Огненный Дмитрий Владимирович : другие произведения.

На волнах безумия. Часть 3. "Полный ажур"

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение ("Что там праздник, будет пир, да с размахом на весь мир...")


   (продолжение)
  
   Теперь в его голове все окончательно перемешалось. Хахаль с теми тремя -- друзья. Марина хочет его, все исчезают и появляются, как феи в детских сказках... Толя понимал, что он решительно ничего не понимал во всем этом. Ни дать, ни взять -- Сократ нашего времени. "Я знаю, что ничего не знаю, и что это все хрень собачья". Но разбираться было слишком сложно. Все так основательно закрутилось. Конечно, это можно было считать лишь плодом своего разгулявшегося не на шутку воображения, навязчивыми галлюцинациями. Он сходит с ума? По правде сказать, сейчас Толику даже хотелось бы в это поверить. Но... Дым сигареты марки "Президент" приятно щекотал ноздри, а сама пачка по-прежнему мирно лежала на его бардачке. И никуда не исчезала.
   Толя взглянул на часы. Полпятого. Да, уже пора ехать. Если он хочет успеть. Здесь можно развернуться, дорога позволяла. "Как бы то ни было," - Толя выкинул в окно остатки сигареты, - "не будем путать личное с общественным". Сейчас ему нужно хотя бы на время отвлечься от семейных проблем.
  
