Аннотация: Обрести истину, восстановить справедливость... времени отведено совсем немного.
ТРИ ДНЯ
Я проснулся и сразу крепко зажмурился от яркого солнечного света, бьющего мне в лицо. Вслепую нашарил ногою тапки, с трудом присел на кровать. Голова была тяжелая, точно пушечное ядро, все тело ломило. Ого-го! Занавески на окне был раздернуты (оттого-то свет и бил мне в глаза), и я понял, что уже минимум десять часов, а то и больше. Крепко же я спал! И... и почему здесь? Я с удивлением оглядывал совершенно незнакомую мне комнату, судя по всему - гостиничный номер. Стол, одна кровать, на которой я спал, стул, на котором я сложил свои вещи, тумбочка с графином...все. Судя по своим ощущением, я, верно, хорошо приложился вчера с дружками по службе, что оказался в чужом номере (слава богу, один), а не в супружеской постели. Но...убей бог, если я это помнил! Напротив, у меня вчера должно было быть ответственное задание - я ведь заместитель начальника оперативного областного отдела РОВД. Вчера я должен был провести операцию, по захвату банды торговцев поддельным вином, в которую мне удалось внедриться. Именно вчера меня должны были отвезти в их главный подпольный цех (он и был целью, поэтому мы не производили задержание ранее), где я, при помощи группы захвата, должен был закончить эту операцию. Я помнил, как мы ехали в машине вместе с Иваном Телятниковым, администратором и бухгалтером банды, в принципе, нормальным парнем - зря он влез в это дело - и двумя помощниками-громилами, Васей Калачом и Потапом. И больше...ничего. Жутко ломило в затылке. Неужели все прошло успешно, и мы потом напились до полусмерти, или... Или что?
Память молчала, а я даже представить себе не мог. Скандал с женой? Да нет, это я бы запомнил. Провал операции? Но тогда, можно быть уверенным, я бы сейчас лежал где-то в больнице или, простите, сырой землице, а не в гостиничном номере. Я встал, неторопливо оделся - куда спешить, если все равно опоздал? - по-прежнему размышляя, просчитывая варианты.
Гостиницей, в которую я попал, оказалась "Юность", она находилась совсем недалеко от нашей конторы, и в этом, очевидно, был какой-то смысл. Можно было спокойно пройтись пешком, что я и сделал.
Лето было в самом разгаре. Цвели цветы, благоухали деревья, воздух был чист и свеж, и пока еще, утром, не пылал жарой, пронзая легкие, словно раскаленный кусок металла. Я шел по парку, мимо турбазы, наслаждаясь этим обстоятельством и, потихоньку, начиная чувствовать себя, точно заново родившимся человеком. Голова уже не болела, в теле возник здоровый утренний заряд энергии, состояние духа, несмотря на то, что я не мог вспомнить, как я провел вчерашний вечер, было преотменным.
Вскоре парк закончился, дорога вильнула налево, где в глубине маленьких и малозначащих зданий притаился наш офис, как теперь принято называть. Вдохнув еще раз полной грудью свежий воздух и улыбнувшись, я шагнул по лестнице наверх, толкнул дверь. В глубине души я чувствовал легкий мандраж, прежде всего перед Валентиной, а кроме того - что ждет меня, какие ответы на мои естественный вопросы?..
Вот знакомы до боли третий этаж, поворот по коридору направо, третья дверь. За нею голоса. Отворив ее и зайдя вовнутрь, я увидел моих коллег, сидящих за столом и обсуждающих, очевидно, какой-то план. Чего я не ждал, так это такой бурной встречи! Все повскакивали, радостно крича, точно пришел Спаситель, а не какой-то Анатолий Сагайдачный, подбежали ко мне. Валентина, моя Валечка, моя любимая и обожаемая жена, нарушая все законы субординации, прыгнула на меня, в мои руки, прямо в строгом служебном костюме. Обнимая ее, я в очередной раз чувствовал, как сильно я ее люблю, как хорошо, что она есть на этом свете. У всех на лицах была радость. Всех, даже Кости. Костя был молодым, энергичным еврейчиком, обладающим привлекательной наружностью - красивое лицо, худощавая фигура, темные курчавые волосы. Он долго ухаживал за Валей, но она любила меня, и прошлым летом мы поженились. Он тогда сильно на меня обиделся, не то слово, и все последнее время находился ко мне в строгой оппозиции. Как и Антон, старший опытный опер, крупный суровый мужик с основательной залысиной. Он считал, что я его незаслуженно обошел. Но ведь это был выбор Гаврилыча, не мой! Я не подставлял ему ножку, а вот он мне - пытался. Как бы то ни было, чертовски приятно было видеть ИСКРЕННЮЮ радость на всех лицах. Но я все еще ничего не понимал. Поэтому, мягко отстранив Валю, я громко сказал:
--
Так, граждане-товарищи! Друзья-коллеги! Рад всех вас видеть, а теперь объясните-ка мне, что такого случилось вчера. У меня с этим...проблемы.
--
Как, а ты разве ничего не помнишь? - изумился за всех Олег, мой друг и ближайший помощник.
