Аннотация: Любовь. Что значит сие слово? Каково быть влюблённым в неправильного человека, в неправильное время? А может, проходящего момента не существует вовсе , как и того самого, той самой?
Я помню как он молил меня прекратить смотреть на него таким взглядом, с выражением лица, будто вот-вот заплачет.
Глава
Шинсенгуми, да? Для него и правда подобное зверьё дороже собственной воли? Дороже данных самому себе обещаний? Просить меня о помощи? Меня... И к чему такие вопросы тревожат мой сонный мозг?
Его привычкой в прежние времена было зло посмеиваться над тем, что я берусь за любую работу и сделаю всё, дабы "ублажить" клиента. Высказываясь подобным образом, он часто отводил взгляд. Казалось, он прятал презрение. Я ошибался. Трудно признать собственные неверные выводы о пламени, вспыхивающем время от времени в тёмных радужках чужих глаз. Какого рода искры помогали разгораться постоянным ссорам между нами? Он считал меня неспособным на верность и не имело значения, относилось ли это к идеалам или же определённому человеку. По его словам, мужчина без служения кому-либо, бесполезен и не имеет права жить ибо хуже продажной красавицы, которая не способна выбрать с кем провести ночь. Будто я никому не принадлежу из-за отсутствия стремлений, имевшие место быть у любого честолюбивого человека. Какое унизительное место он отвёл для меня в обществе! Определив как отброса, живущего без цели, бесхарактерного, не способного познать любовь, а следовательно и смерть моя лишь прекратит мытарства! И некому будет посетить мой надгробный камень.
Слишком гордый, слишком честный...
Проклятый меч? Это шутка такая?! Почему именно с ним произошло подобное? Наверное, люди с ужасным характером более подвержены неудаче. Но я исключение! Мне просто не везёт! Не из-за свойств характера. Нет. Скорее всего дело в судьбе или же в прошлой жизни я каким-то образом оскорбил богиню удачи. Скорее всего, так всё и было, вот я и расплачиваюсь...
Подвергшись проклятию, он изменился, стал опускать глаза, когда я спрашивал о чём-то личном и не жалел сил для удара, если моё предположение насчёт его ответа, оказывалось верным. Возможно ли? Неужели он пытался скрыть смущение? Он реже отправлял меня к чёрту, ощетинивавшись, после очередной шутки по поводу его пристрастий в еде или же высказанному мнению.
Кто из нас сильнее? Я или он? Из-за спора ли наши судьбы столь тесно переплелись? И почему, ни один из нас не пытался разорвать нити событий, сковавших нашу повседневную рутину, крепче цепей? Он же изначально догадывался, какой я человек... Он же всегда видел меня насквозь и потому... Я виню себя, ведь позволил многому случиться, даже не попробовав хоть что-то изменить, свернуть в другой переулок, произнести иные слова. Так что же? Стоит ли жизнь вины? Стоит ли жизни вина?
Какое-то время он в самом деле был не в себе. Так о нём говорили и объясняли странности в поведении влиянием проклятия. Но я не мог отделаться от мысли, останься он таким навсегда, стал бы счастливее. Тоширо... Даже его имя зазвучало иначе, пока главным приоритетом стала охота за лимитированной коллекцией фигурок, нежели за людскими отродьями. Его трусость и нерешительность перестали казаться недостатками в моих глазах, хотя и причиняли множество проблем. Глубинное "я" замкомандира вызывало естественное желание находится рядом, дожидаясь момента, когда он примет судьбу и овладеет собой. Стать верным соратником, способным подставить плечо, одолжить свою силу, руки, ноги, голову, если дело того потребует, ведь собственную веру, устремления, теряешь где-то между "не моё дело" и "высшие силы вам помогут", небрежно отмахиваясь. Тоширо не из таких. Он, словно бог справедливости.
А я... Я же словно волк, переодетый в шкуру ягнёнка, поджидал удобного случая, чтобы застать врасплох, не позволить уйти от прямого взгляда. Но на него мои уловки не работали, он следовал своим собственным путём, неотступно следуя зову сердца. Он всегда был честнее меня и потому, сразись мы всерьёз, он точно проиграл бы. Для подлого трюка слишком честный.
Помню, как подталкивал его идти вперёд, а он иногда хватался за рукав юкаты и застенчиво поднимал извиняющийся взгляд. Злился ли я? Поначалу, ведь мы являлись друг для друга соперниками, а теперь он иногда использовал шокировавшие меня приёмы. Сердился, но скорее на себя, из-за собственных реакций на его тихий тембр голоса или неловкое касание плеча. Видеть замкомандующего с выражением полной растерянности - очень ценное воспоминание. Я поздно заметил, что мой взгляд неустанно следовал за ним, желая поймать каждую промелькнувшую на его лице эмоцию. Ясные, вполне читаемые, ведь из-за действия проклятия ему всё хуже удавалось контролировать проявление чувств, что без притворства, удивляли меня. Без обычного, угрюмого Хиджикаты, который хмурился, видя что угодно, кроме майонеза, я даже не знал как реагировать на вполне обыденные пререкания.
В памяти отпечаталось, как я впервые одобрительно похлопал его по плечу. Он стоял совсем близко и тень улыбки проскользила по устам. Как же долго он ото всех прятал эмоции? Кто мог видеть его столь откровенным, искренним? Интерес подтолкнул и я невольно коснулся его волос. Мягкие и шелковистые, чёрными нитями проскользили меж пальцев. Если бы пауки питались углём, то нити их паутин были бы похожи на них. Может быть тогда-то я и попался в сети из мыслей о нём. Обыденное прикосновение, ничего особенного, убеждал я себя, страшась задаться вопросом, что именно сподвигло подойти ближе и тем более, коснуться. Он долгое время избегал меня после того и я даже был благодарен. В тот момент стоило посмотреть правде в лицо и признать вполне очевидную вещь: я запал на него иначе бы не подошёл настолько близко, что даже ощутил лёгкий сигаретный запах.
А потом меня подстрелили...
- Замкомандующего! Там, у реки нашли одного из Еродзуя! Он ранен! Куда же вы, Хиджиката-сан?!
- Чёрт возьми! Во что ты вляпался?! - закричал он на меня, яростно тряся за плечи.
- Тоши, прекрати! Он же ранен!
Глава
Я очнулся спустя несколько часов и придти в сознание являлось наихудшим решением. Впрочем, если уж и начинать разговор о принятых мною решениях... Уж как-то не хотелось бы. Можно сказать, что всё покатилось по наклонной со дня моего рождения.
Тело разрывала мучительная боль с такой силой, что я непроизвольно сжал кулаки и челюсти, скрипнув зубами, желая сдержать вопль. Сомкнув веки крепче, я постарался успокоить дыхание, но от частых вздохов боль только сильнее нагнетала черноту перед глазами. Пришлось задержать дыхание и посчитать до десяти. А потом повторить. Немного успокоившись, я принялся обследовать взглядом обстановку и ничего примечательнее, нежели тихонько посапывающего Хиджикаты, не обнаружил. Прислонившись спиной к стене, он сидел под полосой лунного света, струящегося из окна. Его подбородок почти касался груди, руки покоились в рукавах юкаты. Грозный воин мирно спал. Ресницы покоили сон уставших глаз. Ночная полутьма хранила тишину и я не хотел потревожить мужчину, отдыхавшего от повседневных забот и словно зверь, затаившись, продолжил наблюдать. Его грудь медленно поднималась, волнуя тонкие ткани одежды. Прислушиваясь к ритму его дыхания несколько минут к ряду, я неожиданно признал отсутствие раздражения в его компании. Звук очередного вдоха привнес состояние спокойствия и правильности, ведь если он находился здесь, в данный момент, то никакая опасность ему не грозит. Не грозит ли?... А я, я безопасен?...