   Толя включил радио. Там шла веселенькая современная песенка: "Я люблю тебя, Дима, что мне так необходимо", - пела известная исполнительница. Да, любовь -- прекрасное светлое чувство, на котором строятся все отношения. Нужно хоть немного любить людей -- и жить на свете будет значительно проще. На душе Толика полегчало. "С музыкой, что ни говори, веселее", - подумал он. - "И чего я ее так редко включал в последнее время?" Его планка настроения опять поползла вверх. Нет, он сделает это не ради себя, но ради людей. К которым он может и не испытывает той самой всеобъемлющей любви, о которой говорят поэты и христианские проповедники, но зато желает им только добра. Ведь все мы - какими бы мы не были - люди. А люди и жить должны, как люди, а не как собаки. Пока же правят русовы и цигуры, люди без чести и без совести, у которых на деревянных лицах все написано -- этого никогда не будет. Он знал, что это так, просто знал. Надо положить этому край, хотя бы попытаться. Пока он может, пока он на что-то еще годен. Толя снова исполнился приятным осознанием необходимости, правильности того, что он собирался сделать. Малейшие колебания, если они и были, исчезли. Это хорошо. Это поможет ему действовать четко.
   "Жигуленок" прибыл на Куликово поле точно по намеченному графику. Никто и ничто более не потревожило его путь. Он аккуратно притормозил почти напротив огромного здания на Свердлова, 83. Справа находился небольшой парк, а чуть дальше -- памятник великому Ильичу, возле которого и проводился митинг сторонников Цигура. Из окна было видно, что людей пришло порядочно. Тем лучше. Толя выключил радио. Он вновь не стал запирать дверцу машины (может понадобиться каждая секунда), а, проверив пистолет, вышел и направился к людям -- в толпу. Необходимо было затесаться в нее, пока не появился Цигур. Если, конечно, он появится... Хотя, по логике, тот должен прийти -- чтобы посмаковать, как следует, покушение на Русова, представляя его, как очередной подлог, фальсификацию. Мол, Русов сам все это организовал и затеял -- чтобы под видом "жертвы" стать мэром. Смешно, верно? Уж кто-кто, а Толя хорошо знал, насколько это не соответствовало действительности. Как говорится, "из первых рук".
   Порой, самая заурядная случайность, слепой "рандомиз" судьбы (вроде смерти его жены), оказывается куда важнее самых дальновидных расчетов умудренных политических махинаторов...
   Толю всегда удивляли люди, участвующие в митингах. Сам-то он на них -- ни одной ногой. Что ему, больше делать нечего было? Толкотня, кликушество -- а толку? Кто был "нулем без палочки", тот им и останется. Сегодня здесь собралось довольно много людей. не меньше тысячи, в большинстве своем -- пожилых. Одни фанатичные, чего-то требующие, с гневными сверкающими глазами и длинным языком, другие усталые, тихие, чего-то ожидающие, какой-то манны с небес. Часть людей пришло просто поглазеть на зрелище, на отвергнутого Киевом Цигура и К. И послушать. В особенности многих интересовало, что скажет Цигур по поводу покушения на Русова. "Хотя могли бы и сами догадаться!" - подумал Толик. Нет, не любит он эти митинги. Смотря на многочисленные лица собравшихся, он ощущал себя здесь некой чужеродной частью, эдаким котом Леопольдом, вторгнувшимся на праздник мышей. Но придется сегодня сделать исключение. В конце концов, все его последние дни -- одно сплошное исключение. Когда все летит в тартарары, можно позволить себе маленькую неприятную вольность. Поучаствовать в митинге.
   Толя брезгливо оглядел людей, стоящих вокруг. Они не вызывали в нем симпатии. Так почему же, зачем, вполне естественно возник вопрос, он делает то, что он делает? Ведь он твердит себе, что совершает это ради людей. Ради всех этих людей? Или КАКИХ людей?..
   Внезапно Толик замер, пораженный молниеносным озарением. Ответ пришел к нему, такой простой и ужасающе точный. НЕОБХОДИМО ВВЕРГНУТЬ ЛЮДЕЙ В ХАОС. Вот в чем вся соль! И тогда люди снова смогут стать людьми. Дело вовсе не в Цигуре или в Руссове. На их месте, конечно же, появятся другие, может быть, еще хуже (хотя куда еще?!..). Точно как отрубленные головы лернейской гидры -- на их месте тотчас вырастают новые. Но ДЕЛО В ЛЮДЯХ. В их реакции на происходящее. Когда они поймут, что погибнуть может любой, что устои рушатся, что их простой и легковесный мир - и они сами - завис над пропастью, тогда... Тогда они начнут МЫСЛИТЬ И ДЕЙСТВОВАТЬ ПО-НАСТОЯЩЕМУ. И все станет по-другому. Больше не появятся цисовы и ругеры, не повторится жестокое бесстыдство сегодняшних дней, когда многие люди живут ХУЖЕ БЕЗДОМНЫХ СОБАК. Всего этого больше не будет. Каждый сам за себя, и все -- за каждого, вот основной принцип завтрашнего дня.