--
Не то, чтобы совсем ничего не помню... - уклончиво сказал я. Действительно, даже сейчас я чувствовал, как какие-то смутные образы бьются в голове, точно о какую-то невидимую перегородку, и не могут сквозь нее прорваться. Что-то неприятное происходило со мной вчера, это я уже понял.
--
Я...мы все...боялись, что ты погиб, - начала объяснять Валя. Больше всего, глядя на нее, мне сейчас хотелось не слушать все эти объяснения, а уединиться с ней...даже не для того, чтобы чем-то там заняться. Просто держать ее за руку, целовать, слушать ее голос. Такой острой, отчетливой представилась мне эта картина, что слова доносились до меня откуда-то из-под ширмы, глухо падали и проникали в сознание. - Там, в винном цехе, у вас, вероятно...точно мы не знаем... произошла стычка. Группа захвата...опоздала. Когда мы были там (и я понял, что она тоже была там, среди группы захвата, хотя ей не полагается, когда узнала, что со мной происходит что-то неладное), все уже случилось... Почти все были мертвы...убиты в перестрелке. Мы задержали только Ивана Телятникова. Ему уже предъявлено обвинение... Тебя там не было, - быстро сказала она, с волнением, предупреждая мой вопрос, готовый сорваться с губ. - Мы нашли только следы...твоей крови. Каким-то образом тебе удалось спастись...Так ты не помнишь, что там произошло? Совсем?..
--
Нет, - с сожалением ответил я, покачав головой. Все услышанное что-то будило во мне, какой-то отзыв. Что-то там было...стрельба...крики. Но...ничего определенного. У меня вновь начинала болеть голова. Я поднял руку, предупреждая возможные дальнейшие расспросы сотоварищей: - Я хочу поговорить с Телятниковым. Один на один.
--
Толик, сейчас? Может тебе лучше немного отдохнуть? - с тревогой спросила Валя.
Я упрямо помотал головой. Я и впрямь чувствовал, что надо поговорить с ним сейчас, пока головная боль и усталость не взяла свое. На свежем воздухе мне было лучше, но сейчас все возвращалось.
--
Ну идем тогда, - сказал Олег, беря со стола ключи. - Может, перед тобой он сразу расколется. А то держится орлом, кричит, что невиновен.
(...)
--
Он там, - сказал Олег, с треском открывая камеру. И, помявшись, спросил, видя как я, морщась, тру себе ноющий затылок: - Может тебе не стоит оставаться с ним наедине...сейчас?
Я ,усмехнувшись, отрицательно покачал головой. -Все в порядке, - сказал я. Действительно, в каком бы плохом состоянии я не находился, справиться с каким-то бухгалтером, даже если он только маскировался под бухгалтера, труда для меня не составит. Я ведь проходил спецподготовку в свое время и выучки не растерял, как и уверенности в себе тоже. Иначе не стал бы внедряться в банду лично, а послал бы кого-то вместо себя... Например, Костю. Или Антона. Но вслух ничего этого, я разумеется не сказал.
Телятников сидел за столом, закрыв лицо руками. Когда железная дверь стала открываться, он дернулся и убрал руки, чтобы посмотреть на вошедшего. Он увидел меня. И тут я с огромным удивлением увидел на его лице то, что парой минут ранее наблюдал на лицах своих коллег... радость. Он был рад, что я жив. И удивлен. Удивлен не меньше моего. "Спокойно", - сказал я себе. - "Он просто радуется, что на него не навесят вышку, только и всего." Но, глядя на него, тощего, худенького и слишком рано постаревшего парня, где-то в глубине души, я отчего-то ясно понимал, что это не так.
--
Дима? - воскликнул он все с той же радостью, что читалась на его лице. Это не может быть притворством.
--
Можешь звать меня Толей, - сказал я, усаживаясь напротив него.
Иван слегка погрустнел, но лишь слегка. Он кивнул:
--
Значит ты из них, - он головой указал на дверь. - Понятно. В принципе, я догадывался, но все-таки...
--
Значит, ты меня сдал? - быстро спросил я. Его лицо передернулось, точно от боли.
--
Нет-нет, ты должен мне верить! - почти закричал он. Вены на его горле вздулись от напряжения. Дима...прости, Толя... Ты же знаешь, я сидел в машине и ждал. Потом подъехала машина...
--
Какая машина?
--
Черный БМВ. Я еще подумал, что это может быть хозяин, поскольку несколько раз видел такую же машину возле нашего магазина.
--
Кто это, хозяин? - спросил я.
Он помотал головой. - Откуда мне знать? Я же его никогда не видел, честно. Проверяешь? - с горечью спросил он. - Дима, то есть Толя, мы же с тобой никогда... Он вдруг замолчал и глянул исподлобья. - Все верно, это твоя работа. Только раз уж ты все знаешь, то должен и знать, что меня никогда ни во что не посвящали! Никогда!.. Я работал с документами, все только по закону. Я только здесь узнал, ЧЕМ они там занимались. Только здесь, клянусь! - он яростно постучал кулаком по столу и затем ударил им себя с силой в лоб. - Если бы я только знал...
