Видимо подметив моё подавленное состояние, Пак Дон Хён пригласил меня на прогулку по буддийскому храму, в котором предполагалось провести съёмку. Машину мы оставили у деревни и от неё пошли пешком выше в горы, где располагался храм. По пути Пак Дон Хён поведал историю возникновения буддизма в Корее. Он сказал, что здесь проповедуется дзэн-буддизм. По-корейски слово "дзэн" звучит как "сон".
Причём, несмотря на современное японское название "дзэн-буддизм", появился в Корее на 500 лет раньше, чем в Японии. На корейский полуостров его привёз китайский монах Сундо в 372 г. н.э. Какое-то время буддизм подвергался гонениям. Именно тогда буддийские храмы и монастыри начали строить подальше от крупных городов - в живописной горной местности. В настоящее время в Южной Корее действуют около 10 000 храмов. Хотя буддизм не является основной религией полуострова корейцы очень гордятся своими храмами.
Ещё издали мы увидели огромные ворота с крышей пагодой. Их высота составляла несколько этажей. Как сказал мне фотограф Пак, каждый храм Будды представляет собой целостный комплекс, собранный по строгим правилам и единому для всех архитектурному плану. Он как таинственная книга, где каждая страница имеет свой смысл и значение.
Мы подошли к самым воротам. Они великолепно расписаны яркими красками. Пак Дон Хён назвал их Ильчумун, что означает ворота с одной опорой. Они знаменуют границу между людским миром и царством Будды. Необычный для моих русских глаз рисунок поражает воображение простотой и органичностью. В оформлении преобладает красно-коричневый цвет. Нижняя часть пагоды расписана бирюзовыми, зелёными, жёлтыми и красными узорами. Я с трепетом прошла сквозь величественные ворота Ильчумун. Обернулась рассмотреть сказочную роспись наверху.
Мы пошли дальше, на пути нам встретились несколько каменных памятников овальной формы с маленькими куполами по форме напоминающими пагоды. Памятники напоминали маленькие сказочные заснеженные обители. От них веяло вечностью и умиротворением. Их называют пудо или буддистские ступы, пояснил Док Хён. В них хранится прах монахов, живших в этом храме и сари. Сари - это кристаллические шарики, которые находят в прахе после кремации. Они служат признаком святости почившего монаха.
Постояв немного у памятников монахам, мы двинулись к следующим воротам. Фотограф Пак назвал их Вратами небесных владык - Чхонванмун. Эти ворота оказались значительно шире первых. Внутри них по обе стороны от дорожки установлены огромные статуи небесных владык: они с оружием, одеты в изукрашенные латы и имеют выпученные глаза, призванные устрашать злых духов. Небесных владык четверо по числу сторон света. Каждый из них помимо оружия держит в руке свой предмет - флейту, дракона, пагоду или саблю.
Здесь мы провели больше времени. Пак Дон Хён, как и я, с нескрываемым любопытством разглядывал колоссальные красочные статуи владык, хотя видел их не в первый раз. Мне больше всех понравился сравнительно небольшой дракон в руках одного из владык. Он почему-то казался мне задиристым - ярко-голубой с красными и зелёными усами и шипами он выглядел грозно и потусторонне. Завораживающий образ.
Впереди нас ожидали ещё одни ворота - Пуримун или по-другому "Врата недвойственности". Как объяснил мне Пак Дон Хён в буддизме недвойственность указывает на сущностное единение противоположностей. Например, любви и ненависти, мирского и духовного мира Будды. Внутри они являются одним и тем же, в них нет противоречия. Последователи Будды в идеале стремятся к просветлению, которое подразумевает в частности отказ от дуалистического видения мира и основ жизни. Поэтому Пуримун временами именуют как Хэтхальмун, что означает "Врата освобождения или нирваны".
Эти врата были оформлены в разы скромнее предыдущих - их отличала простота и лаконичность. Если бы не особая крыша над створками дверей, то выглядели бы они как обычные ворота, сделанные из дерева над которым не властно время. Проходя через них, я ощутила какое-то внутреннее благоговение. Возможно из-за слов фотографа Пака.
Через врата Пуримун мы наконец попали во внутренний двор храма. Пак Дон Хён сразу же предупредил, что это только первый двор. Его периметр очерчен специальными красочными строениями, похожими на небольшие дома с величественными крышами - пагодами. Они предназначены для изучения дхармы (универсальных законов бытия), медитации или чтения проповедей. Сам двор не имел ничего примечательного кроме единственного флагштока, на котором едва колыхалось знамя с непонятными мне символами. Фотограф Пак долго и вдумчиво их рассматривал, и веско заявил, что они указывают направление буддизма, к которому принадлежит сей горный храм.
