Огурцов Юрий Александрович : другие произведения.

Кровавый цвет золота

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

   На одном из таежных приисков орудует преступная группа расхитителей золота. Назначенный начальником поселкового РОВД капитан Виктор Алехин пытается разоблачить не только тех, кто ворует драгметалл, но и его скупщиков. Изыскатели русловой экспедиции Ленского бассейнового управления становятся невольными участниками происходящих на прииске событий.
  

Ю.Огурцов

  
  
   КРОВАВЫЙ ЦВЕТ ЗОЛОТА.
  
   Вертолет резко пошел на снижение, и, казалось, вот-вот врежется в непроницаемую темно-зеленую массу тайги. На какое-то мгновение он завис над ней и медленно опустился на крохотный квадрат площадки, словно гигантскими ножницами выстриженный в бесконечном хвойном полотнище. Валька-рыжий стянул с головы наушники, оглянувшись на немногочисленных пассажиров, громко произнес:
   - Все, прибыли на конечную станцию. Это и есть Распадная.
   Второй пилот, малорослый, с заметно оттопыривающим кожаную куртку животом, прошел по салону и, открыв дверь, крикнул кому-то из встречающих:
   - Лаврентий, давай сюда пару человечков - стекловату вам доставили. И шустриком, шустриком! Нам еще в Китенск засветло попасть надо.
   - А шпатлевки опять, что ли нету? - недовольным голосом спросил кто-то снизу, - заказывали же.
   - Пока нет. Может, в другой раз дадут, - развел руками пилот и, посмотрев на немногочисленных пассажиров, поторопил: - Давай, мужики, сгружай свои манатки и - адью.
   Из пилотской кабины появился Валька, а точнее - Валентин Светышев, крепко сбитый детина лет тридцати. В авиаотряде ему дали кличку Валька-рыжий за огненную шевелюру, постриженную под "бобрик". Он подошел к одному из прилетевших, волоком тащившему большой, перетянутый веревками тюк, оттеснив его плечом, деловито произнес:
   - Погоди, Федор, так быстрее получится.
   Нагнувшись, легко поднял ношу и, обхватив её, направился к выходу. Светышева хорошо знали двое из небольшой русловой экспедиции, прибывшей в Распадную. Это Федор Щенников и Василий Макарович Стригун, неоднократно летавшие с ним раньше, когда находились на полевых работах в изыскательской партии, успели подружиться с ним.
   Упакованные в брезентовые мешки палатки, спальные мешки, резиновая лодка "пятисотка", ящики с приборами и прочими вещами, необходимыми в длительных экспедициях, довольно быстро были выгружены из вертолета. Лаврентий, одним из первых прибывший сюда со своей бригадой строителей на, некоторое время скептически рассматривал русловиков, скрывая любопытство под нарочитым безразличием, наконец, не выдержав, спросил:
   - Геологи, что ли?
   - Изыскатели из Гипроречтранса, - ответил Федор.
   - А-а, - неопределенно протянул Лаврентий и, с минуту подумав, произнес: - С водой дело имеете.
   - Точно, с ней.
   - Ну-ну, - удовлетворенно кивнул бригадир и, повернувшись к рабочим, закричал: - Куда кладете, давайте сразу под навес.
   Вертолет разгрузили полностью, и Светышев подошел попрощаться:
   - Ну, все, парни, я дальше покатил, а вы дуйте к Савушкину, начальнику участка, он вас определит куда-нибудь на ночь. А завтра, мой совет, дуйте в Казачинск. Отсюда километров десять-двенадцать будет. Там вполне приличная гостиница, столовая опять же есть. Ну, держите пять, - он протянул широченную ладонь, крепко, до хруста пожал каждому руку, широко зашагал к вертушке.
   Никиту Савушкина изыскатели отыскали в бытовке, установленной около узкой, как ручей, говорливой горной речушки. Строители оборудовали её под магазин. Полная, миловидная женщина лет сорока, исполняющая обязанности заведующей и продавца одновременно, что-то недовольно выговаривала начальнику участка, энергично жестикулируя руками. Савушкин в ответ отрывисто рубил громким начальственным голосом:
   - А ты что хотела, Полина! Будь довольна, что не в палатку поселил. Здесь тебе и дверь, и засов с замком, окна. Прилавок опять же соорудили по всем правилам.
   Полина пыталась что-то возразить, но Савушкин перебил её:
   - Грех тебе плакаться. Сама видишь: людей в палатки селим. Ты же под нормальной крышей, в сухости жить будешь, а месяца через два такой магазин отгрохаем, не хуже городского.
   Довольный приведенным аргументом, начальник повернулся к незнакомцам, оценивающим взглядом окинув их, безошибочно определил:
   - С вертушкой прилетели? Давайте ваши документы. - Пояснил: - Так положено - объект у нас, как вам, вероятно известно, особый.
   Русловики понимающе закивали, полезли за своими командировочными удостоверениями. Внимательно ознакомившись с ними, Савушкин разочарованно произнес:
   - Я думал вы к нам, по строительству спецы. Временно, конечно, поселю вас, без жилья не оставлю.
   Он показал рукой на ряды палаток:
   - Вон та, черная, пока свободна, заселяйтесь, отдыхайте.
   Палатка была большая. В ней уже находилось около двадцати раскладушек. Посредине на кирпичных подпорках стояла печь "буржуйка", сделанная из двухсотлитровой стальной бочки. Остаток дня русловики провели в хозяйственных хлопотах: перетаскали в палатку экспедиционное снаряжение, из тайги, вплотную подступающей к палаточному лагерю, натаскали сушняка для печки. Пришел Лаврентий, принес керосиновый фонарь, поставил его на грубо сколоченный стол, назидательно сказал:
   - Это, чтоб ночью впотьмах не шарашились. Здесь ведь как: солнце чуть за гору - хоть глаза выколи.
   Посмотрев на большую охапку сушняка, одобрительно заметил:
   - Лишне не будет. Днем, когда особенно ясно - теплынь, хоть загорай, а чуть стемнело - колотун еще тот. - Философски заключил: - Такая в этой местности погодная особенность.
   Начальник русловой экспедиции Федор Щенников пригласил бригадира заглянуть на огонек, отметить новоселье, заодно и познакомиться поближе.
   Ушел Лаврентий поздно. Растягивая рот в пьяной улыбке, пообещал:
   - Если что по работе нужно будет, помогу. Я тут кое с кем знакомство свел. Тутошние места насквозь знают, одно слово охотники. Зимой соболька промышляют, тем живут.
   - Ты бы нам повариху подыскал, - попросил Федор.
   - Это можно, - важно кивнул бригадир. - Денька через два побываю в Казачинске, там пошукаю. Платить сколько ей будете?
   - Как положено, - сказал Федор, - три с половиной оклад, плюс полевые, горные... В целом тысчонок шесть набежит за месяц.
   - Заметано. Сколько она с вами пробудет?
   - Месяца три, пожалуй, может, чуток побольше.
   Лаврентий зашевелил губами, подсчитывая. Заверил:
   - За такие бабки отбоя от желающих не будет. Здесь ведь насчет заработков не шибко разбежишься. Вот когда комбинат отгрохаем, с работой никакого напряга не будет.
   В экспедиции всего пять человек. Федор Игоревич Щенников - начальник, закончил лет десять назад Казанский институт инженеров водного транспорта. Человек еще достаточно молодой: перед самым отъездом отметил свое тридцатитрехлетие. В возрасте, как говорится, Иисуса Христа. Василий Макарович Стригун - инженер. Он среди русловиков самый старший, за пятьдесят перевалило. В бассейновом управлении проработал без малого четверть века. Начинал после окончания речного училища мастером пути в техучастке. После прорабствовал несколько лет, а все последующие годы трудится на должности инженера русловой изыскательской партии. Иван Сенчин. - недавний выпускник Томского речного техникума. В свое время, как и положено, отслужил в армии. Прежде, чем стать речником, перебрал несколько профессий. Года два покатался даже в поездах дальнего следования в качестве проводника. Как-то разговорился с одним пассажиром, который оказался преподавателем техникума из Томска. Тот в разговоре пожурил проводника: "Вроде и неглупый ты парень, - сказал, - а занимаешься ерундой. Пора за ум взяться. Ты вот что, поступай-ка к нам в техникум, стоящую профессию получишь". Подумал Иван и согласился. Вернулся с рейса, уволился и поехал в Томск. Преподаватель не забыл его, обрадовался даже приезду парня. Со средним образованием тот был принят сразу на второй курс. Летнюю практику проходил рабочим в изыскательской партии. Понравилось. После окончания учебы пришел к твердому убеждению: профессию выбрал по душе, обрел в жизни свой причал. Двое других членов крохотной экспедиции - Алексей Сягин и азербайджанец Мерасат. Алеша - спортсмен, этакий мускулистый крепыш, никогда не расстающийся с эспандером. Мерасат - высокий красавец, улыбчивый и живой от избытка темперамента. Оба - рабочие лошадки. Их обязанность носить в маршрутах теодолит, нивелир, треногу, забивать реперы, устанавливать палатки... Словом, принеси-поднеси.
   Задача у экспедиции простая - поиск наиболее благоприятных в географическом отношении водных акваторий, пригодных для безопасного отстоя флота в зимний период. Навигация на Лене в осенний период во многом зависит от контрастов погоды. Немало было здесь случаев, когда суда, возвращаясь с низовья реки, из-за внезапных холодов попадали в сложную ледовую обстановку, терпели бедствие.
  

* * *

  
   Рано утром Федор с Василием Макаровичем на попутной машине укатили в Казачинск. В тамошнем техучастке Ленского бассейнового управления им надо было договориться о выделении для нужд экспедиции моторного катера, на котором предстояло обследовать ряд притоков Лены с целью отыскания перспективных акваторий. Иван, Алеша и Мерасат занялись распаковыванием тюков с тем, чтобы рассортировать имущество таким образом, чтобы самое необходимое для работы всегда было под рукой. В полдень к палатке подкатил на "уазике" Лаврентий. Посмотрев на приезжих, со смешком изрек:
   - Барахлишко перетрясаете? Хорошее дело. А обедать собираетесь? Савушкин распорядился поставить вас на довольствие. Дуйте вон туда, под навес, - он вытянул руку, показывая направление, - да поспешайте, повариха ждать не будет. За свое богатство не беспокойтесь, никто его не тронет.
   Парни вопросительно уставились на Сенчина. Старший техник и сам после приглашения бригадира почувствовал рефлекторное слюноизвержение. Поспешно поблагодарив Лаврентия, повернулся к рабочим:
   - Шабаш, ребятки, пошли, коли приглашают, отведаем местных разносолов.
   "Ребятки" не заставили себя ждать. Через несколько минут русловики уже сидели на узкой скамье в импровизированной столовой под брезентовым навесом и жадно хлебали из алюминиевых мисок гороховый суп с тушенкой.
   Едва успели упаковать экспедиционное снаряжение, как приехали Щенников и Стригун. В техучастке им предложили какую-то древнюю посудину с дышащим на ладан движком. Однако оба остались довольны результатом поездки. Федор даже пошутил по этому поводу:
   - В этом корыте все же есть кое-какая корысть. Будем не спеша поспешать на нем, Бог даст, в план уложимся.
   Ужинать отправились все вместе. Около столовой к ним подошла полная розовощекая девушка лет двадцати, спросила:
   - Вы, что ли, экспедиция будете?
   - Мы, красавица, мы, - улыбнулся Федор, - что хорошего скажешь?
   - Лаврентий Никитич сказывал, вам повариха нужна. Вот пришла наниматься.
   - Сколько же тебе лет?
   - Двадцать первый пошел, а что?
   - По профессии повар?
   - Нет.
   - Как же ты нас кормить собираешься? - в голосе Щенникова откровенная ирония.
   - Да все, что хотите, сготовлю, не сомневайтесь, - бойко сверкнула глазами претендентка.
   - Тебя как зовут-то?
   - Глафира, можно просто Глаша.
   Федору девушка явно понравилась, подумав немного, он сказал:
   - Значит так, Глаша, завтра во второй половине дня подходи к нашей палатке, обговорим все детально. Раньше где-нибудь работала?
   - Да какая тут работа, - невесело усмехнулась Глаша. - В леспромхоз хотела, но у них только мужиков принимают. Год назад геологи здесь были, у них пристроилась поварить.
   - Ну и как, - в глазах у Федора лукавинка, - все живы остались?
   - А чего им, бугаям, сделается, - сверкнула простодушной улыбкой девушка, - все, что не сготовлю, махом сметали, еще и нахваливали.
   - Мы тоже ни привереды, - заверил Щенников. - В Казачинске нам предстоит пожить пару деньков, подготовиться к работе, так что, думаю, сваришь что-нибудь на пробу, проверим твои кулинарные способности.
   - А чего ж, сварю, - согласно кивнула Глаша.
   На другой день, когда мы вернулись из Казачинска после осмотра катера, Глаша уже поджидала нас. В руке у неё - пухлый узелок из цветастой ткани. Протянув его нам, девушка конфузливо произнесла:
   - Спробуйте шанежки, сама спекла.
   - Ну-ка, ну-ка, - Василий Макарович принялся развязывать узелок.
   Все успели изрядно проголодаться и дружно потянулись за не успевшей еще остыть выпечкой.
   - Классно! - энергично прожевывая подрумяненную шанежку с картофельной начинкой, - выдохнул Алеша.
   - Угу, - красноречиво возвел агатовые глаза Мерасат.
   Инженерно-технический персонал молча жевал, блаженно прищуривая веки. Когда узелок опустел, Щенников, слизывая с губ крошки, спросил:
   - Как думаете, народ, - он кивнул на Глашу, - берем?
   - Берем! - дружно, в один голос гаркнули русловики.
   - Давай, Глашуня, заходи в палатку, пошепчемся, - пригласил Федор.
  

* * *

   У дощатого причала Казачинского техучастка притулилась длиннющая старая брандвахта с темно-зеленой бахромой водной растительности вдоль ватерлинии. Вплотную к ней прижался не менее старый обстановочный пароходик "Труженик", вяло дымивший трубой. Пара паузков приткнулась носами к берегу. Они, словно два приятеля, решившие посекретничать друг с другом втайне от всех.
   - А где же наш наутилус? - оглядывая причал, спросил Щенников.
   - Да вон он, на самом краю за брандвахтой, - показал Василий Макарович.
   Начальник экспедиции крикнул шоферу грузовика, привезшему изыскателей:
   - Давай, подъезжай поближе!
   Подошел Семен Кубыка, моторист катера, с которым все успели вчера познакомиться, молча стал помогать переносить на катер экспедиционное имущество. Увидев Глашу, спросил:
   - А ты чего здесь крутишься?
   - Поваром у нас будет, - пояснил Федор.
   - Вона как, - удивился Семен и, озадаченно хмыкнув, выразил свое мнение:
   - Негоже ей одной с мужиками, а, в общем-то, девка она самостоятельная, характерная.
   - Ничего, не съедим, - успокоил моториста Щенников.
   На что тот, усмехнувшись, сказал:
   - Глашка, она сама кого угодно съест. Сказано - характерная.
   Обедали в помещении техучастка. Повариха сходила в село, принесла оттуда два объемистых чугунка. Василий Макарович попенял ей:
   - Зачем же одна такую тяжесть несла. Парни-то наши на что, помогли бы.
   - Да мне не в тягость, а у них своя работа, - отмахнулась девушка.
   Наваристый борщ и обычная пшенная каша показались нам верхом кулинарного искусства. Василий Макарович выразил по этому поводу соображение, с которым каждый из нас охотно согласился:
   - Вроде бы все обычное, вкусно же необыкновенно.
   Иван подытожил общее впечатление от обеда:
   - Будем считать, что с поваром нам повезло.
   - Сказано - самостоятельная, - повторился Семен, доставая из кармана куртки кисет.
   То, что Глаша была польщена похвалой, свидетельствовали её щеки, ставшие из розовых пунцовыми.

ГЛАВА 2.

  
   Ритмично постукивает двигатель, подрагивает корпус катера с облупившейся местами светло-голубой краской. Лена в этот ранний безветренный час словно застыла на месте, и определить направление течения можно лишь по движущимся на ее поверхности предметам. Солнечные лучи пронизывают стелющиеся над рекой жидкие хлопья тумана, отражаются от водной глади ослепительными бликами. Мы стоим на палубе и, опершись на металлические перила ограждения, любуемся величественной панорамой реки. Федор раскрывает планшет, показывает Семену карту. Ткнув в нее пальцем, говорит:
   - Начнем с Шичихи. Как думаешь, сколько мы сможем по ней пройти?
   Моторист на карту не смотрит, с минуту думает, наморщив лоб, уверенно произносит:
   - Об эту пору, надо полагать, до копанцев дотянем, а дале только на лодке можно.
   - Что еще за копанцы?
   - Это до революции местные от Шичихи на озера ходы рыли. Рыба на тех озерах кишмя кишела. Чтобы сподручней туда добираться, порешили всем обществом копать протоки наподобие каналов. Отсюда и копанцы. Рыбы после этого еще больше стало. А сейчас, - Семен сокрушенно махнул рукой, - все в запустение пришло. Какие ходы заилило, какие тальником заросли. Одно слово, нет хозяина.
   Щенников понятливо кивнул:
   - Ясно. На месте поглядим, что там предки наворотили.
   Закрыв планшет, он распорядился:
   - Давай, Семен, отчаливай. Надеюсь, не подведет нас твой дредноут?
   Кубыка с некоторой обидой в голосе возразил:
   - Покуда "Бурун" не подводил. Я, почитай, на нем двадцать третью навигацию хожу.
   - А новый катер вашему участку не светит? - поинтересовался Василий Макарович.
   - Да уж года полтора как получили. Только нам от того не легче. Начальство его под себя приспособило навроде личного автомобиля. Вот и вчера главный инженер Кутяхин в Тухнук на нем подался неизвестно по каким делам.
   Семен помахал рукой грузной женщине-матросу с Брандвахты, крикнул:
   - Отходим, Катерина.
   Та сняла с кнехта чалку и сбросила ее на палубу катера.
   Река дышит влажной прохладой. Исчезла надоедливая мошка, изрядно досаждавшая на берегу. Алексей с Мерасатом, устроившись на корме, занялись промывкой и чисткой барахлившего раньше карбюратора небольшого подвесного моторчика для резиновой лодки. Они беззлобно переругиваются, что-то пытаясь доказать друг другу. Глаша спустилась в салон и принялась наводить там порядок, мысленно понося Семена, а заодно и всех мужиков, основательно замусоривших помещение. Федор с Василием Макаровичем расположились на носу катера и о чем-то оживленно беседуют. Иван поднялся в рубку к Семену. Моторист отрешенным взглядом смотрел на набегавшую водную гладь. Не поворачивая в его сторону головы, сказал, словно продолжая начатый разговор:
   - Темнила все-таки Кутяхин. Его к нам с год как назначили, а толку покуда не видать. Намылился в Тухнук гонять. По работе вроде. Только там по нашей части ничего нет.
   - Откуда он приехал? - спросил Сенчин.
   - Сказывают с Иркутска, будто бы сам сюда напросился.
   - А в Тухнуке у вас что?
   - Да в том-то и дело, что к участку никакого касательства. Прииск там, понимаешь. Весь поселок переплюнуть можно. Людишек едва ли с сотню наберется. Речонка рядом - Кихта, воробью по колено. На ней драга стоит. Золотишка в том месте богато.
   - Не за золотом же он туда наведывается.
   - Кто ж его знает, - пожал плечами Семен, - но то, что мужиков оттуда в Казачий привозит иногда - это точно. Они у нас продуктами запасаются, после он их обратно отвозит.
   - Мужики с прииска, наверно? - предположил Мван.
   - Не похоже. У приисковых свой катер имеется, чужой им одалживать не к чему. Я другое думаю, - прищурился Кубыка: там, вверху, дикие старатели промышляют. Уж не с ними ли инженеришка спелся. Среди диких всякой шушеры навалом. Золотишко сбывают по сходной цене. На прииск соваться им не резон - заметут, потому как наследить кое-где успели. Уголовщина там сплошь пасется.
   - Милиция куда смотрит, неужто ничего о них не знает? - усомнился Сенчин.
   Семен саркастически усмехнулся:
   - Ну, ты даешь! Где она здесь милиция-то? В Тухнуке полторы калеки, да в Казачинске раз, два и обчелся. Знают, понятно, только на рожон не полезут, себе дороже. Рассуждают так: Ну, моют людишки золото незаконно. Так кто ж его в этих краях не моет. Главное - безобразий за ними никаких покуда не замечено, и на том спасибо. А тронь их попробуй - все равно, что улей растормошить. Кому это надо? - моторист посмотрел на собеседника и, не дожидаясь ответа, уверенный в весомости своих доводов, заключил: - Вот то-то и оно.
   В Шичиху вошли, когда заметно вечерело.
   - Вон за тем мыском приткнемся, там к берегу подход хороший, дно, опять же, песчаное. А утречком дальше побежим, - сказал Семен.
   Катер мягко ткнулся днищем в песок. Моторист спустил трап, сошел по нему на берег, закрепил причальный канат за крупную корягу, наполовину ушедшую в сырой грунт. Стемнело. На той стороне реки подмигивали огни поселка приисковиков. Оттуда доносилась музыка, лай собак, татаканье движка передвижной электростанции. Удивительно, но река сделала такой поворот, что проплыв довольно много, катер снова приблизился к Тухнуку.
   Алеша с Мерасатом разожгли костер, установили над ним треногу, подвесили на нее объемистый походный котелок с водой. Глаша принялась готовить ужин. Федор с Василием Макаровичем, сидя на раскладных стульчиках, оживленно стали обсуждать план действий на следующий день. Сенчин с Кубыкой отправились по берегу к дому бакенщика, который, по словам моториста, находился неподалеку от места, где мы остановились.
   - Еще года три назад, - заметил Семен, - в Шичиху теплоходы заходили. А в прошлом году вдруг в одночасье обмелела река. Сейчас в нее только приисковый катер заходит. Бакенщик не у дел оказался, съехал куда-то. Поговаривают, на другой техучасток устроился.
   Некоторое время шли молча, затем Семен продолжил:
   - Слышал, на Шичиху хотят земснаряд пригнать, дно углублять будут, чтобы, значит, баржи с грузами для прииска смогли пройти. Тогда бакенщик опять понадобится, без него никак не обойтись. Начальник велел мне поглядеть, что здесь от прежнего хозяйства осталось.
   Из-за леса выкатилась луна и повисла над рекой, отражаясь светлой, дрожащей на легкой ряби, дорожкой. На покатом берегу показалось темное строение. На мелком галечнике - две плоскодонки, удерживаемые на случай разлива цепями, намотанными на вбитую в грунт толстую стальную трубу. У дома в ряд - несколько бакенов. На взгорке - крашенный белой краской высокий столб с поперечными перекладинами для вывешивания показателей глубины.
   Кубыка, все внимательно осмотрев, одобрительно произнес:
  -- Яков, ничего не скажешь, мужик хозяйственный. Закладывал, правда, иной раз, но рассудка никогда не терял. Жаль, ушел. Но, видно, планида такая. Бобылем жил. Может быть, оженится на новом месте...
   На обратном пути Семена, удовлетворенного увиденным, заботил уже другой вопрос: где начальство сыщет нового бакенщика.
   - Тут ведь, Иван, (он со старшим техником с первого дня знакомства перешел на ты ) не сразу, да не вдруг. Должность вроде бы незаметная, а поважней многих будет. На нее человека подобрать - ой как трудно. Он всем статьям должен соответствовать.
   Каким статьям - моторист уточнять не стал, считая, что это и без того должно быть понятно каждому. Сенчин уже заметил за ним склонность внезапно менять тему разговора. Вот и на этот раз он, без какого-либо перехода, заговорил под влиянием нахлынувших на него мыслей, давно не дающих ему покоя.
   - Вот хоть ты лопни, а нейдет у меня из головы Кутяхин. Больно подозрительная личность.
   - Что ты в нем подозрительного усмотрел? - поинтересовался Иван.
   - А не знаю!- словно удивляясь самому себе, в сердцах воскликнул Семен, - только помяни мое слово, Ваня, он еще проявится, выкажет свое нутро.
   Кубыка тяжело задышал, чувства переполняли его. Немного успокоившись, он снова заговорил:
   - Я ведь по земле полвека, считай, топаю. Разное повидал. Удивишься, поди, а я и на нарах позагорать успел.
   - Не может быть!
   - Да было, было. Перед тобой таиться не собираюсь. По молодости, по глупости, конечно. Случилось это, когда я только, только срочную отслужил, собирался в речное училище податься, в Иркутск. Сорвалось. Зашел к нам как-то знакомый мужик с соседней улицы, вызвал меня на пару слов во двор, спросил, не желаю ли я хорошие деньги заработать. Всего и делов-то, сказал, свезти на весельной лодке двух гавриков до Светлой. Это километров двадцать от Казачинска на той стороне Лены. Я, понятно, удивился. "На кой ляд, говорю, им на лодке телепать, когда туда каждый день рейсовая "Заря" ходит?" Это, отвечает, пусть тебя не колышит. Твое дело свезти и денежки приличные получить. А что, да почему - не твоя забота. Я бы и сам подрядился, говорит, но силенки уже не те, а ты парень здоровый, тебе туда сгонять - раз плюнуть. Оплату те гаврики посулили такую - голова кругом. Терять мне было нечего, согласился. Отправиться решили, как только стемнеет. Чуял тогда, что не все вроде чисто в этом деле, но большого значения не придавал своим опасениям, да и очень уж хотелось заработать. И то сказать, не каждый день такой фарт выпадал. Как и условились, едва стемнело - отплыли. Один, губастый такой верзила в брезентовом плаще сел на корму, другой маленький, вертлявый - напротив меня. Он того, губастого, так и называл Губан. Маленький меня все торопил:
   - Давай, миляга, греби шибче. Нам до рассвета надо в Светлую попасть.
   Мог бы и не подгонять. Я и без того греб на совесть. Но двадцать верст отмахать за ночь против течения - разве что двужильному под силу. Некоторое время помогал губастый, действуя кормовым веслом, но очень скоро выдохся и закашлялся с таким надрывом, что казалось, его вот-вот наизнанку вывернет. Вертлявый попенял ему:
   - Кончай, Губан гоношиться, Легкие у тебя ни к черту, загнешься еще...
   Верзила огрызнулся:
   - Закрой, рыкнул, хлебало, Пиня, не сифонь! А ты, паря, - обратился он ко мне, - маши пошустрей, за скорость премиальные отстегну.
   Я уж тогда точно понял, что ввязался в дурную историю, но на попятную идти было поздно. Опасения мои подтвердились, когда до Светлой оставалось проплыть совсем немного. Нас догнал, невесть откуда взявшийся, катер и осветил прожектором. По мегафону кричат, чтобы остановились. Губан приглушенным голосом рычит с кормы:
   - Греби к берегу!
   А уж какой из меня гребец. Вымотался начисто. Пиня пригнулся и перевалился через борт в воду, попытался вплавь улизнуть. Куда там! Двое с катера прыгнули, вмиг настигли. Губан сник весь, говорить не может, только злобно шипит:
   - Какая сука настучала?!
   А самого аж трясет всего, задыхаться стал, закашлялся. Короче, взяли нас. После выяснилось: они с прииска золотишко сперли. Хотели попасть в Светлую, потому что от нее до железной дороги гравийку проложили. Такой путь, посчитали, наиболее безопасный. В общем, Губану и Пине припаяли по восемь лет строгача, мне трешку отвалили за соучастие. Мотал срок в колонии общего режима. Я к чему тебе про это рассказываю. Тут, понимаешь, такая штука: Губан, как только освободился, сызнова сюда прикатил. С дикими старателями промышляет. Ведь это его Кутяхин в Казачинск привозил.
   Иван с Семеном подошли к костру. Федор хмуро взглянув на них, недовольно стал выговаривать:
   - Куда вас леший носил! Смылись молчком, а мы тут гадай, где вы шлындаете.
   - Напрасно беспокоились, - добродушно усмехнулся Семен, - не дети малые, не заплутали бы. Ходили с Иваном бакенщицкое хозяйство поглядеть.
   - Так бы и сказали, мы бы не метали икру понапрасну.
   - Виноваты, исправимся, - шутливо произнес Сенчин и дружески обнял за плечи Щенникова.
   - Исправитесь, исправитесь, куда вы денетесь, нарочито ворчливо заговорил Василий Макарович, - садитесь-ка, орлы, ужинать, остыло уже все наверно. Зря что ли Глашуня старалась...
   Аппетит Ивану с Семеном после прогулки не занимать-стать, поэтому они без лишних слов принялись уписывать за обе щеки восхитительное варево.
  

* * *

  
   Наутро поплыли дальше. Обогнули мыс с домиком бакенщика, стоящего на взгорке у кромки леса и на малой скорости продолжали путь, делая частые промеры глубины русла. Лесистые сопки становились все выше, иногда тайга по левому берегу подступала к самой воде, словно нависая над ней.
   - Вон за той сопкой, - показал рукой Кубыка, - дикие промышляют на Кихте.
   - И много их там? - поинтересовался Федор.
   - Человек шесть-семь, не больше. Там, видать, жила на поверхность выходит, - пояснил моторист, - само пространство-то с гулькин нос, километра, пожалуй, не будет. Но вся заковыка в том, что место это старательская артель застолбила, моет золотишко на законном основании. Дикие же шаромыжники на краю ихней территории обосновались.
   - Не конфликтуют? - спросил Василий Макарович.
   - Базарят, случается. Но дикарей меньше, нахрапом права качать они опасаются. Артельные тоже стараются не накалять обстановку. Среди шаромыг есть такие - клейма ставить негде. Им замочить человека втихую - раз чихнуть. А после попробуй сыщи виноватых. Вот и терпит их артель, как хозяин тараканов в доме.
   - Да-а, ситуация, - задумчиво произнес Федор.
   - Не тараканы они, а, скорее, скорпионы, - в сердцах высказался Василий Макарович, - за ними глаз да глаз нужен. Эта публика непредсказуемая.
   - Что верно, то верно, - кивнул Семен, - один Губан чего стоит...
   Последние слова явно были адресованы Ивану. О Губане в экспедиции знал со слов моториста только он.
  
  

ГЛАВА 3.

   Через два дня хода по Шичихе, с многочасовыми стоянками, используемыми для изыскательских работ, погода внезапно испортилась, подул восточный ветер, небо заволокло непроницаемой хмарью, заморосил по-осеннему мелкий, словно просеянный сквозь сито, дождь. Семен, пользуясь вынужденным простоем, занялся сменой сальников на дизеле, Иван напросился к нему в помощники. Щенников и Стригун расположились в каюте, принялись за обработку данных, полученных в процессе изысканий. Парни, захватив с собой повариху, отправились на резиновой лодке, чтобы сделать несколько контрольных замеров по фарватеру. Об этом их попросил Кубыка. Ему хотелось убедиться, сможет ли он беспрепятственно провести "Бурун" до копанцев. До них, по его расчетам, оставалось километров пятнадцать. Ребята обрядились в плащи из полиэтилена, прихватили водомерный шест, спустили на воду туго накаченную "пятисотку", с шутками и хохотом забрались в нее. Незапланированная поездка была для них как нельзя кстати: им не терпелось опробовать почищенный и отрегулированный карбюратор подвесного мотора.
   - Там без фокусов мне! - напутствовал веселую троицу Федор.
   - Все будет тип-топ, - прокричал в ответ Алеша.
   Кузнечиком застрекотал мотор-малютка, лодка ходко стала удаляться от катера. Летняя погода меняется быстро. Часа через два в небе появились просветы, в которые брызнули солнечные лучи, засверкав мириадами искр на мокрой траве.
   - К нам, кажись, гости пробираются, - рассматривая окрестности в бинокль, сообщил Семен.
   - Дай-ка глянуть, - протянул руку Щенников. - Точно, идут в нашу сторону, - подтвердил он. - Четверо, у двоих - ружья.
   - Охотники, наверно, - предположил Сенчин.
   - Непохоже, - продолжая разглядывать незнакомцев, - сказал Федор, - экипировка ничего общего с охотничьей не имеет.
   - Егеря какие-нибудь участок свой обходят, - заметил Василий Макарович.
   - Чего гадать, подойдут - узнаем, - Кубыка забрал у Щенникова бинокль и снова стал разглядывать приближающуюся четверку. Сделав какие-то выводы, задумчиво проговорил: - Не нравятся мне эти шатуны, ох, не нравятся. Чего они здесь потеряли?
   Между тем группа подходила все ближе. В бинокль уже можно было разглядеть лица.
   - Приехали, - досадливо поморщился моторист, - это ведь к нам дикие пожаловали. Вот того, длинного, я знаю. Кликуха у него - Губан. Помяните мое слово: не с добром эта братва пришла.
   Четверо подошли к берегу. От нее отделился тощий вертлявый тип и, подойдя к самой воде, приложив ладони рупором ко рту, развязным тоном прокричал:
   - Слышь, землячки, потолковать бы надо, подчаливай сюда.
   - О чем толковать собираетесь? - спросил Федор.
   - Свезите нас до Казачинска, хорошие бабки заплатим.
   - Мы - экспедиция, не по адресу обращаетесь, - вступил в переговоры Стригун, - вам лучше в Тухнук пойти. Оттуда с прииска в Казачинск катер регулярно ходит.
   - Папаша, ты чо в натуре! - заныл вертлявый, - до Тухнука нам день отсюда телепать.
   Троим надоели пустые перекрикивания, они подошли к своему парламентеру. Грузный, плечистый детина, с черной щетиной на лице, забасил:
   - Эй, мужики, довезите хоть до Тухнука, все по чесноку будет, бабки вперед дадим.
   - Да поймите вы, мы выполняем задание государственного значения, у нас каждый день на счету, запас горючего, наконец, строго рассчитан...
   - Подожди, Макарыч, не напрягайся, - остановил инженера Семен, - дай-ка лучше я с ними поговорю.
   Он приложил мегафон к губам, из рупора раздался его громкий голос. Языковая лексика, которую применил моторист для общения с незнакомцами, была настолько своеобразной, что все изыскатели с удивлением уставились на него.
   - Вы кому тут горбатого лепите! - начал Семен.- Лохов надыбали и тухту гоните!? От кого ноги делаете, сучары, кого грабанули? От вас же мокрухой за версту несет...
   - Ты чего трепешь, батя! - нервно взвизгнул вертлявый, - какая еще мокруха?
   - На понт берешь, - злобно скривился верзила.
   - По себе судишь, Губан, - загремело из мегафона, - я тебя давно признал. Ты по мелочам не привык размениваться, на новую ходку уж точно успел схлопотать.
   - Ты о чем это вякаешь? - озадаченный тем, что сказал Семен, настороженно вытянул шею Губан. - За поклеп я тебе..., - он не успел договорить, как послышался стрекот моторчика, из-за поворота показалась лодка. Сидящие в ней, увидев людей на берегу, подъехали к ним. На катере не было слышно, о чем говорили с пришельцами Алексей и Мерасат. Стороны, видимо, не пришли к соглашению, потому что двое, взяв ружья на изготовку, направили их на парней. Вертлявый забрался в лодку и, угрожая ножом, заставил Глашу сойти на берег. Ошеломленные происходящим, русловики наблюдали за развертывающейся у них на глазах драмой, лихорадочно соображая, как помочь попавшим в беду ребятам. И в этот момент произошло неожиданное: словно под действием мощной пружины нога Алексея Сягина взметнулась вверх, и ружье, выбитое из рук нападавшего, описав траекторию, отлетело в сторону. Стремительный удар другой ногой в челюсть поверг бандита на землю. Грузный детина, повел стволом в Алешину сторону и нажал курок. Грохнул выстрел. Картечь просвистела над головой Сягина. В следующее мгновение Мерасат, мертвой хваткой схватившись за ружье, стал вырывать его из рук преступника. Воздух разрезал вибрирующий пронзительный визг Глаши. Корчился от боли, елозя щетинистой щекой по песку, грузный стрелок. Алексей в прыжке ударил его кулаком в пах, ребром ладони рубанул по шее. Мерасат целился в Губана, яростно выкрикивая ругательства на своем языке. Вертлявый, бросив нож, по-заячьи, зигзагами бросился бежать. Верзила в испуге пятился от взбешенного азербайджанца, скороговоркой, проглатывая окончания слов, увещевал того:
   - Не над..., не над. Все, уход..., уходим.
   Вместе с пришедшим в себя грузным они подняли третьего, который был не в состоянии идти самостоятельно, и побрели, загребая ногами прибрежный песок, как после сильного похмелья.
   Федор велел Семену немедленно связаться по рации с Казачинском и сообщить о случившемся. Кубыка, молча кивнув, поднялся в рубку. Вскоре оттуда послышался его голос:
   - Алло, Казачинск? Свяжите меня срочно с отделением милиции.
  

* * *

   После удачно проведенной операции по ликвидации банды Хряща Виктора Алехина повысили в звании и предложили возглавить РОВД в Казачинске. Коллеги из отдела по борьбе с организованной преступностью пытались отговорить его, считая, что в Иркутске у него будет несравненно больше возможностей для дальнейшего продвижения по службе. Однако Виктору хотелось больше самостоятельности. Он был холост. Из всей родни у него осталась одна сестра, которая была на три года старше его. Год назад она вышла замуж за школьного преподавателя истории, после чего стала реже встречаться с братом. Словом, родственные узы Виктора не связывали, и он с легким сердцем отбыл к новому месту службы.
   Казачинск Алехину понравился. Он свыкся с суетливым ритмом большого города, и поначалу ему трудно было приноровиться к тихой, размеренной жизни поселка. Но он довольно быстро свыкся, и житье на новом месте ему все больше начинало нравиться. Алехину - двадцать девять. Среднего роста, сухощавый, походка легкая, пружинистая. Небольшие залысины несколько старят его, но это только когда он чрезмерно серьезен или хмур. Стоит ему улыбнуться, приветливо обратиться к кому-нибудь, лицо его тотчас преображается, становится по-мальчишечьи непосредственным. В Казачинске к милицейскому начальнику отнеслись по-разному. Старожилы, в большинстве своем, скептически. Молод еще, считали, как бы дров не наломал. Хотя в поселке с почти десятитысячным населением за много лет инцидентов, подпадающих под криминальный перечень, произошло столько, что для их подсчета хватило бы пальцев на обеих руках. Люди помоложе приветствовали назначение Алехина. Прежний, по их мнению, был мужик неплохой, но должной административной прыти уже не проявлял, перестал, как выражались местные шутники, "ловить мышей".
   Территория, находящаяся в ведении Казачинского РОВД, довольно обширна, по площади равная, или даже несколько превышающая, отдельные европейские государства. Правда, населенных пунктов на этом обширном пространстве насчитывалось едва ли больше двух десятков. В основном это были леспромхозы, звероводческие фермы, рыболовецкие хозяйства, прииски. В некоторых из них жители занимались преимущественно охотой на пушного зверя.
  