- И - чем вы там занимались? - спросил я, принимая правила его игры. То, что администратор не знал, что они гнали фальшивое вино, поверить было невозможно. Вместе с тем, создавалось впечатление, что он говорит вполне искренне.
Он вытаращился на меня со смесью злости и обиды.
--
Ты что - издеваешься?.. Снова проверяешь? Ты же сам обнаружил, что в цеху делают наркотики. А я не знал!.. Я б на такое не пошел, ну правда же!
--
Наркотики? - глупо повторил я, глядя на него. Наркотики. Вот, оказывается, где собака зарыта. А я не помнил. И мне никто не сказал.
Вот почему стрельба, убийства, вот почему тот цех, к которому мы подъехали (это я припоминал) показался мне слишком большим, слишком внушительным для подпольного производства дрянного винца. Это тоже деньги, и большие, но наркотики...Это совсем другой уровень. Вот, что там крутилось, и вот на что я вышел, получается. Но что же все-таки произошло там, внутри?
- Дима... Он опять назвал меня в волнении прежним именем, но я не стал его поправлять. - С тобой все в порядке? Очевидно, на моем лице отразилась та магнитная буря, что бушевала в моей голове.
- Да. Так кто хозяин, Иван?
- Ну не знаю я, не знаю! - на сей раз он все-таки сорвался на крик. - Если б знал, сказал бы, не верю я в эти вендетты, мести и прочее. (Хм, не верит? А вот я верю. Особенно, где замешаны наркотики) И на суде бы подтвердил, я же в этом заинтересован, верно?!.. Неужели вы не можете понять, поверить...проверить?!.. - еще немного, и он сорвется на истерику, почувствовал я.
- Ну хорошо, Иван. Поговорим еще позже. - вставая, сказал я. Господи, как давит голова!
Он остановил меня в дверях. Остановил вопросом:
- Толя... Я обернулся. - Скажи, что же все-таки произошло там...у вас?
О-ох, как они все меня достали!
- Пока я не могу этого сказать, - сухо сказал я и вышел.
За дверью меня ждал Олег. Он встретил меня вопросом: - Ну что?
- Обвинение в убийстве с него снять - он ждал в машине и прибежал, когда было уже поздно. Наркотиками тоже не занимался. Пройдет по мошенничеству и фальсификации документов, с него достаточно будет. Можешь перевести его в обычную камеру, под мою ответственность.
--
Так значит ты вспомнил? - просиял Олег.
--
Не совсем, - мне не хотелось его разочаровывать, но выхода не было.
--
Но...ты тогда уверен? - спросил он, невольно останавливаясь.
--
Под мою ответственность, - повторил я и зашагал дальше по коридору.
Мне просто необходимо было оказаться в своем кабинете. Побыть немного одному, разобраться. Хотя в чем, к чертовой бабушке, я разберусь? Память упорно не хотела откликаться на мои усилия, а голова просто не давала жить. Хотя, когда я сидел так, в тишине, кажется, становилось немного лучше. Что же со мной такое? Амнезия, мать ее за ногу? Кажется, я попал в положение героя из какого-то дурацкого кино, вроде "Идентификации Борна", который я недавно смотрел с женой без особого удовольствия. Но там - супергерой, супершпион, которому мчать на машине, что по дороге, что по бордюру не снижая скорость меньше 160 и сталкивать кучу других тачек, что облизать с пальца шоколадный крем, а тут... просто я. Пусть и не хрен с бугра, но не супергерой уж точно. Что ж там случилось в том цеху? Меня ударили по голове? Допустим. Но почему отпустили, не убили? И как я оказался в гостинице? Н-да.
Походив немного по комнате, я решил выйти освежиться, покурить в коридоре.
Машинально я побрел вперед, доставая пачку, пока не дошел до двери, за которой звучали приглушенный голоса моих сослуживцев, и тогда сигарета была позабыта. Говорили обо мне.
--
...Но скажи, откуда тогда там столько крови?.. - продолжая начатый спор, горячо спрашивал Костя. - Потеряй он столько, не смог бы подняться и ходить, это точно!..
--
Может, это не его кровь, - возразил ему Антон.
--
Ну да, четвертая группа! - возмутился Костя. - Бывают такие совпадения? Ты веришь?
--
А почему нет? - сказал кто-то третий, голоса я не узнал. - Как еще можно это объяснить?
--
Ну а если... - Костя понизил голос, я затаился за дверью. - А если банда ПО КАКИМ-ТО ПРИЧИНАМ была заинтересована в том, чтобы сохранить ему жизнь?.. Что ты на это скажешь?..
Дальше я слушать не стал. Во-первых, я и так услышал достаточно, во-вторых, было бы весьма неудобно, если бы кто-то, выйдя в коридор, застал бы меня подслушивающим. Я вернулся в свой кабинет. Настроение окончательно испортилось. Коллеги шушукаются за моей спиной обо мне и даже считают меня предателем. Дожились, называется. А как же быть с той радостью, что я увидел, когда зашел сегодня? Вряд ли в тот момент она была притворной. Скорее в этом весь человек Костя: мелькнет в нем что-то хорошее, пробьется наружу, а потом ты видишь что этого нет, а есть что-то весьма неприятное, не человек, а какая-то рептилия, прости господи.
