Аннотация: Глава из книги "Волки Белые(Сербский дневник русского добровольца"(ISBN 5-98862-023-X) http://www.ozon.ru/context/detail/id/2683506/
Боевые действия на Дренице.
Олег Валецкий
Глава из книги "Волки Белые(Сербский дневник русского добровольца"(ISBN 5-98862-023-X)
http://www.ozon.ru/context/detail/id/2683506/
Прибыв в Рашку, я обнаружил, что Оташевич за пару дней до моего приезда сюда, вместе со своей группой и остальными добровольцами уже отбыл на Косово. Проболтавшись в Рашке и соседних селах пару дней,мне пришлось одного местного вояку ударить, а затем убеждать работников спецслужб, что я не шпион. После этого опыта мне не было удивительно само количество шпионов на сербской стороне,так как местные спецслужбы в 90ых годах,растеряли профессионалов в своей погоне за коммерческим успехом.В результате завербованная в местной среде агентура спецслужб НАТО устанавливала радиолокационные локаторы, размером с пачку сигарет.Об этом мне говорил переехавший к тому времени Сергей Сухарев, переехавший к тому времени в Алексинац, но, несмотря на свою инвалидность и отсутствие гражданства Сербии, принявший участие в борьбе с этими локаторами. Конечно, кого-то ловили, но куда больше шпионов действовало безнаказанно, особенно в верхах власти. Спецслужбы конечно с ними в какой то мере боролись, но в немалой мере занимались бюрократической волокитой, в чем особенно отличались военные спецслужбы.
Тем не менее, я сумел преодолеть их сито и вместе с военной колонной был, наконец, то послан на Косово, а точнее в самый его центр в область Дреницы.
Эта область была главным центром албанского терроризма еще с середины 90 годов и именно здесь и была в конце 1997 года создана УЧК,которая уже в марте 1998 начала широкомасштабные боевые действия в этом же районе.Впрочем, в начале марта 1999 боевые действия против УЧК на Дренице шли со стороны югославской армии и полиции довольно успешно.
С начала марта в районе Дреницы действовала сводная группа 37 бригады из Рашки составленная из нескольких сот, может около 1000 срочнослужащих контрактников и офицеров, и задачи ей выполнялись довольно быстро. Разумеется, кроме 37 бригады здесь действовало еще несколько армейских бригад, а так же ПЙП (Посэбнэ Единице Полиции), т.е. особые региональные формирования полиции,типа ОМОН), САЙ (специальные противотеррористические формирования полиции центрального подчинения) "цервене беретке"( красные береты силы госбезопасности типов А и Б,действующие и резервные соответственно), а с ними совместно и под их командой действовали и остальные полицейские силы как местной полиции с Космета, так и сводные отряды региональных управлений полиции.
УЧК не могла оказать серьезного сопротивления оснащенным бронетанковой техникой югославским войскам и, как правило, им достаточно было подойти на 300 - 400метров к селу, дабы вызвать бегство албанцев, хотя бывали и исключения. Оборона оказалась не лучшей стороной УЧК, как из-за дезорганизованности командования (пока одно село брали из другого особого противодействия не было) так из-за слабости вооружения (как правило, стрелковое оружие и иногда гранатометы).
Югославское командование это использовало и ставило если позволяли условия с противоположной стороны "блокады", то есть гнало с двух трех сторон противника на засады своих войск.
Прибыв рано утром в штаб бригады, тогда еще находившийся в поселке Сербица,я в первый же день по моему приезду стал участником сербского наступления на так и не захваченный албанский район вокруг сел Обринья. Правда, в начале я подумал, что вот, мол, опоздал на войну и УЧК, мол, полностью побеждена. Такое мнение во мне укрепили слова толстого и важного офицера в штабе бригады, который говорил своим коллегам, что все УЧК - конец и сейчас в штаб приведут самого Султана.
Однако такое мнение у меня быстро развеялось, когда я с двумя подофицерами из штаба - один был кадровик, а второй из военной безопасности, отправился в поисках моих знакомых из Белграда.Естественно мы их не нашли,но зато попали на место нашего главного удара под Обринье. На вершине одной лысой горы было собранно немало войск и мы, проехав подразделения армии и полиции, собранных в каких-то длинных одно - двух этажных зданиях перед склоном, как оказалось бывших казармах УЧК, подъехали к дому вокруг которого стояло три грузовика и человек двадцать-тридцать солдат. Как всегда последовало предложение выпить кофе со стороны командира, но попробовать его мы не смогли. Кружившие в воздухе самолеты НАТО стали отбрасывать сначала ловушки и потом и что-то еще покрепче и вдруг рядом раздались взрывы. Все побежали в подвал и, посидев там, опять было, выбрались наружу, хотя, по моему мнению, тресни в этот дом ракета, особой защиты подвал не был бы. Тут опять раздались взрывы, и все опять побежали в подвал, а потом опять выбрались наружу. Что делать никто не знал, и так как бегание вокруг дома мне надоело, тем более что целью он вместе с военными машинами был хорошей, то я отошел от него на метров 50 к машине командира бригады и прилег с моими спутниками на пригорке за кустом вместе с Негошем, телохранителем нашего комбрига Любиши Диковича. Отсюда хорошо виделось как в лощине под нами на поросшем лесом склоне следующей более низкой горы что-то дымилось, и поднимались белые клубы разрывов. Как мне объяснили там наступала разведрота и как выяснилось потом, она прямо на машинах попала под удар авиации НАТО. Прямым попаданием управляемой ракеты была уничтожена одна машина с восьмью бойцами, в том числе с командиром разведроты. Еще человек пять где-то было ранено, а при этом колонна попала в засаду УЧК.
Интервентному взводу военной полиции, наступавшему левее, больше повезло, и он только попал в засаду, потеряв троих раненными. УЧК очевидно имела связь с авиацией НАТО и в этом я уверился, когда во время авиаударов услышал по захваченной раньше у шиптар портативной радиостанции торопливый говор, что подофицер безопасности перевел как просьбы оборонявшихся к своему командованию о поддержке авиации.
Под удар попали и другие подразделения. В паре сотне метров от нас валил густой черный дым, но никто особого желания отправиться туда не испытывал, хотя было много криков, что в какой-то машине "наш" водитель. Мои спутники, недолго подумав, завели свою легковую машину, и мы отправились туда, где незадолго до этого проехали. Дорога была перегорожена горящим танком, а рядом с ним горели бензозаправщик и еще одна машина. Как оказалось ракета разорвалась в нескольких метрах от бензозаправщика и пламя с того перекинулось на пополнявшийся горючим танк и соседнюю машину. Одного раненого Любо "Месара", из военной полиции увезли, но никто не мог сообразить все ли живы, пока не выяснилось, что в танке остался механик водитель и его обугленный труп позднее был нами вытащен. Тут неожиданно появилось два или три бронированных УАЗ с пулеметами на крыше, состоящих на вооружении "специальных" сил МВД, но они тут же развернулись с еще несколькими грузовиками с полусотней полицейских державших здесь позиции, но к тому времени упаковавшихся и сразу же отбывших назад под озлобленные комментарии военных. Однако через минут 5 - 10 за ними последовало еще два три десятка резервистов нашей бригады на трех тракторах с прицепами, и я хорошо запомнил, как один из них, бородатый тип лет 30-40, кричал, что, мол, Косово было и останется шиптарским. Не помогли уговоры и приказы бывших со мной штабных подофицеров и танкистов остававшихся с двумя танками без всякого пехотного прикрытия и то в самом важном месте
Появился командир бригады Любиша Дикович, со своей свитой и сам опешил от происходящего. Сказав, что сейчас кого-то срочно пришлет, отправился за уехавшими, нас же трое человек заняли оборону встретив там лишь одного добровольца из пехоты.Он присоединился к нам и обьяснил что со своими товарищами он занимает позиции слева и внизу от нас. Это немного разъяснило ситуацию и доброволец,достаточно храбро державшийся,сев потом в трактор, брошенный полицией и погрузив туда брошенные ею же упаковки с минеральной водой отправился к своим. Наконец после получасового - часового ожидания появились сначала резервисты, правда, не ставшие занимать позиции, а затем какие-то срочнослужащие солдаты, распределенные своим командиром по позициям и освободившие нас.
Понятно, что на этом операция была закончена и в конце дня я узнал, что бригада потеряла убитыми в тот день около 10- 15 человек.
По возвращению я был переведен в роту военной полиции, где встретил моего знакомого по отряду "Белые волки"-Перо, бывшего родом из Рашки и приезжавшего повоевать добровольцем в Республику Сербску.Его я запомнил еще по боям на горе Полом.Перо сразу начал агитировать командира роты "Гишку"(после войны погибшего в автокатастрофе) принять меня в интервентный взвод. После "экзаменационного" разговора с сапером роты, меня приняли в военную полицию, где я от телохранителя "Гишки"-Уроша Д. получил достаточно сведений о характере местного театра боевых действий. Главный наш противник находился в так и не взятом районе, вокруг сел Горня и Доня Обриня, Резала, Ликовац, Тырстеник, Полужа. Этот "анклав" был под полной властью УЧК до начала мая и в нем находилось до тысячи бойцов УЧК. Там же находился долгое время и командир УЧК региона Дреницы Сулейман Селими - "Султан" один из главных помощников Хашима Тачи одно время бывший и военным командиром УЧК. Этот анклав весной 1999 года и был главной целью наших наступлений. Раз еще до моего приезда в одном неудачном наступлении "цервени беретки" потеряли несколько мертвых.