* * *

  
   Маленький, юркий катерок с синей полосой вдоль борта быстро скользил по Лене, оставляя за кормой пенистый бурун. Капитан Алехин с двумя своими сотрудниками возвращался из служебной поездки, предпринятой им для ознакомления с подведомственным РОВД участком. На подходе к Казачинску по рации поступило сообщение о разбойном нападении на артель старателей в районе Тухнука и убийстве двух человек. Виктор склонился к сидящему за рулем сержанту, сухо произнес:
   - Разворачивайся, Щербак, гоним в Тухнук!
   - Случилось что? - встревоженно спросил рулевой.
   - Нападение на старателей, убийство.
   - Дела! - качнул головой сержант.
   Катер развернулся и понесся в обратном направлении.
   Тухнук напоминал потревоженный улей. Всех потрясло то, что произошло в артели старателей. Несколько человек пришли оттуда в поселок, принесли на носилках двух своих товарищей, убитых бандитами. На многочисленные вопросы о происшедшем никто из них ничего вразумительного ответить не смог. Выяснилось лишь, что двое из артели как обычно, а это происходило ежемесячно, отправились в Тухнук, чтобы сдать на приемном пункте намытое золото и получить за него деньги. В урочное время ходоки в артель не вернулись. Ближе к вечеру старатели забеспокоились, связались с поселком по рации. Оттуда сообщили, что их доверенные лица в поселке не появлялись. Несколько человек отправились на поиски пропавших. Их нашли в двух километрах от палаточного лагеря золотодобытчиков. Оба были убиты, золото, которое они намеревались сдать. Исчезло.
   Алехин со старшиной Чубакиным пришли в Тухнук на другой день в полдень. Катер оставили на Шичихе под присмотром сержанта Щербака. Поговорив со старателями, поджидавшими милицию, капитан пришел к заключению, что преступники действовали, скорее всего, по наводке. Кто-то, пока неизвестный, точно знал, когда произойдет очередная сдача золота, и мог оперативно передать эти сведения тем, кто находился от старателей неподалеку. В вероятность такой версии он еще больше поверил, узнав, что на участке артели промышляли дикие старатели. Сведения о них отсутствовали в картотеке Казачинского РОВД. Необходимо было срочно поговорить с изыскателями русловой экспедиции, от которых поступило сообщение о нападении на них четырех неизвестных, пытавшихся по всей вероятности завладеть экспедиционным катером. Скорее всего, решил капитан, то, что произошло со старателями и экспедицией, - звенья одной цепи. Он знал: катер с изыскателями пошел вверх по Шичихе. Туда же поспешили и милиционеры. Над рекой сгущались сумерки, когда впереди показались сигнальные огни на радиомачте "Буруна".
   Со слов Кубыки Алехин окончательно убедился в причастности диких старателей к совершенному преступлению. Семен не преминул сообщить о Губанове, которого узнал, и с которым раньше имел дело. Теперь необходимо было выяснить, куда направилась криминальная четверка, потерпев неудачу при попытке завладеть катером. "В Тухнук они вряд ли сунутся, - рассуждал Виктор, - но и от реки, в условиях таежного и горного бездорожья, им уходить не резон. Это означало бы обречь себя на верную гибель. Правда, есть здесь кое-где отдаленные поселения эвенков-охотников, однако, добраться до них, не зная местности, не имея карты, практически невозможно. А вот в каком месте они выйдут к Лене - задача со многими неизвестными. Одно ясно: им наверняка понадобится лодка. Ее можно взять только в населенном пункте. В каком именно - приходится только гадать. Длительные переходы их не устроят, значит, ждать бандитов следует где-то поблизости. Первое, что следует незамедлительно предпринять - оповестить население близлежащих поселений. После своего разоблачения преступники не остановятся ни перед чем, чтобы вырваться из западни.
   Двое суток мотались милиционеры по Лене, предупреждая жителей о возможности появления преступников, описывали их приметы, инструктировали, что следует предпринять в случае если они вдруг придут. Вернувшегося в Казачинск Алехина ждала здесь новая неприятность. Несколько местных ребятишек в возрасте от шести до десяти лет ушли в тайгу собирать бруснику и не вернулись до наступления темноты в поселок. Родители и добровольцы из числа охотников всю ночь искали их, пройдя по окрестностям не один десяток километров, кричали, стреляли - все тщетно. Дети словно сквозь землю провалились. По Казачинску поползли страшные слухи. Поговаривали, что дети, заблудившись, попали на Васяхинское болото - гиблое место в округе, пользующееся дурной славой. Как это нередко бывает, разные предположения стали обрастать подробностями, и кое-кто из жителей стал выдавать услышанное за уже происшедшую трагедию.
   Алехин понимал: действовать надо оперативно. Если ребята живы, то далеко уйти они наверняка еще не успели. Необходимо продолжить поиски, но не хаотично, а организованно и продуманно. Обязательно следует включить в число тех, кто отправится в тайгу, мужчин, профессионально занимающихся охотой. Поисковиков следует разбить на группы и каждой поручить обследовать определенный участок. Это позволит охватить обширную площадь поиска. Начинать розыск его лучше всего с рассвета. От глаз опытных таежников при дневном свете не ускользнет ни один маломальский признак недавнего пребывания человека в лесной чащобе. И, конечно, неплохо бы взять с собой собак. Здешние лайки необычайно человеколюбивы и понятливы.
   После поездки по реке, Виктор изрядно подустал. Но узнав о ребятах, попавших в беду, он уже не помышлял об отдыхе. Теперь все его мысли сосредоточились на том, как поскорее их отыскать. С рассветом три группы отправились на поиски, каждая по своему, заранее намеченному маршруту. Тайга огласилась голосами перекликающихся людей, лаем собак. Группа, возглавляемая старшиной Чубакиным, тщательно обследовала подходы к Васяхинскому болоту. Ничего похожего на то, что здесь кто-то недавно проходил, обнаружено не было. Другая группа начала поиск с падушки, где росло особенно много брусники.
   Ею вскоре были обнаружены довольно свежие следы медведя. Косолапый, видимо, лакомился ягодой. Тщательно обследовав все вокруг, следопыты наткнулись на детские следы, нашли также косынку, а затем лукошко и расссыпанную из него бруснику. Картина происшедшего в падушке прояснилась. Дети, увидев медведя, в панике бросились наутек. Зверь же, как выяснили охотники, и не думал их преследовать. Сама собой отпала одна из версий их вероятной гибели. Затеплилась надежда на благополучный исход и поиски возобновились с удвоенным усердием. На каменистом откосе одной из сопок следы беглецов терялись. Недавняя осыпь скальной породы, видимо, скрыла их. Следопыты были несколько обескуражены этим обстоятельством, но поиск продолжали с прежним упорством.
   Третья группа, куда входил и Алехин, прочесала кустарник вдоль заросшего высоченной травой ручья, и стала подниматься по крутому откосу на высокий холм. С его вершины Виктор стал осматривать в бинокль окрестности. Внизу расстилался волнистый темно-зеленый таежный покров с редкими прогалинами в нем. Внезапно залаяли собаки и бросились в чащу к противоположному обрывистому склону. Хозяин лаек Антип, ражий мужчина с коричневым от загара лицом, обрамленным взлохмаченной бородой, хрипло произнес:
   - Это они не по зверю. Неужто, деток учуяли...
   Пошли на лай, перемежающийся скулящими повизгиваньями. У самого обрыва увидели собак. Они кружили, задирая морды вверх, около огромного кедра, склоненного над крутизной. Его удерживали от падения могучие корни, глубоко уходившие в землю. При дальнейшем разрушении склона дерево неминуемо рухнет вниз. Это может произойти в любой момент. На высоте около десяти метров, там, где начинались толстенные ответвления, зияло овальным отверстием крупное дупло. Алехин, не раздумывая, полез вверх по стволу, цепляясь за шершавые неровности в коре. Заглянув внутрь дупла, Виктор облегченно вздохнул. Все шестеро ребятишек сидели там, поджав колени, тесно прижавшись друг к другу и крепко спали.
   - Ну, что там?- нетерпеливо крикнул снизу кто-то из поисковиков.
   - Порядок, - устало махнул рукой капитан, - все здесь.
   Мужики удовлетворенно загудели. Антип легонько подтолкнул одного из них в спину, добродушно сказав:
   - Давай, Митрич, дуй наверх, растолкуй своему короеду: негоже в трех соснах плутать, не сосунок поди-ка.
   - Не сомневайся, сват, от меня ему послабления не будет, - не в силах сдержать улыбки, пообещал счастливый папаша.
   Ребятишкам помогли спуститься, бережно придерживая каждого, чтобы, не дай Бог, не сорвался. Митричев "короед", девятилетний Николка, слез с дерева сам. Отец положил ему руку на плечо, изобразив на лице нарочитую суровость, стал выговаривать смущенно потупившемуся мальцу:
   - Труса, получается, спраздновал, деру дал.
   - Ага, сам бы тоже побежал, - оправдывался Николка, - медведище, знаешь, какой агромадный!
   - А почему не домой, а черт-те куда помчался, других за собой повлек? - продолжал Митрич, ероша ладонью по спутанным волосам на голове сына.
   - Ага, он как раз с той стороны и вылез к нам. Мы ка-ак дали драпаля, а он - за нами, аж треск стоит.
   - Завираешь, Колька, завираешь. Не бежал медведь за вами, на кой вы ему. Я по следам проверил.
   - Тогда кто сзади топал? - не сдавался Николка.
   - Да сами вы и топали. А у страха, известно, глаза велики.
   - Ничего мы не топали, а только бежали, - вконец смутился мальчишка.
   - Ладно, ладно, - потеплел голосом Митрич, - потопали-ка скоренько домой, мамка там наша все глаза, поди, проглядела нас дожидаючи.
   Мальчуган, поняв, что гроза миновала, воодушевленно швыркнув носом, согласно кивнул:
   - Потопали.
   После случая с ребятами молва об Алехине пошла, как о толковом милицейском начальнике.

ГЛАВА 4.

  
   Два ружья и патронташ с патронами, отнятые у бандитов, речники впопыхах забыли передать Алехину, сложили трофеи в моторном отсеке в ящик, предназначенный для ветоши. Дойдя до копанцев, обследовали их и пришли к заключению, что если очистить их и углубить, то лучшего места для отстоя судов в зимний период поблизости, пожалуй, не сыскать. Дальше по Шичихе не пошли, опасаясь сесть на мель. Выше река изобиловала мелями и перекатами, совершенно не годилась для судоходства. Работали с раннего утра и допоздна, производя топографическую съемку местности. Когда основательно заряжал дождь, делали перерыв. Федор, Василий Макарович и Иван отсиживались в каюте, занимались камералкой. Парни, игнорируя непогоду, уходили рыбачить на озеро. Не зря это место облюбовали в свое время рыбаки. Удочки нередко сгибались коромыслом под тяжестью карасей, достигающих иной раз веса до килограмма и даже тяжелее. Свежая рыба служила отличным дополнительным приварком к имеющимся в экспедиции продуктам. В кулинарных же способностях Глаши никто уже не сомневался. Казалось, она из всего, что подпадает под категорию съестного, способна приготовить такое, что сможет удовлетворить любого самого взыскательного гурмана.
   Глаша в свои двадцать многое успела повидать и пережить. Училась она хорошо и школьные преподаватели прочили Глафире Веснянкиной успешную служебную карьеру в будущем. Судьба же распорядилась иначе. Заболели и рано ушли из жизни родители. Для семнадцатилетней девушки наступило тяжелое время. Поначалу, оставшись совсем одна, она едва сводила концы с концами, испытывая нужду буквально во всем. Ей, молоденькой выпускнице Казачинской средней школы, нечего было и думать, чтобы найти в поселке хоть какую-то работу. Эту трудность испытывали даже люди, имеющие профессию и солидный трудовой стаж. Надо отдать должное Глаше: она не растерялась, с присущим ей упорством и трудолюбием девушка принялась за домашнее хозяйство. После смерти родителей остались кое-какие деньги. На них она прикупила к уже имеющимся еще десяток кур-несушек, двух поросят. Более рационально использовала восемь соток своего огорода, установив несколько теплиц, в которых выращивала ранние овощи. Хозяйство стало приносить небольшой доход. Словом, жила Глаша пусть не лучше, но и не хуже многих в поселке. Вырученные от продажи продуктов деньги, девушка, как она сама выражалась, тратила с умом. Обзавелась современным телевизором, покупала кое-какую обновку, чтобы выглядеть не хуже своих сверстниц. Охотно посещала молодежные вечера, ходила в клуб на танцы. Ухажеров у нее хватало, но предпочтение Глаша не отдавала никому. Видимо, ждала кого-то особенного, отличного от других.
   И он однажды появился. Александр, так звали молодого человека, не был высок, не обладал спортивной внешностью, но манерой поведения разительно отличался от местных парней. Казачинские донжуаны были бесцеремонны, порой грубоваты в отношениях с девушками. Новый же Глашин знакомый приятно удивил ее подчеркнутой вежливостью и предупредительностью. В Казачинск он прибыл с геологической партией, которой предстояло провести разведочные работы в горной местности, в районе истока Кихты. В конце сороковых годов прошлого века в ее низовьях были обнаружены золотоносные пески. На месте их обнаружения появился прииск, вокруг которого вырос поселок добытчиков золота Тухнак. Неизвестно по какой причине, но в районе истока золотоносной реки геологоразведочные работы не проводились. И лишь спустя много лет, в 2002 году было принято решение о возобновлении изысканий на Кихте.
   Александр Виленский, студент последнего курса Казанского горного института, входил в состав экспедиции, где ему предстояло пройти преддипломную практику. Геологи прибыли в Казачинск на теплоходе. А вечером того же дня те из них, что были помоложе, пришли в клуб на танцы. Приезжие сразу обратили на себя внимание поселковых девчат корректностью своего поведения с ними, подчеркнутой вежливостью. Один из них подошел к Глаше и, церемонно склонив голову, пригласил ее на танец. Вальсировал он легко, слегка придерживая девушку за талию одной рукой. Непринужденно переговариваясь с ней, сообщил, что зовут его Саша. Глаша назвала свое имя. Она невольно сравнила нового знакомого с местными ухажерами, которые, насмотревшись зарубежных сериалов, норовили во время танца покрепче облапить партнершу, дыша перегаром спиртного и табака, прижаться щекой к ее щеке. В порядке вещей считалось приходить в клуб на культурное мероприятие в нетрезвом состоянии.
   После танцев Саша вызвался проводить девушку домой. Дорогой он увлекательно рассказывал о работе геологов, об интересных местах, где ему довелось побывать во время прохождения учебных практик, много и остроумно шутил, вел себя непринужденно. Глаша невольно поддалась его настроению, с ним легко было общаться и ей временами казалось, что они знакомы уже давно. По просьбе Александра Глаша рассказала о своей жизни, внутренне удивляясь собственной откровенности, с которой она излила душу перед этим, в сущности, чужим ей человеком. Студент искренне выражал сочувствие или восторгался, слушая Глашины откровения. Девушке он понравился сразу. Ей импонировали его открытая улыбка, проникновенный взгляд глаз цвета голубого неба, простодушная манера общения.
   Мир вокруг Глаши Веснянкиной словно посветлел, наполнился, раньше не замечаемым, красочным великолепием, раскрепостил в ней духовную энергию. Она, словно под воздействием чудодейственного нектара, необыкновенно похорошела, лучистый взгляд ее источал целую гамму чувств, в которых угадывались доброжелательность и доброта, участливость и нежность. Глаша ощущала произошедшую в ней перемену и неосознанно радовалась этому.
   На пятый день знакомства Виленский преподнес ей огромный букет, неизвестно где собранных, цветов. Девушку такой поступок тронул до глубины души. Поздно вечером, проводив ее, как обычно до дома, Александр, прощаясь, неожиданно ласково привлек Глашу к себе и поцеловал. Она не противилась, невольно приоткрывшимися губами ответила на поцелуй. В этот момент над ней властвовала какая-то необоримая сила, противостоять которой Глаша не могла и не хотела. Просто ей было необыкновенно хорошо и приятно. Объяснение своему состоянию девушка едва ли могла тогда дать, да и зачем. В то же время она была смущена и не знала как вести себя в подобной ситуации. Мягко, но настойчиво, высвободившись из объятий Саши, девушка захлопнула калитку и, не оглядываясь, побежала к дому. Виленский окликнул ее, но Глаша, не ответив, скрылась в сенях.
   Встретив Веснянкину на другой день, практикант с виноватым видом спросил, не обидел ли он ее чем-нибудь. Та, отрицательно качнув головой, весело, беспричинно рассмеялась и посмотрела на парня таким радостно-красноречивым взглядом, что он и сам невольно разулыбался, сообразив, что размолвкой тут и не пахнет. Оба побрели рука об руку по пыльной сельской улице, оживленно переговариваясь, не обращая внимания на редких прохожих. Внезапно остановившись, Саша досадливо хлопнул себя ладонью в лоб:
   - Вот, дурень безмозглый, совсем, было, забыл!
   - Что-нибудь важное? - с беспокойством спросила Глаша.
   - Важнее не придумаешь. Тут такое дело, Глашенька, послезавтра мы уходим в дальний маршрут месяца на два. Экспедиции нужна повариха. Вот я и подумал, а что если ты согласишься пойти с нами. Оклад будешь получать, полевые - все, как положено. А главное - вместе будем. Скажу откровенно: мне без тебя тоскливо там будет.
   Виленский просительно посмотрел на Глашу, ожидая ответа.
   - У меня же хозяйство, живность разная... На кого я все оставлю.
   - Действительно, как я не подумал, - растерянно произнес Александр.
   Лицо его выражало при этом такое искреннее огорчение, что Глаше стало несколько не по себе. Ей и самой не хотелось долгой разлуки с человеком, к которому она потянулась всем своим существом. Захотелось как-то утешить его.
   - Может быть, соседку попросить присмотреть за домом? - девушка вопросительно посмотрела на Виленского.
   У того в глазах мелькнула надежда.
   - Хотя, мне кажется, это нереально, - печально вздохнула она. - У меня огород, куры, поросята... Кто же на себя такую обузу возьмет? Допустим даже, что Марья согласится, но мне не представляется, как я с ней после рассчитываться буду.
   - В этом отношении ты можешь не беспокоиться, - поспешил заверить Виленский, - мне ничего не стоит заплатить ей за труды.
   - Это еще зачем, - помрачнев, сухо возразила Глаша. - Так, пожалуйста, не надо говорить. Если Марья даст согласие, то мы с ней уж как-нибудь сами сговоримся. И потом, - девушка примирительно улыбнулась, бросив лукавый взгляд на парня, - мне ведь за работу у вас что-то заплатят.
   - Вне всякого сомнения, - утвердительно кивнул студент.
   К удивлению Веснянкиной Марья, после обещания щедро оплатить ее услуги, охотно согласилась присмотреть за хозяйством молодой соседки. Глаша поспешила с радостной новостью к Александру. Тот в свою очередь не стал терять времени понапрасну и представил свое протеже начальнику экспедиции. Девушка дала согласие и была зачислена в штат поваром.
   Разведку вели, разбившись на два отряда, чтобы охватить за неполный полевой сезон как можно большую территорию. В предполагаемом месте никаких признаков золота обнаружено не было. Район поиска расширили. Теперь геологи уходили далеко от палаточного лагеря, фактически на весь световой день. На одном из переходов через горную гряду Виленский попал в осыпь и повредил ногу. Начальник отряда отправил его в палаточный лагерь. Хотел даже дать провожатого, но практикант наотрез отказался, убедив всех, что потихоньку добирется сам.
   Он пришел на стоянку экспедиции, когда солнце едва перевалило за зенит. Поварихи на обычном месте - у сложенного из гранитных валунов печи - не оказалось. Разыскивая ее, Александр заглянул в палатку и увидел Глашу, которая, раскинувшись на раскладушке, крепко спала. Хлопчатобумажный цветастый халатик распахнулся, оголив упругую покатость бедер. Высокая грудь спящей туго наполняла простенький белый лифчик с нашитой по краям узкой кружевной полоской. Виленский почувствовал как у него перехватило дыхание, учащенно заколотилось сердце. Прошла боль в ноге, заметно усилившаяся после долгой, изнурительной ходьбы. Желание охватило его с такой силой, что стало казаться, будто все вокруг закружилось в каком-то неистовом водовороте, потеряло свои реальные очертания. Александр приблизился к девушке и, не в состоянии превозмочь себя, склонился над ней и стал неистово осыпать поцелуями губы, шею, грудь. Глаша открыла глаза, силясь спросонья осмыслить происходящее. Вглядевшись, она узнала Виленского. Стеснительно ойкнув, попыталась оттолкнуть его, прерывисто шепча:
   - Саша... Сашенька... не надо..., увидит кто-нибудь...
   Она чувствовала, как мужские настойчивые руки властно гладят ее тело, тискают, мнут грудь. Отбросив в сторону расстегнувшийся лифчик. Александр со стоном стал срывать с себя одежду, тесно прижимаясь к девушке, лихорадочно повторял одно и то же слово:
   - Пожалуйста, пожалуйста...
   Он весь дрожал от нетерпения. Его дрожь передалась Глаше и она, крепко прикрыв глаза, перестала сопротивляться.
   Потом оба некоторое время лежали молча, переживая случившееся. Первым заговорил Виленский:
   - Ты обязательно поедешь со мной в Казань. Я познакомлю тебя со своей мамой. Я тебя очень люблю, Глашуня, - он приподнялся и поцеловал ее поочередно в оба глаза.
   Почувствовав солоноватый привкус, с беспокойством спросил:
   - Ты плачешь?
   - Нет... это я так, - прошептала Глаша, при этом лицо ее озарилось счастливой улыбкой. - А где же все наши? - всполошилась она вдруг.
   - Не беспокойся, они придут поздно.
   - А почему ты так рано?
   - Меня домой отправили, на осыпи ногу подвернул, - пояснил Саша.
   - Нога болит?
   - Да нет, обошлось, - он нежно посмотрел на Глашу, - благодаря тебе.
   Девушка, покраснев, отмахнулась:
   - Скажешь тоже.
   Она поднялась с раскладушки и, стыдливо запахнув халатик, вышла из палатки.
   Вечером, когда вернулись оба отряда, Глаша, подавая ужин, что-то весело напевала, была необыкновенно оживленной, лицо ее то и дело озарялось счастливой улыбкой.
  

* * *

   Изыскатели заканчивали топографическую съемку. Облазили ближайшие окрестности озера, названное ими Черным из-за темной воды. Она не меняла цвета независимо от того, была ли погода пасмурной или ясной. Промеры глубины показали, что на отстой в него смогут заходить даже крупнотоннажные суда. Замысловатый лабиринт копанцев связывает Черное с более мелкими озерами и с Шичихой. Семен целыми днями возился с двигателем, готовил "Бурун" к дальнейшим маршрутам по Лене. Как-то, вернувшись с рыбалки, ребята принесли несколько камней необычной формы. Они нашли их, когда рыли на берегу садок для пойманной рыбы. Особенно находка заинтересовала Василия Макаровича. Внимательно разглядывая камни, он предположил, что относятся они, скорее всего, к эпохе неолита.
   - Вне всякого сомнения, - сказал Стригун, - камушки эти подверглись когда-то ручной обработке, служили орудиями производства для древнего человека. А это, - други мои, - лишний раз подтверждает, что цивилизация зародилась здесь тысячелетия назад.
   Василий Макарович страстно увлекался археологией и довольно хорошо разбирался в разного рода древностях. Вечерами у костра русловики с интересом слушали его рассказы о местах, где в настоящее время работала экспедиция. Словно воочию вставал перед слушателями мангозейский воевода Андрей Палицын, отличавшийся большой любознательностью. Он не пропускал ни одного известия, поступающего от промышленных людей кои, возвращаясь из дальних походов, не обходили стороной воеводу, считали обязательным докладывать ему о своих странствиях. Боярский же сын Самсон Новацкий пришел однажды к нему и привел с собой захваченного в плен при сборе ясака шамагирского эвенка. Воевода расспросил шамагирца о крае, где находятся стойбища "якуцких людей", о том, что представляет собой тамошняя местность, какие реки в ней текут, сколько верст от одной до другой. Узнал, где промышляют оленей племена киндарей и каракай... Словом, составил подробную, вполне пригодную для ориентирования, карту. И уж очень не терпелось воеводе представить свое творение государю. В 1633 году он-таки помчался в Москву на расписных санях фельдъегерской тройки и по прибытии - сразу в Приказ Казанского дворца.
   Рассказывая эту историю, Стригун достал из рюкзака книгу, с которой не расставался, бывая в экспедициях. Посмотрев на товарищей поверх очков, сказал:
   - Если желаете, могу познакомить с одним из посланий Андрея Палицына, кстати, интеллигентнейшего человека своего времени, царю.
   Изыскатели, разумеется, пожелали, и Василий Макарович зачитал любопытный документ:
   "...Лена угодна и пространна, и людей на ней розных землиц кочевных и, сидячих и соболей и иного всякого зверя много; и как-де на ту великую реку Лену укажет государь послать сибирских людей с лишком и велит поставить город или остроги, где пригоже, и велит по той великой реке Лене и по иным рекам новых землиц людей приводить под свою государеву высокую руку и на себя, государя, с них собирать ясак, и в государевой казне в том будет большая прибыль, и будет та Лена река другая Мангазея".
  

* * *

  
   Камни Стригун забрал себе, заявив ребятам, что они им без надобности.
   - Вы ведь полюбуетесь и выбросите, - сказал он, - а для меня это ценные экспонаты. Я ведь такие редкости, други мои, давно коллекционирую. Так что позвольте мне забрать камушки.
   - Да мы с Мерасатом и не претендуем на них, - успокоил инженера Алексей, - мы, когда их нашли, сразу решили вам отдать.
   - Вот за это спасибо! - подобрел глазами Стригун.
   Удивительно, но после вечерних повествований Василия Макаровича о далеком прошлом Сибири, изыскательская работа приобрела для русловиков какой-то особый романтический ореол. Они как бы приобщились к великой когорте первооткрывателей неизведанных пространств, преобразователей природы. От нашего добровольного лектора нам удалось почерпнуть массу интереснейших познавательных сведений исторического плана. В частности нам стало известно, что здесь, на Лене, местные племена научились обрабатывать металл еще в бронзовом веке. Не так давно в ряде селений были обнаружены древние литейные мастерские. Трудно вообразить, как в отрезанной от мира местности, в лютые морозы, длящиеся по полгода и более, далекие предки эвенов-охотников и рыбаков, живущих и в настоящее время в приземистых бревенчатых избах и в покрытых оленьими шкурами тордохах, плавили металл и отливали его в глиняные формы. Однако это было и является на сегодня неопровержимым историческим фактом.
   Во время одной из таких посиделок Василий Макарович, задумчиво вороша палкой угли в костре, произнес:
   - А знаете, мы еще будем гордиться тем, что довелось нам продолжить дело, которому посвятили себя отчаянные первопроходцы прошлого.
   Сказал он это без какой-либо патетики, как о чем-то обыденном, давно укоренившемся в его сознании.
   Мерасат довольно откровенно начал ухаживать за Веснянкиной. С темпераментом и настойчивостью кавказца он всячески стремился добиться ее расположения. Носил воду из реки, заготавливал дрова для костра, благо сухих коряжин на отмели валялось великое множество. Натаскавшись за день до изнеможения по прибрежным зарослям с тяжелой треногой и теодолитом, пылкий азербайджанец не забывал, однако, нарвать полевых цветов и по приходе в лагерь преподнести их поварихе.
   Глаша ухаживания Мерасата всерьез не воспринимала, но однажды, когда он украдкой попытался обнять ее, девушка, окаменев лицом, тихо, но внятно сказала ему:
   - Руки не распускай! Еще полезешь - кипятком ошпарю.
   Парень понял - с ним не шутят, и в дальнейшем вольностей не позволял. Глаша, как будто ничего не произошло, продолжала относиться к Мерасату, как и прежде, по-дружески.
   Три года прошло с той поры как они расстались с Виленским. Саша, Сашечка... Она полюбила его неистово, пылко, не мыслила себя без него. Он был для нее непререкаемым авторитетом, внушал безграничное доверие. Все прекрасное в жизни воплотилось в нем одном. В минуты близости ей казалось, что оба они растворяются друг в друге без остатка. Юная Глаша упивалась нектаром любви жадно, не зная меры. Ее ничуть не волновали пересуды, пошедшие по поселку. Девушка была слепа и глуха ко всему, что не касалось ее чувств. Она любила, любила безмерно. И все, казавшееся ей раньше значимым и важным, отходило на задний план. Два месяца работы в геологической партии показались Глаше сказочно-волшебным мгновением. Но приближался день, пугающий своей неотвратимостью. Геологи стали собираться в обратную дорогу. И перед ней отрезвляюще, неумолимо встал вопрос: а что дальше? Этот вопрос все чаще стал появляться в Глашиных глазах. Александр был по-прежнему ласков и обходителен с ней. Но во всем его поведении угадывалась какая-то скрытная нервозность, которую девушка внутренне ощущала. Ей становилось жутко от мысли, что их отношения с Сашечкой вот так просто вдруг оборвутся.
   Виленский понимал состояние Глаши и как мог, старался успокоить девушку.
   - По приезде я сразу же напишу тебе, - говорил он. - Мне скоро предстоит защита диплома. Сама понимаешь, придется поднапрячься. Посижу в библиотеке, за компьютером... Каждый день будет забит до отказа.
   Она слушала, покорно кивала, сознавая лишь одно: ей около него места там пока нет. Пока не закончится напряженный период, связанный с госэкзаменами. Она продолжала верить ему и этим жила.
   - Как только получу диплом, ты сразу же приедешь ко мне. Приедешь? - он нежно заглядывал ей в глаза.
   - Прилечу, только помани, - отвечала, млея от счастья, Глаша, преданно глядя на своего драгоценного Сашечку.
   Он уехал, и жизнь для нее стала нескончаемым ожиданием весточки из далекой Казани. И она пришла. В нескольких скупых строчках Александр сообщал об успешном окончании института, о желании остаться на кафедре, поступить в аспирантуру. И... ни слова о том, как будут строиться их отношения в дальнейшем. Ледяной комочек поселился в Глашином сердце, предчувствие чего-то ужасного, непоправимого тисками сдавило ее сознание. Она сникла, стала молчаливой, рассеянной, в глазах появилась пугающая пустота. Так прошел месяц и однажды, не выдержав, она сделала запрос в институт. Домашнего адреса Александра Глаша не знала. Из Казани пришел ответ, в котором сообщалось, что Виленский Александр Михайлович в составе международной экспедиции геологов находится в настоящее время в Австралии, где ему предстоит отработать по контракту три года. Внутри у Глаши словно что-то оборвалось, лицо приобрело пепельный оттенок, она стала день ото дня чахнуть. Врачи поселковой больницы никак не могли определиться с диагнозом. В конце концов, больную Веснянскую вынуждены были отправить в Братск. После тщательного обследования в городской клинике медики сделали заключение: "маниакально-депрессивный психоз". Три месяца пробыла Глаша в больнице. В Казачинск возвратилась другой, непохожей на прежнюю, веселую и жизнерадостную, хлопотунью, безропотно преодолевающую любые препоны на своем пути. Она стала не по возрасту задумчивой, сдержанной в общении со сверстниками. Соседям же бросилась в глаза ее неистовая одержимость в работе, доходящая порой до самоистязания. Ее и раньше отличало от большинства поселковой молодежи неподдельная любовь к труду. Весной Глаша перелопатила свои восемь соток, что называется, вдоль и поперек. Берясь за какое-либо дело, девушка выполняла его ревностно, с какой-то даже злостью, словно стремясь выместить на нем то, что накипело у нее в душе за последнее время.
   Конечно же, Глаша вспоминала Виленского, но теперь его образ ассоциировался в ее сознании с чем-то неприятным, гадливым, от чего необходимо держаться подальше, чтобы не окунуться в атмосферу зловония, исходящую от этого ЧЕГО-ТО. Поклонников у нее не было. Первое время, после возвращения из больницы, прежние ухажеры пробовали наладить с ней отношения, но девушка в довольно жесткой форме давала понять, что ей не доставляет удовольствие общаться с кем-либо их них. Мерасат также не стал исключением.

ГЛАВА 5.

  
   Туча массивной черной громадой накатилась на сопки. Стремительно вырастая в своих размерах, она заполонила весь горизонт и зловеще стала подступать к реке. Из нее то и дело выстреливали зигзагообразные молнии, слышались, пока еще далекие, раскаты грома. Наутро намечено было отплытие, поэтому основная часть снаряжения экспедиции находилась на катере. На берегу оставались лишь две палатки. Щенников с тревогой поглядывая на приближавшуюся грозу, распорядился свернуть их и занести в каюту. Повернувшись к Стригуну, сказал:
   - Не нравится мне что-то эта канонада. Сейчас, сдается, такая тут канитель начнется, чертям тошно станет.
   Словно в воду глядел. Алексей с Мерасатом едва успели занести на палубу "Буруна" вторую палатку, как совсем рядом ослепительно сверкнуло и воздух содрогнулся от пушечного удара грома. И началось! Вот уж поистине разверзлись хляби небесные. Ливень был настолько плотным, будто на землю обрушился гигантский водопад. Вода в Шичихе забурлила словно в адском котле. Семен кинулся было, чтобы втащить сходни, но за стеной воды не увидел их и под натиском стихии отступил, выкрикивая ругательства. Через дверные щели в салон просачивались тонкие струйки. Катер раскачивался из стороны в сторону, корпус его поминутно содрогался от мощных грозовых разрядов. В иллюминаторы ничего не было видно кроме метущихся ярких сполохов, сопровождавшихся непрерывным зловещим гулом.
   - Фантасмагория какая-то, - взволнованно проговорил Василий Макарович.
   - Содом и Гоморра, - не менее обеспокоенный необычайным природным катаклизмом, - заключил Федор.
   - И часто у вас здесь происходят подобные вакханалии? - обратился Иван к Семену.
   Тот пожал плечами:
   - На своем веку такого не припомню. Нашенские старики про что-то похожее вспоминают иногда. Вот только не припомню, какой год они называли. Одно знаю - произошло это, когда гражданская война уже прошла.
   - И чем же тогда закончилось?
   - Да уж покуролесила непогодушка! Самое страшное - сель пошла с гор, речушки малые сплошь перекрыла. Те, понятно, - из берегов. Затопили всю окружность. Вроде как море образовалось. После, правда, все устаканилось, но беды наворотило ой-ё-ё! Улусы у эвенков под воду ушли, у русских поселенцев пахотные земли залило. Хлебнули людишки горького до слез.
   Кубыка помолчал, прислушиваясь к тому, что творилось снаружи. Потом решительно поднялся и, обращаясь к Щенникову, сказал:
   - Больно раскачало нас чего-то, ну как чалку сорвало. Чего доброго занесет на мель, не выскребемся после. Попробую-ка в рубку пробраться. Гляну, что и как, сигнальные огни включу, дизель запущу на всякий пожарный...
   - Думаешь, получится? - Федор с сомнением посмотрел на Семена.
   - Попытка - не пытка, - моторист направился к дверям, но едва он распахнул створки, как едва не был сбит хлынувшим в салон потоком. Навалившись всем корпусом, он с трудом придавил двери. Испуганно ойкнула Глаша, поджав ноги в залитых водой резиновых сапожках. Алексей и Мерасат бросились на помощь Кубыке. Василий Макарович недовольно выговаривал мотористу:
   - Ну тебя к лешему, Семен! Утопишь еще нас к чертовой матери!
   - Как думаешь, катер не зальет, - обратился Сенчин к Кубыке.
   - Сказанул тоже! - презрительно поморщился тот. "Бурун" и не такое выдерживал.
   Может, мне показалось, но прежней уверенности в голосе Семена не прозвучало. Воды в салоне набралось по щиколотку. Она с шумным плеском перекатывалась по полу, заливая походные ящики с поклажей. Приборы, продукты, спальные мешки, словом, все, что боится влаги, подняли на сидения. Для этого пришлось основательно потесниться. Сидели в неудобных позах, подняв ноги на лежащие на полу палатки. Катер продолжало раскачивать, иногда слышались довольно сильные удары о корпус каких-то предметов. По всей вероятности, плывущих деревьев, поваленных стихией. Гроза неистовствовала всю ночь и стихла лишь под утро, когда в иллюминаторах забрезжил рассвет.
   Семен направился к выходу и осторожно приоткрыл створку дверей, готовый в любой момент захлопнуть ее. Но снаружи все было спокойно. Тогда, уже не опасаясь, он вышел на палубу. Послышались его шаги, гулко простучавшие по металлическим ступеням трапа. Изыскатели поспешили следом. Над водой стелился белесый туман, сквозь который невозможно было что-либо разглядеть. Луч прожектора скользнул по туманной пелене и безнадежно увяз в ней. Все разом заговорили, радуясь, что аккумуляторы не пострадали. А еще через минуту ритмично застучал дизель и русловики окончательно воспряли духом. Оставалось выяснить, стоит ли катер на прежнем месте или его все же снесло течением. Через час, когда туман достаточно развеялся, перед ними предстала безрадостная картина: вокруг расстилалась водная гладь и лишь справа на горизонте сквозь утреннюю дымку виднелась горная гряда.
   - Вот так фокус! - изумленно воскликнул Василий Макарович.
   - Чертовщина какая-то! - Федор озадаченно почесал затылок. - Семен, ты же местный, - обратился он к мотористу, - сделай милость, просвети: куда это нас занесло?
   - Кабы знать, - буркнул Кубыка, обозревая в бинокль водное пространство. - Глазу зацепиться не за что, - констатировал он.
   Молодежь крутила головами, недоумевая, куда исчез привычный пейзаж у Черного озера, где велись изыскания.
   - Вот ливануло так ливануло! - выразил общую мысль Алексей, - Похоже на всемирный потоп. Куда плыть? - неизвестно.
   Парень говорил бодрым голосом, но на лице явно проглядывала растерянность.
   - Куда, куда, - сердито отреагировал Кубыка, - известно куда - к горам пойдем, а там определимся.
   Щенников с ним согласился:
   - Альтернативы, я так понимаю, у нас нет. Так что, Семен, погоняй к земле.
   Плыли медленно, часто измеряя глубину, чтобы, как выразился моторист, не застрять бы, часом, на мелководье. Стало смеркаться, когда подошли, наконец, к узкой береговой полоске, поросшей кустарником, за которой вздымалась скалистая стена гор. Огляделись. Поблизости - никаких признаков пребывания людей.
   - Местность мне незнакомая, бывать здесь не приходилось, - откровенно признался Семен. - Если это Каданский хребет, то до Тухнука отсюда суток двое добираться. Это еще при благоприятном раскладе. А такой, боюсь, нам не светит.
   - Что ты имеешь в виду? - спросил Сенчин.
   - То и имею, что солярки осталось часа на два, от силы три хода. А потом как? - он вопросительно уставился на Ивана, - пердячим паром, что ли?
   Кубыка продолжал злиться, и его можно было понять: он считал себя виновным в случившемся. Ночь переживаний и переход по огромному водоему, образовавшемуся после разгула стихии, фактически в неизвестном направлении, сделали свое дело: все буквально валились с ног от усталости. Решили заночевать на берегу, а с рассветом попытаться определить свое местонахождение. Ребята набрали сушняка, развели костер и принялись устанавливать палатки. Глаша занялась приготовлением ужина. Семен поднялся в рубку, где стал мастерить чалку взамен сорванной во время грозы на Черном озере. Иван спустился в салон, где Щенников и Стригун колдовали над картой, пытаясь определить, куда вск-таки занесло экспедицию.
   - Если это действительно Каданский хребет, то масштабы затопленной территории поистине огромны, - задумчиво произнес Василий Макарович.
   - Одного не пойму, - Федор озадаченно наморщил лоб, - это с какой же скоростью нас тащило всю ночь, чтобы отдалиться на такое расстояние?! Отсюда по самым скромным подсчетам километров сто пятьдесят, если не больше, до Черного озера, до Тухнука - двести с лишним наберется. Надо как можно скорее связаться с прииском. Пусть подвезут нам солярку. Потом пойдем дальше по Лене, как намечено по плану.
   - Если там тоже залило, - сказал Сенчин, - то помощи от них мы вряд ли дождемся. Впрочем, утро вечера мудренее.
   Рассветало. Над водой снова навис туман. Промозглость ощущалась не только в палатке, она проникала также в спальники и под одежду, вызывая дрожь в теле. Вылезать из спальных мешков никому не хотелось. Первым, пересилив себя, поднялся Иван и, откинув полог палатки, вылез наружу. Мутным пятном у берега возвышался "Бурун". Оттуда раздавался дробный стук по металлу. Это Кубыка, ночевавший на катере, нашел себе какое-то занятие. Из кустарника слышалась звонкая птичья перекличка. Самое удивительное - не было комаров и мошкары, которые, когда изыскатели работали на Черном озере, порядком-таки портили настроение. Ивану вдруг пришло в голову подняться на возвышенность и оглядеться. "С горы видней", - вспомнил он общеизвестную фразу и невольно улыбнулся, отдавая должное мудрому толкованию. Вернувшись в палатку, достал из рюкзака свой двадцатикратный монокуляр. Старший техник всегда брал его с собой, отправляясь в экспедицию. Тихо похрапывал Василий Макарович, упаковавшись в спальник так, что через узкую прорезь "молнии" виднелась лишь часть лица с крупным, греческого профиля, носом. Щенников с парнями спали в другой палатке. Глаша проснулась и молча наблюдала за манипуляциями Сенчина. Ей, как и другим, тоже не хотелось вылезать из спальника. Иван приложил палец к губам и шепотом произнес:
   - Пойду прогуляюсь немного, не теряйте тут меня.
   Девушка, понятливо улыбнувшись, кивнула.
   Иван пошел вдоль берега, выбирая место, где можно было бы без особого труда подняться на гору. У каменной осыпи кустарник обрывался и сразу за ним начинался пологий подъем на довольно высокую гору. Выветренные скальные породы образовали ступенчатые террасы, значительно облегчившие его усилия. С вершины территория, подвергшаяся затоплению, выглядела впечатляюще. В монокуляр он разглядел узкую полоску земли в той стороне, откуда пришел катер экспедиции. Все водное пространство, на сколько хватало глаз, испещрено было небольшими участками суши. По этим островкам можно было представить рельеф местности до ее затопления. Горная гряда, около которой находились рувловики, тянулась далеко к югу, понижаясь постепенно до невысоких лесистых сопок, уходящих за горизонт. Там, где они начинались, Сенчин заметил поднимающийся над деревьями дымок. Люди! Увиденное ошеломило и обрадовало его. "Выходит, мы здесь не одни, совсем близко находятся люди", - подумал он. Мысли суматошно мелькали в голове. Иван не помнил как очутился внизу, как единым духом добежал до стоянки экспедиции.
   - Там!.. - закричал он и закашлялся, задохнувшись от быстрого бега.
   - Ну, и что там? - в голосе Федора скрытая усмешка, - стая волков или Баба-яга в ступе?
   - Люди там, - прокашлявшись выпалил Сенчин, - понимаешь, лю-ди.
   - С чего ты взял? Ты их видел?
   - Нет, но зато видел дым.
   - Пожар, скорее всего, - предположил Стригун.
   - Положим, пожар от костра я еще способен отличить, - раздраженно отреагировал старший техник.
   Федор, между тем, достал карту, протянул ее Ивану:
   - Покажи, где ты видел дым.
   Тот показал.
   - В общем-то не мешает посмотреть, - Василий Макарович недоверчиво покачал головой. - В этом месте, обратите внимания, не обозначено ни одного населенного пункта.
   - Давайте мы с Мерасатом сходим туда, посмотрим, - предложил Алеша.
   - Все пойдем, - решил Щенников и повернулся к Сенчину: - Показывай дорогу.
   Поднялись на вершину. Зоркий Мерасат сразу же разглядел тонкий шлейф дыма, струящийся из-под плотного таежного массива.
   - Действительно, похоже на костер, - определил Стригун.
   - Отсюда до него километра три, не меньше, - прикинул Федор.
   - Давайте я слетаю туда по-быстрому, - вызвался Алеша.
   - Шустрый ты, однако, - урезонил его Иван. - Забыл, как бандиты к нам на Шичиху наведались? Благо, обошлось тогда без ЧП. А если это опять они? Вот то-то и оно! Разведать, безусловно, надо, но осторожно, без гусарства.
   Щенников молчал, обдумывая решение, которое ему, как начальнику, следовало принять. Он заговорил, не глядя на нас, словно советуясь с самим собой:
   - Как бы-то ни было, а прояснить обстановку необходимо. Может быть, там эвенки-охотники. Они тут по всей тайге шастают. Быть в неведении в нашем теперешнем положении по меньшей мере несерьезно, если не сказать больше. Всем идти не следует - слишком шумно получится. Давай-ка, Алексей, в самом деле, сходи туда один. Чуть что - свалку не устраивай, как в прошлый раз. Сразу ноги в руки и сюда.
   - Все будет тип-топ, Федор Игоревич, не бойтесь, - обрадовано заверил Сягин и, опасаясь, как бы Щенников не передумал, устремился вниз.
   Часа через полтора он вернулся, запыхавшийся от быстрой ходьбы и подъема в гору. Переведя дыхание, выпалил:
   - Точно, они..., бандюги эти! Вся четверка. Я к ним подкрался, смотрю: трое дрыхнут на траве, а длинный, губастый возле костра сидит, в котелке палочкой помешивает. Я, дуй не стой, обратно.
   - Та-ак, - нахмурившись, протянул Федор и вопросительно посмотрел на нас. - Чего их сюда занесло? То, что к реке не пошли - понятно. На Лене их наверняка поджидают. Скорее всего, понадеялись наткнуться в тайге на стойбище эвенков, запастись продуктами, узнать у них, как напрямую пройти к железной дороге. Судя по карте, посуху километров двести будет. Только без компаса и карты наугад топать - гиблое дело. Надо срочно сообщить в Казачинск о местонахождении преступников.
   Семен поджидал нас, нервно переминаясь около костра. Глаша сидела на раскладном стульчике, отрешенно глядя перед собой. При нашем появлении оба оживились, взволнованно заговорили, перебивая друг друга. Федор, выставив ладонь, прервал поток возбужденных слов:
   - Давайте кто-нибудь один. Вы так верещите - понять невозможно. Ну, что стряслось? - он посмотрел на Кубыку.
   - Значит, так: достучались-таки до Казачинска. Там такое, - моторист закатил глаза. Несколько домов напрочь снесло. Брандвахту с причала сорвало и в Лену унесло. На ней два матроса и шкипер. Проснулись, а вокруг светопреставление: льет как из ведра, с ног сбивает, ревет. Слава Богу, обошлось. Чуть стихло, катер за ними с техучастка послали. Нашли. Брандвахту зацепили и отбуксировали к причалу. К нам людей посылали. Куда там - не прошли. Сель такие дамбы понагрохала, не прорвешься.
   Семен перевел дух и уже спокойнее продолжал:
   - Тухнуку повезло, не затопило. Но сель отрезала его от Шичихи. Народ там бедствует. Продукты и все прочее водой теперь не доставишь. А когда раскурочат то, что сель намыла, неизвестно. На весь прииск всего один бульдозеришка, да и тот день работает, два - на ремонте стоит. Нам же без горючки хана. Вся надежда на вертолет. Только его не сразу да не вдруг дождешься. До Шичихи надо срочно добираться. Если, не дай Бог, спадет вода - суши лапти. "Бурун" тогда, считай, отвоевался. Посуху его отсюда до реки никто не потащит - себе дороже.
   Бурыка смолк и выжидающе уставился на Щенникова, ожидая, что скажет начальник экспедиции. Федор не заставил себя ждать, твердым голосом сказал:
   - Вот что, Семен, свяжись-ка снова с Казачинском. Тут, понимаешь, дикие старатели опять объявились. Ну те, которые приходили к нам на Шичиху права качать. Об их местонахождении там, я уверен, даже не догадываются. Отсюда они далеко не уйдут, возьмут тепленькими.
   - Федор Игоревич, - вмешался в разговор Сягин, - может, мы сами справимся. У нас теперь ружья есть, патроны...
   - А что у них есть, ты знаешь? Рисковать своими людьми я не уполномочен. Есть органы, они и займутся.
   Связались с Казачинском, сообщили о преступниках и о решении самостоятельно добираться до Шичихи. Через час, позавтракав, отправились в путь.