Я сидел и предавался черным мыслям, когда зашла моя Валюша. "Как ты себя чувствуешь, счастливчик?" - спросила она, ероша мои волосы. "Не то, чтобы очень", - признался я, беря и целуя ее нежные пальцы. - "Голова болит". Она встревожилась не на шутку. "Давай прямо сейчас съездим в клинику", - предложила она. - "Ты же сам знаешь, если, не дай бог, сотрясение или что-там, откладывать нельзя". "Ну, давай,"- покорно согласился я. - "Не думаю, что сейчас есть другие неотложные дела",
За рулем у нас всегда моя Валечка. Я водить умею, но не люблю.
(...)
- Ну что, доктор? - тревожно спросила моя жена, не в силах больше терпеть молчание.
-Ну...в общем, все в порядке, - наконец ответил тот, рассматривавший черный рентгеновский снимок. - Энцифалограмма в порядке, сердце здорово, внешних повреждений у вашего мужа не имеется...Э...Тут на снимке несколько необычных пятен в области мозга, - ткнул он пальцем в карточку, и я внутренне напрягся, - но это ни в коем случае не опухоль...не сотрясение или какое-нибудь другое повреждение...хм, интресно...в общем, могу вас успокоить: у вас весьма здоровые данные и совершенно нет повода волноваться.
--
А как же головные боли, доктор? - нетерпеливо спросила жена, я кивнул. - Что с ними делать?
--
Э... - доктор пожал плечами. - Это иногда бывает от сильного напряжения или перенесенного потрясения. Должно скоро пройти, во всяком случае сосуды хорошие, дистонии я не вижу...э...стенки вполне уплотненные...я вам пропишу хорошие таблеточки - амезин, полностью на природной основе, будете принимать два раза в день - боли снимет как рукой. Я сам ими пользуюсь иногда. Начните прямо сейчас. Ну и, конечно же, сами понимаете...э...свежий воздух, обтирания, приседания...
В ближайшей аптеке мы сразу купили таблетки. Я проглотил одну, вкус не сильно и гадкий, запил прохладной минералкой. После чего мы вернулись на работу.
(...)
Таблетки подействовали странно. Головная боль то полностью отпускала, то наваливалась снова, волнами. Как бы то ни было, своей работоспособности на сегодня я лишился. Браться за какое-то дело в таком состоянии было бы неразумным - можно только напортить. "Скорее бы кончился сегодняшний день", - взмолился я про себя. Отдых - это то, что необходимо. Чтоб прийти в себя, чтобы вспомнить наконец. Я сидел в кабинете у Олега и слушал, как он ведет допрос, подперев непосильную голову кулаком и машинально вычерчивая на листе какую-то ерунду.
-... я в сотый раз повторяю: уехали кататься, и больше я их не видел!.. - брызжа слюной, говорил бородатый мужичок тщедушного вида. - Может загуляли вместе. Сукой, говорю, она была, бля буду.
- Послушай, хватит мне это на уши вешать! - устало возмутился Олег. - У тебя в машине нашли следы крови, понял? Группа крови совпадает с группой твоей жены. Да ты ж на вышку потянешь, дурило такое!
- Почем я знаю, что это за кровь! - запальчиво выкрикнул мужик. - Мало ли какая группа. Она кого хошь водила, мало ли шо... Нету тут моей вины! Виновен - вяжите, не виновен - отпускайте!..
Олег тяжело вздохнул, выразительно посмотрел на меня. Ну что, мол, возьмешь, если мужик так уперся, а улик и вправду не хватает. Лучше отпустить его, чтоб успокоился, следить тем временем потихоньку, и он рано или поздно попадется. И тут меня точно стукнуло.
- А послушай-ка, - сказал я, - вы случаем не в лес кататься уехали все втроем? Тот что сразу за городом, за Ивановской трассой? Там есть поворот, сразу за большим утесом. Там вы остановили машину. Вы отошли на травку, перекусить... и убили ее. Не ты один, ты и твой друг... на "К" его зовут, верно? Ты только держал, он душил. Ты думал, что мстишь ей за измены. А потом в твоих пьяных мозгах все перевернулось, и ты в отместку убил его. И закопал обоих там же, в овраге. А ты знал, что твой друг тоже спал с твоей женой? Наверное да, он проговорился, сразу после "дела"... - я остановился, только теперь осознавая, что несу скороговоркой какой-то бред, а Олег смотрит на меня огромными глазами. А мужик весь дрожит.
- Это была его идея! - неожиданно пронзительно закричал он, судорожно привставая. - Это Колян меня подначил, рассказал про нее, а сам...Можете записать: я не раскаиваюсь и не жалею, что убил его, суку...А Настену жалко...Виноват я перед нее. Ну ничего, ужо ТАМ посчитаемся...- он закрыл лицо руками и визгливо зарыдал.
Мужика увели. Олег взял сигарету со стола, глубоко затянулся, потер ладонью переносицу. "Откуда ты узнал?" - тихо спросил он, и хотя Олег пытался это скрыть, но голос выдавал его потрясение.
У меня не было ответа на его вопрос.
(...)
Только дома я, наконец, почувствовал себя получше. Даже голова почти прошла.
