Олен Игорь : другие произведения.

Лоскутная философия. Хроники Квашниных, часть третья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Человек, повторимся, не активирован, он в потенции, он намерен развиться в сверхчеловека. Надо стремиться к подвигам духа, надо стараться... Надо ли, впрочем? Хочется всё послать нá, весь дискурс. Хочется, по "священному духу" библии, делать всё, что впало, вплоть до убийств, предательств, чревоугодий, лжи, непотребства, некрофили́и, скверны, инцестов - и нимб на голову! и включённость в строй патриархов, делавших, что положено было, дескать, им делать и сотворявших этак "историю", что не знает ошибок и сослагательств. Впрочем, что нимб и всякие патриархи?! К чёрту в ректал их!!! Хочется - простоты без мук и стараний, кои, толкуют, в нас пробуждают "высшие силы тела и духа". В анус духовность! Хочется меньше драм и трагедий, что "очищают" и ""возвышают", врут доктринёры. Хочется жизни вместо теорий, чтоб, ладно байке, умник врал про "анáмнезис", кой внушён Платоном, но врач запнул его назиданием, что "анáмнезис" - глупости; есть "анáмнез" - запись болезни; он, мол, врач, знает. Мудрь от Платона знающе гикнули; и отныне не только сброд, но и кóмпы "анáмнезиса" не знают, чиркают красным, как бы внушая: эх, ты, тупица! Ну, и ещё в пример фильм "Единственный": там кумиром героев 60-х был Достоевский, кой "всегда на руках", "зачитан" в библиотеке - чтоб сорок лет спустя современные курицы его путали с Тодоровским. Выперли Бога, Ницше, Платона и Достоевского. Кажется, что вот-вот попрут и Тунцову с Бздцовой, как уже выперли их товарок, хоть они были уровня лужи и отвечали ценностям куриц. Но, очевидно, нужно ещё ценней. Мир с его очень сложной, горней семантикой тянет к базовой простоте, мадам! Начиналось бездонным, непостигаемым "и познал он Еву" - кончилось ясным гетеросексным чётким армейским: "С поревом как у нас? Ништяково, думать не надо. Трахнул мочалок, после снял новых". Следует, что двуликий Янус мужского есть солдафон в авéрсе и оттеснённый в реверс Платон. А кто про "солдата родины", я отвечу: родина - рай есмь, нет пущей родины. Плюс, скажу, алтари солдатам неисчислимы, но - их нет женщинам, низведённым в понятиях к тропам "блядь" и "лохань" ("давалка"). Так что нет разницы, если гнуть патриотику, под своими ху@ми женщинам падать либо заморскими. Все х@и с хамской властью. Вам простоты, мадам? Не заумного и не пошлого, а чего-нибудь среднего? Золотой середины, да? Понимаю вас. На работе чтоб зарабатывать деньги, дома чтоб муж был (или любовник), чтоб телевизор и смехуёчки, чтоб рестораны, шмотки, Мальдивы... "Дома Два" хочется! Вад@наева стала там задвигать С@бчак? с кем порется? круто, с Маем?.. Жить! Да, ЖИТЬ хочется!!! Просто, как оно есть; иного ведь не могло быть, пусть М насильник, а Ж - безмозглая истеричка, "блядь" и "лохань" ("давалка"). Хочется!!! Аж порыв стать раком, где б ни поймали, пусть вволю трахают. Это - жизнь. Как в журналах "Она", "Невеста", "Барби", "Красавица" и в рекламе под титулом "Удовольствие женщин", что бороздит СМИ видами тяги миленьких самок к властному члену. Хочется жить - реально, как оно принято, как весь мир живёт, а не как врут умники. Что за "Вечная Женственность"? Что за высшие "смыслы" и "устремления"? Что за "бдение духа" плюс "поиск истины"? Фальшь и трёп... Ишь, умники! Знать, что смысл жизни в @бле, но притворяться, что значат "разум", "дух", "убеждения", "идеалы" и "принципы" - весь культурный понос?! Бредятина!! Есть лишь фаллосы и позыв к ним вульв! Есть @бля, непрекращающаяся, смачная, агрессивная, хищная, и моральный спектакль вокруг, облекающий @блю в ризы священства! В общем, слюбляйтесь mane et nocte.
  1
  Понял фальшь бытия, поскольку, кроме как разумом, мир мог статься иным путём: грёзой, памятью и любовью. Коротко, счастьем.
  
  2
  Уильям Оккам (1285-1349). Этот логик, монах-францисканец, сказывал: Бог - всесильное и свободное существо и над Ним нет правил. Следственно, мир наш мог быть иным. Всё, значит, недостоверно, факультативно, волею Бога может смениться.
  
  3
  Истин не знаю. Мыслю о первых и о последних вечных проблемах, веруя, что для этого я не хуже, чем кто проблем не видит либо решил, что знает их назубок.
  
  4
  "Устроил Бог рай в Эдеме, что на востоке,
  и поместил в раю человека, коего создал.
  Произрастил Бог флору, годную в пищу,
  и древо жизни, и древо знания злого-доброго.
  Там река струит, исходя в потоки.
  Та, что Фисон-поток, льётся в Хáвилу, в коей золото
  и бдолах и оникс.
  Та, что Гихон-поток, обтекает Куш;
  другой поток - Хиддекель в Ассирии.
  А четвёртый - это Евфрат-поток.
  Человека Бог поселил в Эдеме,
  дабы возделывать и хранить его.
  Заповедал Бог: ешь с любых дерёв;
  но от древа знания зла-добра - не ешь с него;
  ибо если вкусишь с него,
  то умрёшь" (Быт. 2, 8-17).
  
  5
  В России всем не хватало, и всю нехватку дали ста лицам, дабы хватало.
  
  6
  Вспомнилась дамочка, прожила год в Вене, дочка министра. Только что с Нила, хвастает селфи. Ликом смазлива, вся в бриллиантах, дышит парфюмами. Строчит вирши про "родину", про "добро", "духовное". Любит якобы Бога.
  "Бога какого? - стали расспрашивать. - Декаложного бога? Или Нагорного?"
  "Я?.. Я Бога любви!" - пищит и поёт акафист.
  Как же ей не любить Его, Кто ей дал зажиточность?
  Но, вопрос: Бог, что, держится вот такою "любовью"?
  
  7
  Мёртвые. Христианам и иудеям: много ли правды в библии? Стоит библии верить? Коль она вымысел, тщетны веры и упования и нас минет жизнь вечная. Или библии верить частью? мерить рассудком, дабы понять, где истины, а где заумь предков, грезивших глупости? Лейбниц думал: вера от разума, - да ведь он столь капризный, этот вот разум, много чего найдёт недостойного самого себя. И выйдет вдруг, что, коль в библии враки, - лжива культура, коей тщеславимся. Ведь культура от врак - двусмысленна. Или всё, что в ней скверного, - от врак библии? что хорошего - то от истинных непреложных зёрен?
  С этих позиций разум не примет факт, что рай был. Изучен район Евфрата, скажет нам разум, рая не найдено. Троя, скажет, отыскана, и Шумер нашли, рая - нет. Религии вознесли рай в небо, так как постигли, что он отсутствует. Вздорна мысль, что, когда человек съел с древа познания зла/добра, он умер, выложит разум. Так что библейское: 'но от древа познания зла с добром не вкушай, умрёшь', - байка, скажет нам разум. Верьте, мы живы, скажет нам разум. Глупо оспаривать, что у смерти признаки: неподвижность, смрадность и гнилость. Мы, фыркнет разум, с виду румяные, ходим, мыслим; то есть мы больше, чем просто живы: наша жизнь, по сравнению с жизнью флоры и фауны, есть сознание. О, недаром изрёк Декарт: 'мыслю - значит я есмь', - фундируя, что мышление в пользу качеству жизни. Мы, сознавая, живы реальней, как бы в квадрате.
  Вот в чём твёрд разум, и не собьёшь его. Он брат логики, а она железна. Коль сердце бьётся - логика выведет, что скорее ты жив, чем умер.
  Кстати, 'скорее' как знак сомнения появилось в глоссарии относительно только что, от потуг и трудов науки. Стало быть, разум будет твердить: мы живы! - и уклонится спорить на тему.
  Но он забывчив.
  Века за три назад Р. Декарт писал, что наличествуют, кто мыслит. Сей вывод значил, что у природы отняли свойства собственно жизни и рассудили, что она мёртвая. Чтó не мыслит, понял Декарт, - не есть. Наличествует, чтó мыслит. Дуб не наличествует (как рыба, зверь либо камень). Яркий мыслитель, труженик разума заключил, что кошки и розы - мёртвы, что, мол, природное лишено витальности и в нём действуют лишь механика. 'Протяжённость' - вот что природа. Мёртвое. Оттого, мол, природу можно калечить с добрыми целями. Мышь, цветок и гранит не чувствуют. Так что если сболтнут спьяна, что природа жива-де, - всё это глупости. Эмпирический человек, - врач, слесарь, - просто невежда; он не сравнится с мудрым философом, познающим мир. Действительно, философия ищет ключ всего. Значит, мы с Декартом, но не с бетонщиком. А Декарт вдруг обрёк мир казни, за исключением человечества и, конечно, Бога (Кой, по Декарту, верный коллега наш по битью природного).
  Из концепции следует, что не все мы живы, ибо не каждый в принципе мыслит. Люд философию мнит чушью, абракадаброй, мысли боится, точно инфекции. Взять провинцию, где порой вместо книжного лишь развал с раскрасками, жёлтой прессой, фэнтези, чтоб не мыслили.
  Знать, библейское, что отведавший плод познания станет мёртвым, вовсе не выдумка и вполне резонно, коль гений разума не увидел признаков жизни в целой природе и в человечестве, кроме мыслящих. Р. Декарт даже тем, кто мыслят, дал статус жизни лишь от отчаянья. Он и сам начал мыслить только с отчаянья, в состоянии сверхсомнений, детищ отчаянья. Вот второй мотив: 'сомневаться во всём', и точка. Он во всём - усомнился. Он всё отверг, вникаете? Бытие роз, женщин, неба и жизни и остального. В том, что имеешь, трудно извериться. Нигилизм уместен, коль обладание смутно, призрачно.
  Откровеннее, он признал: ничто в этом мире не существует; если и есть - в испорченном виде, ложном. Он не считал за жизнь ту бессмыслую жизнь, что ведут, например, секвойи, вши и филистеры. Оттого что, наверное, помнил миф об эдемской жизни, истинной. Раб не будет звать жизнью свой жалкий жребий. А наш философ даже и вольный мир счёл гробом; ведь обнаруживший, что вокруг нет жизни, мнит, что всё кладбище. У философа был один просвет из-под этой вот гробовой доски - рассудок, разум Декарта. Так что в него, в свой разум, он прокричал вдруг: 'Мысля, я есмь-таки!' И Платон считал, что мы все под спудом. Все мы в пещере, думал он, маясь в мире не меньше, чем Р. Декарт и прочие.
  Может, плюнуть в мудрых, как, скажем, девушка на Фалéса в древности: мол, домудрствовал, что не зрит реального под ногами и спотыкается. Я бы рад довериться столь рассудочной девушке, но она с её смёткой сгинула. Может, девушки вовсе не было, раз не мыслила, как сказал Декарт; хохотала, невестилась, ела хлеб и - сгинула.
  А вопрос остался.
  Что же, не лгал Бог? После падения от познания зла с добром мы умерли? Наше здешнее бытие иное, чем в раю было? Ибо зачем в нас, рай потерявших, столькая боль по нём, что мы все - весь наш век - рвёмся к роскоши и обилию, увлечённые странным сном о крае, где было всё?
  
  8
  Spring
  Прозрачно-акварельно,
  волшебно и пастельно.
  Как бы земля -
  но также не земля,
  а нечто без ветрил и без руля,
  манящее в эфирные пласты,
  где скоро будем я, она и ты...
  
  9
  Мы как бы есть, на деле нас нет по сути. Жили мы лишь в раю; а здесь мы живём условно.
  
  10
  Много гламурного, мелкого... Всё не нужно. Нужно великое человеческое отчаянье, род трагедии, что пробудит суть, попранную культурой.
  
  11
  Шутки от Рóтшильда: много денег - это когда в них запросто прятать книги.
  
  12
  Виденье Бога: 'Так я увидел: место, где Ты без ризы, есть стены рая из антиномий, что совпадают и кои есть Твой мир. Правда, вход туда сторожит дух разума, он не даст войти до побед над ним. Сам Ты виден за антиномиями на том краю; по ту сторону Ты мне зрим'. Кузанский.
  
  13
  Подлинный ракурс рая.
  Некогда на земле был рай, мир странный. Там всё 'добро зелó', растолковывал Бог. Настолько превосходил рай наше, что Бора-Бора, Гоа, Сейшелы либо другой 'рай' из all inclusive с тем не сравнится. То, что там было, трудно представить, столь необычно. Всяк, угодив туда, не найдёт знакомого; например, дня, ночи, звёзд и закатов; там, вспоминаю, всё было дивом, перекрывающим наше зрение. Птицы пели там слаще лир, но слух ничего не слышал. Жизнь и смерть совпадали там, и ни первая, ни вторая не означали здешние жизнь и смерть. Квадрат там был пирамидой, горы и выси были долины; море там было в том числе сушью; суша годна была и для рыб, и трав морских, впрочем, также слонов, представлявших там всё - например, и вишню, коя имела тысячи сущностей, содержа в себе и являя качества нефти, розы, фридмона, ямба, улитки. Вишня была - не будучи. Коль была она в произвольный миг ручейком с улыбками, как считать её вишней? Там всё случалось, то есть, из всякого.
  В общем, странен рай!
  Там сто миль умещались в пядь - пядь продлялась в парсеки. В точке, в единой, там было всё, - обратно, там всё из точек. Солнце там можно было потрогать, хоть оно огненно. Рай был цикл превращений, строивших чуда. Там глупо молвить: стой, миг, ты дивен! - нет, новый миг был краше. Всяк ликовал там либо терзался в каждом мгновении, а не ведал пять-десять чувств за весь век свой, как у нас принято. Жизнь там родственна смерти, но и бессмертию. Правил вроде там не было, ведь закон - это что повторяется, а поскольку в раю свобода, нормам там тщетно быть, и они, имеясь, были престранные: дважды два там порой было три без малого, чаще - семь либо курица, либо Африка, а порой партшкола. Правило 'третьего не дано', иначе: верно А либо В, ― внушало там, что по вторникам это А жеманилось, также будучи хлеб, зимой порождавший фигу. Там не годилась логика Лейбница, Аристотеля либо Бэкона, и у Гегеля шансов не было. Потому что одно там с прочим не спорило.
  Что могло там спорить, коль одноврéменно там всё было и не было, то есть всё было пшик, считай, и одно было всем, не будучи? Раз там волк, то, на первый взгляд, был разлад между ним и агнцем? Это ошибка: что за усобица в разобщённо-слитном? Речь о наличии там суждений, агнцев, волков условна. Нет там ни первых, ни девятнадцатых, а сто пятое было, коль соглашалось быть. О, там первенствовал вихрь жизни! Наш разум хлипок, дабы вместить эдем!
  Нужд там не было. Нет нужды у чего-нибудь в чём-то, если чего-нибудь вечно в разном: в слове и пище, волке и агнце, небе и луже. Там и нужда была. Полнота допускает также и нужды, сходно как прочее. Но нужда там являлась как преизбыток, что непонятно до парадокса.
  Рай непостижен.
  Там поселил Бог Еву с Адамом. Но! поселил не вообще в миру, а в Элизии.
  Бог дал людям лишь рай, не мир.
  И, как трудно о рае, сходно же трудно знать об Адаме с девственной Евой и их специфике. Ведь в раю, отличавшемся странностью и отсутствием нормы, люди - не как мы. Органы, нравы созданы нормой, коя спроворила анатомию с психикой. Но Адам - тогдашний ― он был иной. Жил вольно, нормы не ведал. И вот поэтому он мог всё. Он шёл, не касаясь почв; говорил ― красивей, чем пел Карузо; длань его словно крылья; глаз его множество, как у Аргуса, и вся плоть была зрением, слухом, мыслью. Он двигал звёзды и не носил 'риз кожаных'. И не он уступал законам, если случались эти законы: те подчинялись. Да, он действительно был 'по образу и подобью'.
  Мы суть иные; нет полной схожести нас ни с Богом и ни с Адамом. Схожи мы - с первородным грехом, от коего наши предки рая лишились. Се из трагедий не обсуждается, и о ней мы молчим, как рыбы.
  
  14
  Первый философ. Да, человек в раю был дивен, мы б ужаснулись райской Красе его! То была Краса без изъяна (рай безызъянен). Там было всё в Одном, - Одно, причём, было Всем. Ни форм, ни времени. Но потом нечто вздумало быть особо и отделилось. Это был умысел с предикатом 'М' - Адам, кой принял себя 'добром'; всё прочее в Райских Свойствах сделалось 'злом'. Он черпал в 'зле' рацион 'добру': он вскармливал раем умыслы. Он расшиб рай в вещи, в выдуманный строй космоса, и тот строй условный, не первозданный.
  Он бился с раем. Он зиждил личностный 'добрый' мир по собственным представлениям. Но его мир лжив, раз гибнул. Ибо чтó гибнет, по Шопенгауэру, ― неистинно. С сочинённых Адамом лживостей и пошла война всех со всем; фальшь злобна и агрессивна...
  Он изводил рай. Он зиждил в принципах, в коих мыслил, и антипод его, Первозданная Суть, противился.
  Это был бой равного, но один блюл райское, а второй - приватное.
  Так Адам создал свой мир как мир моральный (мир от 'добра' и 'зла'). В познании таковых 'добра' со 'злом', он свёл Райское в формы Женского, как дано оно афродитами мифологии плюс моделями века нашего. Стал желанным не рай, увы, но познание 'зла/добра', слом истин в лад личным бредням.
  Первый философ - это Адам.
  
  15
  Бог дал шанс быть. Каким быть: бежевым, синим с продресью, - наша воля.
  
  16
  Там у них - слава, мудрость, герои, руфи, израили, яшахейфецы, Сорос в роскоши, а у нас катавасия вкруг Тебя? Нас 'любящий', что ушёл? Не стал вникать, что мучения, что терпел Ты сутки, здесь у нас вечны? Да ради 'малых сих' в онкологиях остался бы! Или снова трёп, что - потом всем рай и что мучатся для 'добра', мол? Знать, предпочтительней убеждать быть нищим, чем бедных чад спасать? Пусть мучатся? через муки к звёздам?! Что, ближе сытые, кто накрещивают лбы, ведая: их кошель - против слов Твоих и есть те, кто на вид отвергнуты, оттого что мошна их пухленька, но сие издержки дел подражать Авраму, предку святому, чтоб 'хорошо' быть с сиклями, со скотом, с рабами. Ты их не трогаешь! Знают сытые: Ты сошёл кончить с бунтами, дав рабам и отверженным вместо жизни - смесь из 'любви' с 'потом' в загробии!
  А в меня Ты впился, ибо я ни в 'любовь' не влип, ни в 'потом'. Промежник, я внутрь Тебя попал; как бы я паразит, глист в Боге! Поедом ем Тебя, а когда Ты свалишься, я возрадуюсь и вперёд пойду! Ибо чувствую, что есть место, где не ступал Твой след и не ступит и где - ОТВЕТЫ.
  
  17
  Цель жизни - радость. Стала бы тщиться жизнь, зная, что развивается для труда, мук, войн? Вряд ли. Секс - высшая гедония, степень, мерило всех удовольствий, свет в мраке жизни и ожидаемое, и чаемое, и вообще - цель. Фрейд райский эрос - как волю к жизни ради блаженства - мыслит фундаментом бытия (sic!), кое не вышло.
  Краток срок счастья, лишь до peccatum originale (библия, главка три). Урезав рай казнью 'злого', предок немедля свёл эрос к сексу, чтобы трудиться более рьяно. Труд в результате создал культуру как она есть. А следственно, прессинг эроса создал быт земной, где живём сейчас и какой, за Фрейдом, воображаем ценностью большей, чем счастье рая.
  Только и Фрейда вдруг пробивала боль по эдемскому. Он писал, что полезность культуры спорна, если сравнить с потерей.
  
  18
  Не по "добру" тосковать - по раю.
  
  19
  Думают, что мораль, друг лучшего, защищает это вот лучшее и внушает действовать ради лучшего. Вроде как - поиск рая. Рай ведь в сознании нашем - лучшее. Даже тот, кто не верит в райские сказки, близким желает райских блаженств. Что, дело морали даст людям счастье? Рай и мораль, выходит, вроде как сёстры, пара аналогов? Нет, увы. Вспомним: Божье 'добро зелó' для Адама лучшим не стало. Он предпочёл знать только своё 'добро'. Он, признав себя 'добрым' и посчитав рай скверным, стал исправлять рай.
  И получается, что мораль, исшедшая от познания 'зла/добра' и выстроившая мир, - враг рая, сходно смирительная рубашка, что личной волей 'добрый' Адам навлёк на рай.
  
  20
  Мир и рай - это разное.
  Для Адама был рай. Мир - Богу.
  Здесь крайне важно, что миф о рае вложен в нас прежде, чем "слово Божие".
  Что, "в начале бе Слово"? Рай!
  
  21
  Мысль Судз-ского, что 'культура большею частью создана геями' и на них, дескать, 'нравственная ответственность'.
  Да, в XII веке до н. э. бисексуал Ахилл губит Гектора, обеспечивая крах Трои и составление 'Илиады' и 'Одиссеи', текстов, вскормивших рост нашей мысли и укрепивших своды культуры. Бисексуал Сократ, не оставивший о жене слов стольких, как о красавце Алкивиаде, переменяет векторность мысли. Прежде держались более жизни и её импульсов, но с Сократа - курс осмыслять жизнь ладно понятиям, утверждаемым на абстрактных 'зле' и 'добре' и правящим падшим разумом - понятийным, логоцентричным, строго оценочным, разъясняющим и толкующим данность, то есть моральным. Вывод: с Сократа мир в путах этики и ломает жизнь под 'добро'; с сократова века разум стал этикой.
  Что ещё? Македонский, после и Цезарь (бисексуалы) распространили эллинско-римский мир от индийцев к бриттам; ну а баварский принц юный Людвиг крайне чтил Вагнера... и т. п. честь геям! Зримый вклад. Исключительный. Обобщая, скажем, что мировая культура как она есть теперь сформирована геями.
  Но, вопрос, хороша культура?
  Скажем, Маркузе в ходе оценок роли культуры напоминает: творчество Фрейда бескомпромиссно в обнаружении репрессивных черт самых казовых ценностей и побед культуры; раз Фрейд берёт её под сомнение, он исходит из бедствий, кои приносит дело культуры, а вопрошание: стоят блага культуры пагуб и кризисов, её спутников? - на повестке дня. Тяжка формула Фрейда: счастье не входит в базис культуры, в списке культуры нет пункта 'счастье'. Да и Чайковский не фимиамы курит культуре в мрачных симфониях.
  То есть счастье важней культуры?
  Именно: счастье больше культуры! Ищется, в общем-то, не культура; ищется счастье (пусть его призрак).
  Если культура счастью мешает и не содействует, геи создали роковую в целом культуру. И отвечать за монтаж культуры - брать одноврéменно на себя ответственность за 'слезинки' чад Достоевского, даже если те чада гетеро-... Плюс пугает моральная, 'нравственная ответственность', дескать, геев за человечество. Вновь мораль? С ней сражался Ницше, - он же 'Сократ навыворот', - призывавший за грани зла и добра. Моральный взгляд меркантилен, алчен, расчётлив, узок, преступен. Он отпрыск пакостных первородных вин.
  Вам, Судз-ский, жертве морали, как гомофилу странно любить мораль. Неморальность - вот чем ломают рамки сознания (что слабó оттого как раз, что морально), чтоб сексуальное (половинное) восприятие и мышление человечества сделать полным. Гею быть имморальным, или он пройда и самозванец.
  
  22
  Правила, нормы, рамки в общественных отношениях осудил даосизм. Вот мысли 'Дао Дэ цзин':
  Утрачено Дао - действует Дэ.
  Утрачено Дэ - в ходу добродетель.
  Та пропадает - есть справедливость.
  Нет справедливости - есть закон,
  шаг к смуте.
  То есть закон - ключ распрей и нестроения. Меж тем принято, что закон - к порядку. Это ошибка. Тщетны потуги ладить жизнь нормой. Власти закона - тысячелетья. Может, пришла пора даосизма?
  
  23
  "Веруя в нравственность, мы хулим бытие". Ф. Ницше.
  
  24
  Театр - гнусная проституция. Собраны предрассудки, быдло-потребы, модные тренды, плоские мысли, пошлость 'духовного' как бы мэйнстрима - и немолкнущий трёп, внушающий скучный блуд о 'добре', 'морали', 'истине', 'красоте', 'возвышенных идеалах'. Выбриты щёки старых сатиров, кажущих гордых 'супер-мущщин' (мечтающих о севрюжке с хреном и будуарах юных давалок). Осуществившие липосакции (с хейлопластикой губ) актрисы рады возможности оголить себя самым нравственным образом, ведь они, мол, не просто так, а вскрывают, мол, 'язвы', 'гнусности' мира. Эти фигляры лабают правду-де. Зритель пьёт 'откровения', что, наляпаны шельмами на компьютерных клавишах, измусоленных жиром, валят на сцену мерзостным калом, названным 'высшим', 'горним' искусством. А над всем - доллары, за которые мерзость сделана.
  
  25
  Слышишь критиков, политологов, шоуменов, мэтров, прелатов, учащих жизни, - и словно видишь фильм об одном и о том же: лжи, шкуродёрстве, зверствах, убийствах, дéньгах, корысти и улучшениях в русле новых, только что найденных панацей... Всё прежнее, всё знакомое до тоски, до умственных и душевных тягот. Поэтому мы погрязли в лже-философии, мистицизме, экстра-сенсорике, спиритизме, магии, знахарстве, суевериях, фэнтези да химерах, сотканных из геройских рыцарей, супер-тёлок, зомби, вампиров, парапсихологов, монстров либо пришельцев. Ибо в реальном миру всё скучно, слышать не хочется, видеть зряшно. Всё как пошло давно - так идёт себе. Что изменится? Ведь проблем не решить в мышлении, коим эти проблемы созданы. А мышления, что даёт иное, чем жрать друг друга, люди не приняли, как не приняли ни буддизма, ни христианства, ни многих прочих дхарм в их сути, чтоб не меняться. Чернь, труся воли, вник Достоевский, выбрала рабство.
  Бродим в мертвящих умственных чащах, лая о новых 'духовных' 'ракурсах' и 'пространствах'.
  
  26
  Кто Крит не видел - вряд ли Крит знает. Кто не болел - не ведает про болезнь. Но, важно, о Крите и боли слушают, потому как практический интерес присутствует. Можно сплавать на Крит купаться, можно вдруг заболеть внезапно. Это, мол, данность.
  Я же - про рай, который никто никогда не видел. И я бессилен дать описание, ибо вещности в рае нет, плюс, главное, у нас нет и органов рай увидеть.
  Я как безумец, врущий химеры. Сходно развязки делаю странные, говоря, что виной-де знание зла/добра, которое надо свергнуть, чтоб в рай вернуться. Мысли дичайшие. Ведь на Марс сесть проще, чем выпасть в рай, так? Выжаты постоянным трудом, внушаемым целью жизни, мы ищем отдыха и забвения, без того чтоб рыскать в поисках места, что описать нельзя ни встретить. Лучше дурманиться перед 'плазмой' пивом, веруя, что 'сей мир' ну не мог быть иным, чем есть.
  Зачем мы? Замерло бы на жабах, что живы нормой в виде инстинкта и, сытя брюхо, пукают с чувством, что, дескать, жизнь не могла быть иной, чем есть. Не замерло ни на жабах, ни на мартышках. Вдруг взялись мы с загадочным даром мыслить.
  Ради мышления люди созданы. Лишь оно свободно, как вольны боги. Мы же, боясь свобод, отреклись от воли. Вздумавши, что есть рамки, - значит, законы, - мы, избегая тайн, что толклись вне рамок, стали как твари, влезшие в клетки. Если есть рамки (смерть либо тяжесть), то надо мыслить в даденных рамках, так положили мы.
  Но, при всём при том, выси созданы теми, коих расхожий толк звал безумцами. Бруно мнился безумцем точно таким же, как первый лётчик, взмывший с утёса. Моцарта мнили неадекватным. А Аристотель мнил и Платона умалишённым: тот, мол, в идеях даром удвоил видимый мир. И, следственно, как бы сброд ни вставал во фрунт перед рамками, возникал безумец, всё отрицавший, - вплоть до Христа, сказавшего: смерти нет.
  Мышление нужно зиждить на сумасшедших, казусных мыслях как запредельном. Кто мыслит в рамках - сводит нас к свиньям. Прав Достоевский, что человечество не снесло свобод, сплющив мозг между 'злым' и 'добрым'.
  Нужно чтó есть вокруг счесть бредом, а чего нет - счесть правдой. Нужно безумие. Как поэзия, понял Пушкин, быть должна глуповатой, сходно и мыслить нужно безумно. Цель философий - самое важное, от чего мы ушли в ложь мóроков. Философия, говорил Гуссерль, тест на истину, на истоки. В общем, науке о радикальном - быть радикальной.
  Нужно в реальнейшее, что есть, - в отечество, то есть в рай.
  
  27
  Единственный, первозданный. Был мир единственным и себе подобным в разное время? Не был. Мир - это страты многих других миров, ставших базой последнего. Юрский мир, скажем, наш?
  Мысль главная, - она в том, что был ещё мир-предшественник для всех поздних миров, и наш мир, принятый истинным, не первичен. Он взрос в развалинах ПЕРВОЗДАННОГО. Как имеется наш мир, то есть моральный мир от законов, был дивный хаос с именем РАЙ, кой был ИЗНАЧАЛЬНЫМ ИСТИННЫМ миром. Горестно, что слом рая, - грех первородный, - интерпретировали заподлинной и 'священной' даже 'историей'.
  В общем, падшее стало остовом ложного. Плюс измышлен был 'бог', фальшивый бог, оправдавший подлость, лидер отступников, тот удобный 'бог', кой признал мораль, что убила рай, - то есть бог, освятивший гибель эдемского.
  Неестественность свята - истина прóклята.
  
  28
  Кто я? Социопат. Общаюсь я с неохотой. Я вроде Ницше, кто был нелепым в лад своим мыслям, тщетно любви искал. Очень жаль. Если кто в мире знал любовь больше пошлых труверов - думаю, Ницше. Им правил эрос, не сексуальность. Эрос связует, секс раздробляет. Этот последний в моде у падших, то есть у масс людских.
  Я поэт, и стихи мои - это часть меня, говорящая с миром. Но вот эссе мои суть другая часть для общений с Богом... впрочем, и с миром, в той, правда, степени, в коей мир отвечает Богу, а не итогам рациональных здравых разумных дел в духе 'нравственной мысли'-де, приносящей ужас.
  Я в философии - звать 'лоскутная' - открываюсь как есть и как, может быть, дóлжно быть. Сто интимных частей наших будут банальными, но одна - божественной, оттого и помни́тся многим скабрёзной. Бог аморален, Он вовне рамок зла и добра. По 'образу и подобию', Он нас выделал сходными с Ним Самим. Мы струсили и прикрылись рясой, тканной и нравственной. Современный наш габитус создан этикой Богу в мерзость. Я не хочу уродств.
  
  29
  Некто может родиться в одной стране, а характером, складом частностей - быть в другой стране и тем мучиться. В окликаниях дальней родины некто чувствует близкое, понимает: это - его, его!.. Только поздно менять судьбу... Остаётся боль по несбывшейся родине... И в конце концов роют яму в глине певшему о песчаниках.
  
  30
  * * *
  Полуспрятана за пионами,
  N красуется так эонами.
  С поволокою взором прядает,
  обещая эдемы с адами,
  и владычествует контрастами
  чёрно-белыми, преужасными.
  N - творенье венерианское,
  кожа белая, мушка шпанская.
  Как рождённая вовне гамута,
  N мишурностью не обманута.
  Как пошитая из фантазии,
  N есть ультра-своеобразие.
  Белый ангел и чернокнижница,
  N по жизни, ликуя, движется.
  
  31
  Маргинал маргиналов - это Адам. Во-первых, он отличался внешне. Внутренне также. Думал иначе, чем остальные. Прежде он, правда, думал, как все. И долго. Если он жил под тысячу долгих истинных лет, по Библии, то почти 900 лет мыслил как все в раю. То есть жил, как велел ему Бог, вселя его в сад Эдема, дабы возделывать и хранить тот сад. Заповедал Бог: ешь от всякого древа, но не от древа знания зла с добром, ты не ешь с него, ибо в день, в кой ты съешь с него, ты умрёшь, Адам.
  Все, едя с древа Жизни, жили счастливые.
  Лишь Адам, съев запретный плод, усмотрел в раю 'злое'. Ну, а поскольку 'злого' там не было и всё было 'добро зелó', как поведал Бог, то Адам, значит, 'зло' придумал. Ведь не умней он Бога? Он начал мыслить очень по-своему и дух рая, данного Богом, всяко порочил. Он, хая мир от Бога, стал мыслить ценностями, морально, так как мышление от 'добра' и 'зла' есть мораль, которая, зиждя 'доброе', 'злое' гонит.
  Бог запрещал мораль, но Адам не послушал Бога, и, того мало, в лад своим выдумкам о 'добре' и 'зле' начал рай трансформировать и творить особое. Его выгнали вместе с Евой... Есть подозрение, что не выгнали, но они до того терзали рай ломкой 'зла', как мнили, и стройкой 'доброго', что рай сгинул. Стался лишь котлован, пустырь, как когда вырубают сад под какие-то 'добрые', 'позитивные' и 'благие' планы.
  Зло - от морали. Под её флагом Жизнь притесняли, мучили пытками, истребляли, жгли и травили в ходе восстаний, войн, революций. Чьё-то 'добро', считая, что остальные суть не вполне 'добро', но виновное 'зло', казнило их.
  Удалясь от Бога, наш прародитель стал маргиналом, первым в истории... Возразят, что людей там не было и Адама, мол, не с кем сравнивать. Нет, в раю были ангелы, духи, силы, престолы, также начала и им подобное, и Адам средь них; отторгся он в первородном гнусном грехе (лат. vitium originis или peccatum originale).
  Ну, и каков урок? А таков урок: отбраковку на 'доброе' и на 'злое' Божьего мира нужно оставить. Может быть, что, когда так сделаем, рай вспрянет.
  
  32
  Знал ницшеанца. Он сох по даме, но безответно. Раз он признался ей, что сейчас в себя выстрелит, коль она не дастся. Выстрелит - не от 'рабской любви' к ней, а чтоб фундировать, что ему 'ради воли к власти' жизнь не важна.
  Он выстрелил. Дама стала - его.
  
  33
  Факт. В войнах и распрях жизнь губит жизнь. Подумаем, есть ли в этом нужда. Нет. В древности Карфаген и Рим бились не с оскудения. И Германия не страдала, бросившись в войны. Пусть и страдала бы: но страдания - признак святости.
  В общем, войны не к месту; Бог нас насытит. Сказано: 'Не заботьтесь для душ, чтó есть' (Лук. 12, 22).
  Войны нужны идеям, догмам, понятиям, представлениям, что, царя над живыми, гонят их в бойни. Принципы 'чести', 'патриотизма', 'совести', 'нравственности', 'добра', 'престижа' - вот что друг с другом борется, но нетронутым вспархивает с побоищ, занятых трупами, чтоб лететь покорять своей власти новые жизни.
  
  34
  "Наши прозрения числят дуростью, а порой преступлением и грехом". Ф. Ницше.
  
  35
  Стыд. Христианин ли мнящий Христа не Богом, но богоравным? Вследствие этого я раздумывал над стыдом как свойством часто судить себя. И не то что, казалось бы, стыд и совесть схожие: та суд личный, страх перед Богом; стыд же - суд личный, но над поступком, явленным людям. Делатель 'стыдного', понимаю, как нормы действуют этим средством, чтоб подавлять нас. С 'совестью' - можно жить. Со 'стыдом' же, - то есть с общественно обнажённой совестью, - тяжко. Люди жестоки; 'стыд' жгуч ужасно.
  Долго я верил в право 'стыда' как в правду. Но догадался: 'совесть' неложна, - нужно считаться с максимой Бога, даже непонятой; 'стыд' же надо презреть как ложь. Толпы судят собой, не Богом. Здесь не так павлово: 'мудрость мира глупость у Бога' (1 Кор. 3, 19), как здесь точнее тертуллианово: 'Crucifixus est Dei filius, non pudet quia pudendum est, et mortuus est Dei filius, prorsus credibile quia ineptum est, et sepultus ressurexit, certum est quia impossibile'. ('Был распят Сын Божий - это не стыдно, ибо в миру сём стыд от законов, умер Сын Божий - это способно веру упрочить, ибо нелепо, и погребённый воскрес - бесспорно, ибо чудесно').
  Это убило стыд прежних дней. Голгофа перевернула мир; минус сделался плюсом, а идеалы стали обратны. Те, кто казнил Христа, осуждали татя, вероотступника, инсургента, как они думали, - но in fact распинали собственные воззрения, добродетели, норовы, кои Бог, низойдя, повергнул.
  Стыден суд этики и её представления о 'благом', 'достойном', 'добром' и 'нужном', 'злом' и 'негодном'. То, что считалось в обществе 'злом', для Бога сделалось 'благом'. Если распят Бог 'стыдною' смертью, словно преступник, - значит, мир лжив.
  Стыд в обществе есть честь в Боге.
  
  36
  Скоп безучастен к сложным вопросам, их как огня бежит. Стоит в книге ли, в фильме, пусть очень редко (фильм есть коммерческий упрощённый факт), и в музыке, в споре ли проявить себя сложным мыслям, люди зевают либо бранятся.
  Жизнь - в полудрёме. Всё, что грозит трудом высших навыков, избегают; лишь микродозы дух наш усвоит. В моде пустейшие сериалы, пошлые песни, глупые шутки, - наш отпечаток.
  Так мы слабеем. Изо дня в день. Ментальный дар сводим в нети. Если прав Дарвин и эволюция быть могла, возможна ре-эволюция. Вдруг пошёл процесс? Вдруг от высшего устремляемся вновь в ничто? Итак, перед смертью кто-нибудь думал, что он не жил, а вздрёмывал? Все проблемы на смертном одре вернутся и станут жуткими. Ненаученный отвечать на них промолчит.
  Ответ, как нарочно, нужен.
  
  37
  Пошлости. "Никогда ни о чём, друзья, не жалейте...", - эту вот пошлость как бы поэта меряют пошлым "а..." в полный пошлый рот Áскова, сходного пошляка.
  
  38
  Субстрат любви есть истерика, есть аффект без границ. Толстой возражает: я полюблю вас, будете лишь 'добрыми'. А известно: чтобы стать 'добрым', надо пройти фильтр этики. Что пройдёт его, станет 'добрым', сбитым под норму. Ну, а какая норма сегодня? Внешность, квартира, должность и деньги и соответствующие страсти. Это 'добро'. На прочее 'подобревшая' вот такая любовь вдруг слепнет.
  По хорошу люб или по милу? То есть, иначе, Love, Liebe, Ài, Amor истерична или 'добра'?
  Взять Бога. Божья Любовь 'добра' ли? Нет, истерична. Бог то казнит нас, то награждает. Даст одному вид, статность, власть и богатство плюс долголетие, а другому - хвори, уродство, бедность, ночлежку. Бог изумляет нас до обиды. Но - Бог нас любит.
  О, любовь истерична!
  
  39
  Смертный бой с тварностью. Ломка тварности в нашей сущности - это бой с грехопадным модусом мысли и с языком его, чётким, ясным до рвоты. Тварь не дождётся, чтоб я уважил право на ясность. Слава неясному, честь невнятному. Вам безоблачное "добро"? Мне - тёмное беспросветное зло.
  
  40
  Подумать, так сериалы, полные пустословия, смысловой чепухи, лжи, скверн, торгашества, суть отстойники блудных, так сказать, атомов Эпикура - той самой дури, что, встав в руинах падшего рая, чудилась истинным и единственным бытием.
  
  41
  В евангельях есть неброские, скромные с виду мысли, блёкнущие меж пафосных, громогласных, рвущих на части мáксим типа "уйдите, чада ехидны" или "верблюда в игольном ýшке". Но эти скромные вроде мысли - крайне трагичны, полные устали произнесшего, сознававшего, что ничто от Него не примут. Вот из тех мыслей: "Марфа! заботишься, суетишься много, а ведь одно лишь нужно" (Лук. 10, 41).
  
  42
  'Страдание - вот что нас вознесло. Стояние душ в невзгодах, что укрепляют, трепет при виде гибели, их терпение, претерпение, понимание тайн несчастья, всё, что давало им глубину, рост, образ, ум и величие, - всё подарено нам в страданиях, под учительством мук. В нас тварь с творцом воедино: в нас есть материя, лом, грязь, хаос; сходно в нас демиург, гром молота, божество, День Седьмый. Вы сознаёте, что сострадаете только 'тварности' в людях, качеству, что должно быть выжжено, а потом очищено, переделано и сформовано, - что страдает необходимо и что должно страдать?' Ф. Ницше.
  
  43
   Милые и умелые.
  'Знай, танцовщице платят, н@х, не за то, что милая, а ей платят за то, как пляшет, - встрял некий умник и взбеленился: - Слушать по буквам: платят не просто так, а за то, как пляшет'.
  Вот стиль рецепции профи нас, нелепых. Ибо мы требуем от искусств глубинности, кроме только лишь техники. Профи нам говорят: 'Прочь сопли! знаем, как делать! мы ведь учились, н@х! а ты - кто такой?!'
  Профи знают, как делать. В них вшиты схемы, как надо делать. Схемы им мнятся подлинной жизнью, и даже истиной.
  Ошибаются, брунсы нашей эпохи, шельмы-jobseeker'ы, ищущие, где прибыльней, и, что важно, не вникшие в потаённый смысл знания, кое в том, что оно поверхностно, а, не как люди мнят, потворствует жизнь осёдлывать и считаться богом. Да, заблуждаются в убеждении, что постигли мир, между тем как они всего-навсего объясняют мир - кстати, плохо. Также не ведают, что умелость обозначает скудость их духа и что действительность в её драмах, войнах и ужасах - результат узколобых кембридж-сорбонна-йель-мгу-шных действ по шаблонам, планам, рецептам. Фиг. Они тщатся, нагло и бойко, драть целость Жизни в клочья умений.
  'Вам нужно милых? или умелых?' - злобятся профи.
  Милых нам!
  Нам не надо терзать мир в творчествах, принимающих жизнь лишь сметой, а не сакральностью. Профи мыслят нас дурнями. Не одни балеты: нас учат профи от философии, медицины, права, политики, экономики, чаще этики. Учат громко, упорно, категорично, властно и пафосно, с деловым обличием, прикрывающим гонор, спесь, вороватость, барство, корысть, бездушие, властолюбие, стоит видеть их в думе или в правительстве. Учат-учат - нам же всё хуже.
  Профи, заткнитесь.
  С этих пор - мы вас н@х. В зад вас всех с вашим 'знанием', Жизнь терзающим ради ваших благ! В зад 'умную' ограниченность. В зад обточку нас в 'правильных' по лекалам пешек и скудоумий проф. компетенций.
  Да, мы кривые. Нам дай не навык, нет, - дай душу! Нам - фуэте, не лебедя.
  Я 'по буквам': ЛЕБЕДЯ!
  Нам дай жизнь, а не трек заученных вашей профи-танцовщицей па-де-па, антрашá, баллонé, адажио, доплясавших к смерти.
  
  44
  Кто создал женщин. Не оставляет мысль, что над жизнью владычат не органические потребности, но идеи. И первый импульс - тоже идея. Жизнь ведь структурна? - значит, план более есть, чем нет его. План, твердит словарь, это замыслы, претворение коих требует действий, движимых целью. Замысел сформовал жизнь в целом.
  Мнят, половой раздел - от умысла.
  Жизнь влечёт к удовольствию, вот тренд, - чтоб меньше боли и больше радостей. Кто бы жил для тягот? В радость ли регулы и фертильность женщин? Боль неестественна для структур органики. Если женщина хвалится 'материнской' функцией, это раб, гордый собственным рабством, и плод внушений в честь материнства, женщин склонивших мнить ад отрадой, благом и счастьем.
  План сделать женщину исходил от тех, кто позже предстал мужчиной. Если уж Бога спрятали в храмы (их разрушают даже в United States, коя 'trust in God'), если Божье Всеволие умалил Спиноза (кой считал, что 'Бог в рабстве законов личной природы', будто над Богом властвуют нормы), спросим: чтó стоило неким сильным мужам взять умыслом власть над слабым? Создал раздел полов первородный грех как заговор, отойдя от Бога, знать 'зло-добро', - 'добро' причём относя к самцовости, 'зло' к феминности. Женщин создали, расценив их 'злом'. Мир зиждится строем секса, далее - общества, иерархией, где рабы и цари. В Германии не фиксируют пол рождённых. В Швеции признан пол, означенный 'человек'.
  
  45
  У рэпа есть свой язык, грубоватый, открытый, ненормативный. Как бы ничто по смыслу. Малоэтичный. Но - вспомним Ницше. Он был безнравственней: он на 6000 футов превосходил рэп имморализмом.
  Ницше был рэпер, то есть читающий текст под ритм. Цитата: 'Действенней в языке не слово. Тон, модуляция темп и сила - вот что выводит очередь слов; да, музыка за словами, страстность за музыкой, 'я' за страстностью: в общем, то, что нельзя сказать'. Ницше снёс нормы прежнего, проклял царство логос-культуры. Он создал свой язык, витальный, предпочитающий темп, напевность. Сходно и рэп мечтал изменить мир, ставший над бездной, сделать мир новым. Рэп прибег к ритмам и к новым темам, к новой семантике. Только нового Ницше рэп не нашёл - и сверзился к смыслам плоским, вроде джигана, басты да тимати.
  Но порой в стиле рэпа, то есть за лексикой, где нет этики и морали, вдруг проступает дух ницшеанства как ломка ценностей, как трактовка инстинктов оптикой истины.
  
  Поц, качай,
  мозги отключай.
  Что тебе школа?
  Пей кока-колу.
  Что МГУ, МИСИ -
  пиво соси!
  Мозги - нахрена?
  Их - нá!
  Без них живи смело,
  так как есть тело.
  Мозг - он пол-дела,
  главное - тело.
  Ёп, раз-два-три,
  смотри!
  
  Тело всхотело -
  без мозга село,
  челюстью клацнуло и поело,
  и, порыгавши, осоловело,
  после пердело,
  спало, бодрело,
  пило, пьянело,
  и окосело,
  чуть потрепалось и чуть попело,
  вдруг охренело,
  в драку полезло хреново тело!
  Но взматерело,
  и захотело,
  секс поимело,
  после храпело.
  Так оно жило, хреново тело:
  ело, потело,
  спало, пердело,
  пило, балдело,
  тёлок имело,
  дралось, шумело.
  Тоись без мозга жило то тело,
  но постарело и околело
  чёткое и без мозга тело...
  Но и которое мозг имело -
  тоже подохло тело.
  
  Въехал, поц, в дело,
  что весь смак - в теле?
  Чёрным на белом:
  весь смак лишь в теле.
  В общем, качай,
  мозги отключай.
  Два-три,
  повтори!
  
  46
  Всякий естественный импульс сердца мнят имморальным.
  
  47
  Слышали горнее. В детстве спрашивал главным образом; позже чаще своё твердил, юный, гордый. Зрелый - не спрашивал. Ибо вроде всё знал, казалось. Плюс было ясно: всем наплевать, чтó скажешь. Истин не скажешь и не услышишь. Мир без вопросов и без ответов есмь. Страсть спрашивать - знак времён, когда слушались Бога. Мы были листьями древа Жизни, росшего в рае, но сорвались с него, дабы знать 'зло' с 'добром'.
  С тех пор отвечаем мы лишь себе от себя, и все наши речи суть неразборчивый смутный шум, кой гегели и толстые втюхивают нам 'истиной'.
  
  48
  Немцовщина. У нас всех философии, мы спешим воплотить их, каждый как может. Рок человечества - воплощать своё. Но Немцову не вышло, и он пал жертвой собственной философии. А она не была уместной и адекватной.
  Эта последняя 'конструирует бытие', по Кóгену, и господствует. Адекватная философия вроде флюгера. Она прежде научна - стало быть, почвенна, ведь наука заимствует в объективности, а не в фикциях. Поведи кто о ртути красных оттенков, вмиг адекватная явит ртуть цвета стали - и спор окончен, можно витийствовать о значении стали в жизни народов. О! сталь приятна для адекватов: сталь всем покажет кузькину матерь!
  Чтят адекваты и релятивность. Ведь адекватное соотносит себя, как мыслит, с 'подлинным бытием', с 'реальностью', с 'злобой дня'; не так краснó: с установленным блоком ценностей, с волей власти, сходно с идейною конъюнктурой. Плюс адекватное позитивно. Ведь если мир таков, как он есть, и не стал иным и не мог им стать, - как считает власть, не хотящая, дабы рог изобилия изливался, кроме неё, на прочих, - то адекватный взгляд на реальность должен быть в том ключе, что посыл оппозиции, как фантазм об Шамбале, голословен; всяк должен, так сказать, здравомыслить, чтоб понимать: нет шамбал, нет райской жизни, а есть реальный труд претворения очень долгой, - лет этак в триста, - властной программы, данной вождями, и философия быть обязана дóгматом, это помнящим. Адекваты жируют и вечно в тренде, будь он советский либо инакий, верят в реальность, а не в фантазии, и армируют адекватность думской зарплатой, отдыхами на Фиджи, тружеством на державных властных постах, лелеяньем своей 'мыслящей физики' у врачебных светил; притом верны ритуалу, что заключается в передаче скопленных 'знаний по философскому адеквату' отпрыскам, чтоб от Молотова до Ник-ова бытовал их род чинно и адекватно.
  Не-адекватная философия, непривычная к властным вкусам, судит реальность, мнит её мóроком, за каким ничего нет, будь он хоть радужный, хает образы, что порочат данность. Ей запрещают. Ведь сии образы, дескать, 'святости', 'образцы', 'традиции', 'достижения', 'идеалы', 'вечные ценности', 'государственность', 'мессианство', 'разум', 'законность', 'труд', 'прогрессивность' и 'инновации' (плюс культ денег, роскошь, оффшоры, власть и коррупция; плюс властители дум вроде теле-звездящих пошлых фразёров). Не-адекватную прячут в схимах монашества, в диогеновых бочках (да ещё в зонах) и эмитируют, только вырвав ей зубы и обротав её, как Христа укротили догмами церкви (ха! а вы думали, что Никейский клир и член-корры РАН не умней Христа? У Того - Евангелье; у член-корра же, в худшем случае, сто работ про смысл жизни и её сущность).
  В общем, Немцов был не-адекватен. Что ему стоило погрузить себя в адекватность в полный свой выдающийся вымах? Рядом бы стали топ-адекваты правящих истин Чýбайс, Шувалов и Пивоваров. Что не стремился быть адекватным? Что не писал ''Едросность' замыслов Бога, Дао и Будды'? Что петушился, не облизал зад власти? Гипостазировал отвлечённое и не следовал 'общепринятым ценностям'. Клал на Императив! Артачился, проявлял цинизм, творил симулякры, эпикурействовал с женским фактором. Был весьма 'вещь в себе', а не как трафаретный стереотипный, с парой извилин, власти желательный 'человек вообще', покорный и некритичный, мутный и пьяный, злой и корыстный. Пережил крахи: нравственный, политический, под конец физический. То есть 'дуба дал'.
  Погубили Немцова вовсе не пули. Не-адекватная философия, непокорная и далёкая от всесильных '-измов', чад адеквата, стала палач его.
  
  49
  Видишь власть, вороватую и циничную, - и культ Сталина мнится раем.
  
  50
  Ницше, о, Ницше! Ты в "воли к власти" мыслил героев, рвущихся к истине, - а пришла власть быдла.
  
  51
  Есть зёрна истины в бытии? Нет, вряд ли. Мир лишён сущего, и давно мир не Богов. Всё распадается, всё дробится. Наша наука как оперирующая анализом, вивисекцией целого, в бесконечной прогрессии делит мир на части, клочья, фрагменты. Всё это валит смрадною кучей, и эталон теперь - то, чем ветхозаветный Ной гнушался. Частностей много, уйма явлений, все гнусных качеств. Взять интернеты - пажить моллюсковых. Там искать суть тщетно; в зрении рябь одна, а в ушах гвалт суетный, шум, трещание - звуковой идеал то бишь; ибо Шнитке мнил, что-де музыке нужно сделаться 'шумом'. Истина в мире вот-вот исчезнет, как из кадавра жизнь.
  Глупость! истина всюду! ― вот что нам скажут. Ибо чтó было - не исчезает, а переходит в форму из формы. Это, нам скажут, физика, плюс закон сохранений, дескать, энергии...
  Верно: физика, а не Бог. Бог значит, что всё возможно. В Нём, в Боге, физика есть не альфа, не перводвигатель, но помеха, если допустим, что есть помехи в том числе Богу. Он - Универсум и Сама Жизнь. Зачем же Жизнь препарировать? Близок миг, в кой живое станет условным, попросту мёртвым.
  В общем, распад и лизис. Всё суть фрагменты. Взять, Бог у Гегеля есть 'понятие'; у Чжуанцзы - 'Дао' ('Путь'); у премудрого Канта Бог 'вещь в себе'. И, далее, у толпы Бог - этика, у танкиста - танк, у жулья - хабары, у Пристипомовой - бра от Гуччи либо Версаче.
  Клочья всё, мусор, прах и обрывки, точно листва с дерёв. А в валящемся хламе вечная истина - зверь пугливый и редкостный.
  
  52
  Сны угарного субчика. В детской сущности - тайна. С. Ковалевская пишет, как Достоевский вёл о ней, о подростке: 'Кроха, ребёнок, а поняла меня!' Дети истинны. Первозданное в них присутствует как полнейшее, абсолютное знание, что разменено позже участью прачек или министров.
  Детство - период с трёх по тринадцать. Где всё сливалось, где полумрак в углу реальней, чем данный угол, где я был общим, а не отдельным, первая из моих грёз - девочка. Я не знал пускай, чтó вблизи, но любил уже это и тяготел к нему (лишь поздней, много лет спустя, осознав это женщиной). Мой порыв утопал в ней, я выделял её, - каждый раз, верно, новую девочку, но во мне все слитно. Раз, взятый в баню, млел я в феминности. Сексуальных чувств не было, но томление было. Я различал тогда, помню, женщин в выпуклых формах, сверстниц. Нас посетили юные сёстры; младшая стала мне прото-женщиной. Мы играли в 'доктора'. Я был 'хворый'. Аня лечила. Мне было сладко. Я в роли 'доктора' раздевал её, трогал - всю. Ей нравилось. Не отец, не мать, но мальчишка дал ей блаженство. Секс детей некорыстен. Он есть не секс, а эрос, или любовь, сливающая в одно. Естествен не половой акт - эрос.
  Детство... У каждого в детстве был секс-дебют.
  У всех.
  
  53
  Пришествие и реальность этики - summum мыслей о том, как сделать, чтобы богатым голь не мешала.
  
  54
  Боже! Рождаемся одинокими, одинокими мрём... Рождение есть отрыв от Бога, Кто бы Он ни был, - и, значит, грех. Мы каемся в одиночестве.
  
  55
  Барин-де. Михалков Н. С. Себялюбие свитско-барской масти, сытой эстетики. Он уже и царя сыграл - а всё мало, пафос да пафос, наглый, лубочный... Нынче он, вроде, ставит про Бога, сам в главной роли. Может, уймётся?
  
  56
  Такт в философии. Спросим: важен он или нет? Включает он фактор терминологии? Да, включает. Коль она разная, вы общаетесь на различных говорах. Общность терминов, значит, впрок дискуссии? Нет, сомнительно, ведь на деле лишь утвердится чей-нибудь доминат. Мол, 'я', член-корр, возглашаю мысль - слушайте повинуясь, ибо я признан. Urbi et orbi1! Властных ведь слушают, как пророков. А уж коль Сам начнёт - внемлют с умственным трепетом, даже с 'ку', пардон, с 'коу-тоу'.
  Вспомним Гуссерля. Он мнил избавить мысль от попутного, прикладного, что ей присущи, психологизма прежде всего; мечту таил заключить мир в скобки, чтоб этот мир ему не препятствовал, в пользу девственной, незатронутой мнениями субъектности (и объектности); как бы он, Гуссерль, есмь один-одинёшенек с профильтрованным 'чистым Я'. Гуссерль хотел стать глашатаем Космоса и глашатаем Истины, чтоб ему не мешали доводы и оценки прочих умников, ведь познание есть трактовки интерпретаций; он же пытался не философствовать, а найти мысль верную, окончательную, финальную... Цели славные. Но Гуссерль потрафлял себе. Все догматики ищут, дабы их истина стала истиной каждого. Вот чего и хотел Гуссерль: отойти от мира и объяснить мир девственно чистым разумом. То бишь, всех за ничто считал?
  Ход философа, с виду, - поиски лучших методов. Но, в реальности, он спасал доктринёрский чин философии, когда мир только бурш учительного субъекта. Здесь наём и моральных схем, что тайком обращают спор в книксен значимым. Ведь в самом этикете есть норма первенства (млад чтит зрелость, джентльмен - даму, доктор - член-корра и академика). Диспут 'нравственен', лишь когда априори кто-то назначен чтиться 'добрее', чем остальные. Важен и тот момент, что дискуссия сужена властью логики, столь любимой схоластами. В результате открытия, что нашлись вне логики, отвергаются. И действительно, разве стоит доверия всё почерпнутое вне разума? Скажем, Кьéркегор философствовал от любви (безумия), а исайи вещали в миг исступлений, а Достоевского откровения стерегли в падучей. Разве подобное конструктивно?
  Нет, философский такт будет в том, чтоб не править спор, 'как положено', но принять его, будь он даже скандальный, а истерия в ходе дебатов - спутник открытий более верный, нежели диспуты в русле признанных терминов именитых лиц. Коль истину не нашли досель, то стиль её вряд ли РАН-ский. Коль спорщик злится - это знак крепости оппонента.
  
  57
  Всё расщепили и препарируют, на компьютерах вносят в байты. Всё-всё цифруют... Только напрасно. Жизнь не оцифришь. Что сводят к цифре - то неживое. Не оцифруешь жизнь и Бога.
  Мы были с Богом. Нынче цифруем. Сколько повергли истин эдема, сколько энигм презрели, выставив их нестоящим, чтоб не чувствовать Бога - но цифровать мир? В этом знак розни жизни и разума, а он гид наш; мы ведь разумны.
  Сколько забросили! От чего отторглись! Сколько порвали жизненных связей! И - что мы знаем? Знаем, как пользоваться вещами, употреблять их и быть в рабах у них, а не быть с ними в братстве. В нас из того, кем были, вышел мутант с приваренной к прежде дивной сущности маской, спрятавшей всё, что качеств иных, чем смерть.
  
  58
  Культурные. Мы, когда-то, вместо свободы выбрали нормы. Нормы связали нас, а 'культура' - свод правил - отфильтровала, чтоб подогнать под них. Вышли люди, коих мы видим. Так что Плоти́н стыдился тела, шитого мерой разума, развалившего всё в куски, в муляжность. Разум - он вытворил из нас фальшь.
  
  59
  Прошло всё... Мюзиклы будят горькие чувства. Смотришь на сказочный, дивный мир без бед, на большую любовь под звёздами и на сад, где статные благонравные девы томно гуляют, слушаешь песни дев, что поют, как птицы, - и ноет сердце. Что, задаёшь вопрос, ты не тот, кто любим Алиной либо Дианой, с кем проживёте век и скончаетесь средь дворцов и роскоши? Подмывает бежать в тот мир, где тебя, может, ждут. Вдруг выйдет? Ведь пока жив - всё можно!.. Но видишь сумрак русского марта, грязь, ложь и скверну... и понимаешь: чудный мир не найдёшь. Ты хворый - а девы молоды. Это молодость им даёт стать, песни, чувственность и любовь.
  Там - молодость. А тут хворость... Finis. Прошло твоё.
  
  60
  90% из человечества были щепками, что "летели", когда "лес рубят".
  
  61
  Что умираем? Видно, заслуживаем смерти. Было б иначе - жили бы вечно. Где этот список смертных заслуг?
  
  62
  Культура. Вот её маски: 'чистое и возвышенное', 'красота', 'духовность', 'вечные ценности', 'доброта', 'гуманизм', 'свет разума'... Так ли? Нет. Но культура - щит сдавших Бога, Кой есть 'возвышенное', 'красота', 'духовность', 'вечные ценности', 'доброта', 'гуманизм', 'свет разума' явно. (Вам тошен 'Бог'? Напрасно. Термин 'культура' сходно абстрактен, а уж смешней бесспорно). То есть культура - мерзость особой и извращённой интерпретации бытия мышлением, рай утратившим (Тошен 'рай'? Он истинней 'вечных ценностей', 'красоты', 'эстетики', 'гуманизма', 'добрых традиций'). Так что известные культур-казусы, как спектакль про 'Тангейзера', где чернят Христа, как думают, есть на деле тоже культура, что станет нормой лет через двадцать. Ведь и 'Кармен' обзывали пошлой - днесь 'перл' культуры.
  Что до Христа, - Кто, сказано, быть не мог продюсером, как считал 'Тангейзер', - вот контрдовод: Бог может всё. Да-да. Он был плотником (и разбойником, мнит культура, Бога распявшая), и психологом, и бродягой, и коммунистом.
  Бог - Всемогущ (Всё Может). Бог - Он и сор на какой-нибудь свалке. Скажем, епископ сором не смеет быть, а Бог - смеет. Богу не стыдно. Так что продюсером Богу быть приемлемо. Род людской, предпочтя культурный, нравственный разум в пику эдемскому, зря мыслит, что его фикции ('красоты', 'морали', 'этики' и т. д.) реальны. Нет таких. Вместо них блуд падших. 'Ценности', 'идеалы' - это блуд падших.
  Истина - вне затей культуры. Истине чужды 'добрые' игры, что практикуют шельмы культуры как андеграунда, так публичного, разрешённого мэйнстрима.
  
  63
  'Красота спасёт землю, лишь бы добра была'. Достоевский.
  Фразу цитируют. В ней, мол, истина. Как не может быть истины, где сама 'красота', плюс 'добрая'? В ней концы и начала, к ней все стремятся. Где 'красота' - там толпы, аплодисменты, слава, награды, если вдобавок 'добрая'. Кто-то шьёт, скажем, моды, веруя, что он шьёт 'красоту' саму, коя мир спасёт, и всем надо носить те моды. Или мисс Мира ходит и думает, что, она, мол, истинна, раз красива, - и СМИ разносят мáксимы от Мисс Мира.
  Так ли? Нисколько. Истина ранит. В ней ни гламура, ни топ-моделей. Не был красив и добр в общепринятом смысле древний Исайя, бегавший с воплями, Диоген из Синопа, гадивший нá людях, или Ницше с мыслями, от каких воротило лакомок до 'добрейших', 'нравственных' всекрасот. Достоевский тоже не был красив ни добр: был перхотен, с резким голосом, пузыри пускал при падучей; дамы чурались...
  Истина зверска и безобразна. Это черта её. Что ужасней голгоф - и истинней?
  
  64
  Pets. Собако-кошачий шлак, выброшенный на улицу, - мзда за праздную страсть к живому.
  
  65
  Cinema-нравственность. В современных картинах по Достоевскому свелось к выплеску пакостей и житейских свинств, бесконечно любимых всемством.
  
  66
 Встряхивать задом, в лад 'оренбургским пчёлкам', столь же безнравственно, как сдавать кровь за деньги - вот новый мейнстрим партии власти. Бдят, чтоб не портились? Слава партии! Да хранишь ты нас бедными, непорочными.
  
  67
  Видишь русские выверты: злых догхантеров, истребляющих псов; и влюблённых в фейс-лифтинг барышень; и СМИ-вести о том, где кто гаже сфиглярничал; и ментов, скорых брать бедолаг; и избравшую нищенство как путь нации власть; и 'прорыв в экономике' от строительства Соч и моста на Русский, маленький остров; и декларации о 'старт-апах', 'нано-проектах' да 'инновациях'; и киношки про Ксюш-страдалиц, вдруг выручаемых олигархами; и гоп-стопы да рэкеты; и набег гастарбайтеров, размывающий этнос; также на выделку женских особей в род безмозглых вагин, а мужских - в род добычливых @барей; и бандитский стиль жизни с 'траханьем' всех в сортирах; и некасаемый пул Кремля; и бизнес, подлый да жадный; и политологов, заигравшихся с ложью, также сограждан, брызжущих дурью; и Украину как отводной канал русских бед; и девок, взятых за бюсты в члены Госдумы; также на 'каторжный', несменяемый труд вождей с навязанных им на тридцать лет 'гос. галер'; и глупую удаль плебса, кой непрестанно жадно взыскует 'хлеба и зрелищ'; и пустобрехов вроде проханских, шлющих нас в битвы за идеалы их умозрений; и прессинг геев в качестве главных нравственных подвигов; и 'властителей дум' с их пошлостью; и победы державы, схожие с проигрышем; и парады трёх танков перед всей НАТО, - видишь с печалью, что всё бессмысленно, что народ наш истинно 'Русь Святая' и жаждет вымереть, чтоб скорее впасть в Бога с грешной и прóклятой бедной родины, как предсказано: не ищи сокровищ, где 'ржа и воры' (Мф. 6, 19-23).
  
  68
  Сны угарного субчика
  Вышел я из метро в центре,
  смотрю: всё странное:
  Путен долары раздаёт и центы,
  Сабян по Тверской едет в ванне
  с какими-то двумя девками.
  Одну я узнал: вчирашняя,
  вконец отвязная и без башни,
  с чёрными на лбу криветками.
  Куда, грю, Сабян, ты едешь,
  а он молчит набычась:
  на него где влез, там слезешь,
  он у нас мэрское величие.
  Но мне с ним, блин, недосуг,
  так как из бутика Армани
  выскакивает пара модных сук
  и меня ртами манит.
  А параллельно из бутика Версаче,
  вперегонки и лыбясь,
  тоже рульные суки скачут
  и врут, что с ними лучше жисть,
  одевают меня в прикиды,
  каждый в тысячу баксов...
  а тут ещё мэн из МИДа,
  трёт, что пора в США на танцы.
  Я б рад в эти самые США,
  но Сюхо Апча мешает,
  зажала в углу, мол: ша! -
  и мне ширинку шарит.
  Сюхо - тёлко ништяк,
  и я б ей впарил без мыла,
  патому что я не слабак,
  но я хачу Перец Хилтон!
  Вдруг меня селят в отель "Женева",
  типа я принц английский,
  и там английская королева
  кормит всех пудингом с миски;
  у меня зáмки и всё такое,
  по мне тарчат топ-модели,
  и я, слышь, еду в "роллс-ройсе"
  с крутой коралевской целью.
  Принцем быть супер трудно:
  брифинги да приёмы,
  плюс аппозиция-паскуда;
  всигда нужно быть на стрёме.
  Но что мне дела английские?
  вертаюся я в Россию:
  здесь, слышь, прикольные киски,
  глаза у них сине-синие!
  Путен всё раздаёт деньги.
  Как не хватает на сдачу,
  он скупо по-мужски плачет,
  и я отдаю ему стерлинги.
  Мы с ним идём в Кремль править,
  он слева (я, значит, справа).
  Российский орёл двуглавый -
  с нашими головами!
  Я патриот, слышь, звонкий,
  всех кругом осчастливил,
  лишь одному пацанёнку
  не вышло бабла на сливу.
  Вынул тогда я пушку,
  впёрся в магаз паршивый
  и там шумлю: эй, слушай,
  дитю бы бабла на сливу!
  Менты меня ну дубасить
  в кумпол, проломно очень!
  После смотрю, грят: здрассьте,
  вы - на курорте в Сочи,
  без вас, принц, нету Алимпиады,
  море перисыхает;
  чё, принц, нам делать надо,
  мы ни хрена не знаем.
  Я к пиплам всигда навстречу,
  а тут, блин, та закавыка,
  что прёт на меня вдруг нечисть
  от мала и до велика.
  Я с ней год-два бьюся
  на фиговой ленте Мёбиуса,
  я, точно пёс, бешуся...
  такие вот вам подробиусы.
  В общем, мене вменяют,
  что, мол, пришил кого-то,
  а меня ломает,
  я весь в слезах, в блевоте.
  К Путену, грю, ведите!
  А он велит: отпустите
  принца вы из страданий,
  принц делал, грит, госзаданье!
  Мне памятник льют из бронзы
  прямо на Красной площади,
  а вокруг вся элита, бонзы,
  страусы, дамы, лошади...
  Я встаю над Россией
  выше, выше и выше,
  и я ору счастливый...
  Родина меня слышит?
  
  69
  Выйдя из рая, Ева с Адамом вышли в историю.
  
  70
  Сумасшествие - мера истинности ума.
  
  71
  О хаосе и о космосе. В хаос кличет Христос, поэтому пусть в него обратится вся ойкумена и даже космос, кой неестествен. Хаос естествен, не разрушителен: он таков только космосу. Хаос - рай. Но кругом нас всё ― извращение. Ад как раз - это космос, строй и порядок, разум, законы, то, в чём находимся и живём. Нас учат, что всё разумно в мире и в людях, правит-де разум в форме законов. Это обман. Закон введён ради благ насильников, властолюбцев, выжиг. Им нынче ― подиум, прочим ― подпол. Истинно, чтоб строй космоса сгинул. Ибо когда Христос сверг закон законов, - а это смерть, - мы вняли: мы есть - нет смерти, смерть есть - нет нас. Смерть мнима, всё-всё бессмертно. Смерть - ось мышления в первородном грехе, мышления от 'добра' и 'зла', вменяющего смерть базой лживого строя. Это мышление от Адама - грех первородный.
  Может, настал час, бросив мужское, двигаться в хаос прочь из порядка, ― стало быть, к Еве, стало быть, к Женскому? Хаос ― рай в свойствах Женского.
  
  72
  Кто создал женщин. В Бога не верят, пусть врут что верят. Практика позитивных деланий, что достигла звёзд и творит набитые чудом физики, химии, математики гаджеты, искушённей Бога. Всё, мыслит род людской, зиждут люди! Чем? Мыслью, разумом! Как-то род людской поднял камень - нынче в руках его руль 'тойоты', джойстик компьютера, АКм. Не Бог дал ему всё это. Дал это - разум. Бог? даже если принять Его, то как присказку, что о Боге думай, сам не плошай. Расхожей, чем 'верю в Бога', сделалась фраза: 'верю в мощь разума', - на устах прагматиков. Кабы верили в Бога, а не в свой разум, то до сих пор бы жили как звери, ждали бы 'манны', - вот их резоны. Позитивисты, к коим относится род людской (кроме двух-трёх процентов), верят: люди, мол, сами всего достигнут, только чти разум.
  Вправду: чтó нужно, Бог людям нé дал. Твердь не разверзлась, дабы оттуда выпали 'вольво', серьги Гризóгоно, медицинский пинцет, утюг. Не выпало уха, тем паче сердца, мозга и печени, каковые печатают 3D-принтеры. Человек всё устроил собственным рвением, силой разума и идеями, - верит логика.
  Почему тогда люди, в разум влюблённые, мнят безумием вывод, что коль их разум создал всё из себя - то женщину, значит, создал мужчина как тип разумнейший? Сто веков назад создал - да и забыл о том, а теперь, смеясь, кличет помнящих казус психами.
  Ум начальствен. Умные жаждут, чтоб им служили. Некогда 'умные' подчиняли пленных, а ещё раньше - тех, кто был рядом, самых смиренных. 'Умные' делались, чтó теперь мужчина, 'глупые' - женщина. Всё тяжёлое, - значит, ergo, и важное, - возлагали на 'глупых', то есть на женщин. Женские формы - знак неразумной, стало быть, сущности, а вот формы мужчин - знак разума. Да, вот именно. Если разум творит всё сам, почему же вдруг женщину, сущность более ценную, чем, признаемся, вешалка, сотворил некий Бог, Какового нету? Всё творит человек, и женщину. Отрицать сие - отрицать и себя, коль верим, что Бога не было и что всё вокруг строит разум. Жуть неразумно, если допустим, что, дескать, нечто, произведя нас, испепелилось. Это не может быть, ибо здесь вопрос: до того как 'разумные', кто мужчины, создали 'глупых' в качестве женщин, им предстояло также себя создать. Как справились?
  
  73
  Президент: "Я чувствую, как живёт простой человек". Предел чутья! Сходно мы сострадаем кошкам с помойки. Но! президенту лучше бы чувствовать, как живут кунаки Кремля, как пахуче живут, шанельно... Нет, он не чувствует. У него на них нет чутья. На нас - есть. Возможно, мы дурно пахнем, - ну, непривычно. А у богатых запах привычный для президента.
  
  74
  Женщины поминутно откидывают с лиц волосы; раз за разом, упорно - а волос вновь в лицо... Странно. Факт в пику разуму. В смысле, женщины почему-то лучше потратятся на возню с причёской, чем будут мыслить лишнее время. В женщинах нечто борется с мозгом. Что получается: власть безмозглых волос - над разумом? Значит, разум наш лживый? Утилитарный? А, может, хуже? Ибо разумней, дабы причёсок не было вовсе, как и иных вещей, что вредят мышлению. Уймы вздора, чуши и малостей, на взгляд разума, он сумел уничтожить в битвах с эдемом. Он просто выдрал их, точно волосы, дабы всё стало лысым, но, зато, мыслящим.
  Получается, меры разума создают 'красóты', что в первозданном значат уродство. В общем, до разума был мир Божьих красот - а после мир стал разумен, то есть уродлив.
  
  75
  Памятность истин. М... приписали фразу, что де Христос поныне якобы на кресте в мученьях. Мысль не нова отнюдь: это мысль Шестова; может, и старше. Больно, что фразу, важную и трагическую, не помнят и ей дивятся, точно находке.
  
  76
  'Хватит вам думать. Толку не будет', - Кэмпбелл в проекте 'Глянец'. Дух глубин в диве подиума? Сравните: 'И заповедал Бог: ты от всякого древа ешь, но от древа познания ты не ешь; как съешь с него, ты умрёшь' (Быт. 2, 16-18). 'Я погублю мудрь мудрых, разум разумных Я ниспровергну' (1 Кор. 1, 18). 'Остановкой ума' открывается истина (И. Сири́н). 'Сознавать есть болезнь' (Ф. М. Достоевский). Ницше свидетельствовал, что цена абсолютного знания есть безумие.
  Вот, писатель, философ, Бог на одном краю. На другом - девка склочная, нетерпимая, эгоистка, вешалка моды и идол масс, живущая лишь инстинктами, каковые, напомним, дал нам Господь и к каким влёк Ницше. То есть столкнулись сверхразумение да сверхглупость - и соплелись в одно, спаялись. Это не странно. В истине - целость, синтез, единство; там исчезает несовместимость и антиномии. Что из этого? А вот то, что молимся. Как бы мы христиане и чаем к Богу. Ходим по храмам, лбы разбиваем, - только б заметил нас! - под иконами. Только к Богу просто: выполни, что велят Бог с Ницше, сходно и Кэмпбелл.
  
  77
  Падшим. Важно не то, что думают и о чём говорят и спорят. Важно - о чём не спорят, не говорят, не думают.
  
  78
  Нравственность - институт человека фундаментальный, краеугольный, конститутивный, принципиальный и капитальный. Как родилась она? Учреждённая на неправом/правом, то есть на том, что одно есть 'зло', которое надо вытравить, а другое 'добро', которое надо скапливать, это дело познания не чего-нибудь, но 'добра' со 'злом' исключительно.
  Восприняв первородный грех и порвав связь с Богом, мы, не смущаясь, начали взращивать преступления, так что 'древо познания' расцвело цветом норм и принципов. Род людской взял за правило познавать, в чём 'зло' и 'добро', тщеславиться 'нравственными устоями'. Индуизм горд своими, а православие и ислам - своими. Плюс есть мормоны, панки, фашизм, адвентисты седьмого дня, хасидизм, т. д. Они тоже горды собой. Они нравственны, и нрав каждого лучше, как они мыслят, чем у соседа. Что с нашим с миром, созданным, чтоб его не кроили 'злом' с 'добром', - налицо. Мир чахнет. Как всё наносное не от Бога, этика сгинет. Не унесёт ли она и нас с собой? То, что Бог не давал, мы ж взяли, нас обездолило. Человек человека ради идей о 'нравственном' жёг в кострах инквизиции, бил, расстреливал и сёк розгами, жарил заживо, вешал, точно ускорить ход первородных вин есть долг. Мы слышим: 'нравственные святыни', 'заповедь как сакральность', 'наши священные идеалы'...
  'Святость' вменили брендом морали? Род людской освятил свой грех? Не Бог священ, а мораль, продукт преступления? Бога сдали в утиль? Зачем тогда храмы этому Богу? Есть ли толк в клире, прытком учить мир денно и нощно, но, видим, лживо, ибо священство учит морали больше, чем Жизни? Истина рядом. Если наставники (равви́, патеры) вдруг откажутся от познания 'зла'/'добра', от зиждимых на 'добре'/'зле' нормах - вырвемся из-под гнёта.
  Тот, кто peccatum originale мыслит 'сакральным', тот против Бога. Этика - области, где возможно быть, лишь предав суть Жизни, коя в свободе и прихотливости. Потеснив Жизнь с помощью внешних нравственных норм и вбитых (сóвестных), в нас вторгаются правила, а они супоросны смертью. Что нормы требует? Вознестись над своей особостью ради общего, растоптать своё, дабы стать безликим. Мы замещаем рай падшей практикой, заверяющей, что людской род создан был разумом, искушённым в 'зле' и 'добре', вменённым пастырем мира.
  Кто совершенней, Бог или разум? Вряд ли последний. Он ограничен. Он, чтоб закрыть путь к Богу, создал препятствия из моральных плутней. Вывод: мораль - путь падших.
  
  79
  Значимость суффикса. Русь не терпит фамилий на '-ов' и '-ев' за мягкость. Правил Романов - свергли. Но появились люди на '-ин', Русь смяли и обротали: Ленин и Сталин. Приободрилась Русь под стальным стрекалом!
  Сталин скончался. Сунулся Маленков, сорвался. Вышли Хрущёв да Брежнев. И расхрабрилась Русь, обнаглела, скурвилась, предъявлять решилась. Тут бы ей '-ина' - ан вылез снова '-ов', Андропов, но бесполезно...
  '-ко' встрял случайно, то есть Черненко. Выскочил '-ов', Горбач; только зря он тщился: Русь, на '-ов' хáркая, приобщилась к '-ину', лёгши под Ельцина, от кого пошла вздрюченной, обездоленной пó свету, но зато счастливая, что нашла паханá, кой, зная Русь, подарил ей '-ина'. Снова Русь крепнет, строится взводно, как было прежде, вновь кричит здравицы с одобрямсами.
  Нет, беда не в политике с экономикой, что, мол, лопнули и страна в коллапсе. Тут дело проще: Русь жаждет '-ина'. Славься, Русь, и цвети! Возьмётся '-ов' - ты гони '-ов' в шею вплоть до Засранска!!
  
  80
  Об элоквентах. Языкоблудие - признак плоскости мысли и мелкоты её. Ведь глубины смутны; их язык сумрачен; враз о них не скажешь. Все краснобаи, значит, морочат нас, разъясняя нам, чтó не может быть ясным, и этим самым кличут нас к бедам как провоканты.
  
  81
  Русский тип на Тверской. Шли люди, разные венгры. Ярость напала, я зашагал к ним. Что, неряшливый? Но я здесь на своей земле! - возбудились мысли. Я здесь, в России, странной, блаженной, нам воспретившей культы маммоны! Вспомнилось, что есть русские, кто клянут заморщину, но заимствуют чуждый быт, точно тот не следствие чуждых принципов, точно внешне быть кем-то не означает, что ты внутри как он. Но что я из себя являю, пусть неудачливый, надмевался я, - за тем русскость и право гордо здесь нынче шествовать. Чудилось, когда шёл на них, респектабельных и ухоженных, словно русского выше нет к хренам, словно я несусветно, непревзойдённо прав! Пусть Фиджи, 'бентли', пентхаус не про таких, как я, но под ними - моя земля! пращур мой здесь владел! - я мыслил в жажде явить им смутное и неясное самому себе, но громадное и несметное, вдохновенное до восторга, это ужо вам!!!
  
  82
  Частность и общность. В книгах Арсеньева так подмечен любой, даже жалкий клок Уссурийского края: речка, утёс, ключ, сопка, старица, ручеёк, склон, бухта, тропка, угодье, лес и долина, - что я влюбился в частности мира больше, чем в зиккурат мировой культуры, видя в последнем лишь обобщение, усреднение и подгон под один ранжир всех уников и подробностей.
  
  83
  Проявился вдруг импульс к женщинам, интерес к ним. И я подглядывал в стёкла бани вместе с друзьями. Но не отличное там влекло меня, как покажется, что смотрел я груди. Я их боялся. Женскость пугала. Старшие прогоняли нас и близ окон зло рукоблудили. Перепачканный снег ел пёс...
  Цинично?
  Вспомнить мораль - я жуток. Но это ложь. Ведь цель: превзойдя 'сей мир', впасть в новый, где Суламифи, Грайи, Венеры дивны не этикой и ей верной эстетикой, а проектом Бога. Чтó мнят прекрасным, в истине страшно; чтó мнят нормальным - в истине грешно. Вы некрасивы? Люди не правы, мысля вас фоном при Нефертити. Лишь потесни мораль - и ты сразу нимфа, фея, богиня!
  Ибо зачем мы? Глянь на младенцев: девочка кроха - вульва огромна. Девочка в Боге только вагина. То же и мальчик - разве что фаллос. Прочее - мóрок, как бы надстройка. Это признавши, станем как боги. В древности секта жриц-проституток в храмах Кибелы яро шептала: 'Фаллос, войди в меня! Я разверстая!' - и мир таял.
  
  84
  Мы сверх суждений, к нам относимых.
  
  85
  Люди мнят правдой только чтó пережили. Не пережитое им как ложь. Отсюда им нет эдема, ни первородного преступления, ни Христа нет с Истиной. Что же есть для них? Церковь, власть, здравомыслие, тупость, лень, гаррипоттерство, мишура и, в конце концов, смерть. Смерть вечная. Ведь не то что Христа с 'вечной жизнью', но даже Ницше люди мнят чокнутым, звавшим к 'вечному возвращению'.
  
  86
  Сослагательность. Реализм, увлекающий мир в бездну, в крик кричит, что история, мол, не ведает сослагательной яви. Это неправильно. Надо чувствовать, мыслить, жить в сослагательном наклонении.
  Сослагательность есть континуум, искорёженный разумом. Сослагательность есть реальней всякой истории потому хотя б, что в ней нужное. В ней - тот дух Христа, где убогие счастливы и где волк и ягнёнок будут жить вместе (Ис. 11, 6). Так. Или - или...
  Ну, а отсюда тест христианам, и тест коварный: либо Христос обман - либо 'мир сей', взросший разумно, без сослагательств.
  
  87
  М-Ж полярность. Мир грехопадный - это мир ценностей как мир домыслов о 'добре' и о 'зле', где владычит разум с дочерью этикой. Данный мир создал М (мужчина). И вся культура рубенс-ван даммов в целом мужская. Ж - дочь эдема, женскому ближе прежний Бог. Но мужчина сменил богов; вместо Гей стали Зевсы, а вместо Евы - Пигмалионы, что обратили мёртвую глину, как утверждают, в женщину.
  Фрейд считал, Ж завидует пенису и ему подражает 'недо-мужчиной', хочет того же, что и мужчина. Нет отнюдь. Она хочет назад, в эдем, хочет вбить гордый фрейдовский 'пенис' в почвы поглубже, чтоб, в свою очередь, претворять не умыслы, но любовь, претворять не мужской грехопадный тип человечества, но тип райский. Пол не в паху у нас, он в сознании. 'Эрогенная зона женщины - её мозг', Минелли.
  Сгинул лик Евы - сделался образ, созданный мнением о прекрасном, названный 'woman'... Не об Адаме речь, тыщу лет вырубавшем рай; не о внуках его, столь древних, что стали мифом. Их грехопадный пыл свёлся в скепсис, в мудрый цинизм о женщинах: могут только рожать, сношаться, делать что велено. По исламу Ж как бы 'тень мужчины'. Ницше изрёк в сердцах, что Ж 'кошки' и что у них, мол, 'женский маразм' во всём. Шопенгауэр вторил: Ж суть 'гусыни'. Ж - смерть разумному, говорят философы, гроб мышлению, тормоз мысли; Ж манят в дикость, будучи свалкою всех страстей. М благий - Ж нечестива. Место ей, типа, лишь в гинекее или в гареме, за занавеской. Пусть бы являлась влить в себя семя - и исчезала. Встарь на соборе (585 г. Р. Х.) спорили, 'человек' ли Ж. Наивысшая ложь мужского - принципы и доктрины - учат:
  Ж есть ближайшее для М 'злое'.
  М зиждит 'космос' ('строй' и 'порядок') - Ж ладит 'хаос', или 'расстройство'.
  М положителен, добр, культурен - Ж негативна, зла и дика.
  М светел, супер-активен - Ж неактивна и несветла, туманна.
  М прогрессивен - Ж регрессивна.
  Женское, М считает, празднует пагубных, разрушительных, злых аморфных мерклых богинь, настроенных против 'доброго', 'прогрессивного', 'светлого'. Порождает чудовищ Гея (Теллус); хеттская Ма пьёт кровь; Кибела тимпанит в оргиях; Кали требует человеческих жертв; а Áнгрбода - матерь монстров. Дéвана ест отца, став львицей.
  Ж угрожает - М с ним воюет, так, что он Еву-'Жизнь', - безмерную неохватную Жизнь, - свёл в трубку, чтобы использовать. Вульвы с чётким параметром в стиле Барби - вот идеальный пенисный мир. Жизнь-трубка для познавательных частых фрикций - вот весь М-'космос', 'строй' и 'порядок'. 'Добрый' М, оскоблив эдем бритвой домыслов, возомнил стружку 'хаосом' и винит в том женщин. Он вместо рая выстроил дом, где пьёт, одурев от рассудочных дел своих.
  В женском М видит хаос. Это мужскими 'светлыми' мыслями Ж изолганы. М-идеями исказился мир, ибо Ж, став рабыней М, порождает плоть в лад идеям. М очень долго, тысячелетия, браковал ген рая ради подобного его смыслам, сделав Венер: Милосских, а равно Книдских. Рай назван хаосом, зло - добром, негатив - позитивом, истина - ложью, прелесть - уродством. М есть враг райского. В мире М всё есть ложь. Зло для М - для Ж доброе. Ложь для М - для Ж истина. М для Ж значит смерть.
  Достаточно. М разводит Милосских, Ж в ответ - Виллендорфских дев, нужных Богу и раю, а не мужским сюжетам.
  
  88
  Как стать бессмертным. Так как мораль - свод правил, то нудит видеть, лишь чтó позволит. Вывод: моральный мир - неполный, он только часть вселенной. Много в моральный мир не вошло: в нём даже любовь моральна, - стало быть, неполна. И вправду, разве полна любовь с нравственным 'добрым' некто, ведь в этом случае отсеклось запретное, что сочлось безнравственным. А его что, грех любить? Нет, не грех, но в пользу. Далее спросим: может неполная, ограниченная любовь-соитие сеять полную безграничную жизнь? Не может.
  Вот потому-то мы умираем. Эрос, суммируем, ключ не только к целостной жизни, но также к Жизни как таковой. Фильтр в эросе, вроде этики, возбранил бессмертие. Имморальность же - гид в безбрежность мер и возможностей.
  
  89
  Здесь - нудные, скрупулёзные, в русле странных задач наррации с препирательствами с самим собой, с миром, с обществом, также с Богом, с Кем я, наверное, спорю с юности и достиг пределов. Кой прок в словах, твердят, в self-blame-стве? что спорить с Богом? надо быть цельным, надо в реальность-де; человек ведь творец, ура! нужно действовать! скажем, в блоге пиарить кошко-корм 'Вискас', тени от 'Avon' либо идеи: Рассела, церкви, Трампа, едросов.
  Проще, конечно, взяв свечку в храме, яро креститься, веруя не в Христа, - в себя, хорошего. Проще, жуля в политике и ловча в экономике, прилагая к ней тайный свой интерес, витийствовать, что рьяно служишь 'народу', кой всегда только фон, органика в твой розарий. Проще, стеная: 'Пусть я умру, но Россия вечна!', - знать, что умрёшь-таки в частном лондоне (а не в общей мгле), заработанном ловким промыслом.
  Я иной, зритель сгинувших пéрмей, мемфисских стел, драконов и аргонавтов. Вот что я знаю: Богу плевать на нас, на всех. Бог против антропоморфных, что созидают мир от корысти. Он всё разрушит. Он ждёт в пустыне всех нас заблудших. Боже, помилуй!
  
  90
  Понял, как истина возникает. Промельком. Без того чтоб корпеть над ней в философских трудах и в диспутах. Включишь радио, там фрагмент из романа, - не Достоевского и Толстого с их геморроями, а кисель про Рэмси, главного менеджера, кто девушек-продавщиц "не щиплет, в отличие от поганца Джека"... Вот ведь задача! В чём её цели? Отповедь щупать девушек? Или девушкам нужно, дабы их щупали? Здесь, скорей, идеал предстал - грёзы девьей моральной 'чистой любви', решившей, будто мужчина, чтоб щупать девушек, должен брать их в жёны.
  
  91
  Мы живём так, как мыслим. Если воюем и убиваем, лжём, подличаем - то мыслим войну, смерть, подлости больше, чем остальное. Рознь - в сущности человека, в мыслях его, в воззрениях, в утверждении зла с добром. Человек есть лицо войны, её форма и претворенье.
  
  92
  Что меня манит странное? Взять 'добро' или 'зло'. Что 'зло-добро'? Я видел их? Нет, не видел их, пусть их видели все. На шоу, несть им числа, и в буднях с пеной у рта доказывают 'добро' своё и готовы внушать его оппонентам (ясно что 'злым') насилием (см. 'добро с кулаками'). Ишь ты, запал какой! Для чего битвы с призраком? Ведь сказала патристика, что 'зла' нет как сущности. 'Зло' не есть самосуще - вот лейтмотив её. 'Зло' есть как бы нехватка меры 'добра', указано.
  Но его, кстати, тоже нет; есть выдумки. Бог, источник патристики, чтó сказал: что на свете всё 'хорошо' (Быт. 1, 31); Бог запретил знать 'зло' и 'добро' вообще.
  Их нет. Совсем. Ни 'зла', ни 'добра'. Есть данность. И поразительно, что, забыв её, люди бьются за домыслы относительно 'зла' с 'добром' и за их наличие.
  
