-- Слушай, Юра, сейчас утвердили новую штатную структуру. Ты в ней не просматриваешься.
-- Что?
-- Говорю, у твоего отдела изменился функционал. Будем набирать людей с другим профилем. А с тобой встретятся эйчары, объяснят условия увольнения.
Юрий Анатольевич Астапов работал в областном Департаменте статистики с советских времен. За это время он вырос из простого специалиста в начальника отдела, женился, заматерел и превратился в обыкновенного обывателя с портфелем чиновника. Все в его жизни сложилось хорошо и даже жена попалась деловая и пробивная. Правда она все время посмеивалась над мужем:
--У тебя, Юра, -- говорила она, -- в душе кошка живет. Даже не кошка, а котенок, маленький и пушистый, такой мурлыкающий. Муси-пуси ты мой!
-- Как же меня тогда назначили начальником отдела? -- задетый за живое, поинтересовался Астапов.
-- Анатольич, сама не понимаю! -- пожимала плечами жена, привыкшая звать мужа по отчеству с легкой долей насмешки над его никчемностью.
Астапов был неконфликтным человеком, без особого дара идти по чужим головам, строя карьеру, без циничного и потребительского отношения к коллегам, когда можно использовать их слабости в своих целях. С подчиненным у него сложились ровные приветливые отношения: он никому не мешал, ему никто не мешал. Однако дело свое он знал и люди его никогда не подводили. Так бы и работал он до тех пор, пока заветный пенсионный возраст не поставил бы финальную точку в его личном деле.
Все же Юрий Анатольевич, не слишком торопился увольняться. Уйти на нищенскую пенсию? А потом что делать? Класть зубы на полку?
Однако в планы Астапова вмешались два обстоятельства. Во-первых, правительство решило увеличить пенсионный возраст, и Юрий Анатольевич попал в категорию предпенсионеров.
Что это такое и с чем его едят никто не знал, но ничего хорошего новое длинное слово сулить не могло. Предпенсионер! Походило на ругательство. От него за километр несло бюрократической тухлятиной, которую пытались обернуть в праздничную конфетную обертку. Типа, вот вам подарок, дорогие россияне! Денег ведь нет, разве вы не знали?
Это было еще ничего. Юрий Анатольевич не слишком возмущался, рассчитывая тихо отсидеться в статистическом болоте, никем не тронутый и позабытый начальством. Просто нужно было измениться: стать незаметным, как хамелеон, меняющий окраску под цвет окружающего фона или залечь в сонном анабиозе на дне водоемов как рыбы зимой.
Все это для Юрия Анатольевича, привыкшего не высовываться, было делом не сложным. Однако здесь возникло другое обстоятельство. Областной Департамент статистки возглавил новый человек, как поговаривали, имеющий связи в окружении губернатора. Звали его Вячеслав Иванович Рассказов.
Высокий, средней упитанности, он был на два года моложе Астапова, но внешне выглядел лет на десять старше. Полностью лысый, за исключением седых кустиков над ушами, Рассказов бесстрастно смотрел на подчиненных выцветшими глазами. Как подозревал Юрий Анатольевич, синеву его глаз вычерпали многочисленные застолья и попойки, как солнце вычерпало Аральское море почти досуха.
Он, Рассказов и назначил над Астаповым нового начальника Управления, от которого пошли все беды.
Похожий на маленького веселого эльфа Дмитрий Ильин носил модную прическу: брил виски, а оставшуюся копну волос забирал сзади в хвостик. Кроме того, нижнюю часть лица у него охватывала короткостриженная бородка, делающая похожим на философа. Вот такой вот, философствующий эльф. Только глаза у Ильина были недобрыми.
С собой в Управление Ильин привел девушку, неизвестно где работавшую до этого. Он приказал оформить ее в отдел Юрия Анатольевича, заявив, что Настя очень способная и с работой без всякого сомнения справится.
Об особых способностях девушки Астапов очень скоро узнал, заглянув в Фейсбук, а потом в Инстаграмм. Насти там было очень много, причем в разных позах. Особенно одна фотография заставила задуматься Юрия Анатольевича -- Настя сидела, широко раздвинув длинные ноги, обутые в розовые сапожки. На ней были небольшие розовые трусики и голую грудь она кокетливо прикрыла рукой.