   Да, вот оно. Толя наконец понял и уловил саму суть. Удивительно, что он не дошел до этого раньше, а руководствуясь лишь смутными ощущениями, успел угрохать в "Развитии", сколько там... но не стоит вдаваться в детали. Главное, сейчас все встало на свои места. Он нашел ответы на "ПОЧЕМУ??..", и они больше не будут его беспокоить. Пора заняться делом. Он почти тут же забыл о том, что пришло ему в голову, о хаосе, реакции и "лернейских гидрах". Как пришло, так и ушло. В конце концов, почему просто не сделать, что ты можешь и должен?..
   Толя снова огляделся вокруг, прошелся по лицам людей. Громадный гудящий улей, ожидающий своего вожака. Сейчас ему было жаль их. Да, жаль. Неужели они действительно не понимают, какое наивное безумие ждать милости сверху?.. От человека, уже по лицу которого можно судить о многом.
   Цигур появился с небольшим опозданием, под ручку с Алексеенко, его давешним врагом. Сейчас они объединились против Русова. Сзади шла парочка широкоплечих телохранителей. Перед Толей сразу возникла дилемма: когда? и, главное: КАК? Он вовсе не собирался дать им себя схватить. Не сейчас. Он знал, что это неизбежно, но дать разорвать себя разъяренной толпе не входило в его планы. И все же риск был слишком велик...
   Но проблема разрешилась просто и чрезвычайно быстро. Толя ожидал, что ему придется протискиваться сквозь толпу, к трибуне, потом выбирать момент, потом... Однако Цигур сам пошел ему навстречу - в прямом и переносном смысле! Вернее, навстречу толпе. Цигур решился на популистский жест -- рукопожатия с народом. Как это предупредительно с его стороны! Толя протиснулся в спину передним рядам (при этом какая-то пожилая женщина грубо закричала: "Куда ты пхаешься, идиот?". Толя оставил это без внимания). Большего и не требовалось. Теперь Толя отчетливо видел выражения лиц обоих политиков. Конечно же, они улыбались, расплескивая вокруг волны своего обаяния. Люди встречали их восторженно, как героев-освободителей. Идиллия -- и только.
   Толя нашел удобную прореху для выстрела -- между спиной коренастого мужчины в легкой черной куртке и боком седовласого старичка в кашемировом пальто. Почти идеальная позиция. Осталось только выждать, когда Цигур и Алексеенко окажутся перед ней. Посмотрев назад, Толя сразу наметил пути к отступлению, между менее плотно насыщенными людьми рядами.
   Интересно, что же все-таки ощущают люди за считанные мгновения до своей гибели? Пожалуй, впервые в жизни Толя серьезно задумался над этим сейчас, в эти бесконечно долгие минуты ожидания. Что чувствует Цигур? По его лицу ничего нельзя было сказать -- на нем, как на восковой маске, застыла улыбка. А внутри? Или может не сейчас, но вообще, за сегодня? Должен же человек как-то предчувствовать приближающийся финал? Может сегодня у Цигура все валилось из рук, или напротив, он ощущал необъяснимую эйфорию (второе, если учесть покушение на Русова, представлялось более вероятным). Может, сейчас в нем бьется невидимый глазу, непостижимый океан мыслей и чувств. "Хочу жить! Хочу!!!.." - кричит сердце, а разум не в силах услышать и понять... На мгновение, только на мгновение, Толя проникся жалостью к Цигуру, и тут же подавил ее. В конце концов, все люди смертны. "А некоторые и внезапно..." - так, кажется, говорил кто-то из "Мастера и Маргариты", хорошей книги из его детства. Все мы умрем -- и он, и все люди на этой площади. Рано или поздно. Толе казалось, что все происходит, как в замедленной съемке, мучительно оттягивая неизбежный финал. Цигур медленно передвигался в его сторону, все ближе и ближе. Звуки почти перестали проникать в его уши. И потемнело? Да, так ему показалось. "Как я здесь оказался?" - опять-таки на мгновение резанул сознание отчаянный вопрос. - "Что меня сюда привело?" Таксист, убивающий мэра. Пистолет, как символ судьбы. А, в конце концов, не все ли равно? Убил же он свою Марину. Цигур, по крайней мере, этого заслуживает...
   Когда Цигур и Алексеенко оказались в поле выстрела, Толя аккуратно вытащил из-под куртки пистолет и просунул его в прореху. Никто не обратил на его действия никакого внимания -- все взгляды были устремлены на политиков. Наконец, когда грудь Цигура, точно балерина из "Лебединого озера", изящно выплыла на уровень выстрела, Толя дважды спустил курок.
   Два резких сухих щелчка полностью утонули в людском гомоне. Обе пули вонзились в Цигура, и он стал оседать, судорожно хватаясь за грудь руками. Толя тут же переместил пистолет вправо, направив его на Алексеенко, и...
   Они встретились взглядом.
   Вы когда-нибудь смотрели в глаза смертельно испуганного животного, загнанного в угол? Именно это чувство -- смешанное чувство беспредельной тоски, мольбы, страха и отчаяния -- он увидел сейчас во взгляде Алексеенко. Словно все человеческое испарилось из него -- остался один животный страх. На миг Толя будто поменялся с ним местами, почувствовав самого себя стоящим перед дулом пистолета, чувствующего нежданный, неотвратимый конец, и -- страх, страх, СТРАХ...
   Толя опустил глаза.
  
