Аннотация: В каждой истории есть нечто прекрасное, личное, вызывающее мурашки, ради этого ощущения стоит её начать, а там, где встречаются лёд и вода, может вспыхнуть пламя
Глава первая
Очередной будний день во Дворце Мермония, принёс новые заботы представителям судебной системы, новые кипы бумаг требовали рассмотрения начальников из других отделов и подписей от секретарей, в соотвествии со строгими правилами оформления документов, что лишь прибавляло стресса работникам, попеременно вздыхающим над отчётами. Мало кто из служащих представлял, как именно устроен порядок в данной структуре власти, слепо следуя за мечтой, ведь если хоть раз доводилось присутствовать на судебном процессе, то в душе зарождалось жгучее желание стать причастным к подобному фееричному действу, где добро побеждает зло, виновных наказывают, а справедливость торжествует, к тому же, у стороны чести и порядка невероятно привлекательное лицо. Лишь некоторые имели впоследствии смелость открыто заявить, что карьерный рост их на самом деле мало интересует, а вот близость рабочего места от кабинета главного юдекса является самым важным фактором, мотивирующем заниматься даже тем, что не совсем по душе, к примеру, по несколько раз перепечатывать отчёт о растрате бюджетных средств на расходные материалы для копировальной машины из-за неправильности формулировок. Столь дотошный подход к мелочам на многих действовал весьма угнетающе, ведь не оставалось места для спонтанности, для творчества, так представления человека сталкивались с реальностью, разбиваясь вдребезги, ведь многие ожидали постоянного празднества, словно на вечном фестивале. Кто-то столкнувшись с несоответствием мира придуманного и реально существующего, начинает разочаровываться до степени безразличия, отчаявшись что-то изменить, а другие ищут рецепт личного счастья, подходящего каждому индивидуально, ведь кому-то нравится зелёный, кому-то голубой цвет, а некто выберет красный. Практически у каждого имеется несколько заготовок того, чем себя порадовать, если настигает период недовольства собой или своей жизнью, дабы остановиться и не впасть до состояния полного уныния, когда перестаёшь видеть смысл не только в рабочей деятельности, но и в своём существовании.
Благодаря соподчинённости множества отделов во дворце, любой служащий часто пересекается по делам с другими, заводя не только знакомства, а ещё и дружеские связи, по желанию, устраивая вылазки загород, организовывая пикники, приводя с собой свои семьи и вторых половинок, чтобы разбавить компанию знакомых лиц, встречаемых пять дней в неделю. Были и те, у кого имелась традиция нанимать катер, пускаясь в плаванье на выходные, ночуя в скромных отелях на берегу рек, пробуя незамысловатую кухню и выпивку, сделанную местными умельцами с выжимками из ромарина, с добавлением фонты. Благодаря водным путям, за короткое время можно добраться до ближайших земель Сумеру, побывать в горах, предварительно наняв в гиды местных пустынников, которые проведут по безопасным тропам, не позволив забрести в зыбучие пески. Подобные путешествия меняли отношение к жизни простых работников, считавших, будто их повседневность скучна и в ней отсутствует дух авантюризма. Побывав однажды среди людей, чьё будущее зависит от удачи более, нежели от имеющихся навыков боя или дипломатии, начинаешь ценить спокойные дни, когда суточный режим не нарушается песчаной бурей, нападением громадных скорпионов или атакой унутов. Пережив хоть одно опасное приключение, на какое-то время оставляешь упрёки, с удовольствием перекладывая бумаги из стопки в стопку, радуясь простым мелочам, таким, как отсутствие дождя, когда зонт благополучно забыт дома.