ГЛАВА 6.

   У Павла Губанова жизнь с детства не заладилась. Рос Пашка наподобие былинки, лишенной солнечного света. Будто бы проросла эта былинка в темном, тесном помещении с единственным крохотным окошком, расположенным у самого потолка. И тянулся худосочный росток к слабой полоске света наверху, становясь все длиннее и тоньше. В школе Павлушу за несуразную фигуру одноклассники окрестили Дуремаром из-за сходства с персонажем из известной сказки. Когда он стал постарше - дали кличку Губан. И виновата в этом не столько Пашкина фамилия, сколько его нижняя губа. Она была вдвое толще и заметно длиннее верхней. Учился Губан неважно. Никогда не испытывал тяги к знаниям. Отец нерадивого отпрыска, когда заглядывал к нему в дневник, морщился так, словно по неосторожности влил в рот ложку уксуса. Губанов-старший работал на заводе контролером ОТК, был человеком болезненным и нерешительным. Он никогда не наказывал сына посредством рукоприкладства, обходился лишь вялыми нравоучениями. Другое дело мать Павла. Воспитательница детского сада, она не очень-то церемонилась со строптивыми детишками. Случалось, особенно расшалившихся награждала увесистыми шлепками. Само собой, доставалось и сыну. Особенно раскипятилась мамаша, когда обнаружила однажды в брючном кармане Губанова-младшего початую пачку сигарет. Сами родители куревом никогда не баловались, поэтому Павлу был задан очень неприятный вопрос: "Где взял деньги на покупку?" Мальчишка изворачивался, как мог, но запутался в ответах, за что и получил от матери крепкую оплеуху. Отец попробовал, было, вступиться за сына, но услышал от благоверной столько нелестных эпитетов в свой адрес, что морально уязвленный, махнул рукой и удалился в другую комнату, сел в кресло и сердито уткнулся в газету.
   На другой день Павел домой из школы не вернулся. Вечером позвонила классный руководитель и поинтересовалась, почему Губанов не присутствовал на занятиях. Родители всполошились, стали названивать немногочисленным родственникам. Ответы были неутешительными: "не приходил", "Где находится - не знаем". Отчаявшись, обратились в милицию. Однако и там ничего конкретного не сказали, посоветовали подождать денька три, а после подавать заявление в розыск. А через два дня к Губановым пришел участковый и сообщил, что их сынок с группой подростков совершили кражу двух компьютеров, проникнув в помещение коммерческой фирмы через открытую форточку.
   Что только не предпринимали, родители, чтобы оградить своего единственного от заслуженного наказания. Наняли даже адвоката. Не помогло. Обвинение доказало на суде вину Павла по всем пунктам. В результате он был осужден на три года, с пребыванием в детской трудовой колонии.
   Отбыв срок от звонка до звонка, Пашка должного урока из содеянного не извлек. Научился в колонии ботать по фене, сделал наколки на руках и груди. Таким образом, вроде как узаконил свою принадлежность к уголовной среде. Из рассказов бывалых уголовников твердо усвоил одно: при благоприятном раскладе можно быстро и сказочно разбогатеть. Понятно, что многое здесь зависит от везения. А в свою счастливую звезду Губан, несмотря ни на что, верил железно. К своему совершеннолетию он уже числился в правоохранительных органах вором-рецидивистом со стажем. После колонии Пашка попадался еще на нескольких кражах по мелочам, имел в общей сложности четыре ходки. Каждая обходилась ему лишением свободы сроком чуть больше одного года. Накопленный воровской опыт подсказывал Пашке, что подобная канитель может затянуться надолго, если не на всю жизнь. Его такая перспектива не устраивала. Ему нужны были ощутимые результаты, и достигнуть их необходимо как можно скорее, не откладывая на необозримое будущее. А главное - обезопасить себя от возможных неприятностей. Для этого Губан не стал изобретать велосипед. Куда проще поставить дело так, чтобы опасную работу выполняли сообщники, самому же при этом оставаться в тени. Причем, обставить все таким образом, когда бы львиная доля награбленного принадлежала ему одному. С этой целью Пашка решил создать воровскую шайку из малолеток, которых сам он будет обучать азам преступного ремесла.
   Свою задумку он осуществил довольно скоро, собрав вокруг себя мальчишек из неблагополучных семей. В разговорах с ними рисовал радужные картины беззаботной, обеспеченной жизни за счет недотеп-лохов каждодневно вкалывающих до седьмого пота за кусок хлеба. Находились юнцы, которых привлекала криминальная романтика. Из них Пашка подбирал наиболее смышленых и отчаянных. С набранными в шайку пацанами новоявленный пахан не слишком был строг, но и не заигрывал. Каждому внушал, что в криминальной среде существуют особые законы, требующие жить по понятиям. Это означает, что нужно держаться друг за друга, не скурвиться, то есть не изменить общему делу, не продаться ментам, не крысятничать, утаивая добытое от своих сообщников. Завели в шайке и своеобразный общак. Небольшую сумму Губан приберегал для поощрения особо отличившихся пацанов. Давал им деньги на сигареты, сладости, а случалось и на спиртное.
   Однажды повезло по-крупному: юным воришкам удалось вынести ночью из какого-то учреждения небольшой сейф. Пашке пришлось изрядно повозиться, прежде чем вскрыть его. Он буквально задохнулся от радости: под кипой служебных бумаг лежало несколько увесистых пачек в цветной банковской упаковке. "Теперь заживу", - ликовал Губан. Расщедрившись, выдал каждому пацану, принимавшему участие в деле, приличную, по их понятиям, сумму. Устроил даже застолье, на котором заявил мальчишкам, что это лишь начало, настоящий же успех будет впереди. Как уж там получилось - неизвестно. Скорее всего, кто-то из юнцов, распираемый желанием похвастаться своими криминальными "подвигами", наболтал много лишнего своим дружкам и знакомым. Бахвальство вылезло наружу, и его задержали. На допросе юнец "раскололся", выдал всех участников грабежа. На вопрос, где находятся похищенные документы и деньги, перепуганный мальчишка назвал адрес пахана. К Павлу пришли с обыском, но ничего, что находилось в сейфе и самого сейфа не нашли. Документы и стальной ящик Губан заблаговременно выбросил в мусорку, а деньги положил в разные сберегательные банки на свой счет. Свою причастность к краже он категорически отрицал: "Мало ли кто, что сказал, а вы докажите. В то время, про которое вы говорите, я на работе был". Проверили. Павел Губанов действительно работал охранником на частной автостоянке. В ночь, когда был похищен сейф, он находился на дежурстве.
   Пронесло. Вот только шайка распалась. Пашка, правда, по этому поводу не очень и печалился. Теперь у него завелись серьезные деньги, и если распорядиться ими по-умному, то можно заметно приумножить капитал. Кто-то надоумил его купить на вещевом рынке торговую палатку, что Губан, ничтоже сумняшеся, и сделал. Вскоре нашел двух помощников, молодых мужиков. Оба ранее были судимы, и после того, как отмотали срок, прочно обосновались на городской свалке. Там Пашка их и "завербовал". Приодел сердешных более-менее прилично, и стали они поставлять ему товар. Мужики и не чаяли, что им такая удача привалит. Это не то, что ковыряться день-деньской на вонючей свалке, а чин-чинарем ездить в поезде в Благовещенск или Хабаровск, скупать по дешевке залежалый китайский ширпотреб, за который Пашка драл с покупателей втридорога.
   Все шло как нельзя лучше, пока однажды не встретил Губан на улице бывшего зека, скоторым отбывал срок в одном лагере. Зашли в ближайшую забегаловку, чтобы отметить встречу. Солагерник, подвыпив, разговорился и поведал корепану о вольных старательских артелях, промышляющих золотишко поблизости от государственных приисков на Лене. За сезон, если повезет, утверждал знакомец, можно намыть металла столько, что после до конца жизни будешь как сыр в масле кататься.
   Пашка поначалу усомнился, но собутыльник, лагерная кликуха которого была Пиня, говорил так убедительно, называя даже места, где промышляют вольные старатели, что у Губанова, склонного к разного рода авантюрам, взыграло ретивое. "А я что ли рыжий?" - подумал он про себя. Мысль о быстром обогащении настолько втемяшилась ему в голову, что все другое как-то само собой отошло на второй план. Это походило на наваждение, лишившее Губана обретенного, было, спокойствия. В его сознании все чаще рисовались радужные картины, где он, Павел Губанов, достиг видного положения в государственном масштабе. С деньгами можно добиться чего хочешь. В этот расхожий постулат Пашка уверовал давно, и если кто-либо пытался убедить его в обратном, он поднимал того на смех.
   Решился-таки Губан. Продал свое торговое место на рынке и махнул на Лену по адресу, оставленному ему Пиней. Старательские мытарства довольно скоро внесли суровые коррективы в Пашкины мечты. Неустроенный быт и адов труд диких старателей постоянно упирались в дилемму: "повезет - не повезет". Такая лотерея его не устраивала. Настроение находилось в стадии панического. "Охмурил, падла, как последнего фрайера", - обращаясь мысленно к Пине, исходил злобой Губан. И вдруг, на тебе! Тот однажды собственной персоной объявился в палаточном лагере диких старателей. Этого Пашка никак не ожидал. Он тут же вызвал своего искусителя на откровенный разговор. Пиня, не моргнув глазом, выслушал упреки и угрозы в свой адрес и с присущей ему способностью убеждать, в два счета сумел успокоить разгневанного не на шутку дружка. Убедившись, что Губан несколько остыл, Пиня изложил ему план дальнейших совместных действий. Был он до банальности прост: совершить кражу золота с находящегося поблизости прииска. В то время Пашка был готов на все, и его не пришлось долго уговаривать. Бедолага на собственном опыте осознал призрачность надежды на быстрое обогащение. Ограбить прииск - другое дело. Разумеется, если действовать с умом, не идти на неоправданный риск. И Губан согласился.
   Грабанули удачно. Сработали, как по нотам. И надо же - досадная осечка. Какой-то местный губошлеп дал согласие переправить грабителей на весельной лодке через Лену. Плыли ночью. До Светлой оставалось рукой подать. Внезапно по глазам стеганул луч прожектора. Попробовали уйти в сторону, в темноту - куда там! Мигнуть не успели, как менты замели. Все старания - псу под хвост.
   До сих пор Губан в неведении: "Кто все-таки настучал?" Отвалили им с Пиней богато - по восемь лет строгача каждому. Только перевоспитать его - пустая затея. Осуществить ее не сможет никакая, даже самая строгая пенитенциарная система. Все восемь годков в колонии Пашку согревала одна думка: "поскорей бы на волю, а там посмотрим, чья возьмет. Больше Павел Губанов никогда так позорно не лопухнется".
   Теперь Губан знал точно: золотом можно завладеть без особых усилий. Он еще в прошлый раз убедился: в системе охраны прииска немало изъянов и человеку наблюдательному, преследующему одну цель - ограбление, достаточно проявить смекалку и решительность для успешного осуществления задуманного. Этих качеств, самоуверенно считал Пашка, ему не занимать. Поэтому особо мудрить не стал и после отбытия срока вновь подался в знакомые места. В Казачинском решил не засвечиваться, а сразу же по приезде примкнул к небольшой группе диких старателей, промышляющих на участке, арендованном легализованной артелью золотодобытчиков. Среди Пашкиных подельников трое не имели уголовного прошлого, остальные успели наследить в разных уголках необъятной родины столько, что интерес к ним следственных органов приобрел со временем хроническую устойчивость. Губану ничего не стоило обратить их в свою веру. Правда, в предложенный им план действий старший из диких старателей по кличке Клыч внес кое-какие коррективы, с которыми, прикинув все за и против, пришлось согласиться. На прииск решили не соваться - слишком рискованно. Проще взять намытое золотишко и деньги у артельщиков.
   Следили за соседями долго, изучали каждый их шаг, прежде, чем решиться на разбой. Казалось, все произошло на редкость удачно, если бы не досадный инцидент на Шичихе. Крепко не повезло с катером. При воспоминании о нем Губан приходит в бешенство: "Кто же мог предположить, что какой-то сопляк в мгновение ока уделает двух здоровенных, видавших виды, ко всему еще вооруженных стволами урок. Вихляк же, сучара, рванул тогда без оглядки, своих бросил, падла. Долю свою он теперь хрен получит".
  

* * *

   Мысли о происшедшем одолевали Пашку, невидящим взором уставившегося на постреливающий искрами костер. Подельники спали на охапках наломанного пихтового лапника. Время от времени он поглядывал на них, и тогда губы его трогала снисходительная усмешка: "С пеной у рта ведь доказывали, что следует идти к Лене, а после водой добираться до железки. Путь, бесспорно, самый короткий. Только это я уже проходил. По молодости сам так думал. А что получилось? Нет, братухи, ученый я. Через тайгу - в несколько раз дальше, зато вернее. Там нас, что иглу в сене, хрен сыщешь. Клыч катерок какой-то гребаной экспедиции высмотрел, настоял, чтобы прощупать его. Прощупали на свою жопу, еле ноги унесли. Зашухерились по самое не могу. С катера того в ментуру, ежу понятно, успели настучать. Пришлось в горы по скорому маршировать. Едва успели. Погода такой хипиш преподнесла, думал, концы отдадим от страха. Вихляк вопил, будто ему яйца в дверях защемили. Маму вспомнил, тошнот недоношенный. Чиха ему перо к горлу приставил, пригрозил: "Пасть не захлопнешь - урою!" Заглох мигом. Знал, за Чихой не заржавеет. Ему человека замочить, что клопа по стене размазать. Повезло: тунгуса-охотника в горах встретили. Спросили, как тайгой к железке пройти. "Шибко далеко" сказал и рукой показал куда-то на Юг. Его бы с собой прихватить проводником. Чиха позади его стоял. Ни с того, ни с сего ткнул финарем под лопатку, тунгус даже не охнул, повалился замертво. Я заорал на Чиху: "Ты чего в натуре, сообразиловка не фурычит?! Кто нас теперь отсюда выведет?" У Чихи глаза - пустышки водяные, никакого чувства в них не отражается. Оправдываться не стал, равнодушно так изрек: "А если слиняет и ментам настучит? Не на поводке же его, как пса, водить. Так надежней будет. Стволом опять же разжились, жратвой..." Что тут возразишь? Проглотил. Куда идти, долго ли - одному богу известно. Хорошо, если на какой-нибудь улус наткнемся, а если нет? Сгинем в этой глухомани за милую душу".
   Пашка поднялся, подбросил в костер несколько веток сушняка, заглянул в закопченный котелок, стоящий на трухлявом пне. Он оказался пуст. Подхватив его за дужку, Губан отправился за водой к журчащему неподалеку ручью. Наполнив посудину водой, он, не торопясь, справил нужду. Вернувшись к костру, увидел, что его проснувшиеся компаньоны, сидя у огня о чем-то громко спорят. Прислушался. Обычно спокойный и рассудительный Клыч, набычившись, раздраженно гудел:
   - Всяко может обернуться. Кто знает, что в твою башку взбредет. Лично у меня к тебе доверия нету ни на грош. Ты ведь, чуть что, пятки смажешь и весь общак с собой прихватишь. От своего вора, говорят, не убережешься.
   Вихляк, к которому относились эти слова, отвечал визгливым, вибрирующим от обиды голосом:
   - Ну, ты, Клыч, ваще! Я у тебя брал че-нибудь когда? Скажи, брал? А у тебя брал? - повернулся он к Чихе.
   - Попробовал бы, - уставил тот на Вихляка холодно-равнодушный взгляд.
   В его бесцветной глубине Вихляк разглядел что-то такое, отчего у него, он это явственно ощутил, тело пронизала неприятная дрожь, словно его внезапно окатили ледяной водой.
   - Кончай базарить, мужики, - умиротворенно и в то же время властно произнес Пашка. - После разберемся, кто чего стоит. Сейчас идти надо. К югу двигаться будем, как тунгус показал. Назад нам путь заказан. Повезет - выйдем, не повезет, - он сделал рукой неопределенный жест, означающий, что ничего хорошего тогда ждать не следует.
   Наскоро перекусили сушеной олениной, найденной в рюкзаке убитого эвенка, и пошагали гуськом в глубь тайги.

ГЛАВА 7.

   До Шичихи, как и предполагал Кубыка, не дотянули, кончилась солярка. Приблизительно в полутора километрах от катера виднелся небольшой островок, горбиком возвышающийся над водой. Кое-как, отталкиваясь от дна водомерным шестом, подошли к нему. Семен, выбравшись на берег, закрепил чалку за поваленную бурей сосну. Щенников и Иван вскарабкались по довольно крутому склону на горбатый выступ островка. До затопления он представлял собой невысокий лесистый холм с голой каменистой вершиной. С высоты хорошо была видна горная гряда Каданского хребта откуда мы отплыли около трех часов назад. В противоположной стороне тянулась, различимая только в бинокль, полоска земли. По карте выходило, что до Шичихи нам оставалось пройти еще добрую треть от общего расстояния. Это где-то тридцать-сорок километров. Следовательно, до Тухнука, если по прямой, наберется свыше стапятидесяти.
   - Положеньице хуже губернаторского, - мрачно резюмировал наши соображения коллег Василий Макарович.
   - Думайте, мужики, что делать будем, - Кубыка обвел всех пытливым взглядом, - вода, сами понимаете, не сегодня-завтра начнет спадать. Бурун не вездеход, он по суше не ходит. Нам бы с вертолета пару бочек солярки сбросили. До Тухнука доберемся, а там, бог даст, не пропадем.
   - Так-то оно так, - хмуро произнес Федор, только до вертолета без рации не достучишься, а она у тебя, как я понимаю, скисла напрочь. По воде пешим ходом тоже не разбежишься, невесело пошутил он. В общем, попали мы, как кур в ощип.
   - Федор Игоревич, почему по воде-то нельзя? - подал голос Алексей. - У нас же резинка есть. Моторчику же бензина с гулькин нос надо. У нас его еще литров сто наберется. До Казачинска запросто хватит и даже дальше.
   - А что! - встрепенулся Стригун, - устами младенца, как говорят..., - тут же, повернувшись к Сягину: - Не обижайтесь, Алеша, это я так, к слову. В общем-то - эврика, идею, полагаю, следует обсудить.
   Все заговорили разом, ухватившись за реальную, по общему мнению, возможность выйти из тяжелого положения, в котором оказалась экспедиция. Оставалось решить, кого отправить в Тухнук за помощью. В крайнем случае "пятисотка" выдержала бы и всех семерых. Но Щенников считал, что это еще далеко не крайний случай. К тому же в лодке могли поместиться только люди, а довольно объемное снаряжение экспедиции пришлось бы оставить. Такой вариант отпадал как совершенно неприемлемый в данной ситуации. Однако плыть соглашались все кроме Семена. Заставить его покинуть катер можно было лишь с применением силы. Кого отправить в Тухнук? этот вопрос должен был решить начальник.
   - Поедут двое, - безапелляционно сказал Федор. - Само собой - Алексей. Второго назвать затрудняюсь. Идеальная кандидатура - Мерасат, но он прихварывает, простыл, вероятно.
   Парень обидчиво сверкнул черными навыкате глазами, возбужденно запротестовал:
   - Совсем уже не болею, Федор Игоревич, совсем поправился.
   Федор обратился к Веснянкиной:
   - Какая у него сегодня температура, Глаша?
   - Тридцать семь и шесть.
   - Останешься, - отрезал Щенников. И чтобы как-то сгладить отказ, смягчив голос, пояснил: - Посылать тебя в твоем теперешнем состоянии я просто не имею права. Ты должен это понимать, Мерасат, не мальчик все-таки.
   "Не мальчик" обиженно засопел, но возражать не стал.
   - Лучше всего, думаю, будет, если с Сягиным поплывет Веснянкина. Человек она рассудительный, к тому же решительный и, на мой взгляд, достаточно закаленный.
   - Верно подметил, - согласно кивнул Бурыка, - девка она характерная, такая не подведет.
   Алексей, услышав, что напарником к нему назначена повариха, недовольно поморщился, но смолчал. Вспомнил - читал где-то про существующее у моряков поверье, будто женщина на корабле - не к добру. "Чепуха конечно", - подумал, все же сам факт, что в лодке с ним поплывет девушка, от которой, он был уверен, проку будет мало, оптимизма у него не вызывал.
   Мешкать не стали. Туго накачали "пятисотку", закрепили на шканцах мотор, спустили лодку на воду. Отъезжающим дали трехместную палатку, пару спальников, три двадцатилитровых канистры с бензином, походный примус "Шмель", продуктов на три дня, ружье, словом все, что может им понадобиться в недолгом, по общему мнению, пути. Застрекотал моторчик и лодка, отделившись от "Буруна", заскользила по водной глади. Оставшиеся прощально махали руками, выкрикивали напутственные слова. В ответ донесся бодрый голос Алексея:
   - Все будет тип-топ!
   - Как думаешь, Семен, - обратился к мотористу Василий Макарович, - какую максимальную скорость можно выжать из этой посудины, - он кивнул на удаляющуюся лодку.
   - Тут многое зависит от мотора, - сказал Кубыка. - Скажем, если на нее поставить тридцатисильный "Вихрь", он ее по спокойной воде километров до сорока разгонит. На этом же дистрофике, что на ней сейчас стоит, шибко не разгонишься. Ну, от силы десяток километров в час выдаст.
   - Да-а, долгонько им до Тухнука телепать, - выразил свое мнение Сенчин.
   - Только бы до Шичихи добрались, а там по течению живчиком добегут. Опять же, если только..., - Семен запнулся, - если только движок не заглохнет, - нашелся он.
   - С чего это он вдруг заглохнет? - недовольно прищурился Федор.
   - Да с чего хошь, - развел руками Кубыка. - Техника - штука капризная. Иной раз на ровном месте может фортель выкинуть.
   - Сягин в любом случае доберется, - в голосе Щенникова была такая уверенность, что ни у кого не возникло и тени сомнения в благополучном исходе плавания Алексея и Глаши.
  

* * *

  
   Треск мотора сливается в негромкий, успокаивающий гул. Лодка неспешно скользит по зеркальной поверхности. На воде нет даже легкой ряби. В природе наступил тот редкий момент, когда в воздухе не ощущается ни малейшего колебания. Солнце четко отражается на водной глади, и это отражение движется рядом с лодкой, иногда, меняя направление, приближается к ее борту, перепрыгивает через него и появляется с другой стороны. Алексей сидит на корме, управляя легким суденышком. Довольно часто встречались затопленные кустарники. Нужно было проявлять повышенное внимание, чтобы вовремя обогнуть препятствие, не повредить прорезиненное днище. Иногда попадались островки, перелески с выступающими из воды деревьями.
   Плыли долго, переговариваясь короткими фразами. Говорила больше Глаша. Алеша либо отмалчивался, либо отвечал односложно, с какой-то, плохо скрываемой натужностью. Его отчужденность передалась девушке, и она замкнулась в себе. Сидела молча, мысленно перебирая в памяти события, происшедшие с ней за последние годы. Подумала и о Виленском. Странное дело: раньше, вспоминая о нем, она неизменно испытывала волнение, душевную горечь. На этот раз его образ всплыл в сознании, не пробудив в ней сколько-нибудь заметного чувства. Глашу это не удивило, скорее порадовало, как больного, который наконец-то избавился от слишком затянувшегося недуга. "Алешка чего-то дуется на меня, - подумала она. - "Ему наверняка хотелось с приятелем плыть, а тут я встряла. Дурень. Как будто я виновата, что Мерасат заболел. Странно все-таки: мы ведь с ним никогда не ссорились, наоборот всегда были в дружеских отношениях. Я к нему в попутчики не набивалась. Федор Игоревич так решил и никто против слова не сказал. Если думает, что я сама напросилась, значит, - дурак, много о себе воображает".
   Между тем Сягин, поглядев на часы, обратился к Глаше:
   - Как думаешь, не пора ли нам пристать где-нибудь? Не знаю как ты, а я зверски проголодался.
   - Вон там, видишь, - Глаша показала на возвышающиеся над водой остроконечные вершины елей.
   - Вряд ли это суша, - с сомнением произнес Алексей. - Впрочем, подойдем, посмотрим.
   Подобные ложные островки уже попадались им на пути. При приближении оказывалось, что это затопленные участки леса. На этот раз действительно оказался остров всего в два десятка шагов шириной и длиной метров триста, поросший ельником. Высадились и спешно разошлись в разные стороны. Возвращаясь к лодке, Глаша услышала яростный крик Алексея, грозное рычание, глухие удары и жалобный собачий визг. Из чащи показался Сягин с увесистой палкой в руке. Прихрамывая, он подошел к девушке. Штанина на его левой ноге была разорвана выше колена. Увидев изумленный и одновременно испуганный взгляд Веснянкиной, он, морщась от боли, произнес:
   - Понимаешь, два пса здесь робинзонят. Напрочь оголодали. Сожрать меня, было, собрались, но я своего согласия не дал. Вот, - Алеша показал на порванную штанину, - повздорили немного. Один подлец успел-таки цапнуть.
   - Ну-ка, покажи, что там у тебя?- потребовала Глаша и, видя, как парень колеблется, повысила голос: - Да не мнись ты, как красна-девица, снимай штаны!
   Алексей нехотя повиновался. Рана оказалась серьезной. Собака хватанула его основательно. Необходимо было срочно остановить обильное кровотечение. Глаша, нервно прикусив губу, с досадой проговорила:
   - Тюхи-матюхи, аптечку не догадались взять!
   Она кинулась к лодке, вынула из спального мешка вкладыш и, взяв его за край зубами, с силой рванула, с треском отделив широкую полоску. Крепко забинтовав рану, досадливо поморщилась, выразив надежду:
   - Только бы пес не оказался бешеным.
   - Не думаю, - покачал головой Сягин. - Псы явно домашние. Вероятно, спасались от половодья и случайно оказались здесь. Подожди, - он подмигнул девушке, - мы с ними еще подружимся. Выдели-ка им что-нибудь из наших припасов.
   - Как бы самим потом зубы на полку не положить, - улыбнулась Глаша, в душе оценив Алешино благородство.
   - Перебьемся, - беспечно махнул рукой парень.
   Зашипел "Шмель", синие язычки пламени охватили дно котелка. Когда в разваренные макароны повариха стала выкладывать из банки тушенку, Сягин тронул девушку рукой за плечо:
   - Погляди.
   Глаша посмотрела в ту сторону, куда он показывал. Метрах в пятнадцати она увидела двух, лежащих рядом, собак, которые, вытянув морды, обоняли волшебный запах, немигающими глазами глядя на людей.
   Сягин слил на ломоть хлеба немного оставшейся в банке жидкости, позвал собак:
   - Эй, клыкастые, топайте ко мне, ну, смелее... На! На!
   Псы поднялись, но подойти не решались. Они нетерпеливо переминались на месте, тихо поскуливая.
   - Возьмите, на, на, - снова поманил парень.
   Один, кудлатый, все же решился и, виляя всем туловищем, часто приседая, тем самым демонстрируя свое миролюбие, двинулся вперед. Алексей сделал несколько шагов навстречу, присел и бросил псине хлеб. Кудлатый схватил его на лету и мгновенно проглотил. Вторая собака, осмелев, тоже приблизилась и тоже получила свою порцию. Сягин, обернувшись, просительно посмотрел на Глашу. Она без слов поняла его красноречивый взгляд и протянула парню добрых полбуханки. Покормив собак, сели есть сами. Поглядывая на псов, которые, улегшись неподалеку, умильно глазели на неожиданных спасителей, девушка, озабоченно вздохнув, сказала:
   - На иждивенцев я как-то не рассчитывала. Здесь мы их, надо полагать, не оставим.
   - Разумеется, нет, - подтвердил Алексей.
   - В таком случае придется сократить наш дневной рацион до минимума, иначе полка для зубов понадобится значительно больших размеров, - невесело пошутила повариха.
   Сягин озорно подмигнул ей:
   - Перебьемся.
   Заночевать решили на островке, посчитав, что плыть в темноте слишком рискованно. Алеша установил палатку и отправился в ельник за сушняком для костра. Собаки побежали следом, решив, видимо, между собой, что главный среди них теперь - этот сильный человек, побивший их палкой за опрометчивый поступок, а потом великодушно простивший и даже накормивший.
   Глаша вскипятила воды, помыла посуду и принялась перебирать продукты, прикидывая, насколько их может хватить. Из леска показался Алеша. Собаки бежали впереди него, весело помахивая хвостами. Смеркалось. Подойдя, он тотчас занялся костром. Затем, сев у огня, благодушно поглядывая на расположившихся рядом с ним псов, заговорил:
   - Представляешь, я ведь знаю, как каждого из них зовут. Вон того, кудлатого, Шариком, а пятнистого - Трезором.
   - Это они тебе сами сказали, - хохотнула девушка.
   - Нет, конечно, но пока ходил за дровами, с полсотни имен перебрал. Два их них подходящими оказались. Хочешь убедиться, позови, какого хочешь. Вот хотя бы этого лохматона.
   - Шарик, Шарик, - позвала Глаша.
   Кудлатый, насторожив уши, уставился на нее.
   - Иди сюда, - девушка похлопала рукой по коленке.
   Пес вскочил и, завиляв хвостом, подошел. Веснянкина, ласково погладив его, похвалила:
   - Молодчина!
   - Убедилась?! - Алексей ликовал. - Трезор, ко мне, - подал он команду.
   Пятнистый также не заставил себя ждать.
   - Какие умницы, - умилилась Веснянкина. - Сейчас я вам еще по кусочку дам, заслужили.
   Костер догорал. Сягин поднялся и пошел к лодке, бросив на ходу:
   - Оттащу-ка я резинку, на всякий пожарный, подальше от воды. А ты ложись баиньки. Утром пораньше отправимся.
   - Действительно, пора уже, - Глаша прижала ладошку к губам, сдерживая позевоту. - Собачки у нас премилые, все же я рюкзак с продуктами заберу в палатку.
   - Мудрое решение, - одобрил Алеша.
  

