Джоэл Лири : другие произведения.

Белый лебедь, черный рыцарь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сказка в псевдо-восточнославянском стиле с многочисленными фактологическими ошибками. В наличии: попаданцы, прокачка сверхспособностей, магическая академия, драконы, некроманты, ехидная героиня, властный герой, истинная пара, спасение мира и конечно же любовь.
  
  "...it will cost you a piece of yourself" (из популярной видеоигры)
  "возьми себя в руки, дочь самурая..." (из популярной песни)
  
  
  Колдун пришел в деревню Дубровичи почти перед самим закатом. Был он стар и высок, но согбен и седобород, одет в потрепанную и залатанную коричневую мантию, опирался на сучковатый посох и из вещей имел при себе только шапку с ушами да нетолстый заплечный мешок. Дойдя до центральной улицы он остановился отдышаться, затем подозвал малого Ваську, кузнецова сына, чтобы разузнать, где стоит дом старосты, вздохнул, поправил мешок да небыстро пошел к тому дому.
  
  Староста уже ждал на пороге. Евгену Затыличу три седьмицы назад исполнилось пять десятков лет, был он суров и кряжист, деревню крепко держал в кулаке, в чем помогали ему трое сыновей-погодков - Вьюн, Вьюр да Волос, да княжья грамота с печатью, хранимая в ларце в красном углу на полке. Магов здесь не то, чтобы боялись - все знали, что даже слабосильный колдун может сделать с деревней много страшного - и скотину извести, и посевы потравить, и проклятие наслать на семьи - а скорее недолюбливали за чванство и склочный характер, но всё ж, когда началась новая большая война с неживым императором - Бессмертным Драконом, все маги княжеств собрались вместе с ратниками да и пошли дракону в пасть - хлопов да их женок с ребятишками защищать от орд нежити. Хоть и защитили, а многие не вернулись. Выжившие тож, глаголили, многого лишились - кто рук, кто ног, кто глаз, а кто и вовсе ума, потому что нельзя смертному против бессмертного встать и уцелеть. И хоть и боле года прошло, всё ж бродили поодинокие маги по королевству, как и бывшие воины княжьих ратей. Выходит, и в их деревню пожаловали.
  - Здрав будь, любомудр! - уважительно поздоровался староста с колдуном. - Как звать тебя и что за дело у тебя к нам?
  Колдун помолчал, опираясь на посох. Сощурившись, наклонил слегка голову.
  - Имя моё - Великий Фрутадель, могучий белый маг, звездочет и астромант, все тайны мира открыты предо мной и несть числа злым силам, которых я одолел и изгнал! - похвальба колдуна вызвала лишь усмешку у старосты, которую он успешно скрыл, зато сзади хихикнули сыновья. - В былое время бился я с трижды проклятым драконом в армии кнежа Высоцкого, и сгинул дракон, но остался я без друзей - пали друзья, без дома - сожжен дом мой драконьими ордами, и люди города моего убиты, - колдун скорбно поджал губы и староста тоже помрачнел - вспомнил, как смертным воем выли бабы, провожая на ту проклятую войну деревенское ополчение, из которого никто так и не вернулся. - И ушел я. Долго скитался я по дорогам, безземельный странник, и вот чувствую - нашел. Хочу у вас остаться, дом построить, жить буду. Примешь?
  - Откуда, гришь, ты? - староста торопливо размышлял, отвлекая колдуна разговором. Позволить остаться? Прогнать? - В каком граде жил?
  - Град мой звался Гродный, - ответствовал колдун. - Жил я там с малолетства, как и отец мой, и его отец...
  Староста кивнул. Про страшную участь Гродного даже сюда молва дошла - взяв город, драконьи орды не пощадили ни мужей, ни жен, ни младенцев. Слухи про то, ЧТО ИМЕННО они делали с горожанами, заезжий купец - языкатый, разбитной ухарь, белея лицом рассказал только старосте и старикам, и то шепотом, а те потом, на просьбы сыновей пересказать, лишь молча брались за хворостину или крестились, вздыхая. И староста с тяжким сердцем принял решение.
  - Оставайся, любомудр, - кивнул он. - Где ты дом построить хочешь?
  - У ручья, на треть версты к полдню, - ответно кивнул колдун. - Ручей хорош, он силу дает, нечисть изгоняет, благому делу помогает. Сила в нем.
  - Угу, угу, - покивал староста. Он был доволен и собой, и колдуном - за то что и он рассудил верно, и колдун тож хорошо решил - и глаза не будет мозолить, и единовременно будет под боком. Белый колдун в деревне не помешает, а то мало ли что. - Сам дом строить станешь, али как?
  Лицо колдуна исказила усмешка.
  - Стар я, Евген сын Бряна, - староста вздрогнул, вспомнив что имя свое он колдуну не называл. - Не те силы уже у меня, а после проклятого дракона тем более. Но есть толика денег - светлый кнеж Ростислав Высоцкий дал каждому выжившему на дорогу горсть серебра. Есть в деревне молодые парни, чтобы пособили? Я заплачу.
  - Добро, добро. - староста окончательно воспрял духом. - И мои сынки пособят, и еще парней соберем. Завтрема с ранку начнут. А пока иди, любомудр, заночуй у меня.
  - Благословен будь, - колдун покрепче оперся на посох. - Но не могу принять приглашение. Привычней мне стало небо над головой, шорох трав да мешок в головах. Пойду я ночевать к ручью, а сыны твои пусть завтра приходят - я покажу, что мне надо.
  С тем и разошлись.
  
  ***
  
  Избу колдуну поставили быстро. Хоть и был он явно небогат, но с парнями расплатился по справедливости, так что староста даже отвел ему малый участок от общинного поля да огород возле избы: колдун - не колдун, а есть что-то надо. Семенами ссудила его тоже община, принявшая решение старосты, но поелику до нового урожая было далече, колдун всё больше ползал по своему огородику, засаживая его аптечными травами - частью из принесенных с собой семян, а частью из собранных в округе. Спать ему теперь было где - кровать, стол, лавку, ларь да два табурета сделал ему Жук - местный столяр, за что колдун ему пообещал отплатить в час нужды и не соврал - когда у старшей Жучихи пришла пора рожать и роды шли туго, а повивальная бабка, перекрестившись, опустила руки, именно колдун выпоил роженицу чужедальними травами и порошками, отвел ей боль, унял кровь и принял роды сам, вместо бабки, чем уберег жизни и матери и младенца, за что ему Жук потом в ноги кланялся. С хрычовкой, после того случая увидевшей в нем конкурента и пытавшейся колдуна извести заговорами, колдун тоже разобрался по-свойски - не чинясь, купил в корчме бутылку отборной спотычихи на вишне тройной отгонки, которая с двух глотков валила с ног ратника, а с трех - княжьего гридня, взял сушеной плотвы и пошел к склочной бабке, которая тож жила на отшибе, в гости. Что творилось в бабкиной избе - доподлинно никто не знал, но вся деревня Дубровичи слыхала, как колдун потом в обнимку с хрычовкой гуляли по деревенской улице, распевая любимые школярами песни одна похабнее другой. Деревенская мелюзга, пытавшаяся повторять слова этих песен, долго потом не могла присесть на поротые отцами задницы, и только старики одобрительно кивали бородами и визгливо хихикали, подпевая тонкими голосами. С того дня бабка Ива перестала делать колдуну подклады из веточек под порог, а колдун прочно утвердился в деревне как свой.
  
  ***
  
  Дни шли, седьмица меняла седьмицу, и колдун всё увереннее врастал в нехитрый деревенский быт. Вместе с бабкой Ивой он понемногу врачевал людей и скотину, составлял гороскопы, гадая всем желающим по звездам и не отказывая в оплате услугами, а то и молоком, мясом, сыром или зерном, работал на поле или в огороде - а когда один, когда пару раз на седьмицу сидел вечерами в корчме, рассказывая мужикам байки про чужедальние земли. Как выявилось, любил колдун свиную зажарку и ячменное пиво на хмелю, охотно принимая кружки от слушателей, чтобы смочить горло между рассказами про лютых оборотней, хитрых бесов, коварных и жадных драккенов-огнедыхов да прочие страсти. Увидев впервые, как приезжал купеческий караван и в деревне начиналась ярмарка, колдун задумался, а потом, к следующей ярмарке сколотил и поставил на торжище собственный навес с доской с надписью "Великий Белый Маг Фрутадель", притащил табурет, облачился в почти целую синюю мантию со звездами и такой же колпак, вооружился стеклянным шаром и засел под навесом - ждать клиентов.
  
  ***
  
  Первый не заставил себя долго ждать. Сам купец Онутрий, ходя с приказчиками по ярмарке и оглядывая хозяйским оком поделия деревенских мастеров, от любопытства подошел к колдуньему навесу. Огляделся, кашлянул в кулак.
  - Здрав будь!
  - Буду, буду, - сварливо ответил колдун. - За вопрос серебрушку, за совет - две.
  Купец опешил.
  - Не много ли?
  - А ты проверь, - ухмыльнулся колдун, поглаживая шар. - Я - Великий Фрутадель, звезды все меня знают, все тайны мне откроют, весь мир покажут...
  - Ладно, ладно! - перебил купец разошедшегося колдуна. - Звать меня Онутрий, а откуда я - запамятовал. Не напомнишь? - под тихое хихиканье приказчиков за спиной, он извлек из кошеля и подкинул на ладони монету. - Ответишь - серебрушка твоя.
  Колдун не ответил. Тронув шар ладонью, он как бы прислушивался к чему-то неслышимому и вдруг поднял голову.
  - Ты же не это хотел спросить? - тихо спросил он, отчего купец ошеломленно подался вперед. - А вопрос твой, Онутрий, на самом деле другой. Я отвечу - нет. Не изменяет.
  - Что? - купец застыл столбом, вцепившись в бороду. Забытая монета осталась зажата в кулаке.
  - Что слышал. Нет. Но это пока...
  Купец растерянно огляделся. На круглом бородатом лице его застыло такое изумленное выражение, что впору было бы засмеяться. Но никто не посмел.
  - Прочь! - зарычал Онутрий на приказчиков, отчего те шарахнулись в сторону. - И не подходить! - он развернулся к колдуну, склонился, жарко выдохнул: Как - пока? Говори!
  Колдун демонстративным жестом постучал по пустой стойке. Отмерший купец торопливо положил туда пару монет.
  - Еще одну - и расскажу, всю правду покажу. За вопрос - одна, за совет - пара.
  Онутрий добавил. Колдун сгреб деньги.
  - Не молчи!
  - Слушай. Жизнь тяжела ей, без любви, без ласки, муж далече, лишь дети отрадой быть могут...
  - Сколько ж еще? - выдохнул купец. - Трое у меня! Еще надо?
  - Одного. - ответствовал колдун, поводя руками вокруг шара. - Меньшого надо, любимую кровиночку, женке сладость, тебе радость, думать о других забудет. - и внезапно, без перехода. - Подкова внутри над дверью висит?
  - Висит. - выдохнул купец.
  - Две снаружи прибей, по углам дверей, дом защитят, тебя оградят. - колдун еще прислушался. - А ей купишь подарок. Не монету, не цепочку, не платок, не ленту, не кольцо. Понял?
  Купец крепко задумался.
  - Не платок, не ленту... А что ж тогда?
  - Увидишь. - колдун ухмыльнулся. - Сам поймешь, как увидишь. И не вздумай без подарка явиться! - он сделал движение рукой, как будто с шара пыль отряхивал. - Всё, иди, иди. И слова мои накрепко запомни. В следующий раз как приедешь, расскажешь.
  Хмурый от мыслей купец ушел. На его месте тут же возник оглядывающийся по сторонам приказчик.
  - Тут это, такое дело, - зашептал он, доставая две монеты. - Господин маг, нужен ваш совет.
  Колдун закивал. Дела явно налаживались.
  