Постучав, мелюзина Седэна вошла к господину юдексу, удерживая поднос со стопкой неотложных дел, более беспокоясь о сохранности коробки с десертом, нежели о бумагах и чернилах. Как-то раз её сбил с ног выскочивший из кабинета разъярённый посетитель и даже не извинился, а потом ещё выяснилось, что он наступил на упакованные пирожные. Отпечатавшийся след от ботинка на коробке, а ещё куски белого крема, отвалившиеся от обуви по пути до выхода, испачкавшие прекрасные ковры, напоминали зверское нападение на произведение искусства, потому до сих пор при воспоминании о том событии, Седэна невольно вздрагивает, почувствовав тогда, будто ей раздавили сердце. Любовь к уникальным угощениям не единственное, что сблизило руководителя и подчинённую, ещё и долгие годы жизни, особенности, из-за которых они отличались от человеческого общества, но именно сладости стали первой вехой для неформальных бесед. Поначалу, темы касались только предпочтений в пище, обсуждения новинок в меню местной ресторации, а после, они понемногу научились открывать друг другу сокровенные мысли, делясь бытовыми мелочами. По причине уникальности характера мелюзины, Нёвилетт уверился, любое сказанное им слово не станет использоваться против, ощущая себя в безопасности, не страшась быть не правильно понятым, как обычно и происходило с иными собеседниками, его молчание растолковывали неверно, неловкость принимали за высокомерие, из-за чего не прекращались кривотолки по поводу манер и скрытности. С помощницей он позволял себе свободу в суждениях, благосклонно выслушивая болтовню не относящуюся к работе, принимая своё решение в прошлом о помощи мелюзинам ассимилироваться в Фонтейне одним из лучших за всю свою карьеру.
- Месье Нёвилетт, доброго утра! Я принесла свежую прессу и несколько новых докладов.
- Благодарю, Седэна, ты как обычно весьма наполнена энергией.
- Пирожные и чай прекрасно помогают мне поддерживать хорошее настроение, а тот сорт, что при поднёс управляющий тюрьмой, творит настоящие чудеса! Стоит случится плохому дню, я обязательно завариваю именно его и чувствую, как возвращаются силы и появляется уверенность, что я со всем справлюсь!
- Вот как, - не отвлекаясь от чтения бумаг, проговорил юдекс, не выражая особого энтузиазма к слушанию рассказа.
- Только есть одно правило, - вдруг понизив голос, зашептала мелюзина, словно выдавая секрет. - Данный сорт обязательно пить с другом и тогда действие окажется полным. Я сначала не поверила, но потом испробовав оба варианта признала, что именно тот, который посоветовал господин Ризли, действительно работает.
- Имеешь ввиду чаепитие с другом после плохого дня, обсуждая свои переживания?
- Именно так! - выпалила Седэна, гордо выпрямившись, не заметив подсказки в словах господина судьи, что дело совершенно не в чае. - И я так благодарна герцогу за такой подарок, а ведь и не думаешь, будто столь суровая внешность скрывает очень добрую душу, внимательную к таким мелочам, как самочувствие персонала.
- В самом деле, - вздохнул Нёвилетт, скорее из-за объёма предстоящей работы нежели о замечании мелюзины.
- Кстати, одно из новых дел связано с ним.
- Хм, - нахмурился юдекс и прошерстив стопку, обнаружил папку с пометкой 'тюрьма Меропид'. - Здесь только пара бланков на разрешение для повторного слушания, ничего о сути самого преступления. Может я что-то пропустил?
- Дело о покушении, если точнее, - с сожалением в голосе проговорила Седэна.
- Неужели он?...
- О нет! Господин юдекс! Как вы могли такое подумать!
- Видимо, ты не знакома с герцогом достаточно близко... с его историей.
- Может быть я что-то слышала, - задумавшись, она подняла глаза к потолку, пытаясь припомнить разговоры, слухи, документы, но очень быстро сдалась. - Какое же имеет отношение его прошлое к тому, что на его жизнь покушались? Он кому-то властному перешёл дорогу, став управляющим?
- Покушение на Ризли?
- Именно! Я говорила с Сиджвин, ей пришлось употребить всё мастерство, чтобы спасти его! Это был по-настоящему плохой день, нам понадобилось три порции чая, но она всё ещё вспоминает с содроганием момент, когда увидела герцога на полу, истекающего кровью.
- Если ранение настолько серьёзное, а происшествие громкое, почему о нём не трубят на каждом углу?
