...Ибо на правильном пути сама дорога ведет странника.
Близость воды дурманом ударила в голову. Пить хотелось, несмотря ни на что, его фляга опустела уже полдня пути тому. Он был близок к цели, а с ним - и весь этот мир, порождение танцующих химер, находящихся безнадежно далеко отсюда, близился к своему завершению. Сенатор спешился, спрыгнув на твердую холодную почву, поросшую мелкой редкой унылой травой. Практически тут же черный конь, жалобно заржав, точно закричав, тяжело дыша, обрушился на бок, вся морда была в кровавой пене, копыта неистово вздрагивали, перебирая землю. Загнанное животное, которое Вольдемар не щадил, подгоняя, что было мочи, шпорами по дороги сюда, вероятно, было в агонии, но сенатору было все равно, хотя этот конь прослужил ему верой и правдой почти пять лет. Равнодушно посмотрев на распростертое благородное животное, которое еще пыталось бороться за жизнь, Вольдемар отвернулся. Что толку?.. Это был хороший конь, и он не хотел его смерти, но какая разница сейчас, когда все через несколько часов отправится в ад... чтобы возродиться снова в своей начальной точке бытия.
Он бросил беглый взгляд вокруг себя и сразу увидел спуск к озеру. Его невозможно было не разглядеть - вопреки суровой горной природе перед ним в ложбинке находился роскошный зеленый луг, ниспадающий, словно вогнутое стекло, своими краями к небольшому, идущему порогами обрыву, за которым, словно призрачный мираж, вдали проглядывала тонкая полоска воды. По бокам луга даже росли несколько мощных, растущих под углом к земле, старых деревьев, словно припавших ниц, покореженных великанов. Заброшенная, пустынная, горная местность - и словно маленький, позабытый клочок рая, оазис, правда, уже порядком пропитанный ядом дикости и запустения, обдуваемый холодными, пронизывающими ветрами.
Здесь надлежало свершиться самой судьбе.
Сенатор Валенси, чувствуя, как его сердце забилось быстрее, стремительными шагами, почти вприпрыжку, неприлично для своего почтенного века, спустился к озеру. Оно лежало перед ним - огромная, блестящая, мерцающая темная чаша, спокойные, тихие синие волны чуть слышно ласкали обсыпанный камнями берег. Сенатор сделал еще несколько шагов вперед, отшвыривая острые камни, и, упав на колени, загреб в ладони воды и стал пить. Водица была прохладная, чистая, очень приятная на вкус, слегка солоноватая. Прекрасные ощущения! Вдоволь напившись, сенатор вытащил из-за пазухи сверток и развернул его, снял несколько защитных слоев. Камень ослепительно сверкнул в воздухе, на секунду сенатор зажмурился. Затем открыл глаза, переложил его к себе на ладонь, наслаждаясь картиной и ощущениями.
Матовая поверхность ограненного камня из короны Наместника переливалась словно всеми возможными красками мира, они играли на света, переливались один в другой, словно крохотные фонтанчики, но преобладал светло-оранжевый, согревающий, ласковый цвет. Камень ЖИЛ, это не было просто красивой поделкой, подобно тысячам в других, лежащих на прилавках и в тайниках ювелирных лавок, вне всякого сомнения, такого камня просто не могло существовать на Терре, и все же он был, лежал сейчас на его ладони, наполняя его невиданной силой, пропитывая своими невидимыми нитями, проникая в кровь. Теперь сенатор хорошо понимал, почему инстиктивно стремился держаться от Камня подальше, прятал его, оттягивал миг знакомства - это была сама Смерть (он, положивший на ее алтарь столько жертв, был все так же ничтожен пред ее гордым величием), холодная и беспощадная, обладавшая вместе с тем неуловимым, диким очарованием, притяжением. Разящая, темная красота, даже в глубине Камня, казалось, пульсировал небольшой темный огонек, словно мозг этого странного, неземного существа, которое лишь походило на камень, копировало его основу. Даже изнутри он ощущал его силу, но лишь теперь воистину почувствовал все его могущество, которое разливалось теперь по его жилам. В ушах тяжело гудело, во рту появился неприятный привкус, рука дрожала - но сейчас он вместе с тем словно бы парил над землей, над своим бренным телом, наслаждаясь неведомым, утерянным в бесконечно далеких детских снах чувством полета, легкости.