  ***
  
  Обжившись на новом месте и обзаведшись худосочным, но более-менее стабильным источником дохода, колдун начал гадать и сам себе. Он выходил ночью на пустое торжище, где круглый год так и стояли прилавки и посредине был общинный колодец да кострище для праздников, приносил с собой вязанку хворосту, перо да бумагу, а также неизменный волшебный шар. Запалив костерок, колдун садился подле него, глядел на звездное небо, потом в шар, делая какие-то записи да тяжко вздыхая. Дивившиеся поначалу местные скоро привыкли к колдуньим чудачествам и не возражали, тем более что всяк сельчанин от роду понимал - чтоб урожай был хорош, попервах замечай приметы, а сей уж потом. Колдунье поведение вполне входило в рамки понимания деревенского люда и народ перестал удивляться - жжет себе костер, на звезды глядит да гороскопы пишет - и пусть себе, вреда аль потравы нет, а польза наличествует, ибо гадал колдун исправно, хотя и не всегда точно и ясно, предпочитая мудреные слова и разнообразные отсылки к священным книгам, но поселяне были рады и тому. Так что жили они в мире и понимании, отходя от памяти о войне и даж гордясь своим собственным белым колдуном-звездочетом, но Бог не Тимошка, видит немножко, и на мирного колдуна обрушилась с неба новая напасть.
  Дети.
  
  ***
  
  - Господин Великий Фрутадель, сказку!
  Колдун только вздохнул тяжко. Собравшаяся вокруг него деревенская мелюзга ждала в темноте - убедившись в безобидности старого звездочета, многие матери вечерами отпускали детей послушать колдуньи сказки про райских птиц и молодильные яблоки. Началось всё с единственного Васьки, что ходил-ходил вокруг колдуньего костерка, не решаясь подойти, пока колдун сам его не подозвал, угостил печеной картошкой и сказал сидеть тихо, не мельтешить и не отвлекать от гаданий. Васька честно выдержал два дня, после чего детей стало трое, потом семеро, а после стало почти полтора десятка приходить. Картохи колдун бы не напасся, потому матери давали своим чадам с собой краюхи хлеба, зелень, сыр иль ломтик сала с чесноком, так что колдун стал брать холстину на подкладку под съестное, таким образом творя общий стол. Резали и делили девчонки - на всех, как будущие матери да хозяйки в доме, а мальчишки лишь смирно сидели да ждали когда придет их черед.
  - Какую вам? - буркнул он, откладывая в сторону перо да бумагу.
  - Про мальца-с-два-пальца!
  - Про королевну на горошине!
  - Нет, про чудо-остров и цветок!
  - Ну ладно, цыть! Другую вам расскажу, что вы не слыхали. Жила да была в одной далеком-предалеком царстве-государстве малая девчонка по имени Гуля, и приснилось ей как-то горчичное зерно...
  
  ***
  
  Время шло, лилась история, мягко звучал голос колдуна. Как вдруг...
  - Это ишшо кто? - внезапно перебил сам себя Фрутадель, не закончив фразу о волшебном горчичном дереве. Костер почти прогорел и в темноте мерцали вкруг него только глазищи детворы. - Вон, из кустов таращится?
  Все оглянулись. Из-за куста сирени на краю торжища и впрямь кто-то выглядывал.
  - Так это Алька-заброда, - присмотревшись, ответила Ветла, одна из старших девочек. Она пренебрежительно махнула рукой. - Сирота, приживалка у Снегирей. Так, Степуша?
  Степуша Снегирь важно кивнул. Из всего семейства Снегирей с их восемью детьми, мать отпускала его одного.
  - И чаво она тута сидит? - неприязливо спросил он. - Мамке расскажу, она как всыплет!
  - А ну цыц! - колдун бросил еще один взгляд на девочку, прятавшуюся в кустах. - У нас тут все равны. Кто хошет ябедничать, тот сказок не услышит. Уразумели?
  Многоголосое угуканье было ему ответом.
  - Тагдысь продолжу. И приподняли Гулю волшебные лебеди, и понесли ее ко небесному древу...
  
  ***
  
  Догорел костер, разошлась по домам зевающая детвора. Колдун в одиночестве сидел у почти погасшего костерка - лишь угли рдели под пеплом. Не поворачиваясь, произнес:
  - А ты чаво не ушла?
  Тихий шорох. Легкое дыхание. Алька-сиротка так и оставалась в кустах сирени, опасливо поглядывая на колдуна.
  - Ладно, иди уж сюда, коль осталась... - колдун повернулся, подкинул в кострище пару малых веточек, подул. Разгорелся скудный огонек. - Не бойся, не съем.
  Тихие шаги. Быстрый стук сердца. Девочка осторожно приблизилась - чутко, как дворовая собачонка. Колдун отметил про себя обноски, в которых ходила сиротка.
  - Садись. На-кось, скушай, - колдун сунул ей в руки припасенную горбушку хлеба с салом. - Голодная, поди?
  Девочка смотрела с опаской. Медленно, сторожко протянула тонкую руку, как будто опасаясь, что хлеб заберут обратно, а ей дадут пинка. Но ничего не случилось, и схватив хлеб, она начала его быстро и жадно есть. Колдун смотрел молча.
  - Сказку слыхала?
  С набитым ртом, девочка неуверенно кивнула.
  - Еще хошь услышать?
  Алька замялась. Колдун понял:
  - С деревенскими не дружишь? Сама-то откель?
  Девочка вскочила, подалась назад. Колдун смотрел молча, ожидая ответа, но Алька-сиротка уже убежала.
  
  ***
  
  С того вечера Алька приходила каждый раз. Сидя в кусте, не решаясь подойти к кругу деревенских, она осторожно выходила лишь когда все разойдутся. Колдун брал с собой ей поесть в узелке и больше не пытался расспрашивать. Ждал. И дождался.
  - Я... - Алька неуверенно замялась. - Не отсюда... не отсюдова...
  Колдун молчал.
  - Мы раньше жили в Прамине, с мамой и папой. А потом, - она сглотнула. - война. Папа меня сюда заслал, к дальней родне, сказал на лето. И... - она замолчала.
  Помолчал и колдун.
  - Не вернулся? А мамка?
  Алька всхлипнула. Колдун ничего не сказал.
  - Давно здесь?
  Алька вытерла нос и стала загибать пальцы.
  - Две с четвертью зимы скоро будет.
  Колдун опять помолчал. Городской говор, считать месяцы уже умеет.
  - Ладноть. Беги домой, лебеденок, а то Снегириха всыплет.
  Девочка тут же вскочила, сгорбившись и испуганно прикрывая попу. Но любопытство взяло верх.
  - А лебе...
  - Похожа. - мрачно ответил колдун. - Я тех лебедей с лебедятами перевидал. И белобрысая ты к тому же.
  Алька непроизвольно схватилась за коротко обрезанные выгоревшие на солнце волосы - все деревенские девки заплетали косы, только сиротке-прислужнице волосы бы мешали по хозяйству горбатиться. На глазах у нее заблестели слёзы.
  - Кыш, я сказал!
  И Альку как ветром сдуло.
  
  ***
  
  На следующий день колдун собрался и пошел к Снегирям, захватив с собой торбу. Постучав посохом в калитку и дождавшись выхода Снегирихи со Снегирем, колдун перешел к делу.
  - Стар я нынче стал, - ответил он на пожелание здравствовать. - Немощен. Нужна бы мне еще пара рук - пособить по хозяйству. Про твоих малых не говорю, но слыхал я, что у тебя в приживалах живет девка Алька. Отдай мне ее в наймы, а я тя отблагодарю.
  Снегириха скрестила на груди руки и прищурилась - запахло выгодой, а жили Снегири бедно.
  - Уж не знаю... - протянула она. - Алька хоть и дура, а девка работящая. И за курами ходит, и на огороде робит, и в поле, и за малыми опять же досмотр...
  За курами, в огороде, в поле, за детьми... А ест и спит когда? Правда, вслух этого колдун не произнес.
  - Знамо дело, - пошамкал он губами. - Такая мастерица, хоть от горшка два вершка. У меня тож самое, токо без малых, - колдун захихикал, трясясь, и Снегирь-хозяин подхватил. - так шо сгодится. Платить буду серебруху в месяц - хошь те, хошь ей, да платье, да харчи.
  Снегириха прищурилась еще больше.
  - Две сребрушки в месяц мне и забирай ледащую девку.
  Колдун дернул плечом. Из торбы послышался тихий перезвяк.
  - Полторы. Больно мала девка-то.
  Снегириха нахмурилась еще больше, собираясь спорить, но колдун ее опередил.
  - Ладноть, дам две, но чтоб жила у меня. Если шо понадобиться, чтоб под рукой была. Так и быть, даж лавку ей постелю, чтоб спать было где.
  Снегириха примолкла, раздумывая, и колдун поторопил:
  - Решайся, хозяйка, а то к Налиму пойду, у них Васька малой шустер да башковит, ондысь его батька хвастался.
  Снегирь толкнул жену в бок и что-то яростно зашептал ей на ухо.
  - Ладноть, - махнула та рукой. - Забирай дуру. А лавка ей без надобности, она у нас в сенях спит на дерюге. Алька! - заорала она, после того, как колдун извлек из торбы тряпицу с деньгами и отсчитал ей две серебрушки - одну монетку серебром, другую медной мелочью. - Алька, зараза, ходь сюды!
  Девочка прибежала, испуганно оглядываясь. Стала сбоку, спрятала грязные руки за спину.
  - Пойдешь с господином колдуном, коза драная. - Снегириха насупилась и Алька задрожала. - Буш делать всё, что скажет, и смотри у меня - если он хуч единожды пожалобится, ты у мя месяц сесть не сможешь, а спать на брюхе будешь. Уразумела?
  Алька задрожала еще сильнее и колдун взял ее за руку.
  - Ладноть, - пробурчал он. - Договорились и будя. Пошли мы. А ты, Снегирь, захаживай раз в месяц, как условились.
  Дождался ответного угуканья и вместе с девочкой пошел со двора.
  
  ***
  
  - Не боись, лебеденок, - сказал колдун оробевшей Альке, приведя ее к себе в избу. - Не съем. Мы со Снегирями условились так - ты помогаешь мне по хозяйству, я тебя кормлю, пою и одеваю. Будешь хорошо себя вести и мы отлично поладим. Договорились?
  Девочка во все глаза смотрела на колдуна. Исчез простонародный деревенский говор, к которому она за долгие месяцы в Дубровичах так и не привыкла, исчезала непостижимая тайна колдуньей фигуры. Перед ней стоял обычный - ну, почти обычный старик, который отнесся к ней по-хорошему и обещал, что за послушание и усердие он оставит ее у себя и защитит от Снегирей. Обязанности были просты - ведение домашнего хозяйства, работа на поле и в огороде, да помощь самому старику. Если она будет хорошо себя вести, он даже купит ей новое платье. Алька шмыгнула носом и кивнула. Она будет стараться.
  - Умница. - колдун скупо погладил ее по голове. - А теперь пора завтракать. Давай за стол, егоза.
  
