - я бы поступила так же. Решено! Мы пойдём к Оракулу вместе. И прямо сейчас. Нам по пути. Только делай всё так, как я скажу. Меня послали, чтобы я выполнила секретное задание. И какой-то там Дозор не должен мне помешать. Секретность, и ещё раз - секретность.
  Ган кивнул, с чётким ощущением, что сам не понимает, на что соглашается. Странная эта девчонка... а он, будто забыл обо всём на свете. Он помог ей закинуть рюкзак на спину. Решили, что лучше воспользоваться входной дверью, а не вылезать через окно подвала - Дозор может поджидать их за поворотом, да и дверь выводит на улицу, ведущую к Оракулу самым быстрым путём.
  Осторожно поднимались по лестнице. Норель шла впереди, прикрывая грозосвет рукой - от этого на стены ложились тени, похожие на крылья птицы. Полоски света освещали брошенные вещи, которые оказались ненужными бывшему хозяину дома.
  - А где хозяин? Ронан или как его там, - Норель заговорила первой, нарушив неловкое молчание.
  - Он в Городе Отверженных, - глухим голосом отозвался Ган. - Он держал паб, но после утверждения ЗЕвСа, Эмиральд закрыли. А Ронан продолжил продавать выпивку... правда, отец говорил, что Ронана судили не за это - оказалось, что у него было подпольное казино, - Ган переступил через торшер, лежащий поперёк коридора. - Его срок должен завершиться через пару лет... и тогда он вернётся.
  - Не все возвращаются оттуда, - Ган не понял, какие чувства сейчас звучали в голосе Норель. - Попомни мои слова, тот, кто не хочет меняться, меняться не будет. Я знаю, что происходит в Городе Отверженных.
  - Это правда, что там можно всё? - парень старался скрыть восторг в голосе.
  - Ты не представляешь, насколько всё, - сталь в её голосе отбила у Гана всякое желание спрашивать дальше.
  Они вошли в зал, когда-то бывший баром. Перевёрнутые столы и стулья выглядели павшими воинами. Норель и Ган залезли на барную стойку, и, пройдя по ней в другой конец зала, спрыгнули на пол. Перед ними оказалась дверь, но, прежде чем выйти, Норель отогнула кусок бумаги, закрывающей широкое окно, и удостоверилась, что путь чистый.
  - Всё тихо. Положение следующее: до Оракула пять кварталов по Гранде Ниц и три квартала по Сити. Но этот район Сити ночью не освещают. Там только здания муниципалетета. Прорвёмся.
  - Может, подождём рассвета? - прошептал Ган.
  - Нет. Мне нужно успеть выполнить поручение и улететь до светла.
  - Улететь? Так где-то здесь твой катер?
  - Глупый вопрос, а как я могла тут оказаться?
  - А для чего ты здесь? Может, расскажешь?
  - Секрет Олимпуса, - отмахнулась. - Прежде чем мы пойдём, обещай, что никому не скажешь, что видел меня.
  - Обещаю.
  - Поклянись водами Стикса! - Норель плюнула на ладонь и протянула её Гану.
  Делать было нечего. Ган брезгливо поморщился, но повторил процедуру и сжал ладонь Норель.
  - Клянусь водами Стикса.
  - А если нарушишь, то гореть тебе вечным пламенем!
  - Угу.
  - Ну пошли, - поманила Норель.
  Они старались прижиматься к стенам домов, чтобы слиться с темнотой, изрешеченной светом фонарей. Дозоров поблизости не оказалось, и ребята беспрепятственно добрались до площади Оракула. Как и сказала Норель, в Сити фонари не горели, поэтому под конец пути Ган немного расслабился.
  Он первым шагнул к металлической махине, застывшей под оком Луны. Полированные бока робота отражали лицо Гана, смотрящее с надеждой и страхом.
  - Ты ведь знаешь, что тебе повезло? - спросила Норель, и Ган кивнул, не поворачиваясь к ней. Её голос стал мрачным и загадочным, от него у Гана по спине мурашки побежали. - Многие готовы отдать за такую фишку всё, что они имеют - и даже этого бывает недостаточно. Многие готовы отправиться в Город Отверженных, чтобы поставить свою жизнь в казино - и даже тогда удача улыбается не всякому. За золотую фишку готовы убить. Она даёт шанс, но не всякий готов к новому... Если готов, испытай свою судьбу.
  На какое-то мгновение, Ган заколебался. Он подумал - а стоит ли испытывать фишку так рано. Но тут же он вспомнил Ронду и Хайта, которые считали себя достойными большего, чем другие. А кто для них Ган? Всего лишь сын клерка, заигравшийся в исключительность. Да и матери у него нет - только нянюшка. Не нужен матери такой никчёмный ребёнок - сколько бы он ни старался, она всё равно не написала ему ни одной строчки, ни одного-единственного словечка.
  И всё-таки душа сопротивлялась разуму. Сопротивление - именно так сказал Око. Ну конечно, все недавние неудачи случились лишь из-за того, что Ган боялся, что мечты - это всего лишь морок, обман. 'Но мечты - всё что у меня есть', - подумал он, и сомнения тут же развеялись.
  - А какое оно, небо? - Ган, наконец, решился задать вопрос.
  - Бескрайнее, - тихо прошептала Норель, сжимая свой медальон.
  Ган, словно зачарованный, подошёл к протянутой ладони Оракула и вставил золотую монетку в прорезь. Внутри робота раздалось эхо, и Ган встретился взглядом со сверкающими молниями в глазах Оракула. Рот прорицателя раскрылся, и Ган посмотрел на Норель, отступившую в сторону. Оракул исторгнул из себя скрежет, сменившийся утробным голосом.
  - Бумага в принтере закончилась, - и тишина.
  - Постой, а как же... - Ган забеспокоился, но глаза Оракула, щёлкнули затворами, и тишина вновь сменилась громыханьем.
  - Молнеграмма отправлена в Совет. Вам предписано... распределение...
  - Ну же, - шептал Ган. Он чувствовал, что ещё чуть-чуть, и он не выдержит. Мрачное предчувствие говорило о том, что его ждёт что-то отвратительное - например стать дворецким Хайта и вечно терпеть его издёвки.
  - ...в колледж Эола, - сказал Оракул и замолк.
  Ган сказал громкое: 'А?'. Сильный хлопок по спине привёл его в чувство.
  - Бежим, Дозор приближается, - шепнула Норель, указывая в сторону одного из переулков.
  Они метнулись в противоположном направлении, и добежав до перекрёстка, остановились.
  - Слушай, может я могу тебе чем-то помочь? - выдохнул Ган.
  - Помочь. Он хочет помочь! - сердито прошептала Норель и взглянула на Гана так зло, что он даже ойкнул. - Кто ты такой, чтобы мне помогать? Кто ты такой? Откуда ты такой добренький взялся, а?
  - В чём дело? - ошеломлённый, Ган не мог понять о чём говорит Норель.
  - В чём дело? Ни в чём! Вообще ничего не произошло, - всё злее и злее шипела она. - Я просто поражаюсь...
  - Чему? - нахмурился Ган.
  - Мировой несправедливости.
  Дозор снова дал о себе знать. Сердитые голоса дежурных разлетались по всему кварталу.
  - Мне направо, - сказал Ган, оглянувшись по сторонам.
  - А мне побоку, - буркнула она и изучающе уставилась на Гана. - Ты правда хотел отдать золотую фишку мне?
  Он не опустил взгляда.
  - Сомневаешься? Думаешь, что все мальчишки - хвастуны, а когда дойдёт до дела... - с вызовом бросил он.
  - Ляпнул неподумав, - она невесело ухмыльнулась.
  Норель поправила лямку рюкзака, закусила губу и отступила на шаг.
  - Доброта меня погубит. Беги, счастливчик, я прикрою.
  Ган сник. И это всё? Теперь они больше не увидятся... стоп, да почему его это так волнует? Характер у девчонки был тот ещё - наоборот должен радоваться, если больше не придётся общаться с этой злючкой.
  - Мы ещё встретимся, - она сказала это таким тоном, будто Ган был её заклятым врагом, который улизнул с места битвы. - Вернись домой и жди Исполняющих.
  Не сказав больше ни слова, Норель развернулась и побежала в южный конец улицы Централ. Ган проследил за ней взглядом, а когда пламя грозосветов показалось за углом, он нырнул в переулок и был таков.
  Глава 9. Фальшивые ноты
  