К сожалению через пару дней в роту пришел начальник военной безопасности бригады, который сказал мне, что не может оставить меня в роте военной полиции, но может предложить мне на выбор переход либо в инженерную роту, либо в разведывательную роту. О причинах этого предложения я стал догадываться позднее, но тогда без размышления согласился на переход в разведку.
В разведроте,как раз в это же время на замену погибшего под Обринье капитана Ивицы,прибыл новый командир роты. с кличкой "Струя".Последний мне предложил стать его телохранителем, на что я согласился, пробыв, правда, на этой должности всего пару недель. Моим напарником стал один доброволец из Боснии-Ранко(после войны погибший), впрочем, задержавшийся на этой должности еще меньше меня, и после нервного срыва, отправленный домой.
Нашей первой "акцией" была операция по зачистке села Лауша. Во время нашей "акции" обнаружилось, что мужчины отсюда ушли с оружием еще за пять дней до ее начала и эта акция вообще обошлась бы без стрельбы, если бы группа сводного отряда из Крушевца входившие в село с другого направления, не стала без толку палить по селу не зная, есть ли кто в нем или нет, а на выходе из него, сопровождая колонну гражданских, его бойцы открыли огонь по нам разведчикам сидевшим здесь в засаде и чудом оставшихся в живых от метких сербских выстрелов. Все это было довольно странно и подобный случай был не одиночный, чтобы противник ускользал от войск.
Новая акция началась схожим образом и опять после долгой, но неторопливой огневой подготовки артиллерии и танков на нашем участке пехотный батальон и наша разведрота первое время наступали без проблем, хотя полкилометра пришлось идти полдня. Противник отступал, спорадически отстреливаясь.Махалы (селения) из которых состояли албанские села, лежащие в долине еще задолго до акции опустели от жителей, но, входя в дома можно было увидеть, что во многих из них ночевали бойцы из УЧК - на полу лежали матрасы, в углу стояли печи и вообще комнаты, где они спали, были хорошо прибраны, хотя дома нередко были сожжены.
Как развивалась операция на других участках не знаю, но на нашем, наша разведрота, хотя и выйдя после пехоты, быстро дошла до высоты Бок Тырстенички и, оставив взводы срочнослужащих и резервистов в домах под ней.Наш командир "Струя" со мною и взводом добровольцев вышел на высоту и дабы обозначить наше место нахождения поджег амбар с кукурузой около одиноко стоящего дома. Его действия были результативными и мы здесь были обстреляны снайпером. Стало понятно, что противник лишь выжидает время в лесу на склоне следующей высоты, за которой уже лежало Горне Обринье. Справа от нас должна была, находится полиция МВД, но попытка установить с ней связь оказалась бесполезной. Пройдя метров 500 вправо и спустившись с высот до ручья и селения Беженич мы никого не обнаружили, зато по возвращению увидели в 200 - 300 метров от себя троих албанцев, быстро скрывшихся в зарослях после нескольких очередей нашего пулеметчика "Бырко".
На крайнем левом фланге, который держал взвод срочнослужащих дело шло нормально, но пехота бывшая левее с двумя танками вырвалась слишком вперед и ее в теснине зажали огнем. В конце концов, наступила ночь, и разведрота была выведена в базу, зато пехота осталась ночевать в лесу и как потом выяснилось, потеряла в тот день около десятка человек убитыми и раненными. Пехота шла через поляны цепью в полный рост и хорошо виделась албанцами, подкараулившими ее в удобном месте. К тому же пехоту, похоже, накрыла и наша же артиллерия, вызванная для поддержки этой же пехоты. Понятно, что и эта операция была неудачна и УЧК опять возвратилась на свои исходные позиции.
Вообще сам разгром УЧК произошел только на бумаге. Объявленное в начале апреля генштабом югославской армии общее число оставшихся террористов на Космете в 300 - 400 человек на деле можно было найти в лесах, а то и селах в ближайших окрестностях Глоговца. Трудно говорить здесь о точных цифрах, их здесь не знало и командование самой УЧК. Так, например, в полностью подконтрольном УЧК районе сел Горня и Доня Обрыньи, Тырстеник, Резала, Ликовац, находившихся слева от дороги Глоговац - Сырбица, по разведанным югославской армии находилось в конце апреля 1999 года до тысячи бойцов УЧК, а что касается горного массива Чичавица отделявшего Дреницу от Приштины, то он не был очищен от отрядов УЧК до конца войны.
Наша рота лишь чудом тогда избежала потерь в засадах. Хорошо помню случай с нашим очередным переездом, когда, после перемещения штаба бригады из Сырбицы в Глоговац, наша рота, до этого уже сменившая село Лаушу на Полянце, отправилась из последнего в село Глобаре под Глоговцем. Тогда опять поменялся командир роты, и место нашего капитана "Струи", ушедшего на должность погибшего командира 1-го батальона, занял резервный капитан "Жути". Ему, естественно, было нелегко в уже устоявшейся офицерской среде, и даже в роте первое время решал вопросы не он, а другие - старшина, командиры взводов, связисты и так далее. И вот он, буквально на следующий день после своего назначения, должен был командовать переездом. Все было организованно впритык по времени. В шесть вечера основная часть нашей роты должна была выехать из Полянце по дороге Сырбице - Глоговац и въехать в село Глобаре под Глоговцем, в котором наших войск вообще не было. Мне все это стало немного непонятно, ибо любая задержка оставила бы нас в темноте, а наши войска, как мне было известно, ночью практически и не действовали, чего нельзя было сказать об УЧК. К тому же вдоль дороги стояли посты полиции, и с ней по темноте всегда могла вспыхнуть случайная перестрелка. Я все это сказал командиру, но, видимо, от него ничего не зависело, и мы стали действовать по пердложенному плану.