   Он не выстрелил. Он быстро сунул пистолет обратно под куртку и стал протискиваться назад, сквозь толпу. Он не знал, какая мизансцена сейчас разыгрывалась на асфальте, где бился в агонии умирающий Цигур, не знал, как быстро отреагируют охранники и люди. Он сконцентрировался только на том, чтобы уйти отсюда, энергично работая локтями. И все же он слышал -- как вначале настала тишина, мертвая тишина, затем сдавленный полувздох-полустон толпы, крики в задних рядах: "Что, что там происходит?..", и, в ответ, кто-то впереди закричал: "Убили!.." Прошло лишь несколько секунд, сравнимых с вечностью. А может быть и больше, он потерял реальный счет времени. Он уже почти выбрался на свободное пространство, как какой-то пенсионер, движимый скорее интуицией, чем догадкой, попытался подставить ему подножку. Толя ударил его наотмашь по лицу, и тот упал. Рывок, еще рывок -- и он вне тесной людской массы. Да, если бы здесь было больше крепких здоровых парней, ему бы не поздоровилось... Какой-то седой старичок-бодрячок проникся происходящим и явно собрался со своей палкой стать у него на пути. "Яйца оборву!.." - свирепо завопил Толик на бегу, намереваясь на самом деле осуществить задуманное, если так станет вопрос. Вот уж эта извечная человеческая глупость - лезть АБСОЛЮТНО не в свое дело. Одно дело уважать старость и другое - старческий маразм. Но крик его спугнул старика, тот испуганно пошатнулся и отступил в сторону, едва не упав. Мудро, мудро! Видимо, видавшие виды теплые ядрышки все еще по-своему дороги ему, хотя бы как память. Толик размашисто промчался-пронесся мимо, со свистом рассекая воздух. Мелькнули кусты, серый бардюр и мини-стоянка с машинами были все ближе, плясали у него перед глазами. Сейчас этот ошеломленный улей придет в себя и - берегись! - задвигается, закопошится и обрушится на него. Но он будет быстрее и - знай наших!
   Он вихрем влетел в машину и дернул зажигание. Машина завелась сразу. "Молодец!" - задыхаясь, похвалил Толик (то ли себя, то ли машину, то ли их обоих) и рванул с места. Если он успеет доехать до 1-й станции, и его не остановят, значит (хотя бы на время) он спасен.
   Он успел.
  
   Толя так и не узнал, как все там происходило, и что позволило ему спастись -- пока. Но он точно знал одно: Цигур -- мертв. На сей раз он не промахнулся. Внутри его не было радости -- лишь осознание выполненного долга.
   Всю дорогу он ожидал, что с минуты на минуту в его кабине кто-то появится. Однако этого не произошло.
   Поворачивая на 1-й Черноморской направо, Толя почувствовал себя спокойнее. Теперь он доберется домой, а там будет видно.
   Определенных планов у него еще не было.
  
   Удивительно: он мчался домой, а мир вокруг был ясным и спокойным. И необычайно светлым. Словно он не убил за сегодня восьмерых и ранил двух, а сделал какое-то необычайно хорошее доброе дело. Хотя Толя, конечно, знал, что это не так. Что то, что он сделал, люди привыкли определять понятием "плохо", а еще точнее "ужасно". Но ведь все дело в конечном результате! Это напомнило ему извечный спор, запомнившийся еще со школьных пор: стоит ли благополучие всего общества хотя бы одной слезинки младенца? Кажется, из толстовского репертуара. Этот вопрос его учительница литературы, старая и некрасивая женщина, задавала, прямо-таки, с актерской интонацией, высоко вознося в небо свой указующий перст. Тогда ей все внимали с ленивой небрежностью, а отвечали по книжке заученными фразами. И вот, спустя двадцать с лишним лет, вопрос этот неожиданно приобрел актуальность для него, Толика. Ответ сам выплыл из ниоткуда у него в голове: да, стоит. Иначе мир превратится в колесо бездействия и умрет, как чахлое деревце. Людям необходима кровь, краска жизни, орошающая их души и побуждающая действовать. Страдание неизбежно, причем сегодня ты, завтра я, послезавтра еще кто-то. Главное, чтобы все это - кровь и страдания - не уходили впустую, не были бессмысленной тратой сил и энергии. Человеку необходимо идти вперед, прорубаясь сквозь лес проблем к заветным целям, радоваться при этом и огорчаться, смеяться и плакать. От младенца до ветхого аксакала -- всем. Почему? Наверное, потому, что это и есть -- ЖИЗНЬ. По крайней мере, так считал он, человек, прикончивший свою жену и двух (почти) кандидатов в мэры. Он имел все основания сомневаться, что люди станут прислушиваться к его мнению по этим вопросам. Но на данном этапе его это не беспокоило. Ведь он был еще на свободе...
  