  Так оно и началось.
  
  ***
  
  Колдун оказался хозяином требовательным, но не злобным. Алька полола сорняки, ухаживала за курами, возилась по дому. Готовить колдун ей не дозволял по малолетству, стряпал сам и на удивление хорошо - отощавшая у Снегирей Алька наконец-то начала отъедаться. Еда была простая но сытная - каши, картошка, домашний хлеб, яйца, молоко да мясо по выходным - и после еды всегда давался отдых. Колдун отделил часть избы холстиной на раме, так что у Альки теперь был даже свой угол с лавкой и заказанный у столяра Жука небольшой деревянный ларь для вещей. На торжище колдун купил ей обещанное платье - самое простое, домотканное, но ходившей в обносках Альке и это было за праздник. Единственное, что до сих пор приводило ее в ужас - это перспектива возвращения к Снегирям, так что она старалась изо всех сил. Эти старания принесли плоды и колдун через три месяца впервые взял ее с собой на ярмарку.
  
  ***
  
  Алька в своем новом платье во все глаза смотрела на невиданное диво - степенно прохаживались купцы, раскладывали и громко нахваливали товар приказчики, толпился у лотков деревенский люд, бдительно оглядывали толпу охранники каравана. Алька, как последняя деревенская дура, разинув рот глазела на всё это блестящее разнообразие, начисто забыв про колдуна, которому она должна была помогать. Колдуньи услуги по-прежнему пользовались спросом - особенно после того случая, как купец Онутрий, вернувшись через три месяца с обозом в Дубровичи, привселюдно кланялся колдуну и еще раз заплатил ему за совет, что тот ему дал в прошлый раз. Онутрий громко клялся, что все узнают, что есть в Дубровичах истинный белый маг-звездочет, а не шарлатан, которых развелось нынче как пиявок в камышах, и что всяк честный люд за советом должен идти только к звездочетам-любомудрам, а не к деревенским ведьмам или злокозненным темным волхвам (тьфу на них!), на что вся ярмарка одобрительно загудела, а у колдуна втрое вырос доход.
  
  ***
  
  Время шло, текло, как вода в ручье. Алька вытянулась, став похожей уже не на лебедёнка, а на голенастого журавленка. Волосы ей больше не было нужды срезать, так что она обзавелась светлой косой, какую заплетали и прочие деревенские девчонки, а по праздникам гордо вплетала туда купленную ей колдуном за усердие красную ленту. Она больше не сторожилась вечерних посиделок у костра, неся вслед за колдуном запас хворосту, да чинно сидя подле него и подавая по знаку его записи и волшебный шар, пока он созерцал звёзды да рассказывал малышне сказки. Ежемесячные визиты Снегиря давно стали обычаем - он даже не заходил в избу, лишь брал у колдуна условленную деньгу, иногда пил с на посошок и шел обратно, к Снегирихе. Алька во время этих визитов обычно пряталась в доме или сбегала на поле, но колдун ей ни разу и слова не говорил. Зато, поняв искренность стараний девчонки, колдун договорился с бабкой Ивой, чтоб та через день учила Альку вместе со своей ученицей Милушей - не по годам серьезной девочкой, дочкой кожевника Невзора - лекарским травкам, настоям да отварам, да сам вечерами при свечах научал её чтению, письму и математике по своим звездочетным книгам, да вежеству, да географии. С заработков колдун купил козу и забот у Альки прибавилось, но на столе теперь всегда стояло свежее молоко, сыр да творог, так что Алька пошла в рост еще шибче, а колдун раскошелился ей на новое платье, еще лучше старого.
  
  ***
  
  Беда пришла в деревню Дубровичи как гром посередь ясна неба. На пятый день третьей седьмицы осени, посреди дня, прилетел на взмыленном коне гонец из соседней деревни, Столбов, и, белея лицом, сказал лишь одно слово - "чума". Вслед за ним побелел староста, заохали старики, завыли бабы, роняя серпы и прижимая к себе ревущих детей. Мужики стояли молча, угрюмо сжимая косы да вилы в руках от бессильной горечи. От чумы не оборониться, не откупиться, не сбежать. Сама придет и сама возьмет положенное, оставив за собой лишь выморочные селения да черные раздувшиеся трупы.
  - Колдун! - осенило кузнеца Налима. - К колдуну надоть идти! Он оборонит!
  Деревенский люд загудел. Одни кричали, что идти надо и немедля, другие - что надо вестника к князю посылать, ибо светлому князю они подать платят, третьи - что колдун стар и немощен, где ему всю деревню защитить? Спорили и ругались до хрипоты, но порешили попервах ко князю вестника отправить, а ежели не выйдет ничо, то и до старого колдуна как последнего средства пойти делегацией. Срочно отрядили старостиного сына, Вьюна, с наскоро написанной грамотой, на лучшем коне, в Высокий, светлому князю челом бить, дабы тот прислал ученых лекарей и магистров и те задушили заразу в зародыше. Добраться Вьюн туда и обратно должен был за два дня, а в Высоком князю в ноги падать, умоляя спасти деревню. Жнива в тот день продолжились, но тяжко и через силу, и сопровождаемые бабским скулежом, потому что нет и от веку не было ничего труднее, чем беспомощно ждать.
  
  ***
  
  Вьюн вернулся через три дня, слез на негнущихся ногах с лошади и молча упал отцу в ноги. Из сбивчивого рассказа стало ясно, что княжий град Высокий закрыт, у ворот стоит стража из гридней с приказом никого не впускать и особливо - беженцев. Вьюн всё же сумел вымолить встречу с сотником стражи, передал ему письмо, но через день ожидания был вызван и получил изустный отказ в помощи и совет "опахать деревню, как встарь, да молиться Отцу Небесному". Селяне молчали - опашка помогала далеко не всегда и все это ведали. Надо было идти к колдуну.
  
  ***
  
  Колдун Фрутадель встречал гостей на пороге своей избы, облаченный в лучшую мантию и колпак, опираясь на посох. Видя павших на колени старосту и трех стариков, он помолчал, потом поманил их за собой внутрь, где Алька уже ставила на стол стаканы с березовицей.
  - Знаю про беду вашу, - просто сказал колдун, когда все выпили по первой. - Но помочь не смогу. Стар я и немощен, все силы проклятый дракон отнял. Деревню опашите, молитесь. Не сдюжу я.
  Гости сидели как громом ошарашенные. Не выдержав, старый Бакай снова рухнул на колени, а за ним и все прочие.
  - Не губи, отец родной! Вспомни, как приняли тебя! Спаси деревню!
  Колдун начал сердиться.
  - Сказал же я...
  Хлопнула дверь, впуская внутрь старую Иву. Повивальная бабка тоже была в лучшем наряде, зачесанная да умытая.
  - Ива? - изумился колдун. - Ты-то чего, старая...
  - Никшни. - бабка глядела строго, но без своей обычной сварливости, и колдун послушно умолк. - Поможем мы. Чем сможем - поможем.
  - Спасибо те, родная... - начал было бить поклоны староста, но бабка и его заткнула.
  - И ты цыть! Ишь, сыскался благодаритель. - Ива окинула его пепелящим взглядом. - Подготовиться нам надо. День нужон на всё про всё, ить те вещи, что потребны для обряда. После скажем какие.
  - Сделаем! - по-молодому вскочил староста. - Всё сделаем, только скажи что!
  
  ***
  
  - Ива, - тихо сказал колдун, когда окрыленные старики во главе со старостой ушли. - Не смогу я. И с тобой - не смогу. Нет сил у меня, и у тя их - мышь начихала. И сами без пользы сгинем, и деревню не спасем.
  - Скольких-то ты защитить смогёш? - спросила бабка. - Сам-один?
  Колдун подумал.
  - Троих. Мож пятерых, ежли это малые дети. А ты?
  - Столько ж. А надо под три сотни душ. Как же быть нам, Фрутадель?
  Алька за холстиной вздрогнула - столько отчаяния слышалось в голосе всегда язвительной хрычовки.
  - Не чужие они тебе? - тихо спросил колдун.
  - Нет. Попервах как поселилась тут, думала что хужей места нет. А вот поди ж ты, за столько лет свыклась, сроднилась с ними со всеми, собачьими сынами.
  Фрутадель долго молчал.
  - Есть один обряд, - с неохотой сказал он. - На крови. Ни ты, ни я не сдюжим одни. Нужон ребятёнок.
  
  ***
  
  - Нужон ребятёнок. - повторил колдун. - Дитя чистое, безгрешное. И то незнамо, сможем ли.
  Староста и старики сидели молча. Слушали про то, что было черной, запретной магией. Думали.
  - У кого нынче дитё есть малое? - спросил наконец старый Бакай.
  Староста пожевал губами.
  - У Любавы.
  
  ***
  
  - Не отдам! - Любава, вдова погибшего ополченца Гордея, простоволосая, растрепанная, билась в истерике. - Кровиночку родную! Не отдам!
  - Цыть, дура! - зашипел староста. - Заради общины! Заради всех - не отдашь?
  - Не отдам! - рыдала Любава. - Что угодно берите, дитё - не отдам!
  - Исторгну! - зарычал староста. - Изгоню! Общине откажешь - и община от тя откажется!
  - Отдай, Любава, - подлез, зашептал Бакай. - Община в долгу будет, не бросит тя после смерти дитяти. Поить-кормить станет, и старшенького твово не забудет. О старшом подумай! А грех мы на себя возьмем!
  
  Любава задрожала всем телом, закрывая собой крохотное тельце в колыбели.
  
  Зарыдала ещё горше.
  
  Согласилась.
  
  ***
  
  Вечером староста и старики пришли, как условились, к колдуньему дому. Принесли чистую, ни разу не надёванную домотканную одёжу да веревку, выкрашенную в красный цвет, да новый, свежекованый нож. Колдун с бабкой уже их ждали.
  - Ить да, - на немой вопрос кивнул староста и вместе с ним молча покивали старики. - Согласна Любава.
  Колдун тоже кивнул.
  - С завтрешнего утра тады и начнем. Но есть ишшо одно дело, - колдун кивнул бабке Иве и та согласно прикрыла глаза. - Поелику можем не дожить до послезавтрема, и от нас просьба к общине имеется.
  Староста выпрямился.
  - Говорите. Не будет вам отказа.
  
  ***
  
  Ох, как упирались Снегири! Но колдун, что готов был всю деревню собою оборонить, тож встал на дыбки. "Стар я", - сказал он старосте. - "Слабосилен да одинок, некому будет после смерти нажитое оставить, ежли завтра помру. Посему прошу тебя, Евген, сын Бряна, Альку-сиротку забрать у Снегирей да вписать мне в приемные дочки, чтоб дом да хозяйство, да общинного поля надел, да огород ей остались." Ох и упирались Снегири, да где ж тут спорить, когда староста при всех слово давал! Долго ругались, торговались, староста со стариками на Снегириху кричали, а та на них - но сговорились всё ж на откуп за Альку: за три года серебром сразу, да козу. Козу жалко было, Алька плакала, когда Снегирь вел рогатую со двора - но колдун всё из кубышки достал, до дна выскреб, а насбирал-таки нужную сумму. А что дура-девка из-за козы убивается, хотя сама только что свободной стала - так дура и есть.
  