Мысли предали меня, как и чувства. Я отвернулся, попробовал оглядеться, задохнувшись от самого себя, но моему взгляду даже зацепиться было не за что. Нас окружали голые стены, отсутствовали даже маломальски интересные трещины или хотя бы дыры от гвоздей, повествовавшие о прошлых жильцах. Пустая комната для опустошённых людей.
- Очнулся?... - проговорил Тоши. - Ты в штаб-квартире Шинсенгуми.
Я взглянул в его лицо, наполовину освещённое светом луны, изумившись чуткости сна. Или он и не спал вовсе? Сидел бы он ближе, я бы смог понять... Разглядеть... Ближе...
- Сколько я здесь? - спросил я, пытаясь снова успокоить дыхание и сердцебиение, не осознавая, отчего блеск его глаз в полумраке, пронзил огненным копьём мою душу.
- Всего несколько часов.
Мы помолчали. Слишком много мыслей, нуждавшихся в правильных словах, но почему-то все они казались неподходящими моменту.
- Нужно кое-что закончить. Детишки могут быть в опасности, - я попытался подняться.
Хиджиката резко подскочил ко мне, словно внутри его тела сорвалась с резьбы тугая пружина, вынудившая двигаться, иначе бы сломались кости. Его приказ звучал у моего уха дробной сталью, кузнечным молотом и каждое слово являлось новым ударом по раскаленному металлу души:
- Ты никуда не пойдёшь.
Широкой ладонью он придавил меня к футону, но не слишком сильно, помятуя о ранении. Я было дёрнулся, желая вырваться, но взгляд чёрных, с отсутствием какого-либо блеска, глаз, подчинил своей воли, пригвоздив к месту и не оставив возможности к отступлению. Вглядываясь во тьму, я страшился не его, а себя, ибо столь колющая близость была желанной, уши горели, будто на металл, которому придавали форму, ковали новое, вылили ушат ледяной воды и он шипел... Я чувствовал, это и надеялся, что происходящее со мной, с моим телом, имело отношение к последствиям ранения, а не... Не то... Большее... Давящее... Переполнявшее... Улыбнувшись как можно мягче, надеясь успокоить зверя, нависшего надо мной, я с насмешкой проговорил:
- Меня подобной царапиной не убить.
- Врач строго настрого запретил тебе вставать с постели как минимум пару дней.
- Давно я не слыхал столь бредовой чуши! В последний раз мне какая-то старуха запретила выходить из дома после полуночи! Ха-ха-ха! - я начал отшучиваться, чтобы разрядить обстановку и даже смех звучал натурально, хотя растревоженные раны завопили истерикой. - И подстрелили меня днём!
- Нет! - вскричал он в ответ и опустил голову так, чтобы я не мог видеть его лица. Мне стало его жаль. Или себя?
- Я в порядке...
Не так уж хорошо я умею контролировать эмоции, видимо он заметил фальшь в моей наигранной браваде, но гордость не позволила быстро сдаться. Каким жалким человечишкой предстал я перед ним в тот момент? Слабым, с увечным сердцем. Череда неверных решений продолжала ступать точно вслед.
- Нет! - вскричал он снова и мотнул головой.
- И почему именно ты здесь? - прошептал я и отведя взгляд, посмотрел на оконные ставни.
С кем угодно другим справится было бы намного проще, но как бороться с человеком, обеспокоенным чужим благополучием настолько сильно, что он даже перестал скрывать эмоции, отринув стыд за выражение чувств?
- Мы приглядим за детишками, - проговорил он более спокойно.
- Ааааащ! Хорошо! Но чёрт возьми, мне необходимо подняться!
- Нет!
- Да что за упрямец?! Чёрт! Мне нужно отлить! - вконец раздосадованный, я скинул его руку и отвернулся, надеясь, что жар моего тела являлся следствием растревоженных ран, надеясь на полумрак, который должен сохранить в тайне любовный румянец на моей коже. Во мне ещё жила надежда, что он не придаст значения грохоту сердца в моей груди и упустит из виду умоляющие ноты в голосе, когда я чуть слышно прошептал "пожалуйста".
- Хорошо, - ответил Хиджиката спустя, как мне показалось, вечность, внимательно всматриваясь на ладонь, которой он упирался в подушку под моей головой. - Я помогу, обопрись на меня.
- Да чёрт тебя дери... - промямлил я и добавил вслух ещё парочку ругательств, попирая собственную бесхребетность, раз иду на уговоры у пса Шинсенгуми. Мои внутренности горели, как и душа от злобы на обстоятельства, толкавшие говорить откровенно, но всё же стоило сохранить силы, не растрачивая на излишние препирательства. Бинты опоясывали живот и грудь, кое-где пропитались кровью и я заметил, как он нахмурился, как только взглянул на перевязи. Он часто хмурился, но сейчас мне хотелось, чтобы причиной собравшихся у переносицы морщинок, служила очередная глупая шутка с моей стороны, а не багровые подтёки. На мне оставили только брюки, наверняка остальная одежда безвозвратно испорчена. Хиджиката прижался и подхватил меня под левую подмышку, подняв с постели. Шёлковая ткань приятно холодила, касаясь кожи, принимая на себя капли пота, словно промокашка. Мне стало неловко, будто я грязная дворняга, которую гладил по слипшейся от налипшего дерьма, шерсти, чистая рука благородного господина. Только его руки были другими, каждое движение точно выверенное, без замешательства или неуверенности, он держал меня, будто в том не было ничего особенного. Возможно для него, действительно так и было. Пытаясь удержаться на ногах, я крепко стиснул пальцы на его плече, скрипнув зубами от боли, и мы медленно зашагали в конец коридора. Он молчал, пока мир перед моими глазами совершал немыслимые перевороты и опасные кульбиты, растаскивая пространство, а потом схлопывая его столь резко, будто взрываясь, вызывая жуткое головокружение и рвотные позывы. Наверняка, побочная реакция организма на лекарства. Что уж говорить, я точно не был в порядке, допустив ситуацию, когда из последних сил цепляюсь за мужчину, соперника, взвалив на него заботу о себе. Никакой тебе медсестры, травяного чая и холодного компресса. Я хмыкнул и в тот же момент потолок поменялся с полом местами. Я практически повис на Хиджикате и с огромным усилием сдержал тошноту, прижав ладонь ко рту. Он терпеливо ждал, когда я буду готов сделать следующий шаг. И зачем только ему подобная головная боль? Я же не являлся товарищем, чтобы находиться по близости, он же должен это понимать, но всё же чувство благодарности, благоуханным елеем омывало моё трусливое сердце. Шатаясь из стороны в сторону, мы продолжили двигаться вперёд и моё дыхание тяжелело с каждым вдохом. Я старался не уронить центр тяжести, аккуратно передвигал заплетающиеся, обмякшие ноги и уверился в одном: без чужой помощи навряд ли бы добрался до уборной. Остановившись у ближайшей кабинки и расстегнув молнию на брюках, я невзначай взглянул на замкамандующего, стоящего рядом и придерживающего меня под поясницу. Мой разум точно помутился, ведь сказанные следующие слова не были бы произнесены вслух, будь я в здравом рассудке. Впрочем, я редко отличался высказыванием здравых мыслей.