(...)
Валечка сидела ко мне вполоборота на кровати. Она была в розовом воздушном халатике, только после ванной, одном из моих любимых. Я тихонько любовался ее нежной шеей, идеальным тонким профилем, плечами...всем, я впитывал ее в себя. Глубокое теплое чувство переполняло меня. Разумеется, я хотел ее, но, что важнее, я знал, что действительно люблю ее всем своим сердцем, как это ни банально.
-...ты даже не представляешь, что я пережила, - говорила она. - я представить себе не могла, что с тобой что-то случилось. Это ужасно: только вчера все было хорошо, и вдруг непонятно что, непонятно почему, и я ничего не могу сделать. Толя, я хочу чтоб ты знал, - очень серьезно сказала она, легко касаясь меня. - Я не могу без тебя. Ответственно это заявляю. Чтоб больше не смел никуда впутываться, понятно?
- Слушаюсь, мой генерал! - я козырнул невидимой фуражке. - Кстати, знаешь, - решил похвастаться я, - после всего этого - я обязательно вспомню, что там было - у меня даже появилось нечто вроде предвидения. Сегодня я на допросе... Валя, ты меня слушаешь? - я даже испугался. У нее на лице появилось странное выражение, а округлившиеся глаза смотрели сквозь меня, точно увидели там, на стене, нечто необычное. -Валя!!! - я взял ее за руку.
Она вздрогнула, и к ней вернулось нормальное выражение. "Господи!" - с облегчением вздохнула она. - "Нет, все в порядке, просто на секунду чепуха померещилась: будто ты куда-то исчез, будто тебя снова нет, и я сижу совсем одна..."
- Да нет же, ты не одна , - ласково сказал я, привлекая ее к себе. - и никогда не будешь. Думаешь, я оставлю такое родное чудо?!..
Я жадно припал к ее прохладным губам. Она вся трепетала в моих руках...и я тоже весь дрожал. Тихо пополз поясок халатика, что-то упало на пол. Она была вся мягкая, теплая, гибкая...вся моя...была моей мечтой. Наши дыхания смешались в одно. Белизна кровати стремительно упала на нас, закружив в водовороте. Это было прекрасной сказкой, только это было взаправду, и все ушло, и ненужные слова тоже.
"Неужели человеку может быть НАСТОЛЬКО хорошо?.." - только и успел подумать я, прежде чем окончательно раствориться в небытии.
Свет безжалостно вырвал меня из объятий Морфия. Сначала из далекой глубины ощущался некий дискомфорт, а затем прошел стремительный переход, и вот уже я лежу с закрытыми глазами, чувствуя прикосновение солнца на своем лице. - Пусик, - пробормотал я, все еще цепляясь за останки сна, - пусик, задерни шторы, будь добра! Моя рука пошарила справа от себя, надеясь уткнуться в упругое тело жены, вместе с ней проснулись воспоминания о вчерашнем вечере и еще кое-что. Однако справа было пусто, никто не отозвался на мои мольбы, и я решил, что надо-таки встать. Открыв слипшиеся веки и одновременно отпихнув одеяло, я привстал и... ЭТО ЧТО ЗА ХРЕНЬ?!?..
Это вырвалось у меня вслух и не без оснований. Даже спросоня я понял, что мне не мерещится. Это не была моя квартира. Это был мой вчерашний гостиничный номер, будь он трижды неладен. И снова было далеко не самое раннее утро.
Похоже, кто-то продолжал играть со мной в загадки.
Мне ничего не оставалось, как быстрее вставать, умываться и собираться. Загадки требовали скорейшего разрешения.
Внизу я обратился к девушке за стеклом:
- Я прошу прощения...Моя вопрос может показаться странным, но я очень прошу вас помочь мне. Я из 42-го. Вы не могли бы подсказать, какого числа я арендовал у вас номер?
- Да, конечно. - девушка пожала плечами. Она выглядела очень молодой несмотря на строгие очки и прическу. Наверное, после института. Она открыла книгу записей и, найдя нужную запись, сказала: - Вы записались 22-го числа в 23.52.
Ага. Сегодня должно быть 24-е. Значит, как раз в тот злополучный день, точнее вечер, который я не помнил. - А вы не помните случайно, я у вас записывался лично...или кто-то другой был вместо меня?
Брови у нее поползли вверх. Все ясно, что она про меня думает. Но это неважно. Я с нетерпением ждал ответа.
- В тот вечер не я дежурила. Надежда Ильинична! - крикнула она, обернувшись. Из-за внутренней двери вышла крупная пожилая женщина в очках. - Вот, тут мужчина спрашивает, не помните ли вы, 22-го вечером он брал у нас номер лично или нет?..
Надежда Ильинична вперилась на меня из-под очков. - Да, разумеется. Я хорошо помню вас. - кивнула она.- Было почти 12, вы были нашим предпоследним клиентом в тот день. Вы взяли 42-й номер, потом поднялись наверх.
-Один? - уточнил я.
-Один.
- А я...нормально выглядел? - спросил я.
- Мне показалось, что у вас не все в порядке и вы...немножко приняли лишнего, - помявшись, ответила она. - Вы что, страдаете провалами в памяти?
