Аннотация: Инфляция может коснуться не только финансов.
По диагонали.
Рассказ.
Если представить себе лист, перечеркнутый пополам сверху вниз, а потом поперек слева направо, то на белом поле вдруг появится четыре маленьких квадрата - точные копии того большого и уже ненужного листа, который породил их. Нарисованный крест на белом - похож на символ завершения одной жизни и начала новой, или нескольких новых, потому что, если перечеркнуть эти маленькие квадраты пополам, то появиться уже не четыре, а восемь квадратиков. И так до бесконечности.
Но сейчас меня интересует не это, не сам процесс размножения. Продолжая дальше свои геометрические изыскания, я черчу линии уже по диагонали и мне кажется, что если четыре квадрата связать таким образом, то появится определенный смысл. Соединение не должно быть примитивно-горизонтальным, или только вертикальным. Оно должно быть восходящим или нисходящим, уж как решит сам господь Бог.
Так я размышляю, глядя на свое графическое творение, хорошо приправленное приличной долей вина. Но мне кажется этого мало. Помня о святом правиле сохранения алкогольного градуса в крови, о том, что понижать его никак нельзя, добавляю еще несколько рюмок водки. Добавляю, смотрю на свой лист, и в голове роятся очень странные мысли.
Мне кажется, что жизнь, как текучая материя, соединяет и делит нас самым причудливым образом, но никак не банальными горизонтально-вертикальными связями. Эти связи шире и объемней, чем выглядят с моего места, откуда я созерцаю плоский и скучный белый лист, расчерченный вдоль и поперек моей неумелой рукой. Они, эти связи, с одной стороны прочные, а с другой... Нет ничего тоньше и легче. Порвать их можно в один миг так же просто, как вырвать торчащую нитку из материи или как легко я сейчас порву лежащий передо мной листок. Порву и выкину в мусор, забыв о нем уже на другой день, отправив туда же следом и разорванные отношения.
Но я не хочу отрываться от расчерченного листка. Магия белого цвета, не тронутого посторонней рукой, не испорченного чужими и грязными историями, девственной чистотой еще привлекает меня и мне хочется написать здесь свою собственную историю. Только, боюсь, что она будет интересна только мне, а все свои истории я и так знаю, ведь я ношу их в своей голове.
Итак, добавив к водке, уже совершающий огненный дрейф по моим жилам, добрый стакан виски, я пишу первые пришедшие в голову имена в горизонтальных квадратах.
Он и она. Муж и жена. Он - врач, пластический хирург, она - имеет свой бизнес, возглавляя одну из успешных турфирм. Живут хорошо, в достатке, детей нет, хотя обоим слегка за сорок.
Я беру фломастер и соединяю благополучных супругов горизонтальной линией, как обычно чертят на генеалогических древах. Однако, поскольку детей у них нет, то я не могу прочертить ответвления вниз и разместить их отпрысков в нижних квадратах. Квадраты остаются незаполненными.
Кого в них прописать? Может быть, любовника и любовницу? А потом соединить всех героев линиями по диагонали? Ну, чтобы жизнь обрела хоть какой-то смысл.
- Дорогой, ты машину заправил?
- Конечно, киса! Еще вечером.
- Ты долго будешь сегодня на работе? Я хотела сходить с тобой в галерею. Приехала тематическая выставка из Парижа.
- Кто-то из известных?
- В Париже, милый, все известные. Привезли Мане и Дега.
- Ага, понятно!
Голос Евгения Дмитриевича звучит без энтузиазма. В этом голосе чувствуется холодок отказа, который Анна Сергеевна за годы замужества уже научилась распознавать.
- Впрочем, если не хочешь...
Она стоит у зеркала в коридоре и поправляет макияж перед выходом. Это были финальные штрихи, своего рода ритуал, которого Анна неукоснительно придерживалась.
- Анют, ну извини, сегодня пациентов много, прямо косяком прут. Всем надо делать щеки, уши, да и веки заодно. Прямо вал работы!
- Знаю, знаю! - отмахнулась жена. - Если нужно - работай! Бизнес важнее всего.
Евгений Дмитриевич с удивлением посмотрел на Анну. На его лице - худощавом, высоколобом, интеллигентном лице профессора университета, отразилось замешательство. Он отодвинул в сторону футляр из-под контактных линз, которые надевал перед этим.
- Ты что, обиделась?
- С чего вдруг? Знаешь, за мной заедут сегодня, можешь брать машину.
Супруг помялся.
- Да мне она тоже сейчас без надобности. Но если не возьмешь, то ладно!
Она ушла, случайно сильно хлопнув дверью.