  Вернувшись домой, Ган отметил, что окна темны. Похоже, что мистер Моркел преспокойно спал, даже не подозревая о том, что его сын устроил ночную вылазку на улицу.
  Взобравшись по дереву, Ган вполз в свою комнату, закрыл окно и совершенно опустошённый приключением, упал на кровать. Чуть погодя, Ган стянул ботинки и верхнюю одежду и остался в пижаме. Днём он проспал больше десяти часов, поэтому до самого утра сна не было ни в одном глазу. Пока мамаша Бойл не постучала в дверь, Ган сидел, накрывшись одеялом, и наблюдал за тем, как светлеет небо. Золотые отблески рассвета ложились на его выбеленное болезнью лицо.
  Ган всё размышлял о событиях прошедшей ночи. И даже когда он открыл дверь, сделав вид, что выспался, всю дорогу до кухни, его мысли были только о Норель. Странная девчонка, странная ночь, фишка, странным образом попавшая к нему - всё было связано, но с чего именно всё началось, Ган уже не понимал.
  Норель сказала, что у неё было секретное задание Олимпуса. Интересно - какое? Наверняка, обманула.
  А ещё интересно, почему после того, как Оракул произнёс пророчество, Норель рассердилась. Неужели она злилась на Гана за то, что он получил заветное место в колледже, не приложив ни капли усилий? Это было похоже на правду. Подумав об этом, Ган почувствовал себя прескверно.
  Но он же не виноват в том, что за фишку можно купить мечту. Это случайность. Счастливая, впервые в его жизни, между прочим. И какие-то там девчонки не помешают ему наслаждаться триумфом!
  Интересно, откуда могла упасть фишка - ну не с неба же. Был дождь, и сквозь облака, затянувшие небо, можно было не разглядеть летящий катер. Что ж, кто-то уронил, кто-то поднял. Как говорится, что упало - то пропало.
  - Ты очень бледный, - отец выглядел обеспокоенным. - Я сообщу в школу, что ты не пойдёшь на Андреевский вечер. Не стоит рисковать - в декабре ты нужен мне здоровым.
  - Всё в порядке. Я должен пойти, меня Соль не простит, если я не явлюсь.
  - Мистер Соль, - поправил отец и его глаза блеснули. - Так значит, ты выступишь?
  - Не переломлюсь, это точно, - буркнул Ган, и отец в кои-то веки улыбнулся.
  Ган хотел было спросить про маму, но язык не повернулся, и вместо этого он закинул в рот кусочек бекона и без удовольствия пожевал его.
  Еле слышно работало радио, и Мамаша Бойл, которая, по всей видимости, уже вернулась в норму, прислушалась и прибавила громкость.
  - Опять про Дозор, - пояснила она и снова уменьшила звук радио.
  - Что? Дозор? - переспросил отец. - А, про нарушителя?
  - Про нарушителя? - Ган заёрзал на стуле.
  - Да, про того, который выходил на улицу в комендантский час, - отец сжал губы так сильно, что они побелели. Постучав пальцами по столу, он продолжил. - Ночью кто-то обращался к Оракулу... вроде как, за золотую фишку - а ведь их не выпускают уже лет двадцать. Возможно, это была фальшивка. Говорят, Оракул произнёс пророчество...
  - И, что говорят? - заинтересовался Ган.
  - Вздор, - нахмурился отец. - По мне, так сажать надо - чтоб другим неповадно было. Только бездельники бродят по городу ночью. Те, кому есть, чем заняться, ночью спят и набираются сил... кстати, сын, ты ведь выполнил домашнее задание? Мисс Гудфелоу сделала невероятное одолжение, позволив тебе исправить двойку, и ты должен оправдать мои надежды.
  Ган не сдержался и закатил глаза к потолку. С ума сойти, он вернулся из школы таким разбитым, проспал до десяти вечера, а отцу вынь да положь домашнее задание. Когда Ган должен был успеть его сделать? Во сне? Или когда мисс Гудфеллоу приходила к ним, чтобы далеко не бегать с тетрадкой?
  - Так и знал, - отец поднялся из-за стола. В этот момент раздался звонок. - Мамаша Бойл, я открою! Отведите сына в комнату - он должен выполнить задание.
  Ган без интереса поковырял вилкой в остывшей яичнице - вот бы сейчас порцию амброзиуса. Мамаша Бойл принялась суетиться вокруг него.
  - Не обращай внимания, отец переживает за тебя.
  - Ну, ты же знаешь, что я уже не ребёнок, вот почему он диктует мне что делать?
  - Дети всегда остаются детьми для своих родителей.
  Кто-то назвал его имя, и Ган прислушался к разговору, но едва ли можно было что-то услышать, пока Мамаша Бойл громыхала тарелками.
  Воображение рисовало страшные картины: это пришли вчерашние дозорные, чтобы назначить наказание за дисциплинарное нарушение или неведомые Исполняющие. Ган шумно выдохнул и тут же выпрямился. Мамаша Бойл обеспокоенно глянула на него.
  - Тебе не стоило ходить на церемонию Характеризации так рано. Ты ещё не вполне здоров. Бледный, аппетита нет, - она забрала тарелку с яичницей. - Съешь хотя бы тосты с джемом. И выпей имбирный чай с лимоном.
  - Нет, действительно, Мами, - Ган отодвинул чашку, но нянюшка была настойчива, и он сдался. - Хорошо, но только ради тебя.
  Ган пил чай медленными глотками, чтобы подольше оставаться на кухне.
  В прихожей вновь послышались голоса. Кто-то зашёл в гостиную, и ещё кто-то шикнул, и голоса тут же затихли. Ган пододвинул стул к двери, но тут она распахнулась. В кухню протиснулся отец и быстро притворил за собой дверь, будто хотел кого-то спрятать. Ган вытянул шею, но ничего не успел увидеть - осталась лишь небольшая щёлочка. Отец сердито потёр руки.
  - Давай поторапливайся! Нечего тянуть время. Марш наверх. Мамаша, проследите, чтобы Морган немедленно сел за уроки.
  Ган поднялся и со стуком задвинул стул. Отлично, от него что-то скрывают. Нет, от него опять что-то скрывают. Ну и пусть. Можно подумать, будто он собирался кому-то раскрывать свой маленький секрет. Пусть папа ещё с кем-нибудь пошушукается за его спиной. Ган уже привык.
  Мамаша Бойл всегда безукоризненно выполняла папины приказы. И теперь она не дала Гану ни малейшего шанса подсмотреть за происходящим в гостиной. Она пропустила Гана вперёд и ступала за ним следом. Ган нарочно медлил и на середине лестницы обернулся. В гостиной было тихо, а в прихожей - ни намёка на то, что кто-то пришёл: не прибавилось ни обуви на полу, ни зонтов в подставке, ни пальто на вешалке.
  - Мами, ты слышала сейчас голоса в гостиной?
  - Голоса? Нет, тебе показалось, - Мамаша Бойл замолкла. Из её головы слышалось убыстрившееся потрескивание лампочек и цокот шестерёнок. - А вот вечером...
  Ган с интересом посмотрел в её лицо. Яркость её глаз уменьшилась, и от этого нянюшка выглядела озадаченной.
  - Вечером были голоса. Мистер Моркел и незнакомая леди разговаривали. Я была неосторожна и впервые разбила посуду. Ума не приложу как это случилось.
  Мамаша Бойл опомнилась и подтолкнула Гана. Он медленно поднялся на пару ступенек, но сама нянюшка не сдвинулась с места.
  - Помню, как вытащила ветчину из холодильника, приготовила соус для тарталеток. А потом всё заволокла темнота. Я очнулась, а блюдо - вдребезги. Не понимаю, как такое могло произойти. За десять лет службы - ни одной ошибки.
  - Всё в порядке, - поспешил успокоить её Ган, но Мамаша Бойл упёрла руки в бока и сердито покачала головой.
  - Теперь я приложу все усилия, чтобы исправиться. Ну-ка, марш в комнату. Слышал, что отец сказал? Уроки, уроки и ещё раз уроки.
  - Зануда, - буркнул Ган и доковылял до своего письменного стола.
  - Так-то, - кивнула нянюшка, когда Ган достал учебник математики и тетрадку.
  Она на цыпочках вышла из комнаты, и Ган остался один.
  Задание было довольно простым. Двойку Ган получил специально, чтобы его стажировка на грозосветной фабрике сорвалась. Не очень-то хотелось лишний раз встречаться с Хайтом, который давным-давно заявил, что для него на фабрике оставлено место помощника управляющего. От одной только мысли, что Хайт с самодовольной рожей будет ходить около Гана и давать указания, становилось дурно. Быть шестёркой Хайта - хуже не придумаешь.
  Очень скоро Ган переписал выполненное задание в чистовик и отложил ручку. Он откинулся на спинку кресла и сложил руки за голову. С чувством выполненного долга, он зевнул и выглянул в окно. Утреннее солнце снова скрылось за серой пеленой, сегодня это было одно сплошное одеяло, укутавшее небо. Теней почти не было, и Гану стало неуютно и зябко. Захотелось горячего шоколада с шапкой из взбитых сливок.
  Ган вскочил со стула, убрал учебник и тетрадь в ящик и пошёл в коридор. Но открыв дверь, он тут же наткнулся на Мамашу Бойл. Она вздрогнула и посмотрела на него как-то испуганно.
  - Ты куда? Сначала уроки.
  - Уже, - кивнул Ган и попытался проскользнуть в промежуток между стеной и нянюшкой.
  Мамаша как бы невзначай шагнула в бок и отрезала путь к бегству.
  - Не видишь, я прибираюсь? - и она показательно дёрнула шнур пылесоса.
  Агрегат засопел, затрясся и загрохотал.
  - Мами, дай пройти, - выдохнул Ган.
  - Я тебя не слышу, - прокричала она. - Вернись в комнату и дождись когда я завершу уборку.
  Она отвернулась и принялась с усилием водить щёткой пылесоса по ковру.
  - Будет чистым. Трубочист. Чисто-чисто, - напевала она.
  Казалось, что Мамаша не замечает Гана, но на деле она упорно оттесняла его в комнату.
  - Ещё тут, и тут, - приговаривала она, толкая ноги Гана щёткой и заставляя его отступать. Таким образом она отвоевала порог комнаты и всплеснула руками. - И приведи в порядок свою комнату!
  Ган скептически оглядел свою обитель. Чистота была идеальная - уж в наведении порядка он был мастером. Недаром мистер Моркел муштровал сына, говоря, что нянюшка нянюшкой, а каждый настоящий мужчина должен уметь гладить рубашки, мыть полы и готовить собственными руками.
  - Мами? - Ган сложил руки на груди и притопнул.
  - Не высовывайся, - со значением проговорила она и выключила пылесос. - Второй завтрак будет позже. Я тебя позову.
  - Ну ладно, - кивнул Ган.
  Кому-то нужно, чтобы Ган сидел в своей комнате и не мешался под ногами. Это и дураку понятно. Вот только зачем? Ган принялся размышлять над этим вопросом, но вскоре раздался крик, и мысли Гана спутались.
  - А ну-ка иди сюда, негодник!
  Отец проорал так громко и так разъярённо, что Ган подскочил как ужаленный. Он задышал с открытым ртом, как пёс, который пробежал несколько миль по раскалённому песку. Сердце стучало так же отчаянно, как вчера, когда Дозор нагонял Гана у дома Ронана. По всему выходило, что в итоге ему так и не удалось сбежать. Конечно, Ган был настолько глуп, что до сих пор не понял какую он совершил оплошность. Получить распределение в лётный колледж - это здорово, замечательно и всё такое. Вот только Дозор теперь запросто узнает кто это выходил на улицу ночью. Сам себя выдал, Моркел.
  Ган спускался вниз, отсчитывая ступеньки. Но уже на пятой он сбился. Чувство было такое, будто он идёт на эшафот. При каждом следующем шаге сердце тяжело бухало в груди. Ещё чуть-чуть, и оно могло упасть прямо в пятки.
  Мамаша Бойл ждала у двери в гостиную. По её лицу сложно было что-то понять. Она молча положила руку на плечо Гана и открыла дверь.
  Шторы были задёрнуты и от этого в гостиной царил синий полумрак. Понятно, сейчас Гана посадят на кресло, включат торшер и направят свет лампы прямо в его лицо, чтобы ослеплённый, он не мог видеть дознавателей. Они выпытают у него всю правду про ночную прогулку, про то как он на самом деле получил золотую фишку, про его проникновение в парк Мак Харроу, чего доброго, и про Матильду могут спросить. И тогда ему не видеть не то что места в департаменте счетоводства, Гана и на рыбозавод не возьмут - головы селёдке рубить.
  - Я правда не...
  Ган так и не договорил. Свет действительно вспыхнул. В тот же миг Гану показалось, что его оглушило приливной волной. В гостиной были вовсе не Дозорные. Тут были те люди, с которыми Ган проводил больше всего времени. И все они поздравляли Гана с днём рождения. Гостиную украсили воздушными шарами, диван и кресла сдвинули к стене, с кухни принесли табуреты. Ган изумлённо оглядывался - подумать только, ему устроили сюрприз.
  Никогда раньше папа так не старался порадовать Гана. Теперь понятно, почему последние несколько дней мистер Моркел ходил по дому с лицом человека, которого так и подмывает рассказать секрет. Папа, должно быть, спланировал всё давным-давно.
  Зоннэ сегодня надел бархатный пиджак изумрудно-зелёного цвета, красиво оттенявший его лучистые глаза. Улыбка Старшего Товарища сверкала как в новомодных фильмах.
  Рядом с Зоннэ стояла строгого вида женщина с орлиным носом и глубоко посаженными глазами - миссис Хороштон, учительница Гана из музыкальной школы. Она была в чёрном платье с пышным белым воротником-жабо. На её воротнике красовалась овальная брошь из опала. В левом глазу у миссис Хороштон был монокль, и поэтому казалось, что она вечно хмурится одной половиной лица. Она хлопала правой рукой по левой, и смотрела на Гана взглядом эстета, узревшего необычайно любопытную картину.
  Ещё в гостиной были все Ами: Сэмон, Лидия и Реми с Милой. Мила была старше Гана на три года, а Реми на три года младше. Мама и дочка были одеты в похожие голубые платья, а на Сэмоне и Реми были одинаковые полосатые свитеры и вельветовые брюки. Высокая Мила с красивыми льняного цвета волосами, завитыми на бигуди, когда улыбалась становилась копией Лидии, а конопатый и кругленький Реми держался расслабленно, как и Сэмон. Реми держал руки в карманах и стоял, широко расставив ноги. Он был такого же роста, что и Ган.
  Сэмон и мистер Моркел встречались не так уж часто, потому что Ами жили на юге страны, в Лондграде. Но когда бы Сэмон ни появился в доме Моркелов, его визит становился настоящим событием. Из-за лёгкого характера Сэмон был любимцем Гана. А ещё Сэмон был его крёстным.
  Папа, который только что сердито кричал, теперь хлопал в ладоши и улыбался до ушей, чего с ним давно не случалось. Вместе с остальными он скандировал:
  - С днём рожденья! С днём рожденья!
  Зоннэ погасил свет, и дверь на кухню распахнулась. Гости расступились и пропустили Мамашу Бойл. Она держала в руках торт со свечами. Четырнадцать огоньков весело извивались, и блики плясали в глазах, смотрящих на Гана.
  - Мы немного опоздали, - сказал мистер Моркел. - Но если бы не лечение Мамаши, то празднование пришлось бы отменить. Но лучше поздно, чем никогда.
  Папа неловко улыбнулся и потёр руки.
  - Ну же, загадывай желание.
  Ган с подозрением покосился на папу. Загадывать желание? Он шутит? Мистер Моркел всегда с подозрением и настороженностью относился к желаниям. Он предпочитал не загадывать, а жить тем, что есть.
  - Но, прежде, хочу дать тебе совет. Такой момент бывает раз в жизни, - вот уж точно, раньше папа ограничивался наставлением и праздничным пирогом безо всяких свечек. - Используй его на все сто.
  Гости затаили дыхание, и Ган приблизился к Мамаше Бойл. Интересно, помнит ли она их разговор. Ган набрал полную грудь воздуха и на мгновение замер. Глупость, но всё-таки. Он подумал: "Хочу, чтобы все были счастливы... и, чтобы папа не сердился". Ган выдохнул, огоньки замерцали, и комната погрузилась в темноту. Включили свет. Гости хлопали в ладоши и с интересом смотрели на именинника.
  - Мори, рассказывай, что ты загадал? - Зоннэ улыбался, как если бы не было вчерашнего разговора.
  - Не говори, а то не сбудется! - воскликнула Мила.
  - Суеверия, - хмыкнул Зоннэ и широко улыбнулся в ответ на строгий взгляд, которым его наградила девушка.
  - Мила права, - кивнул отец. - И всё-таки, смею предположить, что твоё желание скоро сбудется. Кое-кто вскоре продолжит семейное дело.
  Сэмон одобрительно хлопнул Гана по плечу. Он накрыл именинника одной рукой, а другой - притянул к себе Реми.
  - Молодчина, крестник, я всегда говорил, что сыновья должны идти по стопам отцов, - и он потрепал Реми по волосам. - Мой отпрыск уже приобщается к семейному бизнесу. Я рассказывал, что Реми занял первое место в конкурсе школьных проектов? Самолично изобрёл автоматическую поливалку для комнатных цветов.
  - Молодец, - поздравил мистер Моркел.
  - Ерунда, - отмахнулся Реми. - Главное, чтобы дело пользу приносило, а медали - дело десятое.
  - Поддерживаю, - мистер Моркел пожал руку Реми. - Слава - это не главное. Всем бы твою мудрость.
  Сэмон и Лидия переглянулись.
  - Чего же мы стоим, - спохватился отец. - Угощайтесь!
  Мамаша Бойл поставила торт на чайный столик и разрезала его на кусочки. Стола, за которым могло бы поместиться восемь человек, у Моркелов не было, и поэтому нянюшка приготовила всё для фуршета.
  Прежде чем Ган добрался до закусок, его несколько раз подёргали за уши - эти несколько унизительных моментов он вынес со стойкостью настоящего бойца и твёрдо решил никогда их не вспоминать. Когда и Зоннэ протянул к нему свои загребущие руки, Ган умудрился ускользнуть и попасть прямо в объятия Лидии.
  - Ты так похож на отца, - улыбнулась она. - У тебя его подбородок и нос. И выправка... Боже, у тебя такие сильные руки.
  Она потрогала его мышцы.
  - Можно подумать, что ты не играешь на пианино, а таскаешь его.
  - Пианино, - пискнул Ган. Он как раз заметил, что миссис Хороштон глаз не спускает со своего бывшего ученика.
  - А мои мальчишки - толстопузики, - она потрепала Сэмона по круглому животу.
  - Угощение отменное, Мамаша Бойл настоящий мастер, - Сэмон как раз приканчивал третий куриный шашлычок, и он, разумеется, не слышал о чём говорили Ган и Лидия. Он протянул Гану поднос с едой.
  - Спасибо, - кивнул Ган и, наконец, добрался до угощения.
  Но ему не дали поесть. Кто-то постучал вилкой по бокалу, привлекая внимание. Отец.
  Мистер Моркел убедился, что все смотрят на него, и поправил галстук. Он откашлялся.
  - Хочу поблагодарить всех вас за то, что сейчас и всегда были рядом.
  Гости захлопали. Плохое настроение, которое не покидало Гана уже несколько месяцев, куда-то испарилось. Давно он не чувствовал себя как дома. Он с довольной улыбкой посмотрел на всех, кто пришёл поздравить его. Всё-таки, хорошие воспоминания перевешивали. Зоннэ часто рассказывал Гану что-то интересное из своей учёбы, миссис Хороштон, хотя и была строгим преподавателем, но почти каждую неделю дарила Гану рахат-лукум "От Гарольда" со вкусом бергамота - Ган очень любил это лакомство. А с семьёй Ами были напрямую связаны самые счастливые моменты его детства. Как они здорово проводили время, когда вместе выезжали на природу, снимали летние домики и ловили сёмгу на механические удочки Сэмона.
  - Каждый из вас внёс свою лепту в развитие этой замечательной личности, - мистер Моркел поднял бокал шипучки и кивнул Гану.
  Ган покраснел. Вот это уже перебор. Отец назвал его личностью. Приехали. Раньше он и виду не подавал, что с Ганом можно общаться на равных. Всегда руководил им, говорил что надо делать. Казалось, что в этом новом обращении кроется подвох.
  Кто-то положил руку на плечо Гану, и он вздрогнул. Это был Зоннэ. Ган кисло улыбнулся, но вырываться не стал - чтобы не портить момент.
  - За Моргана! - коротко сказал отец и пригубил шипучку.
  - За Мори! - прокричал Зоннэ, отчего в ухе Гана больно стрельнуло.
  Ган сделал большой глоток. От пузырьков в носу защекотало, и он фыркнул.
  Ещё некоторое время гости жужжали, обмениваясь воспоминаниями. Скоро Ган не смог больше слушать их похвалу. Он чувствовал себя обманщиком. Его называют послушным, а буквально вчера он нарушил кучу правил. Ему желают удачи в учёбе, говорят, что он станет отличным напарником отца, а он хранит в тайне свои истинные намерения. Да для всех станет ударом, что он решил покинуть ЗЕвС и отправиться в Олимпус.
  Ган решил, что нужно во всём признаться, но когда он набрал в грудь побольше воздуха и шагнул вперёд, миссис Хороштон не дала ему сказать ни слова. Она давно уже хотела заполучить его в свои руки.
  - Вот он, мой лучший ученик, - она говорила с придыханием, долго выдерживая паузы. - За долгие годы я повидала многих талантов. Но только единицы обладают настоящей искрой искусства. Морган Моркел, без сомнения - сокровище среди подделок.
  Гости смотрели на Гана с восхищением, а вот на лице мистера Моркела застыло странное выражение, и на его лбу не разглаживалась морщинка.
  - Прошу, исполни что-нибудь для нас, - миссис Хороштон подтолкнула его к пианино, стоящему у окна.
  Ноги Гана одеревенели, и он и шагу не мог ступить.
  - Настоящий талант скромен, - миссис Хороштон объяснила заминку.
  - Просим, Морган! - весело крикнул Реми.
  - Просим! Просим! - скандировали Мила и Зоннэ.
  Ган успел увидеть как Зоннэ подмигнул Миле, и она залилась краской и поправила причёску.
  Мистер Моркел молчал. Поймав взгляд Гана, он коротко кивнул. Тогда Ган подошёл к пианино и сел на стул. Он открыл крышку и дотронулся до клавиш. Они были холодными, но Ган знал, как быстро они теплеют от лёгких прикосновений.
  Наступила тишина. Ган долго думал - что бы сыграть. И сам не заметил, как пальцы взмыли над клавиатурой и заиграли музыку. Это было подобно вдохновению - музыка ткалась сама собой, будто кто-то руководил руками Гана. Он никогда раньше не слышал эту песню, но в то же время она казалась неуловимо знакомой.
  Музыка напоминала миссис Хороштон: она была такой же возвышенной, размеренной, поначалу даже скуповатой на невесомые аккорды, затихающей и внезапно расцветающей мажорными нотами.
  Мелодия наполнила дом. Гости зачарованно слушали её, а миссис Хороштон едва слышно всхлипывала.
  Когда в воздухе повис финальный аккорд, гости захлопали.
  - Это волшебно!
  - Браво!
  Ган не слушал восторженных отзывов. Он долго смотрел на свои руки. Он не понимал что произошло.
  - Это Музыкский? - спросил мистер Моркел.
  Ган обернулся и увидел, что миссис Хороштон одной рукой схватилась за сердце, а другой - прижала платок к своим губам. Она смотрела на Гана с испугом.
  - Нет, - Ган мотнул головой и чёлка сползла ему на глаза. Он не знал как объяснить своё внезапное озарение.
  - Молодой человек, откуда вам известна эта соната? - голос миссис Хороштон был таким дрожащим, что гости невольно замолкли.
  - Я... - Ган потупил взор, не зная что сказать.
  - Это просто невозможно, - прошептала миссис Хороштон и зарыдала в голос.
  - Что происходит? - спросил мистер Моркел. - Миссис Хороштон, я, право, не понимаю в чём дело.
  Лидия попыталась успокоить миссис Хороштон, но на учительницу подействовала лишь вода с валерианкой.
  - Моё сердце, моя душа, - прошептала миссис Хороштон и протёрла монокль. - Верно, я сама научила вас этой сонате. Столько времени прошло. Я могла и забыть.
  "Едва ли," - подумал Ган. Миссис Хороштон никогда ничего не забывала.
  - Но, позвольте узнать, что это за соната? - удивился мистер Моркел. - До сих пор я считал себя знатоком классической музыки.
  - Дело в том, что это не классика. И вы можете не стыдиться - эту сонату знают всего два человека, - миссис Хороштон поправила воротник-жабо. - То есть, я хотела сказать, три человека. Я, Морган и мой покойный супруг. "К Иннэссе" - так он назвал её. Посвящение...
  И она снова зарыдала. Сквозь её всхлипы можно было услышать обрывки фраз "как я могла забыть... единственное, что осталось... ". Она громко высморкалась и рассмеялась.
  - Прошу прощения за несдержанность. Я думала, что потеряла ноты навеки. Я пыталась восстановить мелодию по памяти, но у меня ничего не выходило.
  Она поднялась с дивана и подошла к Гану.
  - Спасибо тебе, - она потрепала его по макушке. - Пожалуй, я отправлюсь домой и запишу мелодию. Прощайте.
  Она быстрым шагом вышла из гостиной, приняла из рук Мамаши Бойл пальто и, задев подставку для зонтов, выскочила на улицу.
  - Она какая-то странная, - наконец сказал Реми.
  - Не говори так о взрослых, - буркнула Мила. - Похоже, у неё на это есть причины.
  - Как она могла забыть музыку, которой сама тебя выучила? - усмехнулся Реми.
  - Это было давно, - солгал Ган.
  В голове гремело эхо недавней мелодии, но оно очень быстро таяло. Внутри Гана вдруг образовалась звенящая пустота, и ему стало страшно. Потому что он знал - миссис Хороштон никогда не учила его этой песне. Ни десять лет назад, ни в выпускном классе музыкальной школы.
  
