Аннотация: Диплом конкурса "Золотая Мантикора-2013, Темная сторона времени/ Артем - игроман, перепутавший реальности. Однажды ему приходится в полной мере ощутить выдуманный мир.
Да! Кэп должен гордиться - я поймал его сразу на пяти секторах. Достаточно и трех, а шесть - нереально, но кажется, всё дело в доверии. И размножься он подобно Джеку Воробью, я старался бы не облажаться ровно настолько же.
Ва-банк! На абордаж! Капитан - морской волк и гроза корабельщиков, подмигнув единственным глазом, отомкнул заветные врата. Легонько пихнул меня к пушке.
- Выбирай.
Я знал, что увижу - парусники, бороздящие волнистую гладь, прямо по борту. Иногда проплывающие мимо, но неизменно возвращающиеся, чтобы распечатать трюмы, полные золота. Для меня и для Кэпа. Я чуть ли не слышал звон монет, долгий, нарастающий вместе со знаками на табло. Но сначала - выстрел. Медлить нельзя, не потому, что нет времени - оно бесконечно, как песок, только за сомнениями всё сильнее дрожь, дышать нечем, а сердце частит. Почти паника. И подзорная труба вместо взгляда, дуло пушки, прицел и мишень. Одна. Одна из нескольких.
Теперь я старался угадать, ерзал, метался. Горячо или холодно, холодно или горячо? Может быть, Кэп подскажет? Может, он уже подсказал, изначально, моими же глазами, только я не отметил, не зацепил.
- Ну? - нетерпеливый Капитан верил, но скорее надеялся.
Не ему поджигать фитиль - круг замкнут на мне. Надежном друге, старшем помощнике. Пока мы вместе, пока я в команде, корабль плывет. И вертится земля. Но деньги - главное, как в любом из миров, пожалуй. Я заберу лишь часть после швартовки.
- Давай уже!
Я вздрогнул. И выстрелил.
Глухой "бульк" сопроводил ядро в морские недра. Корабли растворились или на секунду потемнело в глазах, а Черная Метка уже вещала недобро "Ты проиграл". Казалось, я падал и в бездне дышал отчаяньем, выдыхая горечь. Грыз край опустевшей бутыли, той самой, что поднимал с Кэпом за удачу. Истязал кнопки, лишь сотрясая нулевую цифру кредита. Оставаясь в живых, но лучше бы наоборот.
Остальные угасли, впали в забытье, словно розовощекий Боцман отродясь не выдавал коронное: "Пират шикует, если рискует!", когда удавалось пробить дубль. И Юнга, распластавшись на линии, не ловил рядами шахматно-золотых зубов остролезвенный тесак. А Зу-Зу, красотка Зу-Зу? Ее имя, будто ручеек дублонов, струящийся из горсти в горсть. И кожа - бронзовый велюр. Пиратка, она дерзка! Подманит, а не дастся, лишь кинжал у горла охладит пыл. Ты в безнадеге скинешь последнее, заложишь душу - ставка, как на жизнь, но не бойся, плен Зу-Зу сладок. Она прильнет, закружит до экстаза, получив свое. Возвращая затем стократно.
Я давно разгадал ее, расшифровал по знакам, янтарным искрам глаз пиратки. Но больше ничего не мог ей предложить. Банк пуст, и наш корабль застрял в остекленевших водах. Ветер уже не наполнял паруса, брызги не оставляли соленых крапин, только едко першило в глотке. А корни тропиков затянулись на оси, стопоря вращение. Это сделал я. Как я мог промазать?
Ты же обещал большой куш! Да, Капитан? Выпав пятеркой? Или промах не моя вина?
Кэп безразлично, пусто смотрел из секторов, как я терзаю мертвый штурвал, ломаю мачты. Бьюсь головой о стеклянное море.
- Эй, козел! Что творишь?
Кто это? Он стянул меня с трапа, протащил по дощатому пирсу. Я отбивался не глядя, лупил наугад, но массивная туша пригвоздила, обездвижила, уселась сверху. Я чувствовал - сейчас ударит, только бы не в лицо! Отвернулся, но успел прочесть "Александр. Охранник". И девушка с ним рядом, не Зу-зу. Кажется, ее зовут Катя. Память возвращалась толчками, как из прошлой жизни. Да точно, Катя, несколько раз выручала, когда садился на мель.