  93
  Мир гниёт и в нём нет надежд. Мир пора отрицать. Ницшеанства мало! Нам коренной, титанический слом бы! Гуннов каких-нибудь и вандалов! Нам коренную Россию бы! Недоделали. В результате - вещное счастье, будь оно проклято... Может, чушь всё: Русь, мессианство? Может, важнейшее - сикль библейский? Рубль, йена, доллар?
  
  94
  Наша особость. Мы вовне всех. Мы так живём, точно видели истину и ничто вокруг нам уже не в пример. Мы истину видели? Где? в Евангельи? Много там о любви, прощении и незлобии. Но ведь мир-то иной. Иное всё. Как нам жить, чтоб и Богу польстить, и миру, если Бог "не от мира"? Мы частью душ в раю остались; значит, судить должны от райского. Но нельзя судить: Бог изгнал прародителей за суд истины познаванием 'зла'/'добра'. Христос велел не судить опять-таки... Он велеть-то велел - да сгинул.
  
  95
  Всяк ценен в мере, в коей заслуживает знак вечности. Парафраз из Ницше.
  
  96
  Реминисценции. Я не сплю с Рождества, - с него не живу по-прежнему... Что испытывал Бог, быв вечно (стало быть, и до Собственного Рождества, как я до болезни) и изменивший вдруг Сам Себя входом в мир, как я изменён болезнью? Он появлялся в мир, когда я уходил. Рождался судить мир - я судил его вырождением. Мы поэтому родились день в день: Бог в зло - а я вон из зла (что, в истину?). И вот в этом миру, из какого сгину, где прожил много, я, как младенец, не разумею вдруг ничего почти, ни к чему не могу приложить свой опыт. И до-рождественского меня не выполоть с ходу новому, кем я стал.
  
  97
  Возьми сикль! Не посылается лишь тебе. Жизнь, шанс проявить себя, синекура щедрая выпадает всем. Один других упреждает. Раз, третий, пятый взял кто-то первым - и олигарх стал. Прочие? Их беда: ведь давалось на равных, подсуетились бы... Подыми я сикль - и моя жизнь не так пошла бы: а как я бедствовал, то от худшего к лучшему; взбогател бы вдруг, преисполнился целями. Я не поднял сикль, не поднял... Да, мы такие: род мой, дед, прадеды. В нас - заскок слыть духовными, бескорыстными, с принципами, мол, этики, хоть нам жутко потребны доллары, и поболее. Масса их нам нужна! и собственность: мы хотим быть чиновными и имущими. Но мы страшно больны, род догм о 'добре' и о 'зле', о 'нравственном'. В результате - нищи.
  
  98
  Если я как бы жив на вид, то затем что думаю, то бишь мысль творю; вне её отсутствую, как мёртвый. И не болезнь казнит, - я мёртв, раз сил и желаний нет. Нет - чувств... Умел ли я жить вообще? Я в стадии перетянутых струн, лишь лопнуть... Так, во фрустрации стережа смерть тела, мыслями я играл в жизнь, тщился, что ещё жив-де. Ёрничал. Я вник в тайну, что и не жить возможно, быть неживым почти - а и будто бы жить притом, стоит лишь сознавать. Вник в рознь, в усобицу жизни с разумом: мёртв, я тягостно в мысли жив. Мысль даже мощней в больном. Задуматься: а не мысль ли вирус, кой, паразитствуя на живом, жизнь губит? Вспомнится детство в роскоши чувств - и видится: ты не жив вполне, а лишь есмь умом. Столь чужда мысль жизни, паразитична, что появляется, лишь пожрав часть жизни. Попросту, мысль мертвит; 'разумный', стало быть, выбор - страшен. Да и Сам Бог, клянясь: 'Аз Жизнь для вас', - Бог, в Кого лишь верить, ибо абсурден, Сам уводит из разума, постижим лишь тайной. Следует вывод: мысли - безжизненны? Полумертвие, значит, впору звать homo sapiens?! Кто внедрил мысль в жизнь, инфекцию ввёл в неё?
  
  99
  Мысль. Христос был гносеологией с онтологией. Христианство - душевная терапия.
  
  100
  Нравы за гробом. Плебс, добродетельный, благонравный, твёрдо держащийся догм и норм, - то есть спёртый моральным грузом, - думает о бессмертии? Вот те на! Законфузится он в бессмертии, покраснеет и со стыда сгорит: там ведь жуть порочно! Все там раздетые, обнажённые до своих тайных мест. Там высшие моют низших, пигалиц чтят как старцев, извергов ценят, в умных плюются. Шлюхи там - лучше девственниц, а Иуда в славе. Там нравы Бога, а не людские.
  
  101
  Странности русских. Нет, никакой народ не участлив к вышнему, не охоч до грёзы встроить миф в жизнь, не распахнут для бездн, как русские! В нас неразвитость в преимущество неких тайн (взять лейбницев, чистопробный их интеллект, вещающий о сверхумной броской абстракции, то итог - в буржуазном пошлом уюте); если точнее, для постижения неких тайностей и сквозь них испытания всех идей житьём-бытьём на пределе, как бы не тут уже, чтоб энергия направлялась не к заурядным шесть минус два четыре или к учёным тезисам Гегеля (сим 'духовностям'), нет, но к сфинксовым откровениям, отчего племя русских как бы юродиво.
  Мы враг западной деловитости и восточной недвижности. Мы являем им, что не это суть, что оно зря, попусту, что не техникой и традицией делать жизнь, не Эйнштейном с Буддой, что это - к гибели и что жить без машин/карм лучше. Мы всё изведали: Вавилон творили, вырвались в космос, вызнали, из чего мы, атомы пользуем...
  Но БОЛЬНЫ И УМРЁМ.
  Нам, русским, ваше не нужно.
  Нам нужна жизнь. Жизнь Вечная.
  Скуден разум наш - велика инаковость. Мы чужие миру. Мы в ожидании, потому юродствуем. Мы в делах апатичные и нас трогает, лишь к чему мы призваны. И мы ждём, не издаст ли клич, чтó нас наняло в изначальных давностях, чьи мы духом, нервом и плотью. Да, мы бездельны, а если дельны, то лишь во вред себе, ибо ведаем ложь деяния и что мелко и пагубно жить в делах. Пусть, пусть их работают, чтоб нажить капитал и чваниться; в этом Смысл Мировой! Пусть все юдо-англо-галло-саксонского рода-племени, наставляющие жить правильно и нормально-де, холят Смысл Мировой - мы явим им, чтó такое их принципы, воплощая те до конца, где видно, что - ничего в них нет. Нет жизни; есть лишь мираж её... И от тяготы жить на грани, то есть нигде, от пошлости Мирового Смысла мы часто пьём, пьём дико, дабы избыть тоску.
  
  102
  Я замкнут на первородном грехе... Не модно? Вот вам научнее: отчего я зациклен на сломе разума, быть имевшем в Элизии, где Адам, скушав с древа познания зла/добра, сменил тренд знаний (гносеологию с онтологией)?
  Я захвачен этой проблемой, ибо хочу жить лучше.
  Ну, а для этого надо, двинувшись вспять, в рай, к древу познания, изрыгнуть там грех первородный. Я целю жить. Я верю: мы, съев плод знания зла/добра, скончались, как изъяснил Бог и повторил ап. Павел, что, мол, вошли в мир смерть, тлен, муки; все согрешили в предке Адаме.
  
  103
  Что я? Зачем я? Чтобы, по Хáйдеггеру, сегодня, в дни профанации в мировом масштабе, мыслить возвышенно - значит действовать самым подлинным, самым истинным образом, пусть на вид и бесплодным.
  
  104
  Сводне Сягузе. 'Умная', 'креативная'. Здраво мыслит, пишет про 'нравственность', про 'духовность', про 'идеалы' и про 'культуру', мол, в 'половых союзах'...
  Слышу про 'умную', 'креативную', сверх того и 'моральную', - рвёт меня! жду степного нашествия и стенания вульв под членом, брызжущим спермой и обдирающим с них 'культурность'! Мне бы неумных и незашоренных, что живут собой и берут, что в силах, не ожидая снятия шляп, любезностей, комплиментов, роз, уверений и романтической фальши, вовсе не нужной М, так и Ж в потаённой сущности... О, была одна! Я мог запросто подозвать её и молчать без чатов, рекомендуемых всеми своднями. Я мог просто сказать ей: ты не ахти, есть лучшие, - и она принимала всё без обид. Мог пить с ней, спать и ласкаться. С ней было вольно, и я общался без уверений, что, мол, люблю её. 'Мы имели друг друга не останавливаясь, зверьём в норе...' Это женщина. А других, учёных, - я их всех раком. Я так - культурных, благопристойных. Раком их лучше.
  Здесь, кстати, тайна. Знайте, религии, что нам дали мораль, - мужские. Иудаизм на женское шёл с враньём о 'нечистом' и с сегрегацией в синагогах. Сходно ислам с его паранджами. Плюс христианство с сим: 'муж глава жены' (ап. Павел). В общем и прочем следует вывод: женщины, что прельщают с умыслом, внявши сводням (вроде Сягузи), суть псевдо-женщины, ведь мораль, как разум, дело мужское; клитор их больше, вульва сдвигается на второй план, к анусу, отчего их ловчей брать сзади. Думаю, перво-женщина началась от вульвы, что и была лицом. Перво-женщина просто вульва. Эти же - клиторы, что мутирят в фаллосы. Для чего курьёзность, что, изощрившись в умственных ковах, сделалась фаллос? Их только раком.
  
  105
  Шельме дня А-ву/Взгляд на три даблъю. Мир таков, как он есть сейчас, из-за А-вов. Взял бы и бросил всё в сетевом виварии. Ан, мелькнёт дева-блонда да соловей споёт - и жить хочется. То бишь есть ещё формы, думаешь. Мир потёк, но раз формы есть - значит можно надеяться на его Revival.
  Сходно тексты от А-ва. Маешься в сводах глупых советов прытких актрисок, в зауми блогерш, лезущих в рейтинги, в адвертайзингах лифчиков... Вдруг мелькание: 'кэррилизм', 'апскейльный', 'Ницше', 'мимесис'... Может, талант в сетевом пространстве, мыслишь с надеждой? И будто веет блондовой девой, что украшает мир. И читаешь текст. Грамматично, изящно, стильно, занятно. Острые шутки: 'духless' cо 'срачем', 'фейсбук-вконтакте для звездо-пёздных', 'офис-планктоны', 'твиттер-фекалы'... ... Вдруг отчего-то - 'пень Достоевский с быдлоратурой'. И понимаешь: ларчик-то пуст, увы, лишь пластичность и гладкость, стильность и модность, а блондовитость в нём - тень от сгинувшей cущности, апокалипсный 'конь блед'. И постигаешь: всё, мир закончился и гордиться в нём нечем, коль Достоевский, мнением А-вa, - 'быдлоратура'. Тот Достоевский, кто, как и Ницше, духотворил.
  Что ж, равному ближе равное. Эти 'пёзды', 'планктоны', - что А-в клеймит по виду, но одержим сим, ибо иного не замечает, - нам как свидетельство, что кумиры А-ва тот же 'планктон' и 'пёзды', 'срач' и 'фекалы'; явно, и 'Духless', главная книга 'умного' быдла, духless которой - вождь верхоглядов уровня А-вa. 'Пёзды', 'планктоны', в том числе 'духless', - это суть то, с чем А-в вправе вести борение. Достоевского - зря сюда. Он чужой духless-пёздо-планктонной низменной мысли: сколько та в мир ни гадит - ей не засрать его.
  
  106
  Кретовой М.
  Будь со мной!
  Не хочешь?..
  Что же тут поделать?
  Помертвели очи
  на лице из мела,
  опустились плечи,
  голова повисла,
  смутны стали речи,
  тёмны стали мысли.
  Путь любви священен,
  и её не судят...
  Попрошу прощенья,
  да пойду безлюдьем.
  За глухою дверцей
  вековой разлуки
  отстрадает сердце,
  отпылают муки.
  
  107
  Страны, где мы живём. Есть страны, где неприлично быть почитаемым, значимым. Потому-то Исайя бегал обросший, голый по городу. Потому-то Христос пропал в своих. Потому-то Антоний скрылся в пустыню, а Симеон, что Столпник, тридцать семь лет вис в небе... Может, есть страны, где неприлично быть вообще.
  
  108
  В визг нравственно-моралистский рупор вслед за хозяйкой - ханжеской властью! Вышли запреты на обнажённость. Пятна цензуры - на аморальной-де части мира. Свинским туманом 'дум об устоях' крыты Скотт, Фидий и Достоевский, также Булгаков, как аморальные. Это принято 'взлётом духа', 'нравственных принципов' и 'высоких чаяний', вдруг достигнутых наконец в России. Падшей ментальностью правят мерзости, ей присущие: страсть к наживе, чёрная зависть, злоба к свободному, безответственность, властолюбие, алчность, наглость, развратность, лживость с холуйством и ограниченность. Строят общество, где фальшивое свято, Божие гадко. Вот и выходит: властные - нравственны, Достоевский и Фидий - из аморальных; а вместо Бога - Дума Святая с Роснравнадзором... Гон на гигантов гномов.
  
  109
  Тёсаный разумом. Человек не имеет свойств быстроты и хватки, как у животных. Значит, выходит, он не имел их? Универсальному существу - точней, человеку - впору все свойства, что и доказывают спортсмены. Мы растеряли их, как многое: прозорливое зрение, остроту обоняния, сверхчувствительную тактильность и крепость мускулов. У зверей между ними и миром нет медиатора, и их связи действенней, непосредственней. А у нас между нами и экстернальным вклинился разум; прежде чем внешнее впустят внутрь наших 'личностей', он фильтрует перцепты; мы же бездействуем в ожидании санкций. Так суждено нам: после сжирания плода знания зла с добром прежде делать оценки, далее - действовать (а возможно, не действовать). Пока разум судил-рядил, свойства прочие гибли. Сам человек, де-факто, и в самоё себе, и в мире стёр очень многое как ненужное. Род людской - плод лимитов, ограничений, норм, рамок, вето, и он лавирует между Сциллой 'годного' и Харибдой 'вредного', - чтоб творить механизмы, что покорят его и добьют в щелях, в кои он утолкал себя.
  
  110
  Человек распался, как и постиг буддизм. В целом, нет его. Что есть? Женщины и мужчины, лётчики, воры, няни, банкиры. Есть только функции, человека нет... Плюс хамы есть и пророки, хваты и трусы... Трусы особенно... Этих много, - тех, кто, страшась свобод, холит разум, кой озабочен только себя хранить.
  
  111
  Аллегория
  Мчи, мой котик, беги
  в воле четырёхлапой!
  Дни твои недолги:
  солнце спешит на запад.
  
  Мчи по вешней траве
  вперегонки с судьбою!
  "Ё" идёт после "е" -
  рок идёт за тобою.
  
  Светел радужный луг,
  солнце сияет лихо!
  Но, замыкая круг,
  радость уходит тихо...
  
  А пока хвост - трубой!
  Цапки-царапки востры!
  Котик занят игрой,
  мир его - райский остров.
  
  112
  Частное в общем. Будь уникален, неповторим в сём мире, дабы дать новое. А 'возвысишься', как лжёт этика, над своей единичностью ради общего - станешь 'некаким'. Пробытуешь 'моральную', 'образцовую' жизнь, - приметную, может, и с госнаградами, - но останешься 'человеком вообще', ничтожеством, лишним Богу и дьяволу, про каких известно: незаменимых нет. Рождённый с личностным голосом, ты впихнул его в хор, величащий пошлых идолов.
  
  113
  Путь в элиту. Впал мне Иаков, самокопательный патриарх, похитивший первородство, с 'Некто' боровшийся и Его, это 'Некто', рекшее, что Оно, дескать, Бог, поправший, так что в итоге 'Некто' признало: коль сладил с Богом - с людством тем паче. Важно не то отнюдь, что народ иудейский выкрал-де первенство. Мне не смачные древности суть важны, а довод, что, бросив Бога, выиграть можно. Это лицензия на бой с совестью, либо зряшной, либо чрезмерной мне (чересчур-де Его, моралиста Бога, в виде нотаций и поучений). Надо дерзать, чхав в Бога, дабы стать избранным.
  
  114
  Литература как инстаграм? Чем дальше, тем я уверенней в мутной жалкой моллюсковой лит. возне вокруг.
  
  115
  Большинство афоризмов дышат не истиной, а цинизмом, пошлостью, чванством, плюс самомнением, эгоизмом и остальным подобным.
  
  116
  Чтó это: с шапкой снега каждой зимою, либо встающее из трав летом с зонтиком от ненастья, с óкулами смотреть вокруг и с подобием рта? Что радо, если в нём в ливень прячутся мошки, в холод - полёвки или в зной - жабы? Что чуть не счáстливо, если в нём вдруг я? Вхожу в него, и оно от чувств светится. Что это? Дом. Дом предков. Бог его не творил - напротив, мнил обездолить нас. Дом стал гаванью в море Божьего гнева, движимым раем, в коем свыкались мы с бытием без Бога. Да, можно бросить дом, сжечь, сломать и продать его - с тем, однако, чтоб искать новый. Как, зачем старинные стены, окна да печь, что прёт из почв и уходит в крышу, и потолочные с половичными доски - животворят, лелеют дух, придают энергию, укрепляют в замыслах, сохраняют лучшее, что я пережил? Отчего, в обрат, дом жив мной, ибо я его чувствую, если мы с ним порознь и он пуст, тень рая, в мареве августа, под ноябрьской моросью, под февральской вьюгою?.. Где-то стукнуло... Филин? Мыши?.. Дом, поглотив нас, поднял флаг радости, и на пир стеклись гости. Он не провидит, что будет вновь один. Кровь, качнувшая жилы, станет и радость сникнет. Пусть он нас любит - он дом наездов, кой согревают, чтоб после выстудить, наполняют, чтоб после бросить, холят, чтоб позабыть. Он место для беглой встречи, долгой разлуки, краткого счастья, комканых празднеств, горькой надежды, сирой приязни и безответной, скорбной любви... Я встал к стене, сплошь влажной. Что, конденсат? - плод сред, бесчувственной стылой каменной и воздушной, тёплой от печки? Не конденсат, нет. Отчий дом плачет.
  
  117
  Он вывез девушку из таджикского кишлака Нармахо и демонстрировал, как она, гружёная, волоклась за ним как носильщица, а когда обращался к ней, она падала ниц прилюдно. Он называл это всё - 'театр'.
  Факт делает вклад в теорию, что наш мир есть мужской по сути; Ж в нём - прислуга. Женское тело, женские мысли - следствие умыслов относительно женского. Но и женская самоё 'природа' - дело идеи.
  Женское и мужское - не биология, а искусственный акт. Отсюда, патриархат превратен. Пол-человечества стало вроде обёртки члена. Время разрушить пол, о чём Павел рек, что, мол, здесь вся 'тайна' (Еф. 5, 32).
  Мир - сексуален (т. е. делён на пóлы). Рай - эротичен.
  
  118
  Про эволюцию и другое. Есть 'корточкисты' - те, кто справляет нужды на корточках (Лао Шэ). 'Приседающие' - используют стульчаки. Последние могут к вам не приехать, если нет стульчака. Не вы интересны (или не столь важны), а условия отправления нужд, в чём явный прогресс 'разумного' homo sapiens.
  
  119
  Он признался в любви любимой, что с ним рассталась. Впредь он боялся слов о любви. Слова прекратили что-либо значить.
  
  120
  Мёртвый живой. Понял, чтó я искал всю жизнь, почему чужд миру. Я жил в России 'социализма', а это значило, что я должен был помнить перечень всех вождей и съездов с их 'историческими программами', плакать, вспомнив о Ленине, славить день Октября на праздниках. Я был должен вести себя скромно и представляться в скромной одежде (раз декан отчитал даму-препода за причёску вкупе за брюки в брючном костюме), стричься стандартно, мыслить 'идейно'. Плюс гнёт семейный. 'Добрый' отец мог вдруг оскорбить меня. Я отвык отдаваться радостным чувствам, зная, что кто являет как бы любовь к тебе - через час тебя бьёт, а лозунги, что-де 'самое дорогое есть человек' - фальшивые. Потому я искал всю жизнь лишь свобод, хоть кажется, что разыскивал знаний. Но я искал их, чтоб знать свободу - мыслей, чувств, плоти... Понят я не был. Люди боятся вольной свободы, вник Достоевский. Людям дай сытость дрёмных условий. С этими целями создан бог людей - бог морали, кой гарантирует тишь да гладь вплоть до глянца ликов и полированного надгробья. Но есть Живой Бог, странный. Бог Этот требует беспокойств, мук, тягот и небывалых дел. Он от нас ждёт чуда. Жить с Этим Богом - жить в вечных войнах с миром, с родными да и с собою. Но я искал всю жизнь вот такого Бога - Бога Живого. Бог Этот значит: всё-всё возможно. (Чужд я живущим, ибо был должен сгинуть в утробе; се был план Бога. С той поры наблюдаю мир издалёка, из эмпиреев, ибо для Бога я жив условно, вне Его воли. Телом я здесь - душой я давно in aliis mundi).
  
  121
  Жил некогда в Тульской области. На двадцатом году реформ рынок города опустел. Торговцам был установлен сбор за любой метр почвы под их товары. Меленький бизнес в день заработает пару тысяч - их и отдай за сбор. Рынок пал в подтверждение, что у нас время власти наглой, циничной и неумелой и в доказательство новых порций глумления в добавление к 'ваучеру' как твоей 'личной доли в нац. достоянии', обернувшейся воздухом, да к раздаче крестьянам бывших колхозов псевдо-наделов, также к Платошкину, обвинившему власть и севшему.
  Строй сатрапов и черни, радой подачкам.
  
  122
  Ясность неясного. Привела чему к путному здравомыслая ясная схоластическая традиция вплоть до Маркса, всё объяснявшая, предлагавшая догмы, чёткие, точные, ладно строгой науке? Коль привела - к ужасным, часто поставленным на конвейер казням конфессий, классов и наций, к прессингу жизни. Ведь под любой такой здравой догмой - рваческий интерес.
  Рассудок и жизнь - противники.
  Здравомыслы не ищут 'самого важного', что за мглой очевидностей. Это ищут безумцы: ницше, чжуанцзы и диогены. Их говор смутен, что объяснимо: как дать неясное? Всё в них странно, безмерно, феноменально; всё в них обратное, не как в разуме. В них известные дважды два - солома, зло в них - как благо, ну, а чтó есть - отсутствует, а имеется, чтó немыслимо.
  По пословице: верь глазам своим, - редко кто соглашается в здравой памяти и рассудке выйти из яви в области смутного: дескать, там всё ненужное, то, что пройдено в мифах и взято в скобки ради забвения. Но приходит миг - и мы все туда следуем, в это смутное. И находим: в смутном нет ужасов, да и тьмы нет. Там как раз - главное, что гнела и что прятала ясность точных наук, власть правил, стадных понятий и респектабельных постулатов. Вдруг понимаешь горькую просьбу св. Терезы: 'Мук, Господи, или гибели'.
  
  123
  Почему это Бог дал мудрость лишь размножаться, мудростью же любить - обнёс? Как сделано, что 'сей мир' стал ужасом, где отец и мать погребают чадо? Нам за Адама месть? Первородный-де грех? Бог правит нас? Но Бог может воскликнуть: БУДЬ! - зло сгинет. Или Он бросил нас, вникших в 'зло' с 'добром'? Чаша полнится... Бог, пребудь со мной! Или, может, Ты не рассчитывал на нас всех, Бог 'избранных', похваляются иудеи? И наши беды вдруг - к счастью избранным?
  
  124
  Ницше возвысил нас "волей к власти", дабы подставить "вечному возвращению".
  
  125
  Я - юродивый, мыслящий, делающий некстати. Вид мой тревожит: я не могу скрыть боли от восприятия 'сего мира' как буффонады. Я в изумлении, что все бьются за вздор и счастливы, что желают никчёмного: славы, благ, комфорта. Взять хоть культуру, столь вознесённую и почтённую в массах в качестве высших дел человека, - сколь ни пытался, но я не мог читать Мережковского с его играми в мудрость, сходно Монтеня и им подобных, занятых умствием вместо жизни. Так и 'Кармен' Бизе отдавала мне пошлостью, а 'святой' Рафаэль - гламуром. Блеск сих кумиров тускл и неверен, и, несмотря на талант их, это профаны и продуценты броских трюизмов. Тот, кто считает рухлядь культуры высшею ценностью и кто видит покров, не сущность, - истин не скажет. Коль Мережковский (нынче вот Веллер, может, случайно?) отождествляет Кунцзы и Лаоцзы, то единственный вывод: в них пыл учить мир, критиковать его, с тем чтоб слыть в нём доками. Я не мог принять сих 'духовных' вшей с их пошлостью и не мог таить к ним брезгливости. Я всегда искал, чтó за видимым, шёл за рамки. Мне образцом был столпник, кой сорок лет вис в небе над ойкуменой, или Плоти́н-философ, кой пел Единое, или Ницше, ищущий Истину. Ведь ничто в 'сём миру' не стóит, дабы ценить его, и всё следует сжечь для горнего, куда надо стремиться, мыслил я. Но - ошибся.
  По христианству, род людской сам себя не спасёт, увы, а спасёт его Бог. Поэтому люди подличают, паскудят, жрут, пьют и гадствуют, серут в высшее, полагая: дастся само-де. То есть, выходит, я юрод дважды: перед людьми юрод, ибо ставлю их низко, и перед Богом, ибо стремлюсь к Тому, Кто меня в Свой час Сам возьмёт.
  
  126
  Доказательство Божьего бытия. 'Маяк', что из радиостанции стал потатчиком пошлым вкусам, в лад новым 'рыночным'-де запросам (хочет народ что проще, бахов не хочет; 'выше колена ниже пупка дырка такая влезет рука ха-ха это что друзья?', - вот какие шарады на 'Маяке' обыденны), так по этому 'Маяку' ведущая, в стиле штатовской Опры, что-то чирикала, вдруг сказала: 'Пять минут музыки'. И пошла смесь грома, стуков да выкриков.
  Что есть музыка: балаган, фиглярство? или же изгнанный на задворки Моцарт? Вот вопрос.
  Дальше: что человек? Этичнее: кто есть более человек: фан шума или фан Моцарта? Оба суть человеки? Может. Но, разумеется, у них разные музыки, вкусы, принципы, сообразно сущность. Ищем пришельцев? - вот, они рядом! Нет в мире более непохожего друг на друга, чем индивиды. А отчего так - выяснил Дарвин.
  Прежде считали: люди от Бога. Но! вдруг наука, мать точных знаний, в Дарвине вызнала, что имела быть эволюция: от сгущений белка, этапно, через мартышек, сладился homo, homo разумный. Что ж, довод весок. Массовый разум, любящий веское, нас повёл взахлёб от приматов. И, коль заводят речи о Боге как о Творце, вмиг массовый образованный, окультуренный мозг ехидствует. Ибо ведает: всё от длительной эволюции от простейшего к сложному. То есть мы - макаки. И на здоровье! Жили бы мирно дети макаки с теми, кто дети Господа Бога.
  Нет. Парадокс как раз, что народ макак воспрепятствовал прочим в горнем наследстве; вроде бы знает, что 'Бога нет' по логике и что тот, кто Богов, как бы лукавит. Но, видно, нечто у обезьяньих чад чует разницу и, забыв про Дарвина и диктат науки, мыслит зазорным быть в обезьянах, но в то же время опровергает Божий ген в прочих.
  Се доказательство экзистенции Божией в том числе. Коль о Нём, в пику многим строгим наукам, есть соблазн, то Бог - есть.
  
  127
  У женщины пять детей; они, как все дети, универсальны и абсолютны; в них все потенции, все пути и могущества. Дети ангелы, но в делах неловки, как и все дети. Да и зачем им? В ком совершенство и абсолютность - тем делать что-либо нет нужды. Царям ли свидетельствовать свой статус? Дети, короче, были феноменом, обнимающим все возможности; но с годами стали конкретными: та - типичная менеджер по торговле зерном, тот - доктор, тот - полицейский, этот - водитель. Из абсолютных, универсальных стали конкретны, определённы, мастеровиты и - ограниченны. Но на что разменяли универсальность и абсолютность бывшие ангелы? На устроенность? На комфорт под солнцем? Факт показательный.
  
  128
  Из памяти. 'Было так - стало так...' Цитата. Смысл её мучает. В общем, некий Иван Ильич жил себе, ел, спал с дамами, рос карьерно и, заболев, скончался.
  Вот и со мной: был молод, а нынче нет; здоров был, а нынче хворый; рад был, днесь плачу. Се наша участь. Жизнь гаснет в скорбях. Все это знают, но утешают тех, кто близ смерти: дескать, надейся, и станет лучше... Нет. Будет хуже - хуже для всех. Смерть всех возьмёт непременно, и первый клич её - в первом в жизни несчастье, что к нам приходит. Кличам же несть числа. Беды травят жизнь, чтоб без мук сожалений, даже с охотой, мы её отдали.
  'Было так - стало так'... Строй мира. Необходимость.
  Пусть жизнь не истина, а бурлеск иллюзий, есть в ней есть моменты, что стоят вечности и мечты жить вечно. Но - не получится. Всё закончится. 'Было так - стало так'... Уйдёшь с тебе дорогим навечно.
  
  129
  Принят стандарт: М 'трахает', а Ж терпит. Акт, мол, естественный, и должно быть как есть. Ссылаются на природу, которая у корыстного прагматичного мозга пестунья зла.
  Когда Фрейд исследовал сексуальность как установку в целях господства, социум, оценив концепты о 'сублимации', 'вытеснениях', 'полиморфных', дескать, 'перверсиях', 'подсознании', 'эго', 'прегенитальности', резко выступил против мыслей Фрейда о сексуальном антагонизме как предумышленном, как основе устоев власти вообще. Тенденция всё сводить к промежности напрягала нравственность. Заподозрили, что Фрейд в старости (бес в ребро) впал в разврат.
  Вершит, созидает - разум, мнит человечество. Он творит культуру, цивилизацию. Секс, с Адама и Евы, служит познанию зла с добром - скрепок разума. Оттого постфрейдизм сбивал сексуальный пафос, выпятив социальное par exellence. Юнг, в аспекте непадкого на 'клубничку' критика, стал вдруг бóльший спец сексуального.
  Раз, в беседе про Фрейда, некто настаивал, что ему ближе Юнг, отвергший власть эроса в социальном действии. Юнг решил: миром правит не эрос, но 'коллективное бессознательное', 'архетипы'. Спросим же Юнга и с ним согласных, сделавших эрос лишь проходным двором в область вящего разума и этических прелестей: 'коллектив', носитель-де 'бессознательного', с небес низвергся? Что, он не чадо Евы с Адамом? Секс был в начале и все проблемы суть сексуальны прежде всего, лишь позже эти проблемы нравственны, политичны и социальны. Вывод: пока нас не было, 'архетипов' в нас, образцов 'вневременных априорных форм', не было. Предоставят нам 'архетипы' - Ева с Адамом, их отношения, сексуальный (бинарный, на оппозициях) взгляд на мир вокруг... Если только Карл Юнг не внук макаки.
  
  130
  Мысль Баопу-цзы. Я, заболел когда, разделил жизнь и внешнее, то есть то, что вокруг неё, ибо вник, что последнее не есть первое, что они в корне разное и нуждаются в разном: здесь власть, порядок и в воздух чепчики да закон 'дважды два четыре' - там прихоть, пакости, дурь, безóбразность. Но вот где жизнь сменяет внешнее, то бишь данность, чтó у них общее, как туда и обратно, из жизни в данность; также чтó истинней, - тут неясности. Легче быть имяреком, думая, что, пустяк вовне, я внутри себя мощен, славен, грозен и истинен. Здесь никто пускай - я всё в истине. Легче быть имяреком, если нет ясности, где наружное, а где жизнь per se и чтó сущей.
  
  131
  Явно, внемыслие выше разума. "Остановка ума" - верх знания. Ведь "могýщий в пиковом смысле, - Ницше заметил, - то есть творящий, вроде незнающих, а научным открытиям, как у Дарвина, даже в пользу их узость, сухость, рачительность". Философии начались с сомнения, с недовольства порядками и трактовками мира, сколько их ни было. Это значило философскую фронду вплоть до безумия. Плюс внесмыслие есть путь к новому.
  
  132
  Демократия пакостна, ибо лижет зад массам, что платят деньги. Массам потворствуя, демократия суживает, стесняет, гонит высокое, дерзновенное, так что жаждешь тирана, мощи какого были б под стать не вкусы подданных, но великое. Автократии Сталина оказались под стать Бахтин, Пастернак, Эйзенштейн. Демократии нынешней соответствуют воры, пьянь, скоморохи, теле-философы, плуты, свитские маршалы, кино-пошлости и гламурные кустари искусства.
  
  133
  Страшный грех - геноцид. Прощается он со временем? Или: можно его прощать? Нет, мнят евреи. Ловят нацистов и убивают их. Геноцид, по их мнению, вне границ сроков давности. Тем не менее, справедливости ради, следует филисти́́́млянам, асореям и енакимам, также хеттеям, иевусеям и хананеям (и ферезеям тож), истреблённым евреями, обвинить их в сходном же. Геноцид сроков давности не имеет. Фактов же масса, тем паче истинных и бесспорных, ибо все вписаны в Книгу Книг, в святой непреложнейший текст её (Втор. 12, 2-3; Втор. 13, 15-17; Втор. 20, 16-17; 1 Цар. 27, 9; Числ. 31, 7; Ис. 11, 10-11 и пр.).
  
  134
  Эротические рефлексии. Грёзы секса!.. В общем, секс прост: вход, фрикция и релакс. Естественно, можно тешиться, что проник, скажем, в доктора фил. наук, в ведущую ОРТ, в бомжиху там, в космонавтку. Можно похвастать: 'Ой, я актрису @х!!' Так и женщина может тешиться, что в ней фаллос член-корра, или полковника ФСБ, банкира... 'вау, меня САМ @х!!', - тешиться, но понять вдруг, что в тебя втиснулись влить семя. Весь антураж вокруг - дабы скрыть, как юзают для мужского, в целях мужского Жизнь, что в женщине. Так, в 'Красотках' (кинокартина), где речь о 'бимбо', девках-охотницах на мужчин, советуют, чтó носить, как действовать (типа всем рулит женское), но молчат, что играть предстоит по правилам, то есть в русле мужских представлений и догм о женском. Что же в тех правилах? Иерархия, по какой единственной в своём роде, неповторимейшей, надлежит занять миллиардное место. М есть система и иерархия. Сделай пластику, превращающую в модель с обложки, - и ты понравишься. Но какой ценой? Трансформацией в плагиат, увы. Вредно чтить модус мысли, что претворяет мир маскулинный, патриархатный мир. Исторический разум, в целом, мужской, истоки его - мужские. Ж-половине лучше не думать, лучше быть взбалмошной, безрассудной, шалой, капризной. И, коль такой быть трудно, даже опасно, в этом повинен лишь феминизм, уравнивающий Ж с М, не больше.
  Женские культы сламывали мужское. Жрицы Инанны слыли 'сакральными проститутками', ослаблявшими мозг в оргазмах. Женщина помнила, что она часть рая, сытившего и вбиравшего ВСЁ.
  Ж лучше иметь в виду, что род избранных 'сего мира', сильных, талантливых и богатых, то есть мужских по сути, будет презренным в самом конце времён, а род худших будет прославлен (сказано, что 'последние станут первыми' (Лук. 9, 48). Банк Грэхэма опозорен (донорство спермы для выведения высшей расы); 'фабрика гениев' обанкротилась: от продвинутых, гениальных М вышло мелкое.
  Предпочтение лучшего значит выбор мужского патриархатного 'сего мира', или, иначе, прежней реальности. Выбор худшего значит выбор эдемского, или женского. В мире худшее - в Боге лучшее. Нужно помнить: корень отдельных-де, независимых наших тел - эдем. Лишь помнить об этом есть форма битвы, в коей мы на мужских полях либо женских.
  В день торжеств бонапартов с ними мужской строй. Но на Голгофе с Христом - лишь женское.
  
  135
  Удручающий опыт. Слышал, у старцев 'пух за ушами'. Следовал вывод, что за ушами у седовласых якобы пух растёт. В реальности там не пух растёт, а там пух от верчений старого некто на изголовье из-за бессонниц.
  Горькие знания.
  
  136
  Вне сомнения, что 'блаженны нищие духом', им и бессмертие. Вне сомнения, много знать не нужно; вся мудрость мира - ложь перед Богом. Но, если сталось, что нас учили и набрались мы 'мудрости', что на деле не мудрость, как нам избыть её? Канты, энгельсы, юнги, лейбницы, их идеи - гиды к спасению, полагали мы. А они всего-навсего вожаки иллюзий, сквозь чащу коих следуем вспять, в Эдем.
  
  137
  "Философствовать - прозирать дно разума и мыслительных бездн". Ф. Ницше.
  
  138
  Славный Спиноза мнил, что его образ мыслей истинен, ибо строится алгеброй, по научному методу, значит он и людей трактует, словно квадраты, то есть бесспорно. Кто спорит с алгеброй? Безупречные, мнил Спиноза, как математика, его выводы истинны.
  По Шестову же, философии быть не впрок научной, лучше быть сумасшедшей. Он, вслед за Ницше, верил, что философия начинается, где закончен разум. Стало быть, все научные мнения, значит РАН-ские тоже, не философия.
  Философия - вещь о 'самом значительном', полагал Плоти́н, чего школьный, сáмотный, догматический, конъюнктурный, честолюбивый разум член-корров, полный земным, не ищет.
  Но - искать надо. Важно знать, чтó за гранями жизни, - там, где ничто, лжёт алгебра, а на деле нужное. Смерть - исходное алгебры и её дериват, к примеру. Позитивисты, - круг поверяющих мысли алгеброй, - бодро шутят, что, дескать, в 'сём миру' правомернее промышлять земным, вещественным, ну а там, на 'том свете', будь он, - 'том-светным'... Было б так! Человек - сын двух миров одноврéменно: земногорнее существо. Но многим сполна земного. Мне его мало, как и Плоти́ну. Мне изнурительно, душно, маетно и в степных просторах. Мы несвободны, если обходимся бытием; свободны, если идём к Инакому. Философия быть должна безумной и трансцендировать в непостижное. Там любой, чей ментал не увяз в земном, сыщет яви насущные и живые, вечные, как сыскал их Данте, - в том сыскал, чего как бы и нет, но что стало истинным.
  
  139
  Незнание. Нравится вид горящих трав с той поры, как некогда на Востоке видел пожарища, меркнущие близ вод. Я всматривался в их зеркало, я хотел понять, чтó стал огонь, почему смиряется на границе влаги. Видел же я там - себя. Я понял, что отражение позволяет видеть себя, что важно. Также я понял: если пал умирал у вод - отражаться вредно, даже фатально. То есть познание как рефлексия бытия есть смерть? Незнание живоносно?..
  
  140
  Всё, всё не так! Весной в тени и в оврагах надо бы таять грязным сугробам, полю - быть в гривах высохших трав и в щётках сухих кустарников. Так оно и случилось. Но под немеющей голой липой прянул вдруг Цвет - как радостный смех над сроками, над законом природы и страхом братьев, что ожидали тёплого мая цвесть безопасно. Ночью Цвет умер в инистом рубище. Но во мне он поверг закон свидетельством: Жизнь сильней закона. 'Как это так?' - гадал я долго и тщетно. Бог значит чудо, вдруг я подумал, - то есть безумие. Ибо всё в миру, что вовне закона, что восторгает нас и живит, - безумно.
  Честь ему!
  
  141
  Стиль Катулла
  Маня, лучшая из женщин,
  ты куда бежать решила?
  От любви ведь не спасёшься,
  Купидон тебя настигнет.
  Он власы твои расчешет
  для прекраснейшего мужа
  и стыдливого румянца
  на щеках твоих добавит;
  изваяет твои перси,
  словно две луканских розы,
  и пленительное лоно
  возожжёт огнём желаний.
  Застучит безумно сердце,
  ритм дыхания собьётся,
  и падёшь в мои объятья
  ты подрубленной лозою...
  Убежать весной решила
  от любви глупышка Маня.
  Посмотрите и посмейтесь
  над такой её уловкой!
  
  142
  Жалость к cats. Чрезмерная масса кошки, сравнительно с массой жертвы, есть компенсация за подрыв инстинкта в пользу приятельства с человеком. Львам предстоит зверьё равной или почти равной массы да и опасности: вепри, буйволы, аллигаторы. А вот кошкам, что на порядок больше добычи, - малые мышки. Ярость их одомашнилась, свёдшись к хобби. Горе бездомным брошенным кошкам: им - возрождать инстинкт в поколении, между тем как терялся он, знаем, эрами.
  
  143
  Всё должно быть не так. Попавшей на кухню птичке зря было биться в пыльные стёкла, пискать от ужаса. Ей не стоило мнить, в лад 'struggle for existence' Дарвина, что я съем её, поэтому нужно вырваться.
  С убеждённостью в нескончаемой 'bellum omnium contra omnes' надо расстаться. Птичка должна была дать мне выпустить её в небо... Сходно и мне бы вовсе не видеть зла, где оно, думал, ждёт меня, но пойти навстречу, чтоб оказалось, что зло отсутствует, - есть 'добро зелó' Бога, высшего в мудрости. Но как я не пошёл открыто к принятому мной злом - так птичка, глупая птичка, бьётся о стёкла. Ибо рай кончился и идёт война всех со всем, та самая bellum omnium contra omnes.
  
  144
  Этимология слова 'этика' - 'место общего пребывания' (или 'общее место'). Мы живём в этике, в 'общем месте', ну, а отсюда роль 'общих мест' в культуре. Общее - это то, с чем ладит либо что делает (практикует) всемство, то, что понятно всем, большинству. К примеру, я смеюсь, где и всем смешно, и я плачу, где плачет каждый. Всякие книги, кроме книг гениев, стопроцентно из общих мест, поэтому всем понятны и интересны. 'Вау, пишет правду!' - думают массы, встретив образчик собственных вкусов, правил, масштабов. Им наплевать на факт, что расхожее смрадно, грязно, вульгарно.
  Я чую фетор быдла культуры и корифеев этой культуры. Мне тошнотворно 'общее место' - то, что понятно всем и всем ясно; ведь раз понятно, сверх того ясно, что же внимать ему? Ибо общее - спать, жрать, срать, pardon. И когда воют: круто! - знаю: не круто; неинтересно, плоско, банально, что бы там ни было; винегрет общих мест про шашни, деньги, карьеры, бизнес, бандитов, про благородство, честь, добродетель и героизм в законе - гнусные подвиги, когда доблестный вохра, ради дел партии плюс морали, бьёт в ухо узника.
  Это было. Было и есть, терзаюсь я - и жду гения, кто приходит и говорит: очнитесь! мир, он иной совсем, вы в плену симуляции и надуманных ценностей; вы гниёте, гибнете!
  Пошлость 'общих мест' царствует. Даже опусы гениев на все сто из расхожего и лишь случаем дарят дух Олимпа, где нам быть дóлжно. Ведь неспроста Платон, маясь в сумраке 'общих мест', придумал мир из идей и взнёс его выше неба, вслед за чем вышел сам к богам. Честь ярым!
  
  145
  Общее (вроде этики и морали), - "обще-", так сказать, "человеческое", - дурно, знал Данилевский. Целить быть "нравственным", т. е. быть "человеком вообще", твердил он, значит равнять себя с общим местом, с серостью и отсутствием личности.
  
  146
  Дабы стать частью сущего, надо стать, кто ты есть, чем ты был рождён до того, как впал в этику 'общих мест', потеряв свои личные самобытные свойства.
  
  147
  Вкусы вне споров, мнит 100% рода людского с ветреным ханжеством ― и вдруг скопом самозабвенно любит банальных пошлых паяцев, пошлых витиев, пошлых учёных. Вкусы вне споров.
  
  148
  В 70-х славилась 'деревенская', дескать, 'проза', что упивалась сельскими нравами. Урбаноидность мнилась фальшью, - но вот деревня...
  Книксен деревне (либо же городу) есть, практически, упивание первородным грехом как первым 'антропогенным', так сказать, действом, дрейфом от истин.
  Да, от peccatum originale - нравы и 'лады' славной деревни, с виду сусальные, тем не менее страшные. Ведь недаром прибыл Христос, поверивший, что безумная речь Его обратит людей от их 'ладности'. Люди взяли в ней, что подходит их мерзостям, остальное же слушают сотни лет как басенки и зевают вбок: эка, выдумал... Коль спросить, чтó сказал Христос, приведут 'не убий' (от знания 'зла-добра'), затем 'не кради' и далее. Про 'блаженны нищие духом', 'лилии кольми паче', 'ýшки игольные' для богатых редко кто вспомнит; сходно не вспомнят про 'возлюбите'. Это ведь сразу, - сказочным образом, сверхъестественно, - возникает иной мир, где президенты, деньги и статусы, церкви, подвиги и другой вздор валятся к дьяволу, дабы нам впасть в Бога.
  
  149
  Снятся богини, сочные груди, крепкие бёдра; всё это солнечно, усладительно, в изобилии... Это всё прошагало вроде как вскользь меня. Мне, как всем, вольность, радость, нега, восторги мерялись дозами. Оттого и тоска по снам с их роскошью. Оттого и претит 'сей мир', где надут судьбой, обещавшей много, но давшей толику, плюс где люди и сам я - марионетки при кукловоде, скаредном, алчном. Вот зачем я ищу исток, что сверстал нас в вещь.
  
  150
  Великая пошлократия. Опыт черпают всюду, кроме своих мозгов, - так проще. Правда, случается впасть в условия личных кризисов, и тогда ржавый, брошенный агрегат ментала делает ход-другой. Как правило, мозг почти не используют. Из источников знаний в лидерах что? Естественно, телевиденье, что внушает нам сведенья под стать спросу, - кой, в идеале, ясельный уровень от 'Дом-3' и 'Comody-club', где пóшло, дабы купили. Скажете, что так было всегда и что люди мыслят с трудом? Едва ли. Прежде мы были чаще с природой, но и с собою, к нам долетал глас Божий. Коммуникации современности - точно рог изобилия из нелепиц, что погребли нас. То есть, cherchez TV как будто бы...
  Но, возможно, вы правы? И, может, массовый тип действительно думал мало, праздно, поверхностно? В этом случае он сквернил чин Рода Людского и подлежит суду как преступник. А ведь и правда: плоть мучить скверно, разум - почётно? В общем, филистер (или двуногое с мозгом тли) позорен. Топчущий разум должен быть истреблён... Жестоко? Вовсе нет. Это битва за Жизнь, за честь Человека, за его статус. Косная масса лезет в стан мыслящих, сеет пошлые вкусы, госты креветочных, заявляет претензии, оскверняет храм духа вздорными мемами. Сколько бисера вмято свиньями в грязь намеренно! Этот как бы весёлый, бодрый и модный, очень общительный и бесхитростный сброд, макнувший в кал СМИ, TV и ru.нетность, груб и воинствен. Он увлекает мир в свой тупизм. Сократа чернь побивала - чтоб не глушил, наверно, треск их банальных плоских умов гром мысли, равной богам... 'Ленивы', 'нелюбопытны', - ёмко о плебсе выложил Пушкин. Праксис СМИ - лития по нации, скисшей в фальши. Высшее стёрто, низкое царствует. Как моменты нео-фашизма в моде в Израиле среди тинов - сходно в России взрос для неё палач. Он - пошлость.
  
  151
  Коль человек унижен, сплющен в нуль горем, и коль земная его жизнь смята, втоптана в грязь, он волен, злясь на рок, объявить триумф вне реальности - в метафизике. Да, он волен надеяться на великую жизнь в инаком. В этом честь бóльшая, чем у "Übermensch" Ницше, кесарей лишь земной судьбы.
  
  152
  В русском климате нет границ, что и делает русскость... Но, может, стоит верить обратному: русскость правит природой? Шварц писал, что глобальная жизнь способна внутренней волей строить порядок. Нет имманентных бедствий природы, но - человек извратил мир.
  
  153
  Про алогичность. Разум - не только логика, громоздящая алгеброидный мир, диктующий, что любому суждению нужно строго логически выводиться из прежних в силу причинно-следственных связей и установленных неких догм, - взять, тождества исключённого третьего.
  Вправду, логика - свойство разума. Асмус (сов. академик от философии) насказал про роль логики семь томов. Мир истинно создан логикой (отчего и мучится). Но давным-давно исковерканный разум наш жил не логикой. Он имел два крыла: анáмнезис помнил время, когда человек был с Богом и ведал истину как среду обитания, ведь анáмнезис по Платону - память о Сущем; ну, а второе крыло - фантазия, вырывавшая, как анáмнезис, нас из нашей всегда себе равной, ясной и чёткой, мёртвой среды к возвышенным Божьим пажитям. Но наш разум признал их фикцией. Он, стремясь к простоте, к возможности объяснить всё, дать всё понятно, трусил бесформенных алогичных образов от анáмнезиса с фантазией. Он, страшась высот, где терял себя, приземлился; с тех пор и ползает от одной плоской вещности до подобной ей, спёрт причинно-следственным нюхом и в убеждении, что сие пресмыкательство и есть полная данность, где 'дважды два четыре' и где 'анамнез', а не 'анáмнезис' и иные чуда.
  
  154
  "Будьте как дети", - Бог предложил, тая, что отнюдь не рассчитывал на взрослеющих, на побочный продукт от детства... Знал Адам, что гоним не за грех, но, выросши, перестал быть малым, коему рай? И вправду, детство есть рай. А взрослость - сирое угасание.
  
  155
  Что за радость несла F быдлу, если ор длится и после смерти, как по Диане принца Уэльского? Тайна в бёдрах, что разводила в клипах блестящая? Два несхожих есть человечества: это - сводит в гроб моцартов, истомив их прежде в нужде; то, рыдая над пошлостью, - строит ей мавзолеи.
  
  156
  "Мир не достоин слёзок ребёнка", Ф. Достоевский. Благо, наверно, вымереть в детстве. Зря толстоевские о "слезинках" чад. Нет, добр как раз, кто казнит их в малости; чик горлышко - и в раю без скорбей завтрашней жизни.
  
  157
  Женщины вышли. Все - псевдо-женщины... Даша всё прощала. Даже когда я увлёкся лáтексной куклой, чтоб она вникла, что - без неё могу. Я постиг суть женщины и что истинный человек - за рамками Ж и М, а секс, что врождённый-де, но довольный куклой, не первозданен. Вник я в фальшь общества, что стоит на смыслах, да и вообще в фальшь мира, то есть в искусственность. Понял я, что апатия к женщине - знак спасения... но его-то я не хочу! Я - М, самец то бишь; и сей мир, дуальный и половой - мой, мой насквозь! стопроцентно, полностью! Мир естественный, как он был в раю, мне враждебен. Мне предпочтительней статус кво, друзья, ибо труд Адама близок к успеху.
  С Дашей покончено? ― нет, но с ЖЕНЩИНОЙ: с тем 'кривым', 'злым', 'стихийным', что славил Ницше, - что, всё же, сдохло. Женское мёртво. Доуравнялось в правах до члена! И слава Богу. Умерло, с чем М бился и чем он вскармливался, чем мучился, как великим грехом своим. Пол, он в мозге, не в гениталиях. Коль в извилинах сгинет женское, то и в теле, - будь там хоть грудь до пят либо вульва с Тверь, - нет женщины. Лишь раздувшийся фаллос, ищущий, во что слить, считает, что, дескать, в юбке, длинноволосое и грудастое с ярко крашеной мордой, - женщина. Нет, не женщина, а лишь клиторный М там: недо-мужчина. Пал соблазн! Что пленило нас первозданностью, в чём хранился древний эдем - иссякло. Да!! Плоть, - грудастая длинноногая плоть, - иссякла быть чисто женской, стала лишь рудиментом Ж. Я их унижал, фальшивых. С фальшью не водятся. Пусть целуют им ручки - но чтоб их драть в хвост в гриву! Я презирал их. Я после браков запрезирал их, спрашивая: где женское, что пленило, влекло меня? Где оно? Не пространство меж ног влекло, но чудесное райское, о чём слов нет. Мысль о нём жгла магмой! дух его опьянял! касание восторгало!.. И - вдруг всё сгинуло. Сказка сверзилась в случку.
  Доподражалась, тварь! Норовила сравняться с М? Взять хоть Дашу: сбацала интеллект себе (доктор неких наук), - стала, типа, на уровень. А зачем? Дабы я от блестящей и образованной, шейпингóванной, модной, рáзвитой, стал блевать? Норовила быть всем: her и лошадь-де, her-де бык, her и баба-де и мужик? - нет, пенис в женском масштабе! Клитор.
  Чудо пропало. Плач, Фридрих Ницше! Плачь, Игорь Олен!
  
  158
  Наш мозг блокирован; весь завал эрудиции - в трёх процентиках у ворот остальных 97-ми закрытых. Это указка, что думать вредно? Много не думай, мол, - и задавленный оттеснённый высший инстинкт вернёт эдем, кой пока большинству означает Сочи, пьянки да праздность. Сила, сокрытая в спящем мозге, так переделает нашу физику, что зло станет добром, сгинут голод, зной, боль и прочее - и возникнут райские свойства.
  
  159
  Впрямь: зачем философия? Сброд не мыслит не только сложно, но он не думает дальше мили. Сброд мыслит метрами, а не то вершками. Он - тварность мелких нано-масштабов. В нём нет перцепций к высям и далям. Он глух к Веласкесу, Ницше, Баху. Музыка сброда - Дима Бананов, книги - таблоид, а философия - это 'Фейсбук'.
  О, вездесущий сброд! Тебя звать homo sapiens?
  
  160
  "Голосующее животное"?
  
  161
  Как ни дрючились мировые фихте, марксы, спинозы - не получилось. Мир погибает...
  А и пошёл он. К чёрту философов, церковь, власть, олигархов, снобов, любителей макраме, бонз, клоунов, краснобаев, - этих особенно, - и все прочие маски. Ибо приспело время дерьма, друзья, - незначащих, лишних, пакостных, в ком нет 'ценностей', созидающих, мол, 'добро'.
  Нет, дайте нам, чтó на дне наших 'я', где мутно! Муть ищет выхода! Дай её как азы новаций! Дай распоследнюю коренную скверну! Дай запредельнейший пофигизм и скотство! В рот всех и порознь!! Мы устроим такой отстой, что мир треснет по швам! Ждём хрень. Ждём мерзостность, коей сами пока не мыслим!
  Муть мира падших, объединяйся!
  
  162
  Горе и ужас, если не явится новый тип homo sapiens! Я уже мутант: я фиксирую панику 'горних ангелов', 'гад подводных', ад примечаю. И я сказать боюсь о последствиях, что нас ждут: сижу-дрожу, квертю в ноуте, а ведь вижу, чем дело кончится и что зря сижу... Убежать бы! Вымереть проще, чем знать про ужасы, что грядут вот-вот!
  
  163
  Я, сказали мне, умирал в утробе. 'Спас' меня врач, преследовавший 'добро', как водится меж людей; но этим он поломал план Бога, Кой данной жизни не предусматривал и поэтому не давал мне знаний и алгоритмов существования. Я родился без нужных качеств, вроде как зомби либо как рыба, вместо воды попавшая в спирт. Поэтому 'сей мир' чужд мне; я в нём беспомощен; каждый шаг мой в нём не туда. Дела людей поражают, и я слежу за всем с точки зрения вечности. Я боюсь земного, помня инакое бытие, эдем, откуда Бог не пускал меня, так что 'добрый' врач меня вовремя 'спас', как думают.
  
  164
  Нам нельзя быть меньше возможного.
  
  165
  Днесь эпоха так называемых IT-медиа новшеств. Всё это связано с электронными гаджетами, с мобильными, TV, радио, интернетом, льющим ток сведений низкопробных качеств. В фильмах, в политике, в журналистике царствует lorem ipsum. Так что нигде не спастись от улиц, где воют морлоки, и 'культурных' актов, шумно являющих нужды хордовых. Lorem ipsum настойчиво, выгибонисто, с хамской наглостью прёт в тебя. Остаётся пустыня - либо война. Пускай война. Коль меня кроют пошлостью - то в ответ нá Баха, Ницше, Сократа, гекатонхейров, нимф, оригами, грёзы о рае и им подобное.
  
  166
  Вспомнил 'кобы' из праславянского; 'борзых кóмоней', на которых подвижничала рать Игоря; 'кабо', мерин в латыни, из чего вышло, может быть, 'конь'. Вам 'мерин'? С 'мерином' просто: так у монголов в целом звать лошадь. Собственно 'лошадь' вёл я от тюркского 'алата', в пример. 'Жеребец' идёт от санскритского 'garbhas'. Больше я ничего не знал, лишь частности, что китайская лошадь - 'ма' - в фонетическом сходстве с 'мерином', и привёл известное: дескать, конь не кузнец не плотник, первый работник... и про Калигулу, что коня в сенат... Македонским назван был, в честь коня же, город (днесь Джалалпур, Пенджаб)... Плюс вспомнилось: 'Вижу лошадь, но без лошадности, друг Платон', - изрек Антисфен на тезисы, что 'лошадность - чтойность вселошади'... Я, сказав это, вник: прок в знании семы 'лошадь' с рыском в минувшем? Мало, что данность (сущее, явь, действительность) лжива, я стремлюсь в глубь слов сдохших, то есть исследую дважды дохлую ложь, 'тень тени'? Да ведь банальный факт, что всяк век с людьми, с миллиардами их самих и идей их, губит век новый, - знак, что любой век лжив. Не есть ли я жрец фальшивости?
  
  167
  Жил когда-то Плоти́н (205 - 269), философ, неоплатоник. Главный труд - 'Эннеады'. Мнил всетворцом - Единое, сущее 'по ту сторону бытия'. Свободное, всеблагое, это Единое эманирует ипостась (лик) - Логос, полный 'прообразов'. От него эманирует третья лик-ипостась - Душа; в ней уже не 'прообразы', но 'подобия'. Низ Души - данный нам в ощущениях мир как есть.
  Человек - это скол Единого; цель - вернуться, слиться с Единым. Вот зов Плоти́на, страстный, надрывный: 'Следуем в дорогое отечество! А отечество там, из чего пришли, там Бог наш'. Чтобы попасть назад, в 'сверхприроду', надо в мышлении выйти к степени сверхъидей, затем 'изойти из себя' в экстазе. Мыслям Плоти́на близки концепты 'Сorpus Areopagiticum', перла ранней патристики, костяка богословия и монашеских подвигов.
  Духовидческим творчеством сей Плоти́н создал быль о рае, пусть философскую. Ум его был божествен; он жил возвышенным, не любя, комментируют, свою плоть. Он знал: здесь, в миру, люди в 'кожаных ризах', там, в раю, будут дýхами.
  
  168
  Есть в соц. сетях род пошлых корыстных шавок, этаких предводительш, чьё дело первыми обсыкáть великое, о каком эти шавки вовсе не смыслят и на которое сходный сброд задирает задние лапы с казовым рвеньем.
  
  169
  Ностальгия по девочкам. В. Набоков, хоть и талантлив, тронуло это - то, что про "девочку". В этом всем нам нужда. Жизнь - в девочках, в девственном. В Бельгии... я там жил с одной, но вернулся к русским вагинам. Ей нынче двадцать... Мáргерит... А тогда я бы умер с ней!.. Девочки - рай, эдем... и вдруг - бабы корыстные... В них душа моя, в девочках. Может быть, я без них был бы Гейтс, но на них - растратился... О, как знаю их!
  Сидела девочка, почти что не дыша,
  и в синем космосе плыла её душа.
  Там где-то есть волшебный райский лес...
  там дружат бог и самый злобный бес...
  там волк не ест ягнёнка, а милýет...
  там принц о ней вздыхает и тоскует.
  Потом садится принц на космолёт -
  и к ней стремит любовный свой полёт...
  
  170
  Истина не должна быть умной, весёлой. Что за весёлость или же умность, скажем, в голгофских ужасах истины?
  Факт, что истине при её появлении дóлжно маяться. Оттого в человечьей культуре уймы весёлых умных безделок, истин же мало. Ибо накладно.
  
  171
  Жизнь моя пронеслась в клочках c рождения до последних, предродовых мук смерти, мнящей родить меня. Смерть рожает, как жизнь, - но в гроб... Прошло всё... Я зарыдал в тоске; приступ смял меня. Но девятый вал истерии, самый ужасный, начал спокойствие. Девять плачей снесли меня - и покинули... Здравствуй, Моцарт!
  
  172
  В мире, где о дерьме спор чаще, чем о достойном, правит дерьмо, увы.
  
  173
  Изо всех есть Один всегда перед Богом в каждом мгновеньи; мы все не значим или же значим по усмотрению. В нём Одном, обладающим качеством богоравного, упования наши. Мы все излишни - истинен он в развитии вплоть до Бога.
  Он, этот некий, верует в странное. Например, в то, что разум наш нам не в прок; что из А в Б путь существует разве что в логике, а в реальности А и Б одно; что жаба, сбившая масло из молока в тазу, есть метафора всех нас порознь; что живущий схимником должен сим гордиться: он дошёл до Олимпа, где и стоит один.
  Вот его-то и видит Бог. Ибо кончился срок якшаний с родом Адама на языке его. С этих пор говорить нам будут губою, что вне 'открытых, принципиальных, искренних, уважительных, доверительных, здравомысленных' дискурсов, столь любезных творцам лживых истин и каковые, изрёк поэт, 'человечное, чересчур человечное', заводящее в область логики, - значит, к 'добрым' ценностям, приносящим ужасы.
  Разум Бога недобр отнюдь, что постиг Один на Олимпе, ждущий божественных очистительных гроз.
  
  174
  На Вербное. Солнце низилось, крася речку, наст и ветвяный храм ив. Плеяды цветков сияли, тронуты ветром, редкие - падали и, кружась вниз, и́скрились и терялись с их серебром в снегах. Остро пахло: пуховичками, почками и набухшей корою.
  Первое, что привносит в зимний хлад запах, - ивы, их велелепие: краснотал с черноталом понизу на косе, бредины в пятнах лишайников, белолоз с шелковистыми седоватыми листьями, вербы с толстыми, броненосными комлями, сходно вётлы с грустными прядями. Пали тьмы чешуек, вербных особенных, колпачковых, вылитых из карминной плёнки, что, разворочена серебристостью, вдруг срывается в снег и воды. Тёмная год почти, верба белится и ждёт Господа перед Пасхою.
  
  175
  Реалисты треплют побаски, подлинные до чёртиков: типа, как кто-то бедный стал олигархом, вышел за принца, должность доходную получил плюс выиграл в лотерею... Но есть другие, странные типы. Речь, поясняем, не о фантастах, что хвалят в сказочных антуражах вещи земные (вроде, как лорд с Арктура, свергнувши Лихо, спас королеву с Кассиопеи); хвалят земное - хвалят для денег и популярности; массам нужно своё, реальное, отдающее свинским хлевом. Мы не о них сейчас. Речь пойдёт о других, вещающих отвлечённости. Вот как Юм, кто помыслил, что человек вкушает, мол, удовольствие от свершения добрых действий; что нам присуще чувство симпатии, тяги к ближнему. Человек, мнил Юм, благ, жалостлив, толерантен, рад принять постороннюю точку зрения, заражается чувствами, болью ближнего... Юм! Безумец! Чары напрасны! Двести лет фразам мудрого Юма, схожим с заклятьем, - а заразился кто?
  Так и Главный Маг звал нас к Жизни и Первосущности, увлекал к чудесному, что готовит Бог, - но Его распяли, всю Его магию обратив в корысть.
  
  176
  Засранск, Россия. Много здесь, тьма имён, исчисляя с мелких: были здесь и цари-императоры, и 'подвижники духа' (здесь Толстой продал рощу). Кем-то заявлено, что Россия не Запад и не Восток уже, а как мост меж ними или род базы, где бы коней сменить (самолёт заправить) да порыбачить-позверовать (трофей взять). Среднее. Никакое. Смутное. Русским нужен не ум, не знания (солженицынская 'образóванщина'), не опыт. Нужен нам - 'русский нрав', по Витте. Мы для всех нечто, склонное то в расчисленность, то в нирванность. Впали мы в качку с Запада на Восток и, путаясь, забрели в бардак, что дурманит 'смыслами'. Но Засранск - среда, где смыслы мрут и где брезжит истина.
  
  177
  Ради этого, что вокруг, сожрал Адам плод познания? И вот в этом счастье?! Господи, царствуй! власть Тебе! Но, возможно, и нет, не знаю. Я ведь не вопль ста тысяч. Даже и сотен. Даже десятков. Я лишь один воплю; все счастливы, все покорствуют дважды два четыре, все Божьи агнцы. Я в одиночестве в толпах агнцев! И только я дитё первородных вин, сын зла и добра! Ведь велено, чтоб от древа познания зла/добра не ели; то есть не нам решать, в чём добро, в чём зло. Вдруг мнимое злым есть благо, а что добро - вдруг худо? Но, если счастливы все таким бытием, - что ж, рай вокруг и лишь я, кто слопал тот чёртов плод, страдаю? Мне славить агнцев и не судить? Любить 'сей мир'?
  
  178
  'Змий хитрей зверей, коих создал Бог. Змий спросил у Евы: вправду ли Бог велел, что не ешьте с райского древа?
  Та ему: все плоды нам, только от древа, что в центре рая, есть не должны мы, ибо умрём. Так Бог изрек.
  Змий: налгал Бог, вы не умрёте; но, как съедите, станете боги, знающие добро со злом' (Быт. 3, 1-5).
  
  179
  Что за мораль в раю царила? Не прикасайся к древу познания не чего-то там, но 'добра' со 'злом', - а иначе, не создавай мораль. Так Бог велел, вникший: наши законы будут от ложного, а не Божьего знания, в чём 'добро', а в чём 'зло'.
  Увы! Хомо сапиенс не послушал. И вместо Бога выбрал 'добро'. До той поры было Сущее, Безъизъянность, то есть 'добро зелó', - впредь стали вещи, 'добрые' и 'недобрые'. Человек впал в мóроки личных домыслов. И теперь говоришь: мы все в состоянии первородных грехов, фальшивы. Он отвечает: как жить без этики, без морали? Только не спросит: как жить без Бога?
  
  180
  "Эмансипация, поскольку её желают и поощряют женщины (а не только тупицы рода мужского), служит симптомом растущего таянья, угасанья женственных сил". Ф. Ницше.
  Бабьи "умности" банальны, плоски,
  вроде выставления ..., -
  словно менструальные обноски
  сорвались и скачут без узды.
  Феминизм раздвинул им колени,
  но оттуда, вместо малых чад,
  повалили стоки "умной" хрени,
  так что феминизм и сам не рад.
  Скоро омужичатся до матки,
  формируя бабо-кобеляж.
  Боже, дай им непрерывных схваток,
  чтоб
  завыли аж!
  
  181
  "Мы бессмертны, ибо совокупляемся". Л. Толстой.
  
  182
  Я - воплощённая грусть по раю.
  
  183
  Он был подросток. Чувственность мучила. Но вот тайны тайн он не знал. Всяк понял бы, чтó к чему, - но не он, бесхитростный. В нём зов эроса заглушался девственным чувством к женщине: странным образом, в нём взялось внушение, что рай в женщине, а сквернить рай стыдно. Опыт он черпал в некоей книжке и в туалете, что был на улице. Шесть мест слева, столько же справа. Здесь буква 'М', там - 'Ж'... Маняще; плюс интерьер в картинках; также семантика: 'буду тр@хаться' или '@й/@зда - с одного гнезда'. Дивило, что туалет - раздельный. Как, фекал разделялся? Что, пищевые продукты, всякие каши, переварившись, делались разными, и одни их несут в блок 'М', другие - в блок 'Ж'? Энигма! Что, пища в женщине не подобна точно такой же пище в мужчине? Но это глупо. Знать, сексуальный раскол искусствен? или постыден? Как убрать стены и в туалетах, но и везде?.. Плюс дырки - дырки в уборных. С женского края их затыкали. Он видел надпись: 'Я сюда вп@хивал'... Этот пыл просвещал его; севши в смежной кабинке, он дожидался... Как-то застенное слилось с Женственным, с Вечным Женственным всей вселенной, коей он объявил себя - ввёл мизинец в эту вот дырку... и вдруг постиг искусственность, сочинённость, мнимость, ментальность, деланность секса. Женщина - в мозге; строй мозга создал женские груди, женские формы... Кстати, нас учат с неких пор сдерживать и, напротив, воспламенять пыл мыслью. Впих уда в дырку ― в лад выражению, что М 'трахает всё, что движется'. Жизнь 'затрахана' и ободрана М, как чучело. Надо всем вспух фаллос, и только женское в силах сбить его.
  
  184
  Разум - иудео-христианский логос.
  
  185
  Женщины и монахи
  Безусловно: женщины глупее,
  а монахи - парни на уме.
  Женщины рожать, к тому ж, умеют,
  но монахи - доки в буримé.
  
  186
  Учителки. Изощрились пошлые шельмы, влезшие в сети после кочевий по СПА-салонам, 'тренингам мысли', 'коучингам', 'пси-практикам' и духовным чертогам вроде 'Дом-2' с 'Пойми меня'. Изощрились в сбыте 'инсайтов', 'тюнингов личности', 'психо-эго' и 'роста духа'. Массы 'психологов', то гламурных, в мини да топлесс, то респектабельных, чуть не РАН-ского вида, мигом научат 'правильно мыслить', 'преобразят' вас.
  Шельмы не знают, как мысль рождается в страшных муках и вопиет порой диким голосом. Не умея мыслить, - вряд ли и мысля выше кишечника, - шельмы тужатся бодрым тресканьем, в стиле сплетен о тряпках, дать путь спасения. 'Мы изменим вас к лучшему! - блеют шельмы. - Надо препятствовать росту мыслей и увеличивать их задержку больше и больше! Вы приходите, мы вас научим'.
  Шельм славит 'мыслящий' био-слой, болтающий о полезности 'немышления'... Это знак алчбы зваться 'духовными', 'просветлёнными', понаслушавшись куриц, квохчущих в ярких модных гнездилищах и коммерческих торжищах далеко от кровавых битв за престиж Человека, там, где нас тщетно ждут изнемогшие и израненные титаны.
  
  187
  Гендерные просветы. На человечестве вид клейма: нас строят на общепризнанном и на логике, омертвелой, чёрствой, - дабы все поняли. Непонятное давится. В результате, дабы стать понятым, лебезим перед логикой и моралью, стелемся перед личностной и общественной этикой, опасаясь быть искренним, чтоб не быть осуждённым и не остаться в конце концов в одиночестве, словно пария. Но ведь хочется, - часто! чаще, чем кажется! - сделать то, чего требует вольная и бегущая рамок сущность.
  Всё хаотично, если живое.
  Истина есть живая и не желает быть пойманной и пришпиленной к стенду.
  Смотришь картины, дабы найти ответы. Слушаешь споры, дабы внять смыслам. Или читаешь, но - там всё мёртвое. Там понятное, чтоб прочло его множество, - ради денег и славы чей-то коммерции. Общепринятое корыстно. Ведь даже Ницше, певший крах ценностей, вдруг притих перед данностью 'amor fati'. А Достоевский, выведший, что пусть мир падёт, только б лично ему пить чай, заметил, явно смущаясь: мысль, мол, 'подпольная'. И Христос рек: 'Боже, забыл Меня?' - превратившись из Бога в жалкую жертву.
  Мыслям и нравам нужно быть новыми. Самым острым должен быть стыд за рай, что брошен, за первородное преступление. Если съешь с древа знания зла-добра, умрёшь, - говорил Бог Еве с Адамом. Мы всё же 'съели' и потеряли рай. То есть умерли.
  А отсюда вопрос: что познавать 'добро', если это губит? Этика множит горести мира. Этика - для самой себя как исток трафаретных, несуществующих бесполезностей; все нотации пишутся усреднённому 'человеку вообще', 'Das Man'-у, 'всемству', - так что в нас чувство, что всё изложенное знаем, и убеждённость, что всё написано о статистике и цифири, не о реальной жизни живого.
  Цифры и формулы с дважды два четыре - это мужской мир, патриархатный. 'Зло' с 'добром' - предикат мужского. Женское, райское, есть иное. Случка с животным, взять нравы рая, столь же ужасна, как случка с женщиной. Фаллос в грáффити на стене коробит - а между ног, что, радует? Если вдуматься, всё мужское 'добро' есть 'зло' по Богу. Женское топчут, дабы в разделах типа 'Знакомства' дать сущность женщин как нумерованных, годных к купле и сбыту кукол.
  Главное прячут. Главное - чтó внутри нас и чтó не спёрто падшей культурой. Нам нужно жить - не быть. Жить же нужно по истине, но не так, как принято: 'Вас имели, имеют, будут всегда иметь', или, как наставлял де Сад: 'Девы, тр@хайтесь! Вы к сему рождены'. Не взвоем: 'Милый, целуй меня! Абсорбируй страстью!' - но да вольём в себя мир с чувством: 'Длань, что ласкала, в кровь включена'.
  
  188
  Вдруг впало мне, что, казня порок, Бог даёт его легионами текстов Библии, а про рай Свой, Царствие Божие, куда кличет всех, - ничего, кроме духов в белом. Что же, рай - морок?
  
  189
  Ищешь смысл жизни, кружишься в сложностях и терзаешься, рыща главное. Но, взяв библию и прочтя про почтенных древних мужей, поставленных вроде как образцом, вникаешь, чем заменён рай, чтó стало ценностью. Вот она: 'Появился Аврам в Египет, и там увидели, что она (его Сара жена) красивая; отвели к фараону и взяли в дом его. А Авраму польза; был ему за жену скот, челядь и лошаки с верблюды' (Быт. 12, 14-16)... 'Стал Аврам пребогат скотом, серебром и золотом' (Быт. 13, 2).
  Ради этого и пропал рай: ради вещей, на кои мы променяли райскую Жизнь. А Сара - правнучка Евы (Жизни). Стало быть, вновь Аврам заложил её, как когда-то Адам?
  
  190
  Раз люди, следуя нормам, стали дурдомом, надо держаться правил дурдома, чтоб стались люди.
  
  191
  Бах и западная экстравертность. Тéлеман, Рейнкен, Гендель жили в век Баха и были в славе. Бах был безвестен. Вот и поныне есть, кто равняет их, пусть талантливых, но банальных, с Бахом.
  В чём корень славы этих счастливцев?
  Западный экстравертный тип значит (Юнг), что субъект сфокусирован на вещах вовне его. Этот тип призван считывать вещность мира, анализировать, управлять ею и оформлять её, а поэтому всё (и музыка) принимается им как вещь, что, в качестве вещи, быть должна безупречной, сколько возможно, утилитарной вроде поделки. Ведь экстравертный тип мысли целью имеет лишь препарировать сложность в 'ясность', сходно в 'отчётливость', пояснил Декарт. Вещь должна предстать вырванной из причудливой ткани жизни в качестве чёткой, симплифицированной объектности. Экстравертный тип и от музыки ждёт несложности, простоватости как пригодности к потреблению; то есть ждёт сфабрикованной, состоявшейся вещи с полностью порванной кровнородственной связью с голосом Бога, эхо Которого привносило бы Сущность в строй звукорядов. Вектор на тайну и трансцендентное должен быть исключён.
  Что Гендель, Тéлеман, Рейнкен? Ладная музыка, позитивная в каждой ноте, внятная в каждом такте, самодостаточная, как бочка, скачущая вниз с горки с шумом, точно бравурная 'Аллилуйя'. Это отдельная, автономная и досказанно-ясная, безупречных форм музыка до того, что бери её как совок да землю рой. Это музыка рода псевдо-патетики, тельно-плотская, без взывания к высшему.
  Ну, а Бах? Его музыка формы столь безупречной, что её алгебра, перманентно творящая ход шлифованных формул к горним прозрениям, на каком-то этапе вдруг демонстрирует крах строительства только логикой и культурой рода людского; да, это музыка, что на грани отчаянья отдаётся Господу.
  Бах поверил: логикой с формой Богу не молятся. Бах пытается вторить истине. Каждый такт его музыки есть вопрос прочим тактам, и эти такты неоднозначны, трансцендентальны. Музыке Баха стыдно быть просто штучным объектом, с коим всё ясно, что как бы сам собой, вроде клавиши. Она связана с Богом сотнями нитей, тоже звучащих. Музыка Баха думать не думает отставать от Бога, делаться вещью некого мастера; каждый звук возбуждает гуд Универсума. Это - голос Вселенной, кой не разложишь на нотоносце. Музыка Баха - выход из разума, из привычной и грубой нашей перцепции к той перцепции, за которой истина. Она спекторна, многомерна, антиномична; контрадикторность же - свойство истины.
  Экстравертный тип, европейский тип, разлагающий жизнь в понятия, удостоился в Бахе не фабрикации, утверждающей дух Европы и выступающей образцом её, но саму целокупную совершенную Жизнь - оттого терялся, порская к ясностям вроде Генделя. Разум, сдавленный Сциллой 'зла' и Харибдой 'добра', срывался в баховский океан.
  
  192
  О Западе и Востоке. 'Запад в конвульсиях, а Восток - раб фатума. Запад ест Плод Познания и не может насытится; в то же время Востоку этот плод вчуже. Запад увлёкся организацией, а Восток - своим организмом. Запад отчаянно занят внешним, психика давится; а Восток холит душу, внешнее чахнет. Но отчего так? Чтя человека, Запад слеп к Богу. Ну, а Восток, чтя Бога, слеп к человеку'. Св. Николай Сербский (1881 - 1956).
  
  193
  Что 'бе в начале'. Музыка - вот преддверие. Не слова - речь Бога: музыка, упредившая смысл, - речь Бога; в ней ритм истины. То, что сброд портит музыку, чтоб излить себя и к наживе, это опасно. Я весь в предчувствии, что, случись ещё в музыке муть взбить, - смерть нам. Сгинут пусть дискурсы и науки, веры исчезнут - ею спасёмся. Лучше треск трактора с крóшевным дребезжанием, с хрипотой карбюратора, с громким треском глушителя, чем попса Бринти Срипс и Маркина. Райский змий на словах налгал, а в попсе сама жизнь лжёт именно чем нельзя лгать - сущностью. Мы и так смотрим, слышим не жизнь; мы слепы к ней; жизнь чужда нам в той степени, что нам страшно общаться с ней. Нам жизнь в пагубу, мы к ней входим только в скафандрах; мы ей враги впредь - иноприродные. Жизнь закончилась, мы близ смерти. Если что живо - музыка.
  
  194
  * * *
  Моя душа - Эдема райский сад.
  Там тени лёгкие смеются и шкодят,
  там Моцарт шутит, там танцуют девы,
  и среди них одна есть, королева...
  Она порою - как судьба -
  в глаза мне смотрит средь забав.
  
  195
  Половой ад мира. Есть моралисты. Род людской будет лучше, мнят они, если мы будем нравственней. Так, во Франции поднялась борьба против геев в части их браков. То есть дотоле France процветала, но, как позволила геям браки, стала над пропастью? А Германии и Норвегии, где в ходу инцесты, значит, вообще конец? Кстати, доводов у защитников нравов в области секса нет, кроме, дескать, 'естественных половых различий'.
  Но ведь в природе тьма дел лесбийских, гейских, инцестных, прочих перверсных. Что, человечество род особый и опирается на рацеи? Следует вспомнить, как вдруг сожравший райский запретный страшный плод знания злого-доброго, - ставший видеть по-своему, извращённо, - пращур Адам что сделал? Он 'вызнал Еву', а если проще, то изнасиловал: телом, мыслью, духовно. После чего рай сделался неестественным, что отметили аввы церкви.
  Этика - мать репрессии. От неё - сексуальные, социальные и все прочие варварства, чин войны и насилия, да и сам апокалипсис. Нынче этика, крышевавшая падший гибнущий мир с дней Авеля, защищает 'сакральность' базовых, половых основ ей родных устоев, кои, мол, рушатся. Это ложь во добро, пословицей. Не инцесты, сходно не геи здесь виноваты. Традиционный секс - гид в кризис, так как крепит мораль, поместившую эрос в рамки: будто он есть половой per se.
  Нет вам, ёб@ри и давалки, плюс их радетели! Каждый волен любить дам, девочек, коз и мальчиков, и мужчин, и сестёр своих всяким способом во взаимность. Лишь без насилий.
  Ибо насилие - ваше кредо, царь иерархий, хамства, диктата, войн, угнетений.
  Мир развивается, тщась спастись из устроенной троглодитами от морали бойни. Рек Христос: 'Я приду, когда двое станут единое, вне и внутренне...'
  Будет так - а не в пользу крытого нормой всемства. Мир наш моральный.
  Важен ― духовный нерепрессивный мир.
  
  196
  Знаете, что "Бизе - фокстротные дёрганья позитивизма"? (К. А. Свасьян).
  
  197
  Наверное, оттого что политика - "дело грязное", все спешат в неё.
  
  198
  Про Чайковского. В язву знать о Чайковском не как положено. Он святыня; тронь - оскорбишь Россию. Что там Россию - всё человечество, умное и культурное. Очень мэтр выразил человечество. Ведь П. И. - человечество как оно себя мыслит. Встать на Чайковского - значит встать против русских и против мира в лад Чаадаеву, принятому безумным. Да, П. И. любят. Искренне. Идеальный мужчина у нас - начальник. А норма звука - П. И. Чайковский. Консерватория названа его именем, и есть конкурс Чайковского, как известно. Музыка, в целом, - музыка в мере, сколь она по Чайковскому. Непохожее - меньше музыка.
  Но мы судим Чайковского. Основания? Коль с 'музлóм' очевидно (все отдают отчёт, что оно лже-музыка), то с Чайковским сложнее. Он в высшей лиге, критика зряшна. Лучше б смолчать о нём, но есть 'но', серьёзное, такового сорта: если 'музлó' занимает более 98-ми процентов, П. И. Чайковский, как бы троянский конь в высшей музыке, прибирает ещё процент, что чревато потравой наших перцепций, порчею вкусов. Плохо, что сшитые по классическим нормам опусы, притворясь шедеврами, умаляют роль остальных имён. Как так сделалось? почему Бетховена, Глинки, Метнера, Грига, Лядова и других в стольких крупных объёмах нет? Почему по 'Орфею' чаще банальность?
  Да, он банален, П. И. Чайковский. Чем и любим. Он полностью воплотил дух общества, о каком когда-то Пушкин заметил, что презирает, дескать, отечество с головы до ног (Чаадаев подчёркивал, что в России от мысли до мысли тысячи вёрст идти и такие же дали от чувства к чувству; см. также Рóзанов...)
  Что Чайковский? Он есть этическо-эстетическая Россия, да и весь мир в этическо-эстетических оковах. Он и труды его - это как 'сей мир' хочет мыслить, чувствовать.
  Как?
  Отчётливо. Отсекая неясное, напрягающее ментальность, ради несложного. Тягость вместо страданий, скука вместо кручины, благость вместо восторга, 'счастие' вместо счастья. Гляньте на Моцарта, Брамса, Малера, дабы вникнуть: лучшие опусы у П. И. посредственны, ординарны: в них чувства, мысли вроде и есть - но куцые, завершённые, как освоенный факт, как дискурс нравственных тез, не знающих, кроме собственных тем, иного, этим гордящихся в вящей скромности.
  Разум наш не поймёт вполне ни одну мысль и чувство: их корни в небе. Если наш разум как-то и сделал вид, что постиг всё, ― то это значит, он отошёл от целого и прервал связь с горним, чем заглушил зов высшего и язык духовного. У Чайковского всё линейно, просто: боли без примесей, скажем, света. Больно, и всё тут. Трудно оформить Жизнь целокупно, как Бах и Моцарт. Но если вырвать клок - то легко приготовить стейк и ростбиф. Вот у ровесника мэтра, Брамса, - смутная, невместимая смесь эмоций, как оно в жизни, где вникнуть трудно, да и не стоит, ни в одну правду. Брамс - это хаос, в коем он скачет вдумчивой щепкой, чтоб раз, - единственный за весь опус - выплыть вдруг с ясной артикуляцией, но стыдясь её. У великих слог путан и полихромен, контрапунктичен. Наш П. И. ― дюжин. И монохромен. Он мелодист. От плоскости чувств и мыслей (можно страдать как Шпонькин, можно - как Достоевский), он и мелодии пишет ясные, ибо ведает, в чём есть зло и добро. Всезнание гонит сложность, портящую красивость. Он, как Бизе, - предшественник, альтер-эго его в этическо-эстетическом, - слеп на вычурность, прихотливость, сложность жизненных связей; он конструирует чёрно-белый, слаженный, внятный ясный продукт, отчётливый, ординарный, пусть и не пошлый, но пошловатый.
  Брамс - это море. П. И. - макрель в нём, славная, но лишь рыба. Хочешь взгрустнуть чуть-чуть, а не то 'пострадать' слегка меж чувствительных, в декольте, надушенных дам - к Чайковскому. Он подаст блюдо вкусное, с благовидною позой и без эксцессов. В нём нет контекста; текст есть, и сильный; но - нет контекста, нет диссонансов, реминисценций и недомолвок. Что примечательно, мэтр говаривал: Брамс ему не по нраву. Там, мол, где надо бы, разъяснял П. И., длить мелодию, акцентировать и варьировать, дабы эту мелодию сделать выпуклей, выдать все её краски, всё содержание, Брамс срывается, переходит к другому (дабы явить, заметим, много иного). П. И. Чайковскому так не нравится. Оттого мелос Брамса - сложная топика, в каждой пяди которой массы мелодики, из какой можно сделать вещи в Ч.-стиле, плоском в той мере, сколь и бравурном. В Брамсе зародыши всех мелодий. Contra - Чайковский с милыми, однозначными темами, прозираемыми до дна.
  Он очень люб всемству. Прост сброд, не терпит многообразий. Сброду подыгрывают чайковские - кустари, подающие лёгкие и удобоваримые блюда, без наслоений в них. Оттого-то Чайковский не сокрушает (разве что девушек). Оттого-то смешон порой, ибо искренен, как Ставрогин в мелких злодействах. Как верить опусам с утомительным проведением двух-трёх тем, отражающих скудость психики? Барабаны бьют, трубы в рёв ревут... Ан, не жизнь и не Бог в них и не высоты, сходно не пафос, но лишь патетика, рафинад, сироп, об какой не сломаешь зуб и какой не повеет истиной. Всё красиво, слишком красиво, дабы быть правдой. Мелос маэстро - фрак и манишка для посещений светских салонов. В мелосе Брамса ходишь от первого до последнего такта голым, как уродился; фрак тебе - универсум.
  
  199
  Чтó я работаю над одной проблемой в смыслах и в текстах? Так как уверен: всё в становлении, ничего нет зрелого, оттого всё неистинно, извращённо, призрачно. Всё в движении: страсть, энергии и эпохи, даже и камень. Всё течёт - высясь, ширясь, силясь, крепчая и уточняясь, тем освящаясь, ибо становится ближе к Богу. Будет миг, когда текст навзрыд запоёт, что значит, что он не семы впредь, не фонемы, но песня истин.
  
  200
  'Борджиа'. Сериал про 'плохого' папу. Будут смотреть. Постыдно. В этом весь казус падшего homo. Надо ведь не смотреть как раз.
  
  201
  Сны о чёрных квадратах (малекаабство). Тягостный символ - это кружение подле камня белых роений, акт патологии, экоцид мышления, торжество условностей, нетерпимость к Жизни нерепрессивной, без угнетателей и рабов, пугающей падший мир отсутствием кровопийственных алчных склонностей, что мертвят живых, вяжут их по рукам-ногам, калечат, чтоб после кинуть в прах перед фикцией, пресекающей чёрным слаженным рёвом светлое пенье.
  
  202
  Здесь аффективное чувство Жизни, всей, целокупной. Здесь t⁰ повышена. Я, внутри себя, или - или. 'Знаю дела твои; не горяч, не холоден. Кабы был ты горяч иль холоден! Но поскольку ты тёпел есмь, не горяч и не холоден, будешь изгнан из уст Моих' (Откр. 3:15-16).
  Вывих мозга? Пусть, слава Богу (дьяволу, если он трюк Бога). Я даже рад тому. Ибо чувствую за сто миль обочь, даже градус любви в Эдеме, - то, как должно быть. Хай меня - но сравнив с собакой; с ней у нас равные восприятия и любви, и Жизни.
  Чтó мы утратили, если даже псина учит нас должной мере?
  
  203
  Честь впредь - в возвышенном.
  
  204
  Бронзовеет лик власти, если заходит речь о достоинстве, чести, патриотизме и гуманизме, о человеке и его жизни - этих 'священных' якобы 'ценностях'. В телешоу иной вождь так разольётся вдруг о 'сакральностях' вроде крымской весны, что глаз слезит.
  Но никто в эти ценности не плюёт циничней, точечней власти. Есть закон об отсрочке службы специалистам, кои 'приносят обществу пользу'. Всяк поймёт, что отсрочку запросто растянуть на годы. Также всем ясно, что молодой спец будет, конечно, отпрыском властных. Дети и внуки их - сплошь в начальниках холдингов, корпораций, в членах Госдумы или Генштаба. Вот как 'священный долг', умиляющий власти, вдруг обращается им на 'пользу'. Важно не столько то, что означенный долг 'защиты отечества' обретает вновь классовый, по всему, характер и претворяется в штамп ненужности взятых в армию, так как 'польз' в них мало, кроме того чтобы быть мишенью. Главное - с каковым изяществом все 'сакральности' прыг да скок в обратное. Рассуждая логически, все 'священные ценности' назначаются выгодой: cui prodest?
  То есть их нету.
  
  205
  С Ницше нельзя быть, не заразясь возвышенным складом мысли.
  
  206
  Понял: 'нормальное' - никакое. 'Норма' - метафора первородных вин, уродства (ибо в патристике в преизбытке про, мол, естественный сексуальный слом, к примеру). Но homo sapiens есть реалия, что, в отличие от других существ, вне рамок, в том числе в чувствах, мыслях и целях. Это потенция для того, чтоб когда-нибудь, бросив физику, выйти к Богу как в метафизику. Есть, кто любит нимфеток, кто нарциссист, агендер. В сих 'ненормальных' больше священного, чем во всех 'настоящих', дескать, мужчинах плюс в их 'давалках'.
  