  ***
  
  Зоннэ ушёл поздно вечером. Сэмон с видимым сожалением отпустил его.
  - Отличный парень! - подвёл итог Сэмон. - Я всегда говорил - тот, у кого есть чувство юмора, никогда не пропадёт.
  Мистер Моркел неопределённо пожал плечами.
  - По мне, залог успеха - это разумное сочетание весёлости и серьёзности. Но ты прав, Зоннэ перспективный молодой человек.
  Реми хихикнул и шепнул Гану на ухо:
  - Видел, как Мила на него пялилась весь день? Интересно, о каких перспективах думала она.
  Друзья рассмеялись.
  - Что вы там шушукаетесь? - спросила Лидия.
  - Ничего, мам, мы просто обсуждаем перспективы Зоннэ, - Реми лукаво улыбнулся. - Из него выйдет перспективный жених, не так ли?
  Милины щёки предательски вспыхнули. Она потупила взор, стараясь не привлекать к себе внимания.
  - Да, повезёт той семье, которая заполучит такого обаятельного юношу, - Сэмон мечтательно смотрел в потолок, и совсем не замечал, что Реми давится смешками. - Такой интерес к науке говорит о многом. Подобные кадры должны продолжать технические династии.
  - Родители Зоннэ стоматологи, - вставил Ган про между прочим.
  - Да? Тяжело начинать дело с нуля, - Сэмон перевёл взгляд на Реми, и удивлённо вскинул брови. - А почему ты смеёшься?
  - Я тут просто подумал, ведь мы - техническая династия?
  - В каком-то роде, да. А ведь это, - лицо Сэмона озарилось, будто ему в голову пришла замечательная идея. - А ведь это мысль... нам бы пригодился специалист по робо-программированию.
  - О чём ты, дорогой?
  - Я, - Сэмон посмотрел на Лидию, затем - на Милу.
  Мила выглядела совершенно несчастной.
  - Мэл, я, кажется, видел торт? - Сэмон поспешно переменил тему.
  - Да, - кивнул мистер Моркел. - Мамаша Бойл, мы хотим чаю.
  Когда чай был выпит, а все темы исчерпаны, Мамаша Бойл сообщила, что она приготовила гостевую комнату для Милы. Для Реми в комнате Гана положили матрас, а комнату мистера Моркела отдали супругам Ами. Сначала Ами хотели занять гостиную, но мистер Моркел настоял на том, что джентльмен должен уступать леди кровать.
  - Мне уже семнадцать лет, почему я должна ложиться спать так рано? - протестовала Мила. - Я пойду спать через час после малявок.
  - Не называй мальчиков малявками, - мягко проговорила Лидия. - Всем пора спать. Мы и так уже допоздна засиделись.
  - Как же, знаю я вас. Только мы уйдём, вы сразу самое интересное будете обсуждать, - буркнула Мила.
  - Не говори глупостей, у нас нет секретов от вас, - отмахнулся Сэмон. - Давайте, шагом марш в ванную и на боковую.
  Первым в ванную пошёл Реми, за ним - Морган, и в итоге получилось, что Мила дольше всех просидела со взрослыми. Когда Ган выходил из ванной, сонно переступая в своих клетчатых тапках, Мила как раз поднималась по лестнице.
  - Скукотища, - она широко зевнула. - Спокойной ночи, Мори.
  Услышав такое обращение, Ган запнулся и с интересом посмотрел на Милу. Она, напевая что-то под нос, зашла в ванную, и подмигнув Гану, закрыла дверь.
  Похоже, Реми был прав насчёт Милы и Зоннэ. Чертовски прав.
  Реми уже лежал на матрасе, укутавшись одеялом по самый нос.
  - Я не сплю, - проговорил Реми, когда Ган обошёл его стороной и забрался на кровать.
  Ган плюхнулся на подушку. Он несколько минут лежал с закрытыми глазами, думая, вспоминая.
  - Морган, - протянул Реми. - А ты здорово сегодня играл.
  - Спасибо.
  - Морган, а тебе понравился наш подарок?
  - Ага, здорово, спасибо, - рассеянно проговорил Ган. Его мысли были далеко. Как, как он смог сыграть сонату, которую никогда не слышал?
  - Мы долго работали над ним.
  - Над кем? - опомнился Ган.
  - Над ежечасником.
  - А, ну да, сложное устройство.
  Сэмон и Реми вместе сконструировали для Гана особое устройство - ежечасник, что-то среднее между записной книжкой, календарём и часами. Ежечасник представлял собой миниатюрную электронную схему, к которой был присоединён циферблат, динамики и микрофон. С помощью специальной кнопки на любую дату можно было заметить важные собятия. За определённое время до назначенного события срабатывало голосовое напоминание.
  Реми заставил Гана испробовать ежечасник сразу после того, как коробка с подарком была распакована. Вместе они надиктовали дни рождения каждого члена семьи Ами - благо, это заняло не много времени: Реми и Сэмон родились в один день, как в прочем, и Мила с Лидией. По этому поводу в круге Ами ходило много шуток про лучший подарок на день рождения.
  Так же Ган записал день рождения мистера Моркела, и даже Зоннэ - в этот момент Мила явно прислушалась к разговору. Так же он отметил день Святого Андрея, Рождество, Пасху и, когда притворился, что ему нужно выйти в туалет, надиктовал на тридцать первое января: "Мамин день рождения".
  - Ежечасник это тебе не та глупость, которую мама с Милкой подарили. Так ведь? - усмехнулся Реми.
  - Почему же, очень даже симпатичный саквояж, - не согласился Ган и продекламировал бодрым тоном, как рекламный агент. - Всё, что нужно джентльмену. Носки, расчёска, карманные счёты, набор носовых платков, принадлежности для бритья и одеколон.
  - Хмф, - хмыкнул Реми. - Набор для бритья. Мы его теряем. Одеколон. Можно подумать, что внешность - главное. Девчонки ничего не понимают в мужчинах.
  - Ага, - Ган саркастично хмыкнул. - Скажи об этом Миле.
  Они снова рассмеялись. Но Гану почему-то не было смешно. Он вспомнил слова мисс Гудфеллоу о том, что он, якобы, чувствует по отношению к Ронде. Глупости. Девчачий бред.
  И тут же перед глазами возник образ Хайта - даже в школьной форме он умудрялся выглядеть по-щегольски со своими вечно намазанными бриолином волосами. Конечно, это глупо, но девчонкам-то нравится. Впрочем, идея зализывать волосы Гану была не по душе с самого детства. Когда мистер Моркел впервые попытался пригладить волосы Гана, разразилась страшная истерика, и с тех пор его немного растрёпанная причёска была неприкосновенной.
  - А что тебе подарил дядя Мэл?
  - Новый костюм для работы, - убитым тоном сказал Ган.
  Он сразу представил как отец ходил к их портному, выбирал ткань, пуговицы, представляя как Ган будет аккуратно выглядеть во время практики на фабрике. В каждой ниточке костюма чувствовался отцовский вкус - серая немаркая ткань, пуговицы без лишних украшений, однотонная жилетка.
  - Тоже хорошо, - без энтузиазма поддакнул Реми. - Мне в этом плане несколько повезло. Техники работают в гараже, и особо приодеваться не надо.
  - Точно, - хмыкнул Ган, вспомнив вчерашего техника.
  - Здорово, что дядя Мэл пригласил нас. Он очень гордится тобой, это видно.
  Уши Гана вспыхнули. Он был рад, что свет давно погасили.
  От простых и честных слов друга стало только хуже. Ган понял каким он был эгоистом.
  - Ты куда?
  Реми приподнялся и проследил за Ганом. Тот быстро прошмыгнул к двери и обернулся.
  - Глотну воды - и обратно, - солгал Ган.
  - А, ну ладно, принеси и мне.
  Но Ган не собирался идти на кухню. Он спустился по лестнице, с твёрдым намерением рассказать отцу о своём распределении в лётный колледж. Когда он преодолел последние ступеньки, его насторожило чуство дежавю. Он снова оказался у гостиной, когда о его присутствии не знали. Подслушивать больше не хотелось - это никогда не приносило ничего хорошего.
  Ган уже было развернулся, но его слуха достиг странный хлопок. В гостиной ничего не услышали, и Ган быстро шмыгнул к источнику звука. Видно, прибыла посылка.
  Дверь в гостиную была прикрыта, и Гана никто не увидел. Из-за стены доносились протяжные звуки, будто гул ветра в трубе. Зеркало заходило ходуном, Ган придержал его и открыл дверцу размером в альбомный лист. Внутри виднелись две трубы пневматической почты. На одной выцветшими чернилами было написано "центральный пункт: отправить", на второй - "центральный пункт: принять". Из второй торчала туба.
  Ган достал тубу и прочитал этикетку: "Мистер Морган Моркел. ЗЕвС, город Озон, Гранде Ниц, улица Чистикс, дом семь. Отправитель: комитет связи с прошлым Золотого Округа".
  Золотой Округ - это беззаботный мир богатеев. В ЗЕвСе он считался пределом мечтаний. Многих выдающихся артистов и музыкантов переманивали в Золотой Округ, чтобы они развлекали стареющих миллионеров.
  Догадка ужалила сердце Гана как скорпион. Его родители были сиротами из Юджиновского приюта, и разумеется, у них не было никаких родственников, тем более богатых дядюшек или тётушек в Золотом Округе. Но ведь мама неспроста исчезла.
  Отец никогда не рассказывал куда она ушла, и Ган строил самые различные предположения. И самое странное, что легче было думать, что мама погибла. Принять смерть дорогого человека было проще, чем его предательство. Часто Ган ненавидел себя за такие мысли, и поэтому он прекратил задавать вопросы и искать ответы. Он решил, что когда мама вернётся, ответ станет ненужным.
  Он распечатал тубу и вытащил письмо.
  
  Уважаемый мистер Моркел,
  
  Мы рады сообщить, что достигнув возраста Ответственности, Вы получили частичное право распоряжаться Вашим счётом. Алименты, выплачиваемые Вам госпожой Моркел, могут быть использованы Вами для покрытия стоимости обучения в колледже. Напоминаем также, что Ваш опекун вправе использовать накопления для покрытия текущих расходов.
  
  Искренне Ваша, Лорейн Райт
  секретарь комитета по связям с прошлым,
  Золотого Округа
  
  Туба не была пустой, и Ган опрокинул на ладонь что-то холодное - плоский металлический свисток. Он подул, и странные скрипящие ноты сорвались в темноту.
  Дверь гостиной распахнулась, и в прихожую вошли Сэмон и Лидия.
  - А мы-то думали, что в доме мышь завелась, - ухмыльнулся Сэмон. - Ты чего не спишь?
  Ган проглотил все слова. На душе было так тоскливо, что не осталость сил что-то вымучивать. Он пожал плечами.
  - Иди в комнату, полуночник, - Лидия ласково дотронулась до плеча Гана.
  Это прикосновение было ему неприятным. Он отдёрнулся как от раскалённого паровика.
  - Я. Хочу. Пить, - проговорил он отрывисто и ушёл на кухню, спрятав тубу в рукаве пижамы.
  Ган захлопнул дверь, и тут его накрыло. Туба выпала из рук и покатилась по кафельным плиткам. Ган ударил по столешнице кулаками и с ненавистью посмотрел на своё отражение в чайнике.
  "Комитет по связи с прошлым, подумать только!", - прокричал он мысленно. - "Тебя, Моркел, оставили в прошлом. Ты - прожитая история".
  Щёки горели огнём, живот крутило, будто в нём шевелились змеи. Гану стало дурно. Он склонился над раковиной и включил воду. Ледяная струя обдала его шею, и он немного пришёл в себя. Он жадно пил, и утеревшись рукавом, выключил воду. Ган поднял тубу с пола и уверенно шагнул в гостиную.
  Но когда он распахнул дверь, от его уверенности не осталось и следа. Отец сидел за пианино и наигрывал мелодию композитора Бриганти. Вид отца, севшего за клавиатуру после стольких лет тишины, ошеломил Гана. Отец играл с видимым усилием. Скоро мистер Моркел ошибся, и несколько фальшивых нот порвали музыку вклочья.
  - Видишь, я совсем одеревенел, - мистер Моркел невесело ухмыльнулся. - Получил посылку?
  Ган вздрогнул. Он думал, что отец его не заметил.
  Он приблизился, опустил крышку на клавиатуру и поставил перед отцом тубу.
  - Почему ты не рассказал мне? - прозвучало устало.
  - Не хотел лишать иллюзий, - мистер Моркел уныло посмотрел на свои руки, и у Гана по спине мурашки побежали - как это напоминало Ока, смотрящего на свои костлявые пальцы.
  - Но правда всё равно становится явной. Рано или поздно, - прошептал Ган.
  Отец молча взял тубу и прочитал письмо. Он достал из кармана такой же свисток, что был у Гана, и просвистел - получилось больше нот, но среди них были и те, что жили в свистке Гана.
  - Это музыкальный код от сейфа. Я не использовал золото, потому что не могу принять такую плату, - пояснил отец. - Золото не искупит тех лишений, которые нам пришлось пережить.
  - И мне оно не нужно, - жарко проговорил Ган. - Не нужно!
  - Конечно, ты был хорошим учеником, и тебе непременно дадут стипендию. Хороший мы урок преподадим твоей матери. Мы справились и без неё.
  Ган помрачнел.
  - Я никому не хочу преподавать урок. Я просто хочу быть счастливым.
  - И ты будешь!
  Мистер Моркел постучал пальцами по пианино и передал тубу Гану.
  - Ты волен использовать эти деньги. Но едва ли тебе понадобятся её жалкие подачки.
  - Наверное.
  Гану вдруг стало жаль отца. Видно было, что он до сих пор страдал.
  - Не закрывай, пожалуйста, дверь на ключ, пока Реми ночует в твоей комнате, - папа так резко сменил тему, что Ган не сразу понял о чём он говорит. - Ты уже взрослый, я понимаю, что тебе может казаться докучливой забота Мамаши Бойл. Но Лидия сказала, что Реми иногда мучают кошмары, и он ходит спать к родителям.
  Ган кивнул и поплёлся обратно. У двери он обернулся. Отец выглядел непривычно маленьким, будто усохшим.
  - Пап, прости меня, - проговорил Ган.
  - Ты ни в чём не виноват.
  Ган так и не смог признаться.
  Реми уже заснул и похрапывал. Ган положил тубу и свисток в ящик стола рядом с подавителем, вернулся в кровать и накрылся одеялом с головой. Он считал себя ничтожеством, истинным сыном предательницы.
  "По крайней мере, есть в кого", - подумал Ган, засыпая.
  Сон был наполнен странными тенями и мелодиями. Ему снился большой металлический свисток, из которого выплывала миссис Хороштон, с сильно перекошенным лицом. В её монокле отражалось лицо Гана, и постепенно его нос становился тоньше, подбородок уже, а волосы завивались в широкие волны. Золотой глаз подмигнул Гану, и лицо матери стало железным лицом Мамаши Бойл. Из её ушей валил густой чёрный дым, и хриплый голос прокричал: "На самом деле они фальшивые".
  Ган проснулся в холодном поту, и когда снова уснул, его сон был укутан золотой дымкой. На самом пределе слуха шумел прибой.
  Глава 10. Тайное становится явным
  
  Воскресенье выдалось дождливым. Мамаша Бойл вернулась из продуктовой лавки в широких резиновых сапогах и прорезиненном же плаще. Она неторопливо скинула одежду и отправилась на кухню, чтобы выгрузить покупки. Пока она отсутствовала, с плаща натекла большая лужа.
  В этот момент Реми, ещё не окончательно проснувшийся, спустился вниз, с тем, чтобы перехватить что-нибудь сладкое на кухне и лечь спать дальше. Он спускался с закрытыми глазами, и наступив босой ногой в холодную воду, громко вскрикнул. Его крик сработал не хуже будильника.
  Первым в прихожую вышел мистер Моркел. Он уже был одет - он всегда вставал ни свет ни заря. Следом появились Сэмон и Лидия, а потом и Мила. Только Сэмон и Реми остались в пижамах.
  Мамаша Бойл наскоро вытерла пол и принялась за готовку завтрака.
   Говорили мало - за короткую ночь не все успели выспаться. Стол накрыли в гостиной, к нему приставили чайный столик для Реми и Гана. И только когда посчитали приборы, поняли, что Ган так и не спустился к завтраку.
  - Он дрых как убитый, когда я ушёл, - сказал Реми.
  - Я его позову, - мистер Моркел опередил Лидию и вышел.
  Ган услышал шаги и сразу узнал отца. На самом деле он проснулся, едва Реми вышел из комнаты. Он лежал, повернувшись лицом к окну, и смотрел в одну точку. Флюгер на крыше дома напротив упрямо показывал на восток. Ган почти не мигал, как будто хотел заговорить флюгер и заставить его повернуть в другую сторону.
  Отец постучал и вошёл в комнату.
  - Завтрак на столе.
  - Я не хочу есть, - Ган даже не повернулся к отцу. Ему почему-то совсем не хотелось находиться рядом с семьёй Ами.
  - Никаких возражений. Все только тебя ждут, - командирским тоном заявил мистер Моркел. - Пять минут тебе, чтобы поднялся.
  - Угу, - буркнул Ган.
  Дверь хлопнула, но Ган даже не пошевелился. Но делать было нечего - рано или поздно ему придётся встать. Но сейчас больше всего хотелось, чтобы эти пять минут длились вечность.
  Наконец Ган собрался с силами и вскочил с кровати. Он быстро оделся, и спустился вниз.
  Мистер Моркел сидел за столом между Сэмоном и Лидией и методично опускал ложку в тарелку и глотал овсянку, не замечая ничего вокруг. Сэмон намазывал на трёхслойный тост густой слой джема. Рыжие капельки летели во все стороны, и Сэмон якобы незаметно стирал их пальцем и слизывал джем с руки. Лидия пила свой кофе, Мила мечтательно рисовала что-то ложкой в тарелке с кашей. Реми увлечённо конструировал башню из тостов, овсянка у него была вместо цемента. Идилическая картина, если подумать. И одновременно - невообразимо чуждая.
  Ган сел рядом с Реми и уткнулся в свою тарелку с овсянкой. Он старался не обращать внимания на Ами, но даже не видя их, Ган всей кожей ощущал их единство. И он им жутко завидовал.
  Дождь не закончился и вечером. Но в гостиной было тепло и уютно. Сэмон и мистер Моркел что-то обсуждали, сидя на диване. Лидия и Мила закрылись в гостевой комнате. Ган слышал как из маленькой спальни изредка доносились жеманные смешки. Наверняка, там обсуждались какие-то девчачьи дела. Хотя какие у девчонок могут быть дела - только платья и мальчишки.
  Реми и Ган были предоставлены самим себе. Они забрались в чулан Мамаши Бойл. Реми копался в коробке с блоками памяти нянюшки, на которых хранились кулинарные рецепты. Ган сидел на стиральном блоке, и мысли его были не здесь - они витали над нулевым меридианом - там же, где парил Олимпус. Неужели он действительно научится летать? Неужели его мечта так скоро осуществится? Но что скажет отец? Что Ган променял его на мечту?
  - Ух ты, - восторженный возглас Реми привлёк внимание Гана. - Ты смотри, блок "пирожки и пышки".
  Реми показал металлическую коробочку, в которой хранились рецепты выпечки.
  - Ты и так как пирожок, - улыбнулся Ган.
  - Ничего и нет. Хорошего человека должно быть много, - Реми с предвкушением прочитал этикетку. - Булочки с корицей, шоколадные маффины, апельсиновый пирог. Морган, это же сокровище! Давай попробуем?
  - Иди, я тебя догоню, - кивнул Ган.
  Реми пожал плечами и устремился на кухню. Прежде чем дверь захлопнулась, Ган успел услышать его: "Мамаша Бойл, что я нашёл".
  Ган сам не знал что заставило его остаться в чулане. Это было настоящее сердце их дома. Здесь Мамаша Бойл хранила свои запасные детали, здесь же она стирала и гладила бельё, и здесь же она ночевала. На её металлических, но всё же хрупких плечах, держался весь дом.
  Ган спрыгнул со стиральной машинки и подошёл к паровому котлу. Дверка котла напоминала лицо с круглыми глазами-датчиками.
  - Привет, Малыш Бойлер, - Ган постучал по стеклу дверцы.
  Бойлер был нем. Он пыхтел и тарахтел, тарахтел и пыхтел. Его мерный рокот напоминал прибой. Интересно, может именно Малыша Бойлера слышал Ган по ночам?
  Но очень скоро в звуки работающего паровика вплелись ломаные ноты. Они звучали всё громче и громче. Постепенно шум поглотил бульканье котла, и Ган зажал уши. В голове гудело. Он не знал что это за звуки, но они причиняли невыносимую боль. В этот момент дверь чулана открылась, и внутрь зашла Мамаша Бойл.
  - Ты очень бледный, - сказала она в который раз. - Иди в постель. Я принесу тебе лекарство. Не время болеть.
  Ган дремал, на грани восприятия он чувствовал аромат шоколада и апельсина. В соседней комнате затихли осторожные шаги. Кто-то сказал: "День Святого Андрея". Кто-то зашёл в комнату, но Ган видел только смутный силуэт на фоне распахнутой двери. Потом снова стало темно, и следующее, что он увидел - это пара кексов и стакан молока.
  Очень хотелось пить, и Ган залпом опустошил стакан - и это при том, что он терпеть не мог молоко. Съев кексы - они были шоколадными - Ган почувствовал прилив сил. Он оделся и спустился вниз.
  Все сидели за столом и пили чай. Мамаша Бойл уносила пустые тарелки.
  - Уже утро? - удивился Ган. А потом он вспомнил кого он слышал во сне - ежечасник! - А почему меня не разбудили?
  - Да, в общем-то торопиться некуда, сегодня выходной, - подмигнул Реми. - Но по секрету скажу, это просто потому, что кексы были очень вкусными, и мы не хотели делиться.
  Ган хмыкнул.
  - Мы уже позавтракали. Реми оставил тебе кексы. Но если хочешь ещё, присоединяйся, - сказал мистер Моркел.
  Когда Ган сел на своё место, мистер Моркел внимательно оглядел его, Лидия потрогала лоб Гана.
  - Как ты себя чувствуешь? - спросил отец.
  - Нормально, - кивнул Ган.
  - Готов к труду и обороне? - бодро проговорил Сэмон.
  - Да.
  - Это замечательно, - сказал мистер Моркел и куда-то отошёл. Обратно он вернулся с папкой. - Это заявка на практику в моём отделе. Нужна твоя подпись.
  Мистер Моркел передал бумагу и ручку сыну. Ган занёс ручку над бумагой и замер в нерешительности. Двумя путями не может идти никто. Сейчас самый подходящий момент, чтобы сказать отцу, что он передумал. Но передумал ли он? Ган с ужасом смотрел на свою правую руку - она сама собой, без его желания приблизилась к заветному окошку. Ган с усилием отдёрнул руку, но она упорно желала поставить подпись на заявке.
  В голове у Гана заговорили два голоса - один сухой и тихий, и второй - страстный, умоляющий. Первый убеждал Гана, что он слишком много мечтает и думает о несбыточном, а второй - что если Ган поддастся на чужие уговоры, то он потеряет себя раз и навсегда. Ган зажмурился. Голова трещала, будто изнутри по ней долбили молотком.
  Тёплая и солоноватая струйка стекла на его губы. Ган дотронулся до губ и открыл глаза. На пальцах остались красные следы. Кровь.
  Ган посмотрел на бланк заявки. Он весь был заляпан кровью. Правая рука болела, но Ган с облегчением вздохнул, когда увидел, что он так и не оставил свою подпись.
  Вокруг него творилась паника. Лидия и Мила причитали и звали Мамашу Бойл. Сэмон прибежал с кружкой, полной воды, а Реми протянул Гану салфетку. И только мистер Моркел сохранял спокойствие.
  Когда все убедились, что Ган в полном порядке, тихий и сухой голос заставил Гана вздрогнуть. Сначала ему показалось, что этот голос снова звучал в его мыслях. Но когда Ами обернулись в сторону мистера Моркела, стало понятно, что это он говорил.
  - Я закажу дополнительный бланк.
  - Нет, - твёрдо произнёс Ган.
  Сын и отец долго молчали, смотря друг другу в глаза. Ган пытался мысленно прокричать, сказать, что ему очень жаль, но вслух он не мог выговорить ни слова.
   - Что значит нет? Ты же хочешь успеть подать документы до окончания набора на стажировку? В будущем этот опыт пригодится в твоей карьере.
  - Нет, - повторил Ган.
  - Ты ведь намерен продолжить династию? - мистер Моркел нахмурился.
  Несколько секунд длилась тишина. Гану показалось, что Ами затаили дыхание, чтобы не пропустить его ответ.
  - Нет, - выдохнул Ган.
  - И что же ты намерен делать? Если ты думал продолжить дело матери, то, боюсь, этот путь для тебя закрыт.
  Ами удивлённо переглянулись.
  - Ей не нужен довесок, - мистер Моркел сощурился. - Твоя мать отказалась от тебя.
  Сказав это, мистер Моркел кинул через весь стол какую-то бумагу. Ган взял её трясущимися руками. Перед глазами всё расплывалось, и он с трудом прочитал:
  