* * *

  
   Пораньше отплыть не получилось. Все затопленное пространство было окутано плотной пеленой тумана. Сягин, вышедший из палатки первым, удивленно присвистнул:
   - Вот-те раз! Куда ж это наши собачки слиняли? Тут и бежать им, вроде, некуда...
   Появившаяся следом Глаша стала озираться по сторонам, стараясь разглядеть что-либо сквозь молочную завесу.
   - Шарик, Шарик, Трезор! - громко позвал парень.
   Тотчас близко, почти рядом коротко взлаяла собака, затем послышалось довольное урчание.
   - Чего-то жрут, подлецы, - догадался Алексей.
   - Неужто продукты сперли, - всполошилась Глаша.
   - Пойду, погляжу, - Сягин, прихватив палку, скрылся в тумане.
   Минут через пять он вернулся. Вокруг него крутились, просительно повизгивая, собаки.
   - Я так и думал, - сказал он, показывая девушке основательно объеденного гуся. - Птички, мне думается, решили переждать здесь туман, а наши разбойники напали на них - и вот результат...
   - В наказание предлагаю лишить их завтрака, - предложила Глаша.
   - Постановление окончательное и обжалованию не подлежит, - поддержал Сягин.
   Только уселись завтракать, подул ветерок. Белесая муть заколыхалась. В ней появились бреши, прогалины, она стала быстро распадаться на рваные клочки, бегущие над самой водой. Солнечные лучи, словно подгоняя это бестелесное стадо, ослепительными зайчиками запрыгали по возникшей на воде ряби. Просушивать влажную от утренней сырости палатку не стали, наскоро свернув, бросили в лодку. Сягин, чертыхаясь, дергал за пусковой шнур. Мотор, надсадно чихая, не заводился.
   - Скорее всего, свеча отсырела, - подсказала Глаша.
   Парень сердито покосился на нее, с трудом сдерживаясь от желания огрызнуться. Подумав немного, все же пришел к выводу, что повариха, пожалуй, права. Он достал ключ, вывернул свечу. Электроды оказались влажными. Алексей протер их ветошью, для верности прожег электроды на пламени спички.
   - Плесни в свечное отверстие чуточку бензина, - посоветовала девушка.
   - Все-то ты знаешь, - беззлобно буркнул Сягин, но все же прислушался к ее словам.
   Ввернув свечу, он рванул на себя рукоятку пуска. Моторчик взревел и заработал четко, ритмично. Собак позвали в лодку, и они охотно, с явным удовольствием запрыгнули в нее.
   - Ты с моторами раньше, видать, имела дело? - поинтересовался Алеша.
   - А то как же, на реке живем, - в голосе Веснянкиной никакой рисовки. Как о чем-то обыденном, само собой разумеющемся рассказала она о том, что в поселке почти каждая семья имеет свою лодку с мотором.
   - Когда я еще с родителями жила, у нас "Казанка" была и мотор "Вихрь". Папа рыбачить любил, меня с собой часто брал. Научилась на веслах ходить, в моторе немного разбираться. Родителей не стало - все это пришлось продать.
   Глаша замолчала, склонившись, задумчиво смотрела на воду. Через минуту заговорила снова, продолжая начатый разговор:
   - Вот заработаю в вашей экспедиции деньги, обязательно куплю лодку и, может быть, мотор какой-нибудь подешевле.
   - Почему подешевле?- не понял Алексей.
   - Как говорится, по одежке протягивай ножки, - усмехнулась девушка.
   Плыли долго. Останавливались лишь один раз на крохотном каменистом островке. На нем, не считая нескольких пучков ржавого цвета травы, другой растительности не было. Шарик с Трезором, засидевшись в лодке, носились между гранитными валунами, оглашая пространство вокруг радостным лаем. Алеша отдал им остатки гуся, разделив его на две равные части. Местность, окружающая остров, заметно отличалась от той, что они наблюдали в течение дня. Справа виднелись, выступающие из воды, высокие лесистые сопки. Береговая полоса с северной стороны приблизилась настолько, что различались уже отдельные деревья, а на взгорке зоркий Сягин разглядел даже какое-то строение.
   - Тебе этот ландшафт ничего не напоминает?- обратился он к Глаше
   - Сдается, мы уже были здесь, - заметила девушка. - Постой, постой, да ведь это же домик бакенщика.
   - Выходит, до Шичихи добрались, - обрадовался Алексей. - До Тухнука отсюда рукой подать.
   - Ну, положим, до реки еще порядочно будет. Но, я думаю, до темна успеем. А вот завтра до Тухнука едва ли за день доплывем.
   - Чего на кофейной гуще гадать, - беспечно произнес парень. - Одно знаю: на Шичихе вниз по течению пойдем, а это, считай, вдвое быстрей получится.
   - Я другое знаю, - возразила Веснянкина: - Река - та же дорога, она же, как известно, полна неожиданностей.
   Алексей бесшабашно мотнул головой:
   - Не боись, пробьемся!
   Глашины слова оказались пророческими. Солнце стояло еще достаточно высоко. Тишина вокруг нарушалась лишь монотонным гудением мотора да пронзительными криками чаек. Уже хорошо был виден дом бакенщика, и даже плоскодонки и бакены около него. Лодка шла заметно быстрее - сказывалось течение. Вышедшая из берегов река с удвоенной скоростью стремила свои воды к Лене. Внезапный порыв ветра оказался такой силы, что накренившуюся лодку повело в сторону. Алексей и Глаша не успели прийти в себя от неожиданности, как новый удар стихии развернул легкое суденышко чуть ли не на сто восемьдесят градусов. Лежавшая на дне палатка стремительно взмыла вверх и, распустившись, оранжевой фантастической птицей, унеслась прочь. Ветер завыл, засвистел, срывая гребешки с поднявшихся волн. Вторя ветру, жалобно завыли собаки.
   - К берегу давай! Давай к берегу! - закричала девушка. Ее голос заглушила неистовая сумятица звуков.
   Побледневший Сягин и без того старался повернуть, ставшую непослушной, лодку в сторону спасительной суши. До обрывистого ската оставалось не больше двадцати метров, когда лодку очередным натиском стихии оторвало от водной поверхности и она, совершив кульбит в воздухе, словно невесомая, запрыгала по волнам, быстро удаляясь. Люди и собаки оказались в воде. Волна накрыла Сягина. От неожиданности он сделал вдох, вода попала в легкие, мгновенно вызвав удушливый кашель. Волны продолжали хаотически бить в лицо, лишая его возможности дышать. Парень беспомощно заколотил руками по воде, им овладело безотчетное чувство страха, парализовавшее волю. В общем-то неплохой пловец, Алексей вконец растерялся, движения его стали панически суматошными, волны били в лицо, с каждым вдохом вода попадала в легкие, вызывая удушье, он почувствовал, что теряет сознание.
   Очнулся Алеша на берегу. Над ним склонился какой-то дядька с отвислыми рыжеватыми усами. Упершись ладонями в грудь пострадавшего, он методически сдавливал ее. Увидев, что парень открыл глаза, дядька прекратил свое занятие, облегченно вздохнув, густым басом произнес:
   - Слава тебе, господи, ожил.
   Рядом с незнакомцем на корточках сидела Глаша и тыльной стороной ладони часто проводила по увлажненным глазам. К горлу Сягина подступила тошнота. Он склонил набок голову, изо рта хлынула вода. Потуги к рвоте следовали одна за другой, вызывая у него страдальческие, надсадные вскрики.
   - Не давай ему лечь на спину, я сейчас, - сказал вислоусый девушке.
   Он поднялся и побежал к дому. Через пару минут дядька вернулся, держа в руке бутылку с желтоватой жидкостью. Придерживая голову парня, приставил к его губам горлышко, пробасил:
   - Давай, милок, глотни малость, враз полегчает.
   - Что вы ему дали? - забеспокоилась Глаша.
   - Самое полезное для него сейчас лекарство. Самогон это, девонька, самогон.
   Алеша, сделав глоток, закашлялся, но не так, как вначале, а без надрыва и болезненной гримасы.
   Встать сможешь? - мужик пытливо посмотрел на парня.
   Тот кивнул головой, хрипло выдавил:
   - Смогу.
   - Давай, подружка, бери его под руку, повели.
   - Я сам, - запротестовал Сягин.
   - Сам с усам, - добродушно изрек дядька. - Полежишь вначале чуток, опосля сам, конечно.
   В доме Алексея уложили на кровать, и он даже не заметил, как тотчас погрузился в крепкий сон.
  

* * *

  
   После того, как неистовым порывом ветра опрокинуло лодку и Алексей с Глашей и собаки оказались в воде, произошло следующее: Шарик и Трезор, отфыркиваясь, сразу же поплыли к берегу. Девушка, уйдя под воду, инстинктивно задержала дыхание и, вынырнув, коротко, почти не раскрывая рта, сделала вдох. Не теряя самообладания, она стала искать глазами Алешу. Он оказался совсем близко. По тому, как парень беспорядочно взмахивает руками, Глаша поняла, в каком он находится состоянии, и устремилась на помощь. Схватив парня за ворот ветровки, потянула его за собой. Волны перекатывались через нее, сбивая дыхание. Намокшая одежда сковывала движения. Вконец обессилев, Веснянкина вдруг явственно услышала, донесшийся сквозь свист ветра, человеческий голос:
   - ... жись! ... И-ись!
   Краем глаза она увидела надвигающийся на нее и Алешу большой, раскачивающийся на бурлящей воде, предмет. Чьи-то сильные руки вырвали у нее Сягина. Затем она почувствовала, как цепкие пальцы, больно сжали ее запястье, и басовитый мужской голос произнес:
   - Давай, бабонька, заползай в лодку, уморился я с вами совсем...
   Собаки были уже на берегу и восторженным лаем встретили спасителя и спасенных. Когда Алексея увели в дом, Глаша, вглядевшись в мужика, сказала:
   - А ведь я вас признала, Яков Матвеевич.
   - Погоди, погоди, ты, похоже, Веснянкиных дочка будешь, - внимательно оглядев девушку, заключил вислоусый.
   - Она самая, - улыбнулась Глаша.
   - Вон оно как получилось... А я, было, насовсем отсюда съехал. На шестой техучасток подался. Там от начальства узнал, что Шичиху углублять будут в нонешнем году. Вот и подумал: чего я на шестом не видал. Там, считай, по новой все начинать надо. Здесь же у меня дом, хозяйство какое-никакое, люди, опять же, меня знают. Ну а коли Шичиху снова судоходной сделают, то я, как и раньше, при деле буду. Говорят же, от добра - добра не ищут. Вот, вернулся.
   Бакенщик вопросительно посмотрел на девушку, ожидая, оценки своего поступка. Тут же, встрепенувшись, хлопнул себя ладонью в лоб:
   - Балда! Пра слово, балда! Лясы тут точу, а она сидит мокрехонька и молчит. Иди, Глашка, в другу комнату, в шкафу рубаху мою возьми, куртку..., обрядись в сухое, а я тебе самогончику плесну - от простуды, значит.
   Утром Глаша проснулась оттого, что кто-то настойчиво тряс ее за плечо. Открыв глаза, она увидела над собой Якова Матвеевича.
   - Кончай, ночевать, - сказал он, - солнце, глянь-ка, эвон уже где. Одежонку твою и твово кавалера я подсушил. Экий вчера ураганище навалился. И пошумел-то всего минут двадцать, не больше, но делов порядком понатворил. Два бакена у меня - в щепы. Баньку завалил. В лесу сосенок с десяток с корнем выворотил. Давненько такого не было. Видать, в природе какой-то сдвиг приключился.
   - Как он там? - кивнула на дверь девушка.
   - Твой-то?- догадался Яков. - Нормально. Сидит, лодку вашу в порядок приводит.
   - Нашу лодку?! Так ее же унесло.
   - Догнал. Как светать стало, я на своей дюральке порыскал малость. Вашу резинку в кусты закинуло. Я ее оттуда вместе с мотором выволок. А вещички пропали. Стало быть, утонули...
   Яков вызвался доставить своих нежданных гостей в Тухнук.
   - Шичиха сейчас такая - заплутаете еще. У меня мотор раз в двадцать помощней вашего будет. Да и в местности этой с закрытыми глазами могу ориентироваться. За час верняком доставлю.
   Возражать бакенщику не стали. Экспедиция находилась в бедственном положении, ей требовалась срочная помощь.

ГЛАВА 8.

  
   В Кихту Яков не сунулся. Сель с сопок после небывалой грозы и смерча настолько закидала русло и без того мелководной речушки, что разделило его на несколько рукавов, похожих на бурлящие ручьи. В месте впадения Кихты в Шичиху стояли два катера - милицейский и приисковый. На корме милицейского сидел сержант Щербак в расстегнутом мундире, без фуражки и покуривал сигарету, вставленную в длинный мундштук. Узнав бакенщика, он приветливо крикнул:
   - Здорово, Яша! Кого привез?
   Услышав ответ, оживился, взволнованно заговорил:
   - Надо же, а мы тут вашу экспедицию потеряли. Ни слуху, ни духу от вас. Черт знает, что подумали. Ураган этот, опять же...
   - Рация у нас сдохла, - сказал Алексей.
   - Народ-то как, все живы?
   - С людьми - полный порядок.
   - Вот это самое главное, - сержант смахнул со лба выступивший пот и, показав пальцем на устье Кихты, произнес: - Сами видите, в Тухнук только пешим ходом пройдете. Алехин сейчас там. Испереживался весь. Больно много на него навалилось...
   Щербак не стал вдаваться в подробности, да и Сягин с Веснянкиной заторопились. Оба прекрасно понимали: дорога каждая минута. Яков, подогнав к берегу лодки, остался, пообещав дождаться их возвращения. Пять километров до поселка золотодобытчиков Алексей с Глашей большую часть бежали и, лишь преодолевая селевые наносы, переходили на шаг. Алехина нашли в домике, где располагалась администрация прииска. Капитан, увидев посланцев экспедиции, почувствовал, как внутреннее напряжение, не отпускавшее его много дней, сменилось расслабляющей усталостью. Особенно ценным было для него сообщение об обнаружении бандитов там, где в общем-то никто и не предполагал. Внимательно изучив на карте местность в районе Каданского хребта, где Сягин видел преступников, Алехин пришел к заключению, что только невероятное везение может спасти беглецов от неминуемой гибели. На огромном пространстве таежной глухомани, изобилующем труднопроходимыми болотами, горными хребтами, наткнуться на какое-нибудь из малочисленных эвенкийских становищ, затерянных в лесном океане - равносильно выигрышу джек-пота в популярной лотерее.
   Капитану не было известно об убийстве бандитами эвенка-охотника. Не знал он также и о том, что убитый показал им направление, по которому следует идти, чтобы выйти к железной дороге. Первое, что Алехин решил срочно предпринять - затребовать в Тухнук вертолет для спасения экспедиции изыскателей. Затем забросить в район, где обнаружены преступники, поисковую группу спецназа.
   В сложной оперативной обстановке, сложившейся за последнее время в Казачинском РОВД, появились позитивные сдвиги. Теперь важно было распутать паутину, сплетенную криминальной шушерой, слетевшей словно мухи на мед, в край, где развита золотопромышленность. То, что золото воруют, известно испокон веку. Каких хитроумных способов не изобретай, чтобы пресечь утечку драгметалла, добиться сколько-нибудь существенных результатов весьма и весьма затруднительно. Пока существуют нелегальные скупщики, не иссякнет и поток сбытчиков желтого металла. Разорвать преступную связь - задача чрезвычайной сложности. Кое-кого из криминальной цепочки Алехин вычислил и даже знал их поименно. Но вся эта публика относилась к той категории, которую, как говорится, голыми руками не возьмешь. Всю работу, подпадающую под соответствующую статью Закона, за нее делали другие. И эти другие зачастую не знали, кто их настоящие хозяева. Словом, - это стрелочники, и в случае чего - с них весь спрос.
   Виктор Алехин с улыбкой вспоминает, какую жизнь в глухой провинции предрекали ему его иркутские коллеги. Будешь, мол, заниматься рутинной работой, распутывать, к примеру, такие дела: чья коза потравила капусту на чужом огороде, кто спер ящик водки из сельмага. Безобидно подсмеивались, но в общих чертах приблизительно так и представляли повседневные будни деревенского детектива. И то сказать, что уж такого экстраординарного может произойти в сельской глубинке. А вот поди ж ты, оказывается, может, да еще как!
   Жизнь в Казачинске и в подобных ему поселках разительно отличается от городской. Люди здесь обладают более покладистым характером, привлекают своей непосредственностью, отзывчивым и доверчивым нравом. Их тяга к общению вполне объяснима. Основное занятие для значительной части населения - охота. Она, в условиях безработицы, является основным источником существования. Подолгу находясь в тайге, промысловики невольно становятся затворниками, оторванными от общества. Естественно, они испытывают в это время духовный голод, тоскуют по живой человеческой речи.
   Среди жителей, имеющих в поселке постоянную работу, есть элитная прослойка, к которой относятся особи обоего пола, занимающие различные руководящие должности. Как правило, у них свой замкнутый мирок, отделенный от общества простых смертных своеобразной спецификой интересов. Одним из видных представителей этого привилегированного сословия несомненно являлся и главный инженер Казачинского техучастка Ленского бассейнового управления водных путей и судоходства Михаил Григорьевич Кутяхин. Личность во всех отношениях неординарная. В его биографии столько завуалированного, загадочного, что для нее вполне подошел бы гриф "совершенно секретно". Разумеется, если познакомиться с ней со слов самого Михаила Григорьевича. Но излагать ее в правдивом ключе он, конечно же, никому не собирался. Ну а случись, кто-то из любопытства пожелает заглянуть в анналы его трудового пути - пожалуйста, сие не возбраняется. Вот вам трудовая книжка, в которой об общественно полезной деятельности гражданина Кутяхина имеются исчерпывающие сведения. Правда, документик этот - липовый. Приобрел его Миша в одном из переходов столичного метрополитена. Все записи в нем взяты, извините, с потолка. И диплом о высшем образовании приобретен там же.
   Справедливости ради следует сказать, что Михаил Кутяхин, еще будучи зеленым юнцом, действительно учился в Московском институте инженеров водного транспорта. Но, увы, был отчислен с четвертого курса за ряд поступков, трактующихся в Уголовном кодексе Российской федерации как преступные деяния. Мишу наказывали и не раз. Репутация его была основательно запятнана. С этим Кутя (кликуха, приобретенная в местах не столь отдаленных ) смириться никак не мог. Он покинул столицу и возродился, словно сказочная птица Феникс, в далекой Сибири, совсем в другом обличье, о чем свидетельствовали новые документы и лучезарные идеи.
   Когда Михаил Григорьевич пришел устраиваться на работу в Ленское бассейновое управление, там сильно удивились и одновременно обрадовались. И было чему. Пожалуй, впервые такой крупный специалист, проработавший много лет на руководящих должностях не где-нибудь, а в системе главка, не по принуждению, а по доброй воле воспылал желанием покинуть престижное место службы с тем, чтобы приложить свои знания и опыт в далекой Сибири. Кутяхин не стал вдаваться в пространные объяснения относительно своего, более чем странного, решения. На этот счет им заранее была заготовлена легенда, из которой явствовало, что решиться на такой крутой поворот в своей судьбе, напрочь лишенный, казалось бы, здравого смысла, его заставили обстоятельства личного свойства. С искренней печалью в голосе поведал Кутяхин своим будущим сослуживцам о том, что в Усть-Куте проживает единственный родной ему человек - сестра, которая серьезно больна. Безусловно, он мог бы взять ее к себе в Москву, но врачи категорически против смены ею климата. Быть ближе к ней, проявлять посильную заботу - вот что подвигло его приехать сюда. В управлении прониклись благородством Михаила Григорьевича и предложили ему на выбор несколько вакансий. Он выбрал Казачинский техучасток, куда и был назначен главным инженером. Почему именно в Казачинск пожелал ехать Кутя? На Лене немало других техучастков, где ощущается нехватка инженерно-технического персонала. Вот только находятся они на довольно приличном расстоянии от Тухнука, что совсем не устраивало новоиспеченного главного инженера.
   В бытность свою, отбывая очередной срок в исправительно-трудовой колонии, свел он знакомство с неким Губановым. Общность интересов сблизила двух комбинаторов. Тогда-то и родилась у них идея создать своеобразный тандем. Роли распределились следующим образом: Губан добывает золото, Кутя его сбывает. Со временем этот порядок подвергся некоторой корректировке. Если раньше Пашке приходилось ждать, когда Кутяхин реализует ворованный металл и рассчитается с ним, то теперь деньги главный инженер отдавал сразу по получении товара, но... лишь половину его настоящей стоимости. Губана это устраивало по вполне понятному соображению: искать покупателя на стороне - занятие не только канительное, но и небезопасное. Однажды он в этом убедился, а снова наступить на те же грабли, не хотелось. Пашка прекрасно понимал, что веревочка вечно виться не может. Ему хотелось взять много и сразу, чтобы покинуть навсегда опасное место и заняться легальной коммерческой деятельностью. Кутя мыслил приблизительно так же. На этой почве состоялся у них разговор и оба пришли к единому мнению: золотом в большом количестве можно завладеть только путем грабежа.
   Михаил Григорьевич неоднократно наведывался в Тухнук, где в заранее условленный день встречался с Губановым. Случалось, он брал с собой Пашку в Казачинск, где тот жил у него под видом дальнего родственника денька два-три. Дикий старатель смывал с себя в бане, которую протапливали по случаю его приезда Кутяхинские шестерки, грязь, смешанную с потными испарениями, отвратительный запах, пропитавший все поры на теле за многодневное проживание в палатке. За золото, приносимое Куте, получал он такой мизер, что сколотить более-менее приличный капитал не представлялось возможным. Ведь из полученной суммы ему приходилось выплачивать долю каждому из шести своих подельников. Старательский же фарт - штука капризная и совершенно непредсказуемая. Как говорится, часом с квасом, а порой с водой. С ограблением старательской артели получилось далеко не так, как планировалось. Самое поганое - повесили на себя мокруху. Не меньшая неприятность - неожиданный прокол. На условленном месте, где по предварительной договоренности бандиты должны были передать золото человеку Кутяхина, тот, в условленное время так и не появился. Зная Кутю, Губан заподозрил, что тот, просто напросто струсил и вышел из игры, дабы не быть замешанным в опасную криминальную историю. "Скорее всего, - размышлял Пашка, - этот сучара каким-то образом узнал, чем закончилось нападение на артельщиков и решил кинуть меня. Отчасти он был прав. Михаил Григорьевич, после долгих раздумий, действительно принял решение не участвовать в совершенно непредсказуемой авантюре. И хотя жажда быстрой наживы была велика, он звериным чутьем почувствовал грозящую ему в случае провала опасность и, пересилив себя, посчитал благоразумным своевременно отойти в сторону, чтобы не быть в числе соучастников. Пашка ошибся в одном: Михаил Григорьевич узнал об ограблении и убийстве двух артельщиков не раньше, а много позднее других. В тот страшный день он находился в служебной командировке и вернулся уже после того, как над Казачинским районом пронесся разрушительный ураган. Узнав о последствиях ограбления, Кутяхин мысленно похвалил себя за прозорливость. Девять килограммов золота, ставшие добычей бандитов, могли бы принадлежать ему, причем всего за треть цены. Но слишком уж грязно сработали Губан и его компания. Всех ментов в округе поставили на уши. Теперь они будут землю рыть носом, пока не заметут всех участников ограбления. Иногда лучше частично потерять что-нибудь, чем совершить глупость и в результате лишиться всего, в том числе и свободы. Кутя твердо решил: "Еще с годик здесь прокантуюсь, и - прощай местные палестины. На Сейшелах меня заждались. Повкалывал на совесть, разумеется, не без помощи местных лохов, пришла пора воспользоваться плодами своих трудов". Он не без основания считал, что здешняя обстановка позволяет обогащаться до бесконечности. Но тем и отличался Михаил Григорьевич от тех, кто при подобных обстоятельствах не знает удержу. Олытный пройдоха прекрасно понимал, что может сгубить фрайера и поэтому умел вовремя остановиться. Даже если приходилось, говоря высоким слогом, наступать на горло собственной песне. К тому же его липовые документы - все равно, что бомба замедленного действия, неизвестно когда рванет
   С прежним начальником Казачинского РОВД у Кутяхина никаких проблем фактически не возникало. Встретив как-то главного инженера в Тухнуке, прибывшего туда на катере техучастка для очередной встречи с Губановым, майор даже не поинтересовался, по какой такой надобности пожаловал он в поселок золотодобытчиков. Просто поприветствовали друг друга, как хорошие знакомые, перебросились несколькими ничего не значащими фразами и разошлись. А вот поведение капитана Алехина несколько насторожило Михаила Григорьевича. С ним он тоже повстречался, находясь на прииске. Капитан, в отличие от своего предшественника, завел с главным инженером разговор, во время которого, как бы между прочим, задал несколько вопросов, от которых Кутяхину стало не по себе. Разумеется, он постарался запудрить мозги дотошному менту, но вот насколько тот поверил его сумбурным разглагольствованиям, осталось загадкой. Излишняя, как показалось Кутяхину, любознательность милицейского главы ничего хорошего не сулила. Он решил, что впредь будет в общении с Алехиным держать ухо востро. Не давать ментяре ни малейшего повода усомниться в его, Кутяхина, добропорядочности.
   Михаил Григорьевич за свои пятьдесят лет ни разу не связывал себя узами Гименея. Он никогда не слыл женоненавистником, напротив, относился к слабому полу весьма благосклонно. Случайных связей у него было множество, однако, все они носили мимолетный характер и не вызывали устойчивой привязанности. Теперь же, когда неумолимое время мазнуло по вискам проседью, вездесущий бес нащупал наконец у Кути ребро, посредством коего вызвал у него нечто похожее на подлинную страсть. Не на шутку увлекся Михаил Григорьевич директором Казачинского универмага - тридцатичетырехлетней вдовой Екатериной Борисовной Гулимовой. Объединило их не столько принадлежность каждого к элитной среде, сколько духовное сродство. Под стать Кутяхину, Гулимова никогда не упускала возможности запустить руку в государственный карман. У нее тоже была своя клиентура среди работников прииска и старательской артели, подворовывающих золото. За драгметалл, что ей приносили, она платила одинаково с другими скупщиками, баснословно при этом наживаясь.
   У Екатерины Борисовны - самый престижный в Казачинске дом. Он походил на миниатюрный средневековый замок с двумя башенками, стрельчатыми окнами. В двух этажах находилось семь комнат общей площадью сто сорок квадратных метров. Это, не считая сауны, двух туалетов и ванной. Михаил Григорьевич снимал две комнаты в частном доме. Когда же моральный рубикон в его взаимоотношениях с директором универмага был перейден, он тотчас перебрался в ее уютное гнездышко и довольно скоро оценил преимущество семейного очага перед унылым холостяцким бытом. И хотя "молодожены" официально не оформили свои отношения, оба были твердо уверены: свадебная церемония в скором времени обязательно состоится. Правда, в несколько другой обстановке и в другом месте.
   Екатерина Борисовна - моложавая крашеная блондинка с пышными формами, с большими, слегка навыкате, глазами цвета бутылочного стекла. В разговоре, когда ей хотелось пококетничать, ее полные губы сжимались, образуя овал, напоминающий куриную гузку. Своего Мишулю она обожала и болезненно ревновала, подметив у него патологическую особенность - раздевать глазами любую мало-мальски смазливую бабенку. Если Кутя проявлял чрезмерное усердие, не сводя взгляда с какого-нибудь вызывающе открытого декольте, она, оставшись наедине со своим кумиром, капризно выговаривала ему:
   - И чего ты пялился на эту страхидину? Ни кожи, ни рожи...
   - Я! Пялился!? - разыгрывая благородное негодование, восклицал он. - Да у меня, если хочешь знать, единственный свет в окошке - это ты, Катулик.
   - Пялился, пялился, - собирая губы в гузку, ворковала Екатерина Борисовна, польщенная льстивым комплиментом.
   После легкой перепалки обычно наступало примирение, и Катулька томно просила:
   - Поцелуй, Мишулик, вот сюда, - и показывала пальчиком на мочку уха, отягощенную золотой серьгой, похожей на игрушечный хула-хуп.
   Однажды, когда Михаил Григорьевич рассказал своей пассии о том, как он встретил в Тухнуке Алехина, и какие вопросы тот ему задавал, Гулимова, внимательно выслушав, сказала:
   - А знаешь, Мишуля, он, кажется, и моей персоной заинтересовался. Уже два раза заходил ко мне на работу, расспрашивал, как идет торговля, откуда мы получаем товар, проверил сигнализацию, спросил, не нуждаемся ли в помощи правоохранительных органов. В общем-то, все, вроде бы, по делу, а между тем, ненавязчиво так, тоже вопросики подкидывал с таким, знаешь ли, подтекстом: кто да что, где, когда... Смешно даже. Думал, на дурочку напал. Не-ет, я ему не воробей, меня на мякине не нагреешь. Ментовские штучки мне давно знакомы.
   - Ты у меня, несомненно, редкая умница, - убежденно произнес Михаил Григорьевич, - а все же с новым мусорком надо быть настороже. Без году неделя как появился, а уже начал копать вокруг да около.
   - Думаешь, под нас тоже? - Екатерина Борисовна озадаченно посмотрела на Кутяхина.
   - Утверждать не буду, но на заметку надо взять, - посерьезнел тот.
   Позже к этому разговору криминальная парочка возвращалась не раз, анализируя поведение начальника милиции.

ГЛАВА 9

  
   Валька-рыжий прилетел в Тухнук на другой день после того, как Алехин, связавшись с руководством, затребовал вертолет. На борту МИ-8 находилось десять спецназовцев с розыскной собакой. Старший поисковой группы розовощекий крепыш с погонами старшего лейтенанта, увидев Алехина, радостно подбежал к нему и, крепко пожимая протянутую руку, широко улыбаясь, спросил:
   - Вы меня помните? Мы вместе Хряща брали. Мне тогда на орехи досталось. Меточка на всю жизнь, - спецназовец провел пальцем по подбородку, где багровел шрам.
   - Такое разве забудешь. Разумеется, помню. Тебя ведь Юрием зовут?
   - Точно. А вас Виктором.
   - Правильно. Только вот что, Юра, не выкай мне, пожалуйста. Я от такого обращения стариком себя ощущаю. Давай, по-простецки, на ты. Договорились?
   - Добро, - согласно кивнул старлей.
   - Теперь по существу, - капитан достал из кармана кителя карту, развернул ее. - Смотри сюда, - он ткнул пальцем в испещренный условными знаками лист. - Это Каданский хребет, за ним - сплошь тайга. Вот здесь парень из экспедиции видел тех, кто нас интересует. Их четверо. Чем вооружены - неизвестно. Идут, скорее всего, в этом направлении. Если так, то на пути им могут встретиться два населенных пункта. Будем надеяться, что этого не произойдет, иначе от этих отморозков можно ожидать всякое. С вами пойдет Алексей. Ну, тот парень, который обнаружил бандитов. Он покажет место, где их видел. Плохо, что вчера прошел небольшой дождь, но, может быть, собачка все же возьмет след.
   - Карту я могу забрать с собой? - Юрий вопросительно посмотрел на Алехина.
   - Разумеется. Вот, держи ксерокопию. И еще: в том районе застряла экспедиция речников. У них кончилась горючка, не исключено, что и продукты. Найти их, я думаю, не составит труда. Местность там открытая, кругом вода. Ураган устроил нам потоп. Когда отыщите катер, сбрасывать им бочки с соляркой и провизию не резон. Уйдут на дно и - с концом. После хрен сыщешь. Разве что спустить на тросах прямо на катер... Как думаешь, твои ребята смогут провернуть такой трюк?
   - Обижаешь, Виктор, - старший лейтенант даже крякнул в сердцах. - Чему нас тогда учили, коли мы такой пустяк не сумеем осилить. Не бери в голову, все обстряпаем, как по нотам.
   - Отлично! Сейчас я согласую кое-что с пилотами и - в добрый путь, - сказав это, Алехин направился к стоящим возле вертушки Валентину Светышеву и его помощнику. Вскоре сюда же подошли Сягин с Веснянкиной. Они уже знали о прилете вертолета и, получив на складе солярку и продукты, поспешили к месту его посадки. Глаше, которая тоже хотела лететь, мотивируя тем, что ей необходимо вернуться в экспедицию, Виктор объяснил, что осуществить это невозможно по простой причине:
   - Вертолет на воду не посадишь, - мягко сказал он.
   Проводив Алексея, Глаша поспешила на Шичиху, где их с Сягиным поджидал Яков. Перед уходом она спросила у Алехина, как ей лучше поступить: остаться ждать экспедицию или вернуться в Казачинск.
   - Оставаться тебе в Тухнуке бессмысленно, - сказал капитан, - уверен, ваши здесь не появятся - дел у них на прииске - никаких. Так что смело топай к реке, бакенщик уж заждался, поди. Дождись там меня. Я должен еще пару делишек провернуть. Часика за полтора надеюсь обернуться. После вместе покумекаем, как действовать дальше. Там у меня сержант на катере, скажи ему: скоро буду.
   Бакенщик, едва Глаша появилась на берегу, набросился на нее с упреками:
   - Вы где пропадали, братцы-кролики! Мне что, делать нехрена! Загораю тут, понимаешь, без толку. Собак еще своих навязали, а им, между прочим, жрать надо. Постой, - спохватился Яков, - а кавалер твой где?
   - Простите, Яков Матвеевич, так получилось, - и девушка рассказала расстроенному мужику, чем занимались они с Алексеем в Тухнуке.
   - Смотри ты, как обернулось, - покачал тот головой и, посмотрев на девушку подобревшим взглядом, произнес: - Сама-то ты, Глафира, что надумала - домой вернуться или, может, здесь экспедицию дожидаться станешь?
   - Не знаю, Яков Матвеевич, - грустно потупилась Глаша, - на прииске ждать бесполезно. У изыскателей на нем никаких работ не предусмотрено.
   - Вот что, дорогуша, поживешь покуда у меня. Катер ваш мимо моего поста не пройдет. Ты говорила, им солярку должны забросить, значит, они вскорости на Шичиху выйдут, а там и ко мне пожалуют. Ну, так как, едешь?
   - Еду, - повеселела Глаша, - только предупредить надо Виктора Петровича, чтобы не беспокоился.
   - Это кто такой?
   - Да наш новый начальник милиции.
   - А-а... Подожди-ка, я сейчас. Эй, Николай! Ты где? - окликнул Яков.
   - Вот он я, чего шумишь? - из салона катера показался, позевывая, сонный Щербак.
   - Начальнику своему передай, что девку я забрал. Ей так сподручней будет, в экспедицию скорей попадет.
   - Мне что, передам, - продолжая зевать, пообещал сержант. - Поехал, что ли?
   - Поехал.
   - Бывай, коли так...
   Подошедший через полтора часа, как и говорил, Алехин, выслушав сообщение сержанта, хмуро бросил:
   - Заводи, едем в Казачинск.
   "Не иначе, опять что-то стряслось", - подумал Николай, уловив тревожный блеск в глазах капитана. И не ошибся: по рации Алехину передали, что эвенками из стойбища Кюсют найден в тайге убитый неизвестными охотник из их рода. Обнаружили его в том же районе, где Алексей Сягин видел бандитов.
   Решение Веснянкиной поехать к бакенщику и у него дождаться возвращения экспедиции, Алехин не только одобрил, но был даже благодарен девушке за то, что она невольно избавила его от лишних хлопот. По этому поводу Виктор даже позволил себе мысленно иронически подумать: " Что ж, как говорится, баба с возу...".
  

* * *

  
   С утра зарядил дождь. Кубыка, исполняющий после отъезда Глаши обязанности повара, чертыхаясь, копался в ящиках, где хранились продукты. В них уже ничего не было, и все же он надеялся отыскать что-нибудь съестное. Время от времени моторист, недоуменно поглядывая на изыскателей, мрачно констатировал:
   - Пусто. Неужто, все приели?
   Зарядив "ижевку", Иван устроился на корме, терпеливо ожидая появления уток. В прошлое утро над катером одна за другой пролетели две стаи чирков. Ему тогда пришло в голову, что ружье на всякий случай всегда должно быть под рукой. "Чем черт не шутит, может быть, удастся подстрелить какую-нибудь живность,- подумал он. Мощный циклон, на пути которого оказалась экспедиция, создал массу проблем. Прежде всего, русловики лишились большей части продуктов. Вода, проникшая в салон катера, привела в негодность муку, сухое молоко и сливки, масло, сахар и печенье... Оставшиеся припасы разошлось быстро. К тому же часть из них забрали с собой Сягин с Веснянкиной. Самое неприятное в создавшейся ситуации - полное неведение. Изыскатели не знали, добрались ли их посланцы до Тухнука.
   Ближе к полудню Семен снова потыкал водомерным шестом в дно. Обеспокоенный результатами промера, он обратился к Щенникову:
   - Надо срочно что-то предпринимать. Вода уходит, скоро брюхом дно достанем, тогда - хана.
   - Что предлагаешь? - в голосе Федора легкое раздражение.
   - Предлагай, не предлагай, - шанс у нас один. Около острова мы ничего не выстоим. Пусть черепашьим ходом, но надо двигаться к Шичихе.
   - Как ты это себе представляешь? - нервно спросил обычно спокойный Щенников.
   - Да очень просто, - невозмутимо ответил моторист, - сварганим шесты покрепче и будем толкаться ими.
   - Думаешь, сдвинем с места такую махину? - усомнился Федор.
   - Запросто, - воодушевился Кубыка и пояснил: - Силу лишь вначале приложить потребуется, а дальше как по маслу пойдет. "Бурун" - он ходкий.
   - У меня тоже идейка возникла, - подал голос Василий Макарович.
   - Излагай, - поощрительно кивнул Семен.
   - У нас имеются большой тент и палатка. Что, если из них соорудить некое подобие паруса? - Стригун выжидающе посмотрел на всех, ожидая ответа.
   - На мой взгляд, предложение следует обсудить, - неуверенно произнес Сенчин.
   - Чего еще обсуждать! Молодец, Макарыч, здорово придумал! - загорелся Семен.
   - А почему бы не попробовать, - оживился Федор. - Ветерок бы еще покрепче подул.
   Тотчас принялись за дело. Ближе к вечеру над катером поднялось уродливое полотнище, растянутое между двумя толстыми шестами, крепко закрепленными к палубным металлическим ограждениям. Дул легкий ветерок в попутном направлении. Заколыхался домо-
   рощенный парус, и "Бурун", послушный рулю, тихо двинулся, взяв курс на Шичиху. Чет
   веро солидных мужиков, не сдержав эмоционального порыва, дружно заорали во все горло:
   - УРА-А-А !
  