- Милая, помоги. Немного, сотню или две. Отдам, чеснослово, я обязательно выиграю.
- Ага, здесь все выигрывают, - охранник фыркнул, словно выстрелил из пушки, только попал в отличие от меня. Ох, как попал! Еще и добавил, смачно так в грудину, с силой. И поволок мимо каблучков Кати, цепляя за стулья к выходу.
Я обмякло ехал, придушенный воротом. Лишь сипел:
- Отпусти, а. Мне на корабль нужно. Не то им конец.
- Сам ты конченый, - бугай Александр встряхнул меня, поставил на ноги. - Что курил?
Повел носом.
- Или нажрался?
- Да не выпивал я. Так, легонько если. Бутылку рома с Капитаном на двоих.
Охранник вздохнул тяжело, с сомнением и пинком отправил меня в уличный смог.
И я пошел. Нет, обернулся - на вывеску "Лотерея", косую, как вся пристройка. На квадратное лицо с бульдожьей миной, со взглядом "Сунешься - убью" из дверей. Понимаю, ничего личного - всего лишь работа. Охранник выполнил свою, а что же я? Акелла промахнулся, и в наказание - тягомотина среди штампованных построек, камня и железа. Город, словно стеклянный шар, встряхнутый ради забавы, где вместо белых хлопьев - пыль, а в дизайне поскупились на раскраску. Я качался посередине взад-вперед, и со мной - машины, люди, в одном и том же ритме изо дня в день. Кто-то сказал, что этот мир вращается, а по-моему на ночь просто гасят свет.
Я должен был вернуться туда, где мне подчинялось многое, чуть ли не всё. Там рука - пусковой механизм, маятник на старте оборотов. Взмах - и за пределами новогодней игрушки крутится другая земля.
Несколько кварталов почти над асфальтом, через ступеньку лестничный марш. Я примчался домой, отбросив дверь к стенке, раскрыв рот так же широко в протяжном:
- Дашка! Дашка!
И чуть не сиганул сквозь нее - тоненькую, словно бестелесную, вынырнувшую из пара стирки навстречу мне.
- Получилось? Скажи что да.
На ее руках, умаянных, красных, еще висел груз забот, но кое-где уже брезжил прозрачный муар, взращенный надеждой, чтобы вспорхнуть Дашке вместе со мной, если не подведу.
Я мотнул головой, и крылья осыпались.
- Но как же? Ты ведь обещал. Говорил, что вывел формулу, отыскал координаты.
Я объяснялся, ловя ускользающую фигурку, твердил в рыжину волос о погрешностях, которые не учел. О том, что теория - не бред и не обман, ведь я силен в математике, а феноменальной памятью схватываю комбинации, обдумывая массу вариантов наперед. Что теперь всё точно рассчитал, и будет ей в июле Питер, а совсем скоро - платье на университетский выпускной.
- Только сейчас дай деньжат.
Она молча сверкнула янтарями глаз, в них будто раскрошились и царапнули осколки.
- Пожалуйста, Зу-Зу.
Смола растаяла, заструилась.
- Ты давно не называл меня так.
Дашка высвободилась и, загребая тапками, пошаркала на кухню. И я, было, решил, что обида сильнее, но она, перетряхнув сумочку, сунула мне в ладонь пятисотку.
- Надери зад игровому бизнесу, Артем. Черт возьми!
В сердце у меня прыгал обрадованный ребенок, который что-то приукрасил, а многое утаил, но нужного добился. И что немало - в него снова верили. Разве только кусалось чувство вины.
- Выигрыш не главное.
- А? - Дашка вновь кольнула отломанными гранями.
- А, - отмахнулся, убегая.
Я не просто несся - меня мчал парус из купюры, что таилась в нагруднике. Кляксы огней на монохроме улиц, тусклозеленое в пепельно-синем - всё размазывалось, сливаясь дорожками. Как водный шлейф.