  Мистеру Мелвину Моркелу в визе отказать.
  
  С сожалением сообщаем, что в Ваших услугах мы не нуждаемся. К несчастью, Ваш сын Морган не удовлетворяет нашим стандартам Талантов и не может быть принят в Золотой Округ. Желаем Вам успехов в работе и творчестве.
  
  С наилучшими пожеланиями, Лорейн Райт
  секретарь комитета по связям с прошлым,
  Золотого Округа
  
  
  - Ты хотел последовать за ней, - прошептал Ган. - Вот почему ты все эти годы заставлял меня заниматься музыкой.
  - Не только поэтому, - в глазах мистера Моркела мелькнула искорка, но он откашлялся и сказал привычным сухим тоном. - Музыка развивает личность.
  Ган замолк. Он смял бумажку.
  - Не удовлетворяю стандартам, - хмыкнул Ган. Эти слова действительно задели его гордость.
  - Морган, значит ты пойдёшь в Апполо? - проговорил Реми и вдруг покраснел. - Извини, я случайно прочитал твои письма - они лежали в коробке Мамаши Бойл.
  - Нет, - Ган мотнул головой и опередил Реми. - Музыка и счетоводство - это не моё.
  - Не твоё? - рявкнул мистер Моркел и ударил по столу.
  Ган и Реми вздрогнули от неожиданности.
  - А больше никаких талантов ты, сынок, не проявил. Конечно, ты можешь выполнять любую работу, не требующую квалификации, если у тебя хватит наглости наплевать на все те усилия, которые были затрачены, чтобы обучить тебя, - прошептал мистер Моркел. - Если я для тебя не авторитет, то подумай о школе, о городе, о тех, наконец, кто тратил своё время на тебя. И что ты теперь говоришь? Ты не хочешь вернуть долг. Замечательно. Превосходно. Мой сын - лентяй.
  Внутри Гана всё забурлило. Это он лентяй? Ну уж нет, у него на этот счёт есть своё мнение. Он сощурил глаза и твёрдым голосом сказал:
  - Я иду в колледж Эола.
  Мистер Моркел судорожно выдохнул.
  - Олимпус? - прошептал он. Отец был действительно обезоружен. Его глаза заблестели. - Значит, и ты оставляешь меня... я нужен всем, кроме моей семьи. Только семья меня не ценит. И опять всё сделано в тайне. За спиной.
  Мистер Моркел внимательно посмотрел на Гана, его кулаки сжались так сильно, что костяшки пальцев побелели.
  - Ты очень похож на свою мать.
  - Нет! - крикнул Ган, поднимаясь. Он тоже сжал кулаки. - Всё, что угодно, но только не сравнивай меня с предателем. Клянусь, я сделаю всё, чтобы ты гордился мной. Может, я и не оправдаю твоих надежд и не стану хорошим компаньоном, но я сделаю всё, чтобы стать самым лучшим сыном. Поверь мне, я сделаю всё!
  Ган тяжело дышал. Грудь взмывалась часто-часто, а глаза лихорадочно блестели.
  Мистер Моркел рассеянно смотрел перед собой. Наконец, на его лице мелькнула тень улыбки.
  - Странно, но в тебе я не сомневаюсь, - проговорил он.
  Реми с восхищением смотрел на Гана.
  - Морган, ну ты даёшь...
  - Ты уже точно знаешь, что тебя берут? - спросил Сэмон. - В колледж Эола принимают далеко не каждого.
  - Значит, мне повезло, - кивнул Ган. - Это случайность. Я нашёл Золотую Фишку и ходил к Оракулу. Это я тот нарушитель.
  Повисла многозначительная тишина. Мистер Моркел откашлялся.
  - Во всяком случае, у олимпийцев есть больше возможностей привить дисциплину. Вот уж не думал, что тебе интересна субавиация. Что ж, это похвальное, а главное - нужное дело. Но тебе придётся потрудиться - представлять Старое Королевство могут только самые достойные, и тебе придётся соответствовать... подумать только, мой сын - спутник Его Величества!
  Ган облегчённо выдохнул. Отец не сердится на него. Зря Ган так долго хранил секрет.
  Но вдруг всё изменилось.
  Ледяная игла уколола Гана в грудь. В глазах снова зарябило, и жёлтые нити завертелись перед его лицом.
  Нити свернулись в клубки, клубки засверкали как блики воде, и из них вышли тени. Четыре тени - и три из них были опасными. В той мере, как опасна, например, Матильда Пушшок, когда ты действительно натворил что-то безобразное. На левых предплечьях этих теней сияли символы. Это было единственное, что имело чёткость линий: глаз в треугольнике, символ Дозора.
  Ган перевёл взгляд на четвёртую тень. Долго гадать не пришлось. Улыбка, теперь ставшая воспоминанием, всё ещё хранила сияние. Ган был рад, что мисс Гудфеллоу даже в столь непривычном облике выглядела вполне себе дружелюбно.
  Дозорные окружили мисс Гудфеллоу. Они показали ей что-то тёмное. Но когда Ган пригляделся к квадратной тени, зажатой в руке дозорного, то с трудом сдержал глаза открытыми. Яркое, ослепительно-белое сияние пошло трещинами, и из него пророс росток пронзительно-синего света.
  - Мы проверили все школы города - везде отрицательный ответ. Уныллис направил нас к вам. Сам он был немного не в себе, - дозорный замялся и откашлялся. - Надеемся на вашу помощь. Это фотография нарушителя. Вам знакомо его лицо?
  Услышав голоса, далёкие как эхо, Ган вздрогнул. Он не надеялся, что мисс Гудфеллоу соврёт. Она не должна выгораживать его.
  - Да, знакомо, - кивнула она после недолгой заминки.
  Ган выдохнул. Всё правильно. Он и так натворил дел.
  - И кто же он?
  - Морган Моркел, - ответила она.
  - Морган Моркел. Замечательно, - один из дозорных сделал пометку. - Вы знаете, что ему напророчила железяка?
  - Нет.
  - Колледж Эола. Туда ему дорога. С глаз долой, из сердца - вон.
  Ган с облегчением выдохнул. Они просто-напросто искали его, чтобы выяснить имя получателя пророчества. Ведь Оракул не смог распечатать лист распределения. Всё встало на свои места. Впрочем, Ган не сбрасывал со счетов возможность наказания.
  Видение растаяло, и он облегчённо выдохнул. Голова кружилась, руки онемели от холода, а в животе неприятно крутило.
  - Мисс Гудфеллоу, - прошептал Ган.
  Тут же раздался телефонный звонок. Послышались торопливые шаги Мамаши Бойл.
  - Да, мисс Гудфеллоу, да сейчас, минуту. Морган, тебя!
  Ган подскочил и подбежал к трубке. На том конце провода раздался приветливый голос.
  - Здравствуй, Морган.
  - Здравствуйте, мисс Гудфеллоу.
  - Ко мне приходили интересные люди, догадайся кто, - она замолкла, Ган промямлил что-то невразумительное. - Дозорные искали маленького нарушителя. Не знаешь кого именно?
  Ган не мог понять - сердится она, или же она разочарована. Он погладил холодный корпус телефона, дотронулся до стеклянного диска.
  - Они передали мне бланк рапределения. Если ты друг тому нарушителю, передай ему - если до вечера он не подпишет бланк, ему придётся ждать следующего набора полгода. Или год. Или всю жизнь.
  - Хорошо, мисс Гудфеллоу, - сдался Ган.
  - Ну разумеется, - Ган явственно услышал в её голосе улыбку. - Жду вас.
  Он повесил трубку на крючок. Кого это - вас?
  - Пап, мне нужно отнести мисс Гудфеллоу домашнюю работу, - он соврал на всякий случай - а вдруг папа передумает и запретит ему идти в колледж?
  - Не забудь зонт, - ответил мистер Моркел.
  Ган подумал, что папа, верно шутит. Только дурак может забыть зонт, когда дождь не прекращается уже второй день.
  Он быстро сбегал в свою комнату, схватил сумку, вернулся в прихожую, накинул куртку, ботинки, и схватив первый попавшийся зонт, выбежал на улицу.
  Ган шагал по тропинке. Под ногами чавкала грязь, и сложно было представить, что под слякотью спрятаны блестящие стекляшки. Пожухлые гортензии выглядели жалко и сиротливо.
  Мисс Гудфеллоу жила в Гранде Ниц на Солнечной улице, в одноэтажном доме - одном из тех, которые выделялись молодым специалистам, не обременённым семьёй.
  Сквозь завесу дождя едва было видно дальше собственного носа, отчего Ган чуть не столкнулся с бегущим господином в котелке, укрывшимся от непогоды газеткой.
  Не смотря на бушующую стихию, Ган добрался очень скоро. Он задержал дыхание и поднялся на веранду. Узкий навес протянулся на всю длину улицы. Спрятавшись под ним, Ган закрыл зонт и позвонил в квартиру учительницы.
  Смотровое окно, забранное квадратным переплётом, светилось жёлтым. Над клетчатой занавеской мелькнула кудрявая золотистая макушка. Ган с облегчением выдохнул. Мисс Гудфеллоу дома.
  Дверь распахнулась, и Зоннэ едва не наткнулся на Гана.
  - Мори? - Зоннэ оглянулся и притворил за собой дверь.
  Выглядел Старший Товарищ застигнутым врасплох. Ган нахмурился. В голову полезли всякие дурные мысли.
  - Ты тут чего забыл с утра пораньше? - шикнул Зоннэ. От его обычной беззаботной весёлости не осталось и следа.
  - Тихо, Зоннэ, - Ган сощурился, осматривая товарища. Значит, мисс Гудфеллоу позвала Зоннэ не как Страшего Товарища Гана. - У каждого есть свои секреты.
  - Верно. Я надеялся на твоё понимание. Ты сейчас же пойдёшь домой и без всяких вопросов.
  В доме послышались шаги. Дверь распахнулась, и мисс Гудфеллоу, какая она была - в лёгком канареечном платье, с собранными в пучок волосами, посмотрела на парней. Она улыбнулась Гану и с укором посмотрела на Зоннэ.
  - Почему не впустишь друга в дом? Морган, между прочим, после болезни. Ему вредно долго стоять на ветру.
  - Ну пошли, - сердито буркнул Зоннэ и покраснел.
  Ган с мрачным удовольствием последовал за Товарищем. В груди у него царапал душу зверь ревности.
  Мисс Гудфеллоу захлопнула дверь и бодро стянула с Гана куртку и повесила её рядом с мокрым плащом Зоннэ. Она кинула мокрый зонт в корзинку и выдала Гану тапочки. Тапочки были очень миленькими, но явно девчачьими - розовыми в горошек. Зоннэ мстительно ухмыльнулся - его тапки были зелёными с золотой прострочкой. Мисс Гудфеллоу упорхнула вглубь квартиры, крикнув: "Будем чаёвничать".
  - За мной, - с досадой буркнул Зоннэ и пошёл впереди.
  Удивительно - думал Ган - как легко Зоннэ открыл секрет убежища, и с какой неохотой делился другим своим секретом. А то, что у Зоннэ какой-то секрет, так это даже гадать не надо.
  Дом мисс Гудфеллоу был полным её отражением. Маленький - гораздо меньше даже дома Моркелов, такой же опрятный, но в сотню раз живее. Ган всегда удивлялся почему у него дома на стенах нет фотографий - все они хранились в пыльной коробке на чердаке. Да и лишних украшений у Моркелов не было - только нужные, функциональные вещи, да и награды, призванные продемонстрировать, что жители дома семь по улице Чистикс были добропорядочными, трудолюбивыми, а главное - успешными людьми. У мисс Гудфеллоу всё было наоборот: стены оклеены обоями тёплого песочного цвета с цветочным рисунком, множество фотографий в затейливых рамках, рукодельные коврики, симпатичные кованые бра. Даже звучал дом мисс Гудфеллоу иначе - вместо монотонного жужжания радио, из гостиной доносился звук патифона.
  Впрочем, последнее наблюдение Гану не понравилось. Чего это Зоннэ делает в доме его учительницы. Музыку слушает? Оч-чень интересно. Случайно проходил мимо? Вот и проходил бы! Ан, нет - зашёл на звук музыки. Не даром выглядел Зоннэ застигнутым врасплох, как козёл, которого поймали в огороде за поеданием хозяйской капусты.
  - Ты тут чего забыл с утра пораньше? - Ган невольно повторил вопрос Зоннэ. - Откуда ты тут вообще взялся?
  Тот ничего не успел ответить. Мисс Гудфеллоу выглянула из кухонки - маленькой, с крошечным окном над раковиной. Внутри теснилась плита на две конфорки, низкий холодильник, над которым висел посудный шкаф. Прямоугольный столик стоял вплотную к стене.
  Мисс Гудфеллоу усадила Гана в углу. Зоннэ остался стоять - он сложил руки на груди, скрестил ноги и прислонился к стене. Над его головой как странный нимб висели круглые часы с деревянными стрелками. Мисс Гудфеллоу согрела чайник и расставила кружки. Пока она колдовала, никто не говорил ни слова.
  Когда мисс Гудфеллоу разлила по чашкам ароматный чай с травами, Ган взял чашку чтобы как-то занять руки. Мисс Гудфеллоу села напротив него. Её красивые миндалевидные глаза с интересом смотрели на Гана.
  Ему вдруг подумалось, что мисс Гудфеллоу очень молода. Он никогда всерьёз не задумывался над тем сколько ей лет. А если подумать, то четыре года назад, когда мисс Гудфеллоу пришла работать в Хай Вольта ещё практиканткой, она ещё не окончила колледж и было ей тогда не больше восемнадцати.
  - Рассказывай, - мягко, но настойчиво произнесла мисс Гудфеллоу.
  Ган настороженно глянул на Зоннэ. Тот выглядел смурным и весьма раздражённым.
  - Ты оказался тёмной лошадкой, да Морган Моркел? - улыбнулась мисс Гудфеллоу. - Почему ты никому не рассказывал о своих намерениях?
  - Это случайность, - проговорил Ган.
  Зоннэ недоумённо посмотрел на него.
  Мисс Гудфеллоу улыбнулась.
  - Если бы ты был уверен в своём выборе, то не рискнул бы всем. Ты бы не пошёл к Оракулу ночью, во время комендантского часа. Ты до сих пор не нарушал ни одного правила. Ты входишь в список гордости, и ты действительно на верном пути к своей цели. Но ведь цель оказалась ложной, не так ли?
  Ган кивнул. На лице Зоннэ замерло выражение крайнего ужаса.
  - Ты чего сделал? - дрогнувшим голосом проговорил Зоннэ.
  Мисс Гудфеллоу проигнорировала вопрос Зоннэ.
  - Ты правда хочешь отправиться в Олимпус? - тихо спросила мисс Гудфеллоу. - Или это побег?
  - Правда хочу, - Ган хлебнул чая. В животе сразу перестало колоть. - Я давно мечтал.
  - Как интересно, - Зоннэ потёр подбородок. Он нахмурился. - Ты в курсе, что сделай ты это на день раньше, то отвечать пришлось бы мне? Спасибо тебе, братец.
  - Давно мечтал и совершенно случайно получил такую возможность, - проговорила мисс Гудфеллоу, по прежнему не обращая внимание на Зоннэ.
  - Вы же говорите, что ничто не случайно, - недоумевал Ган.
  - Именно. Ты уловил самую суть, - улыбнулась мисс Гудфеллоу. - Это судьба, Морган. Ты обязательно должен использовать этот шанс.
  Ган улыбнулся.
  - А что мистер Моркел? Уже знает? - поинтересовалась она.
  - Да. Я думаю, он в порядке.
  - А зачем ты пришёл-то? - буркнул Зоннэ. - Ты всё сделал, что ещё надо?
  - Зоннэ, не будь букой, - ласково проговорила мисс Гудфеллоу. - Не у тебя одного есть важные дела.
  Зоннэ покраснел.
  - А как твоя стажировка у Ока? - осторожно спросил Ган. Нужно было срочно переводить тему в другое русло.
  Зоннэ расцвёл. Он широко улыбнулся, будто и не сердился на Гана минуту назад. Он плюхнулся на стул рядом с Ганом и закинул руку ему на плечо.
  - Отлично, дружище! Скоро получу место в лаборатории.
  - Поздравляю, - Ган закусил губу. - А чем Око конкретно занимается? Измеряет характеры?
  - Не совсем. Потенциалы, - Зоннэ со стуком захлопнул рот. Он выглядел так, будто сболтнул лишнее. Он потрепал Гана по макушке. - Но тебе, разумеется, это не интересно. Научная скукотища.
  Ган сощурился. И Зоннэ - туда же. Секреты. Тайны.
  - Мисс Гудфеллоу, я пришёл, - опомнился Ган. - Я принёс домашнюю работу. И я хотел...
  Он протянул ей тетрадку. Мисс Гудфеллоу странно на него посмотрела и улыбнулась.
  - Молодец, отлично, - она просмотрела его записи. - Вот бланк.
  В ответ она дала ему лист голубоватой бумаги. На ней широким шрифтом были выбито: "Распределение в колледж Эола. Осенний набор 1936 года. Курсант номер тринадцать", и дописано от руки: "Морган Моркел". Ган поспешно поставил свою подпись. Синие чернила быстро высохли, и Ган протянул блак Мисс Гудфеллоу. Она тут же свернула бумагу в трубку, упаковала её в тубу и отправила по пневмо-почте.
  Ган с замиранием сердца следил за тем, как мисс Гудфеллоу закрывает почтовую дверцу. Над дверцей загорелся зелёный огонёк, раздался гул, и туба улетела. Ган боялся - а вдруг, возникнет пробка, и его письмо не успеет в назначенный срок. Но страхи не подтвердились. Очень скоро пришёл ответ. Мисс Гудфеллоу открыла дверцу - загорелся красный огонёк.
  - Держи, это тебе, - она протянула тубу.
  - Мистеру Моргану Моркелу, - прочитал Ган послание. - Вы приняты, дальнейшие инструкции будут даны после Посвящения.
  - Поздравляю, - Зоннэ со всей силы хлопнул Гана по спине.
  - Я уж думал, что меня никуда не возьмут. Думал, что провалил Характеризацию.
  - И зря. Прошёл с успехом. Я уже говорила твоему отцу, - сказав это, мисс Гудфеллоу слегка зарделась и поспешно толкнула Гану коробку с печеньем. - Угощайся. Овсяное с изюмом.
  Ган взял одно печенье, но только чтобы не обижать учительницу.
  - А откуда вы знакомы? - Ган скосил глаза в сторону Зоннэ.
  Ответила мисс Гудфеллоу.
  - А разве ты не рассказывал Моргану? - она тоже посмотрела на Зоннэ и притворно пригрозила ему пальцем. - В своё время я была Старшим Товарищем Зоннэ.
  - Вот оно что, - Ган не сдержался и рассмеялся.
  - Ты чего? - буркнул Зоннэ.
  - Но с тех пор я предпочитаю, чтобы Зоннэ не напоминал о моём возрасте, и теперь мы общаемся просто как брат с сестрой.
  - Брат с сестрой? - глаза Гана округлились.
  - Двоюродные, - кивнул Зоннэ. - Я тебе рассказывал, просто не называл имени Эвелины, она всё-таки твоя учительница.
  Ган улыбнулся - он вспомнил рассказ Зоннэ про то как он со своей сестрой в детстве устраивал крысиные бега. Подумать только, мисс Гудфеллоу была той самой сестрой!
  Ган сразу расслабился и с удовольствием съел печенье. Подумав, он взял второе.
  - Вы очень молодая и красивая, - сказал он и покраснел.
  Брови Зоннэ взлетели вверх, а в глазах замерцали лукавые огоньки.
  - Я хотел сказать, что вам можно не беспокоиться о возрасте.
  - Ты очень любезен, - улыбнулась мисс Гудфеллоу и деликатно откашлялась. - Морган, а ты нашёл пару на бал?
  - Я...
  - Ну ничего, ты ещё очень молод, переживёшь, - Зоннэ понял всё без слов.
  - А что насчёт тебя? - отомстил Ган.
  - Я... - Зоннэ густо покраснел. - Ну я вообще-то...
  - Мы как раз решали эту проблему, - откликнулась мисс Гудфеллоу. - Зоннэ попросил меня научить его одному танцу.
  Зоннэ кинул на неё уничижительный взгляд, и Ган понял что именно уроки танцев Зоннэ и пытался скрыть от него.
  Ган ухмыльнулся.
  - Вижу у тебя, дружище, проблем нету.
  - Отвянь, - промямлил Зоннэ.
  - Ка-ак гру-убо-о, - передразнил его Ган.
  Всё было хорошо. Не считая того, что когда Ган вернулся домой, его мысли опять завертелись вокруг странностей, творившихся с ним.
  Может, если о них забыть, тогда и проблема исчезнет сама собой?
  