   Вылезая из машины, Толя удивился про себя: с чего вообще он вообразил, что Марина, хахаль и те трое могут преспокойно появляться в его машине, беседовать с ним, а затем исчезать?. Он просто-напросто перенервничал, что, в общем-то, неудивительно. Мозг разошелся, будь он трижды неладен. Как-то Толя прочел в одном журнале статейку, где говорилось, что в стрессовые минуты мы можем создавать и проецировать самые фантастические картины, воспринимаемые как реальные. Автор объяснял все теми пресловутыми 90% мозга, которые человек не использует в обычное время, и которые пробуждаются как раз в период сильных кризисов. Черт побери, а разве у него не кризис? Да вся его жизнь полетела кувырком, когда... Пожалуй, с того момента, как он нашел этот пистолет. Значит, все эти видения -- проделки его мозга. Как нашкодивший ребенок пытается отвлечь внимание своего сурового отца от совершенного им чего-то непозволительного, так и этот крошечный сгусток извилин уводит его в сторону от реальности. От крайне неприятных фактов, к которым он пришел. Толя рассмеялся. Это был нехороший смех. В нем слышалась безудержная горечь одинокой, отчаявшейся души...
  
   Толя зашел в квартиру, снял обувь. Все было четким и ясным -- как дважды два в таблице умножения. Осколки разбитой вазы мирно лежали на полу, поблескивая острыми краями. "Никакой Марины нет. И не может быть", - спокойно подумал он и сел на диван, охватив голову руками. У него было очень нехорошее чувство. "Пустота окутала все его члены", - так, кажется, писалось о подобном состоянии во всяких дешевых книжонках? Все вокруг было до боли реалистичным, кроме... его самого. Толя не чувствовал самого себя, он был точно бледной тенью посреди яркого, живого дня. Он израсходовался. Его машина отъездила свое и заглохла, остановившись посреди чистого, бескрайнего поля. Пистолет мягко выскользнул из-под куртки и шлепнулся на колени, словно ласковая кошка, почувствовавшая плохое настроение своего хозяина. Но Толя не нуждался в утешении. Он вообще ни в чем сейчас не нуждался. Ему не было плохо, ему было просто... пусто.
   Чисто машинально он снял одежду и лег. На свою кровать, в другой комнате, перебравшись туда плавными шагами зомби. Широко раскрытыми глазами он глядел в потолок и просто лежал. Ни одна мысль не проникала в его сознание. Он дышал редко и равномерно. Сейчас ему, пожалуй, мог бы позавидовать любой йог, мечтающий о Нирване. Ибо это оно и было -- состояние без грез, мыслей, желаний, состояние всеобъемлющего и полного покоя. Но мало-помалу (прошло часа два или три) мысли и образы стали возвращаться к Толику. И он сразу почувствовал, что очень устал. "Сегодня был трудный день. А завтра... завтра... посмотрим!.." - мелькнула у него в голове первая четко осознанная мысль. И последняя на сегодня -- потому что он погрузился в другое древнее и уважаемое состояние, испокон веков называемое Сном.
  
   Но сон его не был спокойным. Словно все тревоги и волнения дня сегодняшнего и минувших вернулись к нему вдвойне, с необычайной силой. Ему приснилась Марина.
   Она была голая, растрепанная, со странно измененным выражением лица. Она что-то кричала ему издалека, точно из бездонного колодца, но он мог понять только урывки фраз: "Обман... и... остановится... Толя... опасность... берегись!" - в ее интонациях звучала мольба и настойчивость, она кричала изо всех сил, но ветер в его ушах свистел, заглушая ее слова. Ветер становился все сильнее, пронзительнее, пока Толя, наконец, не понял, что это не ветер, а шум двигателя, и он едет в его машине, едет все быстрее, потому что за ним гонится Марина, но не та Марина, которая кричала ему, а другая, совсем другая, с которой ему очень не хочется встречаться, и он все сильнее давил на газ... А за окном лил дождь, почти такой же силы, как и тогда, когда он подвозил тех троих, в окна стукались ветки странных ветвистых растений (деревьев?..), проносящиеся мимо. Соприкосновения с ними сопровождались звонким звуком, похожим на удар колокола, доносящийся откуда-то издалека. А грязь, вязкая, липкая грязь под колесами, летела в разные стороны, мокрая земля падала на лобовое стекло и словно нехотя слетала с него вниз. Он видел только неясные очертания дороги, поэтому сильно боялся во что-то врезаться, но сзади была Марина, другая Марина, поэтому он ехал все быстрее и быстрее...
  
   Пробуждение было ужасным. Нет, оно было просто у-жа-са-ю-щим. Казалось, кто-то прибил его к кровати большими железными гвоздями, а он выдирался сквозь них, оставляя на ней куски своей плоти. Болела голова, трещал лоб. Тело казалось чужим и ватным. Хуже всего было то, что его сознание точно разделилось на две части, одна из которых провалилась неизвестно куда, в неведомые земли, в ней царили темнота и беспорядок, как в заброшенном доме. Другая же часть смотрела на окружающий мир с удивлением партизана, вышедшего из леса спустя 50 лет после окончания войны: "Что это? Откуда? Почему?" Сколько же он спал? И что, черт возьми, было до этого? Он потянулся, чтобы посмотреть на часы, но тут же остановился, онемев от изумления: на его кровати, в белой ночной рубашке с кружевной оборкой, сидела Марина, сияя радостной улыбкой.
   - Я вернулась, - сказала она.
  