- Так становятся Богом, - захихикал сенатор, чуть покачиваясь на негнущихся ногах, простирая руку к мрачному горизонту. Казалось, облака, услышав его, задвигались быстрее, замельтешили, точно потревоженные ночные птицы. Глаза его горели сумраком, закрытые поволокой, бледное лицо чуть порозовело. - Это восхитительно!..
Он так долго шел к этому, с той самой ночи, когда Камень впервые приснился ему и посулил нечто большее, чем просто существование - ведь даже те убийства, что он совершал в последнее время, дарили ему лишь миг удовольствия, словно бокал вина, чьи пары мгновенно выветривались, вместе с горячей кровью на его кинжале, и больше ничего, все опротивело, все стало серым и скучным для него, стареющего скучного аристократа с небольшой неразгаданной ищейками Риоского сыска тайной - но Камень дал ему Цель... и он все-таки дошел, успел. И никто и ничто теперь не в силах помешать ему, ибо как можно остановить Бога?.. Или того, кем он стал, кем становился в эти минуты, когда сила Камня вливалась в него, точно живительная влага. До полного парада планет по расчетам прибора, что был у него за поясом, оставалось ждать всего пару часов. И тогда... тогда все свершится, а он выполнит свое предназначение.
Он стоял так довольно долго, обращенный невидящими глазами к горизонту, и воды озера мягки лизали его сапоги, точно преданный пес, ласкаясь к хозяину, а мерную, почти магическую тишину окрестностей нарушал лишь далекий шум водопада. Темнело, наступал тихий, обычный вечер. Плавно, одна за другой звезды выплывали на небосвод, становясь в один им понятный порядок, надменно взирая вниз. Воздух над озером постепенно становился тесным и вязким, словно патока, а тишина - неестественной и мрачной, точно гробовой, казалось, все звуки вымерли, обратились в ничто, даже водопада теперь не было слышно, замерло движение вод. Тонкой дымкой пополз туман.
Когда наверху вдруг раздался шум подъезжающей повозки, и какие-то другие неясные звуки нарушили странно хрупкую и прозрачную тишину, будто пространство обратилось в тончайший, неощутимый горный хрусталь, сенатор стоял в той же позе, и даже не обернулся. Он вздрогнул лишь тогда, когда высокий голос громко позвал его, гулко отозвавшись эхом над мерцающими водами, точно серебристая вспышка пронеслась над Кандагаром, Озером Судьбы:
- Вольдемар!..
Пробуждение было пыткой. Во сне она снова была маленькой девочкой, играла во дворе с кормилицей, где-то неподалеку бегал братец, смешно бегали пестрые рыжие курицы-наседки, было тепло и хорошо... точно в раю, это и был рай, уверилась во сне она. Ей было так хорошо, она больше никуда не хотела, только быть здесь, бегать, играть, смеяться, обнимая маленькую куклу - но что-то неумолимо схватило ее точно за волосы и потянуло наверх, все выше и выше - ап! - точно воздушный шарик улетала она ввысь, и перед ней в последний раз сверху мелькнул двор, смотрящая ей вслед кормилица, приложившая морщинистую руку ко лбу, небольшая мельница, золотое поле... Ее уносило вдаль, и тепло сменилось ощущением холода, как же здесь было холодно... Кажется, она кричала, но ее все равно не слышал в бездонной, чернеющей пустоте, которой она стремительно неслась, и это не было полетом, а точно бесконечным падением, хотя она поднималась все выше, а звезд все не было, и ее крики гасли в пустоте, потому что у нее не было рта.