* * *

   Сверху картина затопления выглядела впечатляюще. Водное пространство заполонило обширную территорию, скрыв от глаз редкие в этих местах строения, сельскохозяйственные угодья. Местами из воды, словно сказочные великаны, выступали каменистые сопки, небольшие островки. Светышев пригласил Алексея в кабину, дал ему шлемофон, чтобы легче было переговариваться.
   - Отсюда обзор лучше, - сказал он, - так что смотри в оба, чтобы катерок ваш не проворонить.
   - Залило капитально, - пораженный величественной панорамой, произнес Алексей.
   - Да-а, накапало порядком, - поддакнул Валентин.
   - Наш моторист Семен, говорил, что такого здесь лет сто не было.
   - Точно, не было, - согласно кивнул второй пилот, - а вот рядом, в Забайкалье, лет тридцать с лишком тому назад, кажется, в семьдесят первом, такую свистоплясь закрутило, еще похлеще этой. Ты Акимыча из управления знаешь? - обратился он к Светышеву.
   - Знаю, - кивнул тот.
   - Так он именно тогда там летал, много чего понарассказывал про то наводнение. Циклонище пронесся жуткий. С гор такие потоки хлынули, валуны по тонне весом с собой тащили. Иркут - не ахти какая речушка - поднялась аж на шесть метров. В Иркутской области затопило территорию в двести тысяч квадратных километров! Охренеть можно! Больше тридцати деревень оказались в воде. Бетонные мосты сносило, опоры лэповские... Жертвы, понятно, были. Натерпелись люди... И то сказать, почти сто тысяч населения осталось без электричества и связи. Акимыч говорил, что стариков, женщин и детишек с крыш снимали, забрасывали вертушками на возвышенности. Туда же продукты, медикаменты, теплые вещи доставляли. Восемь вертолетов и сорок самолетов задействовали тогда в спасательных работах. Всякой другой техники понагнали, войска привлекли. На нескольких участках железную дорогу покурочило. Население пришлось эвакуировать самолетами и теплоходами по Байкалу. После метеорологи дали такое заключение: бедствие произошло из-за преступной бесхозяйственности. Америку открыли. Да она у нас сплошь и рядом. Вот уж поистине: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Те, кто наверху сидят, горазды лишь языки чесать. А вот что-то полезное сделать - кишка тонка. Э-э, да что говорить, такое вытворяют, тошно становится.
   - Что верно, то верно, - усмехнулся Валька-рыжий. - На этот счет моя бабушка в свое время хорошо сказала: Ума, мол, у них палата, только голова говном напхата.
   - Глянь-ка, парень, что это за чудище телепает? - встрепенулся второй пилот. - Не туда смотришь. Во-он, возле той горки.
   Алексей перевел взгляд в сторону, куда тот показывал. На темном фоне лесистой сопки виднелся силуэт суденышка с каким-то странным нагромождением сверху.
   - Похоже, нашелся ваш катер, - заметил Светышев.
   Сягин неуверенно хмыкнул:
   - Кто его знает, какой-то он странный.
   - Сейчас поглядим, - Валька-рыжий развернул винтокрылую машину и пошел на снижение.
   Небольшой кораблик быстро приближался. Четверо мужчин на палубе неистово размахивали руками, что-то, видимо, кричали, но за рокотом мотора ничего не было слышно. В кабину заглянул Юрий, громко спросил:
   - Ваши?
   - Наши, наши! - взволнованно закивал Алексей.
   - Давай, зависай, у нас все готово, - прокричал старший лейтенант и скрылся в салоне.
   Любо-дорого было наблюдать за слаженными действиями бойцов спецназа. Двое из них на спецтросах в считанные секунды спустились на катер. Следом на растяжках последовали бочки с соляркой, аккумуляторы, ящики с продуктами. Один из спецназовцев жестами дал знать своим, что работа закончена. Еще мгновение и оба бойца, влекомые подъемным механизмом, скрылись в чреве "вертушки". МИ-8 взял курс на Каданский хребет.
   - Ну, Алешка! Ну, голова! - восхищенно восклицал Семен, любовно поглаживая ящик с аккумуляторами. - А я, если честно, позорно облажал: ни словечка ему о них не сказал. Он сам допер и, как видите, притартали! Выпивоха из меня, прямо скажу, никакой. Но по такому случаю граммов сто пятьдесят опрокинул бы.
   - Так за чем дело стало? - Федор поднял руку, в которой держал бутылку водки. - Тут, кстати, - он показал на вскрытый ящик с продуктами, - закуски вдосталь.
   Ошеломленный увиденным, моторист убежденно повторил:
   - Ну, голова!..
   То, что прислали аккумуляторы, - несомненно заслуга Алексея. В этом никто и не сомневался. А вот тщательно, со знанием дела подобранные продукты, наверняка Глашина заслуга.
   Кто хотя бы однажды остро испытывал голод, поймет нас. Ждать, когда Кубыка приготовит что-нибудь, изыскатели не стали, поспешно напластовали как попало хлеб, сыр и колбасу, разлили по кружкам водку. Глядя друг на друга счастливыми глазами, чокнулись за благополучное избавление от свалившихся на них тяжких испытаний и дружно заработали челюстями, наслаждаясь вкусом восхитительной снеди. Немало удивились, когда Семен с сожалением на лице, но решительно сорвался с места и, дожевывая на ходу кусок колбасы, поспешил на палубу. В дверях он, оглянувшись, как бы извиняясь, изрек:
   - Время, понимаете, поджимает. Солярку в бачок надо залить, аккумуляторы заменить... Вода ждать не будет, уйдет...
   Федор, отложил недоеденный бутерброд и, встав из-за стола, сказал:
   - После доедим, а сейчас - за дело. Семен прав, каждая минута дорога. Ты, Иван, дуй к нему, помоги. Мы с Макарычем парусом займемся.
   Помогая мотористу, Сенчин невольно испытывал чувство стыда за себя и своих товарищей. Мозг назойливо свербила мысль: "Как получилось, что рефлективный позыв сумел возобладать над разумом? Почему при виде пищи мы руководствовались лишь одним желанием - поскорее наполнить желудок, а все остальное как-то само собой отошло на задний план? Напрашивался неутешительный вывод: просто в тот момент ни о чем другом мы уже не могли думать. В таком случае, почему у Кубыки, который голодал не меньше остальных, разум был начеку? Да потому, что его, в отличие от нас, ни на миг не оставляло чувство ответственности. В любой критической ситуации он всегда оказывался на высоте. И дело здесь не в интеллектуальной особенности, не в здоровой психике, а, скорее редком свойстве его характера. Семен, несомненно, обладал обостренным чувством долга, а это не каждому дано".
   Мелко задрожал корпус "Буруна". Моторист, прежде, чем тронуться в путь, не отказал себе в удовольствии включить сирену. Над водой разнесся ее громкий победный клич. Щенников зашел в рубку, обнял Кубыку за плечи:
   - Порядок?
   - Нормально, - подтвердил Семен.
   - Надо бы Казачинск поставить в известность, - озаботился Федор.
   - Без проблем. Рация фурычит, я проверил. Сам свяжешься или подмогнуть?
   - Разберусь, - сказал Федор и уверенно защелкал тумблерами.
   - Ваня! - окликнул старшего техника моторист, выглядывая из рубки, - не в службу, в дружбу, постой на носу с шестом, на мель бы не забуриться. Макарыч, принеси мне чего-нибудь пожевать, под ложечкой сосет, хоть караул кричи.
   - Рули, знай, - откликнулся Стригун, - я мигом.
   Из рубки вышел Щенников, словно избавившись от тяжелой ноши, облегченно вздохнув, сказал:
   - Достучался-таки до Казачинска, мужики, сообщил, что у нас все в полном ажуре, готовы продолжить изыскания.
   Катер шел зигзагами, огибая островки, которых стало заметно больше. Это говорило о начавшемся спаде воды. Чаще приходилось искать проходы среди выступивших на поверхность участков суши. Нередко опускаемый Иваном шест останавливался, коснувшись дна, на критической отметке. Он тотчас поднимал руку, давая знать Семену - впереди мель. Двигаться вперед становилось с каждым часом труднее. К Сенчину подошел Мерасат. Последнее время он чувствовал себя неважно после перенесенной болезни. Мы старались не привлекать его к работе, пока парень окончательно не окрепнет. Минут пять темпераментный кавказец молча наблюдал за манипуляциями Ивана и, наконец, не выдержав, просительно вымолвил:
   - Иван Архипович, давайте я глубину измерять буду. У меня, честное слово, совсем уже нету температуры.
   Сенчин, хотел как можно деликатнее отказать ему, но тут вмешался Федор:
   - Да пусть поупражняется на свежем воздухе. Полагаю, ему не повредит.
   Парень зарделся от удовольствия, получив поддержку начальника. Благодарно посмотрев на него, поспешно заверил:
   - Совсем даже не повредит, сами увидите.
   Стало темнеть, но катер продолжал медленно, словно на ощупь, плыть. Семен включил прожектор. Широкий, мощный пучок света рванулся вдаль, освещая водную гладь. Примерно через час осторожного хода Мерасат, как заправский речник, радостно закричал:
   - Не маячит!
   Кубыке уже все стало ясно: нос катера течением отклонило вправо. Не трудно было догадаться, что "Бурун" вошел в Шичиху. Еще раз раздался торжествующий крик:
   - Не маячит!
   - Хорош, дружок, - раздался, усиленный мегафоном, голос моториста, - твоя вахта закончена. Спускайся в салон. Вишь, как посвежело. Не дай бог, продует тебя опять...
   Плыли всю ночь. Едва рассвело, слева на взгорке показался знакомый дом бакенщика. Залились лаем собаки, на крыльце показались две фигуры и, приветственно махая руками, устремились к берегу. Звонкий Глашин голос приструнил собак:
   - Шарик! Трезор! Фу, нельзя - свои!
   - Вот-те на! Это же Яшка, - удивился Семен. - Выходит, вернулся, чертов сын. Верный признак: будет жить Шичиха.
   Глаша, глядя на нас, радовалась, как ребенок, получивший в подарок игрушку, о которой мечтал. Она не теряла времени в ожидании экспедиции: наготовила кучу пельменей, заморозив их в холодильнике. Пока мы мылись и приводили себя в порядок, она успела приготовить поистине царский обед. Глядя, как мы наслаждаемся горячей пищей, повариха рассказывала о злоключениях, преследовавших их с Алексеем на пути в Тухнук.
   - А лодку нашли? - спросил Федор.
   - Яков Матвеевич отыскал. И мотор цел, а вот палатка, спальники, канистры и другие вещи пропали, погрустнела девушка.
   - Шут с ними, - бодро произнес Василий Макарович, - главное - сами живы-здоровы остались, отделались, что называется, малой кровью.
   Яков и Кубыка, поев, встали из-за стола и вышли во двор. Сев на перевернутую плоскодонку, закурили. Шарик с Трезором легли у ног бакенщика и умильно поглядывали на своего нового хозяина.
   - Собак, гляжу, завел, - начал разговор Семен.
   - Ребята с собой привезли. Говорят, приблудные, на острове от потопа спасались. Озверели, сказывают, с голодухи, Алешку чуток не загрызли. А так ничего, песики справные, понятливые.
   - Вернулся ты, я так понимаю, неспроста. Видать, что-то затевается на реке.
   - Вот в том-то и дело, - согласно кивнул бакенщик, - иначе какой мне резон здесь обитаться. В техучастке сказали: земснаряд сюда днями придет, дно углублять будут.
   - Правильно решил, - одобрил Семен. - Мужик ты, Яша, с понятием, опять же по своей линии аккуратист, каких поискать.
   - Уж какой есть, - скромно потупился Яков.
   - Знаю, что говорю. И другие про тебя также думают. Хозяйку бы тебе еще в дом и - живи не хочу.
   - Свел с одной знакомство, - смущенно признался бакенщик, - на шестом участке проживает. Через недельку, думаю, съезжу к ней, привезу сюда.
   - Так это ж другой коленкор! - оживился Кубыка. - А отчего такой срок установил?
   - Хозяйство, видишь ли, у нее там, домишко... Сама сказала, что все сумеет за это время распродать.
   - Одинокая?
   - Как тебе сказать. Ейный мужик два года как помер. Двое детишек - четырех и шести лет, пацанята оба.
   - Молодчина ты все-таки, Яшка со всех сторон! - восхитился Семен. - Вот погоди, разделаюсь с экспедицией, в гости нагряну. Не прогонишь?
   - Скажешь тоже, Тимофеич, приезжай, как сможешь, мы с Марусей хорошему человеку всегда рады.
   Во второй половине дня, попрощавшись с бакенщиком, отправились дальше. "Бурун" шел полным ходом. По большой воде Семен не опасался мелей. Глаша тотчас принялась за уборку в салоне, не стесняясь вслух выражать свое неудовольствие учиненным мужиками беспорядком.

ГЛАВА 10.

   Еды в рюкзаке у эвенка оказалось не густо. По расчетам Губана идти им предстояло еще с десяток километров. Это в том случае, если выбранное направление окажется верным. Голод с каждым днем донимал все сильнее. Пробовали охотиться, но расстреляв порядочное количество патронов, оставили эту пустую затею, побоявшись остаться вообще без боеприпасов. Результаты охоты оказались ничтожными. Удалось подстрелить лишь пару вяхирей и ондатру, зазевавшуюся в ручье, вытекающем из болотистой низины. Мясо, не доварив, проглотили мгновенно. Наткнувшись на брусничник, ползали на карачках, хватая ртом с веточек зеленую, не созревшую еще ягоду. После всю ночь маялись животом, оглашая таежную глушь отборным матом. В какой-то степени выручали грибы. Местами их росло великое множество. В грибах из всей четверки мало-мальски разбирался один Чиха. Когда-то, в далеком, безмятежном детстве ходил он с бабушкой в лес, плотным кольцом опоясывающий глухую уральскую деревеньку. Обучала она внука премудростям тихой охоты. От бабушкиных поучений запомнил он немного, но бледную поганку и мухомор мог отличить от остальных спороносных. Из набранных грибов Чиха отбирал лишь те, которые не вызывали у него подозрений, годились, на его взгляд, для варки. Среди прочих запасов у несчастного эвенка имелась крупная соль. Ее он держал в кожаном мешочке, похожем на кисет. Сваренные грибы бандиты подсаливали и жадно пожирали в большом количестве. Однажды Чиха по всей вероятности ошибся при отборе таежных даров. После очередной трапезы всех поразила странная болезнь: на теле у каждого появилась красная сыпь, вызывающая нестерпимый зуд.
   - Не могу больше, в натуре, - ныл Вихляк, в кровь остервенело расцарапывая кожу.
   Мучительно морщась, беспрерывно чесались остальные. Самым стойким оказался Клыч. Он стоически переносил внезапно навалившуюся на него напасть. Когда становилось совсем невмоготу, выдавал свои муки, злобно скрежеща зубами. Небольшую речушку, к которой они вышли после бессонной ночи, восприняли, как ниспосланное свыше спасение. Поспешно сорвав с себя одежду, кинулись в холодную благодать. Сразу же почувствовали блаженное облегчение. Но довольно скоро, основательно продрогнув, выскочили на берег. Едва обсохнув, вновь ощутили зуд, способный довести до сумасшествия. И вдруг произошло неожиданное. Вихляк, вертевшийся, как уж на сковородке, первым увидел незнакомку.
   - Глядите, баба! - крикнул он, вытаращив от изумления глаза.
   Губан, вздрогнув от неожиданности, забегал зрачками. К ним, выйдя из леса, приближалась пожилая эвенкийка.
   - Эй, вы кто такие будете? - глядя на голых мужиков, окликнула она.
   - Ты сама-то, бабка, откуда здесь взялась?- сверля женщину настороженным взглядом, задал встречный вопрос Чиха.
   Все четверо, напряженно вытянули шеи, ожидая ответа.
   - Живу здесь, - простодушно улыбнулась эвенкийка. - Заблудились, что ли, - продолжала она допытываться, разглядывая необычную компанию.
   - Из экспедиции мы, с дороги сбились, - нашелся Губан.
   - А-а, - понятливо протянула женщина, - еспидиция, знаю, знаю. У нас там ходила еспидиция - где горы. Давно ходила.
   - Далеко отсюда живешь? - поспешно одеваясь, спросил Клыч.
   - Зачем далеко, совсем близко. Наш улус здесь, мой тордох здесь.
   Разглядев кровавые расчесы на теле у мужчин, сочувственно почмокала губами:
   - Заболели, однако, шибко заболели. Мазать надо.
   - Знать бы, чем мазать, тетка. Зудит - мочи нет, - жалобно заканючил Вихляк.
   - Пошли, - приглашающе махнула рукой женщина, - я помажу.
   Уговаривать исстрадавшихся преступников не пришлось. Продолжая чесаться, они гуськом потянулись за ней. Мучительная аллергия подавила в них уверенность в себе. Теперь они желали одного: как можно скорее избавиться от жестоких страданий. Ни кому из них не пришло в голову, что в эвенкийском селении они могут наткнуться на опергруппу, разыскивающую опасных рецидивистов. Обошлось. Женщина привела их в улус, где стояло полтора десятка чумов. Пока шли, она успела рассказать, что временно поселиться в тайге, заставило ее род исконных оленеводов небывалое половодье. Мужчины погнали оленей на дальние пастбища, в улусе же остались женщины с детьми и несколько стариков, не способных ходить на большие расстояния.
   Все малочисленное население крохотного стойбища высыпало навстречу истощенным и измученным незнакомцам, громко обсуждая их появление на своем языке. Эвенкийка, приведшая их, удовлетворила общее любопытство, коротко бросив:
   - Еспидиция.
   В тордохе, с расстеленными на полу оленьими шкурами, куда женщина завела преступников, было прохладно. По всей окружности стены висели пучки всевозможных трав.
   - Давай, снимай одежку! - требовательно произнесла хозяйка.
   Она достала откуда-то литровую банку с коричневой, похожей на солидол мазью.
   - Хуже не будет? - Губан недоверчиво покосился на подозрительное снадобье.
   - Такой большой, боишься, как маленький, - пожурила целительница.
   - Мажь меня, выпятился Вихляк.
   - Затырсь! Успешь на плешь..., - цыкнул на него Чиха.
   - Где наша не пропадала, - дернул головой Губан, - мажь.
   Эвенкийка принялась за дело. По тордоху распространился приятный запах меда.
   - Это что, мед? - удивленно поднял брови Клыч.
   - Мед, мед, - подтвердила женщина и добавила: - с разными травками.
  
   Натертых мазью мужиков, хозяйка уложила на плотную ткань, постелив ее на шкуры. После этого прикрыла их широким полосатым пледом, сунув каждому по большому куску сушеной оленины. Пока незваные гости ожесточенно кромсали зубами мясо, давясь от жадности, женщина приготовила отвар из трав и проследила, чтобы каждый выпил пахучей жидкости не меньше стакана.
   - Может, у тебя водка найдется? - Клыч с надеждой посмотрел на хозяйку.
   - Водку нельзя, - строго сказала та, - совсем сильно болеть будешь.
   - Много ты понимаешь, - недовольно буркнул Чиха. - Когда трубы горят, даже чифирь сошел бы за милую душу.
   - Водку нельзя, - повторила женщина и вышла из чума.
   Сон почти одновременно сковал бандитов. В чум то и дело заглядывали любопытные, оживленно шушукались, строя догадки: какая надобность привела "еспидицию" в глухие таежные дебри.
   Спали долго и проснулись лишь на другой день, когда солнце достигло зенита. От странной болезни не осталось и следа. Губан, придирчиво осматривая себя, удивленно констатировал:
   - Чудеса, братва, - ни единой пупырышки, и не зудит совсем.
   Та же самая метаморфоза произошла и с остальными. Вихляк едва не визжал от удовольствия, совершенно не ощущая изнурительного, кошмарного зуда.
   - Ведь чурка узкоглазая, а в медицине петрит похлеще всякого профессора! - восхищенно заключил он.
   - Где-нибудь в городе могла бы приличные бабки заколачивать, - убежденно резюмировал Клыч.
   Вошла хозяйка с чугунным казаном, из которого валил пар, распространяя дразнящий запах вареного мяса.
   - Ну, тетка, в самую жилу! - не удержался от похвалы, обычно не склонный к бурным эмоциям, Чиха.
   - Айталы меня звать, - сказала эвенкийка, - по вашему Оля. Больше не чешется? - она вопросительно посмотрела на пришельцев.
   - Все о'кей, Оля, начисто заглохло, - заверил Губан и тут же поинтересовался: - Сколько с нас за лечение причитается?
   - Ничего не надо, - замахала руками Айталы, - поправились и ладно.
   - Ладно, так ладно, - не стал настаивать Пашка. - А вот скажи-ка, Оля, кто из ваших сможет провести нас до железной дороги? Заплатим хорошо.
   - Завтра наши мужики должны прийти, с ними говорить надо. Они знают дорогу, мы не знаем.
   - Подождать придется, - глядя на подельников, сказал Губан. - Если самим рискнуть - зарюхаемся куда-нибудь к чертям собачьим.
   - Это уж точно, - согласился Клыч, - нам понапрасну дергаться незачем, такая самодеятельность боком может выйти.
   Чиха и Вихляк промолчали. Первый потому, что целиком был согласен с выводами Губана и Клыча, второй просто побоялся ляпнуть что-нибудь невпопад и нарваться на неприятность.
   - И много у вас мужиков? - насторожился Чиха.
   - Пять придут, два с олешками останутся. Вода уйдет - пригонят.
   Айталы, забрав опустошенный казан, ушла.
   - Чего тебя мужики колышат? - обратился Клыч к Чихе. По мне, так чем их будет больше, тем лучше, проводник скорее сыщется.
   - Про охотника забыл? - усмехнулся тот, - а зря. Что, если он отсюда?
   - Может, и отсюда. У тебя же на лобешнике не написано, что ты его замочил.
   - У меня-то не написано, а рюкзак и ствол, думаешь, не признают?
   - Тут думать нечего, - вмешался Губан, - усекут мигом - местные, они приметливые.
   - А эта, Оля, не приметила? - подал голос Вихляк.
   - Стала бы она нас мазать, - фыркнул Клыч. - Раз мы до сих пор копыта не откинули, значит, пока не подозревает. Ей нас уделать - раз плюнуть. Даст глотнуть чего-нибудь и - кранты.
   Возможное разоблачение встревожило Пашку. Он предложил понадежнее спрятать на время вещдоки, из-за которых их могут разоблачить. Своими соображениями он поделился с сообщниками. Возражений не последовало. Чиха вызвался устроить такой схрон, который, как он выразился, хрен кому удастся обнаружить. Клыч счел нужным внести поправку:
   - Рюкзак лучше закопать, - сказал он, - шухеру будет меньше. Оля нас без жратвы не отпустит, даст под нее какой-нибудь завалящий сидорок.
   Едва стемнело, Чиха выскользнул из Чума и скрылся в тайге. Собаки не залаяли, видимо, успели принюхаться, приняли за своего. Спали беспокойно. Одолевали мысли: как поведут себя эвенки, согласится ли кто-нибудь из них стать проводником.
   Утром бандитов разбудил заливистый, радостный собачий лай, громкие мужские голоса. Полог на входе приоткрылся, внутрь заглянул эвенк с обветренным, темно-коричневым от загара лицом, приветливо поздоровался:
   - Здравствуйте, вам!
   - Здорово, коли не шутишь, - суетливо вскочил Губан. - Проходи, знакомиться будем. Как тебя зовут, величают?
   Вошедший, оглядевшись, стал обходить всех, пожимая руку, приговаривал: "Очень приятно".
   - Степан меня зовут, - назвался он.
   Вошли еще двое, также обошли всех, здороваясь за руку.
   - Этот - Можеул, - Степан ткнул пальцем в того, что был повыше ростом, - а этот - Илтик.
   Степан оказался чрезмерно дотошным и буквально засыпал вопросами мнимых геологов. Отвечал в основном Губан. Боясь сказать лишнее или невпопад, он отвечал односложно, не вдаваясь в подробности. Когда эвенк спросил, долго ли экспедиция пробудет в этих краях, Пашка сказал, что работа в основном завершена, и большая часть геологов отправилась по реке до ближайшей железнодорожной станции. Им же четверым пришлось задержаться для уточнения кое-каких результатов поиска. Закончив работу, они решили добраться до железной дороги самостоятельно, но заблудились и случайно наткнулись на улус. Что искали в тайге геологи? На этот вопрос он не может ответить, так как это является государственной тайной, которая не подлежит разглашению. Эвенки внимательно слушали, понимающе кивали. Степан предположил:
   - Я так думаю, ваша работа связана с атомной промышленностью.
   - Именно с ней, - подтвердил Пашка и перевел разговор на тему, больше всего заботившую бандитов.
   - У вас найдется человек, который смог бы провести нас до железной дороги? - спросил он Степана. - Мы бы его официально зачислили в штат экспедиции на должность проводника с хорошим окладом. Когда придем к пункту назначения, ему дополнительно будут выданы премиальные.
   - Сколько всего дадите? - поинтересовался Илтик.
   - тысяч десять отстегнем.
   - Подходяще! - широко улыбнулся эвенк.
   Степан вопросительно посмотрел на товарища:
   - Возьмешься?
   - Почему не помочь? Помогу, - важно кивнул тот.
   - Заметано! - обрадовано хлопнул себя ладонями по ляжкам Вихляк и тут же осекся под холодным, испепеляющим взглядом Чихи.
   - Так я его внесу в ведомость, Павел Захарович, - подыграл Губану Чиха.
   - Если у него, - Пашка посмотрел на Илтика, - нет возражений, внеси.
   - У меня нету возражений, начальник, - поспешно произнес эвенк, - я согласный.
   - Ну и отлично. Когда сможешь приступить к работе?
   - Прямо сейчас смогу.
   - В таком случае, - входя в роль начальника, властным голосом произнес Губан, - не будем терять драгоценное время, выступим через полчаса.
   Айталы засуетилась, узнав, что ее постояльцы собираются уходить. Обратилась к Пашке:
   - Дайте мне ваш рюкзачок, я вам кой-чего соберу в дорогу.
   Прожженный жулик не растерялся:
   - Не могу, Оля, в нем образцы пород с радиоактивным излучением, очень вредным для людей. Мы его отнесли подальше от улуса.
   - А-а, понимаю, понимаю, - закивала эвенкийка. - Тогда я вам свой дам. Он, правда, уже не новый.
   - Ничего, Оля, сойдет. Спасибо тебе за заботу.
   - Вам желаю успешно дойти. Илтик племянником мне приходится, молодец он, дорогу хорошо знает, - с гордостью добавила она.
   Проводник в камуфляжной военной форме, кедах, с большим школьным ранцем за плечами со стороны выглядел школьником старших классов. Но при виде его лица, эта иллюзорность пропадала. Изборожденное ранними морщинами, с волевой складкой губ оно выдавало в нем молодого мужчину, многое успевшего повидать в жизни. На широком ремне, опоясывающем стройную фигуру Илтика, висел охотничий нож с костяной рукояткой из оленьего рога, в ножнах ручной работы. Несмотря на небольшой рост, он шагал широко, неслышно ступая по едва заметной тропе. Следом шел Губан, за ним Клыч, несший Олин рюкзак с продуктами. Вихляк из-за широкой спины Клыча плохо видел куда ступать, поэтому часто спотыкался, раздражая Чиху, замыкающего цепочку. Ружье убитого эвенка тот на всякий случай нес завернутым в свою куртку. Когда спасались в реке от нестерпимого зуда, Чиха специально намочил свои ботинки для размягчения кожи. Поначалу ногам в них было заметно удобнее. Однако высохнув, обувь задубела, скукожилась настолько, что при ходьбе стала причинять дикую боль. Минут через двадцать быстрого хода Чихе стало совсем плохо. Забыв о конспирации, он крикнул:
   - Эй, Губан, притормози-ка! Ноги начисто, угробил к гребаной матери.
   - Погодь, парень, - Пашка тронул Илтика за плечо, - авария, кажись, приключилась.
   Остановились. Чиха, присел на траву и, злобно матерясь, стал расшнуровывать ботинки. Подошел проводник, внимательно осмотрел стертые до крови пальцы и лодыжки пострадавшего, сокрушенно покачав головой, сказал:
   - Плохо, шибко плохо. Менять обувку придется, в своей не дойдешь. - Их, - он показал на ботинки, - надо жиром намазать, через два дня мягкими будут.
   - Сейчас-то чего делать? - сдержанно спросил Чиха.
   - Придумаем, - бодро заверил Илтик.
   Он вынул нож и, не раздумывая, отрезал крышку у ранца, которую, в свою очередь, разрезал на две равные половинки. Из них, на глазах восхищенных преступников, при помощи ножа и извлеченной из ранца тонкой бечевки, намотанной на катушку из-под ниток, проводник за каких-нибудь полчаса изготовил неказистые, но прочные тапочки. Чиха надел обновку, прошелся в ней и довольный результатом, заключил:
   - Клевая сменка, теперь докандыбаю...
   Эвенк из этих слов понял одно: его изделие понравилось. Он весело посмотрел на своего неожиданного клиента, пошутил:
   - Теперь бегать сможешь, в марафоне участвовать.
   - У меня вся жизнь сплошной марафон, - усмехнулся Чиха.
   - Конечно, конечно, геологам много ходить приходится, - по своему понял Илтик мрачный каламбур бандита.
  

* * *

  
   Прошло часов пять после ухода Илтика с "геологами". В тордох Степана вбежал крайне взволнованный, запыхавшийся Можеул. Лицо его было искажено от ярости, в глазах - смятение. Хозяину было достаточно одного взгляда на него, чтобы понять - пришла беда.
   - Что случилось, Можеул? Говори, - холодея от нехорошего предчувствия, произнес он.
   - Они убили нашего Аветиса, - тяжело, со стоном сказал пришедший.
   - Кто они? Ты можешь их назвать?
   - Подлые твари, они приходили сюда... Обманщики, убийцы... У-у-ух! - Можеул, сжав кулаки, затряс головой. Казалось, еще немного и несчастный сойдет с ума от бессильной злобы.
   - Почему ты так говоришь? Ты что-то знаешь?!
   Степана охватила нервная дрожь. Он уже не говорил, а кричал, с силой тряс товарища за плечи, пытаясь привести его в сознание. Все тщетно. Молодой, сильный охотник, много раз проявлявший мужество и хладнокровие в критических ситуациях, впал в транс. Закрыв лицо ладонями, покачиваясь, он продолжал заунывно тянуть на одной жуткой ноте: "У-у-у-у..." В какой-то степени парня можно было понять: он вторично переживал душевную драму. Первый раз это случилось, когда в тайге нашли труп его отца, убитого неизвестными. Второй - после найденных собакой отцовских вещей, изобличающих убийц.
   В чум заглянула Айталы и попросила хозяина выйти. Около жилища Степана столпилось почти все малочисленное население улуса. Люди возбужденно обсуждали случившееся. Жена убитого Аветиса, Юкэй, рассказала, что уходя на охоту, муж не взял с собой собаку, которая накануне ощенилась. Рюкзак она нашла по запаху и, откапав его, принесла к тордоху хозяина. Можеул, увидев находку и узнав вещи своего отца, едва не лишился дара речи.
   Мужчины стойбища решили немедленно отправиться в погоню за преступниками. Степан посоветовал использовать для этого верховых оленей. Из пяти, оставшихся в улусе, годились лишь трое. Выехали Степан, лучший в улусе следопыт Гудэй и Можеул. Последнего не хотели брать, но он настоял, мотивируя тем, что имеет больше оснований поквитаться с убийцами, чем другие. С собой взяли ружья и немного продуктов. Гудэй предложил сократить путь, поехав не обычной дорогой, а напрямую через горный перевал по узкому ущелью.
   - А вдруг не пройдем, - усомнился Степан, после урагана там такого наворотило - не то что олень, мышь не пролезет.
   - Нет, - авторитетно возразил следопыт, - ветру туда не пробраться. Ущелье никогда не заваливало.
   - Он правильно говорит, - вмешался Можеул, - иначе мы можем их не догнать.
   - Что ж, рискнем, - согласился Степан.
   Гудэй оказался прав: циклон ущелье не тронул, и олени легко прошли по тропе между скал. Проехав километров двадцать вдоль горной гряды, преследователи оказались на небольшом равнинном участке, зажатом с двух сторон таежным массивом.
   - Здесь будем ждать, другой дороги нет, - сказал Гудэй.
   - Эх, бинокль не взял, - посетовал Степан, - издали мог бы их разглядеть. С ними надо быть поосторожней, - предупредил он своих компаньонов, - У них - ружье Аветиса, почуют опасность, палить начнут. В первую очередь Илтик может пострадать. Эти шакалы ни перед чем не остановятся, чтобы спасти свою шкуру.
   - Зачем, эти гады, отца убили? - желваки на скулах Можеула заходили от вновь охватившего его гнева. - Все знают, отец был очень добрый человек, он никогда, никому не причинял обиды. Почему его убили?
   Тяжелая душевная травма снова дала о себе знать, парню грозил очередной нервный срыв. Гудэй мягко обнял его за плечи, убежденно сказал:
   - Очень скоро они поплатятся за это. Тебе надо быть спокойным и сильным. Ты сам с них спросишь за все.
   - Они поплатятся! - в узких глазах Можеула затаился испепеляющий огонь мести.
   Как это нередко бывает, все произошло неожиданно, такого поворота событий преследователи не ожидали. Первым бегущего человека увидел зоркий Гудэй. По всей вероятности неизвестный выскочил из таежных зарослей и направился к оконечности горного хребта. Следом из-за деревьев показались четверо мужчин и, оглядевшись, устремились за бегущим. Долетевший оттуда звук выстрела, словно подтолкнул, оцепеневших от увиденного эвенков.
   - Это же Илтик от них сбежал! - догадался Степан.
   Не сговариваясь, трое бросились к оленям и, вскочив на них, помчались наперерез бегущим. Преступники не ожидали встретить здесь погоню, поэтому, заметив приближающихся к ним оленей, не проявили беспокойства. Тем более, что пригнувшихся всадников не было видно из-за ветвистых рогов. Расстояние между преследователями и бандитами быстро сокращалось. Еще несколько раз прогремели выстрелы. Стрелявший отличался от своих сообщников необычной обувью, похожей на пляжные тапочки. Между тем, беглец в камуфляжном костюме добежал до хаотического нагромождения огромных валунов и скрылся за ними. Кто-то из преступников, бросив мимолетный взгляд на подбежавших оленей и увидев на них вооруженных людей, что есть мочи завопил:
   - Атас, братва! Чурки!
   В подъехавших Губан сразу же узнал Степана и срывающимся голосом, визгливо крикнул:
   - Чиха, стреляй!
   По волчьи оскалив зубы, бандит в странной обуви, резко повернул ствол карабина и спустил курок. Выстрела не последовало - магазин был пуст. Отбросив, ставшую ненужной, "Сайгу", Чиха кошкой прыгнул за ближайший валун. Степан, спешившись, сорвал с плеча ружье, пальнул из него поверх голов растерявшихся преступников. Губан и Клыч плашмя повалились на землю. Вихляк с плачевным ревом, побежал, прикрывая ладонями затылок. Догнав его, Гудэй ловкой подсечкой сбил убегавшего с ног, тот рухнул, не успев выбросить вперед руки, червяком стал елозить по траве, пачкая ее разбитым в кровь лицом. Ополоумев от страха, он визгливым голосом просил:
   - Дяденька, не убивай! Оё-ёй, не надо!
   - Буду я об тебя руки марать, - брезгливо буркнул следопыт. - Подымайся, мразь, пошли.
   Можеул последовал за Чихой. В сложном лабиринте гранитных глыб отыскать бандита было крайне сложно, поэтому он решил забраться повыше. Сверху обзор был значительно шире, следовательно, повышался шанс увидеть преступника. Карабкаясь вверх, Можеул внезапно услышал близко от себя мужские голоса. Выглянув из-за скального выступа, он увидел на плоской поверхности большого валуна двух человек, стоящих друг против друга в угрожающих позах. Каждый сжимал в руке нож. Молодой эвенк сразу узнал их. Это были Илтик и бандит, пытавшийся выстрелить в Степана. В несколько прыжков Можеул оказался на валуне рядом с проводником. Оттолкнув его плечом, он твердо произнес:
   - Отойди, я сам.
   Илтик хотел возразить, но увидев закипающие холодным бешенством глаза товарища, молча отошел в сторону.
   - Подходи, суки, я вас обоих урою! - с блатной интонацией в голосе, прорычал, злобно ощерившись Чиха.
   - Ты убил моего отца? - зловеще глухо спросил Можеул.
   - Опаньки, отпрыск пожаловал! С папочкой пожелал встретиться. Хочешь узнать, кто его завалил? Да я! Вот этим самым перышком. Щас я вам устрою встречу.
   Пружинисто приседая, бандит стал приближаться, устрашающе взмахивая финкой. Можеул стоял не шелохнувшись, слегка расставив ноги, держа руку на рукояти ножа, не вынимая его из ножен. Все произошло так стремительно, движения противников были настолько неуловимы, что напряженно следивший за схваткой Илтик не смог уловить момент, когда широкое лезвие охотничьего ножа резануло по горлу Чихи.
  

* * *

  
   Из каменных нагромождений вышли двое, оглядевшись, увидели спешащего к ним Степана. Подбежав, тот первым делом обеспокоено спросил:
   - Сбежал?
   - Нет... уже не сбежит, - глаза Можеула красноречиво выражали торжество мстителя.
   Степан понятливо кивнул.
   - Может, заберем с собой? - он вопросительно посмотрел на товарищей.
   Можеул отрицательно мотнул головой, многозначительно произнес:
   - Зачем? На падаль охотников здесь хоть отбавляй, без нас разберутся.
   Связанные преступники понуро брели впереди. Каждый из них с горечью сознавал, что виною их внезапного разоблачения стало ружье, которое Чиха забрал, у убитого им Аветиса. Пятизарядная "Сайга", переделанная под двадцать восьмой калибр, была в стойбище лишь у одного охотника - у отца Можеула. Случилось так, что бандит, испытывая неудобство от ношения под мышкой завернутого в собственную куртку карабина, выпростал его и повесил за спину. Во время перекура на коротком привале Илтик обратил внимание на приметный дробовик и сразу же узнал его.
   - Откуда у тебя это ружье? - проводник пристально посмотрел на Чиху.
   - Купил, - не моргнув глазом ответил тот.
   - Где?
   - Где купил, там уже нету, - нагло ухмыльнулся бандит. - А ты че, в натуре, копаешь под меня! - внезапно озлобился он.
   - Перед экспедицией нам всем такие выдали. Мы свои с общим грузом отправили, а он, - Пашка показал на Чиху, - с собой взял на всякий случай.
   - Зачем врете! Я знаю чье это ружье! - вспылил Илтик.
   Губан стал еще что-то говорить, но проводник не стал слушать. Поднявшись, он в запальчивости твердо и громко произнес:
   - Дальше с вами не пойду!
   Преступники не успели опомниться от неожиданного поворота событий, как молодой
   эвенк уже скрылся в лесной чащобе.
   Стой, падла, догоню, на куски порву, - заорал Чиха.
   Вскочив, он бросился в погоню, снимая на ходу из-за спины дробовик. Подельники последовали за ним, оглашая лес отборной матершиной.
   Вспоминая этот эпизод, Илтик презрительно сплюнул:
   - Стреляет шибко плохо. Пять раз промазал, тьфу...
   - Ножиком махал, махал - домахался, - злорадно хохотнул Можеул.
   - Запах от них какой-то нехороший, - сморщил нос Степан.
   - Чего ж хорошего, если вон тот, тощий, - Гудэй показал на Вихляка, - обгадился со страха.
   От веселого хохота олени запрядали ушами. Эвенки, наконец, сбросили с себя, остатки недавнего нервного напряжения.

ГЛАВА 11.

   Три дня старший лейтенант Юрий с десятью бойцами спецназа рыскали по таежным дебрям, в поисках бандитской шайки. Алексей сдружился с крепкими, невероятно выносливыми парнями. Им ничего не стоило с полной выкладкой в условиях полного бездорожья оттопать за день до сорока километров. Сягин, сам далеко не слабак, за трое суток изнурительных переходов вымотался так, что каждая жилка в его теле просила пощады. Спецназовцы, в отличие от него, после длительного перехода никогда не спешили завалиться на боковую. Плотно, с неизменным аппетитом поужинав, они коротали вечер за разговорами у костра. И что всякий раз удивляло донельзя устававшего Алексея - затевали дружеские потасовки, отрабатывая различные приемы рукопашного боя. На одном из привалов офицер, заметив с каким интересом Сягин наблюдает за схваткой двух бойцов, достаточно жестко демонстрировавших свое мастерство, спросил его:
   - Нравится?
   - Очень! - искренне признался парень.
   - Сам, случаем, не увлекаешься?
   - Года два посещал секцию.
   - Ого! - Юрий оценивающе посмотрел на Алексея. - Не желаешь немного поразмяться, вспомнить, так сказать, старину? Я тебе спарринг-партнера полегче подберу.
   - В общем-то я не против, если можно.
   - О'кей, - старший лейтенант довольно потер ладони. - Лагунов! - окликнул он. Один из бойцов, поднявшись, подошел к офицеру.
   - Вот тут Алеша, - сказал тот, - пободаться с тобой желает. Ты как на это смотришь?
   Подошедший боец с открытым, улыбчивым лицом, взглянув на Сягина, выразил сомнение:
   - Стоит ли, товарищ старший лейтенант, помну невзначай парнишку - обижаться после будет.
   - Помни, заранее прощаю, - задорно отреагировал Алексей.
   - Ладно, не боись - я в пределах разумного, - успокоил его Лагунов, одаривая широкой улыбкой.
   - Я тоже особенно усердствовать не собираюсь, - в тон ему произнес Сягин.
   Спецназовцы, предвкушая занятное зрелище, окружили соперников.
   - Начали! - подал команду Юрий.
   Лагунов, продолжая улыбаться, шагнул вперед, молниеносно произвел захват левой кисти Алексея и, крутнувшись всем корпусом, попытался бросить его на землю. И тут произошло неожиданное: каким-то непонятным образом сопернику удалось выскользнуть из железного захвата, спецназовец же, проделав не очень изящный кульбит, рухнул на спину. Зрители восторженно загалдели. Лагунов пружинисто вскочил на ноги, принял боевую стойку. Лицо его выражало недоумение, улыбка исчезла. Примерившись, боец резко крутнулся пару раз, стремительно вытягивая на уровень головы то одну, то другую ногу. Сягин едва успел уклониться от сокрушительных ударов. После его ответной атаки Лагунов снова был повержен.
   - Брэк! - крикнул офицер. - На первый раз будя, а то ты мне весь личный состав перекалечишь.
   Дружески взъерошив ладонью густую шевелюру у парня , уважительно сказал:
   - Ну ты, Алешка, силен бродяга.
   Спецназовец, потирая ушибленную шею, добродушно оправдывался:
   - Я бы тоже мог, будь здоров, лягнуть, но пожалел мальчика. Кто же знал, что он так клево брыкается...
   - Теперь будешь знать, - шутливо бросил кто-то из бойцов.
   Вокруг все, в том числе и побежденный, весело расхохотались.
  