Выехав под шутки и песни, как и полагается сербскому войску, мы двинулись колонной в четыре грузовика, 4-5 трофейных тракторов с прицепами и две - три легковые автомашины "Лада" и "Нива". Со стороны тяжело было сказать, кто мы такие, тем более что и два грузовика были мобилизованы в Сербии у частных владельцев, один из которых Жиле, будущий чемпион Сербии по каратэ, водил в нашей роте собственный грузовик. Однако УЧК как-то не интересовало, кому принадлежат машины, и уже через несколько километров до подъезда ко Глоговцу мы услышали, как над нами свистят пули, а колонна неожиданно остановилась. Почти всех словно свела судорога, но когда я начал кричать, чтобы все выскакивали на обочину и хотел уже последовать примеру своего товарища, уже выпрыгнувшего, грузовик опять куда-то двинулся, хотя было ясно, что наша машина, будучи в хвосте, таким маневром подставляла нас под пули УЧК, бивших, главным образом по главе и середине колонны. Не знаю почему, но радиосвязи не было, хотя с ней мы могли добраться до поста полиции (оставалось до него несколько сот метров), откуда нас могли бы прикрывать. На деле же нас никто вообще не прикрывал, командная машина была в 2 - 3 километрах от нас, и так и не появилась, а еще повезло, что гранатометчик УЧК промахнулся и не попал в первую машину нашей колоны. Все наши машины были переполнены и имей противник хотя бы один ПТРК, без жертв бы не обошлось. Впрочем, мог он сделать их нам и обычным пулеметом но, беря по самой кромке дороги, так как выскочившие все-таки из нашей машины резервисты собрались у одного куста. Между тем Боро наш доброволец из Зренянина, управлявший трактором, уже вел огонь из пустого дома, где остановился, и мы, человек пять, один за другим забежали в этот дом. Вместе с ним я и Радэ-"Сурчинец" еще один доброволец открыли попеременно огонь из подъезда по сожженным домам, стоявшим в паре сотне метров справа и выше от нас, двое моих русских товарищей Слава Е. и Миша Г. залегли, на втором этаже наблюдая за окрестностью, а еще один доброволец - снайпер "Гоги" открыл огонь из окна, в котором я разобрал несколько кирпичей. После получаса стрельбы последовала команда на дальнейшее движение, причем мы опять были вынуждены бежать по открытому пространству назад в машину, водитель которой резервист, видимо, боялся остановиться у нашего дома. Перед постом полиции наши машины опять остановились на отрытом участке. Я начал кричать, чтобы люди выскакивали и действовали побыстрее. Начало уже темнеть и опять пришлось кричать, чтобы люди зря не стреляли, если не видят куда, ибо противник мог стрелять по вспышкам. Командования не было никакого, и когда, наконец, десяток полицейских со своим бронеавтомобилем БОВ (типа советской БРДМ) и с танком подошли нас прикрывать, наши машины сами остановились за домами, у поста на грунтовую дорогу. Все это уже стало надоедать, и мне захотелось выяснить, кто же чем здесь командует? Я прошелся вдоль всей колонны, интересуясь этой актуальной проблемой, но оказалось, что в отличие от вопросов, связанных с поездкой домой, делением формы и продуктов, занятием удобных домов, для решения вопроса о том, что же делать дальше, компетентных лиц не оказалось, и более того, никто и не заявлял о себе, как о командире, которых обычно было более чем необходимо. В конце концов, пришлось садиться в трактор с "Пантой", десетаром (сержантом), единственным, готовым чем-то командовать, но не знавшем, куда мы должны ехать, и колона двинулась по дороге. Кое-как уже в темноте, мы доехали до перекрестка в Глобары, и я пытался, было выбить двери в одном дворе, но тут, наконец, появившийся комроты "Жутый" сказал мне, что в нем размещен еще какой-то пост полиции, хотя полицейские совершенно не показывалась. Командир роты сказал, что нам в Глобары лучше не въезжать, и мы опять поехали в обратном направлении, и через километр свернули направо в еще какое-то село, где нас ждала уже наша военная полиция. Кое-как, с руганью, мы все разместились по домам, и, распределив часы ночного дежурства, легли спать. Утром нас подняли, и было сказано, что несколько человек должно отправиться вместе с еще каким-то подразделением, что бы занять село, откуда по нам вели огонь, а остальные пойдут занимать Глобары. Когда мы трое русских с еще несколькими сербами, добровольцами из нашей роты, готовились отправиться в составе этой группы, я пошел об этом договариваться, зачем-то была сорвана другая, куда большая группа наших добровольцев и резервистов, и она с двумя моими товарищами Славой и Мишей,отправилась в зачистку села на месте засады, а я с еще одним сербским добровольцем по прозвищу "Бырко", двумя резервистами и со штабным отделением был отправлен "зачищать" село Глобаре. В этом ничего конечно, тяжелого не было, но штабисты, заняв самый удобный и безопасный дом, оставили дело на нас четверых. Собрав гражданских в колонну и закончив с осмотром домов, мы вчетвером, по предложению "Бырко",якобы знавшего боевую задачу, пошли в соседнее село.Там мои сербские товарищи сразу сели пить кофе с местными албанцами - или шиптарами, как их все здесь называли. Я же, прогулявшись по селу и заходя в каждый двор,открывая двери ногой, собрал из него всех албанцев на лугу между двумя частями села., Полежав на травке и посмотрев на несколько сот албанцев собравшихся передо мной, я сходил к командиру роты и, узнал, что эта часть села, не является нашей целью, вопреки утверждениям "Бырко".Тогда я распустил людей по домам,произнеся перед ними речь о том как тяжело мне пришлось убеждать нашего омандира возвратить их домой,и лишь мои гарантии,что они хорошие люди его убедили.Заодно мне удалось заставить их принять албанцев из той части села откуда нами они же были изгнанны.Не всем это хотелось,но в споры со мной они не вступали и думаю что это было лучше нежели выгонять людей в лес.
Другая наша группа, в это же время, занимая намеченное село под которым мы и попали в засаду была обстреляна из домов уже на подходе, и лишь благодаря нескольким ребятам, в том числе Славе и Нешо М. из Зренянина и самому штабному офицеру Ацо Петровичу,ими командовавшему, группа смогла занять дома без потерь, тогда как шиптары ушли дальше за лес в село наверху этой горы. Вообщем-то нам тогда повезло, что противник, устроив засаду, не заминировал обочину с другой стороны дороги. Подобные засады часто организовались, в особенности, на проселочных дорогах. Так однажды семеро человек из пехоты, ехавшие на тракторе, попали в засаду, и были сразу же перебиты, причем один, попал в плен, Другой раз шиптары попали из гранатомета в микроавтобус, вынужденный замедлить движение по извилистой грунтовой дороге, убив и ранив тех, кто был внутри. Нехватка бронетехники довольно дорого стоила и неясно, для чего было держать сотни единиц бронетехники на границе с Боснией и Герцеговиной и с Болгарией, откуда, очевидно нападения бы не было.
Нашей бригаде еще везло, что противник лишь во второй половине мая стал использовать мины, иначе наши потери были бы куда больше. Самое поразительное здесь то, что порою мины УЧК получала не только по воздуху, а и от нашей армии. Во время одной из бомбежек наши сбежав оставили грузовик с минами (до девять сот штук), которыми завладели шиптары. Не знаю точно, где это произошло, но большинство людей упоминало один наш пехотный батальон, а иные и аэродром, и возможно, что речь шла о двух отдельных случаях, за которые никто так и не ответил, вопреки военному положению. Главное же то, что буквально через несколько дней по всей зоне ответственности нашей бригады наши машины стали подрываться на минах.
В июне диверсанты УЧК вообще поставил мину на дорогу Приштина - Печ рядом с перекрестком на селение Комораны, на месте по которому проезжали почти все наши машины ехавшие или в Приштину или в Сербию. Тогда утром за час до того как я здесь проехал, подорвался грузовик "ПИНЦ" из Приштины, в котором погибло, пять солдат военной полиции, и мина была установлена в одну выбоину в асфальте. Позднее было установлено, что мины порою ставили и местные женщины, пользуясь свободой передвижения. После этого нашим подразделениям было приказано усилить патрули для проверки дорог, но это ведь одновременно и делало их подверженными снайперскому огню, хотя сам противник не прикрывал свои мины организованным огнем, а не использовал дистанционные подрывы, в особенности мины направленного действия. Но ошибки противника часто перекрывались халатностью многих наших бойцов и командиров,ибо село через дорогу от Комораны никто, как потом оказалось, и не проверял, хотя от него до дороги было метров 300. К тому же дороги контролировала полиция, а содействие с армией тут было на неудовлетворительном уровне. Однако и иные командиры действовали так, что перебивали все рекорды мыслимой халатности, что уже просто приводило в недоумение.
Засады участились с середины апреля, в особенности на дороге Глоговац - Сырбица. Я уже не помню сколько раз наши машины попадали в засаду, но было это в период с конца апреля по конец мая произошло не меньше 5 - 6, только тех случаев, что заканчивались успехом для шиптар.
Так однажды недалеко от села Полянци была обстреляна машина с людьми, возвращающимися из отпуска, в результате чего было до десятка убитых и раненных.Положение усугубило тогда то что, что многие из них не имели оружие, так как командир их подразделения запретил ехавшим в отпуск увозить оружие в Сербию. В другой раз на этой дороге, между двумя постами полиции людьми УЧК одетыми в югославскую форму была остановлена машина командира пехотного батальона, после чего комбат и несколько человек с ним были расстреляны, и исчезли все штабные документы находившиеся в машине. Так как бронетранспортеров не хватало, то сербы укрепляли борта грузовиков и делали в них бойницы. Однако часто это было самообманом, особенно когда, устанавливая под досками резину, не устанавливали броню, и пули могли прошить и два ряда досок и эту же резину, что один наш доброволец из Воеводины с успехом и продемонстрировал. Тактика выхода из засад была совершенно не отработанна, и лишь заслугой некоторых наших бойцов люди в нашей роте стали становиться через одного у борта машины, осматривая местность вокруг, а наверх кабины устанавливался пулемет
Силы нашей 37 бригады были распределены, как правило, поротно-повзводно по селам, а штаб бригады находящийся в начале в Сырбице где-то в конце апреля - начале мая был переброшен в Глоговац. Войска, размещенные по албанским домам, откуда местное население было либо выселено, либо сбежало, в какой то мере вросли в эти села и не очень охотно шли на другие места. Между тем без "акций" (операция у сербов) обойтись было нельзя, так как далеко не все очищенные села были заняты войсками и в них стали возвращаться бойцы УЧК, которые после первого шока стали несколько приходить в себя. Новые акции заключались в "чищении", т.е. силы роты, батальона, а то и бригады развернувшись в цепь, шли, прочесывая все на своем пути, и это делом было утомительным, да и напряженным. Абсолютное большинство людей не имело опыта такого передвижения по лесу и шум и гам, шедшие от таких цепей издалека давали знать албанцам о продвижении войск. К тому же большой проблемой было то, что люди часто сбивались в группы, обходили густые заросли или просто шли гуськом и были часты случаи, когда группы УЧК проходили сквозь боевые порядки войск. Албанцы надо заметить давно готовились к этой войне и выкопали в лесах и селах немало блиндажей используемых ими и как склады и как укрытия.