Евгений Дмитриевич проводил её взглядом и отметил про себя тяжелую стать жены, её укрупнившиеся формы, огрубевшее лицо. После сорока она неожиданно оплыла, как оплывает под горячим солнцем глыба льда. Только он не припоминал, чтобы после сорокового Рубикона у них вспыхнула африканская страсть, жену никакое горячее солнце не плавило. Наоборот, чувства затихали, сглаживались, растворялись приятным послевкусием к любви. Как если бы подали известный коктейль после бурной вечеринки, где каждый мог надраться, употребляя черт знает что.
Но такова, наверное, жизнь. Мы пробуем её с неуемной жадностью идиота, вырвавшегося из психиатрической больницы, пробуем на язык, вдыхаем ноздрями, глотаем глазами. Мы торопимся познать мир, пока топчем эту бренную землю.
"А надо ли? - философски размышляет Евгений Дмитриевич, - надо ли пачкаться в дерьме и топтаться в пыли, чтобы прийти к одному простому выводу - эта суета не стоит затраченных усилий. Надо просто брать, что нравится, а не дергаться по пустякам. Понравилась машина - купил. Понравилась квартира - тоже купил. А если женщина - то взял, понравилась другая - тоже взял".
Он самодовольно усмехается. Однако пора ехать на работу в частную клинику.
Слава богу, несмотря на кризис и упавший рубль, пациентов хватало. Находились еще придурки, который считали, что щеки, натянутые за уши, и веки, задранные под брови, делают их физиономии молодыми и привлекательными. Нет, голубчики, шалите! Возраст можно обмануть только в одном случае - когда лежишь в морге и сотрудник из ритуальной конторы румянит тебе лицо. Тогда родня и знакомые удивляются, как молодо выглядит покойник и возникают смешные мысли, что он мог бы ещё пожить - с таким-то розовощеким лицом и подведенными глазами.
Но, с другой стороны, для Евгения Дмитриевича пациенты - дело святое. Они его кормят, дают, так сказать, хлеб насущный и причем большими порциями. Какое ему дело, если у кого-то завелось лишнее бабло, чтобы спустить на такую ерунду? Потому, каждое утро он делает умное лицо, хотя особо притворяться не приходится - лицо у него и без того умное, профессорское, и отправляется на работу. Главврач, наверное, и взял его из-за умения напускать важный, представительский вид. Физиономия Евгения Дмитриевича даже красовалась в рекламном буклете частной клиники под оптимистичной надписью: "Вторая молодость. Приходите к нам!"
Он снова вспомнил Анну, свою жену, и в голове мелькнула мысль о тайнах, которые должно быть, кроются в её голове. Тайн, пожалуй, много накопилось за пятнадцать лет совместной жизни. Он же сам не все говорил ей, не всем делился. Например, что уже давно не специализируется на обвислых щеках и дряблых подбородках, а перешел на груди и задницы. Он занимается имплантированием: щупает ягодицы, мнёт, трогает соски, советует. Работа приятная, ничего не скажешь! Это вам не какая-то блефаропластика! И пациентки попадаются симпатичные, готовые на большее, чем просто отвалить кучу бумажек, которые приходится конвертировать в баксы на черный день.
Мысль о долларах омрачила его лицо. Пока он запирал квартиру, спускался в лифте, шел по тротуару к машине, всё думал и думал о проклятом курсе рубля, который так некстати, совершенно не вовремя, опустила чья-то злая рука. Если бы он знал чья это рука, то взял бы острую медицинскую пилу, скальпель и вжик! Нет руки. Пусть потом бегают, опускают и поднимают, что захотят.
Евгений Дмитриевич собирал валюту, чтобы купить недвижимость в Испании, какую-нибудь небольшую, но удобную виллу с видом на море. Вот их главврач - неуклюжий и туповатый Александр Борисович успел купить и теперь хвастался на каждом углу, какой он ловкий и оборотистый. Но Евгений Дмитриевич знал цену этому фанфарону!
Он подошел к машине - "Вольво" цвета морской волны, критически оглядел её и остался недоволен. Пора было уже менять её, как-никак, машине шел четвертый год. Но опять же кризис! От досады он сплюнул на тротуар, хотя почти никогда не позволял себе этого. У него-то денег на новую машину хватит, но достанет ли их у потенциальных покупателей, которые буду брать у него? А задешево тачку отдавать не хотелось.
Сев в машину, Евгений Дмитриевич, включил двигатель, чтобы немного прогреть. На улице было прохладно. С утра столбик термометра опустился ниже пяти градусов, но сырой и промозглый ветер, вымораживал так, что казалось на улице все минус двадцать. На всякий случай он включил дворники, чтобы они пошоркали по холодному лобовому стеклу и подтвердили свою готовность к нежданным природным катаклизмам в виде мокрого снега.