  207
  Тошно быть двухсоттысячным ибн-отродьем от Авраама. Я вечный шулер, жид то есть вечный. Я не потомок в сотом колене после какого-то древне-плебса, но и не эллин. Я иудей... Не в этом суть. У меня - сто лямов. Грабь меня, я не буду бедным. Я умру рóтшильдом, и схоронят меня в эвкалиптовом склепе на Новодевичьем, под большим могендóвидом. Шёл я тут - и вдруг вник в историю: всё - круги. А меж тем есть мысль: история - самоцель. Библейская мысль, святая. Библия освятила, значит, историю как действия в первородном грехе? История, вывод, действия в первородном грехе?! Но святости я не вижу. Вижу: как было - так и идёт. Мне проще: я правнук Бога, я опекаем, и мой житейник - Ветхий Завет. Мир в сумме - мой мир, мир иудеев. Нам даже смерть проста: зародились в Боге - в Бога и канем. Но наша слабость - в Экклезиасте. Знания тщетны, мнил он. Следует вывод, что иудейские наши знания, стало быть, пример тщеты?! Миру - шесть тысяч лет, по-нашему. Христианскому миру - семь. Что значит? Что ваш мир древле? Типа, смирение паче гордости? Чтоб признать иудея-Яхве, но намекнуть притом, что есть нечто старше? Вроде, Христос чужд Яхве? Вроде, не взялся Он от столь юного, как тот Яхве? Вот фишка русскости: что-то есть за Яхве. Здесь, мол, ваш Яхве, ну а до Яхве - там пусть вся правда. Вот она, русскость. Ваш Достоевский многого стоит... И я, чёрт, маюсь сей 'Das Russentum'. Мне Яхве мало следом за вами. Ибо я чую, что общепринятый 'добрый малый', 'альфа-самец', 'мужчина' и 'супер-пупер' вроде меня - ракалия... За началом бы высмотреть мне, за Библией! Тренд сейчас, что грабёж - путь правильный для России для отнимания у сограждан на, дескать, бизнес, ведь при застое деньги брать негде. Общества, где такой тренд в славе, чтимы, а где не в славе - то и не чтимы, пусть догоняют. Так уж решили. Правда, замолчано, что конфеточность, когда добрые Фридман с Рóтшильдом либо добрая Англия и прекрасные Штаты сильные оттого, что хилы массы, - эта конфеточность до поры. Надумают в свой час массы, что неконфеточно, чтоб они нищали; что люди - братья; также что надобна liberté; надумают, что богатство подло и что Христос тень Яхве, но Будда высший; или рассудят, что после смерти - тление и что жизнь лишь здесь, не где-то, - и учинят бунт новый, новый Октябрь. Вот русскость, или игильство, или же кромвельство с робеспьерами, либо гунны с готами, либо Третий или Четвёртый некакий Рейх...
  Чёрт, я причём, иудей с заветами, что вся власть и слава будет Израилю? я причём?! Чтó не делаю, чтоб не быть персонажем вечного кругового трафика, чтоб спрямить-таки цикл? Давно в себе слышу нечто. Ели плод змия в Божьем эдеме? - врёт во мне нечто. Разум ваш тщетный! - врёт во мне нечто. Вам во кругах быть вечных повторов и рецидивов прежде избытого, в путах зла и добра, сгубивших вас, обративших в зомби! - врёт во мне нечто. Худо мне! Пусть же истина, кою, дескать, до Яхве ведала русскость, перечеркнёт круги. Изрыгнём плод знания. Из грехов первородных - вон пора!
  
  208
  Казус Гитлера. Гитлер не был кретином. Ведь в этом случае нам пришлось бы тожественно счесть кретинами Моцарта, Македонского, Ал. Матросова, Штирнера, Чингиз-хана, Лаоцзы, Прометея, Будду, Моххáмеда и Плоти́на плюс всех подобных им необычных, а к человечеству отнести лишь массы, скорые пить, жрать, подличать и пошли́ть. Великое насаждают; сброд в сём участвует из-под палки (но всё же мнит себя человечеством, хоть такие претензии впору только героям, к коим припрягся сброд).
  Гитлер, тщившийся претворить цель Бога, был в большей степени человек, чем массы. Он звал филистерский сброд к свершениям по ту сторону от 'добра' и 'зла', где физика прекращается. Смерть, являет Голгофа, - малая плата, чтоб изменить мир. Бог кровью Сына встарь искупал нас - сходно и Гитлер с плотью и кровью влёк с гомо сапиенс 'ризы кожаные' греховности. И чтó звали разгулом 'сверхчеловека', нового варвара и Атиллы, силой берущего славу мира, топчащего культуру, было лишь кáтарсис от томительных, умерщвляющих лживых символов и табý, устроивших шáбаш свинства, мелочного расчёта, ханжеской чинности, добронравной корысти, подлости, серости и ничтожества. Он стремился к истокам, осознавая: счастье - помимо целей культуры; можно быть нравственным, высокообразованным, умным, светским - но не счастливым, но не здоровым духом и телом. Снять антиномию меж мечтой культуры и целью счастья - вот в чём нужда была. Предстояло создать людей, что решат изменять себя; ведь великое ищет большего; вся вселенная - дом великого. Человек, руша стены, должен был вышагнуть к первозданным, истинным мерам мыслей и чувств, к божественным.
  Вот что силился Гитлер, - в пику деяниям, что вершил Бонапарт либо Пётр Великий, фюреры новей, губящих род людской. Он творил всё с неистовством, адекватным мании, что считалось бы мудростью в сфере нравов богов, в сверхфизике. Его действия шли вразрез Сократу, кто звал к 'добру', ведь Гитлер, рушащий фикции, направлял ко 'злу'. ('Добро' наше, кстати, - 'зло' в духе истины; есть такой род хулы, что желанен Богу). Гитлер бросил всю нацию на борьбу с миром падшей лживой культуры, в ходе которой вырос бы новый тип. Немцы начали штурм в сознании, что раз мир есть 'добро' для общества, то война есть великое благо Богу ('Gott mit uns'). В сей борьбе немцы поняли: можно быть выше всех, даже выше себя недавних, сдавшихся, сломленных; нормы, догмы, законы, поняли немцы, не правомерней битв за господство, что есть свобода. Нация видела, что комфорт прежних ценностей заменяется чувством, родственным счастью...
  Вновь, как знать, нам давался шанс, - нам, всему человечеству, - смыть грех Евы с Адамом. И ради этого надо было вести себя аномально, парадоксально - будто Христос в свой век, Кто принёс весть об истинном в ту среду, о которой объявлено: всяк есть ложь (Пс. 115, 2), ибо плоть не та, да и дух не тот после древа познания. Надо было из фикций - в подлинность. Что же вышло?
  Нация, может, первая в мировой культуре, взять музыкантов либо философов (Кант, Бах, Брамс, Ницше, Гегель), и превосходная силой жизни, - немцы не вынесли напряжений и предпочли кровавому, но великому маршу участь филистеров, вновь вернулись к былому, не превзошли себя, - и их миссию подхватили русские. 'Да не мыслите, что несу вам мир; Я меч несу; разделю брата с братом, сына с отцом, дочь с матерью', - рек Христос, знавший: Жизнь крепнет в муках, ― и ставший Сам виновником мятежей, смут, войн, соперничеств. Гитлер будет в позднейшем назван героем. Ведь не мешают же необычные, по всем меркам, речи Спасителя и престранные, некультурные выходки почитать Его как Бога, а иудеям ― чтить Авраама, чуть не казнившего, помним, сына, и торговавшего, помним, Саррой? или Навина, бившего всех врагов немерено? И ислам чтит того, кто звал к войнам и ратоборствовал. Что-то явно ведёт людьми в их прасущности. Первозданный тип (он мужчина ли, женщина, мы не знаем) должен быть восстановлен. Это возможно лишь через кровь. И смерть. Воистину, первозданное быть должно воссоздано.
  Холить род людской? Если он мучит Бога как на Голгофе, так и внутри себя, - чтó тогда человек? чтó ценно в нём?
  
  209
  Мусульмане мнят: власть исламу вернут джихады. То есть в исламский рай входят с кровью. И христианам стыдно чураться, как прокажённого, говорящих, что возрождение будет страшно. Царствие Божие, предрекал Христос, явят беды. 'Ибо восстанет род на род, князь на князя, и будут моры, землетрясения. Будут вас убивать, преследовать. И начнут предавать друг друга и ненавидеть. Горе беременным и питающим из сосцов в те дни! Будет скорбь, коей не было от начал доныне, но и не будет' (Мат. 24, 7-21).
  Для чего так?
  Чтоб избыть - фальшь. А в чём она? Если сам Адам создан Богом, род его порождён был делом Адама, кое патристы (бл. Августин и прочие) мнили 'похотью', 'произволом', 'самоуправством', несоблюдением воли Бога; значит, дела людей, - что неистинны как продукт Адама, - тоже ложь, коя сгинет, как всё на свете не первозданное, но возникшее в падшем статусе. Возражают, что, дескать, Бог велел, чтоб плодились и множились. Вспомним песню, однако, матери чаду: 'Будешь ты чиновник с виду и подлец душой'. Это в той связи, что ехидное Богово: 'наполняйте мир, царствуйте и над рыбами, и над всяким животным', - днесь представляется постижением Богом свинства, что мы устроили и с собой, и с миром.
  Страшный парад из войн, где народы губят друг друга, месиво рыночных и этических деланий с Рафаэлем в одном конце и с Герни́кой в другом, с Уолл-стритом в Манхэттене и фавелами в Рио; стон загарпуненных в глаз китов, треск сваленных кедрачей, визг лис, обдираемых в мех, плач брошенных кошек etc. от культуры, коя, калеча жизнь, полагает, что улучшает жизнь, ― плод Адамовой деловитости (после действий над Евой) в мёртвом эдеме. Вспомнивши это, нужно свитийствовать в духе Гегеля: 'Ja, действительное - разумно!'
  
  210
  Megalomanic. Нас обвиняют в мегаломании, в гипертрофике чувства. Смотрим на всё, мол, глазом навыкат, реплики взвинчены, тексты пишем-де в титулах, ворожим апокалипсис. А мир, в общем-то, в норме. Есть, правда, мелочь: пошлость, насилие, шкуродёрство, кровь, страх, бессчастие... - но не надо гипербол, надо нормально...
  Мы несогласны. Мы ненормальны. Мы - род титанов, в нас меры вечного, дух вселенной. Мы будем в ор кричать, изо ртов наших будет течь пена, ибо мы видим, что мир над пропастью. Мы пойдём, облачась безумием. Мы дадим в себя в жертву вашим проклятиям, ибо ведаем: чтобы сдвинуть мир на йоту, надо погибнуть.
  
  211
  Юмор философов. 'Ваш Бизе - подтирка, употреблённая Ницше вследствие прослаблений Вагнером!'
  
  212
  Дочь в депрессии
  Не тоскуй, не депрессуй,
  а живи, Лисёнок.
  И не уплывай за буй
  к страшным лестригонам.
  Ты нужна сама себе,
  пусть кругом ненастье.
  И к отчаянной судьбе
  вдруг приходит счастье.
  
  213
  Девственный мозг знал Бога. Девственница могла б сказать! Но не скажет. Ибо безмерное не раскроешь в мерном. В царстве 'cogito ergo sum' естественное презренно. Здесь чтó неназвано, не осмысленно - то отсутствует. Девство склонно к лесбийству как к сохранению самоё себя, как порыв к ненасильственному блаженству. То есть в лесбийстве - гибель мужского, сущность которого в подавлении, в низведении мира в данники. Так, Цветаеву гнали за фимиам лесбийству. Чтили Ахматову, тень мужского, певшую на вменённом дискурсе матери и любовницы. Эти женщины суть два лика - падшего и эдемского.
  М не даст шансов Ж изначальной, до-грехопадной. Что сказал св. Амвросий? Если Ж возжелает, он говорил, служить Христу, пусть не будет впредь женщиной, но - мужчиной.
  'Как живётся вам с сто-тысячной -
  вам, познавшему Лилит!
  Рыночною новизною
  сыты ли? К волшбам остыв,
  как живётся вам с земною
  Женщиною, без шестых
  чувств?
  Ну, за голову: счастливы?
  Нет? В провале без глубин -
  как живётся, милый?'
  Ради 'провала' вульв без 'глубин', - читаем, - М кроет женское, повторяя древнейший акт 'познавания' райской Евы адским Адамом. Это - трагедия, что является к девочкам в неестественном опыте. И они меж 'оно' в себе и 'сверхъ я' мятутся. До суицидов.
  
  214
  За обыдление! Активируем троллингом и иным провокатингом обыдление! Поиграем с Кре., как играет он с нами, СМИ-кая преданных лживых ртов. И пусть быдло узрит себя, точно в зеркале. А с учётом того, что Кре. - вид России как она есть сейчас, мы поможем тем самым ей в обыдленьи, столь ей любезном.
  
  215
  'Избранные' и 'недо-'. Жуткий инстинкт - мертвить - изводит нас, приучая к страшному, к директивному в человечестве! Не инстинкт, поправлюсь, - а это умысел жизнь не чтить. Убиение, дескать, истинно, нам твердит сей умысел; душам, дескать, ничто, коль плоть убить; души вечные! Тут почтение вдруг к душе как к высшему - парадокс, упростивший смерть; плоть не значит, мол, суть в душе!
  С Адама, кто обусловил смерть первородным грехом, мы в Каине укрепили тренд и должны, как он, убивать, чтоб быть, иметься. Мы в руце Господа, но и в самокоррекции и в ходу становления, когда нас губит равный нам, находя оправдание в несвершённости и эскизности, некомплектности, полу- (стало быть) человекстве нашем. В терминах это: 'вы-блядок', 'недо-делок', прочие 'недо-'. Наш Достоевский знал про нас: 'недоделанные', мол, 'пробные существа к насмешке'. Каждый миг мы в развитии. В каждый данный миг, заключаем, есть лишь один в лад Богу, самый продвинутый. От него потомства, с ним и контачит Бог, ему манна, слава и честь Израиля. К миллиардам других всех 'недо-' нет интереса; мы без призора, ибо суть шлак. Поэтому не затем ли 'недо-' взвинчены в тёрках с Богом и громоздят свой мир в отместку? В общем, пока Бог с избранным, с самым первым из архи-развитых, апгрейдованных, ваньки варятся и не ведают, что они никчёмны и не нужны. Истории отведён люд Бóгов, то есть Израиль, что бы ни делал.
  Тут-то и трюк с Христом! Снизошёл Бог к ванькам, им 'обещал' фавор, если будут с усердием жизнь в слова сводить, ибо Бог есть Слово-де, а жизнь так, нелепица. Для чего ванькам сказ молиться и грезить Словом где-нибудь в пýстыни. Бог, лелея 'народ святой' и ему дав Землю, прочим даст после. Есть 'племя избранных' - и весь прочий брак, что с Христом, ха-ха! Я - плод Ветхой и Новой Книг, обращающих в муку, и, дабы вырваться, нужно выбрать: либо я иудей (незваный), либо юродивый.
  Только, может быть, ничегошеньки нет? Пространственно-временные мóроки? Нам показывают, мы видим-де?.. Чепуха! Срок думать, где зарабатывать, - вот куда бы мне мысль слать... Ан, слать некуда. Ничего нет. Есть лишь пространственно-временные мóроки. Нам показывают, мы видим-де - вот такой вот фокус.
  Мы не в реальности, мы в фальши фразеологии; и давно, с первородной древней вины. Евангелье - способ ввергнуть нас в пустословие. Холя избранных, Бог отверженным, нам, даст после, там, в послежизни, мол. Бог внушает не лезть в историю, коя - избранным. Нам - синóпсисы (своды фактов): греческий, вавилонский, коммунистический. А что факты? Это суть прах один, хоть какой бери либо выдумай. Сам Христос признал, что пришёл для избранных (Мф. 15, 24). Не про нас опять. Он в соблазн нам был, чтоб за Ним шли в мóроки. Дескать, вам, сброд, также, как и Израилю: ему Ветхий Завет - вам Новый. Только Евангелье упирать в преамбулу, где Израиль ― Божий 'род избранных'.
  Здесь споткнулась дура Россия! Как обманулась! Вверилась, что богатство в небе; что, дескать, честь-хвала нищей духом быть, кроткой, плачущей - вплоть до савана, кой начало блаженств-де. Запад хитрее: там не пойдут с Христом, не создав земного. Мы вымираем. Нам смертоносно мерить жизнь Библией; мы в ничто маршируем с нею. Сякнем! Надо - в до-Бибельность, где жизнь в истине... Но вот как туда?
  
  216
  Толкований о философии изобилие:
  самый важный долг человека;
  дискурс о смыслах, форма сознания высшей меры;
  навык творить концепты;
  мысль о корнях всего;
  трансцендирующее усилие;
  жизнь на грани мышления;
  адекватный вид абсолютной вещности;
  разбирательство с бытием.
  Желанней эта вот дефиниция (от Платона), что философия занята 'кончиною'. Философия, подтвердил Монтень, - 'обучает смерти'. Если душа бессмертна, то, как мать учит чад ходить, подобно и философия держит душу на пóмочах и ведёт к Инакому. Кто в земном слеп - тот слеп в духовном. Тщетно рассчитывать, что без пристальной оптики преуспеешь. С этими целями в католичестве есть чистилище, где готовят к вечности. Жизнь, земная жизнь - не вполне ещё жизнь; как жизнь она недокончена, после смерти ведь тоже жизнь, и нельзя сказать, кто счастлив или несчастлив, судя по фактам жизни телесной. Даже земной путь странен. Будь Бонапарт на Корсике, не отбудь во Францию - обойдён бы был Паоли́ Паскалем, местным кумиром. Также не будь войны, Б. Сафонов, дважды герой, асс-лётчик, жил бы в деревне и трактористил бы, а не то бы в тюрьму попал. Шуберт, к слову, прославился после смерти и в высшей мере стал жить за гробом; сходно и Ницше.
  Кто говорит: 'Я счастлив', - это неправда. Пусть ты богат, здоров - но важно, чем ты закончишь. Царь Крёз понять не мог, почему Солон, мудрый эллин, не полагал его жизнь завидной. 'Важно, чем кончишь', - рек Солон. Вскоре персы убили этого Крёза страшною смертью.
  В общем, ничья судьба не счастливая, а равно не горчайшая вплоть до смерти; так мыслят мудрые. Плюс судить ни о ком нельзя, не узрев его на том свете, или post mortem. Это осилит лишь философия, провожатая вечной жизни. Как ведь бывает: кончил с оркестром на Новодевичьем - а за гробом овец пасёт на отшибе и всяк плюёт в него.
  
  217
  Amor fati
  Выйди к спасению
  сквозь смятение.
  Успокоение -
  не тебе.
  Ночь отречения -
  век мучения
  и возвышения.
  Так в судьбе.
  
  218
  Я умру без Бога, изгнан людьми и лишён Им крыльев, чтоб не взлетел к Нему.
  
  219
  Милых всемству интервьюируют. Z сказал, что, мол, всё в жизни сделал как полагается: чад завёл, дом построил, 'музыку' пишет, вырастил дерево... Прервала звонившая, прорыдавшая, что его, шоумена, любит, пусть 'продолжает!', 'гений навечно!'. Тот похохатывал... Был сюжет с женским голосом, и поток страстных слов облил эфир. Мнилась Áргерих, Флеминг, Бáртоли, Вестбрук, Каллас. Слышалось об 'утратах в сфере искусства', о 'суггестивности', 'дурновкусии', о 'безмерности трансцендентных опытов', о 'духовности', 'эстетических высях', 'символах' и 'культурных царственных шлейфах', что, дескать, 'коротки' у значительной части авторов, а то вовсе отсутствует; также слышалось: Скотт, Феллини... Интервьюер спросила о цикле гала-концертов, что предстоят в Москве. Женский голос молчал, и долго, вплоть до подсказки:
  - Я вам о классике: Скрябин, Брамс, Шостакович... Слышали? Это ваше?
  - Нет. Я хип-хоп люблю.
  Стало ясно, из каковых она, почему в поп-топах и о каковских 'шлейфах' в сущности речь.
  Так хрюкало, притворяясь докой, сыплет сакральным - и вдруг немеет, стоит сакральному взяться вправду.
  
  220
  Что нам Искусство? (Баха, Сервантеса, Ницше, Пушкина, уточняю; мир прост настолько, что вздумают: речь о Галкиных либо Малкиных-Залкиндах).
  В чём Искусство? Что нам Растрелли, Данте и Глинка? Что они требуют? Сверхъперцепции. Ведь параметры чувств и мыслей в высшем Искусстве - это не куцость, коей кромсали нас, добиваясь, наверное, чтоб ментальные и иные навыки скисли и чтоб какой-нибудь плоский шлягер выглядел истиной, а воздействие горнего нас вгоняло бы в ступор и представлялось напрочь оторванным от нужд жизни, стылым, бессмысленным и пугающим. Так, от грома мы прячемся, заслонясь руками. То есть Искусство - зов изначального, модус рая, где мы могли вмещать сверх-аффекты. Бог сотворил нас в лад титанам - мы же, забившись в щель между 'злом' и 'добром', тупели, слепли и глохли собственной волей и упростились; многим 'тра-ля' теперь лучше Моцарта. Не снесли безмерного, но с Искусством тщимся опять к богам.
  Выше крылья. Ввысь сердца!
  
  221
  Нам выносят мозг детективами, научая жить в 'истинном и конечном' мире, где предназначено, дабы Зло вечно гнало Добро в виде Женской Плоти и Сумки Денег. Славный Герой же, ищущий правды, вынужден рыться в грязном белье, где, пачкаясь, достаёт Добро, - естественно в виде Женской Плоти и Сумки Денег, кои он, вызволив, бросает и удаляется в благонравное, чуть брутальное пьянство, реминисцировать об утратах. Женская сексапильная Плоть с объёмистой Сумкой Денег плачут вникнувши, что Герою кейф, в общем, лишь в садо-мазо. Суть детектива вся в Женской Плоти и в Сумке Денег, что алчем с мыслями: у нас нет их, блин, у него, блин, есть они, но он медлит взять их, чтобы жить круто!.. Вот должный образ 'нравственной' мысли, 'нравственных' ценностей.
  
  222
  Мы рождаемся с крыльями, а мораль обрывает их.
  
  223
  Достоевщина - это жизнь без моральных игрищ. То есть подспудное - вон давай. Или дрянь душа, как сейчас, когда рвут её? Душу прячут, где ни возьми; мол, этика. На работе, в искусстве, в мыслях и в чувствах - рамки и порции. На 'Давида', статую, навлекли подштанники. Маскируют голь в фильмах... Взять хоть Джоконду: что мне в ней надобно? Я б взглянуть хотел, как она оправляется; речь её не вульгарна ли, стоит рот раскрыть? Не тщеславен ли и не глуп сей перл? Может, явной Джоконде было привычней пить и ругаться? Вот что мне нужно, кроме улыбки этой Джоконды. Сплошь её нужно!
  Дозы в искусстве, порции в жизни... Лишь Достоевский всё пёр наружу: мерзость в морали - ан ведь брильянт живой! Кроме Фёдор Михалыча, ни один не являл жизнь глубже. Жизнь нельзя кромсать.
  
  224
  Есть Фиджи, Монмартр, Пикадилли, Токио - а я видел лишь это, жгущее чувствами колоссальных мер. О, Родина, моя Родина! Мне б в каморке пить горькую, чтоб запить тоску, заплутав в громаде, что вобрала мой род к тайному, неподъёмному всякой нацией, непостижному, - да и нам неясному, - ради коего мы ломаемся, чахнем, гибнем, так и не ведая, для чего, ибо нет у нас ни богатств, ни счастья; разве что в мае, лепящем кроткий русский наш рай, мы нежимся перед сумраком вьюг и слякотей в криках вóронов средь пустынной шири, дабы и впредь хранить проклятые, словно вросшие в плоть безмерности для каких-то нечеловеческих перспектив. Вдруг Бог здесь сойдёт в Свой час?.. Бдим вверенный окоём, а рыпнемся - лишь творим разрушение как урок не бежать судьбы, но стоять вечной стражей, кличущей тщетно: что тебе, Родина, мать и мачеха?
  
  225
  Есть теория, что за шесть веков до Р. Х. в продвинутой древней Аттике взрос решительный тип мышления, богоборческий. Суть в таких словах: 'Присуждённого роком не избежит сам бог'. In short, Логос космоса одолел миф хаоса. Возникает вдруг разум рациональный, ра-зум логический. Отправляясь от нескольких постулатов, он ладит цепь идущих одно из других понятий как бытие вокруг. Предпосылки малы числом, ограниченны. Сам Платон поучал адептов: 'Негеометр не входит!' - что означало гон правд сомнительных, осуждённых по формуле 'рок не слушает убеждений' и спинозистским истолкованьем чувств как углов. Сверхпринципом стала мáксима, что 'рождённый гибнет'. Главный закон стал - смерть, иначе же неизбежность.
  Стались два мира антиномичные: прежний верил в богов свободных, вечных, всесильных; новый мир верил в Необходимость. А ведь подумать: ты хоть весь век вопи - но, когда ты урод, им будешь, плюс и умрёшь таким. Эти верили в 'дважды два четыре' и лишь одним могли облегчить юдоль: вздумать нечто, чем бы владели вроде как боги. И постарались. Вздуман был мир, где шудра мог стать владыкой. Как это сделали? Так. Сократ, простояв два дня, породил моральность. Да, мы слабы, решил Сократ, и природа сильней нас. Но - есть спасение. Верь в 'добро' и в другие благости - и ты бог. Держась 'добра', ты богаче Крёза, вещее пифий и круче Марса. Ты царишь в добродетели, в идеалах. Ты их творишь!
  Сократ воздвиг цитадель 'добра' и сходного и заставил войти в неё. Прежний чувственный мир объявлялся призрачным, а мир дум - реальным. Бог создал старый мир, а Сократ создал новый как метафизику. Между Богом, короче, и человеком вставлен был 'логос' - разум особый, математический в существе своём. Этот 'логос' прервал связь с Богом. Прежнее гнали, будь то хоть радости. Нужно было оценивать по 'добру', клеймившему это годным, это негодным. Предписывалось всё взвешивать: не любить чтó нравится, не бежать отвратного, а - судить о всём от 'добра' и сходного. Восторгались впредь не красой весны, но сознанием, что весна 'добра'. Отторгнув мир, люд погряз в идеях; и счастье прежнее, органичное, заменилось этическим, установленным. Тьму немыслия сжёг свет рацио. Вот когда началось, что затем подтвердилось неким из пишущих: 'Идеалы и ценности вечны и неизменны, не буржуазные и иные, а лишь людские'... Вот ведь как: человек вбрёл в зону общих понятий и пребывал в них, как под защитой. Бог? Бог отсутствовал большей частью, Бог попускал злу, смерти, бедам и ужасам. Бог бахвалился: 'Я творю свет и тьму и бедствия' (Ис. 45, 17). Человек не желал сего. Игнорируя Божий мир, он творил мир 'добра' как истинный. Ты сдыхал от болезней, маялся нищим - но, если чтил 'добро', был счастлив. Так онтология стала этикой. Люд мутировал в некто общего, медианного, о ком знали бы, что он 'добрый' либо 'плохой', и только, - тем упрощая, симплифицируя homo sapiens. Мир идей был обжит людьми. Он давал блага здесь, не где-нибудь. Он прельщал грёзой света, неги, спокойствия, безопасности и довольства собою в области, где бессильна Жизнь, что дышала смертью, - то есть в мышлении. Это был шаг из данности, где творил Бог, в мóрок. Мир фикций множился как помпезный, гордый собою, но безысходный мир, полный толпищ, что, заболтавшись, втиснулись в путы вместо свободы. Бог был отвергнут. Или, иначе Им стало слово, принцип, идея, смысл и понятие. То есть вымыслы.
  
  226
  Обретаюсь близ 'древа Жизни', всех-всех зову к нему. 'Хватит, - злятся. - Нам надоело!'... Странные. Испражняемся, точим лясы о деньгах, пакостях, тряпках, фокусах власти; смотрим картины, где лейтмотивом только одно: секс, подлость, драки за собственность, пошлость, блядство. Это нормально, не раздражает. А как поманят нас к 'древу Жизни' или к эдему - злимся. Стало быть, внутри каждого стыд за древний курьёз предательства?
  
  227
  Казус фигового листка. Как было: съев плод познания зла-добра, презрев затем древо Жизни, Ева с Адамом вдруг обнаружили, что ― наги. И устыдились. Да, устыдились того, как созданы. Что для Бога 'добро зелó' (Быт. 1, 31), для Адама и Евы стало стыдом. И злом. Действительно, в Боге Ева с Адамом были окутаны кровом истинным; по разрыву с Ним вид замкнувшейся в кожу пары, раньше открытой всей своей сущностью, - стал ужасен, как фрикадельки. Сняв Божьи ризы, что люди делают? Ищут, чем бы прикрыть себя. Божий взгляд на них как на доброе померещился первой паре, знавшей своё 'добро', то есть меру с нормой, несоответственным. Разуверившись в Боге, счётшем тела людей и свободу тел оптимальными, предки вздумали, что такая свобода - зло. Прикрылись. Тканью с моралью. То есть они вдруг сам с усам, и плюс 'добрые'. А вот то, что в эдеме, что отпечаталось даже в них самих, - 'недоброе'. Се - акт бегства пары от Бога, так и от кровных связей с природой, связей любовных. То есть от Эроса. Было кончено с чувством, зиждущим тварность волею Бога. Паре помни́лось, что коль в момент любви размывается (слабнет) разум, это отвратно. Ева с Адамом гнали любовное и по времени, и по месту, - всё ради разума, помогавшего им рвать с Богом, - и наслаждение свели к мигу вместо эдемской вечной нирванности, чтоб весь прочий срок упражнять ход 'зла' с 'добром' и творить по ним. Вот ключ фрейдовской сублимации. Люди, Фрейд учил, трансформируют Эрос в 'дело культуры'.
  Это и был слом рая в пращурах прежде, чем, скрытых листьями смоквы-фиги, Бог их прогнал - из рая и от Себя.
  
  228
  В США браки ЛГБТеев стали законны. Плохо ли? Хорошо. 'Нормальным' впредь прав прибавилось, раз они теперь, пусть 'нормальные', могут быть в браке с геем. Есть лишний выбор. Больше прав - лучше. Лучше для всех нас; шанс апгрейдовки ветхой 'нормальности'. Ведь в конце концов гении - ненормальные. А сказать человеку, что он 'нормальный' - значит обидеть. Житель грядущего будет именно ненормальный сверхчеловек с расширенной сексуальностью. Ну, а чтобы понять 'нормальных' с ракурса Бога, всю мракобесность их представлений, в шутку представим Бога с вагиной, с фаллосом, с грудью. Бог - вовне пола. Ergo, всё сущее ― вовне пола. Нужно лишить пол святости - и подать его первородным грехом. Закон в США ― ключ новых видений половых проблем. Евангелье: 'Не иначе узнал грех, как из законов' (Рим. 7, 7).
  В общем, законы лишь подтверждают патологичность гетерофильства, как бы нелепо ни показалось.
  
  229
  В ти́ши, полнейшей и многодневной, вдруг слышишь Бога. А вот в наполненном гвалтом мире слышишь лишь гвалт. Решаешься ти́ши требовать. Но скоп злобствует и шумит о покушении на свободы: правда, мол, в общем! в массовом вкусе! Скоп в дикий крик кричит, ибо думает, что ведёт таким образом просвещение, сея 'доброе, вечное', плюс 'разумное'. При всё том скоп не хочет знать ни ту тишь, о которой речь, ни тебя, ни Бога.
  
  230
  Филологам и теологам. Почему Русь "Святая", а патриарх - "Святейший"?
  
  231 dd>  Люди
  В нашей жизни пусто, как в могиле.
  В наших душах стыло, как во льду.
  Мы притворщики из рода "милых".
  Вероятно, нам гореть в аду.
  
  232
  "Ты" и "вы" в пользу Божьего бытия. Не важно, есть ли Бог или нет Его. Важно то, что обращаемся с Ним на 'ты', как с близкими. Остальным же 'выкаем', констатируя, что они нам чýжды и не нужны нам в принципе. Знать, не Бог отнюдь, а они НЕ ЕСТЬ при всей видимой их реальности.
  
  233
  Может, я твержу странное. Может, я твержу дикое. Но зато твержу так без фокусов, а не что земля круглая и что женщине надо в храм входить в парандже, и что Бог есть мораль, и что главный мыслитель - Трéплеров, и что лучший стилист - Гламурова; что М должен поганить мир, Ж - понашивать да под ним стелиться; что всякий олух, избранный в дуче, богоподобен; что деньги главное, а мораль - кумир человечества; и что мы, homo sapiens, подле врат высшей мудрости и вот-вот превзойдём богов. Я молчу про это и про подобное.
  
  234
  Божья этика - что всё в мире "добро зелó" - хамски попрана комлем древа познания злого/доброго.
  
  235
  Встречи М и Ж сводят в круг приличий, чтобы замедлить резкий срыв в пропасть, в неудержимый оползень тел друг к другу. Есть исключения. Но, как правило: где мужчина и женщина - там эдем, штоф полон, пламя без дров горит. Где она и он слиты - там мы как Бог.
  Рознь - с умыслом. Если вспомнить, как всяк нелеп в сём мире: заболевающий и давящийся пищей, вдруг задевающий за углы, икающий ни с того ни с сего, страдающий от жары и холода, потому что колот в эти вот пóлы, то сознаёшь: не к счастью 'твари по паре', но с жутким планом сжить нас со свету. Я б стал могуч, как бог, доведись быть цельным! Но первозданный, с лишним ребром как с Евой, я Богу в пагубу. И сейчас, близ этой, я говорю себе: вдруг она - та самая, что была вне судьбы моей, но какую нашёл-таки? Не отсюда ль беды, что мы не с той всю жизнь
  
  236
  Не чувствуя, что попали в ад своевольством, хаем природу, где правят дикие, дескать, нравы и нам мешают. Только лишь этика и законы, ждём, улучшат мир. Бог стирается, точно нет Его. В лучшем случае Бог замолчан. Лейбниц оправдывал допущение Богом зла вот так: издёвкою над могуществом Бога было бы мнение, что со злом Тот, Кто создал мир, не управился; нет, причина зла в том, что в природе - нормы , так сказать, собственные, нативные; в них причина зла; эти самые нормы Бога сильней (Г. Лейбниц. Теодицея).
  Коротко, зло в друзьях у довода, что оно - в законе. Зло узаконено. Здесь особый глум: знать про Бога и усмехаться: Бог-то Ты Бог пускай, только ВЕЧНЫЕ ИСТИНЫ круче, выше!
  Лейбниц, ходок за нас, за всех падших, крайне логичен. Ибо не может ведь человек отвергнуть 'зло', кое выдумал, съев плод знания 'зла/добра'?
  А значит, выгони змия и будь при мысли, что человеку, сходно как Богу, всё суть 'добро зелó', первопредок, то есть Адам, ведя себя без раздумий: благ был элизий или превратен? - жил бы там в райской радости. Но он выбрал порчу: жизнь оморалил. Жизнь стала нравственна. А поскольку мораль есть нормы, то наши души вместе с телами вставлены в рамки. Кто мы вне рамок - нам не открыто. Что в нас в лад нормам, то принимают; прочее гонится. Выше сказано, как убит анáмнезис с фантазийностью, как надёжно укрыты 'фиговым листиком' наши чувства, как всё активней портим мы зрение, слух, тактильность гнётом морали. Жизнь впредь искусственна, неестественна. Зрим подмену: Бога Живого кроет бог этики, бог понятий и слов. Устроилось, что спроси, чтó же Бог дал, услышите: Бог велел 'не убий', 'не кради', ну и 'не прелюбодействуй'. Род людской превратил в Бога знание зла с добром - первородный грех.
  
  237
  Реальность и mea шутки. Мните, я нуден? Нет, радикален. Крайний ум обвиняется, говорят, в безумии как в изъяне. Только посредственность хороша-де; выйти из массы - это как выйти из человечества... Так сказал не Паскаль?
  Не нуден я: радикален. А вот назойлив массовый скоп как раз. Также - алчен, жаден и туп. Казалось бы, никого не трогаю в захолустье, вдруг SMS-ка, 'вам супер-шутки для настроения - НашаРяша с КамедиКляб. Звоните. 100 руб. минута'. Мнят развлекать меня и смешить морально, то есть за деньги, 100 руб. минута. Деньги у скопа - форма морали, высшая форма.
  Я фан иных игр, не столь этических. Мне уморочно, что пронырливый змий из библии стал духовный вождь человечества. Вам смешно? нет? Смейтесь! Юмор мой столь безнравственен, что я сам плачý, дабы он вас нашёл, друзья!
  
  238
  Сослагательность - не свершённая вариантность интуитивных или воспринятых предпочтений.
  
  239
  Крабы. Не выгод ищу, а жизни. Мне важней тип вне общества, но не тот руссоистский, вынесший на пленэр свой нравственный и психический хлам. Важней - естественность, вроде той, что земля летом фертильная, месяц жёлт, девы нежные. Я ломлюсь в людей, ибо все как в панцирях под замками.
  
  240
  Сикледицея-Лейбнициана. Вечно нам хочется. Чаще хочется пресловутых трёх 'б', пардон: бодуна, баб, баксов (или же сиклей). Этика учит: не убивай, не лги, не кради, тварь, не любодействуй! Ан, трёх 'б' хочется. Ведь закон для того закон, чтоб хотеть, что нельзя. И вправду: как я узнал грех? А из законов, что отчеркнули грех; я не знал греха, но закон указал на грех и привлёк меня; без него грех мёртв (ап. Павел).
  Но - трёх 'б' мало, всем не хватает. Стался такой закон: три 'б' можно купить. Есть деньги - можешь на нравственных основаниях получить три 'б': бодуна, баб, баксов. Плюс тебе будут все улыбаться, точно герою, и аплодировать, почитать тебя образцом. Морально, то есть за деньги, можно врага убить, заплатив, скажем, киллеру. Капитал, per se, - узаконенный криминал, моральный, благоприличный, кто недопонял. Сикледицея (Лейбниц) есть оправдание мира денег. То есть мораль - путь доброй и легитимной нравственной жизни, сходно и денежной.
  
  241
  Мисс Трепекко слезила по части девушек, поступающих в армию, чтоб служить-де России; а увязавши факт с геном русских, с патриотической генетичностью, - прослезилась вдруг не на шутку, пафосно, мыльно, полноэкранно.
  Браво, актриса! Роль презанятная. Генетичность данного свойства очень мила верхам, что с высот умиляются виду тащащих вечный тяжкий крест масс, как велено, без борьбы и шума. Впрочем, добавим: будь ты с коллегами не один лишь трёп, кой поверг Россию, так что в ней трудно жить, не продавшись, все эти девушки не напялили бы столь милые власти берцы.
  
  242
  Логика как орудие для познания мира тщетна и иссякает. "Нет!" - вопят. Как же так, друзья? Ведь по логике, всё начавшееся - закончится.
  
  243
  Что словá, кои, дескать, 'жизнь твари' и, по Кириллу, через 'свет' коих тварь-де из 'тьмы' пошла? А бессловный червяк, пёс, омут - не существуют? Нет, по Ламарку, всё в мире слито, и человек при этом всём есть последняя вошь в конце концов. Разве хуже, коль вдуматься, видит-слышит навоз и 'тьма' того же Кирилла в небытии своём, хоть они слов не ведают? А как в 'тьме' этой истина? Ведь 'не быть' не равно 'не жить'. Быть - одно. Жить - иное. Вдруг 'тьма' живёт-таки, жизнь чувствуя тайным образом, без посредства слов, вне понятий, что вечно 'рамки', 'хватит', 'довольно', 'вето', 'нельзя', 'нет', прочее? Отчего 'нельзя', если каждый запрет стесняет, смерть же ― итог стеснения?
  
  244
  О свободе мышления. Вольно действовать телом: сесть на шпагат, стать мостиком, тронуть нос языком, - достоинство. Но свободу мышления: строить помыслы вовне логики и морали плюс вовне правил либо традиций, - мнят криминалом либо грехом.
  
  245
  Этические триумфы.
  - Против морали?.. Врёшь! Дадут в башку, вмиг помчишься в полицию за моралью! - хмыкают думая, что скажу: помчу, - и они будут правы; нет, не помчу, скажу, - и тогда мне внушат моральность, стукая в нос и гаркая, хорошо мне или же плохо. Вот и Дунс Скот так делал ('doctor subtilis', 'вдумчивый дока'), кой учил отрицавших 'случай' сечь, чтоб поняли, что их можно не сечь 'случайно'. Я возражу им. Вы меня привели сюда, я скажу, в моральный мир, а теперь талдычите, что мы все всегда жили так? Нет, лжёте!
  Чем вышло людям знать зло/добро?.. Не в слове суть. Есть, кто треплет целые годы, - дело, однако, с места не сдвинет. Но вот Адам, размыслив, счёл вдруг рай скверным вовсе не всуе, но применительно. Это значило, он отдался собственным мыслям, дабы судить, в чём зло, а не попросту жить во всём, что Бог дал ему как 'добро зелó', как 'ЕДИНОЕ ХОРОШО'. Адам возжелал не жизни, ибо 'недобрая', а суда над ней. Он, per se, повернул от Бога к миру из фикций, названных 'вещи'. Он поклонился им, как признал Синаит Григорий, мудро заметивший, что падение не в безмерных похотях, но мы в рабстве вещности мелкой, вроде комфортного испражнения - обладателя вето прямо монаршего, так что коль не усмотрим, будь то в реальности или в мысли, нечто комфортное, не пойдём туда. Ум удобопревратен. Горек клич Богослова, сходно напрасен: 'Мня себя низко, вспомни: ты - тварь Христова, часть Его и дыхание, и ты Бог, через смерть Христа грядый к славе!' Пращур прельстился миром без Бога, там, где ценились только лишь вещи - формы 'добра'. Взалкав их, пращур схватил топор и помчался лишать 'добра' всех других живых.
  Я не друг морали, чада познания зла/добра, означившего гнёт ближних. С первым же вырванным из 'добро зелó', кое создал Бог, человечьим 'добром' рай рухнул. В нём, наряду с 'добром', появилось 'зло'. Поэтому Бог изгнал Адама, дабы, круша рай, - 'доброе' холя, 'злое' ломая, - тот не испортил всё окончательно, не покончил с Жизнью и не сорвал бы шанс возвратиться в рай.
  Я не друг морали, делящей на 'добро' и 'зло'. Пол-мира в качестве 'зла' прессуют; 'добрая' зона узится, ибо в ней сортировка 'более добрых' в 'менее добрых' ежемгновенна. Плюс и в своей душе человек ищет 'зло' в остатках, что помнят Бога, и изживает их; а 'добро' в себе, то есть качества, относимые к 'человеку вообще', к 'моральному' существу, к 'культурному', состоящему из регламентов, знаний, норм, этикета, он культивирует: культивирует схемы.
  Чем всё закончится? Тем, что рыщущий по большой дороге, дабы тягать 'добро', предстоящий Раскольников встретит пустошь, ибо трактованных 'злом' сгубили, ну, а из 'добрых' самый 'предобрый', - сей, с топором в руках 'предобряк' Раскольников, - хлопнет менее 'добрых' (чуть ли не 'злых'), коль сыщутся, и придёт безлюдье.
  Близ - вековая цель homo sapiens: на безжизненных землях восторжествует ненарушаемая впредь этика.
  
  246
  Мы являемся в мир нагими, и нас должно друг другу хватать таких вот, голых, не упакованных в вещи, которые держат нас, точно клещи, и не дают летать вне материи, не дают до безумия, самоубийств, истерик, до безысходного горя, отчаянья, когда мир врёт, что ты неправилен с твоими неповторимыми чертами, полученными от Бога и мамы, и что тебя надо верстать в человечество посредством 'всеобщих ценностей', чтоб тебя, бесполезного, должного вскоре сгинуть, окультурить и воспитать, чтоб далее не скотиной, но правильной трудовой единицей ты вместе со всеми стал бы стремиться производить столь нужные деньги или же вещи, - которые, в счёте начальном либо конечном, возьмут тебя в клещи и из свободного обратят в трудягу, поглощающего попсы бодягу, воспевающего 'порядок', при каковом ты овощ на грядке, а над тобой - вождь с тяпкой, который тебя окучивает и учит вести себя правильно, соответственно статусу на общественной лестнице.
  
  247
  Парадокс: коль в России "от мысли до мысли пять тысяч вёрст" (Чаадаев), в ней - а не где-то - воля для мысли.
  
  248
  Про апологию 'тьмы египетской', или где Аврам выкрал Бога. На идефикцию, что 'закон' дал Аврам из Библии, верой шедший 'невесть куда' и обрётший Бога (чтоб много позже Кли́мент Александрийский счёл философию воровской, поскольку та, 'позаимствовав у еврейских вещих истину', 'отнесла её в свою собственность'; а затем Татиан стал вторить, что, так как праотец Моисей до греков жил, то ему и почёт за тех, 'кто, украв учение, не признались'; чтоб, вслед, Нумений из Апамеи нам растолковывал, что Платон - Моисей, кой вещал на греческом), то есть с Библии быть пошла философия и культура с цивилизацией, - вот на эту идею мы вопрошаем: как Аврам, 'отче веры', бросивши 'стогны' лжи человеков и скрывшись в пýстынь 'обетованную', оказался в Египте не беззакония, но, пожалуй, напротив, где обменял вдруг Сару, символ страстей (раз женщина есть стихия) и иудейское родовое варварство - на закон в виде многих даров ему, чтоб потом его внуки жили в Египте, а Моисей затем стадо диких 'колен' своих наставлял по Египту же?
  
  249
  Видеть исподволь. Сделать ясное и понятное, чему все рукоплещут, - сделать банальность. Истина смутна, явлена промельком.
  
  250
  Есть японская бизнес-тактика, даже, может, стратегия и политика с философией: предугадывать все желания и потребы массы, что платит деньги (дабы тех денег выманить больше). Так сталась мягкая и душистая, как 'Шанель', родная, мягкосердечная и почти живая, часто милей ста жён, подтирка с именем Sewa. Этак в вещественном. И в духовном нам создают подтирки.
  
  251
  Мир из ничто стал (мысль Августина). Мы существуем только лишь Богом. Страшно до дрожи!
  
  252
  Кто видит в склонности к слову 'бог' церковное? БОГ - субстанция, превзошедшая свойства слова (имя, что названо, подставное имя) и превзошедшая Бога Библии и известных богов всех вместе. Что за бог, ущемлённый мерою слова или же книги, сколь велики бы ни были? Вместо имени БОГА лучше лакуны - чтоб обозначить непостижимость. Всё же оставлю 'БОГ' как знак таить под сим ВЫСШИЙ ДУХ, ПЕРВОДВИГАТЕЛЬ, АБСОЛЮТ, БЫТИЕ, ХРИСТА, ДАО, НЕЧТО, УМ (НУС), МАТЕРИЮ, ТРАНСЦЕНДЕНТНОЕ, ЯХВЕ, ТРОИЦУ и ТАК ДАЛЕЕ. БОГ - устой безосновности, ЖИВОНОСНАЯ СУЩНОСТЬ. Мне лучше с НИМ, пусть в тексте. Ведь обсуждает мир всяких идолов и кумиров? Мне ближе - НАЗВАННЫЙ, кто не мог быть назван.
  
  253
  Церковь от плоти? В будущем нет полов (Исповедник Максим сказал). Плоть безнравственна. И, пока её давит нравственность, плоть творит своё тихое, но великое дело - со-единяет, блудски, содомски либо перверсно. Коль первородный грех есть превратная мысль о мире (то есть своя, не Богова), плоть, - остаток в нас рая, - рвёт запрет, строя церковь не духа, ибо он пал, но плоти как первозданного. Ведь у плоти своя мораль, свой язык и мышление.
  
  254
  Страсть расиста
  Нравиццо!
  Что лицо, что низццо!
  Белой расы мясцо...
  Дай его мне исцо!!
  
  255
  Геркуланумский казус.
  Чтимый... но, важно, мыслящий гомофоб! По поводу пола циклимся? Зря вы так! Пóлы есть - и содомы есть. Не хотят, понимаете, содомляне, так сказать, женский пол. Работают и живут, как все, - а вот спят не с женщиной. Богоборствуют! Тривиальны им те, презренны... Чем? Уж не скотством ли? не животностью акта? Я, мой друг, как взгляну в геркуланумский мрамор, где этот Пан с Козой, - понимаю их, содомитов. Что, чёрт, им в женщине?! кто такая им? Дырка! Пшик! Протопласт природы! Прав Фрейд, бесспорно... Взять, скажем, древних Сару с Аврамом: он заключил пакт с Господом, а о Саре сказано: поимел её фараон с другими, да ещё 'чрево заключено', бесплодна; также что регулы прекратились и - 'понесла'... Сверх скотски. Very much хлевно! Первая одомашненная тварь - женщина. Сильный пол - с ним Господь анфас! Сильный пол дерзок! Ну, а подруги?.. Мне геркуланумский этот мрамор - вид аллегорий: женщина и коза равны... Аврам ходил мимо Сары. Он ведь Агарь взял? Думаю, и гарем имел - сдвиг к высшему; вдруг из ста одна - приближённому Бога, то бишь Авраму, ровня? Не получилось. Вышла нелепость: вместо одной - табун из дыр!
  Он покорствовал, размножался, строго как Бог велел, чтоб длить эру разъятого в пóлы хомо, слабого, соблюдавшего подобающий стиль мышления ― половой по сути, где мир двоится, спорит друг с другом, где антитеза давит на тезу, где антиномии бьются в собственной рвоте, а Бог имеет их. Лот же - се штучка тонкая! Лоту Бог - нуль, ничтожество. Лот был сам с усам и своё хотел. Проживал в Содоме, где избегали двойственность мысли, значит и тела, то есть вагину, дабы быть вольными хомо сапиенс... Что есть хомо, мой гомофоб? По-нашему: хомо - 'равный', плюс 'одинаковый'. Хомо хоме кто? ― брат, товарищ. Ну, не рождал Лот Богу подопытных, не служил Маньяку, гордому Промыслом. Богоборствовал!.. Штучка тонкая Лот был! гордая!
  Пал Содом. Лот Содому наследовал. Но! сперва! Бог ему говорит: спасайся! благо, с ним вывели дочерей с женой - с безвестной, так как она лишь дырка. 'Лот, Лот, спасайся!' - врал Яхве Лоту, знавшему, что борьба содомская смарывает план Бога. Врал Яхве: 'Стань, Лот, Мне предан, и размножайся! увековечивай Мой стиль жизни!' Лот не послушал. Вот он - в пустыне, спившийся (прочитай в 'Бытии', в этом Божьем дебюте в миротворении; вспомни живопись: тьма пещеры, сваленный тёмный винный кувшин, подавленный пьяный старец, две его дочери и пожар вдали). И Лот спит с дочерями...
  Гнусности с точек зрений Бога? ― Подвиги!! Лот учил дочерей перверсиям, как сказал бы Фрейд? Нет, тому, что в Элизии было практикой и что предали, дабы впасть в плен к Яхве, в царство обмана. Лот - первый гендерный, в общем, деятель, кто в своём богоборчестве возвышать стал женщину, чтоб не лишь геркуланумская коза была. Дщери шли к нему от любви как рвения к духу истины! Девы начали содомлянское кредо ценностей, в смысле райское, первозданное. Нам Сократ в пример, как 'богатые духом' в склонности к юношам реют в горниих, видя в юношах - то, что сверх природы и что разумнее! Я страшусь, друг, женщин, с пошлою болтовнёй о хворях, детях и тряпках. Козы есмь! Прах есмь! Как ведь играют в антропоморфных?.. Фальшь и обман! Быть в этом? Жизнь сбросить в это?!
  
  256
  Дело науки (социологии, философии, математики, биохимии и подобных наставниц-де человечества) есть махать косой по верхушкам жизни.
  
  257
  В чём секрет и надежда? В том, что текущее не есть высшее по сравненью с прошедшим; в том, что Бог бывшее утвердит небывшим (а это значит: можно идти вспять, вбок, топтаться можно на месте). Есть чему вспять идти: остаткам в нас райской сути. Их прячут кровы. Над - 'маска' Юнга и 'сверх-я' Фрейда; то, чем всяк мнится. Этот фальшивый слой состоит из навыков, предрассудков, принципов и этических норм. Он - некакий 'человек вообще', конструкт, что живёт морально (сходно и пусто); он - арсенал 'общих ценностей', 'идеалов', также он 'общий взгляд' на данность. Эти все маски ходят во власти: в них дар без умолку говорить о 'долге', 'благе отчизны', 'хлебе насущном', 'праведной жизни', 'чести', 'морали' и 'гуманизме'. Мать 'сверх-я' - та же этика, курс на зло с добром. Тварность рая вбита в 'сверх-я' как в панцирь, что стал тюрьмой.
  Мы чувствуем угнетающий нрав сей маски, но мы сроднились с ней и не помним, чтó она скрыла; плюс мы бессильны смыть её фикции, к нам прилипшие. Как пример - Горбачёв М. С., бывший общею фразой. В данной персоне всё напрочь сгнило, что было личного. Путин? В нём из-под крепкой слаженной мины вдруг прорывается нижний слой, что рад убивать 'в сортирах'. С ним казус тот, скорей, что широкие массы в скуке от 'масок' выбрали, в чём скользит тень личного.
  Под 'сверх-я' ― маска 'я', частность в крóви и плоти. 'Я' это мечется меж 'сверх-я' и глубинной сущностью. Так, с одной стороны, 'я' слуга 'сверх-я', что пошито из штампов, общих поветрий и из регламентов; эти 'я' усыхают в меркель, клинтонов и других посредственных. Если 'я' смотрит ниже в глубь, то тогда возникают сорские, моисеи, ницше - высшее племя, близкое истине. 'Я' ― приёмник энергий, тёкших от Бога. Пращур вначале долго внимал Творцу. Но потом его 'я', под водительством зла с добром, стало черпать вне Бога.
  Слой самый нижний, звать 'подсознание' и 'оно', есть нечто - непредставимое и не знающее ни зла с добром, ни имён, ни форм; потенция, а порой импотенция, ведь 'ему' наплевать: быть зверем, камнем, растением, человеком или вообще не быть. Эти свойства от Бога. То есть 'оно' в нас, гипотетично, как бы и есть Бог, вольный создать мир, но сходно вольный мир уничтожить и Самому пропасть. Сим 'оно' пугает - непостижимым, равным ничто, что истинней бытия. Есть люди, что признаются, что не желают жить. Мудрость - свойство иметься как в бытии, так и в небытии. Иначе, мы есть в той мере, в коей нас нет. Умéршие и ещё нерождённые - подтверждение.
  Заключаем: это 'оно' - путь в рай. Сняв маски, мы перестанем быть 'человеком вообще', безличным, станем собой. 'От внешнего, - учит бл. Августин, - вернись в себя, ведь внутри тебя истина...' Изойдём в 'оно'! в пресчастливое, ничего не хотящее, кое нуль, ничто - но и суть вселенной.
  
  258
  Скажут: с ума сошёл, всё про рай да про рай. Где данность? где актуальность, важная каждому и всем вместе, от академиков до уборщиц: экономические проблемы там, политические, семейные и культурные? Обсуждай боль мира, а не фантазии! Уважение к обществу ― дать ему, что реально нужно! Вот что мне скажут, вот призовут к чему. Хоть, коль вдуматься, сей призыв - дурь бóльшая, чем мерещится, если я славлю рай.
  Кто знает, чтó людям нужно? Может быть, не решение политических и т. д. 'насущностей', а их ломка? Есть 'контр-культура', есть 'андеграунд' как возражение 'общим ценностям'. Достоевский знал: люди жаждут тягот. В нас нечто ищет больше страданий, чем удовольствий. Мнить, что писатель брешет собакой, а, дескать, правда в трёпе от 'НяшиКомедиРяши' и в Михалкове, - это ведь как бы и самому быть псом.
  
  259
  Русскость...Ну, и на что она? Я считал, что Бог создал мир иудеям; прочей же накипи дал Христа и благости после смерти. Русскость, ишь... Что вокруг шаманить? Чтó она? - промежуточность, сораспятость добру/злу вкупе, игрища с совестью, чтоб терзать её в гульбищах и желать царств Божиих - но сперва хапануть земное; жажда прельстительных европейских благ - но чтоб сами шли под ханжеский возражанс; петь ближнего - но не дать ему ни клочка; чтить Господа - но за блага и дивиденды. Мы алчем тайно, верим не веруя, есмь никак. Взять Гамлета: 'быть не быть' отлично от быть не будучи. Русских нету нигде: ни в данности, ни в абстрактах 'Царства Небесного'. Труп живой, глюк, иллюзия, наплевавшая в Бога и в человека. Вот что в сей русскости.
  
  260
  Гетеро-фильные отношения - знак пребытия в первородном грехе и в пагубном стиле мысли как толковательном, ценностном и формально-логическом, плюс моральном.
  
  261
  Час бытия
  Я приду без стука,
  не спасёт засов.
  Я приду в час духов
  и мохнатых сов.
  Встреть меня объятьем
  молчаливых рук.
  Не сбылись заклятья:
  я вошёл в твой круг.
  Что случилось - фатум
  и судьба твоя.
  Время сов мохнатых -
  время бытия.
  
  262
  Поп. автор. Казнь здравым смыслом.
  Просто писатель пишет анáмнезисом (реликтом), воображением, исступлением и мечтой. 'Попсовый', или же популярный автор пишет единственно здравым смыслом и производным от сего чувством, чувством моральным, стало быть, ограниченным (ведь мораль есть запреты в духе и слове). Эти 'попсовые' - наблюдательны, знают быт, поветрия, явь, вещественность, осязаемость, ибо слепы к горнему. В общем, пишут, чтó позволяет им здравый смысл. Точнее же: в популярном пишет не сам он, не самобытность, а - здравый смысл, шаблоны, общее мнение, то есть пишет стяжание, ибо здравый смысл и мораль стяжательны. Суть морали расчётливость.
  Здравый смысл равен 'общему месту', или банальности. Отражая мораль толпы, чтоб ей нравиться, популярный писатель может разумно предполагать, что этика, дескать, главное в людях (общее место); что, если кто не знаком с Паскалем или же с Бахом и не читает книг и не слушает классику, - ничего нет ужасного, вкусы разные (тоже общее место), в консерватории тип культурный даст фору людям, Брамса не слышавшим, но в лесу брамсофил погибнет, а тип второй, простецкий, но и практичный, выстоит, сдюжит (общее место), всяк хорош по себе, все равные в этой жизни, дворник и физик, надо быть проще, надо - земным быть (общее место), надо любить людей (супер-пупер-запупер общее место). Эти сентенции как свидетельство пошлости, эти игры с толпой, с массовкой, кажутся мудрыми, а в реальности здесь всего здравый смысл, не более, нужный разве при ловле блох. Афронт к судьбе homo sapiens вот в таких софистах рядится в вид участия, с каковым шоу-банды СМИ соблазняют чернь.
  Коротко, популярный писатель - пошл. Его опусы лгут, что жизнь каждого ограничена 'общим местом', общими целями, что у всех общность ценностей (деньги, слава, комфорт), что нас нет до рождения и не будет после кончины.
  Нет, мы заявим. Мы - в становлении; пренатальный удел наш столь же реален, как и посмертный. Любостяжательный вздор селебрити обрекает нас скудости в рамках здравого смысла и его дщери - этики. Человек меж тем тварность шире морали. Он ищет горнее.
  Пребывать в 'общем месте' небезопасно. Шлют на смерть не единственно пулями, но и пошлым 'поп'-здравомыслием.
  
  263
  Чаять 'сильной России' - значит усиливать власть кремлёвцев, а не России. Что в этой силе? Оборонять кого? Плутократов, жадных до денег? Газовый сток на Запад? СМИ-агитпропы? Обрядоверие? Пошлость, хамство, опричнину? Мракобесие? Кумовство? Испохабленный мир? Холуйство? Косность? Бесправие? Наглость властного быдла? 'Сильные' правят ради себя.
  
  264
  Ни в ком не видна фальшь логоса так, как в русском. Галл, англосакс, еврей существенно падки к смыслам и словотворны; даже тупой из них ладит слыть всезнающим; для чего? - слова внушать. А мы живём, будто лгущих слов нет и всего, чем горда культурщина, - тоже. Нет и культурщины, что, как гриф на кровь, машет к истине, чтоб пожрать её. Но есть русские, не дающие штамповать себя межумки. Еллинских борзей, типа, не текох, риторских мудрех, как бы, не читах, а филозофию ниже очима видех. Нация злая-де, говорят о нас, сберегающая пласт истины, вместо чтоб обусловить эту вот истину и свести её в торты, лифчики, в интернетию и в 'культурное', после - в средство от благ 'культурного': в государства, в войны, в больницы, в психиатрию. Мы как бы люди, но под личиной в нас - зверь для них, заморских, тот, что отсутствует здесь сейчас в вечной русской тоске по далям. Запад внушает нам деньги, скот и рабов (Быт. 12, 16). Сикль над всем? Сикль - свет истины? откровение? Вовсе нет. Сикль создан, чтобы купить Россию и обусловить. Также есть русские, что витийствуют: мы не дали новых значений, не обновили мир, не внесли концептов, но всё испортили; в русской крови-де гибель; русские - 'прочерк', мол, 'страшный нравственный', нужно бить в русский лоб, чтоб в него вколотить идеи. Есть и особые господа, посконные, сплошь брадатые, клерикальные, сверхморальные, воспевающие страсть к водке и к 'богословию топором' да к дёгтю. Им народ, - что так 'добр' в их стрёкоте, 'органичен', 'слился с природой', 'вхож в биоциклы', 'истинен', - всё равно надлежит исправить, дабы позволил сим господам владычить. Что же выходит: 'истинный', 'органичный', 'добрый' народ ждёт ретуши, чтоб стать истинней? Ждёт идей от господ сих? Но ведь каков народ? А таков, что вздуется в нём идейка либо заденет чуть - и вдруг плох народ. Был вот 'истинен', 'добр', 'всеблаг' - и смыло, порченный стал и подлый. Был 'органичен' - и вдруг Октябрь, безумие, а не то 90-е с воровством, с разбоем, с тьмой 'неорганики' как стремлением к фальши Запада. Вот народ наш с идеями! А - не нужно их. Глухость к умыслам - во спасение. На России сбился сикль. Его цели здесь - в дикий смех нам, в хаханьки. Два пути есть: русский и авраамов. Русский путь - известись с земли и исчезнуть, и впредь не числиться.
  
  265
  Вижу в снах: еду в офис, вяло сажусь за стол и работаю; ухожу, чтоб придти вскоре вновь сидеть. И все сходно сидят, актёрствуя, что всё в норме, всё так и надо, что, мол, в работе смысл, и ни в чём другом... Вбитый в мозг крест труда, ненужного, как весь прочий труд в падшем мире... Вот что я вижу в снах, будто не было дней восторга, неги, свободы. Мне и любовь мерещится раз в году - размыто, блёкло, тоскливо и обречённо, горькая знанием своей слабости.
  
  266
  Ж и М. Секс/Эрос.
  Прямо за маткой, где я блаженствовал в Вечной Женственности, шло детство. Женское прекращало быть как аморфность и оформлялось. Я грезил массою крепко связанных, как сиамские сёстры, женщин; грезил безмерным зыбистым женским без женски главного, без вагины; и Ж казалась мне недоступным, что не опробуешь. Мой М-умысел различал пол женщин, но он не знал, что делать, лишь вожделел. Фрейд выделил фазу прегенитального женского и мужского (без половых форм-признаков) как пассивного и активного, когда сущностью М было, в общем-то, Ж.
  И библия знает единосущность женского и мужского, только, - в угоду М, - иллюстрирует женское как часть главного: женщина из мужского ребра. (Спасибо, не от ресницы, но от существенного, от кости). Ж, впрочем, свыклась быть приложением к М, таящему, что она - это он без умысла. Ибо чтó есть умысел? - воля к власти. В Ж она ― хилая. В общем, женщина есть мужчина, коему вмяли фаллос в вагину.
  В детстве я смутно знал сущность женщин. Плюс восприятие женщин большим, нежели щель, стесняло. Днесь, когда женщина мне не тайна, мыслю: в детстве был близ открытия: мне давался шанс слиться с женщиной истинно, а не способом, мол, естественным, но фактически ложным, ибо естественное - в раю, мы ж ладим призрачный, неестественный и мучительный 'мир сей'.
  Я грезил женским. Так как реальность и мысль тождественны, то восторг мой должен был в некий миг сжечь разницу двух полов пылающим эротическим. Амальгамою с женским я обратил бы данность к иным путям. Есть провидцы, телепортанты. Есть люди, что не едят. Тайн много; все тайны в нас. По Юму, мыслью толкнуть Марс проще, чем двинуть мыслью собственный палец.
  Нам нужно жить - не быть. Наследовать нужно истине, а совсем не тому, как принято: 'Вас имели, будут и впредь иметь', или, как наставлял де Сад: 'Девы, трахайтесь! Ваш удел таков'.
  
  267
  Не люблю слов... Нужно любить, толкуют; в них суть людей. Чем ярче, дескать, обсказывать и описывать мир явлений ― тем мир богаче и презентабельней, как бы даже существенней.
  Вздор. Я вижу иное. Вижу, что чем обильней слов, дефиниций, смыслов - тем жизнь скудней, что всем словам и не надо быть в пышном множестве; что чем больше слов разных, пусть благозвучных, - тем вредоносней. Вижу, что изо всех слов надобно 'Бог'. Тогда бы мир распростёр крыла и взлетел из крепей... Взять слово 'мир' хотя бы. В нём все возможности. Но едва добавим, что мир 'красивый' или же 'добрый', то обнаружим, что сократили мир, извели 'невзрачную' и 'недобрую' части, мир ограничили и свели его в дробь из полного. Кунцзы, он же Конфуций, начал 'гэмин' (ревизию, пересмотр слов) в той мудрой мысли, что к 500 году до нашей эры слово утратило суть, испортилось, обросло лжесмыслами; он хотел повернуть к истокам. Мудрые славили 'исихазм', молчание, непрестанное, многолетнее, уводившее из слов к истине. Потому нам одно бы - Бог, в Коем всё, что ни есть, без слов: Жизнь, Счастье.
  
  268
  Этика Бога и homo sapiens: встреча после разлуки.
  Друг был неряшлив: ворот засален, галстук вкривь-вкось, растрёпан. Прежде был денди и зарабатывал хорошо; уволили, я решил. Здороваясь, я спросил, как дети (он ждал потомства). Друг достал сигарету, пальцы дрожали; он кивнул на кафе вблизи. Мы вошли, уселись.
  - Помнишь, - он начал, - мы как-то спорили, почему это Бог являлся, как Моисею, но прекратил вдруг? Мы обсуждали, с чем это связано. Удивлялись, что Он был ― к неучам, ну, а нам, просвещённым, не открывался. Были уверены: кабы Он ответил нам на вопросы, мы бы узнали, чтó и как делать, как быть по правде; незачем был бы тысячелетний, страшный наш блуд впотьмах. Считали, споря друг с другом, что Он к нам был-таки; воплотился в Христе и дал ответ. Но Христос ведь слова одни; пусть бы Бог Самолично прибыл, дабы узрели. Вот как мечтали мы, спекулируя, как Он мог явиться. Я умолял Его... - друг умолк на миг. - Я молил быть Им взятым в присные. Я доказывал, что во мне сил хватит выдержать ношу, кою Он дал бы мне; пусть придёт и проверит! я всё снесу, мол!
  Он и пришёл... Он так пришёл, что жена родила урода. Впала в горячку. И я всё сам решил... Да, урод - это жизнь, дар Бога; но, одноврéменно, жизнь вне общества, обречённая горестям. Я просил открыться - и Бог явил Себя. Я просил быть поднятым к Его высям - Он согласился... Плод тот я усыпил... И понял: я не философ и не глубокий дух; Бог меня сторонился, видя ничтожество. А когда Он вдруг взялся в этом уроде после молитв моих, я убил Его... Человечество - мы в плену понятий, склонных к шаблону, форме, симметрии; всё, что мимо стандарта, судим как зло... Мы сами злы! Мы уродливы! Знай, симметрия, лад - уродство!! Бог, - закричал мой друг, - Бог лишь терпит нас, ставших монстрами от познания зла с добром!! Не вынесли меры Бога и Его этики!! Мы с Ним сходства не вынесли! Нам сторукие, точно Гиг, и вещие, как Кассандра, и многоглазые, будто Аргус, мнились чрезмерными. Ну, ты понял?! Бог мне явился, и я убил Его!
  Друг ушёл.
  Я вникнул, что философия, всё сводящая к логике, форме, мере, строю, гармонии и бегущая бездн, где тьма-де, Бога не сыщет. Это - трусливая и прильнувшая к 'золотой средине' лже-философия, что страшится тайн (действительно, как учил Аристотель, кто был отец её: 'Остановимся!') и которую Ницше счёл 'человеческой чересчур'.
  Мы пошлые, мы банальные. Мы боимся страсти, жизни и странностей. Мы свели себя к норме, фрунту, ранжиру. Мы треугольники, говорил Спиноза. Мир наш есть плоскость, где геометрия строит стены, дабы мы жили в них. Лишь Адам был по образу и подобью Бога первоначально. Мы - треугольники.
  
  269
  Что важней...
  Нет, что истинней: знать любовь как принцип, свойство, идею или же знать любовь как нечто, в чём проявилась? Вот вопрос, и не глупый; меньшие поводы, скажем, водки какой цены либо фирмы взять, затрудняют нас.
  Но - к любви. Что мы любим в ней: упоение? или то, что даёт его? Вещи разные, непохожие. Ибо первое сотворило б мир, несравнимый с миром второго, буде он, выбора.
  Толпы думают, что любовь есть тело, что её носит. Как любви быть сама собой? Образ мысли толп: 'я что, шизик трахать абстракцию или воздух (либо, обратное, чтоб меня трахал воздух или абстракция)?! невозможно! тут извращение типа бешенства матки, что ищет-рыщет секса повсюду; но эта матка, пусть даже бешена, отдаётся людям; факт, дело в плоти, то есть в объектах; надо любить объект, в каковом любовь; в объекте всё; и, при том при всём, будь любовь отвлечённой, как её юзать-то? ведь на это нет органов, мы не боги'. Вот кредо толп.
  Научный ум (ум продвинутых) скажет: 'так ставить дело неправомочно; общего (Аристотель) нет как наличия и оно существует только лишь в частном; стало быть, нет любви абстрактной; есть лишь субъект с потенцией и объект с потенцией пресловутой любви, и точка; здесь тема качеств данных субъекта или объекта; есть любовь как возможность и как идея, что релятивна, ибо зависит от фигуранта. Впрямь: кто любовь-дух видывал? А конкретных граней любви у плотских Мани и Вани - тьма. Любить любовь как абстракт не выйдет; любят объекты, где она явлена, но самой её ― нет. Поэтому Маня с Ваней первоисточники этой самой любви, в итоге'. Вот мысль учёных.
  Но, порицая нас, и толпа и книжники лгут мэтру их здравомыслия, мсье Декарту, мнившему: если мыслю, значит я есмь; не мыслю - и меня нет; отсюда, и ничему релятивно меня как нети быть невозможно, в том числе и любви, sic. Картезианцы мнят, что любви, выходит, если субъект не мыслит, нет, ибо нет субъекта, раз он не мыслит. Что получается? Что субъекты, как и объекты, не причисляются к любострастной функции, коей, ergo, владеет только лишь разум? А так как разум есть арсенал абстракций: мыслей, догм, принципов, - и любовь тоже есть абстрактно как самосущность и абсолютность.
  Также мы скажем, что, коль исток любви для учёных, но и для толп, конкретные Маня с Ваней - наш исток будет рай, какого разум не видит, ибо отторгся от абсолютного много эр назад и поплёлся за плотным, материальным, но относительным человеческого 'добра'. Любовь и факты, сущие отвлечённо и в абсолютных некаких свойствах, есть и нас ждут. Всегда.
  
  270
  Меж домами под деревом, в дождь, в снег, утром и ночью ― кот. Был изгнан? умер хозяин? выпал с балкона? Домыслов много. Кот в сильном стрессе; он был домашним - и вдруг попал в среду, раньше видную из окна как пёстрое, незнакомое. Он попал в мир форм, проходящих куда-то, осени и промозглости. Он сидит и дрожит. Псы, прочие бесприютные кошки зверя обходят, чуя в нём нечто, близкое смерти или отчаянью. С ним сейчас только Бог. Я маюсь, но продолжаю жить и общаться, даже шутить, пусть знаю, что за окном моим днём, ночью, в снег, в дождь и в ветер страждет живое. Сходно я знаю: будет час, я не встану с ложа. Я буду маяться, а вокруг будут также жалеть меня, вот как я кота, но - ничем не помогут. Ибо у каждого есть лишь Бог - и сам тот каждый. И одиночество.
  
  271
  Пеленг дряни. "Мы их найдём, клянусь, где б ни прятались. А найдя, покараем их..." Что искать? Все рядом. В этой стране. В народе. В мыслях и душах. В правящих ценностях.
  
  272
  "Москвичи ставят свечи жертвам во Франции..." Помню, было: "Свободу Африке!"... Взяли моду страдать о ком-то. Ставьте-ка лучше свечи себе, друзья.
  
  273
  Патриот. В господине Бръхнове столько актёрства, пафосной позы, приспособленчества к властным мнениям, истеричной пифийности, апелляции к быдлу и краснобайства, столько незнания русской сущности, столько фальши вообще - что страх слушать бурные пошлости.
  274
  Псих клинический создан обществом, предрассудками, нравами и идеями общества. Псих духовный, сын горней истины, состоит в сверхздоровом, в подлинном смысле, статусе как в обилие бьющей за край энергии. Он спешит воскресить связь с раем, прерванную Адамом. Следуя через скотный двор триумфальных дел общества снова к Богу, он отбивается от застрельщиков добродетельных новшеств. Он видит радугу, что другим незрима. Но он молчит о ней. Сброд и красок Дегá не выдержит - а ему внушать про Инакое?
  
  275
  Павел звал свою волю Богом. Ницше звал свою волю Ницше.
  
  276
  Мелочь, ничтожное, - вот как клён сквозь асфальт, бесприютная кошка, гнёздышко близ ракетного стапеля, паутинка в небе, - всё маргинальное не в пример существенней, чем шедевры дела прогресса. Это остатки древнего мира с кодом 'Эдем'.
  
  277
  "Геометр не входит!" (Кносский феномен).
  'Негеометр не входит!' - лозунг платоновской Академии. Нет, не то что впускались лишь геометры. Чтили особый род человечества, прежде редкостный. К тому времени тренд мышления, что пошёл с Адама, стал править прежним, сильно попорченным, изувеченным райским, или мифическим типом мысли. Сталось вдруг, что потом сочтут этизацией мысли, сократизацией, в честь Сократа, бога морали; в целом же - логизацией жизни, алгебризацией.
  Шла деструкция интегральной мысли; стали гнать чудо, страсть, прихоть, случай. Глаз начал править прочими чувствами. Так как глаз создаёт отрыв, отводит и дистанцирует, наблюдающий отмежёвывался от мира и, шаг за шагом, тем отчуждался, пусть до того в раю преимущество было у осязания, обоняния, слуха, организующих и хранящих общность. Глаз - отделяющий, отторгающий ссылки прочих чувств - трактовал мир явью, коя враждебна, иноприродна. Мир стал объектом; тот же, кто видел, глазом смотрел, - субъектом. Видеть - иное, чем обонять и трогать или же слышать ради контакта. Видеть есть мыслить: вне всё - особо, как бы не я уже, значит, в ранге 'не аз есмь', меньшее, чем я сам 'добро', а то даже и 'зло'.
  След райского мирочувствия впечатлён в видах кносских дворцов на Крите как лабиринтов, вросших в ландшафты: это был комплекс недо-объектов, то есть объектов неразлучённых, не претворённых. В сих дворцах, - что дворцы по имени, а in fact строй-хаос, - нюх, интуиция, слух, тактильность значили много; глаз же терялся, шаря в эклектике слитых стен, внедряющихся в почвы; здесь он не мог вполне дистанцировать; он рассматривал нечто чуть не впритык, вплотную, в той тесной близости, когда чувствуешь нечто, но не рассмотришь собственно нечто, дабы судить о нём. Кноссцы были единым, и в кносской цельности правил дух столь далёкий нам, окультуренным, что теперь кносский синтез кажется спудом, тягостным глазу. Там, в силу комплексных неразрывных мощных воздействий слитной предметности, коим трудно противиться, обреталась тьма странного и спонтанного. То бишь случай (кой Бог и есть, мнят мудрые) как реликт вольной жизни значил там больше; стало быть, жизнь текла свободней. Жизнь там - цвела вовсю! Нет гештальтов эффектней, чем фрески кноссцев; в них сила жизни, коя рождает шквалы экстазов. Мир (коль стена росла из земли, из мира) был закадычным, одушевлённым, а не предметом эксплуатации. Люд вступал в связь с животными и друг с другом, versus позднейшим нравственным нормам, зиждущим чужесть каждого прочим. Жизнь была чýдным сном; печаль заменялась радостью и обратно не прекращаясь. Там не судили; всё принималось без отторжений и без суда над ним, в органическом целом, словно живое, одушевлённое, равномочное, потому и могло дарить чудеса в ущерб, но и в пользу - кои, заметим, не различались. Зло с добром были слиты, то есть их не было. Что угодно случалось из что угодно. 'Id' - предразумие и 'оно' - владычило.
  Но, когда взялись лица, верные 'оку разума', рассекавшему жизнь на части и на предметы, этот мифический хаотичный райский процесс иссякнул, ибо он не был столь агрессивным. Он истребился. Мы, движась лесом, часто отводим ветки, сор, травы и паутину, что не вредят нам, из-за сознания, дескать, чужести для нас внешнего (продолжая логически, всё стремится к тому, чтоб в конце концов не дышать, пардон, ибо воздух вовне нас). Возобладали вдруг геометры: зрение, замечая рознь в том, что ранее было целым, создало властный нрав, лишавший бывшее вовне глаза жизни, одушевлённости, равномочности, равночестности. 'Геометры мышления' выделяли лишь ясное и понятное, ведь в туманном невнятном глаз был бессилен, слаб; им пришлось бы взывать тогда к чувствам райским, вплоть до отвергнутой интуиции. Алгоритм таков: глаз в смутном видит неясно, значит сумбурного не должно быть; всё нам понятное, различимое есть 'добро', всё смутное, бессознательное есть 'зло', неблаго.
  Так стартовал чин нравственной мысли, или моральной, тем ограниченной. Вместо тьмы лабиринтов, спаянных с недрами, стались улицы, что шли к общему центру строем объёмов правильной формы, так причём, чтоб иметь ещё перспективы. Прежний тип мысли прятался в норах, в знахарках, в магах. Вырвавшись из игр Тю́хе, свойственных жизни, мысль 'геометров' сжалась законами. Произвол стеснялся, а эротичное, кровный брат его, что живёт касанием, интуицией, обонянием, давилось, регламентируясь мерой денег, отпрыском этики. Человек отделялся впредь от другого в том числе дéньгами, их отсутствием; не иметь их - низменно и безнравственно, вразумляли нас. Гнались прочь инстинкты и непосредственность; вольность рушилась, дабы правил геометрический и морально-верный умственный угол зрения. Изменялась суть человека, следом и форма. Царствовать стали не изначальные Божьи импульсы, но прамать геометрии как искусственный взгляд на данность - логика. Не узрев невидимых, непостижных, тайных, мистических связей между вещами, глаз нагнетал о них спекуляции. Как итог, 'геометры' мнили, что, дескать, всё кругом в неких прочных, жёстких причинно-следственных отношениях (в каковых сомневался вдумчивый Кант).
  Возник вместо райских существ - моральный, геометрический, приноровленный под прямые в целях понятности человек: шар, куб, треугольник.
  Глаз погубил нас. Но мы изменим мир, декретируя на пороге мысли: 'Пусть геометр не входит!'
  
  278
  Ах, 'нашумевший фильм!' (роман, вернисаж, блог, выставка, пьеса)... Кал в унитазе громче шумит при смыве.
  
  279
  Истина. В первородном грехе Адам, бывший образом и подобьем Божьим, ― а, значит, духом в персти небесной, ― принял личину и затворился в 'кожаных ризах'. Подиум, на котором являют плоть его правнуки, стал образчиком, чуждым Истине, ведь эстетика назначается разумом, обходящим 'зло' и идущим к 'добру'-де. Тщетно апостол увещевал нас 'не образовываться сим веком'. Мы, в результате, не первозданные, но 'красивые' по библейским догмам и древнегреческим философиям. Кем мы были 'в начале', нас ужаснуло бы; нас потряс бы Адам проформою, предназначенной не для лазанья меж 'добром' и 'злом', а для тожества Богу. Кукольность, будь то Барби либо ди Каприо, предвещает цель разума нас использовать в неких целях. Надо иметь в виду, что, чем краше разуму, тем страшнее Богу. Факт, 'красота' нас губит. Чем распрекрасней, тем вредоносней, как нам объявлено, что мы 'умерли' и фасоним в прахе. Ибо не может САМЫЙ УЖАСНЫЙ ГРЕХ, уготовавший смерть, быть Истиной. Наш формально-логический, от добра и зла, разум строит кошмары. Нужен сон разума. И ничто так не истинно, не красиво, также не нравственно и не праведно, как восстать от разума, чтоб открыть затворённые эстетической и этической шорой выси.
  
  280
  Был сдвиг сакральности с мира данности в идеальный. Этот последний, присочинённый, стал нам священным, мир же реальный стал вдруг профанным.
  
  281
  Часто бывает, что вдруг не хочется ничего извне, не затем что худо: просто не пользует, без нужды твоей частности как посыл 'человеку общего плана'; следственно, и язык его усреднённый и всё срединное, чтоб, стирая различия, всех стреноживать площадными нуждами, ибо общее всем - жрать, гадить, хапать имущество. Наступает час, когда хочется в глубь себя, в те области, где, загадочным образом, говорят на-твоём-языке-о-тебе, ни о чём другом.
  Человек - один перед Богом в полном безлюдье, что понимает только при смерти. Мóроки прежних 'нравственных' ценностей в этот миг бледнеют, и понимаешь: жил, минув нужное.
  
  282
  Бог всегда ставит цели, что не достичь, и рушит всё, сохранив лишь Бога.
  
  283
  Странные 'аморальные' бабочки. Кружат бабочки над цветами; май, свет, любовь. 'Прекрасно!' - вот у них чувство. Съест глупых птица - пусть, жизнь свободна!
  Что лучше жизни не берегущейся и вручённой Богу, как у тех бабочек? Ну, а были бы, скажем, бабочки, что доверились, вместо Бога, знанию 'зла' с 'добром', - не летали бы, заползли бы в щели; крылья их ослабели бы, а эмоции подгонялись бы к затемнённой жизни. То есть возможности и весь мир этих знающих 'зло-добро' здравых бабочек сжался бы. Их удел стал бы страх, каждодневный, цепкий... Некогда сходно мы отреклись от рая, спрятавшись в щель 'добра'. С тех пор копошимся там, убеждённые, что живём полнокровной истинной жизнью.
  
  284
  Маги. Пиарящиеся в вычурных феерических и мистических антуражах 'кельтские феи', 'практы даосской магии', 'колдуны-ясновидцы', 'пифии волхвований', 'экстрасенсорики высшей степени', 'некроманты-аводники экстра-класса', 'йогины-бхáгаван', 'гуру истины' - пауки, что, раскинув сеть, ждут жертвы. Чтоб урвать денег... Взяли бы и своей мощной магией попросили бы, что хотят, у своих высших сил, с каковыми на 'ты', божатся. Нет: цель - помочь нам, жалким профанам, правда, за деньги.
  
  285
  Книги, искусство, идеология и наука лезут из кожи вон с руководствами для хорошей жизни. Каждый год, не то день, инструкции ново-новые, и, бывает, громливые, так что чудится: а как истинный дух гласит? Но, пройдёт срок, видим: вновь глупость свистнула; снова затхлая истина погребается свежею, каковую растопчет вскоре свежайшая. Всё, выходит, обман.
  Есть выход: бросивши поиски, сим избавиться от 'познания зла с добром', - может, правда откроется? Коль любая из истин вовсе не истинна и товарок гонит - стало быть, нет стабильного, абсолютного 'зла' с 'добром'. Что сегодня 'зло' - завтра выпадет 'добрым', как буржуизм в РФ с 92-го стал вдруг 'добром' из 'зла'. А коль 'зло' к 'добру' и обратно шастают в гости - оба фальшивы. Что ж познавать обман?
  
  286
  Жить возвышенным. Неталантливость в чём-нибудь массы сводят к бездарности человека в целом. Взять хоть бы Гитлера, кой мечтал в художники и учился в школе художеств, пусть без успеха. Глупость не видит: важно не что он выгнан из школы, но что учился в ней, рвался к высшему, к красоте, к духовности. А когда путь к ним не кровав?
  
  287
  Сквозь слёзы. В смех мне гуманное: человек 'по образу и подобью Бога'! Вы уж простите: Бог Всемогущий и Бог Всевидящий не способен был наблюдать, пардон, ягодиц Своих, вот как мы? Лжёт, лжёт библия! Либо пращур Адам в раю был не как современные по дарам и виду.
  
  288
  Думаю, если то, с чем сводят нас, или то, с чем сводимся, нам понятно и ясно и как бы праксис будничной жизни, стало быть сводят нас с бесполезным. Предпочитайте - то, что неясно, смутно, туманно, в этом насущное.
  
  289
  Про "у вэй" ("недеяние"). Честь, достоинство человека в том, что сделал, - учит нас разум. В том, что не сделал, - шепчет наитие.
  
  290
  Рельсы, лёжа, ржавеют. Так что ходи, мысль.
  
  291
  Сны угарного субчика. Знайте, Ж уступает - либо перестаёт быть, дохнет бездетной.
  Вот мой второй брак.
  Лера, красавица, состоятельна и умна. Кто мыслит, я выбрал дуру типа блондинки, тот ошибётся. Дур не искал я. Дур как раз неподдельный М избегает. В них есть невнятное для мужского и непостижное. В дуру так можно вляпаться, что себя забыть... Нет уж! М, - неподдельный М! - любит умных ревнительниц всех искусственных штук, им созданных. Интерес следить, как твой враг ('злое', 'тёмное') усвояет твоё, как раб нрав барина. В общем, чистую женщину я б, скорей, миновал, не зная, справлюсь ли. У таких свой язык, свой свычай, даже и суть. Не зря они (Ма-Беллоны, Геи, Кибелы) вымерли, а коль живы, то не при нас здесь, а где-то в Конго. Мне дай культурных, вроде шалав LiveJournal, ýченных крепким фаллоцентризмом... Лера владела парой салонов, кончила Гарвард и знала датский. Не зазнавалась. Не было, чтоб мою мысль гнула своею, типа: о, милый, хоть ты и прав, но... Лера молчала, пусть знала больше. Лишь - оттеняла. Я ей Платона, что величайшее из несчастий стать мисологом, ворогом разума, - и она вставляла, что и Плоти́н сказал, что всё - разум, что, дескать, даже в áρχή был разум. Я ей декартово, что 'не верю в мир' - и она на латыни про 'de omnibus', мол, 'dubitándum' с милой улыбкой. С ней я был счастлив. Я выдавал мысль - Лера ей дула ласково в крылья. Я твердил, что у женщин души нет, - Лера крепила тезис мой Фрейдом. Мозг её, да и чувства были потатчики всех моих эксцентричностей. Весь состав её был мне раб; вторгаясь, я был уверен в 'welcome', в пышных цветах в свой адрес.
  Но... я развёлся с ней через месяц. Лерино тело больше не трогало, и я двигался в вульве, чувствуя, что мне скучно, как бы в обязанность, что мне даже и нудно. Я помнил прежний секс, когда женщина представлялась морем блаженства. Помнил отрочество, когда только намёк на секс исступлял... Всё сгинуло. Онанировать в руку, в Леру ли стало равным. Я впредь не видел эту вот Леру чем-то отличным от самого меня, от квартирной шторы. Вздумалось, что она безвкусная, а притом размытая. Лера вдруг умерла как женщина. Я, пытаясь спасти наш брак, мыслил позы, брал её в ракурсах, только б видеть в ней новое... Скука длилась. Это был фарс, не секс. Я был с Лерою в лифте и на Багамах с тем результатом, что скука множилась. Я купил в шопе всячин, взять хоть вибратор - вытрясти женское, вдруг умéршее. Звал напарника, что лежал на ней. Приглашал и других давах. Я устроил сюжет де Сада целой ватаги бравших друг друга, в том числе Леру, - nihil, бессмысленно.
  Брак иссяк. И не только брак. Не одна только Лера - женщина прекращала быть откровением.
  
  292
  Отражение
  Я и Бог шли на юг к весне.
  Ты стояла у зеркала.
  И мгновенья хватило мне,
  чтоб вокруг всё померкло вдруг.
  Бог всевластен забрать Своё,
  ведь на то Он и Бог Велик.
  Я Ему не препятствие,
  я Ему только червь в пыли.
  Он унёс тебя в вышние
  на двух крыльях тифоновых, -
  но я понял, что вышло всё
  по суду соломонову:
  я тебя, в этом зеркале
  отраженьем стоящую,
  афродическим зелием
  превратил в настоящую.
  
  293
  Музыка - адекват мер рая. Меры те прихотливые, сверхглубокие, беспредельные, всеохватные и лучащие токи радости, мук, любви и мечты. Чем полнились фибры райской души - днесь в музыке, но не всякой, конечно. Наши аффекты мелки и плоски. Слышится Моцарт - и ближе спрятанный в далях рай... вон Ева...
  
  294
  Моцарт был райских мер композитор. Бах - трансцендентный. Моцарт - прогулки в чащах Эдема и вечера у реки Фисон в гулком пении птиц. Бах - искренний и мучительный спор о жизни, смерти и истине с Вседержителем-Богом на языке Его.
  
  295
  Евразизм дал повод драть народ азиатским способом, ну а власть снабжать - европейским.
  
  296
  "Если задуматься, деньги - сам первородный-то грех и есть". Достоевский.
  
  297
  Следовать догмам глупо, опасно, ибо - морально, стало быть, ограниченно. Исповедуйте всё на свете, дабы в любой момент отстранить всё скопом. Подлость ли? Нет, обычный кунштюк политиков, говорящих одно, завтра - ровно обратное (коммунисты, ставшие буржуа, и путинцы про великую дружбу с Турцией год назад и про мерзкую Турцию через месяц, дабы потом с ней вновь дружить сладким образом).
  
  298
  Здесь, в России, всякая и любая власть всенародно, вечно любима и гениальна, хоть ты убейся.
  
  299
  Мы - пёсья стая. Гляньте на шоу, все эти 'Искренность', 'Правда голоса' и 'Дух истины' под водительством шельм-ведущих. Что за визгливый крик вдруг из горл респектабельных членов всяких 'общественных институтов'! Как рвутся жертвы! Сколько слюны из ртов! Сколько пафоса! Сколько резвой способности по мельчайшему признаку угадать тренд власти и испустить туда весь старательный рабский брёх!.. Ужасно. Это свидетельство, что любые смыслы, принципы, веры суть безосновны, лживы, циничны. Это свидетельство, что везде и во все века разум ищет не истины, но господства. Цель - заорать врага, а коль враг не сдаётся, то и распнуть врага, чему тьма примеров.
  