- Ох, управляющий крепостью постарался замять шумиху, даже внутри стен тюрьмы не многие знают о том, что именно случилось, поведав стражам версию, в которой по неосторожности напоролся на острый осколок стекла, - ответила Седэна. - Если бы не главная медсестра, я бы тоже не знала.
- На это есть какие-то особые причины? Кто преступник?
- Думаю, в докладе вы узнаете подробности...
- Кроме прошения с официальной печатью и подписью в папке отсутствуют другие документы, что совершенно необычно, - вновь нахмурившись, задумчиво проговорил Нёвилетт, разглядывая листы с обоих сторон. - Словно бы это дело не о покушении на жизнь, а о краже купонов из столовой.
- Быть может герцог пытается уладить конфликт.
- Беспокойство вызывают лишь его методы, - поднявшись, юдекс прошёлся по кабинету, погрузившись в молчание, после чего принял решение лично убедиться в законности принятых мер в тюрьме. - Я постараюсь вернуться через несколько часов.
- Но как же так, месье?! - воскликнула мелюзина. - По нескольким делам вам нужно дать ответ до обеда!
- Придётся отложить, вопрос жизни и смерти намного важнее.
- Но жизни герцога уже ничего не угрожает! Я уверена в профессионализме Сиджвин!
- Я говорю не о его жизни, - скорбно вздохнул юдекс, предполагая тихую месть со стороны управляющего навредившему, либо использование его в своих низких целях, иначе бы зачем понадобилось скрывать правду о нападении? Они не сталкивались после приговора над Ризли, когда тот ещё был подростком, вплоть до назначения на должность, а после, у судьи сложилось впечатление, будто герцог старается избегать его по неким причинам, хотя Нёвилетт скорее был благосклонен к новому управляющему тюрьмой, не ощущая враждебности, только лёгкую степень непонимания чувства юмора. Если бы кто-нибудь попросил главного юдекса описать личность Ризли, то он скорее всего даже не нашёлся бы, что и ответить, ведь за все годы не успело сложиться определённое мнение насчёт мужчины и по большей части Нёвилетт придерживался нейтралитета, слыша сплетни о благородстве 'сторожевого пса' или же о его дурных наклонностях. Опыт подсказывал, людская молва словно волны на воде, куда дует ветер личной выгоды, туда они и стремятся. Состоять на службе в Меропид однозначно задача не из лёгких, а тем более быть её управляющим, в тюрьме, куда не проникает солнечный свет, среди людей, сердца которых наполнены тьмой. Беспокойство добавляли бои на ринге, если герцог желал продемонстрировать свой авторитет и власть, то легко этого добивался через проявление силы. И что такого человека вынудит выгораживать причинившего ему вред, нанёсшего практически смертельную рану? Быть может причины в самом деле сокрыты в прошлом?
Прихватив с собой папку со старым делом, дабы освежить в памяти факты по пути, Нёвилетт поспешно направился к выходу из дворца.
- Что-то случилось? - спросила одна из секретарей. - Господина главного юдекса редко можно увидеть вне стен кабинета.
- Столько документов... Эх, возможно мне сегодня понадобиться чудесный чай, - с горечью в голосе проговорила мелюзина, ни к кому не обращаясь, а уже через миг воодушевлённо задалась вопросом. - Интересно, чем сегодня занята Веледа?
После чего, вприпрыжку отправилась в отдел канцелярии за новыми бланками и карандашами.