Наконец, он тронулся с места, вырулил со двора по узкому свободному куску тротуара, петляя между чужими машинами, расставленными где попало, словно флажки на горнолыжном спуске, и выехал на шоссе.
Простившись с мужем, Анна Сергеевна поехала на работу в метро. От её дома до офиса, где располагалась её турфирма "Сатурн", было недалеко, всего три остановки. Вообще она не любила ездить под землей, хотя это было иногда гораздо быстрее, чем на машине. Но... Все эти запахи, эти люди! Иногда, особенно по утрам, они могли вызвать рвотный рефлекс и никакие Дольче Габбаны или Кристианы Диоры не спасали её обоняние от тошнотворных миазмов. За время достатка, успешных бизнес-проектов в туриндустрии, она отвыкла от метро и привыкать не хотелось.
Но, пожалуй, придется потерпеть некоторое время.
Появившись в офисе, она сняла пуховик, вязаную шапочку из английской шерсти, повесила их на вешалку в шкаф. Ладонь коснулась материи темно-синего пуховика, купленного в прошлом году в Швеции. Это была удобная одежда, легкая и теплая. Дома у неё еще висело несколько дубленок разного цвета. Обычно в столице было тепло и она их не носила. Большинство из дубленок она приобрела в Турции, там был хороший бизнес - турист валил валом. Она сама несколько раз летала туда, вела переговоры.
Мысли о Турции вызвали у неё озабоченность, она нахмурилась, приоткрыла створку окна и закурила, чтобы успеть до прихода Маши, работавшей у неё, и пока не появились первые клиенты. Хотя какие сейчас клиенты?
Её мысли вернулись к Турции. Там был шикарный бизнес! Да, именно, шикарный. Всё было налажено, все работало как часы. Но теперь из-за дурацких санкций приходится сворачиваться, лишаться доходного направления. Она не вдавалась в причины: кто прав и, кто виноват. Ей было все равно. Главным фактором являлось утрата приличных денег, которые она еще совсем недавно получала и которые надеялась приумножить после закрытия египетского направления - с Египтом она не работала.
"С этой работой нервов совсем не останется! - подумала она, - а что если махнуть в Турцию сейчас, зимой? Надо расслабиться, там есть отели с закрытыми бассейнами, поплаваю, похожу в СПА. Марат меня давно ждет".
Марат, звавшийся на самом деле звали Мурадом, был одним из привлеченных ею русскоговорящих гидов, с которым у нее возникла бурная страсть. Страсть эта длилась уже пару лет, и Марат всерьез предлагал ей бросить мужа, перебраться в Турцию, выйти за него замуж.
А что, она рассматривала такую возможность.
Женя, её супруг, уже давно стал другим. Эта его работа: пластические операции у состоятельных пациентов, отношения с богатенькими престарелыми и не очень дамами, частые отлучки, якобы, на операции, невольно заставляли её подозревать мужа. Он мог ей изменять, и несомненно изменял, имея такие удобные условия, ведь в клинике у него был отдельный кабинет.
Она там была несколько раз, сидела в кожаных креслах и даже принудила мужа заняться с ней любовью на мягком диване. Конечно, никакой страсти в помине не было, ведь ею руководили вполне трезвые соображения: если он трахал здесь любовниц, то почему бы самой не опробовать этот сексодром. С другой стороны, она хотела испытать острые ощущения - знать, что за дверью шастает персонал, бродят всякие клиенты с отвислыми задницами и такими же грудями, знать, что в любую минуту в дверь могут постучать... Словно занимаешься сексом перед смертью.
Анна Сергеевна несколько раз пыталась забраться в смартфон Евгения Дмитриевича и прочитать переписку, посмотреть адресную книгу - может там остались следы увлечений неверного супруга. Но смартфон был запаролен и ей пришлось, смешно сказать, как в каком-нибудь третьесортном детективе, прибегнуть к помощи хакеров. Правда дорого платить не хотелось - она всегда была экономной, и она попросила соседского мальчика, учившегося где-то на айтишника, помочь со взломом. Сказала, что это её смартфон и она, якобы, забыла пароль.
Впрочем, ничего интересного Анна Сергеевна не обнаружила. Первоначально. Но когда посмотрела количество звонков, то выяснила, что муж частенько названивает некоему Ивану, который в карточке контактов был обозначен как приятель. Это вызвало у неё подозрения. Ни о каких Иванах - однокашниках по учебе или коллегах по работе, она от Жени не слышала. Бесспорно, что этого Ивана он утаивал от неё, но зачем? Почему?
У неё даже мелькнула мысль, что муж увлекся трансвеститами. Сейчас это модно - быть бисексуалом. Раскрепощенность, мультикультурность, толерантность и всякое такое. Западные штучки! Однако прочитав один из романов, где героиня проверяла мужний телефон, позвонив по номеру коллеги-мужчины, Анна Сергеевна тоже решила проделать этот несложный трюк.
