Я стоял у подъезда, поджидал брата, когда увидел ее. Высокая симпатичная девчонка лет семнадцати с курносым нагловатым лицом с любопытством рассматривала сквозь открытое окно салон белого Ситроена, который мой сосед купил пару дней назад. Он выбежал на пару минут за сигаретами и, кивнув мне на ходу, попросил приглядеть за машиной.
Я не спешил отгонять девчонку, любуясь ее красивой статной фигурой, длинными каштановыми волосами, волной опускавшихся ниже плеч, изящными ножками в туфельках на высоком каблучке. Было даже немного обидно, что такая девушка, почти совершенство, в ореоле юной красоты, щелкает семечки, зажатые в кулачке, сплевывая под ноги кожуру. Я отвернулся на секунду, выискивая взглядом брата, а повернувшись назад, увидел как черная кожура летит внутрь новенького кожаного салона.
- Ты, что творишь? - она даже не повернула головы, лишь когда я подбежал, чуть не оттолкнув ее, пожала плечами и звонко цокая каблучками, пошла, гордо вскинув маленькую голову с копной пышных волос. На беленькой коже водительского сиденья блестела черная шелуха семечек, одна прилипла возле стекла на двери. Хруст кожуры под ногами просто вывел меня из себя. Я в два шага нагнал ее, резко рванув за руку. Семечки с шорохом посыпались на асфальт.
- Куда пошла, а ну убери.
На ее нагловатом лице не было ни капли испуга или смущения, это раздражало еще больше. Я потащил ее к машине.
- Пусти, а то пожалеешь, - прошипела она.
- Убирай давай, - я открыл дверь показав на сиденье.
- У меня папа мент, я скажу, что ты на меня напал, и тебя закроют.
- Мне плевать, у меня дядя губернатор Парагвая, а с твоим отцом я сам поговорю, - шелуха под ногами раздражающе хрустела.
- Смотри, в твою машину наплевала и убирать не хочет, думаю к ее родителям сходить, взять денег за химчистку салона.
Сто двадцати килограммовый Алик с резвостью лани рванулся к любимой машине, чуть не снеся нас обоих.
- Фу, блин, напугал, шелуха только, - он обернулся к девчонке, но обратился ко мне, - Пусть уберет, и катится.
Прибытие Алика сбило с нее спесь, и спорить она не решилась, лишь недовольно бурча, полезла в салон. Собрав шелуху в кулачок, она, смотря в глаза, бросила ее мне под ноги.
- Довольны?
Алик, своей широкой тушей оттеснив нас от машины, бархатной тряпочкой протер белоснежную кожу.
- Ладно, Серег, мне ехать надо, а ты, - он вытянул толстый как сосиска палец в направлении девчонки, - больше так не делай.
Она, что-то пробурчав себе под нос, видимо пожелав ему счастливого пути, гордо отвернулась. Алик, пустив двигатель, заурчавший как сытый довольный кот, плавно тронулся с места.
- Ни спасибо тебе, ни до свиданья, - раздраженно подумал я, шелуха хрустела под ногами.
- Куда это ты собралась, красавица? - спросил я , видя как девица, повернувшись на каблучках, пошла по своим делам.
- Не твое дело, козел.
Манера, с которой она выплевывала слова, словно окатывая тебя презрением, выбесила меня еще больше.
- Нет уж, - я вновь схватил ее за руку, - пойдем к твоим родителям, пусть знают какая у них дочка.
- А ну пусти.
- Пошли. Сама же меня отцом стращала, теперь посмотрим какая ты смелая.
- Пусти, закричу.
- Кричи, люди узнают, что ты сделала, еще и помогут мне.
Я уверенно шел к дому напротив. Жила ли она там я не знал, но выходила она оттуда. Чем ближе мы подходили к подъезду, тем меньше спеси оставалось на ее лице. При виде знакомой двери в ее глазах промелькнул ужас.
- Что ж ты не пугаешь меня отцом, - не помню чего в моем голосе было больше, ехидства или злости. - Звони, давай.
- Я поняла все, не я больше, - она раскраснелась, готовая разреветься. Лицо ее приняло испуганно-детское выражение.