Глава вторая
Одолеваемый сомнениями и плохим предчувствием, господин судья в нетерпении ждал, когда лифт спуститься на административный этаж тюрьмы Меропид. Слишком мало света, слишком тесно, слишком шумно. Работа вентиляции, очистных насосов, генераторов, создавала непрекращающийся стон металла, на который давили воды Фонтейна, будто пытаясь смять величественное строение, словно консервную банку. К этому месту он не смог привыкнуть за целые пятьсот лет и десятки, сотни, раз посещений, будто за каждым углом поджидала опасность и угроза. Или быть может это чувство поселилось совсем недавно? После того потопа, унёсшего столько жизней, чьи волны принесли столько страданий и трагедий случилось бы куда больше, если бы не помощь герцога. Его исследования, добровольное участие и отказ от почестей героя, говорили о нём, как о достойном уважения человеке, или таким образом он пытается искупить вину за прошлое? Нёвилетт уже встречал людей в зале суда чьи благостные намерения оказывались связаны с попыткой исправить свою репутацию, были и те, кто за ширмой из благотворительности прятал махинации с ценными бумагами, с землёй, или же под предлогом помощи обездоленным, скрывал рабовладение, потому не верил слухам, ведь иногда те, о которых отзывались как о 'чудаках', являлись добряками, отдающими часть заработка нуждающимся, ничего не ожидая взамен. Двойственность натуры позволяет человеческой душе сиять многими гранями, потому так сложно назвать кого бы то ни было хорошим или плохим, всё зависит от времени и обстоятельств у одних и личного выбора быть каким-то у других. На скамьях подсудимых сидели персоны из первой категории, обвиняющие окружающих, архонтов, небеса, пеняя на них свою судьбу, ответственность за преступления, но были и другие, как Ризли, признающие свои поступки и готовые нести наказание, без страха о будущем, без упрёка осуждающим, принимающие обстоятельства, не имеющие смирения. С такими не договорится, не убедить доводами разума, если тебе нечего предложить, торги пройдут безуспешно, их благосклонность не купить морой, статусом, обещанием, если ваши цели не совпадают и при этом, вернее друга сложно отыскать во всех мирах, что делает их поддержку ценнее любого сокровища.
Выйдя из лифта, Нёвилетт кивнул администратору, стражам и без лишних проволочек направился прямиком в кабинет, слыша отголоски перешёптываний у себя за спиной:
- Это же господин главный судья! Божечки! Вблизи он ещё прекраснее, чем на снимках в 'Паровой птице'! Никакая камера не способна запечатлеть детали совершенства! Одно его присутствие вызывает дрожь в коленях! Что он здесь делает? Может быть до него дошли мои письма? Стоит ли к нему подойти, поприветствовать? Может быть он помнит меня?
К шуму механизмов прибавился нарастающий гул голосов, что рос, словно огромная волна, собираясь обрушиться на плечи пришедшего чужими ожиданиями, просьбами, видя в нём решение своих проблем. Иногда, он задумывался, заметит ли кто-то, если поставить вместо себя механическую куклу? Надеть на неё костюм, парик, научить улыбаться, повторять несколько фраз, типа 'я тоже так думаю', и 'я с вами полностью согласен', усадить за стол для приёма гостей и быть может тогда его репутация улучшиться, о нём заговорят как об приветливом соседе? Почему мысли о том, как стать принятым в обществе, никак не покидают его разум? Отчего ощущение отличия от окружающих ставит внутренний барьер, не позволяющий сблизиться с кем-то, поделиться надеждами, чаяниями, позволив узреть ещё одну грань существования? Что поселило в его душу страх осуждения, который не допускает полной открытости? Сможет ли он когда-нибудь выстроить с кем-то доверительные отношения? 'Что за блажь? - подумалось главному юдексу, всё ещё пытающемуся понять свою роль в этом мире.
Наконец, за спиной затворилась дверь и показалось, будто он оглох, так тихо стало вокруг и только еле различимый стрёкот крыльев, раздававшийся где-то над головой, отмёл предположение. Не доверяя своему слуху, Нёвилетт тихонько зашагал вверх по лестнице, держась за перила, задрав голову, преодолевая ступень за ступенью, следуя зову живого звука, отличного от слышимого вокруг скрежета, лёгкий, мелодичный, звонкий. У одной из ламп увидел мотылька, кружащего, порой, ударявшегося о стекло, влекомый светом и теплом, стремящийся обладать тем, что погубит его, спалит. Удивительное зрелище заставило гостя позабыть о причине своего прихода, забыть о предчувствии, а лишь заворожённо наблюдать за танцем насекомого, восторженного источником блага, неизвестно как пробравшегося в один из самых охраняемых объектов Фонтейна.