Звонить с его смартфона было нельзя. Вдруг на другом конце кто-то решит перезвонить и поинтересуется: "Женек, ты чего хотел? Зачем звонил-то?" Со своего нельзя было звонить тем более - её номер сразу бы засветился и выдал с головой. Тогда она сделала просто: их телефон в офисе был подключен к коммутатору бизнес-центра, где они снимали помещение, и вычислить потом кто из арендаторов звонил было невозможно. Она сама это проверяла несколько раз, правда, по другому случаю, когда вела напряженные переговоры с контрагентами.
На её звонок Ивану отозвался мяукающий женский голосок и Анне Сергеевне все стало ясно.
"Нет надо оторваться в Турции! - снова вернулась она мыслями к своему отдыху, - поеду в Белоруссию, и из нашего офиса оттуда полечу, организую себе совещание с Маратом".
Сигаретный дым сочился в окно, вытягиваясь сизыми кольцами и превращаясь сначала в овал, а потом лассо, словно там за окном стояли мужчины шеи, которых это лассо должно было заарканить и притянуть к Анне Сергеевна. "Я с детства не любил овал! Я с деться угол рисовал!" - припомнились ей стихи малоизвестного поэта военной поры, которые они изучали на факультативе по литературе.
"Нет, здесь углом не обойдешься!" - почему-то, вне всякой связи, подумалось ей о муже. Но эта мысль была настолько мимолетной, фрагментарной, ничего не стоящей, что она тут же вернулась к Турции, к своей возможной поездке и снова принялась рисовать в уме завлекательные картины. Вот она идет по отелю, пьет "Мартини" у бара, плавает в бассейне, а потом лежит расслабленно в номере, завернувшись в махровом халате. Потом появится Марат...
Пока она предавалась приятным планам, открылась дверь и в офис медленно, переваливаясь из бока в бок как большая гусыня, вошла Маша - молодая смешливая девушка, уже успевшая выскочить замуж. Вообще, она была очень подвижной и энергичной, но сейчас, когда оказалась в положении, на шестом месяце, она тщательно следила за своим режимом. Питание, прогулки на воздухе, легкая зарядка дома. Все это неукоснительно ей соблюдалось. Своей правильностью и пышущим позитивом Маша в последнее время раздражала Анну Сергеевну.
- Ты сегодня опоздала? - недовольно вскинула она бровь.
- Нет, Анна Сергеевна, это вы раньше пришли!
Точно. Часы показывали ровно девять, а Маша, между тем, продолжала:
- И потом, куда торопиться? Все равно клиентов нет.
- Нет, так будут! - пробурчала Анна Сергеевна, - блин, жрать так хочется? Я сегодня не завтракала. Ты ничего не прихватила?
Иногда в киоске возле метро Маша покупала пирожные, но сегодня ничего не взяла. Да и сама Анна Сергеевна, хотя и ехала подземкой и могла позаботиться о себе, напрочь забыла о пирожных. Видимо, стресс от спуска вниз выбил из неё всю память и все желания.
- Закажу пиццу, - оповестила она, - ты не будешь?
- Нет, Анна Сергеевна, мне лишний все нельзя набирать.
- А мне можно! - усмехнулась хозяйка турфирмы, ненароком подумав, что на Востоке любят полненьких.
Пиццу, как и другие восточные прибамбасы, она заказывала в заведении с названием "Самарканд", что находилось неподалеку, через несколько кварталов от их бизнес-центра, и гарантировало быструю доставку. Привозил еду обычно молодой узбекский мальчик по имени Ахмед, называвший сам себя на русский манер Сашей. Это был приятный, симпатичный мальчик, на которого Анна Сергеевна иногда посматривала с затаенными мыслями и веселыми глазками.
Ахмед приехал в Москву не один, а вместе с дядей - хмурым и не особо разговорчивым мужчиной, обремененным, как выяснилось, большим семейством. Дядю звали Хамзат. Анна Сергеевна видела его всего один раз, когда дядя доставлял пиццу вместо приболевшего Ахмеда. Как и его племянник он работал в "Самарканде" только не на доставке, а подсобным рабочим.
Молодой узбек доставил заказ вовремя, как всегда улыбчивый и вежливый. Анна Сергеевна, получив заветный круг сырной пиццы, сказалась весьма довольной скоростью и удобством доставки.
- У нас есть еще зеленый чай. Вы на прошлой неделе брали, - белозубо улыбнулся Ахмед.
- Чай? Нет, пока не надо! - Анна Сергеевна снисходительно кивнула в ответ и легкое облачко воспоминаний коснулось её лба. Чай на прошлой неделе. Что-то с ним было связано такое странное, кажется, неприятное. Но что, она хоть убей, вспомнить не могла.
