Аннотация: История немного перекликается с "Краем мондронов"; история-загадка...
На песчаной косе
...Он вошел в поликлинику с бокового входа. Маленькая, неприметная серая металлическая дверь. Ручка плохо поддалась, тяжелая, точно тянешь на себя целый корабль, увешанный проржавевшими цепями, свисающими с бортов унылого судна, покосившегося набок, списанного в запас, прямо как это неприветливое трехэтажное здание, ушедшее торцом вглубь переулка. Здесь росло много кленов и акаций. Было еще рано, и людей пока совсем не было. Дверь сопротивлялась ему, но он зашел. Захлопнулась с тяжелым звуком, "духххх!..". "Зачем в поликлинике такие двери?" - подумал он. Хотя это старая, еще с советских времен клиника, так что не удивительно. Удивительно, пожалуй, другое. Зачем он вообще пришел сюда? Что-то он никак не мог вспомнить цели своего визита. Разве кто-то заболел? Механически он шел вперед, и шаги его гулко отдавались в воздухе. Светлый коридор с большим количеством дверей, таблички с номерами. Как и снаружи, людей совсем не было. Очень длинный коридор, он прошел уже почти половину его, а он все никуда не заворачивал, и открытых дверей не было. Только он и отзвуки шагов. Все дело в стенах. Очень глухие, толстые, метровые стены, так делали раньше. Вероятно, для большей прочности здания. А, возможно, чтобы не было слышно криков и стонов больных. "Или чтобы не выпустить душу. Задержать здесь", - пришла неведомо откуда мысль. Хотя это всего лишь районная поликлиника. Какие здесь могут быть души?
Между тем, коридор все не кончался. В нем не было также и окон, чтобы глянуть на улицу, только двери, закрытые белые двери с номерами. Он подергал за какую-то ручку, безрезультатно. Странно. Где же люди, врачи, больные? Зачем он здесь? Машинально подергал ус. Оглянулся назад. Он находился посреди коридора с дверьми. Бежевые монотонные стены давили с боков. Где-то позади темнело его начало, откуда он вошел. Возвращаться так долго. А впереди - все такие же двери, и никого нет. Но впереди было светло, хотя он не видел под потолком лампочек. Значит, надо идти вперед. "Какая-нибудь дверь да откроется," - пришла к нему утешительная мысль. Он ведь шел... кажется, к терапевту? Или нет? Впрочем, неважно. Он присел, по бокам коридора были предусмотрительно расставлены аккуратные зеленые скамеечки для больных. Небольшая передышка не помешает.
И вдруг пришел какой-то звук. Он насторожился. Звук шел откуда-то извне, из-за стен, он не мог определить направление его. Приложил ухо к холодной крашеной стене. Звук нарастал, словно волна, обрушивался на него, отовсюду... Это больше всего напоминало... он поднапрягся, вспоминая. Словно... тот звук, когда он закрывал за собой тяжелую дверь - "бух-х-хх!.." Но такой громкий. Он невольно зажал уши руками, и...
- Все в порядке? - спросила она, закрывая дверцу.
-А? - он не сразу сориентировался. - Да, конечно да. Прости, кажется, я немного задремал, - это Таня, его Татьяна была с ним. Он ждал ее в своей машине, и она пришла. Был солнечный, ясный день. Она забегала в магазин, чтобы что-то купить домой. А он прикорнул за это время в своем авто, все же ранний подъем сказался.
- Ах ты соня! - она всплеснула руками и обняла его. В ее объятиях было так легко и спокойно. Солнце также припекало в затылок. И ни единого облачка.
- Ты проверял? - вдруг спросила она, откидываясь на спинку и встряхивая волосы.
- Что проверял?
- Машину. Ты сказал, что что-то скребет под днищем.
- Да нет, - недоуменно ответил он, - Что-то я не помню, чтобы говорил такое. Машина в полном порядке. Я ж проходил техосмотр на прошлой неделе.
- Отлично! Тогда куда поедем?
Она была так прекрасна, с развевающимися русыми волосами в солнечных лучах, ее глаза, улыбка... Поддавшись чувству, он снова крепко обнял ее, привстав через сидение. Как вдруг что-то блеснуло. Солнце? Он закрыл глаза, не было сил открыть их снова. Был так хорошо. Он обнимал свою женщину и весь мир вокруг. Но что-то изменилось. Пространство стремительно терял в объеме. И что-то потекло по его рукам, теплое, склизкое, словно шоколад. Он открыл глаза, но ничего не мог понять. Тани больше не было, а словно какая-та полужидкая масса, что стремительно разваливалась в его руках, заливала сидения, ручник, ноги. Белый свет закружился, он хотел закричать, но не мог, и когда снова открыл глаза...
- Ты задремал? - сказала Таня, закрывая дверцу.
- Пожалуй, да, - с трудом проскрипел он, язык отказывался слушаться, приусаживаясь в кресле. Что это было? - Чепуха какая-то приснилась, среди бела дня.
- Бывает, не бери в голову. Куда поедем? - спросила она.
- На пляж, - ответил он. Его еще била легкая дрожь. - Ты ничего не забыла?..
Море было совсем теплое, как подогретое молоко. Тихо, спокойно. И практически безлюдный пляж, только справа от них на отдалении обосновалась парочка пожилых с зонтиком, и дальше по косе виднелись купающиеся и отдыхающие. Волны пенились у самых их ног, лизали пятки и откатывались обратно, точно играющиеся щенки. Машина и проблемы дня остались где-то там далеко, над обрывом. А здесь были они с Таней, скала, море - и целая вечность за горизонтом. Хорошо. Неясно, сколько времени они уже провели здесь. Пожалуй, так можно и сгореть, что совсем ни к чему.
- Я пойду переоденусь, - сказал он, вставая с песка и отряхиваясь. Таня молча кивнула, не поворачивая к нему голову в шляпе. "Родная моя", - с каким-то умилением подумал он. Можно и поцеловать, но ноги уже сами несли к железной коробке-переодевалке, что находилась довольно далеко, метрах в шестидесяти, надо было еще перелезть через каменный бордюр, но что поделаешь. Не переодеваться же при пенсионерах. Оглянулся. Скала нависали над ними, точно гигантский, лепленный клюв какого-то доисторического летающего монстра. Почти как в Крыму, где они тоже отдыхали.... в прошлом году? Или позапрошлом?.. Он уже и не помнил. Солнце и вода слепили глаза, мозг отказывался работать в перегретом состоянии. У Тани шляпа, а он не взял даже кепочку.