- Звони, или мне самому позвонить.
Девчонка, жалобно всхлипнув, протянула руку к кнопке, и через три минуты мы уже выходили из старого исписанного лифта, с лязгом захлопнувшего двери. Нас встречала немолодая худенькая женщина с черными мешками бессонницы у пронзительных голубых глаз.
- Что случилось, что она натворила? - женщина говорила негромко, почти полушепотом, ее глаза торопили, но не успел я открыть рот, как из глубины квартиры донесся хриплый заспанный голос.
- Люда, закрой дверь, тянет.
Девчонка съежилась, от былой гордости не осталось и следа. Увидев ее согнутые плечи, злость моя тоже пошла на убыль.
- Что тут такое? -в дверях показался крупный высокий мужчина, с огромным, под стать ему, котом на руках. Женщина, опустив плечи, чуть отошла от двери.
- Да Таня опять что-то натворила.
Мужчина, бросив кота на пол, подошел ближе.
- А ну зайди, - в его голосе сквозил холод, девчонка прошмыгнула в узкую щель между его монументальным пузом и дверным косяком.
- Что случилось? - обратился он ко мне.
Я, нахмурившись, стал объяснять в чем дело. Как-то неуютно было мне под его испытующим взглядом.
- Врет он все, - взвизгнула девчонка из своего угла, - я не плевала, ветер дунул, и кожурки туда полетели. А он за руку схватил, синяков оставил, - жалобно всхлипнув, она в доказательство подняла рукав платьица выше локтя. Там и впрямь красовался сочный сине-зеленый синяк.
- Хорошую же вы дочку воспитали, - процедил я, злость снова сдавливала грудь, - еще и лгунья, видно же, что синяк старый.
Мужчина, лишь смотревший до этого то на меня, то на нее, вздохнул.
- Я разберусь, - и с хрустом захлопнул передо мной дверь.
Я не то устало, не то облегченно выдохнул, словно только что сдал трудный экзамен, и не важно, что поставят, главное он закончился. И не желая вновь любоваться на заплеванный пол лифта и залепленные жвачкой решетки вентиляции, я спустился по лестнице. Лишь на улице я вздохнул полной грудью, радуясь, что вышел из этого полутемного неухоженного подъезда, полного запертых стальных дверей. На другом конце двора меня уже ждал брат.
Я встретил ее вновь нескоро, недели через две.
Давно позабыв о том случае, я торопливо шел через двор, нахохлившись от пронизывающего ветра и втянув голову в плечи. На резкий окрик - Это он - даже не обратил внимания. Но услышав звук догоняющих шагов, повернулся, зная, что лучше ударить первым, чем получить кирпичом сзади. Давешняя девица, одетая в спортивный костюм и кроссовки, с трудом поспевала за длинным худым парнем в тренировочном костюме, болтавшемся на нем словно на вешалке. Большинство местных хулиганов я знал, но этот был мне не знаком. Острый нос и кривая ухмылка слегка портили его, в общем, приятное лицо, а разболтанная походка говорила, что перед нашей встречей он изрядно принял на грудь.
- Это он? - кривой заскорузлый палец с грязным ногтем, оторвавшись от бутылки, уперся мне в грудь.
- Клешню убери, - мой голос, обычно звонкий, стал жестким и глухим, идущим откуда-то из глубины. Я перевел взгляд на девчонку: А тебе что, еще семечек?
Ухмылка ее была наглой и злой, на красивом лице, под толстым слоем пудры, красовался застарелый синяк.
В пьяных глазах парня мелькнула злость и выпустив ее руку, он без замаха отвесил мне крюка, но смазав, лишь слегка задел подбородок и тут же оказался на земле от резкого удара в живот. Бутылка с хрустом раскололась о бордюр, окатив его брызгами пива. Приятное лицо исказилось от ярости, в пьяных глазах не осталось ничего человеческого. Щелкнул нож.
- Ну, сука, ты сейчас пожалеешь.
Я застыл столбом, голова лихорадочно работала, не зная, что делать, я хотел звать на помощь, но вдруг неожиданно ляпнул:
- Дебил, она тебя подставить хочет.
Парень застыл.