  ***
  
  Ранним утром колдун с бабкой облачились в чистую одёжу, умылись первой водой из общинного колодца, на чем настояла бабка Ива, вышли на окраину деревни, стали бок-о-бок, связали меж собой правую руку колдуна и левую бабки веревкой крашеной, полоснули ножом по запястьям да шепча молитвы пошли вперед посолонь, круг обходить. Всем деревенским староста настрого наказал сидеть по домам, ставни закрыть и даже нос на двор не казать. Сам же он с сынами, стариками да заплаканной Любавой в черном платке и с младенцем на руках шел следом, ставя вешки с тряпицами дабы пометить рубеж заклятия, за коий и высунуться не смей, пока чума не отступит.
  
  ***
  
  Первую четверть колдун с бабкой прошли, лишь побледнели. Текла кровь со связанных запястий, но шаг оставался твёрд и творили они не переставая молитву, прося небесных заступников принять жертву и оградить деревню Дубровичи и ее обитателей от напасти. Точнее, вела заговор Ива, а колдун лишь под лад её подстраивался.
  
  Вторую четверть прошли они медленнее, сильно побледнела бабка. Сам колдун, даром что седой, ещё шел так-сяк, а вот бабке видно было что плохо. Едва ногами перебирала.
  
  Третью четверть старик со старухой оба-два еле ноги волокли. Видно было, что ритм напева изменился, а сам колдун бабку Иву за руку свободной рукой поддерживает, как бы на себя боком навалив. Еле-еле ковыляли.
  
  Староста подсунулся сбоку к повивальной бабке.
  - Мож дитё давать? Не сдюжите ж...
  Колдун тоже посмотрел. Бабка Ива лишь белые губы сжала. Просипела:
  - Пусть дитё при мамке останется. Идём.
  И пошли они дале, только Любава в стороне, тихо рыдая, крепче к себе младенчика прижала.
  
  ***
  
  Четвертая четверть далась тяжче всего. Бабка висела на руках колдуна и брел он один за двоих, бессловесно рыча молитву да прижимая к себе легкое бабкино тело. Остальные шли следом, опасаясь приблизиться. Вот и самая первая вешка показалась - колдун покачнулся, но не упал; с двумя руками занятыми до ножа дотянуться не мог, так что зубами рванул себе другое запястье. Кровь еле-еле потекла, завершая коло, запечатывая деревню, но упали колдун с бабкой лишь когда прошли круг до конца и еще шаг лишний сделали.
  
  Старики со старостой и его сынами подбежали, перевернули тела, стали смотреть. Бабка Ива была мертва - вся кровь вытекла из реза на запястье. Лицо бабки в смерти было белым и строгим, как никогда при жизни её, как будто со смертью узрела она святую истину, как подвижники в старину, чьи лики ныне только на иконах остались.
  Колдун был еще жив. Страшно белый, до синевы, он сипел и хрипел, видно порываясь встать и дальше идти, так что старики быстро развязали веревку да сказали сынам старостиным хватать его и бегом бежать, нести в его избу, где Алька ждала вестей вместе с Милушей - Ивиной выученицей, и туда же без задержки баб прислать из стариковских жён, старых, всё повидавших и не языкатых, с заранее готовым лечением - горячим мясным отваром, толченой кровяной колбасой да вином красным. Мож и выживет.
  
  Унесли сыны старосты колдуна, убежала домой зарёванная, не верящая счастью своему и что обошлось Любава, с целым и невредимым дитём, коего она в мыслях уже успела похоронить и оплакать, староста стал на колени подле тела бабки Ивы, снял шапку, вытер мокрый лоб и перекрестился. Старики, кряхтя, тоже стали вкруг тела, повторяя за ним знак креста, и у каждого в голове билась одна мысль - "только б вышло!"
  
  ***
  
  Вышло. Лишь тихо схоронили в закрытой домовине бабку Иву, отпели да отвыли ее старухи, так и чума пришла через две седьмицы, жданная и страшная, напрочь разорив окрестные деревни, но обойдя Дубровичи. Столбы вымерли полностью, и Красавино, и Кулики, и Порог, и даже далекое Хомутово не пощадила - за много верст виден был столб черного дыма из тех краёв. Не было вестей ни из Высокого, ни из княжьего гарнизона в Большом Камне, никто не приехал в тот год за податью. Община Дубровичей, скрытых с трех сторон густыми лесами, организовала мужиков и парней крепких в отряд ополчения с луками да копьями, велев стрелять и колоть, не подпуская, любого бродягу, что приблизится к деревне, ввела суровый учет съестных припасов и скотины с птицей, какая у кого была, настрого запретив не то, что выходить за, а даже подходить к вешкам - год предстояло сидеть взаперти да крепко молиться Отцу Небесному, дабы уберег он чад своих. Вдовую Любаву с детьми, за то что пошла на жертву по воле общины, хоть и несостоявшуюся, тоже кормили, как и было ей обещано. Из-за бескормицы помаленьку резали скотину и жили тихо и экономно, стараясь лишний раз не показываться.
  
  ***
  
  Колдун выжил. Первые несколько дней лежал в беспамятстве, бледный и холодный как труп. Алька да Милуша вместе со старостиной жонкой Федосьей, завернув колдуна в теплые шкуры, отпаивали его мясным бульоном, вливая по ложке в полуоткрытый рот, растирали травяным отваром да окуривали разрыв-травой с девясилом. Через неделю он уже шевелился осмысленно, сам рот открывал для куриного супа да мягкой разваристой каши с мясом, через две недели начал слезать с кровати, а через месяц уже и пошел. Милуша к тому времени уж давно в избу бабки Ивы перебралась, став хочь и недоученной, а какой-никакой деревенской травницей, живя и пользуя хворых с бабкиных запасов, так что Алька осталась с колдуном одна за всё - и за помощницу хворому лежачему деду, и за хозяйку в дому да на огороде. Осень в тот год жаркая была, горячая, самая что ни на есть чумная, то там то здесь столбы дыма вздымались из-за лесов и никто не знал, что случилось даже в двух верстах - по домам сидели, молились да ждали зимы.
  
  ***
  
  Встав наконец на ноги, колдун был бледен и немощен, несмотря на Алькин уход и заботу. Она к тому моменту ужо звала его дедушкой, приняв, видать, как родственника, кормила с ложки, поила и обмывала водой из ручья, покрикивая на него временами, когда тот совался помогать по дому, зато вечерами сама лезла ему под руку, как родным мамке с тятькой, требуя сказок, рассказывая про деревенское бытьё, ласкаясь и выпрашивая похвалу за ратные подвиги в изучении свойств разных лекарских трав и камней, думая, что старик не слышал, как Федосья наказала ей не давать колдуну лежать бездельно, впадая в беспамятство и хирея, а чуть начнет он шевелиться да вставать, еще лучше кормить и понемногу нагружать его самой легкой работой. Колдун, вздыхая, ел, а после рассказывал, хвалил и давал задания уже ей, отчего Алька по вечерам при лучине экзаменовалась по выученному без жалости, а из колдуньих рассказов узнавала даж поболее, чем из прочитанных книг.
  
  ***
  
  Когда через месяц колдун, отлежавшись, встал на ноги, первым делом он потребовал отвести его к месту, где похоронена была бабка Ива. Верная Алька, подставив плечо, уже ближе к вечеру медленно повела старика к деревенскому погосту, где в углу у ограды виднелся свежий деревянный крест с искусным, но высохшим уже венком из лент, цветов и трав, сплетенный в благодарность Любавой. Дойдя до могилы, старик без сил сел у холмика, Алька устроилась сбоку. Помолчали. Колдун достал из мантии старую фляжку и два стаканчика из бересты, один оставил себе, второй поставил на холмик. Налил в оба из фляжки березовицы, коснулся краем своего стаканчика того, второго. Алька во все глаза смотрела за действом.
  - Спи спокойно, Иволга, дочь Варны, - просто сказал колдун. - Ты выполнила свой долг до конца, выпускница Академии, защитница деревни, которую ты хранила всю жизнь и дважды спасла после смерти - ибо сказано, что кто спасает ребенка, тот спасает весь мир. Да будет тебе дорога в Ирий-сад прямой и короткой и да обретет твоя душа радость на этом пути. Покойся с миром.
  Он отпил из стаканчика и выплеснул остаток на могилу - и над крестом из ниоткуда возник и закружился вихрь свежих зеленых цветов и листьев, остро запахло свежими лекарскими травами, и на глазах у потрясенной Альки рассыпавшийся ворох листвы на мгновение сложился в портрет совсем молодой девчонки с упрямым взглядом, в мантии и шапочке выпускницы Академии. Но листья опали, и наступил вечер, и дальше была одна только тишина над одинокой могилой в углу деревенского кладбища.
  
  ***
  
  - Дедушка, - сказала Алька на пути домой, когда они уже почти добрели до порога.
  - М-м?
  - Я... - она сглотнула и твердо закончила. - Я хочу быть такой, как она.
  Колдун остановился.
  - Травницей?
  Алька кивнула - почти неразличимо в темноте.
  - Травницей. Лекаркой. Защитницей. Как... как бабушка Иволга.
  Колдун помолчал.
  - Трудный путь выбираешь, лебедёнок.
  Алька вздернула нос.
  - Я смогу.
  - Добро, - тихо отозвался колдун. - Раз ты так хочешь. Что сам знаю - научу. А по силам ли тебе это будет - решишь сама.
  
  ***
  
  По силам оказалось. Когда годы спустя чума ушла, наконец, из княжеств, когда снова оживели дороги, бабы рожали и помногу, а деревни заново заселялись, когда Алька-девчонка, а ныне девица Альта, дочь Иоганна и Марты, бывших до войны почтенными книготорговцами из Прамина, превзошедшая всю колдунью науку травознавства, гадания да астрологии, взяла узелок с пожитками да небольшими деньгами, да письмо, собственноручно написанное колдуном в приемную комиссию, с просьбой взять талантливую ученицу, поцеловала деда в щеку да отправилась с караваном купца Онутрия в град Высокий, в магическую Академию поступать. Ибо если чего решит молодая девица, ежли ей вожжа под хвост попадет, то и сама с пути избранного не отступит, и другим не даст с него свернуть.
  