Мы пересекли первый внутренний двор и очутились в главном дворе храма. В левой стороне двора находился двухъярусный павильон с висящим внутри колоколом. Не сговариваясь, направились к нему. Наше внимание привлекли внушительные размеры и непривычная вытянутая форма колокола. На его стенках изображены моменты из жизни Будды.
Пак Дон Хён, воровато осмотревшись, тихо постучал по нему костяшками пальцев. Указал на висящую рядом с колоколом красочную рыбу и сказал, что она служит для ударов по нему и подачи сигналов. Рыба символизирует постоянное стремление к мудрости, так как исконно полагали, что она никогда не спит. Удары колокола определяют распорядок жизни монахов храма. Сам же звук колокола как бы несёт учение Будды в мир и может пробудить даже самые заблудшие души.
Также он показал на крепление колокола, выполненное в виде дракона. Корейцы верят, что дракон сильно боится воды и поэтому опасается рыбы. Когда монах ударяет деревянной рыбой по колоколу, дракон на его верхушке начинает вопить от страха, тем самым, делая его звуки громче.
Неподалёку от колокола размещались барабан и гонг. Они также применялись для подачи сигналов. Я подобно фотографу посмотрев по сторонам, подошла к гонгу и легонечко стукнула. Раздался тихий, но гулкий звук. Пак Дон Хён подошёл ко мне. Он отметил, что рыба символ обитателей океана, а вот гонг символизирует обитателей неба - птиц. Поэтому звук гонга служит началом медитации.
Подробно осмотрев чеканную поверхность гонга, мы перешли к барабану. Не менее примечательный предмет, чем колокол или гонг. Барабан обтянут выделенной шкурой состоящей из двух частей - шкуры коровы и быка, что символизирует двойственность мира - его женскую (инь) и мужскую (ян) составляющие. Отсюда вытекает назначение барабана - в него бьют перед началом изучения Дхармы. Сам же барабан символизирует наземный мир.
В центре главного двора высилась многоярусная каменная пагода. На корейском она именуется "тхап". Я насчитала семь ярусов. Пак Дон Хён говорил, что их число может быть разным, но обязательно нечётным. Внутри пагоды хранятся ценные реликвии храма - священные книги и прах монахов.
Напротив каменной пагоды находился вход в главное сооружение храма. Я повернула налево, чтобы обойти каменную пагоду, но Пак Дон Хён ухватил меня за локоть и потянул в другую сторону. Оказывается, если во дворе стоит такая пагода, то двор нужно обходить по часовой стрелке, и наоборот, если пагоды нет.
Так под ручку мы прошествовали до главного алтаря с тремя статуями Будды, в честь которого построен сей горный храм. Пак Дон Хён предупредил, что в зал нужно входить сбоку, центральный вход предназначен только для монахов. Но внутрь заходить мы не стали, остановились в сторонке.
Само сооружение производило незабываемое впечатление. Уникальная роспись яркими цветами была практически повсюду. На колоннах поддерживающих своды, на створках дверей и окон, стенах и потолке. В центре зала возвышались статуи Будды. Статуи сверкали и от этого казались ещё более величественными. Справа размещались поминальные таблички. Там молились люди пришедшие помянуть усопших. Слева от статуй изображены невиданные существа - охранники храма. Воздух напитан тонким ароматом благовоний.
Главный павильон-пагода символизирует корабль, который способен доставить обычных людей в мир нирваны, преодолев все житейские испытания. Поэтому над его центральным входом расположены вырезанные из дерева головы дракона своеобразная носовая часть духовного корабля.
Также у лестницы в главный зал стоят большие каменные фонари в виде многогранника с четырьмя вертикальными прорезями в стенках. Свет фонарей как бы направлен на четыре стороны света, показывая как мудрость Будды, распространяется по всему миру.
Фотограф Пак понизив голос, рассказал мне, что за главным зданием есть другие строения с меньшими алтарями, где поклоняются другим Буддам. Строения с алтарями образуют единый комплекс, представляющий царство Будды. В них тоже можно заходить, чтобы помолится.
Мы понаблюдали за паломниками, которые степенно подходили к залу, снимали обувь и заходили внутрь. Там брали плоские подушки, горкой лежавшие в уголке и усаживались на полу для молитвы. Постепенно их лица, обращённые к статуям Будды, разглаживались, обретая умиротворение. Взгляд светлел, очевидно, возрождалась надежда на благополучный исход дел или же рассеивались сомнения.