Раздевалка была занята. Кто-то переодевался в ней, во всяком случае, снизу были видны голые ноги. На кабинке кто-то начертил граффити надпись "Черный" и еще какое-то слово, из витиеватых букв ничего нельзя было разобрать. Художники, блин. Только бы испачкать. Он присел на камень. Помахал Тане рукой, хотя она, наверное, и не видит оттуда. Что-то важное... что-то важное осталось позади... другой камень... или... сережка?..
- Ты делаешь мне предложение? - полуудивленно, полуулыбчиво спросила она. Глаза ее сияли. Они сидели в открытом кафе, в центре города, было ветрено, но довольно солнечно. Где-то в ветвях над ними щебетали птицы, словно воспевая момент
- Да! а почему нет? - пожал он плечами, стараясь сохранять спокойный вид. - Ведь я люблю тебя!
Она откинулась на плетеную спинку кресла.
- Ну, Мишка, ну ты даешь... - протянула она, - Знаешь, помучала бы тебя еще, но не вижу повода сказать "нет"!
Он порывисто обнял ее через стол. Пташки защебетали еще сильнее.
- Ведь я тоже люблю тебя... - тихо сказала она ему на ухо.
Что такое счастье? Это то, что есть тогда, когда больше ничего другого нет. Просто не существует. Как вода из физики: она заполняет собой весь объем, принимая любую форму. Она изливает себя. И неважно, какой сосуд, главное, что в нем находится. И так важно быть внутри...
Уже уходя (они закончили ужин и собирались домой), он почему-то решил обернуться. Что-то блеснуло в заходящих лучах блекло-оранжевого солнца.
- Подожди секунду, - попросил он ее и вернулся к столику.
Сережка. Ее серебряная сережка мирно лежала посреди столика, рядом с салфеткой. Видимо, упала каким-то образом, пока они кушали и обсуждали планы на будущее. Салфетка почему-то была черная, такое дорогое кафе, а нормальных салфеток не хватает. Хотя черный - красивый цвет, надо отдать ему должное.
- Спасибо, - сказала она ему. - Она почему-то легко выскальзывает у меня. - И, засмеявшись, снова застегнула сережку с узором в виде сплетенных маленьких лепестков.
Очнувшись, он заерзал на камне. Солнце уже успело спрятаться за горизонтом. Конечно, он был на пляже, возле переодевалки. Там, кстати, кто-до сих пор находился, не мог решить простейшую задачу по смене мокрого на сухое. Те же ноги находились под кабиной с граффити. Глупо. Так долго. Или недолго?..
Почему он вдруг решил, что сережка это важно?.. Не потому ли, что он не видел ее сегодня на Тане? Хотя она так любит постоянство в облике. Но сережка - это такая мелочь... Всего лишь бижутерия.
Крупная надпись на кабинке все так же притягивала взгляд. Он вдруг понял, что первая буква непонятного второго слова похожа на М, словно перекладинка, но вогнутая... Впрочем какая разница, что написали неизвестные "художники" под бутылку пива и всеобщий рэгот?
Он вдруг вздрогнул. Ноги под кабинкой. Где кто-то переодевался. Ему показалось или нет?.. Да нет же, вот оно. Крупная, густая капля крови медленно ползла по одной из ног вниз, стремясь опасть на песок. Там кому-то плохо? Всего лишь капля, одна-единственная, но... такая медленная и тягучая... Ему вдруг стало неприятно. Он перестал ждать, резко встал и зашагал обратно.
Когда пришел, Тани уже не было. Не было и пенсионеров на взгорке с их дурацким зеленым зонтиком. А на небе собирались густые тучи, солнце совсем спряталось. "Похоже сейчас будет дождь", - подумал он. - "Куда подевалась Таня, ушла к машине?". Резкий ветер трепал его майку, пронизывал до костей. Сверкнул молния. Он зажмурился, и...
Солнце. Такое яркое. Он ехал на работу, в машине громко играло радио. Его любимое латино. Ему только что на секунду пригрезился пляж, где они были только позавчера. Или позапозавчера?.. Как бы то ни было, он ехал на работу, а Таня ждала его дома, сегодня она обещала приготовить шикарный ужин. Хотя это для него не главное, главное, чтобы они были вместе. И она была счастлива с ним. На душе было легко и спокойное. Работа не предвещала ничего напряженного, так, пару встреч, пару бумаг. Скоро он будет дома. Слева промелькнуло знакомое здание вокзала. "Вокзал для двоих", помнится, был такой фильм, правда он уже точно не помнил о чем. О любви, как все фильмы. Как наша жизнь. Он усмехнулся, включив радио еще громче. Многие слова и выражения часто теряли свой первоначальный смысл, но никогда звучание. Например, его друга и партнера Толика, знатного балагура, давненько уже называли "Барклай-де-Толли". Абсолютно ясно, что это был полководец, русский полководец, но где и когда - никто из друзей уже не помнил. Может при Кутузове, или Суворове, где-то в те времена... Зато - как звучит! Барклай-де-Толли! Это отнюдь не Мишундер, как порой называли его самого... Он сам бы не отказался быть "Барклаем-де-Миха", например, будь на то его воля. Но - имен и прозвищ мы сами себе, как известно, не выбираем. А вот Толику повезло.
Хотя нет, нельзя было так сказать, что ему так уж повезло. Он нахмурился. Как он мог забыть! Ведь Толик пропал полгода назад, по слухам, уехал в какое-то село (Беловоды? Белино?.. в общем, как-то так) со своей любовницей, и с тех пор о нем не было ни слуху, ни духу. Телефон был в ауте, никому не звонил, не писал, телеграмм не посылал. Может, и хорошо ему там было, конечно, вдалеке от всех, с любимой женщиной, но с работы "Барклая" поперли, во всяком случае. Без права восстановления. Это ли - везение?.. Жаль, хороший был напарник и собеседник. Интересно с ним было поговорить о том, о сем под рюмашечку, да и в делах не подводил. До поры, до времени...