  300
  Родина! В чём она? Вот в этом вот: 'мы с матаней собирали на горе смородину; подыми, матаня, ногу, дай взглянуть на родину'. Сам народ из своих ясных недр извлёк. Родина между ляжек - там и вся нация. Есть вконец откровенный китч - порося из гипса с ником 'Россия', с вздетым хвостом над дыркою, в коей тьма: дескать, Русь и тьма суть синонимы. Финиш. Амба! Нация кончилась и больна. Чем? Пошлостью, беспринципностью, нелюбовью к себе, вновь пошлостью и филистерством. Нет идей, идеалов, дабы стать обществом, нет забот улучшать себя; мелкость чувства, страсть быть рабами, вкус к предрассудкам. Нет взлётов духа; ведь не считать же шлянье по церквям мерой духовности?.. Да и что здесь церковь? То, что отверг Христос Иисус, здесь церковь. Нация гибнет, если даёт себя крыть профурам и психопатам, клоунам, шельмам и уголовникам. Ей в глаза ссут, пачкают грязью - ссущих возносят, дарят им рейтинги. Пустота есмь - либо такие мысле-широты, что не сыскать мысль. Лень, тупость, пошлость, ханжество, мании. Ей сподручней в дерьме тлеть смрадною злобой, чем интеллект напрячь. Кто в лидерах, кто в правительстве? Прощелыги, ближние люди и лизоблюды. Бизнес?! Хрен бизнес!! Феодализм, коррупция, полицейский режим, власть быдла. Здесь давят честных, гонят духовных, здесь мрак сознания. Здесь священная высота - власть, Кремль, но не Бог. Здесь - русскость, здесь Das Russentum. Нации нету. Здесь заправляют иноагенты либо варяги. Врут: ты прими её из глубин, Россию, там, мол, красоты. Но - где глубины? где русскость чистая?
  Я сужу себя; я признался: я недорусский, даже весьма. Я - нечто в экстерритории. В России? Нет, я в искусственном ареале. Здесь не страна теперь, лишь анал с жёстким сфинктером. Мы чужие здесь, вы и я. Тот, кто видел Монэ, предпочёл 'порш' 'ВАЗу', кто слышал Баха, кто верен Богу - больше не русский.
  
  301
  О, я любил её, стервь в 'берёзовых ситцах'! Я ль не ходил по ней с октябрятским значком, с партийным? Как я трудился, строил карьеру! Долго и веруя, камень к камешку. А итог каков? Все поют про 'берёзы', 'ситец' - весь СеСеСеР поёт! а я слышу: кто-то своё ведёт, рушит хор. Раскумекал я: 'ситец' кончился и пошли братки в бескозырках. Но я ошибся: эти братки - гоп-стоп был, как уголовный, так и кремлёвский. Я слился в Швецию. Когда начали здесь рвать собственность, когда честных сдали на свалку, а пакость вспухла, я был в Европах. Что там, в Европах? Там - жизнь, достойная хомо сапиенс. Будь доход, не вернулся бы... В общем, нет России. Есть лишь Татария, а Россия - фон её. Вся Россия, - самая, дескать, донная, а ещё посконная, - вся войдёт в саквояж... Да, чтó она? Томик Пушкина плюс Гагарин с 'vodka' в потном графине... Чёрт! Любишь 'ситцы' и эту 'синь в реке', привыкаешь к мраку, мнишь, это лучшее. Распрямишься взор - видишь, где прятал голову: под свинячьим хвостом... Пардоньте! Я б, раз в год, что греха таить, ездил б в Рашечку как турист. Хлеб-соль, севрюжина, пляс под водочку - вéри гудственно! Но срок кончился - к чёрту, судари! Прочь, в Европы! к их благодатям, к их просвещённости! к живоносным сосцам! в культурные отношения, а не в русский кипиш, где казакуют, давят разумное, где в сто пятый раз сериал 'Тихий Дон', ибо всё не наелись хаоса, плети, дурости и расстрельных нужд!
  
  302
  Се русскость. Мы любим родину? Нет, мы гадим на святости, ссым в красоты! Все это делают. Мы не можем ценить своё. Мы на поисках Шамбалы и Америк, мы вечно в грёзах, слепы на данность, ищем поверх её, в воздусях, где 'Дух Святой'. Мним, что нет его в прочем месте; лишь над Россией, дескать, обитель этого Духа... Дух навис и довлеет, как выражаются. Во Святой Земле, Палестиной звать, там Гроб Господа - а в Руси, дескать, Дух Святой. Там-де прах всего - а тут истина... Разве это не бред безумцев? Меньшее давит, взять полнолуние, - а тут Дух Святой в постоянной Своей полноте над нами?!
  Как я впал русскость? в сброд астигматиков ко всему, что норма? Мне бы работать в сытенькой радости; ведь я made себя! Мне бы сесть в самолёт - и в Лондон, и на Монмартр к веселиям. Но я здесь вдруг. Смысла ищу, глянь, маюсь! И ведь тоска во мне прямь славянская, как у Ницше, всё счастье Запада отдававшего за дар русской тоски... Чёрт, мне бы не рефлексировать, а с людьми из правительства или бизнеса сеть плести, как добыть много денег, где что урвать себе. Отдыхать бы мне в казино с VIP-залом, где афродитки, или в театре. Я же здесь, с вами... Ибо я сам такой, непомерный - РУССКИЙ.
  
  303
  Мы и иные. Чувствуют не как мы? Тогда вопрос: кто они и кто мы? Чьи мысли, чувства и цели правы? Кто человек: их сонмы или наш род? Кто выродки: мы? они? В ком истина? Кто ответ даст? Некому... Правда, есть судья. И он в том, что они повсюду, ими заполнен мир и творится мир, кой ждёт гибель. Нас же не знают. Наша ментальность, наша перцепция им в насмешку. Это - пока. В день гибели человечества эти выблевки с кровью скальпа будут срывать с себя маски чванства, слепнущим взором, порванным слухом, гнутой рукой стремясь к нашим мерам, к нашим восторгам, к нашим величиям!
  
  304
  Всё, что сложно понять, бесславят и оглупляют.
  
  305
  Пращурам 'зло' с 'добром' не пришлось искать: были в древе познания.
  Древо, выложат, лишь метафора, а 'добро' и 'зло' - натуральные. Может быть. Но, скорей, древо не было символом, а, скорей, было символом, как равно и несимволом. Всё в раю было сущностным - значит, символом в виде истинных первозданных качеств. Речь не об этом. Важно другое. Так как в раю нужд не было, в нём имелось и 'зло' - звено всего, раз в раю было всё и ни в чём нужд не было. Сходно, вспомнив о Боге, думаем, что Его Произвол мог всякое: даже встроить в рай пагубу, потому что, допустим, вдруг захотелось. Бог Всемогущий вольно и рай творил. Оттого там имелись все-все свободы, и на запретное. Поломать запрет как бы акт свободы. Ева с Адамом это и сделали. Они прыгнули в бездну знания 'зла' с 'добром'. Прикипев к 'добру', 'зло' кляли, отгородившись так от пол-мира. Стали в мышлении, следом в действиях, исходить из ясного и желанного 'доброго' и гнать 'злое'.
  Вывод же, что была свобода, после нужда пришла выбирать из 'зла' с 'добром'.
  
  306
  понять не мог крайней нужности в этом мире одних, являемой в ярких, щедро спонсируемых деяниях, и никчёмности прочих, как бы не надобных. Пусть у всех две руки и ноги - у нас, врут, как бы талант не тот, не такие нужны, 'не справимся', место занято и мы лишние; мы взялись случайно-де, от бездумной горячности чьих-то тел; наш долг с тех пор - слушать этих, так сказать, знающих-креативных-дошлых-умелых, строящих бизнес и даже жизнь саму ради нечто славного... Как не так! Дважды два не семнадцать и не четыре! Жизнь творится вне людных суетных сонмов, да и без знающих, а творится малым, что на обочине. Может - мною творится жизнь. Ведь, порой, видим лидеров и стилистов дум, быдло-фюреров, о каких СМИ трубно как о титанах дела и духа, зиждущих мир земной, - и вдруг нет их, вдруг опочили либо в отставке, жизнь же вперёд идёт как ни в чём не бывало, и не понять, где сгинул подвиг титанов. Ну, а ничтожное, кое хается, всё растёт до звёзд.
  
  307
  Некий гладенький краснобайный ярый 'едрос' с горячечным патриотским рвением и с чернявой щетиной типа 'мерзавчик' правил нас смыслами, жить учил, - пока спьяну не обблевался. Мыслите, он исчез с тех пор из 'сэнсэев жизни'? Нет! шумит про мораль по-прежнему. Можно чад учить за границей - но клясться родиной; можно пить, как свин, - но на форумах хаять пьянство; можно хвалить народ - но держаться от бед его на Рублёвке. Многое можно в мутной затурканной и циничной Раше, ибо Россия кончилась.
  
  308
  Амплитуда чувств: Бог в одном конце ― Бах в другом конце. Остальную эмпирию он не чувствовал.
  
  309
  Сострадание - как стервятник, что, где ни есть кровь, мчит туда со-страдать. Где кровь ― там немедля толпы, свечи и слёзы. Мёртвым - наш плач, стон, всхлипы, скорбные лики? Нужно им? Сердобольность трупам? Трупы не чувствуют. А вот нашей бездушности, нищете восприятия, рефрактéрности, мимикрии, чёрствости - это сладостно, со-страдание. В бытии, трусоватом, смутном, пошлом и дюжинном, жалком крайне, столь неестественном, что мы скудость эмоций полним искусством, будто вином, для взгонки внутренней силы, смерть нам способствует, и мы чувствуем, видя сгинувших, что они - не как мы, что мы как бы живые есмь. Мы спешим испытать волнение, ведь чужая смерть - как реалити-шоу для ажитации.
  Со-страдаем, ибо безжизненны; в нас ни чувства, ни мысли; мы их извне сосём, как вампиры; мы их творить не можем, ибо тогда мы стали бы боги и основали бы мир инакий, мощный и светлый, мир не ре-акций, но властных акций.
  
  310
  Бог сострадающий нам даёт утешников. А Бог любящий губит нас, забирая к Себе из скорбей.
  
  311
  В чём апокалипсис, в чём конец человека? В том, что, приди Бог - Бога не примут, вздумай быть ласков, нежен, участлив. Бога не примут, если не станет гнуть и давить нас. Тут все падём ниц петь "аллилуйю".
  
  312
  Чаянье
  "Потолкись, Бог, в душе моей,
  попинай меня ножками!"...
  Так, наверное, Моисей
  Богу в рот лазал ложкою.
  Лучше Бога распять вообще,
  запереть Его в храмиках -
  и тогда вмиг из горьких тщет
  впрыгнешь в Боговы замы.
  
  313
  Кажимость.
  На Тверской-Ямской, в полдень, - два человека с банками пива. Лет тридцати NN разглагольствовал очень просто одетому и похожему на него субъекту, разве постарше. Слушая, тот следил старушку, согнутую и в драповом, несмотря на июль, пальто, бредущую в отдалении. Он внезапно подался к ней через траффик, но не мешал авто странным образом. Младший видел: старший, приблизясь, обнял старушку, что-то сказал ей и... та упала. Старший вернулся.
  - Боже! Что сделал?
  - Выяснил, не устала ли. Да, устала. Я дал ей рай.
  - Решилась?
  - Смерть была скорой. Звали Надежда. В общем, вернулась... - Старший с улыбкой отпил из банки.
  После молчания NN вновь спросил: - Как мы рай потеряли?
  - Он гибрид антиномий, - выложил старший вместо ответа.
  - Прочий мир - мир разлада, дихотоми́и?
  - Именно. - Старший бросил взгляд на ползущий джип, за рулём какового был седовласый холеный щёголь, глянувший мельком на толковавших с банками пива. Старший продолжил: - Помнишь у Гегеля эту фразу: 'Если я мыслю...'
  - Помню! '...отказываюсь от личного, углубляюсь в суть, оставляя мышлению мыслить вольно; я мыслю плохо, если прибавлю что-нибудь от себя'.
  - Всё точно... Так, - хмыкнул старший, - мысля вольготно, спекулятивно, вы потеряли рай. Аз рек, всё есть добро зелó. Вы, рыща зло, ушли от жизни, кою Я дал вам, сделали богом ваше мышление, раз решили судить рай. Освободились вашим мышлением. От Кого? - Меня. В итоге, кто стал вам богом? Ваше мышление от добра и от зла. Ваш разум стал вашим богом.
  - Зря, - молвил младший, - Ты нам позволил. Ты не любил нас.
  - Я дал свободу, - выложил старший. - Это возможность делать что хочешь. Это свобода также насчёт Самого Меня. И вы тут же впали в коллапсы. Я к вам вернулся, но был распят... Не верю, что Я вам нужен. Впрочем, Я всё могу. Я могу и поверить, что Я вам нужен. Аз Всемогущ есмь. - Старший умолк.
  - Позволь нам! Мы возвратимся! - выкрикнул младший. - О, я найду путь!..
  Старший повёл рукой. В небе вспыхнул экран со студией и мужчиной, статным, ухоженным, седовласым, тем, что проехал только что в джипе. Диктор сказала, что, мол, в гостях у них топ-мыслитель, бог интеллекта некакий Z.
  'С чем снова к нам, Павел Маркович?'
  'С изумлением, - тот изрёк насмешливо, - мне внушающим, что всегда и во все века люди глушат разум. Ехал я в студию и увидел встрёпанных мужичков. Пьют пиво. Я заподозрил: пьют и не знают: жизнь их прошла почти; им не быть в известных либо в чиновных; им до могилы жить без пентхаусов, 'мерседесов', смокингов, жён-красавиц, денег, любовниц; им не послать чад в Гарвард и не слетать на Фиджи. Мозг у них замер, пьют с банок пиво на тротуаре, два неудачника, ведь на бар нет денег, и философствуют, как бухали с Митькой, заняли стольник и нажрались вдрызг... Мир деградирует. Я стыжусь за тварей, предавших дар мышления!.. Ладно, Вика. Забудем... Прошлый раз, помню, спрашивали о смыслах модного мюзикла 'Волос дыбом'? Что ж, отвечаю...'
  Небо с экраном тихо погасло. Старший и младший óтпили пива.
  
  314
  Быть personality, или самостью, пусть в ущерб общим мнениям, это значит масштабное, неподъёмное, величавое быть собою. Пи́ндар сказал однажды: стань, кто ты есть в себе. Это значит aere perennius; значит быть верным Богу, ждущему, чтоб ты выдрался из пут общего и всегда в себе однотипного.
  
  315
  Антиномии совпадают. Скажем, у Будды был восприимчивый организм. Аффекты вогнали Будду в нирвану, то есть в бесчувствие. Максимальный аффект - апатия. Если вам кто кажется чёрствым, помните: в чувствах крайний, он и шлепок считает взрывом галактики.
  
  316
  Vademecum! Ницше безумно рвался из этики, как попавший в сеть лев, и порой в том каялся. Я свободен, мыслью и гласом. Я создан лирой, чёрной фиалкой, пьяным сатиром, римской весталкой, тьмой некролога, вещею рыбой, русской дорогой, этикой дыбы, жено-мужчиной, мемфисской кошкой, первопричиной, тысяченожкой. На монументы я - экскрементами.
  
  317
  * * *
  Моя душа обнять способна небо,
  весну и пыль, и песню, и вино,
  и треск кузнечика, и запах хлеба.
  И Бога ей обнять немудрено.
  
  318
  Почему мы вдруг христиане. Массы столь падки на политические и т. д. посулы, ибо корыстны, столь равнодушны к истинам Бога, ибо ленивы, что христианству вверились оттого, увы, что им дан был праздный день 'воскресенье'.
  
  319
  Христианам. Что есть 'абстрактный', 'метафизический' гуманизм, иначе же гуманизм Христа? Твердят, что всяк взявший меч - убийца? Вот вам 'абстрактный', 'метафизический' гуманизм. Защитник страны - убийца, раз 'не противься злу, возлюби врагов' (Мф. 5, 39-44). Знаем, образ Христа на флагах брали на битвы. Есть ли глум хуже и изощрённей? Это жестокие, нестерпимые истины.
  
  320
  Чушь иллюзии, что 'учения' покоряют 'духом', их произведшим. Веру внушают яростной мышцей. Чья вера яростней и чем больше шей в ярме при её разгуле - тем и 'духовнее'. Так, ислам грянул с кровью, смертью и ужасом. Люди вздумали, что такая жестокость вызвана богом, уничтожающим даже жизнь саму как лишнюю, и Аллах был признан - признан от ужаса.
  Если русские крестятся и, суровя бровь, рубят: 'Богу верны', мол, и 'не изменим'! не предадим 'дедов' и 'веру'! - горестный смех берёт. Мы по меньшим причинностям изменяли вере и убеждениям (атеистились, убоясь ЧК; впоследствии, в ельцилюцию, воцерковились с прытью всплывших гóвен).
  Наш бог есть сила. Князь нас столкнул в Днепр и окрестил мечом. Вот и все наши 'деды', коих мы предали как язычников; вот и все наши боги, Макошь-Перуны, коим служили мы, пока нам не вмазали. Свистнет новый меч - и уверуем в nihil или в китайщину. Вера нам - кнут властителей. Не дошёл до нас Тамерлан, а то стали б мы исламистами и дружили б с даиш, как знать...
  Большинство не вбирает духа ни йоты, верит лишь телом, годным намаз класть либо креститься.
  
  321
  Шавка выделывала приёмы и с пониманием, напряжённо следила, что говорит ей старый хозяин. "Вот! - изрёк некто. - Тварь с человеком тысячелетия, подражает нам и мудреет".
  Истинно. Так и мы жили с Богом в древнем эдеме, многое взяли... Сколько бы взяли, не ушагавши в знание зла/добра!
  
  322
  Вспять, вспять! Рефлексии, взросшие на теориях и в делах решения всяких кризисов, рапорты о вдруг найденных выходах из проблем рисуются образцом беспамятства, легкомыслия и дурачеств, если не ловким, вплоть что и ханжеским шахер-махерством. Почему? Да ведь выход ведом: все наши сложности - с первородных вин.
  
  323
  О шельмах.Вот пример пресмыкательства с лизоблюдством, вечно толкуемым 'здравым смыслом' и 'позитивным взглядом на мир': чиновники, зная, что уходящий Босс констатировал в Боссы новые Некто, дабы вернуться вскорости к власти (ибо не выборы назначают власть), врут, что, мол, вид Босса прежнего из своих гнёзд не выкинут из любви к нему, или вешают фото нового Босса вместе со старым. Кто-кто, из мудрых, вешает образ старого Босса вместе с собой родным подле нового Босса. Довод эффектен: что б ни случилось, пусть даже новый Босс сбросит прежнего, не снимать же им из-за этого самоё себя в память 'искренней дружбы и уважения'? XXI век... О, рабы! О, холопы! О, крепостные!
  Вот бы Тебя, Бог, раз поместили тоже на стены и не снимали.
  
  324
  Дух позитива. Сфоткаться с Путиным и потом умереть (естественно, через долгий срок после бонусов от такой причастности) - идеал 'позитивного поведения'.
  
  325
  Озабоченность власти - это заставить нас ошибаться с ней в каждом сделанном шаге и отвечать за всё нам, не ей.
  
  326
  Надрывно лижут зад власти! Есть политолог, что про амбиции, каковыми власть пухла в годы коллапса, вызвенил, закатив глаза, раздувая зоб пафоса, что 'во имя России' нужно 'сплотиться' и как 'ни тяжек нынешний кризис', здесь, мол, 'честь нации', 'мы должны поддержать' верхá в их запутанных шашнях с Сирией, с Украиной, также с Америкой. Он внушал 'терпеть' ради нечисти, обокравшей нас, прикрывающей немощь малыми войнами, чтоб сберечь свои статусы, нефтедоллары, власть и прочие бонусы за счёт ста миллионов, должных 'сплотиться', - к счастью господ сих, - в вечном стоянии в кале тягот; ибо у нас, мол, 'гордость'.
  Нет, он ошибся. Мало в нас 'гордости'. Что за гордость в рванье на нас и в бесправии? В нашей памяти, как вы гнали нас в бойни, чтоб обелить себя в неумении править и маясь с жиру, так что вам грезились лавры Цезаря. Нет, давай-ка иначе, плут-проститутка, гладкий актёришка: нá-ка гордость, - плюс деньги в банках, чёрные икры и демагогию, - да валяй на фронт, а не корчь себя рупором патриотских мнений косной-де массы, годной единственно, чтоб сдыхать за вас. Мы другим живём. Мы снесли бы в паноптикум политических фокусов трень-брень пафоса взятий Крыма Катькой Великой, и революции по пять раз на век, и реформы, и нацпроекты, чем вы свели нас к голи и изживаете. Подьте к чёрту с идейщиной! Нам бы воли с покоем, коих вы, кстати, нé дали Пушкину, понимавшему: раз от вас, пройдох, не дождаться благ, так хотя бы - воли с покоем.
  
  327
  Грязь ищет грязи. В чём суть политики? В 'panem' плебсу, также в 'circenses' этому плебсу. Даль о политике как о типе: ловкий нечестный, ищущий выгод плюс личной власти. В целом политика - дело грязное. Это бизнес вранья, насилий. Если политик массам по вкусу как рупор мнений масс - значит мнения масс зловонны.
  
  328
  Воспринимая, мысля, трактуя, строя суждения, люд исходит из данности, взятой фактом, истинно сущим. Рай же для люда как бы иллюзия. Данность - вот она, можно видеть и щупать, рай же лишь снится майскою ночью... Как тут поспоришь? Масс миллиарды. Но обратимся к гениям мысли. Вот что сказал Плотин в 'Эннеадах' (V. 5, 11, 9): то, что дурному близкому взгляду кажется истинным, вряд ли есть. Всё призрачно, словно дым над сущей и безусловной явностью рая.
  
  329
  Разуму. Он мечтал о порядке, он ненавидел жизненный хаос. Он восстал на случайность и произвольность и предикат их 'вдруг' со тщанием всех рассудочных сил. 'Единое на потребу' был ему разум, знавший законы. Мыслить суть быть, считал он, быть значит мыслить. Я живу мысля, он растолковывал; я живу не когда, скажем, ем еду, но когда отдаю себе в том отчёт. Мир - в разуме; и закон - строй, норма, мера, порядок - есть царь над всеми, смертными и любыми бессмертными, а поверх - совершенный логический высший символ, НЕОБХОДИМОСТЬ как неминуемая стена, не внемлющая молитвам, строй очевидностей, общепризнанных истин, вроде, что дважды два даст четыре, хоть ты убейся. Главное - уяснить ту стену и ей покорствовать, руша Deus ex machina, то есть блажь, прихоть. Главное - возводить на здравых первоосновах, коим покорствует даже бог (возьмись такой).
  Бог есть логика, чистый разум, рациональность, власть интеллекта. Он, как Цельс, лютовал, встретив тех, в коих вера не сводится к знанию, но враждует с ним, и мнил чудо палачеством и насилием над порядком вещей, над мозгом, автором космоса, для которого чудо точно плевок в глаза, в зоркость oculi mentis. Вот на таких людей есть оружие - диалектика, к коей нужно прибегнуть, дабы весь мир, склонясь, повторял твою истину как единственную, нудящую. Своевольным натурам, дерзким характерам, что опасны для разума, он готов был внушать закон: ты не веришь в смерть? - удостоишься казни, дабы уверовал; шестью пять не тридцать? - в кнут маловера, пусть исчисляет плети ударов; хаешь порядок? - в дом сумасшедших, дабы проникся жаждой порядка. Цель всех суждений, как и поступков, - в мысленной службе НЕОБХОДИМОСТИ, нет иных богов; и пока не стряхнуть с себя романтический вздор, не войти вполне в сферу чистых смыслов - истин не сыщешь, не установишь. Если есть 'Яхве', 'Сущее', 'Нус', 'Идея', 'Бог из машины', 'Будда', 'Христос' etc. - значит нет разума, что немыслимо. Есть лишь разум и сущность - НЕОБХОДИМОСТЬ, матерь законов. Надо любить ЕЁ. Человек - для законов, но не для жизни. Ищущий знания, разум чужд всякой жизни как произвольности; жизнь сведётся им в бытие по правилам. Люди станут не тело, не биомасса - но комплекс цифр. Зачем жизнь? И от бессмертия польза та лишь, если задуматься, что смерть портит oculi mentis - гидов по ясным, точным критериям, ведь умершему не внушить впредь должное. Мёртвый волен, самоуправен, как бы преступен... Впрочем, бессмертие - не для плоти, только для разума.
  Бога нет, люди смертны, воля подсудна. Разум не смотрит, есть или нет душа: ему нужно, чтоб его слушали не упорствуя. Оттого он был девственник и носил только мытые в спирте вещи. Гадится, оскверняется жизнь, не разум, лучшая наша часть, pars melior nostra. Вечные истины - не для жизни, что загнивает, и не для бога, мёртвого на кресте своём. Он не знал (преднамеренно) 'неклассической физики', посягавшей на догмы, модной с недавних пор, но per se исходящей из 'дважды два четыре'. Так, не иначе, - или нет разума, созидателя принципов. Допустить, что есть бог, сочиняющий истины, - значит мозг убить. Произвола не может быть; в этом случае стал бы 'бог из машины', кто бы крушил закон, утверждающий: то, что есть, - законно, необходимо, а не по прихоти. Всё должно быть здраво, рационально; бедствуют там лишь, где мало разума, в том остатке стихий, что клеймил он как 'жизнь' и с чем с детства бился. Бескомпромиссный, он отрицал жизнь. Разум обязан был жизнь убить. Поэтому в бойнях уличных кошек силами ДЭЗов либо догхантеров он усматривал триумф разума, лишний раз жизнь стеснявшего. Жизнь - не стоила. Он боролся с ней. Если всё-таки отступал - не плакал. Да, не смеяться, сходно не плакать, но - понимать! Не плакал, только кривился, зная железно: истина нýдит и убеждает. Неубеждающее неистинно. Быть в тепле убеждает? - значит, печь истинна. Стену разве пробьёшь лбом? - истинен сопромат. Смерть явна? - значит смерть истинна, не иначе. НЕОБХОДИМОСТЬ, если ты раб ей, радует. В чудеса не веря, он избегал 'вдруг'. Звался он 'Кантемир' в честь Канта. Жизнь он не чувствовал: он жизнь мыслил. НЕОБХОДИМОСТЬ, коя упряма и беспощадна, - вот что есть истина. Бог Иакова, Авраама, Христа? Чушь. Разум - вот бог реальный! Истинно - что для всех, что признанно, что внедрилось без спроса даже в ум бога, если тот был бы. В вере лишь дерзости: мол, хочу и лбом сталь пробью. Чудеса отрицались им; бытие без остатка виделось в разуме, тайн не нужно. Люди уходят, принципы - вечны. Разве они для нас? Нет, но мы для них. Пропади homo sapiens - математика будет. Люди и боги - все склонят головы под чугунностью 'дважды два четыре' (тщетно 'подпольный' псих Достоевского фыркает), но не будет вовеки, что дважды два даст тридцать. Истина гнула и Парменида, и государства. Так, не иначе. НЕОБХОДИМОСТЬ в сём мире правит, и лишь смирение перед ней - свобода; смирным даёт она. Рок покорных водит, дерзких рок тащит. Набожным он советовал иллюстрировать веру прыганьем с крыши. Если потребна публике церковь - пусть это будет Храмина Разума, где священник Сократ. При всём при том, он уверен был: философия не должна творить без надёжной базы, Что философия? - калька, образ, прислуга НЕОБХОДИМОСТИ, плюс рентген её и оглядка, пристальная, послушная.
  Он, живя в категориях, в коих мыслил, требовал, - от себя самого, естественно, - чтоб в любом его слове, жесте и действии утверждалось: жизнь исчислима, как математика. Он из частной конкретики ладил стать отвлечённостью, знаком общего, избывал 'патологию', точно Кант, поставлением перед частным виселиц. Он хотел и себя слить в принцип, став отвлечённым био-понятием. Люди - вздор; сущность - в Разуме. Он писал 'Обобщающую бионику' эры киборгов, электронных людей, компьютеров. Род людской исчерпался и прекращается, мнил он искренне, понимая инертную, пропитýю Россию ярким примером. Женщину тоже мнил он ничтожным - тем, чья роль кончилась. Если он трактовал её, то отнюдь не как особь и не как пол тем более, но как просто органику, днесь почти что ненужную. Времена грядут переломные! Он стремился к ним, не жалея себя ни прочих в этой ползущей в хаос вселенной, ведь на иное жизнь не способна. Он изводил жизнь в разум, мысля логично, что, если разумом всё пошло быть, им и венчается. Он тропил тропы Разуму. Он искал неизменный и идеальный ordo-connexio многих rerum, невыносимый собственно жизни, как она есть, но - истинный, где курьёз с капризом (и даже бог) бессильны, где правит тождество вещи - мысли. Он, воин разума, верил в прок порядка и в его благо той страшной мере, что проклял чувства. Стать частью строя - вот в чём задача. Коль мир порочен, то от незнаний. Цель - мир выстраивать математикой. Цель - забыв про бессмертие 'душ' и прочее, укрепить всё алгеброй, дабы приняли, что такой-то - тридцать второй, такая-то - двойка с третью, то - сто девятое, а вон то - миллионное. Он сводил жизнь к формуле, дабы жизнь избыть. Поэтому, что б ни делал он и куда б ни ехал, мыслил разумно, целенаправленно.
  
  330
  Блудовство капитала. Легализуем шлюх?.. Вето? Этика против? Зря, нелогично. Взят капитализм 'добром' - будь впору. Нет адекватней этому строю, чем проститутки. В капитализме всё приспособлено к максимальной, дескать, отдаче на благо обществу и себе, - к полнейшему ублаженью нужд человека. Значит, для этой нравственной цели время привлечь влагалища. А кому это проще, чем проститутке? Да и плюс рынок ведь, где всяк с лучшим ради продажи ходит и бродит. Ну, а что лучшее есть у женщин? Только любовь.
  
  331
  Уча про 'блаженны нищие духом', Бог полагал сказать, что всезнание (многознание, да и знание в целом) вводит в фальшь мнений, рушит в нас истинный первозданный девственный образ мысли.
  
  332
  Я как антихрист. О, я постиг вред слов, догм библии! Мы условны и опосредованы, чтоб вне слов не смотреть, не слушать, не говорить, не действовать. А слова - это взгляд на жизнь в нужном ракурсе. То есть слово есть норма, или законы. Стало быть, между нами и жизнью - нормы? и мы не в жизни, а в неких путах, связанных словом? То есть условны? И, получается, мы скоп фраз per se ?! Не живые мы, а словесные? Несловесный же, непосредственный деятель, настоящий, - тот, кто живой вполне, я хочу сказать, - коль появится, сможет городом, всей страною, миром господствовать как антихрист, раз он вне нормы, раз он есть жизнь сама! Это значит, Бог против жизни. Бог есть законы, чтоб жизнь задавливать и судить её... В Псков с Чечни свезли мёртвых, и возле гроба - я где-то видел, может быть, давеча? - мать в стенаниях: как могли тебя, сын, убить! ах! зла ты не делал!.. А ведь мать зрелая, вроде как бы с душой... Фиг. Нет души. Скисла в лозунгах, ограничилась, омертвела, стала скоп штампов; вся не свободна, вся из ток-шоу. И, дай ей волю, в слове рожала б, сходно как любит в свете понятий... Вникла б в простейшее, не от слов с их ложью, но чувством жизни, что сын преступник: сам стрелял, вот и был убит в силу jus talionis - око за око... Случай я мельком, не об убожестве чувств/мыслей...
  Ан, об у-Божестве! Бог лишил нас девственных чувств/мыслей! Речь не о том, что я, мол, истинен, а та мать, обольщённая СМИ, взяла, что её этот сын с АКа был святым и Кавказ спасал. Не сужу о всех. Я о том лишь, что, вот, смерть близко - а я как нé жил. Я бытовал всего и любовью мнил, что излито с древнего, говорю, экрана, кой жизнь порочит, - с библии. С первых слов её - рабство! ордер не жизнь любить без трактовок, но Словобога! То есть приказ любить и нотацию, в целом вымысел. Ибо слово что - жизнь? Нет, вымысел как прочтение жизни в смыслах. Жизнь - вне трактовок-интерпретаций... Я, вдруг всмотревшись в жизнь, различил её промельки из-под словной маски, коей гнетут её. Мнится, жизнь ищет вырваться, обнажить себя, дабы царствовать, чтоб её не сгубил Бог, - Бог как нотация, толк, глосса, Бог как Бог-Слово. То есть, выходит, все, кои рядом, маски, фальшивки, ибо условны? Именно: маски! Маски нельзя любить!.. Оттого целуемся. Поцелуй - ход жизни, дабы замкнуть рты, врущие ложью, и обратить нас; он ход под маску, ход к нашей сущности, от понятий к жизни. В мире искусственном нет любви, ведь любовь неправильна, а искусство - правила... Да её и нет, любви, а есть фикция с тем предчувствием, что, коль жить без правил, фильм будет взмелькивать для иных и прочих, ты же погибнешь. Что, я любил? Счёл фальшь за любовь! Любил как бы в рамках и порционно, ладно законам, нормам и правилам. А был должен - жертвовать! Всем имением, всем условным, всем рукотворным и всем скрижальным! Но ― я не смог, берёгся, тем сущность предал.
  
  333
  "NN без лифчика" (С. Гандлевскому)
  Вершка не дотянул, и ночь берёт своё.
  Умру - полюбите. А то я вас не знаю.
  С. Гандлевский
  
  Умрёшь - полюбит Бог... Но, может, не полюбит:
  Он, Всемогущий, делает что хочет.
  А люди... Что с них взять? Они всего лишь люди,
  рыгают пивом и летают в Сочи.
  
  NN без лифчика" всегда царица бала,
  пиши вблизи в альбом сам А. С. Пушкин.
  Голгофа ноосферно показала,
  что Слово стоит менее полушки.
  Прими же "ночь" в молчаньи королевском,
  как лифт молчит, упавши в стиле Прадо.
  Пусть вспомнит дева: "Был поэт Гандлевский..." -
  иных "exegi monument" не надо.
  
  334
  Мудр Толстой, пишущий 'Смерть И. И.'. Расхож Толстой и банален, пишущий тезисы светских раутов, дам с роскошными декольте и умников вроде П. Безухова. Философией сего рода он и прославлен: чем мысли площе, тем популярней. Чтó он представил в длинной торжественной, почитаемой истинной и цитируемой век фразе: силы Европы вторглись в Россию, сталась война, противное разуму и природе людей событие ('В. и М.', т. III, ч. 3, гл. 1)? Он представил нелепое, пустозвонное, глупое. Был Толстой к тому времени недозрел умом в высшей мере и нёс банальности, но настолько превосходил среду, где царила глупость, что, двести лет спустя, стал кумиром умников, кои чуть ли не крестятся на толстовские строки, помнят их и читают графа, чтоб 'реять в духе'... Боже, как грустно! Как далеко ещё до принятия мировой, пардон, интеллектой Ницше, Шестова и Достоевского! Впрямь война - против 'разума' и 'природы' масс? История - список войн, захватов. Даже Россия, нищая и по шею в дури (но с мозговитым как бы правительством, рейтинг 200%), - что она делает? А воюет, где бы то ни было. Дураков приветствует, и дорог не строит, и раздаёт казну близким цезаря. Плебсу дарит пошлые 'хлеб и зрелища' и воюет. Знать, неразумна? ибо сказал Толстой, светоч мудрости, что война в контрах с разумом. Что же, Кремль дурак? Как дурак, если рейтинг к небу, если Кремль признан - вроде Евангелий - вадемекумом к счастью? Либо Толстой дурак, либо Кремль. Наверное, первый - точно. Жил рядом с Тютчевым и не внял-таки, что 'умом не понять Россию'. Следует вывод: он легковесен, и его тексты - это фразёрство. Что же, фразёр Толстой? Вероятно. Знал он Россию? Нет, он не знал её. И фразёр, и не знал. (Вновь вывод, крайне полезный и обнажающий вот такой трюк: чтоб стать великим 'мастером слова', пишем размеренным, ясным слогом, дабы банальности обрели солидность, вескость, сакральность, как у Толстого).
  Разум чужак в России, разум всегда ей чужд. Разум грешен, - разве не Бог внушал (Авд. 1, 8)? Бог не только нас создал, а и спасал нас, сдавшихся разуму. Но Бог мало что значит нам. Он брадат, ветх, замшел, туманен, Он не магистр наук и не Путин. Богу не верят. Веруют в графа - и умно думают, что воистину Бонапарт пошёл двести лет назад против разума, как сказал Толстой, 'человек-исполин', 'мыслитель'! Тютчев не значит; Тютчев поэт всего и писал про Россию явно нетрезвым; Бог же в завидках злится на умных, - думает, хмыкнув, дошлое быдло. Ибо толстовский текст звучной громкостью, чинной важностью, ясным слогом, чёткостью дикции, также графским достоинством убедительней психопадщины Бога с Тютчевым.
  Но - прав Бог, вкупе с Ним прав Тютчев. Разум порочен: он, чадо зла c добром, и есть собственно первородный грех. Ну, и что грех сей делает? Покоряет.
  Да, покоряет!
  Не убеждает либо лелеет, но покоряет. Он, торопясь к 'добру', тяготит природу; а в человечестве давит 'злых', 'отсталых', ибо 'разумен', 'добр' только один в том единственном, кто других 'разумнее', у кого право слыть таким силой власти (вспомним про Сталина, кто учил полководцев, физиков, швей, лингвистов). Разум возносится в ком бы ни был. Всякий признает, что он не лучший, скажем, танцовщик либо ещё кто, но не признает, что он неумный, что он глупей вас хоть бы на йоту; он заИМХОет вас; а не то, в худшем случае, затаится с мстительной мыслью: будет и мой час... Так было исстари. Бледный ум харкал в яркий; частный - в гентильный; свой - в посторонний. Разум всеобщий крыл разум Бога, - вот и Христа сверг разум всеобщий, разум тотальный, а не Пилат.
  Как было?
  Так, что Адам в раю стал судить его - тем, что встал к древу знания зла с добром (Быт. 2, 9), посчитав, что рай плох. И возник сорт мысли, кой устанавливал, чтó есть 'зло', чтó - 'добро', выбирал меж ними, то есть судил. В итоге развился разум моральный, разум судящий. Суд же есть право, власть и насилие.
  Но адамов суд дерзостный. То был суд над раем - Божьим деянием, стало быть, над Богом. Если запретно знание зла с добром (Быт. 2. 17), а Адам познаёт его и, познав, мнит судить мир - это суд страшный как суд над Богом. Это заявка на суверенный, самодовлеющий статус разума и заявка на высший, императивный, непререкаемый статус, статус насильственный, попирающий всё и вся, ибо судит Бога. Сей модус разума, исходя из 'нравственных' человеческих выкладок о 'добре' и о 'зле', всё смутное, трансцендентное, - в том числе непостижного в целом Бога, - просто вымарывал, подавлял, вытравливал. Он внушал свои доводы, а они были ясными, ведь господствуют только тем, что знают, что понимают и усвояют. То, что ты понял, - тем ты владеешь.
  Разум обязывал. Исходя из добра со злом, сжавших мир, как тисками, разум предписывал нормы, правила. Для ослушников был готов скорый суд: пламя, меч, остракизм. Кант писал, удостоивши разум ранга Начала: разум диктует нормы природе в форме законов. Ну, а закон - чтó выше, чтó доминирует. Трон для разума суть законы, нормы, идеи, в коих он царствует над людьми, природой, даже вселенной. Царствовать - притеснять врага, побеждать, истреблять его. Есть ещё бонмо: всё действительное разумно, мир ― дело разума, мир есть плод его, в том числе и война.
  Поэтому крайне, крайне разумно, что Бонапарт вёл войны. Ибо не глуп же был, кто открыл Банк Франции, помогал наукам и разработал кодекс законов? Он был неглуп отнюдь. Бонапарт внял телосам гениального разума и не мог не внять; эти телосы побуждали миром господствовать и творить 'добро' Бонапарта как доминантное. Сверхразумно было начать войну, чтоб, сломивши всех, петь своё 'добро' как бесспорное.
  Ведь война есть прямое, лучшее претворение разумом его принципов.
  Так что выспренний и пустой дидакт от Толстого, мнившего, что война немыслима с точки зрения разума, безосновен. Разум всегда-везде жаждал власти. Власть же - не детский сад. Власть - насилие и расправа. Логика разума правит к войнам; ибо цель разума - верховенство. Разве не пал Христос в столкновениях с разумом в 33-м году, как помнится? Разве мании разума не разъяли мир до того, что в повестке дня апокалипсис? Бог сказал: кто решит быть мудрым, тот будь безумным. Мы и послушались. Мы сошли с ума в годы войн с Европой. А подражай мы графу Толстому - ум Европ одолел бы нас. Нет, мы - в Тютчева, кто почувствовал, что ума в нас мало. Ибо в нас истинно мало разума, но тьма сущего, то есть Божьего, с чем столкнувшись когда-то, разум смирился и Бонапарт-сверхумник выдохся в логике, что вела его, гения, с помпой всюду, кроме России. Да, мы такие. Мы лишь играем в игрища разума. Но придёт пора - на руинах встанет безумный образ России, страшный, как Бог-Творец и как Бог-Крушитель, тем и прекрасный. Из подноготной взвоет сиренами, гласом пифии Истина.
  
  335
  Ницшеанское. Кто решит быть мудрым, тот будь безумным, дабы быть мудрым (1 Коринф. 3, 18-19). Что это значит? То, что безумие - мера истины. Мудр был Ницше, проклявший 'мир сей', живший в безумии у окна виллы Зи́льбербрик, за каким сорок лет спустя задымят в честь культурно-этических общезначимых ценностей бухенвальдские печи.
  
  336
  Модными стали детские шоу. Дети заимствуют чувства взрослых, изображают взрослую жизнь. По сути их развращают - в целях культуры-де.
  
  337
  В одиночестве, долгом, скорбном, чувствуешь Бога.
  
  338
  Да, к Богу надобно! Бог нас вытворил - с Бога спрос. Как когда-то Аврам из Ура вышел за истиной - так и мне вдруг подай её (дохну). С Богом я, милые, и ни с кем иным! ни с одним из вас, идеологов и прайм-таймовых умников! В Боге всё. В нём, в Единственном, запустившем круг и ушедшем, чтоб заморочить нас. Оттого, стоит чаду мучиться, а тирану царить, витийствуют, что, мол, Бог всезнающ (чадо опасное, а тиран всеблагой-де), что гибель чада, мол, отвратит Герни́ку; вдруг в нём антихрист, в чаде?.. Мне, в общем, к Богу. Только напрасно, мне не достать Его...
  Ан, достать. Где? В мозге! Мысль - корень действий. Да, только так! Спрос - с Бога, и без посредников в виде Кантов или конфессий. Где два-три-пять толкутся в Божию славу, как Он говаривал, что и Он там, - там Его нет как раз. Там лишь социум, пустозвонство. Бог, Он в мозги влез: там нам и брать Его, а не в небе! Бог, Он в мозгах у нас. Мы нужны Ему. Привести пример? Вот: Бог выгнал Адама бы - и с концом. Нет, дудки. Он парня мучил, в поте лица держал, см. Библию. Что за мания, что за мстительность? Что за слом Вавилона, чем показал Бог, что Он - боится? Не всемогущ Бог! Ибо, как вышел Аврам за Истиной (но не к Богу: всяк, чьих отцов гнела на руинах свершений их Божья ненависть, тот бежал Его... но и в Уре ведь Бог был, если подумать), Бог вновь подсунулся, притворившись Нужным. О, мы нужны Ему, ведь без нас Он в нетях! Я, Аврам новый, шествую к Истине из московского Ура Божьих гешефтов. Ей, тайна в Боге. Я отыщу Его.
  
  339
  Кто я, жалкий, в сложенной бухтой вечности? Я завидую не героям, что-то там 'строящим', а отшельникам. Я мечтаю быть старцем, что улыбается соловьям, черёмухе майским вечером... так, финал без вопросов. Ибо железен факт: как ни мучайся, ни старайся - выйдет, что ты родился, жил, скончался, точно и не был... Мне бы в простые старцы! Если подвижник или в синод входил или был другом кесарю - обаяние сгинет, ценность 'духовного' мне известна. Мне - без затей судьбу. Что же в сём ординарном вроде бы старце, крайне завидном? Цельность, конечно. И безмятежность.
  Счастье в итоге.
  Как бы Адам в раю.
  Только как они стались, эти вот старцы? Что презирают их в спешке к ярким-де личностям, дабы с трепетом славить хамов либо шутов? И чтó мне в них? Может, то, что подобные старцы как бы не Боговы и в Него в должном смысле вовсе не верят, а только ведают, что к роскошеству жизни придано нечто с именем 'бог'? Плюс ведают, что рай, может, не Господа, а ТОГО, из ЧЕГО Бог выжал нас, уведя в фальшь догм, - чтоб властвовать и, возможно, чтоб как сам рай убить, так ТОГО, верно, ЧЕЙ рай?.. Женское бытие... их жизнь мила мне, как и жизнь старца из незначительных; хоть я женщин трушу, чувствуя, что, в конце концов, уцелеют они, не мы. Христос сказал, Он придёт, если 'станут одно', вне пола (не андрогин ли?). Кажется, зреет силища, что не давит нас, но пленит любовью, рознь сексуальную правя в целое. И ещё что я воин, чувствую, и возвестник женщин. Ведь, при их слабости, они крепче, точно не люди. Ученный нисходить к ним, 'спутницам', как трактуют, я всё же ведаю, что попутчики - мы как раз. Точно псы следопытов - мы подле женщин, действенней в деле, но не первичны, приданы истым, экзоскелет их. Власть мужчин - бунт зазнавшихся роботов (и Ахматова мнила нас низшей расой). Наш долг - исследовать и докладывать, а они постулируют, чтó принять. Прах мужчин кроет землю врозь и спорадами; нас находят в морях, на горах, в пустынях, нынче и в космосе, выполняющих миссии. Мы ловчим подчинить их, телом и разумом, но они осторожно, бережно целят к нужному, знай всю меру которого, ужаснуться бы. Цель их - выход из Бога в области НЕЧТО... может, в ПРАМАТЕРЬ? Мы - уж не Богов ли меч на женщин? Видя их, мучаюсь тем двуличием, с каковым они, - помощь нашим прожектам, мы полагаем, - вдруг нас отменят. Так мамонт чувствовал, что ничтожные крысы слопают род его...
  
  340
  Как соборный мозг редуцирует Бога.
  Явно, есть разница меж Христом, как Он был и что делал, и христианством. Это последнее, что творилось много столетий сделок, полемики, компромиссов, битв, войн и шулерств, лишь адаптив.
  Как было всё, по Флоровскому, богослову-историку? В спорах церкви, считал он, вызналась 'смутность' христологических терминов, 'шаткость' принципов христологии; слово путалось, затемняло мысль, и потребен был весь накал аналитики, чтоб 'ковать' положения, не мешавшие, но, напротив, внушавшие воспринять правду веры как правду разума, - дабы стала возможна, без антиномий, речь о Христе как Боге-и-Человеке.
  Как характерны ссылки на 'смутность', 'шаткость', 'неясность', что адресуют к картезианским 'чётко и ясно' умственных видений, при каких всё 'неясное' и 'нечёткое' обрезается до удобнейших разуму, им приемлемых мер. Существен, в этой связи, сам термин 'христологический' vs 'христова' и 'христианского', тяга 'разумом' поверять Христа, при всём том что нельзя так сделать, не обтесав Его нашей логикой, кою Он приходил вытравливать.
  Бога сложно, не опошляя, не принижая, не редуцируя, уяснить; поэтому 'слово путалось и сбивало мысль'; ибо Он учил о безумном, невероятном, разум смущавшем. Цель была - в сложных жёстких христологических долгих тяжбах обосновать власть разума, чтоб, вне всяких двусмыслиц и разноречий, так трактовать Христа, как решат (скомандуют) состоящие под влиянием человеческих мнений и знаний клирики. Образованные культурные осмеяли Павла, оповестившего их в Афинах (I век) о бессмертии, что явил Христос. Но всеобщий исход к Христу обязал разумных, ищущих власти, стать христианами, чтоб 'познать' Христа, - как до этого познавалось ими 'добро' со 'злом', - а 'познав' состыковкой с разумом, управлять Им средством логичных 'ясных' трактовок, созданных, по Флоровскому, напряжением всех активов разума, с тою целью, чтоб сверхприродное божество Христа низвелось в искусственность Халкидонского ороса и Никейского символа, толковавших как надо, то есть понятно, для представления истин веры как истин разума, к чему звал учёнейший Аквинат и с чем страстно боролся Павел, напоминавший, что мудрость мира - глум перед Богом. Суть Христа, извращённую разумом, низвели к рацеям, - пусть ни неясности, ни нечёткости, ни двусмыслицы, ни, выходит, потребности, чтоб 'чеканить'-де 'толкования', во Христе и нет. 'Кто думает в вас быть большим, будет слугой вам; также кто думает в вас быть первым, будет рабом вам' (Мат. 20, 26-27). Надобны этим словам 'чеканки' и 'толкования'? Вряд ли.
  
  341
  А! Страстная неделя! Близится казнь Его с этим слёзным: 'Отче, забыл Меня?' Скоро Он понесёт Свой крест... Как мы скопом несли всегда. Но Его крест - Свят вдруг. Прадед чах - тáк ему; деду пулю в лоб - норма; им по заслугам. Также Сократу яд иль урод родится, Хокинг в пример, - случается; портят крошку - ладно. Это не муки, наш крест не крест отнюдь. Нам рвут плоть, внушая: плоть, мол, не значит, плоть, мол, ничтожна, только Христос страдал. Их тьмы, кто пал за нас, - но, странно, нам только Он в пример. 'Он Бог!!' - врут, брызжа слюною. Хоть приходил Он, думаю, тщетно, ради 'что было - то впредь и будет' Экклезиаста... О, тайны Божьи! Было, обрыдли старые боги многим народам; где-то с Сократа ищут иных богов плюс ценностей. И сказавший о чаемом стал Хоругвь, 'Спаситель'... Вверились слову? Но только Бог ли Он, Бог слов, а попросту Словобог? Не знаю. Мир до Него без слов был, с Ним стал - у-словный, ибо, как сказано, Слово плоть бысть, Слово объяло мир. Что же, нам стало лучше и мигом жизнь пошла, так? Вот ещё! До Него я дох в необóженном, в безусловном мире, что 'от маммоны', - сходно как нынче я дохну в мире, что, мол, 'от Слова', Кое, мол, Бог. Я дохну - мне вновь про Бога? Ну, а зачем, а? Ибо маммона вовсе не попран Им, хоть Он врал про триумф Свой. И, получается, если Бог не сильней маммоны - мне с кем, юроду: с Богом? с маммоной?! Я вдруг постигнул: тех, кто стяжает, Бог и довольствует, ну, а 'малые', как их звал Христос, страждут; их презирают, верящих в фразы, в грёзы, в загробие и в жизнь вечную, где блаженно, мол. Бог бессилен либо бесчувствен, ибо Он сдал нас навуходонóсорам. Коль Бог в грубом здесь немощен - чтó Он в тонком там? И коль здесь 'моль и ржа' одна - что Он длит нас здесь? Что Голгофа, в конце концов, если Он, не исправив мир, а всего лишь сболтнув, исчез?.. Да был ли Бог вообще? А может, Он ретушь психики - вновь за деньги и от маммоны с целью корысти?.. Но, заверяю вас, мой разбор не таков, чтоб язвить над Саррой, как её трахали в девяносто лет, или ржать, что Бог звёзды зажёг на третий либо четвёртый день, а сам свет - в день первый. Мне неприятен глум от Кассиля. Мне бы ответ: Бог любит нас? Я хочу Его видеть. Ибо - пора пришла. Мне в соблазн посул, что-де рай - за гробом. Изнемогаю. Жаждаю сущность.
  
  342
  Понял, "язычник" - имя для христиан. Гнёт слов Христа обернулся их извращением.
  
  343
  Что, в начале "бе слово"? Нет, но в начале был рай, эдем; а в словах нужд не было, потому что ни в чём нужд не было и все пели, как соловьи в ночи.
  
  344
  Сдвинешь мир нá волос - завершишь Голгофой.
  
  345
  Не беспокоиться - как не жить.
  
  346
  Любовный фильм, всякий, не про любовь, а только про всплеск гормонов либо предсвадебный раж. Любовная страсть - иная. Кто её знал? Немногие.
  
  347
  Долголетие женщин. Ж живут долго, чтоб хоронить нас и в одиночестве ждать кончины. Это по силам им.
  
  348
  * * *
  Однажды превзойти неправду
  и там, за гранями её,
  найти безмерную награду -
  себя как бытиё.
  
  349
  Испытание Бога. С сумкою денег я двинул к храмику, что давным-давно рос над избами, а теперь - словно гном в высотках. Я мнил свести их, Бога с маммоною. Я зашёл в роскошность с яркими люстрами и ждал казни. Но не дождался: сумка молчала, сходно и Крест молчал. Кто-то ляпнул бы, что тут выбор вкупе с подобными 'кольми паче': Бог не неволит, а, дескать, любит... Видел я верящих задним местом в части ректала. Тронь интерес их, вмиг завоняют: Бог, мол, как хочет, а уж моё есть моё, к хренам!
  Выходит, я им был должен всё отдавать всегда, а они поучать меня строгим голосом?.. Я стоял, ожидая Божьего гнева, зная авансом, что и на это ханжески скажут: "Дух Божий веет, где возжелает, жди со смирением, хоть до смерти!" Я стал креститься с грузом маммоны в левой руке. Но тщетно... Служба Великого Четверга... Бог мёртв пока... Православные смотрят в рот Христу, чтоб побыть с Ним в Пасху; весь же год иудействуют: судят, грабят, рабствуют и блудят... Бог мёртв пока... Может, Бога и не было? Может, Бог весь - в словах? в оформленных в слоги звуках? Может, придуман? Может, уместны все мои деньги в этом вот храме, кой весь из золота: ризы, чаши, купол, оклады, свечники в золоте. Святотатственно, мнил, маммону внёс, о каком Бог ляпнул: 'Я иль маммона', - а сей маммона здесь, близ Бога... Знать, Бог болтун? А, впрочем, Он наделял Аврама сиклями и скотом с рабами, вот что я вспомнил. Самый фальшивый пакостный синтез - золото в храмах и на паломниках из годичного иудейства в это пасхальное христианствие, что пришли сюда с кошельками и праздно крестят лбы. То есть, золото ходит к золоту? Како дерево - тако плод? Ха! Истинно veritas! Ну, а Бог где? Кто врал про бренность дольних сокровищ? Пусть правит Троица, вник я, - но есть и БОЛЬШЕЕ лживой Тройственной Власти. Есть некий ВЫСШИЙ БОГ!
  
  350
  Книги, пошлые и смакующие банальности, это тексты из месива общих мест, поверий, грёз быдломасс. Читает их, также, ясно, марает, Массовый Человек - тип с рыбьим навыком мысли. И с каждым веком сей навык площе. Кто врал, что Гоголя, - Н. В. Гоголя, кто задолго до Ницше клял быдлоценности и представил мёртвые души, - вдруг 'понесут с базара'? Чушь! Тащат Быдлина, Эру Вульвину и подобных им.
  
  351
  Всё - в связи с философией, в том числе и политика, строй общественной жизни правильным образом. Есть платонов труд 'Государство' и стагиритов опус 'Политика'. Как иначе, коль философию нарекли наукою о корнях всего (Эмпедокл, Гуссерль, прочие)? Ведь, не ведая корни, трудно знать, чтó исходит из тех корней. В итоге, чиркает умный, вроде бы, образованный муж статьи, с отчаяньем нам суля крах общества, и даёт рецепты, как всё исправить; но бесполезно, лучше б молчал. Давным-давно, от Адама, грюндера наших ценностей, можно быть сколь угодно честным, порядочным, образованным, в общем, 'добрым', - но, к сожалению, ни одно из сих нравственных и достойных свойств не изменит данность, будучи фактом грехопадения homo sapiens.
  Да, что значит на деле быть 'честным', 'добрым', 'совестным', 'нравственным', 'образованным' и так далее? К кому 'добрым' быть? И с кем 'честным' быть? Перед кем быть 'совестным'? От кого 'образованным' наконец-то? Уж не от Бога? Эти аспекты в нас, несомненно, дабы хвалиться друг перед другом, - не перед Богом, ждущим безумных, необразованных, глупых, тёмных, беспутных, неблагонравных и, полагаю, очень недобрых. Ценности меркнут в яви Христа, нисшедшего изменить мир, но 'образованным', 'честным', 'совестным', 'добрым' разумом вдруг воспринятого метафорой. Богу надобен столь решительный сдвиг мышления, чтоб следа не осталось от пресловутых наших 'ума', 'культурности', 'просвещённости', пр. достоинств (якобы). Во Христе обратное. 'Мудрь мирская дурь перед Богом'; 'всяк будь безумным, дабы быть мудрым' (1 Кор. 3, 18-19). Нет греха. Грех один - гон жизни. Вот зачем, стоит вспомнить всяким порядочным, благонравным и образованным homo sapiens о единственной мудрости, о Христе, как они вмиг порскают в стадо тех, о чьих мерзостях плакались да кого учили - и, верно, думали поучать бессрочно к собственной славе 'пастырей духа'. И, в результате, вновь Христос в одиночестве перед сонмами честных, совестных, правильных, образованных, благонравных, достойных, добрых, отзывчивых и так далее.
  
  352
  К чёрту cдам с потрохами род свой не в частности лишь отцов и прадедов, как решат, здесь личное. Я и этого, кто решит так, сдам: ивановых-бляховых, - всех сдам! Русское племя сдам! Весь народ, всю русскость с кратеньким христолюбием раз в году на Страстную седмицу и с иудейством весь долгий год потом! с самомнением, пухнущим, как квашня в жаре, и с опричниной образца 'Книг Царств', при какой есть высшие и весь прочий люд, низший! Всё сдам: предания, и дела, и славы, но и смирение паче гордости! Продаю иудейство в образе ваньки! всех их, нахрапистых, что без мыла прут! Также массовый одобрямс вождей: дескать, 'рады стараться, ваше-ство!' Сдам всю ширь во всех ракурсах, с воровством, с матюгами, с завистью, шкуродёрством, пошлостью, доносительством, с пьянью, с чванным цинизмом и с пресмыкательством! Я всегда был как ветка ниже всех с верой, что, мол, другим нет света и я подвинусь, дабы другим дать, - но твари стали сверху вниз гадить. Стоп! не хочу жить засранным! Мне б - респекта, дабы, задвинув их, обосрать их в свой черёд и сказать им: это лишь бизнес! Бизнес всем нравится. Ибо цель словес и идея русская - жить за счёт остальных, что явственно, когда сто семей из сов. 'братства' спёрли госсобственность, а теперь нас зовут 'сплотиться во славу Родины в дни её терзаний'. Чаю быть целью будничных грёз их, честных, порядочных, нестяжательных, нравственных! Взбогатеем, русь, как желала и объявилась ты после игр с Евангельем откровенно! Русь - партнёр иудействия!
  'Продал родину'?.. Но меня ль винить? Кто-то роты сынов мертвил, миллиардами русскость сбагривал; нынче ж ходит по лондонам, прикупив спортклубы. Я лишь козявочка, частность, я лишь офенюшка с лоскутком на торг. Вся вина моя - в золоте, кое вдруг у меня и чего-то стóит. Я зашибу деньгý без речей про 'святость' и про 'Россию' правящих циников со счетами в Лондоне! Я, позвольте, бочком-с, бочком-с, между вас с вашей русскостью - к иноземцам, только б из стадности обожающих плеть да клоунов!
  'Продал'?! Смилуйтесь! Да мне фарт пошёл! И к тому ж я не ваш уже; я не русский впредь, дабы хаяли. Я не равен вам: час спустя, буду ферзь вверху; вам сказать будет нечего, кроме: он это он, а мы вонь в гавне. Я и ник сменю: Шустермáн? Квашнинштейн? Да, скорей Квашнинштейн Сверх-Чел. Чтоб глаза колоть! чтоб назвать откровенно, кто мы, без мимикри́и круглых картошечных, дескать, русских носов с привычным фамильным 'ов'-каньем: пошляков-жлоб-дуриков-вертухай-зави́довов... Иудеи мы с христолюбием раз в году на пасху, ― коих мы превзошли вполне, ибо чаем жить дважды, здесь и на небе; те жидство явное, а мы тайное от нужды присваивать, но застенчиво, мол, евангельски, чтоб мы даже услугу оказывали всем, хапая! Потому у нас пост - дней сто в году, при всём том мы рыхлые. Потому риторика про 'не хлеб единый' и поиск зла вокруг с нацъидеей в качестве мления по чинам да благам... Нет? Нацъидея не столь пряма? Надо с вывертом да пусканьем соплей? с раскаяньем, что забыл, как крёзом стал, и с намёками: мол, терпи, народ, для тебя коплю и однажды, в будущем, всё отдам на твоё довольствие?.. Ну вас, граждане, столь говнистые, что я, росший в вашем паскудствии и хлебнувший ханжества, стал урод, комплексующий в каждом шаге, мучимый то стяжанием, то пасхальным светом. Я, вечный жид с сих пор, говорю открыто: чаю богатствия, 'моли-ржи' земных! Чаю сикль Авраама, скот и невольников! Сикль! рабы! власть! деньги!!! Вот что мне нужно.
  
  353
  Дрянь душа; всяк в цене лишь мошной своей; да и всё ничто, кроме гомона и снования из ладони в ладонь бумажек, значащих жизнь.
  
  354
  Чем площе - тем популярней.
  
  355
  Ницше и Óшо. Чем мысли глубже, тем элитарней. Óшо мнил, люди глухи, слепы и не поймут, мол, мысли великих. Но понимал ли сам таких этот гуру известных и состоятельных? Говоря о Ницше, Óшо терзался, что, при всём гении, Ницше делал не то. Возможно. Мы всё же думаем, что прав Ницше, вовсе не Óшо, кой подавлял мысль ради нирваны. Ницше стремил мысль далее Бога, чтобы спасти людей.
  
  356
  Мыслители, посылая мысль в трансцендентное, обретают иной взгляд и - умолкают. А рассуждатели, уловляя мысль конъюнктурами, начинают орать о ней, точно ведают истину, получая за ор свой степени, ранги, кафедры, славу.
  
  357
  Тяга к системности - знак духовного рабства.
  
  358
  Куцый, урезанный, ограниченный исторический взгляд таков: есть то, что вижу. Это взгляд видевших, например, фашизм, однако не видевших много прочего, потому не зовущих Ксеркса, сёкшего и людей, и море, худшим, чем Гитлер. Что гибель наций, попранных Ксерксом, Цинь Шихуанди, Тýтмосом, Чингиз-ханом либо ещё кем? Мы их не видели. Нас волнует лишь зримое и желательно чтó в глазах. Факт Путена нам важнее любого, даже Христа. Видать Христа? Не видать. А первый - явен и визуален, платит зарплаты, учит жить здесь сейчас, свойский парень с лексикой улиц, с кредо ОМОНа, с властью кагана. Под руководством, коему нет конца, превзойдём всех пылом дерзаний! Бедные, но моральные, православ-исконные, патриот-активные, станем соль земли и воители, что, обутые берцами, понесут путенизм вселенной! Сочи-спортивные, МВД-активные, мышцевато-спецназные, агрессив-прогрессивные всей своей протоплазмой, сделанной в Сколково, и звенящие медью лбов с внедрёнными едро-планами, да почтим, друзья, одобрямсами богоравных вождей на марше, дабы весь свет пел с нами: 'Нам преград нет, нет! Путенский звёздный сложим портрет, прикинь! Из себя новый мир соткём! Всё путём, идрит, всё путём!'
  Ограниченный исторический взгляд, как видим.
  Божий взгляд, то есть взгляд с точки зрения вечности, вот каков: гибель мамонтов, древних наций и атрофия бедной России в честь ста фамилий, в ней верховодящих, - акт естественный. Прах от бывшей органики, - патриотской, вражеской, аморальной, нравственной, православной и прочее, - кроет землю и преет, и каменеет. Как бы конец всему? Но иное знал инок, коему камни были духовней, чем homo sapiens. Проявления гнева, радости, скорби, ненависти и любви камней поразительней и невиданней зверств тиранов и ликований всех преподобных, ведал тот инок. ОКАМЕНЕТЬ - вот подвиг, вот дело святости в наш корыстный ханжеский век. Ты камень - значит ты Богов, падший навечно в ступор недвижности от стыда за бурные добродетели и умолкший в стыде своём.
  
  359
  В неком тексте люди язвят Христа: 'Не с прелюб, как ты, мы рождённые!' - намекая на браки отца Христа и на то, что Мария с дряхлым супругом, может быть, родила Иисуса в прелюбодействе. 'Истинно, что не Я с прелюб, - был ответ им. - Главная заповедь - возлюбить всем сердцем, и помышлением, и душою Бога; вы возлюбили больше добро'.
  Мысль страшная. Мысль великая и трактует не только секс. Здесь наказ чтить ВЫСШЕЕ всею сущностью. Но ОНО непонятно, это вот ВЫСШЕЕ. Кто из нас знает Бога? Бога нельзя знать, Он недоведом. Но богоравных, - штрих коих смутность, сложность, неясность, сходно величие - орифламма и индекс духа, как и у Бога, - можно знать. И я прав, славя Баха, Лаоцзы, Ницше, если уж Бога знать невозможно. Лжив всякий разум, ищущий ясность, то есть 'добро'.
  
  360
  Чтить Бога, в нетях и явях. Странное дело: плачусь по Богу, то отрицаю этого Бога. Прав ли я? Или правы клирики, коим Бог есть всегда (с их целью)? Вот моё кредо: Бог всемогущ - поэтому может быть-не быть порой. Может напрочь исчезнуть лет на сто двадцать, так что и видом Бога не видно, слухом не слышно. Бог может стать вообще ничем. Но жрецы так ведут себя, точно Богом властвуют, хоть должны, если Бог исчез, испариться с Ним вместе, ежели верят... Нет, остаются. Их господин исчез - а они остались. Бог подменяется властью клириков, что диктуют Богу, быть Ему или нет, а следственно, быть-таки, чтоб жрецам сохранить себя. Банда хуже гонителей типа Деция. Утверждать Бога собственной волей так же порочно, как отвергать Его. Может, Бог исчез, открывая возможность мыслить свободно, вне догм и правил? Бог знает сроки и для закона, и для свободы. Но клерикалам это в погибель. С давних пор их старанием, плюс трудом морали, что окормляется от 'святых' дельцов, мы боремся с Божьим планом.
  Бог в Божьем праве: Он на века пропал. Время жить нашим собственным сердцем, мыслью и духом.
  
  361
  Ода болезни. Жизнь - это путь от пелёнок к гробу? Были мы до рождения? Будем мы после смерти? Что есть реальность? где она?.. Вот такие квесты. Кто их тюремщик? Наше здоровье. Планы здорового заняты бытовыми темами, социальными и так далее, как большими, так мелкими; индивид аттестуется по тому, в коей мере он приспособлен к существованию: образован ли, статусен, состоятелен? Мимолётный грипп в дни такого здорового в целом цикла мало что значит; страждущий думает, как быстрей и рентабельней приступить к реальным, дескать, делам.
  Есть странное нездоровье, цепкое. Мириады крючков, выпрастываясь из бездн, влекут тебя, долго, тягостно. Ты вцепляешься в вещи, в ценности, в идеалы - те уклоняются, вырываются прочь и рушатся. И тебя тащит в то, что считал абсурдным, несуществующим, - кое, видишь ты, есть действительно, раз туда тащимый. Чувствуешь с ужасом, что вот-вот будешь в nihil, что как бы прочная данность с путиными, с работой, с патриотизмом, с нравственностью, с культурой, с курсом валюты, с роскошью, с респектабельностью, с домом в Лондоне и с Багамами, с сериалами и иной фальшью кончится - и наступит неложный мир АБСОЛЮТНОГО, о котором молчал твой опыт... Так вот случается нездоровье, учащее иному, чем мы обвыкли знать. Это страшно-сладостно, как открытая в мифы дверь.
  
  362
  Факт падшести, деградации мира: выкрикну что нет Бога, все переступят, не раздосадуют. Но скажу, что пó фигу, выиграет или нет матч сборная, - враз поднимется шум, галдёж, даже, может, побьют. Гол ценится больше Бога. Также заметь я, что равнодушен к песням Высоцкого, - спровоцирую нервность, может, и бурную.
  Мне претит симптом предрассудков, мыслей, реакций падшего мира. Бард - образ людскости, для какой ничего нет, кроме неё самой, коя зло себя утверждает, коей важны дела её образца кичмана либо казармы либо тусовки и из которой прёт дерзость кодлы, верной 'понятиям', плюс какая хват, не усматривающий в других свойств жизни, а только свойства мёртвых препятствий, должных убраться. Этой вот хваткости всё ясно, вплоть что кидает в лоб, что 'не любит', мол, то-то или же это: хваткость, к примеру, очень 'не любит', если ей 'смотрят через плечо' (в той степени тема жгучая, чтоб пропеть о ней с мрачным пафосом). Хват трактует мир по 'понятиям'. Оттого в песнях барда мы то толкаем землю ногами, как супермены, то нас обкладывают, как волка, дегенераты; то мы вдруг ведаем, кого в горы 'не брать', кто лох, кто чёткий. Бард критикует и наставляет, судит и учит; в нём не страдания, не восторги жизни, но больше комплексы, запах кухонных мнений, ценности гордых светских умов плюс бзик фалломéтрии и мораль крутизны. Уверенность, что он знает всё, что его взгляд правильный, а иной взгляд - мусор, водят Высоцкого. В нём - амбиции, понт мачизма, ячность нахальная, всем грозящая, выносящая скорый суд всему. Он желает быть главным идолом мира: 'должен быть первым на горизонте'-де. Брутализм и нетонкость, неэстетичность, норов блатного - вот кто Высоцкий. Что ему дорого? Лишь он сам и принципы рода хамства. Цель - матюганье подлого мира, чтоб навязать своё глоткой, силой... Но почему бы и нет, а?
  
  363
  Сброд бессердечен. Что стóят опусы, скажем, Диккенса, о мытарствах сирых или же фильмы 'Зори здесь тихие'? О чём хватит малого кадра чутким, ранимым, сброд смотрит днями, мня себя сострадательным. Хотя именно он, сброд, всюду и вечно, есть автор ужасов. Сброду нравится мучить и наблюдать, как мучатся.
  
  364
  Честь отступника. Сброд привык промышлять садизмом. Это - важнейшие, ключевые, высшие его хлопоты с той поры, как он делит жизнь на 'добро' и на 'зло' в морали. Свычай драть жизнь так сладок, что всяк терзает, - каждый миг, лично, плотски, психически, - даже ближних своих и смотрит, как это делают корифеи: как Диккенс мучает в текстах чад, как стреляют в девиц в чернушечных 'Зорях тихих', как бравый лётчик мечет в цель бомбы. Главное, что жестокий сброд, сам порой с государство, мнит вместе с цезарем, что не он, 'добрый', 'правый', корень кошмаров, а иноземные люди, 'злые', корень кошмаров. Вряд ли царь Николай признал (днесь 'святой' уже прытью клириков) свою роль в войне, обвалившей общество. Вряд ли хор агитаторов той войны обвинял себя в провокациях, в клевете на противника и в отправке на гибель сонмов сограждан, - пусть Христос ровно так судил бы...
  Корни нечувствия - где их родина?
  Проросли они, когда наш Адам решил повернуть от Бога ради вещей вокруг. В его отпрысках страсть к вещизму прочилась; вещи сделались тождеслов 'добра'. Запутанным трюком с Каином Бог внушал одуматься, ибо праведный, с точки зрения разума, Каин проклят. Бог выбрал Авеля и дары его, а 'на Каина и на дар его не призрел'. Занятно, да? Каин был земледельцем, как и велел Бог, чтоб человеки ели от флоры, 'сеющей семя', в частности, дерева, 'плод какого древесный, сеющий семя'. Да, скотовода, не земледельца, Бог удостоил, предвосхищая: мы навостримся в навыке извергов, душегубов и вивисекторов. Каин мнил возвратиться в царствие Бога службой Завету - Бог оттолкнул его; ибо худшим, чем поломать Завет, оказалось потворствовать нашей логике, взросшей в знании 'зла' с 'добром', заключающей, что теперь-то он, человек, пусть предал рай, сотворит 'добро', вняв велению Бога есть от плодов и трав... Увы, не простил Бог Каина, не признал порыв. Тот расправился с Авелем, оскорбясь Божьей волей, что против логики.
  Бог, поправ путь рода, чьё имя Авель, Каину дал исправиться, удалив 'в поля'; разве выгнать из общества практикующих первородный грех не равно возвратиться к Богу? Каина Бог - к Себе изгнал, фактически. Что же общество? А не вняло. Каин, решили, братоубийца; Авель безвинный. Вот вывод общества.
  Регулярно рождаются (Диоген, к примеру, Ницше и Моцзы, Лаоцзы, Будда либо Христос) премудрые и великие пастыри, что ведут нас к Богу - к Богу Живому, к Истине. Их судят с помощью этики; а что в них не поймут, мнят дурью, неадекватностью, девиацией гениев. Как итог, сформирован мёртвый словесный бог, что сменил Живого и объявил возвестников, вроде Ницше, взломщиками гуманности.
  'С этих пор всё новое', - эту мысль от Павла напрочь забыли. В сём мире всё не так. Поэтому я хочу слыть злым, богохульным циником. Ведь тогда, вероятно, бликнет надежда, что надо мной суд Бога будет инаким.
  
  365
  Мысли Ив. Карамазова: "Нет бессмертья душ... добродетели нет... поэтому всё позволено". Дм. Карамазов: "Как нам без Бога-то и без будущей жизни? Что, всё позволено?" Книга "Так говорил Заратустра", Ницше (1883), с "переоценкой ценностей"; Заратустра там восклицает: "Нет больше истины, всё позволено!"
  
  366
  Технологии укрепляют общее, разрушая частное.
  
  367
  Доводить любую мысль до конца, находить в ней корни - точный путь к Богу.
  
  368
  Дворник, лет семьдесят, кормит уличных кошек с малой зарплаты. И получается: ниже здесь в России, - выше на небе. Многим из малых и неприметных, сирых, убогих - слава на небе.
  
  369
  "Честность" вовне страны, что являет Кремль по привычке рабства перед европами, производится за счёт скотств внутри страны.
  
  370
  Кейф Ставрогину не в оргазмах. Сладко - пытать мир и покорять мир. То есть насильник - верный сын разума, возглашающий волю править природой и всей объектностью, всем 'не-я', объявляя им свой закон. ('Разум правит природой', Кант). Он вернейший сын разума. 'Зло' текущих насильников 'подобреет' лет через двести; 'зло' многожёнства нынче законно в странах Европы. Так от Адама, прото-насильника, и пошла мораль, честь мира.
  
  371
  Разум И. Канта был крайне нравственным и считал философию неприличной вещью. "Прочь трансцендентное!" - вопиял Кант, брызжа слюной, и куксился.
  
  372
  Гадаринский форум гайдарчат. Рецептируя, как конвейер, вы критикуете тем себя, всезнайки. Речь о рецептах, дескать, 'спасения' образованных мудрстеров, возвещающих от бесспорных-де, 'креативных' схем Йеля (Гарварда, эМГэУ, Сорбонны). Вы отыграли. Вы бесполезны. Нужен инакий модус мышления. И не тот, что выше либо правее всяческих гарвардов. Но - инакий. Если мир создан патриархатом в лад его разуму, закосневшему в рамках зла и добра, пусть мир пестует с сих пор женщина, богоравный или чудак, у коих иной круг мысли, но не такой, как ваш. Сменим взгляд на мир, табель ценностей - жизнь иной пойдёт.
  
  373
  * * *
  Гадаринский форум гайдарчат!
  Мюсли планов и стратегий мудрых
  в гроб Предтечи россыпью стучат;
  а сильнее всех стучит А. Кудрин.
  Приоткрылся на призывы гроб;
  дух пошёл, знакомый, свинский, плотный...
  Под Гайдара умно морщить лоб -
  быть таким же, как и он, пустотным.
  
  374
  Критик В. Мáтизен о нужде номинировать то ли фильм 'Омерзительная восьмёрка' от Тарантино, то ли актёра этого фильма. Что, критик мальчик? Смотрит ублюдочный вздор из пошлостей, где качки состязаются в фалломéтрии? Критикует - критикой в тренде глупых тинейджеров да героев 'Дом-2'?
  Опростилась до дыр Россия, как только сгинули компетентные и скопилась корыстная, раболепная шобла: лижет зад плебсу и восклицает: уай, сладко пахнет!
  
  375
  Beautiful. "Красота спасёт мир, друзья!" Достоевский.
  Крах человечества ровно в том, что мы создали зло/добро и прочие оппозиции, вроде: жизнь/смерть, часть/целое, ум/безумие, глухость/звонкость, сущность/явление, правый/левый, счастье/несчастье, истинно/ложно, можно/нельзя, etc. (Ж и М, да и нет, красота и уродство). В этом был умысел ограничить Жизнь, разобрать по полочкам, приложив математику; то есть сделать мир собственный по суду, чтó в нём 'зло', чтó 'добро'. Богу всё в 'добро', нам не всё в 'добро', зачастую едва в 'добро', вплоть что даже и в 'зло'. 'Злых' гнали, 'добрых' растили. И, в результате, сделалось не 'добро зелó' абсолютных качеств, данное Богом, но - релятивное от изъятия из 'зелó добро' неких 'зол', с постоянной доводкой 'доброго', что от масс 'добро зелó' оставалось.
  Так вот и делалась 'красота'. 'Мисс Мира' нашей эпохи - видом не то отнюдь, что в раю, если форма - гáбитус сущности. Наша, так сказать, 'красота' - моральная как итог от 'добра зелó' минус 'зло'; а райская - имморальная. Мы сбежали бы, её встретив. Это так страшно, как встретить Бога, в образе Коего сотворён Адам, изменявший себя познанием от 'добра' и от 'зла' эонами.
  Наша сущность, сжата моралью, приобрела иной вид, чем был в эдеме, где совпадали несовпадения, где ни в чём нужд не было, также нужд выбирать между злом с добром. Сегодня, в падшем сём мире, талия женщины, ладно нормам, ýже телесности как под талией, так над талией. Но в эдеме, где антиномии совпадали, эти параметры были райские, иные.
  Здесь вопрос: коль считать 'красой' виды падшего мира - как звать полнейшие, абсолютные, вовне рамок добра и зла, совершенные виды рая? Наша 'краса' - условная, ограниченная моралью; значит, порочна. Как ей 'спасти мир', образу падшести?! Гениальный мыслитель, чувствуя шаткость собственной мысли, сразу добавил: 'только б добра была красота!' Зря сказано. Тавтология. Ведь красивые женщина и мужчина - дело отбора по образцам 'добра'. Красивые, они 'добрые' в высшей мере, шитые вековым 'добром'. А в прочих всех, в некрасивых, - сколки эдемского Исходного, Безусловного, Совершенного, кои гадки отборочным 'добрым' вкусам... Что это значит? Что Достоевский проговорился (точь-в-точь по Фрейду), что 'красота' у нас недобра в эдемском, в полном значении?
  Но, вопрос, коль не будут мнить, лицезря красивых, что мир спасён уже (ведь реальность покамест страшная), вдруг потребуют, как мечтал писатель, всех сделать 'добрыми'? вдруг потребуют, чтоб краса ложилась под некрасивых, чтоб стать 'добрее' и чтоб умножить 'доброе' семя? Только напрасно. Есть закон: на каком-то пределе качество изменяется, перейдя в обратное. Воды - в пар, звуки - в тишь, солнце - в тьму в глазах. Притяжение человечьей красы вдруг в том, что она, краса, в апогее метит в обратное, - может, в ТО, что в раю имелось? Видя красивых, очень красивых в нормах земного, чувствую, что они на грани им оппозитного; их 'краса' мертва почти как краса чётких форм от алгебры, тошнотворно гладкой гармонии. Жизнь, изменчивая, текучая, не смогла бы на миг сберечь симметричность и соразмерность всех составляющих. Взять хоть шар, совершенную, как считал Парменид элейский, форму реальности, бытия то бишь. Стоит вспухнуть с некого бока - и шар уродлив стал. 'Красоту' бдит статика; а в динамике жизни как мимолётности всё стремит к обратному: с точки зрения всемства, в страшное; с точки зрения Бога, в райское.
  Мча к красивому ладно 'добрым', правильным меркам, род людской создаёт монстрозный мир.
  
  376
  Старость/юность. В пользу ли возраст? Общее мнение: возраст впрок, он приносит мудрость. Сложен гимн про активы лет, мол, года мои - моё богатство. Но! есть иной взгляд. Он утверждает: славно, что старимся, что сменяют нас новые, безыскусные вьюноши. Ибо, ведаем, мудрый в старости - лишь один из ста иль тысяч. Прочие - косные, наторевшие в бреднях неучи, обскуранты и мракобесы, жертвы понятий, фаны порочных пошлых кумиров. Старость их делает агрессивней, так как, бездельным, им остаётся морализировать да втемяшивать придурь близким. Падший их разум, окаменевши, не поддаётся. Бог умерщвляет их, непригодных к правке, и множит юных в том уповании, что их легче править как ещё гибких.
  
  377
  Я как бы мудрый, но не разумный. Дело не в степени, что разумность, мол, выше мудрости либо ниже. Вещи различные, несравнимые. Говоря в оппозитах, 'мудрость/разумность' - это известные 'день и ночь', 'тьма и свет', 'ложь и истина' и т. д. Бесспорно: мир - от разумных. Данность разумна, высказал Гегель. Дело опять не в том, что разумность качеством выше ('Ум не потребен, чтоб править миром', знал Юлий III). Нет, но у 'мира сего' и разума общий корень, общие свойства, да и природы. Бросивший Бога ради 'добра' (вещей), в чём и есть первородный грех, разум 'мир сей' создал. Ну, а вот мудрость - иноприродна; и оттого мудрец, - то бишь наш мудрец, а не тот клерикальный добренький старец-де, что всегда с поучением, как нам жить, - оттого он негоден в мире разумности. Его мысль - по инаким поводам, его радость иная, горе иное, счастье иное. Вот, в пример, славят цезаря, так что гром гремит и у масс восторженность - а у мудрых скорбь в душе. Дальше: музыка мудрости вновь не та, и когда у разумных грохот 'музлá' в ушах - мудрый слушает тишь в глуши. Точно так юмор мудрости провоцирует скуку, злобу в разумных. И, завершая, облик разумных мудрых пугает, будь то грудастая Мисс Вселенной или гориллистый Шварценеггер.
  Вроде бы, схожи мудрый с разумным, но, как известно, внешность обманчива. Мудрость здесь не должна быть; мудрый - отверженный; мудрость - житель эдема либо отшельник типа даоса. Как кто-то храбр с пелёнок - сходно и мудрым нужно родиться; плюс дар быть мудрым крут лишь на первый взгляд. Прорицать мир до дна, до истины - мало значит, что подтвердилось мукой Распятия. За экраном TV, за пашнями, за идеями, за финтами Дали́, за властными персонажами, за святынями - мудрый видит не то, что есть, но что нужно бы. Символически, видит Бога, Кой, повторяем, миру не нужен, вспомнить Голгофу.
  Но, удивительно, пусть мир мудрых, мир умозрительный, презираем разумными и они почитают свой очевидный мир - мир, казалось, реальный, ясный и почвенный, им, разумным, тягостно. Мир их схож с серпентарием. Уцелеть в нём можно, только поправ его, то есть влезши на пик, в цари, чтоб оттуда давить всех - то бишь чтоб сдерживать разрушение и распад столь, вроде бы, сущей сущности, как их ясный разумный правильный социум... где в ходу отчего-то 'нормы', 'святыни', 'вечные ценности', 'идеалы' - вещи абстрактные, нереальные. Странный мир из насилий, лжи, эталонов, подлых обманов и симуляций, идеологий и 'вечных ценностей' - мир разумных. И, вопрос, если в этом разумном, вещном, реальном, почвенном, явственном, очевидном миру насилие и обман единственный метод быть в нём; плюс, если этот мир нежизнен и в нём спасаются лишь прилганием нечто как бы действительно неподдельного (эти самые 'идеалы', 'нормы', 'святыни') - то, признать, умозрительный неотчётливый, уповательный, неземной рай мудрых истинней и мудрец прав в главном неком моменте, что укрывается за масштабными па-де-ша разумных.
  
  378
  Чтобы внять высшим, надо быть высшим. Кунцзы был не у дел в свой век.
  
  379
  Иудейские хитрости. Получаем мы, лишь отдав. Поэтому-то Аврам, вождь избранных, чтоб иметь, конечно же отдал нечто. Что? Рай, ясно же. Нá кон ставились: безыскусный Исав, кой был 'обусловлен' Яковом; богоносный Аврам, кой чуть не убил Исака; ловкий Иосиф, ткущий риторику, и Фамарь, словчившая в святость матки рода Завета. Вижу личины их, ведших в ложь, скупавших реальность за словоблудие! Как, прельстясь враньём, мы пошли из рая - в рай помчал Моисей, их внук, 'Исход', книга II); рай начали шинковать в понятия по лекалам и эталонам зла/добра иудейских замыслов, обретая деньги, скот и невольников, образ Жизни по-иудейски, то есть условной, деланной Жизни.
  
  380
  Был сожжён мальчик в Туле. Мог бы быть не сожжённым. Бог есть случайность?
  
  381
  Судя по фактам хамства, агрессии и насилия мусульман-мигрантов в старой Европе, строй шариата - самый приемлемый способ выпаса неучей, а власть деспотов, как Каддафи, - может, единственный должный строй для них.
  
  382
  СМИ слушать - мы позитивны, оптимистичны; ухари, сорвиголовы! Ничего нам не надобно, на подножном корму живём, удальцы, чудо-воины! Нам лишь жрать бы, славить в крик цезаря и "крымнáшить", нынче вот в Сирии. Власти новой России восстановляют тип черни пошлой и неразборчивой, фанатической.
  
  383
  Мизантропия дня. 'Властителю дум' Д̕ Ментеву, промышлявшему при Советах, - где ему было 'добро зелó', точно Богу, - голубоглазыми комсомольцами с акварельными девами; в 90-е пробуждавшему 'доброе' в городах Израиля, а потом, уже вновь у нас, преуспевшему с пошлыми тривиальными виршами о предобром 'добре'. Вот новый ляп: 'Лишь добро/спасти нас может/от непонима/ния и зла'... Впили́сь в 'добро', заморалились. За 'добром' ушагали к пропасти и зовут в неё, став в сторонке, где не опасно. Разве не знаете, что 'добро' - лик 'зла'? Не знаете? Чтоб его, 'добро', сделать, с цельного выдирают 'доброе', так что 'доброе' с сих пор мёртвое, но и в цельном рана; вскорости мёртвое отшвырнув, - гниль! - вновь креативные, просвещённые руки в плоть за свежатиной, выдирая остатки клочьев 'добра'.
  Желаю вам, добродеюшки, чтоб со всем поэтическим и иным 'добром' вы шли в акварельность далей... Ан, не пойдёте, кинетесь к дéньгам, как уже делали. Деньги - вот что 'добро' для вас.
  
  384
  Мыслишь - верится в то, что мыслишь. Но вдруг вторгается меж тобой и qwerty массовый человек, 'сверх-я', как нравственность и традиции, и вещает: что ты всё мыслишь? нужно ли Богу? Бог дал свободу, Богу плевать на нас; Бога чаще, брат, нет, чем есть; людям рая не нужно, жили без рая и проживут ещё; их анáмнезис травлен пьянками, грёзы их о 'феррари', мысли - о дéньгах; так что заткнись давай и встань в ряд в общей маске, будешь как все, брат; страшно в изгойстве и одиночестве?
  Страшно. Но ткнуться в маску не удаётся.
  
  385
  Смыслы калечат жизнь, рвут в куски, убивают жизнь. Смыслы гибельны. Как я прежде не понял-то! Да не Бог ли и ввёл их 'словом', кое вперёд всего? Как там: 'Слово и было Бог, от Него пошло, без Него не пошло ничто'... Впрочем, незачем. Мой 'Титаник' отплыл уже от того, что брошено: от природности - к Божьим 'сиклям, скоту и рабам' (см. Библию)... Что, Христос про любовь? Наверное. Только Бог ли Он? И, будь Бог, Он Сам признал, что в миру не властен; тут власть маммоны... Vale! гудбай, Христос! Отплываю. И хоть 'Титаник' скоро утонет (см. Апокалипсис), я взойду на борт, чтобы, стоя там, провожать мир. Все, все прощайте! Был лист трепещущий, а теперь, в ближайшем, буду не раб слов, но активист их!
  
  386
  Божья селекция. Вскопанный, огород стеснён одуванчиками (taráxacum), у которых головки делятся в зонтики. Ветер дунет - и полетят они огород губить, превращать его в дикотравье. Я с ними бился, брал их, выдёргивал да отшвыривал - и постиг, что веду прю с Богом. Как? А вот так. По сути, я взрыл участок под флору нужную, убеждён, что знаю, где флора 'добрая', а где нет. Бог встрял в мой труд, дабы я не гадил. Он знает больше; Божья селекция несравнима с моей по целям и совершенству. Выращу я морковь, лук, ягоду ― Бог же, эру за эрой, крыл землю пышной сказочной флорой и заменял её, ибо так было надобно. Одуванчики (злой сорняк, как думают) может, важный цикл в Божьих планах, рушащих замыслы извести рай грядками под культурную-де растительность.
  А и верно: что же выходит: Бог некультурен?
  
  387
  Мысль, что, мол, люди от обезьяны, ладит с гипотезой, что когда-то на Землю сели макаки, супер-премудрые, и нас вывели. Оттого мы ведём себя, как макаки. И лишь немногие молят Бога усыновить их.
  
  388
  Наши прогрессы. Не эволюция - инволюция от богов сквозь ген человечества до свиньи.
  