- Она знает, что я мент и при исполнении, - голова была пустой, я не знал, где рождались слова и куда меня несет, - я с ее батей работаю.
Парень ошалело повернулся к ней. Увидев в его глазах застывшую ярость, она закричала испуганно:
- Он врет, Димочка, он врет.
Но в пьяной голове окончательно сорвало тормоза. Я рванулся было за ним, но не успел. Лицо ее вновь приняло, то испуганно-детское выражение, распоров рукав, всадил нож ей в бедро. Схватив его одной рукой за горло, другой за плечо, я рванул Диму на себя. Он снова упал, напоровшись на разбитую бутылку. Испуганно поглядев на распоротую руку, потом на сидящую у лавки девицу, глотающую влажный сырой воздух, он встал на карачки и побежал в глубину двора. Я набирал скорую, когда в уши вонзился ее первый пронзительный крик.
Парня судили недолго. Батя надавил куда надо и ему намотали на полную. Девицы на суде не было, она еще не выписалась. Я, измотанный этой тягомотиной и допросами, без жалости смотрел в его испуганное приятное лицо. Потом часто вспоминая об этом случае, испытывал то злость, то отвращение и гадливость непонятно к кому, утешаясь словами сестры.
- Да это просто мгновенная карма. Хотела отомстить тебе, а получила сама той же монетой, еще и парня подставила.
Но случай тот еще долго не шел из головы. А наша третья встреча осталось со мной навсегда.
Произошла она лет через пять после тех событий.
Шикарное белое с розовой лентой платье удивительно ей шло. Опускаясь чуть ниже строго сведенных колен, оно обнажало точеные лодыжки с узорными ремешками легких невесомых туфелек на высоком остром каблучке. Невероятно прямая, она с царственной гордостью сидела на старой обтрепанной лавочке без одной доски, опустив небольшую сумочку на колени. Увидев меня, она поднялась и, поправив платье, шагнула на тротуар. Я замедлил шаг. Она глубоко прерывисто дышала, словно глотая и едва сдерживая слезы. Ее раскрасневшееся лицо в обрамлении каштановых кудрей было еще совсем детским.
- Дима завтра выходит, - без приветствия сказала она.
- Ну и что, я его не боюсь, - спокойным голосом заявил я, хотя внутри уже все сжалось от нехорошего предчувствия.
Но она, словно не слыша, продолжала:
- Его по УДО выпускают, он мне звонил.
Хрустальная капля набухла в уголке ее глаза. Я молчал, она, вновь проглотив слезы продолжила:
- Сказал ко мне первой придет, - тоскливое чувство в груди все росло, я не знал куда деться.
- Сказал, что знает... что мой батя его закрыл... сказал, что кислотой, - она почти рыдала, - что в лицо, - слова терялись в этом потоке слез, - что я во всем виновата и мне не жить.
Я тихонько коснулся ее плеча. Она вздрогнула как от электрического удара и вскинула злые заплаканные глаза.
- Это ты виноват, - она нервно шарила рукой в сумочке.
- Ты, ты - черный глазок табельного ПМ уперся мне в лицо, я испуганно отшатнулся, выставив вперед руки, словно они могли защитить.
- Ты, - визгливо выкрикнула она, - из-за каких-то семечек.
Лицо ее приняло то испуганно-детское выражение, вороненый ствол уперся ей в подбородок. Я рванулся вперед. Боек сухо щелкнул и пистолетный выстрел разорвал тишину утреннего, просыпающегося двора и долго гулял отражаясь эхом от стен многоэтажек.
Я боялся посмотреть в ее лицо или то, что от него осталось, суетливо набирая номер скорой. Первые прохожие и гуляки боязливо подходили ко мне. Где-то вдалеке раздалась сирена. Я не видел ее лица, лишь неловко подвернутая нога в легкой воздушной туфельке долго стояла передо мной, когда я закрывал глаза.
- Зачем, зачем, - все проносилось в моей голове. И ее последняя фраза: Из-за каких-то семечек.
Бурое пятно так и не смылось, я все сижу каждый вечер на той лавочке без одной доски. Жду. Может придет Дима - моя запоздавшая карма, и все это закончится.