Внезапно запищал телефон. У него по старинке стояла древняя мелодия, хотя давно мог поставить себе "говорящие" гудки. Он посмотрел на экранчик и не поверил своим глазам: вызывал Толик! Только вспомнили о нем, и на тебе... Он хотел ответить, но тут начало происходить что-то совсем странное.
Музыка в магнитоле. Дотоле плавно несущиеся благородные звуки латины вдруг изменили свою тональность и резко убыстрились, сбившись на неприличное пищание, невыносимое, от которого хотелось закрыть уши руками, но он не мог бросить руль. Лишь зажмурился на секунду. А когда открыл глаза - дорога исчезла, вокруг была только какая-то серая пелена, сквозь которую скользила его машина. Дойдя до какой-то высшей точки пронзительности, писк исчез, но появился странный заунывный звук, словно жевало кассету, хотя играло радио. И он нарастал, а вместе с ним щемящее чувство тревоги, и еще какое-то непонятное чувство. Де жавю. Словно он когда-то уже был здесь, и слышал эти звуки, и машина не слушалось его руля... Он нажал на тормоз, но скорость только увеличилась. Царящая какафония звуков обрушилась на него со всех сторон, сминая, отбрасывая в ничто. Ослепительно вспыхнуло солнце...
...И он очнулся. Сзади дудели машины. Он стал барьером на их пути, внезапно затормозив посреди трассы, чуть не доехал до вокзала. Потрясенный, он медленно вырулил на обочину и остановился. Музыка в машине играла как обычно. И тут он услышал еще один звук и понял, что телефон до сих пор звонит. Толик вызывал его. Он медленно поднял трубку. Пальцы немного дрожали.
- Алло?
- Привет, привет, друг, я жив, здоров, со мной все в порядке! - услышал он жизнерадостный голос. - Кормлю тут на природе свиней, отдыхаю, смотрю на облака. Погода у нас замечательная. Как ваше ничего? - его было слышно словно совсем издалека, сквозь какие-то потрескивания, но слова доходили ясно.
- Наше ничего ничего, - на полуавтомате ответил он, все еще не в силах окончательно прийти в себя, - А ты...
- У меня мало времени, - бесцеременно прервал его Толик, - Так, на секунду, звякнул по старой памяти...
Тут, возможно, Толик, придвинул к себе телефон, потому что потрескивания исчезли, а голос его прозвучал, словно он говорил тут рядом, сидя в соседнем кресле машины.
- Ты уже вспомнил, да?.. - спросил Толик. - Ты как, дружище? Я просто хотел сказать, чтобы ты...
Связь неожиданно прервалась, послышались гудки. Он тут же перенабрал Толика, но послышалось привычное "Абонент, к сожалению, находится вне зоны доступа".
Он потер лоб. О чем спросил его Толик? "Ты уже вспомнил?.." Что он должен был вспомнить? Вчера... вчера был обычный день. Ничего такого, никаких зацепок и узелков на память. Или... возможно... вечером, когда они возвращались с Таней. Был, кажется, один небольшой инцидент, так, ничего особенного, он уже почти забыл о нем... Он недовольно потрогал ус. Вспоминать было не слишком приятно, но....
... Это было по дороге домой. Шел небольшой дождь. Проезжали привычное место, где "справа сидят, а слева лежат", Приморская дорога. Он барабанил пальцами по рулю, она напевала. Было уже темно. Свет фар выхватил справа на обочине фигуру голосующего человека. Тот был в темной рясе - священник. Неудивительно, ведь здесь рядом, насколько он знал, была небольшая церквушка.
- Давай подвезем его, - сказала Таня, - А то неудобно, божий человек, дождь, промокнет...
Он согласился. Бородатый поп уселся на заднее сиденье, пробормотав что-то вроде "Господь с Вами", с трудом водрузив мощную фигуру, он молча уставился в окно, по которому сбегали капли. На вопрос, куда везти, тот просто показал ладонь, пять, до Пятой станции, поняли они с Таней. В принципе, им было по пути, тем более, что оплату с попа он бы и не стал никогда брать, хотя тот и не спрашивал об этом.
Они неспешно тронулись дальше. Дождь задавал монотонный ритм, тук-тук, тук-тук, печка навевала тепло и уютные мысли о доме. Мелькали встречные огоньки автомобилей, суетливо покачивались тени фонаре. Он немного устал за день, и очень хотелось спать. Таня тоже позевывала, аккуратно прикрывая рот ладошкой. Глаза закрывались сами собой, и он на мгновение смежил веки... Поп все так же молчал, и его балахон в отражении зеркальца казалося большим черным покрывалом.
Как вдруг блеснула вспышка света, разом снимая сон, он услышал какой-то неприятный звук, скрип откуда-то снизу, слева под днищем, а Таня закричала. Он ударил по тормозам. Машину занесло вбок, но она почти сразу остановилась. Запахло паленой резиной. Он вскинулся, пытаясь оценить обстановку. Таня с ужасом смотрела на него, ее глаза казались огромными. Она вцепилась в ремень так, что побелели костяшки, но, кажется, была цела. Задняя дверь была распахнута настежь.
- Что это было? - одними губами прошептала Таня, но он понял ее.
- Я не знаю, - он растерянно посмотрел назал, - а где батюшка?
Заднее сиденье пустовало, только и осталась легкая примятость. Нехорошее предчувствие охватило его, он выскочил из автомобиля. Но бампер был цел, ни единой вмятины. Они ни с кем не столкнулись. С тяжелым сердцем он заглянул под днище. Но и там было пусто. Не было течи, повреждений. Все было в порядке, вот только сердце стучало и стучало. Порывистый ночной ветер обдувал его лицо. Ни одной машины не проезжало мимо них, улица была пустынна. Только на другой стороне улицы, по диагонали от них, была припаркована одинокая "девятка". В салоне было темно, никто не сидел за рулем. Никто не был свидетелем его позорного вождения. Кроме Тани и...
- Куда же подевался поп? - снова спросил он.
- Не знаю, - сказала Таня. Она уже оправилась, но лицо ее было бледным. -Я не видела его. Я увидела только вспышку, словно кто-то был на дороге и... мы остановились. Может он испугался и убежал...