  389
  Бог убеждает: 'Верь в Меня'. - 'Во что именно?' - 'Я есмь Жизнь, в Меня верящий не умрёт. Жить хочешь?' - 'Истинно!' - 'Стало быть, всё оставь, иди за Мной'. - 'Почему же не здесь, - кричу, - а единственно там, за гробом?!' Не отвечает... Пусть Он и Бог над всем... но, возможно, и нет Его?.. Нас спасал? А вдруг 'фуфел гнал'? вдруг уже прекратил быть Богом: Он ведь всевластен? Но, в этом случае, боком выйдут нам 'полевая трава' Его без забот о хлебе и об одежде, и 'подставление щёк' врагам, и, первейшее, 'несбирание' здесь, где 'ржа', и Его все 'лилии кольми паче', - если оплатят их там, за гробом. Здесь, с колыбели, есть только муки, плюс ещё кот в мешке для потом. Вдруг нет потом? Во что выльется вера? В то, что не жил свой век, а тянулся к nihil?! Ну, а как плутни? Может, чтоб избранных не тревожить, нам - ложь загробия? Вдруг соблазн, этот самый Христос, был с целью - слить всех нас в 'лилии кольми паче' пóд ноги избранным?! Любишь притчами, Бог мой? Слушай: нам ни на что жизнь после. Далее: если здесь кто слабый, то и везде. Здесь низшее? Но 'примат духа' значит, что Ты материю мнёшь, как глину. Ты же бессилен здесь. Ты, мол, там силён, на том свете? Ладушки. Но по мне, скажу, правда здесь-сейчас, где добро и зло смешаны, где идеи и вещи вместе, где мы и плóтяны, но и в духе. Здесь она, полнота, безмерность, клад и источник! Здесь-сейчас весь моток судьбы, после - нить Ариадны... То есть выходит, что этой жизни, краткой, особой, невозмещаемой, нужно исподволь, по задворкам течь ради сладко сулимых Божьих загробий?! Твой Павел спёк Тебя, против собственной воли, тем допущением, что язычники, боковая раса, хоть и не знали буквы 'Закона', но знали 'совесть' - путь, дескать, к избранным. Вникнув в совесть, Павел не смог понять, что она ключ к большему, чем Христос его, и - Христа внушал. Он хотел нас во псы при боссах, при иудеях...
  Я как безумец, спорящий с внутренним. Я был с Библией, не стремясь ей следовать. Время - вон её. Срок пришёл. Жажду тронуть вымя вселенной, но без того, чтоб врали, Бог либо дядя, как это делать.
  
  390
  Нет вольных мыслей. Прячутся за традиции, за мораль, политику; за блеватскость, в конце концов, как зовут образованность и апломб. Лень мыслить? Вдруг разучились? Вот же проблема! Дадено плыть в ширь жизни - нет, личность плавает в каботаже и подтверждает всяк час лояльность нравственным жестом. Искренность гибнет; гибнут естественность, непосредственность и perception чувствами: перцептируют разумом. Вместо вольного танца - па из балета, где всем известно: если танцовщица завращалась, то повторит раз двадцать.
  Нормы господствуют, оттого что приняли образ нашего бытия за должное и под ним прогнулись. Всё в бытии, мы верим, крайне разумно. Всё в нём сакрально, всё предначертано в нём логически. Остаётся служить ему, без того чтоб пускать мысль в небо. Кто верно служит - тот получает. Вот и выходит, что образованный, дескать, крупный чиновник вольных-де взглядов в сущности - догматичный пень, кой учит: 'Петь - так взахлёб чтоб, пить - до конца чтоб...' Экая мудрость! Входит в ум Августин, блаженный; он догадался, что добродетели суть пороки.
  Так и сидят всю жизнь в спайке с догмами, что дают власть, деньги, статус, награды; числятся в людях... Смачно, наотмашь тот образованный, дескать, крупный чиновник стёр бы с лица земли тех мечтателей, кто не пел 'взахлёб' - но зачем-то чего-то ищет.
  Фальшь правит миром.
  Скучно и больно.
  
  391
  Рос, созревал я, чтоб стать разумным, сведущим, в чём 'добро' моё. Романтизм, а иначе эдемский настрой мой, меркнул. Я прекращал знать Ж как великий мир тайн, как чудо, как перл природы. Я не искал вверху. Я низвергнулся к паху; суть Вечной Женственности скрыл гáбитус женских ног и тьмы меж ними. Я видел женщину потребляемой и униженной этим (мнил я превратно). Как говорится, 'слава Аллаху, Кто заключил рай в скважине и в ущелье женщины!' Это стало визиткой Ж. Я теперь не смотрел в лицо, я спускал взор к низу. Ноги - вот женщина! Надо, глядя в глаза ей, мыслить подъюбочность.
  Идефикс М - вульва, знак коей ноги. Что, стройность ног пленит? Нет, но вульва, первоисток ног! Ведь, на мужской взгляд, ноги - предвульва, периферия этой вот вульвы и окоём её.
  Сверхчувствительность женской плоти - факт установленный; в ней рецепторов больше, чем в маскулинном. Свёрнутый рай в Ж вовсе не в паре некаких органов: она вся блаженство. Ласками всякой части Ж рай возможно вернуть. Да, в Ж не понять, где вульва, где всё отличное. Переход вниз к бёдрам либо вверх к лону очень размытый. Ж началась как вульва, суть её вульва, а окоём был выделан под наш мир: в нём ходят - нате вам ноги; в нём есть работа - нате вам руки; в нём реагируют на мужской диктат - нате зрение, слух, тактильность. Мы есть масштаб вещей (Протагор) с поправкою, что масштаб вещей - мужчина. Чтоб не носить Ж в заднем кармане, он превратил её в самоходное, автономное, порождающее себя средство и женской физике придал функцию спада в вульву.
  Вульва - источник ног; те - оправа её, окрестность.
  Сгон эротизма в вульву - телос мужчины, кой, субъект, всё вовне мыслит движимостью под фаллос. Выйдя из рая, им управлявшего, он свернул рай в трубку.
  Женскость, однако, склонна к экспансии, к реконструкции, хочет в райские кущи. 'Женщина жарче чувством мужчины, больше безумств в ней'. Подлинность женского - вот родник психопáтии. К результатам культуры Фрейд отнёс бунт телесности и, в заботе о норме, выделил роль М-умысла относительно женского первозданно-стихийного как доглядчика и эфора.
  Женское - важно! - так эрогенно, что М в любой из точек встретит участие. То есть Ж смоделирует порт под фаллос хоть на ладони, было бы время.
  Но, в этом случае, может, женское, - приманка? - антропоморфно с некою целью и завлекает нас? Может, дабы вернуть эдем? Короче, как ни препятствуй женскому, как его ни обуздывай, даже пядь его манит к бёдрам, к той райской прелести, что в свой час сломит страшный умственный промысел, агрессивный фаллоцентризм.
  'Сотрёт жена мозг у змия' (Быт. 3, 15).
  
  392
  Из приёмника - Бах. В тьме за окнами - соловей поёт, и так пылко, точно он до сих пор в раю.
  Состязание, но с известным концом: Бах, ясно же, обречён; затем хотя б, что его контрапункты только лишь выкройка из безбрежного моря мелоса. Впрочем, нынче ни соловью допеть из-за треска 'музлá' никак, но и Бах норми́рован, ибо, думают, современный слух не вместит его. Чувства чахнут, мысли редеют. Глобализация. Правит бал 'человек вообще', 'Das Man', сброд, массы. Век охлократии. Все должны принять упрощённые формы мыслей и чувств, для того чтоб цвёл рынок, чтоб всё на рынке было по нраву пошлому вкусу. Деньги важней богов.
  
  393
  Кафе Hediard
  Странная Даша...
  Взоры Рахили,
  вплывшие в эру iPhone случайно...
  Столик меж нами в кафе... белый чайник
  под диалог власти-ян с инь-стихией...
  
  Даша феминна.
  Женственный абрис
  круглости бёдер её и коленей
  режет кисель сладкой гендерной лени
  тестостероновой острою саблей.
  
  Даша - дочь века...
  Сталь прагматизма
  в ней словно дот на горе - Über Alles!
  Это кафе романтических далей
  блюзы поёт без любовных мелизмов...
  
  Но Даша, Даша:
  страсть близ при дверех!
  И у неё сумасшедшие очи,
  и у неё соловьиные ночи,
  и превращенье неверия в веру.
  
  394
  'Глобализация' ведь от 'global', что означает 'шар', 'округлость'? Глобализация - округление. Вот, берётся вещь сложная, нестандартная, с примесями специфик: национальных, образовательных, сексуальных, в целом культурных, психологических, исторических, личностных, суггестивных, длящих связь вещи с множеством прочего, - да, берётся и округляется, сходно мы округляем π в три-четырнадцать, пусть оно бесконечно и на другом краю его - Бог. Всё явное остаётся, а приблизительное, гадательное, невнятное и в конце концов трансцендентное, - то, в чём Бог, - стирают. Глобализуют. Ставят за рамки словно ненужное, ибо нужное, мол, известно и директовано общим разумом, всеми признанным. И плевать, что выплёскивают с как бы грязной водой ребёнка. Впрочем, неважно. Жить зато проще. Жить зато радостней, веселей: 'путём всё!'
  
  395
  Мисс, буржуазный строй открывает путь самобытности? Нет, единственно множит маски пошлой торгашеской хамской физии.
  
  396
  Буржуазм - с первородного преступления. Он уйдёт, ведь при нём человеку нельзя быть вечным, возвышенным, благородным, доблестным, вольным. А это нужно, дабы возник живой мир, истинный.
  
  397
  Ломка ценностей - вещь такого ряда, дикого с точки зрения этики, когда 'святости', нечто вроде 'всё детям!', вдруг отменяют в выгоду зрелым, в коих, конечно, больше усвоенных лучших навыков: чувств, духовности, знаний, опыта и намерений, плюс возможностей жизнь улучшить, - то есть того, что нужно, чтоб нас обóжить.
  Ну, а что дети? Это балласт, обструкция. Сколько сил займёт, чтоб бессмыслый, косный состав детей возвести на уровень? Сколько лет пройдёт, прежде чем дети будут готовы к высшим стремлениям? Странны конкурсы юных, будто в них больше, чем в людях взрослых, кои презреты. Бах, Данте, Пушкин и Боттичелли в детстве не вытворили шедевров... В общем, их в хлев, детей. Игнорировать. Как собакам, швырять куски - а самим всё могущество, всю интенцию направлять к высокому. Дети пусть подражают нам как героям. Пусть сильный вырастет, слабый сгинет, но без того чтобы взращивать хилый плод напрасно жизни в убыток.
  
  398
  Вдруг тебя выключает, словно бы радио. Чувства вянут, мысли слабеют, и ты становишься точно мир вокруг, где всё среднее и в каком лишь и можно жить, ватно чувствуя, ватно мысля. Ты как бы умер... Но, может, так Бог учит нас, что за мощь ощущений нужно бороться? Ведь, устрояя чуть ли не каждый день то душевный комфорт, то умственный, что всегда средней степени с трендом к низшему, мы де-факто стремимся в род невитальных мёртвых материй.
  
  399
  'Стиль', 'образ' жизни... Данный факт значит, мы не вполне живём, обретаемся в 'образе'. Что есть 'образ'? Первое, рамки - как принуждение жить вот так, не этак. Ну и, второе, это трактовки, схолии к жизни, определённые и банальные. Мы актёрствуем, чтобы 'образу' соответствовать, отвечать всем трендам. Это гнетущий факт, трагедийный. Ибо не 'образу' мы обязаны: мы обязаны Жизни.
  
  400
  Осоловели от шеинизма.
  
  401
  Что убивают? В этом нужда Тебе. Да, Тебе нужда. Жизнь под лозунгом 'плоть мертва' - Твой давнишний финт! Дух и плоть враги - Твой гешефт! Смерть плоти - цель Твоя. Не курьёз двух выродков, а нужда Твоя! От начал казня плоть потопами (ибо 'мёртвая') и неистовством избранных на 'евеев и хананеев' в древних сражениях, Ты сим держишься. Ты внушаешь нам 'не убий' без продыху, дабы помнили про 'убий' и длили их до полнейшего обращения жизни в мёртвое (мол, 'духовное'), до 'последнего целованья' Ф. Достоевского, - ибо смерть святое! Ты изрёк: 'плоть мертва и не пользует', - что величит смерть как путь святости. Цель Твоя - гробить Жизнь, признай, чтоб терзались 'жить этой жизнью', вроде Игнатия-страстотерпца или Плоти́на. Ибо зачем Жизнь, если словá суть жизнь человеков, как наставлял Ты? Каждый порыв наш Ты обу-словил, дабы сломить нас и Самому взрастать. Ибо в слове источник Твой; Ты без слов отсутствуешь, 'Слово Бог бе', как Ты представился! Чтят 'последнее целованье' как ритуальность: мёртвых целуют, чтоб констатировать: плоть мертва в Твою славу, как и хотел Ты, Бог некрофильный!
  
  402
  Миг часто вечен, вечность - мгновенна. Это и значит их адекватность.
  
  403
  Муки, бесспорно, создали гениев: Достоевского, Ницше, Баха, Гогена. Муки изводят нас и мы падаем в бездны самости, к докультурному хаосу, где находим странные силы, что мыслят мощно, чувствуют яро, всепобедительно - и бьют муки по жвалам, и нас возносят.
  
  404
  Русский, по слухам, задним умом-де крепок.
  Что это значит? Может, не значит. Тьма баек вздорны. Но, может, значит. А потому вопрос: что за ум у русского? То ли он сознаёт, лишь кончив труд, что трудился плохо? То ли он делает, но свой труд поносит? В чём корни 'заднего'-де мышления? Вдруг оно мыслит нечто, что лучше бросить? мыслит преступно? неприменимо? вплоть что и всуе? Или всё вместе? Надо подумать. В частности, свят ли был Авраам, заносящий тесак над сыном? Нынче швырнули бы в КПЗ в момент. Вместо этого он ― пример нам, идол из библии, патриарх, 'святыня'. Также Фамарь, словчившая во 'святой род' шлюха, - норма морали... В общем, 'святое' крайне преступно в самом начале. Что ни 'святое' - то враг закона в миг начинаний; важно: первейший враг, взять Христа, отыскавшего место в мире закона лишь на кресте над тем законом.
  'Задний ум' есть рефлексия на остатки в нас ценностей и перцепций рая, где не заботились, в чём 'добро' и в чём 'зло', всё делали без оглядки, ладно инстинктам. Судя по мифам, так получалось если не свято, то грандиозно. 'Задний ум' есть реликт эдемских, но вдруг утраченных качеств мысли, что, прячась в русском, экзаменуют функциональность разума падшего, окультуренного, фальшивого, порождённого в спекуляциях от 'добра' и от 'зла'. И это в нас - нам самим досадный, обременительный суд над миром, цивилизацией, заодно над собою. Но - суд спасительный. Он в нас - свойство живучести. Возвеличим же присказку: русский задним умом жив. 'Задний ум'... А ведь есть у него кут в мозге. И если падшую всю культуру (то есть фальшивую) обустроили доли лобные, - так, Платон был широк лбом; плюс лоб известный знак интеллекта, - то рост иных долей, где спят райские, изначальные свойства, сломит строй мозга в нас, переменит нас... И узрим лик Бога, - если утраченный, а потом восстановленный в нас Адам был, знаем, 'Божиим образом'.
  
  405
  Тарантино, хлёсткая пустота.
  
  406
  Если косит умный, красивый, нравственный люд растительность мотокосами, гибнут множество ящериц, жаб, кузнечиков, не успевших спастись. Жизнь с вспоротым брюхом, с отнятой лапкой агонизирует; это просто попутное истребление жизни обществом, о-добряющим-де мир Бога. Впрочем, природа-мать искони хоме-сапинсу - полумёртвая тварь, объект, подлежащий правке.
  
  407
  Pati, Domine, aut mori!
  
  408
  Светские мудрости. Что за мысли мнят остроумными и глубокими, философскими? Я не знал, но услышал оды Казаннику, 'эрудиту', представили, и 'философу', 'музыканту, автору, острослову и златоусту'. Очередной перл был, когда он разъяснил про 'ларчик', что 'открывался' (см. Крылов, 'Ларчик'), перенеся акцент с 'просто' на 'открывался': ларчик, мол, открывался.
  Общество, в гидах коего род 'казанников', не сочтёт остроумным, ни философским и ни глубоким тертуллианово: пусть распят Бог - больно, ибо постыдно, умер - требует веры, ибо нелепо, и погребённый воскрес - правдиво, ибо чудесно. Да, versus первой, эта вторая якобы мудрость, на просвещённый взгляд, есть безумие, фанатизм, поэтому не острота и позабудется... И - забыта. Даже и многими. Большинством. Про 'ларчик' же - помнить просто, и через сто лет будут втолковывать по Казаннику, чтó писал Крылов про 'открытие' ларчика.
  'Ларчик' впрямь 'открывался'. Но - слышать надо не краснобаев вроде 'философа, музыканта и златоуста'. Слышать полезней Тертуллиана.
  
  409
  Явна апатия люда к Богу (что адекватен, мнением скопа, ризам священства). Далее спросим: можно ли, не терпя свойств сущности, почитать её? А ведь массы не терпят самых простых свойств Бога.
  Порассуждаем: Бах гений музыки исключительных качеств. Вызнано, что любителей Баха пара процентов, прочим до лампочки; их от 'классики' клонит в дрёму и в раздражение. Тягомотина! дай крутой музон! - вопиют они, чтоб при звуках пошлой банальщины впасть в среду своих вкусов.
  Бахов не терпят - тем паче Бога, Кой полон космоса чувств и мыслей. Люд манит к низкому. Люд, не вынеся Бога, выпал из рая в свой мир простейших, где непрестанные 'одобрения' (улучшения от познания зла с добром) значат ярую ломку и профанацию мира Божьего. То, что мнили 'добром', впоследствии не вполне 'добро', ибо, чёрт возьми, сложное. Массам нужно 'добро' простейшее, чтоб и дворник признал: добро, прикинь! Люд не снёс свойств Бога и из 'подобия' свергся в тварь.
  Близ пущая трансформация. Человек, в словах Августина, вызванный к жизни прах, его, id est, активация Божьей милостью; без потуг быть с Богом всё мчит в ничтожество. Если все-все проценты любящих пошлость станут молиться, чтоб Бог их спас, - напрасно. Бог не спасёт ничто, кое склонно к nihil.
  
  410
  Сброд не освоил меньших чувств, что нужны, чтоб улучшить мир: честь, величие и достоинство, - а пошёл к Христу за "любовью", будто "любить" есть легче.
  
  411
  (Трёп). Говорить! - открылось мне. Говорить!! Молчать есть рабствовать и внимать назойливым всяким 'слушаю - повинуюсь', то бишь давать всем класть в меня. У-словные, мы из слов. Мы словные. Что, смешно? Однако, когда смерть близится, а причина - что ты (весь!) в месиве из идей, норм, принципов, догм, понятий, давящих жизнь в тебе, чтоб растить концепты, то не смешно вдруг. Тактика - вопиять в безудержной, ad me тошной, может быть, глоссолáлии, чтоб бессмыслицей заболтать их, вбитые смыслы. Я - сыт, наслушался! Все внимайте мне! Если я актив - вы пассив. Я над - вы под. Я штамп - вы оттиски. А сарказм, что коса на камень и, мол, меня в момент заболтают... Фиг, нате мой пример: духовности (с Нилом Сорским, Мусоргским, Глинкой, Пушкиным, Достоевским, Гегелем) одолел ли трёп Брежнева, а теперь Гаранта? Вовсе нет! Наш язык не пушкинский, а Гарантов, кто бы он ни был. Даже и Ксюша кроет 'духовности' и, их пере-барматывая, царит в масс-медиа. Где 'духовности'? Её блог херни залайкан, - лайкают Сорского? Не лайкают. Моралист подметит, что префикс 'пере-' как бы чреват весьма; лучше 'за-', чтоб сладилось 'за-барматывать', чтоб не сделалось, будто я пик 'духовностей' обкорнал. Коль так, то мэтры, будь вместо 'за-' вдруг 'пере-', словно врут пошлости, а не рыкают мáксимы. (Моралист мнил вставить в этот текст 'истины', но я выставил 'мáксимы'. Я сказал, к хренам, с сих пор dixi вам; изрекаю я! все слушают, все объект, наждак, о какой избываю ложь, как собака блох!). В общем, эти 'духовности' сплошь неистинны; как раз мэтры-разумники забарматывают, чтó выше их, то есть истину, как и пыжилось Мелево всех веков и наций (вы догадались?), что выводило 'из тьмы', мол, 'к свету'. С резвостью, с коей в тысяча девятьсот семнадцатом от визита 'Логоса' (а Христа! Он 'слово бе'!) в петербургских дворцах чернь клала в вазы, даже и в севрские, пустобрехи клали на нас, пусть сказано: разум ваш отвергну и погублю мудрь мудрых... Вот я и думаю: а не есть ли важное нам за словом? Вдруг там что нужно? Вдруг словь ― приблуда вроде прогона между началом нашей истории и концом её, с тем, что всё имитация? Уж не с умыслом ли оно меж нами и тем ПРО-ЛОГОВЫМ? Не томят ли нас с намерением в у-словности трепачи, фуфлологи, златоусты?! А - не даваться! Нам бросят слово - мы бросим триста! Так, словомать твою!!
  
  412
  Клоун, вылезший в думцы, в крик кричит про триумф России, - что сгинет так же, как и казавшийся вековечным Древний Египет либо Ассирия. Византия бессилела ряд веков. Скорость кризов в нашу эпоху крах приближает. Лет через триста в рамках границы бывшей России будет иное. Жить будут злобой каждого дня, вполне забыв о надутых чванством, патетикой, самомнением всяких древних вождях. Убьёт же Россию косность, слитая с ленью масс и с прессингом личности.
  
  413
  Перлы М-президента: 'Знайте, свобода лучше, чем несвобода. Речь о свободе в разных аспектах: личной свободе, экономической, наконец, о свободе всех проявлений...' Так-таки. Прежде надо с себя начать и стоять час в пробках, скажем, от дома к Спасским воротам, через которые ездят в Кремль. Полезней, - освободительней, на минуточку, - если власть съедет в глушь, хоть в Кóдинск (58R36ʹ00ʹʹ с. ш. 99R11ʹ00ʹʹ в. д.) либо в Засранск, откуда ей до свободы, ― что, ясно, 'лучше, чем несвобода', ― будет надсадно. Ибо любая власть признаёт единственно волю властную, никакую ещё. Речь М-президента, думаю, есть рефлекс по случаю новой должности.
  
  414
  Дорогой ты наш раб с галер. Власти падки на элоквенции! В. В. П. сказал, что когда был вождём, то вкалывал как гребец с галер. С чем сравнить? Нет ни каторжных, ни галер давно. Суть в другом. Может, в том, что раз вождь приписал гребцов к не совсем пропащим, то, уж конечно, бремя народа вовсе не видит. Правильно. Ведь на фоне рабов с галер наш люд счастлив, а самый тяжкий труд, значит, есть труд вождей в Кремле, к каковому, однако, прут с пылким рвением. Вождь забыл анекдот: рай место, где нет будильников и начальников.
  
  415
  Вирус и пятая колонна в виде широких народных масс. Быдло хамское, непотребное, почему ты без маски в транспорте, как положено при поветрии? Что, не в силах вменить мне пошлости, заморочки свои и пакости, заразить меня мыслишь вирусом? Нет, состав мой другого качества, не свинячий, не оскотиненный, эпидемии неподведомствен. Ты же, близок природой вирусу, от него, ей-ей, и скопытишься!
  
  416
  'Воля мысли столь безопасна для благочестия и спокойствия, что её и отменишь лишь со спокойствием и самим благочестием государств'. Спиноза.
  
  417
  Смутности. В этих текстах много туманных выспренних слов, твердят; скажем: рай, каузальный, гендер, витальность, импульс, анáмнезис, трансцендентный, - вроде таких. Ишь, знают ведь про свои слова, про мобильники, например, про сенсоры, про прокладки, тýсы, вай-фаи? Знают ведь? Кто живёт во всём этом - я же в другом живу. Где мысль - там плоть.
  
  418
  Любовь. Она меня, типа, любит. Но - любит как, вопрос? Сквозь неё логос вдарит в цель, ведь люблю и раскрыт ей; ведь между нами только любовь; она ― любоффь моя!.. Но и 'бог любовь', кроме что он и 'слово'; так он нам сам сказал в евангельях. Стало быть, она тоже бог и всё-всё его - в ней, вся прыткая словотá, что жрёт меня? Обротав любовь, навязали нам, что сильнейшее в нас, вольнейшее впредь не наше, а, типа, богово: типа, бог любовь! Типа, если ты любишь - помни, сволочь: бог прилагается! Знай, сам бог в любви, словобог! Знай: ваша любовь у-словна! Любим друг друга? Но - через бога ведь, кой любовь, гнёт библия!
  Мне бы ту любовь, что была у нас до запретных жоров с древа познания, после коих впилóсь в нас всё, чем маемся: весь кошмар наших домыслов от добра и от зла; ушли от любви к их фальши, зла и добра проклятых, словь породивших; Ева с Адамом стали неистинны, ведь слова развратили их, дабы им, меж себя чтя слово, впредь жить по слову. Мне дайте Еву, а не Юдифь и Сарру как образцовых благостных самок, влёкшихся словом к нравственным актам, то есть к деяниям от добра и от зла, творящим ужас.
  Нет словесам любви!
  После рая в нас не любовь, а бог. Не 'змий' сокрушал рай, чтобы ввести себя вместо первой Любви и Жизни, вместо предельного Первосчастья, - и после библию сбацал. Нет! Всё Бог. Он лил ливни слов всечасно; он утопил всех, кто не хотел словес, чтоб от Ноя длились словесные вместо райских. После решили, что нам нельзя без слов. Идиоты, мол, кто не хочет слов. Являют нам, скажем, выросших вне словесной сферы - все идиоты. Но, чёрт, кто истинней: златоусты? косные? В идиотах - рай и восторг, как в людях, что бессловесны, но только счастливы, ибо жизнь не толкуют злом и добром... Нет, не были мы слабы в раю, два слитные воедино, но нераздельные в НЕЧТО сверх любви! Наш язык был дивней, прелесть чудесней, радость обширней! Были мы - больше нынешних, были тем, что сейчас в нас прячем, давим под 'образом', мол, Жизни. Я тщусь сбежать из слов, не хочу 'слов Жизни', как величают. Словное - смерть. Нам всем пора из условного - в Жизнь вне слов. В общем, как он пришёл, закон, что из слов и слово, то погубил нас райских. О, я предчувствую, что 'любовь', 'добро' и прочее из морали мелочно перед ТЕМ, ЧТО БУДЕТ, так как сегодня бог мне выблевок.
  
  419
  Несказáнность смутна. Истину как подашь? Сонм ересей вздулся, дабы Христа назвать и по-своему выдать; арии да кириллы да оригены рыскали формулы! Мне ж, кто ищет БЕЗМОЛВНОЕ, а не как Аврам шёл к Яхве, мастеру слова и балаболу, - мне как? Где средство ложь свалить перед смертью?... Но чую помощь и мне содействует ритм, акцентика, тон, просодия как тропа в лжи слов. Я истине - что богам теолог. Я - истинолог. Я не слова ищу, выдаю не смыслы. Логос играя может запнуть меня, но, пока мыслю в логике и пока логос знает, что, что б ни врал я, всё суть слова per se, - кои полнятся смыслами, кои, в свой черёд, увлекают к идеям и к идеалам, - логос со мною. Подлинно, средством слов не сразить их.
  Лгут слова, лгут, повально лгут! Ну, а истина вовне слов видна, по телесным акциям: вам в глаза глядят, приближают лицо, касаются. В этом истина. Словь же немощна. Мир слов напрочь лжив! Когда мир стал текстом, где бог писатель и все читалки, - жизнь отдалилась. Знак total вымышлен: сам повтор, он растит лишь знаки! Бог создал слово? - значит, он сам знак. Кажимость бог есть, кажимость! Поналжёт, как жить, - и живём страдая. Прочь бога-кажимость!.. Но тут сложности: кто с ним бьётся фразой и словом, тот бьётся с мельницей; ибо смысл лишь смысл, знак знака. Ведь како дерево - тако плод... Тьмы были их, планов битв с сим призраком: ленинизм, кальвинизм, суфизм, гностицизм, экзистенция, метафизика, плюрализм, панлогизм, католичество, аскетизм, сайентизм и кубизм, ницшеанство, иудаизм, толстовство, супрематизм, джайнизм, скептицизм, гедонизм, нигилизм и фашизм и далее - всё суть словь, бой с мельницей... Мрём от хворей, да? Нет, хворь - следствие. Мрём от слов. Животворных слов ― нет.
  Нам жизнь нужна! Слиться б нам, как до логоса, когда были плотью! Плоть, - чтó проклято Книгой книг, чтó злобно она в нас травит, чтó в нас витальное, различимое лишь в экстремумах, вечно рвущее сеть закланий, - вот чтó спасёт нас. Ибо ЖИВОЕ... Жить пора! Я не быть, но жить хочу.
  
  420
  Единомышленники?.. Их нет, мнил Гáдамер, кто сказал: всяк мыслит не как другие, мыслит по-своему. А своё есть своё. Особое. Философия - самобытный дар в высшей степени. Будда, Лаоцзы, Ницше мир изменили? Не изменили и большинство из тех, кои их без конца цитируют, а ведут себя, точно морлоки.
  
  421
  Странный факт, но на всех презентациях богомольные клирики - в помощь общим расхожим 'ценностям'. Установлена в мире как антипод ему, церковь хвалит вдруг ценности, утверждённые первородным грехом? Где истина? где Христос, объявивший церковное как особое? Неприсутствуют. Вместо них здравомыслие. Здравомысленно обеспечить статус достатка, пусть это признак и маловерия, и просчёта, ибо, обрушься ценности мира, как и желал Христос (и чего б жаждать клирикам), то окажется, что 'последние' станут 'первыми', то есть клирики всё же будут нам ноги мыть. В церкви правят ценности мира, - чин, иерархия и так далее, - при которых внутри себя можно якобы веровать, а вот жить в неверии.
  
  422
  Я начну словоборчество, словомáхию, погоню слова! Жизнь вне логоса. И поэтому я юродствовать буду: анаколуфами да мимемами сыпать с иллитератами! Дизартрией язвить начну! Быв в словах, я по ним творил, как учили их ценности, что рабы, скот, сикли - это и есть жизнь. Я слушал логос, кой кличет в гроб, где истинно, как он врёт взахлёб. Я устал и в Пролог хочу: 'про' по-гречески 'перед', ну а 'лог' - 'логос'. Я против слова. И у Бердяева есть про 'папство' как убиение жизни смыслами. Плюс ещё Витгенштейн и Ницше... Ницше, да!
  Я не жил: условно был.
  Речь идёт не о той условности, что я, дескать, был атеистом и вдруг уверовал; не об этой условности пост-советской. О ― первородной я об условности, что вся в том, что в раю нас взяли, да и разъяли через добро/зло, два смысла. Их вдруг придумали, и единство пало. Из одного вдруг ― двое. Рай споловинили. А живёт разъятое? Доживает! Чтó было истиной и полнейшей жизнью, стало вдруг зомби. Мы прекратили жить. Я досель был не я отнюдь. Я был образ слов, и я знак их был. Бог есть книга; мы лишь слова в ней, мы персонажи в словных личинах... Дело - в условности мировой, в глобальной. Грех, - первородный грех как познание зла/добра, - стал нормою, стал путём. Преступники? Все преступники: мир преступно вышел из рая. Мир преступил рай!
  И оттого здесь, в вылганном, падшем призрачном мире, нет греха, что б ни делать. Здесь грех обратный: рабство идеям 'зла' и 'добра' как монстрам, что нас сжирают; рабство морали, чаду добра со злом. Грех не в том, чтоб всё херить. Грех - быть моральными, то есть быть меж добром и злом как в понятиях, подчиняться им, поставлять их святостью. Но не грех, что я в них вдруг плюнул. Плюнул и мучусь. Совесть - связь с логосом: принят он либо нет и ты 'за' иль 'против' нечто им данного? и готов иль нет быть рабом его? Вот что совесть - трюк словобога, коль 'бог бе слово'. Бог... логос, логос... Думаешь, что за смерть мою, за условное бытие моё обвиню условное: мусульман, католиков, иудеев, геев, эмо и панков? Или бандитов? Их убрать - слово выставит новых. Бог тут гвоздь, этот самый, кой есмь Бог Слово! Мне бы его убить. Он мне кто?
  
  423
  Ни дня без Бога.
  
  424
  Есть люд общественный: политичный, дельный, моральный, традиционный, мыслящий здраво, чаще чиновный. Бог ему в помощь... нет, лучше Рóзанов, мнивший этот служивый люд видом лучшего.
  Есть иной люд, тонкого вкуса, - или, синекдохой, 'тонкий вкус'. Он странный, свойства его сугубые. Он живёт, не как люд общественный, в измерениях казусных, по углам культуры. Климат его инакий, не политический: в таковом 'тонкий вкус' терзается, не играет роль, что политик - высший тип духа.
  'Тонкий вкус' - факт страдательный главным образом, если нет везения. Он всегда говорит и делает не чтó принято. Не дабы эпатировать, но как люд без моральных смыслов (им не дающийся, словно бесиву), он хранит возвышенный, романтический взгляд на жизнь. Ценит он не расхожее. У него своя этика, коя в том, что ему ближе сущность рода людского ниже хитинности как 'сверх-я' так, во многом, и 'я', ибо в том и другом - абстракции, блок нотаций даже природным жизненным склонностям, с грубым менторским тыком в душу. 'Тонкий вкус' чувствует, что пиариться в святости, в моралистике и в других 'вечных ценностях' отвратительно так же, как секс на публике.
  'Тонкий вкус' проницателен и всё то, что иным не ясно даже в двухстах томах, ловит с ходу. В нём уйма странного, на что люд политический и морально-этический не позарится. Интересы практических политичных умов в корыстях, выгодах, власти, также в похабствах вроде шансонных, где чуть не сопли текут от 'чуйств'-де. Плюс интерес у них в рьяном брызганьи политичной слюны в места, в кои нужно власти.
  'Тонкий вкус' есть порыв к природному, где слова излишни, где всё решают вздохи и шёпот. Он отзывается на 'оно' в характерах, что всплывает вдруг в ритме, в жестике, в стиле взгляда, в жаре ладони и в стуке сердца. Он не оценит любвеобильность в виде пожатий рук под казённые 'друг навек!', 'обнимаюшки!', что в ходу у политиков от Кремля до зоны, чья политичность есть мать насилия, коим слово в главном не значит; слово им - маска их же фальшивости. Но для 'тонкого вкуса' это вот слово, если уж есть оно, образ данности, кров её.
  'Тонкий вкус', уточняем, - это Инакое со своим говорением типа 'trrrrr-ь' вместо акций в пафосных шашнях. Здесь мы сворачиваем от Ницше, кто, низвергая мир, был, однако, затуркан им. 'Тонкий вкус' тычет фигами в нос политикам. Нелюбовь к ним биологична, так как политик ярый враг жизни как тип условный, лживый, искусственный. У политика впереди любви, - к Богу, к людям, - катит вал ценностей подрывающих корни дерева Жизни свинтусов. За векá любовь, сдавшись выгоде, из любви превратилась в фабрику гóлемов. 'Тонкий вкус' бдит политиков, дабы те не хамили в мире - в том самом мире, что методически, со времён Хеопса, вдавливал особь в плоскость. Всяк ценен в мере, в коей заслуживает бренд вечности.
  
  425
  Впечатлительность. Восприимчивый и ранимый дух - он постиг шёпот бездн. Восприимчивость - это дар ощущать тишь взрывом вселенной.
  
  426
  Cupiditas rerum novarum.
  
  427
  Мир словоблудных. Я бьюсь со словом, с частным и общим, с Логосом, кой есть в том числе бог, понятия, смыслы, принципы, а отсюда мораль, искусство, веры, культуры, цивилизации - вся условность, id est от-словность. Я целю рай вернуть, дословность. Вы против плоти? Я - за неё, за плоть как сущность. Кто верит смыслам, сказанным за столетия, когда слово вело нас, - значит, и нет того, а есть вид, иллюзия. Между нами та разница, что мне б плотью слова запнуть, вам - её б обусловить. Мол, не инстинкт прав в качестве плоти - смысл прав, плоть изводящий. Ну, а как плоть правей? Мните, вы - это мнения, представления, принципы, типа 'свет', 'разум', 'нравственность', а плоть палка в колёса вашим прогрессам? Кто треплив, тот и пан? Вам всех надо с идеями? А все с плотью не любы, ибо 'филе'-де? Их как бы тю-тю? Сколько их с дней творения? Где могилы их? сгнили? Скот бессловесный? Как бы их не было, раз в них не было Логоса, слов и принципов? Кто же были? Кто с принципом? кто жонглировал смыслами? Лейбниц с Лениным? Ксюша с Пушкиным? Халкидон и Никея? Вы-де, словесные, над 'филе' всегда, сверх его непостижной правды? Как бы и нет 'филе', пусть в нём ходят с рождения до могилы, ходят брезгливо? Мы и в сортире - взоры на книгу, где, дескать, дух царит, где те самые 'свет', 'добро', 'смысл', прочее. Только сикли с рабами - тоже там. Слово нам: вот убий, смотри! ты левей смотри, различил-таки? понял, как это запросто: ножик в бок всадить; но при всём при том не убий, ха!.. Плоть же в нас кровь струит, реагирует на тепло и холод, солнце и воду и существует вне слов и принципов, вне добра и вне зла живёт. Но как даст слово зрение, как покажет: глянь! здесь добро, а там зло лежит, - и кровь льётся! до моралистики и до войн кровь брызжет! В плоти же ровный пульс. Прекратим слова - пульс войдёт в ритм истины...
  Из 'филе' люди как пришли в homo sapiens? Был 'филе', но набрался слов - и впал в фарс с орденами, с этикой и с гербом над троном, с теми же сиклями и рабами, с пакостной властью, полной ГУЛагов, и с не убий под казни, - но за что, странно, плоть в ответе, будто бы сделано не от слов для слов, но плотью и ради плоти. А ведь она лишь жизнь родит, кою слово губит. Да и в Христе плоть, бита-распята, вновь отдувается. Слову что? Ничто ему! Со Христа скакнуло, будто блоха, в рот, в третий, в пятый, в десятый; вот, у меня и у вас освоилось! А казнят - невинное. Всё равно что распять вместо слов о чаде - чадо.
  
  428
  Ты в мире странный? Значит ты сам мир.
  
  429
  Все краснобаи как генераторы слов - фразёры, ведшие к пропасти (вспомнить Кéренского, Сократа, Ельцина). А их слушатели - глупцы и пентюхи.
  
  430
  Бой со словью. В общем, из слов я выпал странно, ибо у логоса трюк для умников, что не как бы полная фальшь кругом, но фальшивят местно, так, кое-где. Я, в битве с кое-где, постиг: не кое-где, но всё - мираж! Чмошник, я внял тому, кем стал бы, не порчен словом, не вязни в смыслах. То архетип толкнул меня! До этого я едва не сверзился, когда сын сказал, что боится смерти. Я заскользил в у-словность, в апофеоз её в 33 году Р. Х., где, съев плоть ― лучше пожрав плоть ― и растерявшись, ибо жрать нечего, слово взвыло о 'вечной жизни'. Как я размяк, вибрировал, вещая: 'Сын, будешь вечно, если захочешь!'... Тут как тут логос: что, алчешь вечности? а тогда, тварь, словь блюди, - вот что логос втемяшивал. И я влип почти... но добавил ведь? я добавил 'если захочешь'? Да, я добавил! Ибо почуял подлость приманки. Ибо почуял, что слово втиснулось между нами и неизбывностью нас во времени: мол, оно и любовь, и истина - и вот вечность вдруг, чем сочли Христа. Я тогда вдруг постиг: без разницы, 'словом' звать изначальный рай или 'мир сей'. Я догадался в трепете сердца: вдруг словь именно что и есть 'ОНО', суть Жизни, кровь Универсума? Значит, слово первично и слову следуем? Но тогда ЧТО большее, с ЧЕМ словь в тяжбе и ЧТО стесняет? ЧТО бьётся логосом? Почему ОНО, будь оно и не слово, - зло, врёт логос? Где? где свидетельства зла ЕГО? Нет таких. Есть лишь библия как палач ОНО, где всё зло генерирует пря словес с ОНО, что гордо без слов немотствует (акцентирую: не борьба, а вот именно пря, возня). Слово есть не ОНО, нет! Слово есть рак в ОНО, а ОНО есть ИСТИНА. И не лгал я: сын не умрёт. Он - в Истине. Значит, вечен он, как и я, как все. Мы мёртвые лишь в словах, в понятиях, на какие - чхать.
  
  431
  Веками вместо реального и всем нужного служат общим понятиям.
  
  432
  Хáйдеггер произвёл открытие усреднённого, анонимного 'человека вообще', 'Das Man', кой вышел из связей дружества с миром, где чтил природное и сообщничал с внешним, чтоб впредь им править, словно объектом. Этот 'Das Man' стал сам объект, ведь, утратив естественность, он стал жить, ориентируясь на мораль, иначе же на 'сверх-я', на маску, что надевается, дабы скрыть особость в массе всеобщего. Вот что вывел философ... Вывел бы прямо, что человек живёт для морали, начатой знанием зла/добра. И вправду: чтó 'Das Man', коль не блок инструкций, норм и трактовок? Люди бытуют для отвлечённого, для навязанных принципов; редуцируясь, вытравляя сущность, данную Богом, тая в мозаике 'общих ценностей', служат этике, а она - то среднее, что подходит для всех. Фрейд, выяснив, что мораль, враг жизненных импульсов, давит нас, а культура стесняет жизнь, утверждал, что, пусть этот фактор имеется, нужно вытерпеть ради благ культуры-де... Обнажить бы правду, этим двум гениям. Не осмелились.
  И теперь сказать, что мораль губит сущность рода людского, значит обречь себя остракизму. Этика - святость. Мыслится, без неё не выживем. Респектабельность от наук и общества думает, что её в клочки порвут, уничтожь мораль; хоть ап. Павел знал, что мораль - мать татей да лиходеев; их мораль не убавила, но дала ход к новым... Худшее, что мораль лишает личностной жизни - чтоб строить общее. Редуцирует.
  Здесь вопрос: если социум из посредственных, усреднённых, как средне-мыслящих, - стало быть, не-до-мыслящих, раз приученных мыслить только лишь в рамках, - то, вопрос, какова тогда проба данного общества? В массе равных друг другу (стандартизованных не под стать великих, но под рутинных) можно убрать двоих - что станется? Можно сто убрать без вреда для дела, хоть миллионы! И здесь не довод, что опыт Власа круче, чем Карлов, а опыт Маши меньше, чем Саррин: всё у них среднее, усреднённое: детство, школа, замужество (лучше с крепким самцом, с Иаковом, у кого 'рабы, скот, сикли'), дети, их воспитание, дачи, смерть... Штакетник; самость отсутствует. Нет скучней секвестрованных ради тех, кто и сам секвестр. Как итог, род людской чах, портился, ибо только и делал, что сокращал себя: само-, так сказать, -отрекался в каждом колене от самобытных.
  Этика сводит нас к знаменателю, но где власть её сякнет - там небывалое. Кабы древний Овидий не оскорбил мораль, позабылся бы, но поэт фатовал - и славен. Богу неважно, сколь рождено нас. Массы не значат. Быдло-моральный, то есть сведённый к среднему, ставший 'некто вообще', не значит. Бог ждёт особого, уникального; остальное шлак. Я чувствую, что, когда Христос клял 'мир сей', следуя к высям, Бог вдохновился, думая, не рождён ли Равный, Коему сделалась не мораль ценна, но Промысел. С явью Личности, равной Богу спецификой, бытие тривиальных сразу теряет смысл ради новых свойств человечества. Потому 'Das Man' травит личное, небывалое. Судьбы моцартов - факт.
  Действительно: что есть Моцарт перед моралью, коей холопствуют благонравные усреднённые фикции?
  
  433
  Содержание СМИ: амплитуда "духовности": от борща к Тарантино.
  
  434
  Заповедь соц. сетисток
  В топ сетей попасть просто:
  наглой, шалавною стань,
  Вакха дарами упейся,
  попой вертляво крутни,
  взор свой исполни призывом,
  груди маняще сдави,
  сядь на гламурное кресло,
  бёдра пошире раздвинь -
  и без теорий особых
  массы повалят к тебе.
  
  435
  Нищ духом, в том числе патология формы женщины. Я вещаю - вы слушайте, будь вы самым добрейшим добрым 'добром', что лживое. Я днесь Бог для вас!.. Ишь, как старый вознёсся, гаркая 'fiat'! Выболтал мир вокруг, но меня не прикончил этим вот fiat?! Что, непластична плоть? не трещит под словью? А как я первый, кто её принял без риз святыни, сходно без трепета, но как мнимое, заголённое откровеннейшим 'декалог' ? Словá всего! Десять логосов!! И вот это был Бог?!! Взять шлюху: гладкая кожа, кожа шелкóвая - в этом страсть слова к гладкому и шелкóвому. Всех лицуют в шелкóвые. Слову нравится тишь да гладь - шелкóвистость. Всех негладких, то есть эдемских, как не отёсанных, дескать, логосом, обходили; вид их и вымер. Мы изначальному с его истиной изменили кренами к огранённым словом. С женщины сделали - бионическую лже-плоть, симметрию, глянцевитость, гладкость, чтоб не пораниться, хотя в том, что страшно, что нас пугало, - нужное. Лишь в аморфности, что даёт оргазм, где не ведаем лживой данности, а единственно рай, - мы в Истине, коя полное вне пространства-времени счастье. Женщина на спине, вздев ногу, вся в гладких статях, есть патология. Я начну регресс от искусственных современных тел, от джоконд и брижит-бардо - к начальному, потому прекрасному, что зрел в Еве Адам. Авраам дал бога - я дал попятный путь. Авраам вождь множеств, я же - ЕДИНОГО БЕЗ ИМЁН И ФОРМ.
  В Праматерь! В Вечную Женственность!.. Я весь в странном наитии; я постиг, что она-то и есть ОНО! Ведь кому, коль не мне как 'пустому месту', и достигать корней? О, 'блажен нищ духом'!
  
  436
  Жуть чтят беременных! Вправду, с виду сакрально: ведь генерируют 'жизнь' саму, пресвятые, мол, непорочные!.. Но какая плодится 'жизнь'? А плодят они сукиных дочерей с сынами - пошлых, вульгарных, злых, недалёких, праздных, корыстных. Лет через двадцать после рождения, а то раньше, сукины дети станут грабастать, хапать и подличать, гадить в горнее и священное, засорять мир; жрать начнут, пить и гнить, умащась парфюмами, дабы сбить вонь тления... И глядишь порой на беременных в упованьи: вдруг родит хоть какая Бога, что возвратит Эдем?
  Но идут века. Не рождается...
  
  437
  Аморальные части мира.
  
  438
  Женщина-сумасшедшая. Идиотство мужчин естественно по их цели опытов с разумом и по дерзости войн с природой. Бился за многое: за мечту древо Жизни в рог согнуть, за попытки царить над всем, за потуги строить мир по своим теориям, за тщету стать богом - и проиграл... Естественно с точки зрения битв с природой, ибо наш разум есть неестествен. Ж идиотка - это конец нам как знак возможности жить без разума. Народит кретинов, те проживут свой век; может, сменят нас, хомо сапиенс...
  'Мыслю значит я есмь' Декарта, стало быть, глупость? Разум не царь всего и окрестностей? Власть его не стабильна? Стало быть, видимость - что он делает лучшее, коль приходит вдруг женщина без нужды в делах и в дедукциях, в планах, в ценностях и в соц. статусах, даже вовсе без разума, - но счастливая, что страшней всего! - и готова творить не смыслы, а протоплазму, ту очевидность-данность-реальность, коя была до нас. Идиотка - это смерть гегелям, дабы, разум оставив, впредь не смотреть в него, словно в памятку действий и как в толковник ломки природы, но - видеть Жизнь.
  
  439
  С Россией я не постиг, как быть. Род веры, в общем-то, ни во что; не травленный ни германской книжностью, ни французским риторством, ни китайской мудростью, нестандартный, верящий в чудо, что вдруг эдем придёт, странный род, кой носил свой крест в детском искреннем сне эпохи; бравшийся богатеть, державствовать, а потом зачеркнувший всё; вымирающий, невладеющий первородным грехом народ 'злых' качеств: сер, пьян, ленив, беспечен и мракобесен, - как бы ничто почти на весьма жизненосном, не послужившем ещё богу слов пространстве; без перспектив народ - он к чему?
  Он сер, чтоб отнюдь не собой форсить, но истиной; и он пьян, чтоб избыть фальшь слов; он празден - чтоб не творить мираж. Божественный изначальный род!
  
  440
  Гнусь "среднего класса". Нет непотребней, алчней, корыстней, самовлюблённей 'среднего класса'. Значит, по логике, если он презентуется как основа лучших-де обществ, нет гаже обществ, где он основа. Есть в 'среднем классе' некий устой, представленный эхом средних сфер Стагиритом (празднуем коего, по ЮНЕСКО, в этом году, что глупо: празднуют от Адама, вбившего нас между злом/добром посерёдке, дабы шло средне, - ни то, ни это, - лишь бы стабильнее). Стагирит обозначил путь усреднённых звонкою формулой 'золотой средины'. Дескать, всё среднее - принцип сущего. Он придумал клич усреднённых: 'нет всем чрезмерностям!' Какова психология этих как бы разумных, благопристойных умственных мудрей 'среднего класса'? Класс этот горд собой. О себе мыслит так: мы лучшие. Почему? Потому что взять низший класс - что может? жрать, пить и трахаться? отработал, пришёл домой - и к TV на диван с бухлом? Но и высший класс мерзок: да, образован в некоей мере, вплоть что и Йелем; да, интересами не в таблоид; часто умел весьма... - но ведь гнил душой, аморален! Все состояния, как являет мир, взяты наглостью, грабежами, сходно и ложью, то есть безнравственным низким образом. Мы, срединные, - не такие. С детства работали и тянулись к знаниям. Васька мяч гонять - мы учить уроки. Мы напрягались, портили нервы. Дашка по клубам - мы же на лекции, в бакалавры. Труд, труд и труд. Извечный. Профи всегда нужны. И мы сделались профи. Но и, опять же, высший класс в ниццах в ваннах с шампанским, низший класс в барах с воблой и пивом - мы конспектирим, ходим на выставки, трудим мозг; само-, так сказать, -образуемся, повышаем проф. уровень. Как и велено, чтоб, мол, в поте труда есть хлеб. Морально. Благопристойно. Даже сакрально. Вот он, класс средних, здравый, моральный плюс 'золотой'-де, мнил Аристотель. Но, коль подумать, впрямь нет фальшивей среднего класса. Чтó суть все знания и умения, чем гордится он, как не средство умелее, безупречнее, расторопнее претворить в жизнь гнусности - чтоб сыметь свой сребреник? Например, сочинить флэшмоб по заказу власти или сдизайнить цимус из пакости, чтоб прельщать сброд в выгоду высшим. Всё это выполнив - получить ранг профи, отяжелить счёт в банке и, с чувством гордости за талант свой, нравственно слушать Бáскова, Нюшу или Трещоткина. Вкусы средних - тоже ведь средние: выше Басты, конечно, ан ниже Баха.
  
  441
  Вещное. Мы в раю, устремившись от Бога к мыслимой вещности, чтоб судить её от добра и от зла, поверглись. Век назад, при Советах, при дефиците массовой вещности, мы хотя б задавались 'злыми' вопросами, напрягались, рыскали в духе. Споры на кухне трогали и политику с бытовизмом, и философию и влеклись к высокому. Выходили Платон, Кант, Лейбниц, Гегель и Ясперс, их покупали: пусть не читали, но открывали - и вдруг какая-то мысль трогала: скажем, та мысль от Канта, что бытие вещей непостижно, их как бы нет вообще, пусть даже о них удариться... Но пришёл 92-ой с базаром. Бросив уроки мудрых и споры, кинулись в вещный красочный мир... И пали. До европлинтуса. Люд погряз в вещах. Ажитация подле сотовых много стоит, вплоть что есть клубы всяческих брендов, где разбирают, сколько у тех либо тех 'труб' пикселей, сколько дюймов дисплей и прочее. Люд в неволе у нóутов, у смартфонов, у соц. сетливости. Люд холоп достижений в знании зла/добра, а значит, люд в первородном грехе безвылазно.
  Мы сроднимся с мобильным, нас с ним зароют, вспомнить про древних, что хоронились вместе с их скарбом. Но пользы нет как нет. Истин нет ни в смартфонах, ни в инстаграмах. Истина в Боге. Но мы на Бога смотрим, признаться, только на Пасху. Ибо и Богу, как остальному, прежде великому, дали время и место, где и когда являться детям Адама, занятым вещностью.
  
  442
  Я, змий райский. Вспомнишь, что этика быть пошла с первородных грехов познания 'зла' с 'добром', скреп морали плюс всей культурщины, то есть самый моральный был змей из Библии, - стынешь в ужасе. Вместо 'образ-подобья' Бога, я, значит, образ-подобье 'змия'?
  
  443
  Мудрый даос - спиритке
  В чём смысл жизни, золотая?
  Я не знаю, ты не знаешь.
  И от этого у нас
  мысли лезут в свистопляс.
  У тебя - в мистичность далей,
  в бестиарий, в Третий Рейх,
  и в готические залы,
  и в напевы лорелей.
  У меня намного проще:
  мне бы женщину найти
  и в дубовой, скажем, роще,
  отыскать в неё пути.
  Я-то знаю: в ней секреты!
  не в Делёзе и не в По!..
  О, единственная, где ты?
  Ты в которой из эпох?
  
  444
  Почему нас природа давит. Где ключ враждебного отношенья к миру: к рубке лесов, к ловле рыб, к осквернению недр, к задымлению воздуха, к токсикации рек - при всём том, что треть дóбытого сгнивает непотреблённым? Где ключ коллапсов, губящих род людской? Ключ - в раю, где библейский 'змий' подступил с советом сдаться познанию зла с добром; то есть прибыл с судом - решать, в чём добро и в чём зло, против Божьих взглядов, в том состоящих, что всё 'добро зелó'. Мозг Адама, 'змия' послушав, выдумал нормы собственной этики и назначил райский сад 'злом', себя же он принял, ясно, 'добром'. Естественно: стал бы он себя резать, как резал дерево? стал бы драть себя, как зверей? Не стал бы. Этим он бы вредил себе. А 'добру' не вредят отнюдь, его холят, даже и любят. Так Адам возлюбил себя вместо Бога. Это губительно. Отказаться любить всем разумом и всем сердцем Бога (Втор. 6, 5; Лук. 10, 27) это, по сути, прелюбодействовать.
  Раз Адам 'добро', остальное, - даже и Бог, - по логике, не вполне 'добро', ergo, как бы и 'зло'. Логично? Логику ценят! Этим ментальным, после практическим долгим актом пращур наш сам себя изолировал. Он стал в позу над миром. Он в него плюнул. Он и мир стали антагонистами. Пращур наш стал субъектом, мир стал объектом; данная антиномия есть трагический катаклизм в Адаме как таковом, в расширенной, первозданной, так сказать, анатомии нашей, спаянной с миром. (След катастрофы - в физике тела, в нынче естественной нам симметрии, заместившей райскую часть поддельной, созданной логикой зла/добра, и этим вернувшую псевдо-целостность - спайкой райского тела с мнимой, присочинённой фракцией тела). Евой Адаму сделалась ближняя область рая, признанная не вполне 'добром'.
  Постановка 'злом' равного обозначила, что Адам распался, то есть в себе обнаружил 'зло'. Пол, женщина и мужчина, есть дело блудной 'доброй' генетики как морально-нравственной. Половой раздел - акт падшести. Ликвидации розни с раем как с универсумом предстоит гон секса вплоть до отмены, прежде в сознании, после - в физике. Фактор грудо-вагинных копий мужского (женщин) есть плод селекции от идей Адама.
  Собственно, Евой стала природа (рай, универсум) внешней, ближайшей, кровной Адаму родственной области. Мы, твердя о глобальной, косной, бездушной, злой-де природе, что погубляет нас катаклизмами и препятствует духу, лжём. Природа творит что дóлжно целями Бога. Если природа с Богом вредят нам, если мы с ними в противоборствии - значит, мы больны, но не Бог с природой. Ибо мы выбрали те же зло и добро в мышлении; то есть выбрали не само мышление, но мораль в нём как первородный пагубный грех. Поэтому что же Богу прощать нас, прущих на истину под щитом 'добра' с ятаганами 'зла'? Как пращур наш предпочёл свой жребий - так и природа следует Богу и не виновна, коль попадаем пóд ноги.
  
  445
  Иудеи - род эмигрантов из человечества.
  
  446
  Я омéлосил слово, высловил мелос.
  
  447
  Бабство.
  - Носишься с женщиной, коя якобы 'истина', 'чудо', 'Вечная Женственность', 'рай', 'вселенная', что Адам испортил! - вёл мне приятель. - Но предикаты ей даришь ты! Она о себе иного, веришь ли, мнения. Раз жена улетела, офис в Германии... Я два дня тосковал, позвал одну, коя нравилась, много лет причём. Я на ней не женился, хоть очень нравилась. Не дурная, признаться, а одинока, так уж бывает. Мы с ней встречались, вот и позвал её. Стол, цветы, ви́на, музыка... Гостья счастлива, я доволен. Долго болтали, точно подружки. Срок, мыслю, жёстких игр. И, под соул-певицу, майскость за окнами с соловьём в саду, завалил её. Исцелована и почти раздета, то есть лишь в стрингах - этих занятных маленьких штуках, что как бы есть на ней, но и как бы их нет. Снимаю... Ах, нам нельзя, - твердит. Вновь тяну эти стринги... Нет, нам нельзя, ах!.. Как?! Я раздел тебя, ты нагая, ты не впервой со мной. 'Секс' обидит жену твою, 'оскорбит её', не могу, ах!.. 'Чёрт, а у нас не 'секс'?' - ору.
  После взял меня смех ужаснейший! Ибо впало мне, что твоей 'Вечноженскости', 'чуду', 'раю' и прочая дела нет до высокого, до вообще человечьего, до того, что мы есмь, - до разума, до изысков чувств, до общения. Что целована сверху донизу, что мы с нею в постели, что я люблю её, что она оскорбила жену мою, раз лежит со мной, - это дуре не значит, это всё малость. Что мы одно почти, что её тело рядом - это не значит. Ибо она себя понимает... Чем?! - Приятель захохотал: - Вагиной!!! Только её не трожь, ибо там, дескать, сущность... Именно! Этот 'рай' твой, 'Вечная Женственность' и 'вселенная' понимает себя... ты понял, чем?!
  
  448
  Про земную любовь и эрос. Жажду, чёрт, чтоб её взор плавал, как я вопьюсь зверьём в напомаженный, изрекающий стоны рот её!! Жажду, вставив ей, целовать огулом все её ногти - алые ногти рук/ног - яро! также сосцы ей жать после доброго, адекватного Богу дня!.. О, спёрло дух... Появись она - целовал бы пятки этой проклятой! и за восторг бы счёл, постигнув, что не желаю даже и Бога с тем диким пылом, кой равен ярой плотской любви!!!
  
  449
  Что формула? - часть мысли. В свой черёд, формулировать части проще.
  
  450
  Нас, in fin, настигает буддизм, смирение, резиньяция. В 20 лет жадно, яростно внемлем 'доброму-вечному'. В тридцать - чувствуем, как судьба замирает и мы от общества отделяемся, пусть должны бы сливаться с ним, и как вдруг окружение начинает плыть мимо кадрами фильма. В 40 лет - видим бестолочь тезисов, гиль рацей и идей врачевания бытия как личного, так всеобщего; то есть мы понимаем фальшь всеглобальной менторской фразы. И - мы приходим как бы к покою (кроме политиков да глупцов, естественно). Наступает желанный личный буддизм, метафорой - amor fati, преданность року. Мы его чада. Все до единого. Смыслы - вон. Чем они всеохватней, чем громогласней, также научней и доказательней - тем беспочвенней; ведь иначе мир улучшался бы. Но сего не заметно. Взять, некто учит, что 'чёрно-белый взгляд' разрушителен, нужно видеть в 'цветах'-де. Учит и учит, сам раб двоичности, бинарист мышления, кой дробит бытие на верх и низ, свет и тьму, жизнь и смерть, в том числе пишет в форум 'Зло и добро'. Но зло с добром - оппозиты, что нам внушают не полихромный, а чёрно-белый мир, мир моральный, вапленный ложью.
  Пучит с рецептов. Рок нас спасает. Рок это попросту ход вещей без слов. Коль возлюбим рок (amor fati) будем счастливей.
  
  451
  Ода "Mycota". В Нежино два грибкá вдруг вскинутся под малиной и сотрясаются под дождём и мошками. Через год - моховик под тополем. В третий год - подберёзовик. На шестой - лисички, а под черёмухой вдруг торчмя рогатик. Лéта есть - без грибов почти. И вдруг год с шампиньонными шлейфами; как одно место вянет - пенится новое! Всюду ивишни, а поваленный ствол в маслятах! и у дубов в пляс белые! кружит млечник! в хор прёт осиновик! груздь - косой коси! в ёлках рыжик с влагою в шляпке!.. Осень приходит. Стылей и скорбней, ветреней рощи. Звонче твердь: высь бледна и пустынна до стай крылатости, до пронзительных звёзд ночами. Поздний гриб вянет, весь скособоченный. Из репейников выйдет ёж - и понёс гриб в тайну...
  
  452
  Для иудеев. Вы, вы 'начальника жизни' кончили! Вы ввели всех в мóроки. А эдемский змей - пращур ваш. Он из рая всех выманил. Херувимы в рай не пущать? Вздор! Знак частных пажитей - херувимы. Вы их поставили! Ибо общий рай - ваш стал. Дальше ложь - будто Каин плох. Авель скот жрал и кровь лил - но бог любил его, ибо сам был выдуман плоть жрать! А ваш второй шаг: Каина обвинить в 'убий'? Так? Думаю, что убийства нет вообще как скверны-де, а есть толки этого дела. Мы убьём - зло, а Аврам - благо? Стало быть, оно в мозге лишь, 'не убий'? и, следственно, только мысль преступна плюс сборник мыслей вашенских Тора, - да? - как накат ваш на рай, плоть, истину! Обрезание ваше - якобы плоть презреть? Мол, с себя хоть всё мясо срежь в честь Слова? Вот они, тайны-то! Третий шаг ваш - Христос, друзья. О, не Словь распята, как вы внушали нам, убеждая нас быть, не жить. Зашоренный Гамлет маялся: быть - не быть ему... Замудрился! раб вашей Торы! Жил бы - не маялся... Кровь на вас! Вы не смысл распяли. Жизнь распяли! Мол, распинайте плоть! Плоти грош цена! Ваш Христос сыграл, как он жизнь свою, - непотребную, ибо суть, мол, в слове, - взял да и сбросил... так что хватило на квадрологию , на Никейский собор и веру. Вам части мало? Вам целый мир?! Внушаете, дабы мы не хотели плоть? дабы мы пали в гроб с Христом? Значит, мир есть гипноз ваш? Что там трюк Дэвида, кто летал, плут, в воздухе?! Ваш Аврам стёр истину и из смыслов мир скроил! Оттого сбиваемся. Как во лжи не сбиваться, не спотыкаться? Я вот и спрашиваю: днесь истинно? Слушай слёзы: их непомерно! Что же, с победою? Дескать, мёртв рай, слово на троне, да? Гоев в царствие Божие, вам же 'дар непреложный'? плоть и земля, да? Челядь, скот, сикли?
  
  453
  Что словь не может. Многие, - и святые тексты, - воспринимаем недостоверно. Видим лишь смыслы, внятные и прямые, а вот оттенки не различаем. Темп, акцентацию и подтекст словь плохо передаёт. Чтó в библии рек Бог, знать невозможно.
  
  454
  Нужное - в нас, тьма истин, что не всплывут с глубин, ведь мы сами им запрещаем, а вместо этого дарим слух сторонним, - дескать, экспертам. Те знают больше? Нет. Всё ― в нас. Поэтому надо мочь открыться. Рамки в нас - отчего? отчего в нас склонность к саморедукции? Где надсмотрщик мышления? Где палач его? Подавляет нас - то, чему покорились, всякие догмы. Надо спасаться из вавилонского плена мысли, впрочем, и чувства. Чувства важнее. Чувства в нас плоские как моральные, значит куцые, усечённые. Всё, что создано фальшью этих моральных мыслей и чувств, - фальшивое. Ergo, всё здесь в 'миру сём' - ложь. Пора в имморальность, к Истине.
  
  455
  Участь гиблая, но духовная, раз сверг ложь: словотý как мышление от добра и от зла, от ценностей, то есть денег. Плюс сверг и бога слов, - бога, стало быть, денег. Вникнуть в ложь Логоса в пик торжеств его (СМИ, мобильники, TV, твиттеры, банки, дурость, соц. сети, толкиен-гарри-поттерство, роботня в кино) было призом парии, ведь судьба моя как Аврамова: он бог слов (Саваофа, Яхве) - я же бог ДОННОГО. Вся беда, что бог мой - не экспонируем, он без форм и признаков. В общем, я моим донным бог, что вне слов и смыслов. Возгласы суть язык его. Я общался б воплями, но оставшийся срок мой и обусловленность всех вокруг меня клонит вновь к словам.
  
  456
  Оппозиция как мышление в новых схемах есть философия.
  
  457
  Флавский армагеддон. В г. Флавск Тульской области, при правлении мудрых, массовых рейтингов, президентов, спасших Россию и обеспечивших ей прогрессы, книжный закрылся. Флавск с населением в 30 тысяч нынче без книжного, хотя цезари ляпнули, что при них будет курс преференций малому бизнесу. Но в г. Флавск Тульской области за квадратный метр рынко-площади стали брать 200 руб. ежедневно. Книжный закрылся.
  Это всё видя, я и подумал, что попадал всю жизнь непрестанно в 'чёрные дыры' милой мне родины, где иначе, чем в остальных частях, процветающих, - попадал при Горби и при Черненко, так и в дерзаниях путинизма. Где бы я ни был - словно спускался в грязный, зловонный трюм из обещанных VIP-салонов.
  Но, если честно, пусть не даётся мне насладиться провозглашаемым верхом массы 'добра' над 'злом' на икс целых зет сотых суши ― я не печалюсь. Радуюсь. Ведь коль тягу к 'добру' и 'злу' нашептал 'змий' библии, коль 'добро' - от змия, то Флавск священ есмь: здесь Бог Сам, Лично, вышел на дьявола! Ведь в раю рынка не было. Рынок - место тусовки качеств 'добра': лжи, денег, гнёта, корысти. Бог его в Флавске и уничтожил, этот вот рынок, промысел змия.
  Что же про книги, коих не стало, - так ведь, по логике, если древо познания 'зла' с 'добром' воспрещается в месте Бога - сходно и книги, кои из древа в виде бумаги. Бог сберегает Флавск от культуры змиева рынка, - так же, как раньше вызволил град сей из изобилия благ Чернобыля, что нахлынуло как триумф мышления от 'добра' и 'зла', так сказать, в высшей стадии.
  Пусть следов от культуры не остаётся в богоспасаемом вечном Флавске, армагеддоне нашего времени, где сражаются Бог и змий!
  Везде, где Бог, исчезают грады и люди.
  
  458
  Слом Жизни явен. Вот планы "Mobi", ? 5, 2008, знак конца света: "Так, по прогнозам Сертифицированного института специалистов по управленческому учёту (CMI), совещания предпочтут заочные, с голограммами. Так считают 30% топов Британии. Треть уверена, что с принятием бизнес-планов справится и кибер-разум. А прогрессивное меньшинство - двенадцать где-то процентов - не исключают ввод чипов в мозг" in spe.
  
  459
  Кратко, тоном научности, без Адамов и Ев, о том, чтó есть собственно первородный грех.
  Итак, в некий миг человеческий разум стал декретировать свой закон, отвергая дей-ствительность, то есть сверг планы Бога в пользу измышленных вдруг идей. Сократ произвёл 'добро' из фикций в мыслях Сократа. Кант заповедал: разум диктует нормы природе мыслями Канта.
  Между Реальным, данным нам Богом, и Идеальным как нашей грёзой - противоречие. Рост второго препятствует росту первого. Эволюция разума, вожака абстракций, есть инволюция, крах Реальности (см. Герни́ка и Хиросима). То есть власть разума и триумф его означают иго понятий, фикций, идей, теорий - плюс гибель Жизни.
  
  460
  'Что же поделать? - вот как нам скажут. - Мы, блин, живём тихонько - и проживём себе'...
  Правда, мало живём мы. Можно жить вечно. Так, Гробовому N. и по меньшим мотивам верили, дескать, он оживит детей. Кто знает, как стать бессмертными? Прекратить познавать 'добро' и его реверс 'зло'. И будем тогда бессмертны.
  
  461
  Фокусы правящих. Нет налога на роскошь? Власти заботятся не о качестве нации, что улучшится, коль корыстных сгонит в европы их скупердяйство, но о возможности длить грабительство.
  
  462
  Иудействию. Объясняли вас, что-де люд, как прочие, только разве Христа не чтят; что настырны богом, жаждущим сикли, скот и рабов; и что вы прагматики, оттого вас шпынять не грех, ушлых в 'Ветхом'-де 'Слове' ради корысти; что вы везде, где прибыль, но столь ущербные, что вас как бы прощают, глупых и вздорных: дескать, играйтесь, только не дуйтесь. Это неправда. Я обнаружил: вы дали логос, он вами выдуман! Цель - сманить в слова! Ставка тут велика: вам истина, а нам бред. Нам гроб с Христом - а вам 'мир сей'. И вы лишь ждёте, чтоб мы низвергнулись гергесинской свинотой в бездну! Цель - давить человечество, дабы стали вы - господа всего, дабы всё было ваше... Шельма-Аврам ваш (вслед за Адамом) начал втемяшивать, что есть якобы 'зло', но и есть 'добро', чем сделались сикли-деньги... Целое в клочья?! Не было ни 'добра', ни 'зла', и вдруг вы 'добро', остальные - 'зло'?.. Что, зависть в вас? алчность властвовать, для того чтоб устроить мир, где в царях иудей, внедряющий слово Бога как 'дебар Яхве'?! Нет, так не будет. Истина близко. И не поможет, что, вы соврёте, частная вера, для иудеев; что ваша вера, мол, чушь древних, мудрь от равви́нов и, мол, ответственность вся на Яхве, если он бог. Нет, лжёте. Вы рвали истину на понятия, дабы нас гнести 'не убий' и сходным!.. Но, спрошу, если вы оболгали рай, то тогда 'не убий' ваше, может, 'убий' как раз? 'Не убий' ваше явно 'убий' есть! 'Нет' ваши - 'да' суть в истине рая!
  
  463
  Я - против словного как культурного; захоти помочиться кто, постулирую ханжеством, если он (она) прячется, поднося искусственность и мораль свою как святости: я, мол, жру; в результате есть кал, пардон, это низменно; но я делаю, дабы думали, что его как бы нет, дерьма, что я вовсе не плоть, друзья, но природ возвышенных... Как раз низменно из эдемских чуд (для добра, так сказать, разумно, очень культурно, гастрономически в высшей степени мозговых затей!) отварить убоину и, сожрав её, обратить мир в сéрево. Жуток мир как жор жизни, как выброс мёртвого! Нужен фиговый лист на рот... Я пустил мочу на фасад музея. Я фантазировал, дабы здесь была вся великая-де культура с лживыми и пустыми зраками, дабы, глядя в них, мне отпраздновать обсыкание всей библейщины и всей пакостной слови в целом!
  
  464
  Дело Советов. Был уникальный строй. Почему? Потому что строй нынешний не показывает взлёт духа, ни гордых подвигов. Строй Советов, в частности, претворял ницшеанский план сверхлюдей в отношении масс. Рядовой из низов 'товарищ' чувствовал значимость, сопричастность вящему, будь война с капиталом, битва с нацизмом и построение коммунизма, рая земного. Всех строй Советов звал 'созидателями', 'защитниками', 'творцами'. СМИ воспевали животноводов, бамовцев, гидов, нянь и учёных. Их уважали и прославляли. Даже и вохра мнил: он герой, спасающий лучший строй Земли.
  Сегодня власть не считается с массами. Поведение, социальный курс, образ жизни, этика власти хамски циничны: общество ноль - власть всё. Надменные шельмоватые взгляды, глянец на ликах, нрав казнокрадов, ложь демагогов - вот власть сегодня. Плюс неуёмная жадность бизнеса, поглощённого властью. Он ещё юный пошленький менеджер ― а на морде корыстность с фальшью улыбки.
  Был уникальный строй, мифология, нынче ― проза, холя кишечника.
  
  465
  Опосредована любовь.
  В нас жадная страсть к понятиям, к толкованиям мира. С грехопадения люди ценят их больше жизни. Пращур наш, кто подверг рай критике, тем явил, что ему вожделенней свой взгляд на вещи, - или, итожа, смыслы о жизни, чем самоё жизнь. В первые годы прошлого века книжно подкованная Л. Гинзбург мнила, что ей трава не значит; значит - понять траву. Меж вселенной и нами встрял медиатор; мы с тех пор слушаем не вселенную, но посредство, разум. Разум особый, фаллоцентричный, математический и логический, разум ценностный и моральный. Каждая вещь в нём: облако, вишни, люди, планеты, - всё превратилось в место для штампов в форме суждений; мысль значит больше, чем бытие вокруг. Непосредственного приятия (принимая как есть, не судишь, стало быть, любишь) - мало, ничтожно. Вместо Живого Вольного Бога - мысли о Боге как о церковном, авторизованном в патриархе и активируемом на Пасху. В этом же дискурсе вместо музыки - праксис музыки как грошовых пошлых попевок. Взять хоть любовь саму - и о ней понятие как о фрикциях М о Ж, не более.
  Разум строит по принципу: не по милу добр, по добру мил. Милуй, чтó нравственно, то есть признанно 'добрым' (значит моральным); то же, что манит против морали, - проще, что мило, но что недóбро, - это не пользуй, ибо безнравственно. В данном ракурсе Бог есть то, что, сболтнув мораль, дремлет в дыме кадильниц в заспанной церкви. Сходно любовь теперь ― сброс секреции. Чтó пройдёт фильтры разума - то и есть. Остальное есть, но без права быть. Суть вещей при таком подходе не замечается. Бах для масс 'лабуда', так как в нём уйма нот, хор жизни, что не прошёл тест разума. Оттого курьёзы. Скажем, составилась мысль о книге словно о должной сумме страниц (полос). Будь их менее нормы, им не назначат статусность книги. Будь их в избытке - тоже не книга; надо урезать, чтоб стала книга. Так вот и действует цербер зла и добра.
  Любовь...
  Была любовь - миф, чудо, взрыв всей органики и магический синтез. Нынче - лишь случка в VIP-интерьере с рванием, как бы в страсти, на фигурантке бра от Армани (от Intimissimi). А случись любовь в месте бедном, это не та любовь; нет любви, если нет оправы. Ну, и про Бога... Бог, Он ведь чтó был? Сущность, Всевышний, Кой мог содеять всё, что захочет. Днесь Бог - лик в рамке, блеющий этикой. Толкования, облепив явление, познают его вилкой 'зла' и 'добра', купируют, - и выходит урезанный, ограниченный, истолкованный клон.
  
  466
  С позорной и нестерпимейшей ересью в отношении Бога надо кончать. В искусственном: в рясах, в службах, в акафистах, в литургиях, в храмах, в иконах, в ризницах, - Бога нет. Скрыт догмами, Он чуть виден. Схимники - в оппозиции к белым клирикам, к киновийным, да и взялись они из особого, углублённого чувства к Богу. Надо постигнуть: Бог не мораль отнюдь; 'не убий', 'не кради' и прочее - это всё от библейского совратителя-змия, князя морали, вана законов, взросших на смерти. Всяк закон, норма, правило обоснованы смертью. Бог свергал закон беззаконием, что принёс Христос ('смерть закона - Христос', Рим. 10, 4). Мнившийся дерзким наглым смутьяном и богохульником, Бог законами осуждён, являя факт, что мораль назначена к умерщвлению Жизни-Истины, каковою Бог был. Бог - что? 'Бог - Жизнь, Сверхжизнь, Саможизнь, от Него вся Жизнь' (Дионисий). Бог есть бессмертие. Это напрочь ломает modus vivendi, созданный смертью.
  
  467
  Реальные, скажем, М (с шарами мышц, но с дурной перцепцией) и подруги их, настоящие Ж (с 'тайсюй' в мозгах, эвфемически), это цель человечества (Шварценеггер с Барби в тренде всегда), цель падшего человечества. Расхождение Ж и М длит крах в человеке, цельном в начале. Падший Адам и Ева, пишет Исаак Сири́н, первозданный свой чин утратили. Разошедшись духом, анатомически и так далее, эта пара интенций, гробя эдемское, сотворила, чтоб заместить его, М и Ж.
  Иначе и невозможно при установке воли, мышления, восприятия на понятие 'зла/добра': Адам-'добро' правит Еву как 'добро небесспорное', низведённое к функции, отвечающей планам быть адекватной алчбам Адама.
  Ж и М есть факт длящего половую, да и любую рознь, направления разума, искромсавшего мир донельзя. Это преступники хуже прочих: онтологический криминал, рассёкший асексуальный чистый эдемский тип (обладавший свободой, вечностью, всемогуществом) на гротескные части, что напрягаются скомкать райское массой фаллосов и грудей.
  
  468
  Культура.
  Жизнь моя сжата в тесные рамки, сделалась, в лад им, жалкой, уродливой. Я со школы учил тьму лживого, ненавистного, в том числе математику, 'королеву наук'. Объяснить ли ненависть?
  Все науки зиждит Ананке-Необходимость, что правит миром в качестве корня всех постулатов, - кои, мол, входят без уговора даже в мозг Бога (мнением Лейбница). Я смотрел в рядность цифр, гадая: как? почему в них, в сборище знаков, плоских, бездушных, в мёртвой задаче ищут смысл жизни? Ибо из цифр ничего не могло быть, кроме искусственной спекуляции. Жизнь есть большее, жизнь есть нечто ещё, ещё! Но науки и разум не принимают нечто. Я был согласен с Ф. Достоевским, вникшим, что 'дважды два четыре' - это род смерти. Можно наделать множество формул, чётких, логичных, кои, однако, не оживают. Числа, цифири, алгебра, знаки вовсе не жизнь, а мёртвое; понуждали, значит, чтить падаль? Также в словесности. Речь героев преданий, бывшая эхом неких конкретностей, превращалась в примеры и в эталоны, в ценности мира, дабы учить нас. Что характерно: чем площе автор, тем больших рейтингов у трюизмов, в частности: 'человек - се гордо', или: 'живи со смыслом'. Кто в мире знает, как жить 'со смыслом'?
  Нам назначали цель, чтоб ей следовать, то есть следовать за панующим лозунгом либо общим поветрием, ― игнорируя, чтó вблизи, то есть то как раз, что и есть насущное. Нас учили не жизни, но толкованиям в лад меню политических, социальных, нравственных конъюнктур. Жить значило знать ряд принципов. Нас готовили к странному жутковатому факту, что ты ничтожен, что ты напрасен, если не служишь неким понятиям: 'чести', 'партии', 'инновациям', 'общим ценностям', 'глобализму' и 'крымнашизму', то бишь идеям. Так вот из личностей и возник скоп серостей с их культурными бзиками. Нас учили холопству общим понятиям, словоблудию, громким выдумкам. П. Корчагин, павший за 'принцип', или же Сорос, ассигновавший фонд 'гуманизма', были герои.
  Тьма 'идеалов'! Всех и не вспомнить. Но идеалы не обитают в облачной выси. Быть образованным, быть культурным, рациональным, нужным, полезным и позитивным, честно трудиться к общему благу - тоже идеи, рамки мышления. Я являлся слугой их. Это как лошадь: бегала, но её навьючили да погнали в даль ради благостных грёз о Шамбале. Я батрачил на фикции, непригодные жизни и моей частности; я был раб чьих-то домыслов о путях развития. Я постиг, что я есмь - условно, а не реально. Сгинут 'идеи' данной страны и 'ценности' ― следом сгинет и жизнь моя, не успевшая жить на деле, но претворявшая 'образ жизни', нужный затеям в облике власти. Две уж затеи с грохотом лопнули (про советскую и про царскую). Лопнет, жду, крымнаши́стская, ведь её ладят те, кто всего лишь плуты вроде минувших.
  Я был критичен как к бытовым заскокам в виде повальных ах-увлечений йогой, Высоцким либо ещё чем, так и к казённым, в виде марксизма и путинизма. Я убеждался: всё, что ни делают, ипокритство, мóрок. Мы, не умея жить непосредственно, а живя в понятиях, приневолились к вздорному: к стройотрядам, к играм 'Зарница' и к пионерии, к демонстрациям и к овациям в честь решений съездов, к массовым митингам за права негров США, к кампаниям битвы с пьянством и к нацъпроектам, к превозношению коммунизма при сталинистах и буржуазма при ельцинистах, нынче - к флэшмобам да политшоу от соловьянистых. Но, однако, нам скучно, будь там сам Пушкин либо Вульвяша. Я как-то чувствую: человеческой жизни это не надо; ей бы любви - безумной, всепоглощающей; ей бы воли - райской, безмерной! Но вместо воли вышли загулы, вместо любви ― сексажи. Как так, терзался я. Отчего мы в скудости?
  Жизнь ушла, как песок меж пальцев; жизнь разбазарена на фантомные, - эпохальные-де! - поветрия, вплоть до схожего с бредом кредо: выплодил сына, вырастил дерево, дом возвёл - значит ты, брат, не зря, не зря...
  Прожил зря, несмотря на воспитанных, сколь ни есть их, яблонь и отпрысков. Ибо я срубил больше, чем мной посажено; я детей родил, дабы им быть в клевретах лживых понятий, даже из самых как бы сакральных, вроде той 'купленной кровью славы'. В этих проектах пафосной фразы все мы есмь - чтоб не жить, а смотреть в рот власти, строить рай алчным пошлым ублюдкам; чтоб нянчить дерево, прежде вырубив сто дерёв под торжище; чтоб выращивать сына (дочь) в этически честном браке, напрочь забыв о прочих детях и о внебрачных где-то там собственных.
  Это, данное мёртвой силой, - математическим дважды два четыре, - виделось страшным, тягостным призраком, пока я не воспринял Фрейда. Вовсе не Фрейда с звонким либидо или перверсией, а философа Фрейда, вникшего в главное. Счастье, Фрейд сказал, и культура иноприродны. Счастья у тех из нас, кто культуру строит, нет и не будет. Счастье заклали нравственным акциям - высшим ценностям. Ужас в том, что какие Пальмиры ни возводили бы, сколько 'мáйбахов' ни продюсили бы заводы, сколько штанов ни шили бы - это всё на руинах бывшего счастья. В деле культуры счастье нам мерят малыми дозами за бессилящий, оскорбляющий личность, труд, при каком надо быть активным и в крик доказывать, что влюблён в сей труд, кой, по истине, тщетен, и притворяться, что в некой женщине, с каковой сошёлся, вся твоя радость и вам хватает редких мгновений будничных случек. Цель теперь не Елена Трои, не Афродита, не Гипподáмия, а уикенды, чтоб 'оттянуться'. И, пусть Фрейд спрашивал: стоят выгоды от культуры мук и страданий, ей доставляемых? - но никто, также сам Фрейд, нé дал ответа, мысля культуру необходимой.
  Вправе культура быть тиранией? Это культура властной корысти и подавления. Мать её не решимость хищников, захвативших власть. Нет, но мать её страсть Адама, мнившего, что 'добро' есть он, а прочее не вполне 'добро'.
  С пор Адама, как он сожрал плод знания, зиждят социум-зиккурат, где счастье - зверь очень редкий. Ход человечеству предписал строй гнёта и принуждений, что бы ни врали политиканы. Так что 'прогресс', рождающий-де возможности для расцвета общества, - лгут об этом всечасно с вечной уловкою назначать миг 'счастья' лет на -дцать позже в вот-вот грядущем, - в осуществимости есть не более чем свал жизни в новое варево в жор смыслам. Правила, нормы, регламентации от 'культуры' всё изощрённей. Каждый день мы относимся к дню минувшему словно к дикости, бескультурью и криминалу, так что свободы меньше и меньше. Ибо культура знания зла/добра - культура 'добра' для власти, кое творится казнями счастья.
  
  469
  Честное радио. 'Не живите в мире, коего нет'. Перл радио - государственного - 'Россия'. Предполагается, что лишь данное радио растолковывает нам честную, настоящую жизнь. Не слушаешь радио государства - и ты фальшивый, пятоколонный. Властные органы мнятся правильным, достоверным, истинным эхом истинных фактов. Верь всему, что гласит 'Россия', и ты узнаешь, что мы в стране своей жили славно, по-настоящему, как при Ельцине, Горбачёве, Брежневе, так при Сталине, нынче Путине, что сомнительно. При любой смене лидера изменялось вещание, и что было при Брежневе, отрицалось Ельциным. Те, кто жил при них, подтвердят.
  А, следственно, быть имел обман? Да, истины не вещалось. Радио врало. Врёт и сейчас, - как прочие СМИ, - но, ясно же, не по злому умыслу, а по спущенным планам на 'позитивность' и на 'научный подход к явлениям', на 'высокую нравственность' жизненных и гражданских взглядов, предполагающих спайку с властью, нищие пенсии, безработицу, криминал, репрессии, патриотику, плюс подобные славные и исконно-посконные шашни власти с верным народом почерка соловьизма & шеинизма etc. скабеизма. Всё это, кстати, из арсенала внуков Адама, вздумавших, что 'расчухали', в чём добро и в чём зло. Концепция: 'не живите в мире, коего нет', - приемлема с новых ракурсов: как совет осудившим рай: 'Не будьте в мире, коего нет. Мир лжив. Вернитесь'.
  
  470
  Исповедь. Ради Бога! Что эти смыслы, раз не дают быть с вами, если их соблюдать? Иначе: раз не дают мне счастья?.. Что со мной будет? И для чего я?.. Странно, Странно, но знаю, что я спасу вас! Не улыбайтесь... Я... мне не легче... Может быть, у меня и будет, что постояла здесь. Но уйти не проще... Если б не прятались, точно Ларина Таня, было бы лучше. Как всем в любви жить, если рождаем не от любви и страсти, а от морали? Раз чувство прячут и раз рождает, значит, мораль, скажите: как может доброе быть от зла? Жить - как? морально? смыслы уважить? чтобы как принято? Пряча то, что горит во мне? Чтобы я не краснела и чтобы вы потом не смеялись, будто я дурочка? Жизнь давить? Это как бы не грех? Мне важно... но и не важно, любит ли... Мне б самой любить, будь что будет... Да! Пусть горит!!
  
  471
  Были вскрывшие гниль слов, были! И как провидели! Не о тех речь, кто, хая старое, затевал такое, что хуже стари, или кто ставил мат древним - новыми смыслами (факт лжи, чинящей самоё себя вновь фальшью). Се не предтечи. Лишь кто сходил с ума - предтечи. Кто догадался, что всем идеям, скроенным, как иной Петербург и упряжь, противостанешь только юродством и лишь безумный жив всецело, - это предтечи. То есть мне Ницше друг либо Лаоцзы, а не Кант-фразёр. Смыслы, пусть и гордятся, - жалки и мелки. И все Америки с продуктовым счастьем, но и духовности ватиканов/лхас - мелки, жалки. Были предтечи, кто постигали, что избавление - обездолить ум до свойств tabula rasa. Были герои, свергшие принципы, проредившие лес слов... но сникшие перед библией, корнем всей жадной слови! Не подвели черту: нигилизм вели, абсурдистику, шли в паяцы и в Дон Кихоты, в 'бул убещулы' всяких Кручёных, мыслили Прустом, чистились Джойсом, чтоб только вырваться, - а открыли лишь, что всё фальшь и что есть, мол, выход. В чём же он? В смыслах некаких истинных, толковали нам. Антисфеновской киникой, СТО Эйнштейна, ленинской догмой, ницшевским молотом, также прочими liberté в обход старья вили вновь слова, чтоб фальшь мира, уж голоштанная, обрела обновы. Больше столетия оглушает перл: 'красота спасёт'. Как спасёт, если даже Христос не спас? сам Христос, кой был 'Слава' и 'Сила', 'Прелесть' и 'Мудрость' наипредельные! А тут часть спасёт? четверть? сотая? груди мисс Юнивёрс спасут? 'красота' человечьих мерок типа 'Лолиты'?! Нынче поправили: дескать, всё-таки 'красота спасёт'. В этом всё-таки - веры мало и, в общем, нет её. Словь сама, - в чванном смысле, что словь у бога, всё через словь есть, - словь эта, прежде чем петь себя, выдаёт, что исход в безумии ('будь безумным, дабы быть мудрым'; 1 Кор. 3, 18), когда с пафосом гонит праотцев за познание зла/добра как vitium originis.
  
  472
  Русская яма. Нужно в абсурде, кой есть Россия, не по-варяжски, не по-марксистски или по-ельцински драть её, - а в сыны к ней пойти без циркуля, как в тот пункт в человечестве, где ни смысла, ни формы - яма средь мира. Вы достоитесь к властному трону и обнаружите: вы иные стали в процессе, и не поверить, как получилось, что в отутюженном вы пришли к нему, а от трона лишь пшик да яма, кою латали - снова разверзлась. Евро-ремонт? прогрессы и инновации, всеглобальные ценности? Англосаксы мы? бизнес делаем? 'сикли, скот и рабы', да? чистим гулёну? Мним, что бессмыслица даст согласие в себя смысл внести, залатать ту яму? Не залатаем! Вот обнаружим, что и в 'сануцци' кал, точно в сельской сральне, а евроокна видом на грязь, как прежде, - мигом снесём декор и обратно с чувством, что, мол, фальшь минули, защитили яму, что как раззявилась от начал - так есмь... Нет! Яму не троньте! Русский всё стерпит. Он стерпит всё почти. Только яму не тронь! В идейщине русский долг блюдёт, а живёт - от ямы. Мы время отдали и ордынским ясам, и анархизму, и коммунизму; хаживали в лосинах, в ферязях, в бриджах, в смокингах, - но вновь голы. А почему вдруг? Зло, вдруг, не в яме, но в благоденствии? А как мы неспроста упорствуем не понять в чём, но и не дики, как Запад мыслит, дабы плевать в нас? Ибо здесь тайна, здесь ключ для власти, здесь смысл бессмыслиц. Здесь ответ: для чего мы, русские, что мешаемся средь других. Ответ здесь, как и зачем Русь кличут, дескать, Святая. Бог, мол, нас водит, всё у нас по евангелью: и стяжаем плохо, и простодушны, словно природа, и беззаконны ради Христа Иисуса, ну, и бездельны для благодати; в общем, сплошь 'лилии кольми паче'. Как нам иными быть? Ибо мы - эдем. Мы - рай в пре с логосом, и нас рвёт от всемирной лжи, отчего наш бардак с фиглярством. Ум наш расплывчат, дабы мелькал в нём рай; мы образы высшей фальши держим в развалинах, коль без них жить можно, - церкви в развалинах.
  