- Что-то вроде этого, - ответил я. - Спасибо, извините меня за беспокойство.
Поднявшись на третий этаж, я сразу понял, что происходит что-то неладное. Посреди коридора стояли носилки, возле них находилось несколько медэкспертов и Олег. Наш отдел сгрудился в коридоре, лица были растерянными, Валя плакала в уголке, ее утешал Костя. Ишь, зараза, не знает покоя, всколыхнулась во мне ревность. На мое появление внимания никто не обращал. - Что случилось? - громко обратился я ко всем. Мне пришлось сказать это дважды, и тут меня, наконец, заметили. Наступила гробовая тишина.
Я смотрел главным образом на Валю, она на меня. Что-то тут творилось совсем не то. Нехорошее чувство возникло под ложечкой. Глаза ее расширились, она...она боялась подойти ко мне! Остальные тоже. ПОЧЕМУ??? "Толя?.." - неуверенно спросил Олег.
- Конечно, я, кто же еще? - нарочито весело сказал я. - Чего вы тут все такие зашуганные?
- Ты кто такой?.. - спросил Антон, отделяясь от остальных и приближаясь ко мне. В его глазах я наблюдал странную смесь злости, раздражения и недоверия. Я сам начал чувствовать раздражение от всей этой глупой ситуации.
- Ты что, забыл мое имя, Антон Монахов? - странно, мне словно передавалось возникшее вокруг меня чувство страха и отчуждения. Я боялся не Антона, нет, я боялся того, что сейчас могу узнать и понять, какие-то колесики крутились в моей голове, я словно отдалялся от всего происходящего и приближался к чему-то непонятному, гадкому, и вместе с тем неотвратимому. К какому-то барьеру, который мне не хотелось преодолевать. - Что все это значит?
- Нет это ты ответь! - заорал Антон, пихая меня в плечо, так что я едва не упал. Внезапно он подбежал к носилкам, у которых стоял Олег (лицо у него было совсем белое). На них находилось что-то, завернутое в простыню, точнее КТО-ТО, с запоздалым страхом подумал я. Все сильнее было непередаваемое чувство дежа вю, а колесики в голове все вращались, вызывая острую, почти пронзительную боль. Я слышал и видел все точно откуда-то со стороны. - Это ты ответь, кто ты, чертов самозванец!.. - и он резко отдернул простыню.
Я понял все раньше, намного раньше. Время стало невыносимо медленным и тяжелым, точно капли ртути. Я увижу лицо. Тело. Я часто видел это лицо. Я часто видел его в зеркале, но тогда оно было другим. Не таким спокойным. Неправильно спокойным. Точно застывшая маска, падающая за красный занавес. Я любил это тело, хотя часто пренебрегал им. Я смотрел - и видел себя. Все, что было мною. Но кто же тогда Я?
- Мы нашли тело в лесу, - неожиданно спокойным тоном произнес Олег, - Метрах в ста от того места, где мы нашли тело жены того мужичка и его друга...там, где ты посоветовал искать. Собаки почуяли. Тебя расстреляли. В упор. Так что это не ты. Никак не ты.
- Толя?.. - это Валя. Спросила с надеждой и болью. С надеждой, что я сейчас развенчаю умершего "не-я", подойду, сниму маску и это будет Фантомас...кто угодно. Болью, потому что начинала чувствовать правду. Но она уже не боялась меня. Потому что любила.
- Да берите его, хватайте, пока не ушел!.. - это Костя. Не любил он меня, это да...ни живого, ни...другого. Но никто не сдвинулся с места.
Все менялось. Все вокруг становилось другим, полупрозрачным, словно пелена падала с глаз. Головные боли ушли. Память стремительно возвращалась ко мне...память обо всем.
- Махмуд! - громко сказал я и улыбнулся. Опустил голову, потер лоб (живой, горячий лоб) и сказал, обращаясь к остальным:
- Срочно отправьте группу захвата в Северные катакомбы. Чем быстрее, тем лучше. Цех, что мы обнаружили - только видимая часть айсберга. Там, на глубине, вовсю шмаляют наркотики, базу в катакомбах охраняют боевики. Хозяин - Махмуд Ахметов, он же печально известный "Ахмед", которого мы долго не могли поймать.
После паузы среагировал Олег: "Вы что не слышали? Действовать!" И все сразу вдруг зашумели, начали двигаться. Медики, задернув простыню, поволокли носилки вниз (я старался не смотреть в ту сторону), Олег помчался в свой кабинет, готовить операцию, остальные тоже. Все забыли обо мне (а если еще не забыли, то обязательно забудут, словно меня не было здесь, словно... впрочем, неважно), как по чьему-то негласному сигналу. Спустя минуту коридор опустел. Остался только я... и Валя. Она робко смотрела на меня. Потом подошла, нерешительно протянула руку...тронула меня...потом вложила пальцы в мою ладонь. "Как же все-таки так, Толик, а?.." - тоскливо сказала она, обращаясь в пустоту. - "За что нам такое?.."
- Я не знаю, родная. - я поднес ее нежные пальцы к своим губам. - Я должен идти. Но я еще вернусь.