Я дёрнула Пак Дон Хёна за рукав и указала глазами на фотоаппарат и молящихся. Он отрицательно мотнул головой, наклонился и шепнул:
- Не хочу мешать их разговору с Богом. Пусть он длится безмятежно.
Он ещё раз взглянул на собравшихся людей, и утянул меня в сторону калитки, сбоку от главного зала.
Стоило нам появиться на пороге ещё одного дворика, где разместилась фотостудия под открытым небом, как меня взяли в оборот. Для организации гримёрной нам выделили небольшое строение с характерной крышей пагодой. Как сказала провожавшая меня девушка-визажист, оно обычно используется местными монахами для медитации и работы. Меня отвели в одну из комнаток со стенами из рисовой бумаги и подготовили к фотосъёмке.
Сегодня была запланирована съёмка верхней одежды. На фоне храма будут отсняты фотографии повседневного стиля, а завтра в горах - спортивного.
Первым на меня надели пальто-пончо насыщенного персикового цвета. В который раз я поразилась тонкости восприятия стилиста. Если бы цвет пальто был чуточку менее ярким, мои светлые лицо и волосы потерялись бы на его фоне. В этом пальто я ощущала себя необыкновенно женственной и хрупкой. Как не печально это признавать, но во много правы те, кто утверждает, что одежда делает человека.
В этот раз в фотосессии участвовала только я. Фотографироваться одной оказалось ещё более захватывающе, чем в паре. Не отвлекало чужое присутствие в личном пространстве. Я с фотографом Паком как бы играла в маски. Он подсказывал, какую маску эмоций выбрать, а я старалась выразить их мимикой, позой и жестами. По взгляду фотографа понимала, насколько точно соответствую его ожиданиям. Я не заморачивалась тем, как выгляжу в тот или иной момент, ведь вокруг меня суетилась куча народа работой которых являлся мой идеальный облик. При необходимости они поправляли причёску или одежду, останавливая фотосъёмку. Мне же оставалось наслаждаться моментом и излучать счастье. Мне легко давался такой театр для объектива.
Работа помогала отвлечься от тяжёлых мыслей. Но они всё-таки проскользнули, привнеся еле уловимую горечь. Чувство неправильности произошедшего. Я не винила Ён Уна его, но и принять его действия тоже не могла. Если бы я поддалась, что было бы дальше? Короткий роман, интрижка?! А дальше шепотки на всех углах, он ведь знаменитость. Думать об этом не хочу!
- Ким Лин Мэй, будь внимательней! - напомнил Пак Дон Хён.
"Улыбаемся и машем!", - распорядился внутренний вредина.
Больше я не отвлекалась на мысли о Ён Уне. Вернулись безоблачное настроение и удовольствие от работы. Вскоре фотосессия закончилась, и я была предоставлена самой себе. Вернувшись в комнатку, где готовилась к съемке обнаружила свою сумку. Видимо Ён Ун заходил, пока я фотографировалась. Переодевшись и захватив сумку, пошла к выходу. Хотелось ещё раз заглянуть в центральный павильон, который показался мне очень красивым и одухотворённым местом. Древним, напитанным энергией молитв и чаяний множества людей. Казалось неосязаемо он трепетал и исполнял бесконечно прекрасную мелодию молитвы, столпом уходящую в небо. И при этом был наполнен умиротворённой тишиной.
Я полагала, что прошла в сторону центрального павильона, но попала в совершенно иной внутренний двор. Каждый мой шаг гулко отдавался по древним каменным плитам. Внутри дворика находился всего один павильон. Напротив него в чаше журчал ручеёк, на поверхности воды которой цвели лотосы. Сразу же припомнились слова фотографа Пака о том, что цветы лотоса самый яркий символ буддизма. Потому что душа человека может обрести просветление в обычном мире, наполненном несправедливости, так же как и лотос, способен вырасти прекрасным, несмотря на окружающую его грязь.
Я полюбовалась, как вода струится из пасти черепахи в чашу до краёв наполненную малиновыми, нежно розовыми и синими лотосами. В воздухе витал их аромат. Подивилась тому, что цветут они посреди зимы. Повернулась к трёхъярусному павильону, который по высоте заметно превосходил главное строение на центральном дворе. Он казался пустынным, как будто время застыло в его стенах.