"Ага! -- сказал сам себе Астапов. -- Наверное, ее готовят в пресс-секретари. Отсидится у меня, а потом замелькает на экране областных программ, рассказывая о наших сокрушительных успехах. Все-таки, быть пресс-секретарем перспективно. Раньше их звали просто секретаршами, а теперь оптимизация. Оказалось, что можно легко совместить две должности, ведь секретарш, частенько прессовали начальники в кровати. Отсюда и пресс-секретарши. А что, экономия!"
Астапов успокоился, решив, что Настя ему не составит конкуренции.
Меж тем Ильин, постепенно вникнув в дела, начал во все вмешиваться и давать указания. Он был из породы людей, любящих поучать. У Горького имелся подобный персонаж в книге о Климе Самгине. Горький назвал его "Объясняющим господином". Так вот, Ильин был типичным господином Поучающим. Обращаясь ко всем независимо от возраста на "ты", он важно, с апломбом высказывал банальные мысли, пытаясь придать им глубокомысленный вид. Астапов уже насмотрелся подобных начальников и не перечил.
Хуже было другое. Непонятно за что, но у Ильина вырос огромный зуб на Юрия Анатольевича. Как-то в один из июньский дней у них состоялся неприятный разговор. Беседовали в курилке наедине. Ветер нес дым от сигареты прямо в лицо Астапову, но тот не решался уклониться и сидел как заяц ниже травы, тише воды.
Меж тем Ильин, затянувшись в очередной раз и выпустив длинную струю дыма, изрек:
-- Юра, я не очень доволен твоей работой. Вернее, совсем недоволен. Как ты смотришь на то, чтобы в течении пары месяцев поискать себе новое место?
-- Пары месяцев? -- смешался Астапов. -- Но сейчас положение сложное, везде идут сокращения...
-- Знаю, -- согласился Ильин, бросив оценивающий взгляд на фигуру и лицо Астапова. -- Ну, ты крепкий мужик, имеешь большой опыт. Думаю, что-то подыщешь. Напряги знакомых, в конце концов...
-- А остаться нельзя? -- с надеждой в голосе поинтересовался Астапов.
Ильин резким броском выкинул окурок и вновь превратился в веселого эльфа, смягчившего улыбкой недобрый взгляд.
-- Короче, Юра, два месяца тебе на исправление дел или будем расставаться.
Они поднялись, пошли в офис, но у Астапова так и не повернулся язык уточнить какие именно дела требовалось исправлять. Этого господин Поучающий не удосужился объяснить.
Астапов шел, смотрел в спину Ильина, чувствуя, как кровь прихлынула к голове. "Какого черта? Я здесь проработал всю свою жизнь. Меня все знают, все ценят. Со мной так нельзя!" И он впервые в жизни решил не отступать без боя, ведь, в конце концов, Ильин не все решает единолично, над ним есть начальники и повыше.
Так Юрий Анатольевич отправился к Рассказову.
В его кабинете он принялся горячо и сбивчиво передавать суть состоявшейся беседы с Ильиным, а начальник Департамента смотрел на него с чуть заметным удивлением, которое облачком пролетало по выцветшим глазам. Однако в целом лицо самого главного управленца хранило невозмутимое выражение подобно каменному сфинксу или статуе фараона Рамзеса в египетской пустыне. Рассказов лишь делал некоторые пометки на бумаге, чтобы придать беседе некую видимость делового разговора.
-- Знаете что, Юрий Анатольевич, -- произнес он, выслушав жалобу Астапова, -- давайте я сперва разберусь, а потом мы с вами снова встретимся, все обсудим. Мне всегда говорили о вас, как о хорошем работнике. Думаю, что Дмитрий погорячился. Кстати, -- он снял с себя маску строгого руководителя и улыбнулся, показав что-то человеческое, -- Ильин мне хвалил работу девушки, которую он пригласил с прежнего места работы. Ее зовут Настя кажется. Как она вам?
-- Настя? -- удивился Астапов. -- Работает нормально, у меня к ней нет претензий.
Астапов, конечно, соврал, претензии были и не маленькие. Девушка оказалась ленивой, вечно опаздывала и на работу, и с выполнением заданий. Но замечаний ей не сделаешь, раз у нее такой покровитель как господин Поучающий.