  ***
  
  Когда контроллер уснул, Николс перебрался в любимое кресло Гарольда Мак Харроу. Он несколько часов сидел без движения, и со стороны производил впечатление человека, впавшего в ступор. Глаза Николса были открыты, но сам он находился где-то между сном и явью.
  Перед его глазами проносились бесформенные цветовые пятна. Николсу казалось, что он смотрит немое кино, чёткость которого забыли отрегулировать.
  Резкий хлопок вернул его к реальности. Николс потерянно огляделся, вспоминая где он находится. Встретившись лицом к лицу с Помошкинсом, учёный отпрял в испуге, а потом всё вспомнил.
  - Сэр, чай отов, - сообщил Помошкинс и отошёл в сторонку.
  Николс увидел знакомый столик на колёсиках. Контроллер уже проснулся и выглядел бодрячком.
  - Профессор, я не знал как долго вы проспите, и поэтому не решился заказывать ужин.
  Николс взял чашку чая. Пальцам стало приятно тепло.
  В гостиной было темно. Кроме небольшого грозосвета, который стоял на столе, и лампочки в голове Помошкинса, других источников света не было.
  - Романтика, - хмыкнул Николс. - Как это похоже на мои экспедиции. Да, давно это было.
  Мур с интересом глянул в лицо старика, посветлевшее от воспоминаний.
  - Тебе уже лучше? - поинтересовался Николс.
  - Да, пожалуй, но в руках всё ещё чувствуется слабость, - руки Мура тряслись, и чай едва не выплёскивался на стол.
  Николс проникся отцовскими чувствами к парнишке. Ему захотелось проявить заботу, поблагодарить Мура за помощь.
  - Расскажи о себе.
  Мур удивлённо вскинул брови.
  - Я обычный служащий Олимпуса. Родился, учился - вот и всё.
  - Это просто функции, - отмахнулся Николс. - Я хочу знать кто ты есть, Рэй Ти Мур.
  - Вы мне не доверяете? Ждёте подвоха? - Мур нахмурился. - Слово офицера для вас ничего не значит?
  Николс устало покачал головой.
  - Молодой ты, ничего в жизни не понимаешь. В человеке столько всего намешано, что и не представить. Настоящему человеку невозможно дать такое звание, которое целиком и полностью описало бы его сущность.
  Контроллер сощурился, он прошептал что-то вроде "молодой" и вызывающе усмехнулся.
  - Могу развить вашу мысль, профессор. Иногда внешность обманчива, и то, что мы видим, является лишь частью целой картины.
  - Верно, - улыбнулся Николс.
  - Но знаете, некоторые ярлыки пристают к нам надёжнее, - Мур, таки, пролил чай на брюки и досадливо поморщился. - Я действительно чувствую себя частью Олимпуса. Это сильнее меня, понимаете? Больше нигде я не смогу быть настолько самим собой. Рэй Ти Мур - верный офицер Олимпуса. И я хочу им быть.
  - Теперь я понял о тебе куда больше, - Николс благодарно кивнул и пригубил чай. - Пока мы ждём твоего таинственного союзника, может, стоит поужинать?
  - Верно, - Мур подмигнул Помошкинсу. - Старик, ты знаешь что надо делать.
  Помошкинс вздрогнул и поклонился.
  - Сэр, риготовить любимое блюдо сэра Мак Ха-ро? Озяин любил хаггис. Нужно взять баранью печень, сердце, лёгкие, обвалять всё в муке, смешать с салом, специями и сварить в рубце. Желаете?
  Николс поморщился. Название знаменитого шотландского блюда звучало аппетитнее его составляющих.
  - Помошкинс, поищи в шкафчике, - с истеричным смешком произнёс Мур. - Что найдёшь, из того и готовить будешь.
  - Да сэр, - кивнул Помошкинс и скрылся из виду.
  Как только дворецкий ушёл, стало гораздо темнее.
  - Совсем плох стал. Забывает на каждом шагу, - пояснил Мур и покачал головой. - Но зато как сохранил базовые данные.
  У Николса возникло ощущение, что Мур сам того не зная, указал ему на нечто важное.
  - Хотел бы я поговорить с ним о былых годах, - пробормотал Николс, а вслух добавил. - Я как посмотрю, ты хорошо знаешь Помошкинса?
  - Не так чтобы очень хорошо. Я бывал в особняке Мак Харроу, когда готовил операцию по вашему перемещению.
  Николс вдруг понял, что его насторожило.
  - Почему мы не могли сразу отправиться в Олимпус?
  - Это часть моего задания. Я не привык ставить под сомнение приказы начальства, - Мур отвёл взгляд.
  - Я же вижу, что вам известно больше, лейтенант, - Николс сделал ударение на звание Мура, чтобы придать значимости контроллеру.
  Мур усмехнулся, заметив уловку учёного.
  - Секретность и ещё раз секретность, - и подумав, добавил. - Впрочем, вам стоит это знать. Мы подозреваем, что в Олимпусе есть агенты Ареса.
  Николс взволнованно выдохнул.
  - А ты уверен, что твоему человеку можно верить?
  - На все сто, это даже не обсуждается.
  Николс прекратил расспросы - вскоре он сам всё узнает.
  Из коридора вынырнул белый огонёк.
  - Я накрыл в столовой, - сообщил Помошкинс.
  Контроллер поднялся, неуклюже поставил чашку на стол, но промахнулся, и она со звоном разбилась.
  - Я уберу, уберу! - дворецкий ничуть не огорчился потере предмета из старинного сервиза. Робот с видимой радостью прислуживал людям, даже когда они крушили фамильные ценности.
  - Прости, старина, - извинился Мур. - Идёмте, профессор, мне интересно как выкрутился наш хозяин и приготовил хаггис из амброзиуса. Наверное, использовал печень из амброзиуса, поперчил амброзиусом и смешал всё с амброзиусом.
  Николс улыбнулся.
  Они сели за противоположные концы длинного стола. Помошкинс достал из своих запасов высокие белые свечи и установил их в канделябрах, свитых из проволоки. Высокий потолок терялся во тьме, и стол выглядел мостиком света между прошлым, полным уюта и будущим, полным загадок. В окнах мерцали отражения огоньков, и Мур приказал Помошкинсу задёрнуть шторы.
  - Хватит разговоров про одно привидение в заброшенном доме. Не дай Бог, кто увидит огонь, подумают, что здесь целый шабаш.
  Помошкинс на этот раз дейсвительно удивил их своим кулинарным искусством.
  - Старина, это что, сыр? - Мур с опасением поковырял вилкой нечто зелёно-белое на маленьком блюдце.
  - О, да, сэр ор блю, - кивнул Помошкинс.
  - Уверен, что он хотел сказать не "дор блю", а "скорблю", - пошутил Мур. - Помошкинс, этого не было в меню. Эта крысиная отрава.
  - Неужели? Моя оплошность! - Помошкинс с ужасом забрал тарелки с "сыром".
  - А что это? - Николс настороженно понюхал тарелку с какими-то тефтелями.
  - Тефтели из амброзиуса и галет, сэр, - поклонился Помошкинс.
  - Не особенно большое разнообразие, - Мур извинительно развёл руками и принялся за еду.
  - Я не привиредливый. Главное, чтобы выжить.
  - Главное, что вкусно! - Мур быстро прикончил свою порцию.
  - А на десерт цукаты из нектара, - сообщил Помошкинс.
  - Живём, - кивнул Николс.
  Когда Помошкинс принёс чай, Николс почувствовал, что мир возвращается на своё место.
  - А чай, случайно, не из тараканов? - пошутил учёный.
  - Обижаете, я припас баночку лучшего, индийского, - ответил Мур. - Нам осталось недолго ждать.
  Но эти три часа ожидания показались Николсу нестерпимо долгими. Когда свечи значительно укоротились, Помошкинс вдруг встрепенулся. Из его лба полезла синяя лампочка.
  - Нет, дружище, это свои, - покачал головой Мур. - Новый гость сэра Мак Харроу.
  Скоро на дорожке у дома послышались торопливые шаги. Николс и Мур приблизились к входной двери. В смотровом окошке угадывался тонкий силуэт.
  Мур открыл дверь и внутрь вошла девочка с кепкой на растрёпанных волосах и огромным рюкзаком. Её лицо показалось Николсу смутно знакомым.
  - Насилу оторвалась, - прошептала она и плюхнулась на пол.
  - Дозор? - догадался Мур.
  - Ага. Пришлось прятаться в подвале заброшенного дома. Думала не уйдут никогда. И не представляешь, там был мальчишка.
  - Это плохо, очень плохо.
  - Не бойся, он не выдаст. Сам бежал от Дозора. Представляешь, он нашёл Золотую Фишку и хотел испытать её ночью. Стеснялся, наверное. Кстати, испытал. Не поверишь! Его распределили в колледж Эола! Такая несправедливость - пальцем о палец не ударил.
  - Колледж Эола? Интересное кино, - проговорил Мур.
  - Золотую Фишку, говоришь нашёл? Какое совпадение, - пробормотал Николс. - Готов поспорить, что это его Помошкинс засёк в парке, и он нашёл именно мою Фишку. Хорошо, что я её выкинул. Мне она ни к чему, а мальчишке пригодилась. Счастливчик.
  - Тебя точно больше никто не засёк? - спросил Мур.
  - Ещё чего, - фыркнула она. - Даже если и засекут, всё равно не узнают. Меня в форме никто не узнаёт.
  Сказав это, она почему-то нахмурилась.
  - Где приземлился мой катер?
  - Рэй... - она опасливо посмотрела на друга. - Об этом по радио не скажут, папа дал распоряжение хранить происшествие в тайне... в общем, твой катер взорвался в воздухе недалеко от Грозбурга.
  Мур и Николс мрачно переглянулись.
  - Кто-то испортил его, так ведь? Но кто? - прошептала девочка.
  - Ты спустилась на отцовском катере-невидимке? - Мур проигнорировал её вопрос.
  - Да, он оставил музыкальный код. Он не хотел отпускать меня, но ты же знаешь... куда ты - туда и я, - замялась она и вдруг бодро воскликнула. - К тому же сам он не мог прилететь - у него важное совещание в Лондграде.
  Мур улыбнулся.
  - Значит так, профессор, будем ждать распоряжений.
  - Я вам тут еду принесла. В следующий раз я спущусь в Озон в понедельник. Если ничего не изменится, я попробую достать ещё провизии.
  - Спасибо, подруга. А теперь - иди.
  - Так хочу остаться, - прошептала она и улыбнулась. - Ладно, держи, ушла. Больно надо киснуть тут с вами.
  - Удачи, - шепнул Мур.
  Он закрыл за ней дверь и ещё долго стоял у смотрового окна.
  - Мне нечем порадовать вас, сэр, - печально сказал Мур. Он деланно бодро рассмеялся и заглянул в рюкзак. - Амброзиус, амброзиус и ещё раз амброзиус.
  Николс хмыкнул, оценив шутку. На душе же у него было черно.
  