Она полезла в кошелек, чтобы достать деньги, но лицо её вдруг приняло озабоченное выражение.
- Послушай, Саша, у меня мелких купюр нет. Приезжай вечером, я разменяю!
- У меня, наверное, есть! - с готовностью вмешалась Маша, но Анна Сергеевна сверкнула на неё строгими глазами.
- Нет, нет! Я сама рассчитаюсь, приезжай вечером, - заявила она.
Нерешительно улыбнувшись Ахмед ушел, а Анна Сергеевна, будучи в душе скуповатой, подумала, что может доставщик к вечеру забудет о долге. Однажды такое уже случалось - заказов у него много, а голова не резиновая. Сумма, конечно, была небольшой и смехотворной, чтобы разводить курьера подобным образом, но все равно приятно.
- Не боитесь? - раздался голос Маши, которая сидела за столом, подав кресло максимально назад, чтобы не упираться в столешницу большим животом.
- А чего мне бояться?
- На прошлой неделе чаёк брали у них, зеленый. Не помните?
- Нет! А что там было?
- Ну как же, а про глюки забыли? Вы потом еще шутили, что узбеки вместо чая коноплю заварили.
"Точно! - вспомнилось Анне Сергеевне, - что-то такое было. Глючило меня со страшной силой. Пришлось даже закрыть офис после обеда и отпустить Машку. Но... Разве дело было в чае? Причем тут чай? Я давно у них беру и все было нормально. Нет, Машка хочет сбить меня с панталыка".
- Выдумываешь ты все, Маша! - сухо обронила она и откинула картонную крышку упаковки от пиццы. На неё пахнули аппетитные запахи сыра, запеченного теста, она ощутила мощное чувство голода, словно изнуряя себя, держала длительный пост и наконец пришло время разговеться.
Слегка перекусив и насытившись, Анна Сергеевна с поднявшимся настроением принялась сводить баланс на прошлый год, рассчитывать возможную прибыль от оставшихся в запасе направлений. Надо было впаривать лохам-туристам всякие там Дубаи, Канары и Доминиканы. А как это сделать в нынешнем кризисе? Как задурить им мозги, чтобы клиенты, забыв о хлебе насущном, тратили последние бабки на эти поездки?
"Может сначала поднять цены процентов на пятнадцать, а потом скинуть на десять? С нового года и так цены приподняли, вот и получится, что я останусь с наваром, - прикидывала она, - а что, сейчас все так делают!"
Анна Сергеевна вспомнила, как недавно зашла в обувной магазин и увидела ценники на коллекцию уходящего зимнего сезона. Меховые полусапожки, которые нравились ей, еще осенью подорожали до десяти тысяч, но сейчас на них обозначили скидку в пятьдесят процентов. Пять тысяч тоже было дорого для обуви, которая совсем недавно стоила две-три тысячи, но народ велся на такие уловки. И чем она хуже?
"Надо поднять цены. Подниму и подержу до половины февраля!" - решила она.
Однако вместе с напряженными прикидками Анна Сергеевна вдруг почувствовала в организме некий дискомфорт. Она не понимала, что нужно её дурацкому организму - то жрать хотел, теперь вот это.
Сначала она ощутила легкую тошноту, какая частенько бывала у неё после переедания - всем известно, что после сорока у большинства женщин возникают проблемы с желчным пузырем. Но затем она почувствовала бурление в животе - газы рвались наружу, как тигры из клетки.
Анна Сергеевна с испугом кинула взгляд на Машу. Та была занята своими делами и не обращала на хозяйку никакого внимания.
- Я отойду в туалет! - прошелестела Анна Сергеевна, - присмотри тут, если кто подойдет.
- Идите, идите, Анна Сергеевна! - безмятежно заявила Маша и в её голосе Анне Сергеевне послышались хамские нотки. "Смеется, паразитка! Ну я ей припомню!"
Владелица турфирмы стараясь не терять достоинства, но все же довольно быстро встала со стула и двинулась в отхожее место, которое находилось в бизнес-здании на втором этаже. К своему ужасу она обнаружила, что каждый шаг дается с трудом. Жидкости тела неудержимо рвались наружу. Она краснела и бледнела, в голове метались испуганные мысли: "Вот блин! Не дойду ведь, не дойду!"
Она шла потихоньку. И хотя подлое тело настоятельно требовало нестись стремглав к унитазу, Анна Сергеевна понимала, что это было бы большой, непростительной ошибкой. С огромным трудом она всё-таки добралась до нужника и закрылась там, чувствуя, как внутри разливается истомное блаженство освобождения от враждебных масс.