- Возможно, - согласился он, хотя поспешное бегство попа с места экстренной остановки не казалось ему правдоподобным. Вокруг было пустынно, ветер шевелил траву и кусты на обочине, моросил мелкий дождь. Слева находилось католическое кладбище, справа полузаброшенный парк. Куда мог пойти священник в такое время и погоду? Странно. Уж не приснился ли им вообще этот поп? Ехал ли он с ними в действительности? Но, как же так, не мог же он присниться сразу обоим, да и примятое сидение явственно указывало, что там кто-то был. Он всматривался в темноту, и его не покидало странное тревожное ощущение. Будто что-то он упустил...
Он посмотрел на жену, но, оценив ее состояние, расспрашивать дальше не решился. Надо было ехать домой. Бросив прощальный взгляд на одинокую девятку (кто оставил здесь машину на ночь в таком месте интересно?), он сел за руль. До сих пор мимо них не проехала ни одна машина, только вдали мелькнул огонек фар и свернул вправо. Он вытер мокрые волосы ладонью, пристегнулся. Оставшуюся дорогу домой оба молчали. Но тревога не покидала его...
Он потер ладонью виски. Машина по-прежнему стояла у обочины, напротив Вокзала, и никто больше не дудел ему. Стоял совсем один, а мимо проносился поток. Солнечный зайчик суетливо прыгал по кожаной ткани соседнего кресла. Того, в котором была Таня. Почему он вдруг вспомнил?
Да, это было необычное ночное происшествие. Скорее всего, он немного заснул за рулем, а потом проснулся и затормозил, вряд ли кто-то был на дороге. А молчаливый поп испугался и быстро ушел пешком от таких попутчиков. Как знать. Но ведь главное, что они с Таней целы и добрались домой. Почему же сейчас он вспоминает этот эпизод? И как он связан со звонком пропавшего на полгода Толяна-балагура?.. Он не мог понять, но чувствовал, что какая-то связь есть...
Что-то происходит. Взбесившаяся магнитола, странные сны, звонок. Всему этому должно быть разумное объяснение. И он должен понять... На секунду он откинулся в кресле и обхватил голову руками. Вчера они ехали домой, и это случилось, но ведь еще позавчера, на пляже...
...сверкнула молния. Было очень ветрено. Ветер стегал его, точно отец плеткой дурноватого сына, отгоняя прочь, но он все равно шел на берег. Не было ни одной живой души. Лил проливной дождь, гремел гром. Он не мог понять, почему Таня не дождалась его и ушла домой. Он упорно искал ее или ее следы, но безрезультатно. Правда, невдалеке от кабинки, где он видел чьи-то некрасивые ноги (сейчас она была пуста, да и кто останется на пляже в такую непогоду), он нашел ее сережку. Значит, она все-таки была здесь. Он уже не знал, во что верить. Она покинула его, и телефон не отвечал. "Вне зоны". А погода, словно чувствуя его состояние, ярилась все пуще. Вода заливала лицо, слепя ресницы. Но каким-то странным образом, уже уходя, он сумел наконец прочитать надпись на кабинке, сделанную неизвестным граффитистом. "Черный монах" - вот что там было написано. Сорт пива, он как-то пробовал. Что-то смутное вертелось в подсознании, но он не мог облечь это в слова. Таня ждет его дома. Он должен ехать домой. Сережку он крепко-накрепко сжимал в кулаке. Может он чем-то обидел ее, поэтому она уехала? Не сделал что-то, что она просила? Или просто забыл?..
Он шел наверх, к машине, и не мог понять, слезы у него на щеках или просто дождь. Наверное, все понемножку...
Но он не пошел к машине. У кромки обрыва он повернул налево и, минуя стену дождя, направился к старому магазину, что стоял у обочины маленькой прибрежной улицы. На полпути ему показалось, что кто-то идет за ним, но, обернувшись, никого не увидел. Лишь ветер гнул к земле облезлые кусты. Маленький кирпичный домик с обсыпавшейся штукатуркой и нестойкими подпорками стоял совсем одиноко, на отшибе. Унылая серая вывеска "Хозтовары", казалось, была здесь еще со времен перестройки. Но магазин почти не работал все это время. Зачем он пришел сюда? Ему ведь ничего не нужно покупать. Ему надо найти Таню, ехать домой. Но что-то словно подталкивало его, приглашало зайти вовнутрь, под гостеприимство крыши. Тем более, что поток воды с неба не унимался.
- Дождь никогда не остановится. Никогда, - с внезапным отчаянием сказал он. Он не сразу понял, что сказал это уже внутри магазина, и слова его эхом отозвались под высоким потолком. Здесь не было дождя. Было сухо и уютно, ветер больше не завывал над ухом.
- Любой дождь когда-нибудь заканчивается, - ответила ему продавщица, подходя к прилавку. На ней была бежевая блуза в светлую полоску. Светловолосая женщина средних лет хрупкого телосложения. У нее был небольшой аккуратный овал лица, острые черты, высокий лоб, уже слегка тронутый морщинами, темные глаза, короткая стрижка. Не та красота, что сшибает с ног, но приятная внешность. Она улыбнулась ему из-за прилавка, но как-то печально. Кажется, он где-то уже видел ее раньше. Но не мог вспомнить где, при каких обстоятельствах.
- Вы грустны, - сказал он. Зачем он это сказал? Что он здесь делает? Ведь, сколько он помнил этот пляж и эти места, знакомое с детства, магазин постоянно был на переучете или ремонте. Он давно не работал, а только иногда под его крыльцом бабушки продавали картошку или лук. Очень редко он видел здесь каких-то рабочих. Странно, что его вообще не снесли до сих пор. Но сейчас он был открыт, а на деревянных прилавках лежал довольно широкий выбор товаров, всякая полуненужная мелочевка. Зонтики и крючки, инструменты и значки, какие-то пластмассовые изделия, это только часть того, что улавливал. Здесь был и целый стилаж с книгами, судя по обложке, не новых изданий, но нигде не было ценников. Этот магазин напоминал ему большую антикварную лавку. Было так же чисто и пахло стариной.
- Да, - монотонно ответила продавщица без улыбки, - Иногда приходится взгрустнуть. Но это не страшно. Страшно оставаться совсем одной здесь. Без покупателей.
- Но Вы не одна, - во внезапном порыве он пожал ее худую руку, она отдернулась, словно от удара молнией, подобному тому, что бушевал за этими стенами, но потом все-таки ответила на его пожатие.