Ментальный я уже атаковал вражеское судно под лихой посвист Капитана, дырявил попаданием борта. Из пробоин хлестали реки золота, точно на палубу, и мы плясали, заливая в глотки ром. А затем, подняли якорь, отправляясь к злачным берегам, когда я физический достиг причала, ступил под буквы "Лотерея".
Охранник тут же приклеился, сопровождая, хоть я и махнул перед ним пятисоткой. Надолго ли? Еще мгновение, и в сизом мареве я стану лишь одной из черных спин на фоне экрана. Выйду в море, бросив Александра посреди какофонии и мелькающих до головокружения картинок.
- Отдать швартовые! - расслышал я приказ и устремился к сходням.
- Ку-уда? Не видишь - занято.
Две неприступные скалы пригородили мне путь, а на палубе новоиспеченный старпом уже мял потными руками карту, тыча в кругляши островов. В воодушевлении тряс подбородками и под одобрительные кивки Капитана тянул банкноту из пачки, готовый достать еще и еще. Чтобы подмаслить, а затем и вовсе купить целиком пиратское судно, будто яхту для морских прогулок.
И тут я вразумел, что значила моя осечка - Кэп продался. Бывший морской волк, а теперь - позорный волчара, обменял честь пирата на нескончаемо текущие в пригоршню деньги. Выбрал толстосума с парой каменных бодигардов, а меня, продешевившего, оставил за бортом.
- Что, посмотреть нельзя?
Скалы чуть раздвинулись, и я смотрел. Как жирный старпом перекидывается с Боцманом в картишки, а тот удваивает ставку, но проигрывает, с достоинством бросая любимую фразу. Как скачет дрессированной собачкой Юнга, ловя клинки, лишь бы урвать куш посолидней. И только Зу-зу не вышла к толстосуму, не изменила мне, красотка.
Смотрел, давясь обидой, пока единый в пяти лицах Капитан не выкатил пушку. Тогда уязвлённое эго, пропитанное ядом гнева, забурлило и подкинуло меня, словно пробку. Я взорвался, растолкал каменный заслон. Подцепил жирдяя за узел галстука.
- Ничто так не возвышает врага, как рея! - крикнул, дергая удавку.
Сам бахнул по кнопке, выстрелил. И попал.
- Это мой выигрыш! Мой! - я орал, по звону вычисляя прибавку кредита, когда горы мышц повалили меня на пол. Угрожающе нависли кулаки.
- Только не здесь, - из ниоткуда умолял охранник Александр.
Там же, вне видимости ахала Катя, плевался матом бывший висельник. Вместо аппаратной монофонии, клуб увлеченно загомонил живыми голосами, сопровождающими мое позорное изгнание.
В который раз я оказался на улице. И сразу заплутал, как говорится, в трех соснах. Их было трое и не сосны, а я один - беги, не беги, все равно догонят. И покопаться бы в феноменальной памяти, чтоб воссоздать какой-нибудь мега финтовый выпад, но в солнечном сплетении разорвалось то самое солнце.
Они били ногами, и слово "боль" слишком коротко, как момент удара, когда все тело превращается в нарыв, лопающийся повсеместно. Передо мной искрились фейерверки, разбрызгиваясь вместе с предательскими слезами. Сжавшись, я стонал, плевался кровью и позорным:
- Больше не буду, отпустите...
- На! На!
Они по заведенному и с чувством продолжали, прессуя мои наваленные грудой мысли, размазывая их по черепной коробке. Но одну я трепетно берёг, обнадеживающую тем, что истязанию когда-нибудь придет конец. Мучители отстанут, а в кармане еще лежит пятисотка, значит есть шанс встать у руля. Ради этого стоит перетерпеть, только крепче держаться, и я держался, но подошва бодигарда оборвала спасительную нить. Тело вдруг сделалось невесомым. Я взлетел.
...
Это же небо! Хотелось восторгаться и спрашивать себя удивленно: "Небо ли это?" Разве может быть такая лазурь под ногами?
