Гнусно всё было... Мой мозг был взломан росказнями про красивых богов без гениталий и новую эру, прекрасную эру, в которой любой солдафон мог писать картины и создавать величественные скульптуры, играть на музыкальных инструментах и нести добро в мир.
После путешествия к стенам-руинам мое психическое здоровье совсем разладилось. Представь себе, вот ты живешь тридцать с гаком лет по одному уставу. А потом является из ниоткуда какой-то наставник и перечеркивает все эти годы учений своими сказками о прекрасном. Роняет зерна какого-то странного чувства в твою душу... И зерна прорастают, разрушая ее своими корнями.
Тридцать лет жил без оглядки. И пролетели они так легко, как будто на санках с гор съехали. А эти два года... боже, как долго они тянулись. Как будто два года мне ломали позвоночник.
Тошно стало жить. Тошно - не то слово! Внутри меня всё гнило, и гнило прекрасным! В голове каша из военной муштры, скульптуры и пацифизма. За что ни возьмусь - все с рук валится. Не думать, Ма-Ра, не думать... эдак тебе и с врагами своими поцеловаться придется! Еще чего хорошего, станешь ремесленником! Будешь горшки лепить и голых теток из камня долбить... кому это надо?
Скажи: какой единственно верный способ не думать? Правильно! Пить, пить и еще раз пить. Нам, молодым воинам, это очень даже к лицу. Трубка в зубах и бутыль в руке. Очень солидно.
А время как раз стояло такое... ну как будто перед грозой. Где-то на границе шевелились тучи, а мы покамест спокойно себе жили в своих домах, ходили на тренировки, по вечерам совершали прогулки к горам. Над нами больше не довлела тяжелая рука старика Конклава, но все еще кто-то стоял там, наверху, дергал за ниточки, строил новую политику, ломал старые устои - а нам хоть бы что! Возимся, как дети в песочнице. Глупые - и потому счастливые.