  ***
  
  Она спрыгнула с повозки, побежала прямо к ожидающему ее старому колдуну и бросилась ему на шею. Пять лет в магической Академии в Высоком, пять долгих лет учёбы - и вожделенный диплом целительницы наконец-то её! Сердце пело. Теперь она дипломированная магичка и пусть весь мир подождет, пока она его не исправит! Став светлой лекаркой, она готова была совершать одно чудо за другим. Бойтесь, болезни, прячьтесь, увечья, бегите в страхе, тёмные силы! Альта вернулась!
  - Эхе-хе, - закряхтел колдун, которого слишком сильно сдавили о объятиях. - Полехше, полехше, лебёдушка, ить прикончишь старика.
  Альта расхохоталась. Отодвинувшись на полшага, не размыкая объятий, она восторженным взглядом посмотрела в глаза колдуну.
  - Дедушка Фрутадель!
  - Я это, я, - колдун пытался сохранять серьезность, но в уголках его прищуренных глаз плясали чертенята. - Ну, гри. На сколько-ть сдала?
  - На "отлично", дедушка! - девушка тряхнула головой так, что ее сияющие светлые волосы рассыпались как грива у молодой лошадки. - И-и-и... вот мой диплом! - она гордо протянула ему грамоту за подписью верховного чародея.
  Старый колдун расплылся в улыбке, потрепав ее по голове - совсем как раньше, в детстве.
  - Выросла, - прошептал он. - Совсем выросла, мой лебеденок. - тон его стал строже. - А вернулась сюды чаво?
  Альта недоуменно на него посмотрела.
  - Как чего? Жить я здесь буду, за деревней приматривать. Больных врачевать, - в ее голосе проскользнуло ехидство, а в речи прорезался деревенский акцент. - Тебя, старого, доглядать.
  - Но-но! - возмутился колдун. - Какой я те старый, кхе-кхе...
  Альта тут же подхватила его под руку.
  - Конечно нет, дедушка, никакой ты не старый, ты еще молод и полон сил. - поправив тощий заплечный мешок и спрятав туда свой диплом, она решительно повела старого колдуна к его дому. Тон ее стал серьезнее. - А вернулась я, дедушка Фрутадель, как и обещала. Помнишь тот вечер?
  - Помню, - буркнул старик.
  Альта светло улыбнулась.
  - И я помню как сейчас. - она повернулась к колдуну. - Я сделала всё, что самой себе обещала. Пожалуйста, не забирай у меня это.
  - А ить замуж? - не желал сдаваться колдун. - Замуж за городского? Жила бы там, в доме каменном, при муже?
  - Ай, - девушка скривилась. - Надоели эти городские хуже горькой редьки. Одни глупости на уме. Не-ет, я тут нужнее. И о тебе позабочусь, ежели что.
  - Иль тут замуж хочешь? - колдун остановился и прищурился. - За кого?
  Альта вспыхнула.
  - Знаешь что, деда - я и так устала, пока сюда ехали, весь зад отбила, а тут еще и ты с глупостями. Пошли домой! - и она настолько энергично потянула за собой колдуна, что тому оставалось только шибче перебирать ногами.
  
  ***
  
  Поев и отдохнув с дороги, старый колдун и Альта решили прогуляться. Была середина лета, дорога неспешно вела их вкруг деревни и дальше через луг, к леску, и тишину нарушало только басовитое гудение пчел да шмелей, летающих к луговым цветам. Альта, переодевшись из дорожного платья в свою обычную робу магички-подмастерья, с магическим кулоном на груди и лечебной сумкой да небольшим ножом при поясе, медленно шла рядом с колдуном и торопливо рассказывала о своей жизни в Высоком, об учебе и преподавателях Академии волшебства, о друзьях и экзаменах, о планах лечить и защищать односельчан, как когда-то делала это Иволга. Старик слушал, кивал головой и изредка задавал вопросы об учебе - причем подчас такие, что даже отличница-выпускница Альта всерьез затруднялась с ответами.
  Из высоких луговых трав выступили две фигуры. Альта, не закончив рассказ о подружках в общежитии, крутанулась на месте, заслоняя собой старика и хватаясь одной рукой за кулон, а вторую выставив вперед в защитном жесте.
  - Стой где стоишь, Тёмный! И не смей даже приближаться к моему дедушке!
  Фигуры остановились. На первый взгляд это были деревенский парень с собакой, на второй же... Колдун пару раз моргнул, сгоняя морок.
  Высокий воин в черных кожаных доспехах и волкообразная тварь рядом с ним. Если это и впрямь был волк, то явно в какой-то из прошлых жизней - по пояс взрослому мужчине в холке, покрытый свалявшейся серо-бурой шерстью, способной спрятать почти на любом месте, будь то вспаханное поле или мощеная камнем городская улица. Тварь лениво зевнула и шкрябнула землю лапой, демонстрируя набор длиннейших и острейших клыков и когтей, от одного вида которых любой лев поспешил бы убраться подальше.
  Воин тоже осклабился. Он снял шлем с высоким черным плюмажем и небрежно держал его одной рукой у пояса, позволяя разглядеть в подробностях его легкую черную броню с изображениями сплетающихся серебряных драконов, держащих в пастях жемчужину. На поясе у него висел длинный тонкий меч, но воин не спешил его доставать, предпочитая свободной рукой поглаживать по голове стоящее рядом с ним чудовище.
  Альта рядом с колдуном судорожно втянула воздух. Тоже увидела.
  - Убирайся! - побледнев, но не отпуская кулон, она быстро нарисовала в воздухе знак и колдуна обдало волной силы. - Прочь!
  Воин небрежно поднял руку, отражая воздушный удар. Жемчужина на его доспехе вспыхнула и порыв ветра сконденсировался за шаг до него - и метнулся обратно. Альта поспешно закрыла себя и колдуна щитом, но их всё равно ощутимо тряхнуло.
  - Хочешь попробовать еще раз? - поинтересовался воин лениво, опустив руку обратно на загривок волкообразной твари. - С огнем, например?
  Альта побледнела еще больше. Вцепившись в кулон, она быстро зашептала что-то, и вокруг Тёмных стеной поднялись колючие стебли растений, заплели усиками чужаков, скрывая их по пояс, по грудь... вспышка темного пламени - и растения рассыпались прахом, лишь воин с волком стояли посреди выжженого круга земли. Воин смерил девушку нехорошим взглядом. Альту резко шатнуло назад, но она выпрямилась. Сказала:
  - Ты не тронешь дедушку Фрутаделя, пока я жива.
  Воин улыбнулся, показывая прекрасные белые зубы. Острые, судя по всему. Волк тоже приветственно оскалился, высунув розовый язык.
  - Это можно устроить.
  - Довольно! - колдун сделал шаг вперед, опираясь на посох. - Не пугай девочку.
  - Простите, господин..., - воин отвесил легкий поклон и волкообразное создание рядом с ним тоже закрыло пасть и шумно принюхалось. - Фрутадель, да? И в мыслях не было.
  - Чего ты хотел?
  Воин пожал плечами. Улыбнулся - вполне доброжелательно.
  - Просто поговорить.
  - Не верь ему, дедушка, - зашептала Альта. Она тоже сделала шаг вперед и стояла теперь бок-о-бок с колдуном, не выпуская из руки кулон и готовясь к бою. - Это Тёмный, прислужник Дракона, убийца...
  Воин отвесил иронический поклон.
  - Благодарю.
  Колдун лишь скривился.
  - Это Наль Стоногий, адьютант командующего Восточной драконьей армией. Курьер. Стоногим его назвали за потрясающую скорость, с которой он доставлял донесения.
  Воин снова поклонился.
  - Вы как всегда правы, господин.
  Альта медленно перевела взгляд на колдуна. На ее лице было написано ошеломление.
  - Ты... знаешь его, дедушка?
  Колдун не ответил. Зато ответил Стоногий.
  - О да. Странно было бы, если бы командир не знал своего адьютанта. Не так ли, господин Дэлмар?
  
  ***
  
  Гром посреди ясного неба. Упавшая на землю Луна. Разверзающаяся под ногами земля и промозглый холод сырой могилы, в которую она падает. Всё это и даже больше испытала Альта за один краткий миг осознания этих слов.
  - Господин... Дельмар? - она не слышала собственного голоса. Всё это было нереальным. Это был морок, наведенный Тёмным. Такого не могло быть. Это было ненормально, неправильно. Что угодно, только не это. - Дельмар Хозяин Зверей?
  
  ***
  
  Крепкая рука удержала ее от падения. Альта отпустила кулон, опустила руки, забыв обо всех защитных чарах. Этого не может быть. Этого не может быть. Она повторяла эти слова, даже не осознавая, что произносит их вслух. Этого не может быть. Откуда-то она услышала голос:
  - Какого хрена, Наль? Что ты наделал?
  - Простите, командир. - донесся ответ. - Но дело не терпит отлагательств. Дракон восстал и вновь собирает верных.
  Колдун только хмыкнул.
  - Вас не было двадцать лет, - продолжил чужой голос. - и Палт начал волноваться. Любые попытки поднять, воплотить или отыскать вас оказались безуспешными, и тогда он послал меня.
  - И ты сразу же меня нашел.
  Короткая пауза.
  - Не совсем. По правде сказать, мне помогла Майя.
  Колдун вздохнул.
  - Я вижу. Подожди минуту. Майя, девочка, иди сюда.
  Через один удар сердца Альта почувствовала, как ее аккуратно берут на руки и сажают на землю, прислоняя к чему-то мягкому и теплому. Не открывая глаз, она почувствовала, как человек, которого она знала как белого колдуна-звездочета Фрутаделя, дедушку Фрутаделя, присел рядом с ней на корточки. Движения его были бесшумны и легки.
  - Аля. - сказал Фрутадель (или Дельмар?). - Аля, ты меня слышишь? Аля. Я знаю, что ты меня слышишь. Открой глаза, пожалуйста, Аля.
  Альта медленно открыла глаза. Она сидела прямо на земле, прислонившись спиной к теплому волчьему боку. Черный воин - Наль - стоял сбоку и в веселых глазах его Альта увидела нечто, напоминающее сочувствие. Прямо перед ней сидел тот, кто заботился о ней все эти годы, кто научил ее травничеству и чтению звезд, кто заменил ей погибших родителей и направил ее на учебу в Академию. Перед ней сидел палач ее народа, черный маг, чьи руки были по локоть в крови, и убийца ее родителей. Она почувствовала, что снова уплывает.
  - Аля, - голос колдуна звучал очень мягко, ей хотелось слушать и слушать его, паря в невесомости, среди белых облаков, где видно созвездия, которые показывал ночами ей и деревенской ребятне дедушка Фрутадель. - Аля, очнись. - ладони колдуна легли ей на виски и их слегка укололо. - Аля, пожалуйста, ты должна очнуться. Слушай мой голос, Аля. Возвращайся. Возвращайся к нам.
  Она открыла глаза. Колдун рядом с ней выглядел очень обеспокоенно и ей инстинктивно захотелось как в детстве обнять его, уткнуться лицом в его старую мантию, пропахшую дымом костра и лекарственными травами, и забыть обо всех невзгодах. Но это же Тёмный, монстр, который хочет только зла... Она не успела додумать эту мысль, потянувшись вперед, почувствовала как руки колдуна осторожно обнимают ее. Она уткнулась лицом в ту самую старую мантию, вдохнула такой родной, такой знакомый запах и по-детски расплакалась, и пока она выливала из себя со слезами свой страх, и боль, и потрясение, и предательство, колдун был рядом с ней и не отпускал ее.
  