* * *

  
   Вывести группу поиска к месту, где он видел бандитов, Алексею не составило труда: местность ему запомнилась хорошо. Собака сразу же взяла след и довольно уверенно шла по нему, пока не наткнулось на небольшое, мелкое болотце. Пес виновато посмотрел на проводника. Он словно хотел сказать: "Ничем помочь не могу - запах пропал". Решили обойти болото. Через полчаса ходьбы по кочкарнику собака снова сильно натянула поводок. След отыскался. К сожалению, ненадолго: первая же речушка - и он опять пропал.
   - Опытные гаденыши, - негодовал Юрий. - Если так и дальше пойдет, мы их не скоро тормознем.
   Однако собачка оказалась на высоте: периодически находя след, она привела спецназовцев к затерявшемуся в таежной глуши улусу. Местные псы встретили чужаков дружным лаем. Вообще-то, восточно-сибирские лайки отличаются врожденным человеколюбием, но появление в улусе Абрека - крупной немецкой овчарки - они сочли грубым нарушением границы своей территории. Абрек же вел себя вполне лояльно: не скалил зубы, не рычал. Его миролюбие благотворно подействовало на каралькохвостых и они, погавкав немного для острастки, успокоились.
   Айталы подробно рассказала прибывшим о происшествии в улусе, выразила беспокойство по поводу долгого отсутствия мужчин, пустившихся в погоню за преступниками, убившими, как стало известно, одного из самых уважаемых жителей их становища. На вопрос офицера, может ли кто-нибудь показать дорогу, по которой поехали преследователи, женщина отрицательно покачала головой. "Спала вода, - сказала она, - и мужчины, которые остались, ушли за оленями, чтобы пригнать их сюда. Дня через два придут. В улусе же остались лишь женщины, старики и дети, они, к сожалению, ничем помочь не смогут".
   Юрий связался по рации с начальством, доложил обстановку. Оттуда поступил приказ ждать.
  

* * *

   Ждать и догонять для тех, кто связал себя со службой в правоохранительных органах - дело обычное. Хорошо, когда то и другое приносит желаемый результат. Но, бывает, случается и обратное. Одним словом, капризным превратностям судьбы подвержены все, посвятившие себя профессии, при которой избыточное выделение адреналина считается в порядке вещей. Приказ "ждать" стал для бойцов отряда спецназначения неожиданной передышкой. Однако на этот раз продлилась она совсем недолго. Едва рассвело, становище вновь огласил собачий лай. Из густого заслона елей появилась странная процессия. Впереди, связанные между собой крепкой бичевой, шагали, затравленно озираясь, недавние гости улуса, выдававшие себя за геологов. Следом верхом на оленях ехали конвоиры. На единственную улочку улуса высыпали жители. Всюду счастливые лица, радостные возгласы. Было из-за чего ликовать: все четверо мужчин становища вернулись живыми и невредимыми. Приехавших нисколько не удивило присутствие спецназовцев. Их приход был для них вполне объяснимым явлением. Степан, спешившись, сразу же подошел к командиру группы поиска и без лишних эмоций рассказал ему о происшедшем.
   - Выходит, четвертого вы там оставили, - задумчиво произнес Юрий.
   - Не тащить же его сюда, - насупился Степан.
   - Этих, надеюсь, обыскали, - старший лейтенант кивнул в сторону бандитов.
   - Нет... Ружье только забрали. Они его у нашего Аветиса взяли.
   - Развязать и обыскать! - приказал офицер.
   Клыч и Вихляк на всякий случай выбросили свои ножи, когда началась заварушка с эвенками. У Губана тоже никакого оружия не нашли. Зато из внутреннего кармана его куртки извлекли обернутый целлофаном объемистый пакет с тысячерублевыми купюрами.
   - Богато живешь, - иронически проронил Юрий.
   - Жил, - уточнил Пашка, скривившись словно от зубной боли, - теперь ты, начальник, заживешь.
   Офицер, пропустив грязный намек мимо ушей, оживился, увидев как боец снял с бандита широкий кожаный пояс:
   - Ну-ка, ну-ка, дай-ка его сюда.
   Спецназовец протянул ему необычный предмет экипировки Губана.
   - Ого! С полпуда потянет, не меньше, - определил старший лейтенант. - Поглядим, что это ты за веригу на себе таскаешь.
   Он распорол перочинным ножом небольшую часть плотной прошивки и вытряс на ладонь щепотку золотого песка. Насмешливо посмотрев на Пашку, проговорил:
   - Спасибо, что сохранил все в целости, ни крупинки не потерял.
   Павел Губанов молчал, отрешенно глядя в сторону. Он понимал: Для него все кончилось. Впереди - долгое, унылое прозябание в колонии строгого режима.
  

* * *

  
   Командир группы спецназа связался с руководством и доложил об успешном завершении операции по задержанию скрывшихся бандитов. На этот раз вертолет прислали без проволочек. МИ-8 приземлился на окраине улуса. Вдоль фюзеляжа машины - голубая полоса. Она была приписана к Усть-Кутскому УВД.
   - Глядя на помрачневшего Сягина, старший лейтенант дружески толкнул его в плечо:
   - Чего это ты вдруг закручинился, Алеша Попович? Радуйся - наша миссия закончен - домой летим.
   - Мне-то с какой стати веселиться, - недовольно пробурчал Алексей, - вертушка в Усть-Кут пойдет, а мне такой расклад совсем не светит.
   - Почему?
   - Вы меня в Тухнуке взяли, так?
   - Ну, так. И что с того?
   - А то, что там, неподалеку, ведет изыскания наша экспедиция. Вот и выходит, что оттартают меня за полтыщи верст от нее и - с приветом. Как я назад добираться буду - им до фени.
   - Это та экспедиция, которой мы горючку сбросили?
   - Она самая.
   Юрий проникся переживаниями Сягина и решил переговорить с вертолетчиками. Выслушав офицера, те посочувствовали, но добросить Алексея до Тухнука наотрез отказались. Пояснили: делать крюк в триста пятьдесят километров им не с руки - слишком большой риск.
   - Понимаешь, с горючим у нас не густо, - сказал Юрию командир вертушки, - хватит дотянуть до дому, не больше. Скажи своему пареньку, пусть не мандражит зря. От Усть-Кута вертолетами грузы на строительство комбината доставляют. Пассажиров, правда, не берут, но, думаю, договориться будет можно. В крайнем случае, от Осетрово "Ракета" бегает три раза в неделю. В Казачий точно заходит, а оттуда ему - рукой подать.
   Юрий передал Сягину свой разговор с пилотом. Тому пришлось смириться. "В конце концов, - подумал он, - объясню на аэродроме ситуацию. Не к теще же на блины собираюсь лететь, на работу в экспедицию возвращаюсь".
   Пока летели до Усть-Кута, Алексей время от времени поглядывал на понуро сидящих бандитов. Он узнал их сразу еще в улусе. Искусанные гнусом, они пришли туда под конвоем эвенков. Перед его глазами вновь предстала картина первой встречи с этими подонками. "Вот этого кабана с толстой рожей я, помнится, вырубил двумя ударами. А длинный губошлеп чуть не обделался, когда Мерасат на него ствол наставил. Козлом заблеял, сволочь, свободно мог заикой остаться. Тот, крайний, вообще хохма ходячая", - Сягин невольно улыбнулся, вспомнив удирающего с места схватки Вихлюка. Криминальная троица, похоже, тоже узнала в Сягине парня, так некстати появившегося на берегу Черного озера и сорвавшего их попытку завладеть экспедиционным катером. Именно с того злосчастного эпизода началась для диких старателей полоса сплошных проколов, приведших к плачевному финалу. Нет, делать вид, что они его узнали, не было никакого резона. Одно из основных правил у преступников - не признаваться в содеянном. Это своеобразная защитная реакция, которая чаще всего базируется на издевательском: "А вы сперва докажите..." Долго упорно будут изворачиваться на допросах, пытаться выторговать статью УК с минимальной мерой наказания.
   В Усть-Куте среди сотрудников местного УВД, встречающих вертолет, Алексей увидел знакомое лицо. Алехин прибыл сюда сразу же, получив известие о задержании бандитов. От них он надеялся получить в процессе допроса дополнительные сведения, касающиеся преступной деятельности Кутяхина и Гулимовой. Не исключено, считал капитан, могут всплыть и другие фигуранты по "золотому" делу, о которых ему ничего не известно. Виктор крайне нуждался в толковом помощнике, который бы не успел еще примелькаться в Казачинске. Неплохо если он окажется смелым и сообразительным. Мысленно перебрав всех знакомых, пригодных для этой роли, Алехин остановил свой выбор на Алексее Сягине. Он и на аэродром приехал, чтобы встретиться с ним.
   Как только прилетевшие сошли с трапа Виктор тотчас подошел к Алексею и, поздоровавшись, без обиняков приступил к осуществлению задуманного плана.
   - Сейчас поедем с тобой в гостиницу, - сказал он Алексею, - номер тебе уже заказан. Нам с тобой необходимо срочно поговорить.
   - Да я тут сначала хотел бы... - заговорил, было, Сягин, но капитан, не дав договорить, перебил его:
   - Знаю, знаю, все устрою как надо. А сейчас едем.
   - Алешка, тебя-то за что повязали? - шутливо крикнул кто-то из спецназовцев. - Будут наседать, звони, поможем...
   - Смотри-ка, ты и у них авторитетом пользуешься. Молодец! - похвалил Алехин.
   - Парни что надо, - уважительно произнес Алексей. - Ихний командир агитировал меня на контрактную службу.
   - Ну а ты?
   - Институт хочу закончить. Отец геологом был, и я буду.
   Номер в гостинице был двухместным, напичканный всевозможными удобствами. Кроме двух широких кроватей, в просторной комнате стоял письменный стол, мягкий диван, двухкамерный холодильник, престижный японский телевизор. Имелся также кондиционер, вытяжной вентилятор и другие атрибуты гостиничной обстановки, создающие домашний уют и комфорт. Но больше всего Сягина порадовала ванная, в которой находились душевая кабина с плотными плексиглазовыми створками и даже крохотный бассейн.
   - Нормально! - не сдержал восхищения Алексей.
   - Фирма веников не вяжет, - довольный произведенным эффектом, улыбнулся Алехин.
   - Такая роскошь, наверно, кучу бабок стоит, я вряд ли потяну, - признался, обескураженный увиденным, парень.
   - Не бери в голову, - беспечно бросил капитан, - считай, что ты за все заплатил.
   - Когда это?
   - Известно когда. Ты, считаешь, со спецназом за спасибо по тайге шастал? Нет, дорогой, - все учтено. Да и бабки не ахти какие. Тебе ведь здесь меньше суток куковать, завтра в Казачинск улетишь.
   - Каким образом? - изумился Сягин.
   - Очень просто, на вертолете. Ты, надеюсь, не забыл Светышева, рыжего такого, летчика?
   - Ну как же, хорошо помню. Мы с ним в Распадную прилетели
   - Вот и прекрасно, завтра он тебя снова туда доставит. Я догворился.
   - Нормально! Большое спасибо, Виктор Петрович.
   - Э-э, дудки, брат, спасибочками от меня не отделаешься. Давай так: сейчас помоешься, потом сходим, подзаправимся. А как вернемся, сядем рядком и поговорим ладком.
   - А если сосед придет, не помешает нам?
   - Какой еще сосед? - не сразу сообразил Алехин, тут же догадливо усмехнулся: - Ты вот о чем... Не помешает, он перед тобой. Надеюсь, возражений против моей персоны не поступит.
   - Нормально! - довольно разулыбался Алексей.
   Плотно закусив в гостиничном кафе, оба постояльца поднялись в номер. Усевшись с Сягиным на диван, капитан начал разговор с краткого описания криминальной обстановки, сложившейся на прииске и в самом Казачинске.
   - Понимаешь, Алеша, понизил голос Виктор, - действует целая группировка, в которую, между прочим, входили и те бандиты, с которыми ты успел довольно близко познакомиться. Они, понятно, тогда дуриком поперли. У таких, как они и им подобных в башке всего одна извилина, да и та напрямую связана с анальным отверстием. Мне такая категория людишек известна. У них стратегия куцая, как заячий хвост - хапнуть много и сразу. Действуют, как правило, нахраписто, нагло. Не остановятся и перед мокрухой. С этими понятно. Они до последнего момента не могут уяснить простой истины: другого богатства, кроме нар и лагерной баланды, им не видать как собственных ушей. Но есть и другая категория любителей поживиться за чужой счет. Та еще публика. Бывало, все улики налицо, положение у подозреваемого патовое, руки потираешь: все, попался, голубчик! Черта лысого... Тут как тут адвокаты. И такая казуистическая канитель закрутится... Попадаются крючкотворы-законники - из черта ангела слепят, и не подкопаешься. Другое дело, когда жулика берешь с поличным да еще при свидетелях. Но для этого, дружище Алексей, изрядно попотеть надо.
   - Вы, Виктор Петрович, никак меня в ментовку агитируете?
   - Упаси бог, Алеша, ты сам сказал, что геологом будешь. Зачем же мне тебя с пути истинного сбивать. Дослушай до конца и прими решение. Поступишь так, как совесть подскажет. На прииске, сам знаешь, разворовывается золото и в немалом количестве. По имеющимся у меня сведениям у бандитов, с которыми тебе пришлось схлестнуться на Шичихе, изъято девять килограммов золотого песка. Мелочь по сравнению с тем, что попадает в руки перекупщиков. Особенно колоритные фигуры из их шайки - главный инженер Казачинского техучастка Кутяхин Михаил Григорьевич и директор поселкового универмага Гулимова Екатерина Борисовна. У них между собой интимные отношения, живут вместе в доме Гулимовой. Сдается мне, в последнее время они что-то заподозрили, и поэтому будут впредь предельно осторожны в своих махинациях с поставщиками золота. Таких обычно подводит жадность. Из-за нее, я уверен, оба потеряют бдительность и попадутся с поличным. Чтобы не упустить этот момент с них не следует спускать глаз. Люди у меня для этого есть, однако в Казачинске они примелькались. Кто может поручиться, что наши фигуранты их не вычислят, а после по тихой слиняют. Ищи потом ветра в поле.
   - Так вы хотите, чтобы я стал сыщиком? - сообразил Сягин.
   - Какой из тебя сыщик, Алеша, - усмехнулся капитан, - скорее, просто наблюдатель.
   - Подождите, а как же экспедиция?
   - Попасть сейчас в экспедицию - проблема для тебя, прямо скажем, неразрешимая. Изыскатели в настоящее время находятся на Катуйке. До этой реки от Казачинска километров четыреста будет. И потом: они же не ведут работы на одном месте. Точно знаю, что в Казачинск они прибудут в первых числах октября. Так что больше месяца будешь загорать в поселке. Вот и думай, Алексей - божий человек, чем будешь заниматься до их приезда
   - Хотелось бы помочь вам, но, боюсь, не сумею, - искренне признался парень
   - А я-то на что, - обрадовался Алехин, - помогу, подскажу. В конце концов не боги горшки обжигают. Мужик ты смышленый, думаю, справишься.

ГЛАВА 12.

   Сентябрь выдался тихим и необыкновенно теплым. Вода, затопившая десятки тысяч гектаров земли, ушла в русла рек. Селения, подвергшиеся жесточайшему натиску циклона, постепенно входили в привычную жизненную колею. Заработала драга в Тухнуке, на время остановленная из-за селевых потоков, образовавших наносы вокруг нее. Сопка, у подножия которой расположился поселок золотодобытчиков, в темные осенние ночи сверкала в обрамлении колье из электрических огней. Сторож материального склада кривой Игнатий возился с порушенной ураганом оградой во дворе своего щитового домика, когда в калитку вошел главный инженер техучастка. Увидев его, Игнатий обрадовано засеменил навстречу.
   - Михайло Григорьич! Давненько ты в наши места не заглядывал, заждался, я тебя. Здравствуй, здравствуй... Грешным делом подумал: осерчал на што, али приболел.
   - Здоров, здоров я, Игнаша. А не приезжал по известным соображениям: прииск стоял, щипать же по крохам - не в моих интересах, - пояснил Кутяхин.
   - Что верно, то верно, - согласно кивнул сторож, - застой был повсеместно. Прошел слушок, Губана и его друганов замели. Сам-то слышал чего?
   - Кто ж ему, балбесу, виноват. Полез на рожон, не подумавши, - вот и схлопотал. Ты теперь один у меня остался, Игнаша. Кстати, молодой этот, начальник Казачинской ментовки, заглядывает сюда?
   - Алехин что ли?
   - Он самый.
   - Не часто, но наезжает иногда. Когда артельских гробанули, на другой же день появился. После не видал его тут ни разу. Ты о нем, Михайло Григорьич, больше должен знать - оба в Казачинске проживаете.
   - У нас его в последнее время тоже не видать. Может, вызвали куда... Давай-ка, зайдем в дом, мне тут, на виду, мельтешить не стоит. Если спросит кто, зачем заходил, скажи, работу предлагал по плотницкой части. Ты, помнится, говорил, что плотничал раньше.
   - Ну да, когда на зоне срок тянул, обзавелся профессией, будь она не ладна, - скривил губы Игнатий. - Это ведь тогда сучок из-под фрезы вылетел и в глаз мне саданул.
   - Зрение-то у тебя еще будь здоров, - заметил Кутяхин.
   - Не жалуюсь. Ружьишком иногда балуюсь, кому хошь, сто очков наперед дам.
   Зашли в дом. Сторож жил один, но порядок более-менее поддерживал.
   - Может, по маленькой, - предложил он.
   - Не стоит, - отказался гость, - разве что чайку.
   - Тогда я сейчас самоварчик организую, - засуетился хозяин, - электричество только вечером включают, подогреть не на чем...
   - Нет, это быстро не получится, а у меня времени в обрез.
   - Яблочный сок есть, - предложил Игнатий.
   - Это самое то, - одобрил Михаил Григорьевич. - Значит, так, - начал он разговор, попивая желтоватую терпкую жидкость, - теперь буду иметь дело только с тобой. Ко мне - ни ногой. С товаром будешь приходить в универмаг, сунешь его кассирше, скажешь: просили передать. Именно так, а не по другому. Никаких имен, фамилий ни-ни. Усек?
   - Не дурнее паровоза, - заносчиво отреагировал сторож. - "Просили передать" - и все дела.
   - За деньгами нарисуешься через неделю. Опять же подойдешь к кассирше и спросишь: передали? Она тебе молчком пакетик в зубы и бывай здоров. К кассе старайся подходить, когда рядом никого.
   - Соображу.
   - Это хорошо, что сообразительный, - заметил Кутяхин, - Губан тоже строил из себя сообразительного, а что вышло?
   - Не равняй, - Игнатий обидчиво швыркнул носом, - я всегда по понятиям, крысятничать не собираюсь.
   - Не заводись. Знаю: у тебя всегда по чесноку, потому и пришел. Все-таки нейдет у меня из головы Алехин. Темнит он что-то, или в самом деле ничего не нарыл и успокоился. Как появится на прииске, дай знать. Главное - постарайся узнать: зачем приезжал, что вынюхивает.
   - Постараюсь, глаз не спущу, - обнадежил сторож.
  
   Настроение у Михаила Григорьевича было приподнятым, когда на катере он возвращался в Казачинск. "Шут его знает, вполне вероятно, что раненько я забил тревогу. Мент есть мент, работа у него такая - всюду нос свой совать. Верно подмечено: у страха глаза велики. А мне-то, чего только в голову не приходило. Ноги делать собрался... Известно, лишних денег не бывает. Обидно будет лишиться такого хлебного места. Нет, - решил он, - погодить надо. Да и нервишки подлечить не мешает - уж слишком расшатались..."
   Приехав домой, Михаил Григорьевич первым делом осведомился у своей сожительницы, не появился ли Алехин и, может быть, ей стало известно что-либо о нем, где он находится и чем занимается.
   - Я думаю, Мишуля, что его сейчас больше всего интересуют дикие старатели, которых, говорят, поймали и отправили в Усть-Кут. Он наверняка тоже там и постарается вытрясти из них признания.
   - Пусть трясет, - небрежно проговорил Кутяхин, - со мной был связан один Губанов. Дурак, конечно, редкий, но будет молчать, потому как прекрасно понимает: сдаст меня - подпишет приговор себе, похлеще того, который ему корячится.
   - Считаешь, не расколется?
   - Можешь не сомневаться. Этого мечтателя маниловского толка я давно раскусил: ему своя шкура дороже.
   - И все же, Мишулик, мне как-то неспокойно, - капризно поджала губки Екатерина Борисовна.
   - Переволновались мы с тобой, Катюша, порядком и, сдается мне, зря. Посуди сама: если у Алехина имеется против нас мало-мальски серьезный компромат, то почему он до сих пор ничего не предпринял? Так у оперов не бывает. Разнюхали что-нибудь, мигом организуют обыск или повестку пришлют и пошла писать губерния... Выходит, нет у него ничего, что могло бы навредить нам. А подозревать можно кого угодно и сколько угодно - это у ментов в порядке вещей. И ничего тут не попишешь - такая у них работа.
   - Все-таки осторожность, Мишуля, не помешает.
   - Само собой, - с шутливой бодростью произнес Михаил Григорьевич, - будем постоянно начеку, как говорят пограничники.
   За вечерним чаем Кутяхин рассказал Гулимовой о своей поездке в Тухнук, о встрече с Игнатием и заключенной с ним договоренности.
   - Ты полностью ему доверяешь, не подведет? - спросила Екатерина Борисовна.
   - К сожалению, дорогая, во всем мире нет человека, которому можно было бы довериться полностью, - назидательно сказал главный инженер. Нам с тобой остается только надеяться на благополучный исход.
   - Надеюсь, условия остались те же?
   - Разумеется. Переплачивать не в моих правилах.
  

* * *

  
   На чем зиждился оптимизм Михаила Григорьевича, абсолютно уверенного, что Губанов не выдаст их, неизвестно. Во всяком случае, результаты допроса, о которых прожженный аферист, разумеется, ничего еще не знал, крепко пошатнули бы его апломб. Действительно, Пашка на первом же допросе начал ломать комедию, отрицая все и вся. Алехин дал ему выговориться, затем зачитал протоколы допросов Клыча и Вихляка, где они без утайки выложили всю подноготную об инициаторе ограбления старательской артели. Губан понял: запираться дальше не имеет смысла, и полностью признал свою вину. Он, также как и двое его сообщников, на вопрос "кто убил двух старателей?", назвал Чиху. Но когда капитан поинтересовался, в каких отношениях он находится с Кутяхиным, Пашка сделал вид, будто не понимает о чем идет речь, и очень смутился, когда тот назвал дни и часы, когда его видели в Тухнуке и Казачинске вместе с главным инженером техучастка.
   - Вот что, Губанов, - уясни для себя простую истину: перед тобой четкая альтернатива - говорить правду или продолжать лгать. Иными словами, либо я вешаю на тебя всех собак, либо даю реальную возможность существенно облегчить твое нынешнее положение. Поможешь следствию - постараюсь в пределах своих возможностей помочь тебе. Будешь и дальше валять Ваньку - пеняй на себя. Этот клубок я и сам смогу распутать. Правда, понадобится дополнительное время. Твои показания помогут мне сократить его. Ты прекрасно знаешь, что означает чистосердечное признание. По крайней мере, срок сам себе поможешь скостить.
   Пашка бросил затравленный взгляд на Алехина, с надрывом выдавил:
   - Дай слово, начальник, что не кинешь.
   - Не торгуйся, Губанов, не на базаре. Будешь говорить - говори, не будешь - обойдусь и без тебя.
   - Давай бумагу, изложу, - глухо выдавил Губан.
   Прочитав Пашкину исповедь, капитан удовлетворенно отметил:
   - Хорошо пишешь, Павел Захарович, тебе бы по литературной части пойти, а ты невесть чем занимаешься. Впрочем, еще не поздно - дерзай.
   - Смотри, начальник, обещал, - напомнил Пашка.
   - Есть у меня такая слабость, - улыбнулся Алехин, - коль дал слово - сдержу обязательно.
   То, что написал подследственный, вполне устраивало Виктора. Его даже немного удивила предельная откровенность, с какой Губан живописал преступную деятельность своих подельников. Словом, постарался, дабы заслужить снисхождение на предстоящем судебном процессе. Теперь капитану стало известно много такого о расхитителях золота, о чем он раньше мог только догадываться. В его картотеке появились новые имена. Причем некоторые из них никак не вписывались в криминальную среду, слыли вполне добропорядочными гражданами. Обрисовалась достаточно разветвленная сеть, нити от которой концентрировались в основном в одной точке. На схеме, вычерченной Алехиным, точка эта обозначала дом директора универмага Гулимовой. Новые данные позволяли без проволочек получить разрешение областного прокурора на обыск, но капитан посчитал такое мероприятие преждевременным. Вполне возможно, что в доме ничего криминального обнаружено не будет. Следовательно, не будет и причины для ареста подозреваемых. А это уже пахнет скандальным провалом всей операции. Больше того, Кутяхин и Гулимова наверняка не станут искушать судьбу и постараются скрыться. Допустить такое Алехин никак не мог. Именно поэтому он очень рассчитывал на "Троянского коня" - Алексея Сягина. Вместе они разработали план, который Алеше необходимо было осуществить, войдя в доверие к Кутяхину.
   Еще раньше до Виктора дошли слухи, будто бы Михаил Григорьевич подыскивает подходящего человека, способного быть охранником. Кого или что будет охранять этот человек, никто доподлинно не знал. Вспомнив об этом, он подумал, что если то, о чем поговаривали жители поселка, в действительности имеет место, игнорировать возможность сближения Кутяхина с Алексеем таким образом ни в коем случае нельзя. Виктор, не откладывая в долгий ящик, обговорил этот вариант с Сягиным и, заручившись его согласием, приступил к осуществлению своей задумки. Алексею была придумана легенда, подготовлены соответствующие документы. По ним он значился как бывший зэк, отсидевший срок за непредумышленное убийство. Будучи мастером спорта по дзюдо, он в случайной драке применил прием, от которого его противник скончался. После освобождения приехал домой в Иркутск, но невеста не дождалась, вышла замуж за другого. От спорта отлучили. Другой работы, чтобы безбедно жить, не нашлось. Друзья посоветовали попытать счастья на золотых приисках. Вот и приехал прощупать почву.
   Алексей поменял стрижку, одежду, стал носить солнцезащитные очки, памятуя о том, что кое-кто из Казачинска видел его среди участников экспедиции. Он поместился в одноместном номере поселковой гостиницы, свел знакомство с некоторыми работниками техучастка. Старательно изображал из себя этакого рубаху-парня, всегда готового заложить за воротник и потусоваться в веселой компании. Новоиспеченных приятелей Сягин нередко приглашал в местную забегаловку, где угощал их спиртным и в задушевной беседе изливал душу. Его "откровения" составили среди обывателей Казачинска мнение о нем, как о человеке, незаслуженно обиженном Законом. Еще больше заговорили о "бывшем зэке", когда он однажды, вмешавшись в пьяную драку, сумел утихомирить пятерых дюжих приисковиков, что-то не поделивших между собой.
  

* * *

  
   Утром в номер кто-то вкрадчиво постучал. Алексей открыл дверь и увидел перед собой мужчину средних лет со шрамом под левой бровью, от чего глаз незнакомца почти целиком был прикрыт опущенным веком.
   - Вам кого? - спросил он незнакомца.
   - Тебя, милок, кого ж еще, - бесцеремонно обронил кривой, - фамилия твоя Сягин?
   - Допустим, - насторожился парень.
   - Слыхал, работой интересуешься.
   - Допустим.
   - Чего ты заладил: допустим, допустим... Будешь в дверях держать или впустишь? А, может, опасаешься?
   - Ага, аж дрожу весь. Заходи.
   Кривой шагнул в номер, плотно прикрыл за собой дверь и, оглядевшись, сел на небольшой диванчик. Словно прицеливаясь одним глазом, заговорил:
   - Тебя ведь Алешкой зовут?
   - Алексеем Ивановичем.
   - Ну, так, так, а какая работа тебя интересует, чего делать-то умеешь?
   - Да ни хрена не умею! Устраивает? - вспылил Алексей.
   - Ерш, однако, - скорее одобрительно, чем с обидой произнес пришелец. - Игнатием Михайловичем меня зовут. Поговаривают, на прииск трудоустроиться желаешь.
   - Желаю.
   - Не получится, парень.
   - Это почему же?
   - По той самой причине, что биография у тебя подмоченная. Там золотишко добывают, таких, как ты, на пушечный выстрел не подпустят. Смекаешь?
   - А что же мне делать? С голоду что ли подыхать?
   Глаз у Игнатия повеселел:
   - Зачем в крайность впадать. Было бы желание, а работа всегда найдется. И пьян будешь, и нос в табаке...
   - Ты, папаша, как я понимаю, нанимать меня пришел?
   - Правильно понимаешь. Но так как личность ты для меня малоизвестная, хотелось бы узнать о тебе чуток побольше.
   - Автобиографию написать требуется? - Сягин вопросительно посмотрел на Игнатия.
   Тот отрицательно мотнул головой:
   - Нет. Канцелярщину разводить не будем. Расскажи о себе все, как на духу. Постарайся тухту не гнать - проверю.
   Алексей красочно изложил легенду, придуманную Алехиным. Игнатия она, по-видимому, удовлетворила.
   - Получается, по пьянке срок схлопотал, - посочувствовал он.
   - Кто же знал, что тот хмырь копыта откинет, - досадливо дернул плечом Сягин. - Пробовал отмазаться - куда там... Нашлись свидетели, на меня показали.
   - Ну, лады, - поднялся кривой, - побежал я. Денька через два заскочу, обговорим условия.
   Алексей, проводив неожиданного посетителя, достал из кармана куртки миниатюрный сотовый, выданный ему капитаном, набрал номер. Разговор с Алехиным был коротким.
   - Виктор Петрович, рыба клюнула, - сообщил он.
   - Добро. На днях приеду, - пообещал Алехин.
   Игнатий, как и обещал, явился через два дня вечером. Рассиживаться не стал, а сразу же предложил Сягину пойти с ним, как он выразился, к одним знакомым. На вопрос парня, что за знакомые, Кривой туманно ответил:
   - Хорошие люди, с работой тебе помогут.
   Подошли к двухэтажному особняку, высившемуся за высокой каменной оградой. Игнатий набрал код домофона на массивных стальных воротах, тоненько пискнул сигнал, и входная дверь плавно откатилась в сторону.
   - Капитально законопатились, - заметил Алексей.
   - Ты уж с хозяевами поаккуратней языком балаболь, - предостерег Кривой, - люди интеллигентные, могут не понять, и - гуляй, Алеша.
   - Не боись, не подведу.
   Михаил Григорьевич встретил пришедших у входа, цепким взглядом окинув Сягина, демонстрируя радушие, пригласил:
   - Заходите, заходите! Будьте как дома.
   В обширной, претенциозно обставленной прихожей он протянул Алексею руку:
   - Давайте знакомиться, юноша, хотя Игнатий Михайлович успел, наверно, порассказать обо мне.
   - О вас мы не говорили, - сказал Сягин.
   - Не успел, выходит. Ну-с, зовут меня Кутяхин Михаил Григорьевич, тружусь главным инженером в местном отделении, ведающем всякими скучными проблемами судоходства. Подробности вам вряд ли будут интересны. Наслышан о вас, наслышан. Игнаша озаботил меня вашими проблемами. Кстати, чего мы здесь стоим? Пройдемте ко мне в кабинет и все детально обсудим.
   Едва уселись в мягкие кресла, как в комнату без стука вошла Екатерина Борисовна, слегка кокетничая, бархатным голосом молодящейся женщины обратилась к сидящим:
   - Всем здравствуйте, надеюсь, не помешаю?
   Она посмотрела на Сягина, вставшего при ее появлении, слегка прищуренными, оттененными тушью глазами, мягко, кошачьим движением, коснувшись его пальцами, шутливо произнесла:
   - Сидите, сидите, молодой человек, что вы, в самом деле, как перед генералом...
   Михаил Григорьевич хохотнул и тут же, экспромтом, ввернул комплимент:
   - Что ты, Катенька, генерал - это мелочь, ты гораздо старше будешь.
   Гулимова недоуменно уставилась на него. Тут же, сообразив, что ляпнул невпопад, Кутяхин поправился:
   - Я имел в виду, старше по званию.
   Екатерина Борисовна деланно улыбнулась:
   - Ты, Миша, шутник самоучка у меня, однако. Я так понимаю, Игнатий Михайлович, - обратилась она к кривому сторожу, - это и есть тот молодой человек, которого вы нам рекомендовали?
   - Он самый, - подтвердил сторож.
   - Вы уже объяснили ему, что будет вменяться в его обязанности?
   - Нет, Катюша, - вмешался Михаил Григорьевич, - мы его сюда для этого и пригласили.
   - Что ж, будем знакомиться, - хозяйка повернулась к Сягину, устремив на него томный, обволакивающий взгляд. - Прежде всего, как вас зовут, величают.
   - Алексей Ива..., можно просто Алексей.
   - У нас, Алексей, - легко перейдя на "ты", начала беседу Екатерина Борисовна, - как ты, вероятно, успел заметить, хозяйство большое, живем не бедно. Время же сейчас, сам знаешь, очень неспокойное. На милицию рассчитывать, по меньшей мере, смешно. Естественно, что при нынешнем криминальном разгуле мы опасаемся не только за свое имущество, но и за самих себя. Короче, нам нужен надежный охранник и, соответственно, телохранитель. Выбор наш пал на тебя. Правда, о тебе мы знаем пока очень мало, но, надеюсь, что ты окажешься честным, порядочным, а главное - преданным человеком. Мы эти качества ценим больше всего и, в свою очередь, постараемся, можешь быть уверен, не остаться в долгу. Жить и питаться, разумеется, будешь у нас. В отношении оплаты, думаю, не больше тысячи для начала, а там посмотрим. Ты как считаешь, Миша?
   - Полностью с тобой согласен, Катюша, - важно ответствовал Кутяхин.
   - Подождите, почему всего штуку, не понял? - артистично разыграл удивление Сягин.
   Гулимова рассыпалась горловым смешком:
   - Какой же ты наивный, Алексей. Тысяча - это тысяча долларов.
   - Если так, то сойдет, - удовлетворенно кивнул Сягин.
   Поговорив еще немного, перешли в столовую. Стол был уже сервирован для ужина. Кушанья подавала Степанида, молчаливая юркая старушенция лет шестидесяти с небольшим, с бегающими мышиными глазками. По тому, что ели и пили хозяева особняка, новоиспеченный телохранитель убедился: жили они действительно не бедно. Первый тост подняли за Алексея, пожелав ему всяческих успехов на новом поприще. За ужином он не раз ловил на себе пристальный, изучающий взгляд Екатерины Борисовны. Старался держаться просто, поменьше говорить, боясь каким-нибудь необдуманным откровением насторожить хозяев. В общей беседе затрагивались разные темы, но преобладала в основном поселковая обыденщина. В течение, всей этой, усыпляющей бдительность говорильни, Сягину внезапно задавали вопросы, ничего общего не имеющие с только что активно муссируемой темой. "Подлавливают, сволочи", - понимал Алексей, но с самым простодушным видом, как ни в чем не бывало, продолжал отвечать на них. Он даже позволял себе пошутить иногда, чтобы не выдать, сковывавшего его психологического напряжения.
   - Алексей - звучит как-то слишком официально, не по-домашнему, - заметила Екатерина Борисовна. - Не возражаете, - она игриво посмотрела на Сягина, - если я буду называть вас просто Алеша?
   - Да по мне, хоть поленом, - беспечно обронил тот, - лишь бы в печь не клали.
   - Оригинально, - мелко захихикал, больше молчавший до этого Игнатий.
   За окном основательно сгустились сумерки. Михаил Григорьевич, посмотрев на часы, сказал сторожу:
   - Давай, Игнаша, отправляйся к своей зазнобе. Надеюсь, ты в норме, дойдешь самостоятельно, или дать тебе Алексея в провожатые?
   - И то сказать, пора, - пьяно икнув, согласно кивнул Игнатий. - Я, Михайло Григорьичь могу выпить еще столько, опосля добавить полстолько и - ни в одном глазу, - хвастливо заверил он.
   - Расхорохорился, Дон-Жуан доморощенный, - фыркнула Гулимова.
   - Не сомневайтесь, Катерина Борисовна, сам, может, не дойду, ноги сами куда надо приведут, - сторож многозначительно захихикал и направился к выходу.
   - На приисковый катер не опоздал бы, олух царя Гороха, ему завтра на дежурство заступать, - обеспокоился Кутяхин.
   Сягину хозяева показали его комнату, пожелали спокойной ночи.
  
   Все последующие дни недели Алексей, не выходя, провел в доме директора универмага. За это время он изучил расположение всех семи комнат, обошел двор с немногочисленными хозяйственными постройками. В гараже его внимание привлек новехонький японский внедорожник "Ленд-Крузер". Ему ни разу не довелось видеть, чтобы кто-нибудь из хозяев выезжал на нем. За Сягиным, пока он обследовал достаточно обширную территорию особняка, неотступно следовал здоровенный дворник с тупой скуластой физиономией, сонным, безучастным взглядом бесцветных, водянистых глаз. Алексей попробовал с ним заговорить, но мужик, замотав головой, показал на ухо, давая понять, что плохо слышит. Степанида с утра до вечера крутилась по дому, и куда бы молодой охранник не заходил, всюду мышиные глазки внимательно следили за ним. Старуха выполняла обязанности кухарки и домохозяйки и очень редко отлучалась в поселок. В основном это происходило в воскресные дни или по вечерам, когда хозяева находились дома. Словоохотливостью она не отличалась, Что для ее возраста было не типично, однако с Алексеем вела себя предупредительно, если обращалась к нему с какой-либо просьбой, никогда не называла по имени, а говорила обычно "милок" или вообще обходилась безличным оборотом речи. Уборкой комнат занимались две дебелые девицы, приходившие обычно по субботам. Руководила ими сама Екатерина Борисовна, очень боявшаяся, как бы не слишком поворотливые уборщицы не кокнули какую-нибудь редкую вещицу.
   Приехал Алехин. Созвонившись с ним, Алексей вкратце рассказал о том, что произошло за время пребывания его в логове расхитителей золота. Договорились о встрече у заброшенного каменного карьера. В назначенный день Сягин отправился туда пешком, приняв меры предосторожности от возможной слежки за собой. Придя раньше условленного времени, он, укрывшись за бугром, с полчаса наблюдал за разбитой, заросшей травой дорогой, по которой уже давно никто не ездил. Вскоре он увидел знакомый милицейский УАЗик. С трудом преодолевая глубокие рытвины, машина медленно приближалась. За рулем сидел Алехин. Легко, пружинисто выскочив из кабины, капитан направился к Сягину. Не удержавшись, обнял парня, прочувствованно заговорил:
   - Какой же ты все-таки молодчина, Алешка! Честно говоря, не очень-то я верил, что ты так скоро войдешь в доверие к этим махинаторам.
   - А мне вот до сих пор не верится. Какое к черту доверие, если сами они и их прислуга глаз с меня не спускают, - высказал опасение Алексей.
   - То, что они оставили тебя в доме в качестве охранника и даже телохранителя - это здорово. А почему слежку за тобой установили, так иначе и быть не могло. Ты для них пока темная лошадка. Когда эти волки убедятся, что ты тоже живешь по волчьим законам, отношение к тебе в корне изменится. Иными словами, ты должен совершить такой поступок, после которого они уверятся в твоей преданности, и окончательно будут считать тебя своим.
   - Они такое испытание для меня придумают, что ни в какие ворота, - огорченно предположил Сягин.
   - Не исключено, - согласился Виктор, - поэтому постараемся упредить их.
   Для начала капитан счел не лишним слегка пощекотать нервишки у Михаила Григорьевича, чтобы, как он выразился, фигурант не очень расслаблялся и в то же время укрепился мыслями в своей неуязвимости. Больше всего, и Алехин не сомневался в этом, главный инженер боялся, как бы Губан не выдал его. Он считал необходимым убедить Кутяхина в обратном и как можно скорее. "Иначе эта продувная бестия, - подумал Виктор, - с перепугу может и деру дать." Откладывать в долгий ящик не стал и на другой день отправился в техучасток. Там он переговорил с несколькими работниками о недавнем происшествии на нефтебазе, где обнаружилось хищение дизельного топлива. И хотя злоумышленников на днях задержали, повод для опроса людей в связи с имевшим место инцидентом ни у кого не вызвал удивления. Здесь, как бы случайно, Алехин встретился с Кутяхиным. Капитан приветливо поздоровался с ним, спросил: не может ли он уделить ему минутку. Главный инженер расплылся подобострастной улыбкой:
   - Чем могу служить, Виктор Петрович? Давненько вас не было видно, не прихворнули часом?
   - Какое там, - сокрушенно махнул рукой Алехин, - нашему брату и поболеть-то некогда. Дел сверх головы навалилось. Вы, Михаил Григорьевич, наверняка уже слышали про грабителей. Ну, тех, что двух артельщиков убили.
   - Как же, как же, даже не верится, что такое могло случиться.
   - Они сейчас под следствием, дают показания.
   - Надеюсь, признались стервецы? - под маской праздного любопытства капитан почувствовал, как напрягся главный инженер, ожидая ответа.
   - А куда им было деваться, - усмехнулся он, - улики-то все налицо - раскололись, понятно. Только, сдается мне, к этому делу примешан еще кто-то. Но в один голос утверждают, действовали без наводки. Кстати, вы не были знакомы с Павлом Губановым?
   - С Губановым, с Губановым..., - фальшиво закатил глаза Кутяхин. - Нет, не припомню, а кто это?
   - Главарь шайки, которую мы задержали.
   - Разумеется, не знаком. Что у меня могло быть с ним общего..., - Михаил Григорьевич изобразил на лице презрительную гримасу.
   - Я так и думал, - досадливо сказал капитан. - Сколько раз зарекался не придавать серьезного значения ОБС.
   - Что означает ОБС? - недоуменно спросил Кутяхин.
   - Аббревиатура. Расшифровывается - одна бабка сказала, - рассмеялся Виктор.
   Главный инженер вторил ему сиплым баском, всем видом показывая, что по достоинству оценил шутку начальника милиции. Кончив смеяться, он озабоченно посмотрев на Алехина, заторопился:
   - Побегу, Виктор Петрович, как ни приятно было с вами разговаривать, но, извините, - дела...
   Капитан, приветливо кивнув ему, быстрым шагом направился в противоположную сторону.