- Хэээй... не смотри так, - прошептал я, списывая реакции организма на действие лекарств, - а то я начинаю возбуждаться.
- Идиот! - воскликнул Хиджиката и отвернулся.
Он ведь и не смотрел вовсе. Что его могло заинтересовать? Но мне так хотелось стереть это выражение с лица, словно бы он чувствовал себя старшим братом по отношению ко мне. В его взгляде читалось превосходство, что немыслимо раздражало. Странно, но после моих слов у него покраснели кончики ушей. Особенной сообразительностью я так же не обладал, а жар и вовсе остатки мозга расплавил, так что даже не заметил, как повернулся к нему.
- Не смущайся, не то чтобы я был из этих...
- Придурок! Ты хотя бы за струёй следил!
Он жутко разбушевался, замахал руками и напрочь забыл о том, что я стою на ногах лишь благодаря его поддержке. Отскочив, чертыхаясь и кляня весь белый свет и предков, за свалившуюся на его голову неудачу в моём лице, яростно стряхивая капельки мочи со своей ноги, Хиджиката поздно заметил, как я тем временем, немало удивлённый столь яркой вспышкой гнева, утратив опору, терял равновесие и двигался навстречу с полом, поддавшись силе тяготения.
- Твою ж!... - вскрикнул он и ринулся навстречу, пытаясь ухватить меня за руки, не позволить упасть, но в ладонях оказался лишь воздух, и рухнув вслед за мной, спросил :
- Эй! Ты как?!
Мне это напомнило, как он обнаружил меня там, под мостом, после стычки киллером. Грудь опалило картечью, а ладони Хиджикаты обжигали холодом, даже сквозь одежду. И вот я снова лежал перед ним и видел только мерцавшие бархатной тьмой, радужки глаз, на обуреваемом беспокойством, красивом лице. Именно, красивом, с правильными чертами, гладкой кожей и меня перестало смущать это слово, относящееся к мужчине. Скользнув взглядом вниз, я заметил вздымающуюся от частого дыхания грудь. Тогда, у моста на нём была форма, высокий, белый воротник скрывал адамово яблоко, скользящее то вверх, то вниз, искушавшее впиться в него зубами. Распахнутая юката же сейчас являла иную картину. Острые кости ключиц, несколько шрамов, пару ярких родинок или они мне только привиделись? Я поднял руку, пытаясь ухватиться за плечо Хиджикаты, но тело совершенно отказывалось повиноваться приказам. Всё что вышло из моей попытки, так это стянуть с его плеча юкату и обессилено уронить ладонь на пол.
- Эй! Не молчи!
- Тоширо...- пролепетал я и потерял сознание.
Глава
Когда я пришёл в себя, то снова находился на футоне, в той же комнате. Рядом стоял юноми чаван с водой на подносе и больше ничего меня не окружало, кроме стен, пола, потолка. Почему-то я ощутил себя оставленным и неожиданно для себя возжелал снова увидеть замкомандующего в этой комнате, со мной наедине. Обрывки воспоминаний повествовали о его сдвинутых бровях, дрожащем голосе, зовущем меня.
Он знает моё имя...
Я и не думал, насколько это важно, пока шёпот, срывавшийся с его губ, не напомнил мне, сколь сладок нектар, произносимых слогов. Распахнутая юката, оголила плечо, выставив напоказ жёсткость линий мышц, но совсем о другом повествовали обнажившихся, внутренние части бёдер. Я смутно припоминал, как он тащил моё безвольное тело вдоль коридора, пока сознание далеким эхом ускользало из ушных раковин, возвращаясь ко мне ароматом чисто вымытого тела, разгорячённого волнением, еле ощутимым запахом табака на кончиках пальцев и мускуса. Даже сейчас мою кожу покалывало от пылких прикосновений крепких, тёплых рук Хиджикаты. Зачем я помню столь незначительные вещи? Где именно я заметил те, две родинки? У ключиц? На шее или на бёдрах?
Я действительно серьёзно ранен и болен, только не уверен, ранен ли я выстрелом и больно ли мне физически или это ноет моё сердце. Я и не подозревал о таком себе, истекающем желаниями.
Хоспадее... Если б только... Ещё только раз... Могу ли я позволить себе? Могу ли я допустить саму мысль о шансе? Из-за высокой ли температуры или от долгого воздержания, моё естество отозвалось приливом возбуждения. Задыхаясь, как в горячке, я пытался заставить забыть каждую мелочь о Хиджикате, переключить сознание на картинку о ком угодно, только бы прекратить отыскивать аромат мускуса, словно застрявший в ноздрях.
- Да что со мной такое? - переворачиваться на бок было явно плохой затеей, ведь раны сразу же заныли, но насколько страстно я ощущал желание, настолько же мне требовалось наказание. Я не имею права мечтать о ком-либо, не моя роль быть возлюбленным. Наконец, боль достигла наивысшей точки и сознание покинуло меня.
Глава
Ближе к вечеру следующего дня, под бдительным присмотром врача, я уже мог сидеть, поглощать лёгкую пищу и свободно пользоваться отхожим местом. Ко мне поочерёдно заявилось проведать всё командование Шинсенгуми, кроме Хиджикаты. Впрочем, я слышал, как он осведомлялся о моём самочувствии у доктора, рассчитывая на то, что я сплю. Я хотел поскорее поправится и встать на ноги, пока ещё существовала возможность уйти, не усугубив собственное положения. Чёртов трус. Но правильный страх всегда придаёт силы, а уж бояться мне не привыкать. Делать было совершено нечего, поэтому я спал, а в перерывах, ел или ковырялся в носу. Пустые, гладкие стены требовали заполненности или разрушения. Хотелось взять кувалду и проделать в них столько дыр, насколько бы у меня хватило сил, чтобы вновь упасть на влажные от моего пота, простыни и забыться долгим сном, а проснувшись, обнаружить амнезию на последние несколько дней. К вечеру жара спала и прохладный ветерок, шелестя зеленой листвой у окна, успокоил мою горячку.
Я проснулся от тихих шагов у моей комнаты. Кто-то раздвинул двери и вошёл.
- Ооо, это ты, - едко ухмыляясь, проговорил я, узнав силуэт в темноте.
Для начала я постарался усмирить дыхание, обдававшее горячечной испариной суховатые губы. Сорвавшееся из грудной клетки сердце, тяжёлым камнем свалилось в бездну, а после взлетело обратно, легче пёрышка, лишив меня свободного вздоха. Впрочем, в клетке находился именно я. Ладони мгновенно взмокли и на шее выступили капли, будто меня уложили на тлеющие угли и наконец распалили огонь подо мной. Адская пытка. Я сглотнул. Да, я ждал его прихода, но днём, а не во время хищников и демонов. Он совсем бесстрашный? Или же?... Безумный?...
- Не спишь? - словно тень, Хиджиката пересёк комнату и подошёл к окну, жадно ловя лицом ночной, прохладный ветерок.