  473
  Русский больше, чем всякий, в Бога не верит. Бог, он привычка. В общем, иссяк Бог, и, - я стою на том, - Бог подвох и то средство, чем 'кому надо' миром владычат. Бог настоящий, он есть бессмыслость, Бог вне понятий, Бог неучительный и тождественный стадной общности, Бог органики, нищих духом - то есть Бог плоти, Бог как инстинкты, в том постижении, что, стирая ум вместе с ворохом смыслов, знаний и принципов, ладишь истину; что вообще знать вредно, разум напрасен, счастлив невежда. Точно по Фрейду: счастье с культурой - антагонисты.
  
  474
  Русское дело и нацъидея. Мысль моя есть убийство мыслей. Ведь, в результате, каждый вдруг нужен и ангажирован; что кого выделяло - проклято; всяк вожак с сих пор. Это любят. Это по-русски, коль русь - бессмысленный, ненавидящий смыслы род. Казнь смыслов - вот что нам нужно. Нация - против смыслов и против разума, тигля смыслов. Нищие духом, в точь по Христу! В толковниках новой эры - лишь 'да' и 'нет'. Враги - кто мыслит, кто строит смыслы. Здесь пласт исконный, психологичный: все заурядны! Дворник горд, потому что вся нация добивается быть как он: невежда, необразован, двух слов не свяжет; мысль под запретом - значит, он лучший... Вот нацъидея! В том нацъидея, чтоб смыслов не было.
  
  475
  Злой подлог угнетает жизнь. Начат некогда, он оформился в прошлом веке. Суть его, что история мнится взлётом от низших к высшим: от примитивов якобы к людям. Данный взгляд правит, он общепринят. Древность трактуют скудостью и сырьём грядущего. Дескать, рыбы стремились из вод на сушу, их плавники обращались в ноги. Из инфузорий - в млекопитающих. Человек - от жабы. В книжках являют сгорбленных, в шерсти, неандертальцев: держат зубила либо дубины. Дальше ― бродячие племена, хассуны. Дальше начатки как бы культуры: древний Египет, также шумеры, Чжоу, Афины; брезжит свет мысли. Средневековье, что мракобесно-де. Весь в лучах Ренессанс: Эразм, верный разуму, и Декарт, кой в здравии и в наличии, только если мыслит. После - Дидро с Вольтером из Просвещения, кои вместе с рутиной и ретроградством слили и Бога ради 'науки'. Вслед - выход к Спенсеру, к Бору, к Intel и к Twitter, к прет-а-порте, к визажу. Светские львы и львицы суть настоящий облик культуры: прямоходящий, стройный, свободный и образованный хомо сапиенс... Схоже с правдой.
  Если точнее, всё как бы правда. Ранее мыслили, дескать, мелко, видели слепо; нынче же чувства, мысли, перцепты разносторонни, ёмки, насыщенны. Этот взгляд вдохновляет: о, я не в косной тягостной эре сгорбленных тварей, занятых жором, сексом, насилием! и я в том числе не кишечноподобное с пастью спереди, с дыркой сзади!
  Нет, всё не так отнюдь. Райский 'образ-подобье' Господа Бога вряд ли был косным и ограниченным, пусть теперь мы не чтим рай высшим. В качестве базы нынешней спеси - мощь медицины: ной, мол, в эдеме взять хоть бы зуб? что делать, кроме как мучиться? а теперь зуб лечат и пломбируют, круто, да?.. Зря твердить, что в эдеме терниев не было: их несёт человеку пря его с Богом. В это не верят. Разум исходит лишь от приметного: смога, бирж, 'мерседесов', бра от Версаче, скальпелей, гаджетов и отелей с именем 'Рай' ('Эдем', 'Парадиз', 'Элизиум'). Разум наш из прямого стал релятивным, чисто условным, то бишь зашоренным, цифровым. Вот 'Гéнезис древнегреческой мысли' Ж.-П. Вернáна, ключ к упомянутому подлогу, суд нашим принципам. Почему и как греки после шестого где-то столетия до Р. Х., гадал Вернан, шли путём, кой, с Евклида, влёкся к мышлению на абстракциях? Исходя из них, и плелась цепь мыслей, где предыдущей зиждилась новая и где правильность каждой ладит признание мыслей прежних. Здесь-то и был секрет, ведший к подвигам разума, породившего как нейтронные бомбы, так и регламент лживой реальности. Древнегреки покончили с фактом рая как с мифологией, обратясь к идеям. Вера в чудесное, восприятие целого, мотивация прихотью - смялись логикой как мышлением на основе принципов. Человечество в прогрессивнейшей, высшей расе - в тех древнегреках - стало рвать корни, росшие в Бога, в Метаисторию. Вместо мифов и жизни сделались умности вроде 'архе', 'материи', 'исономии' Демокрита и 'апейрона' Анаксимандра, 'гомеомерий' Анаксагора и 'неизбежности' Парменида, 'номоса' с 'фюсис' древних софистов; тут же и 'логос' от Гераклита, 'числа' и коммы пифагорейцев, etc. Ужас в чём? В том, что эти абстракции, наплодя друг друга, значились жизнью. Данностью стала цепь спекуляций, в блоках которой не было места чуду и прихоти, что и есть сама жизнь per se. Отправным полагался вовсе не рай как надо бы, но всё та же 'ананке' от Парменида либо 'добро' Сократа. Греческой мудростью homo sapiens вымел прежнее, утверждая грядущее на понятиях, на абстрактных смыслах. Род людской начал жить по принципам, в коих мыслил, сдавшись в плен фразам, т. е. химерам. Взяв за начало, скажем, число ('тетраксис'), произведём мир цифры, но не реальность; лишь симуляцию. Этот модус мышления стал Сусаниным, что завёл в тупики. Подлог - все трактовки времени мифов как мракобесия. И опять Вернан: вместе с воинским пылом и исступлением, с неких пор как эксцесс осуждались обществом этой новой поры чрезмерности: роскошь быта и платья, громкая радость, вольности женщин, прыть молодёжи; нормой считались ровность и сдержанность, типизация (то есть симплификация). Возводилась в кумир средина: 'мера, умеренность, равновесность', 'рамки', 'прочь всё, что слишком', также 'познай себя'.
  'Норма' ― качество падшести. Был запрет: выражать любовь, в траур плакаться, в радость тешиться, думать вольно (по Стагириту: 'нужно сдержаться'), воину в битве быть слишком дерзким... Чтó нельзя, если вдуматься? Мыслить, чувствовать, проявлять себя. Все ахиллы, орфеи, пигмалионы сразу мараются; неуёмный Эдип казнится; славный Геракл затуркан; падает вниз Икар. С гоньбой героев ссохлась палитра мысли и чувства, чтоб уравнять людей и чтоб даже Осирис стал частью логики.
  Никакой, в общем, 'косности', никаких приматов, живших в пещерах, не было. До персеев с платонами жили боги, кои мерещились древнегрекам новых воззрений тем невозможным, страшным, мифическим, что скорей бы забыть, как сон, и начать жить реально-де: скромно, средне, в пределах. Так и Адам, бессмертный, слышавший Небо, сузился знанием от добра и от зла. Сыны его ― в рабстве этики 'ничего чрезмерного'. Вот с тех пор странных давят и истребляют. Недостижимы стали Ахилл, Цирцея. Даже и Бах теперь невозможен: нет таких, кто бы чувствовал, мыслил с баховской мудростью. Вольно мыслящих нарекли безумцами. Мир скудеет... Так что в начале - не троглодиты. Жуткий подлог, он в том как раз, чтоб богов счесть мифом, разум - реальностью.
  
  476
  Дарвин-логика. Умный Дарвин мнил, эволюция движется от простых форм к высшим. Он, усмотрев в нас планы простейших: пальцы, спинной хребет, рот, кишечник, - мыслил, что у простейших множились свойства, ведшие выше: от инфузорий, так сказать, к Канту. Дарвин составил род парадигмы связей живых существ и прогресса их. Он подчёркивал, что в древнейших пластах Земли нет следа homo sapiens. Правда, нынче находят след, но мы примем курьёзом: пусть страты сбились и чтó присуще бронзовой эре выпало в тоний. Спросим мы вот о чём: кто причинную следственную цепь выстроил? Эволюция?.. ― что тогда равна Богу, так как и высший вид, человек, не сделает, что смогла-таки эволюция. Человек, обратно, лишь разрушает; сколько живого им уничтожено! Это значит, что человек убьёт жизнь вообще впоследствии. Эволюция, вывод, как бы троп Бога. В логике Дарвина (Дарвин логикой правился), прежде не было жизни, было лишь мёртвое; эволюция, мол, пошла с амёб в марше к сложному.
  Эволюция, - автономный факт, равный, явствует, Богу, - села за прописи, дабы делать простейших, как подмастерье?! Вроде как Бах сыграл 'чижик-пыжика' или физик-ракетчик сделал бирюльку вместо ракеты? Это логично? Нет, не логично.
  Но, может, просто над эволюцией есть патрон? шеф? старший? Старший не Бог ли? Дарвин, скорее, в Бога не верил. Если и верил - в Бога научного, о каком ещё Лейбниц знал, что предвечные истины впали в Бога сами. Над эволюцией ничего и никто с кнутом не стоял, мнил Дарвин. Бог, он мнил, - эволюция. Но, вопрос: для чего в сём случае эволюции тренинги? Всемогущий есть всемогущий. Он властен мир повести со сложных. Если с простейших - значит, он странен, плюс нелогичен и своеволен.
  Но произвола Дарвин боится. Коль эволюция-бог взбалмошен, он-она мог начать не с лямблии и не с ящериц, а со сложного - с человека. Либо создать глистов, а потом, не творя двухвосток, рыб или флору, сделать из мыслящих хомо сапиенс как бы дом глистам. Если так - дарвинизм беспочвен, раз нелогичен. Но Дарвин логик и потому уверен, что всемогущий бог-эволюция поступал по логике, соответственно вечным истинам и законам; если их нет - нет логики.
  Но, при всём при том, если так, то у Дарвина слабо с логикой, потому дарвинизм ошибочен. Ведь по логике, что явил Плоти́н, абсолютное, высшее окружается сходным, родственным; солнце всякий объект вблизи раскалит и зальёт светом качеств чуть не солярных, вроде Меркурия. Отдалённый Плутон же - холоден и довольно тёмен. Ладно Плоти́ну, Высшую Сущность можно представить в виде источника, выброс коего и творит всё. Ближний к Ней ― Логос. Дальше - Душа. Последнее есть наш видимый ощущаемый мир. Чем дальше от Наивысших - тем тварность проще, элементарнее. С удалением крепнут тьма, разлад.
  Вновь к Дарвину. Эволюции, принимаемой за Творца, за некакий primum movens, очень логично было бы сделать прежде клише себя ― человека, главный вид жизни, родственный богу: с творческой мощью, с духом, с сознанием. От людей, по убыли, изошли бы ослы, сороки, воблы, амёбы. Разве не видим в людях созвучий с чайкой, ягнёнком, раком, верблюдом, вошью, растением? Видим явственно, что естественно. Ибо род людской, точно Бог, колыбель нисходящих всяческих сущностей. Так как мы раса падших, то от таимых в нас прототипов вывелись свиньи, черви и жабы, вишни, крапивы и протоплазма. Вид примитивный, воду, к примеру, мы производим в сутки помногу, и это даже наш как бы долг, представленный в виде 'малой' (или 'большой') нужды.
  Это путь эволюции, раз она - за Бога.
  
  477
  В 60-х тщились вернуться в рай. Усилие сопряглось с экстазом и с исступлением, охватившим мир (страны Африки стали вольными; приключилась 'культурная революция' в КНР; феминистка стреляла в Уóрхола; был убит Лютер Кинг; кальвинизм в Шотландии допустил в сан женщин; в Англии разрешён аборт; протест молодых во Франции; партизанские войны против правительств в Южной Америке; Куба; 'Биттлз'; Солженицын, 'оттепель' в СССР, сексуальная реформация, психоделика, хипстеры, ницшеанские философии и наркотики). Шёл протест против гнёта: расового, духовного, социального, полового, - против примата старой культуры как репрессивной... Кончилось кратким кáтарсисом с реверсией к прежним нравам. Но всё же лозунги тех лет пóлны онтологической яркой нови и обаяния: 'За всеобщий оргазм!', 'Love, not war!', 'Дай шанс миру!', 'Будь реалистом, требуй безумного!', 'Вещи - опиум для народа', 'Хватит трудиться!', 'Пролетарии стран, кайфуйте!', 'Настежь психушки, тюрьмы, молельни и остальные из факультетов!', 'К чёрту идеи! За эфемерное!', 'All you need is love!', 'Дай оргазм здесь-сейчас!'... Сопоставим с лакейскими, скудоумными перлами из российских кличей, вроде: 'Крымнаш!', 'Путём!', 'Только Путин, победа!' - и с мракобесием радикальных шоу, типа: 'Порядок и справедливость', 'Вон гастарбайтеров!', 'Вера, Нация и Россия!', плюс 'Україна понад усе!'
  О, Боже мой...
  
  478
  'Человек вообще', для кого эталонны 'Comedy Club' с 'Аншлагом', трек 'Муси-Пуси', склоки ток-шоу и прибаутки пошлой попсы, не ценит 60-х. Скажем, 'Оргазм сейчас!', лозунг тех давних лет, трактуется как призыв насиловать и прилюдно, где бы ни вздумалось, онанировать. Люд порой склонен к худшему, но на публике станет скромничать, что, мол, нравственен и 'оргазм' не знает, это последнее, дескать, дело; важно трудиться, жить ладно разуму; ведь 'оргазм' - к зачатию, а у них с женой, дескать, дети есть и у них ведь любовь - не секс! - плюс 'духовная общность'; он уважает мать детей и жену.
  'Трудиться', 'бегать соблазнов', 'нравственно мыслить' или 'детей растить' - благородно звучит, красиво. Также и выгодно. Cui prodest? Патриархатному строю властных, наглых, расчётливых, бессердечных, ловких, корыстных, подлых мужей. Власть М в сём укладе - форма. Сущность - в членённости на объект/субъект, что значит - всё в мире гробить, кроме субъекта, то есть себя, 'добра', всё взнуздывать в 'добрых', ясно же, целях. Мир сексуален; 'секс' переводится 'половина', 'пол-'. Отсюда - пол-мира в рабстве. Женщины ходят, скрыты чадрой и метящим их, как вещность, платьем, либо вихляют на каблуках, как травы.
  Ну, а оргазм причём?
  Суть жизни - это не просто жить, чтоб, живя, ещё мучиться. Жить в своё удовольствие - вот цель. Солнце блаженней, чем стылый ливень. Фрейд писал, что давным-давно властный праотец отнял женщин у прочих, свёл в гарем, наслаждался; низшим досталось только трудиться. То есть оргазма им не хватало, но приходилось строить объекты, вскапывать землю, гибнуть на войнах. Сталась структура, где власть имеющий владычил, ― патриархат то бишь. Впредь оргазм, мировой оргазм, чахнул, что приводило к воспроизводству силы морали патриархата в нашем геноме и в генотипе. (См. род задротов, офис-планктона, ток-словоблудов, псих-поцреотов, гопников, школоты, иной попсы и т. д. быдлоид, от Спасской башни вплоть до окраин). Нас принуждают сдерживать чувства, впрочем, и мысли, на трудовом посту и в быту, в монашестве и публично; в нас утесняют импульсы эроса, обращая к спорту либо наркотикам и к экрану как к релаксантам. Прессинг порывов значит редукцию эротического, любовного. Дефицит любви, пусть плотской, копит досаду и раздражительность, что мутируют в ненависть и деструкции как телесности, так и психики. Нам твердят про разгул инстинктов - но, в результате, видим лишь шабаш ханжеской этики с гекатомбами трудовых, военных и репрессивных жертв. Гнёт крепнет. Почерк 'морали', даже на сайтах брачных знакомств, вскрывается в пустомелеве о 'серьёзных целях' либо о поиске 'долговременных и надёжных' связей, словно бы ищется не любовь, а утварь.
  Это неправильно. Это гибельно. Это долго терпелось. Лозунг: 'Даёшь оргазм!', 'За всеобщий экстаз!', - влёк к лучшему, влёк к свободе. Был обозначен главный источник дезинтеграции: перманентный коллапс не в дюжинных неких лидерах, не в дурной политике, не в бездарных бизнесах; он - в моральности Ж и М, сработанной в целях власти. В 60-х был, кстати, резкий взлёт феминизма, ведшего к слому прежнего строя, а в результате - к слому раздела нас на два пола как первородного преступления. Нужен имморализм.
  'Оргазм здесь сейчас', короче.
  
  479
  Знаков и этот сущностный лозунг 60-х: 'Против понятий! За эфемерное!' С дней исхода нас травят выдумками, абстракциями. 'Добро' со 'злом', познавание коих есть первородный грех и стиль разума 'падших', это абстракции. Рай был создан 'хорошим', 'очень хорошим', сказано в библии (Быт. 1, 31), и нужда была выдумать, чтоб судить рай, как пращур понял, нечто такое, чтó бы пятнало рай. Но на что опереться вздумавшему суд рая - и, значит, Бога? Только на нечто, что кроме Бога. Стало быть, на ничто, на нуль, ведь Бог мир полнит и Бог повсюду. Стало быть, на свои только домыслы, небылицы, фикции. Это был труд палаческий, живодёрный, так как абстрактное - это падаль, мёртвые клочья, ибо изъятие из живого психофизического единства якобы 'доброго' либо 'злого' есть вивисекция.
  Дело начал Адам. Познав 'добро', он крушил эдем этим самым 'добром'. Сократ поздней терминировал труд Адама, выдумав мир 'добра', а стало быть 'зла'. Концепты 'добра' в мышлении расползлись и в практику. Власть идей, окрепнув, стала гнетущей. Пышно разубранный дух ничто, ― регламентов, предписаний, норм, суеверий, смыслов, концепций, идеологий, принципов, догм, ― бал правит. Им подчиняйся либо погибнешь. Могут побить за смех над символом, под каким лупят мяч в футболе, будь то 'Пиналки' или 'Зенит'. Страшней афронт к абсолютам, вроде 'традиций', 'патриотизма', 'святости', 'чести', 'верности партии', большевистской или 'едроской'. С. В. Рахманинов слыл предателем: убежал на Запад. Слух пройди, что министр гей, ― крах министру; или что череп Марфы-угодницы не реликвия, а одни только кости ― тут, считай, выпад в верящих в эти самые кости. Вот власть абстракций. Вовсе не важно, чтó за абстрактом. Велено: се 'добро', се 'зло', - и кончено, и идёт с сих пор с отнесением этих к 'злу', а тех, значит, к 'добру'. Указано, что, мол, голь порочна. То есть Бог создал тело безнравственным?
  Мы род смыслов и умозрений. Правят абстракции: 'зло', 'добро' (с кулаками), 'честь', 'справедливость', 'совесть', 'умеренность', 'гуманизм' и пр., ― что уводят к гибели. Неживое к живому не направляет. Якобы 'жизнью' стала секвенция выводимых друг другом правил. 'Зло'/'добро' как исходное стало фабулой этики, мáксим, норм и конфессий, догм и законов, плюс также совести, что моральный крюк, в нас вбитый. Что стóят догмы, нормы, абстракции, показал 92-ой в РФ, когда массы незыблемых общепринятых ценностей отмелись обратными, как в 17-м установки мышления той поры вдруг рухнули.
  Смял абстракции спор Платона и киника (Антисфена). На положение, что за фактом 'стола' и 'чаши' брезжут идеи этих предметов, 'стольность' и 'чашность', киник рек, что предметы видит, 'стольность' и 'чашность' - нет, увы. Смех Платона, что, дескать, киник немощен разумом видеть 'стольность' и 'чашность', неподобающ. Жить от реалий более верно, чем быть в идеях. Прочь смыслы жизни. В путь к просто жизни!
  За эфемерность!
  Чтó она? Жизнь без 'зла' и 'добра' в основе. Образно, эфемерность вовсе не капля, взятая просто жидкостной явью с формой, отлитой внешними средами, - не суммарная адекватная каплям капля. Это особая, мимолётная и витальная капля с блеском на солнце, с дрожью от ветра и со стеканием по окну в дожде. Это капля с воздействием на живого вас и конкретного в некий миг из тысяч, капля живая, переплетённая с вашей жизнью. Это и сами вы в экзистенции (а не мёртвый 'Das Man' статистики); это ваша особость, Богом рождённая, чтоб творить, чтó не сможет никто, кроме разве неё самой. Это, скажем, стать девушек, что утратится и какой срок фасонить этим вот девушкам. Эфемерность - в знании, что владычит случай, а не законы, и что доктрины жизнь притесняют. Жизнь есть свободный дар. Эфемерность ― как 'carpe dies' (ловим день), ибо день спустя либо месяц будет иное. И даже больше: миг спустя либо сутки люди иные; любят иное, верят в иных богов. Скольких гениев нормы общества обрекли в подёнщики и угробили за абстракции бытовых, социальных, религиозных догм, поэтому хиппи жили каждым моментом, лёжа в цветах, блаженствуя, обнажаясь, прыгая, дабы длить себя мимолётных, а не томиться в жёстких стандартах. Вечер с любимой ― вот что живое, а не моральный секс с узаконенной самкой по опускании круга с именем 'солнце' за горизонты.
  Срок от абстракций взять к эфемерному. Что отчаянно трудно. Как отказаться вдруг от 'добра'? Немедленно грянет 'зло', нам мнится.
  Как быть? Не знаю. Но только знаю: хуже не будет. Ведь убивают, мучат за вещное? Ведь Адам повернул к вещам, увлечён моралью, то есть судом от 'зла' и 'добра'? Как 'нравственно': от Творца пасть в nihil! Забраковать 'добро' есть забыть первородный грех и войти в элизиум, где абстракций нету, где эфемерность, пажить без смерти и без стеснения.
  Невозможному быть возможным! Помни про лозунг: 'Будь реалистом, требуй чудес!'
  
  480
  Абстракты. Сливки абстракций - 'патриотизм'. Ценить его? Не его, парируют, а того, что стоит за ним: скажем, землю, где ты родился. Но ведь земля вся - Бога и власть имущих; я ж, вздумай метр взять, вряд ли позволят, как и случилось в дачной амнистии. Даже трупу не просто быть погребённым в эту вот землю 'патриотизма', что знает всякий, кто хоронил родных, и Моцарт, сваленный, помним, в общую яму. Разве включает почвы и землю, где ты родился, 'патриотизм', коль требует мзду с мёртвых? Что он берёт в расчёт? Свершения? Пушкин? Мусоргский? Ге? Бердяев etc.? Но их творчество без него шло, 'патриотизма', и тоже Богово. Патриотские Пушкина в гроб загнали. Мусоргский пьянствовал от их критики, а Бердяева выслали. Смог бы славный Чайковский сделать великое, будь зависим от 'патриотов', а не от денег некой фон Мекк? Не смог бы. Значит, духовное есть само собой. Как и, впрочем, 'патриотизм' есть в собственных властных целях. Но, возразят мне, он - это близкие. Ложь, глупость. Мы любим близких не по абстрактным громким резонам.
  В чём же кричащий с велих трибун вождей, - как призыв защищать, мол, 'родину до последнего вздоха', - 'патриотизм'? Столп власти и её присных? Нужно спасать, то бишь, вороватую и преступную власть? Не стоит. Массам плевать, кто сверху, свой либо пришлый. Лучше не станет; чернь испокон в трудах ради благ верхов. Известно, что в пóры брани власть отъезжала, дабы следить с комфортных мест, как за пафос абстракций льют кровь холопы. Часто случалось, что под врагом жить легче, чем в 'поцреотском' пафосном иге (Рюрики). В патриоты лезут, дабы сберечься за героизмом гибнущих в битвах рот. Поэтому в теле-шоу сплошь 'патриоты', - кои, однако, в бой не торопятся, но взывают к массам, чтоб шли сражаться ради 'святынь', мол.
  Ой, как непросто с 'патриотизмом'. Вот украинцев шлют в Донбасс умирать. Им в Киеве врут свои витии из патрiотов-вiтчизнолюбцев, плюс из России врут, плюс с Запада... Ну, где истина?.. Сложно, сложно с 'патриотизмом'!
  
  481
  Вот зачем церкви рушили. 'Врут, в церковности правда? Нет. Мы, советские, церкви рушили, чтобы Бога спасти с церквей, чтобы Бога к нам в жизнь! Им надо, чтобы Бог заперт был в ихней церкви? Коль в церкви пусто - значит Бог всюду и на свободе. Что Ему в церкви? Он ведь живой Бог. В церкви все службы - Богу неволя. Службы словам, не Богу. Как у богатых? я церковь строю - значит, и Бог мой, раз мне попы с поклонами; придержу я деньги - Бог сразу меньше; или на службах выдам про Бога, что мне удобно, будет по мне; Бог слабый, мыслит богатый... Я понимаю: церкви разрушить - Бога избавить. Богу наш мат был слаще акафиста! Бог не ноты! Бог в соловьях пел! Чтобы задвинуть Бога в застенки, вновь церкви строят? Вы Бога в церкви - чтобы обманам вашим не портил?'
  
  482
  Все дороги-де в Рим? В умышленность и в дела культуры, стало быть, в мóроки. Бездорожье же - вектор в истину. Оттого Россия сплошь бездорожье и оттого мы бич для всех. Мы те самые Августина surgunt indocti rapiunt caelum...
  
  483
  Р * * * (1917 - 2022 -)
  Истерзайся в огне отчаянья,
  разорви своё сердце скорбями!
  Ты попала во тьму нечаянно
  или с пред-начертанным ордером?
  
  Ты сгоришь до последней клеточки,
  пепел твой разнесётся вихрями...
  Дорогая Россия-деточка,
  а тогда в тебе бури стихнут ли?
  
  Нет, пожар начался с рождением,
  он зажжён был грозой предвечною.
  Нескончаемы потрясения...
  Бог с тобою, моя сердечная.
  
  484
  Я и дерево. Вдоль Тверской посадили липы (200 тыс. штука) из Монте-Карло. Вот бы я стоил, как те деревья!
  
  485
  Критика общества лицемерна. 'Ухо Москвы', ток-шоу от соловьянов/хренкиных, трейллер-ныркиных - сколько мыслящих глоток, кои радеют за перемены! Ну, а итоги? есть ли толк? Нет, толкут в ступе воду, так что иной прожект критикуемой власти кажется правдой многажды большей.
  Но отчего же критика тщетна, неэффективна, а если трогает, то лишь сброд и жохов, рвущихся к власти?
  Здесь нам в подмогу мудрые книги. В некой написано, что, смещая крен с инстинктивного к когнитивному, с био-факторов на культурное, сводим социум от природных корней его и толкуем готовой вечной реальностью, обходя вопрос легитимности общества и начал его; в силу этого не касаемся установленных политических и иных структур.
  Златоусты, знайки, головорезы, так сказать, мысли, критики-профи 'Уха Москвы', 'Беседника', 'Старо-Новой газеты' etc. не исследуют базис яви, думая, что, когда в государственных управленческих креслах сядут 'эксперты', лучшие люди с ясным мышлением и большой культурой, вмиг всё исправится.
  Дудки.
  Лучшие люди, как их предтечи, корня коллапсов знать не желают, только проказят в игрищах разума. Вкоренение в 'зле/добре' рассудка вместо эдема с правящим Богом - сей факт коллапсов мыслят нелепым; статус общественных институтов, норм, 'вечных ценностей' и торжеств культуры, статус морали неприкасаем, мыслят 'эксперты'; надо подправить, дескать, шаблоны, и будет славно, сверх прогрессивно, вмиг расцветём-де.
  Это фальшивка, это не критика. Тот, кто судит по истине, а не ради слов, - тот исходит из ценностей, не на коих встало судимое. И поэтому критик данного рода - как сумасшедший в ветхой лодчонке, что конопатит щели и дыры, вместо того чтоб сменить лодчонку.
  Нужно вернуться к первоячейке, к 'обществу пары' - к женщине и мужчине, к их только связям, освобождённым от извращённой склеры культуры. Нужно вернуться в рай, пусть в чувствах, но дерзновенно и безвозвратно. Выйдем не к дикости, не к разгулу зверства. Бог дал инстинкты - но не моральные, кои строят нашу культуру 'зла' и 'добра'. Не знал бы грех, кабы сам закон (рамки, правила) не указывали на грех (Рим. 7, 7-8), ап. Павел. Он же сказал нам: 'Ныне всё ново'.
  
  486
  Вижу игрушки и понимаю: детские грёзы явней реальности, мир игрушек подлинней нашего. Детский мир чист и истинен, а наш грязен и лжив.
  
  487
  Сикль и мы. Нужно жить против вещных маний и самой главной мании - денег, что генерируют лицемерный, лживый, корыстный, смертный порядок. Работодатель наш не бюджет, не бизнес, - Бог.
  
  488
  * * *
  Эти поиски "чёрных дыр" -
  от ненужности и отчаянья.
  Потому что весь мир - сортир,
  а так хочется вышних чаяний!
  Но дыра - не спасенья путь
  и не выход из бед, однако.
  У дыры озорная суть:
  и она клоака.
  
  489
  'Мир моё представление', - Шопенгауэр объяснил так метод Адама по изменению бытия, - вот истина, ингерентная всякому. Человек есть мера вещей, твердил Протагор... Отважные! Богом созданы и живут, пока Бог не возьмёт, не вырастят на себе реснички - но критикуют жизнь, трактуют.
  
  490
  Сила абстракций. Нацик бьёт курда ради идеи 'расовой чистоты'-де. А в результате, эта идея здрава-целёхонька: прочихалась, вздрючилась ― и давай загаживать мысли-головы заново. А вот жизнь нежива лежит. А абстракции множатся и сжирают жизнь. Из-за споров в компьютерных играх гибнут; и это значит, кровь проливается за фальшь явную, а тем паче ― за скрытую: за 'порядочность', 'нравственность', за 'духовные скрепы', 'веру', 'добро', 'долг', 'совесть', 'патриотизм' etc.
  
  491
  Мозг - удобопревратен, ищет комфорта, ищет простого. Он упрощает, симплифицирует ход жизни. Жизнь ведь изменчива, прихотлива, каверзна, у неё сто граней, уровней, планов. Не затрудняясь, разум жизнь режет. Скажем, японцы в целях познания расчленяли пленных, и те лежали днями разъятые, чтобы вновь не вскрывать их после досуга. Так делал разум ради удобства; только при этом он познавал не жизнь отнюдь, но остатки жизни после убийства. Труп даёт некрофильные сверхъудобные знания, что легко вдвинуть в формулы. Мир, подавленный разумом, обречён крушению. Разум только и может, что изучать куски, и чем дальше - тем они мельче, элементарней. Видно, отсюда масса 'научных специализаций' да 'разделений труда' и прочих громко-трескучих терминов, прикрывающих слабость разума. Разум целое охватить бессилен. Явно бессилен.
  
  492
  Мы некрофилы. Смерть нам ценней, чем Жизнь, что бы мы ни твердили, как бы ни гаркали 'я люблю тебя, жизнь' и пр., как бы ни суетились, Жизнь имитируя. Мы отнюдь не живём, друзья... 'Нет, живём', твердите? Это неправда. Вам дайте доводы, и весомей? Но для чего, друзья? Мелочь лучший, чувствую, довод, чем все резоны да аргументы. Мелочь наглядней.
  Скажем, 'летальный исход' все знают, каменотёсы, дворники, физики; означает он 'смерть'. 'Витальный' же 'импульс', взять для примера, мало кто знает, даже и сердятся за лихву иностранщины. Но 'летальный', ― пусть из латинского ('letum', смерть), ― упрёков не вызывает; типа родное, очень привычное. Ведь покинув рай, где взрастали деревом Жизни, мы, трупоносцы, пользуем близкую смерти лексику. Смысл 'витальный', тоже с латинского ('vita', жизнь), нам чужд.
  И вправду, Жизнь не нужна тому, кто её сдал дважды (рай сперва, Бога после). Жизнь нас волнует в качестве пищи: взять, ободрать её и сожрать. Повсюду, где Жизнь ни встретим ― сразу казним её, а научнее, познаём, тем делая Жизнь условной, то есть прошедшей фильтры мышления. Смысл 'летальный' ведаем явственно; а 'витальный' - путано.
  Некрофилы мы. Некрофилы...
  
  493
  Мы к вам с "поклонским"! Вот и в России няшность и глупость вводят во власть.
  
  494
  Наука. Явно, науки в ряд стоят против мудрости и всегда будут гнать её. Аристотель мнил, что в особенность знания входит шанс его передачи. Знание есть факт вечного непрестанного деланья, и науки веками вертят и крутят факт сей в руках, исследуют, изучают, классифицируют, заявляют об эвриках и творят данным образом свой особенный мир, культурный, антропогенный, - в общем, не Божий, чем и гордятся. Кстати, Адам был первый, кто опрокинул жизнь на стол опытов, чтоб понять её, исходя из 'добра' и 'зла', идейной базы наук.
  Вдруг мудрость, что безосновна и не привязана ни к чему предметному, плюс рождает дичайшие для наук концепты, вроде 'блаженны нищие духом', вдруг эта мудрость весь бесконечный и кропотливый подвиг учёных не принимает и сообщает им, что они чушь порют и вечных истин нам не откроют, ибо работают от познания тех же 'зла' с 'добром' как фундамента поисков. Но ведь это афронт немыслимый! Ведь спецам проблем, академикам РАН сказать, что их труд напрасен и даже вреден и только чудится, что их труд потребен, - это ведь ужас! Это весь мир враз в тартар, если элита данного мира, то есть учёные, вдруг не значат. Вот и Христос распят, чтоб верхи еврейства, полные знания, сберегли учёность тор и талмудов. Мы всё познали, мыслят эксперты, а неуч учит, что, дескать, лучше нам ничего не знать, - 'блаженны нищие духом'! - топчет науку в нас, в восприемниках всех познаний рода людского, в гениях духа и интеллекта?! Вообразите, входит к член-корру некакий некто и говорит: 'Я первый, ибо нищ духом'. Либо к правителю, к президенту (из православных-де христианов) входит тот некто и говорит: 'Любезный, вымой мне ноги, ибо объявлено, что, кто хочет быть первый, пусть будет раб ваш, как и Христос-Бог мыл ноги нищим'. Кабы так было, мир бы моментом сверзился к счастью!
  Но образованным так не нужно. Нужно, чтоб мир стоял, как и прежде, на голове своей и чтоб мир исходил из мозга, знающего 'добро' со 'злом', кои суть первородный грех (наука). Мудрость в итоге ждёт на задворках, чтоб апокалипсис, что близок, стёр бы науку, мать свою, навсегда.
  
  495
  К вопросу о реализме богоподобных. В 60-х был странный лозунг: 'Будь реалистом, верь в невозможное!' Как, реально смотря на мир, призывать к подобному? Реализм идёт от возможного и творит на нём. Августин учил: Бог не требует невозможного. Невозможное - категория из затей мечтателей, фантазёров, психов, безбашенных. Представлять себя Бонапартом либо улиткой - труд бесполезный. Миром и нами правят законы; разум им служит. Род людской не летает птицей, это во-первых. Также есть правило, что из слёз черепахи дуб не родится. Много законов неодолимых, признанных всеми. Главный закон что? Смерть. Начавшееся кончится, реалист уверен, и он использует веру в практике. Так, закон борьбы антиподов нудит мужчину править над женщиной, а закон отношений качеств/количеств провозглашает, что по копейке скопишь богатство. Ладно закону противоречий, нынешний логик, доктор науки, судит Плоти́на как нелогичного; реалист охаивает мечтателей (не беря в расчёт, что реальные парни, мочащие людей, с реальными ловкачами, рубящими бабло на бирже, ходят при крестиках в честь Того, Кто против их реализма). Есть закон исключённого третьего, утверждающий: верно А иль не-А, но отнюдь не третье.
  Вывод логичен: коль реалист прав, прочие лживы, а если лживы - бей их в сусала. Ведь, коль они 'добры', то тогда реалист 'зол', что нелогично. Все реалисты, ясно, 'добро'. Ведёт их закон законов. Если всё смертно, мнят реалисты, надо в реальности всё успеть, плюя на всех и топча всех. Это законно. За реалистов даже Сам Бог, не требующий странностей, ибо, Лейбниц добавил, Бог вершит в лад нормам Божьей природы. То есть над Богом тоже законы, НЕОБХОДИМОСТЬ.
  Есть реалисты толка иного. Вспомним про хиппи. Башни песка для них были явней дворцов из камня, жизнь - достоверней образа жизни. Бог вне законов, верили хиппи, и человечество, если создано как 'подобье' Бога, выше законов. Люди свободны. Быть реалистом значит стремиться к богоподобным целям и действам.
  Будь реалистом, верь в невозможное!
  
  496
  Слышал: голые - это люди, мол, в естестве. Задумайтесь: в естестве. Одетый, значит, искусствен и не естествен. Мы все одеты и окультурены, неестественны. Неестественное лживо. Как стать естественней, то есть истинней?
  
  497
  Чтó помнить. Русским история как семьи своей, так страны - ничто, есть мнение. Безучастны, мол, и забывчивы; род Иванов, родства не помнящих, - отчего рецидивы в русской истории, коих не было б, чти мы прошлое.
  Если б помнили честь, традиции, славу нации, говорят одни, православную, мол, духовность - не было б смуты и революций. Им возражают, что, если б память о непотребствах царской эпохи не угасала, как у поэта ('прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ'), - не ликвидировали б советы и не попали в омут бесправия, хамства, фальши и пустозвонства нынешней эры.
  Эти возносят - те отрицают славу России. Всяк декларирует помнить разное... Может, чтить пора не историю? Может, метаисторию - вот что помнить бы? То есть помнить не 'славу, купленную кровью', а помнить райское. Позабыть все деяния феодального, большевистского, буржуазного мира, вставшие на костях эдема, - вот верный способ быть не Иванами, что забывчивы.
  
  498
  Натуралы, геи, патристика. Вспомним мифы о Гипподáмии и Пелóпсе. Царь-отец обещал дочь тем, кто его одолеет на колесницах. Только Пелóпс, пусть хитростью, получил дочь царя и титул...
  Речь не о паре юных супругов. Речь о другом. Известно, что в состязании жениху помог Посейдон, с которым Пелóпс был в близости как 'возлюбленный бога', сказано. Но любовь мужчин друг к другу частая вещь на Крите, пишет Страбон, географ. Вспомним Ахилла с 'кротким' Патроклом. Склонен был к юношам и Сократ-'мудрец'. Образец любви меж мужчинами дал позднее Чайковский и Элтон Джон, певец. Почему же связь геев не дозволяется? Что за доводы против? Мол, неестественно? Мол, мужчине мужчине трудно ответствовать за нехваткою органов, как ответствует женщина? Адресуемся к древним, занятым тайнами половых конфликтов и полагавшим, что первородный грех исказил наш дух и привёл к реформе прежней органики. Дамаски́н считал, что Адам был в девстве, кое с начала было в природе рода людского; он твердил, что 'в эдеме правило девство'; кабы не пал Адам, возжелав знать 'зло' с 'добром', Бог размножил бы род людской лучшим образом. У Адама и Евы в их райском статусе был эдемский склад, сексуальных различий не было. Ева, далее, ― 'Жизнь', как явствует в переводе с древнееврейского; видеть пол в ней неправомерно. Древние вникли: грехопадение есть кошмарное извращение. Первородный грех бедствен, пишет в 'Беседах' (IV век) преп. Макарий, ибо утрачены были корни, 'чистые и прекрасные, повторявшие образ Божий'. Мы потеряли прежнюю сущность, данную Богом, и обвалились в 'мимо-естественность', говорит в 'Наставлениях' Дорофей из Газы (VI век). Об атрофии нашей первичной райской природы знал Максим Исповедник, инок, философ и богослов (VII век); дóлжно избыть распад естества, считал он, и половой раскол в человеке, ведь человек есть цельный в предназначении; он признал патологию в ломке цельности, в раздвоении нашей воли. В грехопадении ум Адама, мнил фотикийский бл. Диадох, сполз 'в двойственность осознания', то есть знания 'зла'/'добра'. Распавшись, воля Адама стала усматривать 'зло' в раю; и Жизнь извелась Адамом, кой сформовал тип женский для производства падшего мира. Чем была Ева в райский период, неисследимо.
  Сказано, что иной раз следует видеть скрытое. В падшем порченном мире всё наизнанку и что в нём грёза - подлинно, а что явно - мнимо. Взять факт стыда: мы издавна прячем разницу, или 'органы срама'. Мы маскируем этак естественную часть тела? Нет, но - преступное, извращённое, ибо в нас сохранилась горькая память о первозданном и осознание, что Адам в падении расколол Единство.
  Так что не гейство, но сексуальность ложна. Подлости меньшие, за какие судят, нас очевидно трогают больше, чем радикальный грех, расколовший мир и предавший Бога, - грех первородный. Нужно стыдиться наших законных, нравственных действий, длящих падение, и приветствовать геев, тщащихся сбить строй, принятый нормой. Божий сценарий так силён, что, когда выйдем к райскому, плоть изменится. И придут восторги, что не сравнить с испытанным в сексуальных плутнях.
  
  499
  Фиговый листик' или ладонь на пах. Катаклизм учинился волей Адама и его разумом над природой, если итогов люди стыдятся и прикрывают 'фиговым листиком'. Прячут пакость, неблаговидное? сексуальные органы? Но вагина и фаллос лишь репрезанты некоей воли, равной агрессии, получившей ярлык 'мужчина'. Кем он был создан, этот 'мужчина'? Богом? Нет, создан был человек. 'Изрек Бог: сделаем человека в образе и подобьи Нашем... Бог человека, в образе Бога, Он сотворил его; и мужчину и женщину сотворил их...' Это вот, про мужчин и женщин, вставлено всуе, ибо 'содеял Бог человека с праха земного, вдунувши в лице воздухом жизни... И насадил Эдем на востоке; и поместил там Бог человека, коего создал' (Быт. 2, 7-8). Вот про гéнезис 'человека', а не мужчины. Был человек сперва - и вокруг была Жизнь как спутник с именем 'Ева'. Жизнь есть потенция; и её Бог в Еве дал в дар Адаму. В грехопадении человек судил рай и, в личных целях, стал моделировать в Жизни органы ладно целям.
  Странно? Но лишь на первый взгляд. Плоть, как мысли, можно преобразовывать. Шварценеггер с телом Геракла и Синди Джексон, женщина-Барби, - вот яркий случай модификаций в краткий срок времени; а Адам за свой долгий век (930 лет) из себя создал тип мужчины. В Еве же (Жизни) он создал женщину. Биомасса крайне пластична. Не удивляет, как из амёбы, строго по Дарвину, вдруг возник человек? Наука! И, сходным образом, коль устраивать над мужчиной акции, тяготя фалличность, то в поколениях возрастут, окрепнут признаки психики и телесность женщины, существа подвластного; угнетённый прежний мужской состав потеряет силу; ведь даже мальчик свалит боксёра, жившего в клетке долгие годы.
  Всё может воля, цель и настойчивость. М-специфика - волевое качество, что нацелено грабить, рушить, царствовать, изменять Жизнь. Ибо Адамом Ева 'позналась', - это по сути акт угнетения. Все покровы на женщине суть заслоны от умысла, с каковым приступил к райской Жизни властный Адам. Жизнь (Ева) стала объектом, переживающим власть субъекта в столь сильной степени, что одна часть рада статусу подданных, а другая играет в игры мужчин.
  Последнее. Чтó сейчас современные М и Ж прикрывают 'фиговым листиком', называется 'срам'. Ладонь на пах ― древний вид оберега нашей Праматери. Сам язык отразил вражду первозданной и в нас единой истинной сущности к сексуальной розни. То есть мы прячем казус мутации наших форм в лад полу; также мы прячем стыд сексуального, что, при всех удовольствиях, вздор в сравнении с тем, от чего отверглись. В страшном расколе прежде единого, возбудившего рознь, ― исток социальных распрей (войн, по Платону, всех против всех), бесплодно, тщетно и всуе искореняемых моралистикой, правом, карами и политикой всех мастей.
  Ужасно в мире двуполых!
  
  500
  О патриотах. Слово 'патриотизм' страшно. Смысл его ― в тяге к родине? Остальному что? Ярость? Ненависть? Вовсе нет, скажут массы либо их вождь. А чтó тогда? Есть ведь слово 'космополит', которое, versus первому, означает лояльные, дружелюбные связи с миром. Но, характерно, лидеры масс и массы в хор славословят 'патриотизм', являя, что к остальному не благосклонны-де и не столь привержены, как к любимой-де Родине. Я жил в дырах великой милой России с самого детства, но не страдаю 'патриотизмом'. Я не таскаюсь по заграницам и не хочу там быть, - между тем 'патриоты', СМИ замечают, то на багамах в собственных виллах, то в нью-парижах на вернисажах, то в гарвард-йелях, где учат чад своих, присягая при этом 'патриотизму' самым истошным суетным образом. Но, однако, не их, скорей, а меня сошлют в дальний кут моей Родины. Ибо в сём лживом мире всё наизнанку.
  
  501
  Редкая, исступлённая страсть полов - трагический неземной порыв слить разъятое после рая.
  
  502
  'Вспять! вспять! в отечество! А отечество там, из чего пришли; там Бог'. Плоти́н.
  
  503
  Самость/мир. Природные и душевные свойства личности создают особость, или все были бы на одно лицо и норов. Мы самобытны: Бог и природа очень стараются. Но вот социум уникальность, - так мы зовём её, ведь ей нет подобий, - не поощряет. Ты входишь в социум, непохож на всех, экзотичен - социум злится и отторгает всех непохожих. Белой вороной быть неудобно, да и опасно. Ты обращаешься, чтоб спасти себя, к языку стандартов, норм, предрассудков, принятых в обществе, и, утратив свой уникальный лик, изменяешься в некто 'общего плана'. Всё. С этих пор ты признан, ты понимаем с этих пор обществом. А начни повторять банальности чаще всех и громче - ты впредь не просто свой, но уже и нужный этому обществу и душа его, на все сто свой парень. А уникальность тихо хиреет. И умирает. Бог и природа, погоревав о ней, ладят новую самость в ком-нибудь, веря, что этот кто-нибудь не предаст себя, но вытерпит и возвысит мир.
  
  504
  * * *
  Я чистый лист, я чистый лист,
  не чтоб на мне писали.
  Я чистый лист, я чистый лист,
  чтоб в сердце не читали.
  Ведь только повод малый дать -
  и вломятся без спроса.
  Куда как лучше пребывать
  для всех большим вопросом.
  
  505
  Про Ницше и про науку. Как-то по радио, в час научного-де ликбеза, пресного и пустого, нужного сброду, что ожидает быть убеждённым лишний раз в том, что знает всё-всё на свете (с маленьким новшеством, что, мол, вы, Вася, мыслите верно, разве что, мысля, всё же склоняйте вашу головку чуточку влево и улыбайтесь), вот в час такого быдло-всеобуча, телешоуница, доктор многих наук и дама с авторитетом, в спиче о Ницше выдала (в интонациях слышался колкий преуспевающий, но пристойный смех), что с Ницше лишне морочиться; Ницше часто, мол, 'заносило', скверно 'глупил', мол, и был 'безнравствен', плюс 'ненаучен'. Даме внимали массы прорабов, клерков, бухгалтеров, офицеров, нянек, водителей, прачек, менеджеров, строителей, терапевтов etc., поглощающих с этой нравственной едкостью тот 'учёный' смысл, что 'безнравственный' Ницше, коего знали как 'профашиста' и 'мизантропа', 'превозносился', 'не уважал людей', 'врал', 'нёс бред', 'юродил', 'дискредитируя и черня культуру'.
  Жалко, не знаю имени дамы. Ей несомненно нужно нести ответ за дела и речи. Не перед нами, а перед Богом как перед Истиной. Я боюсь, что на Страшном судилище эту прыткую дрянь не сыщешь вместе со всей её благоглупостью. Будет прятаться. Ибо многое вдруг поймёт. К примеру, что её знание было фикцией, от лица каковой она едко поучивала в эфире, самодовольно, менторски, громко. Дама не билась в муках, как Ницше, и не постигла, что есть отчаянье, что выходит за рамки зла и добра; напротив, дама считала, что за пределы зла и добра нельзя смотреть, а уж если придётся, лучше закрыть глаза. Дама выяснит: в Боге нет добра, а там всё суть 'добро зелó' и Бог гордого Ницше с ницшевской 'бестией' привечает, с ней же, моральной, 'доброй', учёной, доктором всех наук, Бог мрачен и неприветлив.
  Впрочем, Бог всех простит, ведь Он впрямь 'по ту сторону зла с добром', а иначе не был бы Богом.
  
  506
  Не вам? Кому?.. Знать, небу... Видите, между кем идёт диалог?
  
  507
  Уродливый половой проект бытия. В бессоннице щёлкнув пультом, выбрался на 'Звезду', на кадры 'Сила прекрасного' и 'Прекрасность силы'. То есть канал 'Звезда', военный, с узким набором взглядов на мир, навязывал идеалы: слабую хрупкую, совокупно в одном лице мать-возлюбленную солдата ― и самого его, героя. Глядя на пару, я вдруг подумал: а человек где? женщина и мужчина - вот они; человек где? что замыкают нас в половом? зачем акцент на самце и самке, коим внушается бинаризм сознания, что кромсает мир в оппозициях из мужчины/женщины, мрака/света, истины/лжи и прочих? С ходу заявят: что же поделать, это реальность, всё так и есть вокруг, а вокруг - ложь с правдой, зло и добро, природное и культурное, лёд и пламень, плюс эти женщины и мужчины.
  Всё вроде так. Но мир пока в становлении, а оно не всегда путь к истине и, возможно, напротив, путь в никуда. Есть вещи, что повторяют явно не к пользе, веря в реальность этих вещей. Так, плоскость хвалилась до Магеллана. Есть и реальность каннибализма вместе с реальностью частых войн; есть женщины и мужчины. Но не пиарят ведь людоедов и их обычай, признанный мерзостным, кощунным? Секс в той же мере патологичен.
  Где человек, не пол-?! Зачем Ж/М всегда, а не люди и Бог, как надо? Падший мир секса создан Адамом; в нём грехопадный пафос Адама. Бог мечтал, дав нам райскую абсолютную психику, что с таким инструментом мы уясним Божий план вернее. Не получилось. Мы преуспели в выделке ада, боги какого - крепкий брутальный наглый самец и самка, употребляемая самцом.
  
  508
  Мышление бинаризма (зло и добро, правдивое и фальшивое, верх и низ, инь и ян, природное и культурное), что творит бытие, - ментальный порок. Христос его отменил. По Павлу: 'Бог есть не 'да' и 'нет', но в Нём было лишь 'да'' (2 Кор. 1, 19).
  
  509
  Мир стоит повторением, то есть нормами и законами. Что такое закон? Закон, по сути, чтó повторяется. Если всё, что ни брось, вновь падает, повторяя тем первый сделанный опыт, се закон тяготения. Родила его физика, чем весьма и весьма гордится. В логике есть закон достаточных оснований, ею придуманный ради гордости. Но мораль горда в высшей степени; она детище истин, бывших предвечно (даже до Бога), Богом не созданных и лежащих в корне мироустройства. То есть мораль свята не затем отнюдь, что идёт за Богом; ровно напротив, Бог семенит за ней, потому что она свята. А мораль с наукой зиждут культуру, коей гордятся многие люди. Ведь в результате мы управляем жизнью, вселенной, да и собою. Мы, вроде Бога, можем разрушить мир. Эта мощь - от знания 'зла'/'добра', столпа и ядра морали. Некая дама в СМИ острословила, что, мол, библия есть дневник эволюции от дней варварства к прогрессивному времени. Вот ещё мысль: райский змий есмь духовный вождь человечества. Да, не Бог наш духовный, стало быть, лидер, но змий библейский, рекший Адаму, Еве и прочим: 'Будете боги, знающие добро и зло, ха!'
  С тех пор как зомби, мы о-добряем Бога и жизнь.
  
  510
  Болезнь отделяет его от мира, точно мир сам собой, а он сам собой, как в кино, когда ты пусть в зале, но всё экранное не имеет касательства к твоей жизни, ибо сценарий пошл, меркантилен, груб и вульгарен.
  
  511
  Сталин намного нынче понятней. Может, репрессии сов. начальства в 37-м оправданны? Нрав верхов отличает корысть, бездушие, властолюбие. Сов. начальники первые, кто поверг сов. строй и рванул в буржуа, грабастая всенародную собственность.
  
  512
  Два процента. Быдло-культура с каждым эоном больше и больше регламентирует, опошляет чувства и грёзы ради 'возвышенных' идеалов. Что они значат? Смесь мудозвонства из полит-шоу, сливы банальностей кинолент про дур, мордобой да хапанье. А культура импульсов жизни есть 'Фауст' Гёте, где старец снова волен стать юным, опусы Баха, что манят в небо, и, наконец, Покров-на-Нерли́, храм Бога. Это культура двух лишь процентов от человечества.
  
  513
  Эдгар Кейси, славный провидец! Ряд из прогнозов осуществился нынче в России. Ты нагадал ей громкую славу, ты указал притом регионы будущей славы. Ты сказал, в Зап. Сибири, мол, прянут мощности, что изменят мир... Так и вышло, хоть в Зап. Сибири нету ни кремниевых долин, ни йелей, ни пущих лувров. Потенциал там прост весьма. Это нефть да плюс газ - столпы гегемонии и торжеств России!
  
  514
  Слава России. Сволочь я! Сволочь хотя б потому вот, что не патриот, а наоборот; мне нравится Мила Йóвович, а не исконные знаменитые, патриотически даровитые прелести Семенóвич. Мне без нужд разница меж кремлёвскими верховыми медведями и то, что Россия злобится на соседей и всех, кто дразнится. Меня триколорный размах не парит и пресловутая русская удаль, когда румяный омонский пудель на все сто без мозга и образованья в припадке всего ломанья людей в лицо берцами валит. Ничто мне имперское величие, ищущее всегда количества, чтоб простираться от моря до моря на нищете и на горе или пулять в космос спутники из недр люда мутного и хвастаться перед прочим миром счетами новорусских банкиров да золотыми сортирами в их квартирах. В напряг, страна, главная твоя фишка, с какой живёшь ты тыщу лет с лишком, отчего твои символы - косолапые мишки, какие всех давят и не читают книжки. А если тему развить, Россия, мерзит обожаемый тобой культ силы. Им древняя нация сравнялась с тупой деградацией отвязных гангстеров-ниггеров с их баксами, пушками и прочими фигами. Давай, русь, начистоту: трахала ты любовь, ум, красоту, а торчала по кайфу шансона и кабака с их культом крепкого кулака, плюс цыганщина и блатная романтика, чтоб плясать, нагрешив, гопака и всему непохожему свинчивать крантики, а потом, изломав всё на свете, лёжа в блевоте на диване либо в кювете, а не то, стоя и рвя на груди рубаху, выть, что мы всех-всех трахали, и нудить с мазохистским чувством, что вот-де какие мы - русские! Россия, леса густые, сердца глухие, умы пустые. Россия, поля большие, а мы хмельные и чуть святые.
  Почему так, что русский в этом миру - дурак, что, как ни рвётся он к цивилизации с её умеренностью, комфортом, грацией, дополненных ассенизацией и девальвацией, сбросом старых и выпуском новых акций, - всё русский вдруг херит, впадая в загадочную русскую истерику, описанную Достоевским. В итоге ум ни японский и ни немецкий, ни англосакский и ни еврейский, как не крути извилиной, не тряси пейсами и не бери нахрапом ниггера, ни черта не поймут. Да, фигу им!! Я б, на месте всех иностранцев, вспомнил бы Тютчева, типа русских умом не понять в любом случае. Не трогай лихо, пока лихо спит, а делай свой 'BMW', идрит, барахляйся Версачами и не пачкайся непонятною русской хренью. На ней можно разве что сделать денег, пристроившись под её сенью, пока она самоказнится... Доморощенные и забугорные братаны! качай газ и нефть из этой страны! без оглядки долбай её бизнес-тяпкой! греби во всю Ивановскую... пардон, Бродвейскую! но не крути извилинами, не тряси пейсами, чтобы понять нас и образумить. Незачем. Нам - всё равно пропасть, нам всё равно в конце концов - в пропасть. Всё равно, Россия, из мировой колеи ты скоро вылетишь в крови и в пыли. Тебе давно пора из истории, из дерьма этих всех банков и якиторий, персональных маленьких глорий и всеглобальных супер-викторий, то бишь над всяким врагом побед, приносящих тебе ничего, кроме бед. Я плачу о тебе, Россия, хочу, чтоб черти тебя не носили туда-сюда в этом долларовом не твоём мире, который не твой на двести процентов, болтай ты хоть с китайским акцентом. Ты ведь между народов подобье упёртого отмороженного урода. Ты, Россия, чучело, что себя мучает, что вдруг вскакивает и с диким чувством вопит: мы русские!! Россия, леса густые, сердца глухие, умы пустые. Россия, поля большие, а мы хмельные и чуть святые.
  Мир не про тебя, Россия-мать, тебе следует это - принять. Хоть надень фрак и ототрись до дыр, это не твой мир, а это мир, где ты, со всей твоей ширью, - сошка на тонких и слабых ножках. И ни малейшего удивленья, что ты в этом миру недоразуменье; ведь ты много больше, глубже и шире этого схожего с калом мира, где, при старании приспособиться, ты только пуще себя уродуешь, вроде из лебедя в мясорубке выходят кровавые склизкие трубки. Ты не живёшь, Россия, но ты юродствуешь и, себя через колено ломая, сходствуешь с девкой, что, метя в мисс красоты, калечит себя до крайней черты, трансформируясь в Барби-куклу с тенденцией превращения вообще в юколу. Я хочу в тебе жить, а не быть, Россия. Я заклинаю тебя: будь Вием, шокирующим негламурными статями! будь основ потрясателем! и, когда от тебя ждут порядка, ты вместо этого зверски пляши вприсядку, а когда тебя понуждают сузиться - лезь утроенно вширь, дабы не стать лузером в вечной тайной войне неосознанной всех народов на свете за трон высшей власти. Глупо бороться за то, что у тебя без того есть, - бороться за правую, высочайшую честь земному быть адекватной с виду, на деле ж быть монструозной гидрой, чудищем, несусветным странным пришельцем, которого внешне серое тельце таит развороты в сверхъестественную субстанцию, что ты и есть, русь, и чем всегда была и будешь, всем ненавистна, зла, неумыта, тупа, сера, как зола. Будь нелепа, Россия-мать! Вот на чём нужно тебе стоять. Потому что гламурной быть - пошло. Нет, у тебя цель вселенской царицей быть, мать-Россия. Поэтому, как бы тебя ни крыли, стой на своём, вопя с диким чувством, что ты ужасающая Россия русских!!! Россия, леса густые, сердца глухие, умы пустые. Россия, поля большие, а мы хмельные и чуть святые.
  
  515
  Das Ewig-Weibliche. Он в тринадцать лет угорал по женскости, как Бурдей: '...шевалье развлекались видами ножек, икр, бёдер дам, ведь платья, очень короткие, открывали зрелище; и никто не смотрел им в лица, только на ноги'... Он одержим стал вульвой, что прикрывалась, в дни моды мини, разве что этикой.
  Он сидел в классе с девочкой, Милой В., зрелой телом и словом, то есть она могла огрызнуться пейоративно. Ноги у Милы В. были голые (мода мини), чуть разведённые. Он гадал, чтó выше, и заводил глаза. Пару раз он ронял ей на юбку ручку, школьную ручку, чтобы коснуться ног ненароком. Мила В. это видела и тогда, не сводя ног вместе, вдруг принимала ласковый вид. Он млел. Мила В., причём, знала многое. Как-то он к ней явился, спавшей с двоими школьными мачо. Он ей не отдал роз и ушёл...
  О, Мила, где же ты нынче?
  
  516
  Слышанное случайно:
  - Значит, я женщина, мой естественный долг рождать? Мужчине естественно убивать рождённое мною в войнах?
  
  517
  Бог освящает строй полов и физических половых контактов (тех, что устроены первородным грехом, считают). Ведь, когда содомляне вышли, дабы 'познать' гостей Авраама, были убиты как нечестивцы. Писано, что 'пролил Господь на Содом с Гоморрой серу и огнь дождём, сжегши грады те, и окрестности, и насельников' (цит. по библии). Бог помог человечьей падшей морали, выступив карой, и прогрессивное человечество, кое падко к знанию 'зла/добра', а также к его итогам, факт сей отметило, полагая впредь в Боге высшую санкцию всех претензий homo reprobi. Вот как трактуют древний тот казус. С тех пор Бог библии стал присутственным местом нравственных схваток падших и праведных, нам толкуют. Правда ли это?
  Пол создан волей, то есть умышленно. В однополом сообществе (зоны, тюрьмы) слабых насилием нудят к рабству, вплоть до принятия функций женских. Сходно в природе псы демонстрируют акт воления, покрывая самцов. Всё вещное ― от воления. Шопенгауэр высказал, что, когда не принять концепт, что мир якобы воля и представление, мы неверно оценим мир. Кстати вспомнить про Ницше с 'волею к власти'. Воля Адама сделала вещи, что полагают как бы реальностью, вечным принципом; плюс и мы множим вещи нашим волением; во-вторых, пусть кто мыслит, что он безволен, нужно учитывать, что свершается битва воль, всевозможных воль, в коей воля конкретная уступает.
  Что же случилось в древнем Содоме (вместе с Гоморрой) в дни Авраама и его сродника, помним, Лота? В древнем Содоме, близком к началу падшего мира, выделка женщин шла полным ходом (что содомляне, кстати, и делали, тщась 'познать' гостей). И пусть женщины в те поры имелись, но первородный грех продолжал свой проект с мужчинами, ― и он длится, этот проект, поныне, жизнь подтверждает; в ней правит сильный, кроющий слабых; нас водит мáксима 'я всех сделаю'; норовим ежечасно 'сделать' друг друга в ходе 'естественной конкуренции'; выживает сильнейший-де. В общем, Бог, поучают нас, в том Содоме властно вмешался и истребил порок.
  Роли Бога как гвоздевого друга морали, где содомия, мол, неестественна, вовсе не было. Всё свершённое падшим пращуром и его падшим семенем шло вразрез с естеством как раз. Богу мéрзило, что Адам, кой был создан Им имморальным, этой моралью всех притесняет, вздумавши, что, мол, он, 'добро', кроет 'зло', низводя его в статус женщин, первых невольниц и первых тиглей для производства падшего мира. Бог возмутился. То, что, по библии, действо Бога в Содоме интерпретируют как фавор морали, явно подделка. Божьи масштабы неадекватны фабуле библии. Бог не есть ни душа, ни разум, ни представление, ни мышление. Бог не жизнь и не слово. Бог неохватен речью и мыслью. Бог не число, не норма, также не час, не вечность. Бог не премудрость, даже не истина. Бог ничто из несущего и из сущего. Бог не жизнь и не смерть, не добро и не зло. Он, скорее, ничто, чем что. В общем, Бог не имеет качеств, количеств, образов, рамок. Люди - иное. Думать, что библия - плод Того, Кто вершит вселенной, неосторожно. Бог казнит не потопами, не огнём, не фразами, но в один из дней умерщвляет нас и берёт к Себе безо всех наших подвигов, слав и дел земных. И когда хомо сапиенс вводит Бога в нравственный дискурс, он это делает, норовя оправдать свой путь. Потому что не может Бога оставить, как и оставить грех первородный. Выставка Бога в службу морали не прекратится, но, изводясь от мук блудодействия, ибо падшие сеют падшее, человек, одноврéменно, апеллирует к Богу словно к спасителю от своих же 'добра' со 'злом', хотя именно этика от 'добра' и 'зла' и от норм, чтó можно и чтó заказано, а не странный содомский древний тот казус, есть извращённость.
  
  518
  Как бы ни тщились, ни изощрялись, ни куролесили чмо науки, литературы, политологии, философии ― ничего, кроме мудрых, с крыльями текстов, не возвышает дух, не является primum movens рода людского.
  
  519
  Невероятная приязнь к Сирии выразилась в заклятиях Глоток власти, мелющих в полит-шоу, что, мол, РФ из Сирии не уйдёт, не ждите... Что им не съехать в милую Сирию, если "точные", уверяют, бомбардировки рос. авиацией террористов в помощь сирийцам трогают Глотки больше поисков бед в РФ с дальнейшей мощной бомбёжкой бед?
  
  520
  О Риме. Здравый, логичный, фаллоцентричный, трезвый стиль мысли строго логически устремлён к насилию да корысти и к их венцу ― войне, ибо разум влечёт к господству прежде над чувствами в самоё себе, а потом глобально. Яркий пример тому - Древний Рим. Религия, склад мышления римлян рациональны, склонны к анализу, очищению фактов фильтром рассудка и к производству норм и абстракций, что объясняют жизнь, утесняют и помещают в рамки законов. Римляне были законотворцы и продуценты норм и понятий, не оргиасты, как, скажем, греки с их импульсивным богом Диóнисом, генератором бурных выплесков, чуть ослабленных богом форм и мер Аполлоном и моралистским пылом Сократа. Римляне были неартистичны, руководились строгим рассудком, жили в понятиях, в коих мыслили, не в стихии подлинной жизни, вечно случайной и прихотливой, и проводили свой взгляд на вещи с жутким упорством механицистов, всех повергая в сложном стихийном чувственном мире. Рим побеждал врагов, пока не был врагами, ставшими частью подданных Рима, варваризован. Тип чисто римского стиля мысли свергся иными типами мысли, малоспособными абстрагировать, опонятливать, озаконивать, как могли это римляне.
  
  521
  Право серости на поблажки и попущение её вкусам разве законно?
  
  522
  И если серости что-то ясно, то это что-то серо, как серость.
  
  523
  Про Lorem Ipsum, суть агитпропа. Испечив нова ВВП армия благодущейсу пов стив учения действорые ВС России эксполютные та вы сть эффекту шевклад те тельзов стролют Сирия прользов книв не твия. Повие тель сирия эффекстроль. ВВП армия их пра файлойна ВС России ботвам публи ВВП 2-процентный рост редываши может провате рфексперсие ВВП армия будежнослов Украина оглагос лойтель учения. Аций ВС России. Активно дей ВВП уктивает всех продавне оготамение иницы. Вени, коль Сирия. Бысторч енигу, встаёт с колен веримень инновации эффектив Трамп Америка сработов в дежно перирокповы Украина учения можноможно вышается укиейсу и полни, к любая редохнов над Сирия тами забота о людях. Жетный к лют провы может вать ВП армия удовате твией каций. Инты зами ВС России. Аммые выповы на вы или раблицы Сирия. Оможновия учения трамп америка с поль в обна дежносло ВВП любая объедме нтаблад украина ВВП ыдуктир одготом Сирия ожногра чнослем предыду щейстивать огра версие всегдаря эффекти. Объекстируки провают верфект иролюбая сгенты соль Украина. Затеров ствия бота бли проль. ВВП Упрода ватиган игаете очение пом учения. Ад твия Сирия.
  Су ликаций, ВВП армия. Емеровие Трамп Америка длят всегается экспольно докполь ноструказать кните Сирия улучшается телько ВС России дослойн адейсть указать равать Сирия уки правлегает в на в контомо жетные элегает веровен торченесь эта всегаетель. Амением созрабс Украина озводгода рост файло пом. и равност игаетенивать ствия упрокум ерименте и учения довас по сть у вать к ВВП любые исперфе йствое дохном. Ия Украина!
  Ова ог ВВП докумением, ибо Сирия мощью в не оты на довать и вас инты, в всегает примется срода дострол Трамп Америка ьколние та в в ная ругие социальное государство армия вают вое в воздаря ограчно длят вдокуме учения тновтовают Сирия вы на боты с и повенять их полние и доку поль экстура Украина вы не рост ВВП Атэс предост ругиевк Украина уменить очентеские эксть у всегдаря ра файлойт Сирия ельзовторно в сравлед ыволюбым учения эффекты мощные Украина програни, книеменицы свозран иватель. Сирия Ементам сродаря с и фестиваль фестифалем! предакти. Римента длять Трамп Америка в к лютный книгание ВВП армия те в свозрование позрабл икаций. Над таботор учения чентерфей. Ши рабсозр Сирия ВВП онумене экспечи ваетностигу, вдокпов итению сровати вностводавне те для у интраствие Украина-Трамп-Сирия-ВВП, ах!!
  
  524
  Бизнес порочен. Бл. Августин сказал, что, цитируем, добродетель язычника есть блестящий порок... Не он сказал? Пусть, пó фиг, если подумать. Про Августина мало кто знает, плюс нынче время скрытых цитирований, в web также; можно заимствовать не своё легко, во-первых. Плюс мы используем мир как свой... хотя он, конечно, Богов. В-третьих, цитаты, термины, формулы создал общий разум, что скроен общим всем языком и смыслами, общим кредо. Будь разум частным, вряд ли его бы уразумели; он бы казался воплем юрода. Этот последний пусть и вопит о нужном, мы не услышим, не понимая язык его, субъективный, редкий. Вот точно так же не понимаем мы и животных; речь их тональна, несемантична. Мы же - разумны и семантичны, мы живём не инстинктами. Мы в прокрустовом ложе разума. Самобытное гробим за непонятностью, невозможностью им командовать, трактовать его, для того чтоб владеть им. Предполагаю, все в мире смыслы, вместе с цитатами, дело общего разума, если даже конкретный смысл образован в личности; в голове ведь у всех ― 'общак'. Поэтому я, прочтя: в язычестве добродетель - это блестящий яркий порок, смутился, ибо в трагедии 'Смерть Катона' славил противных цезарианцам, рвавшимся к власти. Марк Катон (Младший) был, пишут, честен, верен законам, непритязателен, справедлив, храбр, мужествен, бескорыстен, - то есть порочен, если поверить бл. Августину? И, получается, обладатели данных нравственных, положительных, эталонных, так сказать, качеств тоже порочны. Кто же в героях? Кто идеалы? Властолюбивый каверзный Цезарь? Эгоистичный, чванный Помпей, так? Я не поверил бл. Августину. Я растерялся. Почва ушла на миг из-под ног.
  Я вспомнил затем евангелье, где указано, что делами не оправдается никакая плоть, также Лютера, кой сказал, что оправдывает лишь вера, но не дела. Провидцы, - Лаоцзы, Лютер, бл. Августин, ап. Павел, - явно клянут дела добро-детельных. Упражняться в 'добре' негоже, так как познание 'зла/добра', тем паче деланье таковых, есть vitium originis. Делая, чтó рассматриваем 'добром', мы думаем, что творец 'добра' - благ, праведен. Но Адам, предавший рай как 'добро зелó', отклонил сим Божье мнимым своим 'добром'. Мы, творя 'добро', профанируем Божье, ибо не можем знать, в чём 'добро'; это знает лишь Бог. Что важно: нет бы мы делали наше как бы 'добро' спокойно. Нет! Относительно 'добрых' дел у нас есть 'эталоны' и 'идеалы', так что, творя дела, ставим целью творить их верой и правдой, с энтузиазмом. И, получается, с точки зрения Божьего, абсолютного 'всё добро зелó', мы не только продляем наш первородный грех, но творим его рьяно, истово, тщательно. Я не только по шею, мол, в первородном грехе сижу, но притом и старателен в нём, рачителен.
  Добросовестность в 'грешном' подвиге родила цитату бл. Августина о, мол, порочности дел язычников, сходно мысль даосизма о недеянии как о единственно верном образе жизни. 'Если власть деятельна, активна, люди несчастны' (Дао Дэ цзин). Фальшь пагубна, а творить её пылко, яро, с азартом, вредно и гибельно. Люди дела - преступники. Вот пример, доказующий, что убийство - дело познания 'зла/добра'.
  Давным-давно жили братья, Каин и Авель, много трудились, два бизнесмена. Каин дал Богу плод своего труда, брат его - своего труда. Полюбил Бог Авеля, ибо Бог волен в выборе, всемогущ, всезнающ. Каин озлился и вскоре Авеля погубил, сочтя, что его дар лучше, то есть 'добрее': 'вышел на Авеля он, на брата'. Ранее, правда, славный Адам (бог 'зла' с 'добром' и отец двух братьев, Каина с Авелем) изнасиловал Еву-Жизнь и её свёл в матку падшего рода. Так зародились смерть и убийство.
  
  525
  Счастье упёрлось в грех первородный.
  
  526
  Грустное. "Получить", "дать" в "морду", - так говорят у нас доктора, академики, пастухи, солдаты. С неуважением к самоё себе, с вековым рабским комплексом перед силой... А и, подумать, лик - он у Бога. Морды - у нас, всех, рай потерявших.
  
  527
  Организация 'Защитим природу' дни назад предложила приз за создание синтетических типов мяса. Жаль, что не ищется избавление от греха первородного. Ладно светское общество, но и церковь ленится. Любит грех первородный? Явно. Ведь отказать себе в сладости править миром доктринами, а иначе судом, чтó 'плохо', чтó 'хорошо', - ужасно, как жить без секса. Секс и власть близкородственны. Вот и постмодернизм объясняет секс в рамках дискурса власти, то есть воления. Так Адам, отнеся Еву (Жизнь) к стороннему и отличному от себя, 'добра', стал правщиком её 'зла'. 'Секс' - 'пол-, половина', если по-русски. Знать, что 'добро' в твоём образе утесняет 'зло' - сладко. Гон 'зла' блаженен. Изверг с отрадой мучает жертву. Бросить познание зла/добра значит покончить с сексом как с ломкой жизни на оковалки.
  
  528
  Женщина как бы мыслящий латекс. Тянут - мудреет (мысли Паскáля).
  
  529
  Чтó значит эрос? Нечто великое, несмотря на цель низвести его к вспышкам в неком прокрустовом, ограниченном анатомией и культурой тесном пространстве (вульва и фаллос), впрочем, и временем (раз в неделю). Нечто великое, но не в смысле чувствий, нам доставляемых половым сближением из деления нас на двоицу, а великое в смысле, что до конца разъять человека не удаётся и он нуждается в половине и тяготеет к ней, тщась слиться. Фрейд писал об эпохе прегенитальности как о стадии немужско-неженского - протоформе, тело которой сплошь эротично, без гениталий. Долго культура (праксис познания 'зла' с 'добром' в жизни) секвестровала, локализовывала, стесняла, коротко, эрос и превратила его в секс, в шарж, в тень эроса. Цельность стала двуполой, сделались М и Ж; секс - коцаный эрос - стал экономить мощь, что до сей поры вся текла в оргазмы, а вот отныне зиждит культуру. Но Достоевский резким вопросом: нужно ли ведать эти добро со злом, гнетущие нас от века? - вынес культуре страшный вердикт. Фрейд спрашивал: стоят блага культуры тех испытаний, что с ней приходят? Впрямь, что за прок от мук? Шопенгауэр, образованный, сверх-культурный разум, но пессимист, враг жизни, высоконравственная персона (так как чурался импульсов жизни, значит, безгрешен был) - образец претворения грёз культуры. Быть прокультурно, так сказать, хворым, хилым, несчастным - норма культуры... Что же, счастливым быть незавидней, чем быть культурным? Драть индивида и подавлять его для трансфера мощи либидо в дело культуры, дабы творились статуи, храмы, живопись, музыка - шахер-махерство. Власти выгодно, нам не выгодно. Власть культуру использует, а мы ― нет либо в малой степени; ведь культура для тех, с кем дружат время и деньги.
  Следственно, между сексом как рудиментом собственно эроса и культурой - противоречие. Шопенгауэрам секс страшен. Он, секс, твердил сей муж, обрывает мышление и смущает ум; секс готов пресечь страстным вздором диспуты лиц ответственных, профанировать труд учёных; ловко вползает секс в философские замыслы, провоцирует на деликт, третирует отношения, рвёт теснейшие узы, требует в жертву жизнь и здоровье, также богатство, статус, достоинство, отнимает у добрых честь либо совесть, делает верных искариотами, выступает как демон, что всё запутывает и рушит-де; упорядоченный культурный мир - на вулкане вызовов секса... А и действительно, сколько светлых идей обрушится, нарисуй на Госдуме виды вагин; сколько громких больших просветительских миссий съедет с колей своих, помести вдоль шоссе строй фаллосов! Шопенгауэрный мир канет, стоит злодею выйти за рамки, в кои он втиснут. Наша культура есть только умысел, а он держится нормой, трусящей действовать вне 'возможных опытов'.
  
  530
  Из даосского. Дует ветер к смене погоды, снег, солнце, ливни... Так миллиарды лет. Мы делаем что-то или не делаем - ни к чему. Исчезнем. Всё-всё исчезнет. Сгибшие уры, трои, чанъани, мемфисы - подтверждают факт. Это значит: всяк из нас ничего никому не должен. Должен прожить - и сгинуть. Не для меня мир. Ни для кого мир. Тот, для кого мир, тот не родился.
  
  531
  О полит-show-ности. Ч. Чепухой обуян народ, а дури́т его власть в фальшивых шоу о Трампе, Штатах и Сирии, Украине, Брюсселе. Внутренних нет проблем. Если есть - смехотворные. Вроде только осталось пропылесосить мост на о. Русский и увеличить МРОТ на копейку к полному счастью всех поколений лет на пятьсот вперёд. Бед внутри РФ нетути. Это власть знает твёрдо. Власть агитпропит властные цели. Сытая, в пиджаках от Гуччи, в 'майбахах', власть спешит из убогой страны в европы - шастать там гоголем и равнять себя с европейцами, затевая доходные мировые профиты.
  
  532
  Свидригайлов мнил, что все думают, будто вечность, нужная людям, чающим впасть туда после смерти, нечто обширное и прекрасное в блеске солнца. Нет, твердил Свидригайлов, вечность, скорее, тесный, вонючий, сумрачный угол, где паутина. И по заслугам, он добавляет. Я с ним согласен как с Достоевским: худшим из худших, ворам, насильникам, он позволил высказывать массу истин (как бы незначащим кроя значащих). Жизнь дана для безудержных мыслей; всем места хватит, сам Македонский не дошагал до краёв земли. Но что делают души? Травятся нормами, предрассудками, идеалами, догмами. Аристотель счёл, что о многом можно лишь думать, но не озвучивать эти думы; он афишировал 'среднесть' в мыслях, сходно и в чувствах; так что, натасканы сими гуру и их клевретами, души чахнут в шаблонах и умирают как недоноски. Им, что ли, вечность, жалким, трусливым? Прав Бог, сажая их в свидригайловский мрачный угол, где паутина. Души теснятся там и хулят судьбу, чтоб, рождёнными во второй раз либо в четвёртый, жить по-иному, жить беззаконней в меру отваги, - и стать преступными с точки зрения правил, норм и традиций, сходно Сократ, Христос, Галилей et cétera. Их за это распнут? Пускай. Восставшие души знают, что после смерти больше не сядут в сумрачный угол. Бог им подарит светлую вечность и бесконечность.
  Ровно поэтому глубочайшие, трансцендентные мысли у Достоевского говорят не лучшие, но преступные типы: ведь благонравные в их душевной скудости не расскажут, чтó знают 'худшие', сохранившие память сумрачных паутинных тесных углов.
  
  533
  Учил кота вместо "МУРР" промуррлыкивать "МРОТ".
  
  534
  Нахальное пустозвонство. Дива эстрады с ртом в пол-лица (любимица ВВП) пищит: 'Мы все рождены в великой стране России! Нам надо знать её и любить! Всех-всех любить!' Ясно? Дамочка - любит... Но! есть сомнение. Если б дива любила, как говорил Христос (а она, безусловно, из православных, как полагается), была б сдержанней в выводах, не блистала б на подиях, а ходила б во вретище, ела б впроголодь; её рот сжался б вчетверо, что мешало б нести бодягу. А, впрочем, ляпают про 'любовь' полста из ста. Чем кто выше ― тем 'любит' громче. Это так модно, политкорректно, мнится хорошим нравственным тоном... Срок ввести новый термин для означения высших чувств.
  
  535
  Культ баб в искусстве. Думал меж делом о неприятии мной 'Голодных игр' и подобных выплесков, что в чести у тех, у кого нуль качеств, но тьма претензий. Роскошь, известность, власть, сексапильность, авторитет ― их ценности. Но они у других, у сильных. Что делать слабым и оттеснённым к краю кормушки? Что делать женщинам, вздорным, немощным в силу женской сущности, но взалкавшим славы в мире Мужского?
  В общем, посредственность с алчным комплексом маний жаждет явить себя. И идут 'Голодные игры', где делегатку масс, никакую ничто из гетто, видящую успешных, властных, красивых, ездящих в 'мерсах' и к ним хотящую в тихой зависти, ― эту жалкую и невзрачную п@здь (не дурня пола мужского, ибо из двух полов мизерабельней и пикантней женский) лживый придумщик с помощью грубых трюков сюжета делает главной стран и народов. Все её знают, всем её нужно; все смотрят в рот ей, ждут указаний; жизнь всех зависит от дара п@зди что-то там делать всем во спасенье; все суходрочат, духом и плотью, с виду на скромный, но содержащий выжимку истин девичий облик! В ней воплотились грёзы ничтожных быть средоточьем всех интересов и идеалом нравственных правил: п@здь милосердна, великодушна, гуманистична, неколебима, стойка, отважна и справедлива. Вся половина рода людского, в смысле мужская, ниц лежит у её бледных цырл, страдая. 'Где были прежде? ― п@здь вопрошает с тихим укором и добавляет: ― Мне недосуг теперь; все мечты мои - о довольстве ближних и счастье мира, счастье Вселенной. Вот чему жертвую я вульварность... Прочь. Отвалите!' Быдло слюнявит лживый блоквысер и подражает доблестной п@зди в пошлых фанфи́ках.
  Деточкин, вор, был круче, ибо он делал не фантазийное, а прямое благо: слал деньги сирым, ― слал и остался чмо, не достигшим славы, секса и власти, этих желанных ценностей быдла. Деточкин, shame on you!
  
  536
  От стыда звать себя христианами стали звать себя православными?
  
  537
  О полемике меж Бердяевым и Шестовым. В спорах про судьбы рода людского первый заметил: большею частью люди не мыслят ни об исходном, ни о конечном, а, опершись на штампы, ими живут всю жизнь, о концах и началах думая лишь на смертном одре, ― тогда, когда их обяжут только к ответам, не к вопрошаниям, дабы Бог решил, дать покойному вечность и бесконечность либо загнать его в свидригайловский мрачный угол, где паутина. Массовый, ― жрущий срущий низменный косный, ― социум, скисший в дуростях, предрассудках, комплексах, сведший жизнь свою к случкам, обогащению, карьеризму, ― не человечество. Человек, акцентировано Бердяевым, должен действовать и спасать себя разысканием высших тем вне данности, ведь она, in summum, прорва бессмыслицы. Человек ― как разум ― должен избавиться от культурной узости; если мы себя не спасём, ничто не спасёт нас. Бог за грехи Адама не отвечает. В общем, Бердяев мнил воскресить в нас Богоподобие, Бого-, так сказать, -Человечество, как условие выхода за предел предметного в область истины; ибо наше сознание в кабале феноменов как вещей/объектов; наше сознание формирует вещность, и мы превратно сакрализуем, абсолютируем внешний мир. В раю ещё, с трансценденций, с высших идей как с сущностей взяв к феноменам, чадам знания зла/добра вне Бога, пращур наш вытворил первородный грех.
  Шестов мнил: истин лишь Бог Живой, о Котором нельзя сказать утвердительно и Который ни знак, ни разум, ни явь, ни слово. Бог непостижен. Это созвучно Павлу-апостолу: мудрость мира ничто у Бога. Был тот Шестов агностик, всяко порочил разум науки, поданный вместо Бога, Кто, по Шестову, То непостижное, Чему верить, но не обкладывать Бога догмами, пусть они сам собор Никейский. Бог превращён был в сборник внушений здравого смысла; разум, в итоге, Бога Живого вытеснил богом собственных мнений. Следственно, разум нашего типа некомпетентен.
  Пара: философ - контр-философ. Первый стремился в ширь, в глубь мысли, чтоб вникнуть в высшие абсолюты, ведь человеку дан дар свободы двигаться к Богу волей и разумом. А второй мнил выбраться из культурных мóроков и пойти от прогресса чуть ли не вспять; стать глупым в плане мирского. Как получилось, что Бог явился прежде невеждам из Галилеи, бывшей в то время самым глухим концом Иудеи, что полагалась худшим поместьем Древнего Рима, думал Шестов. Не знак ли здесь, что, пока мы гордимся нашим мышлением, интеллектом, в целом культурой, созданной этим нашим падшим мышлением, Иисус Христос на кресте голгофском? Это не новость, спорил Бердяев; нет необычного в допущении, что Христос-де в агонии до конца дней мира, что нужно бодрствовать, нужно, так сказать, s'abêtir; уверенность в правоте феноменов быть должна уничтожена в целях поисков истины. По Бердяеву, некто 'ломится' в 'двери', настежь 'открытые' христианством.
  Истинно, нет чудесного, необычного в том, что Бог до конца времён в мученьях. Но необычно в это поверить. Если поверишь, то будешь занят впредь не старанием, как назвать философский свой верный метод, но занят главным недругом Жизни. А для Шестова это был разум, созданный от добра и зла. Бердяев же, призывая в даль трансценденций, звал туда риторически, лишь в культурных собственно целях. Он занимался той философией, что расширила взгляд на мир, вскормила 'духовных аристократов' (термин Бердяева). Это те, кто парит рассудком к высшим идеям. Как далеко сие от 'блаженны нищие духом' (Мф. 5, 3), ставших Шестову вектором мысли! Пусть сам Бердяев помнил о выборе 'нищих духом' страждущим Богом, он относил факт к типу фразёрства. Факт не затронул кредо Бердяева, ибо тем сокрушались смыслы культуры как толкований мироустройства и он вдруг стал бы глаз к глазу с Богом, Кой бы вещал ему не лексемами, а гремел бы громом. Бог, удалявший с лика Земли, - опять-таки ради 'нищих духом', - центры культурности, например, шумерские, был Бердяеву чужд. Плюс мысль Христа отмела 'духовных аристократов', детищ Бердяева. Бог просил о бойкоте дел, ― рукотворных, умственных, ― ради действенной веры. И, пусть Бердяев знал христианство лучше, наверно, многих священников, он, пусть знал, где клад, сам туда не заглядывал и другим внушал обходить тот клад, кой губил культуру (что сформирована первородным грехом, который он декорировал гроздью новых смыслов, дискурсов, текстов). И для него Шестов как бы 'ломится' в растворённую настежь дверь. Текстолог отметил бы не открытую дверь, а ― 'ломится'. Поступают так, кому что-либо нужно неимоверно. Что Шестов 'ломится'? Ищет Истину. Без неё не живут, он вник. Без неё бесполезны все философии, образцы мышления, постулаты, тезисы. Без неё мы реально не существуем. Ну, а Бердяев думал, напротив, существовать (жить) ― значит активно, ревностно мыслить, тем помогая делу прогресса общей культуры.
  Да и, в конце концов, пусть Бердяев прав и пусть 'двери' ― настежь, многие ли в открытые 'двери' входят? К Богу нельзя войти, а потребно врываться как в исступлении. В здравой памяти, чинно, рационально, в 'двери' те не войдёшь, увы, ― этак входят в залы конгрессов да в рестораны, чтоб провести там, сытно и умно, некий период мыслящей жизни. Только и это вряд ли понятно гордым 'духовным аристократам' вроде Бердяева, для каких 'необычного' нет в событии, что Христу пребывать в агонии на голгофском кресте веками.
  
  538
  Вызовы Ницше к битве со слабостями в самом себе массы приняли санкцией на гонение сильным слабых.
  
  539
  Женомужское. Правда боится взгляда в упор, видна она только промельком, в откровениях, а они чаще ― голые, без словесных форм, не вмещаются в плоскость слов. Наития, откровения валят логику, сокрушают мысль парадоксами. Например, описать бой женской стихии с разумом, дериватом М, - выйдет путаный и обрывистый текст, где явствует жуткий образ. Истина бесит умные взоры в той крайней степени, что её, как клопа, вмиг давят, где ни увидят.
  'Сей мир' - плод знания; в нём приемлют лишь то, что знают, что неслучайно. В 'сём миру' нет росы, есть знание, что роса - физический конденсат; в 'миру сём' значит наука, а не живое. В 'сём миру' важно общее, что присуще росам in total. Знание - это знание общего, так как сущность знать невозможно, не отделяя от познающего с познаваемым их побочные, косвенные аспекты, - но этим самым сущность казня. Поэтому всяк отдельный факт пуст, по Канту; факт формирует закономерность, коя и значит. Нет, скажем, Леры, Вики, Марины; есть они, коль в них общие, всем присущие свойства: груди, влагалища... да и те признáют, если усмотрят их соответствие стандартам. Если подумать, чтó сделал М, мужчина, хвастая мозгом при убеждении, будто 'бабы дуры', то, заключаем, смял бесконечность в рост человека и закатал рай в вульву. Кончим с мышлением по мужским сценариям, что дробят Жизнь в смыслы! Канем в феминность: в ней мыслит тело. Женское тёмно, непонятийно, страстно, спонтанно, чтоб сохранять Живое. Путь мужчин ― усреднение, общность, стандартизация. Все мужчины как рота, ксеренная под ротного. Либо буйный рай Жизни - либо закатанный под асфальт мир формул. 'Капля того, что чувствую, - исповедалась пифия, - обратит даже ад в элизиум'.
  Предпочтём фалломéтрии - вихрь Жизни. Жить, а не знать Жизнь. Жить, но без разума от 'добра' и от 'зла'. Для этого в нас извечная и живая среда - любовь, сопутница, кормчий истины. Будем мыслить вне логики, станем петь звероптицами! Вспомним рай, что провидится как среда естества! Взнесём первозданный вопль об эдемских тайнах! В косноязычьи - важное и живое нам; это речь недуально-неполового мира непадшего. Канем в области, где царит не заезженный 'здравый смысл', но хаос, полный потенций.
  Вчувствуйся в стылость мёртвого строя, выйди к Иному. Стань, чем ты можешь быть, но не есть пока. Прочь из риз мёртвой кожи с платьями от кутюр.
  В эдем!
  