Наконец, кошмар закончился, память на сей раз пришла мгновенно, и она осознала себя тем, кем она была сейчас, на этот момент - Изабель, не девочкой, но женщиной, вампиром-кровососом, лежащим в глубине какого-то долгого ящика - хотя она все еще ничего не различала, выплывая из окружающей темноты. Она лежала тут, пока силы восстанавливались, и была, как ни удивительно, жива - разумеется, насколько применимо к ней это слово. Значит, ее попутчики не убили ее. Не воткнули в сердце осиновый кол, не отрезали голову и не набили еще сочащийся свежей кровью рот чесноком - так сказать, для полного счастья. Странно, она не чувствовала облегчения от этого факта. Возможно, если бы Дани, Филипп или Андрэ сделали это - она навсегда осталась бы там, во дворе, с кормилицей и младшим братиком. Возможно, а может быть и нет. Но когда Камень будет у нее, она добьется возвращения этого сладкого мира грез, она будет человеком, и у нее снова будет жизнь, будет шанс...
Лежа в темноте, накрытая какими-то тряпками, Изабель почувствовала, что мелкие слезинки проступают сквозь ее веки, точно маленькие снежинки, исподволь вырывающиеся из темного, облачного неба, они медленно падают, осаживаясь и тая на ее щеках.
Странно, почему они не сделали это. Не убили ее, быстро и милосердно. Именно такой исход она предполагала утром, падая в беспобудное затмение без сил, уходя от внимательного взгляда Филиппа, сочувственного Дани, старательно отворачивающегося в сторону Андрэ. Ведь они - каждый из них - как ни крути, конкуренты, враги в борьбе за этот Камень. Пусть сила обстоятельств временно соединила их, свела в борьбе против общего противника. Но Камень способен исполнить только волю одного...
Она должна была уйти под утро, покинуть дилижанс, найти себе ночлег. Это диктовал ей разум, инстинкт самосохранения, первый и самый бдительный защитник. Но почему-то этого не сделала. Она так устала. И засыпала со странной, горькой усмешкой на холодных губах - будь что будет. Она была уверена, что...
Но, как показало пробуждение, она снова ошибалась. Хотела бы она знать, почему?..
Отодвинув тряпье, она толкнула крышку ящика, ее импровизированного гроба, та сразу поддалась. Ночной воздух хлынул ей в лицо, она выбралась наполовину... и столкнулась с взглядом Дани. Та сидела напротив, они были все так же в повозке, стремительно несущейся по ухабам и внимательно смотрела на нее. Что-то было в ее взгляде непонятное - симпатия, неприязнь, сочувствие, боль?.. Может быть, все вместе?
- Ты, наверное, спрашиваешь себя, почему, - сказала она.
- Возможно, - одними губами ответила Изабель.
- Я не знаю, - пожала плечами Дани, - мне кажется, что так правильно. По-другому я не могу. Я решила сказать тебе сразу, как ты проснешься: если мы вдвоем останемся у этого Камня...
- Да... - эхом подхватила Изабель,
- ...то мы будем драться. Кто выиграет, тот победит. Кто-то погибнет, значит, так суждено. Все решит честная схватка. Но только в самом конце - ты и я. Только так. Между нами. Ни Филиппа, ни Андрэ ты не тронешь, если... - она выговорила с трудом, но продолжила, - если тебе предназначено победить. Ты согласна?
- Да, - ответила Изабель, приподнимаясь и усаживаясь сверху на ящик-сиденье, не отрывая своих темных глаз от светлых очей Даниэль. - Так и будет. - и, помолчав, добавила: - Спасибо... тебе.
Дани отвернулась. Казалось, что-то першило у нее в горле, губы дрожали, точно она хотела еще что-то сказать. Но она промолчала.
- Где... Филипп? - нашла в себе силы спросить Изабель.
- Он там, на лошадях, с братом, - сдавленным голосом сказал Дани. - Он неважно себя чувствует. Он... он тоже... скоро... ты понимаешь?.. - в голосе Дани плескалось отчаяние.