ПОЛНЫЙ АЖУР

   Ее прямые белые волосы были распущены. Голос прозвучал как колокольчик, возвещающий о чем-то легком и приятном.
   - Неужели ты не рад? - спросила она, нежно гладя его руку.
   - Я? Рад! - ответил он. И это не было ложью.
   - Пойдем! - сказала она и увлекла его с кровати.
   Толя невольно поморщился, ощупывая затылок.
   - Так болит! - пожаловался он Марине, переступая по полу вслед за ней босыми ногами.
   - Ничего. До свадьбы заживет, - весело ответила Марина, заходя вместе с ним в центральную комнату. Там, на полу, в позе лотоса сидел Хахаль, одетый в обтягивающее атлетическое трико.
   - Что он здесь делает?! - недоуменно спросил Толя, снова морщась.
   - Толя, это наш друг. Он немного у нас погостит, - ответила Марина, мягко улыбаясь. - Ведь ты не против?
   - Конечно же, он не против, - ответил за него Хахаль, мгновенно поднявшийся с пола, насильно тиская руку Толика. - Я не буду Вам в тягость. Наоборот, смотрите.
   Хахаль неожиданно развернулся спиной и, подпрыгнув, сделал в воздухе эффектной сальто-мортале, опустившись на две ноги, как приклеенный. Марина засмеялась и захлопала в ладоши. Ее белокурые волосы рассыпались по плечам. У него это получилось так изящно, что и Толик невольно улыбнулся.
   - Ну вот, - сказал Хахаль, снова подходя к Толику, - Я же говорил, что все будет в полном ажуре. Теперь у нас будет нормальная шведская семья.
   - Швеция? При чем тут Швеция? - с удивлением спросил Толик, а Марина опять звонко рассмеялась.
   - Дело в том, - нарочито важно сказал Хахаль, надувая щеки, - что в Швеции есть такой странный обычай: там подают так поздно, что никогда не поймешь, ужин это или завтрак. - Хахаль подмигнул Толику. - Как насчет завтрака, шеф? Сообразишь что-то? Мы же ведь не в Швеции.
   - Конечно, - зачарованно сказал Толик. Он словно смотрел интересное кино и дивился ему. Суть происходящего (если такая имелась) проскальзывала мимо его разума, как песок сквозь пальцы. Механически он направился на кухню, на полдороги обернулся:
   - Марина!.. - жалобно позвал он, точно желая сказать, что что-то не так, что он не может понять, что именно, что у него жутко болит голова и что он не может сообразить, что происходит, что было вчера, и позавчера, и раньше. Что его мозг потерял способность делать выводы.
   - Что, дорогой? - ласково спросила Марина, одергивая край своей рубашки.
   - Ничего, - тихо ответил он и поплелся дальше.
   - Эй, парень, все будет в полном ажуре! - донесся до него веселый возглас Хахаля.
   Его темная утерянная часть, в свою очередь, кричала что-то издалека, но он не слышал. Как робот, пройдя по коридору, он взялся за ручку кухни, ощущая при этом в воздухе какой-то резкий неприятный запах, потянул ее, и...
  
   Все завертелось у него под ногами в безудержном, безумном вихре, почва ушла из-под ног, а мир накренился и на мгновение стал не 4-х, а, как минимум, 10-ти, 11-ти, 12-тимерным. Он видел эту картину сверху, снизу, сбоку, изнутри, она вошла в него и ударила по его крови оглушающим задпом адреналина, сметающим все на своем пути. Прозрение, насколько ужасное, настолько болезненное: Марина, лежащая перед ним, на кухонном полу. Безнадежно мертвая, истлевшая Марина, с головы до ног изъеденная червями, с провалами вместо глаз, саркастически смеющаяся над ним, несчастным безумцем, покрытая земляным налетом, чудовищно безобразная и все же немножко красивая, с одурманивающим ароматом, несущимся от ее разрушенного тела, какой не способны вызвать ни одни духи мира -- ароматом гниющей плоти. Марина, выкопанная этой ночью им самим. Или кем-то другим. Лопата, другая его лопата, валяющаяся рядом с ней. Он стоял, а все это кружилось над ним, и ему казалось, что он готов лопнуть, разорваться на мелкие кусочки, разбиться вдребезги от этого ужаса, раздирающего его затуманенное сознание, и в этот момент знакомый голос позвал:
   - Толя! Ну где ты там, иди к столу!
   - Иду, иду! - радостно отозвался он, и, плотно закрыв дверь кухни, направился в главную комнату, навстречу голосу. Призраки отступали. Его Марина ждала его там, и он шел, не оглядываясь. И, открыв дверь, услышал:
  