- Хааа, уже нет, - устало ответил я и заставил свой взгляд переметнутся на скучнейшую по виду, пустую стену, которую я уже досконально изучил за эти дни.
Я был тих, пытаясь убедить себя в совершенном безразличии к виду слегка покачивающейся головы Тоширо, лица, обласканного луной, а не солнцем. Прислушиваясь к его дыханию, заметил, что голос пришедшего звучал иначе, чем обычно, слегка надрывно и походка была нетвёрдой, будто он плохо различал дорогу. Мне не показалось, замкомандующего был пьян, не слишком сильно, ровно настолько, чтобы набраться решимости и войти в комнату среди ночи, где находился я. Только бы ему хватило сил остаться...
- Доктор сказал, что ты быстро идёшь на поправку, - проговорил он и тяжело опустился на пол, скользя по стене, собирая в мягкие складки полы одежды. Свесив голову, Хиджиката уставился перед собой. Лишь плечи поднимались, движимые вздохами, глубокими и тихими, как ночная тьма.
- Я же говорил, подобным меня не пронять. Им стоило прицелиться получше, - ухмыльнулся я, ощущая каждую, вопящую от напряжения, мышцу.
Надрывно извивалось сердце, задаваясь бессмысленными вопросами вроде, зачем он пришёл и почему напился, а ему вторило тело, стремящееся снова ощутить прикосновение ладоней, напоминая о гегемонии всё ещё свежих ран, стянутых аккуратными стежками нитей. Оно мыслило отдельно, увязая в похоти, вожделении, страсти, иной, не знакомой, чуждой, ведь целью был другой мужчина.
- Ты... - начал было Хиджиката и замолк.
Выпитой дозы спиртного хватило на приход, но не на разговор. Влекомый не высказанными словами, я колебался лишь пару минут, спустя которые, медленно подполз, готовый проползти мили, только бы достичь его, приблизится настолько, чтобы коснуться его сердца. Раболепно, заискивающе сдерживая дыхание, я попытался наклониться и взглянуть во тьму темно-карих глаз. Хиджиката приподнял голову и облокотился затылком о стену, выпятив подбородок, наконец-то являя своё лицо. Он хмурился, мучимый сомнениями, теми же, не оставляющими меня ни днём, ни ночью. Хотел бы я помолится богам о трепетном желании стать заметным для мужчины, сидящем напротив и упорно высматривающего, за чтобы зацепится взглядом, на однолико пустой стене. Он не найдёт там ничего занятного, ни трещин, ни отверстий, я это знаю, я проверял. В комнате находились только мы, заворожённые тишиной оглушительно бьющихся сердец, в ожидании первого шага.
- Тоширо, - прошептал я и легонько провёл тыльной стороной ладони по его гладко выбритой щеке.
- Я не понимаю...
- Это моя вина, обвиняй меня, - нежно прошептав заклинание, я уткнулся лицом в его плечо и жадно втянул аромат мускуса и чистого тела, снившийся мне по ночам или не дававший покоя во время бодрствования.
Последние сомнения спрятались до поры за плотными облаками, застлавшими свет луны. Даже ей не дано стать свидетелем невольно позволенной излиться, потаённой нежности. Наши уста сомкнулись в столь сладком упоении, растревожив каждую клеточку позволением, вместо запрета. Сцепились ладони, слились вдохи, смешались мысли и осознали мы себя лишь когда не осталось и клочка ткани, разделявшей тела друг от друга. Дыхание, просьбы, касания, заструились по глади кожи, обрушившись стремительным, бушующим потоком, смётшим доводы против, убеждения в неправильности испытываемых чувств и уверенности, что дойдя до края, а потом, упав в бездну, мы пожалеем об этом. Ничего не осталось, только тьма и шорох тканей в пустой комнате с нами. Обшарившая внутренние карманы юкаты Тоши, убеждённый в обнаружении искомого, я твёрдо произнёс:
- Не позволю тебе уйти.
Он лежал на спине, приподнявшись на локтях. Только лента от пояса змеилась на талии, вся остальная одежда была под ним и возле. Крепкое тело, сохранившее юношескую свежесть и неловкость в любовных играх. Это чувствовалось в отведённых в сторону взглядах, румянце и непонимании, куда деть ноги. Глубокие вздохи, словно бы он пробежал несколько кварталов или же вынырнул из глубин холодного озера, вызывали волну за волной, напрягая мышцы плеч, пресса, на шее пульсировала вена. Я был готов наблюдать за ним, заворожённый пронизавшей его тело чувственностью и эротизмом, так хорошо скрытыми за форменной одеждой, хмурой гримасой и сварливыми нападками. Я впервые видел его волосы в таком беспорядке, впервые на его лице не отражалось сухого пренебрежения. Наоборот, в его взгляде читалась мольба прекратить смотреть на него так жадно, испытующе, с выражением лица, будто вот-вот заплачет. А я? Я правда на него так смотрел? Боялся ли он боли или же это я надеялся причинить её? Придвинувшись ближе, я опустил ладонь на его грудь, слегка надавив и Хиджиката медленно улёгся на спину. Мои пальцы проскользили по животу, ощупав выпуклости пресса и спустились вниз. Он вздрогнул и на мгновение крепко зажмурил глаза, спросив:
- Для тебя это?...
Я ждал продолжения. "Нормально"? "Странно"? "Извращение"? Что именно мучило его? Но он так ничего и не добавил.
- Нет. Я впервые... никогда столь сильно... - я и сам не понимал, что именно пытался сказать, пока выдавливал вязкую жидкость на пальцы.
Моё тело начало трясти, словно в горячке, из-за страха отказа, ведь алкоголь никогда не вдохновлял Хиджикату на безумства, слишком рассудительный для глупостей, но и в спешке не было смысла. Он притих подо мной и отвернулся, ожидая инициативы, приглашая и тем самым позволяя совершить задуманное, произошедшее после, одновременно с предвкушением, готовясь сразу же забыть обо всём случившимся поздней ночью. Заметив решимость в его глазах, я возжелал заставить его тело запомнить меня, запечатлеть каждый поцелуй, каждое проникновение и толчок, каждый укус и ласку языком. Он дрожал в моих руках, постанывая, хрипя и пытаясь вырваться, но я крепко удерживал за бёдра, руки, плечи, изменяя позы и напористость. Пару раз я ловил удивлённый взгляд, говорящий о том, как мало мы знаем друг о друге. Если уж что-то вырывало меня из равнодушия, то я становился чертовски целеустремлённым в достижении результата, становился ненасытным и весьма властным и такого меня мало кто знает, упрямого и настырного. Не обращая никакого внимания на приступы боли, я молил своё израненное тело выдержать переполнившие сосуд эмоции и страсть. Только бы кровь не окрасила бинты. Только бы ещё немного времени. Только бы найти подходящие слова...
Изливаясь, он сильно выгнулся и я удовлетворённо выдохнул, услышав слабый стон. Но я хотел ещё. Мне нравилось то, каким становился мой любовник, легче, мягче, податливее. Принимая поцелуи, Хиджиката наконец открылся и целовал в ответ, без боязни или смущения из-за того, что делает это с мужчиной. Его руки обвивали мою шею, а пальцы то и дело вползали в копну волос, вызывая внутренний трепет, распаляя желания, поднимая волны вожделения выше головы, погребая под толщами мысли и доводы разума.