- Да, - качнула головой Изабель. - Я почувствовала. Это судьба.
- Наверное... - тяжело вздохнула Дани. И замолчала, глядя в окошке на проносящиеся мимо горные пейзаже.
Остаток пути они ехали молча. Только когда вдалеке, в окошке, на горизонте мелькнули смутные очертания озерной долины, тонкая, прозрачная рука Изабель, точно невзначай, пожала светлую, широкую, чуть веснушчатую ладонь Дани. И та ответила на ее пожатие.
Обе понимали, что это значит.
Всегда так непросто, дьявольски непросто убить, пусть в честной схватке, не просто соперника, но того, кто смог бы стать тебе другом, как она чувствовала... при других обстоятельствах. Того, кто чем-то похож на тебя, к кому относишься с искренней, пусть и невольной симпатией, сочувствием, человека, мотивы которого ты хорошо понимаешь, как и свои собственные... Но выбора у них не было... или все же был?.. Времени оставалось совсем немного -скоро начинался указанный в Пророчестве главный парад планет. Тот самый, при котором Камень должен обрести всю полноту силу и власти над этим миром, а с ним - и его обладатель.
Когда они вышли из повозки, небо над их головами было почти светлым, словно наступил день, однако, похоже, не солнце было источником света. Его озаряло сияние, исходящее из центра темной, клубящейся облачной массы, оно росло, ширилось, расползаясь по небу, точно огненный цветок, прорывающийся наружу.
Андрэ повел лошадей под уздцы в сторону от дороги, чтобы привязать к дереву, а они втроем подошли к краю склону, за которым начинался небольшой покатый спуск в уютную ложбину, за которой, совсем недалеко, виднелась вода и полоска берега. Там, внизу, на берегу, в отблеске сияния над их головами, они увидели темную фигуру человека, над которой собирались, роились в небе хмурые, сердитые облака, кипя, словно варево в поставленном на костер котелке, из их средоточия полыхали короткие вспышки. Изабелл первой узнала этого человека, и, стремительно спланировав в ложбину, раскрыв на ветру легкие крылья плаща (а спутники последовали за ней по склону), она громко и грозно воскликнула, точно кидая боевой клич: - Вольдемар!..
Сенатор вздрогнул и медленно обернулся на свое имя. "Он теперь другой, стал выше ростом, крепче и шире в плечах, будто помолодел," - невольно подумала Изабель, - "Камень действует на него... А этот лик!" Бледное, надменное, резко очерченное лицо Валенси, раньше вызывавшее у нее глубокое уважение, а в момент их последней встречи, в склепе - неприязнь и отвращение, в эти секунды, в отблесках полыхаюшего небесного пламени, сочащегося, сквозь провалы в облаках, выглядело просто страшным. Плотно сомкнутый рот - точно черный обруч, нос - будто заостренный крючок гарпуна, клюв каракатицы, мертвый и холодный, выпуклый блестящий лоб, точно кладбищенское плато, нелепо свисающий серебряный, измятый парик, точно издевательская корона на голове, странный терновый венец, от одного вида которого бросало в мелкую дрожь, а, главное, его глаза - два сузившихся, точно дымных провала, сквозь которых горел все еще человеческий разум и столь же нечеловеческое, ужасающее безумие. Бесконечное, затягивающее в себя безумие. В распростертой руке он держал перед собой маленькое солнце, которое не слепило, но мягко светилось в отступающей тьме, манило, пульсировало в ладони, точно человеческое сердце.
- Да, Изабель. - гулко прозвучал над берегом его голос, проникая в ушные перепонки, словно перезвон колоколов. - Раньше меня называли именно так. Я помню это время. Но зачем вы пришли сейчас ко мне? Вы опоздали.
- Не к тебе мы пришли, а за Камнем, - ответила Изабель. Слова давались ей с большим трудом, точно проталкивая гортань, присыхая к ней, и все же нехотя выходя наружу. - И за твоей душой, конечно, жалкий убийца.