Сделаны они были хорошо и порою можно было пройти по ним, не заметив входа. Албанцы нередко выкапывали и своеобразные мышьи норы, залезая в которые, они проводили дни, и ночи пока войска уходили из их сел. Выдерживать они могли, долго попивая чай с сахаром и закусывая неприхотливой пищей. Нередко прячась от войск, они себя засыпали листвой, что требовало обращать внимания на каждый звук. По лесу они передвигались хорошо, особенно ночью так, что сложилась абсурдная ситуация когда днем передвигались сербы, а ночью албанцы, и не только по дорогам и тропам, но и нередко по соседним домам ища продукты, теплые вещи или спрятанные боеприпасы.
В прямой бой они вступать редко хотели и, постреляв полчаса тут же уходили. В ходе одной операции произошел случай, когда отделение добровольцев из интервентного взвода военной полиции напоролось на доты в лесу и двое албанцев с карабинами и ручными гранатами продержали их(а заодно и нас шедших на их фланге) час или два, ранив при этом одного полицейского, пока не подошел танк и не подавил их огнем опустив ствол к самой амбразуре дота.
Встретив огонь, сербские бойцы большей частью предпочитали отлежаться, отвечая огнем и потом продолжали движение, гоня УЧК на свои засады. Не скажу, что эта тактика была особо успешной.
Конечно, когда было известно, где противник, как правило, если он держал села дело шло относительно легко и где-то в мае в селах Каменица, Вирбовац и Полужа нашей ротой и ротой военной полиции было взято в плен до двух сотен албанцев, в основном местных жителей, организованных в отряды УЧК. Особого сопротивления они не оказали, тем более что боеприпасов у них осталось мало, а единственный 60 миллиметровый миномет они так и не применили. В еще нескольких дополнительных "чищениях"(зачистках), в том числе проведенных силами нашей разведроты,в течение двух недель было найдено по лесам еще несколько десятков человек, а несколько убито. Не все они были из УЧК, но определить это было тяжело, ибо бойцы УЧК при угрозе плена сбрасывали свои формы (пятнистую германского производства) хотя были и другие расцветки, в том числе югославской армии) и становились якобы гражданскими лицами.
Было заметно, что их вожди о них особо не заботились, ибо ни оружием, ни подготовкой они не блистали. Однако с позиции разведроты, находившейся через дорогу от этих сел всего в пару сотен метров от села контролируемого УЧК ночью мною во время одной вылазки замечено как из вышеупомянутых сел,до начала нашей операции. в это село перешла группа в 5 - 6 человек, а так как в дозор этот пошел я по своей инициативе то не было гарантий, что в другие ночи не вышло сюда еще несколько десятков человек, тем более что кому ведь хотелось ночью мерзнуть и рисковать.
Другая подобная операция была проведена в мае в районе Кралицы и Донего Преказа силами роты военной полиции, нашей разведроты, танкового батальона, роты обеспечения и пехотного батальона. Сводная группа нашей роты насчитывала три - четыре десятка человек. Это было обычной практикой,когда значительная, а то и большая часть людей оставалась во всех подразделениях в базах и многие бойцы за всю войну вообще по 2 - 3 раза участвовали в каких-то лишь даже относительно боевых выходах.
В той операции справа от нас шла военная полиция, а слева тыловики, которые впрочем, вскоре потерялись. Хорошее взаимопонимание у меня было с поручником(старшим лейтенантом) Винко Ж., командиром взвода срочнослужащих, тогда командовавшего сводной группой выделенной нашей ротой. Мы договорились, что цепью будем идти лишь лесом, а открытое пространство будем преодолевать колонной по одному,и то впереди шел бы дозор в 4 - 5 человек(то есть мы вдвоём и несколько срочнослужащих во главе с черногорцем Небойшей-"Мырчей") оседлывавший бы высоты по линии наступления.
Это было не лишним как из-за двух американских штурмовиков А-10А беспрепятственно круживших над нами пару часов, так и из-за УЧК. Первой с шиптарами имела близкое столкновение военная полиция и погнала их на нас. Мы как раз вышли на предпоследний верх перед последним нашим рубежом как увидели, как на другой стороне ложбины перебегают какие-то люди в черных формах, тяжело нагруженные и вооруженные. Я, Слава, Винко и пара срочнослужащих, сразу побежало вниз и вовремя. Стоило нам достичь опушки леса как в паре десятков метров от нас застрочило сразу несколько китайских автоматов. После получасовой перестрелки и швыряния ручных гранат нами все стихло и так как левое крыло нашей роты не поторопилось охватить противника слева пользуясь кустарником, то он оторвался и ушел в сторону села Дони Преказ. Мы здесь опять задержались на полчаса - час и затем, соединившись с военной полицией,вышли на верх последней высоты и лесом вышли на опушку, под которой лежало село Дони Преказ. Там шла стрельба и несколько домов горело. Оказалось, группа как раз тогда прибывших, в танковый батальон нашей бригады русских добровольцев дейстуя в составе сводной группы этого батальона,первой вошла в село, обозначая дымом подожженных домов свое местонахождение, обеспечили продвижение танка и уничтожили несколько бойцов УЧК. По общим оценкам всего их было уничтожено в той операции около 7 - 8. К сожалению, тыловики опять остановились, оставив свободные проходы, а часть сводной группы из танкового батальона занялась грабежом и потом вообще открыла огонь по своим убив одного серба пошедшего с русскими, свалив ответственность на последних. После же операции при возвращении пехоты в базу, она попала в засаду потеряв троих человек мертвыми. Многие недостатки являлись вследствие плохой подготовки людей. Лишь военная полиция смогла как-то держаться на уровне, но только потому, что имела в своем составе интервентный взвод, состоящий из трех отделений-отделения срочнослужащих,отделения резервистов и отделения добровольцев. В нашей разведроте интервентного взвода создать не разрешили, да и многие наши люди этого не хотели, за исключением разве что меня,Славы и "Бырко".
Мне все это было непонятно. Создавалось впечатление, словно всех, в том числе и командование устраивала серая одинаковость. Особо характерной была судьба русского отряда в танковом батальоне. Сначала их пару недель водили за нос по казармам в Сербии, а потом отправили на границу, но в место, где никаких боевых действий не велось. Я, в то время как раз просил еще русских,однако этих ребят,хотя половина из них были разведчики по специальности, и многие уже участвовали в боевых действиях в Чечне и Афганистане, перебросили в танковый батальон, о чем я случайно узнал лишь через десяток дней. В танковом батальоне их разбросали по танковым ротам, а комбат словно задался целью насолить им покрепче. Надо сказать, комбат был не единственным в этом роде.Еще в Сербии какой-то генерал, как и полагается генералам очень важный и уверенный в себе и своих суждениях заявил им, что мол "опыт Боснии научил нас, что русские, когда собираются вместе становятся неуправляемыми и начинают убивать гражданских лиц". На самом деле русские и в Войско Республики Сербской приезжали воевать и, как правило, в армейских "интервентных"(ударных)подразделениях, тогда как работа с гражданским населением находилась в ведении полиции. К тому же русские отряды в Боснии и Герцеговине появились в конце 1992 года, т.е. когда прошел период массовых убийств и грабежей. Что касается Космета, то они ехали сюда воевать не с УЧК, а с НАТО, тем более что сама же югославская пропаганда уверяла весь мир, что УЧК больше не существует. Если бы тот генерал хотел, он бы понял, что люди из России просто не могли ехать сюда дабы грабить гражданских лиц, тем более что те, кто хочет грабить на войны не ездит, а занимается уголовной,предпринимательской либо политической деятельностью. Конечно, и среди добровольцев всяких проходимцев встречалось, но вину за это несет, командование, распустившее свои войска, и, не ведя ни должного отбора, ни подготовки в них.
Не знаю чего ради надо было нести подобную чушь, тем более что в бою русские добровольцы были в общей массе куда дисциплинированее а и подготовленее большей части местных резервистов. Русская группа в танковом батальоне со своими сербским капитаном впоследствии была отмечена во время еще одной, майской операции на Обрине командованием резервного отряда САЙ, предлагавшего шестерым русским составлявших ударную группу переход в свои ряды. Другое дело, что дисциплиной в югославской армии нередко считалось подобострастность к командиру, в чем весьма отличались в танковом батальоне иные офицеры, особенно вытащенные из резерва пенсионеры и, в конце концов, их стараниями русская группа в конце мая закончила свое существование. Использовали они случай с пьянкой и дракой между тремя русскими, хотя таких драк здесь случалось немало. Моментально последовал доклад командиру бригады и всю группу, кроме офицера-"афганца",бывшего доктором, разоружив, посадили под сопровождением военной полиции в машину и отвезли в казарму Косово Поля, откуда те сами добрались до Ниша. В паспорта иным из них им поставили печать о депортации, а у нескольких вообще паспорта пропали из их личных дел. Не знаю, о какой порядочности после этого можно говорить в данном случае. Ведь с самого начала было ясно, что им никогда не бывавшим раньше в Югославии и не знавшим языка необходима была помощь, И я просил несколько раз командование, что бы их перевели в мою группу, созданную к тому времени в разведроте. Впрочем и они тогда слишком уж были самонадеянны,не зная что в местных условиях слова и обещания немного значат.Я предполагал,что их группу ждет печальная судьба,но видимо самонадеяность неотьемлимое свойство граждан России и Украины.Впрочем командование нашей бригады нас даже не оповестили об их приезде, хотя обещаний было предостаточно.