Через какое-то мгновение она почувствовала себя полностью здоровой, но не сразу поднялась со спасительного места. Тело совершало еще несколько позывных движений, исторгая продукт работы организма, и это приковало её на какое-то время к фаянсовому стулу. "Неужели Машка оказалась права? Этот Ахмед впарил мне несвежую пиццу и меня пронесло. Вот паршивец! - уже неспешно думала она, - хотя в пицце не было мяса. Интересно, от сыра может быть такой тарарам?"
Получить диарею от сырной пиццы показалось ей сомнительной идеей. Но ведь она кроме пиццы с утра ничего не ела. Это факт! "Может, Женька как-нибудь устроил эту хрень?" - закралась в голову невероятная мысль. Но зачем мужу надо было устраивать такое? Скорее это Маша могла.
И все же. А что если муж? "Глупости! От поноса еще никто не умирал, зачем ему это? Или любовница надоумила? Они все сейчас такие - эти молодые стервы: хитрые, коварные, жадные, особенно до чужого добра. Небось талдычит ему, что надо прибрать её турбизнес к рукам! Вот твари!"
Анна Сергеевна, злясь и негодуя на неведомого противника, еще побыла в туалете недолгое время, но отделаться от коварного недуга так запросто не удалось - в продолжении дня ей пришлось еще несколько раз посещать известное заведение.
Вырулив на шоссе, Евгений Дмитриевич легко вписался в поток машин - сделать это оказалось нетрудно по причине зимы и недавних новогодних праздников. Техники ехало на удивление мало. Дорога была сухой, только в нескольких местах на солнце тонким стеклом блестела наледь. "А у меня зимняя резина!" - с удовлетворением подумал хирург, хотя колёса он поменял еще осенью в автомастерской, где обслуживался постоянно.
У него был знакомый механик автосервиса откуда-то из Украины, которого звали Николай. Это был человек со смазанным возрастом, которому можно было дать и тридцать лет, и сорок, и пятьдесят. И лицо у него было такое же смазанное, почти никакое, как стертая медная монета, утратившая во время обращения обозначение номинала. Увидев его в первый раз Евгений Дмитриевич подумал, что этот человек вряд ли окажется хорошим мастером - без номинала никто ценности не представляет. Никто и ничто. Но он, ошибся и Николай оказался вполне сносным механиком. По крайней мере, разбирался в "Вольво".
У него были чёрные длинные волосы, которые он обычно скрывал под головным убором - летом это была кепка, зимой вязаная шапочка. Еще Николай был обладателем длинного носа с горбинкой, тяжелого подбородка, и, конечно, украинского акцента.
Успешный владелец "Вольво" звал его в шутку Микола, чтобы показать, что ничего не имеет против жителей Украины, пусть даже они и перестали считать себя братьями кому-то, кого Евгений Дмитриевич никогда не знал. У него самого братьев не было, так, по крайней мере, он считал. Если, конечно, его папаша в молодости, не пошалил где-нибудь на стороне. Микола слыл человеком неторопливым, основательным и это обстоятельство весьма импонировало хирургу эстетической медицины, который не любил поспешных и поверхностных людей.
Евгений Дмитриевич включил радио и попал на частоту одной из станций, повторяющей песни, прозвучавшие в эфире на Новый год. Опять известные поп-певцы пели шлягеры, старые и не очень, опять веселыми голосами поздравляли всех жильцов страны, желали счастья и добра.
"А бабок как не было, так и не будет!" - равнодушно отметил Евгений Дмитриевич, которого вопрос денег, совсем не мучил. Но его уже всё достало в этой дурной, никчемной, смешной стране, вызывающей только желчные комментарии у здравомыслящих людей. И он не случайно про себя называл всё население не жителями, а жильцами. Жители сами устанавливают порядки, сами обустраивают свой дом, а жильцы - известно дело, временные постояльцы. Сегодня здесь, а завтра там. Жильцы в сущности арендаторы, которым незачем вкладываться во временное жилище. Они как кочевники. Только куда будут кочевать сто сорок миллионов?
"Свалить бы куда-нибудь, - размечтался Евгений Дмитриевич, - в теплые края. В Испанию или Марокко. Хотя нет, у арабов жарко! Оставлю свою Анну здесь, но и Милку с собой тоже не возьму - нечего этой провинциальной дурёхе там делать. И вообще, баб надо менять раз в три года, как машину, пока позволяет здоровье и капитал. Во, как я сформулировал!"
Он похвалил сам себя, довольный собою и сегодняшним днем. По радио между тем известный певец пел рефрен: "А ты просто девочка-лето! Ты просто девочка-краса!"
"Вот точно, - обрадовался, сам не зная чему, Евгений Дмитриевич, - Милку оставлю, а там найду девочку-лето".