ПИР

   - ...Сюрприз! - радостно воскликнула Марина, ставя на стол небольшой дымящийся кофейник в компанию к огромному праздничному торту с 39-ю свечами и другим объедениям, украшающим стол. Марина уже успела переодеться в то самое атласное платье, в котором всегда производила на Толика весьма сильное и живое впечатление, знакомое каждому мужчине. Не стал исключением и этот раз. Она и вправду была просто неотразима в нем - небесно-голубая принцесса бала, с рассыпчатыми белокурыми локонами, небрежно накинутыми на плечи, и сладкой фигурой, уютно облегаемой складками платья.
   За дальним концом стола водрузился посолидневший Хахаль, в сером клубном пиджаке и галстуке тех же оттенков, зачем-то напяливший себе на нос непомерно большие очки с черепаховой оправой. А вполоборота к нему, за правым краем, сидели трое широкоплечих улыбающихся жлобов в спортивных костюмах -- Лысый, Слон и Перец (эти имена каким-то образом всплыл у него в голове, но Толя готов был откусить себе палец, чтобы узнать, откуда он их помнит).
   - С праздником! - дружно сказали все и захлопали.
   Толя почувствовал себя какой-то необычайно важной фигурой, центром всеобщего внимания, ради которого все тут собрались, и это было ему приятно. Марина резво подбежала (припорхала, точнее сказать) к нему и, нежно обняв за плечи, пропела мелодичным голоском: "С днем рожденья тебя... С днем рожденья те-бя, с днем рожденья, с днем рожденья, дорогой Толя, те-бя-я..." - и повела его к столу, как ребенка. Самое обидное, что он почти не ощущал ее объятий. Это было так... непривычно. Что-то шелохнулось в его мозгу, всплеснуло небольшим гейзерчиком и затихло.
   Его усадили на почетное центральное место, рядом с Мариной.
   - Ну что, - сказал Хахаль, приподнимаясь с бокалом в руке, - Не будем тянуть боле с торжественным моментом. Давайте, так сказать, выпьем за здоровье именинника!
   Все, в том числе и Толик, подняли бокалы. Грех не выпить за святое! И тут Хахаль сотворил невообразимое: подбросив бокал с находящимся в нем вином в воздух, он резко нагнулся, подхватил его одним ртом, точно приклеившись к нему, и проглотил содержимое одним махом. Марина и трое парней восторженно загудели и снова захлопали. Толик вяло улыбнулся. "Тоже мне, эквилибрист нашелся! А если б скатерть забрызгал, кто б потом за ним вытирал?" - машинально подумал он с интонацией хозяина. Но бокал он тоже осушил одним залпом. Вино было терпким, очень приятным на вкус и на запах. И, вероятно, крепким, потому как у Толика сразу закружилась голова и голоса стали казаться приглушенными, точно кто-то уменьшил рукоятку "Громкость". Но его разум как бы немного прояснился. Осязая стол, он сообразил, что все это добро, что на нем сейчас находилось, стоит приличненькую сумму. Интересно, это Марина так расщедрилась или же он сам? Толя не помнил. И в знак протеста против этого принялся поглощать аппетитный розовый балычок, положенный ему на тарелку предупредительной рукой жены.
   - Эх, почин сделан, - причмокнув, известил окружающих Хахаль, ставя бокал на стол. Его очки смешно сползли на переносицу, удерживаясь на ней просто каким-то чудом.
   "Чудо все в том", - подумал Толя, пытаясь унять головокружение, - "что мне кажется, будто все это когда-то уже было. Только... как-то по-другому".
   "Святая троица" работала челюстями, точно хищные акулы, наполняя воздух дружным почавкиваньем. Похоже, у них было свое мнение относительно правил поведения за столом. Некоторое время Толя мучительно старался выковырять из закоулков памяти, как же эти "качки" оказались в числе его гостей, но затем бросил это бесперспективное занятие. Легче было найти хотя бы одно невкусное блюдо на этом столе. Толя честно занялся поисками.
   - После первой и второй перерывчик небольшой! - громко и раскатисто огласил Хахаль, а все трое парней закивали с набитыми ртами, будто их всех дернули за одну веревочку. Хахаль пододвинул к себе бокалы и стал разливать в них розовую жидкость с ловкостью заправского бармена.
   - Я скажу тост, - взволнованно сказала Марина, приподнимаясь. Толя взглянул на нее снизу вверх. Под этим углом Марина казалась ему бесконечно высокой, точно сливающейся с потолком, как горная вершина, растворяющаяся в туманной дымке. Толя тихонько засмеялся. - Я могла бы долго говорить, - начала Марина, - какой это прекрасный человек, замечательный муж (Хахаль чуть поморщился) и как мне с ним повезло. У Толи масса достоинств. Но сегодня мне особенно хочется отметить одно его ценное качество: Толя очень любит, просто обожает детей. ("Каких детей?!" - удивился про себя Толик - "Я?") Это редко бывает у современных мужчин. Толя будет замечательным отцом, и я очень рада (рада... рада... рада... - эхом пронеслось над Толиком), что он такой, и хочу поднять свой бокал за любовь к детям! - неожиданно звонко закончила Марина.
   Хахаль моментально отреагировал:
   - Да, черт возьми, за детей! За наше будущее! - заорал он, подскочив со стула, словно подброшенный пружиной, - Я за это выпью!
   - Скажи лучше, за что ты не выпьешь! - невежливо заметил Перец.
   - Заткнись! - коротко кинул ему Лысый.
   У Толи в душе шевельнулось смутное сомнение, которое он не смог бы выразить словами. Дети? При чем здесь дети? Они с Мариной... - а вот дальше мысль не шла, словно натыкаясь на невидимую преграду.
   - Эй, Толян, а ты что не пьешь? - это вопросил Слон и, очнувшись, Толя увидел, что все стоят с бокалами и смотрят на него, и только он сидит, внимательно изучая содержимое тарелки с салатом.
   - Да-да! - пробормотал Толик. Он встал. Это далось ему нелегко -- его покачивало из стороны в сторону, как часовой маятник. Он осушил бокал до дна, и его голова точно получила мощный электрический разряд. перед глазами замелькали легкие, игривые искорки... дети, дети... Кажется, он понимает, может понять. Это...
   - Это очень важно, - словно эхом откликнулся его мыслям Хахаль, уплетая при этом салат за обе щеки, отчего голос звучал неясно.
   - Дети. Цветы жизни. Я уверен, что у вас с Мариной (Марина деликатно улыбнулась) будут прекрасные, умные, красивые детишки. Двойня. Оба мальчика. Или брат и сестра. Наверное, брат и сестра. Но с другой стороны, Толя, если подумать,
   (подумать... подумать... по-о-о-оо-думать - запел хор в голове Толи)
   то странно, отчего у вас их не было раньше. Вы ведь думали о детях?
   - Работа... - заплетающимся языком произнес Толик.
   - Толя много работал, - эхом откликнулась Марина, ласково проведя рукой по Толиным волосам.
   - Работа красит человека, - согласился Хахаль, вгрызаясь в куриную ножку, - А как насчет денег?
   - Не очень... - неохотно сказал Толик и икнул. Голос Хахаля гулко звучал в его голове, как в пустой бочке. Слон с Перцем перемигнулись.
   - И смотри, что получается, - Хахаль положил в рот большой кусок пирога, отчего в речи возникла заминка. - Ты работаешь, а денег нет. И детей нет. Другие работают, у них есть деньги. И дети есть. Херня же получается! Так?
   - Давайте без грубостей, ребята! - сморщившись, как от кислого, попросила Марина.
   - Сорри, мэм, - картинно извинился Хахаль. - Но так или не так?
   - Так, - полупрошептал Толик. - Но я не виноват.
   - Конечно, не виноват, - успокоительно произнес хахаль. - Человек может сделать только то, что в его силах, и не более. Но кто? Подумаем: если у кого-то из нас, - Хахаль постучал себя по груди, - к примеру, есть что-то, чего нет у других, а условия те же. Каким образом?
   - Общество. Устройство, - более живо и громко произнес Толя.
   - Или... - Хахаль выжидательно посмотрел ему в глаза.
   - Воруют, - уверенным голосом сказал Толя и слегка стукнул рукой по столу.
   - Мыслишь, - Хахаль хмыкнул и положил в рот крупную маслину. - А воров наказывают. В разное время с ними поступали по-разному. В древности их сразу -- чпок! - и нету. Убивали. На Востоке ворам отрубают руки, - продолжал ораторствовать Хахаль, - в Японии они сами делали себе харакири. А у нас их сажают.
   - На кол! - подсказал Перец и захихикал. Все, даже Марина, последовали его примеру. Даже Толя невольно улыбнулся, представив себе отчаянное возмущение преступника, которого вместо тюрьмы сажают на кол.
   - Вот-вот. Ну, давайте по третьей. Лысый, скажи чего-нибудь, - обратился Хахаль, наливая вино в бокалы. - По-своему.
   Лысый словно нехотя поднялся и начал медленно говорить:
   - Я вообще не мастер речей. По мне, главное -- дело, - он ухмыльнулся и вытер сальные губы салфеткой. - Но раз такое дело, то я хотел бы выпить за нас, мужиков, здесь присутствующих. Не за тех писюков, которые себя только так называют, а как дойдет до дела, размазывают сопли, а за сильных мужиков, которые всегда знают, чего хотят. И соответственно, за Толика. Ну вот, - и Лысый залпом выпил вино. Марина поморщилась.
   - За силу! - бурно воскликнул Хахаль. И третий бокал был дружно опрокинут присутствующими.
   Толе стало очень весело. Вино окончательно разморило его. Его, казалось, смешило все: и Хахаль, с его дурацкими очками, и Лысый, произносящий мудрые речи, и Марина с ее холодным аристократизмом, идущим на непрерывный компромисс с реальностью. Все казалось легким, воздушным и ненастоящим. Все, что говорили собравшиеся, словно бы звучало у него в голове, а не исходило из их уст. Странный непонятный праздник, возникший ниоткуда. И от этого хотелось смеяться еще больше.
   И в этот момент раздался звонок в дверь.
  