- Простите меня, - извинился он. - Я просто очень устал и в последнее время перестал понимать некоторые вещи, - Он чувствовал, что говорит правду, не мог не сказать ее. В этом магазине он чувствовал себя защищенным. Здесь хотелось остаться, переждать дождь. Но он не мог себе этого позволить. - Мне кажется, я стал чего-то бояться.
- Я понимаю, - женщина смотрела на него серьезно, все с той же грустью во взгляде, - это пройдет. Если хотите, Вы можете что-то взять.
- Спасибо, - ответил он, - но я оставил свой кошелек.
- Это неважно, - ответила она. - Здесь много вещей. Главное, чтобы они приносили пользу. Ведь плохо, когда вещи просто лежат?
Воцарилось молчание. Было тихо, только дождь постукивал по крыше, словно отбивая ритм часов: тук-тук, тук-тук. Усыпляющий ритм. Где-то там был ветер и дождь, была непогода и вся его жизнь, а здесь были только спокойствие и уют. Хотелось подходить, трогать каждую вещь, вертеть ее в руках. Никуда не уходить, ни о чем больше не думать, ни о чем не беспокоиться. Но он не мог, где-то там его ждала Таня. Ее потерянная сережка колола его ладонь, нетерпеливо напоминая о себе.
- Вы извините меня, - сказал после паузы он, - я как-то... не знаю даже, что сказать...
- Я понимаю, - женщина, наконец, слабо улыбнулась, - Вы не понимаете, что происходит. Вы устали. Вы боитесь. Не стоит. С каждым такое бывает. Надо успокоиться и вспомнить то, что действительно важно. А важно не то, что сейчас происходит... - она провела рукой по прилавку, точно нащупывая там что-то, и вдруг...
... все вещи в магазине, включая столы, стулья, ручки, стаканы, абсолютно все вдруг зависло в воздухе, словно какие-то невесомые шарики, неспешно поднимаясь вверх, к потолку. Парили. У него на голове зашевелились волосы. Буквально встали дыбом. Не от страха, нет... непонятное острое чувство вдруг пронзило его насквозь, словно ледяная стрела. Этого ведь просто не может быть?!.. Он почувствовал, что тоже словно парит, левитирует вместе с остальными предметами. И продавщица тоже сама медленно поднималась над прилавком, подняв руки в стороны. Это было так странно... но совсем не страшно, - Видите, Вы видите это?.. Вы чувствуете?
- Да... - одними губами прошептал он, боясь оторвать взгляд от ее заостренного, милого лица. - Так было уже когда-то... Эти вещи...
Кольца и ручки, шарики и книжки, все предметы мягко кружили вокруг него, точно он был планетой, а сами они - спутниками. И необычайное чувство легкости, царившее в нем.
- И будет еще. Не думайте об этом. Просто вспоминайте. Нужные вещи - они всегда рядом с Вами. Не где-то там, а где-то здесь. И важно не то, что есть сейчас. Что Вы увидели, что почувствовали. Важно лишь то, что никогда, никогда не происходит... но могло бы произойти, - печально проговорила женщина, хотя он больше не видел ее, ни лица, ни вещей, ни самого магазина, только звуки доходили откуда-то со стороны, все смешалось, все вдруг подернулось дымкой... Он был высоко, и летел вниз, зажмурившись, ожидая неизбежного падения... - То, что могло бы быть... Там, где нет начала, и нет конца. В мире за стеной...
Слова звучали, бежали, замирали где-то вне его, но, наконец затихли и они. И не было больше ничего, кроме темной бездны, над которой нечто носилось и кружило, и во тьме вспыхивали ослепительные звезды...
...Свет. Он был за рулем своего автомобиля. Конечно, просто задремал (странный сон о магазине, где он был и что-то искал, но уже не помнил, чем все закончилось), он ведь только что проезжал Вокзал. Но, странное дело, сейчас он находился совсем не там, а на Приморской дороге, там, где они тогда проезжали с Таней и встретили странного священника. И за окном был уже вечер. Безлюдный темный вечер, почти как тогда... Но откуда тогда свет, из-за которого он никак не мог сфокусироваться?.. Словно зарево перед его глазами, оно сочилось, истекая странными огненными символами, которые притягивали... вовлекали в кругооборот, словно некая колесница, несущаяся со скоростью света, объятая пламенем, она испепеляла, перемешивала его в себе, и он был как ложка сахара, растворяющаяся в чашке чая, все таял, таял...
Он тряхнул головой, стряхивая враз возникшие образы, выглянул в окно. Просто сон, он еще не проснулся как следует, вот и игра света. На самом деле это были фары стоящего на дороге автомобиля, напротив него. Они светили ему прямо в лицо, ослепляюще ярко.
Белая "девятка". Это была именно та машина, которую они видели с Таней. Только теперь она стояла посередине дороги, вполоборота к нему. Аварийка не мигала, двери были закрыты, и он не мог видеть, есть ли кто за рулем. Может что-то случилось?
Он вышел из машины, захлопнув дверцу. Ночной воздух хлынул освежающей волной в лицо. На дороге никого не было - только он и белая "девятка". В мерцающем свете фар было видно, как в воздухе струятся пылинки, плавно кружатся, точно образуя хоровод. Он делал шаг за шагом, подходя к чужой машине. Почему-то ему не хотелось этого делать, внутри нарастал протест. Только сейчас он обратил внимание, как странно тихо вокруг. Он не слышал ни звука, все будто замерло и словно затаилось, и только какой-то далекий шепот, то ли был, то ли просто чудился ему, точно это шептала сама ночь. Темное небо - как перевернутая чаша над его головой, безлунное, затянутое седыми облаками. Он медленно нагнулся и посмотрел сквозь стекло, близоруко сложив руку козырьком, прищурился.
За рулем никого не было. Машина стояла сама, брошенная, посреди дороги. И тихо, очень, очень тихо. Так тихо просто не могло быть. Что это? Быть может - небытие?.. Кто это сказал ему когда-то: "Важно не то, что происходит сейчас... а лишь то, что не происходит, никогда не происходит... но могло бы произойти". Ведь не мог же он сам выдумать ту фразу, что пришла ему в голову?..
Важно лишь то... он вдруг понял, что как натянутая нить, ждет чего-то... неизвестно чего, нагнувшись к чужой, оставленной посреди дороги машине. Тишина... она уплотнялась... словно обретала очертания вокруг него, но он уже не мог обернуться...