Не сделав это командование само создало в их среде анархию, ибо своего официального командира у них не было, а их сербский капитан Боян был всего лишь командиром одной из рот и сам едва не был отправлен под суд комбатом.
Вскоре это привело к трагедии, когда один из них, Сергей Старцев(уроженец Черкасс)бывший милиционер из Днепропетровска, по предложению одного местного резервиста пошел в одно якобы незанятое село. Этот резервист своими коллегами оценивался как большой врун, но Сергей тогда должен был показать сербам, что он "русский солдат и пулям не кланяется". С собой они взяли всего одного русского добровольца из Крыма и в селе напоролись на шиптар из УЧК. Резервист еще до этого куда-то пропал и доктор - афганец потом доказывал, что он специально повел в то село Сергея по сговору с пленными шиптарами которых держали в танковом батальоне. В начавшейся суматохе Сергей пропал без вести и так о нем ничего не узнали кроме следов крови на месте где его видел последний раз его же товарищ. Впрочем, впоследствии в том селе был найден труп без головы и кожи, но никто не определил в югославской армии Сергей ли это, оставив его ребенка без пенсии.
Подобная политика по отношению к русским добровольцам велась с армейского верха,точнее из руководства службы военной безопасности. Это было лишь показателем общего отношения верха югославской армии к ведению войны. Много добровольцев хотело тогда помочь сербам и в другой более нормальной армии организовали бы все, дабы побольше людей приехало в какую-нибудь отдельную бригаду добровольцев. Югославский же военный верх наоборот пытался уже приехавших на свои в основном деньги людей поставить в самые худшие условия. Это касается и денег, которых даже положенных 1200 динар зарплаты и от 45 до 120 динар суточных (тогда 20 динар стоил один доллар) иным из них не выплатили, дав лишь пособие на отъезд,а это же касается и условий, в которых люди воевали,когда больше приходилось "воевать" с югославскими командирами, чем с шиптарами.
Самих русских добровольцев было на Космете в общей сложности не больше двух сотен и свести их в одну часть вместе с сербскими добровольцами их вполне было можно. В конце концов, и к тем относились не многим лучше. Правда, добровольцев из Республики Сербской я встретил здесь мало, всего пять-шесть человек, куда больше я видел русских. Впрочем, как я слышал несколько групп добровольцев из Республики Сербской было на границе. Русских же было относительно много в районе Призрена. С одним из них я познакомился в Приштине,где был по делам, когда мне сербы сказали, что какой-то "рус" лежит раненный в больницы. В Югославии "воюющие" русские представляли определенную общность и, по крайней мере, проведать в больнице раненого было принято еще по Боснии. В данном случае "русом" оказался здоровый, под два метра, осетин по имени Альберт. Он со своей группой воевал в составе полиции под "анклавом" Будаково,и у него была снайперская винтовка югославского производства "Цырна стрела" калибра 12,7 под патрон от советского пулемета НСВ.В одном из боев Альберту пуля попала ему в голову, но на удивление сербов,прошла навылет, выбив ему только глаз. После выхода из больницы Альберт опять возвратился в строй.
Стоит отметить, что у русских добровольцев, прибывших из другой страны на собственные средства, чувство долга все-таки присутствовало куда сильнее, чем у большей массы сербов, готовых поставить под сомнение практически любой авторитет, что в теории, что на практике и иные сербы именно поэтому и предпочитали быть с русскими.
Единственно, что можно заметить, что в отличие от Боснии, русских добровольцев на Косово никто и не пытался организовать, и та компания по записи добровольцев, что была организованна в Москве хоть и охватила около 50 000 человек, но за границы России так и не выплеснулась.
Что касается шумихи в прессе, в том числе российской, то она была бы в любом случае и коль было, кому платить деньги, то находились и те, кто готов выдумывать что угодно для того чтобы лишний раз
"разоблачать" сербов.
Так Наталья Пуртова в " Новых Известиях" использовала смерть русского добровольца Федора Шульги, погибшего на границе, куда его югославское командование послало в компании с финским и датским добровольцами.Можно заметить,что доброволец из Дании Нильсен до войны работал на Космете в Организации Безопасности и Сотрудничества в Европе и, следовательно, хорошо зарабатывал и приехал на Космет не ради денег, но это не избавило его в Дании от судебного преследования.В одном из боев Шульга погиб, а финн и датчанин были ранены и все они были награждены югославским командованием. Этот случай был использован Пуртовой дабы, бездоказательно назвав Шульгу и финна и датчанина наемниками, и то бойцами каких-то неведомых "особых" отрядов, заодно поставить большой заголовок "Русские добровольцы возвращаются на Родину в цинковых гробах".
То, что в России в это же время ежедневно гибли тысячи людей от некачественного алкоголя и в результате волны уголвщины, Пуртову не интересовало, ибо она должна была обойти вопрос, за что же погиб Шульга Насколько же известно, здесь погибло трое русских добровольцев, в нашей бригаде Сергей, а кто он русский или украинец никто не разбирался, на границе Шульга и еще один Виталий Булах, который был в списке посмертно награжденных, но где погиб точно на Косовои и где он воевал было неизвестно.
Еще одна статья о добровольцах появилась в "Комсомольской правде" и правда в ней была действительно "комсомольская", которую написал Николай Варсегов. В статье был типичный голливудский набор для русских, водка, секс, наемник, мат. Заодно Николай, с которым я познакомился после войны в Белграде в "Русском Доме"(Культурный центр, выстроенный русской белоэмиграцией,а затем "национализированный" СССР) тогда хорошо прошелся по кафе, работавшее всю войну в этом доме, демонстрируя этим видимо свою признательность хозяину кафе Новице, а заодно и тем сербам, что тогда образовали сами собой своеобразное общество русско-сербской дружбы. Правда в отношении русских добровольцев на Косово, меру человек все же перебрал что с "русбатом" ибо речь в статье шла как раз о группе русских добровольцев танкового батальона нашей бригады, что "с густыми ягодно сочными кустами черешни", что с "чучелом трупа, лежащим на мосту, как воздушная маскировка" (полный бред!)..
Помню лишь один объективный репортаж о русских добровольцах, но который сделала одна британская журналистка родом откуда то из Северной Ирландии.Можно сказать, что она была объективна, в отличие от многих других журналистов. Она встретила нас, русских добровольцев, в ресторане "Гранд-хотэля", куда мы привезли несколько ящиков с пивом и вином, и несколько бутылок водки.Мы пригласили ее.как и нескольких сербских офицеров к нашему столу.Потом по радио "БиБиСи" мною был услышан репортаж об этой встрече, и при этом обязательное название наемников здесь она попыталась избежать, оговорив, что "их" можно назвать наемниками, а можно и добровольцами.
Но с другой стороны чего высказывать претензии к людям "второй древнейшей профессии" коль иные командиры российского контингента КФОР говорили о добровольцах в том же духе, что и журналисты. Правда, у первых для этого были отдельные причины. Первоначально российский КФОР был у сербов весьма популярен особенно после занятия им 12 июня аэродрома Сатина под Приштиной, когда дело едва ли не дошло до боя с англичанами. Сербы надеялись тогда, что россияне получат свой сектор на севере Космета, что включало бы Приштину, Гнилане и Косовскую Митровицу и дало бы возможность сербам сохранить хоть часть Космета.Многие сербы тогда не покинули Косово,а в войсках был начат набор военной безопасностью добровольцев желающих остаться в сербских селах и поселках на Косово. Однако благодаря "умелой" российской дипломатии, свои сектора получили американцы, британцы, французы и итальянцы, но не россияне,которые подобно туркам, голландцам, норвежцам и арабам из ОАЭ были распределенны по этим секторам в подчиненном положении. Даже запланированной смены голландцев россиянами в Ораховце не произошло, хотя сербы в этом городке были в полном окружении албанцев, но россиянам преградили путь албанские баррикады. Понятно, что это была намеренная провокация УЧК и то по заказу Запада, да бы еще раз унизить русских и показать сербам кто хозяин Космета. Оправдание же было найдено типичное - русские наемники, настолько много здесь убили гражданских лиц, что албанцы ненавидят всех русских. Российское же командование сразу же проглотило наживку УЧК, и стало оправдываться "мол, надо же видеть разницу между уголовниками из России и честными солдатами". Хотелось бы спросить чего ради русские добровольцы были сразу зачислены в уголовники и где тому основания. Насколько известно наркотиками и рэкетом по Европе занимается как раз албанская мафия.