Древнее строение, красиво расписанное жёлтым и красно-коричневым, ставни бирюзового цвета плотно закрывают все проёмы, на широких балках под крышей причудливые разноцветные узоры. Под крышей первого яруса висит множество колокольчиков. К их язычкам привязаны красные шнурки с деревянными табличками. Они качаются на ветру и колокольчики мелодично позвякивают. Их звон органично вплетается в мелодию ручейка. Пахнет благовониями.
Одна из боковых дверей павильона оказалась открыта и ноги сами понесли меня к её порогу. Я разулась и прошла внутрь по узорному полу. В центре зала неподвижной статуей сидел старенький монах, одетый в скромное серое одеяние с накинутым поверх плащом ягодного цвета. В отличие от ранее виденных мной монахов он обладал роскошной белой бородой, которая достигала груди.
Меня сильно поразили крупные красные бусы на его шеи. Он снял их при моем приближении и положил перед собой. Жестом предложил мне сесть напротив него на циновку, лежавшую на полу. Я присела, скопировав его позу лотоса. Он безмятежно смотрел на меня некоторое время. Потом заговорил голосом похожим на шелест сухой листвы на ветру. Мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова.
- Рад видеть тебя в этой обители потерянное и обретённое миром дитя. Ты пришла с чужой судьбой за плечами. С каждым прожитым днём эта судьба всё больше становится твоей. Две судьбы слишком тяжёлая ноша для простого человека. Но теперь ты владеешь талантами и второй судьбы, которые облегчат твой путь. Но и они же сделают его тернистым. Так как то, что необычно привлекает повышенное внимание. Порождает желание обладать. Однако ты смело иди вперёд к тому чего жаждет твоё сердце. Не отворачивайся ни от чего, что тебе будет дано. Помогай всем, кто прямо попросит твоей помощи. Ибо тебе дано гораздо больше, чем другим. Будь сильной!
Я внимательно слушала, не отводя взгляда от его серых блеклых глаз. Но внезапно увидела темноту, которая за мгновение поглотила всю меня. Толчок и я вижу свет лампы, стоящей у изголовья. Понимаю, что лежу в постели на полу в незнакомой комнате. Рядом со мной сидит девушка визажист.
- О, вы пришли в себя! - всполошилась она, заметив, что я открыла глаза.
- Что произошло? - спросила я, приподнимаясь на локтях.
Но она меня тут же уложила обратно на подушку.
- Вы упали в обморок в зале на главном дворе. Вы зашли в храм, и некоторое время сидели, как все паломники, перед статуей Будды. Потом один из монахов заметил, что с вами что-то не так. Он подошел к вам, вы находились в глубоком трансе. Спустя час он попытался вывести вас из этого состояния, a вы потеряли сознание. Тогда Хан Ён Ун принёс вас в деревню.
- Хан Ён Ун? - неверяще переспросила я.
- Да. Очень беспокоился о вашем состоянии, почему то заявил, что он во всем виноват, - она с любопытством наблюдала за мной, ожидая моих пояснений, но я промолчала. - Мы уж собирались вызвать доктора, но тот монах приказал вас не беспокоить. Сказал, что вы очень верующий человек, раз сумели так глубоко погрузиться в молитву.
- Он преувеличил мои способности, - вяло отмахнулась я от незаслуженной похвалы.
- Вы поспите. Я буду ночевать в комнате по соседству. Если что-то будет нужно, зовите! - девушка плотнее накрыла меня одеялом и покинула комнату.
Получалась уж очень интересная картина: выходит дворик с лотосами мне привиделся, когда я гуляла по центральному двору и сидела у статуи Будды. Почему же я не помню хотя бы то, как шла туда? Провал в памяти или все же действительно глубокий транс? Кто тогда сделал мне предсказание? Ведь я отчётливо помню всё сказанное мне. Стоит ли мне относиться к предсказанию серьёзно? При этом увиденное, если честно, изрядно смахивает на бред.
Поразмыслив, я решила не зацикливаться на случившемся. И рассказывать про это тоже не видела смысла. Приму сказанное монахом к сведению и буду жить дальше. В целом же предсказание хорошее. Даже таланты обещаны. Интересно какие?!
Спала я в эту ночь очень сладко, проснулась бодрая, правда с ноющим телом. Нет у меня привычки спать на полу ибо избалована благами цивилизации. Умылась я на улице в тазике. Потом вместе с женской половиной коллектива завтракала сидя прямо на полу за низеньким столиком. Я налегала в основном на суп, добавив в него по местной традиции плошку отварного риса. Суп представлял из себя мясной бульон без каких-либо овощей и круп. Но главное, что он был не острый.