Из-за туч выползла луна, словно жирный паук выбрался из белесого логова сплетенной паутины и я, уловив момент, крепко удерживая Тоширо за подбородок, повернул его лицо к окну. На веках гроздьями свисали слёзы, щёки и уши окрасились румянцем, к вискам и лбу прилипали промокшие пряди волос, на шее поблёскивал пот. Один только вид удовлетворил бы похотливого демона, но не меня. Вылизав его шею, ключицы, подбородок, укусив за адамово яблоко, причастившись к плоти, повинившись в самом страшном грехе, желании обладать тем, что мне не принадлежит, я неспешно изучал его на вкус, укачивая сомнения и вопросы запахом мускуса, ощущениями прикосновений. Уткнувшись носом в его щёку, я наслаждался тем, насколько выдох и вдох стали ощутимы, будто мы только что научились дышать и пробовали овладеть трахеей и лёгкими. Утерев слёзы со щёк Тоши, я пережил неподдельное счастье, являясь причиной их появления, чувство благодарности умаслило кончик языка и наверняка, он также был рад им. Научившись отбирать чужие жизни, свою, будто бы пропускаешь сквозь пальцы, теряешь счёт времени, годами застреваешь между четырьмя стенами и неизменным видом из окна. В редкие моменты волнуется кровь и в конце концов, задаёшься вопросом, жив ли ты? Но вот случается нечто потрясающее до глубины души и всеми силами ты начинаешь искать возможность повторить тот душевный подъем, пережить те же эмоции. Сейчас мы оба чувствовали себя живыми. Если бы даже мы кричали, от боли или удовольствия, всё равно, только бы он не переставал целовать меня в ответ, хватать за руку, останавливая её движение вверх или вниз. Я снова наращивал темп, желая наполнить, напоить, напомнить, желая проникнуть глубже, дальше, языком, членом. Желая коснуться словами сердца, шёпотом привязать к себе. Снова и снова.
Глава
Раннее утро растворяло краски ночи, возвращая чёткость предметам и размытым границам. Мы не сомкнули глаз, делая передышку лишь на глоток воды и поход в уборную. Я вышел из комнаты за свежими полотенцами, находившимися в стенном шкафу в конце коридора. Взяв пару, прихватил ещё и небольшой таз с водой. Вернувшись, я застал Тоши за сбором разбросанных в беспорядке своих вещей. Он мельком взглянул на меня и одев бельё, расположился перед окном. Сев позади, чтобы не смущать взглядом, я принялся нежно протирать его тело влажной тряпицей, запоминая оставленные метки поцелуев и стиснутых пальцев. Движениями, медленно повторял изгибы плеч, линию позвоночника, аккуратно проводя по старым шрамам на лопатках, пояснице, бёдрах. Он всё ещё казался мягким, способным принимать меня, но я ощущал постепенно возрастающую стену отчуждения и холодности. Жалел ли он о решении остаться? Возможно. А я? Возможно, ведь теперь я хотел его ещё сильнее. Прежде, я не знал, каково это, целовать его, дышать в унисон и знание погубило последнюю крупицу, на то что я выйду целым из бойни меж страстью и реальностью. Утренний свет напомнил, мы не те, не в том положении и не свободны.
Закончив, я лёг в постель, не обронив и слова, стараясь контролировать собственное дыхание, стать тише, незаметнее, облегчив уход для моего любовника, не принуждая прощаться, оставить тонкую нить для надежды, что однажды, он будет способен принять меня, покорённого.
В пепельнице ещё дымилась не докуренная сигарета, когда я через пару часов, разбуженный острой болью, открыл глаза. С моего лба сполз компресс, а бинты оказались чистыми. Он не должен был что-либо делать для меня, но всё же...
По всей комнате обрывками валялись недосказанные фразы, незнакомые эмоции, вытащенные из потаённых уголков сердец, недоверчивые взгляды и зародившиеся искренние обещания. Измятые простыни, скомканные как наше прошлое, словно листы тонкой, рисовой бумаги с признаниями, написанными водой без чернил. Кое-где отпечатались засохшие пятна спермы и крови. Я был немного несдержан и переборщил с настойчивостью остаться в его памяти, запечатлеть след на его теле, надеясь, что он не простит меня, ибо прощение это дар свободы, а я не желаю ни одному из нас свободы от сотворённого акта любви. Любви ли? Или животного, плотского вожделения? Кто знает... Хотел бы я быть уверенным, что время не встанет на его стороне, не поможет списать произошедшее на временное помутнение рассудка из-за выпитого спиртного или из-за моих нездоровых наклонностей. Ночь должна стать моей соратницей и пускай не приносит спокойствия, напоминая о сумерках в пустой комнате. Сны пускай станут моими союзниками, рисуя мой образ, тревожа сознание. А время... я подожду...
Глава
А потом случилась история с дочерью командира Шинсенгуми. Чёрт, эта девчонка! Она за пару минут добилась его покорности! Он был готов ей прислуживать, словно верный пёс! Смогла парой фраз коснутся его сердца! Лишь припомнив её, моя душа разгоралась чувствами, которых хотелось выбросить, даже вместе с плотью! Жгучие, прятавшиеся под подолом одежд, словно обжигающие угли, отчаянно воспламенявшиеся стоило только вспомнить о моментах близости с ним. Да, он мне ничего не обещал, но не мог же он просто вычеркнуть воспоминания о той ночи?! Я крепко сжимал кулаки и старался изо всех сил сохранять насмешливое безразличие, словно бы меня ситуация никак не волновала.
- Ты правда на всё готов, чтобы она от тебя отстала? - я смотрел в его тёмные глаза и боялся заметить даже тень сомнения, услышать колеблющийся тон голоса.
- На всё, - твёрдо ответил он.
- Что бы не пришлось сделать?
- Смотря что, но я на всё готов, - подтвердил Хиджиката, без раздумий, не отводя взгляд.
О, как же я хотел чтобы он говорил правду! Слишком часто я вспоминал богов за последнее время, слишком часто перекладывал ответственность на понятия о судьбе или удаче, молился в храме о надежде. Всё не то. Наконец, я мог приблизиться, сделать что-то для него. Предложив свою помощь, я не нуждался в гонораре за старания, желая убедится в искренности его убеждений и слов.
Шимпачи и Кагура сошлись на оплате их обеда в ближайшей забегаловке. Я с Хиджикатой вёл себя как обычно, собачась из-за каждой мелочи, не заглядывая прямо в глаза, но улавливая любое движение. Он как обычно хмурился и курил одну сигарету за другой, а я всё никак не мог определиться с заказом. Не сговариваясь, мы дожидались, когда детишки уйдут. Набив животы и опустошив кошелёк замкомандующего Шинсенгуми, Шимпачи и Кагура, оставили нас.
Вокруг шумели посетители, обсуждая новости и будничные заботы, постоянно сновали официанты и ищущие свободный столик, случайные компании. В итоге, я выбрал нечто клубнично-ванильное, а он, по привычке заказал лишь рис с майонезом и чай. Официантка быстро ушла, а мы застыли в одном положении, смотря в разные стороны, сидя по диагонали за столом. Окружающая суета заполняла пространство между нами, беседуя со временем. Хиджиката снова закурил и тряхнул головой, а я тем временем молча наблюдал за потоком прохожих за окном. Ни он, ни я даже не обратили внимание на принесённый официанткой заказ. Заученными движениями, она поставила перед нами тарелки с рисом и отдельную бутылку майонеза. Ошибку я заметил слишком поздно.