Воевать едут те, кто хочет именно воевать, и тут есть люди всех положений и убеждений. Вся демагогия о том, что российские десантники не смогли войти в Ораховац из-за русских наемников была смешна, ибо британцы такие же сербские баррикады в Косово Поле за полчаса разобрали, избивая сербов. Российский же контингент, имеющий в международной полиции сто своих земляков из МВД не мог разобрать баррикады албанцев из-за того, что его командиры это сделать просто не могли в силу отсутствия приказов сверху, но никак не из-за русских добровольцев. Албанцы держали ведь баррикады на дорогах, а в лесу их не было, вот бы и сделали десантники ночной марш через горы в Ораховац либо совершили дсант на вертолетах.Правда было неясно, почему в контингенте собранном штабом ВДВ нет вертолетов. Ведь парашютные десанты дороги и редки, а вертолеты куда более эффективный транспорт. Российское командование в состоянии было организовать такой десант прямо на Ораховац, тем более что российскому контингенту на Космете вождь УЧК Дреницы Сами Люштраку открыто, угрожал, а чеченские "братья" УЧК одно время со своим флагом разъезжали вокруг аэродрома Слатина.То, что здесь делали русские добровольцы на Косово, чеченцев явно не интересовало, в отличие от того, что российские войска делали в Чечне.
Конечно, среди русских добровольцев попадались разные люди и были тут те, кто действительно занимался настоящим разбоем, а были и те, кто ничем особо на фоне общей массы сербов не выделялся(разве что пьянством) но все же среди местных сербов большая часть русских добровольцев "марку держали".Стоит напомнить, что тогда против сербов воевали и силы специального назначения НАТО и моджахеды в рядах УЧК,и при этом воевать сербам приходилось в условиях превосходства противника в воздухе, так что пропагандистский "шаблон" о диких балканцах здесь не подходит.
Как пример можно привести действия русской группы в танковом батальоне. Вообще то ребята просились в разведку, а почему их отправили к танкистам вопрос к штабу нашей бригады, как и к военной безопасности.
Когда мы узнали о существовании русской группы в этом батальоне то я и Слава, вдвоем решили использовать свободное время и сходить к ним в гости. Встретили мы двоих из них, один из которых был Коля из Екатеринбурга, но другой Давид, был гражданином Израиля(правда, родом из Баку), в Полянцы, куда они прибыли со своим комбатом на разведку. Что тот мог разведывать здесь, где была кухня его батальона я не знаю, но потом, после часа шатаний, он позвал двоих наших новых знакомых, и мы недолго думая, присоединились к ним. Добравшись до села, где стояла одна рота, комбат, человек довольно самоуверенный повел человек десять на пригорок, откуда все они в бинокли стали рассматривать полусожженное село на горе через глубокую лощину и, видимо, для них это и называлось разведкой. Комбат потом сказал нашим новым товарищам, что, мол, сходите в село на полчасика и проверьте, но никого не трогайте, там, мол, живет мой "шиптар", копающий нам траншеи, и после этого пошел пить кофе и ракию.
Внимательно наблюдая в бинокль за селом мы увидели, что опушка леса прямо над ним весьма сомнительна и там виднеются какие-то темные провалы и целлофан. Решили мы, в конце концов, идти в обход справа, держа в поле видимости, село, и одновременно прикрываясь кустарником. "Моторол" мы естественно не получили, но все равно разделились на две группы, в одной двое ребят из батальона должны были идти краем леса, а во второй я и Слава и один резервист с пулеметом делали бы более глубокий обход, договарясь о месте встречи в лесу. Выйдя на договоренное место, мы сразу обнаружили там блиндаж и траншеи, а затем продолжили путь. Как это и бывает в горах расстояние было обманчиво, а мы к тому же по пути были вынуждены перейти одну лощину. На подходе к селу мы вышли на место отдыха шиптар, которые, не желая спать в уязвимых домах, здесь оборудовали шатры и несколько стрелковых позиций, хотя и пустых, но полных свежих следов. Шли мы шиптарскими тропами, что было самое бесшумное, быстрое и безопасное дело и, выйдя на грунтовую дорогу, шедшую по опушке леса, как и предполагали, нашли несколько выкопанных стрелковых ячеек. В селе никого не было, но и здесь было много следов, а в сарае стоял конь. Пройдя через рощу во вторую половину села, где жил комбатов якобы "лояльный" шиптар, в первом же доме мы нашли какую-то семью в человек десять, но мужчин здесь не было. Молодая женщина, месившая хлеб, увидев нас, перепугалась, но на все вопросы лишь пожимала плечами, мол, не понимаю сербский. Махнув рукой, мы пошли дальше, опять разделившись на две группы. Там было найдено несколько жилых домов, в каждом по десятку детей, что поражало плодовитостью одного "лояльного" шиптара, которого при этом так и не нашли. В одном дворе была выкопана ячейка направленная прямо на село, где находился штаб батальона, и в ней была набросана свежая солома. В нескольких домах были найдены запасы продуктов и лежанки на десяток человек.
Особых сомнений в том, что отсюда действовала группа УЧК не было, и мы ни о чем и не спрашивали местных. Тропа с края села вела как раз в том направлении, откуда они не раз вели огонь по дороге.
Неожиданно с этого направления с примерно полукилометрового расстояния раздалась стрельба, но того, что произошло, мы по причине отсутствия радиосвязи не знали, но потом выяснилось, что в засаду попала одна из наших машин, на которой офицеры штаба шли на разведку места будущего наступления: был убит один "заставник" (прапорщик) из штаба, а шиптары смогли взять не только документы, но и пулемет.
Мы же, возвратившись в первый дом, выпили воды и перекусили хлебом, вынесенным местными женщинами. Нас встретившей женщины мы уже не нашли, видимо та побежала предупреждать своих в лесу. Делать нам было уже нечего, и я, присев отдохнуть у дерева, поднял голову и вдруг увидел сидение на ветках, к которому вела лестница, но не с земли, а с нижней толстой ветки. Отсюда хорошо просматривались позиции танкового батальона, но, разумеется, никто здесь из шиптар не понимал по-сербски даже сказанных мною слов УЧК в другом случае им всем хорошо понятным. Махнув на все это дело рукой, мы пошли назад напрямик, договариваясь о месте будущей засады.Тогда я подумал захватить в плен кого-то из албанцев.а желательно того капитана британского спецназа,который по данным нашей разведки,командовал одной из групп УЧК.
Впрочем, засады не получилось, ибо командование начало "капать на мозги" ребятам из танкового батальона - их комбат жаловался в штабе, что его "русы" вышли из-под контроля, хотя контроль по его понятию заключался в несении сторожевой службы. Борьба с шиптарами здесь понималась в избиении кого-нибудь из трех-четырех десятков пленных албанцев, которые были размещены как рабочая сила в танковом батальоне, к тому же по соседству с русскими. Возможно, комбат в глубине души надеялся, что "русские криминальцы" кого-то из них убьют, но у русских не было никакого желания этого делать, тем более что тут "героев" хватало, в отличие от боевых ситуаций. Что касается нас, то мы встретили хороший прием у капитана Бояна до этого уже воевавшего где-то в Краине и Боснии и бывшего командиром одной из рот танкового батальона.Он стал неформальным командиром "интервентной" группы, в которую вошли шестеро из десяти русских, и один танковый экипаж. Главным препятствие в планировавшейся засаде были приборы ночного видения. Комбат и его "пенсионеры" если бы и имели их, то не дали бы, а командование нашей разведроты, имея семь таких приборов, по какой-то странной логике не давали их никому, хотя использовалось лишь три и то для стражи(службе на позициях), словно та не могла вестись без них, как и в пехоте. Не помогли просьбы ни наши, ни капитана, да и мы сами при выходе на дозор ни разу не могли их получить, а если и получали, то с незаряженными батарейками. Помню однажды, когда я и Слава опять вдвоем ночью залезли в один отдельно стоящий дом в 500 - 600 метрах от наших позиций в одном селе, то сначала один командир взвода выключил свою "Моторолу", когда мы уже вобрались в дом, хотя я долго трудился перед выходом, объясняя ему и его подчиненным каковы ориентиры и каковы сигналы. Потом у нас закончились батарейки в ПНВ, и вся надежда была на находившиеся рядом минные поля и на мину поставленную на нашем первом этаже, да на какого-то пса, почему-то ставшего нести вокруг дома стражу. Скорее всего, мы уже тогда так пропитались запахом местных домов, что ничем для него не отличались по запаху от шиптар, которые, как мы слышали, находились рядом, но так как в полночь у нас разрядились батарейки в ПНВ, то об этом наверняка знать мы не могли. Ходили в такие засады и русские добровольцы из танкового батальона. Один раз вчетвером или впятером вместе со своим капитаном Бояном раз зайдя в албанское село два часа не могли из него выйти, отбиваясь от полутора десятков шиптар, а все те герои из их батальона, кричавшие о том, что "шиптары - пички" (п...ды по-русски), что-то к ним не пришли на помощь, хотя танки батальона были недалеко.
Все же повоевать нам со Славой вместе с остальными русскими пришлось.