  ***
  
  Когда слёзы ушли, ей стало немного легче. Она цеплялась за мантию колдуна, напрочь забыв о том, что она уже взрослая выпускница, лекарка и защитница простых людей от всего, что встанет на их пути. Гордая волшебница исчезла; на ее месте снова была маленькая девочка, оставшаяся совсем одна и отчаянно нуждающаяся в человеческом тепле, любви и заботе. Стесняясь себя, она всхлипнула, не открывая глаз.
  - Аля, - колдун всё ещё стоял возле нее на коленях, обнимая ее, гладя по голове. - Алечка, моя хорошая. Перестань, ну пожалуйста. Всё в порядке, это же я.
  Альта всхлипнула снова. И еще раз.
  - Фрута-дель, - прошептала она. - Дель-мар. Я... я бы... - она снова заплакала.
  Колдун снова погладил ее по голове.
  - Да, - тихо сказал он. - Ты бы никогда не догадалась. Я так и задумывал. Мне показалось забавным, что так на самом деле звали одного волшебника из княжеского ополчения. Я увидел в этом насмешку судьбы и взял себе его имя и личность, а вышло так, что это он взял часть меня.
  Альта отодвинулась от насквозь мокрой колдуньей мантии. Вытерла глаза ладонью. Колдун наблюдал за ней с расстояния меньше вытянутой руки.
  - Ты и вправду... Дельмар? - тихо спросила она. Колдун кивнул и тут же добавил:
  - Не совсем. Моё имя произносится чуть жёстче - "Дэлмар", а не "Дельмар", и мое прозвище передано неверно. Здесь, на Юге, меня называют Хозяином Зверей, хотя на самом деле я - Создатель Чудовищ. Должно быть, ошибка перевода. - он пожал плечами. - Кто-то неправильно понял или недослышал, а потом оно так и прижилось.
  Альта молча смотрела на него не отводя глаз.
  - Выгляжу я тоже не совсем так. - он внимательно поглядел на девушку. - Хочешь увидеть мой настоящий облик?
  Альта вздрогнула. На теоретическом курсе боевой магии они заучивали наизусть ненавистные имена монстров из драконьих армий - Хальта Красная Смерть, Тилт Вешатель, Олли Холодные Пески, Дельмар Хозяин Зверей, Некромант Зейн... Каждый из них командовал армией чудовищ, мертвецов и кровожадных дикарей с Севера, каждый нёс неисчислемые бедствия людям, оказавшимся на его пути. Разоренные и сожженные земли, жесточайшие расправы над пленными, страшные смерти мирных жителей деревень и городов или рабство, что хуже смерти. Всё это запоминалось выжившими и передавалось всем, кто мог и хотел слушать. Альта вспомнила, как на втором курсе к ним на практическое занятие привели женщину, оставшуюся в живых в одном из городков, захваченных драконьими войсками. Лекари не смогли вернуть ей разум, но как свидетель она еще могла быть полезной. Седая, сгорбленная двадцативосьмилетняя старуха бессловесно мычала, пока декан факультета Ясновидения транслировал ее воспоминания в разумы учеников Академии. Альта зажмурилась, мотая головой. После того, что они видели, девочки падали в обморок прямо в аудитории или рыдали после занятия в туалете, а парни сжимали в бессильной ненависти кулаки и клялись мстить, мстить и мстить. На всем их курсе не было никого, кого так или иначе не коснулась бы эта война. "Помните" - это было единственное, что сказал им декан после окончания сеанса трансляции памяти, седой одноглазый декан Рудольфус, потерявший на войне одновременно жену и дочь, когда в госпиталь, где магички лечили раненых, прорвались твари драконьего войска. "Помните, кто вы и кто они". Альта, как и все, была полна страха и ненависти к монстрам - и вот теперь один из монстров предлагает ей на него посмотреть...
  
  ***
  
  Она заставила себя смотреть, не отворачиваясь и не зажмуриваясь. Колдун встал, отошел на два шага в сторону. Нашел и вырвал длинную нитку из мантии, развязал колечко в бороде, оторвал заплатку со шляпы, отломил сучок на посохе. Когда силуэт колдуна начал расплываться, Альта закрыла глаза. Это всё, что она могла сделать, видя как воспитавший ее старый маг превращается во что-то незнакомое и страшное.
  - Аля, - раздался голос, одновременно похожий и непохожий на голос Фрутаделя. - Всё готово. Ты можешь открыть глаза.
  Она так и сделала - и заморгала в недоумении. Страшный Дельмар оказался человеком - высоким, крепким, начисто выбритым мужчиной. Его лицо выделялось высоким лбом, в глазах горел интеллект и - что поразило ее больше всего - искренняя забота. Облачен Дэлмар был в простую черненую кольчугу поверх одежды, изукрашенную драконами из черного золота. Драконы были везде - оплетали рукава, ползли по бокам, угрожающе скалились с нагрудника. На груди у черного мага на золотой цепи висел большой, прихотливо ограненный прозрачный камень, посох превратился в длинный, слегка изогнутый двуручный меч в ножнах. Широкая овальная гарда была украшена искусной чеканкой, а по оплетке рукояти вился всё тот же черный дракон, сжимая в зубах яблоко - крупный рубин в форме человеческого черепа.
  
  Альта смотрела на нового Дэлмара с тупым недоумением. Она чувствовала нереальность происходящего так отчетливо, что это становилось похожим на дурной сон.
  - Дэл...мар, - медленно произнесла она, протягивая вперед руку.
  - Верно. - чернокнижник подошел и присел рядом, давая ей возможность прикоснуться к своему новому лицу. Альта вздрогнула. Ее тонкие пальцы медленно прошлись от виска мага до линии челюсти, погладили... опустились. Уронив руку и отвернувшись, Альта тихо и хрипло спросила:
  - Ты меня убьешь?
  
  ***
  
  - Что? - маг выпрямился, смотря на девушку сверху вниз. Не успела Альта почувствовать беспричинный страх, как Дэлмар возмущенно добавил. - Не говори глупостей! Конечно, нет.
  - Тогда что? - Альта почувствовала себя очень старой и печальной. - Возьмешь в рабыни? Отправишь на корм тварям?
  - Аля, - колдун снова присел на землю и взял ее лицо в ладони. - Я знаю, что о нас - и обо мне лично - говорят люди. Но неужели ты думаешь, что я могу причинить тебе вред?
  Его взгляд был так печален, что внутри Альты шевельнулась надежда.
  - Ты... хочешь сказать, что это... неправда? Про тебя... и...
  Его взгляд стал чуточку жестче.
  - Наль. - позвал маг и сбоку пошевелился его адьютант. - Напомни, что я говорил тебе о правде?
  - Вы говорили, что правда - это заточенный с трех сторон меч, командир. - Стоногий кашлянул. - Одна сторона - ваша правда, вторая - правда вашего врага, а третья сторона - истина.
  - И каждая режет по живому, - кивнул Дэлмар. Он перевел взгляд обратно на Альту. - Ты знаешь свою правду, лебедёнок. Хочешь узнать правду своего врага?
  Альта дернулась, пытаясь избежать пристального взгляда чернокнижника, но безуспешно. В глубине его глаз разгорелось багровое пламя, и она сгорела в нём.
  
  ***
  
  - Тысяча. - раздался знакомый мягкий голос старого звездочета Фрутаделя в ее голове. - Так нас называют на Юге. Это не совсем правда, на самом деле нас меньше. Тысячей мы стали только когда построили своё государство. Но изначально нас было всего лишь сто человек.
  Она видела его глазами, слушала его ушами и чувствовала пронизывающий холод его кожей. Сто человек - молодые и старые, мужчины и женщины, крепкие и худые, высокие и низкие - стояли голые на снегу и растерянно оглядывались. Вокруг вздымались горы, вдалеке виднелся заснеженный лес, дыхание паром вырывалось из ртов людей, которые безуспешно пытались согреться, сбиваясь в кучу как животные. Она видела, как синеют от холода тела, пока люди медленно брели к лесу, поддерживая друг друга, видела как они поднимают упавших, тащат их за остальными, как они голыми руками ломают ветки, стараясь сделать навесы и отчаянно трут смолистые палочки друг о друга, пытаясь добыть огонь. Она видела, как женщины белыми от холода руками разрывали снег, пытаясь найти трут и сухую хвою для костра, как сгрудились люди возле небольшого огонька, глядя на него как на первое и единственное чудо на свете. Она с потрясением и ужасом чувствовала, что несмотря на страдания, никто из этих людей не умер, хотя умереть должны были все. Она видела, как сто человек делали из камней скребки, которыми срезали кору с деревьев, пытаясь сделать обувь для обмороженных ног и плетеную посуду, где можно было бы приготовить хоть какую-нибудь еду, потому что животы подводило от голода; как после десятков безуспешных попыток люди жадно пили горячий отвар из зеленых сосновых игл, и как им было плохо после этого. Она видела, как сто человек решили идти дальше, и с каким облегчением многие увидели скачущих на них два десятка северных варваров-горцев, с копьями, луками, ножами и арканами, видела, как покорно опускались на колени женщины и некоторые мужчины, готовые на что угодно, лишь бы прекратить эти мучения, и видела как другие мужчины и женщины подхватывали с земли камни и палки и шли вперед, заслоняя собой остальных, прямо на всадников. Она видела, как протыкали тела копья, как стрелы вонзались в незащищенные тела - и видела, как камнями разбивают головы конникам, как прыгнувший на горца голый безоружный человек вцепился зубами ему в глотку, несмотря на нож, которым безуспешно тыкал его в живот визжащий варвар. Она видела, как варвары в ужасе бегут от изрезанных, проткнутых копьями, с торчащими из тел стрелами, встающих из мертвых окровавленных чужаков, бросая своих убитых и раненых, отчаянно нахлестывая коней. Она видела, как победно воют и кричат покрытые своей и чужой кровью голые люди, победившие в первой и самой важной битве - битве за право быть свободными людьми, а не рабами, как они переодеваются в одежду мертвецов, берут их оружие, разбивают камнями головы раненых варваров - и медленно, устало, но неотвратимо тащатся по следу беглецов, как горные волки, чтобы дойти до их кочевья и взять, наконец, то, что причитается им по праву победителей.
  - Это были наши первые дни в вашем мире, Аля, - возник в ее голове голос Фрутаделя. - Не зная ничего, даже языка, без знаний, без памяти, даже без одежды. Мы все умирали в том лесу, но никак не могли умереть. Тогда мы и узнали, что бессмертны. Смотри дальше.
  
  ***
  
  Стойбище через десятки лет - отшумели войны объединения, двадцать родов склонилось перед чужаками, признав их власть. Те, кто не склонился - погибли в схватках, легли на алтари во славу новых богов, остались висеть на кольях как предостережение. Новый порядок - чужаки научили варваров своей речи, письму и счету, место духов гор занял невидимый Единый, грозный и страшный бог пришлых. Новый уклад - чужаки без устали рыскали по горам, искали металлы и камни, тайные ходы и выбросы подземного пламени, реки и родники, семена нужных растений и детенышей полезных животных. Новая жизнь - кузницы и каменоломни, системы ирригации и огороженные горные поля, засеянные рожью и пшеницей. Всё меньше детей и стариков бросали племена на поживу ветрам и волкам, всё сытнее ели, всё выше поднимались каменные башни и стены на неприступных перевалах. Чужаки правили железной рукой, отбирая детей себе в слуги у вопящих матерей и в один день Тысяча вышла в полной силе, сверкая стальной броней и стальным оружием. Это случилось через три десятка лет после того, как сотня голых измученных людей подошла к кругу шатров первого стойбища рода Архак, ныне - каменного города Архэ.
  - Эпоха славы, - прозвучал тихий голос Фрутаделя в мыслях Альты. - Эпоха нашей гордости. Мы сделали то, что они сами не сделали бы и за тысячу лет. Смотри дальше.
  