  Глава 11. Бал Посвящения
  
  
  На бал собирались за несколько часов, и всё равно времени катастрофически не хватало. Когда Реми и Сэмон надели свои костюмы, выяснилось, что оба они поправились, и пуговицы пришлось спешно перешивать. Потом долго ждали, когда Мила завьёт волосы. Потом Реми испачкался в шоколадном креме, и ему пришлось переодеваться в запасную рубашку, которую Лидия прихватила на всякий случай.
  Но в конце концов, все собрались, навели лоску, и вовремя сели в подъехавшее такси. Дождь всё ещё накрапывал, и капельки на стёклах красиво вспыхивали в свете фонарей.
  Это был один из немногих вечеров, когда комендантский час отменяли, и город был заметно оживлён.
  Из-за дождя сине-белые андреевские флаги намокли и потяжелели. Они неприглядно болтались почти над каждым крыльцом. У Моркелов тоже был свой флаг, но он всё это время висел в растянутом виде над входной дверью в прихожей.
  Бал проводили в крытой галерее в районе Тишин - в восточном округе Озона. Дорога пролегала через Сити, сверкающий по случаю праздника синими и белыми огнями, сквозь широкие улицы Истоков - районе некогда богатых домов купцов и банкиров. Дома Истоков чем-то напоминали особняк Харроу, только были меньше и наряднее.
  Все такси направлялись в одну с ними сторону. Одна из машин несколько раз останавливалась, теряя заряд. Из-за этого на дороге образовался небольшой затор. Тогда все ждали несколько секунд, пока электромотор старой колымаги запустится вновь, и трогались с места.
  Моркелы и Ами прибыли в Тишинский парк к назначенному времени. К счастью, дождь уже прекратился.
  Парк выглядел как сказочный лес, в котором жили мириады фей с сияющими крыльями. Синие и белые огоньки были повсюду - в ветвях, над узкими тропинками, на ограде.
  В центре парка высилась великолепная часовая Игло-Башня, увенчанная красным фонарём - одним из трёх самых ярких в Озоне. В отдалении мерцал подсвеченный прожекторами собор Святого Мунго - за ним находилось самое старое кладбище Озона.
  По правую руку виднелась белая мраморная галерея с широкими окнами в три человеческих роста. Галерея выглядела невесомой, будто сотворённой из вечернего тумана. В окнах уже мелькали многие силуэты.
  Живот Гана скрутило. Столько народу, и он будет играть перед ними. И тут его как ледяной водой окатили. А ведь он даже не выбрал что играть - что уж говорить про репетицию. Всю дорогу до галереи, Ган спешно вспоминал музыку для подобных случаев, но все знания как стёрли.
  Мила выглядела взволнованной. Она то и дело оглядывалась, нервно улыбалась и теребила прядь волос. Лидия приветливо улыбалась незнакомцам, идущим рядом. Мистер Моркел смотрел прямо перед собой, но губы его были напряжены. И только Сэмон с Реми не проявляли особого интереса к происходящему. Но и то - до определённого момента.
  - О, да тут сам О'Коннор, - восторженно прошептал Сэмон, когда они оказались в очереди на вход.
  Реми поднялся на мысочках, но ничего не увидел за спинами впередистоящих.
  - Где, пап?
  - Уже зашёл. Ничего, мы его перехватим. Лишних связей не бывает. Всё в работе пригодится.
  - Зоннэ обещал познакомить нас с ним, - напомнил Реми.
  - Где он, кстати? - нахмурилась Мила и вдруг рассмеялась как гиена. Она поспешно зажала рот рукой и прошептала извинение, когда на неё с возмущением посмотрела аристократического вида дама в соболином манто.
  - Вон он, твой суженый, - хмыкнул Реми.
  К счастью, Мила его уже не расслышала. Она приветственно замахала. Скоро подошёл Зоннэ, а с ним и мисс Гудфеллоу. Увидев её, Мила помрачнела.
  - Здравствуй, Зоннэ, - сухо произнесла Мила.
  - Привет, познакомьтесь, это моя кузина, Эвелина Гудфеллоу.
  Мисс Гудфеллоу протянула руку Сэмону, и он неловко поцеловал её. Лидия приветливо улыбнулась мисс Гудфеллоу, а мистер Моркел ограничился коротким: "Рад видеть вас снова". Мила поспешно поздоровалась.
  - Здравствуй, Морган, - улыбнулась мисс Гудфеллоу. - Готов к выступлению?
  - Конеч-чно, - соврал Ган, а сам чуть не завыл от паники.
  - Эвелина - куратор Мори, - пояснил Зоннэ.
  Когда все перезнакомились, наступила их очередь заходить внутрь. У входа в галерею их встретил молоденький морвоздушник в белом мундире и белой фуражке с золотым значком в форме ястребя, расправившего острые крылья. Ган зачарованно смотрел на лейтенанта. С его выправкой, взглядом, полным достоинства и идеальными манерами, лейтенант выглядел настоящим принцем - только белого коня не хватало для полного комплекта. Он подмигнул Гану, и тот решил, что это хороший знак, и немного успокоился.
  Мистер Моркел назвал имена всех спутников Моргана, и лейтенант проверил их по списку.
  - Добро пожаловать на бал Посвящения, - он пропустил их в сияющий зал.
  - Какой красавец, - прошептала Лидия, когда они прошли мимо лейтенанта. - Поверить не могу, что ты, Морган, скоро будешь носить такую же форму.
  Ган покраснел. Он и сам не думал об этом. А ведь здорово всё-таки.
  За мечтаниями он не заметил, как они сдали верхнюю одежду в гардероб, и мисс Гудфеллоу отвела его в сторонку.
  - Мистер Соль просил, чтобы я отвела тебя за кулисы. Твоё выступление открывает вечер. Это очень большая честь, потому что сразу после тебя представят короля и его спутников.
  В который раз Ган убедился, что неведение - счастье. Подумать только! Оказывается, он переживал и в половину не так сильно, как следовало бы. Король! Король выйдет на сцену после него! Значит, если Ган опозорится, то это запомнят на долгие года.
  - Не переживай, у тебя всё получится, - подбодрила его мисс Гудфеллоу.
  Её слова - единственное, что защищало Гана во время ожидания за кулисами. Мистер Соль уже был тут - в атласном балахоне богатого фиолетового оттенка. Он нудно гудел под нос, подмечая оплошности организации.
  - Могло быть и лучше. Робофицианты слишком медлительны. Лампы иллюминации мерцают в такт музыки, а должны были гореть ровным светом. Всем начхать на стандарты. Робот-привет сказал пока! Офицер морвоздушного флота стоит на дверях! Где это видано, чтобы офицер выполнял работу робота!
  Ган сейчас не разделял его тревог. И вообще, было бы очень мило со стороны мистера Соля, если бы он прямо сейчас перестал мельтешить.
  Мистер Соль одёрнул смокинг Гана.
  - Постарайся. Вся надежда на тебя. И протри туфли. Всё должно быть идеальным.
  Потом Мистер Соль умчался в неизвестном направлении, бормоча под нос что-то вроде "одни проблемы, одни проблемы".
  Ган посмотрел на свои туфли - они хранили следы недавнего дождя. Он огляделся вокруг в поисках какой-нибудь тряпки, но ничего под рукой не оказалось.
  - Вот, возьми, - сказал чей-то знакомый голос.
  Ган повернулся и увидел Ронду Ли. В чёрном концертном платье и без своих хвостиков она выглядела непривычно. Сегодня её белокурые волосы были сплетены в причудливую косу.
  Ган нехотя взял её платок и с усердием потёр туфли.
  - Спасибо.
  - Выступаешь первым? - прочирикала Ронда. - Я рада за тебя. Это такая неожиданность.
  - Я думал, что это результат моих усилий, - сухо произнёс Ган.
  - Разумеется.
  Ган притворился, что его всё ещё беспокоит чистота обуви.
  - Я хотела сказать, что тебе оказали большую честь, - восторженно проговорила она.
  - Да, мисс Гудфеллоу уже говорила мне, - Ган с досадой посмотрел на почерневший платок. - Извини, я куплю тебе новый.
  - Ерунда, не стоит, - она поправила его бабочку.
  Ган нахмурился. Ронда вела себя так, будто и не было нескольких месяцев их размолвки.
  - Что ты исполнишь? Или это секрет? Мистер Соль, я думаю, забыл описать твой номер. Если бы я его не знала, то подумала бы, что он готовит сюрприз.
  Они обменялись рассеянными улыбками.
  - Его сюрпризы работают только с теми, у кого проблемы с памятью - он каждый год использует один и тот же сценарий праздников, - согласился Ган.
  - Хорошо, что на вечере он отвечает только за Посвящение, а остальное - дело олимпийцев, - улыбнулась Ронда. - Ты видел какие фонарики они повесили? Сделано так, чтобы свет мигал в такт музыке.
  - Да здорово, но Солю фонари этим и не понравились, - Ган вдруг опомнился. - А ты ведь тоже выступаешь?
  - Да, - она зарделась. - Исполню арию Ундины...
  - Из оперы "Глубокое синее море", - сказали они вместе и рассмеялись.
  Ган вздохнул. Он сам не знал радоваться ли тому, что снова разговаривает с Рондой как с другом. Всё-таки была между ними какая-то напряжённость. Ган не мог забыть с каким высокомерием Ронда смотрела на него совсем недавно.
  - Мне кажется, тебе пора, - шепнула Ронда.
  И как раз вовремя - к Гану приблизилась статная дама в алом платье. В руках она держала папку.
  - Имена? - властным тоном спросила дама.
  - Ронда Ли и Морган Моркел, - покладисто отозвалась Ронда.
  - Ли, Ли, Ли, - женщина ткнула пальцем в раскрытую папку. - Вот же, ваше выступление последнее перед Посвящением, сразу после вальса. Вы можете пока вернуться в зал.
  Ронда на прощание улыбнулась Гану и ушла.
  - Так, а вот и Моркел. У вас тридцать секунд, - она со стуком захлопнула папку и указала на занавес. - Удачи.
  Ган выронил платок и на деревянных ногах подошёл к занавесу. В зале было непривычно тихо, значит Андреевский вечер начался.
  - Приветствую вас в этом прекрасном зале!
  Ган выглянул из-за кулис и увидел на сцене мужчину в пиджаке и зелёно-красном килте. Незнакомец был среднего роста, коренастый и улыбчивый. Рядом с ним стоял высокий и молчаливый священик в чёрной рясе. Священник был очень стар и морщинист, но его глаза были ясными, как у ребёнка.
  - Мы собрались здесь, чтобы отпраздновать день Святого Андрея, защитника и покровителя нашей страны. Хочу предоставить слово настоятелю собора Святого Мунго, отцу Энтони.
  Зал зааплодировал. Священник подошёл к микрофону.
  - Мы отпускаем в большое плавание наших возмужавших детей. Имя этому плаванию - жизнь. Так пускай верные ориентиры направляют их. Эти ориентры - любовь, вера и преданность, - вдохновенно произнёс святой отец. - Помните, что святые покровители всегда стоят за вашей спиной, оберегая и направляя. Даже сбившись с пути, верьте, они рядом. Даже во тьме можно отыскать свет, если искать его в своём сердце.
  Казалось, что даже роботы замерли, чтобы не нарушать благоговейную тишину. Голос священника действительно зачаровывал своими глубиной и чистотой.
  - Что ж, наш вечер начинается, - радостно проговорил конферансье и приблизился к трибуне.
  Конферансье ударил в золотой колокол.
  - Представляю вам гордость Озона. Ученик школы Хай Вольта, Морган Моркел, - объявил он и вместе с отцом Энтони скрылся в противоположной кулисе.
  Апплодисменты напоминали гром и шум прибоя одновременно. Впервые Гана эти звуки пугали. Он вышел из-за кулис, стараясь не смотреть ни в зал, ни на оркестр, расположившийся за роялем. "Нужно поклониться", - подумал он и медленно повернулся к залу.
  На него смотрели сотни человек - его ровесники из Хай Вольта, их родители, учителя, студенты, аристократы, капитаны Посейдона - корпуса, отвечающего за все морские и речные корабли. Но на фоне толпы особенно выделялись морвоздушники - такие гордые и мужественные - настоящие хозяева неба. Щёки Гана запылали, и он поспешно поклонился и сел за клавиатуру.
  Рояль выглядел фантастически - как зверь из несуществующих мифов. Огромный, с обтекаемыми линиями, сверкающий белизной и невероятно притягательный. Ган боялся его и одновременно чувствовал, что этот зверь ему покорится, если быть с ним на равных. Ган глубоко вздохнул, приводя свои мысли в порядок. Теперь поздно паниковать. Он положил руки на клавиатуру и понял, что справился со своим главным врагом - сомнениями.
  Со скоростью молнии в голове вспыхнула идея. Андреевский вечер - самое подходящее место для исполнения песни Одиссея из одноимённой оперы. В этой мысли Ган укрепился, вспомнив напутственные слова отца Энтони. Одиссей не сдавался только потому, что верил - однажды он ступит на берег родной Итаки.
  Ган играл как никогда. Он вкладывал в музыку всю свою душу. Если раньше Ган просто следовал нотам, то теперь, не имея перед собой нот, он мог полностью раскрыться. Это было вроде исполнения сонаты "К Иннэссе", с тем лишь различием, что в тот вечер неведомая сила управляла Ганом, а теперь он сам потянулся к ней.
  Вдохновение - так это называют, а для Гана этот момент стал настоящим откровением. Он распахнул дверь, у которой долгие годы стоял, всего лишь подслушивая, что происходит внутри. Теперь Ган увидел - за этой дверью скрывалась часть его души. И эта его часть была музыкой.
  Ган не понял, когда музыка стихла. Только восторженные овации вернули его к реальности. Мистер Соль подошёл к нему, положил руку на плечо и шепнул: "Можешь вернуться в зал". Пока он спускался по лестнице, кто-то жал его руку, кто-то перешёптывался.
  - Это было потрясающе! После сегодняшнего вечера ты станешь настоящей звездой!
  Ган очнулся. Из толпы к нему протиснулась Ронда. Ему вдруг стало всё равно. Он больше не злился на неё, и больше не хотел доказать ей, что он лучше Хайта. Он не чувствовал ничего.
  - Теперь все захотят с тобой общаться, - прошептала она горделиво.
   Тогда он догадался, почему Ронда вдруг стала такой приветливой.
  - Что ж, занимай очередь, - просто сказал он.
  Ронда закусила губу и потупила взор. Она явно хотела что-то сказать, но не решалась.
  - Слушай, меня ждут, - нетерпеливо сказал Ган. - Извини.
   Он направился сквозь толпу к своим спутникам - они заняли хорошие места перед самым помостом, на который должен был взойти король.
  - Ты молодец, - поздравила его мисс Гудфеллоу.
  Друзья смотрели на Гана с восхищением, даже отец выглядел расчувствовавшимся.
  Ган облегчённо вздохнул. Теперь можно было радоваться вместе со всеми.
  Он заметил, что Мила и мисс Гудфеллоу успели подружиться. Странное совпадение, но они надели совершенно одинаковые золотистые платья и белые перчатки. Они выглядели как сёстры. Зоннэ, явно был рад, что у него появилось такое замечательное прикрытие, как мисс Гудфеллоу. Но Ган-то знал ради кого Зоннэ на самом деле разучивал танцы.
  Скоро на помост взошёл недавний конферансье.
  - Давайте поприветствуем! Его Величество король Старого Королевства Эдуард Восьмой и его спутники - адмиралы Олимпуса! Да здравствует король! - воскликнул конферансье, и его крик отозвался многочисленным эхом в зале. - Слава Олимпусу!
  - Слава! - зачарованно повторил Зоннэ.
  - Да здравствует король! - Ган едва не задохнулся от восторга.
  На помост взошёл король - он был облачён в парадный мундир с золотыми эполетами. Он приветственно взмахнул рукой.
  По левую руку от короля стоял сгорбленный старик - адмирал Дрифтус Штиль. Над Штилем возвышался широкоплечий и грозный на вид Сильвер Шторм. По правую руку от короля стояли его брат, адмирал Георг Мак Гром - высокий и прямой как разряд молнии, и адмирал Бенедикт О'Бриз с ветреной улыбкой и озорцой в глазах. От О'Бриза так и веяло тем самым военным шармом, который сводил с ума многих благопристойных леди.
  Но это были не все спутники короля. Рядом с О'Бризом стояла незнакомая красивая девочка - правильнее сказать девушка - в васильскового цвета платье с белым бантом на груди. В её красиво сплетённой причёске сверкала сапфировая диадема, оттеняя синеву глаз. Она высматривала кого-то в толпе, и Ган вдруг понял - кого именно.
  Поймав на себе её насмешливый взгляд, Ган ойкнул. Он вдруг понял каким он был слепым, глупым и недалёким. Ей даже не надо было намекать. Она сказала всё, как есть, а он ничегошеньки не понял. И как он не обратил внимание на её фамилию? Мак Гром! Норель Мак Гром! Дочь Георга Мак Грома и племянница короля.
  Ган замер, не в силах отвести взгляд. Король произнёс напутственную речь, затем и адмиралы, а вскоре к высоким гостям присоединился мэр Валлун - это был полный лысоватый мужчина, до странного похожий на свою жену. Он прогнусавил что-то про гордость ЗЕвСа и про всеобщее благо.
  Оркестр сыграл гимн ЗЕвСа, и после объявили танцы.
  Всё это время Норель не сводила взгляда с Гана. Наконец, она отвернулась и принялась беззаботно болтать о чём-то с адмиралом О'Бризом. Ган нахмурился, ему показалось, что Норель решила продемонстрировать насколько у неё дружественные отношения с адмиралами и насколько ей безразличны достижения Гана. А главное - его распределение в колледж Эола.
  - Может, прогуляемся к столу? - предложил Сэмон.
  Лидия недовольно прицокнула.
  - Ты за старое, нет бы потанцевать с женой.
  - Прости, дорогая, я просто увидел О'Коннора, это для работы, - оправдался Сэмон.
  Но Лидию это явно не устроило.
  - Зоннэ, пошли, ты же обещал, - Реми дёрнул его за рукав.
  И на этот раз нахмурилась Мила.
  Зоннэ нерешительно застыл, и это было его ошибкой - Реми и Сэмон быстро увели его к столу. Мисс Гудфеллоу и мистер Моркел обменялись неловкими взглядами, и Ган решил взять дело в свои руки.
  - Давайте присоединимся к ним, - и он повёл их сквозь толпу.
  О'Коннора сложно было не заметить. Мало того, что он был самым высоким из гостей и возвышался над головами, так его окружала большая толпа почитателей. И среди них были и Хайты, и Горы, и Шэдвард Изгибинс с матерью. О'Коннора заваливали вопросами, и он отвечал с привычной рассудительностью и чёткостью.
  Казалось, у Сэмона не было никаких шансов. Зоннэ вышел из круга и, подталкиваемый Реми, подошёл к О'Коннору. На мгновение учёный отвлёкся от вопросов и выслушал Зоннэ. Потом он нетерпеливо приблизился к Сэмону и охотно пожал его руку. Ган не слышал что Сэмон говорит, но вдруг острый, как опасная бритва, взгляд Ока выхватил из толпы его, Гана.
  Учёный долго не отводил взор. Гану вдруг почудилось, что весь мир вертится вокруг него одного. Такие люди, вроде Норель и Ока, думают о нём и интересуются им, что невольно почувствуешь себя пупом земли.
  Сэмон что-то увлечённо рассказывал Оку, а тот только отрывисто кивал. Наконец, они пожали руки, и Око громко сказал: "Несомненно, это будет прорывом".
  Внимание Ока к Гану исчезло так же резко, как и появилось. Когда учёный отвернулся, Ган смог вздохнуть с облегчением. Его снова лихорадило. И от этого Око не нравился ему ещё сильнее.
  Резкий толчок едва не сбил Гана с ног. Его подхватили за локоть и куда-то потащили.
  - Зоннэ, ты чего? - Ган вырвался, и понял, что Зоннэ притащил его к Оку.
  Учёный отошёл к окну и наблюдал за танцующими с небольшого удаления. Он стоял, сложив ладони перед лицом, как молящийся.
  Дыхание Гана перехватило.
  - Профессор О'Коннор хотел поговорить с тобой, - шепнул Зоннэ.
  - С чего бы это? - тихо буркнул Ган.
  Веки Ока дрогнули, и Ган понял, что учёный слышал его слова.
  - Добрый веч-чер, - замялся Ган.
  - Ну, я вас оставлю, - Зоннэ заметил, что Мила с интересом посмотрела на морвоздушников.
  - Моркел, Морган, - задумчиво проговорил О'Коннор.
  - Вы очень интересный молодой человек, - сказал учёный после недолгого молчания. - Интересно, что вы выбрали именно песню Одиссея.
  - Сэр? - удивился Ган.
  - Всех нас ждут долгие странствия на пути к главной цели, - пояснил учёный. - Я бы хотел узнать ваше мнение о Зоннэ. Вы его Младший Товарищ. От вашего мнения может зависеть его судьба.
  Ган задумался. Зоннэ не был особенно ответственным помощником - он редко заботился об учёбе Гана. Да и паинькой Зоннэ тоже не был. Но какая разница? Зоннэ имеет право на исполнение мечты.
  - Зоннэ - то, что вам нужно.
  - Так категорично? - Око посмотрел куда-то вдаль. - Что ж, я учту ваше мнение.
  - Знаете, сэр, - Ган подумал - вот она возможность задать все вопросы. Но он не смог и слова произнести. Ему стало страшно, а что, если его будут чураться, если он расскажет о видениях.
  - Да? - Око посмотрел на Гана своим самым внимательным взглядом.
  Ган поёжился.
  - Впрочем, нет, ничего.
  О'Коннор кивнул своим мыслям.
  - Когда меня мучают сомнения, я обращаюсь к бумаге, - О'Коннор вытащил из кармана пиджака чистый лист бумаги. - Белое таит все возможности мироздания. Просто забудьте кто вы есть и доверьтесь чернилам.
  Ган озадаченно посмотрел на бумагу и пожал плечами. О'Коннор казался куда страннее, чем раньше. Ган спрятал бумажку в кармане.
  - Извините, Морган, но мне пора идти, - откланялся О'Коннор. Он порывисто шагнул вперёд и замер. - Вас ждёт великая судьба, если вы справитесь с сомнениями.
  - Да, сэр, - неловко пробормотал Ган.
  - И скажите Зоннэ, что он принят. У него могущественные покровители.
  Сказав это, О'Коннор двинулся вперёд своей размашистой, резкой походкой. Он выглядел жутко не гармоничным на фоне плавно танцующих пар.
  