- Камнем?.. - сенатор оглушительно расхохотался. - Он мой, он вошел в меня, и теперь я всесилен. Смотрите! - он выбросив вперед правую, свободную руку, из нее выскочила молния, что ударилось в насыпь под ними, подняв в воздух кучу пыли и песка. Она невольно отшатнулась, Филипп и Дани подались чуть назад. - Неужели вы думаете, что теперь остановите меня, жалкие ничтожества?! Поздно! Но вы можете понаблюдать за последними мгновениями этого мира вместе со мной, я не откажу вам в этом удовольствии. Почему нет? Смотрите! - снова засмеявшись, сенатор повернулся к ним спиной и шагнул в воду. Один шаг, другой. Вот только ноги его при этом почти не касались воды, скользя над озерной гладью, легко и неспешно переступая по ней. Он шел по воде, словно по обычной тропинке. Пройдя так некоторое расстояние, он повернулся к ним и простер руки:
- Я как Спаситель, я мессия, что пришел в этот мир, дабы забрать его с собой и дать Новое Начало! Я есть Альфа и Омега. Что вы мне теперь, жалкие недолюди, творения непрочной магии?..
Изабель быстро переглянулась с Дани. Они поняли друг друга без слов. Положение действительно было тяжелым. Впитав силы Камня, Сенатор и вправду выглядел неуязвимым, с легкостью творя то, что приписывалось Спасителю из Великой Книги. Но ничего не оставалось, как принять этот бой и постараться найти его слабое место. Все равно иначе они все погибнут, так или иначе...
Но в этот момент справа раздалось какое-то движение, какая-то рыхлая масса кубарем пронеслась по склону, точно метеор, и с тихим шипением обрушилась в воду.
По озерной глади прошел всплеск, и что-то скрылось под водой. Что-то, смутно похожее на человеческую фигуру...
- Что это? - воскликнула Дани.
- Не знаю, - пожала плечами Изабель. - Надеюсь, это что-то или кто-то, что может нам помочь.
Шествующий по воде сенатор не обратил на таинственного пришельца никакого внимания. А зря! След под водой тянулся в его сторону, и, спустя минуту, могучая длань, взрывая озерную гладь, взметнулась вверх, схватила Валенси за лодыжку и стремительно утянула его под воду. Ошарашенный сенатор-полубог успел только слабо вскрикнуть. Под водой закипела отчаянная, но недолгая борьба, затем пошли пузыри... и поверхность словно затихла, успокоилась. Ничто больше не нарушало тишину.
- И... что?.. - удивленно спросила Дани.
Ответ на ее вопрос был получен спустя мгновение, когда, внезапно, из воды у самого берега вынырнула все та же могучая рука, а затем появилась и вся фигура человека... или нечеловека - так страшна она была.
На берегу, покачиваясь, стоял гигант, от одежды которого остались лишь мокрые лохмотья, облегающие то, что прежде было его телом. Он был страшно обожжен, вся левая сторона превратилась точно в сплошную язву, на лбу остался всего один, серый глаз, могучие мускулы на правой, непострадавшей руке отчаянно вздувались, грудь пересекал свежий, ярко-красный шрам, из которого сочилась кровь. Но он стоял, стоял на ногах, а в той же правой руке его светилось маленькое, жгучее солнце.
- Я нашел тебя!.. - глухо пробормотал дон Филеус Куартеро (а это был он), сын Риоского дворянина и коровницы с постоялого двора, с трудом шевеля обожженным, точно заклейменным, ртом. - Я выбрался из пекла... чтобы пойти по следам этого человека... и найти совершенное чудо...
Только воля вывела из огня его страдающее, обезображенное тело, только она привела его сюда, воля и желание отомстить тому, кто обрек его на такие муки, разум еле держался в нем, то пригасая, то ненадолго разгораясь с новой силой, точно чадящий во тьме фитиль, но в конце пути и он услышал зов Камня... и был вознагражден за все, сполна, этим мигом.