- Ой-ёй! Это не моё! - воскликнул я ей вслед и тяжело вздохнул, сетуя на уровень обслуживания и внимательность персонала.
Тоширо с напором затушил сигарету, соединил ладони в молитвенном жесте, поблагодарил за еду и разделив палочки, обильно наполнил плошку майонезом и всё с тем же отсутствующим выражением на лице, приступил к трапезе. Мы сидели молча, не решаясь даже взглянуть друг на друга. Тут я вспомнил его совершенно идиотскую улыбку, когда та девчонка ела с ним и меня переклинило. Взяв упаковку майонеза, я твёрдо решил попробовать его любимое блюдо и превратил рис в нечто несъедобное, выдавив половину содержимого. По-моему, меня замутило только от одного вида растекающейся массы желтоватого цвета.
Хиджиката прекратил жевать и звучно проглотил пищу.
- Что ты делаешь? - спросил он.
Хотел бы я знать. Хотел бы я знать, что делаю. Медленно поднеся немного риса ко рту, я поднял взгляд на него и решился! У Хиджикаты отвисла челюсть. Он точно не ожидал подобного и вслед за шоком, на его лице отразилось некое подозрение, а спустя полминуты, дикая обеспокоенность. Я не жевал, не шевелился, боясь даже вздохнуть и ощутить всю полноту оттенков вкуса, находящегося в моем рту, а он наблюдал за мной. Как и несколько минут назад, мы оставались на своих местах, только теперь пристально смотрели друг другу в глаза. Спустя некоторое время, казавшееся вечностью, я продолжал сидеть с набитым ртом и выпученными глазами, ощущая как рвотные позывы поднимались всё выше, творя со мной нечто ужасное. Я боялся только одного, что потеряю сознание, как только пойму, что именно натворил.
- Идиот! Что ты делаешь?! Зачем?! Выплюнь! Слышишь меня?! Выплюнь немедленно! Ты умереть захотел?! - он подскочил и сев рядом принялся трясти за плечи, да с такой силой, будто пытался стрясти персики со священного древа жизни!
Неудивительно, что от такой встряски меня сразу же стошнило. Я согнулся над коленями Хиджикаты и высунув язык, наблюдал за стекающей массой изо рта, за капающими слезами из глаз. Как же много было слюны... Он сидел предо мной что-то тихонько бормоча, будто и не обратил внимание на перепачканную одежду, не убрав с моих плеч ладони, наблюдая лишь за тем, как цвет моего лица становиться более естественным и спрашивая, в порядке ли я. Когда я наконец кивнул и вытер салфеткой рот, Тоширо облегченно вздохнул. Я страшился поднять глаза, совершенно не понимая, что же делать дальше. Череда неверно принятых решений... Опустив взгляд на извергнутое мною месиво риса и майонеза, он снова вздохнул, только теперь удручённый испорченным вещам и поморщился. Абсолютно наиглупейшая выходка с моей стороны, но чего ещё стоило ожидать от меня!
- Это правда то, что ты любишь? - спросил я смиренно, мельком взглянув ему в лицо лишь желая убедиться, что он не в ярости.
- Да, - снова вздохнул Хиджиката. - Только не предлагай попробовать ту ванильно-сахарную жуть, которую ты заказал! Иначе мы оба здесь всё заблюём!
Я прыснул со смеху, а вслед за мной и он не сдержался. Мы хохотали до слёз, озадачивая всех посетителей заведения. Неожиданно, вся ситуация представилась фарсом, нелепой шуткой. Он не отпускал моих плеч и мы содрогались в неистовом приступе смеха, почти захлёбываясь предположениями, чего ещё нам не стоит пробовать. Неразумный поступок сломил лёд, позволив крючку из слов зацепиться за возможность, приоткрыть дверь и оставалось только сделать новый шаг. Ощущая как краснеет моё лицо, я склонил перед ним голову, положил ладони на его плечи и прошептал трудно дававшееся мне, признание:
- Я мечтаю о тебе, Тоширо...
Я чувствовал, как напряглись его плечи, словно бы я вслух озвучил мысли за нас обоих. Потянулись долгие секунды, пока он обдумывал мою фразу и наверняка взвешивал доводы разума и варианты, как именно стоит отреагировать. Мы не дышали и наконец, он чуть слышно проговорил:
- Сегодня у меня выходной...
Это не звучало как явное согласие на то, чтобы я не предложил. Хиджиката оставил для себя лазейку, сохранил пути отхода и при этом, предоставил и мне таковые, если вдруг мои слова ничего такого не подразумевали. Всё, чего мне хотелось, находилось на расстоянии тридцати сантиметров и я сказал:
- Здесь неподалёку есть один подходящий отель.
Зачем только он пошёл за мной? Почему столь покорен? Откуда у нас столько смелости озвучивать столь неприличные, сокровенные желания? Разве ему нужен человек, вроде меня?... Возможно, та девчонка?... Сомнения пробрались мурашками по телу.
Я бы хотел всё сделать правильно, хотя бы на этот раз, не спешить, предоставить выбор, сказать настоящие слова, те, что действительно имеют значение. Но стоило мне ощутить близость его тела, как я позабыв о данных самому себе обещаниях, устремился к источнику наслаждения. Я стал жадным и мысли о сексе наполнили слюной уста.
Глава
Владельца отеля я знал с давних пор, иногда услуживая ему, выполняя мелкие поручения и поэтому без страха выпросил ключ от номера, в котором ещё не закончил ремонт пола и поэтому тот пустовал.
Мы молча поднялись на второй этаж, промолчав весь путь. Отель оказался тих, но тишина была обманчива, словно маска на лице человека, сними и взгляд откроет уродливую правду. Стены здания наполнялись постоянным ожиданием начала, предвкушая расставание.
Мне казалось, что во второй раз будет проще. Мой просчёт. Мы были слишком напряжены, смущены, мало отдавая отчёт собственным действиям. Он был готов уйти, я чувствовал это пока открывал дверь в номер.
"Не отпущу,- подумал я. - Не собираюсь спрашивать, почему ты пошёл, но и не дам шанса на побег. Не стану. Прости, Тоши. Я такой эгоист".
Стандартный набор, одно окно с выходом на балкон, стены, выкрашенные в непритязательный серо-бежевый цвет, двуспальная кровать, покрытая полиэтиленом, два стула и стол, так же под слоем плёнки. Справа от входа дверь в ванную и туалет, где находилась душевая кабина и громоздкая тумба, набитая полотенцами и небольшими кусками мыла в упаковке. Я ещё на прошлой неделе снял ковролин и теперь он гнутым силуэтом стоял прислонённый к стене с окном. Возле него остались лежать инструменты, новые доски для застила испорченного плесенью куска пола. Не лучшее место для свидания, но лучшее, что я мог предложить, надеясь, что хотя бы попытка мне зачтется за старание.