  Время прошло очень быстро. Ган и не заметил, как объявили вальс. Это значило, что близился момент Посвящения. Он вернулся к своим спутникам, стараясь скрыть волнение.
  - Ну, как, Мори, у меня есть шансы? - спросил Зоннэ.
  - Всё отлично, вопрос решён, - кивнул Ган.
  - Как удачно всё складывается. Мы с О'Коннором решили обязательно поработать вместе, - гордо заявил Сэмон.
  - Здорово, - Ган искренне порадовался за друзей. - Давайте танцевать!
  Лидия тут же подхватила Сэмона. Зоннэ, под бодрые кивки мисс Гудфеллоу, пригласил Милу. Он заметно смущался и старался не смотреть на Гана. Когда они ушли, Реми хихикнул: "Жених и невеста". Мисс Гудфеллоу благодушно улыбалась, смотря на танцующих. Скоро к ним подошёл морвоздушник, который встречал их у дверей.
  - Смею ли я пригласить вашу даму на танец? - он любезно поклонился мистеру Моркелу.
  - Вы, вероятно, ошиблись, мы не пара, - мистер Моркел ответил немного резковато.
  Мисс Гудфеллоу странно ухмыльнулась и упорхнула вместе с лейтенантом.
  - Морган Моркел? - позвал знакомый звонкий, и одновременно хриплый голос. - Мне так понравилось ваше выступление, это так замечательно, я бы хотела познакомиться с вами.
  Мистер Моркел и Реми с нескрываемым восхищением посмотрели на Норель.
  - Может потанцуем, Ган? - шепнула он Гану на ухо.
  Норель быстро схватила Гана за руки и повела его за собой. Хотя она была гораздо слабее, он чувствовал, что эта противная девчонка - а статус не отменял её характера - может победить его на раз, два, три.
  - Ну, и? - спросил он, когда они закружились в танце.
  - Есть дело, - шепнула она и ослепительно улыбнулась танцующим рядом мистеру и миссис Гор.
  Миссис Гор узнала Гана и кивнула ему с одобрением.
  - Помнишь свою клятву? - получив в ответ кивок, она опасливо посмотрела по сторонам. - Так не забывай о ней и впредь. Никто в Олимпусе не должен узнать, что я была в Озоне.
  - Стоп, но ты же сама говорила, что это было задание Олимпуса, - Ган ухмыльнулся. Всё-таки соврала.
  - Я вся такая неожиданная, - раздражённо сказала Норель. - Просто помалкивай, что бы ни произошло, и всё тут.
  - Как скажешь, принцесса, - Ган так крутанул её в танце, что она чуть не запуталась в своём платье.
  Норель и не на каблуках была повыше Гана - он заметил это ещё во время их ночной вылазки. Но странное дело - даже зная кто она, даже не смотря на её рост, он чувствовал себя рядом с Норель уверенно. Даже не смотря на её недомолвки и начальственный тон.
  Мимо них проплыли Хайт и Ронда. Увидев кто танцует с Ганом, Ронда едва не споткнулась. Нахальная ухмылочка исчезла с лица Хайта, и он даже как-то сгорбился.
  - А ты здорово танцуешь, Моркел, - со знанием дела проговорила Норель. - Удивлена.
  - Я тоже удивлён, - Ган не остался в долгу. - Ты вполне себе девчонка. Так хорошо на каблуках ходишь...
  - Больше-никогда-не-смей-называть-меня-девчонкой, - процедила Норель и резко повела их в другую сторону.
  Ган пожал плечами.
  - Кстати, - Норель защебетала как ни в чём ни бывало. - Нам понравилось твоё выступление. Адмирал О'Бриз уже знает о твоём распределении. Он возьмёт тебя в свой корпус - ему нужны таланты.
  Она сказала это таким царственным тоном, что Ган всерьёз задумался - не морочит ли она ему голову.
  - Но не думай, что тебе повезло. Бенни... в смысле, адмирал О'Бриз, он, конечно душка, - Норель хмыкнула. Ган понял почему - вокруг адмирала собралась приличная толпа леди, и с каждой он танцевал по несколько секунд. - Но от наказания тебе не отвертеться. Всё-таки, ты нарушил комендантский час.
  - Это несправедливо, - буркнул Ган.
  Теперь была очередь Норель мстительно ухмыльнуться.
  - А никто и не говорил, что ты в сказку попал.
  Когда музыка смолкла, Норель отстранилась и сделала реверанс.
  - У тебя какая-то бумажка из кармана выпала, - она указала на пол и ушла восвояси.
  Ган поднял листок, который ему дал О'Коннор и ахнул. На белом проступили неровные, будто написанные впопыхах, буквы: "Ган, помоги мне!".
  Он моргнул, и в тот же миг буквы исчезли. Ган спешно проверил бумажку с обеих сторон - ни следа чернил. Он высмотрел в толпе О'Коннора - учёный выглядел мертвенно-бледным. Око странно вздрогнул и выбежал из зала. Ган помчался сквозь толпу и даже толкнул Шэдварда Изгибинса - кажется, слишком сильно: Изгибинс пошатнулся и схватился за левое предплечье. Ган крикнул на бегу: "Простите, сэр, мне очень жаль".
  Но О'Коннор всё равно оказался проворнее. Выбежав на крыльцо, Ган осмотрелся вокруг - учёный как сквозь землю провалился.
  Сердце бешено стучало. Это не могло быть совпадением. Это О'Коннор просил о помощи? Но почему он ушёл, не сказав ни слова.
  Ган поднял листок к своим глазам. Он сощурился, пытаясь разглядеть неведомые символы, но лист был пуст. Он уже почти потерял надежду, и вдруг вокруг него замерцали жёлтые всполохи. Ган распахнул глаза, готовый смотреть.
  Два человека. Первый - мужчина среднего роста, сутуловатый, затянутый в чёрную робу. Вместо его головы Ган видел странное белое пятно.
  Перед незнакомцем стояло массивное кресло, обтянутое алым бархатом - в нём сидела женщина. Её лицо Ган видел и оно было таким же, как в его недавнем сне. Это его мать, Мелоди Моркел - она выглядела не старше Миссис Гудфеллоу. Она была облачена в красивое и очень дорогое платье, расшитое золотом.
  - Я предлагал тебе весь мир! А вместо этого...
  Незнакомец размашисто ударил её по щеке, но Мелоди даже не вскрикнула и не поморщилась. Ган с ненавистью посмотрел на человека в чёрном. Никто не смеет бить женщину, тем более его маму!
  - Вместо этого ты променяла меня на своего щенка. На своего выродка, - он снова ударил её.
  - Я оставила сына в прошлом, - ледяным тоном сказала Мелоди. В её глазах сияли искры. Кто мог усомниться в её словах? - Он не нужен мне. Он ничтожество. Посредственность, как и его отец.
  - Но ты отдала этой посредственности часть себя. Ты давала им своё время и свою душу. У меня же ты только берёшь!
  Он продолжал осыпать её короткими, хлёсткими ударами. Но Мелоди смотрела перед собой отрешённо, безучастно.
  - Фишка... та, которую я дал тебе чтобы ты купила роль Елены... ты говорила, что потеряла её... она была меченой, - нехотя признался он. - Знаешь где её использовали? И знаешь кто?
  Он ударил её в последний раз, и Мелоди упала на спинку кресла. Её каштановые волосы рассыпались по плечам.
  - Морган Моркел, - незнакомец выплюнул имя Гана как ядовитый плод.
  На мгновение Гану показалось, что брови Мелоди вздрогнули.
  - Не говори мне, что это случайность. Прошлое держит тебя, оно не даёт тебе освободиться. Вокруг меня одни воры... И Промита украли! Украли из-под моего носа!
  - Среди нас есть предатель, - тихо сказала Мелоди.
  Мужчина расхохотался.
  - И я даже знаю кто. Маленькая девочка, которая возомнила себя богиней.
  Он вдруг упал на колени перед Мелоди и зарыдал.
  - Но я всё прощу тебе, если ты наконец исполнишь мою волю. Если ты отдашь мне свою душу целиком... убей Моргана Моркела. Принеси его в жертву новым временам. Я требую.
  Ган и не хотел слышать ответ, и хотел. Он едва не потерял голову от тревоги. Что ответит Мелоди...
  - Это Джеки Шафт украл Промита? Он никогда мне не нравился. Нельзя доверять тем, кто отравлен ядом ЗЕвСа, - прошептал незнакомец.
  Этот мужчина явно был сумасшедшим. Ясно как божий день.
  - Шафт, - кивнула Мелоди. Она взяла в свою изящную руку изувеченную шрамами ладонь мужчины. - Мы должны наказать его.
  - Наказать, - эхом отозвался незнакомец и сжал ладонь Мелоди. - Нет, сначала пускай вернёт Промита.
  Глаза Мелоди потемнели, но она промолчала.
  Мужчина вытащил из-за пазухи короткий кинжал. Его тонкие, кривоватые пальцы сжали серебряную рукоять. Он провёл по своей ладони острым лезвием, оставив тонкий алый росчерк.
  - Это моя жертва.
  Мелоди выхватила кинжал, намереваясь повторить то же со своей рукой, но мужчина выбил кинжал из её хватки. Каменный пол отозвался громким звоном.
  - Я никому не позволю уничтожать эту красоту. Никому, - сказал он, баюкая ладонь Мелоди в своей. - Она только моя.
  Стало тихо. Где-то в том мире, где были Мелоди и жуткий человек, звучал гонг.
  - Время близится. Морган Моркел умрёт во имя перемен, - прошептал мужчина и положил голову на колени Мелоди.
  Она неловко погладила его по голове.
  - Я сделаю это сама.
  Металлические ноты её голоса растаяли в воздухе.
  Глава 12. Птенец меняет гнездо
  
  
  Ган посмотрел перед собой и вздрогнул. Перед ним, на несколько ступеней ниже, стоял О'Коннор, бледный и похожий на призрака.
  - Ты - Пронзающий Время! - прошептал учёный и как одержимый принялся загинать пальцы. - Я был прав. Мелометр не ошибся... но это значит лишь одно - ты в большой опасности. Твоё время подходит к концу... график биоритмов, линия вероятностей... всё сходится - именно этот день ключевой, день слома. Ты скоро исчезнешь!
  Мужчина схватил Гана за грудки.
  - Найди ответ! Ответ! - прохрипел он. - Притворяйся. Лги. Обманывай. Ускользай. Только узнай ответ.
  - Какой ответ? - Ган не нашутку испугался. Выглядел О'Коннор не лучшим образом.
  - Семь нот звучали как одна. Одна играла как все шесть. Шестеро обрели, когда одна потеряла. Пятеро стали частью, ещё один - отвержен. Четверо - на поверхности, один - в подземельях. Трое - на суше, и лишь одна в море. Двое ищут, и только один исполняет приказ судьи, - проговорил О'Коннор, загибая пальцы. - Найди шестерых, и ты найдёшь седьмую.
  Сказав это, О'Коннор моргнул, и как сомнамбула поднялся по лестнице, и уже в коридоре оглянулся.
  - Помни, Моркел, белое таит все ответы.
  Ган стоял, не в силах пошевелиться. Когда прибежал Реми, запыхавшийся и взволнованный, Ган метнулся к нему, ожидая самого худшего. Теперь он ждал только беды.
  - Морган, Посвящение началось, скоро твоя очередь, - голос Реми вернул его в мир привычной суеты и безмятежных танцев.
  - Конечно, - кивнул Ган.
  Они вернулись в зал, и снова Ган всей кожей ощутил - этот мир становится чужим, неуловимым. Мир ускользал из его рук как песок. Падали последние песчинки в стеклянных часах.
  - Морган Моркел! - объявил Пепперш Соль, в его голосе проклятое имя прозвучало отзвуками боли. Столько надежд - и все напрасные.
  Ган поднялся на сцену и разминулся с Рондой Ли. Адмиралы Олимпуса стояли совсем рядом, а вот король уже куда-то исчез. О'Бриз с интересом смотрел на Гана. Норель вздёрнула нос и изобразила высокомерный взгляд.
  И вдруг Ган увидел его - тот самый лейтенант, который танцевал с мисс Гудфеллоу, и который подмигнул ему у входа в галерею, метнулся сквозь замершую толпу. Вокруг мерцало кроваво-красное зарево, звуки натянулись до предела, и Ган понял - никто не успеет его остановить.
  Он смотрел в глаза собственной смерти. У смерти было жуткое, искорёженное болью лицо. Оно было напротив Гана - только руку протяни.
  - Где Промит? - прошептал лейтенант чужим, металлическим голосом. Чужим, и неуловимо знакомым голосом. Он умолял. - Сынок, мне нужен только Промит.
  Ган вздрогнул. Мелоди... она пришла убивать его?
  - Только Промит. Где он?
  В её голосе прозвучали нотки безумия. Ган увидел, как на груди лейтенанта блестнули золотые буквы "Джеки Шафт".
  - Клянусь, я узнаю ответ! - прокричал Шафт, и в его руке мелькнула серебряная искра.
  Ган приговился умереть, но красное, вспыхнувшее перед его глазами, было не его - чужой кровью. Джеки Шафт осел на пол, изумлённо глядя на свои руки. Его глаза сверкнули золотом и стали голубыми. Он рассеянно улыбнулся и уже своим, добродушным мальчишеским голосом проговорил:
  - Служу Олимпусу.
  И он упал, выдохнув в последний раз.
  Ган ошеломлённо замер. Он открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. В ушах гудело.
  Кто-то подбежал к Гану. Тонкая ручка схватила его за локоть. Сверкнул синевой сапфир в кольце. Норель упала на колени.
  - Пап, Джеки не мог...
  - Норель, отпусти Шафта, - процедил О'Бриз.
  Ган не сразу заметил, что Норель одной рукой вцепилась в белый мундир Шафта.
  - Клянусь, не мог, - прорыдала она.
  - Моркел, держи момент! Никто не должен увидеть кровь. Ты меня понял? - О'Бриз с силой встряхнул Гана. - Никто!
  - Что вам нужно от меня? - закричал Ган, но звук получился глухим, как под землёй.
  Только Ган, Норель и адмиралы могли двигаться в воздухе, ставшем плотным. На лицах гостей лежали глубокие синие тени. Странное зрелище - как парад утопленников. Даже Шафт выглядел более живым.
  - Моркел, чёрт тебя дери, ты же не думал, что в Олимпусе чёртовы идиоты? Ты унаследовал чёртов дар от своей... милой мамочки. Мы наблюдали за тобой. О'Коннор подтвердил твой статус. Ты нам чертовски нужен, - процедил О'Бриз сквозь сжатые зубы.
  - Бред, - хихикнул Ган.
  О'Бриз размашисто ударил Гана по щеке, и парень нервно рассмеялся.
  - Разные маски, одинаковые методы, - проговорил он.
  - В общем, я не знаю как ты это сделаешь, но не дай ему умереть. Зацикли минуту в вечность.
  - Чего?
  Но Ган сам увидел ЧЕГО - жёлтые нити послушно соткались перед его взором. Он знал, что они ведут в прошлое. Блики показывали картину - вот Шафт бежит через весь зал, заносит руку для удара, и вместо этого ударяет в грудь себя. Синие нити Ган вытянул из груди Шафта правой рукой - они обжигали огнём, а нити прошлого взял левую - они были холодны как лёд. Он с силой потянул и не придумав ничего лучше, связал жёлтое и синее одним узлом. Этот узел светился болезненно-зелёным - такого цвета бывает осенняя листва перед гибелью.
  Вынырнув обратно в нереальную реальность, Ган увидел перед собой Шафта. Пятно на его груди попеременно ширилось и сужалось, ширилось и сужалось, как пульс.
  О'Бриз хлопнул Гана по плечу.
  - Считай, что прошёл распределение. Я дам тебе ключ от синей комнаты Ястребители, птенчик, - выдохнув, пробормотал адмирал.
  - Чего?
  Адмирал Шторм взгромоздил тело Шафта на плечо и отволок его куда-то за кулисы.
  - Беда, беда, - качал головой старик Штиль. - Беда.
  Мак Гром был нем, но в его глазах ярились молнии. Шторм вернулся и достал из кармана круглый циферблат.
  - У нас есть несколько минут, я оградил кладовку. Необходимо завершить всё сейчас же.
  - Я останусь удерживать ловушку. Мальчишка может не выдержать обратной тяги, - сказал Георг Мак Гром. - А ты, Сильвер, приведи свидетеля. И на всякий случай огради резонатора.
  Для Гана это была несусветная тарабарщина.
  