Только мигом, ибо в следующую секунду Дани и Филипп одновременно закричали гиганту, но, поздно, слишком поздно, короткое лезвие плотно, по самую рукоятку вошло ему в спину на уровне груди. Дон Филеус удивленно пошатнулся, схватив себя за грудь, нашел в себе силы оглянуться, при этом струя крови ударила из здорового уголка его рта, блеснув в роковом безлунном сиянии, точно фонтан жертвоприношения, и он рухнул, как подкошенный, на каменистый берег, дернулся один раз и затих, все с тем же немного удивленным выражением на изуродованном челе.
"Я выполнил свой долг", - последняя мысль неведомо откуда пронеслась в его меркнущем сознании, прежде чем серый глаз его навеки остановился, и эта мысль принесла умирающему гиганту радость и умиротворение, что понесли его отсюда вдаль на легких, свободных крыльях...
Светящийся камень выпал из его руки и упал рядом, среди других мелких камней.
Позади него на берег выбирался промокший до нитки, но почти невредимый сенатор Валенси, метнувший из воды свой клинок, который попал в цель. Он был раздражен и раздосадован, очень зол, но при этом ощущал нечто вроде смятения. Камень предал его! Он не предупредил его об опасности, не защитил, позволил отобрать себя этому жалкому погорельцу ("Как же ты не умер там, животное?!.." - прорычал он, пиная тело, которое уже ничего не чувствовало) - и лишил его почти всех тех сверхвозможностей, что он получил за пару часов пребывания с Камнем... теперь, после того, как связь была на время разорвана, он вновь был просто самим собой. "Черным Человеком", "Ночным Убийцей" - как называли его газеты. Что тоже было не так плохо.
Особенно в свете того, что на него, в обманчиво теплом, струящемся молочном сиянии, несся на крыльях разъяренный вампир... а где-то позади, уже на берегу, довершал свое превращение оборотень.
Одним прыжком, сделав кульбит, он ушел в сторону от удара, одной рукой подхватывая с мокрой земли камень, а другой метая еще один кинжал, который, правда, был легко парирован Изабель, и мягко, по кошачьи, приземлился; напротив него в воздухе застыла его противница. Ее холодные большие глаза сулили ему смерть. Возможно, быструю, но далеко не легкую.
Пожалуй, противостоять ей в равном бою он долго не сможет, особенно, когда вот-вот подбежит голодная маленькая собачка... Но ведь у него тоже в запасе кое-что оставалось, не так ли? Последний, небольшой козырь в рукаве, что он берег на крайний случай, подобно тому клинку, что засел в груди взбесившегося гиганта. Молниеносным движением от выхватил из-за пояса и поставил его на уровне с Камнем - древний, очень древний колдовской прибор, что долгое время служил ему помощником и ориентиром, а теперь настала очередь раскрыться главной шкатулочке. Ведь Имасан-Ипасат, как его еще называли, придуманный безвестным морским народом, служил также для вызывания духов...
- Демоны Ночи, именем Тьмы и Древних Начал, призываю вас прийти! - громко и торопливо выкрикнул он заветную формулировку, что как-то, на беду свою, продал ему старый лавочник на восточном рынке, дорого продал, правда, распорядиться теми деньгами не сумел - тяжело ему это было сделать с кинжалом под лопаткой.
Правда, Изабель уже успела атаковать, заметив его движение, и последние слова он произнес уходя от ее выпада, но, все же, полностью уйти не удалось - острые когти вампира разорвали ему щеку и располосовали ухо, брызнула горячая кровь. Он упал, прокатился несколько метров, но тут же снова поднялся, вместо отброшенного, уже ненужного Имасана, в руке появился длинный, чуть кривой меч, в левой он все так же сжимал тлеющий красным пламенем Камень.