От начальника Департамента он вышел окрыленный и успокоенный, теперь-то уж Ильин не сможет обойтись с ним по-свински. И вдруг, через месяц звонок:
-- Слушай, Юра, сейчас утвердили новую штатную структуру. Ты в ней не просматриваешься...
Дальше все прошло как в тумане. Вновь к Рассказову Юрий Анатольевич не пошел, поскольку в этом не было смысла -- наверняка штатные перемещения были им лично согласованы. Как обычно все решено заранее, ибо такие вещи проговариваются кулуарно.
Получив под роспись трудовую книжку, Астапов отправился домой.
Впереди был полный мрак и безысходность. Жена смотрела на него с молчаливой укоризной, но ничего не говорила, не сыпала соль на рану. Хотя ее невысказанные упреки витали в воздухе. "Что же ты, не удержался! -- прозвучали бы ее слова, если бы она открыла рот. -- Надо было изловчиться, лизнуть, где надо и кого надо". И ответить ей было нечем.
Он отправился в центр занятости, встал на учет. Как предпенсионеру ему предложили бесплатные программы переучивания за счет государства. Там были прекрасные предложения. Можно было выучиться на кровельщика или каменщика, научиться правильно класть бетон. Все это, конечно, было хорошо, но Астапова не слишком привлекала укладка бетона.
Через пару месяцев его накрыла волна депрессии. Выходное пособие заканчивалось, теперь оставалось жить только на деньги жены. Мысли о мщении все чаще начали приходить в его голову.
Возникали разные варианты. Например, взять нож и проколоть колеса у машин этих начальничков, посмевших его выгнать. Но у Рассказова машина корпоративная, ему все равно. Тоже самое с гвоздем или краской. Поцарапать машину Ильину или облить ее можно. А если она застрахована по КАСКО? Для господина Поучающего не будет никакого ущерба.
Будь Астапов богатым он был нанял каких-нибудь борцов смешанных единоборств, чтобы те отметелили обидчиков в темном переулке. Но денег для такой эффективной мести у него, естественно, не оказалось.
Оставался только Бог, защитник всех слабых и угнетенных. Вот когда можно было испытать его силу и для человека, выросшего в атеистические времена проверить вновь приобретенную веру. Астапов отправился в храм святителя Николая в Хамовниках. Он давно туда ездил с женой молиться, сам до конца не понимая, чем его привлекает эта церковь. Говорили, что ее когда-то посещал живший неподалеку Лев Толстой с семейством, еще до своего отлучения.
Астапов зашел в притвор. В храме было тихо, безлюдно в этот дневной час. Неярко горели свечи, ровными столбиками пламени устремляясь к расписному потоку. Отовсюду на Юрия Анатольевича смотрели строгие лица святых, но в глазах их не читалось отчуждение, а наоборот, они будто притягивали к себе, говорили, что именно здесь он найдет понимание и спокойствие душе.
Он взял пару поминальных записок об упокоении, подошел к высокому столику и написал на одном листке имя раба божьего Вячеслава, а на другом раба божьего Дмитрия. Такие записки пишут обычно для покойников, но ведь люди, уволившие Юрия Анатольевича, для него уже умерли. Записки он передал храмовой работнице, а сам, взяв две свечки пошел, чтобы зажечь и поставить их в подсвечник на кануном столике.
Он поднес свечу к уже горящей, запалил язычок и прежде, чем установить ее на свободное место вдруг почувствовал, как на глаза набежали слезы. Они были освежающими и облегчающими, застившими зрение. "Вот оно! -- думал Астапов. -- Вот очищение души через месть. Я прошу Бога отомстить за меня и даю место его гневу. Как говорит Господь: мщение аз воздам".
После посещения храма прошло несколько месяцев. Астапов все реже вспоминал о своей молитве по усопшим. Между тем враги его здравствовали как ни в чем не бывало, и с ним ничего не происходило. "Значит так угодно Богу, -- думал он, -- ну и пусть! Месть -- дело святое, она все равно наступит".
И точно, как-то ему позвонил старый приятель с бывшей работы.
-- Анатольич, ты не слышал?
-- Нет. А что я должен был слышать?