В какой то мере закономерно, что это произошло в ходе, пожалуй, самой большой операции нашей бригады в этой войне в районе тогда еще албанского "анклава" УЧК, охватывающего села Обриня, Полужа, Резала, Тырстеник.Для нашего последнего, майского наступления на этот анклав были отправлены силы двух бригад нашей 37 и 58 из Приштины и отряды специальной полиции, и отряд САЙ.
Операция эта прошла быстро и удачно, в том числе и потому что еще было немало тех, в том числе и офицеров, кто считал, что ради общего дела, жалеть силы и жизнь не следует.
Как перед этим сообщали я и Слава в наш штаб, на основании наблюдений в приборы ночного видения,УЧК имела в лесу много траншей, из которых они могли обстреливать дорогу. Впрочем, вначале сопротивления на нашем участке почти не было. Наступала наша разведрота с левым крылом завязанным на военную полицию, а правым крылом на специальную полицию.В течении нескольких часов медленного продвижения,людей приходилось постоянно подталкивать и доходило порою до идиотизма, когда командир взвода добровольцев нашей роты уложил своих людей цепью по середине поляны, хотя при этом был слышен звук бегущих людей, по которым сразу все начинали стрелять.. Разведрота дошла до первой речки, точнее ручья. Здесь движение остановилось, так как сводная группа тыловых подразделений настолько отстала, что военная полиция не могла держать одновременно связь с ними бывшими на ее левом крыле, и с нами. То же самое происходило по всей линии наступления, что можно было понять по радиопереговорам, когда многие подразделения не могли найти своих соседей. Сама практика, когда в одной линии шли и тыловики и артиллеристы и даже бойцы ПВО вместе с пехотными ротами, а также разведчиками, интервентными взводами военной полиции и пехоты специальной полицией и САЙ привело к тому, что шли мы очень медленно.
К тому же противник начал сопротивляться, и наш взвод срочнослужащих был вынужден прийти на помощь военной полиции, остановленной огнем перед одним селением, и хотя несколько бойцов УЧК здесь было убито и ранено, но движение это задержало, а тут же произошло нападение со стороны двух групп противника на взвод резервистов нашей роты, с которым шли тогда я, Слава и Михаил. Последним приблизившихся к нам на 10-15 метров, но находящимся, правда, под склоном, густо заросшим лесом, чуть-чуть не хватило хладнокровия, дабы прорвать наше кольцо окружения, ибо опять у нас стреляло человек пять, а десять отлеживалось и противника нам удалось отогнать лишь ручными гранатами. Впрочем, как выяснилось через пару недель противник смог пройти здесь, ибо как мы потом обнаружили в одном патруле от резервистов до взвода срочнослужащих и военной полиции осталось метров 300 густо поросшего пространства, которое никто не проверил, и там потом были найдены блиндажи. О наличии блиндажей можно было командирам догадаться еще в ходе акции, когда мы нашли землянку (склад с мукой) и ясно было видно, что часть мешков была вынесена за пару часов до нашего прихода. Однако что-то сделать самоинициативно было тяжело, а командование было озабочено своевременным занятием намеченных позиций на карте, хотя все эти сплошные линии на ней на деле напоминали решето. Движение продолжалось до большой поляны, где находилась конечная точка разведроты - селение Беженич. Было ясно, что двигаться следовало колонами по одному через лес слева от поляны, что и было предложено мною командиру роты. Вместо этого движение было продолжено цепью через открытую поляну, и при этом на середине поляны оно было остановлено, по приказу сверху и то в нескольких сот метрах от домов. Более того, кто-то из штаба роты притащил кому-то посылку из дома с пивом и соком прямо на поляну. Все это было настолько глупо, что казалось превзойти это было невозможно, но это только казалось.
Парадоксально, но на душе стало легче, когда послышался характерный звук стрельбы из китайских автоматов УЧК в лесу слева и было понятно, что они уже прорвались сквозь наше кольцо. Как оказалось УЧК напала с тыла при выходе из кольца военную полицию, а и положила по ней одну или две 60 миллиметровые мины. Наши решили не остаться в долгу, и сами саданули по лесу из минометов, хотя точно было неизвестно где военная полиция, а где шиптары. Хорошо, что перед этим левое крыло ротной цепи неизвестно что ждавшей на поляне подтянулась к центру, ибо одна наша мина легла как раз на место где был левый край цепи и где были до этого я и Слава. Выяснилось потом что миномет плохо очистили.
Наконец решили входить в Беженич колонной, хотя пошли скорее толпой, но на входе в него по нам был открыт огонь из одного - двух карабинов и два-три десятка человек из взводов резервистов и срочнослужащих были вынуждены залечь в кустах не зная, откуда стреляют. Связь с добровольцами, шедшими правее лесом была потерянна, а не было и радиосвязи. Попытка выйти на них не увенчалась успехом, хотя мы вдвоём с еще тремя резервистами двинулись на соединение с ними, и вышли к горящим домам на опушке леса высоты справа, но выскочившие оттуда люди, чья форма в сумерках была малоразличима заняли оборону вокруг одного дома и, хотя мы им кричали, что мы "свои" они не отзывались. Потом выяснилось, что это была группа специальной полиции, вообще потерявшая связь и со своими и с нами разведчиками.
Ночью мы, опять вдвоем, со Славиком, вошли в село, бросив на звук подозрительного шума ручную гранату, но, возвратившись, были оповещены, что в село будет рота входить под утро и после малоприятного сна на природе мы опять попёрлись в село, после чего наконец-то оно было занято, и кроме семидесятилетнего деда там уже никого не было.
Опять началось типичное надоевшее "сидение" на позициях и я со Славой отправился в танковый батальон, который согласно плану операции и должен был нанести удар в центр "анклава".
Но и в танковом батальоне дело шло схожим сценарием. Несколько его танков с пехотой из состава этого же батальона так же шли от точки к точке совместно с отрядом САЙ, а впереди шел сербский капитан Боян со своим танком с сербским экипажем и с ударной русской группой в шесть человек на броне. Здесь кроме шиптар действовала и авиация НАТО. Командир танкового батальона русских невзлюбил, ибо они действовали опять вместе под командой еще более им нелюбимого сербского капитана, чем вызвали еще большое раздражение комбата против себя. Все же в той операции их группа занимая ключевые точки, перед движением цепи обеспечив хороший темп наступления. Однако в самом начале операции, когда войска шли цепью на первое село оттуда шиптары открыли огонь и один тромблон(винтовочная граната) попал в Прагу (спаренную 30 миллиметровую зенитную самоходную установку) отбив одному парню ногу. Вскоре под чьи-то пулеметы попала и полиция, потеряв четырех человек мертвыми. Потери были и в 1-ом пехотном батальоне и в других подразделениях. В середине операции, отряд "Крушевачкой" бригады самовольно покинул свои позиции, а вскоре и все шестьсот человек из этого отряда самовольно покинули Космет устроив демонстрации в Крушевце, требуя якобы "современное" оружие, хотя албанцы воевали с китайскими автоматами и гранатометами против танков и бронетранспортеров.
В конце концов, с русской группой танкового батальона мы вошли в Обринье и смогли сверху наблюдать как наша пехота и полиция в лощине поросшей лесом под нами пытаются загнать группу УЧК в ловушку. Албанцы отстреливались и несколько раз пускали в воздух, черные сигнальные ракеты, давая знаки друг другу. Не знаю почему, но поддержки танков никто не просил, хотя лощина была как на ладони и группа, в конце концов, ушла. Мы попытались сами проследить, куда ушли шиптары и следы вели вправо в лощину, где внизу село якобы было занято нашими войсками. Было непонятно куда делось до тысячи бойцов УЧК, о которых говорили в штабе и которые действительно держали линию фронта против сербских войск. По окончании операции из сел были выведены лишь колонны женщин, детей и стариков.
Не знаю, сколько во всей операции было точно убито и взято в плен шиптар из УЧК, всего несколько десятков, а куда делась тысяча остальных можно было только догадываться. Между тем, когда мы вдвоем перед операцией ходили в ночные разведдозоры, то в прибор ночного видения только на участке селения Истог-махала села Полужа, длиной может в 400 -500 метров, в лесу было обнаружено девять дымов, а потом выяснилось, что в местах, откуда исходили дымы находились траншеи и блиндажи. Понятно, что костры жгли не женщины и дети, а вооруженные бойцы УЧК, и вероятно по три - четыре человека на костер. Не было найдено ни того где были спрятаны грузы, ни вообще, какие либо документы и средства связи. Найденный позднее подземный туннель не был, не только уничтожен, но и не заминирован.Однако то куда делась УЧК обнаружилось уже по возвращению, когда все русские танкового батальона вместе с сербским капитаном и двумя его сербами, и конечно нами двумя, были посажены в небронированный грузовик долженствующий идти, впереди обеспечивая дорогу, а за ним шла бронированная Прага, три танка и бронетранспортер командира батальона.