ГЛАВА 13.

   После разговора с начальником милиции Михаил Григорьевич раньше обычного пришел домой. Выглядел он настолько удрученным, что встретивший его во дворе Сягин счел нужным спросить у хозяина, не случилось ли чего.
   - Нет, нет, Алеша, все в порядке, вымученно скривил рот в улыбке Кутяхин, - притомился малость, пойду полежу немного.
   Он прошел в кабинет и, плотно притворив дверь, торопливо достал из кармана мобильник. Набрав номер Гулимовой и, услышав ее голос, приглушенно сказал:
   - Катюша, необходимо срочно кое-что обсудить. Приходи скорее - жду.
   "Что еще стряслось", - обеспокоено подумала Екатерина Борисовна и тотчас поспешила домой. Сожитель с нетерпением поджидал ее, и едва она появилась, взволнованно стал рассказывать о своей встрече с Алехиным.
   Внимательно выслушав его, Гулимова недоуменно пожала плечами:
   - Ну и что ты так всполошился, Миша? Если я правильно тебя поняла, у нашего мента нет ничего такого, что могло бы всерьез насторожить нас.
   - А зачем он тогда спросил: знаком ли я с Губановым?
   - Но ведь ты не раз привозил его на катере в Казачинск и это видели многие. Почему они не могли подумать, что вы знакомы? Ничего удивительного нет и в том, что это стало известно Алехину. Недаром говорят, земля слухами полнится.
   - Да, но это ведомственный катер, и я кого попало на него не беру, - резонно заметил Кутяхин, - а тут получается - сделал исключение. Не для кого-нибудь, для преступника Губанова. Опять же возникает вопрос - почему?
   - Как ты любишь все усложнять, Мишуля. Во-первых, у него на лбу не написано, что он преступник, во-вторых, если человеку срочно понадобилось попасть в Казачинск, и он обратился к тебе с просьбой, на которую ты, войдя в его положение, не мог ответить отказом, характеризует тебя совсем не с плохой стороны.
   - Ты думаешь?- Михаил Григорьевич несколько успокоился.
   - Конечно же! Больше того, уверена, наш мент думает также.
   - А ведь ты, пожалуй, права, Катруся, - повеселел старший инженер. - Нервы, понимаешь, ни к черту, отсюда и тарабарщина всякая в голову лезет. Так и тянет свалить отсюда, но после циклона и очистки селевых наносов на Кихте, золото буквально поперло на прииске. Такие возможности открываются, дух захватывает. Обидно упускать их.
   - Над головой пока не каплет, так и сиди на месте. Когда жареным запахнет, искушать судьбу не станем, уедем сразу же, - рассудила Екатерина Борисовна.
   - Боюсь, Катюша, как бы потом поздно не было.
   - Риск, безусловно, есть, - согласилась Гулимова, - но..., - она задорно тряхнула модной прической, - трус в карты не играет.
   Довольные друг другом, сожители вышли в гостиную, хозяйка сказала Алексею, смотревшему какой-то фильм по телевизору, чтобы он велел Степаниде подавать ужин.
  
   Утром, когда Кутяхин с Гулимовой ушли на работу, Алексей, уединившись в своей комнате, позвонил Алехину и вкратце рассказал ему о вчерашнем необычном поведении хозяев. В ответ Виктор довольно произнес: "Отлично! Выходит, лед тронулся, господа присяжные заседатели". То ли еще увидишь, Алексей свет Иванович, так что смотри там в оба". Сягину стало ясно: капитан успел-таки подбросить Михаилу Григорьевичу пищу для размышлений. Теперь червячок сомнения будет терзать его постоянно и, вполне возможно, может подвигнуть мнительного жулика на опрометчивый поступок. Этот момент ни в коем случае нельзя упуститьить.
   Несмотря на кажущуюся логичность рассуждений Екатерины Борисовны, ей не удалось полностью убедить, главное - успокоить сожителя. Отъявленный мошенник со стажем, он прекрасно понимал: достаточно одной нелепой случайности и весь карточный домик, построенный на многочисленных махинациях, рухнет в одночасье. Нетрудно представить последствия такого краха.
   Несколько дней Михаил Григорьевич крепился, стараясь подавить в себе, ставшее маниакальным, чувство неуверенности в завтрашнем дне. "Так недолго и свихнуться", - подумал он однажды и, проигнорировав осторожность, отправился в Тухнук посоветоваться с Игнатием. Алексея на всякий случай решил прихватить с собой. Пока плыли на катере, Кутяхина одолевала назойливая мысль: правильно ли он поступает, отправляясь на встречу со сторожем. "В конце концов, - оправдывал он себя, - надо же с кем-нибудь посоветоваться. Лучше всего - с Игнашей. Этот кривой прохиндей в таких вопросах большой дока".
   Игнатий удивился и в тоже время насторожился, когда к нему нагрянули Кутяхин со своим телохранителем. Однако, узнав причину прихода главного инженера, облегченно перевел дух:
   - Фу, напугал же ты меня Михайло Григорьич. Грешным делом подумал: не стряслось ли чего.
   - Пока нет, за дальнейшее поручиться не могу, - нахмурился Кутяхин и -Сягину: - Побудь, пока мы беседуем, во дворе. Принесет еще кого-нибудь нелегкая.
   Выложив сторожу свои опасения, обострившиеся у него после встречи с Алехиным, Михаил Григорьевич пытливо уставился на Игнатия, ожидая, что он скажет по этому поводу. Кривой помолчал немного, переваривая полученную информацию, задумчиво заговорил скупыми, отрывистыми фразами, словно спотыкаясь о мысли, рождающиеся в голове:
   - Н-да, при таком повороте всякое в башку полезет. Мент, козе понятно, прощупать тебя хочет. Играет покуда, как кот с мышью. Поди пойми: знает он чего или догадки строит? Я породу эту хорошо изучил. Сразу тебя к ногтю не приставил, значит, чего-то еще не стыкуется. Может случиться, и не дознается, а ну как наоборот? Тут на авось надеяться нельзя.
   - Ходишь ты, Игнаша, все вокруг да около, - потерял терпение Кутяхин, - скажи лучше, что мне делать?
   - Почему тебе?- возразил Кривой, - всем нам сообща выходить из положения надо. И чем скорей, тем лучше. Мой совет такой: самое время избавиться от мента.
   - Каким образом? - округлил глаза Михаил Григорьевич.
   - Да каким хошь. Способов разных тьма. Тонкость в другом: следует так исхитриться, чтобы комар носа не подточил.
   - Убить предлагаешь, что ли?! - испуганно выдохнул Кутяхин.
   А хотя бы и так - другого пути, Михайло Григорьич, не вижу, - развел руками Игнатий. - Посуди сам: нынешний ментовский начальник - мужик въедливый, клещом впился. Не отступит, пока все по полочкам не разложит. Дать на лапу - чревато. Может и не взять. Тогда что?
   - Что? - напрягся Кутяхин.
   - Сухари суши, вот что! - грубо отрубил Кривой.
   От этих слов будто ледяным ветром пронизало главного инженера, он даже голову втянул в плечи.
   - Неужели все так серьезно? - он с надеждой посмотрел на сторожа, ожидая слов утешения. Но Игнатий утешать и тем более обнадеживать не собирался. Теперь его занимало одно - собственная безопасность. В отличие от Кутяхина он не питал иллюзий относительно того, что, может быть, все еще образуется. За ним было столько всего, что рассчитывать на благоприятный исход не приходилось. Поэтому, когда Кривой снова заговорил, в его словах зазвучал металл.
   - Алехин паутину вокруг нас плетет. Скоро в ней наподобие мух задергаемся. Конец только один может получиться: Либо он нам кислород перекроет, либо мы его ногами вперед спровадим. Такая вот, Михайло Григорьич, петрушка получается. Тут кто проворней окажется, тот и в дамки пройдет. Теперь действовать надо, а не балясы точить.
   - Я не знаю, - неуверенно сказал Кутяхин, - может, лучше подождать немного...
   - Фу ты, снова да ладом! - в сердцах бросил Игнатий. - Я ему про Фому талдычу, он мне про Ерему. Смотри, как знаешь, Григорьич, хозяин-барин, меня ж уволь, дожидаться, когда на кичу упекут, не стану. Сам об себе заботу проявлю.
   - Постой, Игнаша, не гони волну, скажи толком, как ты мыслишь убрать Алехина?
   - Об этом и надо говорить, а не полоскать языком попусту, - обиженно проворчал сторож. - Надежней всего - аккуратно подстрелить, и все дела.
   - Для этого особый человек нужен, оружие соответствующее опять же, - заметил главный инженер.
   - Про что я и говорю, - оживился Кривой, - дробовиком здесь не обойдешься. Есть у меня для такого случая пятизарядная мелкашка с оптическим прицелом. Пукает тихо, без глушака можно обойтись.
   - А если мента только ранит, такой хипишь подымется, ноги не успеем унести. Он уж точно в первую очередь нас заподозрит, - опасливо предположил Кутяхин. - Киллера здесь тоже не сразу да не вдруг сыщешь. Не в Иркутск же за ним, в самом деле, ехать.
   - За киллером дело не станет, - прищурил здоровый глаз Игнатий. - Конечно, в Иркутске сыскать доброхота можно, но сколько это время займет... Не знаю как ты, Григорьич, а я бы такому наймиту не доверился. Вполне может статься, бабки слупит и - в кусты. Лучше уж своими силами обойтись.
   - Наши силы на данный период - ты да я, - невесело усмехнулся Михаил Григорьевич. - На меня рассчитывать - все равно, что на весенний лед, стрелок я аховый... Алексея пока до конца не изучил, неизвестно, какой он фортель может выкинуть.
   - Резину нам тянуть, сам понимаешь, нельзя, так что этим вопросом самолично займусь, - решительно заявил Кривой.
   - Побойся бога, Игнаша, с твоими-то глазами, - усомнился Кутяхин.
   - Не сомневайся, - горделиво приосанился сторож, - у меня хоть и один здоровый глаз, зато - ватерпас. Так проверну, комар носа не подточит. Да и дешевле намного обойдется.
   - В каком смысле? - не понял Михаил Григорьевич.
   - В самом прямом. Ты, небось, подумал: за здорово живешь я на мокруху пойду? Нет, дорогой, сейчас и свинья даром не хрюкнет. Всего за лимон деревянных берусь, для тебя это капля в море. Я тебе килограмм песка за сто кусков таскаю. С народом рассчитаюсь - у самого меньше половины остается. У тебя навар намного богаче получается. Так-то вот... Коли несогласный, выкарабкивайся, как сможешь. А о себе я сам позабочусь.
   - Не заводись, Игнаша, ты пока что моего отказа не слышал. Считаю, вопрос мы решили: лимон так лимон. Меня не провожай - вдвоем нам светиться ни к чему.
   До катера шли молча. Кутяхин, находясь под впечатлением разговора с Кривым, поминутно тяжело вздыхал, дергая при этом головой так, словно отгонял назойливую муху. Сягин шел на шаг позади, насвистывая какой-то веселый мотивчик. Перед тем как подняться на катер, он спросил:
   - Какие-нибудь проблемы, Михаил Григорьевич? Моя помощь не потребуется?
   Главный инженер посмотрел на него отсутствующим взглядом, поспешно пробормотал:
   - Все в порядке, Алеша, так, пустяки, о своем задумался, не обращай внимания.
   Дома их встретила обеспокоенная долгим отсутствием Мишули, Гулимова. Из-за ее плеча выглядывали мышиные глазки Степаниды.
   - Где ты пропадал? - подступилась к сожителю Екатерина Борисовна. - Звонила на работу, там сказали: уплыл на катере, а куда - неизвестно. Зачем-то мобильный телефон отключил. Я тут с ума схожу, невесть что подумала...
   - В Тухнук мы с Алешей смотались. Обстоятельства сложились таким образом, Катюша, что поездка была просто необходима.
   - Это связано с работой?
   - Можно сказать и так. Поговорим об этом позже, хорошо? А сейчас нам бы с Алексеем поесть чего, с утра ни маковой росинки.
   - Ужин готов, - обронила Степанида.
   - Можешь подавать, - распорядилась Екатерина Борисовна, - а вы, мужички, живо руки мыть и за стол.
   После ужина хозяева уединились в спальне. Сягин пошел к себе, включил телевизор и позвонил Алехину. "Надо срочно поговорить", - сказал он капитану. Условились встретиться в полдень на прежнем месте. Тем временем между хозяевами состоялся следующий разговор:
   - Ты что, Михаил, спятил совсем! Зачем тебя нелегкая в Тухнук понесла? Ведь мы же договорились с тобой, что ты пока туда ни ногой, - возмущенно выговаривала она.
   Кутяхин оправдывался, стараясь говорить как можно убедительней. Он подробно рассказал о своем разговоре с Игнатием.
   Гулимова задумчиво молчала, мысленно переваривая сказанное Михаилом Григорьевичем.
   - Знаешь, Миша, - сказала она, - пожалуй, прав Игнатий. Допустим, Алехину не удастся узнать ничего конкретного, но жить в постоянном страхе невозможно, так и в психушку угодить недолго.
  

* * *

  
   К назначенному часу Сягин подошел к карьеру. Здесь его дожидался Виктор.
   - Я сегодня, как видишь, без машины, Лишние пересуды - куда, да зачем поехал? - считаю, ни к чему. Народ здесь глазастый, все подмечает. Давай выкладывай, какая такая у тебя срочность.
   Алексей стал рассказывать о поездке Кутяхина в Тухнук, о его встрече там с Игнатием. Он описал состояние, в каком находился главный инженер после разговора с кривым.
   - Подозреваю, пакость какую-то затевают, сволочи, - выразил опасение Сягин.
   - Неплохо бы узнать какую, - нахмурился Алехин. - Во всяком случае, развязка, полагаю, наступит скорее, чем я предполагал. Может, это и к лучшему. А за кривым сторожем необходимо последить - весьма темная личность. Постараюсь сделать это так, чтобы не вспугнуть его раньше времени. Твоя задача, Алеша, прежняя: глаз да глаз за "сладкой" парочкой.
  
   К причалу Казачинского техучастка подошел земснаряд "Ленский-4". Ему предстояло расширить и углубить фарватер на Шичихе. В сообщении, переданном в бассейновое управление начальником русловой экспедиции Щенниковым, в частности говорилось, что в процессе изысканий найдено место для зимнего отстоя флота, отвечающее всем необходимым требованиям. В связи с этим командиру земснаряда предписывалось начать работы на Черном озере. После недавнего мощного циклона обстановка в районе предстоящих работ оставалась не совсем ясной. Чтобы иметь о ней более точное представление, в техучасток вызвали единственного на Шичихе бакенщика.
   Юркая дюралька Якова ткнулась носом в прибрежный песок рядом с брандвахтой, около которой остановился "Ленский-4". Крупная собака - помесь лайки с дворняжкой - приготовилась, было, спрыгнуть на берег, но бакенщик строго прикрикнул:
   - Трезор, на место! Охранять!
   Умный пес послушно лег на широкую носовую плоскость, навострив уши, стал наблюдать за хозяином. Яков, увидев у причала группу людей, среди которых были знакомые ему работники техучастка, направился к ним.
   - А вот и Яков Тимофеевич! - показывая на бакенщика громко произнес Кутяхин.
   Командир земснаряда, грузный с покатыми плечами мужчина, пожимая подошедшему руку, сказал, заглядывая ему в глаза:
   - Здорово, Яша, не признаешь что ли.
   - Погоди, погоди, - бакенщик неуверенно улыбаясь, вглядывался в широкое с редкими оспинами лицо речника. - Никак, Андрюха?
   - Точно! Узнал-таки, - загудел грузный. - Пожалуй, лет пятнадцать не виделись.
   - Не меньше, - согласился Яков. - Тебя, чертилу, не узнать, порядком раздобрел.
   - А ты все такой же живчик, только усами, гляжу, обзавелся, - радостно гудел Андрюха. - На одной парте сидели, а после в речное вместе подались, - пояснил он стоящим вокруг работникам техучастка. - Ладно, Яша, еще успеем наговориться. Ты ведь, я так понимаю, с нами на Шичиху пойдешь.
   - Да мне, Андрюша, наверно, своим ходом придется. У меня лодка здесь, собака опять же...
   - Ты это брось! - рявкнул командир, - Для лодки у нас место найдется, кабыздох твой тоже в обиде не будет. В общем, поступаешь в мое распоряжение. Усек, живчик усатый?
   Яков развел руками, давая понять окружающим, что спорить с громогласным однокашником не имеет смысла. И тут его взгляд упал на стоящего поодаль Сягина, которого Михаил Григорьевич все чаще стал брать с собой. Несмотря на темные очки - Алексей носил их теперь постоянно - бакенщик узнал его. Он поспешил к парню и, стукнув его ладонью по плечу, воскликнул:
   - Алешка, привет! А где остальные?
   - Яков Тимофеевич, - быстро зашептал Сягин, - вы меня не знаете, Так надо, потом объясню.
   И громко, чтобы слышали все:
   - Обознался, дядя, наверно, на твоего знакомого похожу, что ж, бывает.
   Яков, что-то сообразив, всплеснул руками:
   - Фу ты! в самом деле, обознался. Алешка - тот повыше будет. Ты уж прости, милок.
   - Да ладно, бывает...
   У главного инженера, наблюдавшего эту сцену, внутри словно оборвалось что-то. "Неужели с телохранителем обмишулился!" - с ужасом подумал он. Мысли замельтешили в суматошном хороводе: "А вдруг подстава? Нет, не может быть. Откуда бакенщик мог знать Алексея. Вполне мог и ошибиться, а если нет? Рекомендовал его Игнатий, у того глаз наметанный. Вот ведь еще незадача! Сто раз права Катюша: пора мне действительно показаться психоневрологу. Все признаки паранойи налицо". Чтобы как-то успокоить себя Кутяхин, подойдя к Алексею, небрежно поинтересовался:
   - Давно знаком с Яковом Тимофеевичем?
   - А кто это? - недоумение на лице Сягина было настолько естественным, что Михаил Григорьевич поколебался в своем подозрении.
   - С бакенщиком, который к тебе подходил, имя твое назвал, - сказал он, пытливо посмотрев на своего телохранителя.
   - Никогда раньше не видел. Видать, за другого меня принял. Когда по имени назвал, я подумал, из местных кто. Хотя здесь знакомых у меня - кот наплакал. А этого усатого чудака первый раз вижу.
   Вечером, выбрав время, Алексей позвонил Алехину, сообщил ему о неприятном инциденте.
   - Прокол по моей вине, - признался Виктор, - но всего не предусмотришь. В общем, страшного ничего нет. Фигурант в некотором смятении, догадки разные строит, а до истины хрен докопается - мозги не те.
   Кутяхин рассказал Екатерине Борисовне о случае на причале. Гулимова посмеялась над его опасениями, сказав, что у всяких домыслов должен быть хоть какой-то предел.
   - В твоих рассуждениях, Мишуля, отсутствует элементарная логика, попеняла она сожителю, - Алеша, прежде чем приехать сюда, находился в заключении. Там он никак не мог познакомиться с твоим бакенщиком по простой причине: тот никогда не отбывал срок.
   - Никогда, - подтвердил Михаил Григорьевич.
   - Следовательно, дорогой, предположения твои ни на чем не основаны и тогда, извини, напрашивается вопрос: не поехала ли у моего Мишулика крыша? В самом деле, постарайся держать себя в руках, иначе бог знает до чего можно дойти.
  
   Зазнобу Игнатия Алевтину Казачинские мужики долгое время знали как непревзойденную мастерицу самогоноварения, у которой в любое время суток можно было разжиться крепчайшим зельем по сходной цене. Лет десять назад милиция добралась-таки до нее. Пришлось предприимчивой женщине на два с половиной года покинуть родные пенаты. Зато в ИТК общего режима освоила она полезную профессию швеи-мотористки. Кто из товарок-заключенных надоумил ее заняться прибыльным бизнесом, неизвестно. Во всяком случае, выйдя на свободу, Алевтина за швейную машинку больше не садилась. Поназанимав у знакомых денег, она отправилась в шуб-тур за товаром в солнечную Грецию. Поездка оказалась на редкость удачной. Вырученной суммы хватило ей не только рассчитаться с долгами, но и совершить очередной вояж, на этот раз в Китай. В Поднебесной дешевизна ширпотреба поразила Алевтину, и она до отказа набила всякой всячиной две вместительные полосатые сумки. Кто-то из челноков посоветовал нанять автобус от Благовещенска до Белогорска. Дешевле, мол, обойдется. Эту поездку Алевтина до конца своих дней не забудет. Ночью переехали по гулкому мосту Зею, и автобус вскоре остановился. Дорогу перегородил какой-то грузовик с кузовом под брезентовым верхом. Сонные пассажиры автобуса не успели опомниться, как в салон вошли несколько человек в масках, вооруженных пистолетами.
   - Сидеть тихо и не дергаться, если жизнь дорога! - угрожающе произнес кто-то из грабителей.
   Дальше все произошло в считанные минуты. Пока одни бандиты выносили сумки с товаром, другие сноровисто обыскивали оцепеневших от страха пассажиров, изымая деньги и драгоценности. Взревел мотор грузовика, кто-то из бандитов предупредил водителя автобуса:
   - Тронешься через полчаса и ни минутой раньше! Понял?
   Водитель молча кивнул.
   Приехав домой, бывшая самогонщица несколько дней находилась в стрессовом состоянии. Выручил Игнатий, с которым ее познакомила как-то подруга. Он дал ей в долг довольно приличную сумму. После, бывая в Казачинске, стал захаживать к одинокой женщине, оставаясь ночевать. Муж ушел от Алевтины давно. Спустя полтора года после свадьбы он завербовался на Север и исчез навсегда. Однажды Кривой попросил свою пассию сходить к одному своему знакомому и, назвав себя, забрать у него пакетик. С той поры Алевтина постоянно стала приносить Игнатию пакетики от разных его знакомых. Пришло время, когда убедившись в ее преданности, сторож открыл любовнице тайну этих пакетиков. Он вручил ей пачку крупных денежных купюр, сказав при этом, что прежний долг она уже отработала. Легкий заработок очень понравился женщине. Теперь отпала необходимость мотаться невесть куда, а главное - никакого риска. По крайней мере, так ей казалось. Вот почему новое поручение Кривого бывшая самогонщица посчитала и вовсе пустяшным. Она должна была последить за начальником Казачинского отделения милиции, узнать в какое время он уходит на работу, когда возвращается и каким путем обычно следует. Поручение Алевтину не удивило. Она подумала, что Игнатию необходимо о чем-то поговорить с Алехиным с глазу на глаз, без свидетелей, и даже предположила о чем пойдет речь: "Наверно, предложит менту взятку, чтобы приручить его".
  
   Сержант Щербак, которому Алехин поручил "пасти" Кривого, переодевшись в штатский костюм, скрытно вел наблюдение за сторожем. Ничего такого, что могло бы насторожить его, он за своим подопечным не замечал. Так продолжалось до тех пор, пока однажды Игнатий на рейсовом катере не отправился в Казачинск. Там он сразу же пошел в универмаг. Щербак успел заметить, как кривой сунул кассирше какой-то пакет и что-то при этом коротко произнес. Что именно - сержант не расслышал. Кассирша же взамен отсчитала ему как бы сдачу. Сторож, не пересчитывая, сунул деньги в карман и торопливо направился к выходу. Затем он зашел в продуктовый магазин, где купил бутылку дорогого марочного коньяка, коробку шоколадных конфет. Далее Кривой направился к дому, в котором проживала Алевтина Стачкова. У нее он находился до утра следующего дня, после чего на теплоходе вернулся в Тухнук.
   Когда Щербак сообщил об этом капитану, тот удовлетворенно произнес:
   - Что-то подобное я предполагал. Теперь картина окончательно начинает проясняться. Порадовал ты меня, сержант, ох как порадовал! Продолжай наблюдение. Заодно срочно прокачай эту Стачкову. Все данные о ней - мне на стол.
   Из второго сообщения, полученного Алехиным в этот день явствовало, что русловая экспедиция прибудет в Казачинск на неделю раньше намеченного срока. Это никак не входило в его планы. Виктор отчетливо сознавал: его затея с внедрением в дом Гулимовой Сягина, может провалиться из-за глупой случайности. Не исключено, что кто-нибудь из изыскателей, случайно увидев Алексея, заговорит с ним и, сам того не сознавая, выдаст мнимого телохранителя с потрохами. Этого Алехин боялся больше всего. Произойди такое, и задача по разоблачению расхитителей золота намного усложнится. Можно было, конечно, связаться с нчальником экспедиции по рации, но Виктор не был уверен, что Щенников поймет его так, как надо. Нет, рисковать он не хотел, поэтому прикинув все за и против, решил действовать по другому.
   Еще не наступил рассвет, когда милицейский катер отошел от причала и на полном ходу пошел вниз по Лене. В нем находились начальник Казачинсого РОВД и старшина Чубакин. Поздним вечером, когда отгорел закат над вершинами лесистых сопок, впереди показались сигнальные огни "Буруна", идущего навстречу. Кубыка, вглядевшись во встречное суденышко и узнав его, сказал стоявшему рядом Щенникову:
   - Наш, из Казачинской ментовки.
   Катер с голубой полосой развернулся и прерывисто просигналил сиреной.
   - С нами потолковать хотят, - понял моторист и сбавил ход.
   Оба судна поравнялись бортами, и Виктор легко перепрыгнул на "Бурун". Поздоровавшись с изыскателями, он попросил их спуститься в салон. Не вдаваясь в подробности, он рассказал о той роли, какую приходится играть Алексею, чтобы разоблачить преступную группировку.
   - Надеюсь, всем понятно: пока вы будете находиться в Казачинске, Алеша для вас - совершенно незнакомый человек.
   - Чего ж тут непонятного, считайте, договорились, - ответил за всех Василий Макарович.
   Милицейский катер, вспенивая за кормой воду, быстро стал уходить вперед.
   - Новье, не чета нашему старичку, - проводив его завистливым взглядом, - проговорил Семен.
   - По всему видно, толковый парень, - выразил мнение об Алехине Василий Макарович.
   - Поголовастей будет, чем прежний начальничек, - согласно кивнул Семен. - Тот суеты не любил. У него во всем повсеместно тишь да гладь.
   - Он хороший, - убежденно сказала про Алехина Глаша, детей в тайге отыскал.
   - Как отыскал, что они там делали, - заинтересовался Василий Макарович.
   Повариха стала рассказывать:
   - Пошли за клюквой, наткнулись на медведя, бросились спасаться. С перепугу забрались на здоровенный кедрище в два обхвата, а в нем дупло. Забились в него и просидели до темна. От страха да от беготни так намаялись, что там и уснули без задних ног. Их еще с вечера кинулись искать - не нашли. Кто же знал, куда они упороли. Виктор Петрович сам взялся за это дело. Разделил мужиков, которые нашу тайгу наскрозь знают, на три группы и отправил их по разным направлениям. Главное - надоумил охотников собак с собой взять. Собачки ребяток и унюхали.
   - В общем, организовал поиск по всем правилам, - заключил Стригун.
   - То-то и оно, - подтвердила Глаша, - а так еще неизвестно, чем бы закончилось.
  

* * *

  
   Алевтина приехала в Тухнук с первым катером, сразу же поспешила к Игнатию. Сторож еще не возвращался с работы, и ей пришлось идти на прииск. Кривой, увидев ее, сразу сообразил, что навестила она его в неурочное время неспроста.
   - С чем пожаловала, выкладывай, - заражаясь ее волнением, сказал он.
   - Такое, значит, дело, Игнат, - зачастила женщина, - мент твой испарился. Дома его нет, на работе нет. Спрашивала в ментовке - никто не говорит, куда он запропастился.
   - Подожди, не тарахти, как это испарился? Не понял.
   - Кто ж его знает, - повела глазами Алевтина, - может, к начальству своему устрекнул. Тебе с ним, я так поняла, о чем-то переговорить требуется, а тут, смотрю, - пропал. Вот и решила тебе сообщить.
   - Н-да, гадай теперь, - почесал в затылке Кривой. - Вдруг перевели на новое место - занятный фокус получается. - Ты у меня останешься или как? - обратился Игнатий к зазнобе.
   - Как скажешь, - расцвела улыбкой Стачкова.

ГЛАВА 14.

   Поездка Алевтины в Тухнук не осталась незамеченной для Щербака. Её никак нельзя было отнести к обычному любовному свиданию. Слишком необычным показалось сержанту поведение Стачковой. Вряд ли из-за жажды любовных утех потянуло бывшую самогонщицу в такую рань к Игнатию да еще в будний день. Уж слишком озабоченной и взволнованной она выглядела. Щербаку стало также известно, что перед поездкой Стачкова заходила в райотдел милиции и расспрашивала об Алехине. "Не иначе, затевают что-то дамочка и ее хахарь", - предположил сержант. Он уже успел "прокачать" Алевтину. Полученные сведения о ней настораживали. Каким образом, например, умудрялась эта особа жить, нигде не работая, явно не по средствам. Когда наутро подозрительная парочка отправилась в Казачинск и там продолжила расспросы о местонахождении начальника милиции, Щербак окончательно утвердился в мысли, что Кривой со Стачковой готовят какую-то пакость. Приехавшему на другой день Алехину он тотчас доложил о необычном поведении Алевтины и Игнатия.
   - Выходит, основательно пасет меня этот криминальный дуэт, - отреагировал на сообщение сержанта Виктор. - Интереснее всего, что я безошибочно могу назвать заказчика. Неужели решили избавиться от меня? А что, вполне возможно. Я ведь им, как кость в горле, всю обедню порчу. Как думаешь, Щербак, пойдут они на это?
   - Не исключено. Одним словом, товарищ капитан, волки. По своим законам живут. Вы им на самую больную мозоль наступили, вот они клыки и кажут.
   - Ай да Кутяхин, ай да сукин сын! - С некоторым даже одобрением промолвил Алехин. - Патологический трус по сути, а смотри-ка ты. Видать, крепко я допек тебя, Михаил Григорьевич, коли на такое решился.
   - Он, может быть, и решился, так ведь и я кое-что решил, - усмехнулся сержант. - Мы тут как-то покалякали с вашим Алешкой, глаз теперь не спустим с этой кодлы: я с Кривого, он с полюбовников.
   - Только без самодеятельности, - строго предупредил Виктор, - достаточно, чтобы каждый их шаг был мне известен.
   Капитан ошибался. Кутяхин был не просто трус, а трус прозорливый, до крайности осторожный. Все, что могло произойти в дальнейшем, он буквально разложил по полочкам. Решимость Кривого убрать Алехина, поначалу импонировала ему. Золото после пронесшегося циклона поперло на прииске, словно кто подтолкнул его. За какой-нибудь год-полтора можно было сказочно разбогатеть. В то же время главный инженер прекрасно понимал, что в случае провала Кривого, а такое не исключалось, дотошный мент непременно выйдет на него и тогда - страшно подумать. Но он понимал и другое: попытаться остановить Игнатия уже невозможно. Он основательно закусил удила, и голос разума до него не дойдет. В голове Михаила Григорьевича сработал пунктик, напомнивший ему мудрое воровское изречение: "Жадность фрайера сгубила". Он принял окончательное решение - незамедлительно "рвать когти". Вечером между сожителями состоялся разговор, после которого отпали всякие сомнения относительно необходимости срочного выезда из Казачинска. Кутяхин говорил убедительно, и Гулимова вынуждена была согласиться с его доводами. Если до этого она еще сомневалась в реальности грозящей им опасности, то после сказанного Михаилом Григорьевичем, эти сомнения рассеялись. "Ведь и в самом деле, бывший главный мент никогда не проявлял такого внимания к их особам, как это делает новый, - подумала Екатерина Борисовна. "Случайность? А если нет? А тут еще Игнатий со своей маниакальной идеей... Получится у него, не получится - на авось полагаться опасно. Тысячу раз прав Миша - надо бежать и как можно скорее".
   Начали подсчитывать, какой суммой они обладают, и хватит ли ее для безбедного существования. Получалось не так уж и плохо: где-то около трех миллионов долларов, плюс около пятнадцати килограммов золота в слитках. Деньги хранились в десяти сберегательных банках, находящихся в разных городах, в том числе и в Москве. Золото Кутяхин спрятал сам, разделив его на несколько частей. Допоздна спорили, в какую страну уехать. Остановились на Италии. Чтобы причина отъезда выглядела вполне достоверной, решили выдать ее за очередной отпуск. Для этого каждый у себя на работе должен поспешить с его оформлением. Оставлять прекрасный коттедж, нажитое имущество было невыразимо жаль. И что самое обидное, - нельзя продать, не вызвав вполне обоснованное подозрение.
   Утром, собираясь на работу, главный инженер, как бы между прочим, сказал Сягину:
   - В отпуск мы с Екатериной Борисовной собрались поехать. Два года тружусь без отдыха, как пчелка, здоровьишко - ни к черту. Врачи советуют в санаторий махнуть, да и Катюша настаивает. Так что, Алеша, хозяином в доме остаешься.
   - Когда едете? - деловито осведомился охранник.
   - Я, думаю, первым же вертолетом полетим до Братска, а там рейсовым самолетом - прямиком на юга.
   - Надолго?
   - Как все белые люди, на месяцок, - хохотнул Кутяхин, - на больший срок вряд ли начальство отпустит. У нас ведь, сам знаешь, каждый день запарка.
   Сягин слышал об этом впервые, но утвердительно кивнул:
   - Знаю.
   Уже через час о намерении скупщиков драгметалла узнал Алехин. Он тотчас созвонился с руководством и, получил указание: действовать по обстоятельствам.
   Иными словами, понял Виктор, по своему усмотрению. Несколько туманная трактовка его дальнейших действий устраивала капитана. "Если фигуранты повезут с собой золото, то самолет само собой отпадает - контроль в аэропорту им не пройти. Вероятнее всего, полетят они до Усть-Кута на вертушке, а дальше - поездом, тогда,- размышлял Алехин, - задача намного упростится. Нашу линию обслуживает экипаж Валентина Светышева, а с ним я всегда найду общий язык. В любом случае я вас, голубчики, не упущу".
  