  Несколькими секундами позже, Ган стоял в тускло освещённой технической комнате. Всё происходящее лишь добавляло в жизнь ощущение ненормальности. На столе лежал Шафт - пятно крови на его груди по-прежнему исчезало и появлялось. Его грудь едва заметно вздрагивала. Шафт, определённо был жив, но ни Гана, ни Норель, сидящую на стуле, это не успокаивало. Норель спрятала лицо в ладонях и сквозь пальцы смотрела на Шафта. В её глазах застыл ужас.
  Дрифтус Штиль сидел на ящиках, сложенных друг на друга. Он покачивал головой и шевелил морщинистыми губами. Бенедикт О'Бриз стоял у тела Шафта. Адмирал держался расслабленно, но он выдавал волнение тем, что безостановочно теребил фуражку. Наконец, он её уронил и, поспешно подняв, стряхнул с неё пыль.
  - Этого мы и боялись. Враг ближе, чем мы думали.
  Дверь распахнулась, и О'Бриз поспешно замолк. Внутрь вошли О'Коннор и Сильвер Шторм. Когда они закрыли дверь, сверкнули белые нити, похожие на паутину - они перечёркивали дверь крест на крест.
  - Пришло время поговорить, - сказал О'Бриз и вперился в Гана.
  Выглядело так, будто они ждут, что Ган начнёт говорить первым. Но у него были только вопросы. Слишком много вопросов.
  - Вопросы - потом, - О'Бриз будто прочитал мысли Гана. - Сначала слушай. Райзор, к сожалению, нам придётся на время изолировать вас. Но нам понадобятся ваши глаза.
  О'Коннор посмотрел поверх головы адмирала, уголки губ учёного опустились, будто он съел что-то кислое.
  - Простите, но я всё-таки хочу знать, что происходит, - вмешался Ган. Все взоры устремились к нему.
  - Ты - Пронзающий Время, - нехотя ответил Шторм.
  Тёмные брови Шторма сошлись в одну черту. У него был крупный, орлиный нос, чёрные усы и борода с белым пятном под нижней губой. Во всём облике адмирала читались мужественность, резкость и сила. Он сложил руки на груди.
  - Да, редкий дар, очень редкий, - прошамкал Штиль.
  Ган посмотрел на О'Коннора - тот едва заметно кивнул.
  - Что это значит? - Ган весь дрожал. Ему нетерпелось получить ответы, а в памяти всё сплывала сцена - его мать сидит в кресле, незнакомец ударяет её по щекам...
  - Позже, - буркнул О'Бриз.
  - У мальчишки огромный потенциал, - напоследок сказал Око. - Но без контроля дар становится проклятьем. Сегодня роковой день, он должен исчезнуть.
  - Ровно десять лет спустя, - пробормотал О'Бриз и сощурился.
  Он коротко взмахнул рукой, будто обвивал вокруг учёного лассо. Гану показалось, что он увидел фиолетовый росчерк. О'Коннор запустил руки в карманы и снова посмотрел в потолок.
  - Не скрою, я почти разочаровался дождаться распределения Пронзающего Время, - проговорил Штиль. - Повторюсь, этот дар очень редкий. Когда пришло сообщение о тринадцатом курсанте - за несколько минут до закрытия набора, я понял - это тот самый человек, которого я ждал. Неслучайная случайность, мистер Моркел. Совсем не случайная.
  - Я собрал ремембранную ткань, - прервал его Шторм.
  О'Бриз принял из рук Шторма серебристо-голубую пластинку, похожую на фильтр. О'Бриз вставил пластинку в рамку, прикреплённую к увеличительному стеклу, и поднёс устройство к зажжённой лампочке.
  В воздухе развернулась увиденная ранее картина - она напоминала кино, спроецированное на воздух. Мелоди, незнакомый мужчина - его лицо снова было белым пятном. Их фигуры были прозрачными и напоминали призраков. Разговор повторился. Когда Гану снова посулили смерть, он вздрогнул как от удара.
  Сцена стала повторяться, и О'Бриз выключил фонарик. Шторм и О'Бриз обменялись многозначительными взглядами.
   - Кто это? Почему он хочет убить меня? - проговорил Ган.
  Ему не ответили. О'Бриз приблизился к Оку, сощурился и посмотрел в лицо учёного. Тот стоял, не шелохнувшись.
  - Значит, ли это, что она сломалась? - прошептал О'Бриз и помрачнел. Казалось, что он пытается прочитать ответ на лбу О'Коннора. - Её воля оказалась слабее?
  - Призраки... призраки... - прохрипел Око и замолк.
  - Призраки, - задумчиво протянул О'Бриз и повернулся к Гану.
  Ган не был уверен, что понимал хоть что-то, но во всём можно разобраться позже. Пока его волновал главный вопрос.
  - Сэр, а что значит - я унаследовал дар?
  О'Бриз невесело ухмыльнулся.
  - То и значит. Но об этом после. Важно знать следующее - ты в опасности. На тебя объявлена охота, - при этом О'Бриз кивнул в сторону Шафта. - Плюс тебе прежнему нет места в ЗЕвСе.
  Ган не сводил взгляда с О'Бриза.
  - Да что ты с ним миндальничаешь, - рявкнул Шторм. Он ткнул пальцем в грудь Гана. - Тебе не скрыться от правды. Ты, парень, сильно вляпался. Тебе не повезло с главной в жизни лотереей - ты родился Пронзающим Время. Душа Пронзающего - открытая дверь для нитей судьбы. Они разрывают тебя на части, съедают твоё время.
  Чтобы выжить, нужно запечатать сердце, а сделать это можно лишь получив Покровительство - приняв часть судьбы другого человека, который является Якорем. Долгие годы твоим Якорем был отец. Сам того не ведая, ты исполнял его желания, и именно его присутствие защищало тебя от распада. Но ты сделал что-то необычное, и в тебе родился раскол...
  Шторм замолк.
  - Что-то необычное? Но что? Нарушил комендантский час? - Ган похолодел - такая ерунда решала всю его судьбу, поразительно.
  - Вероятно. Потому что приглашение ты прочитать так и не смог, - О'Бриз криво усмехнулся. - По всему городу расклеены объявления, но никто не может их прочитать, потому что никто не хочет быть Ястребом достаточно сильно.
  - Объявления, но, сэр, я не видел ни одного объявления, - Ган недоумённо пожал плечами, но когда посмотрел в улыбающиеся глаза О'Бриза, то понял всё. - Белое таит все возможности мироздания... так эти глупые бумажки без надписей - и есть ваши объявления? Значит, их могут прочитать лишь те, кто действительно хочет стать Ястребом. Значит я...
  - Сделал выбор в самый последний момент. Всего-то, - кивнул О'Бриз. - Это ключевое слово нашего разговора - сделанный выбор. Боюсь, если раньше у тебя была возможность остаться в Озоне, то теперь её нет. Ты выбрал другую дорогу. Мелвин Моркел больше не является твоим Покровителем. А чтобы получить нового защитника, нужна, скажем так, взаимная симпатия... а на это у тебя катастрофически мало времени.
  - Значит, я всё равно умру? - тихо произнёс Ган. - Без Покровителя.
  Норель посмотрела на него с сочувствием и с сожалением.
  - Так или иначе - да. Но пребывание в Олимпусе защитит тебя. Потом тебе, всё же понадобится Покровитель. Для выживания за его пределами такие как ты вынуждены паразитировать на других, - О'Бриз вдруг помрачнел. - Мы выискиваем узлы на нитях судьбы, разрывы, петли и устраняем их. Но чтобы сделать это, нам приходится каждый раз принимать чужую судьбу, исполнять невыполненное, воплощать задуманное, избывать запретное.
  "Сумасшедшие. Определённо. Это всё снится. Бред, полночный бред. Петли времени, нити судьбы... чертовщина ", - Ган ущипнул себя посильнее.
  - Ау! - получилось больно.
  - Шок - нормальная реакция, - О'Бриз лучше всех понимал о чём думает Ган. - Мы все живём в разных мирах. Иногда они совпадают, иногда - нет. Но все люди одиноки. Время от времени мы соприкасаемся душами, слышим друг друга и идём в одном направлении. Но часто кто-то тянет одеяло на себя. Кто-то ведёт, кто-то подчиняется, кто-то убегает. Кто-то замыкается в себе. Кто-то становится диктатором и уничтожает целые народы. Но каждый - создаёт мир. По стремлениям и мир даётся. Пронзающий Время может проникать в чужой мир и делать его своим, он - иголка, сшивающая лоскуты мироздания.
  - ЗЕвС, - проговорил Ган. - Единые стремления... единый мир. Но это какая-то фантастика. Временные петли, зацикливание. Это совсем не то, что я себе представлял. В Озоне мы думали, что вы просто летаете и следите за полётами, ну и храните королевскую семью...
  - Просто летаем, - буркнул Шторм. Желваки на его щеках вздулись. - Спокойствие и безопасность - это не о таких как мы. Ястребы, чтобы ты знал, не просто выпендриваются, летая по небесам. Не знаю, что ты там навыдумывал, но мы стоим на страже покоя. Против нас выступают страшные враги. И эти враги не хотят, чтобы мы становились сильнее.
  Мы стоим на страже покоя, мы охраняем жизнь, чтобы другие могли совершать ежедневные подвиги - маленькие, но значительные. Кто-то трудится дворником, кто-то мэром, кто-то печёт булки. Эти подвиги делают наш мир лучше. Но за души людей идёт настоящая война. Миллионы крючков забрасывает Хаос в океан спокойствия, чтобы рождать беспорядок, причинять страдания и боль - и уменьшать время. Ястребы контролируют Хаос и разделение, поддерживают равновесие в допустимых пределах отклонения.
  Да... это объяснение дало Гану не больше. Главное - вот что он понял: он ничего, совсем ничего не знал о Ястребах, он понятия не имел, что за пределами его понятного мира есть какие-то Пронзающие Время, какие-то сумасшедшие, которые хотят его убить, что есть Хаос, и что его каким-то образом сдерживают. И ещё он знал - он никакой не герой, он в жизни не совершал подвигов. И он вовсе не хочет умирать. Ган отшатнулся.
  - Нет, я совсем не того хотел... я...
  - Не говори ничего, - это сказала Норель. В ней не осталось и следа от той дерзкой девчонки, которой она предстала в подвале дома Ронана. - Ты потом не простишь себе трусость. Лучше подумай - ты узнал, что от тебя действительно что-то зависит. Чьи-то жизни...
  Шафт хрипло простонал.
  - Ладно, допустим, я всё тут понял, всё осознал. Дальше-то что? Мне так и не сказали кто и за что хочет меня убить. И при чём тут моя мама.
  - А ты не понял? - О'Бриз всплеснул руками. - Мелоди давно уже служит на Олимпус под прикрытием. Это прикрытие - честолюбивая мечта девочки из Юджинского приюта, которая была необычайно талантлива в музыке.
  Она пожертвовала многим ради того, чтобы войти в доверие к нашему врагу. Этот враг строит свой Золотой Округ. Обычные люди для него - всего лишь расходный материал, всего лишь эскиз идеального человека.
  Мелоди... для него она эталон. Его идеальное творение. Он нашёл её среди грязи - как он считает - ЗЕвСа. Среди убогих и серых людей. Но у неё есть единственный недостаток - её прошлое.
  В памяти Гана опять пронеслась жуткая картина, увиденная сегодня. Затуманенная, бесформенная комната, серый каменный пол, будто висящий в пустоте. Алое кресло - центр вселенной - в этом центре Мелоди, прекрасная и недоступная. И чёрная тень, припавшая к её ногам: "Эта красота только моя...".
  Ган вдруг понял что его мучило. Его мать ушла в Золотой Округ, но никто - кроме отца и Ами не знал об этом - ни мистер Соль, ни мисс Гудфеллоу - совсем никто. А ведь артисты, художники и музыканты Золотого Округа были известны на весь мир! Неужели это неведомый враг Олимпуса, этот безумец, возомнивший себя хозяином Мелоди, не хотел делиться с другими её талантом?
  - Так или иначе, он будет искать способы убить тебя - он не остановится пока не получит твою голову. Отвратительная привычка - коллекционировать головы своих жертв - не находишь? - О'Бриз невольно потёр шею. - У тебя больше причин, чем у каждого из нас, чтобы называть Ареса своим личным врагом.
  О'Бриз задумчиво посмотрел на свои ладони. В последнее время этот жест стал выводить Гана из себя.
  - Однажды Мелоди Немо разделила судьбу Мелвина Моркела, и он стал её Покровителем - на время, которого у нас так мало. Но её счастье подходило к концу. А в то же самое время наследие Ареса снова звучало в мире. И тогда Мелоди решилась бросить вызов.
  Теперь она в Золотом Округе Ареса, в его великой иллюзии, построенной в Некратомнире. Её воля сдерживает помыслы Ареса. Долгие десять лет по меркам Озона и, бог знает, какую вечность по меркам Некратомнира продолжается их противостояние. Мелоди напевает колыбельную, а Арес спит. Но он одолевает её - твоё видение тому доказательство. Его руки шрамированы - и так же шрамирован кокон, который Мелоди воздвигнула вокруг него.
  Он отчаянно сопротивляется. С каждым разом требуется всё больше усилий, чтобы сдерживать его, и с каждым разом его сила возрастает по спирали. И эта сила бьёт по Мелоди.
  Ган не мог вымолвить и слова.
  - Но что за алименты я получал?
  - Это прикрытие, - сказал О'Бриз. - Мелоди не могла направиться в Некратомнир через Олимпус. Она попала туда через Золотой Округ ЗЕвСа.
  - Да сколько же их, округов? - буркнул Ган.
  - Достаточно, - сказал Штиль. - Для кого-то Озон - это Золотой Округ.
  - Боюсь, что скоро кокон падёт, и новая волна Хаоса захлестнёт мирные земли. Новое поколение детей было рождено, и на него уже ведётся охота. Прежние последователи Ареса слышат зов своего повелителя. Они готовят первый удар. Старые привычки непросто изживаются, - сумбурно закончил О'Бриз.
  - Кхм, - сердито кашлянул Шторм. - Хватит растекаться. Вот что мы имеем - ты Пронзающий Время, твоё время заканчивается и тебе нужно перебраться в безопасное место, чтобы переждать кризис Раскола. Без Покровителя ты не жилец. Так что очевидно следующее - тебе дорога прямиком в Олимпус.
  Ган вдруг понял - это всё не шутки. Что-то плохое действительно происходит.
  А ещё он понял, что ошибался. Мама не предавала их. Это будет предательством с его стороны, если он не поможет ей. Ган понял - мама пыталась его защитить. Она не исполнила требования Ареса. Это она ранила Шафта прежде, чем он убил Гана.
  - Ты очень похож на свою мать, - тихо сказал О'Бриз. В его голосе звучало уважение.
  Теперь эти слова не заставили Гана стыдиться.
  Они вернулись в зал и адмиралы вернулись на свои места.
  О'Коннор снова поплёлся в зал как сомнамбула и замер.
  - Норель, - властно произнёс Георг Мак Гром.
  - Да, папа, - Норель подошла к отцу.
  Ган выдохнул, и зал наполнился ярким светом. Мистер Соль был похож на большущую насупившуюся сливу. Ган тихонько рассмеялся, думая про себя: "Прощай, крыша".
  - Морган Моркел, вы получили распределение в колледж Эола. Теперь вы птенец Олимпуса. Поздравляю вас, служите стране верой и правдой! - он пожал руку Гану и вручил ему значок с гербом Озона - на нём были изображены четыре символа города: дуб, малиновка, колокол и лосось. Под гербом вилась затейливая надпись: " Пусть Озон процветает".
  Гости разразились апплодисментами. Мистер Моркел и Ами одобрительно кивнули Гану, но их улыбки его совсем не подбодрили - после всех странностей, произошедших за последние несколько дней, Ган уже сомневался в том, что когда-либо сможет искренне радоваться или хотя бы улыбаться. Ган отвернулся и мельком увидел Александра Хайта - он ел малиновое варенье со сливками и всем своим видом показывал, что ему происходящее на сцене совершенно не интересно. Ронда насупилась и сердито мяла ленточку своего значка. Натан Хайт сдержанно хлопал в ладоши, а Шэдвард Изгибинс ободряюще подмигнул Гану и улыбнулся так широко, будто соперничал с Зоннэ в конкурсе на самую блистательную улыбку.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"