- Я знаю, - кивнула она. - Я буду ждать.
Я спускался по лестнице, и все это время она смотрела мне вслед. Что творилось сейчас в ее душе? Мне не хотелось думать об этом. И меньше всего хотелось оказаться на ее месте. Не дай бог такого никому. Никому! Бедная Валя... бедный я.
Но что толку в жалости к себе? Она все равно ничего не изменит, как и чья-то чужая жалость. Меня ждало одно неоконченное дело, это было сейчас важнее. Я не сказал своим коллегам всего. Я не сказал им главного.
Автобус остановился, и я вышел. Надо мной возвышалось внушительное здание "Интуриста". Вход туда без пропуска был воспрещен, но я почему-то был уверен, что меня пропустят. И не ошибся.
Я ехал в лифте вместе с двумя женщинами, и никто из них не замечал меня. Они болтали о своем, поглядывая сквозь меня. Я был незрим. Почему-то от этого было тоскливо.
Шестой этаж. 696-й номер, в дальнем конце коридора, напротив. Я словно был здесь ранее. Я постучал, доставая на ходу пистолет.
-Кто там? - спросил мужской бас.
-Шампанское в номер, - ответил я.
- Нэ заказывали, - недоверчиво ответил голос, но дверь все же чуть отворилась, и это было ошибкой. Я ударил ногой со всех сил и начал стрелять.
Их было четверо, они были вооружены до зубов, наверняка в бронежилетах. Лица кавказской национальности, самые что есть неприятные, небритые и неопрятные. Они стреляли в меня, но их пуль я не чувствовал, они словно просачивались сквозь меня и рикошетили в стены, пол. Наконец, кулем свалился последний. Я стрелял в головы. Все равно, даже если в них до этого были мозги, то мозги неправильные, с кривыми прогнившими извилинами. Люди, зарабатывающие на смерти себе подобных - что это, если не падаль?
Я вошел вовнутрь, распахнул еще одну дверь. На диване, закутавшись в синий халата, с пистолетом в руке сидел пожилой азейбарджанец. Махмуд, собственной персоной.
- Шайтан, все же пришел. - тихим скрипучим голосом пробормотал он. - Я думал - только сны, ан нет.
- Не сон, - подтвердил я.
...Это он убил меня. Не сам лично, нет. Когда он по какому-то совпадению заехал именно в тот вечер в цех, я как раз убедился, что здесь делают не вино, а наркотики. Своей реакцией я выдал себя, и пришлось задерживать сообщников без группы захвата. Все бы ничего, я контролировал ситуацию, сопротивления мне не оказали, но Махмуд услышал, что происходит за дверью, и впустил туда своих боевиков. Те перебили всех до единого, всех своих, чтобы избавиться от свидетелей. Всех, кроме меня. Меня только тяжело, но не смертельно, ранили в плечо и повязали. Чтобы замести следы, меня вывезли за город.
"Жить - хочешь?" - участливо спрашивал Махмуд в машине, пока меня везли, а я ничего не видел, ничего не понимал, на глаза мне одели повязку. "Все хотят", - заключил он, поскольку я молчал, - "Не лез бы не в свое дело - жил бы, сколько влезет".
Меня вывели в лес и, не снимая повязки, расстреляли. Перед смертью Махмуд рассказал мне, видимо, чтобы сильнее поиздеваться, насколько бесполезным было мое разоблачение их цеха. Он рассказал насколько сильна их организация, какая мощная база существует в катакомбах, где их никто не потревожит. Насколько плевал он на нас, "поганых ментов" и конкретно на такое "мелкое ничтожество", как я. И дал сигнал. У меня не было шансов. Как нет их сейчас у самого Махмуда...
- Я не боюсь мертвяков, - сообщил он мне, оскаливаясь. - Махмуд ничего не боится.
- А жить хочешь? - спросил я.
- Всем умирать, - махнул он рукой. - Я знал, что ты придешь. Во снах приходил...мучил, шайтан. Кончай уж. Мой сын продолжит мое дело, - успокоенно улыбнулся он, поглаживая дуло пистолета.
- Твой сын мертв, - безразлично сказал я. - Убит в перестрелке. Ваша база разбита.
- Ты лжешь, скотина, - закричал он, привставая, и я с удовлетворением понял, что, наконец, задел его за живое. - Мой сын выехал из страны!
- Нет, - улыбнулся я, - он не поверил тебе и решил остаться. Для тебя все кончено, бандит.
Махмуд обессиленно опустился на диван. В его глазах мелькнула тоскливая обреченность. Пистолет выпал из рук на пол.
- Твой бог сильнее моего, мертвяк, - прохрипел он. - Я устал. Ты добился своего. Я боюсь. - по его телу пробежала дрожь. - Я боюсь того, что меня ждет. Я не хочу туда. Но сделанного не воротишь. Прошу, кончай скорее.
Я поднял пистолет. На секунду у меня мелькнуло сомнение. Тех четверых я убил в схватке, они стреляли в меня, пусть и не могли причинить вреда. Смогу ли я убить безоружного, отчаявшегося старика? Но потом я вспомнил Валю...потерявшую мужа, вспомнил о тысячах, десятках и сотнях тысяч людей, чью жизнь покалечили наркотики...вспомнил о себе, с повязкой на глазах стоящего на пороге выкопанной могилы...