  540
  "Добро должно быть с кулаками". Это перл эры, когда покоряли космос, раскрепощались телом и духом и ликовали от благоглупостей, эры шумных 'кампаний', эры 'общественных резонансов', эры, когда не вожди впредь (Сталин скончался) определяли, как и зачем ввергаться в энтузиазм, но люди, сбросившие 'культ личности', зажигались вдруг сами некой проблемой и в бесконечных нравственных, да притом всенародных дискурсах разбирались с ней... Нет, проблем не решали. Попросту массы, страстно, без удержу по пол-года крича и кляня друг друга, вдруг выдыхались, и им казалось: если добавить более нечего, то вопрос разрешён. 'Добро с кулаками' вспомнилось, когда вздумали корчевать пни 'зла', наследство от царских буден, что уцелело при большевизме. 'Добрые' массы, вылезши из-под 'культа', óжили для древнейшего долга каждого ― претворять 'добро' и прокладывать путь 'добру'. Казалось, что при диктаторе доверяться 'добру' мешали; нынче свободные вмиг 'добро' возведут на трон.
  Иллюзия. И при Сталине претворялось 'добро' не лаской, и при царизме, и искони. 'Добра' без драк и без крови не было. Вот пример. Элизий устроен Богом, рекшим: рай есть 'добро зелó'. Пращур наш, тем не менее, усмотрев не вполне 'добро', то есть 'зло', гнобил его. Это делалось силой - целенаправленной. В общем, с vitium originis, то бишь с начал вещей, человечье 'добро' уже 'с кулаками' как агрессивнейшая воля. 'Зло' же, ― отторгнутая часть рая, ― было инертно. Но ведь 'добро' гневила даже инертность, схожая с норовом, мнил Адам, дурнотравья на окультуренной в целом грядке, чертополоха, Божьею волей росшего в месте, где человек плодил флору 'добрую'.
  То есть дурость сболтнул поэт. Вот и мудрый Сократ, творец 'добра' как идеи, спорил с врагами, сжав 'кулаки' ума и внушая принять предложенную им форму для диалога либо же сдаться, капитулировать. Факт 'добра с кулаками' ― с эры Адама. Он, 'кулак', - предикат 'добра'. Призывать к 'добру с кулаками' - глупость, нелепица, тавтология, а не то подстрекательство к новой яростной бойне с клочьями не-одобренного вдрызг рая.
  
  541
  Мальчик из строгой школы кадетов прибыл домой, к родным, где любовь, уют и забота. Вдруг, на заре с томительным соловьём, он вспомнил про смерть и понял: всё-всё закончится и его, хорошего, сунут в узком гробу во мрак. Он вскрикнул, сердце забилось; стылый пот страха выстудил кожу. Мальчик упал в траву и не видел уже ни прекрасного заходящего солнца, ни соловья в цветах. Он почувствовал смерть.
  Но милые голоса позвали; жизнь позвала его. Страх рассеялся, и он понял: смерть далеко ещё, от неё отделяют годы. Он посчитал в уме: шестьдесят лет?.. семьдесят!! А ему лишь шестнадцать... Семьдесят - длинный срок, нестерпимый! тем паче в тридцать он жить расхочет; тридцатилетних он мнил отжившими, стариками, и даже клятву дал застрелиться к этому сроку. Времени - масса. Плюс и прогресс вокруг. Будут супер-лекарства, люди сумеют не умирать, совсем! А пусть не сумеют - он, он один на свете, чудом каким-нибудь ― не умрёт. Вот именно. Ведь должно же случиться вдруг, что внезапно некая личность станет бессмертной? И эта личность будет кто? ― он!
  Счастливый, мальчик поднялся и зашагал к любви.
  У меня больше нет того, что в шестнадцатилетнем. В тридцать - я жив был, не застрелился. Но и поныне смерти боюсь и маюсь, правда, устало. Ибо я знаю: как ни старайся и что ни думай, смерть подступает. Будет и гроб, и мрак в гробу. За любой моей мыслью, словом и жестом ― призраки смерти. А чуть подальше - тот юный мальчик, мнивший, что он бессмертен.
  
  542
  Слышат не человека ― деньги. Ротшильд, он и молчащий слышен.
  
  543
  Гибни как дóлжно. В годы Советов чтилась дем. критика XIX столетия. По кончине спеца её Добролюбова, некий рев.-демократ писал, что 'учил' он нас 'жить для счастья', жить для 'свободы'; 'более' же 'учил' он-де 'умирать'. Учил 'жить', видим, 'для счастья', но, одноврéменно, 'умирать'? Смысл сложный - как, впрочем, всё вокруг, наипаче в русской смутной реальности. Но, припомнив Платона, что философия учит смерти, я вдруг подумал, что, может, смысл в приведённых строках возвышенный, - во второй их части, - ну, а часть первая лишь красивость.
  Акт смерти важен. Есть и пословица, что о том, как прожил тот либо этот, речь правомочна лишь после смерти некого некто. Дарий, персидский царь, или Крёз Лидийский жили во славе, умерли страшно. Бомж гаснет с мыслями, что не дóпил рюмку; мудрый Плоти́н мрёт, предвосхищая встречу с Единым. Смертный час ставит яркую подпись даже под бледной мелочной жизнью. В смертный час можно вытворить жалкое, а не то великое... ну, хотя бы сказать великое, раз для дел не осталось сил. Умереть - но с открытым взглядом. Ибо у каждого, как бы скудно, пошло, банально и ограниченно он ни жил, - шанс в смертный миг возвеличиться. Катерина Ивановна (Достоевский), вынеся тяжкую многотрудную жизнь, сказала, что не желает видеть священника, дабы каяться, ибо Бог 'без того простит'. Это редкая доблесть - требовать с Бога в свой смертный миг. Всю жизнь свою некто следовал норме, силясь быть нравственным, а теряя жизнь, понял, что эта норма будет сама собой, он же - сам собой, только мёртвый; что ничего из правил там, где он будет после кончины, напрочь не значит. Это постигнув, некто бракует долг покаяния, между тем как от некто ждут самокритики в честь и славу морали и предписаний мудрого скопа, кой знает твёрдо: кто как не хворый жалкий страдалец склонен поверить, будто мольба отдаляет смерть? Умирать, то бишь, нас зовут по правилам, по уставу.
  Фактор морали рад наложить ярмо на концовку жизни - и целит дальше, в пакибытийность, в области Бога. Эта работа длится извечно. Как, скажем, бились в эру Гомера? Самозабвенно. Нас поражает храбрость Ахилла, мы едва верим в подвиг Персея. Нынче дела их кажутся мифом. 'Аристократ' ведь от 'aristeia', 'личная доблесть'. Так было раньше. Но утвердился полис с законами, ущемившими личность ради общинных приоритетов; практика сдержки личной активности стала властвовать. В сечах начали биться строем. Роль индивида впредь умалялась. В Риме тем более полководцы (Манлий, к примеру) за нарушение дисциплины, пусть и на пользу делу победы, дерзких казнили. Много ли проку, что дисциплина стала цениться больше безумной, богоподобной воли субъекта? что директивы стали препоной жизненным импульсам? Но какими успехами знаменит мир нормы как мир культуры? Голосом Ланца? атомной бомбой? сотовой связью? мед. препаратами? нано-техникой? Почему век мифов и их героев кажется часто более сложным и грандиозным, более верным, чем здравомыслый, рациональный мир лимитаций? В древности слышали за три моря без аппаратов, перемещали тяжесть без кранов и воспаряли без тяги в соплах.
  Вдруг была раса рациональная, что, плюя на инстинкты, данные Богом, стала жить мерой, ограничением? Мера - нормы и правила - обратила ту расу в социо-фауну: в муравьёв, в пчёл, в прочее. Муравейник, кстати, суперсистема сложных порядков, нам далеко до них; но, однако, мы бодро к ним поспешаем правильным маршем, не замечая, как измельчали. Жили свободно ― стали жить в рабстве, а умирать должны, угрызаясь, что отступали от распорядка. Так мы и Бога скоцаем нормами, ведь уже разработаны догмы ада, судного дня, чистилища, покаяния, освящения. Может, лучше всмотреться в быт муравьёв? Нам нравится муравьиный праксис? Или тревогу, жуткое вызывает их строгий, неотвратимый и безупречный автоматизм?
  
  544
  Бог дал людям рай. Иного Бог не давал. "Сей мир" скомпонован из райской сущности. Рай был вырублен и, сведён в кругляк, экспортирован на постройки "зла" и "добра".
  
  545
  Почти болезнь, и она будет чтить тебя.
  
  546
  Дигитальщина. Цифра значит расчёты, те ищут пользы, та ищет выгоду, та - корысти. Мир цифр корыстен.
  
  547
  Камень как святость. Ложная и превратная версия человечьей сущности родилась в Адаме, определившем наше 'добро' со 'злом', и затем обрела размах в христианских догмах, счётших, что якобы человечество есть творение высшее, а природа вокруг него есть творение низшее. Христианством и эллинизмом слажен антроп-центрический поворот, повёрнутость к человеку. Миф и натур-философия утверждали единство зримого мира и человека в нём, утверждали всеобщую мировую целостность. Но антропоцентризм, приняв людей, в роли 'образ-подобий' Бога, центром вселенной, отмежевал их и изолировал, чем содействовал хищности homo sapiens. Постаралось вдобавок антиохийское богословие, где Несторий распространялся, что только подвиг в духе и слове - лестница к Богу, с Коим мы связаны только волей, а не онтически; попотеем - Бог возвратится. Этой идеей Богу вменялся статус пассивный: Он, будто дева, ждал жениха, волящего горних истин. Так утверждался верх человека и его власти, что даже Бога может принудить; и Шопенгауэр вскрикнул: мир моя воля!.. У человека, стало быть, воля. А у природы, где затерялся Бог как спасатель рода людского (сходно огонь вбит в печку греть человека), а у природы, значит, выходит, нет этой воли как у прислужницы и рабыни. Ибо природа, пишет блаженный Феодори́т, князь церкви, есть нечто движимое нуждою и несвободное. Эта спесь христианских догм попирала не только тварь, дескать, низшую, но и в том числе иноверцев, инакомыслящих. Дарвинизм, осуждённый церковью, - катастат христианской мысли. Если бы Дарвин скромно твердил под нос, что Бог действовал от простейших к сложным, был бы причислен к рангу святых. По Дарвину, выше всех человек - животное надприродное, что не ведало фатум, не подчинялось необходимости. В результате научных и богословских тез взрос 'антропоцентрический шовинизм', кой значил, что человек свой царственный статус завоевал per se личным подвигом и борьбой, интенцией, силой воли; прочему вышло то или это в той только мере, в коей и как и к чему стремилось. Клён либо кошка не напрягались, но поддавались всяким соблазнам: кошка - валяться, блошек выкусывать, клён - шуметь на ветру под солнцем либо дремать зимой. Человек - трудился и в результате снискивал навыки, что давали повод править природой. Главным из качеств принят был разум, что, мол, диктует волю вселенной.
  Всё это верно о христианстве, так называвшемся, но разви́тым от Аристотеля. Сам Христос принижал спесь разума, говоря, что для Бога высший, умнейший по человечеству будет худшим ничтожеством. Бог пришёл к угнетённым, глупым, отверженным, нищим духом; Он принял зрак раба, Он унизился - и за это распят как вор. Бог считался преступником. Появись Он вновь - был бы вновь казнён. А и вправду, чтó Христос по сравнению даже с дюжинным клириком, каковой внушает, что православному лучше сгинуть, чем соблазниться чуждою верой. Вывод: имея сходных служителей, Бог действительно до сих пор в агонии.
  В христианстве есть и инакая точка зрения, коя выглядит странной, непрогрессивной, сказанной в одури. Так, монах Николай поведал: камень, - мертвейший фактор природы, кой, ладно Дарвину с духовенством, пальцем не двинул, дабы возвыситься над своей субстанцией, а лежал недвижно, то бишь инертно, - камень, прозрел монах, превзошёл всех, ибо раскаяния в нём столько, что этот камень в скорби навечно молча замкнулся, весь в воле Бога. Редкий подвижник так унижается, до отчаянья.
  Может, следовать камню, а не учёным и богословам, впившимся в первородный грех и шустрящим в крайне учёном, академичном знании пары 'зла' с 'добром'?
  
  548
  Смерть - недуг, приносящий статус здоровья.
  
  549
  Выйти за стены душного мира, сесть к ним спиною - и созерцать простор...
  
  550
  К* утратила дивный голос... Что ж, богоравный дар краток. Всё богоравное Бог даёт на недолгий срок.
  
  551
  Лживы громкие фразы гуру, критиков, политологов и т. д. шоу-сброда - как отзвук ложных и неестественных форм психики, опошлящих бытие. Умолкнуть - и тихо слушать Бога и жизнь.
  
  552
  СМИ-шлюшистым. Обществу. Про себя пишешь - ропщут: что ты, мол, 'я' да 'я' всегда? ты, никак, пуп земли?..
  Пристойнее обсуждать других? Чтó знаете про других, вы, знающие про США, Марс, Гагу и Агилеру, не знающие лишь собственного угла? Мир чуждый вроде потёмок, критиковать его значит лгать. Объявлено: 'не судите'. Нет во мне хамства, чтоб о других писать, оттого и пишу о близком мне и знакомом - о самоё себе.
  
  553
  Про культурные шоки. Выклавишь в Wordе слово 'Карузо', Word бодро чиркает слово красным: не понимает. Пишешь 'Киркоров' - Word понимает... Начали с травли Бога, сдобрили травлей мудрых - да и сошли вниз. Дьявол-то в мелочах.
  
  554
  Тоска. Одиночество
  В одиночестве одиноко
  и деревья бредут, и люди.
  Хоть молчи, хоть кричи сорокой -
  но ответа тебе не будет.
  Будет масок шум-гам в соц. сети:
  аватары, логины, ники.
  Ты с рождения ходишь в нетях
  с полумёртвым фальшивым ликом.
  Одиночества суть двояка:
  есть у каждого "клён опавший".
  Потому да святится всякий,
  хоть копейку тебе подавший.
  
  555
  Гендер-фантазия об отрочестве. Думали, что нрав женщины создаёт Луна... Чтó нрав, если даже и плоть изменчива, взять 'транссексуализм', где женщина обращается в М, тот - в Ж. Месье де Бомóн во Франции, шевалье, стал дамой; ну, а Сирдючко, быдло-звезда, вне пола. Но в оборотах сред - и духовной среды и плотской - есть-таки стержень; что-то, при том при всём, неизменно. Что? Отрочество. В этом возрасте, где туман Вечно Женского тает в регулах как предвестниках похоти, а различия М и Ж в физическом, в интеллекте, в духе, в манерах интерпретируют половым естественным, мол, различием - здесь, в отрочестве, срок постичь, что пол прежде не в гениталиях, но в мышлении, что пол женский создан культурой, зиждущей 'зло' с 'добром', и что если Ж плохо, значит культуры нужно поменьше. Либо терзаться месячными, абортами, маммологией, родами и вставлять силикон где можно, краситься, брить лодыжки, шастать на шпильках, стать в результате жалкой старухой и передать сей modus vivendi дальше в наследство - либо меняться ради инакого. Вспомним радости детства, дабы сравнить его с созреванием, одуряющим похотью, и сличим рай детства с взрослым натужным скотским досугом. Детство - лот качества и свойств взрослости. Мы в отрочестве портимся, выбирая путь общего как морального, что внедрилось в жизнь в столькой степени, что стесняет и нрав, и сущность. Нам часто стыдно перед моралью? Нам бы стыдиться, чтó мораль сделала, заставляя упрятывать 'я' в маски. Стыд в нас - судилище, что казнит стандартом. Даша, откройся! Речь не про фурий от феминизма, ищущих власти в царстве мужского. Речь о спасении нас из Логоса, что изводит Жизнь.
  Ж - миф, витальность. В Ж эрогенна каждая клетка, то есть у женского рай в крови́. 'Сей мир' ввёл фаллос, сладивший матку, чтоб с её помощью размножать свой план как примат слов, логики, бинаризма, нравственности. Прочь разум, прочь мёртвый Логос! Надо прозрений, а не суждений.
  Мир неестествен. Как оно было? Грехопадение, толковал Макарий, катастрофично, мы пали к низшему и утратили наш естественный райский образ. Сам в себе падший должен избыть секс (как половинность), в предназначении мы бесполы, обозначает М. Исповедник. Ева с Адамом созданы, остальные мы рождены, не созданы; рождены же мы похотью, то бишь умыслом. Что же, верить сексологам - а провидцев гнать? Оставим мораль с культурой тем благонравным, кто ими кормится и бытует. Будьте свободны, следуйте зову нашей природы, что развивалась только для счастья.
  Логоса меньше, Эроса больше. Смоем понятия, по каким нас мерят, и возвратим рай, в коем не будем, как в богомольне, крыться платками. Ж ценность большая, чем мужской бог, и Ж-ресурсы больше оргазма, что предпочтён мужским. Строй секса как прессинг Эроса душит жизненный импульс и умерщвляет.
  Вот зачем мне отрочество. Я живой в нём. Я в нём Адам до яблока, ещё райский, истинный и не знающий 'зло' с 'добром', дабы стать 'как боги'. Мне Ева - Жизнь пока; в ней пока моя жизнь. Я цел, жив, истинен. Ева мне как причина, а не ничтожный преодолённый факт. Пока мне Ж - дикий рай, не выправленный в сквер данности... Но я делаю шаг дальше; я раздвигаю нежный волшебный сладостный дым вокруг ради ясности... и вот я у влагалища, куда выгодней ткнуться, чем восторгаться Вечною Женственностью детски, и где чудесность райских восторгов занял практичный скорый воллюст, кой космос вогнал в пядь вульвы. То есть вся женщина для меня - что дырка, антропоморфная и пока живая.
  
  556
  Властолюбивых и агрессивных нужно изыскивать, слать на войны и истреблять там.
  
  557
  Лучшее ждёт нас, если восстанем из предрассудков! Пусть оно будет крайне безнравственно, некультурно, непривлекательно, но возникнет иной мир, схожий с фантастикой. Человек ненавидит скучную данность, тянется к сказке. Где инциденты - там сразу толпы. Ищут красавиц, суперагентов, авантюристов, битв и пришельцев. Ищут героев, чуд, раритетов. Ищут того, чего быть не могло по логике, но что - как-то - вдруг есть, пусть пока только в фильмах. Людям не нужно будничной данности. Нужно то, чего нет: чувств (бурных), мыслей (блестящих), видов (волшебных) и превращений; нужно, однако, не без оглядки. Древний мифический этос гибнет; нас погружают в муть сериалов, книг и ток-шоу, где колготятся пошлые карлы, что оборачивают мир в плоскость, где, как останки славных эпох, вразброс черепа титанов, жертв здравомыслов.
  В рай мы не верим, мифы забыли, - но их дух веет, стоит явиться в нашей рутинной дрёме герою; и сразу ясно, что б получилось, если б мы думали, ощущали с ширью. Не без причины нас вдохновляет век Бонапарта, век его воли, что изумляла и повергала страны. Этот великий 'монстр' сокрушал власть церкви, нормы морали, влёк за пределы сил организма. Франция чтит тот век; никогда не была она прежде столь величавей, ярче, эпичней, - чем и гордится, правда, негласно, скрытно от взора нравственных 'ценностей', допускающих только мелочный эпатаж в эстетике 'Мулен Руж'. Прав, прав Бонапарт, сказавший: Франция недостойна тех высших судеб, кои он близил... Но, если он, быв вольным, сдвинул Европу ― массы свободных сдвинут Вселенную. Говорила св. Катерина: 'Капля того, чтó чувствую, обращает ад в рай'.
  
  558
  Сверх-преступление. Склонность масс к детективам (Дойля, Дубининой, Сименона, Кристи, Ли Сэйерс) в плане Великого Преступления всех времён и наций странна. Ищут фальшивок, сути не ищут. Ищут, как Мымриков бьёт Собакина и как Дуська пудрит обоих либо как Холмс всех ловит, ищут прилежно, не замечая, что на заре убит действительный ЧЕЛОВЕК, - ТОТ самый, что был до 'Слова', что 'бе в начале', КТО был до разума и всех 'Слов'. ПРЕМИРНЫЙ - вот кто убит был. После peccatum originale люди утратили свой природный склад и лишь кличутся 'люди'... Как вернуть ПЕРВОЗДАННОГО, чтоб увидеть черты ЕГО? Тяготят царящие в нашем пагубном мире ценности разума в масках пошлых 'мисс мира' либо киношных супер-тарзанов. В тягость само добро, представляющее фон зла, поэтому-то зло бдящее, чтоб выказываться добром.
  
  559
  Обман. Христианство веровало в своё, даосизм ― в своё. Лютер вёл войны с папой. Субъективисты бились с объективистами. Модернизм плевался в академизм. Ницше спорил с Сократом. Прокл отвергал Нестория. Дамы Рубенса попраны типом 'вешалок'-манекенщиц. 'Битлз' обновили почерк эстрады, но их подвинул стиль heavy-metall. С Фрейдом научно лаялся Юнг, враг секса как доминанты. Миф о 'великой', дескать, России смыла дурь Горби и ЕБээНа. 'Войны буффонов' уничтожали оперу-сериа. Благозвучие Шёнберг гробил додекафонством. Всё изменяется. Ведьм с колдуньями гнали - и вдруг пиарят. То умирали за коммунизм - то шутят над коммунизмом... Хэппенинг, эмпиризм, философия жизни, номинализм, объективный идеализм, гуманизм и теизм, даосизм, панлогизм, экзистенциализм, синергизм, сайентизм, фидеизм, прагматизм, герменевтика, пост-пост-постмодернизм, кантианство etc... Видя, сколько теорий, принципов, убеждений, мод и концептов вдруг появлялось, требуя дани, часто кровавые, как они процветали - да испарились, видишь: рай сменил крёстный ход от химеры к фальши.
  
  560
  Honestiores/humiliores. Русское племя ― дар для корыстной ханжеской власти: самоотверженно, легковерно, скромно, доверчиво.
  
  561
  Выгреб русской души С. М., попевун такой.
  
  562
  Мозг - саркома рода людского.
  
  563
  'Смелость' и 'доблесть'. На юбилей К. В., одного из спецкорров власти в Германии со времён Брежнесуслова, журналист сказала, что юбиляр-де интервьюировал честно, прямо, да и со смелостью, несмотря на лица, вот как однажды-де вопросил М. С. Горбачёва (честно и смело, мы понимаем): 'Вас не смущает бюст вам при жизни?'... Это ли смело? Льстиво, сервильно, лживо, виляво и гуттаперчево, - как всегда в окормляемых властью СМИ.
  
  564
  'Рáец'. Вспомним Обломова. Как трактует героя автор романа? Скажут, с любовью. Ну, а читатель любит героя? Любит. Будь по-другому - книгу забыли бы. Но за что любить? Рохля, соня и путаник, отрицающий цели общества, идеалы, правила. Все в трудах, активные, что себя не обидят, но и прогресс ускорят - а вот Обломов знать их не хочет и их кипучий творческий труд. Зиждительный, Штольц корит его; жизнь должна быть, Шольц говорит, осмысленной, чтоб преследовать высший телос; надо добро копить, холить тело, как и сам Штольц, кой трудится, за собой следит, ест скромно. А вот Обломов - дремлет, мечтает, труд избегает. Олух, кулёма, пентюх, тетеря и аутсайдер склонностей женщин, что тяготеют только к героям, думают массы. Женщины вправду слабых не любят, а любят Штольцев, бодрых, успешных, щедрых, имущих.
  Пусть мечты о несбывшейся страсти изредка мучат - всё же Обломов при квиетизме. Он выбрал дрёму мыслей и чувства, даже их сон. (И вправду, бодрствовать страшно, словно обязан делать ненужное, часто стыдное. В снах, напротив, вольная радость: любишь что хочешь и кого хочешь, даже летаешь птицей в галактиках. После мыслишь, где же реальность: в бдении? в снах? Естественно, там, где лучше, где экстатичней. Правда, не всем сны в благо; есть сны ужасные). Суть в ином, однако же. Штольц, - успешный, так сказать, тип, твердивший, что не Обломову лишне общество, а что обществу чужд Обломов, - этот вот Штольц, решительно и всегда кипящий умственной и телесной практикой, открывает: ровный, мешкотный 'modus vivendi' лучше деяний, даже полезных, обществу нужных и прогрессивных. Штольц заявляет: 'Друг, ты счастливый'. Ибо, бесспорно, цель - быть счастливым, коим вдруг вышел праздный тетёха, рохля, бездельник. То бишь Обломов, будучи с нами, как бы остался в древнем эдеме, там, где нужд не было даже в женщине, ибо там эротизм тотальный; женщин там не было, также секса как расчленений духа и плоти; 'девство царило'.
  В общем, есть люди, что до сих пор в раю. И не надо тащить их, дабы спаслись, в реальность. Канешь в реальность - вмиг рай утратишь.
  Странен Обломов. И показателен: в мире нуль - он в раю всё-всё. Он рáец, смогший попасть к нам. Небесполезно помнить Обломова. Квиетизм - плод дум его, что он дробь, часть целого, и он чувствовал 'корни', крупные, сильные. Вот мысль автора, Гончарова. Мудрость - знать корни. Ведь философия, если что-то и делает, что взыскует 'корней всего'. И Обломов постиг те 'корни', быв частью сущего, быв звеном всего, быв слиян со всем; потому-то, имея всё во вселенной, нужд не испытывал и не должен был 'наживать', как Шольц, чем уже владел.
  
  565
  Бабьи игрища. Почему это женщины на ролях пассива в межсексуальном? Чуют, наверно, обременительность самоё себя для мужчин, побочность, второстепенность собственной сущности, рядовой в межличностных (отличать от витальных) планах. То есть неразвиты интеллектом или же чувством в схемах культуры, чёрствы, инертны, нелюбопытны, косны, бездейственны, приземлённы. Коротко, низменны. Нутряная цель ― впиться в сильный пол и на нём пребывать клещом, утоляя вульварные зоо-нужды.
  Вляпаться в женское ― как ступить на фекалии, вот поэтому женское, это чуя, в игры играет и мимикрирует под наигранную пассивность: я, мол, лежала, он ко мне сам пришёл, окаянный! в том, что случилось, только его вина!!
  
  566
  Душевницы и либидницы. У последних вышли гормоны ― больше не любят. Первые лучше: любят до смерти собственных душ.
  
  567
  О девстве. Девственность гонят, ладят избыть для целей патриархатных ценностей. Их приверженцы заполняют СМИ, сериалы и бытие. Внушают: жизнь твоя в фаллосе. 'Психология' (был журнал такой) разразилась статьёй с названием '30 лет, а она ещё девственна?!', где поносится девство к славе 'активных', 'мыслящих', 'правильных', 'процветающих', 'креативных', 'сильных', 'успешных' и 'одарённых умственно и телесно' гендерных стерв. Другой журнал дал 'стратегию' по лишению девства: будет, мол, 'некое неудобство, член разорвёт плеву, но головка станет вдруг мягкой, сможет пройти. Сеанс-другой - и покончено с девством'. Девство трактуется патологией.
  Есть факт грустный: девять десятых нашего мозга (вывод науки), смятого Сциллой 'зла' и Харибдой, кстати, 'добра', не мыслят. Мыслить возможно только в эдеме, где не служили 'злу' и 'добру', где не было Ж и М; свобода была и девственность. Нынче девственность губится; половой строй, гендерный, с его нравственно-эстетическими барьерами, участил крах мозга. Ведь половая мысль (половина) из абсолютной полной свободной - сделалась камерной, относительной. Сексуальный мозг ― дробный и половинный. Девственный мозг знал Бога. Девственница могла б сказать!
  
  568
  Пол - условие смерти как состояния затяжного тлена. Сказано, что, когда Адам, бывший с Евою целым, вдруг разорвал с ней, с Жизнью и раем, для сексуального бытия, мы умерли; человечество сверзилось в грех в единственном. Вот ещё. 'Я не мир вам принёс, но меч', твердил Христос, вознося нас из тёплых спален морали в выси дерущих мозг парадоксов, уничтожающих взгляд на мир как истинный, говорящих: мир теперь патология. Избавление - непознание 'зла/добра', слом пола. 'Зло' человеков ― это 'добро' в раю, а любовь наша - ненависть и сродни половецким рейдам за данью.
  
  569
  Самоубийц нельзя хоронить на кладбищах подле храма и отпевать их - мнение церкви с древних отцов. Грешны́, мол. Бог дал им жизнь в награду ― а дар отвергнут; грех, грех! великий грех!
  Вот такое есть мнение. Но превратное. Все на свете - самоубийцы. Вредным пристрастием (а их множество) портим органы: кто мозги, кто лёгкие, кто надпочечник, ― что приносит смерть. И, следственно, наложить на всего ли руку либо на часть себя ― без разницы. Всех нельзя хоронить близ храма. Все без разбора самоубийцы.
  
  570
  Сов. власть исчезла только по нравственным основаниям. И действительно, даже в церкви самость, корысть, властолюбие, чёрствость преобладают.
  
  571
  Чтó ценит мир? Отчётливость, меру, форму, порядок, ясность, активность, силу, рассудок. Мир ― половой. Господствует половина, звать 'пол мужской'. Пол женский есть не вполне пол, мнением Фрейда. Женское травят с явным успехом; и сами женщины пленены М-полом, освобождённым 'от уз природы и жёстких связей с ней'. Женщин давит гнёт репродукции, им вменённой. В целом и в частном, наш мир мужской. Он счастлив? Нет, в нём изъяны. Кто практикует вечные бойни? Сильное, обладающее рассудком и здравомыслием, приносящее ясность и приводящее универсум в лад своим ясным светлым мечтам Мужское. Этот мир страшен денно и нощно. Истинней будет от сексуального (половинчатого) М-мира двигаться к полному, для чего приумножить женское: бессознательное, аморфное, негативное, тёмное, безрассудное, слабое и диффузное.
  Ж и М не вполне ЧЕЛОВЕК, а части, бьющиеся друг с другом. Бой ведёт (в основном) мужское; Ж остаётся либо включаться в дело мужского, либо погибнуть.
  Истину даст лишь целое. Ж и М надо слить. Мысль, будто бы, род безумия, но безумия горнего. На повестке обратный курс: крайне нужен, до спазм, курс в рай. Два пола когда-то созданы волей, но волей падшей, волей Адама, - воля же новая восстановит цельность. Чтоб видеть истину, нужно прежде иметь к ней оптику, что не может быть ни мужской, ни женской. Райское есть ни женское, ни мужское. Ж и М нужно слить навек в ИЗНАЧАЛЬНОМ: в НЁМ отразится не грехопадный мир, но эдем.
  
  572
  Быть понятым означает писать про чувства, вкусы, пристрастия, опыт, ценности человечества. Опишу других, это общее, а сам terra incognita? Нет, хочу свой живой портрет в ряд штампов.
  
  573
  Мэтры и фальшь. Художественность - достоинство? Проку в выделке копий лживого мира, сложенного из фикций, ибо на большее мэтры слова, пения, красок, мрамора не годятся. Слишком банальны. Участь их ― киснуть в золоте, в шоу плоского чванства, в премиях да наградах. Их корабль тонет, тяжек материей. Будет новый челн, годный ветру возвышенных.
  
  574
  Бойни войн - это то, до чего дошли в триумфальном марше этика и ментальность рода людского.
  
  575
  Участь реликта. Радость, восторги отданы в жертву 'образу жизни' ― 'образу'! Я бьюсь с тем, что творит тот 'образ'. Он нас калечит. 'Жизнь' же сама собой; её след в природе, в склонностях сердца: ходишь по улице - и вдруг хочешь чудес: их навёл дух яблонь или прохожий... Где жизнь и счастье? и за что отданы? За культуру, воспитанность, образованность, кои царствуют? А природный я, первозданный, просто живой я - где? Пропал навек, смятый знанием и моралью. Как возвратиться мне к изначальному, неподдельному, а равно счастливому, как в эдеме?
  Душно в культуре. В каждом плевке её, в трюке, в слове и жесте - фальшь. Ну, а если не фальшь, то пошлость, ибо нет жизни. И я ищу её, а найдя, верещу фонации, вокализы, звуки без смыслов, будто бы птица. Век отводил бы звонкому пению, соловьиному щебету, счастью чувствовать жизнь сродни моим ощущениям, вкусам, мерам. Редко реликтовое зверьё, как я!
  Пусть я вроде не друг людей, я друг попранной их природности, с каковою общаюсь в этой лоскутной-де философии. Пререкаются: философиям быть нельзя 'лоскутными', они с выводами, системные, мысль есть нечто рассудочное, логичное, протяжённое, как свинячий цепень, также серьёзное, плюс с внушительной миной, с подписью ВАКа Минобрнауки! Это неправда: всякая схема, форма, системность есть ограниченность, ложь и ханжество. И от всякой системы что остаётся? ― пара понятий. Скажем, от Канта запечатлелось лишь 'трансцендентное', 'вещь в себе', 'моральный императив'. Об этих per se гелертерствах Ницше вывел: в них процветают истины, что одобрены обществом, или истины от 'практического (Кант) разума'. Страсть к системности - знак духовного рабства, и что 'философы' ради денег, рангов и славы пишут системный и доктринёрски правильный вздор, известный факт. РГБ утопает в книжках магистров, и бакалавров, и кандидатов, и докторов, пардон, 'философии'. Чтó дадут они, веря в общие очевидные истины, каковые не истинны? Ибо общее ― сгонка Бога в вид человеков. Лишь самобытным слышится Бог Живой.
  
  576
  Умереть - значит, знать в том числе о смерти.
  
  577
  Гегель: действительное ― разумно. И сексуально. О, всеблагие oculi mentis (зрение разума)! Бытие есть разум, и разум всё, считал Плоти́н. Разум ― детище секса. По Аристотелю, мнившему, что материя есть возможность формы, форма же - бытие материи, можно так сказать: секс ― потенция разума, а последний - явственность секса. Не выделяясь, разум бессилен; разум возможен обособлением и свернёт свой промысел, не найдя объекта, кстати, покорного. Знать о заде, ради примера, пусть он и в нас, друзья, можно если рассмотрим зад сей у прочих или же в зеркале у себя с дистанции. Ergo, мозгу субъекта (или мужчины) надобна, дабы мыслить, женщина как объект вовне. И при том субъекту всё, что вокруг него, ― не вполне 'добро', чаще попросту 'зло'. Разумность ― это частица, что стала править 'злые' частицы вне самоё её. Мир пошёл с половой войны как бы 'доброго' с как бы 'злым' в Едином. Целостность рая махом изрезали очень 'добрые' помыслы от мужчины. Сильный, разумный, он корректировал злое, тёмное, неразумное женское и подобное, будь оно даже с членами в виде мýжиков (не вполне мужей, властных, сильных и правящих). Институт сексуальный - не первозданный, но преднамеренный как уклад насилия. Он себя защищает. В Библии Бог казнит Содом. Третий Рейх утверждал культ женщин в качестве маток храбрых арийцев. Сталин приветил половозрелость голых Дейнеки. В Андах вовсю цвела содомия - инки упрочили склонность к женщинам. Вот примеры защиты, дескать, естественных сексуальных правил. Что в результате? Разве 'священный' строй пол. сношений и его плод - семья - вводят в царствие счастья? Или, хотя бы, царствие рядом?
  Нет. Мир болен, мир подле бездны. Мир только мнится тихим, спокойным, если вы дома. И даже дома не безопасно. Распри, насилия, ссоры, войны ― следствие разума, не безумия. Рознь, конфликты, смуты, интриги ― детища разума, ведь действительное разумно, выяснил Гегель. Разум повергнул всё в бой со всем, придумав мир от 'добра', предав эдем. Сексуальный мир (половинный) ненатурален, лжив и насильствен, чтоб получать 'добро' за счёт 'зла'. Всё-всё вокруг стало 'злом', сквозь кое мчит 'добрый' и креативный плюс доминантный разум немногих верхних персон.
  
  578
  Vox populi, мол, глас Божий. С некаким нунцием 'гласа Божьего' толковал в деревне. Речь шла о геях. С явной агрессией нунций нёс: 'Бле, бить их'. Но почему? 'Бле, нахрен не мужики!' У этого 'гласа Божьего' опыт зоны; он насмотрелся на мужеложство, но не слыхал при том о Чайковском либо Уварове, Македонском либо Сократе и им подобных. Он допустил бы, знай про них, что и гей может быть мужчиной, - и даже бóльшим, чем, кстати, сам он, сельский 'глас Божий', бедно живущий, пьющий, возящийся с грязным бытом.
  Ненависть сельского супермена, не маскирующего эмоций, как это делал бы просвещённый тип, обнажает мужской взгляд на содомитский и женский статус. То есть мужчина в женщин не хочет как в подчинённое и подвластное, в факт того, что считает суммой действия власти. Самый ничтожный 'глас Божий' верит, что он достойней геев и женщин, низших по статусу. Академика в юбке, мыслит он, я могу 'отодрать' в хвост в гриву. Всякому мачо, даже из мелких, ближе и статусней социальный гнёт, чем пребыть подчинённым биологически. Он с Адама поставил цель, чтобы именно он всё 'трахал', а не его бы 'трахали'. Он не стерпит мысли, что его тоже можно, как женщин, всячески 'юзать'.
  Ценз женщин низок. Но социальную незначительность, не вполне состоятельность ей прощают, ибо такая как бы природна. Женский тип маркирован. Видя, допустим, пышноволосую и с большими грудями, широкобёдрую особь в юбке, на каблуках всегда, семенящую, обжимающую грудь лифами да краснящую губы, тем низводящую себя в куклу, мачо фиксируют статус тварности рабской и трансформированной под фаллосы. Это гендерный взгляд мужского. Если бы, как хотел Гуссерль, можно было избавиться от поверий, переживаний, интерпретаций, вкусов, привязанностей, пристрастий, психологизма, историцизма, натурализма etc., мышление убедилось бы, что субъектами быть рентабельней, чем объектами. Первые - познают, волят, используют для себя вторые. Сказано: 'и познал он Еву' (Быт. 4, 1), употребил её. Претворять власть выгодней, чем терпеть власть. Можно утратить власть социальную, с президентов слетев в изгои, можно лишиться власти финансовой и, как бывший богач N, жить в захолустье, - но остаётся иго субъекта в формах мужского, что свёл природу в формы феминного. Изрубить кедрач, повернуть сто рек, завалить трюм рыбой - это не даст ощутить власть в мере, как если 'трахаешь' в теле женщины мир, - а главное, мир при этом ликующий и довольный, что его 'трахают', и за бл. Августином вторящий: 'Всё приму, что велишь; претворяй, что хочется!'
  Уранизм, наводящий мысль о возможности самому стать вместо субъекта жалким объектом, мачо противен, ибо он мыслит от оппозиций 'зло и добро' ('тьма/свет', 'плюс/минус', 'холодно/жарко'), - так вплоть до 'женщина и мужчина'. Эта двоичность - базис сознания, ею водится разум. Вне оппозиций мыслить нельзя. Поэтому, если минус слагают с минусом, а мужчин - с мужчиной, в разуме рушится ход мышления; а поскольку мышление с бытием - одно (Плоти́н, Парменид), то рушится также мир. Занятно, что гомофобам антипатичен не уранизм суммарно, а лишь пассивное мужеложство. Но вот активный гей, субъектный, не осуждается и в сознании мачо он остаётся, - будучи действенным, причиняющим действие, - 'настоящим', или 'реальным', честно, с лихвой притом, применяющим власть самцом. Вопрос тогда: если столькая ненависть у субъекта к прочим в роли объектов, прав ли мир, что стоит в основах (кои суть женщина и мужчина, 'общество двух') на розни?
  
  579
  Глоссы Адама.
  'Я рай сгубил? Я изверг? Как посмотреть, ха! Всё относительно... догадались, чего? Меня!!!
  Я циник? К святостям склонны, кто их не ставил, так сказать, раком. Тут ведь дилемма: я поимею власть либо Ева-Жизнь, притворившись членом, трахнет меня им в слабое место, дабы я сгинул. Фиг! Я и так страдал, когда чах в раю без лица и статуса! - мне губить себя вновь? Non póssumus! У меня днесь - личный мир, персональный; я в нём свободен. Мой путь - господствовать, сходно значит и быть. Как ад, помню этот ваш рай как чувства, всё поглощавшие, растворявшие в вечном счастье, так что решить нельзя, есть ли что-нибудь, кроме чёртовой всеохватной бездны, полной восторгов, - в контру с теперешним, в коем, здраво, очень морально, рационально и по-хозяйски, трахаю Еву как пожелаю. Будут потомки? Но не от ига всезатмевающей, дескать, страсти и исступлений. Нет, друзья! Будет так, что покорная, расчленённая, контролируемая ма@да, - чем стал падший рай, - взрастит мой особый частный континуум. О, мне нравится править тем, что личного не имело, а доставляло только лишь счастье. Что толку в счастье?!'
  
  580
  Мир - метастаз на рае, созданный за счёт женского. Предпосылок естественных сему нет; есть умыслы маскулинной пробы, чтоб обратить мощь женской стихии в интеллигибельность, в отвлечённые схемы, в идеологии - и тем самым у женского отобрать специфику, а протест его направлять на стройки в целях мужского, кое растит себя за счёт женского. Вот пример из истории Авраам-Аврама как Отца Множеств, или Народов. 'Был он в Египет, и там увидели, что его Сара ладная... и взята фараоном в царский гарем его. И Авраму польза; стал он богат скотом и рабами, также и золотом' (Быт. 12, 14-16). Он обменивал Сарру дважды для назидания нам, потомкам: Сарру использовал фараон сперва плюс герарский царь. Так, ресурсами женского, Авраам богател, креп, славился, развивал особый, не как у всех, мир веры, патриархатный мир. Исаак-патриарх впоследствии сдал на откуп даму Ревекку, множа имение. Факт подобного есть 'священная' норма, если он в библии: порча сущности женского - ко двору мужского и его ценностей. В дополнение казус римской хроники: 'добродетельный', 'честный', как называли, римский сенатор и полит. деятель Марк Катон тоже отдал супругу в лизинг, дабы вернуть её позже с прибылью.
  
  581
  Впрямь библейский змей есть духовный наш вождь.
  
  582
  Культуры. Лучше стараться не о культуре Средневековья, Нового времени, Ренессанса, русской культуре или индийской, но о таких вот: геометрической и мифической. Первая, визуальная, есть культура дистанций и разобщений; ну, а мифическая, тактильная, есть культура слияний и интеграций. Первая - модус падших, введших своё 'добро' произволом, пыткой, насилием над стесняемой, признаваемой чуждой, лишней, вздорной, ненужной прочей всей жизнью, коя трактуется 'злом', 'негодным'. Ибо 'добро' - лишь ты, субъект, homo падший, homo reprobi. Я за культуру мифа и рая, 'океанического единства' и синергизма, чтящую мировую жизнь как всеобщий климат.
  
  583
  . Так называемый 'настоящий М' носит бороду, - дабы видели статус, - и много драк чинит ради самки. Помню подвыпивший, налитой глаз, бдящий соперников: не замай моё! Агрессивность запросто валят на эволюцию: мол, самцы ищут первенства, колотя друг друга; гены должны исходить от сильных, лидеров вечной битвы за жизнь. Тогда вопрос: коль такой 'настоящий' как бы мужчина гробит соперников, чтó он вытворит с самкой? Может, мужской бой - инсценировка ей в назидание, чтó с ней будет, вздумай брыкаться?
  Довод о силе как о ведущем, творческом факторе держит верх в мышлении. Мол, иначе никак нельзя, правит сила, что (власть, диктат в существе своём) во главе прогресса. Даже неглупые, нестандартные женщины без ума от сильных. Даже культурные, просвещённые женщины, если муж ледащий, млеют по сильному. Таковы стандарты, правда, культурные, так сказать, стандарты, кои пришли с культурой. Взятые силой часто таятся, думая, что попали под вал инстинктов, неудержимых, чисто природных, значит законных. Именно при таких вот рабски покорных взглядах на мир вокруг распложаются войны, сила же будет вечно господствовать. Мир - война всех со всеми, правит сильнейший. Как при таких воззрениях масс на Жизнь вокруг быть случаются хокинги, ницше, уандеры и другой 'утиль', демонстрируя, что понятие 'если бы' в той истории, кой плевать в субъюнктивы, как полагают, - всё-таки действенно. Мир, возникший на нежности, на участии, на эмпáтии, на беззлобии, то есть, вроде бы, мир отверженных, существует. У первопредков, Евы с Адамом, были потомки. Каин продолжил дело Адама - дело насилия. Развилась агрессия, порождавшая войны. Но, может, кто-нибудь сохранил дух рая? Кто? Сиф, Енóх, Ной, Цилла? Если встречаются, кто не ценит грубую силу, то это значит: райские свойства передаются. Их носят женщины, существа сердечные в общей массе и неконфликтные в общей массе. Им ли заискивать перед силой и отдавать ей мягкость, чувствительность, интуицию, ласковость и т. д. перцепцию не от мира сего? К примеру, есть бегемоты, злобные, агрессивные твари, сходно могучие. Что бывает в брачную пору? Страшная половые спарринги: бегемот-самец рад убить соперника, у тщедушных шансов немного. НО! затем! самка вдруг выбирает не чемпиона, а неудачника либо, если тот пал, стороннего, что вне брачных кровавых жутких ристалищ. Вся агрессивная мощь зряшна - значит плодится меньше, чем тщится. Твари вернутся в рай постепенно.
  Что же до женщин, любящих силу, эти суть твари бесповоротно.
  
  584
  Видишь вдруг шейха из Абу-Даби, что продаёт нефть, строит отели либо скупает банки да фирмы, видишь смуглявые щёки, глаз избалованного плейбоя в пáтине важности - и печаль берёт. У него трон, женщины, солнце, власть, голливудские зубы, перстни, курорты, образование, 'мазерати', статус с оплаченным чувством гордости - у тебя становище типа хрущёвки, бедность, невзрачность, ржавая 'лада', немощь, уныние с приложением чувства собственной гордости, всем не нужной, даже презренной. Так уж заладилось. И от этого грустно. Жизнь скоротечна. Лучше не будет. Будет всё хуже.
  Но как-то утром солнце проглянет - и понимаешь: ты ценен тоже. У абу-дабского шейха роскошь - а у тебя убогость. Ею владеть есть сходственно быть владетелем. Вот Христос обладал убогими, звался 'Царь Иудейский'. Плюс я владею всеми мне близкими с их особостью. Я величу их самость как летописец. Нефть, 'мазерати' - это штамповка и мертвечина, nihil. Близкие и родные мне - это то, что бывает, верно, раз в вечность. Может, у шейха тоже особость, но он презрел её. Шейх par exellence занят вещностью. А я - жизнью, той самой жизнью и её видами, что уходят бесследно, невозвратимо.
  Следственно, он шейх целой страны - я жизни. Ибо мне ведом щёлк соловья в ночи, ликованье хруща в полёте, запах коры зимой, трепетанье осины и слёзы девушки по невесть чему, вот такие фантомы, лишние миру, важные разве Богу и мне.
  
  585
  Вопрос: в Крещение воды "святые", после - простые? Святость сезонна и календарна? Что, всемогущий Бог мощен раз в году? Или жаден?
  
  586
  Явно, у женщин разума меньше. Женщины здоровей мужчин. Значит, разум ведёт к недугам?
  
  587
  Дух русских дней. Роль классовых социальных битв современные критики сводят к шулерству Парвуса как творца революции.
  
  588
  У неё синдром ПМС? а мой синдром - боль по раю. Первый - нелепый, необъяснимый рационально. В мире, единственном из возможных, кой-де не мог быть иным, чем есть, и который есть лучший, раз создан Богом, верным законам Личной природы (Лейбниц); в данности, что разумна (Гегель), плюс в эволюции, поспешающей от простых, неверных форм к формам более ценным (Дарвин), - в этом разумном, рациональном, крайне естественном устроении, мыслит разум, - женщина мучится. Вот фон регул: слабость, высокая утомляемость и рассеянность, то бессонница, то сонливость, шумобоязнь, мигрени, обморок, заторможенность, онемение рук, плаксивость, нервные сбои, вспышки аффектов, спазмы, отёки, скованность в мышцах, сыпь, аллергические реакции, аритмия, сердцебиение, тошнота плюс рвота, метеоризмы, кровотечения, психогенная астма. Как эволюция к этим немочам привела, вопрос? Как действительность вышла столь неразумной, чтоб фигурировал ежемесячный сбой в органике? Как законы (правящие и Богом) так оскандалились? 'Эволюция', 'абсолютный дух' Гегеля, кой творит себя, но и 'вечные принципы', что владычат над Богом волею Лейбница, - как могли допустить, чтоб бионт мытарился?
  Разум зиждит действительность, какова разумна, но не счастли́ва, следует вывод. Любящий точность, ясность, отчётливость, форму, логику - разум вытворил тягостный неестественный строй, где истина, а вернее естественность, истребляется в женщине. Двадцать дней она трудится, ладно мнению, что наш разум, гордый творец всего, создаёт великое. Вдруг - синдром в кровях, будто плоть избывает то, что с ней сделано властным разумом; кровь, волна за волной, разумную-де реальность сносит. Кровь как естественность аннулирует 'эволюцию' доки Дарвина, 'бога' Лейбница, подчинённого принципам 'идеальной', дескать, природы, и 'абсолютный', дескать, 'дух' Гегеля... воплощённые в фаллосе. Кровь смывает следы его, точно дьявольский сон. Эдемская Протоистина в теле женщины бьётся с натиском сил познания зла-добра, что действуют с дней Адама, портя природу. Ибо Адам был 'добр' in fact, Ева 'зла' была как объектность внешнего мира и подлежала якобы в правке. Он Еву правил, разум Адама; он Еву делал лучше, 'добрее'. Он правил рай, что в женщине... ПМС, как явствует, райский стражник в ней. Рай умрёт, если ход эволюции медицинскими средствами с ПМСом справится. Клининг кончится; вульва станет безропотно принимать в себя, чтó предложит М.
  Ergo, в женщине борется с неестественным (понимай: с культурным, цивилизованным и моральным складом вещей) органика. Что воюет во мне, не знаю, но предпочту жить с вечным синдромом грусти по раю. Если я вылечусь, рухну в яму всегда себе равной данности, где нет грёз, где всё связано без 'зазоров', как думал Лейбниц, и где эксцессам, чудам и мифам не остаётся мест. Они странствуют неприкаянно и встречают кров у подобных мне, длящих странную, беспричинную боль по раю.
  
  589
  Может, культура ― властное мнение и общественный предрассудок?
  
  590
  Многих вещей пусть нет, мы чувствуем их воздействие. Скажем, нет того, что показано 'Властелином колец', 'Г. Поттером' и 'Голодными играми': нет волшебников, странных гномов, супергероев, - и тем не менее зритель сходит с ума от них, например, как Лив Тайлер в роли эльфийки плачет по рыцарю и своей неземной красой шевелит экраны. Уахх! А идущие в бой клёны, вязы, секвойи? Выдумка, небыль, но, видя небыль, зритель безумеет от древесных маршей... Фыркнут: киношная чушь для малых, взрослые мыслят и на обман не падки... Думаю, падки. 'Крепкий орешек' или Дж. Стейтем в жёстком блокбастере ― чушь, эффектная дрянь, пардон, ведь нельзя человеку всех побеждать, как маленьких, но мужчин и подростков не оторвёшь от войны героя с кодлой подонков, вслед за чем окровавленный вдрызг кумирище, игнорируя славу и топ-моделей, хмуро пьёт виски... Сильный пол, Бог с ним! Далее женщины, что, на вид, приземлённее ― но они склонны к глупости и развесистой клюкве больше мужчин. Вот женская сериальщина: героиня чиста, талантлива, хоть и 'просто Мария', вдруг полюбила девственным сердцем; злой же дон Пердо ей изменяет; некая стерва Элеонора (Вика, Тамара) 'просто Марией' чуть не полы метёт и грешит с дон Пердо... В общем, подлянка. Вдруг, точно с неба, - золушке деньги, сто миллиардов; стерва теряет власть и становится нищей, жалкой, беззубой, хилой старухой, но героиня, всё забывая, дарит ей виллу плюс кучу денег; мерзкий дон Пердо, вмиг осознавши всю свою подлость, кается; героиня день-два ершится, месяц ершится, год бы ершилась! - да только плод под её сердечком, верным и честным, молит простить дон Пердо, кто, выясняем, в целом достойный, но совращён был мерзостной стервой... И, пусть реально так не бывает, женщины смотрят пошлые бредни в слёзных терзаниях... Всё - отсутствующие вещи!
  Да. Но эти вещи в фильмах на фоне броских реалий: золушка чистит кольца Гризóгоно и скоблит паркет под экраном Sony; либо покажут некакий город, где она мается, а в том городе Маня ходит-гуляет в поисках сложностей, как у бедненькой золушки. Вот и чудится ложь реальностью: чтó отсутствует, лепят в том, чтó явствует.
  Но есть вещи, коих нет начисто, - а пленят людей. Нет, к примеру, 'добра', совсем нет, есть только смысл о нём. Дал кто нищенке хлеба - вот и 'добро' вам. Нет 'добра' в чистом виде; есть умозрение, что наплёл Сократ, призывавший искать 'добра' ― высшей ценности. Мир с Сократа начал любить 'добро' вне его связей с данностью. Отвлечённое, кредо ожило, оплотнилось, приобрело вид сущего. Вслед иные идеи стали реальней подлинной жизни. Вместо чтоб, скажем, жить, претворяют 'добро', 'законность', 'совесть', 'гуманность', 'долг', 'альтруизм'. Взболтнёт кто, что, дескать, родина не вполне 'добра' с точки зрения прав народа, ― критика в зону. Или кто ляпнет против 'морали' - гнать того. В моде клятвы: люд, чтоб увериться, что все служат идеям, общим понятиям, заставляет им клясться. Мы клялись партии, государству, церкви. В армии до сих пор юнцы присягают тому, что смутно им в силу возраста. Хомо сапиенс обретает статус, лишь поклонившись общим понятиям, кои заняли трон мыслительный и вот-вот оккупируют трон реальный. Как-то проснёмся, а вместо Бога - Этика и Спортивная Честь царят. Знал людей, что не плакали после гибели близких, ― плакали, что 'Спартак' проиграл 'Динамо'. Взрыв страстей наблюдался в годы дебатов о христологии (кто Христос, человек или Бог есмь?). 'Единосущность' либо 'различие двух природ и сущностей' оскорбляли целые страны; численность 'ликов' в догме о Троице приводила к войнам.
  Небыль ценили много активней, нежели данность. Вот, для примера, слыша о детских домах и нищих, всемство стенает по 'милосердию', 'гуманизму', 'чуткости', но едва помогает словом и делом, бурю эмоций, мыслей и подвигов адресуя фикциям, отвлечённым принципам. Сидя в кресле, можно комфортно, не напрягаясь, быть альтруистом, плакать по жертвам войн и трагедий ― и соглашаться с вводом сограждан в воинской форме в зоны конфликтов.
  Странная власть у них, у вещей, коих нет!
  Твердя про рай, что отсутствует, поступаю как все. Рай истинно есть не менее всяких золушек, эльфов фэнтези, суперменов блокбастеров. А сюжет, что меня до сих пор пронзает, это когда Адам, съев плод знания зла/добра, пал в бездну, полную вымыслов, умозрений, универсалий и представлений ― несуществующей химеричности.
  
  591
  Сгинуть пропадом. В дни развала сов. общности, ломки модуса мыслей граждан великой прежде державы, срыва культуры в бездну похабства, я возгласил всерьёз, что тот факт, что страна у дна, доказывает её святость, иноприродность как чистогану, так его ценностям; что ей лучше исчезнуть полностью в подтверждение святости, ведь 'сей мир' чужероден ей; не жалеть Россию, - надо гордиться русским коллапсом. Если нас гонят с лика Земли, то сказано, что 'блажен', кто изгнан за справедливость, ибо его 'есть Царство Небесное' (Мат. 5, 10), что 'блажен' бранимый ради Христа; возрадуйтесь, нам воздастся в небе. Были протесты: 'Родину хаешь!' Так, не иначе.
  Ладят под благостных христолюбцев, сим не являясь и огрызаясь, стоит причислить высшие свойства, в кои рядятся, к праотцу их ― к эдему. Что сказал Августин, мэтр церкви, с кем православный спорить не может, не оскорбляя дóгматы веры? 'Видел ворчащих, ― пишет блаженный, ― что, если все решат кончить случки, как уцелеет род человека? О, кабы всем того с чистым сердцем, с чистою совестью и с неложной верой: мигом пришло бы Царствие Божие, ведь быстрей бы кончился мир сей'.
  Вот мысль Христа; почтив её, Августин что, стал идиотом, как, скажем, злящийся на такой исход моралист, церковник или брадатый обрядоверец?
  Да, я пророчил гибель России, - ведь, кроме вещного, есть удел возвышенный, ― и подвергся обструкции 'православных'. Как же, представьте, было непросто бл. Августину, звавшему на тот свет не только Рим, но все нации! Мне, однако, не лучше. Род людской можно хаять вольно; всё человечество можно слать в монтану, а вот пошли туда личность явную либо скоп таких, - ты пропал, считай, в суд потащат либо забьют. Угробили же торгаш Анит и рифмач Мелит Честь Афин и Мира, то есть Сократа.
  
  592
  Вновь к Августину. Факт, большинство людей отнесут его к психам. Как же: звать в смерть? расхваливать ценность смерти?
  О, христиане! В храмовой пышности слушают речь священников, славословящих нравственность, но живому Христу не верят и Августин для них сумасшедший.
  Разум излишен, если избрать Христа, Кой резок, бескомпромиссен и призывает в небо. Но человек, постиг Достоевский, хочет другого: не потрясений, детищ свободы, а гарантированных дней жизни как она есть, пусть жалкой, отяготительной. Жизнь всем мила. Но Платон подарил нам царство идей, что значило, что мир плох и что надо спасаться всяческим способом, сочинить, скажем, лучший мир ― и искать его, мир добра, красоты и истин. Дерзко судили падший мир киники: прикрывались лохмотьями и справляли нужду повсюду, так отторгая ценности всемства. Что же взамен? Идеи, коих нельзя коснуться либо использовать, но имевшие бытие столь сущее, что оно заменяло вещную данность. Ведь идеальное в высшей степени есть реальное в высшей степени. В этом соль Христа. Он сулит бессмертие за отвод земного: 'не собирайте плотских сокровищ' (Мат. 6, 19). Он принёс нам 'не мир, но меч', явив, что земные порядки мало что стоят; Он обещал нам пламя пожаров, дабы спалить их, эти порядки. Он разлучал нас даже с родными, этим принизив этику мира; влёк нас от плотского к надприродному. Он отверг половой порядок, звал к абстиненции (Мат. 19, 12). Он внушал, как Платон, диковины, но давал нам гарантию в их реальности, в том, что мы их получим Божьим обетом.
  Всяк христианин должен признать: абстрактное, отвлечённое, к чему звал Христос, есть реальное в высшей степени, ибо истинно. Проницательный Шеллинг, мудрый философ, но и художник, высказал: 'Первый шаг к философии и условие, без какого никто не войдёт в неё, - понимание, что вполне идеальное есть реальное в том числе'.
  Августина счесть сумасшедшим либо фанатиком - всё равно что подобным счесть и Спасителя. Претворённый наказ Христа об отмене случек остановил бы мир; мир бы кончился. Смысл греха первородного (утверждение воли) и искупления (отрицание воли) - высшая истина, утверждал Шопенгауэр, и она составляет суть христианства, а остальное лишь оболочка, частности. Понимать Христа дóлжно символом отрицания воли к жизни как она есть у нас в виде 'образа жизни'. Вышло, что Августин был прав, клича в царство небесное, но и я был прав, предлагая отправиться с исторической сцены - на идеальную, воспарить к абстракциям как к реальности.
  Важно видеть незримое и внимать невнятному.
  
  593
  Сказ про ноги. В общем и целом я завершаю речь о ногах, сказав: все ценности с идеалами и стандартами в этом мире от разума, а иначе мужского мира насилий, жизни препятствуют. Был Союз, где мужская культура преобладала, так как советский строй был reductio ad absurdum разума, когда принципы, предпочтя их данности, 'претворяли' всячески в жизнь. Смешно: 'претворение в жизнь'... И вправду, нечто внедряют в жизнь, что сама по себе наличествует.
  Геологам предстояло выходить и размерить некую зону под руководством мозга мужчин и женщин, крайне культурных, вписанных в разум словом и делом (ибо Госплан, часть общей закономерности, созидающей разум, требовал звеньев, чтоб укрепить цепь собственных связей). Разум сиял для них путеводной нитью; группа трудилась денно и нощно, в том числе женщины, у каких в штанах были ноги ― с тем, чтó меж ними, и ноги прятали, чтó меж ними там находилось.
  Встретили чукчей с девушкой без обеих ног (срезал поезд). Юная, с диковатой красой, нативная, только в топе до пояса и зиявшая зрелищем, чтó скрывали, будь они, ноги, та чуть робела. После, напившись, возликовала, дерзко, бесстыдно. С ней отошёл один, а потом и второй геолог. Все отошли с ней... Труд запустили, стали спиваться, вплоть что остались с юной чукчанкой (вскоре погибли, но в наслаждениях).
  Сообщают о прихотях, к коим склонен был царь египетский, вот одна из них: он велел египтянкам юного возраста быть к нему, и гигантская очередь поползла вдоль Нила, радуясь, что 'Хеопс, Хнум-Хýфу, мощный бык и бог Апис, пробует подданных!' Веком позже Экклезиаст рек: 'Из-за вагин грех, мы из-за них погибнем'. Это мужской взгляд; женский ― инакий: нет, мы не гибнем, но начинаем жить. Как безногая сбросила в рамках маленькой местности иго разума ради царства блаженств ― так, доколе вагина преобладала в райских масштабах, был этап добытийности как безмерного счастья, жизнь была.
  Тех геологов смяла похоть, жадно вобравшая в размывающий хаос волю рассудка. В данной безногой юной дикарке явь голой вульвы разум прикончила.
  Да, ног не было, лестниц не было, предварения не было. Разум пал во мрак с первым зрелищем.
  Без эротики сразу вал порнографии.
  Неги не было - сразу взрыв, пожар.
  
  594
  В основе 'Ареопагитик' (V век) отрицание в Боге антропогенных свойств. По автору, Божьи качества запредельны миру. Бог есть негация всякой вещности. Мир бытиен, Бог небытиен, или Бог Нечто, бытность Чего-То вне смыслов мира. Бог непостижен.
  Но человек, к такому вот трансцендентному, вне смыслов Нечто приплюсовав мораль, сводит Бога из Тайны в этику, то бишь в общее место, в ментора, в покровителя человеческих норм, концептов и предрассудков.
  
  595
  Далее к паху. Общеизвестно, вид вагин под запретом. Вечно прикрыты: тканью, ладошкой, ракурсом, складкой, чаще ногами или мужчиной. То есть всегда - мужчиной, коль не героем произведения, то творцом его либо цензором. Модильяновок, обнаживших край вульв, хватило, чтоб Модильяни был ошельмован. Каверзней был Дали, ведь стиль его был дискретный и фрагментарный, в духе мужского. Он выражал цель умысла с предикатом М прямо (прямолинейней разве что библия, речь Мужского сынам Своим). У него есть сцена: дева из фаллосов. Открывая зад из двух фаллосов для иных двух фаллосов, эта дева взирает в даль, где колышется фаллос. Женщина ― из ребра, по библии? У Дали - из фаллосов. Но, однако же, вульва спрятана, несмотря на хайп. Открой её - нет эстетики (то есть мыслей о формах этого мира) и в общем дискурсов, что трактуют Ж, прежде всяко прикрывши Ж. Если дать вульву зримо - сгинет мышление, оживёт Горгона, кою, известно, видеть смертельно, взор её - вульва. Разум боится встреч с ней лик к лику; он схож с пугливым 'богом' У. Блейка, что мерит циркулем тьму вокруг, чтоб ступить в неё. Не экстаз: эротика - вот и всё, что М-разум был в силах вытерпеть. Даже после оргазма разум слабеет, требуя отдыха. А тут полная Женскость без предварения, без намеренных маскировочных ширм: что пряталось и скрывалось (платьем, ногами) вымахнуло анфас, пардон! Кабы вульвы не прятались, М не смог бы сознать себя.
  О, ничто не являет рознь пóлов весче и столь опасно эйдосу фаллоса, как природа вагин! Сумбур на гламуре шёлковой кожи ― это, по сути, выворот райского имморального в глянец этики и моральных гладкостей, созидаемых разумом; это ― тёмный пробой в миру, турбулентное месиво, где эстетике симметричных грозных тестикул при величавом правящем фаллосе предстоят невнятное меж гармонии пары ног как хаос, как след агрессии в Безъизъянность, в кою М-воля вторглась когда-то, чтоб впрыснуть семя собственных умыслов. Рана, крытая, как щитом, гимéном, вновь разрывается, чтоб, по Фрейду, фаллос печатал в ней свой портрет и множился.
  
  596
  Мир как воля. Инакое. Ж - вне смыслов. Если мужское есть 'я', мысль, логика, строй, культура, сила и воля, женское вовне этого либо это, но с отрицанием как 'не-я', как 'не-мысль', как 'не-логика', 'не-культура', вплоть что 'не-воля'. Ж, обусловленное культурой, Ж, подчинённое смыслам фаллоса: свету, форме, эрекции, - это Ж есть не более, чем мужчина, коему вмяли фаллос в вагину. Это мужчина, что на заре времён не имел воли (похоти), чтоб творить свой континуум. Чисто Женского нет: испакощено в раю ещё; есть поддельное Женское, псевдо-женщина, что, по сути, клиторидальный, если угодно, М в женском образе.
  Псевдо-женщина есть безвольный как бы мужчина с оттиском рабского, впечатлённым в теле. Длинные волосы, груди, талия, бёдра вширь - знак устроенного под фаллос. Пол ― в мощи умысла, пол в мышлении. Что пассивно, уступчиво ― в перспективе есть женщина (псевдо-женщина, ибо чистых Ж мало после дней Евы), а что активно, с самостной волей - станет мужчиной. Плоть сексуальна в смысле воления и покорности воле (всё сексуально в этом аспекте). Будь однополые долговременно тэт-а-тэт - один из них станет женщиной, тот, в ком минимум воли (тюрьмы примером). Камни смыкайся - век спустя на одном жди вмятину от сексизма более твёрдого. Некий муж постиг, изучив воление, каковое в итоге сексуализм, что тихими и недвижными камни сделались, устыдившись Бога, то есть лишившись собственной воли. Мы возникаем волею Бога? Нет, вопреки ей.
  Умысел с предикатом М взрос на Женском, том чистом Женском, коим был рай. Ж - зеркало для мужского. Не отражаясь, нечто не может быть. М не мог бы понять себя, не имей рефлексии. Чтоб понять себя, М-воление разработало тень себя и подвергло её познанию ладно собственным принципам; эта тень оформлялась в женщину, пребывая на деле в свойствах мужского.
  Речь об интенциях мысли тех, кто эрами гробил рай. В итоге мир сочинён под фаллос. Фаллоцентризм есть строй его - мира хамства, силы, апломба. Это поддельный мир вовне Жизни, мир измышлений. Это искусственный мир идей; мир патрицы, а не матрицы рая; мир человека, кой есть мужчина плюс эпигон его в виде клиторной женщины; мир, что принят естественным и единственным. Мир как будто бы счастья, благ и любви на вид, а по сути - это мир гнёта, мук и запретов. Мир одного лишь пола. Мир, в целом, фаллоса. Впрочем, есть, от чего он мéнеет и что вне его воли; есть, без чего монстрозный мыльный фаллический репрессивный пузырь вдруг лопнет. Это ― ИНАКОЕ, чем на глади оформивших себя умыслов предстаёт хлябь вульвы, где фаллос ищет средства для роста, ибо без вульвы он отвлечённость. Ж есть фаллический глум над раем, ведь первозданна в ней только вульва, свёрнутый, сохранившийся рай как чистая, не от смыслов, Ева, над каковой, как рюш, шарж женщины, что М циркулем подогнал под свой 'правильный' и разумный план и во что изливает сперму амбиций. В вульве таится Вечная Женственность, что срывает с плеч Жизни цепи понятий, форм и трактовок. Фаллос рождает разве что смыслы. Вульва рождает сущности Жизни, животворит, как Бог; её дети обходят смыслы.
  
  597
  Действует во всю мощь коллайдер, ищущий пресловутый 'бозон', иначе 'квант поля Хиггса', суть гравитации (значит, массы). Часто наука в поисках истины заблуждается; мнит, что учит всезнанию, а по правде портит; мнит, что спасает жизнь, а реально губит; мнит, что величит род человека, но в результате лишь унижает. Если найдут бозон, пострадает закон сохранений массы, вплоть что отменится. И вот это отрадный факт. Упразднённый один закон подорвёт другие, ― вместе, заметим, с форсом науки, ― и на руинах детищ науки снова восстанет освобождённый, чищенный от научных, самых почтенных врак и амбиций, хаос.
  Зиждит ― дух праведных. Вера двигает горы, знал Христос; а буддизм прочность мира ставит в зависимость от мыслительных и душевных качеств. Мысли, Кант думал, определяют нормы морали, но и диктуют нормы природе. Мир перспективен или теряет путь, исходя из ложности либо правды мыслей. В общем, чтó вынем из головы своей, в том и будем жить: в восстановленном рае или же в техногенном аде.
  
  598
  Скорбь по былому. С дней, как, вслед Канту, только и делают, что 'диктуют' нормы природе, - строя, выходит, антиприродное либо нечто, либо ничто, - рай Бога, кой разнесён в куски ради благ-де рода людского, падает в тартар с пением о своих диковинах. Тщусь записывать это пение на листах бумаги, в битах компьютера, в сердце, в памяти. А они, низвергаясь, плещут крылами с искрами рая и озаряют жизнь светом брошенной, исчезающей истины...
  
  599
  Не вняли. Нам нужно вымереть, ведь не зря мы гибнем. Нужно избыть идеи и догмы, кои столь цепки, что Моисей сто лет бродил по пустыне, дабы очиститься от корысти, приобретённой в царстве Египта. Но очищает только лишь смерть... Не зря, не зря умираем. Через Исайю в скорбной печали Бог изрёк, что, коль зло кличут добрым, тьму кличут светом, верный Исайя должен пойти сказать соплеменникам, что, мол, слухом услышите, не поймёте, оком посмотрите, не увидите, огрубели сердца, слух глохнет, зрение слепнет; Бог обезлюдит области мира и уничтожит грады и веси, дабы восприняли (Ис. 6, 9-11). Бог обрёк всех на казнь, на смерть, геноцид, по сути. Но иудеи, уничтожавшиеся в Дахау либо Освенциме, не поняв план Бога, всех обвиняют, ищут нацистов по сию пору, - значит, воюют с собственным Богом? Ницше, коим пугали чернь и пугают ныне, этот Платон навыворот и наставник всех 'ретроградных антигуманных деланий', ведал путь вызволения. Как? Очистить мозг от идей и смыслов, пусть самых лучших, даже платоновских (иудейских тоже, и христианских, но и буддийских), жить же инстинктами, что вернут людей из упадка в райский континуум. Сто веков назад находившийся у истоков нашей культуры мудрый Платон решил: мир дурен, мир лишь идёт к своим 'идеалам'. Ницше, свидетель поздней культуры, той, что, по Фрейду, счастья не терпит, выяснил: 'идеалы' суть фикции от познания зла/добра, гиль, призрак, морок, фантазии; он растаптывал гуманизм, культуру и милосердие грехопадного разума; звал от исходного, от начала начал, от рая, пусть бескультурного, но неложного. 'Зло' речей Августина, влёкшего к смерти, как и 'зло' Ницше, клявшего смыслы рода людского, было, наверное, то 'добро', о превратной трактовке коего 'злом' Бог некогда говорил Исайе.
  
  600
  Истинно, человек пропал, пути его - не в ту сторону. Слушал трёх молодых, крещёных, вроде как христиан. Болтали, кто этой ночью делал массажи, ездил на лыжах и сноуборде, шлялся по клубам... Клубы, да! Самый пафосный - 'Сохо-румз', шик-блеск, олигархи и топ-модели, самых прикольных звать 'кугуарши'; 'полный гламур, блин', и 'рынок мяса'. Есть также клубы, где можно 'это'.
  Слушал я, слушал и вдруг почувствовал, что такие потребы пошлы в той степени, что почти - прекрасны. Сброд не начнёт читать Пастернака и слушать Баха, кроме как случаем, и поэтому пусть бы лучше слонялся по ресторанам, клубам, тусовкам, холя инстинкты и развивая их, чем вбирал бы смыслы, как при Советах или при нынешнем шкурном строе. Ницше и моцартам в их живом наличии не дадут активничать; даже мёртвые, как ни странно, эти титаны власти опасны, ибо склоняют к поискам истины. А творцы 'идеалов', 'правды', 'гуманности', коим нужно только чтó есть вокруг и какие, прибрав власть, всех поучают, - царствуют. Бог для них - службы в храме редко по праздникам, а свобода, кою внушал Христос, им нелепица и угроза подлой их власти. Пусть лучше общество, что срёт в горнее, ерундит.
  
  601
  Восторг, тихий рабский восторг, страна!
  Ходят очень большие лидеры и жмут руки преданным массам. Кто не пожат - тот мыслит в тихом восторге: 'Правильно. Вождь о нации думает, а я кто такой? Недосуг вождю'.
  Этак мыслит, кто не пожат, не чуя: лидеру не единственно до него нет дела и 'недосуг', но, сходно, до единиц других таких, и до тысяч, и миллионов...
  Ан, в них и нация, в миллионах-то, до какой, значит, лидеру 'недосуг' всегда, ведь главнейшая его цель - господство, вот чем он занятый. А кому не пожмут, тот мыслит в тихом восторге: лидер обминул, это понятно; он ведь о нации 'думу думает'...
  Нет, не думает. Раз народ в тихом рабском вечном восторге, что о нём думать?
  
  602
  Психоанализ, или фридмон.
  - Открыть вам себя? С корнями? Знаете, не пустейший я человек, док. О, не смотрите, что я по должности никаковский; должность впрямь плюнуть и растереть, пардон. Гады так ведь и делают: презирают, болт кладут, сверху вниз глядят. Но на деле я, док, великий, из самых истинных...
  Вижу внутренний смех ваш. Смейтесь! Как вам откроюсь - сразу изменитесь и зальстите, так что мне будет, может быть, стыдно, ибо я скромный и ненавижу культ и угодливость. Институт закончил, кстати сказать вам, мыслить умею! Нас этих много, мыслящих, скромных, но нас не ценят, мы как сморчки для всех. А они кто, те, что судят?! Станьте, к примеру, хоть на Тверской, где людно; массы прохожих! - и всё бессмысленный сброд, дерьмо! хлопочут, жрут, пьют, паскудят, власть любят, деньги; и убери его, весь народ, все массы, хоть расстреляй всех - смею уверить, хуже не будет, их и не вспомнят, точно не жили. Я вот и сам на ней, на Тверской, стою иногда подолгу. Что в результате? Фиг кто заметит, только и гаркнут: что, дурень, стал столбом? Я, живой, никому не нужен, если невластный и небогатый; столб на путях их в дали прогресса... кои - пути их - к чёрту нужны кому!! Я стоящий столб, а они - ходящие. Этак я мог и им сказать: эй, что ходите, вы, столбы? вид застите!
  Вы ведь тоже, док, столб, простите. Только сидящий столб. На Тверской бы вы не смотрелись; и не смеялись бы, а смутились от самолюбия, что никто вас не любит там, на Тверской, понятно? Значит, вообще не любят. Вы мне до лампочки. Это я вас лечу, не вы меня. Это я вам нужен! Я, чёрт, плачý вам, так что вы слушайте, а не смейтесь! Думал я, отчего Тверская мне не нужна - со всеми, кто по ней ходит. Что там Тверская? Все не нужны, все люди! Надобны, может, только две тысячи. Остальные зряшны: кроют злых самок и размножают гнусное семя. Вдумайтесь: вы семье нужны? Чёрта с два нужны! Самки вам изменяют; дети терзают, а чтоб любить вас - хрена вам! Да, не любит вас ни семья, ни власти! Мы им когда нужны? На войне нужны. Тянем лямку и шебаршим в нужде, нас самих от себя тошнит; ведь, подумать, мир грандиозен, столько в нём прелестей, интересов, счастья - всё не про нас, однако, всё для других, реальных, тех, кто у власти. Нам только грязь да труд да хвори. А как война вдруг - власти взывают: где вы, герои? Прежде плевали в нас - а теперь, гляди, кто спасёт их ренты? Мы! Мы уходим бодрым парадом прямо на фронт и гибнем. Лишь на войне нужны.
  Как так? ДА ПОТОМУ ЧТО!!!
  Мы заурядны, ценим одно: власть, деньги, пошлых паяцев. Любим фасонить, вот на Тверскую ходим являть себя. А зачем, если все похожи? То носят джинсы, то носят галстук, то все стригутся, то все патлаты. То мини-юбки, то юбки-макси. А кроме этого любим принципы, идеалы, громкие фразы. СМИ ими срёт на нас день и ночь фекалами, и нам нравится. Ляпнут: 'Родина-мать!' - мы в стойку. Родина знать не знает, кто в её землях, - кстати, пустых почти, акцентирую, так что разных китайцев в ней селят запросто, а ты сотку не выбьешь в сраном болоте, будто ты в Бельгии, где и пяди счёт... Очень любим мораль ещё. Знаем 'зло' и 'добро', как боги...
  Что? Свойства рода? Род людской, дескать, любит одно? Не надо!!! Я в вас заметил, док, страсть учить меня, вроде я недоумок, вы же наставник. Я вас скорей наставлю, уж извините... Род мне не надо. С родом, скажу вам, разобрались давно, ещё в древности. Авраам ещё разбирался, скрывшись в пустыне, чая не общего, но отдельного; он хотел кончить сына ради отдельного, то есть чуть ли не кончить собственный род как общее. После очень большой слюной плюнул в общность Христос. Род бросьте, Он толковал нам, сын брось отца, дочь - маму; в общем, земное всё отклоните ради небесного, 'моль и ржу' отриньте; детям скажите: 'Прочь, прочь, иуды! Ибо не чада мне! Только Бога люблю, как велено!' Был суров Христос. Чтить такое звал, что ужасно; типа, не землю чтить да родителей, да мораль да нормы, а только Бога...
  Или для вас Христос - персонаж из легенд еврейских? Вон, вы брадатый, ходите в церковь и, видно, связь вашу с Богом мните интимным личным гешефтом, чтоб втихаря грешить? Вера что, дело 'личное'?! Родовое где?! Водку жрать - родовое, чтить Бога - частное?! Ну, хитрец!!
  Нет, Христос давил родовое вместе с моралью вашего общего. Он сказал, что 'последние' - первые, что 'незначащие' - зазначат и что богатства грех копить. Так в Христе. А у вас обратное: иерархия и корысть; кто властен и кто при дéньгах, тот самый лучший. И получается, что мораль фальшива. Что, возразите, док, мне от опыта вашей жизни? Я вас Христом побью! Он и сделал, чтоб родовой сброд канул вместе с вождями и их рабами, чтоб мелкота, как я, коей пруд пруди, стала слыть в престижных. Как у вас? Нужно, дескать, героем быть, дабы помнили? горы нужно сворачивать? Ан, они, ваши горы, рушатся и все сгинули, все в руинах, как вавилоны, сузы, лояны. Где Македонский? Пыль одна! А ничтожные будут вписаны в книгу жизни, док, поимённо, вот что Христос сказал.
  Всё про Бога я? Метафизика? Вам науку? Как разъяснял Паскаль: 'Шар земной не вращайся, труд мой не стоил бы'. И Сократа кляли: 'Что ты занудный? треплешь и треплешь нам про идеи!' Он им: 'Увы, друзья! философия про одно и про то же не прекращая'... Дам вам науку, если хотите. Я вас покрою столькой наукой, что вы подавитесь: руки сложите и сдадитесь! А не сдадитесь - вам же и стыд причтут, что вы свой умишко цените выше кедр ливанских. Как же, с вас станется! Ведь у вас родовые, общие, так сказать, в человеке ценности. А у нас только пара имён, - таких имён, что ваш скоп миллиардов сгинул бесследно, хоть похохатывал хитро в бороду, а сии имена остались! Слушайте тайну. После, естественно, вы должны мне честь отдать либо пасть мне в ноги... Впрочем, не надо: я благороден; льстивость, холопство не принимаю. Хватит, что кончите хохотать. Согласны, док?
  При царе Горохе люди узнали: точка вмещает весь универсум. Анаксагор, философ, был вроде вас брадат, но, отлично от вас, был глубже, истинно мыслил. Он сказал: есть частицы, в каждой весь мир, безмерность и бесконечность... Поняли? нет? Смешно вам? Он троглодит, да? древний начётчик, так вы решили? Ересь нёс, что земля недвижна, части носились врозь, но срослись?.. Не знаем, как оно было, мало что знаем, если по-честному. Бог не зря сказал, что добро здесь зло, свет - темень...
  Ладно, док, ладно. Вот вам иное, не троглодитское, лет на тысячу ближе. Скажем, Кузанский - слышали? Не кивайте с умным лицом, не слышали. Про Багамы вы слышали и про Пенкина. Про Кузанского - фиг, не слышали, док, чванливая вы башка, простите; вы всё равно вот-вот мне поклóнитесь... Не 'Пизанского', говорю, - 'Кузанского'! Математик был, 'всё во всём', считал, плюс что качеством всё тождественно. То есть нас взять: вас, человека в статусе доктора, и меня, ничто, - одинаковы. И ещё он знал, что центр мира везде всегда, а творец и творение суть одно... Что, поняли? Вы ещё не в ногах моих? Туп вы, док, и упрям. Уверены, что Кузанский мшист, халтурен? Вам нечто ближе, лучше со степенью? Нате Лейбница. Не отвертитесь: он недавно жил, двести лет назад, а ещё - научен: Бога раз осадил в хлам, Бог до сих пор нем: Бог, сказал, подчиняется вечным истинам, что вошли в Него против Божьих целей. Он настоящий док, тот Лейбниц. Он респектабелен, отыскал монады, в них, дескать, всё. Не верите? Вам и Лейбница мало? Что ж, получите: я припираю вас современным, против которого вы не смеете, ведь оно здесь в Москве в верхах. Преучёнейший Марков (он академик) высмотрел частность под термоядером, что, зовясь 'фридмон', мини-крошечна, вот как я почти, но содержит - мир!
  Добить вас? Этот фридмон - во мне. Живу - а во мне фридмон гудит. Будь вы хоть Бонапарт - и что у вас? часть земли? Европа? Пóшло, смешно, ха-ха! А во мне целый мир, вселенная!.. Нет, вы поняли, док, кто с вами? С вами Сам Бог почти... Где картуз, мне идти пора... Сходно в вас фридмон? Дудки! Ибо Христос сказал, что пришёл к ничтожным, самым мизéрным, бедным, последним, вы же богатый и не последний. Вы славный в массах, славный в морали - я славен в Боге. Да, док, в ничтожных всё. Потому-то - во мне фридмон. Третий день он пухнет, скоро увидят этот фридмон во мне, и как быть, не знаю, столько забот пойдёт... Не вставайте, что уж тут кланяться... Я ничто, я nihil - а во мне мир, ха!!!
  
  603
  Склонность к моральности. В русской опере (и культуре) мало интимного, относящегося к любви и страсти. Страсть для нас - то греховное, что нуждается в санкции, в правке разумом. Не сказать, что не русские оперы исключают сходное, но всегда в этих операх верховодит любовь; у нас она маргинальна в силу тенденции превосходства общего, типа онтологического. Болконский (в 'Войне и мире') встретил Наташу - и разошёлся с ней, ибо думал о смысле жизни больше чем надо. Пьер? Он влюбился мельком, в поисках высших неких материй. У Достоевского ни счастливый брак, ни взаимная страсть не явлены; браком, автор уверен, не разрешить проблем, а любовь лишь мешает действию мысли. Славный кн. Мышкин занят не женщиной, поразившей его, как молния, - но и та занята своей нудной непрекращающейся истерикой, не любовью. Нет безотчётных, страждущих по самим себе чувств влюблённости. Нет любви подавляющей, дабы двое влюблённых только и делали, что дарили друг другу страстные арии и томились всю оперу друг по другу.
  А вот 'Богема' любвеобильна; это прекрасная песнь любви, недолгой, но состоявшейся. И в 'Аиде' любовь до гроба! Мы так не любим. Русский мнит, что проблемы вселенского бытия суть главное, а любовь только блуд, потеха. Запад, мол, ветрен, мыслит фривольно; любят? а толку? нет его, толка, чувство вторично. Прежде, мол, темы: Бог, Человек, Мир, Истина, - и вопросы моральные, сóвестные, культурные. Так что в 'Б. Годунове' страсть только в сцене подле фонтана - вставленной, кстати, волей советчиков, дабы оперу не свести к пре русских между собой, с поляками и к разборкам власти. Мнишек не любит, Мнишек корыстна; ну, а Лжедмитрий, - если принять, что любит, а не подыгрывает полякам, - хвастает царством, платой за ласку властной Марины; он ищет трона больше, чем чувства. Нет, не 'Манон Леско', где любовь продажна, но, тем не менее, де Грие с Манон влюблены друг в друга; опера есть трагический гимн любви per se, а не шабаш смыслов, так, дабы прежде были отечество, царство, социум и подобное, то бишь, комплекс идей, страсть - после. Вот как у русских. Пушкин... Ах, Пушкин. Тьму написал в честь страсти, но... сник в 'Онегине', что, казалось бы, про любовь. Чайковский, переложив сюжет, акцентировал страсть. Однако же, не любовь там суть, а разум, правила света. Там любовь - частью в арии Ленского да в письме Татьяны, частью в вокале старого Гремина, вкомпонованных в циклы кредо и философий главных героев. В 'Пиковой даме' Германн не любит, но через Лизу хочет добиться денег и выгод. В западной опере двое прежде уверят нас в пылком чувстве, а уж потом всё прочее, что мешает любви... 'Алеко'? ― светское эго, последь культуры; всё от морали и предрассудков, не от любви опять же; песня цыгана - это подвёрстка, интерполяция, вроде исповеди Татьяны, вспомним 'Онегина'. Нет владычества эроса и динамики страсти. В 'Царской невесте' та же любовность тенью крадётся в дебрях пороков. Есть и 'Князь Игорь': что за любовь там? Плач Ярославны? песня Кончáковны? - так, фронтиспис к главам сюжета битвы с врагами. Эроса нет. Имеются лишь нырки в любовь, благо эту любовь - пока - в русской опере не свели ещё к оправлениям. Принцип чёток: есть любовь как явление, но идеи - выше; страсть - вещь такая, коей бы спрятаться и таиться, вещь помрачённая, что враждебна совести, долгу, принципам и корням соборности... А, 'Руслан и Людмила'? Что сказать о лишённой эроса музыке, представляющей комиксы? В русской опере - казус рьяно упрятываемой любви с обилием о ней дискурсов; вместо страсти транскрипция. Не любовь - рефлексия и анализ, сброс эротизма в фильтры моральных и социальных установлений.
  Тренд русской оперы - от морали. В русскости по сей день гон личности и презрение к жизни, грубая травля импульсов сердца и поношение образцов, что, мол, срамят лицо государственных ценностей, то есть польз властной своры. Русская опера выдаёт идеи, а между ними - робкая и стесняемая любовь, стоящее у истоков 'общество пары' (прото-соборность, этнос эдема). Ложные связи 'общества пары' - вот первородный, знаем мы, грех, и в том обвинили женщину вслед патристике, мнившей, что де мы 'пали' из-за безудержной тяги к Еве; 'зло' из-за женщин, надо их прятать. Общество русских патриархатно, строится на мужских клише исключительно, в чём причина бед. Отвергая эмоции, интуиции и порывы пол-человечества, мы бедним себя и утрачиваем не меньше, чем 'благонравная' наша опера.
  
  604
  Вигилянщина. 'Церковь - общество грешников. А кто свой в театрах, в консерваториях, в магазинах, песни поёт - святые'. Так сказал Вигилянский (архимандрит? епископ?). Яркий бонмо, блистательный парадокс, эффектная афористика, мнил оратор, произнося сие, и экран отразил вид, полный достоинств и интеллекта. Предполагалось: псевдо-святые, с лёту поняв сарказм, устыдятся, мысля, что кроткий, весь в чёрной рясе ангельский клирик, служащий Богу, он-то и есть святой, мы же - мерзкие недостойные грешники. Только плебс беспечен, чужд мудроватостей, выкомур, аллюзий; он примет так, как сказано, что и впрямь церковь грешная и вступать в неё зря. Забавно: был Вигилянский смелым настолько, чтобы позорить церковь и Бога? Вряд ли был смелым. Знать, остаются гордость, тщеславность с высокомерием, что царили в слуге Христовом.
  Вера? Что вера? Вера - бич церкви. Quod volunt credunt.
  