После обильного завтрака команда быстро собралась для поездки в горы. До места съёмки нужно было ехать всего полчаса. Конечно же, меня вызвался подвезти лично Хан Ён Ун. Отказываться я не стала. Хотелось поблагодарить за помощь и восстановить нормальные отношения.
На людях наша встреча выглядела безмятежно, как будто ничего и не происходило между нами. Вчерашний день позволил нам обоим разобраться в случившемся, и теперь мы смело могли садиться за стол переговоров. Однако оставшись наедине в машине, некоторое время молчали. Каждый прикидывал, как лучше начать разговор. Я уже обдумала свои слова, но хотела, чтобы Ён Ун высказался первым.
Заметно нервничая, он потянулся к плееру и включил меланхоличную музыку.
- Я не хотел тебя напугать или обидеть, - наконец вымолвил он. - Вчера я много думал о нас. Я слишком тороплюсь. Извини меня за мою дерзость, - приглушённо и взволнованно попросил он. Было очевидно, что он не привык извиняться.
- Понимаю. Спасибо, что позаботился обо мне и донёс до деревни. Путь не близкий, да и я не слишком лёгкая ноша.
- Мне было не сложно. Я беспокоился за тебя. Ты от усталости и бессонной ночи потеряла сознание. Я виноват в этом.
- В моём обмороке никто не виноват - это простая случайность, - заверила я его.
- И все же я хочу как-то загладить свою вину.
- Не нужно! Впрочем, можешь по-дружески мне помочь. Я всё ещё плохо ориентируюсь в Сеуле. Можешь съездить со мной в университет, про который ты мне рассказывал?
- О! Конечно! Только уточню своё расписание...
В итоге договорились через пару дней съездить в университет. Обменялись номерами сотовых и стали подтрунивать друг над другом. Напряжённость, возникшая поначалу между нами, постепенно исчезла. Хан Ён Ун расслабился и стал рассказывать, как вчера прошла его съёмка на закате: досталось ему от Пак Дон Хёна изрядно.
До горного перевала добрались мы намного позже, чем другие. К нашему приезду стафф уже всё подготовил для съёмки. Была разбита палатку, зажжён костёр для обогрева, расставлена аппаратура. Даже расчищен снег до ближайших валунов.
Мы выбрались из машины и сразу же приступили к работе. В этот раз она давалась сложнее - мы очень быстро замёрзли на холодном ветру. Фотограф Пак раскритиковал наши красные носы и стал фотографировать нас по очереди. Один отогревался и готовился к съёмке в палатке, а второй позировал. К вечеру вся команда продрогла окончательно и дружно шмыгала носами, производя удручающее впечатление. Один Пак Дон Хён лучился радостью, ничего не замечая.
После съёмок Хан Ён Уна срочно вызвали в Сеул, и он уехал первым, прихватив часть оборудования. Поэтому обратно в город я добиралась в машине Пак Дон Хёна вместе с другими девушками. Вначале поездки завязалась было оживлённая беседа, но по мере сугрева девушки затихли и задремали. Я так вообще заснула крепким сном...
Фотограф Пак доставил меня домой поздней ночью. Несмотря на сон в машине, я ощущала себя усталой и разбитой. Быстро приняв ванну, снова завалилась спать. Утром же проснувшись гораздо позже, чем планировала, носилась по квартире как угорелая, чтобы не опоздать. Тем более, что подъехать было нужно по новому адресу - к какой-то очень известной оранжерее.
Поездка в такси стала испытанием на прочность. Не в меру любопытный таксист всю дорогу расспрашивал о моей личной жизни. Интересовало его буквально всё: мой возраст, какую школу я закончила, есть ли у меня парень, откуда я приехала и т.д. По мере роста числа вопросов я тихо зверела, продолжая натянуто улыбаться. Послать таксиста далеко и надолго совесть не позволяла - дядечка в возрасте, а меня учили уважать старших.
В здание оранжереи я влетела сердитая, готовая покусать любого, кто задаст мне хотя бы еще один вопрос! Но обошлось - пока меня одевали и марафетили сердитость почти сошла на нет. И вовсе капитулировала, как только я попала в главный зал оранжереи. Обилие цветов всевозможных расцветок притягивало взор, вызывая невольные восхищённые вздохи. Вокруг цвела весна, пели птицы и порхали бабочки. Ярко оранжевая бабочка с чёрной каймой на крылышках облюбовала моё плечо.