Закрыв дверь и повернув ключ в замке, я резко схватил Хиджикату за руку и притянув к себе, хотел было поцеловать, но он отвернулся. Игра в недотрогу или на этот раз он не позволит делать всё, что я захочу? Развернув его лицом к стене, прижал всем телом, с трудом осознавая, чего именно хочу. Он выдохнул и нахмурился. Левой рукой я провёл по внутренней части его бедра и расстегнул ширинку на форменных брюках. Мне неистово хотелось коснуться его члена, ощутить в своих руках пульсацию органа. Ремень клацнул металлической застёжкой и тело Хиджикаты словно бы завибрировало. Пальцами, а потом и всей ладонью, я принялся ласкать его.
- Ты так легко заводишься. Очаровательно.
Он лишь ухмыльнулся в ответ, ведь ощущал, чем именно прижимаюсь к его ягодицам и беззастенчиво трусь в предвкушении. Тоширо не пытался вырваться, пока я ласкал его, пока обследовал ладонью крепкую грудь, пощипывал соски, хватал за талию, прижимая его поясницу к себе. Не вырывался пока я облизывал его шею и раковину уха, тяжело дыша, наслаждаясь терпким запахом табака, который пропитал волосы. Мне нравилось, то что я чувствовал, мне нравилось прикасаться к его телу, нравилось добиваться реакций и я искал новые и новые точки, вызывавшие стон, дрожь или проклятие.
- Давай отложим душ? - прошептал я ему на ухо и слегка прикусил за мочку, смочив слюной и подув на розоватую поверхность кожи. - Хочу тебя... Сейчас.
Я облизал пальцы и попытался ввести их. Нет, слишком узко. Развернув Тоширо к себе лицом, я жадно впился в горячие губы, снова принявшись ласкать его член рукой.
- В тумбе должна быть смазка, - проговорил Хиджиката, когда нам потребовался глоток воздуха и заметив, как меня передёрнуло от его слов, добавил. - Я прочёл буклет.
- Хочу, чтобы ты разделся, - отстранившись сказал я, скинув с плеч юкату, подвязанную на поясе.
Меня страшно раздражало насколько открытым я становился рядом с этим мужчиной. Совершенно не справлялся с собой и мог взбесится из-за любого небрежно брошенного слова, неправильно понятой фразы. Эмоции захлёстывали с такой силой, что даже контролировать свои действия я не был в состоянии. Всего одно замечание подняло волну неконтролируемой ревности, уносящей радость от его присутствия рядом. Он мог бывать здесь до этого дня. Хиджиката уже давно не подросток. Он мог быть здесь с женщиной... Он мог кого-то любить... Поднявшийся рой мыслей жалил новоприобретенное сердце.
Качнув головой, я провёл ладонью по волосам, всполошив пряди и сжал плечо, напоминая себе, что могу показаться глупцом в его глазах, реагируя, столь явно, но чёртова злость ударяла по живой плоти, ломая ритм. Подойдя к постели, я рывком сбросил полиэтиленовую плёнку, а вслед за ней отправились подушки и верхняя простынь. Попадись на моём пути сейчас что угодно, уничтожил бы, испепелил, разорвал и раздробил в щепы. Развернувшись, я взглянул на Хиджикату и неожиданно буйство эмоций стихло. Он стоял совсем растерянный, нежный румянец, растёкшись по скулам, придал мужественным чертам лица, юношескую мягкость и нежность, будто до сего момента он и не подозревал, что не безразличен мне. Резко осев на кровать, будто бы мне сломали ноги и заодно похитили пол из-под них, я было опустил голову, но после вновь посмотрел на него. Да уж, выдал себя с потрохами. Какой же жалкий...
Мотнув головой, я снова провёл рукой по волосам и выдохнул. Всё что мне осталось, это доиграть чёртов спектакль. Я очень хотел лишить мужчину предо мной панциря, выковырять сердцевину, оголить само нутро, поэтому сняв ботинки, лёг на постель, оставшись в одежде.
- Приступай, - прошептал я и закинул руку за голову, поудобнее устроившись на постели.
Хиджиката не стал противиться и начал с пуговиц на форме. Постепенно он стягивал с себя слой за слоем, не спеша и не отводя от меня взгляда, пока я следил за движениями пальцев, расстёгивающих рубашку, будто они раскрывали оберточную бумагу на подарке, стягивали ленты с упаковки, являя содержимое. Мой взгляд скользил по линиям его тела, рассматривал старые и совсем недавние шрамы, синяки, окрашенные в различные оттенки цвета и искал те самые, две родинки, что снились несколько недель к ряду. Дыхание участилось, в брюках снова стало тесно и низ живота наполнялся сладкой истомой. Обнажённый мужчина стоял предо мной, услаждая глаза стройным сложением, игрой мышц на тренированном теле. Весь в нетерпении, я подался вперёд и Хиджиката подошёл ближе. Присев на краю постели, я взглянул на него снизу и мне нравилась не высказанная просьба коснуться его. Слюна наполнила рот и я раскрыл уста, надеясь удовлетворить мужчину, лаская языком. Мне нравилось поглядывать в его глаза, нравилось как он непроизвольно проталкивается внутрь. Обхватив член губами, правой рукой я схватил его за ягодицу, вогнав орган внутрь, глубже. Он содрогнулся, словно отпираясь, но я продолжал раскачиваться взад-вперёд. Закрыв глаза, ощущал как захлёбываюсь собственной слюной и ресницы промокают от слёз, не останавливаясь без передышки, упиваясь живой пульсацией во рту. Хиджиката хотел оттолкнуть меня, когда уже был готов кончить, но я не позволил. Он хрипло простонал и схватившись за мои волосы, еле устоял на ногах. Я сглотнул и поднял взгляд. Снова он смотрел на меня так, будто видит впервые, не понимая, где именно мы свернули и оказались на расстоянии тихого шёпота, забравшись друг другу под кожу. Немного наклонив голову на бок, он стёр с моих губ капельку слюны, а после, проник пальцами внутрь, раздвинув зубы, упиваясь моим нетерпением. Горячий, красный язык скользил меж средним и указательным пальцев, увлажняя тёплой слюной. Их кончики упирались в мои дёсна, блуждая по поверхности зубов, словно выискивая причину собственного оргазма в моём рту. Он наклонился ко мне и нежно вытянул язык. Слюна текла по его пальцам, а я сбивчиво вдыхал, наслаждаясь моментом, полностью завладев его вниманием. Медленно приблизившись, Хиджиката облизал мой язык, а после наши губы сомкнулись в поцелуе. Я был готов застонать, не предполагая, что кто-то станет касаться меня таким образом. Не потому что я заплатил или заплатили мне, а потому что, это я. Наконец он выпрямился и облизал губы. Резким движением я схватил его за руку и повалил на кровать. Скинув с себя куртку и пошарив в прикроватной тумбе, я обнаружил тюбик со смазкой и немного выдавил на пальцы. Тоши выдохнул и зажмурился. Стараясь не причинить боли, я аккуратно коснулся анального отверстия и принялся сначала втирать гель, постепенно вводя первый палец.