* * *

  
   К старому приземистому зданию Казачинского аэропорта подкатила черная "газель", принадлежащая управлению техучастка. Из нее вышли трое пассажиров. Солидный, полнеющий мужчина в модном джинсовом костюме сказал своей попутчице, молодящейся, крашеной блондинке:
   - Пройдем сразу на летное поле, Катюша, формальности с регистрацией билетов нам не нужны - я договорился.
   - Нас что, бесплатно повезут? - удивленно вскинула брови Екатерина Борисовна.
   - Нет, милая, я пока не президент, - шутливо заметил Михаил Григорьевич, - на месте придется раскошелиться, - и, обращаясь к телохранителю, катящему за собой два объемных дорожных чемодана на колесиках, произнес:
   - Какая досада, Алексей, сегодня вертолет будет только до Усть-Кута, но, увы, у нас уже путевки в санаторий горят. Оттуда до Братска посоветовали самолетом, так, говорят, быстрее получится.
   - Правильно, - одобрил Сягин, - для лечения каждый день дорог.
   Минут через пятнадцать томительного и беспокойного для Кутяхина и Гулимовой ожидания, послышался отдаленный рокот мотора, и из за лесистой сопки показалась винтокрылая машина. Зависнув над аэродромом, она плавно опустилась на площадку с выбитой колесами травой.
   В пилотской кабине открылось окно, из которого высунулась голова с огненно-рыжей шевелюрой. Валентин громко, перекрывая шум двигателя, крикнул:
   - Кто тут будет главный инженер Казачинского техучастка?
   Михаил Григорьевич поднял руку.
   - Велено вас с женой взять на борт. Сейчас вам подадут трап, поднимайтесь в салон.
   - Спасибо! - прокричал в ответ Кутяхин. - Катюша, давай скоренько. Алеша, заноси чемоданы.
   Поставив тяжелую поклажу на пол, Сягин, широко улыбнувшись, произнес:
   - Желаю вам приятного полета и благополучно сесть.
   - Сядем, куда ж мы денемся, - бодро ответствовал Кутяхин.
   - Счастливо оставаться, Алешенька, - нежно проворковала Гулимова.
   Второй пилот убрал трап и, проходя по салону, вежливо осведомился:
   - Как устроились?
   - Ничего, нормально, - заерзал на жестком боковом сиденье Михаил Григорьевич.
   - У нас грузовой вариант, - как бы оправдываясь, сказал второй пилот, - для пассажиров удобства не предусмотрены.
   Корпус МИ-8 зашелся мелкой дрожью, лопасти, со свистом разрезая воздух, слились в мерцающий круг, машина взмыла, и земля стала проваливаться вниз, и вот уже потянулся внизу бескрайний таежный покров. Минут через десять лета из пилотской кабины вышли два человека в штатском и направились к пассажирам. Бросив на них рассеянный взгляд, главный инженер вздрогнул, рот его стал конвульсивно раскрываться, как у выброшенной на берег рыбы, выпуклые глаза Гулимовой раскрылись так широко, что, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
   - Вот так встреча! Добрый день, дорогой Михаил Григорьевич, рад вас видеть, милейшая Екатерина Борисовна, - церемонно приветствовал сожителей начальник Казачинской ментовки.
   - Вы..., вы тоже л-летите? - растянула губы в жалкой улыбке Гулимова.
   - А! - досадливо махнул рукой Алехин, - начальство вечно что-нибудь придумает, как будто мне делать больше нечего!
   - А что такое?- с трудом овладев собой, - промямлил Кутяхин.
   - Да навесили на меня проверку багажа у случайных пассажиров на грузовом авиатранспорте. Сейчас всем мерещатся террористы - просто психоз какой-то повальный. До того это тошно, представить не можете. Но, - улыбнулся Виктор, - для вас, в виде исключения, процедура эта будет нечто вроде проформы. Вы сами покажите мне свои вещи, и на этом закончим проверку.
   - Может, не надо, Виктор Петрович. Ну, какие из нас террористы, - нашла в себе силы пошутить Екатерина Борисовна.
   - Что вы, смешно даже. Но, - посерьезнел Алехин, - могли и подсунуть вам что-нибудь вроде адской машинки.
   Кутяхин раскрыл, было, рот, но Виктор опередил его, сказав:
   - И не возражайте, в моей практике всякое случалось. Как-нибудь на досуге расскажу. Кстати, лететь нам еще добрый час, а тут и дел-то минут на пятнадцать. Вы уж не обессудьте - служба. Итак, начнем отсюда, - капитан ткнул пальцем на один из чемоданов.
   Кутяхин с Гулимовой замешкались, ошарашено глядя друг на друга.
   - Вижу, вижу, - затруднительно вам - возраст все-таки, - посочувствовал Виктор. - С вашего разрешения, позвольте нам. Давай, Чубакин, помоги. Вещи можешь не вынимать, прощупай осторожненько и лады.
   Высокий, с широкими, покатыми плечами Чубакин присев на корточки, распустил молнии замков у чемодана, ловко протиснул ладони внутрь и чуткими пальцами стал прощупывать содержимое.
   - У вас тут железяки какие-то, что ли? - повернулся он к оцепеневшей парочке.
   - Электробритва, мыльница, наверно, или дезодоранты всякие, - нашелся Кутяхин.
   - Да нет, железяки тяжеленные.
   - Тяжеленные, говоришь, - оживился Алехин, - вынь-ка тихонечко одну, посмотрим, что это за штуковина.
   Старшина извлек продолговатый предмет, завернутый в плотную материю. Капитан развернул ее. Увесистый золотой слиток отразился от света из иллюминатора тусклой желтизной.
   - И много там таких "железяк", Чубакин? - в голосе Алехина неподдельный интерес.
   - Кто ж его знает, посчитать надо, - ответил тот.
   - Господи, Михаил, откуда у нас это!? - трагически возвела глаза Екатерина Борисовна.
   Кутяхин молчал, тупо уставившись в пол.
   Старшина, между тем, больше не церемонился. Он вынимал вещи, складывая их как попало в одну кучу. В двух чемоданах оказалось 22 золотых слитка разной величины.
   - М-да, - покачал головой капитан, - путешествовать с таким богатством без охраны, согласитесь, опрометчиво. Что вы думаете, Михаил Григорьевич, на этот счет?
   Главный инженер посмотрел на Алехина, взгляд его выражал решительность:
   - Виктор Петрович, - хрипло проговорил он, - можно вас на минуточку, конфиденциально, так сказать.
   - Безусловно, рад буду вас выслушать.
   Оба отошли к пилотской кабине, и Кутяхин, приглушенно заговорил:
   - Вола крутить не буду, скупал... Сами предлагали и приносили... Цена бросовая, кто ж откажется. Берите половину и мирно разойдемся. Мы с Катей больше сюда не вернемся.
   - Мысль стоящая, - одобрил капитан, - по прибытии обязательно продолжим беседу.
   Когда вертолет приземлился, прибывших уже поджидали сотрудники местного отделения милиции. Кутяхину и Гулимовой объявили, что они задержаны по подозрению в хищении золота, посадили в милицейский УАЗик и увезли. На первом же допросе Кутя, убедившись в том, что Губан выдал его с потрохами, во всем признался. Не долго упиралась и директор Казачинского универмага. Улик против нее было предостаточно. Убедившись, что следствие запутать не удастся, более того, дальнейшее запирательство только усугубит её участь, она стала оказывать содействие следствию. В результате список расхитителей золота значительно пополнился. В своем усердии Екатерина Борисовна даже несколько переусердствовала, рассказав о готовящемся покушении на начальника Казачинского РОВД, умолчав, правда, о том, что лично одобрила решение Кривого. "Смотри-ка ты, - услышав это признание, подумал Алехин, - а я, грешным делом, катил бочку на Кутяхина...".
   В тот же день до него дозвонился Щербак и сообщил неприятную новость - исчез сторож материального склада из Тухнука Игнатий.

ГЛАВА 15.

   "Бурун" пришвартовался на прежнем месте у старой брандвахты. Еще на пути в Казачинск Щенников высказал мысль не связываться с гостиницей, а денька два "перекантоваться", как он выразился, на катере.
   - Таскаться с вещами и приборами туда-сюда слишком хлопотно, - пояснил он свое решение, - в день отъезда погрузим все на машину и - на аэродром.
   - Нет, Федор, не дело это, - возразил Кубыка. - Два дня - тоже время немалое. Зачем в такой теснотище маяться, когда до моей хаты рукой подать. Отдохнете в нормальных условиях, я баньку спроворю, жинка бельишко состирнет, сготовит чего повкуснее...
   - Тогда уж лучше ко мне, - решительно заявила Глаша. - Дом у меня не меньше вашего, Семен Тимофеевич, живу одна, стеснять никого не придется, банька тоже имеется. Да до меня, пожалуй, и поближе будет.
   - В самом деле, Семен, у тебя все же семейство как-никак, - поддержал повариху Василий Макарович.
   - Так тому и быть, погостим у тебя Глашуня, - дал согласие Федор.
   - Во, упора! Переиначила все ж по-своему, - добродушно проворчал моторист.
   Соседка, которую Веснянкина попросила присмотреть за хозяйством, увидев ее в окружении солидных мужчин, расплылась в приветливой улыбке, зачастила, с любопытством оглядывая Глашиных спутников:
   - Здрасте, с приездом вас! Проходьте, проходьте, намаялись, поди-ка, по нашим чертоломам. Я, как чуяла, прибралась нонче в доме. Все у тебя тут, Глафира, в порядке, скотинка вся живая. Домой-то насовсем вернулась, отработалась уже?
   - Насовсем, тетка Марья, насовсем, - заверила ее девушка, - хочу тебя еще кое о чем попросить.
   - Об чем? - с готовностью вскинулась Марья.
   - Баньку бы истопить, а я пока поесть чего-нибудь сготовлю. Сегодня же с тобой за все и рассчитаюсь, не сомневайся.
   - Да что ты, девонька, когда ж я в тебе сомневалась! - сей же час баньку истоплю.
   Смеркалось. Разомлевшие после жарко натопленной бани, все сидели за столом, ожидая Глашу, которая тоже пошла помыться. В дверь постучали. Мерасат пошел открывать и вернулся с Кубыкой. Семен, разглядывая русловиков, с удовлетворением отметил:
   - Вас и не узнать, будто заново народились. Я вот подумал: у Глашки может не оказаться, и прихватил на всякий случай. С этими словами он вытащил из карманов брюк две бутылки "Столичной".
   - А где ж сама-то? - Семен окинул взглядом комнату.
   - Моется, - сказал Иван, - сейчас придет.
  
   - Прав-таки я оказался, - глядя на Сенчина, произнес Кубыка, - Кутяхин тот еще тип оказался. Не зря его менты пасут, Лешку нашего к нему приставили. Губана замели, а ведь в Тухнук инженеришка к нему мотал. Смекаешь? Все в золотишко упирается. У нашего главного, помяни мое слово, рыльце тоже в пуху.
   Пришли Глаша с Марьей, обе раскрасневшиеся, мокрые волосы повязаны косынками.
   - С легким паром, бабоньки, - приветствовал их Семен. - Я, Глафира, тут распорядился без тебя, - показал он на бутылки, - не обессудь, но после бани, считаю, не лишне будет.
   - Сейчас я на стол соберу чего-нибудь на скорую руку, - сказала девушка и вышла на кухню.
   Вскоре на столе появились большая сковорода с яичницей, горячая, исходящая паром картошка, объемные салатницы с квашеной капустой, свежими огурцами и помидорами, сало и колбаса.
   - Огонь-девка! - одобрительно крякнул Кубыка. - Подвалит же счастье какому-то мужику...
   - Да ладно вам, Семен Тимофеевич, - смущенно отмахнулась хозяйка.
   Выпили, разговорились. Щенников, Стригун и Сенчин с Мерасатом - в основном о результатах изысканий, нынешней экспедиции, Семен и Глаша с интересом слушали Марью, перебиравшую последние поселковые новости.
   - Такого полевого сезона, други мои, у меня еще не было, - признался Василий Макарович. - Испили мы горького до слез в достатке. Чего один циклон стоит...
   - Да-а, - задумчиво протянул Федор, - еще эти бандюки навязались на нашу шею. Однако дело завершили и, сдается, совсем неплохо.
   - Если земснаряд Щичиху до Черного углубит, акватория для зимнего отстоя будет идеальной, - выразил свое мнение Сенчин.
   - Слышь, Иван, чего Марья-то говорит, - обратился к нему Кубыка: - Кутяхин со своей полюбовницей-директоршей в отпуск ехать намылились. На сто процентов уверен - пыль в глаза пускают. Драпать они собрались отсюда, вот что! Только номер у них не пройдет: Алешка - парень не промах, ни за что не упустит.
  

* * *

  
   Через два дня, как рассчитывал Щенников, вертолет не прилетел. Зато вечером в дом к Веснянкиной заявился Сягин. Он сообщил, что Кутяхин и Гулимова арестованы в Усть-Куте, в их вещах обнаружены слитки золота.
   Семен ликовал:
   - А я что говорил! С поличным попались, сучары!
   На другой день, цепляясь за сопки, стали наползать черные тучи, пошел дождь. За его плотной пеленой едва угадывалась темная стена тайги, вплотную примыкавшая к поселку. Позвонили в аэропорт и услышали оттуда неутешительный ответ: "Нелетная погода". Изыскателей это совсем не устраивало, но делать было нечего, приходилось ждать. Из Усть-Кута приехали на рейсовой "Ракете" Алехин с Чубакиным.
  
   Дом Гулимовой был опечатан. Допросили Степаниду и глухого дворника, но ничего вразумительного добиться от них не удалось. По повестке были вызваны несколько человек, внесенных начальником Казачинского РОВД в списки подозреваемых по делу о хищении золота. Самыми словоохотливыми оказались кассир универмага Раиса Никишкина и Алевтина Стачкова. Из их показаний выяснилось, что основным связующим звеном между похитителями и скупщиками драгметалла являлся ни кто иной, как кривой Игнатий. На вопрос, где он находится в настоящее время, никто толком не знал. Некоторую ясность внесла Алевтина, сказав, что Игнат, вроде бы, сам хотел встретиться с Алехиным по какому-то личному делу и даже просил ее проследить, в каком часу он уходит на работу, Когда возвращается, и если отлучается, то куда. А недавно, узнав, что Кутяхин и Гулимова уехали в отпуск, очень расстроился, ругал их последними словами. Они, как будто бы, должны были предупредить его о своем отъезде. Потом сказал, что пойдет поохотиться на несколько дней.
   Опросили местных охотников. Среди них нашелся один, которому довелось как-то вместе с Игнатом промышлять зимой, соболя и белку. Охотник очень удивился, узнав, что Кривой отправился с ружьем в тайгу.
   - Чего он там делать собрался? Не сезон, вроде, - недоуменно пожал он плечами.
   Выяснилось также, что своего зимника у Игнатия нет. Мужик, с которым они охотились, приютил его у себя в землянке.
   - И далеко отсюда твоя землянка?- спросил у охотника Алехин.
   На что тот ответил:
   - Да, считай, совсем рядом - километров пятнадцать отсюда. Какой смысл далеко забираться, - и пояснил: - зверя и здесь хватает.
   - Сводишь нас туда?
   Мужик непонимающе уставился на капитана:
   - На кой?- и тут же, сообразив что-то, неуверенно произнес: - Думаешь, он там?
   - Посмотрим, - сказал Виктор.
   - С милой бы душой пошел, - извиняющимся голосом сказал охотник, - только вот нога не дозволяет.
   - А что такое?
   - Доктор сказывает, жилы какие-то потянул, теперь вот с палкой еле ковыляю.
   - Жаль. Что ж, попробуем сами добраться.
   Сягин перебрался к Глаше. Его приходу радовались все, особенно Мерасат, который после памятного инцидента на Шичихе, просто боготворил Алексея. На другой день зашел Алехин. Посочувствовав нам по поводу задержавшего нас ненастья, он обратился к хозяйке, смутив девушку тем, что подчеркнуто официально назвал ее по имени и отчеству:
   - Глафира Дмитриевна, у меня к вам не совсем обычная просьба.
   Глаша широко раскрыла глаза и даже приоткрыла рот от неожиданности.
   - Пожалуйста, - тихо произнесла она.
   Виктор коротко рассказал об Игнатии, о его принадлежности к преступной группировке.
   - В настоящее время, видимо, что-то заподозрив, он скрылся, - сказал капитан. - Искать его предположительно следует в районе Лисьего лога, где Кривой, вполне возможно, отсиживается в зимнике знакомого охотника. Ходить, опрашивать людей, пытаться найти среди них такого, кто хорошо знает ту местность, нежелательно по вполне понятной причине. Вы здесь живете давно, многих знаете. Может быть, подскажите, к кому я могу обратиться с этим вопросом?
   - Из поселковых мужиков чуть ли не каждый второй пушного зверя промышляет, тайгу вокруг насквозь знают, но вот, - Глаша вздохнула, - ума не приложу, Виктор Петрович, кого вам присоветовать.
   - Неужели ни один не вызывает доверия, - улыбнулся Виктор.
   - Не в этом дело, - девушка тоже невольно улыбнулась, - дома сейчас трудно кого-либо застать, - пояснила: - У нас в леспромхозе можно хорошо заработать. Большинство мужчин до охотничьего сезона там трудятся. Кто остался, а кто ушел, затрудняюсь сказать. Вы же знаете, я сама без малого пять месяцев в экспедиции была...
   - Да, ситуэйшен, - огорчился Алехин, - нам этого деятеля необходимо как можно скорее задержать, пока он чего-нибудь не натворил.
   - А вы меня возьмите, - неожиданно предложила Веснянкина, - я местную тайгу не хуже любого промысловика знаю.
   - Исключено, - покачал головой капитан.
   - Думаете, не справлюсь?
   - Я так не думаю, просто не имею права подвергать вас, Глафира Дмитриевна, опасности. Кривой, как мне известно, вооружен, и его поведение при задержании непредсказуемо.
   - А я и не собираюсь его задерживать, - возразила девушка, - моя задача, как я понимаю, привести вас на место, отыскать зимник, после действуйте по своему усмотрению.
   - Возьмите в таком случае и меня, - сказал Сягин, - уж я постараюсь, чтобы с головы нашей Глашуни ни один волос не упал.
   - Можно мне тоже с вами пойти, - подал голос Мерасат.
   Алехин обратил внимание на остальных членов экспедиции, лица которых также выражали решимость отправиться на поиски преступника.
   - Нет, нет, господа, - словно читая их мысли, сказал он, - у меня для этой операции вполне достаточно сотрудников, главное - как можно скорее добраться до Лисьего лога. Поэтому я, пожалуй, соглашусь, чтобы вы, - он повернулся к Глаше, - и Алеша отправились с группой поиска.
   Глаза девушки просияли от удовольствия. Алексей не удержался от одобрительной реплики:
   - Мудрое решение.
  
   К утру дождь не кончился. Небо заволокло темно-серой, беспросветной массой. Казалось, будто она совсем близко слилась с землей. Встретились в условленном месте за выгоном. Алехин в черном пластикатовом плаще и два его сотрудника в плащнакидках, топорщившихся из-за скрытых под ними автоматов, подошли чуть позже.
   - Давно ждете? - деловито спросил Виктор, подойдя к Сягину и Веснянкиной, которые в прозрачных полиэтиленовых плащах, нахохлившись, переминались на скользкой, выбитой скотом, глинистой земле. Критически оглядев их, нахмурившись, капитан попенял: - Прикид у вас, ребятки что-то не того. Холодновато, вроде, не кажется? Вон, пар изо рта идет.
   - Нормально одеты, - заверила Глаша. - У меня под ветровкой кофта шерстяная, Алеша тоже понавздевал на себя достаточно. Вот посмотрите, Виктор Петрович, на ходу еще жарко будет.
   Через час вышли к невысокой сопке, поросшей мелким ельником.
   - Можно, конечно, напрямую, - сказала девушка, - но с той стороны эта горка голая, мы как на ладони будем. Маловероятно, я думаю, что Игнат нас увидит - до пади еще далеко, все же лучше подстраховаться и пройти низом.
   - Правильно мыслишь, - одобрил Алехин, - светиться раньше времени нам ни к чему.
   Обогнули сопку и некоторое время пробирались по таежным завалам, пока не набрели на едва заметную в пожухлой траве тропу.
   - Уже близко, - шепнула Виктору Веснянкина, здесь надо тихо идти и не курить - запах долго не выветривается.
   Капитан понятливо кивнул и, оглянувшись, вполголоса передал Глашины слова остальным. Стали спускаться в широкий, поросший мелким редколесьем лог. Монотонно продолжал шуршать по траве дождь.
   - Видите на взгорке сухую сосну? - тихо произнесла Глаша, показав Виктору рукой направление, куда следует смотреть.
   Тот молча кивнул.
   - Где-то там должен находиться зимник. Думаю, нам следует рассредоточиться и прочесать этот участок. Сбор около сосны, её здесь отовсюду хорошо видно.
   Алехин снова молча кивнул, и жестом подозвав сотрудников, шепотом отдал им приказание. Чубакин и Щербак разошлись в разные стороны и вскоре скрылись за деревьями.
   - Я пойду прямо к сосне, а вы вдвоем следуйте за мной на расстоянии метров сто, сто пятьдесят. Леша, проследи, чтобы она, если что, на рожон не лезла.
   - Само-собой, - заверил Сягин.
   - Сами не очень-то увлекайтесь, - огрызнулась девушка, - с таежниками шутки плохи...
   - Ну, ты даешь, Глашуня! - прошептал Алексей и назидательно добавил: - Ученых учить - только портить.
   На зимник наткнулся старшина Чубакин. Он чуть было не прошел мимо, но, уловив запах дыма, остановился и стал осматриваться. Над неприметным бугорком, на который при других обстоятельствах он едва ли обратил бы внимание, старшина разглядел ржавую металлическую трубу, слегка выступающую над поблекшей травой. Из нее тоненькой струйкой змеился дымок и, не поднимаясь вверх, стлался по земле. "Видать, не скоро прояснит - верная примета", - подумал Чубакин и, взяв автомат на изготовку, стал осторожно приближаться к землянке. Не доходя нескольких метров, он затаился за поваленной сосной и стал выжидать, решив брать Кривого, когда тот выйдет: Плащнакидка намокла так, что стала отсыревать одежда под ней, зябкая дрожь охватывала тело. Прошел час, и старшина стал подумывать, не проще ли захватить Игната врасплох, ворвавшись в зимник. Он уже готов был осуществить свое намерение, когда услышал позади себя шорох. Резко обернувшись, он увидел подползавшего к нему Алехина. Приблизившись, капитан спросил:
   - Здесь?
   - Шут его знает, - дернул плечом Чубакин, - никаких признаков не подает, дрыхнет, поди...
   - Пойдем, напросимся в гости, - с этими словами Виктор встал и, вынув из кобуры пистолет, направился к землянке. Старшина последовал за ним.
   Постучали. За дверью - ни звука. Чубакин потянул за скобу, дверь легко, без скрипа отворилась. Луч карманного фонарика скользнул по закопченным стенам, высветил нары, стол, железную печку. В зимнике никого не было. В печке еще тлели угли. На столе - эмалированная кружка с недопитым, теплым еще чаем, надкушенный ломоть хлеба, вскрытая банка рыбных консервов. По всему было видно, что находившийся здесь человек по какой-то причине спешно покинул жилище.
   - Кто же его мог вспугнуть, - задумчиво проговорил Алехин. - Нас он никак не мог услышать - шли молча, через чащобу не ломились. Мистика какая-то, сверхчутье... Оставайся здесь, старшина, я схожу за нашими.
   Через полчаса все собрались в зимнике. Оба милиционера и Веснянкина, как местные, стали строить догадки, куда в такую непогодь мог податься Игнатий. Внезапно Чубакин, хлопнув себя ладонью в лоб, произнес:
   - А ведь я допер-таки, товарищ капитан! Сорока!
   - Объясни толком, какая сорока?
   - Обыкновенная, мать её, - досадливо сплюнул старшина.
   Виктор продолжал непонимающе смотреть на него.
   - В общем, когда я шел, она, то есть сорока, разорялась надо мною как могла.
   - Ну и что?
   - А то, что эта тварь так тарахтит - за километр слышно.
   - Вот оно в чем дело, - сообразил капитан. Она вроде как выдала тебя.
   - То-то и оно! - злясь больше на себя, чем на птицу, проявившую присущую ей бдительность, - недовольно проворчал Чубакин.
   Вероятность того, что Кривой переберется в другой зимник, была настолько мала, что её не стали даже обсуждать. На него началась охота - в этом он сегодня убедился, и постарается сбежать отсюда навсегда. Так считал Щербак и предлагал как можно скорее перекрыть все возможные пути, которые может использовать для побега Игнат. Глаша придерживалась несколько иного мнения: появиться сейчас в людных местах Игнатий вряд ли насмелится. Слишком велика для него степень риска. Скорее всего, он затаится где-нибудь и будет ждать удобного момента, чтобы затем беспрепятственно скрыться. Наверняка у него имеются какие-то ценности. Сбежать, не прихватив их с собой - поступок для Кривого несовместимый с его натурой.
   - Я думаю, - предположила Глаша, - он будет отсиживаться в какой-нибудь заброшенной штольне на Лысой горе. Там несколько лет назад дикие старатели обнаружили золотую жилу и вырыли десятка два небольших штолен. Однако место оказалось настолько бесперспективным, что они покинули его. Охотники иногда пережидают там непогоду.
   - Поступим так, - решил Алехин, - Щербак вернется в Казачинск и будет действовать по своему усмотрению. Мы же прошерстим Лысую гору. Кстати, - он вопросительно посмотрел на Веснянкину, - далеко она отсюда?
   - За час доберемся, - заверила девушка.
  

* * *

  
   Глаша не ошиблась: сторож из Тухнука тоже знал о штольнях и направился именно туда. Его действительно насторожил сорочий стрекот. На всякий случай, прихватив ружье, он вышел из зимника и затаился неподалеку. Увидев Чубакина, подошедшего довольно близко к нему, у Игнатия возникло сильное искушение выстрелить в него. Пока старшина стоял, соображая откуда доносится запах дыма, он представлял собой идеальную мишень. Игнатий поймал его в перекрестие оптического прицела, но в последний момент раздумал стрелять. "Сомнительно, чтобы этот мент пожаловал сюда один", - подумал он и не стал искушать судьбу. Немного поразмыслив, Кривой решил на какое-то время укрыться в штольнях на Лысой. Само собой ему не было известно об аресте Кутяхина и Гулимовой, и то, что, сама того не сознавая, Алевтина фактически выдала его. Многого не знал Игнатий, но он не сомневался в одном: кто-то настучал на него в ментовку. Кто?! Сторож ломал голову, перебирая в памяти всех, с кем имел дело, связанное с хищением золота на прииске. Выходило, что при определенном стечении обстоятельств стукачом мог быть каждый из них. На вырученные от продажи золотого песка деньги он скупал дорогие ювелирные изделия, по опыту зная, что это самый надежный способ обезопасить себя от возможного финансового краха. Свои сокровища он хранил в тайнике, который находился недалеко от Тухнука. Расстаться с ними он не желал ни при каких обстоятельствах. Теперь он не сомневался: ему нужно бежать и как можно скорее. Но прежде необходимо пробраться в Тухнук и забрать из схрона драгоценности.
   Штольню на Лысой Игнат облюбовал, на его взгляд, самую удобную. Из нее хорошо просматривалась прилегающая местность и, в случае необходимости, можно было незаметно скрыться: близко от входа начинался густой кустарник, тянущийся до самого подножия горы. Долго отсиживаться в холодном убежище Кривой не собирался. Впопыхах он не захватил с собой теплой одежды, еды, в октябре же, особенно по ночам, заморозки были весьма ощутительными. С наступлением сумерек Игнат собирался сходить в домик, построенный в свое время старателями, в надежде, что там сохранилась печь, и осталось какое-нибудь тряпье. В случае удачи ночлег в тепле был бы обеспечен. Но в дальнейшем все произошло совсем не так, как предполагал сторож. Осмотрев штольню, беглец закурил и, подойдя к выходу, остолбенел: совсем близко он увидел людей, подходивших к горе. Приглядевшись, узнал всех четверых. Впереди шел начальник Казачинского РОВД, за ним старшина Чубакин с автоматом, Глашка Веснянкина и, что больше всего поразило Игнатия, его протеже - Алешка Сягин. Мозг обожгла догадка: "Вот оказывается кто стукачок! Ну, гнида, тебе это даром не пройдет! Наколол, как последнего фрайера!" Зверея от негодования, сторож вскинул мелкашку. Охваченный злобой, он с трудом поймал в перекрестие прицела фигуру кутяхинского охранника, руки тряслись, цель то и дело исчезала из видимости. Наконец, выбрав момент, Игнатий плавно нажал на курок. В оптике мелькнуло лицо Алексея, искаженное болью. Стрелок выскочил из укрытия, упал ничком на камни и проворно пополз к кустарнику. Снизу ударила автоматная очередь, Пули выбили из скального выступа над головой Кривого мелкие осколки. Один из них чиркнул его по щеке, оставив кровоточащую борозду.
   - Оставайся внизу - выскочит, постарайся взять живым, - крикнул Алехин старшине, сам же, пригнувшись, лавируя между валунами, устремился вверх.
   Глаша склонилась над Алексеем, елозившим по земле, скрепя от невыносимой боли зубами. Пуля попала ему в край коленной чашечки. Парня словно ударило током, он едва не потерял сознание. Ощущение было такое, будто ногу жгли паяльной лампой. По штанине расползалось темное пятно. Девушка с ужасом смотрела на него, закусив в отчаянии губу. Опомнившись, она сняла с Сягина брючный ремень и туго, выше колена, перетянула ему ногу. Во время этой процедуры он глухо мычал, до крови сжав зубами запястье руки.
   - Надо бы уйти с открытого места, - сказала Глаша, - тут мы с тобой как на ладони. Идти сможешь?
   - Не смогу, так поползу, - упрямо сдвинул брови парень.
   - Попробуй встать.
   Алексей с трудом поднялся.
   - Так, хорошо. Теперь обопрись о мое плечо. Да не об это! Ты что, девок никогда не обнимал?
   - Представь, не приходилось, - заставил себя улыбнуться Сягин.
   - Оно и видно. Давай, двинулись потихоньку.
   Веснянкина крепко обхватила Алешу за талию и оба, осторожно, ступая мелкими шажками, направились к разросшимся у подножия Лысой кустам боярышника.
   Откуда-то подскочил Чубакин и подхватил раненого под локоть с другой стороны. Усадив его под раскидистым кустом, извиняющимся голосом произнес:
   - Побудьте покуда здесь. Мы сейчас эту сволочь изловим и вернемся.
   Легко сказать изловим. Довольно обширный и густой кустарник, начинающийся с половины горы и спускающийся к ее подножью, мог служить надежным укрытием для преступника. В нем ему ничего не стоило спокойно отсидеться до наступления темноты, а затем скрыться незамеченным. Видимо, так бы и поступил Кривой, но он не был до конца уверен, что следом за ментами не пожалуют спецназовцы с собакой, и тогда шансы не быть схваченным будут равны нулю. В случае поимки срок ему светит запредельный. В том, что он завалил стукача Алешку, Игнат не сомневался. Зная это, парни из спецназа валандаться с ним не станут, пристрелят, инкриминировав попытку к бегству, и фиг придерешься. Такой финал Кривого не устраивал, и он пошел на риск, извиваясь ужом, пополз, обдирая о колючие кусты руки и одежду.
   Чуткий слух Глаши уловил шорох в кустарнике. Она приложила палец к губам, давая понять Алексею, чтобы тот молчал. Через минуту они уже слышали натужное дыхание ползущего человека. Оба пригнулись к земле, опасаясь быть замеченными.
   - Игнат, - чуть слышно прошептала девушка на ухо Сягину.
   Парень, молча кивнул. В его глазах она прочла решимость последовать за преступником. Между ними состоялся молчаливый диалог. Строго посмотрев на Алексея, Веснянкина энергично покрутила головой, давая понять, что категорически против его намерения. Снова прильнув к уху парня, прошептала:
   - Я прослежу за ним и дам знать нашим.
   Сягин, упрямо сжав губы, попытался подняться, но от резанувшей его боли, не сдержав приглушенного стона, повалился в траву. Глаша, укоризненно глядя на него, недвусмысленно покрутила пальцем у виска. Погрозив болезненно скривившемуся парню кулаком, Она сняла с себя плащ, предательски шуршащий при ходьбе, и, пригнувшись, неслышно ступая, пошла вдоль густых зарослей шиповника, листву которых осень превратила в яркую цветовую гамму. Дождь прекратился. Тучи по-прежнему нависали над сопками, но, словно выжатые, больше не источали влагу. Дойдя до открытого пространства, девушка осторожно выглянула из-за разлапистого куста. За каменными глыбами у подножья Лысой мелькнула фигура Кривого. "А ведь уйдет, гад", - эта мысль обожгла ее, подтолкнула к решительным действиям. Глаша устремилась вверх по другому, более крутому склону, хорошо видимому с той стороны, где по ее предположению должны были находиться Алехин и Чубакин. В то же время она не упускала из виду и ту часть горы, где находился Игнатий. Необходимость опередить его, первой добраться до противоположного склона Лысой, где находилась основная часть штолен, заставляло девушку, ломая в кровь ногти, карабкаться по скальным выступам. Изнемогая от напряжения, собрав последние силы, Глаша буквально вползла на ровную площадку, находящуюся на вершине горы. С минуту она лежала, хватая открытым ртом воздух, стараясь отдышаться. И вновь полыхнуло в голове: "Уйдет Игнат!" Превозмогая усталость, девушка поднялась на ноги и... обомлела от неожиданности. Перед ней в двух шагах стоял, скривив губы в презрительной усмешке, Кривой.
   - Ну, что, коза, допрыгалась, твою мать! - прищурил здоровый глаз мужик. - Это ведь ты сюда ментов приволокла. Сообразиловка у тебя, Глашка, ничего не скажешь, работает. Знаешь, где меня искать следует. Только рано губы раскатали, не на того нарвались. Я и не таких вокруг пальца обводил. Короче, сама сиганешь или подтолкнуть?
   Игнатий вскинул "тозовку", девушка, не спуская с него испуганных глаз, невольно попятилась к обрыву.
   - Не посмеешь! - вскрикнула она и, оступившись, соскользнула вниз.
   В тот же момент раздался выстрел, мелкашка с раздробленным прикладом вылетела из рук Кривого. Он, было, нагнулся поднять ее, но громкий, голос позади властно произнес:
   - Не двигаться! Руки в гору!
   Игнат, злобно выругавшись, кинулся в сторону, запнулся о камень и растянулся, больно ударившись грудью о бугристый выступ. В следующее мгновение кто-то сильный и ловкий, прижав его коленом, заломил руки назад. Защелкнулись на запястьях наручники, и тот же голос произнес:
   - Присмотри за этим ловкачом, старшина, а я гляну, как там Глафира.
   Подойдя к обрывистому краю, Алехин заглянул вниз. Ничего не увидев, он собрался было спуститься вниз, когда до его слуха донесся тихий стон. Снова внимательно осмотрев крутой склон и убедившись, что Веснянкиной на нем нет, Виктор тем не менее стал осторожно спускаться. Цепляясь за выбоины и трещины, он добрался до неширокого горизонтального уступа, стоя на нем, огляделся и невольно вздрогнул. Слева от него под таким же уступом, расположенным чуть выше, в неестественной позе висела Глаша. Падая, она зацепилась капюшоном ветровки за торчащий из скалы ствол дерева или куста, сломленного когда-то сорвавшейся глыбой. Ствол под тяжестью тела опустился, и девушка в любую секунду могла соскользнуть с него.
   - Глафира Дмитриевна! Пожалуйста, не шевелитесь!- крикнул Алехин, - я сейчас.
   Рискуя сорваться, Виктор прыгнул и, ухватившись за край узкой площадки, подтянулся. Затем, резко выбросив вперед правую руку, нащупал пальцами трещину, рывком выбрался на выступ. Лежа плашмя, раскинув в стороны ноги, он перегнулся через край площадки и, просунув руки под мышки, девушки, потянул ее к себе. Глаше было больно, но она молчала, онемев от страха. Позднее капитан никак не мог понять, каким образом ему удалось втащить Глашу на площадку, откуда у него взялось столько сил? Видимо, случается в жизни такое, когда человек способен преодолеть барьер своих физических возможностей. Вспомнилось одно забавное происшествие в бытность, когда он учился в школе милиции. Среди курсантов, занимающихся в секции тяжелой атлетики, проходило соревнование, на которое были приглашены их родители. Для них близко к помосту приставили два ряда стульев. Солидные папаши и мамаши с интересом лицезрели, как их отпрыски управлялись с тяжеленными штангами. Один из спортсменов, поднял над собой увесистый снаряд и, пытаясь зафиксировать его, сделал несколько шагов к краю помоста, зрителей словно сдунуло с мест. Непостижимо, но высокие спинки сидений все они, включая полных дам, преодолели в мгновение ока.
   Девушка пришла в себя и, опершись руками о гранитную стену, села, плотно прижавшись к ней спиной. Посмотрев на участливое лицо Алехина, болезненно морщась, проговорила:
   - Вы как здесь оказались, Виктор Петрович?
   - Как и все ангелы, сверху, - пошутил Виктор, радуясь спасению Глаши.
   В ее глазах отразилось беспокойство:
   - А Игнат, он где? Сбежал?!
   - Хотел, было, да не вышло. - Мы тебя с Чубакиным на склоне увидели, догадались, что неспроста ты альпинизмом занялась, и дуй не стой сюда. Как видишь, вовремя подоспели.
   В благодарном взгляде девушки, Виктор разглядел нечто такое, что, смутившись, снова перешел на вы.
   - Как вы себя чувствуете, Глафира Дмитриевна?
   - Ничего. Спина немножко побаливает. Там внизу Алеша остался. Он в ногу ранен, самостоятельно передвигаться не может.
   Послышался шум падающих камней. Капитан выглянул за выступ и увидев поднимавшегося Чубакина, окликнул его:
   - Эй, старшина, мы здесь.
   - Эка, куда вас занесло, снизу и не видать.
   Поднявшись, милиционер встал под выступом, недоуменно произнес:
   - Надо же, по такой крутизне наверх забралась. Если б сам не видел, ни в жизнь бы не поверил. Не девка, бес какой-то...
   - Это он про тебя так, - шепнул Глаше Алехин и громко Чубакину: - Кривого наверху оставил?
   - Еще чего! - пробасил тот, - вниз оттартал и упаковал, как следовает.
   Мужчины помогли Веснянкиной слезть с выступа и, подстраховывая ее, осторожно стали спускаться с горы. Силы вернулись к девушке и она, оставив своих спасителей, поспешила к Алексею. Старшина действительно надежно "упаковал" тухнуковского сторожа. Игнатий стоял, обняв кряжистый ствол березы, боясь пошевельнуться. При малейшем движении наручники стягивали запястья, вызывая нестерпимую боль. Под здоровым глазом преступника лиловел внушительных размеров синяк.
   - Брыкаться стал, стервец, - словно извиняясь, пробасил Чубакин, - слегка, вроде, приложился, а смотри-ка, чего получилось...
   - Ничего, ему не под венец идти, - заметил Алехин.
   Смеркалось, когда пятеро добрались до поселка.
   - Этого - в КПЗ, я скоро подойду, только вот Алешу провожу до больницы, - сказал старшине Виктор.
   Игнат выглядел жалко. От былой бравады не осталось и следа. Ему хотелось выть от бессильной тоски и злобы. Радужные надежды рассыпались в прах, будущее не сулило Кривому ничего хорошего.
  
   Погода наладилась. Русловики тепло распрощались с гостеприимной хозяйкой, Глашенькой Веснянкиной, и поехали на аэродром, где экспедицию поджидал старенький АНТ-2. Алексея Сягина хирург местной больницы отпустил с ними, наказав строго соблюдать, предписанные ему лечебные процедуры до полного заживления раны. К счастью она оказалась легкой. Пуля по касательной зацепила край коленной чашечки, через мякоть прошла навылет, слегка повредив сухожилие. Провожали изыскателей Кубыка и сержант Щербак. Чубакин был на задании, Алехина начальство вызвало в Иркутск. На прощание Семен, задержав руку Сенчина в своей, сказал:
   - Ты это вот что, Иван, приезжай-ка летом погостить ко мне. Может, к Якову вместе махнем. У него, брат, там такая рыбалка!
   - Оно бы здорово, конечно, - замялся Сенчин, - только мне путевку в санаторий обещали.
   - Эка, незадача! В санатории ты еще наездишься, а тут мы тебе такой курорт предоставим - здоровей здорового будешь.
   - Посмотрим, - неопределенно пообещал Иван.
   Потянулись долгие зимние месяцы. За повседневными житейскими заботами Сенчин напрочь позабыл о разговоре с Кубыкой. И, вероятно, не вспомнил бы, не повстречав случайно на одной из улиц Иркутска Алехина. Было начало июня, на тополях уже зеленела молодая листва. Поздоровались. На плечах начальника Казачинского РОВД красовались майорские погоны.
   - Поздравляю с повышением в звании, Виктор Петрович.
   Виктор улыбнулся:
   - Это еще в ноябре присвоили. Спустя месяц после того, как вы уехали.
   - Уж не за события ли, связанные с расхищением золота? - догадался Сенчин.
   Майор развел руками:
   - Может быть. В приказе сказано: "досрочно".
   Разговорились, вспомнили общих знакомых.
   - К нам на изыскания не собираетесь? - поинтересовался Алехин.
   - В ближайшее время вряд ли, - ответил Иван. - Правда, меня приглашал погостить Семен Кубыка.
   - Так в чем же дело, поедем вместе. Через два дня в Распадную полетит Светышев. Ты, помнится, с ним уже летал. Кстати, Иван Архипович, - Алехин просительно посмотрел на Сенчина, - не мог бы ты подсказать мне, где здесь поблизости находится ювелирный магазин?
   - Опять что-то связано с золотом? - не сдержал любопытства Иван.
   - Майор весело рассмеялся:
   - Представь, ты попал в точку. Мне нужно приобрести два обручальных кольца.
   - Неужто, надумал жениться?
   - И опять не ошибся - женюсь. Чтобы тебе не мучиться догадками, скажу даже на ком. Глашу Веснянкину, надеюсь, не забыл?
   - Это же здорово, Виктор Петрович! - не сдержался Сенчин от восторженного возгласа. - Глаша - очень достойная девушка.
   - Я такого же мнения, - согласился майор.
   С путевкой у Сенчина что-то не выгорало и он, не раздумывая, вылетел с Алехиным в Распадную.
  
   Ю. Огурцов
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"