Тут же Пак Дон Хён буквально вырос из-под земли, клацая фотоаппаратом. Он был как всегда сверхактивный и как никогда довольный кутерьмой съёмки. Фотографировали одежду для тёплых весенних дней. Всевозможные платья, плащи, юбки, джинсы и прочее. Рядом постоянно присутствовал служащий оранжереи, зорко следя за сохранностью вверенной ему растительности. Но команда работала аккуратно, бережно относясь ко всему вокруг.
Завершающим сюжетом фотосессии стала свадебная церемония. К ней меня готовили ещё более тщательно, чем обычно, поминутно завистливо вздыхая. На меня надели невообразимо красивое и экстравагантное платье. И не менее удивительные туфли. Рассматривая свое отражение в зеркале, даже я, однажды пережившая это в реальности, испытывала сильнейшее волнение. Почти предсвадебный мандраж.
Ведь это некое загадочное, сказочное таинство - надеть свадебное платье. Мечта почти всех девушек мира когда-нибудь стать прекрасной невестой - единственной в своём роде. И произнести судьбоносные слова брачной клятвы.
Моё смятение возросло до максимума, когда на дорожке появился Ён Ун в темно-синем безукоризненно сидящем костюме, улыбающийся и сияющий как настоящий жених. Он шёл ко мне, не отводя восхищённого взгляда. У меня же с каждым его шагом росло желание убежать без оглядки. Ничего не могла с собой поделать. Ён Ун подошёл вплотную, наклонился и тихо прошептал на ушко:
- Успокойся, не съем я тебя, хоть ты и похожа на сладкую розочку на свадебном торте. Ням! - он щёлканул зубами у моей щеки. Довольно ухмыльнулся и встал рядом, подав мне согнутую в локте руку.
Выходка Ён Уна немного отрезвила меня.
- Хан Ён Ун и Лин Мэй-сси встаньте вот сюда, - фотограф Пак указал на полянку с сердечком выложенным из красных и белых роз.
Мы встали в центр и фотосъёмка началась. После перешли под цветущую сакуру. Деревце щедро осыпало нас бело-розовым дождём лепестков. Ён Ун как-то пытливо глянул на меня:
- Ты знаешь примету про лепестки сакуры?
Я отрицательно покачала головой, бесшабашно улыбаясь.
Довольный Пак Дон Хён бегал вокруг, щелкая фотоаппаратом и бормоча про самые удачные кадры. Я же почему то чувствовала себя невероятно счастливой и воздушной.
В ходе съёмки Ён Ун как бы невзначай касался моей обнажённой спины либо наклонялся слишком близко, демонстративно вдыхая мой запах. Разошёлся он не на шутку - даже стал настаивать на необходимости фотографий с поцелуями. Пак Дон Хён пошёл ему навстречу, заявил, что он может поцеловать меня в лоб, что тот и проделал с нескрываемым удовольствием.
Постепенно чувство ирреальности происходящего пропало, оставив послевкусие в виде недосказанности. Мы также позировали и улыбались, изображая влюблённых. При этом я держалась подальше от Ён Уна. Потому что мои гневные взгляды в ответ на его выходки, совсем на него не действовали.
Завершив работу, всей гурьбой отправились в японский ресторан праздновать окончание фотосессии. Заказали кучу съестной всячины, которую нам принесли на большой съёмной столешнице. Расселись мы все на полу на специальных низеньких стульчиках, можно даже сказать - подушках. Я с опаской пробовала некоторые блюда, стараясь не задумываться, из чего они сделаны.
За столом в основном женщины ухаживали за мужчинами. Лишь изредка последние, подливали девушкам саке. Я пить не отказывалась, но и не пила, потихоньку сцеживая спиртное в стакан с соком. Не хотелось огорчать всех отказом. По мере накопления градусов компания становилась все более шумной. Основательно подкрепившись хором, решили продолжить вечеринку в ближайшем баре. Выйдя из ресторана, я отговорилась от дальнейшей попойки сильной головной болью. Поблагодарила всех за работу, поклонилась и села в подъехавшее такси.
С таксистом в этот раз я поступила умнее - заговорила на английском, сделав вид, что ни бельмеса по-корейски. Номер удался, дядечка не приставал ко мне с расспросами и вескими замечаниями, что позволило мне по дороге спокойно любоваться на вечерние, местами заснеженные, улицы Сеула. В душе я радовалась, что моя первая работа фотомодели завершилась и, наконец, я смогу быть сама собой.
