Стрекоза намалёванная Малевичем,
мне не села на плечо ещё,
она порхает с беспечностью
над сонливой смутной речкою,
над травы зелёной вечностью
из которой на неё глядят
консерваторские кузнечики,
отложив инструменты в стороны:
свои скрипки
свои валторны.

Стрекоза нарисованная Филоновым,
не отлынивает, не филонит,
а гнёт свою гениальную линию
с видом невинным
и простодушным
в своём костюмчике твидовом
над коровьими тушами,
над заглохшей в траве Атлантидой.

Вибрируя над знойным миром,
что ты нам говоришь
на русском, на французском, на идиш?
чего такого незримого
ты являешься трепетным символом?
сопровождая наш атомный век,
какие-такие созерцаешь
удивительные завтраки на траве?

Стрекоза нарисованная Кандинским,
порхающая над душой, порхающая над инстинктами,
над коленной чашечкой и менисками,
над высокими и низкими истинами,
словно эквилибристка,
что жонглирует своими крыльями
сухими, абстрактными,
одновременно слушая как хрустят
коробочки полых жуков
под танковыми траками.

Стрекоза Пикассо нарисованная,
я, бессовестный, говорю тебе: а ем ссори
за тысячелетия всемирной истории
за следствия которые
вечно следуют за причинами,
как за буксирами - корабли,
за девочку балансирующую
на глобусе нашей лиловой Земли.