Внезапно точно стон пронесся над озером, долгий, протяжный стон. Изабель замерла, прислушиваясь к странным звукам. Воды заволновались, вспенились, послышалось странное, точно змеиное, шипение - и сотни, нет, тысячи теней заскользили над озером, устремляясь к берегу. Это были духи амулета, освобожденные сенатором. Их нечеткие, размытые силуэты, более черные, чем сама ночь, точно не имели формы, напоминая то маленьких, проворных обезьянок с бесчисленными острыми лапками, то каких-то диковинных жуков-переростков, наделенных способностью мгновенно менять свое положение. Они казались почти бесплотными, но, тем не менее, чрезвычайно опасными - духи Имасана высасывали жизнь своих жертв, вбирая их в себя.
Изабель была вынуждена обратиться к новому врагу, едва успевая отбивать наскакивающие черные клубки, к счастью, ей на помощь уже подоспела обратившаяся Дани - страшный, могучий зверь с рыжеватой всклокоченной шерстью своими лапами разрывал аморфные тела теней, точно лоскутки ткани, отбрасывал их в сторону. Но очень уж много было этих "жуков", норовящих впиться в любую свободную часть тела, лишающих прикосновениями сил, холодных сгустков нематерии, волею амулета, заточенных между мерами...
- Я иду!.. - раздался странный, изменившийся голос Филиппа, точно уже не принадлежащий ему самому, и, спустя мгновение, из-за склона мелькнуло долгое серое тело хищника, разом бросившееся в самую гущу накативших обморочных тварей - и с диким ревом разбросало их в разные стороны, сминая, разрывая на лету. Атака была отбита. Правда, со стороны озера накатывала новая "волна" тварей.
(Рыжая, могучая кошка с пестрящейся холкой и серый, царственный хищник с большой, гордой грудью, точно холмом, на мгновение переглянулись. "Я горжусь тобой", - радостно шепнули ее глаза. "Люблю тебя", - ответил его острый взгляд. "Держись!.." - ее беззвучный клич точно влился в его жилистое тело, наполняя безудержной энергией. "Мы победим!" - лев-Филипп был тверд и неумолим, бросаясь навстречу мелькающей черноте... )
... - Ну вот и славно, - прошептал сенатор, незаметно удаляясь с поля битвы, сжимая в руке пылающий камень. На холеном, окровавленном виске точно дергалась небольшая ниточка, нерв, но он этого не замечал, - Вы пока деритесь, мои милые, а мне недосуг... дела, дела, и так всегда, другой масштаб, знаете, синьориты. - Он стремительно удалялся вдоль берега озера, небесное сияние точно приближалось с каждой секундой, разряжаясь ослепительными вспышками. - Когда же пробьет мой час?.. Приди же ко мне, моя новая сила и судьба, судьба - всего мира! - громко выкрикнул он в наступивший, когда отбежал достаточно далеко, чтобы всполохи схватки и ее звуки остались позади, останавливаясь и поднимая левую, огненную руку. Точно в ответ ему синхронно прогремел гром, небо содрогнулось. - Я так долго ждал этого... - безумные глаза блестели, точно два сапфира, пусто и бездонно. - Я променял власть людскую на власть вечную. Пусть же разверзнется гладь земная, пусть...
- А ты не торопишься?.. - прервал его голос, идущий откуда-то сверху. Сенатор поднял голову и увидел две фигуры на склоне - большую и чуть поменьше.
- А вы кто такие?.. - искренне удивился Валенси, опуская руку с Камнем.
- Я - твоя судьба, Черный Человек, - сказал Волк, спрыгивая со скалы ему навстречу, благо было совсем невысоко, а гальчатый песок мягко спружинил, он даже не покачнулся, доставая на ходу меч. - Большего тебе знать обо мне и не нужно.
- Моя судьба?.. - усмехнулся сенатор, быстро пряча Камень за пазухой, и кривой меч заплясал в его руке, нацеливаясь на нового противника, мощного, широкоплечего мужчину с безразличным, точно отстраненным выражением лица, лишь твердо сжатые лицевые мускулы говорили о серьезности его намерений. - А ты много на себя берешь, не упади, ненароком. Больно падать...