  ***
  
  Города и люди - всё дальше и дальше от дня, когда сотня впервые стала Тысячей, всё ближе и ближе к дню нынешнему. Сменились поколения, пришельцы и горцы слились в один общий народ. Бессмертные не бесплодны, они берут себе мужей и жен из горных племен, от браков рождаются дети. Польза от бывших чужаков, нынешних властителей несомненна, власть Тысячи никто не смеет оспаривать. Горные племена наконец-то живут в мире между собой - собираются урожаи, ткутся ткани, куется металл, идут караваны. Готовится армия - Тысяча обратила свой слух к словам отцов горного народа, узнав про надменных равнинников, живущих там, где реки текут сладкой водой, а последний бедняк ест с золота. Несправедливость должна быть исправлена - воины и пахари, скотоводы и кузнецы, лекари и добытчики - все заслуживают лучшей судьбы. Дети гор и пришлецы ниоткуда вместе идут на войну, чтобы принести свет истины погрязшим в пороках жителям низин.
  - Наша самая страшная ошибка, - скорбным отзвуком эха прозвучал голос Фрутаделя в мыслях Альты. - Наша самая большая вина и бесконечный позор. Смотри дальше.
  
  ***
  
  Битва. Чванливые равнинники изгнали посольство, отказались от честного боя, давят массой солдат. Воины Тысячи сражались отважно, но на каждого горца приходилось десять врагов. Даже бессмертные не могли противостоять такому количеству. Падали один за другим воины в сверкающих латах, отступали живые, ломая строй отчаянно метались по полю боя бессмертные, не в силах спасти своих детей, родичей, любимых и воспитанников. Видя опасность, горных воинов не берут в плен, рубят на месте. Вместе с ними падают пришлецы - изрубленные, затоптанные, изломанные. Ночь опускается на землю, когда в живых из горцев не осталось никого - никто не струсил, никто не сбежал, родители и дети, учителя и ученики лежат рядом. Тихо шумит листва над полем мертвецов. Ограбив чужих мертвых и похоронив своих, княжеская армия ушла восвояси.
  
  И только на следующую ночь восстали бессмертные.
  
  ***
  
  - Наша боль и клятва, Аля. - тихо прошептал то ли голос, то ли ветер. - Мы допустили смерть тех, за кого были в ответе. Смотри дальше.
  
  ***
  
  Они собрались как в первый день - нагие бессмертные, мужчины и женщины, те из ста, кто выбрал путь воинов. Они копошатся на поле, укладывая своих мертвецов ровными рядами, вглядываясь в искаженные лица, узнавая и запоминая. Руками копают могилы, кладут туда своих детей и любимых, учеников и учителей, тех, с кем сроднились душа и сердце. Зарывают могилы и вновь собираются в круг. Горечь поражения слишком сильна, чтобы выразить ее словами. И тогда Палт - старший над воинами - поднимает с земли потерянный кем-то выщербленный кинжал и режет себе руку над братской могилой. Другие присоединяются, передают кинжал по кругу - кровь капает на низкие холмики, красит серую землю в черный. Бессмертные переглядываются без слов, молча кивают друг другу. Собирают на поле что могут, идут обратно в горы. Палт несет с собой выщербленный окровавленный кинжал. Ветер шумит, подталкивает в спину - и кажется, что под низкими холмиками одобрительно шевелятся мертвецы.
  
  ***
  
  - С того дня и начались Драконьи Войны, какие ты знаешь, Аля, - звучит голос старого Фрутаделя. - Смотри дальше.
  
  ***
  
  Скорбное возвращение. Черные знамена на башнях. Те немногие из Тысячи, что оставались в горах, правят страной, пока вернувшиеся одеваются в рубища и уходят в горы. Палт и несколько других не выходят из библиотеки, спорят до крика, до хрипа, думают, ищут путь. Совет Матерей - дряхлая Айна, помнящая еще старые пути духов, чудом богов дожившая до этого дня - рассказывает о том, как в давние времена горцы искали заступничества у собственных мертвых. Общий сбор. Ушедшие возвращаются - с полученными ниоткуда древними знаниями о кладбищах, где они молились, о призраках, что нашептывали им слова силы на ледяных вершинах и у темных глубин, о чудовищах, спящих в подземных пещерах и за кромкой мира. Первые попытки. Первые эксперименты, окончившиеся сокрушительным успехом. Новые, невероятные способности и таланты, открывающиеся у бессмертных, побывавших в паломничествах по старым святилищам и забытым могилам. Возрождение Тысячи, создание ордена жрецов-хранителей, чья единственная цель отныне - бесконечный поиск и возвращение древней мудрости. Духи гор отныне и навсегда возвращаются как помощники Единого и движимый ненавистью, с новыми силами, объединенный народ под черным знаменем с драконом вновь идет на войну.
  
  
  ***
  
  - Мы больше не могли рисковать детьми своего народа - каждому из нас Палт дал лишь пять человек и сказал делать что дОлжно. - голос Дэлмара разрушил колдовство и Альта вновь оказалась в реальном мире. - У каждого из нас свой талант, в котором мы хороши, но это не значит, что мы не можем то, что умеют другие. Просто каждый из нас стал развивать то, в чем он лучше других. Знакомый тебе Наль, к примеру, невероятно быстр, но он не полководец, в отличие от меня. Я могу создавать волшебных существ, а Зэйн - поднимать мертвецов.
  - А Хальта? - прошептала девушка. - Почему ее назвали Смертью?
  - Красной. Халта, - он произнес ее имя как "Хэлта" - умеет насылать чуму. - Дэлмар присел рядом с Альтой на землю, оперся руками о меч. - А талант Олли опустошает родники и колодцы, превращая воду в песок. В День Скорби у Халты погибли мужья, а у Олли - ее единственный сын. Он лишь год как научился владеть оружием, но наотрез отказался отпускать свою мать одну в бой. - Дэлмар помолчал. - После того дня Олли молчала почти три года, а когда, наконец, заговорила - мы все увидели ее силу. Ее настоящую силу.
  Альта почувствовала, что вновь начинает плакать.
  - И все... из вас... такие?.. Воины?..
  - Нет, что ты, - Дэлмар качнул головой. - Среди Тысячи много и мирных ремесленников. Иэсса, к примеру, госпожа растений, она вместе с Советом Матерей хранит наш народ от голода. В ее руках расцветают даже камни. Юна и Лиа - сестры-целительницы. Мэнтра - ткачиха, а Пларб - милостью Единого наш лучший кузнец. Мы не чудовища, Аля. Не такие, как ты думаешь. Хочешь узнать, что было дальше?
  
  ***
  
  Годы и битвы, обкатка новых умений пронеслись перед ней вереницей сменяющих друг друга образов. Воинов Тысячи, отправленных в бой, слишком мало, чтобы драться в открытых схватках. Бессмертные ведут за собой мобильные отряды горцев, бьют исподтишка, испытывают новое оружие, новые таланты. Палт и помнящие междоусобные войны и набеги древние старики руководят и направляют. Встречи для обмена опытом, новые заклятия и ритуалы, открытые жрецами. Обряды на крови. Древние твари, призванные в этом мир жертвами, и мертвецы, шагающие в бой против княжеских ратей. Искусство сращивания живого и мертвого, оживление неживых костяных конструктов с одновременным расчетом энергетических контуров, когда от бесконечного чтения заплесневелых свитков слезятся глаза, а сны полны шепота похожих на смутные тени тварей. Формулы, написанные твоей рукой, но чужим почерком в твоем личном дневнике. Кровь и плоть, кости и души, которых нужно все больше и больше. Не живые но и не мертвые твари неспособны испытывать боль и страх, лишь бесконечный голод и верность создателю. Скелеты Зэйна, способные регенерировать, делиться и пересобираться. Сверкающий туман Кэл, в котором металл ржавеет, камни обращаются в пыль, а человеческие тела рассыпаются прахом за тридцать ударов сердца. Новые мысли, новые идеи, удары и отступления. Сто лет и три войны, когда они раз за разом отступали под ударами вражеских войск и стихийных магов, беря страшную цену, но позволяя княжествам думать, что некроманты были разбиты и изгнаны в горы снова и снова.
  
  Пятая война, в которую бессмертные вложили душу и сердце. Пять армий, возглавляемых лучшими некромантами с охраной из черных отрядов воинов Тысячи - и Палт, давно уже ставший "Бессмертным Драконом", во главе шестой, самой большой. Первое массированное применение силы вражеских магов, хитрость равнинников, вынудившая армии объединиться и дать генеральное сражение. Альта почувствовала серый туман колебаний в мыслях Дэлмара, как будто он не хотел показывать ей всю картину. "Нет, покажи мне!" - беззвучно закричала она.
  
  Туман исчез, как будто отдернутое в сторону покрывало. Она, как и другие студенты Академии, уже видела эту битву - но теперь она смотрела на нее с другой стороны, глазами ее врагов. Она видела, как состоящие из голых костей и дубленой шкуры адские твари врубились в строй княжеских ратников, потроша и разрывая вопящих людей на куски. Она видела, как под ногами шагающих скелетов и крадущихся клыкастых чудовищ разверзается земля и пробуждаются вулканы, как с неба сплошным потоком сыплются запускаемые катапультами бочки с подземным огнем, сжигая без разбору своих и чужих, как княжеские полководцы без счета бросают в бойню ополчение, чтобы замедлить неумолимый марш мертвецов хоть на пару мгновений и как бледнеют, сереют и рассыпаются прахом молодые маги - вчерашние мальчишки и девчонки, выпускники Академии, отдавшие всю свою силу и всю свою жизнь магистрам, жгущим, замораживающим и обращающим в камень атакующих тварей, которых лишь тонкая линия гридней отделяла от того, чтобы прорвать строй человеческой армии и ударить в тыл. Она видела, как вязнут в сплошном месиве тел погибших людей составленные из костей гигантские многоножки и пауки, как, даже сгорая заживо, насмерть стоят ратники, не отступая ни на шаг, потому что позади остались их дома, жены и дети, а твари не знают ни пощады, ни жалости. Она видела, как рвется в атаку чудом сбереженная в пламени битвы отборная боярская конница, скрытая в задних рядах пехоты, как ратники и ополченцы бросаются на мертвецов, по своей воле набегая прямо на копья врагов, своими телами пробивая дорогу конным латникам с князем во главе, знающим, что у них есть только один шанс вцепиться в глотку проклятого дракона. Она видела, как конники строят клин и как этот клин тает, когда чудовища из горячечных снов вырывают воинов из седел, тут же их заживо пожирая, как последним сверхчеловеческим усилием оставшиеся в живых бояры достигают отряда Драконьих Зубов - отборных телохранителей Тысячи - и как после краткой схватки сломанное знамя с драконом рушится в кровь и грязь, а князь высоко поднимает руку с зажатой в ней головой. Она слышала в мыслях нестерпимый гнев и ярость чернокнижников, когда во вспышке синего света из тел передних рядов ополчения, разрывая собственную плоть, вырываются окровавленные скелеты, тут же вгрызающиеся в лица и глотки своих бывших товарищей. Злоба некромантов неописуема, в ход идет чернейшая, самая запретная магия - на поле боя красный и серебристый туман превращает живых в кровожадных безумцев, в лужи растворенной плоти, взмах руки вырывает десятки душ из визжащих тел, прорастающие из-под земли острые кости протыкают княжеских ратников насквозь, в черных разломах из ниоткуда возникают омерзительные спрутоподобные твари с длинными хлещущими щупальцами, на которых беспорядочно разбросаны глаза, клыки и миножьи пасти. Но люди всё же идут и идут вперед бесконечным потоком, бегут прямо в смерть, топча своих раненых и убитых, заваливают некромантов собой, хоронят их под грудой тел. Катапульты переносят огонь дальше, отсекая драконьи войска, не давая им отступить и перегруппироваться. Перед валом живых мертвые не могут устоять, как колосья под серпом падают воины черных отрядов, один за другим гибнут некроманты, рубятся на куски страшные костяные конструкты, уничтожаются монстры драконьей армии и когда погибает последнее призванное чудовище, выжившие, в глазах которых застыл ад, еще долго безмолвно стоят на поле, заваленном тысячами мертвых тел, не в силах поверить, что они снова победили.
  