...Потому что бледное женское лицо вдруг вынырнуло из глубины автомашины и встало перед его глазами, упершись изнутри в стекло... большими темными глазами...
...Кажется, он закричал, но беззвучно, вперившись в эти глаза, пока его милосердно проглатывала темная бездна без конца и края...
...Он зажмурился, точно отгоняя плохой сон. Он был в кафе. "Сатурн" - кажется, так оно называлось? Иногда он бывал здесь. Сидел, по-видимому, уже довольно давно, размешивая ложечку сахара в зеленой чашечке чае. Сам чай был черный, сахар белый, но чашечка - зеленая. Ослепительно светлая скатерть. Желтые шторы. Серебрянные приборы. И почти нет посетителей, не считая его. Но он был здесь не один. Напротив сидела неподвижная темная фигура. Тот самый священник в черной рясе, что пропал из его машины тем вечером... тем самым вечером, что был... когда-то...
- Бог в помощь, - гулко и как-то несвязно проговорил поп. Кажется, губы почти не двигались при этом. Его руки были печально сложены на коленях, а глаза... глаза пристально следили за ним. И почему-то он не решался, просто не мог посмотреть в ту сторону. Навстречу. Эти глаза... жгли его, хотя он не видел их. И не хотел видеть.
Плохой сон - это еще не самое худшее.
Поэтому он сидел и мешал чай. Это успокаивало. И пытался вспомнить. О чем говорил ему... его друг, Толик... по телефону. До того, как связь прервалась.
И внезапно ему вспомнился совсем другой вечер, другого дня. Тот, что был давным давно... в том омуте ушедшего, что был сейчас столь далек для него... с его странными снами. И этим священником. "Черный монах". Та самая надпись, что он видел на пляже, на кабинке. Она предупреждала его. Но это дальше, задолго до того, как...
...они с Толиком выпивали. Тем самым Толиком-балагуром, Барклаем-де-Толли.
Собственно, "выпивали" - это не то слово. Они просто нажрались в дупель. Повод? Он всегда найдется, было бы желание. Тогда они провернули довольно неплохую сделку. Начали праздновать в рабочей компании, но все постепенно разошлись, а они с Толиком остались, два дружбана-алконавта.
И было сначала кафе. Потом второе. (Кажется, тот самый "Сатурн", где он размешивал, размешивал, размешивал чай... где-то там, в это самое время...)
Потом они гуляли по ночному парку. По нескольку раз отлучались в кусты и снова пили. Неведомым образом у Толику нашлась подозрительного желтоватого вида самокрутка, и они еще и курнули эту гадость, заставив пространство и время окончательно пасть к их ногам. Их невиданное счастье и удача, что не попался патруль милиции. Они дошли до дома Толика, где продолжили пиршество.
- Смотри, - смеясь, сказал Толик, когда они втискивались к нему в прихожую, - ты похож на самого себя в зеркале!
Кажется, их все-таки проняло. Потому что он смеялся так, что заболел живот.
Затем они пили уже на кухне. И это был не чай, нет, крепчайший самогон, опять же, неизвестного происхождения. Его принес с собой Толик в кармане некрасивого серого пальто, что давно просилось на замену.
Да, это был уже закат неожиданного праздника, когда вонючая жидкость крайне неохотно попадала в организм. Они уже дошли до возможного края, и теперь мир плавал перед его глазами, да и он сам был словно тот воздушный шарик, что привязан ко стулу, а то мог бы и улететь. Толик еще соображал и довольно живо, почти без запинок, говорил, мысль его лилась рекой, как открытое еще зачем-то вино на скатерть, а он говорить уже не мог. Сидел, и пытался воспринимать уплывающую реальность, блекло маячившую перед его глазами. Даже Толика он почти не видел, только понимал, что он сидит напротив.
А Толик толкал себе довольно странные речи. Хотя чего не скажешь по пьяни?..
- ...Но есть коридор, по которому мы можем просочиться... попасть туда, - он важно поднял указательный палец, - не на небо, разумеется, туда не стоит торопиться. А, знаешь, как в песне, "меж небом и землей", трам-пам-пам... и коридор этот - сны. - Толик выпил еще рюмку, чокнувшись с его бокалом.
- Естественно, это боковой вход, это лаз... лазейка туда. Сны - это поезд, а в поезде, как ты знаешь, всегда есть свои проводники... и проводницы... Слушай, а давай выпьем за любовь?..
Выпили. Этот тост он не мог не поддержать, и даже где-то внутри очумелой головы мелькнул танин образ.
- Да здравствует любовь!.. - сказал он. Или подумал, что сказал, потому что язык уже не слушался, а Толик, не заметив его ремарке, продолжил говорить. Возможно, он на какое-то время задумался и что-то упустил, потому что говорил он уже о другом.
- ...Я уеду с ней, потому что я люблю ее, и буду с ней счастлив. Я знаю, что она не такая, как все, но... - Толик многозначительно прищелкнул языком и посмотрел довольно осоловевшим взглядом. - Но... черт возьми, о чем я говорил?.. А, да! О снах. Сны... они ведь как подсказка, Мишундер. Маяк, - вздымая все тот же указательный палец и с трудом балансируя им в воздухе, заметил он, - А где есть маяк - там везде можно проплыть, можно найти проход... Правда, неизвестно, куда он нас заведет. Может туда, а может совсем не туда. Ведь мы что, думаем, что сами себе сним?.. Ха! Дурачина Фрейд так сказал, а все поверили. Нет, ведь есть они... Мондроны!
- Это кто?.. - спросил вслух или про себя он, но Толик его понял. Подмигнул ему.
- Ха! Если б я знал! Никто не знает точно... но это они - наши проводники. Туда. И снится нам всякая херь, а ведь не просто так... Мне недавно приснился один кошмар... - Толик хмыкнул, надолго замолчал, опустив голову, точно робот, у которого непроизвольно отключилось питание, но что-то говорить или поддерживать беседу у него уже не было сил. Он был и не был, не отключался каким-то чудом, просто парил над кухней. Ему даже показалось, что вот он видит две головы сверху - свою и бритый затылок Толика. И блеклый свет лампы на потолке маячил прямо перед глазами. Тем временем Толик опять "включился", очевидно, заработал резервный "генератор", - Но я это к чему говорил?.. Э... мондроны - они не враги людям. Они помогают нам. Иногда. Там, - Толик постучал по своему выпяченному лбу, - они так же реальны, как этот стол. Или стул. Или тот красный бес, что сидит сейчас на батарее, - Толик заржал, высунув язык. - Мы просто в жопу пьяные, ыыыы... И трепемся о том, чего не знаем и знать не можем... Мне просто надо уехать и отдохнуть от всего этого... И она, она... Просто надо знать ключики... Все, хорош, надо заканчивать пить, - с этими словами Толик вздохнул и снова налил. - Давай, Мишундер, за бизнес наш...