Или же море... Конечно, море! Но отчего прибой не оставляет влажных капель, хотя щекочет облаками пены, и между пальцами не забивается песок?
Я ворошил дымку в желании разглядеть дно, а видел только свои босые ступни на ирреальной опоре. Казалось, шаг и уйду на глубину. А позади, что там? Синева, барашки. Я ощупывал взглядом горизонт, выискивал любое движение, хоть что-то, кроме медленно ползущих облаков. Затягивался свежестью, стараясь уловить бензиновый смрад или осадок городской пыли. Ведь это море-небо не могло быть настоящим. Выходит, что и я - фантом, в чужой одежде и без синяков.
Но черные паруса, пробивающиеся сквозь дымную вуаль, не походили на галлюцинацию. Сытые ветрами, они мчали шхуну, то бросая в лазоревую волну, то подцепляя носом облака. Веселый Роджер скалился с грот- мачты, а с палубы, перевалившись за борт, ухмылялся Кэп.
- Рад видеть твою рожу снова! - он рассмеялся, словно в небе бухнул гром.
Я вторил, хоть и тише, но радостней, как мне казалось. Не оттого что, не явись корабль, орал бы: "Люди! Где вы?", а потому, что Капитан! Потом нахмурился, а Кэп заржал еще оглушительней, поднимая здоровенный сундук.
- Тысяча чертей! Не это ли ты ищешь? - отбросил крышку.
Я едва не ослеп от золотого блеска. Капитан нагнулся, с ним наклонилась шляпа. И сундук. Закапали монеты.
- Может поднимешься, бродяга? Или мне сыпать через край?
Колебался я недолго.
Спустя всего ничего, на дубовом столе шпилями мачт торчали бутылки, а мы хохотали и горланили. Здесь же, в каюте, нашелся и Боцман. Верхом на деревянной бочке, он заливался ромом, не соблюдая краев. Булькал переполненный, но, ослабив пояс, снова и снова полоскал нутро. Бочонок, такой же тугой, подпоясанный, не разрешая себе подобную вольность, брюзгливо скрипел под ним.
И если Боцман кое-как держался, то трюм Юнги был уже забит. Тот, безобразно пьяный, подпирал столешницу, глупо хихикая в пузыри слюны. А Капитан все раззадоривал товарищей. Смешно перекатывался, окрылившись полами камзола, копируя толстосума, которого в итоге они раздели до нитки.
Я потешался тоже, забыв ошибки и обиды. Тискал пузатую бутыль. Пил много. Но не пьянел, а качался вместе со шхуной.
Он подозвал, я двинулся за его широченной спиной на палубу. По бортам в воздушной пене проплывали острова. На их песках громоздились сундуки, но судно шло мимо.
- Разве нам не туда?
- Конечно, - неровно шагая, Кэп подвел меня к штурвалу.
Нахлобучил шляпу, сверкнул карим глазом. Вздернул кучерявый подбородок, мол: "Покажу тебе, сосунок, мастер-класс". Тут заштормило его, крепко датого и бросило на рулевое колесо, а оно не сдвинулось ни на йоту. Кэп виновато цокнул.
- Некому крутить штурвал, знаешь ли.
- Он сможет, - прошуршала юбкой, обняла меня рыжеволосая Зу-Зу. Я ощутил на шее легкий ветерок ее дыхания. И запах розовой воды, но не приторной дашкиной, а истинного нектара.
Дашка! Небось ждет, мечется в пенале съемной квартиры. Или сколько прошло времени? Вполне возможно, что пока, предполагая мой выигрыш, мысленно примеряет обновки. А потом ей позвонят и спросят: "Вы знаете Артема Зуева?". Она ответит: "Да", и голос задрожит, но Дашка будет подозревать меня в чем угодно, только не в смерти. А я мертв, иначе не носился бы по небу на пиратском корабле. Она узнает и заплачет. Пострадает и успокоится. Выберет одну из прямых дорог между опостылевшей семьей и скучной работой. Заживет, как и все, не побывав в раю. Не понимая, что у каждого он свой, а у меня - этот.