  ***
  
  - Это не была победа, - раздался уже в реальном мире негромкий голос Дэлмара. - Палт отвел войска, оставшись лишь с крошечным отрядом телохранителей. Ядро армии было сохранено, да, Наль?
  - Да. - Альта как сквозь туман слышала голос Стоногого, не видя ничего перед собой - слезы заливали ее лицо, бесконечным потоком лились на ее ученическую робу. - Повинуясь приказу Дракона, армия отступила, оставив с ним лишь небольшой отряд почетной стражи. Отступлением командовали Кэл и Стайн, и все отряды благополучно достигли гор.
  - А что погибшие?
  - Восстали на третий день. Зэйн был воплощен, остальные вернулись сами.
  - И Палт?
  - Разумеется.
  - И теперь он готов к новой войне.
  - Да, командир.
  - Как ты меня нашел?
  Наль замялся.
  - Когда Палт узнал, что вы не восстали, он организовал полномасштабные поиски. Жрецы во главе с Айной днями напролет вопрошали духов, поисковые отряды с хранителями через неделю после битвы прочесали место сражения. Вы же знаете - Тысяча не бросает своих, командир.
  - И когда вы успокоились?
  - Когда духи ясно сказали, что Дэлмара нет ни среди живых, ни среди мертвых. Для этого понадобилось залить алтари кровью пленных, но услышав ответ, Палт лишь повторил ваше имя, рассмеялся и сказал, что теперь он всё понял и приказал прекратить поиски. И мы прекратили.
  - Я понял. Но как ты нашел меня здесь?
  - Сюда меня привела Майя, командир. Вы отослали ее и меня перед битвой, но она не хотела уходить, скулила и рычала на воинов. Мы пытались тащить ее за собой, но она на привале разорвала цепь, которой ее привязали, сожрала вьючную лошадь и убежала. Никто не знал, где она была все эти годы и что делала, но четыре месяца назад она прибежала к воротам Архэ, рычала и звала за собой. Палт понял, что она нашла тебя и отправил меня вместе с ней. Мы шли долго и осторожно, скрываясь от равнинников, но всё же нашли тебя, командир.
  - Спасибо, Наль. - Дэлмар встал, протянул руку и Стоногий пожал ее. - Спасибо вам обоим.
  - Тысяча своих не бросает, командир. Я лишь делал то, что должен.
  Дэлмар кивнул, наклонился к волчице, ласково погладил ее за острыми ушами.
  - Самая верная. Самая преданная. Самая первая из моих созданий. Когда я создал её, ко мне зашел Зэйн и спросил - что это? "Она моя", ответил я ему тогда, а она запомнила. Когда она встала на ноги, то начала откликаться только на кличку "моя" и я назвал её Майей. Ведь "Майя" звучит почти так же, как и "моя". - ладонь некроманта замерла на волчьей холке. - Ни до, ни после я не экспериментировал с одушевлением, но она проживет тысячу лет и восстановится после любых ранений, потому что я так хочу и потому что я создал её такой.
  Повисло молчание.
  - Это не было их победами, - мягко продолжил Дэлмар. - Ни тогда, ни сейчас. Когда я ушел, скрылся под чужой личиной, я полгода бродил по чужой стране и пытался понять - почему? Как получается, что мы раз за разом проигрываем низинникам? Я смотрел на их деревни и города, видел их крестьян и воинов и никак не мог понять. Так не должно было быть. Что-то было неправильно. Я часто слышал фразы вроде "родная земля хранит и дает силу", но так ни разу и не видел этой силы. Так ничего и не решив для себя, я решил осесть здесь и посмотреть на их жизнь изнутри. Годы ушли у меня на то, чтобы абстрагироваться от мыслей Дэлмара и начать мыслить как Фрутадель. И только тогда я понял.
  - И что вы поняли, командир?
  Дэлмар коротко и горько рассмеялся.
  - Палт действительно гений. Даже мне - а ведь я не последний в Тысяче по уму! - и в голову не приходило такое решение. Подумай сам, Наль: разве может какое-то вшивое княжество - или пять княжеств, или десять, или двадцать - на равных сражаться с бессмертными некромантами, силой воли создающими чудовищ и поднимающими мертвецов? При желании мы могли смести их жалкую оборону, свести с ума армии, выморить города, отравить земли и превратить в пустыню деревни еще полсотни лет назад. Но Палт не таков. Мы били - и отступали, били - и отступали, выполняя его приказы, заставляя княжества мобилизовать всё новых и новых солдат и магов, вынуждая нести потери, выбивая людей - и каждый раз маня близкой победой. Великая битва Пятой войны, где полегли десятки тысяч княжеских ратников - победа? Да Зэйн завтра поднимет их всех и бросит в бой против княжьего войска - то есть, того, что от этого войска осталось. Каждая их победа укрепляла нас, Наль, - голос Дэлмара упал до шепота. - Каждая их победа - на самом деле наша победа. А наша цель в этой войне, в войне Палта - не месть. Наша цель - пытка.
  - Ч-что? - раздался дрожащий голос. Оба чернокнижника резко повернулись к забытой ими Альте. Та безумными глазами смотрела на них, ее губы прыгали. - К-как..?
  Дэлмар досадливо поморщился, но его голос остался твёрд.
  - План Палта - обескровить княжества. Резать их по частям, давая ложную надежду - и загоняя во всё более глубокое отчаяние. Уже сейчас их магистры выпивают силу и жизнь из слишком молодых или слишком слабых волшебников. Потом он напустит на урожай мор или засуху - и мы заставим людей есть собственных детей и стариков в надежде выжить. Но избавления не будет - каждая новая пытка будет страшнее предыдущей и лишь когда низинники взмолятся о смерти, он - может быть - снизойдет к ним.
  - Откуда вы знаете? - Наль выглядел не менее потрясенным, чем Альта. - Насчет засухи?
  Дэлмар искривил губы в усмешке.
  - Значит, это правда? Да, это в духе Палта. Но Наль, - голос Дэлмара снова упал до шепота. - Это не должно продолжаться. Мы однажды совершили страшную ошибку. Наша боль и стыд навсегда останутся с нами, но мы сейчас совершаем вторую ошибку, еще страшнее предыдущей. Мы убиваем не виновных - мы убиваем ВСЕХ. В кого же мы превратились за эти годы, если сейчас поступаем именно так?
  Стоногий отшатнулся в шоке.
  - Как вы можете так говорить?! Мы все были в тот день на Поле Скорби, мы все руками копали могилы. Палт был среди нас там, он своими руками похоронил Мэйди. А вы? Вы уже забыли Жайну, над чьей могилой плакали, когда думали что вас никто не видит?
  - Я ничего не забыл! - взревел Дэлмар, хватаясь за меч, и Майя напряглась за спиной Альты и низко зарычала. - Мы не умеем забывать! Я помню каждую минуту, проведенную с Жайной так, как будто это было только вчера! Но мы не можем жить только прошлым, Наль! Я клялся взять тысячу жизней за одну её, и с тех пор многократно выполнил свою клятву. Но то, что мы делаем сейчас - НЕПРАВИЛЬНО. Мы казним целый народ за грехи их предков, следуя путём только нашей собственной боли, и не думая о боли других. Я двадцать лет жил с этими людьми, Наль. Между нашими народами мало различий. Их дети ничем не отличаются от наших детей, они точно так же смеются, плачут и пачкают пеленки. А мы... мы так увлеклись созданием чудовищ, что сами стали чудовищами.
  Наль и Альта, открыв рты, смотрели на Дэлмара.
  - Война должна прекратиться. Должен быть иной путь. Пусть решают старейшины, Тысяча, Совет Матерей - но пусть они решают, зная всё о целях этой войны.
  Наль нахмурился.
  - Что вы предлагаете, командир?
  - Что угодно. Выкуп. Публичное примирение, покаяние - их, наше, всё равно. Вплоть до династических браков, если понадобится. Я поговорю с Палтом, попробую убедить его открыть глаза и посмотреть, наконец, на то, что мы натворили. Нашу бесконечную вину в День Скорби уже не искупить, но нынешнюю ошибку ещё не поздно исправить. Пока ещё не поздно. Ты со мной, Наль?
  Стоногий помолчал, потом надел шлем.
  - Я поговорю с Советом, Дэлмар. - он впервые обратился к нему по имени. - Расскажу о твоих подозрениях старейшинам и членам Тысячи, начиная с Иэссы, и передам весть о твоем возвращении. Это всё, что я могу обещать. Но всё это будет иметь мало смысла, если ты не вернешься в Архэ.
  - Я скоро вернусь. - Дэлмар шагнул вперед. - Спасибо еще раз, Наль. Я перед тобой в долгу.
  Стоногий кивнул. Краткое движение, как будто мир моргнул - и его уже не было, лишь круг выжженой земли и волкообразное чудовище остались свидетельством, что эта встреча им не привиделась.
  Дэлмар подошел к всё ещё сидящей на земле Альте, опустился на колени, взял ее безвольную руку в свою, второй рукой отвел спутанные и слипшиеся волосы с ее опухшего, заплаканного лица.
  - Теперь ты знаешь всё, Аля, - мягко сказал чернокнижник. - Всё о том, кем мы были, кто мы есть, и может быть - кем мы будем.
  - И... что дальше? - спросила она дрожащим голосом.
  - Не знаю. Многое зависит от нас, многое - от вас. Многое вообще ни от кого не зависит. Но важнее всего понять, чего именно хочешь ты сама.
  - Я? - она настолько удивилась, что даже перестала дрожать. - Но я же никто...
  - Ты - всё для меня, - очень серьезно ответил Дэлмар. - Весь мой мир, если захочешь этого. Ты знаешь всё обо мне и знаешь, что я делал. Что мы все делали. Я виновен в смерти твоих родителей. Зная всё это, сможешь ли ты меня простить?
  Альта окаменела в его руках.
  - Нет, - тихо ответила она наконец. - Я никогда не смогу тебя простить, - из ее горла вырвалось короткое истерическое рыдание. - А ты никогда не сможешь простить себя... пока видишь меня. Я... - она замолчала на миг и дрожащим голосом продолжила. - Я.. приговариваю... тебя... к себе. - слезы снова закапали из ее глаз. - Принимаешь?
  Дэлмар опустил взгляд. Альта неверяще смотрела на него.
  - Больно бьешь, моя ученица. - тихо, с усилием сказал чернокнижник. - Я... принимаю.
  И посмотрел прямо в её заплаканные глаза.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"