Я выстрелил, и Махмуд потерял свое лицо.
Я вышел из "Интуриста". Вокруг гудели сирены, сверкали мигалки, бегали люди в форме. Все это не касалось меня, с каждым мигом уходило дальше и дальше.
Я шел домой пешком. К Вале. Попрощаться.
Она открыла дверь на звонок. Она была еще в форме, не успела переодеться. Она и в ней была очаровательно красива и сексуальна. Мое сердце болезненно сжалось.
- Толя?...
- Да, я, - сказал я, заходя вовнутрь. Но она так и осталась стоять в дверях в напряженной высматривающей позе.
- Толик, это ты? Я тебя не вижу, - со звенящим отчаянием в голосе сказала Валя.
- Да, это я!!! Обернись, прошу тебя!.. ОБЕРНИСЬ!..- крикнул я ей прямо в ухо изо всех сил. - Умоляю!..
Вдруг она повернулась и... увидела меня. "Толик, это ты, господи, родной," - запричитала она, обнимая меня.
- Все в порядке, все в порядке, - успокаивал я, проводя рукой по ее прядям. - Закрой дверь.
Мы сидели на кухне, пили чай в полном молчании.
- Господи, Толик, - не выдержала жена, отставляя чашку, - неужели я больше тебя НИКОГДА не увижу? Не обниму?.. Разве это справедливо? Как мне жить дальше? Я не хочу этого! Я не буду!.. - она заплакала.
- Валя, так надо, - твердо сказал я. - Ты будешь жить, не говори глупостей. Я этого хочу. Я вдруг понял, что так нельзя. Нельзя долго прощаться, растравливать ее раны. Ей надо жить. Уходя - уходи. Я встал. - Валь...я пойду.
- Нет, не надо, не уходи так рано, я не хочу, - она намертво вцепилась в меня, не желая отпускать. - Посиди хоть еще немного, пожалуйста...
Я чувствовал, еще немного, и мое сердце разорвется. Хотя разве такое возможно?.. Я наклонился и поцеловал жену долгим поцелуем. Она прильнула ко мне, дрожа, не от желания, но от невыносимого горя. Я едва удержался от того, чтобы попросить ее, чтобы она помнила обо мне. Это было бы глупо и бесчестно. Все равно она никогда не забудет. И я - тоже. Некоторое время мы стояли молча, просто прижавшись друг к другу. Потом я отодвинулся и вышел в дверь.
Слава богу, Валя не кричала вслед, не умоляла. Она просто стояла на пороге и смотрела мне, спускающемуся по лестнице, вслед. Это было еще тяжелее. Хотя я не оборачивался, я физически ощущал, как крупные горячие слезы ползут по ее лицу, падая вниз незамеченными и растворяясь в ткани. Слезы - пройдут. То же предстояло и мне.
Свет. До неприличности яркий, обжигающий солнечный свет-мучитель пробудил меня ото сна. Снова, и в последний раз. Я вновь очнулся в том же хорошо знакомом гостиничном номере, моем временном пристанище. Я уже успел к нему немного привыкнуть, но сегодня я прощался и с ним тоже. Наступал третий день. Я знал, что сегодня мне хватит дел. Я пройдусь, буду путешествовать по тем местам, где некогда бывал, в детстве или же в юности. Буду вспоминать. Побываю и в парках, и в скверах, в домах и парадных, проедусь в любимых трамваях и троллейбусах, на старой даче у моря. Буду вдыхать любимые запахи, и снова вспоминать. А потом, когда станет совсем невыносимо - приду домой. Сначала на свою старую квартиру, а потом в нашу с Валей. Возможно, посижу рядом с ней, неслышимый, невидимый, неощутимый. Хотя Валя может почувствовать. Ну, потерпи, родная, скоро все закончится.
Я не стал ангелом и не обрел всепрощения. Мне больно, обидно и совсем не хочется уходить. Мне больно при мысли о том, что на работе обо мне скоро позабудут. Память развеется, как дым, останется лишь дежурное клише: был такой-то...да сплыл. Бандитская пуля скосила. Мне больно и обидно, когда я думаю о том, что, возможно, -о, да, весьма вероятно! - через какие-то пару лет моя Валя может снова выйти замуж. За Костю. За моего недруга. Да, он не самый плохой человек в этом мире. И все же мне бы не хотелось...но от меня уже ничего не зависит. А ведь мы действительно могли бы жить с Валей в "мире и согласии" долгие счастливые годы...Ах, как все-таки больно...Я много не успел. Слишком много. Но что уже рыть землю копытами, когда кобыла сдохла.
Я не знаю, что будет дальше... со мной. Одно знаю наверняка: мне не будет страшно, как Махмуду, потому что я все сделал правильно. Как смог. Пусть и был всего лишь пешкой в неведомо чьих руках. И если они, эти Руки, все делают тоже правильно, на благо человечества, по своему хитроумному плану, то я...я преклоняюсь перед ним. Перед их Обладателем. Перед его мудростью.