Я улыбнулся Зу-Зу, такой похожей на Дашку, и уверенно сжал рукояти штурвала. Отпустил. Подумал. Взялся снова. Я совершенно не смыслил в навигации и разве научусь?
Кэп словно прочитал немой вопрос.
- Что, неудобно? А вот так?
Под пальцами звякнула, выдвинулась панель, и я ощутил холодный пластик игровой машины. Лазурь сузилась до экрана. До линий, разграниченных секторов, где по правую руку качались на волнах бонусные суда, а слева протянулась цепочка островов, сверкающих песчаной галькой и монетами.
- А может, хочешь закрутить с пираткой? - подмигнул мне Кэп.
Зу-Зу повисла, целуясь.
- И только? - меня окутало недоумение, вытравливая счастливую беспечность, тая ледяной испариной. Я отстранил Зу-Зу.
Капитан зло дернул плечами.
- Прежде ты не жаловался, что этого всего, - он охватил взмахом разлинованный квадрат, - тебе недостаточно. Или плохо обладать хоть маленькой, но вселенной? Крутить ее взад, вперед и по диагонали?
Кэп шлепнул меня по спине тяжелой ладонью.
- Ну ничего. Привыкнешь, и тогда наш трюм вовек не оскудеет. Полных парусов и сухого пороха! Поздравляю, новый капитан.
Он стянул шляпу, в поклоне помахал ею. Водрузил на меня, заодно и повязку, вместо которой открылся целехонький глаз.
Клево. Круто! Вспомнился земной жаргон, но часто ли мне приходилось им пользоваться среди монотонной рутины. Где серой мышью разве что изредка высовывал неприметную морду, чтобы снова забиться в щель. А здесь я - капитан!
И Кэп, полагаясь на ветер, конечно же упустил пару-тройку берегов! Вон там, вдали виднеется что-то. То ли остров, толи водоворот.
Я ткнул туда пальцем.
- Что это?
- А, так... - Кэп мазнул по воздуху, будто стирая приглянувшуюся мне цель. - Не стоит туда плыть.
- Как скажешь, - я убрал панель с кнопками, вновь стиснул штурвал. Глянул ввысь, ища благословения. А зря.
Наверху за прозрачным куполом мельтешили тени, силуэты. В меня всматривалось чье-то лицо, оно тучей расползлось над голубым простором. Я узнал охранника Александра. И возникшую рядом с ним Катю. Та обрызгала свод из пульверизатора, натерла комком газеты.
- Стекло? - спросил я, догадавшись.
- Ага, - ответила Зу-Зу равнодушно.
Теперь я не раздумывал, зная наверняка. Вывернув штурвал, направил судно к острову или водовороту - туда, куда никому не нужно, кроме меня. И прыгнул за борт.
...
Желтой полоской тянулась прямая линия. Того и гляди появятся нарисованные кораблики, будто на детской игрушке в парке развлечений. Но вместо них всколыхнулась волна. Одна. Другая. Мое сердце гулко отозвалось в такт - единственными звуками в тишине. Как и волнистая кардиограмма - движением в парализованном мире.
Груди едва касались электроды дефибриллятора, застывшие в оцепенелых руках и не выбивающие разряд. Белая и бледная медсестра нескончаемо глядела на монитор, словно памятник реаниматологу. Надо мной замерли врачи, их лица, а скорее оттиски лиц, были безжизненно пессимистичны.
Я сорвал дыхательную маску, она зависла в воздухе. Или в его отсутствии, но я дышал, тяжело и болезненно вздымая отбитые ребра.
А за стеной неподвижных фигур, между туловищами и руками, увидел Дашку. Она стояла в накинутом на плечи медицинском халатике, готовом сползти, но одеревеневшем вместе с ней. В дашкиных ладонях застрял молитвенный жест, а слезы, как янтарь, облепили ресницы.
Мне захотелось, чтобы Дашка - моя Зу-Зу, улыбнулась, обрадовалась, что я жив. И она жива. Чтобы очнулись от анабиоза врачи, в форточку подул ветер.
Я понял, что пора. Что от меня вновь многое зависит. Нужно лишь раскачать этот мир. Раскрутить барабан.