ТАНЕЦ С ЗЕРКАЛОМ

   Все вздрогнули и устремили взгляды на Толю, и он со всей очевидностью понял, что идти открывать придется ему.
   - Я сейчас, - сказал он, немножко неловко поднявшись из-за стола.
   - Да-да, не беспокойся, мы тут все не съедим, - произнес Хахаль нарочито безразличным тоном. Никто не шевельнулся.
   Пока Толя шел к двери, ему казалось, что провожавшие его взгляды были очень-очень холодные, они почти физически жгли его кожу. Выходя, он успел уловить взгляд Марины. Он ему не понравился. В нем было что-то НЕ ТАК. Толя затруднялся сказать, что именно. Он шел, и мысли копошились в его голове, словно еще слепые, только что родившиеся щенята под брюхом матери. "Это за тобой", - сказал ему спокойный уверенный голос, вынырнувший откуда-то из глубины, - "Будь готов". "К чему готов?" - отчаянно спросил его Толик. Но тот больше ничего не говорил, будто притаился. Будь он проклят, если хотя бы что-то понимал во всем этом дерьме. Все это словно один большой спектакль андерграунда, проходящий наяву. Или все-таки во сне? Так когда же, вашу мать, он проснется?!
   За дверью оказался его сосед, Иван Кузьмич, любитель садов и огородов, держащий в руках его, Толину лопату. Ее вид, присохшие к металлической поверхности кусочки сухой земли, очень живо напомнили Толику что-то очень важное, но он не мог вспомнить, что именно.
   Старичок был в зеленых потертых брюках, синем ватнике и пресловутой шапке ушанке -- народном символе многих славянских поколений. Он сразу удивленно отшатнулся от Толи, как черт от ладана, и обеспокоенно спросил:
   - Что-то стряслось, Анатолий?
   - Нет. С чего вы взяли? - почти спокойно ответил Толя, про себя удивляясь стариковской интуиции.
   - Да ты выглядишь, будто с креста снятый. Семейные проблемы, али как?
   Толя кивнул. "Пожалуй, да. Семейные", - медленно ответил он. Казалось, он почти уловил саму суть, ухватил ее за хвост и теперь оставалось только притянуть ее к себе поближе и хорошенько рассмотреть.
   - Ну, у кого не бывает! Даже мы со старухой бывало как сцепимся! - добродушно заговорил старик. - Моя покойная мать, царствие ей небесное, сначала пыталась нас мирить, а потом и рукой махнула: мол, молодые ссорятся, значит, любятся горячо! Да, было... - Иван Кузьмич закряхтел и высморкался, тронутый ностальгическими воспоминаниями молодости.
   Толя внимательно выслушал этот монолог. Ему вдруг отчего-то отчаянно захотелось ухватиться за доброго старика и крикнуть, что есть мочи: "Помогите мне! У меня проблема, большая проблема!" Ему захотелось остаться со стариком, не возвращаться в квартиру, но что-то внутри него говорило, что это невозможно, что он должен вернуться...
   - Ну, я тут заболтался, - сказал Иван Кузьмич, неохотно возвращаясь к насущному, - А ты действительно плохо выглядишь. Нервы береги, ругаться надо голосом, а не сердцем. А еще лучше вообще с милой не ругаться, хотя это и сложно, конечно. Вот, я тебе лопату твою принес. Хорошая лопата. Держи, - он протянул ее Толику. Толя взял и, вздрогнув, как ужаленный, выпустил древко из рук. Та упала на замусоленный каменный пол и ударилась с глухим неприятным звуком. Толя схватился за голову.
   - Да что ты, право, - мягко сказал Иван Кузьмич, - совсем в расстроенных чувствах. Он нагнулся и поднял лопату. Затем, пройдя мимо Толика в квартиру, прислонил ее к стене.
   - Иди ляг лучше отдохни, - кашлянув, сказал старик, выходя за порог. - А я пошел. Старуха небось уже ждет. Пошел я. - И Кузьмич поспешно зашагал вниз по лестнице. Скоро его шаги затихли внизу.
   Толя стоял на пороге, все так же держась за голову. В ней словно загудели-задышали кузнечные мехи, виски разрывались от невыносимо монотонных ударов молота. Ему хотелось закричать, изо всех сил крикнуть в спину старика, чтобы он не уходил, но язык намертво прилип к гортани и слова застыли в горле неудержимым, мучительным комком.
   ОН ВСЕ ВСПОМНИЛ.
  
   Секундная стрелка не меньше двух раз отсчитала минутное деление, прежде чем он зашел в квартиру и затворил за собой дверь. Что ж, теперь он знал, почему все это казалось ему таким странным: Марина была мертва, он сам убил ее, а остальные люди, находящиеся сейчас в его комнате, людьми, без сомнения, не являлись. И тем не менее, все они были донельзя реальны. Это безумие опутало его с ног до головы своими липкими нитями, словно огромный жадный паук, заманивший в ловушку маленькую безобидную мушку, и теперь он...
   Внезапно Толя замер, пораженный увиденным. Прямо напротив его, в прихожей, стоял незнакомый ему человек и вызывающе смотрел на него. И этот человек также не казался живым, его глаза... Толя отшатнулся и стал осторожно пятиться назад, но человек, словно передразнивая его, с угрожающей миной повторил Толины движения. И этот человек молчал. Это и было самое страшное. Он собирался убить его МОЛЧА.
   Решившись, Толя рванулся не назад, а вперед и с диким воплем ринулся на своего противника, а тот навстречу ему. Толя прыгнул первым и с размаху грохнулся о что-то холодное, мерзкое. Из нса потекла кровь, боль впилась в мозг. Толя сполз на пол безвольным мешком, почти таким же, какой лежал тут, в прихожей, неподалеку от него, сполз, чувствуя, как ни странно, облегчение, потому что он понял: этим его противником был он сам, его собственное ОТРАЖЕНИЕ В ЗЕРКАЛЕ...
   Поднявшись, вытерев с лица кровь, он всмотрелся в свое изображение. В неярких лучах одинокой лампочки под потолком оно казалось похожим на большую багровую маску. Но глаза...
   Они сверкали ярким огнем, белки были больше похожи на поджаренную яичницу, зрачок был непропорционально расширен. За этим пламенем пряталось его БЕЗУМИЕ, оно точно выглядывало из-за своего укрытия и, подмигивая, спрашивало: "Как дела, Толик? А у меня - НОРМАЛЬНО!" Оно было в каждом его, Толином, движении -- в полусогнутой позе, скрюченных, выпяченных вперед руках, неприятном поеживании плеч, томном изгибе губ, при ближайшем рассмотрении -- ядовитой ухмылке, наконец, кошачьей походке. Подумать только, он кинулся и чуть не убил себя, приняв зеркало за человека! Толя хрипло рассмеялся с некоторым облегчением. теперь-то он, по крайней мере, знал разгадку. Всего-навсего он сошел с ума, и этим объясняются все те странные события последних дней, четко проступившие сейчас в его памяти. Он не может контролировать ни себя, ни ситуацию. Он может только плыть по течению, как дохлая рыба, думая, что гребет он сам... Но он еще жив. Черт возьми, он еще жив!
   Судорожный негромкий крик вырвался из его груди. Он схватил стоящую рядом лопату и со всей силы ударил ею по зеркалу, по невыносимо правдивому его отображению, и оно треснуло, пошло кривыми разломами, точно стремительно разлагающийся на глазах труп. Он сам был этим зеркалом, разбитым, искореженным, все еще дающим отблески. В них, этих разломах, на Толю продолжал нахально скалиться он сам, разрозненный и искривленный до неузнаваемости. Это было крушение, да, но это еще не было финалом...
   Отбросив лопату, Толя направился в комнату.
  
   (продолжение следует)

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"