- Как же хорошо ты пахнешь, - прошептал я и наклонившись, коснулся языком пупка, втягивая ноздрями запах мужчины, его запах. В подобном наверняка было нечто извращённое, нам обоим стоило бы принять душ и он не девушка, нуждающаяся в комплиментах. Но всё что я делал и говорил шло от желания показать, насколько он приятен для меня. Я бы хотел сказать что-нибудь ещё, например о красивом оттенке его кожи, о вязких каплях пота, которые мне так нравится собирать ладонями, о его низком голосе, о его взгляде исподлобья, который лишает меня дыхания. Я бы хотел признаться в том, как при мысли о нём, мои уста наполняются поцелуями. Но вместо всех слов, я нежно целовал его шею, грудь, руки, натруженные мозолями ладони. Мне нравились мурашки, разбегающиеся рябью по поверхности его кожи. Я ввёл второй палец, и вскоре третий, постепенно растягивая, расслабляя мышцы, позволяя привыкнуть к себе. Мне хотелось избавить его от страха, хотелось чтобы он открылся мне. Выпрямившись, я спустил брюки до колен и вынул пальцы, вытерев их о приготовленные полотенца. Я смазал свой член смазкой и помогая себе рукой, начал постепенно проталкиваться внутрь тела Тоширо. Он задышал глубже и крепко ухватился за простыни. Его напряжённые ладони я накрыл своими и начал двигаться.
Удовольствие заструилось по венам, сравнимое с первым осознанным вдохом. Мне хотелось, чтобы он хоть раз позвал меня по имени, хоть раз сказал, что мне сделать, хоть раз попросил поцеловать его снова. Но пока, я был согласен на плохо сдерживаемые стоны и взгляды брошенные искоса в мою сторону. Надеюсь, ему нравилось то, что он видел.
Удостоверившись, что раны не пачкают бинты, я снял рубашку, мокрую от пота и попросил его встать на колени, упереться локтями на жёсткий матрац. Не надолго, лишь для того, чтобы почувствовать его реакцию на смену позиции. Он снова кончил, удивившись сам и удивив меня. В следующий момент он поднялся с постели и направился в душ. Я проводил его фигуру взглядом, удовлетворённый увиденным. Ему бы очень подошли татуировки. Идеально чёрные контуры и цветовые пятна подчеркнули бы форму ягодиц, широкие плечи и напряжение мышц под кожей. Его тело пружинило и звенело упругостью и отсутствием смущения от наготы. Смакуя фантазию, я дотянулся до лежащей на тумбе пачки сигарет с зажигалкой и закурил. Поднявшись с постели, одел бельё и брюки, застегнув ремень на поясе, прошёл в ванную. Пар наполнял душевую кабину, обрамлённую матовым стеклом, но я смог различить силуэт Хиджикаты. Я сел рядом, облокотившись о её стенки, слушая как звучит вода струями, проливаясь на его тело.
- Может останешься до утра? - наконец спросил я и глубоко затянулся сигаретным дымом.
Я представил, как Тоширо замирает после моих слов и лишь спустя пару мгновений начинает смывать пену. Он ничего не ответил. Я надеялся, что если я спрошу напрямую, но при этом не лицом к лицу, то ему будет легче принять решение. Вода перестала литься, а потом открылась дверь душевой кабины. Хиджиката вышел, выпуская клубы водяного пара за собой и встал напротив. Крупные, колкие капли покрывали поверхность разгорячённой температурой воды кожи, сияя под лампой. Было похоже, будто на нём разбилась осколками сияющая луна. Тоши аккуратно взял сигарету из моих пальцев, поднёс к своему рту и затянулся. Он не стал оборачивать бёдра в полотенце, в этом не было смысла ведь мы не смущались наготы, шрамов, занятий. Мы скрывали чувства, мечты и привязанности, будто ничего вокруг нас не трогает, никто и ничто не задевает. Щурясь от попавшего в глаза сигаретного дыма, Тоши вновь затянулся и морщинки украсили правый глаз, заставляя трепетать веко. Он провёл рукой по мокрым волосам, заправляя их назад, полностью открыв лицо, не пытаясь скрыться или же не позволяя спрятаться мне. Секунды тянулись в веренице обречённого ожидания. Хиджиката стоял предо мной, голый и откровенно наблюдающий, снисходя лишь взглядом до моего уровня. Словно скульптура божества, он бесстрастно взирал на своего поклонника, сидевшего у самого подножия пьедестала. Ошеломлённый я рассматривал прекрасного, сильного духом, мужчину, в котором таилась неизвестность моего будущего. С его волос капала вода, стекая вниз по плечам прозрачными каплями и прикажи он мне сейчас умереть, я бы умер. Без раздумий и сомнений, полностью принадлежа взгляду тёмно-карих глаз. Но больше всего я хотел жить, чтобы узреть ещё раз Тоширо в облике демона или бога. Моего личного наказания и райского наслаждения. Я предоставил для него выбор и прекрасно осознавал, что он способен сейчас одеться и даже не прощаясь, покинуть номер, а при следующей встрече, вести себя как ни в чём не бывало.
Отчаявшись, я опустил голову и уткнулся взглядом в пол. Зашипел окурок, коснувшийся воды в раковине, а после, Хиджиката вышел из ванной. И на что я только надеялся? Идиот... Заметив растрёпанный край повязки, я принялся её разматывать. Голые ступни Тоширо снова появились перед моим взглядом.
- Это твоё, - проговорил он.
Я поднял глаза и увидел, как он протягивает для меня полотенце, а в другой руке держит в охапке свою форму. У меня непроизвольно отвисла челюсть.
- От тебя воняет псиной, не собираюсь терпеть подобные запахи всю ночь, пока будет сохнуть облёванная тобой одежда, - продолжил Тоширо, сохраняя суровость в голосе, но при этом неистово краснея.
Я смог в ответ только кивнуть и взяв его за руку поднялся с пола. Хиджиката внимательно рассматривал розовые шрамы на моём животе, а потом коснулся их, нежно проведя подушечками пальцев, неровных краёв. Я нервно сглотнул и затаил дыхание, боясь спугнуть проявленный интерес. Он впервые изучал меня столь трепетно, аккуратно, страшась потревожить, задеть рубцы. Опустив взгляд, я заметил, что снова возбуждён. Тоши это тоже заметил и отняв руку от моего тела, отвернулся, заливаясь румянцем. И снова, со всеми потрохами... Будто моё тело протестовало, было против, что-то скрывать от него. Я быстро стянул брюки с бельём и забрался в душевую, коря за несдержанность и ненавидя податливость естества перед этим мужчиной.
- Может и мою постираешь? - ухмыляясь, обронил я и выслушал множество нелицеприятных высказываний в свой адрес. Наш извечный ритуал.
Развесив у окна вещи, Тоширо зевнул и забрался под простыни. Я насухо вытер тело и лёг рядом.
- Завтра, кажется, дождь обещали, - прошептал я, заметив, как его напряжённое тело, медленно расслабляется.
- Не любишь дождливую погоду?
- Да нет, как-то всё равно. Просто делать особенно нечего...
Дождь начался ещё ночью и лил весь день. Его одежда так и не высохла, поэтому я сходил в соседнюю лавку, взяв риса, майонез и чай.
Я ещё долго вспоминал, как мы играли в карты, пререкаясь и пытаясь подловить друг друга на обмане. Чёрт... Оказалось, что мы всегда играли честно друг перед другом. Тоши злился и клял небеса за неудачу, проиграв мне очередной раунд, а я целовал его и понемногу, хмурые морщинки у носа Тоши, разглаживались, а тело начинало гореть.
Он не ушёл до следующего утра. Моя опустевшая от мыслей голова, словно воздушный шарик, касалась небес.