"Вольво" вдруг слега занесло на ровном месте. "Странно, гололеда, вроде, не было!" Он проехал еще и почувствовал, что руль с опозданием отзывается на его движения, как словно бы тяге что-то мешало. Машину вело то вправо, то влево. "Может что-то с электрикой? - подумал он озабоченно, поскольку не любил неисправность вещей, тем более, такой важной вещи для их семьи, как изделие зарубежного автопрома. - Надо будет заскочить к Миколе".
Он ехал еще какое-то время, прислушиваясь к "Вольво", как делал это по своей медицинской привычке, когда прислушивался к пациенту, но железяка, словно почувствовала тревогу хозяина, вела себя безукоризненно. Его мысли вернулись к Миле.
Она была медсестрой в их частной лечебнице и у них возник самый что ни на есть банальный служебный роман. Девочка была из провинции, но с амбициями, которые заключались в том, чтобы найти состоятельного мужика. Она сразу положила глаз на Евгения Дмитриевича, и сама завлекла его в пустой кабинет еще летом, во время бурных празднований годовщины открытия их больницы с немецким названием: "Фрау Циммерман".
Кстати, почему фрау Циммерман - никто не ведал. Наверное, этим названием собственник отдавал должное известной только ему женщине: то ли матери, то ли любовнице. Впрочем, фамилию истинного бенефициара их медучреждения тоже никто не знал, как никто не знал владельцев столичных аэропортов или других не менее крупных объектов. В последнее время стало модно хранить инкогнито.
Тут "Вольво" опять повело вправо и Евгений Дмитриевич, чтобы не въехать в бок идущей в соседнем ряду "Киа", нажал на тормоз, попытался вписаться между двумя иномарками правого ряда. Едущий следом за "Киа" водитель "Рено" деликатно притормозил, словно почувствовав затруднения Евгения Дмитриевича, но пластического хирурга такая деликатность не сильно спасла. К своему удивлению он почувствовал, что не может выправить руль - его всё тащило и тащило вправо. Вот он уже оказался в крайне правом ряду. Вот влетел на тротуар. Мелькнул бетонный столб и он, ударившись об него боком, нырнул капотом в подземный переход.
Раздался финальный треск - это подушка безопасности рванула из-под ног, жестко придавив его к креслу и припечатав физиономию со всей дурной силой, словно чья-то могучая рука схватила за шею и ударила лицом об стенку.
Спустя некоторое время, с переломами двух ребер и небольшим сотрясением мозга, Евгения Дмитриевича извлекли из салона и доставили в районную больницу по месту проживания. Туда же позднее привезли и Анну Сергеевну, которая никак не могла справиться с агрессивной диареей, изводившей её с самого утра. Офис пришлось оставить под ответственность Маши.
Узнав по мобильному телефону, что супруг попал в аварию, Анна Сергеевна, потребовала, чтобы её перевели в женскую палату на тот же этаж, где лежал муж. Наглотавшись всяких таблеток: и антибиотиков, и успокоительных, и против поноса, она пошла его навестить.
Супруг лежал с забинтованным торсом и мрачным лицом.
- Киса, ну как ты? - осведомилась Анна Сергеевна, вырастая в дверях, - как тебя угораздило?
Она говорила, не обращая внимания на других пациентов, лежащих здесь же и никого не стесняясь, точно они в этой больничной палате находились одни.
- Сам не знаю! Что-то с рулевой тягой. Ты же брала машину из сервиса, неужели там не могли посмотреть толком?
- Ты как будто меня в чем-то упрекаешь. Я сама еле хожу, с унитаза не слезаю - всю задницу отсидела!
- А что у тебя?
- Как у тебя с тягой - тоже не знаю. Отравилась чем-то.
Её лицо сморщилось от жалости к самой себе, в тот же миг готовое пролиться щедрой бабьей слезой, но муж лежал неподвижным бревном и никак не реагировал.
- Женёк, тебе меня не жалко?
Евгений Дмитриевич кинул взгляд на супругу, буркнул нехотя:
- Жалко!
- И все? Это всё, что ты хочешь сказать?
- А что еще? Я сам чуть ребра не сломал, Анют, не создавай тему! Отложим разборки до дома!
Анна Сергеевна вспыхнула, хотела резко ответить, но почувствовала не вовремя возникший позыв в туалет, от которого невозможно было отделаться.
- Ладно, потом поговорим! - выдохнула она и умчалась вглубь коридора.
- Жинка? - сочувственно вздохнул кто-то, замотанный в бинты с головы до ног как древнеегипетская мумия.
- Ага! - угрюмо подтвердил Евгений Дмитриевич.
Они случайно встретились возле палат на третьем этаже районной больницы - Хамзат, дядя молодого Ахмеда, и Микола. Оба пришли получить должок от супругов.