После очередной чарки мир окончательно укатился в никуда, словно шарик, и вернулся, словно снежный ком, уже в кафе... воспоминанием.
Он снова был в этом кафе. Помешивал чай, а черный монах сидел напротив и смотрел на него.
Он вспомнил. Вспомнил почти все. Разрозненные картинки начали мигрировать, объединяться в его мозгу. Толик еще хотел сказать ему, чтобы он не боялся. Но этот ужасный взгляд, которого просто не может быть у человека, что сжигал его... Но он не должен бояться. У него ведь еще была брошь Тани, что он накрепко сжимал в кулаке. Нужная вещь, которая всегда рядом. Так сказала ему женщина-продавщица из старого магазина. Но ведь до этого он уже видел ее раньше?.. Ключики, ключики... ему просто нужен был ключ. Или отмычка. Отмычка ко всем его снам. "Зажми свой страх в кулаке. Как эту брошь", - сказа он себе. И медленно поднял голову.
Черного попа на другой стороне стола не было. Он ушел. Надолго ли?..
Он посмотрел на чашку. Выпил весь чай, до последней капли. Чуть горчит, но очень вкусно. Медленно взял ложечку, провел по сторонам чашечки, точно массируя ее... И слегка коснулся, как ему показалось, только дотронулся до стенки. Но звук отчего-то вышел очень звонкий и гулкий. Он оглянулся по сторонам. Кажется, никто не всполошился, никто ничего не слышал. Посетителей все так же не было, как и бармена за стойкой. Между тем, почва стремительно уходила у него из-под ног, будто при землетрясении. Гул нарастал, дно зеленой чашечки, на котором виднелся еле заметный осадок в форме размытого пятнышка, вдруг подскочило к его глазам и...
...он снова был там. В том вечере. Но был одновременно и здесь. Ведь это сон. Теперь он отчетливо понимал это, и больше не боялся. Он вспоминал. Картины проносились перед его глазами.
Две машины. Его и та "девятка". Они не зря были там. И то бледное лицо, что привиделось ему на миг в стекле. Теперь он вспомнил, где видел его раньше. Та продавщица, в заброшенном магазине. Он разговаривал с нею. Она была такой грустной. Неудивительно. Ведь это она была за рулем той "девятки"...
Он задремал за рулем. Совсем ненамного. На какие-то секунды. На доли секунд. Но этого хватило. Была авария. Вот почему та "девятка" стояла поперек дороги...
Было очень тихо. Он подошел к машине. Или думал, что подошел, а сам сидел в прострации, но, как бы то ни было, он видел... не лицо, а лишь темную фигуру на переднем сиденье, что склонилась чуть вправо, повисла на ремнях. И она, это фигура, была абсолютно неподвижной, замершей. Обмякшей, словно кукла. Такими не бывают даже люди без сознания, в обмороке. Что-то безвозвратно ушло из нее... и это что-то было жизнью. Та женщина умерла в аварии. От удара. Мгновенно, почти сразу. Она не успела понять, что с ней произошло. Поэтому она была такой грустной. Но она не желала ему зла, даже помогла ему. Хорошая женщина... которую он убил, пусть не желая того. И она все еще была здесь. Между мирами. В этом магазине. В его снах. Но были ли эти сны его?..
И что произошло с ним?.. С Таней? Почему он еще здесь, а она ушла?.. Почему Толик, реальный или нет, пытался помочь ему?.. И кто этот черный священник, чего он хочет?.. На эти вопросы у него еще не было ответов. Но может ему стоило просто позвонить?..
...Он снова был возле Вокзала. Он сидел в машине, а другие машины проносились мимо. Солнце било в глаза. Он набрал по мобильнику знакомый номер и сразу услышал светлый, звонкий голос Толика:
- Так, значит, теперь ты вспомнил! Рад за тебя, дружище. Ты не поддался ему, не дал увести себя. - его голос чуть погрустнел, - не то, что я. Теперь иди к ним. К мондронам. Они помогут.
- А как же ты?.. - одними губами спросил он.
- За меня не беспокойся, - Толик усмехнулся, хотя без особой радости, - у меня теперь своя дорога. И у той женщины. Нади. У каждого из нас. А ты, если хочешь найти Таню, просто иди на свет...
- Но... - попытался что-то сказать он, но связь уже прервалась.
Он посмотрел на боковое зеркальце. Изображение в нем двоилось, троилось, расплывалось, точно маленькое озеро, в котором мелькали какие-то силуэты. Где-то за машиной, сзади, стоял безмолвный, страшный черный монах. Он чувствовал его даже спиной. Но уже не боялся. Его сон. И его путь. Он посмотрел на брошь на ладони. Свет. Он бил отовсюду, он был везде. Его надо было только найти. Зачерпнуть.
Он дотронулся до зеркальца и закрыл глаза. И почему-то увидел далекое море. И незнакомое солнце. Песчаную долгую косу, тянущуюся вдоль всего берега. Вода была чистой, словно слеза, вокруг стояла необыкновенная, царственная тишина, почти не нарушаемая даже шелестом брызг. Капли стекали по глазам, расцвечивая мир в миллионы ультрафиолетовых оттенков, слепя, но, вопреки всему, он видел все ясно и четко. Волна, вопреки всем известным законам природы, вздымалась кверху, но не падала, стеной ограждала его от всех бед и волнений. Та самая стена, о которой говорила ему Надя. Та женщина. "Важно не то, что происходит, а то, что уже никогда и нигде больше не произойдет"... А рядом была девочка Таня, самая красивая и любимая девочка на свете... Возможно, здесь ее звали как-то по-другому, но значения это не имело. Это было когда-то давным-давно. В другой жизни. И сейчас он летел над этим, над самим собой, наблюдая сверху, над волнами. Он был и вверху, и внизу одновременно. И сердце его сладко пело. Лишь немного щемило при этом. Грустно. Но очень красиво. Очень хорошо. Очень спокойно. Но было время возвращаться...