До выезда на дорогу Глоговац - Сырбица все шло нормально, хотя зрелище места, где незадолго до этого подорвался на мине бронетранспортер полиции было не из приятных. Наш маленький грузовик был переполнен людьми, а какой-то тип сюда запихал найденный им сварочный аппарат, который, в конце концов, один наш сербский товарищ с матом вышвырнул по дороге.
Выехав же на автодорогу наш грузовик неожиданно встал, так как в двигателе закончилось масло. Подумав немного наш капитан Боян сказал, что, мол, давайте пройдемся пешком, ибо до поворота в село Морина, где была база танкового батальона, осталось немного. Стоило нам сделать пару десятков шагов как из леса справа, с каких - нибудь пар сотен метров по нам ударило несколько очередей. Мы растянулись тогда уже в колонну на 20 - 30 метров и пули били как по асфальту дороги, так и по грузовику. Шедшие впереди капитан своими шестью русскими сразу скрылись на левой обочине, а мы вдвоем со Славиком забрались в дом стоящий у дороги. Остальные же сербы, вместе с одним добровольцем из Белоруссии, заняли позицию на обочине у грузовика. Противник вел огонь не переставая. Было их, скорее всего один - два десятка и то разделенных в две группы, так что останься мы в грузовике то без потерь вряд ли бы обошлись. Мы отвечали огнем, а потом стал бить и танк, стоящий у грузовика, но никаких результатов это не дало. Более того, одна группа противник стала приближаться лесом справа от нас к грузовику, и выстрелы становились все слышнее. От командира батальона не было ни слуху, ни духу. Вероятно, он со всем своим штабом под прикрытием Праги ждал пока мы "победим" УЧК. До победы было далековато, тем более что первая наша группа оказалась отсеченной и пришлось мне лезть на броню танка и, подогнав его к этой группе вместе с ней за броней танка бежать еще пару сотен метров ведя из-за него огонь, меняясь с бывшим российским десантником Сашей Е.. Едва передохнули, как пули засвистели с левой стороны, и пришлось опять бежать до следующего полуразрушенного дома, откуда опять пришлось вести огонь. Полтора десятка полицейских дежуривших у выезда на дорогу толком не стреляли, хотя их пост стоял у дороги. В конце концов, капитан дал знак колонне на проезд, и танки пошли в базу стреляя на ходу по лесу из пушек, но это видимо не причинило вреда бойцам УЧК укрывавшимся в траншеях, которые наши войска в ходе "зачисток" не уничтожали. Командир батальона выехал на своем бронетранспортере не только ничего не сказав, но,и посбивав шлагбаум перед въездом в базу, а мы, вскочив в два грузовика выбрались последними.
Думается, что уже на основании таких фактом командир батальона должен был поблагодарить ребят, а не писать на них доносы в военную безопасность.
Последней же эти доносы пришлись как нельзя, кстати, так как уже в середине мая она получила указание отправлять добровольцев, в первую очередь иностранных, так как "разработку" о "славянским единством" надо было сворачивать, с готовящимся подписанием мира.
Интересно, как при этом иные лица в армейских верхах, еще во время войны стали порочить всех без исключения добровольцев, сваливая на них все те грабежи и убийства, что произошли на Космете. Однако подобная линия, успехом на Западе пользоваться не могло, ибо вряд ли бы кто бы там поверил, что только разрозненные по группам/до 20-30 человек/ добровольцы, которых, допустим, в нашей бригаде насчитывалось около двух сотен, а и в других их было не больше, виновны в тысячах убитых и десятках тысячах изгнанных в Македонию и Албанию албанцев. Ведь в операции "чищение"(зачисток) шли все: и резервисты, и срочнослужащие, и контрактники, и добровольцы и эти операции проводились по приказам армейских и полицейских штабов. Войска шли цепями через горы и леса и, входя в села с боем или без боя. Солдаты просто выбивали двери ногой, а то и бросали гранаты в окна, а в населенных пунктах жителям был или даваем приказ выйти из домов и собраться в колонны, либо выйти из домов во дворы, пока шел обыск домов.
Если села были предусмотрены для размещения войск, то колонны выводились и передавались специальной полиции, если нет, то жители оставались дома, дабы защитить штабы и войска от ударов авиации. Что такое размещение войск по частным домам, тем более без хозяев известно по каждой войне, а, тем более что здесь иные села "зачищались" по два-три раза. Тут не то, что имущества, но, а крыш не оставалось. Естественно, что многие люди "обрастали" трофеями, но это относилось на всех, а не на одних добровольцев, среди которых, как и среди других были и те, кто этим занимался профессионально, кто по нужде, а кто вообще ничего не хотел брать.
У войны своя логика и ее тяжело понять тому, кто не был на ней, но любому понятно, что за любое дело, а тем более, военное, платить надо. Здесь же зарплата у военнослужащих нашей бригады была 1200 динар, то есть 60 долларов в месяц и плюс, суточные где-то в 5 долларов, но их многие получали через несколько месяцев после войны, и при этом, после демонстраций.
Что же касается трофеев, то их вывоз командованием был запрещен; но естественно, на практике это нарушалось, однако, автомашины вывезти для рядовых было тяжело и многих это раздражало, особенно при виде сжигаемых и расстреливаемых тракторов.
Армейские подразделения свои колонны гражданских передавали специальной полиции. А та их сопровождала в Албанию или в Македонию. Военноспособные мужчины также передавались полиции,и тут всякое бывало.Массовые расстрелы были не редкостью.и один из случаев с расстрелом заключенных тюрьмы в Сербице достаточно известен.Происходили убийства и без приказа свирху и иные сербские бойцы умудрились занести на свой счет с десяток.а то и сотню убитых пленных и гражданских албанцев.Ничего сложного в этом не было.ибо албанцы тогда были людьми вне закона,и уж военноспособным мужчинам,по крайней мере на дренице рассчитывать было не на что.Я бы этот вопрос не затрагивал если бы все это не было документально зафиксированно в материлах Международного трибунала в Гааге.Все же стоит заметить, что те горы документации, которые собранны в Международном трибунале в Гааге,очевидно что рук дела как раз сербских "органов",так как неграмотные албанцы, часто не могли отличить армию от полиции, а не то, что определять фамилии командиров и номера частей.
Мне тогда было непонятно,зачем наши войска ведут войну таким образом,ибо было очевидно что они тем самым сплачивают в единодушной ненависти к сербам всех албанцев и облегчают власть над ними командованию УЧК.Последнее нередко состояло из "выскочек" по албанским понятиям,и многие албанцы до этой войны предпочитали политику Ибрахима Руговы,находившегося в ходе войны под домашним арестом.Политикой подобных зачисток,наши войска облегчали дело УЧК,в свою очередь затягившее на Косово,не знакомых раннее тут моджахедов.Между тем что сербские спецслужбы об этом не задумывались,следуя установке сверху и активно набирали в ряды сил специального назначения явных бандитов и дело тут было не в их биографиях,а в их психологии.
Тем самым сербы сами создали на Косово агрессивную и сплоченную силу готовую идти до самого Белграда,где кстати албанская наркомафия установила весьма большое влияние.как раз в среде сербских бандитов.Но стоит заметиь,что, вряд ли те, кто на Западе принимал решения о начале войны против Югославии не знали, что может произойти на Косово и Метохии. Имея опыт войны в Боснии и Герцеговины осмелюсь предположить, что военные преступления были нужны кому-то на Западе, ибо в противном случае международному трибуналу в Гааге пришлось бы ограничится Боснией и Герцеговиной и Хорватией и тем самым несколько сократить "фронт работ"
Работа же Трибунала привела практически к разрушению военной мощи сербской стороны.Основа любой военной организации командные кадры и именно они оказались под ударом Трибунала,в результате усвоения им принципа "командной ответсвености".В результате и наш комбриг Дикович и командующий корпусов Владимир Лазаревич и командующий Третьей армией Небойша Павкович и начальник Генералштаба Армии Югославии,оказались в качестве подозреваемых по совершению военных преступлений,а последние трое в 2004 году уже были в тюрьме в Гааге,что безусловно было сербским поражением.
Велась та война со стороны НАТО для разгрома Югославии, а не для защиты албанцев. На последних командованию НАТО было наплевать, тем более что десятки тысяч албанских беженцев, выгоняемых югославскими армией и полицией с Космета в Албанию и Македонию, должны быть за это благодарны именно Западу. Тот отлично знал, что при авиаударах НАТО будет организованно югославской властью выселение албанцев из Косово и Метохии,тем более что прецеденты в Боснии и Герцеговине уже были.
Но помимо этого можно предположить,что тактика в которой костяк боевиков уходит,а гражданское население,в том числе те кто не был стороником войны,не может не привести к созданию на Косово и Метохии силы представляющей угрозу безопасности Сербии и других соседних стран.Впрочем сомневаюсь что об этом думало что тогдашнее руководство Югославии,что сменившие его "демократы".Одни создали монстра,а другие сокращая и фактически разрушая армию,открывают ему двери в Сербию.Вопрос лишь в том кто этого монстра в будущем подержит.