Как оказалось, Анна Сергеевна, думая, что её шалости с платой за пиццу останутся незамеченным, крупно просчиталась, потому что долг, на самом деле, был внушительным по меркам Хамзата - зрелого мужчины, ценившего каждую заработанную копейку. Он перевалил за три тысячи рублей. Крупно поговорив с племянником и обругав его - хозяева уже предложили им обоим убираться с работы, - Хамзат отправился в больницу.
Микола, в свою очередь, тоже решил навестить Евгения Дмитриевича. У него возникли проблемы с получением долгов - супруга хирурга, пригнав в последний раз машину на обслуживание, не рассчиталась с ним за замену деталей. Стоимость была небольшой, но вот работа - свою работу он ценил не то, чтобы дорого, но уж совсем не забесплатно.
Они, Хамзат и Микола, встретились, поговорили у дверей женской и мужской палаты, и так как разговор вдруг стал интересным для обоих, отправились в ближайшую кафешку, напоминавшую сеть дешевых ресторанов быстрого обслуживания вроде "Сабвея" или "Бургер Кинга".
- Э-э, так с тобой хозяйка говорила? - уточнил Хамзат, взяв зеленый чай и отказавшись от фирменного сэндвича, представлявшего собой разрезанную булку с уложенной внутри разной всячиной - от колбасы и сыра до мелконарезанных соленых огурцов и лука.
- Ага! А то хто ж? - Микола заказал кофе и теперь сидел, медленно отпивал из пластикового стакана. - А с тобой хозяин балакал?
- Э-э!!! - узбек покачал уже начавшей седеть головой.
- И шо ты, шо сделал?
- На прошлой неделе в чай посыпал смесь, ну такую, знаешь, которую курят? Думал, сядет за руль, уснет и не проснется. А она не поехала в этот день.
Микола усмехнулся:
- Як у нас говорят в Украине: "Не так сталося, як гадалося". И шо далее?
- Вчера в пиццу ей положил специи, наши из Андижана прислали. У нас в Узбекистане после такой пиццы никто бы не поднялся. Аллахом клянусь! А этой женщины ничего не делается. Ну ты подумай! Э-э!
Хамзат разочарованно пожал плечами, допил из чашки зеленый чай.
- А ты, что ты сделал? - начал пытать он собеседника.
Микола помялся, оглянувшись по сторонам.
- Я там с тягою нахимичил. Е тачка?
- Э-э, откуда?
- Короче, я сделал так, шоб руль не слухался, усекаешь? Чтобы водила влетел куда-нибудь и уже не оклемался. Короче, так от!
Собеседники переглянулись и у обоих в глазах возник интерес.
- Почти ничего не заплатил, Аллах ему судья! Разве за такую работу так платят? Всего пятьсот долларов, понимаешь! А тебе?
- Она мне столько ж дала, стерва, чтоб я её мужика завалил. Пятьсот баксов! Как сговорились! Сказала, другую половину после дела. Во жадюги!
Хамзат нахмурился, провел рукой по лицу, словно совершил омовение.
- Так что будем делать? Закончим?
- А ты как кончать сбираешься? - оживленно вскинулся механик автосервиса.
- Возьму ножик и прирежу как барашка! - Хамзат сделал режущее движение над столом и чуть не опрокинул пустую чашку из-под чая.
- Тихо ты! - сдержал его Микола. - А мне шо делать? С гаечным ключом прийти в палату? Не, мне ещё до хаты надо вертаться. И потом, - вдруг здравая мысль пришла ему в голову, - если их обоих уделаем, то хто платить будет?
Хамзат на него хмуро посмотрел и отвел взгляд.
- Кто останется тот и будет! - процедил он.
На следующий день, уже под вечер, в одном из глухих мест неподалеку от больницы, случайные прохожие обнаружили два трупа: один из них, мужчина славянской внешности был зарезан, а у второго - явного азиата - оказалась пробита голова. Орудия убийства - гаечный ключ и разделочный нож валялись рядом.
Я смотрю на квадраты расчерченного листа, в которых уже не осталось чистого места. История рассказана, водка выпита. Кажется, что диагонали, соединявшие главных героев проведены хаотично, наугад, и автор не учел тех или иных обстоятельств. И вообще, в жизни такое вряд ли случается - приличные люди не опускаются до выяснения отношений на кухне, они решают свои вопросы цивилизованно. Хотя...кто знает, кто знает, на самом деле?
Инфляция, господа!
Январь 2016г.
Блефаропластика (др. греч. "Блефаро" - веко) - операция по изменению формы век, разреза глаз.
Коган П.Д. (1918-1942гг.) - русский советский поэт романтического направления.