...Он снова был в коридоре поликлиники, где не было людей. Только двери и стены, толстые, непроницаемые стены-ловушки. Издали доносились тревожные звуки. Но теперь он точно знал, куда ему идти. Одна из дверей, с красноватым, чуть подтреснутым номером "34" вверху. Он постучался, и дверь мягко отворилась.
За широким прямоугольным столом, заваленным бумагой, сидел доктор в белом халате. Он поднял глаза на вошедшего. Доктор был в золоченых очках с инкрустированной оправой и непрозрачными стеклами, у него топорщилась редкая седая бородка и бросались в глаза яркие, румяные щеки, точно у клоуна или артиста театра, но черт лица его, выражения, он почему-то не мог уловить, они словно ускользали от взгляда.
- Вы уже здесь? - буднично сказал румянощекий доктор или тот, кто находился за столом с большой зеленой настольной лампой и горой бумаг. - Мы ждали. Мы всегда ждем.
- Простите, доктор, - сказал он, опуская глаза, - я просто хотел знать...
- Вы хотите лишь знать, живы Вы или мертвы? - невозмутимо поинтересовался "доктор", снимая очки. Но лишь подслеповатое неясное пятно расплывалось под ними. - Многие люди хотели бы это знать. И не только люди. Очень многие из нас только думают, что они живы, и наоборот. А какая, собственно, разница между тем и этим? Вы ведь видели стену...
- Но для меня это важно, - пробормотал он. - Я хочу найти, хочу увидеть Таню, хочу снова быть с ней... Если это возможно.
- Замечательно, - "доктор" чему-то улыбнулся и черкнул себе в тетрадке, словно ставя диагноз "пациенту". - Что ж. Надеюсь, Вы храните брошь этой милой девочки у себя? Немало чашек чая мы выпили, проводя совместный досуг, если так можно выразиться, и он был весьма приятен... Но она не может помочь Вам. И я не могу. Мы заперты здесь, и возможности наши, увы, весьма ограниченны. Только Вы сами. Потому что Вы здесь, а она там. Вы в коме, выражаясь медицинскими терминами.
- А она? - быстро спросил он, задержав дыхание.
- Пару царапин и ушибов... До свадьбы заживет, как Вы любите говорить. - "доктор" любезно улыбнулся, пощипал бородку. - Она здесь, в больнице. Точнее, там. Она ждет Вас. Вам повезло, друг мой. Вы свободны. Свободны идти к ней...
Он закрыл руками лицо. Кажется, он плакал. Радость, слезы облегчения рвались из него наружу, и он не мог остановиться.
- Тогда я пойду, - наконец, сказал он.
- Идите, - эхом прошелестел в кабинете неузнаваемый голос "доктора", - и больше ничего не бойтесь...
Он повернулся к двери, потом вспомнил, что хотел еще кое-что спросить, обернулся, но "доктора" уже не было. Кабинет был пуст.
- Они заперты здесь. Они стремятся освободиться, - вслух прошептал он странные слова, пришедшие вдруг на ум. - Они так ждут, когда смогут снова стать свободными. Проводники поневоле. "Мондроны". Те, о ком предупреждал его Толик. Незрячие, но способные видеть все. Не плохие и не хорошие. Просто те, кто идут сквозь сны.
Он повернулся к двери и обомлел.
Дорогу ему преграждал тот самый черный священник.
Только теперь он выглядел по-другому.
Он стал больше. Он был не просто страшен. Ужасен.
Волнообразное гигантское тело с торчащими склизкими щупальцами из-под того, что лишь напоминало рясу, черный погребальный саван.
Кружащаяся, отвратительная воронка на месте рта. Она сужалась и расширялась, неуклонно приближаясь к нему. Он завороженно смотрел в этот темный провал, где ему суждено было кануть. "Готовься", - прогудело оно, а свет вокруг померк.
И рубиновые, светящиеся огни-угольки вместо глаз. Под их неуклонным, притягивающим взором, от тянул, словно воск, истаивал, медленно обращался в пар...
Но он не хотел. Не хотел уходить. Не хотел оставаться здесь. Ни за что. "Не бойтесь", - вспомнил он слова "доктора" и Толика, и это придало ему последних сил. Которых хватило на то, чтобы сунуть руку в карман. И вытащить оттуда татьянину брошь. Он протянул ее навстречу черному монаху, что пришел забрать его. Забрать навсегда. Рука дрожала и тряслась при этом, но...
И тот отступил. Сначала погасли рубиновые огоньки. Беззвучно схлопнулась омерзительная пасть-провал, уже накрывшая его собой. А потом "священник" отступил. Всего лишь на шажочек в сторону. Зажегся свет.
Он зажмурил глаза, а когда открыл их снова, то дверь была открыта, а проход пуст и свободен.
И он тоже был отныне свободен. Свободен идти к ней. Своей единственной Тане, ее глазам, ее улыбке, ее волосам и запаху.
Он вышел в коридор и просто шагнул к стене. И тогда сразу, мгновенно, появилась новая "дверь". Зияющее отверстие, из которого шел свет тысячи звезд. И в нем появился улыбающийся образ Тани. Она звала его, махала рукой. Она сияла. Как тысячи звезд на безлунном небе.
"Доктор" все-таки обманул его, понял тогда он, но по-другому, видимо, было нельзя. Или бы он не выстоял. И черный "служитель" забрал бы его себе. И он был благодарен "доктору" за все. Кто знает, может они еще свидятся?.. Когда-нибудь и где-нибудь. Например, за чашкой горячего крепкого чая. Где-нибудь, над самым крутым обрывом... На все божья воля и Слово Его. Важнее миллиардов, триллионов других слов, что были когда-то и еще будут, будут, будут сказаны по обе стороны Великой Стены...
Когда-нибудь (но никто не знает когда) они тоже освободятся... И толстые стены рухнут. Они ждут этого, идущие сквозь сны.
Как бы то ни было, он просто шагнул вперед. Свет вспыхнул снова. Ласково, бережно, приветствуя его. И Таня обняла своими нежными, родными руками. Было хорошо и спокойно. Тепло. Уютно.
На песчаной косе среди далекого синего моря зачинался новый день...