-- Нашего начальника Департамента хватил инсульт, лежит парализованный в коме.
-- Да ты что! -- Астапов мысленно перекрестился.
-- Представляешь! После твоего увольнения он назначил Настю Перевалову начальником отдела. Сплетничали, что она стала его любовницей. Ну знаешь, рестораны, Спа-салоны и всякое такое... Наверное перестарался.
А еще через месяц пришла весть о гибели веселого эльфа, поучающего господина Ильина. Вместе с женой он полетел в Грузию, арендовал машину и на горной дороге что-то приключилось: то ли шина лопнула, то ли тормоза отказали, то ли превысил скорость. Его машина на полной скорости сиганула в пропасть.
Ну вот и все, торжествовал Астапов. Он же верил, и оно сбылось. Слава Господу!
После этого жизнь начала налаживаться. Юрия Анатольевич пошел на курсы компьютерного дизайна, показавшиеся ему интереснее курсов подготовки каменщиков. Потом поступили первые заказы сначала на бирже фрилансеров, а затем и от постоянных заказчиков. Появились деньги, заработанные новым трудом. Жена начала ласково посматривать на него, словно подтверждая, что его душа котенка выросла в душу воинственного льва и из никчемного, мало приспособленного к реальной жизни человека, он превратился в настоящего мужчину. Хотя и к шестидесяти годам.
Все что ни делается, все к лучшему. Теперь эта банальная мысль начала нравиться Астапову, ибо подтверждала справедливое устройство мира.
Однако, через полгода он, внезапно почувствовав дискомфорт в желудке, отправился на обследование. Там врач, с лицом исполненным оптимизма заявил:
-- У вас Юрий Анатольевич рак желудка в четвертой стадии. Но ничего страшного! Будем лечиться, пройдем химиотерапию. Хочу вас обнадежить, у меня есть очень хорошее лекарство, западное, правда дороговато стоит, однако я не советую экономить на здоровье...
-- Доктор, -- перебил его Астапов, -- сколько мне осталось?
Врач осекся на полуслове.
-- Если с сегодняшнего дня начать лечение, то где-то месяца три. Если повезет, то полгода.
Услышав неутешительный диагноз, Астапов ничего не сказал жене. Он долго раздумывал, а потом снова отправился в храм святителя Николая. Там незадачливый предпенсионер купил свечек и хотел расставить их перед каждым святым, молясь о своем здравии. Но у первой же иконы почувствовал, как глаза его покрылись пеленой очистительных слез. "Господи, прости меня и мои нечестивые мысли. Кто я такой, чтобы желать отомстить? Кто я такой, чтобы просить тебя о помощи? Это, дело твое, сугубо божеское".
Он сморгнул слезы и вдруг обнаружил себя стоящим перед кануным столиком с прежними записками об упокоении рабов божьих Вячеслава и Дмитрия. Астапов в недоумении огляделся по сторонам. Его окутывала тишина и полумрак храма, людей не было. И тут до него дошло, что все случившееся с его начальниками и с ним, на самом деле, только сон. Это -- мгновенное летучее видение, навеянное святой аурой храма.
Нет! Он не совершит ошибки! Он не будет никому желать смерти.
Юрий Анатольевич торопливо отошел в глубь храма, спрятав бумажки в карман. Их он выкинет на улице. Он взял новые, о здравии, вписал туда имена своих начальников и отдал работнице храма.
Вот так! Теперь ничего не случиться, ни с ним, ни с его врагами. Бог все устроит по справедливости, никто не будет вмешиваться в его решения.
Испытывая чувство необычайной легкости, Юрий Анатольевич отправился домой. Месть -- это сладкое слово, но пусть оно больше его не тревожит!
-- Дорогая, -- спросил он жену, -- мне еще не приходило предложение из Центра занятости по обучению?
Postscriptum
Спустя три месяца под вечер, незадолго до закрытия храма в Хамовниках, у крыльца появилась темная фигура мужчины. Он быстрым шагом поднялся на паперть, прошел внутрь и взял записки об упокоении. В них этот человек поставил два имени: Вячеслав и Дмитрий.
"Думали, что я забуду о вас? Чтобы вы сдохли!"
Через неделю ему позвонил приятель и сообщил о том, что начальник Департамента статистики лежит в коме...