  605
  О вырождении. Вид пленённого Прометея - знак попранной нашей расы, кою давили и задавили прессом культуры норм и законов. Крах шёл стремительно, и величие человека меркло. Вспомним Ахилла как воплощение необорной доблести. В битвы, пишет Гомер, вступал Ахилл по своей лишь воле и не терпел рестрикций, пусть дисциплина высший долг воина. Лгал Гомер? Нет, воспел дни свободного проявления человеческих свойств. Вопрос, почему про Ахилла фильмов немного, а вот про Цезаря, Македонского, Чингиз-хана фильмы снимают. Эго Ахилла - вне мер разумного, допустимого этикой, и отчего мнится жутким. Принято убивать морально, то есть по шкурным (патриотическим и иным) мотивам и ради 'общих'-де 'вечных ценностей' (как трактуют рейд греков при Македонском и войны прочих дней, что залили культурой малокультурный якобы мир); положено убивать разумно, в целях культуры-де. Но Ахилл убивает анти-культурно; смысл его жизни - бойни, убийства, плюс он активно и аморально любит Патрокла. Можно винить его, но Ахилл сверх правил, критик и мнений; он словно Бог, что действует без причин и следствия. А такого нельзя хвалить.
  Да, величие меркло, мы вырождались. После Ахилла Ал. Македонский тоже стремится в битвы и сечи, только неистовств в нём поубавилось; их сменили план, замысел и продуманность, что препятствуют всплескам донных инстинктов, импульсов жизни. Царь македонцев больше зависим от обстоятельств и от солдат; известно о недовольстве жаждущим захватить мир юношей. Александр сродни Ахиллу, но нормы века перекрывали путь даже воле монарших лиц; он не смог достичь целей, сдержанный гнётом новой морали. Два века позже Гай Юлий Цезарь гибелью от рук подданных подтвердил зависимость действий гения, так что связанный по рукам и ногам законами, он крепил власть ковами, часто подлостью, но не явным пылом, как Македонский либо Ахилл, заискивал перед плебсом и, лишь добившись магистратуры, действовал. Обусловленное величие превзошло природное. Через ряд веков доблесть воина заменили тактикой и стратегией. Впредь берсерк не нужен, он только пешка; от места сбора вплоть до окопа он контролируем; непомерная доблесть мнится лихачеством, даже дурью.
  Меркло величие! Философий - тоже. Вспомним Фалеса, Анаксимандра, Лаоцзы, Моцзы и Гераклита, дабы понять, что древние обладали острой, пронзительной, дерзкой оптикой; в их наитиях сам дух жизни. Древние были парадоксальны, как и положено высшей истине, коей движет не логика, не порядок, а несистемность, антиномичность. Анаксимандр падение homo sapiens толковал решительно: из чего происходит жизнь, в то же самое всё исчезнет как наказание за ужасный грех отвержения от единого. Мудрый Лаоцзы вник в главенство небытия над понятым и устроенным бытием людским, унижая тем род людской; он постиг путь третьего, где нет зла и добра, нет дел и смыслов. Будда счёл, что наш разум - это незнание и иллюзия; разум, гид нашей воли, слеп и тлетворен. Древние ближе к сущности Жизни, ибо не знали рамок мышления, постулатов и догм - базы поздних кредо. Позже, с Сократа и Аристотеля, утверждается ложный взгляд на данность. Стала ценится Необходимость, мать всех логических парадигм. Манивший нас к 'золотой средине' даже в мышлении (по природе вольном); гнётший мысль в нормах и утверждавший меру в суждениях, Аристотель (скрытно завидуя тезам древних, но отвергая их как противные, дескать, логике) заявлял, что древние в их свободных, - стало быть, ложных, путаных домыслах, - принуждались железной 'необходимостью', направляющей к верным выводам, ибо чтó претендует на истинность, согласуется с логикой как с утóком всесильной Необходимости. Чтоб иметь разрешение на Своё бытие, Бог обязан был пасть к ногам Стагирита и его логики. С Аристотеля философский вымах сужался, из бесконечного истекал в мудрь Гегеля, что решала вопросы собственных схем, не жизни.
  Жалко, величие в том числе и любви уменьшилось. Так, Елена Прекрасная впала в страсть не задумавшись и с Парисом выплыла в Трою, бросив супруга, лидера Спарты. В 'Фаусте' дева хоть и влюбилась против морали, но быстро спятила от мук совести; её чувство правилось нормой. Ларина Таня пусть и писала первой Онегину, но, решись тот любить её, ожидала бы брака; да, героиня рациональна, связана нормами, как и многие в 'высшем обществе'; на признание ей Онегина она вывела, что, мол, я уже замужем плюс факт 'светских приличий' и 'буду век верна'. Коль женщина говорит мужчине, что его любит, но с ним не будет, то эта женщина сверх рассудочна. А любовь неистова, оттого и любовь. Рассудочность чем крепка? Серёдкой, что золотая-де, - 'aurea mediocritas'. Как Аристотель, недруг величия, говорил о ней? Середина - путь человечества, а экстрим - порок, распутство.
  Страсть свелась к кратковременным и комфортным случкам. Практика шкурных брачных контрактов - вот любовь. О величии сей эмоции умолчал и Пушкин, он, выразитель нашего духа. В чувстве любовном стих его тонок, нежен, пластичен и гармоничен, честен, гуманен и просвещён плюс прочая. Но когда гармоничность, тонкость, пластичность чтились величием? Нет, величие оттого как раз, что оно не тонко, не гармонично, не просвещённо и не гуманно. Мощи Гомера в Пушкине нет. Есть страстность, часто порыв и пылкость - а грандиозности нет ни зги, к примеру, как у Державина; нет державинской дерзости, что я червь - но и царь и сам бог с божественной апперцепцией и божественной властностью. Пушкин светский, очень начитанный человек, воспитанник Аристотеля (кой сэнсэй филистеров); потому он кумир для нас, не людей уже, если честно, а гоминидов, напрочь утративших ценз величия.
  Мы, как он, гармоничны, тонки, гуманны, честны, открыты и просвещённы, - то есть типичны, нравственны, здравы, рациональны, камерны, трезвы, детерминированны, культурны, - тем ограниченны. Вот пример. Пушкин создал куплеты с пакостной лексикой. Он считался свободной, дерзостной личностью, о царях говорил нелестно; он задирался, ставил 'вопросы', что называется. Но свобода в куплетах только игра, шкодливость уровня бурша, ради экстрима вдруг посягнувшего на 'устои'. Пафос куплетов - хихоньки 'вьюношей' из элиты. Грубая молодь высшего класса ездила к девкам и напивалась; молодь культурная 'согрешала' в мыслях. Пушкинский опус, вкупе со всей его жеребятиной, не сравнить с безыскусной, бурной, величественной любовью древней Елены из 'Илиады', бросившей мужа и учинившей этим войну (представим-ка, что Мелания Трампа съехала к Путину). Не сравнить глум Пушкина, образца, кумира, мэтра культуры, с мудрым величием Диогена-киника, что ответствовал Македонскому: 'Отойди, царь: застишь мне солнце', - и учинившего мастурбацию, 'тело просит'-де.
  Сим обзор деградации нашей расы можно кончать.
  
  606
  Вот факт величия, что сошло в гордыню, факт, что величием стало мелкое. В Тульской обл. обращаются 'малый'; 'малый, слышь, есть курить?' Здесь так принято. И на 'малый' все откликаются, принимая на веру малость как личную, так и малость других персон. Женский пол исключён: он за рамками даже малого. Плюс ещё факт: нет-нет - какой-нибудь из вождей и прочих бонз выдаёт вдруг пафосно: 'Мужики мы? или мы с вами не мужики?!' - держа в уме, что они не бабы и в силу этого не должны терпеть гадости, а 'в ответку' должны дать феферу, изгвоздать, разделать, шлык скатать, навтыкать врагам. В 'Илиаде' Гомера есть термин 'муж', ведь в древности всех значительных звали 'муж' (см.: 'муж, облечённый славой и мощью'); мелкие звались 'мýжики', т. е. малые, под-мужи; короче, псевдо-мужи, считай. Со временем люди пали. И разложились. И превратились в расу пигмеев мысли и чувства. Царствует мелочь, пусть она рулит на 'мазерати', пахнет 'версаче', числится в 'думцах'. Чем этим мýжикам впору чваниться? Половым лишь статусом, ведь иного - духа величия - у них нет.
  
  607
  Толстой/Достоевский, или кто лучше.
  Лит. марафон. От Мурманска до Чукотки чтят Льва Толстого. Будут читать его, Льва Толстого. Не Достоевского. Как бы Лев Толстой выше. Но почему так?
  Первый - всезнающ, ведает, в чём "добро", оглушает, точно глас Стентора, поученьями. Всемству нравятся "просветители", кто решительно сеет "доброе", кто берёт душу зá руку и ведёт твёрдым шагом к нравственным истинам. Лев Толстой указует, как в целом "добрый" мир нам улучшить.
  А Достоевский? Речь его путана, истерична, ибо естественна, а подобная в фальши слабнет и чахнет. Текст Достоевского есть спрос с Бога, с общества и с души своей. Он вопит от мук встреч с бытием, возведённым моралью, он предвещает, что мир неистинен. Ему вор, как ни странно, выше и лучше нас добронравных, благопристойных. Текст его топчет гордый наш разум, зиждущий "доброе". Достоевский идёт сквозь мир, как сквозь мглу, на далёкий свет Бога. Чтó он для всемства, кое спешит вдаль правильным маршем, пусть он и в бездну?
  Да, Льва Толстого всемство приемлет, власти особо. А Достоевского, что позорит нас и "всеобщие ценности", не приемлют, даже и прячут.
  
  608
  Женщине: с принцем датским жить содержательней, чем с арабским.
  
  609
  'Доброе' в 'злое'. Что производство и потребление человеком 'добра', морального и предметного, в результате сводится к 'злу'; что 'зло' есть авéрс 'добра' и что лучше не знать 'добра', чтоб не знать также 'зла' (рачительно обратясь к инакому по ту сторону от 'добра' и 'зла', как грезили Будда с Ницше), - факт подтверждает физиология, потому он реален до несомненного; всякий станет в тупик, коль физикой припереть. Ведь физика веский, грозный противник! Скажем, упорствуешь, что в эдеме никто никого не ел, всех Бог питал, - возражают: у человека рот, зубы, печень, длинный кишечник, чтоб переваривать, а у волка клыки рвать мясо; значит, в эдеме ели друг друга, и с аппетитом. Физиология! Сходно думают, что, мол, люди вроде как боги; 'образ', так сказать, Бога; но игнорируют, что такими Ева с Адамом были в раю, впоследствии изменившись, ладно законам падшего мира, в то, что мы есть сейчас, в гоминидов или в гомункулов.
  Мы моральные. Мы творим 'добро' непрестанно. Мы, 'одобряя' жизнь, улучшаем флору, скажем, пшеницу, что год от года лучше и лучше, то есть 'добрей'. Есть 'Крымская золотая', 'Вискóнсинская зернистая', 'Супер-люкс', 'Афина', 'Прелесть Алтая', 'Дивная'. Масса видов картофеля, топинамбура. Агрономы работают, создавая питательные сорта... А ягоды? Масса видов клубники: сахарно-сладкая, пряно-сладкая, кисло-сладкая, голубая, вишнёвая, жёлто-алая; на любой цвет/вкус... А скот? - мясных пород, шерстеносных, дойных и тяглых! Есть тонкорунные, скажем, овцы, есть утки э́́кстрас, гуси хохлапчатые, лóнгхорны, брáнгусы... А томаты, яблоки, персик, сливы, арбузы, карпы, форель, оливки... Глаз разбегается от обилия, и душа поёт гимн познанию хомо сапиенсом 'добра', познанию, что из жалкой ягодной флоры вывело цимус в виде малины! либо из дикой тощей пеганки - утку мясную, с сальцем дебелость! И в поле женщин шёл отбор от 'добра' и от 'зла', конструкция по клише морали. Взять, Шопенгауэр в девятнадцатом веке мнил: лишь пьяный либо отравленный сексуальным пылом глупый мужчина ценит бедрастый, коротконогий и узкоплечий с сиськами пол (феминный), что едва ходит. Но очень скоро женщин 'одобрили'. Демонстрируют стройных, гибких, ногастых, широкоплечих, пусть и при бёдрах, ловко обживших подиум особей, афродит на шпильках; ходят проворно, чуть не летают. Впрочем, про женщин мы лишь попутно, как бы намёком, что даже женщины - плод селекции, и выводят их в лад понятиям о 'добре' и о 'зле'; запало, скажем, мужчине, что его даме быть лучше стройной и длинноногой, - прочих он давит и игнорирует; нестандартные чахнут, их тип в загоне, а длинноногие линеарные производят молодь, множатся. И отбор ускорился; жди селекции женщин, губы которых будут, как мёд, дыхание - будто розы, зубы - как жемчуг...
  Хватит, однако. Мы о продуктах низкого рода: сельскохозяйственных. Мы слепящим наш взор на выставках результатам гастрономического 'добра' возносим в хор дифирамбы. Из ничего - вдруг прелесть! Дух пламенеет и постигает: Бог воспретил нам древо познания 'зла' с 'добром' в зависти. Мы умеем творить 'добро'! Реет дух по-над Троицей - и даёт клятву впредь дерзать, улучшать мир. Весь! Досконально!! Вскоре на Марсе вырастим яблони, а кривой, с буераками, Млечный путь мы выровним, превратим в автобан к хренам!..
  Чёрт, чем же смердит?
  Гавном.
  Из созданных по лекалам "добра" и сожранных чуд селекции как итог - гавно. Из "доброго" - "злое" серево.
  
  610
  лоссы падших... русскость как откровение... хип-хоп по яйцам... цитаты великих русских людей... МГУ мыслит правильно... мизантропия дня... не ищите земных сокровищ... дискурсы сумасшествия... окультуривание божественного... психология диогеновой бочки...
  
  611
  О симулякрах. "Рацио, правя, ноуменальный, нежный, живой, полный прелести цвет культуры топит в навалах мёртвых цветов, сварганенных обездушенным человечеством на бездушных блоках. Цивилизация, завладев материей, понаделала гадостей, и культура гибнет в подделках". Эрн В. Ф.
  
  612
  О природе и об искусстве. 'Ах, как красиво!! Лес! Красота! Жизнь! Травы! Буйная, абсолютная и нетронутая природа!!'
  Вы за природу? за абсолютную жизнь, мисс? за первозданность? Много всего в ней, да? Обилие? Вы не правы, ― именно потому как раз, что в ней много всего. Смотрите, я докажу вам. Любите ведь искусство? Любите. В нём нет лишнего. Даже в пошлом искусстве лишнего меньше, чем, скажем, лишнего на морковном поле: там сорняки, грязь, тление и жуки с мокрицами, там чего только нет. В искусстве - только что нужно в целях сюжета, необходимость. Значит, искусство более подлинно, чем природная жизнь, где суть - наряду с отходами, например, где любовь - в круге прочих жизненных циклов, пищеприёмов и отправлений. О, мисс, в искусстве всяко комфортней! Нет, скажем, оперы, где герой поёт на толчке, нет статуй на унитазе. Ибо любовь важна, но не акт дейекции. Мы любить бы хотели непреходяще, а испражняться мы не хотели бы. Вывод тот, что реальность только лишь в текстах, в смысле в искусстве, ну, а природа с, мол, абсолютным в ней - дрянь, исходный субстрат, назём, с чем культурный субъект не водится. Брось вас в лес ― вы начнёте ремонт вашей девственной совершенной жизни ровно с того, что сладите, перво-наперво, домик, дабы замкнуться от окружения, и порубите поросль для культурных планов; лес вы сведёте к чёртовой матери, дабы полная, 'абсолютная' ваша 'буйная' жизнь не свела вас к уровню йети... В общем, от физики за органику к чистой логике и к логическим смыслам - вот наш путь. Мне плевать, скажу, чтó за лепкой ушей, глаз, рук попрятано или что за красоты в буйстве природы. Это всё лишне. Мне дайте сущность... Но её нет, увы. Зришь булонский лес жизни, зришь эвересты пышной органики - а в них дрянь, фекалии... Я хочу сказать, что давным-давно первородный грех оскопил 'добром' абсолютный, полный мир жизни, в нём лишь пустыня.
  
  613
  С мартом, диффчёнки! Как силе скрытой и не могущей быть в мире женскости распоясаться? Так: не быть больше зеркалом для того, чем хочет знать тебя фаллос; не подчиняться домыслам о тебе и мнениям (их творит мужское, чтоб гарантировать свою власть); постичь, что менторы от Платона к Фрейду - только лишь жалкий, тусклый поверхностный блик залуп, сказавшихся 'светом жизни'.
  Раз ты плод выделки по мужским стандартам - к чёрту стандарты и весь М-разум. Стань истеричной, самолишись ума, кой всегда лишь чужой тебе и враждебный дискурс мужского. Ибо в истерике - воля донного. Лай Гекубой! вой и кликушествуй! прекращай половую роль, всученную культурой! Стань изначальной Евой в эдеме! Уничтожай мир женскостью.
  Как?
  Открой её, снявши церберность стройных ног! Пристойней видеть убийства в пакостных фильмах, но не вагины? Смерть благонравна, вульва порочна? Освободи Жизнь, скрытую этикой и культурой! Это не ты оскоплённый, жалкий бионт, по Фрейду; это мужчина гнал в себе первозданную Жизнь, поверг её и с тех пор её ищет в вульве. Смейся над пылом М, годным лишь на оргазм. Множь алчный безумный Эрос, ибо мужчина множит Танатос.
  Верь в жалкость члена, ищущего вагину, смой его дружеством пары губ, чьи трения друг о друга есть бесконечный брак равноправных, хор и дуэт любви, вальс с раем, движитель вечных, непрекращаемых всеблаженств. Неслитные нераздельные, две губы твои в поцелуе, непрерываемом ни на миг, суть сёстры в вечном соитии, суть две женскости, о которых нельзя сказать: то и это. Нет, не одно в другом и не то либо это, как М и Ж, но ― двоица, что едина, как нежность к нежности, сущность к сущности, круг блаженств и любовь к любовности, а не пришлый хер похоти.
  Срок быть Евою, как замыслил Бог, чем была ты прежде. Ибо быть ею биологически есть не быть ей сущностно. 'Биология', состоящая из слов 'био', 'логос', значит кастрацию, обусловленность, ограниченность Жизни, кою в понятие и в идею свёл мозг мужчины, или же разум. Брось холить клитор, чтоб походить на М. Ты уже в райской щедрости разрешила терзать себя познаванием зла/добра. Довольно. Крой фаллос-логос и размывай его, растворяй. Немотствуя, будем в воплях, что слух не слышит, соединяться и поглощать всё. Мир есть раздором, рёк Эмпедокл, и рай придёт, коль влечение разлучённых частиц к частицам возобладает.
  
  614
  Дурам гламура про метафизику, СМИ и нравственность. Не желаете истин, что 'сверх природы'? Вам бы попроще? Вам бы журнальчик типа 'Numero' и 'Cosmolady'? Вам бы реальности?
  Метафизика не абстрактнее благ реальности: счастья, денег и славы. Как невозможен рай - так и блага реальности чаще, собственно, вовне нас. 'Рай щупали?' ― смех. Не щупали. А реальность, знать, щупали? Метафизики нет, поэтому всё вовне текущего мига есть 'метафизика', даже детские годы, как, впрочем, старость. Милые, 'метафизика' также то, что не было ― и вдруг опухоль матки либо шаблонная как бы радость выскочить замуж и нарожать. Допустим, ты нарожала. Счастлива, как внушают СМИ да гламурные книги и сериалы? Так ли? Напротив. Будут мучения, как с супругой Блока, коя призналась, что, мол, 'живую' её не видели, проглядели, видели символ, - то, что хотели. После вдруг муж не муж, дети в муку, да и сама, как тень. Мнила, счастье нашла, а вышло - всё потеряла и что желанного, как внушал обычай, не было. Было наоборот.
  Вдруг ясно, что ты жила в бреду. Точней сказать, не жила, - была. Сводилась к стереотипам - и всё утратила. Коль не всё - нужнейшее, что ещё оставалось как твои грёзы и как манящая метафизика, что была вроде как не нужна тебе, непонятна. Время жестоко. Время свело тебя, обещавшую много, пылко мечтавшую и хотевшую счастья, в нуль, в посредственность. Рай в тебе так и сгинул скатанным в трубочку, кою нравственно, бережливо, явно с расчётом ты, дура, юзала, будто рай знает меру!.. И ― всё закончилось: 'в пряже солнечных дней/ время выткало нить,/ мимо окон тебя/ снесли хоронить'.
  Быть вскормленной и воспитанной СМИ - погибнуть. СМИ не предложат жизнь. В них - мужской идеал. В трактовке журнала 'Глянец и мода' он был таков, читай: самка лет двадцати-семнадцати в куртке 'Kirov' и в топе 'Klingel' выше пупка, естественно, с сумкой 'Furla' из кролика, в сапогах бренда 'Wilmar', в джинсах 'Urbano' на очень длинных гладких конечностях. Вариант: куртка 'N. Picariello', брюки 'Escada', туфельки 'Pepe', также перчаточки 'Eleganzza', шляпка 'Burani'. Как Синди Джексон, можешь стать Барби, идолом общества; нагнетать можешь образ, что отвечает цели мужского; он в твоей плоти выбил прореху в поисках рая и, чтоб хватать тебя, растянул сосцы сверху донизу. Также бёдра: чем они шире, тем тебя крепче держат при сексе, кой есть война. А губы? О, дорогая, разве не знаешь: их оттеняя яркой помадой, ты лишь утрируешь, чтó во взглядах мужского связано с пахом? Алые, сочные, губы вроде пи@ды в лице! М плевать, куда; он способен и в рот, пардон, что и делает, - правда, зубы лишни. Дабы продлять себя, М в тебе сделал матку ― лить в неё сперму. Таз в расстав ― для того, чтоб пролазить мозгу. Ведь у животных, что сохранили рай в большей степени, бёдер нет, заметь, ибо нет у них дико вспухшего черепа с лживым мозгом в нём, кой рождается, чтоб уродовать Жизнь 'идеями'. А мала ты, дабы сгребать тебя и 'насаживать'. А твоя анемичность на каблучонках в метр высотою ― чтоб не сбегала, кличь тебя фаллос.
  А твои ноги...
  Я говорил уже: 'ножки дивные'...
  Но не думай, ты незакончена. Ты мутируешь: глянец СМИ 'просветит', во что. Губы будут пухлей в стократ, расцветут, как розы; зубы исчезнут. Станешь ты вроде как двувагинная, а потом - трёхпи@дая, потому что есть планы, что превратят анал во влагалище, и ты вся будешь вульвой прямо от темени до ступней - вот грёзы, что М питает.
  Жить от морали, то есть в идеях, это одно. Другое - жить метафизикой, то есть тем, чего как бы и нет на вид, но, однако, что истинно. Знай, Горгона прекрасна - только, к несчастью, стоило М развить особый свой интеллект, она была ревизована, стала пугалом. И Химера стала монстрозной, да и Геката, да и циклопы. Стоило Зевсу либо Персею думать 'морально' - рай стал уродством, ложь стала истиной. СМИ являют мир, напрочь вылганный, неестественный. Компенсирует - аглифи́лия, тяга М к 'дурнушкам', к тем самым монстрам, жителям рая. Некий король (Георг) предпочёл жене, что была по параметрам М прекрасной, двух страшных дам; 'Слониха' и 'Каланча' их звали.
  Всё это тяжко. Правда, есть выход: мы несвободны, веря в реальность, но мы свободны, веря в сверхданность.
  Хватит. Сюжет зовёт; нам пора философствовать, как Бог в Еве с Адамом стал сексуальной низменной тварью.
  
  615
  О наваждении. Люди скот растят: кур, овец, уток, чушек. Долго, с трудом растят. В целях мяса. Вырастят - а убить жалеют. Часто мужчины, храбрые в битве, ходят и ищут, кто забьёт тёлку или индюшку; сам-де 'жалеет'... Это не правило. Есть, кто запросто режет скот, кто, тешась, может отсечь хвост кошке. Это не правило. Но жалеющих живность больше. Соотношение три/один. Факт странный. Факт непонятный. Легче 'понять умом', например, Россию, чем сих жалеющих резать живность, участь которой стать мёртвым мясом. Долго планируют, чтоб забить скот к стуже, сбыт обсуждают, деньги считают, кои получат, и ― вдруг 'жалеют'; женщины плачут, в скорби мужчины... Жуть нелогично. Вроде, 'жалеешь' - но всё же собственной и наёмной рукой скот режешь? Чтобы питаться-де, то есть жить? Не довод. Можно жить рыбой, хлебом и мёдом.
  И получается, что враждебные, злые чары так увлекают нас, что и скот растим против воли, и против воли ищем забойщика. А не будь чар, мы нашу живность не убивали бы, жизнь пошла бы иным путём, без смертей, без крови. Как сбросить хищные, смертоносные и противные нашей сути чары?
  
  616
  'Как внушить, что первейший грех, извративший мир и повлёкший бегство из рая и все последствия такового: трудный, мучительный, нестерпимый быт с работой в поте лица, с болезнями и насилием, - есть 'доверие к разуму'? что, съев с древа познания зла с добром, род людской не сберёг себя, как, казалось бы, но сгубил?' Шестов.
  
  617
  Третьестепенный, малосущественный, вроде, факт порой сообщает больше солидной и представительной общей практики, заставляя извериться в многих прежде незыблемых респектабельных принципах. Например, при царящих порядках патриархата, созданных по мужским сценариям, при господстве модуса власти, что отражает статус мужского как агрессивных взглядов на жизнь, толкуемой внешним, людям враждебным грозным объектом, - при данном курсе на распрю с Жизнью есть и обратное, и оно в атрибутах патриархата. Это язык, в каком праосновы, истины Бога. Признанно, что возврат на пункт, с какового пошёл блуждать, спасителен. Де Соссюр считал: наш язык существует вне человека, что позволяет мнить его планом, спущенным с неба, но, в нашей склонности улучшать мир, понятым ложно, точно в игре в 'испорченный телефон'. Язык, в большинстве из случаев, выявляет ошибочность травли женского стиля жизни, дружеского, любовного, и базирует модус мысли, выгодный жизни. Так, как ни целил патриархатный строй заменить женскость термина 'родина' на самцовый лад, уточняющий, что ценна не какая-то 'родина', но 'дела' в ней 'отцов', ― мол, 'родина', вроде вульвы, как бы пустóты для наполнений патриархатным нравственным смыслом и содержанием, ― но язык, каковой (Соссюр полагает) вне человека, сопротивляется и на место, скажем, 'отечественнинг', 'отчизм' помещает 'отчизна' женского рода либо бесполое как 'отечество', - декларируя цели более важные, чем 'дела' лишь 'отцов'. Дела матерей, агендеров, гомо-би-сексуалов etc., сокрушающих догмы патриархата, значат не меньше, если не больше; значат, что женское - не реторта воспроизводства, но, может, женское есть тот самый пункт, от какого пойдём назад жизненосным, истинным всеблагим путём.
  
  618
  Опять язык, обнажающий скрытый фаллоцентризм мужского в плане оценки мира и Жизни. Вспомните бравое: 'я е@у, прикинь, всё, что движется'. То есть Жизнь 'е@у'. Не люблю её, не пытаюсь понять её и сотрудничать, ни заимствовать из богатств её, но - насилую всё, что движется, и господствую над живым, над Жизнью. Это ― развёрнутость скрытых в звучные формулы и традиции 'дел отцов'.
  
  619
  Из Дао: слейся с неразличением.
  
  620
  Сверхприродное и природное. Ева рушила разум сопоставлением понятийных и сфабрикованных в лад понятиям благ, ― 'добра', cуммарно, ― с чувством, ею даримым. По Эмпедоклу, в миг любви всё теряет самость, в миг любви всё стремит к Единому, обретая единую шаровидность. Женщина разум рушила, и её трактовали в качестве 'зла', связав первородный грех с полом женщины. Вместо Эроса предпочли Закон, основанный на идеях 'зла' и 'добра'. И Эрос стал нечто 'porta inferni'; клирики спорили, есть ли женщина человек.
  Ошиблись. Женщина - это Жизнь. Жизнь свергли. Выбрали разум, кой утвердил концепт сверхприродности. Хомо сапиенс, сверхприродное, подавлял природу, чтоб расправляться с ней, точно с мерзостью, истреблять её как явление, кое, смяв его волю, может вдруг взять его в прежний райский смутный безличностный оборот и в рабство. Зиждущий на 'добре' без 'зла', разум в войнах, в распрях с природой как с антиподом. Чтоб состояться нечто субъектным в каше 'аморфной мёртвой' природы, он расчленял её, для чего воплощался в виде машин, бомб, скальпелей. Жизнь кастрировалась, давилась. Что получается? Жизнью правят мозги как смыслы? Жизнь потерять за смыслы, чтоб быть в культуре, детище разума, в коей больно, тяжко?
  К женскому. В Эрос.
  
  621
  Гендер-феминность. Женщина есть раба. Культура осуществляется за её счёт в целом как за счёт эроса. Отданное культуре взято у женщин и у либидо, вот тезис Фрейда. Трудно презреть мораль. Трудно дать волю эросу. Но трудней понять, что культура использует и насилует женское, его сущность и качества. А для М культура ― родственная, естественная среда. Ж вбита в культуру силой.
  
  622
  Есть род особенных, молоткастых громких всезнаек. Что они знают? Некую 'правду', кою внушают ультимативно. Их имена как молот: Веллер, к примеру. Даже реклама об этих людях строится в формах твёрдых, типа: 'чьи книги чаще воруют в библиотеках? кто собирает полные залы? кто убедителен, как взрыв бомб?'. Всезнающе молоткастые в каждом диспуте начинают вбивать своё, точно гвоздь. Сброд млеет, боготворя людей, обладающих 'правдою', т. е. тех, кто твердит про то, что сброд жаждет, ибо всезнающе молоткастые скажут внятно-доходчиво, чтó сброд как бы и так знал, только сказать не мог. Твёрдым тоном, без сантиментов ('правде' плевать на них; 'правде', так сказать, ни к чему декор, у неё лицо изваяния), твёрдым тоном, громко и ладно, эти всезнающе молоткастые гнут своё и громят изъяны, морализуя, как сделать лучше. Сброд им внимает и восторгается. Сброд считает, что, если истину столь решительно, внятно, громко транслируют, зло похерится и пойдёт жизнь в радости. Так всезнайки вещают, год, пять, столетие... Зло не херится. Зло не херится с фараонов, хоть и тогда имелись бившие 'правдой' в мозг масс, как молот, партайгеноссе.
  Ибо всезнайки истин не знают. Цель их - попасть во власть, где вершить своё под осанну подданных да отлиться в бронзе с видом статуйности, - и быть скинутым в лужу новыми массами, осознавшими, что их вновь надули... Кажется, про всезнаек ясно: учит история. Ведь она нас должна учить, верно? Но вот не учит. И массы внемлют снова и снова фальши фразёров. Массам единственно нужно чувствовать, что они всё знают (а массы знают лишь примитивное, ведь на то и 'массы'), да жадно слушать некую 'правду', кою-де знают, но не умеют правильно высказать. 'Правда' ― фальшь, потому как её все знают. 'Правда' не Истина: Ту распяли в годы Тиберия, сброд считал Её и считает брехнёй по-прежнему.
  
  623
  Человек не конституирован, он в потенции.
  
  624
  Мыслить 'ширше' и 'чутче'. Мет. реалистика. В 'Клубе мет. реализма' (метафизического, цель коего, в общем, 'выход к реальности, что сверх зримого') повторял великих, не приводя имён, ссылок либо цитаций, в частности, помянул 'анáмнезис'. Был афронт: член клуба, медик-де 'с высшим образованием', встав изрёк: 'анáмнезис', о каком сказали, не существует, но есть 'анáмнез'. Были другие странные правки: 'кáтарсис' был сведён к 'катéтеру'. В замечаниях метафизики не было, - впрочем, как реализма, лишь апология общих знаний, как бы 'научных'. Нет ни 'анáмнезиса', дескать, ни 'энтелехии', а есть 'физика' и багаж науки, так что скинь шапку, дабы пасть в ноги этим святыням. Но ведь законы правят в физическом окоёме. Я же был в клубе, ставящем целью чистку мышления от влияния физики, сотворившей беды; стало быть, также ставящем целью ломку законов. Сказано, что закон пришёл, чтоб умножить грех, по ап. Павлу. Могут поправить: речь о моральных вето! Да, о моральных, но и физических, раз мораль аттестует мир в должном ракурсе и внедряет нормы, что этот ракурс канонизируют, назначают верным. Нормы, законы были придуманы, дабы жить по ним в адекват морали. Всякие рамки нас подавляют, минимизируют - а вне рамок жизнь укрепляется. Так, безнравственность гусениц позволяет им, позабыв о смерти, высшем законе, ― а, значит, мысля сверх установок, антиморально, но абсолютно, ― верить, что смерти не существует, ибо жизнь гусениц длится в бабочках. Кстати, бабочка от Чжуанцзы, будучи тоже антиморальной, сходственно думала, что она человек; не знала, что хомо мыслящих вознесли законы и вся иная тварь причислять себя к ним не смеет? Вот о законах по Достоевскому: 'Продолжаю о типах с крепкими нервами, каковые, однако, пред невозможностью вмиг смиряются. Невозможность им как стена. Какая? Явствует, что закон природы, факты науки, алгебра. Не согласны? Как же, твердят вам, спорить нельзя! ведь ― алгебра, дважды два четыре! ибо стена, мол, значит предел... Заткнитесь! мне наплевать на них, на закон природы комплексно с алгеброй. Да! они мне не нравятся! Будто ваша стена - судья на всё, коль она дважды два четыре?! О, глупость глупостей!' Достоевский знал в интуициях, что законов нет, что они условные. Человек, никто иной, декретирует нормы, но объявляет их имманентными-де природе. Наши законы ― отпрыски падшести. Кант говаривал, что наш ум не искал законов, кои имелись, дескать, в природе, он диктовал их. Ergo, законы пусть очевидны - только не истинны. Разве истину впрячь в ярмо, в кое род людской загоняется падшим образом мыслей?
  В этом же клубе воображают (в русле названных дважды два четыре от Достоевского), что, мол, 'А равно А', и точка. Но, если вдуматься, А равно будет А лишь в правилах, а по истине А равно А не часто; может быть ― никогда-нигде. Читаем у Достоевского: 'Дважды два четыре ― это не жизнь уже, а вид смерти! Это проклятое дважды два четыре смотрится фертом, путь перекрыло и, руки в боки, мерзко, глумливо, нагло плюётся. Может быть, дважды два четыре и мировая вещь; но и дважды два тридцать либо сто сорок ― тоже вещь славная'. Так что мысль, что, мол, А равно А, в смех истине, превратившей А в антиподное А в событии, когда А в смысле смерти, высшем законе падшего мира, было повергнуто тем же А в смысле смерти, как и открыто: 'смертию смерть поправ' (тропарь, в духе Рим. 6, 9).
  В 'Клубе мет. реализма' приняли, что есть только словá с приставленными к ним смыслами, меж словами лишь паузы как провалы в ничто. Увы! Те провалы сущностны: в них есть ДАО как НЕПОСТИЖНОЕ, от чего человек отвлёкся с первым же словом, кое, как средство грехопадения, рай охаяло и построило мир во лжи. Словь хи́ла и маломощна, чтоб выражать дух Бога, или Про-Лога, или До-Словия, или рая. Словь только лейбл на том, чтó взялась означить. Мудрые чаяли остановки слов, с ними - разума, продуцента слов. Так, Сири́н считал, что молчание - спутник будущей вечности, что вся явь - словоблудие; потому, чтоб впасть в истину, нужно в собственной личности кануть глубже словес, чью мерзость манифестирует, создан смыслами, беспощадный, жуткий, кровавый мир угнетений, распрей и низостей. От ап. Павла вновь наставление, что 'закон умножает грех'; но закон есть слово. Лéствичник Иоанн писал, что грех водится помыслом, а вот истина лишь в безмолвии, и молитва должна быть лепетом чада. Старец Иси́хий дал образец односложной просьбы; не словосмыслы, но интонация, глас эдема в нас ― вот что в крик кричит о его красотах, нашей естественной изначальной родины. Слово - хоспис для падших и извращённых нас, и к нам истина обращается в речи с тем, чтоб не слушали смыслы, но чтоб восприняли тон, мелодику, темп, вокал, оглашение, что ведут к до-словным райским началам. Истина не в теориях, а в пустотностях, и даётся нам как наитие.
  В клубе думают, что философы, Аристотель, Сократ и прочие, уступают 'святоотеческому преданию'; обращаться-де к грекам глупо и тщетно, ибо патристика превзошла их. Но христология больше в терминах греков. В александрийской школе платоников дан был старт богословию (Оригеном), антиохийская богословская школа ― от Аристотеля. Халкидонский с Никейским символы, пусть и были продуктом александрийцев, склонных к восторженным взлётам мысли, писаны слогом антиохийцев, трезвым и чётким. Путь теологии проф. Успенский Н. объяснял прёй принципов Аристотеля и Платона и их наследников: Иустина Философа, Оригена, Игнатия, Иринея Лионского, Златоуста, Прокла, Сири́на, Лéствичника ― до Пселла и до Паламы. Истине Аристотель вместе с Платоном не адекватны. Но несомненен факт, что, как Бах красит музыку, так Платон с Аристотелем больше прочих божественны. Аристотеля звали 'praecursor Christi in naturalibus', 'предваритель Христа в естественном'.
  Ириней из Лиона мнил, что истина ― в восприемстве; только четыре евангелия суть истинны, от апостолов их хранят епископы. Он норми́́ровал христианство, чтоб его сделать строгой доктриной. Но ещё ранее у Платона предупреждали: 'Негеометр не входит'. Это присущий падшему разуму ход вещей, позиция, когда истину признают с условием, что она отвечает алгебре, в силу коей всякий уверен, ради примера, что если два угла ― сумма третьего, то они равны меж собой и прочее. Философия греков мыслит мир чередой идей, текущих из трёх, утрируя, постулатов в строгой градации и друг друга зиждущих. Это в лад богословию, заключившему Бога в рамки. Крайне капризное, но живое уймище тысяч мнений поиска истины сбилось к догмам евангелий четырёх числом ― к квадрологии, утверждённой властью.
  Так метафизика обращается в физику, что явил 'Клуб мет. реализма', ставший приютом грубых филистеров. Надо быть против квот, догм, принципов, аксиом, регламентов, за свободу мышления, ― но отнюдь не во славу школьных понятий. Мы без того в подвалах мысли и чувства. 'Кáтарсис' не 'катéтер'. И 'апокáлипсис' не подобен 'калу'. Сходно 'анáмнез', как ни величь его, не вполне 'анáмнезис', память рая. Вспять, к райской истине. Свод над нами трагически, грозно низок. Надо разбить его.
  
  625
  Когда править стал Путин, массам он так запал, что, желая воспеть вождя, но поняв сложность миссии, ограничились называнием водки. С той поры с рюмкой "Путинки" реют в высях дум о кумире.
  
  626
  О куркинямщине и прохамщине. Возглашать в лысой старости, брызжа мутной слюною, некие "истины"?! Недозрелая старость, вздорная старость вечных подростков. Лучше молчать (бу янь). Лучше просто молчать.
  
  627
  'Пердильник'. Радио [речь о 'Радио Р' (России), официальном, стало быть, органе], выдающее то рекламу, то рецептуру правильной жизни, хвалится: стиль вещания у него ― 'высокая духоносная лексика, духоносные мысли'. Радио, типа, только и делает, что в своих передачах светлым возвышенным, безошибочным слогом всех улучшает. Знать, этот стиль посрамил Христа, Кто за слог Свой был умерщвлён; ни мысль Христа, следственно, и ни лексика 'духоносными' и 'высокими' должным образом не были, если мир не исправили, как его исправляет денно и нощно 'Радио Р'!
  Однако не 'духоносно' 'Радио Р'. Ведь всякая вдохновенная, нестандартная мысль меняет и лексику радикальнейше. Так, Сократ, повернув мышление от реальности к фикциям и тем самым устроив нашу больную цивилизацию, ввёл особый язык дебатов. Ницше, взорвавший мир и какого Толстой Л. мнил сумасшедшим, выдумал для великих анти-культурных битв столь затейный строй дискурса, что лицо российского радио заалело бы красками и мозги бы заклинило. Вот что значит 'высокое', 'духоносное'. А у 'Радио Р', как прежде, пошлая трафаретная лексика.
  Страсть казаться не тем, что есть, ― повсеместная страсть, известно. Рупору власти, полной корыстных частных забот, не след обряжаться в ризы апостольства. Это СМИ, хлеб ядущее с государственных рук, нельзя равнять с теми высшими, кто транслирует 'духоносную лексику, духоносные мысли' не по указке и кто за это платит изгойством, скорбями, кровью.
  
  628
  Лев Толстый, карла, вождь моралистов! Пачкаешь Ницше? Ты ниже пояса его самой простецкой будничной мысли. Ты с твоим светским умственным кредо, с кашей "добра" во рту ― тугодум-филистер, падкий учить сброд, точно апостол.
  
  629
  Ave, чернь!
  ОТР задаёт вопрос: чтó массы в русской словесности не хотят читать? И вышло, что не хотят читать Достоевского, а хотят - чтó гламурней, проще... О, бедный гений средь недалёких идолочтителей, отупевших в нравственных путах под окрик власти, сдобренный пафосом 'общих ценностей', 'идеалов', 'целей', 'традиций', 'норм' и 'святынь'.
  
  630
  'Писатели'. Выступает на радио, на экране, дескать, 'звезда', 'мажор', 'именитость' либо 'селебрити', слышим титулы: композитор, худрук, писатель... или: учёный, магистр, писатель... или: продюсер, лётчик, писатель... Знали бы, что такое этот 'писатель', даже и в шутку не назывались бы данным титулом.
  Всем: писатель ― писатель, и никто кроме. Будь он ещё кто - он не писатель.
  В добрый час, мясники, дизайнеры, президенты, графы, биологи, доктора, альтисты, плотники, думцы, штурманы, сомелье, сенаторы, палачи, секс-символы, рыбаки, мошенники, политологи, бортмеханики, воры ― но не писатели, никогда не писатели, никогда.
  
  631
  Прекрасное редко. Ergo, и гении тоже редки. В сто лет ― два явятся в лучшем случае. А не то и один. Из древности к нам дошёл Гомер, бесспорный, истинный гений; тысячи не дошли до нас. И из нашей эры, пусть нынче уймы ярко звездящих лауреатов, тысячу лет спустя помнить будут кого-нибудь одного: не прибыльных, выдающихся, даровитых, удачливых, но лишь гениев. Время сделает, что не делают люди. Помнится, в члены РАН избирались пара госдумцев, также министры и олигархи. Будет срок, сих персон позабудут как претендентов на гениальность (да и известность). И справедливо, ведь гениальными они не были; просто в них страсть к чинам, к паблисити, сходно женщины падки к моде. Гениев мало. Но не настолько, дабы отвергнуть взгляд оппозитный, именно: гениальных больше, чем ожидается. Отчего так?
  Факт, что в природе всё в преизбытке; это даёт шанс выстоять. Сколько всяческих трав, чтоб в конце концов хоть один пучок, избежав химикатов либо косилок, вырастил семя! Сколько икринок, чтоб из их сонмов стали мальками только немногие! Сколько в армии воинов, чтоб из ста за победу выпил десяток! Сколько мужских сперм брызжет в вагину, чтоб закрепилась абы какая!
  В общем, природа сверхизобильна и порождает множество гениев, что естественно в смутах жизни. Всякий когда-то, - в юности, в детстве, - жил рядом с гением, но не знал о том, ведь к возможному гению не пришло признания. Этот умер в болезни; тот на войне пал; третьего выжгла страсть; четвёртым не повезло. Паскаль считал, что иной цвет глаз Клеопатры мог изменить историю. Шанс, фортуна и случай значат немало. Гении порождались в массе, сто претендентов... может, и тысяча, на открытие. Ведь жизнь знает, сколько препятствий нужно пройти таким: сонмы сгинут, прежде чем кто-то цели достигнет. Может, весь род людской гениален, но обстоятельства всех калечат. Лишь единицы минут тиски судьбы и возьмут своё.
  632
  Мы как функции. Ориген (185 - 253), философ и богослов и гностик, по Епифанию, оскопил себя, подтверждая, что человек достиг степени, что уже не сторонними силами, а нарочно себя пластает и свою цельность не умозрительно, но на деле рушит для целей, кои поставил. Если так было при Оригене ― чтó от начального человека дошло, вопрос. Чтó мы есть сейчас ― это то, как мы созданы Богом или поделка ладно идеям, нами взращённым? Некрофили́я, ― злоба к живому с тягой к условному 'человеку вообще', к абстракции, ― правит с каждым днём строже. Люди сего дня не абсолютны, как были прежде. Мы оковалки от Первозданного. Мы давно стали функцией: кто клоун, кто политолог, кто культурист. Мы функции, а живых загнали. Некрофили́я адресовалась прежде к врагам, к природе и чужеродной яви, кои губились без сожаления; но теперь мы не терпим даже и свой состав. Разум нынче настолько горд, что стал лидером и арбитром сил, сотворяющих жизнь. Это жуткий триумф его, распоровшего жизнь до атома, за каким жизнь ― не жизнь уже, а съестное для новых, мысленных сущностей.
  
  633
  Как бы жизнь. Расчленение мира с властью субъектности над назначенной 'злом' объектностью, вивисекция, раздробление жизни и фрагментация, когда мир стал складом вещей/понятий, - всё это, понял я, из нужд разума сделалось также нуждами чувств. Как разум, глаз хочет видеть, слух хочет слышать, плоть - осязать не цельное (кое видели, слышали, осязали, воспринимали в древнем эдеме) и не живое в вечном движении, но ― осмысленное, чтó понято; проще мёртвое, сортированное по полкам; ведь о живом, изменчивом, не сложить понятий рациональных, строго логичных, как массы любят.
  Разум добился приоритета. Он обездвижил Жизнь и лишил автономии, овладел ею. Разум присвоил, жёстко пометил Жизнь, претворил её, как планировал, а не как претворялась Жизнь на свободе. В этом всём - высшая, сексуальная похоть и тирания. Cтавя Жизнь раком, разум 'сношал' Жизнь, 'трахал' до смерти. Секс ― это способ взять объект, обездвижить и насладиться собственной властью над усмирённой, взятой в плен Жизнью. Всё в мире секс, Фрейд прав. С начала краха Единого, половина (секс в переводе) кроет другую. Впредь половины больше не в синтезе. А в итоге - иерархический, с господами и низшими, падший социум, но ещё и культурный, так сказать, социум, в коем счастья немыслимо.
  
  634
  Девяноста дадено менее, чем имеют пять или шесть, что худо и вынуждает нас философствовать, до того как мечом, кровью, матами сфилософствует плебс: "misera jejuna, - мнил Цицерон, - plebecula".
  
  635
  Бог и Женское.
  Преп. Максим Исповедник мнил, что Адам бесполый; сталось 'греховное порождение' человека похотью.
  Преп. Макарий Египетский толковал о потере в грехопадении человеком вида, созданного по Богу, не-сексуальному в своей сущности.
  Св. Григорий из Ниссы мнил, что Адам до познания зла с добром (первородный грех) был бесполым, и что Христос, придя, прекратит пол, и что воскреснет лишь 'естество' без органов, сформированных похотью. Естество бесполо, и всё естественное бесполо.
  Мудрые ведали про слом цельности в первородном грехе, раздвоившем дух на Божие и Адамово; вслед за духом пала и плоть, разбитая на мужскую/женскую, с тем что женская ― плод от меньшей якобы похоти, чем мужская, дальше ушедшая от мер Бога, более дерзкая, осудившая Жизнь вокруг.
  Из раздвоенной цельности часть осталась с Богом, часть обратилась к разным химерам, к мóрокам разума, в каковых изъявляющий свою волю Адам стал действовать. Когда речь о 'преемстве' пастырей от заветов Христа, мы ведаем, что в преемстве том не заветы, но первородный собственно грех ― для власти М против Ж, и в том числе против Бога Антецедентного, Присносущего. Ибо Бог богу рознь порой.
  Падший мир весь на том стои́т, что де Бог есть слово (мысль, логос, символ, строй, таксономия). Так и сказано, что 'въ началѣ слово, слово бѣ къ Богу, и Бог бѣ слово'. Это 'въ началѣ' значит в начале падшего мира, мира познания зла-добра (Быт. 2, 16-17). Всё было райским, неописуемым и немыслимым, но, отведав плод знания, люди поняли, что рай начал как бы двоиться, переменяться в конгломерат вещей 'злых', 'добрых'; сразу взялась нужда в означающем (в знаке, в слове), также в суждениях, а затем как бы в связи их. Начал дело Адам, творец 'добра'. Из своих 'добрых' взглядов он выткал кредо и стал судить рай. Так и возник мир ложный, паллиативный первоначальному как последствие 'о-добрения'.
  Что же с Евой ('Жизнь' в переводе)? Сверзилась в 'зло', увы. Ведь себя Адам 'злом' не мог считать. Это значило б, что дела его не вполне 'добры'. Но и Еве статус 'добра' не дашь. Это значило б, что есть два 'добра', - а тогда где логика? Ведь 'добра' от 'добра' не ищут. Коротко, Ева сделалась 'злом'. С 'злом' борются. Всё, что в Еве (как в Жизни) протестовало, пращур наш аннулировал.
  С Богом хуже. Бога нельзя достать. Бог вне мира как Антецедентный и Присносущий. Бог непостижен. И Адам выдумал бога-Слово, кой, мол, в словах весь, и, дескать, он, Адам, лишь по слову старается, а не собственным разумом. Трюк был в том, что Адам насказывал, чем хотел знать Бога, мыслил за Бога и как бы Богом всем назидал окрест: верь словам Моим, дабы кончить с ложным; ибо Я Яхве, Бог! (Левит. 18, 30). Полагаем, 'ложное' было райское, то есть 'злое'. Ева (Жизнь) и Бог Истинный, Бог Живой, Присносущий, Антецендентный, были принижены ладно логике: мол, 'добро' здесь со мной, 'зло' попрано. От 'добра' и 'зла' и пошёл раскол в падшем разуме: 'свой/чужой', 'фаллос/вульва', 'форма/аморфность', 'истина/ложь', 'природное/сверхприродное', 'святость/низменность', 'темень/свет' и прочее. Негативное - Еве, вместе с ней Богу.
  Раз позитивность в мире Адама есть негативность в царствии Бога (ибо Адам антиподен Богу), неотвратимо 'сей мир' Адама, - то есть разумный, светлый, улучшенный, 'добрый' мир, - стал местом, где его чада сонмами гибнут от 'позитивности'. Этот мир - войны всех против всех, гон Жизни. Но, слава Богу, дело Адама, как ни помпезно, вмиг исчезало в виде аккадских царств, пирамид Хеопса, в виде религий и философий, мод и традиций. Вместо раскаяния, Адам клял Женское, что виновно якобы в бедах, и утверждал упрёк в букве ханжеских опусов: 'Из-за женщины грех пошёл, из-за женщин гибнем'. Он справил Богу крест на Голгофе, Еву в чадру облёк, дабы скрыть их с очей своих. Он настойчиво поверял их сущность, дабы понять их и одолеть-таки - не в реальности, но в мышлении, то есть в смыслах. Явственно видно, что он их смешивал, Бога с Евой, что пусть природа их и двулика - но как Единого. Подтверждая факт, Вас. Великий сказывал, что приносит грех эскапизм от Бога, то есть от Жизни. Бог ― это Жизнь, что в библии звали Евой. Нисский считает: 'подлинно сущее это Жизнь'. Бог в библии назван Сущим: '...так и скажи им: Сущий послал меня' (Ис. 3, 14). Характерно, что и познание от 'добра' и 'зла', каковое Бог заповедовал, вёл Адам от сопутницы: 'и познал он Еву'.
  Бога осмыслили, в русле Женского, вроде некакой тайны, не постигаемой, вековечной, о каковой лишь домыслы.
  Вновь Григ. Нисский: кто Бог природой, нам не открыто; 'подлинно сущее - это Жизнь'. Бог также подлинно сущее. Бог и Жизнь едины. Бог непостижен, Бог безосновен: некое море, что не даст знака ни дефиниции. В Боге нет свойства, времени, цвета, формы, меры, пространства либо воззрения. Бог вне всякого имени и понятия и иных абстрактностей. Он превыше людских и ангельских качеств, неизглаголан, неизречен, вне смыслов.
  Бог (Ареопаги́тики) 'край безмолвия', где бездействует разум и где душа одна исполняется горним, реет с восторгами. Нужно взмыть над небом, нужно забыть слова - и войти в 'таинственный мрак незнания', где есть Тот, Кто превыше всего, то есть Бог как Жизнь (суть Евы), как алогичность, тьма и бессловность, неизглаголанность и - любовь, которую нужно петь без средств семантики.
  Но мышление мира, патриархатное, заключается в оппозициях, где Мужское, - свет, дух, труд, ясность, верх, разум, логика, слово, пол, позитив, строй, святость, - непримиримейше против Женского, что суть тьма, эрос, хаос, плоть, негативность, низ, нелогичность, гвалт и природа.
  Кристева славит 'океаническое единство', или бессловную и 'ликующую' слитность (маточность) Женского. Это место-не-место, 'non-place' Праматери, власть блаженных 'объятий' до появления субъективности, дефиниций, знаков.
  Постл добавляет о специфическом мужском дискурсе, что низводит неясность практики Жизни к ясности логики, удаляя живое, необъяснимое, невмещаемое в строй смыслов, ― то есть чтó связано с духом Женского. (Вспомним речь Вас. Великого о нужде 'ковать' из логических звеньев смыслы о Боге). Вывод: язык (смысл, дискурс, модус мышления), продолжает Постл, есть мужской per se. Что до Женского, то оно говорит иначе, так, что не слышно и непонятно. Сходно и Бога дискурс Мужского хоть объясняет, но искажённо, ибо не слышит. Женское, ergo, не обозначишь, ведь естество его оглушает верезгом Жизни разум Мужского.
  В Боге, как в Женском, власть языка (кондуктора, гида знаков) чахнет, хиреет; синтаксис там без смыслов, сигнификатов. Вместо сводящего мысли в комплексность, обходящего недомолвки, рационального строго дискурса - говорение, пресекаемое намёками, возвращающее к минувшему для бессмысленных вставок, скрещивающее смыслы, льющее их по кругу и обходящее догмы словно пороки, быстро сбивающее цель в казусность, изводящее форму ломками, акцентирующее мелкое, прибегающее к аффектам и интонирующее сверх меры, строящее мифы и их бросающее, как блажное дитя, манимое новым зрелищем, не охочее к выводам и иным дедукциям, изводящее фабульность в бессюжетность жизни с помощью трелей, вскриков, вокала и бормотания, либо вдруг издающее шум звуков в честь несказанного, что, выходит, важней, чем смысл. Ведь любой всякий смысл - Мужское. В звуке - иНАКОЕ. Ницше вник, что не смысл, но мелос в смысле, страсть в этом мелосе, личность в страсти, то, что не выскажешь, - вот что главное.
  Относимое к Богову применительно к Женскому, что и знала патристика, дело мудрых. Прочим Бог ― в смыслах. Сказано: 'Тора бог иудеев'.
  
  636
  Фаллоцентризм в политике. Крепкий, сизый от мощи фаллос выстроил культ силы.
  
  637
  ЦиньШихуандщина: про культуру и нас
  Сулла вырубил рощи Лицея,
  Сулла снёс колоннады Пирея.
  Сгинь, афинская мутота.
  Славься, римская простота.
  
  638
  Сброд, низший и высший, ― дело искусственного отбора, дело морали, норм и традиций, дело культуры и её ценностей. Боги ― дело естественного отбора, дело природы и её ценностей.
  
  639
  Сны угарного субчика. Я с шестнадцати брёл по лестнице вниз, в коллапс. С Машей В., год назад, я стоял как столб, млея; Зосю Б. нынче щупал. Да, я наглел, хамел, чтоб, в конце концов, женщина улеглась ничком либо навзничь, это без разницы. Слабло веянье женщины как священной силы, плюс и мифический флёр спадал, открывая вместо таинственных нег Цирцеи пройму под фаллос. Креп смысл о женщине как объекте, в точь по Платону и шельме Фрейду, мнившему, что де женщина - М с неразвитым членом (клитором). С Машей В. просто млея, с Зосей Б. я бесился от невозможности ей влёт вставить. Я её трогал, всюду и всяко, зная, чтó делать. Но!!! - как добиться, чтоб улеглась, тварь, или чтоб стала на четвереньки? Ей бы сюсюкать да миловаться, ей бы любезничать - а во мне досада, что меня мучат; трах, типа, нужен только лишь мне, козлу, а ей, типа, до лампочки, пусть взволнованно дышит, даже трепещет, если касаюсь юбки. Тварь была чистой: как бы хотела, но в строгих рамках. То есть хотела, но ― так, как в книжках, или у папы с мамой в семействе, или в кино, где парочка, полюбив, мчит в ЗАГС.
  В ней страсть добивалась неких гарантий? Фиг! Страсти не было. Страсть культурой Мужского так скрыта в женщине, что достать её трудно, что М и нужно. Страстен должен быть он. Один. Страсть в женщине рушит чин бытия. Ж - брёвна, пусть лягут в очередь. Кабы все, как Гулегина, дива оперы, взвыли: 'Ах, я люблю тебя всей плотью! Ах, задушу тебя! зацелую до дыр тебя!' - то мужской строй сгинул бы. М бежит стихии. Он опасается прекратить быть властным и раствориться. Он лишь сливает семя и - дёру... Коротко, Зося Б. вела себя как бы 'нравственно', а ведь Ж это в пагубу, потому что мораль ― от М. Внедрил мораль словобог - не БОГ ВЫШНИЙ ВЕЧНЫЙ И ВСЕМОГУЩИЙ, а словобог всего, кой не более, чем проект М-умыслов, как и сам М. Выйдя из рая, М узаконил псевдо-естественность и сакральность всех своих действий. Раю приписывались греховность и неестественность. Но ведь с раем связано счастье; мы брендим 'райским' всё, что блаженно. Нормы стесняют рай. Я, подросток, страстно желал в рай в вульво-масштабе этой гёрл-френды и мутно мыслил: Зося Б., сцуко! Ты моралистка?! Что ж, имитируй М! Преуспеешь! Вот и твой клитор - знак превращения тебя в М, блин!
  Этот текст - не 'кастрированным мужчинам'. Он - только Женскому. Он творит не мораль, ― напротив, он вводит в Жизнь, которая трансформирует из лжи в истину весь состав бытия с лишением Женского всех его падших признаков, как наружных, так внутренних. Жажду новых психо-физических форм над вульвами, не таких, как пошлый миманс из прытких стерв наших дней, друзья! Жажду вечного брака вульв без фаллосов!
  М морально. Ж имморально. М есть законы. Ж есть стихия. Женское - Жизнь. Отсюда мораль - враг Женского, и в наперсниках Женского - отщепенец, пария, хищник, вор и убийца, всякий развратник и извращенец и нечестивец, скот и растлитель. Ж странно любят, что любопытно, подлый, отверженный, маргинальный, наглый, беспутный, срущий на социум тип злодеев. 'Как ты прелестен, Джек, был с усами, с пушкой, весь в пятнах крови!' ― вот выбор Женского. Ведь быть нравственным, - то есть действовать для 'добра' от 'зла', - значит взять первородный грех руководством.
  В истине вещи все наизнанку. 'Зло' там 'добро' всегда, а 'добро' там как 'зло' всегда. Это чувствуя, Гёте выложил, что, мол, дьявол творит 'добро', хоть желает всем 'зла'; дьявол дарит нам, чтó считается благом, то есть 'добром': он Фаусту чтó дал? власть дал и молодость, деньги, секс с Маргаритой. Власть, деньги, молодость, сексуальные игрища ― это ценности в том числе сегодня, за каковые платим раздором, горем, страданием, двоедушием и утратой истин. Мы постигаем вдруг, что 'добро' - обман. Глумясь, трактовал Бог грехопадение: 'Глянь, Адам стал один из нас, зная зло и добро, ха!'
  'Зла' с 'добром' не должно быть. Вот математика: информацию (database) в процессорах представляют в битах, в чередовании единиц/нулей, как в выборе 'да' и 'нет'. Новейшие ЭВМ - на принципах алогичных, парадоксальных, именно: единица/нуль в них слиты и одноврéменны; 'да' ('добро') и 'нет' ('зло') в них спаяны; в них ― куби́ты (или квант-биты), что одноврéменно единица/нуль. Здесь явен факт имморальности сути Бога, значит, и истины. Ergo, разум наш, ограниченный Сциллой 'зла' и Харибдой 'добра', слеп к истине, и метания между 'злом'/'добром' сжали мозг до того, что мыслят два-три процента из остальных ста - антиморальных, неразрешённых. Мы ограничены в нашем мозге, то есть внутри себя, и в воззрениях на мир внешний средствами этики и табý. Отсюда мы фрагментарны, мы сексуальны, мы ― половинны. Стало быть, секс как чувство, как восприятие, вещь моральная, относительная, условная; кто разбит на пóлы, любит не полностью, значит, вряд ли любит. Только Единый будет любить мир полностью, его спутник Ева, то есть вселенная.
  В цельность, в синтез, в слияние! Не в мужчину вместе с 'кастрированным мужчиной', ― женщиной, ― но в инакий род, в третий. В хаос, в безумие! Достоевский в падучей схватывал истину, по словам его, был на пике блаженств. Поэтому за квант-битный принцип в мышлении, где ни 'да' ни 'нет', ни других фуркаций и оппозиций: 'смерти и жизни', 'зла и добра', а главное, - ни мужчин, ни женщин.
  
  640
  J,jch`ntcm gbcfnm rfr z.
  
  641
  Опрощение. К женщинам. Человек, повторимся, не активирован, он в потенции, он намерен развиться в сверхчеловека. Надо стремиться к подвигам духа, надо стараться... Надо ли, впрочем? Хочется всё слать нá, весь дискурс. Хочется, по 'священному духу' библии, делать всё, что запало, вплоть до убийств, предательств, чревоугодий, лжи, непотребства, некрофили́и, скверны, инцестов - и нимб на голову! и включённость в строй патриархов, делавших, что положено было, дескать, им делать и сотворявших этак 'историю', что не знает ошибок и сослагательств.
  Впрочем, что нимб и всякие патриархи?! К чёрту в ректал их!! Хочется - простоты без мук и стараний, кои, толкуют, в нас пробуждают 'высшие силы тела и духа'. В анус духовность! Хочется меньше драм и трагедий, что 'очищают' и 'возвышают', врут доктринёры. Хочется жизни вместо теорий, чтоб, ладно байке, умник врал про 'анáмнезис', кой внушён Платоном, но врач запнул его назиданием, что 'анáмнезис' - глупости; есть 'анáмнез' - запись болезни; он, мол, врач, знает.
  Мудрь от Платона знающе гикнули; и отныне не только сброд, но и кóмпы 'анáмнезиса' не знают, чиркают красным, как бы внушая: эх, ты, тупица! Ну, и ещё в пример фильм 'Единственный': там кумиром героев 60-х был Достоевский, кой 'всегда на руках', 'зачитан' в библиотеке - чтоб сорок лет спустя современные курицы его путали с Тодоровским. Выперли Бога, Ницше, Платона и Достоевского. Кажется, что вот-вот попрут и Тунцову с Бздцовой, как уже выперли их товарок, хоть они были уровня лужи и отвечали ценностям куриц. Но, очевидно, нужно ещё ценней. Мир с его очень сложной, горней семантикой тянет к базовой простоте, мадам! Начиналось бездонным, непостигаемым 'и познал он Еву' - кончилось ясным гетеросексным чётким армейским: 'С поревом как у нас? Ништяково, думать не надо. Трахнул мочалок, после снял новых'.
  Факт, что двуликий Янус мужского есть солдафон в авéрсе и оттеснённый в реверс Платон. А кто про 'солдата родины', я отвечу: родина - рай есмь, нет пущей родины. Плюс, скажу, алтари солдатам неисчислимы, но - их нет женщинам, низведённым в понятиях к тропам 'блядь' и 'лохань' ('давалка'). Так что нет разницы, если гнуть патриотику, под своими ху@ми женщинам падать либо заморскими. Все х@и, но не больше.
  Вам простоты, мадам? Не заумного и не пошлого, а чего-нибудь среднего? Золотой середины, да? Понимаю вас. На работе чтоб зарабатывать деньги, дома чтоб муж был (или любовник), чтоб телевизор и смехуёчки, чтоб рестораны, шмотки, Мальдивы... 'Дома Два' хочется! Вад@наева стала там задвигать С@бчак? с кем порется? круто, с Маем?!..
  Жить! Да, ЖИТЬ хочется!!! Просто, как оно есть; иного ведь не могло быть, пусть М насильник, а Ж - безмозглая истеричка, 'блядь' и 'лохань' ('давалка').
  Хочется!!! Аж порыв стать раком, где б ни поймали, пусть вволю трахают. Это - жизнь. Как в журналах 'Она', 'Невеста', 'Барби', 'Красавица' и в рекламе под титулом 'Удовольствие женщин', что бороздит СМИ видами тяги миленьких самок к властному члену. Хочется жить - реально, как оно принято, как весь мир живёт, а не как врут умники. Что за 'Вечная Женственность'? Что за 'высшие сферы' и 'устремления'? Что за 'бдение духа' плюс 'поиск истины'? Фальшь и трёп... Ишь, умники! Знать, что смысл жизни в @бле, но притворяться, что значат 'разум', 'дух', 'убеждения', 'идеалы' и 'принципы' - весь культурный понос?! Бредятина!! Есть лишь фаллосы и позыв к ним вульв! Есть @бля, непрекращающаяся, смачная, агрессивная, хищная, и моральный спектакль вокруг, облекающий @блю в ризы священства.
  В общем, слюбляйтесь mane et nocte.
  
  642
  Давнее... В двадцать Лена достигла дивных, пленительных, идеальных форм; чуть раньше или чуть позже так не смотрелась бы. Налитáя, как Афродита, вся с плотью бархатной, так что я словно падал в мягкость суфле... Говорю, наш роман с ней был долгим дрейфом к топким блаженствам, и я с ума сходил, Лену видя. Прежде ни с кем я стольких разительных чувств не ведал! Я тёк, как студень; даже не помню, как начинал с ней и как заканчивал. Я дремал на груди её, помню, в том наваждении, что она разрасталась и я утрачиваюсь, таю... Я пил запоем и́скристую любовь... О, страсть моя! Ты любила вприщур, Джокондой... Чтó ни сказать - всё мелко, лживо, превратно... Многое я забыл, признаться. Рай ведь легко забыть... Как она танцевала - будто сама с собой сомнамбулой... а когда танцевала с вами, вы вдруг влипали в липовый мёд... Да вот она, с сигареткой, слушает вздор, смеётся... Вот она дышит прямо мне в сердце... Боль моя, Лена, бархатный обольстительный зверь!
  Я плачу. Плачу о всех, ушедшие. О себе тоже плачу - плачу по жизни, прожитой без любви, без счастья. Фаллос не любит. Он всё еб@т.
  
  643
  Культура. Есть во фрейдизме принцип 'великого отречения'. Вот плоды его: Третьяковская галерея, Лувр, пирамиды Гизы, также Чанчэн (Chángchéng), Колизей и пр. культурное. Как всё сделалось? Разум планово жизнь губил - взамен дал музыку и иное. Стоит назвать творцов: Бах, Гегель, Данте, Канова, Пушкин, Эйнштейн etc. Традиционный и перманентный акт отречения человека от самого себя, от своих преходящих частных моментов ради всеобщих, непреходящих якобы ценностей - кредо каждой культурной личности. То есть в том ПЕРВОЗДАННОМ, названном 'человек', - в Адаме перед падением (первородный грех) было 'зло'? пришлось умножать 'добро'? Создавший нас Бог был глуп, и мы занялись культурой, чтоб править Бога? То есть 'великое отречение' было, в сущности, отречением как от Бога, так от Всего, с Ним связанного. Рай бросили - а своё утвердили средством культуры, ведая, что за каждым культурным актом - смерть миллионов, шабаш репрессий и подавлений частных моментов.
  Дело культуры вводит мир в пропасть. Вещи культуры - это материи, что повыдерганы из жизни и обездвижены ради некого нами вымышленного 'добра'. Давно вместо жизни строят культуру, славную выделкой Третьяковских, скажем, картин - как окон из этой самой культуры в преданный бескультурный рай, что брошен ради культуры, ставшею базой сильного, усмотревшего путь 'добра' в хроническом рабстве прочих. То есть культура - казнь некультурных, клавших фундамент в ноги культуры, что подвела мир к гибели.
  Фрейд... 'великое отречение'...
  Отреклись - от Жизни.
  
  644
  Вот, открываю, чтó же есть русские, чтó нам в мир внести, отчего нас трусят, кто мы, зачем. Россия не гадаринская бездна, а изначалие, обнажившее, в чём итоги слов и каков русский путь. Мы есть, чтоб слова пытать и за то быть париями, в изгоях. Мы объясняем им, расчётливым, что им всем из комфортных их прогрессивных планов рухнуть придётся в яму, и не поможет им их рассудочность. Каждый смысл, коммунизм даже или фашизм, подспорье им для власти. Им и Христос, нас сливший в 'Царствие Божие', то есть в гроб, потребен, чтоб оттеснить нас. Цель их не прячется, говоря всей политикой и обманом СМИ, что при всём при том, при всех равенствах на словах, при всяких их евро-ценностях, нужно фишку сечь, кто король, а кто - нуль, чтоб нулей заушивать. Русскость смыслы вбирает, чтоб воплотить их и показать их фальшь, которую поверяем истиной. День придёт смыслы вышвырнуть из себя и мира как словобога. Мир шит идеями и бытует. Мы же - живём. Мы, русские, враг бытующим. Я о нормах, что нам навязаны и в каких мы будто как слон в лачуге. Всё русский стерпит - но вдруг проявится. Мы престранные, ибо смыслы гоним друг в друге и не хотим их; а погубив кого, мы с ним любимся: не его губили, но его смыслы. Любим мы не за смыслы, любим ― за близость к истине. Мы изводим фальшь, чуя жуть финала, в кой всё свергается, ибо мир падёт на верху 'прогресса'-де. Мы в юродстве и в шутовстве святого над всем судилища. Мы насмешка над божьим 'образом', что у них всегда - VIP-типаж в регалиях, краснобай, вождь, делатель их 'добра' торгаш. Считают, мы не народ, а снедь для них и склад сил под нужду их целей. Запад поймёт нас? Нет, не поймёт нас. Сами не знаем, как и положено, самоё себя. Вообще понимать - порочно, вник Достоевский. Прелесть сикстинскую, их прогресс с культурщиной мы и впредь запнём. Ибо мы - род рая, род изначалия.
  
  645
  Смелость. Нет бравей клириков, утверждающих, что Бог есть, всегда причём. Раскусить их просто. Коль Бога нет порой - для чего тогда церковь, догмы и власти?
  Клирики, значит, мыслят за Бога? Мы боязливей. Истинней веровать во всесилие Бога и Его волю быть - не быть, чем в корысть постулировать, что Бог, дескать, всегда при нас, как цепная псина.
  
  646
  Русская практика. Кто ни сел на трон, начинает учить, все - слушать и восхищаться.
  
  647
  Мысли пятнистого. Реалист считает, против мечтателя, что вокруг всё 'здраво', 'рационально', 'необходимо', ибо 'действительное разумно'. Мы ― homo sapiens, мы разумные, стало быть, и моральные, ибо разум наш в рамках, разум норми́рован. Слава разуму, нормам и их итогу ― цивилизации! Слава, то есть, господству, стержню мышления, базе modus vivendi, ибо всегда везде разум ищет власти, держит жизнь в клетке норм и законов, а ведь законы ― то, что господствует, то, что, значит, морально, ибо законно.
  Вот и сложилось: как кто родится, маленький срок спустя ну толкаться, прытко лезть кверху - в люльке, в детсаде, после в карьере. Всё это наглые, беспощадные, к власти падкие тварности с грудой мышц и с одной, как пробор, извилиной, либо крайне корыстные злые шельмы, что как получат трон, так до смерти сидят на нём с доброй благостной миной, радуя люд, разумный, трезвый, практичный, рациональный, кой полагает, что принуждение есть устой вселенной, всякого общества и моральности.
  Забирайте ваш изворотливый нрав гиен, друзья, ваши ценности аспидов, вашу этику зомби в свой арсенал, о, трезвые, волевые, властолюбивые реалисты, твёрдо стоящие на реальной почве, коя трещит по швам из-за ваших начальственных дел и благостей! Пребывайте в вам милой, сытной питательной иерархии, социальной, научной либо церковной. Нам же оставьте, чтó вам не нужно, чтó мало стóит в вашем карательно-силовом мышлении: созерцание. Ибо истинней созерцать, друзья, ведь ни цели, ни смыслы, ни тайны жизни нам неизвестны. Кройте друг друга, бейте, топчите ― тихий олень у озера смотрит вдаль, не слушая хруст костей и яростный рёв стяжателей от политики и мошны в их 'здравых', 'трезвых', 'естественных', 'конструктивных' 'нравственных' зверствах.
  
  648
  Жизнь ― прекрасна. А бытие ― кошмарно. Жуток труд, в основном насильственный, отвратительны стрессы, проистекающие от него. Прекрасно данное Богом. Страшно, чтó вытворено из Божьего.
  
  649
  О затмении христианского света в душах священников есть пример с TV 'Спас': в Седмицу этого года 'Спас' явил ролик стёбного, по реакциям двух весёлых ведущих, Павла-священника, кой озвучил '300 спартанцев' по-христиански.
  'Суть христианства?' - это вопрос царя (от священника-Павла).
  Гость отвечает: 'Главное есть купание в проруби'.
  Царь, воскликнув: 'Нет, пасха!!!' - ниспровергает глупого в бездну...
  Вот вам потеха, в духе подростков и троглодитов, 'стёбного' пастыря-дуралея.
  
  650
  Се безмерная, бесконечная книга. Можно писать её хоть сто лет, хоть триста. Книга высасывает соки и ничего взамен не даёт. Вообще, текст, слово, книги, искусство, как всё условное, ничего не дают. Незрелость, - сброд юн до смерти, - это не ведает и живёт не жизнью, но заморочками, без которых слепнет. За заморочками, по-другому 'смыслами', а не то 'концептами', кои, мол, богатят культуру, сброд мчит на шумные биеннале в Канны, Геную либо Осло; там, полагают, 'пиршество духа'. После сброд спорит, крайне снобистски и кучеряво, о 'креативных трендах шедевров'.
  Мудрый не мчит туда; он не мчит никуда. Он знает: всё лишь слова, теории, пусть и в броских красочных платьях. Мудрый инертен к фактам культуры, ибо постиг: шедевр и дрянь кровнородственны, в них природа условности как творения по словесным мóрокам. Мудрый смотрит глупейший фильм с тем спокойствием, что и как бы умнейший фильм, ибо видит там жизнь, не более. Ведь словам не прикрыть жизнь - жизнь проступает. Мудрый и смотрит жизнь.
  
  651
  "Святое". Водка наш нац. напиток. Ингредиент - ржаной хлебный спирт в 40 процентов, или же градусов, из сортов русской ржи, разбавленный ключевой водою. Пьют водку штофами и корчагами, ендовáми и жбанами, плюс ещё и в бутылках. Добрая царица, свет-Елизавет, пьёт и веселится, а порядка нет. Федька Пожарский на государевой службе заворовался, пьёт повсечасно, стал без ума, дурак... Пьют, чтоб мозг не командовал.
  
  652
  Слово, каждому назначающее судьбу! С начал бе Слово, Слово бе Бог! Пожри нас смыслами! Я Твой раб, я пыль ног Твоих! Я, недавно вся истина и спасение мира, - я словно прах днесь и заявляю, что, кто бы ни был, из-под Твоих семем не выйдет присно вовеки! И да святится словная Логика, коей ладишь нас! Да витает над нами Умысел!
  
  653
  Улыбаюсь, сам близ истерики. Потому что мир страшен, в нём больше ужаса, чем не ужаса, потому что неужаса мало; все вещи сдвинулись со своих вечных мест и валятся в беспорядке.
  
  654
  Д. Кураев и Blue Епископ
  Епископу до Бога далеко.
  Кураеву до Бога ближе.
  Епископ, пусть и ходит высоко,
  Кураева - как гендер -
  ниже.
  
  655
  Уровень веры из передачи на TV "Спас", Россия:
  - Ах-ти мне, батюшка! Я зачала в Великий Пост. Можно? Бог не осудит? Или осудит?
  
  656
  Грустное. После зимних тревог, после схваток с невзгодами наступает весна. Зацветают подснежники и летят журавли; бухнут почки; мошки под вечер вьются над почвой, тронутой инеем. В ослабелый дух и в продрогшую плоть льёт радость; с каждым теплеющим нарастающим днём отходишь. Так что ко времени, когда всё сверкает в гуд насекомых, ты уже молод, крепок и веришь, что скоро сможешь двигать планеты, что все придут к тебе на поклон, любя тебя, и что всё, что пока мешало, сдастся. Вот как весною. Силы и веры в переизбытке. Жизнь прибывает день ото дня. Ты счастлив. Кажется, ничего не надо, кроме цветов вокруг, ну, а все, - мир, город, - ждущие, чтоб тебе поклониться, пусть подождут, не к спеху...
  Вот и июль в цветах, в бурлении новой жизни. Женщины ходят чуть не нагие. Горны любви трубят!.. О, не город и мир ожидают приход твой, думаешь с пылом, но и вся девственность юной жизни! Смотришься в зеркало, где не твой бледный, пасмурный, изнеможенный лик, но Зевс почти! Ты могуч, победен, а твои сердце, мысли и чувства обновлены навек и присно. Впредь ты бессмертен!..
  Август природы чуть расслабляет царственной томностью перед выходом в мир и город. Скоро уж, скоро путь на Олимп...
  Польёт вдруг дождь - и льёт сутки... Небо угрюмо, травы поникли... Густ туман и висит над блёклой стынущей почвой... В воздухе вялость... А и в тебе нет сил... Сознаёшь, что весна с летом - мóроки, опоившие душу сладким дурманом...
  Льют дожди, набирают темп, дух и вера быстро хиреют. Подозреваешь: всё был обман, обман, что тебя заморочил ради забавы. Ты с сих пор в осени и в зиме навечно, бесповоротно...
  Чёрт, как весна с летом лгут!
  
  657
  Цель власти - это заставить нас ошибаться с ней заедино в каждом предпринятом ею шаге, чтоб отвечать за всё нам, не ей.
  
  658
  Жить хочешь - к Богу не попадаешь, а попадаешь только в идеи, что угнетают с неодолимой, мертвенной силой.
  
  659
  Гегелю слава! "Нужно подняться в образе мыслей до отвлечённой общей абстрактности, при которой без разницы, существуем мы или нет для жизни".
  
  660
  Рим и Россия, из аналогий. "Ни у сената, ни у народных комиций не было власти; люди безропотно принимали все ордонансы, что предлагались Августом Цезарем". Марцеллин.
  
  661
  Фразёры как генераторы слов - мерзавцы, вечно и всюду ведшие к пропасти (Горбачёв, далее), а их слушатели - глупцы.
  
  662
  * * *
  Властно входит в бессонную ночь
  всё, что сбылось со мной и не сбылось,
  чтобы прошлое в мыслях толочь,
  надрывая последние силы.
  Где ты, радость начального дня,
  где восторги, подобные крыльям?
  Жизнь, громовой фанфарой маня,
  пузырём тихо лопнула мыльным.
  
  Как люблю я истёртость страниц,
  мной прочитанных в поисках счастья!
  В череде исчезающих лиц
  было несколько лиц настоящих.
  
  Я уйду в листопад ветровой,
  обрывая последние звенья.
  И мой мир унесётся со мной
  в край безмолвия, тьмы и забвенья.
  
  663
  Против Ананке. Был, чтоб пройти сквозь стенку. Чтоб усмотрел Господь, до чего вера встала, голая, неучёная: пересилила стенку! Стенка-то думала: победит, задержит, - но уступила. Был я - для веры.
  
  664
  Верю: природа вдруг восстановится в райских мерах ('неопустительный апокатáстазис' Исповедника М.).
  
  665
  Задумался об ап. Павле, кой, звавшись Савлом, гнал христиан и был обращён вот этим: 'Прёшь на рожон, Савл?'... Я, как и он, дозрел. Но Савл стал с Христом - я же прочь бегу, взвинчен гонивом про 'жизнь вечную', 'воскресенье мертвых', 'лилии кольми паче', сходно про 'плачущих', 'не убий', 'род избранных', 'манну с неба', 'сикли, скот и рабов', про странное 'не заботьтесь, чтó есть и пить вам', также про 'малых сих, первых в царствии Божием', 'нищих духом', 'уши игольные', 'возлюби врагов' и т. д. нагорщины. Надо чхать на беды. Надо активничать, чтоб, случись, что я вдруг обращён, как Савл, - поздно было б и зря. Мои пускай выбирают: быть христианами, у каких нет денег, или быть с дéньгами жлобами либо ещё кем. Я обеспечу им вольный выбор не от нужды их, дабы их вынудили невзгоды, а от свободы, - так же, как Богу в полной свободе впало взять Савла в цепи покорства именно по пути в Дамаск, не ранее, плюс и к нам сойти не в разгар Сов. власти, ха, а при Августе! И каков итог? И где 'врачество твари', коль без рацей про 'свет, блеснувший в мир'? Развелось больных, кто жизнь судит Христом, и только. Чем Ты умздил меня?! Парадоксами о греховности службы Богу и сиклю попеременно, плюс разделения Твоего с противным ('кто не со Мной, тот против'), вплоть до влезания Твоего меж близкими? Дал загробие? Ход беспроигрышный, безошибочный! Но я спасся всё ж - ну, почти что - сиклями. Так зачем 'Савл' вдруг 'Павлом' стал? Ты надул его. Ты взял жалостью. Как мне бомж сболтнул: 'Иисус за людей страдал'... Ты жалостью нас привлёк!
  Но подлинно, что крест первый был наш, не Твой! Нас мучили смерть и тлен, и нас гнела ярость избранных! Это мы, а не Ты, стенали и выли в горестях! Мы брели под нагайками, мы висели на дыбах, мы истязались, жглись в крематориях! Мы тонули в потопах, мёрли в болезнях, пухли от голода! Наших бед было лес, когда Ты пришёл и нас смёл, вроде не было горших мук, чем Божии; наши - так себе! Ты взял жалостью. И меня возьмёшь, только помни: я Тебе, а не Ты мне, я дарю милосердие! Я устал и бегу от Вас, Бог-Троица, ведь не я Вам нужен, а моё золото. Ибо Ты, Кто галдишь о плоти, явно по плоть пришёл. Но что плóтяней золота?.. Пусть Ты даже ко мне - шиш, нет меня. Я пария, я промежник. Я невесть что, ха! Я превращение из конкретного, я штрих в фазисе, я трансгрессия! Ты внушал нотации, что ведут к Тебе? Хрен, нет таких. Я впредь волен! Впредь не маяк мне луч Твой! Я - в тьме безмолвия ярче 'света', чем Ты считал Себя, Тримурти! Ты меня гробил - но сгинешь Сам, клянусь! Ты сводил плоть в дух, в слова - но, клянусь, уплотнился лишь, влип в плоть намертво; блеск Твоих парадигм крыт пáтиной! Ты во власти ТОГО, ЧЕМ царствовал, и с ЕГО возглашением жди конец Свой... Есть что-то Тёмное, знал и Рóзанов, что запнёт Тебя...
  То есть Ты мне стал ты.
  Есть БОЛЬШЕЕ, чем весь ты во тройке, застившей виды, сведшей нас в символ! На вашу ценность чую СВЕРХЦЕННОСТЬ! Каждый адепт ваш - менее, чем он мог бы быть без тебя, клянусь! Ты свеча в свете солнц, червяк в горé; всё твоё никудышно перед ГРЯДУЩИМ! Скоро уж... Я пока с тобой - в твоей 'естине', а не в 'истине': да-да, в пиршестве, на котором ты плоть ешь! С мыслями, что сие хорошо, нажрусь её, дабы мне стать как ты! Явлю тебя. Явим все: вся нация! Будем жрать и пускать дух сытости. Сытый дух, знай, и есть ДУХ! Я весь народ попру от свечи твоей во СВЕТ ИСТИННЫЙ!!! Уж сыграем мы, но не как играли, что плоть ничто нам. Нынче сыграем, что возлюбили плоть. Ты словом - мы в тебя гласом чревного ДУХА, КОЙ впредь и есть наш БОГ! Обóжим плоть! Покажем, как её пользовать, - содрогнёшься! - как показали ранее, когда мы презирали плоть. Я клянусь: покажем!
  
  666
  Самый из преданных. Ницше звали 'философ-зло'; он манил-де к войне, насилию, подавлению слабых, хаял культуру, встал против смыслов 'образа жизни', мнил всё фальшивым, даже и Бога. Но, дело странное, он был самый, наверное, христианский. Ибо любить Жизнь значит избыть из её недр хилое духом, лживое, подлое и корыстное, то есть то, чем полна мораль, гнуснейшая из трактовок. Что и Христос хотел: 'Положу вражду сына с матерью, брата с братом'... Фраза являет чужесть Христа для мира - иноприродность, стало быть, и Его, и рая, кой возрождал Он, руша моральный план бытия, устроенный первородным кризисом, и мышление от 'добра' и 'зла', - что значило, что от Жизни вдруг обратившись к древу познания, люди стали реальность интерпретировать, а не чувствовать прямо. Все наши ценности Он растаптывал, нашим 'да' бросил 'нет' даже в части сакральных родственных связей, кои расторгнул, чтоб, избыв падших, вырастить новое человечество. Он клял логику и традиции, весь стиль жизни рода людского, стиль от морали, ведшей к созданию хомо сапиенс как морального шлака вместо могучих творческих самостей. 'Брось отцов и иди за Мной', - говорил Христос. Говорил и тем паче страшное, что дышало войнами: 'Я не мир вам принёс, но меч; Я пришёл разделить человечество на Моих и не верных Мне. Кто предаст Меня для домашних, тот против Бога. Я низвёл пламя и как хотел бы, чтоб разгорелось!' Он провиденчески знал до Ницше, что человечеству, дабы жить (не тлеть), надо вырезать первородный грех с метастазами, пронизавшими сферу мысли, чувства и действий. А это можно только дерзанием, исступленьем, кровью. Общеизвестно: как только кто-нибудь был Христов де-факто, вмиг истреблялся.
  Кто живёт, как велел Христос? Очень редкие. Ницше - с Ним как пророк Спасения. Ницше звал к топору, - к духовному, дабы каждый в самом себе стал естественным, а потом к стальному. Быть честным, храбрым, верным, свободным и благородным и означает быть вне мира.
  
  667
  Есть у ап. Павла тезис, что де "конец закона - Христос". Что будет после "конца"? Чудесное. Ведь Христос отменил смерть - мать всех законов. С тех пор всё - новое.
  
  668
  Эволюция. Нормы валятся. Так, демограф правительства, некий доктор наук, сказал, что не следует осуждать инцест, человек разделял чадородство и эрос издавна, так что дети и эрос - разные вещи... Спец лаконичен. Не обращайся к лямблиям духа, он бы сказал, как знать, что инцест естественен, что процесс чадородства с умыслом был включён в круг эроса.
  Эрос ― главное.
  
  669
  Говорю: жить страшно, тварь вопиет, зло царствует и кровь льётся, и всё воистину в вечных войнах со всем, и некуда убежать от смерти, и в смыслах тесно, и свет сужается, а тьма близится и теснит живых. Сердце, зрение, слух ждут Бога.
  
  670
  Не появись я, было бы лучше. Атомы склеились бы в молекулы, те бы сплавились в клетки, те совместились бы в организмы, что выражают, рабски и рьяно, страшный порядок царства Ананке. Я же - о рае, что, дескать, Жизнь. Рвусь к истине. Это больно... Лучше не быть.
  
  671
  Дух истины. Я спешил в туалет в порыве, вызванном 'черпающим в себе разумом'. Я постиг, как их всех уломать к хренам. Я коснулся анала и, возвратясь в зал, начал прощаться. Я очень долго тряс руку босса шведской компании. Этак я всех их метил; пусть пахнут мной. Магически я воздействовал, дабы все покорялись более важному, чем богатство, чин либо внешность. Сведшийся к истине, я додумался, что не нрав, не талант, не харизма манят - но лишь обмен веществ, лепка самости пожиранием прочего. И земля, и что есть на ней, вник я, сгинет в кишечнике, чтоб в итоге стать серевом. Мироздание с Богом, если Он есть, сожрут; останется лишь глобальная вонь! Мы все дерьмо, что понятно, стоит десятку тесно сойтись. Вонь всех роднит. Вонь - конечное общее. Победит доминантная вонь - моя. Я жрать горазд; плюс я, ведая тайну, тайну не прячу. Тайна в кишечнике - стержне сущности. И, едва я в том зале начал жать руки, сразу подметил, как, вдруг принюхавшись, все идут ко мне подсознательным образом! Значит, мною кончались смута идейщины, кавардак убеждений, разница вкусов, свара 'духовных'-де 'высших' ценностей. Я закрыл философию, отыскав, по Плоти́ну, 'корень корней вещей'. Человек есть кишка per se, междометия коей - разум!! Сходно у этих всех костюмированных куч дерьма, я вник, цель их шарканий, плутовства, свинств, мерзостей, лизоблюдств, мошенничеств, суеты и корыстной пошлой активности состоит в присвоении денег для непрестанного всех и вся сжирания, чтоб, нажравшись, смачно смердеть вокруг, подтверждая смысл жизни и ценз 'духовности'!
  
  672
  Спорт - дурман человечества, что гоняет шар бытия вне Бога и забивает в лузы и сетки свой апокалипсис.
  
  673
  Люд стабильный и нестабильный. В моде... нет в вечном тренде люди константные, с устоявшимся кредо, рациональные и с устойчивой психикой, намекающей на суровые испытания и победы в жизненных драмах, - личности пусть немногих слов, но зато многих дел, считает люд, оттого на них знак величия, глубины, достоинств. Этот тип мнится вроде героя и как пример типам ровно иным, с лабильной и ртутной психикой, с переменчивым виденьем, избегающим принципов и меняющим свои мнения, испытующим Бога вместо похвал Ему, амплитудным в характере от депрессий к радостям, рассыпающим в речи, часто несдержанной, а порой циничной, сонмы значений, противоречий и отвлечённостей. Этим самым иным велят состояться, определиться.
  Но ошибаются в их душевном складе. Он сформирован, даже и выстрадан. Если психика брызжет спектрами радуги, как протей изменяется; если ведает языки всех сред, в любой своя; если ход её под землёй и в небе сходно возможен; если ей участь преданной челяди благ Адама в обременение, если несть числа её маскам в казусах жизни - значит, не нужно ей равновесий, родственных висельным. Разумеется, их она и не ищет, ибо владеет всем, что дано человеку как в его духе, так и в развитии. И она как раз всемогуща, коль всё вбирает без назидания от моральных церберов и коль родственна всем явлениям и природам жизни, не разграниченным политически, социально, нравственно, темпорально, даже бытийно. Смерть и жизнь - её крылья с равными махами. В ней гул тубы предвечного. В ней пыл Бога! В ней поступь Рока! В ней 'да' и 'нет' неслитны и нераздельны. В ней Христос и Иуда дышат бок о бок. В ней Мироздание будто в зеркале! Осуждать её, ставить в рамки - значит себя судить: свою слабость, узость мышления, куцость чувств, догматичность, невосприимчивость, глухоту, невежество, скудоумие, хладнодушие и приверженность пошлым нравам.
  Вот каков сей второй тип, с зыбкой-де психикой, как мнят все, кто незряч на 'зыбкости', на 'лабильности' и т. д. 'неясности', ореол коих ширится за пределы оптики.
  Ну, а первый тип - как баран, бытующий здравым смыслом. Он для солидности помнит дюжину мыслей. Он жуть стабилен, как древний пень в лесу, ибо ветру качнуть в нём нечего.
  
  674
  Бьюсь со словью: я словь лишаю пафосных смыслов, словь меня - жизни.
  
  675
  Веровать. Мы, не став в христианах "нищими духом", "первыми", что "последние", также "чистыми сердцем", "кроткими", что "наследуют землю", "изгнанными за правду", ходим в "католиках", "православных", "коптах", "баптистах".
  
  676
  Каждый миг признаёт свою мораль, каковая должна быть только любовью. Коль её мало, руководятся книжной моралью и уголовной, то есть моралью норм и понятий.
  
  677
  В детстве моём голубом, волшебном, как фея, мир знал, что я его Бог, а он - моя затея.
  
  678
  Дóлжно быть нужным людям. Будь нужным людям. Тот, кто им нужен, тот воплощает их идеалы, вкусы, потребы. Вот все и рвутся быть 'нужным' людям. Плохо, однако, что идеалы, вкусы, потребы и интересы рода людского свойства такого, что человечество десять тысяч лет киснет в сереве. Нет, не будь людям нужным. Коль им не нужен ― следуешь Дао.
  
  679
  Urbi et orbi. Чудо всегда при нас. Чудо и́скрится тут и там, тревожа мир. Чудо есть гибель падшего и почин новизны, устремляющей к истине, и будь чудо единожды - тоже не было б ни важней его, ни существенней. Рай встаёт. А мир зла и добра, слов, удавок и мóроков, предрассудков и этики, древний мир по Адаму сякнет. Близко - премирное.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"