- Как ты здесь оказался? - прозвучал строгий голос, озвучивший внутренний вопрос юдекса, однако не он его задал. Опустив глаза, Нёвилетт увидел управляющего тюрьмой, лежащего на диване, явно не расположенного к тёплому приёму, сурово рычащего на незваного гостя.
- Обычным путём, - поправив манжеты на рукавах, сухо ответил тот. - Насчёт одного дела...
- Ну уж точно не меня проведать, - скорчив болезненную гримасу, фыркнул Ризли, медленно сев и громко выдохнув, словно бы ему каждое движение давалось с огромным трудом, занявшись застёжкой на рубашке. - Нам снова угрожает катаклизм, способный потопить всю страну? Иначе не вижу причин для твоего появления.
- Плохо выглядишь, - вслух заметил пришедший, разглядев мертвенную бледность кожных покровов, поблёскивающие капельки пота на шее, спустившиеся до ключиц, а потом ниже, по груди, оставляя после себя тонкие следы. Причёска герцога всегда отличалась некоторой неряшливостью, но в этот раз волосы на загривке вовсе стояли дыбом, однако он полностью убрал чёлку со лба, видимо для удобства, ведь рядом с диваном стоял табурет с небольшим тазом, наполненным водой и в нём лежало полотенце, с помощью которого обычно сбивают повышенную температуру. Наверняка, для того, кто пользуется ледяным дыханием тяжело переносить жар. Отсутствовали столь привычные кожаные шнуры, постоянно овивавшие шею, предплечья, запястья, ладони, скрывавшие под собой шрамы, зажившие совсем давно и появившиеся недавно, ярко выделяющиеся на светлой коже, отчего казался открытым и безмерно человечным. Он тяжело, прерывисто дышал, словно на него что-то давило, сжимая в тиски, потухший взгляд не выражал интереса, скорее безмерную усталость, выражающуюся общей вялостью, хмуростью. Однако даже в столь серьёзном состоянии, этот человек оставался обычным собой.
- Плохо выгляжу? Наверное из-за недостатка солнечного света, - попробовал отшутится он, пытаясь натянуть на губы безмятежную улыбку, только та соскальзывала вниз вместе с дрожащими ладонями. - Сиджвин ищет решение для данной проблемы, возможно, на рынке лекарств появится новая микстура странная на вкус, на цвет и на запах.
- Вот как, а что насчёт прошения на повторное слушание? Я бы хотел узнать подробности.
- Пустое, - отмахнулся Ризли, забросив попытки застегнуть пуговицы, запахнул полы рубашки, пробуя придержать рукой жилет, дабы скрыть повязку, ощущая болезненную пульсацию в левом боку и не без труда поднялся с дивана, неуверенной походкой прошагав до своего стола, то и дело задерживая дыхание. - Я думал отправить остальные бумаги завтрашней почтой, но раз уж ты столь любезно заглянул собственной персоной, наверняка переполошив всю тюрьму, то захвати их с собой.
Найдя необходимую папку, он протянул её Нёвилетту, собираясь выдать очередную колкость по поводу бумажной волокиты и отсутствию чувства юмора у главного юдекса, выглядевшего так, будто он собирался вынести первый в своей карьере смертный приговор, мрачный, словно руководитель похоронного бюро и ожесточён, похлеще демона, отчего смешинки запрыгали в глазах герцога, что на мгновение даже заставило его отвлечься от необходимости снова лечь. Ещё пару часов назад он должен был принять лекарство, но организм требовал отдыха для восстановления и его сморил сон, а теперь боль от ранения стегала внутренние органы не жалея сил, выбивая последние крохи самообладания. Он и не думал, что состояние настолько серьёзно до этого момента.
- Архонты, - проскрипев чуть слышно, Ризли справился только с несколькими мелкими шагами, свалившись в кресло и потеряв сознание, а когда пришёл в себя, то вновь лежал на диване и увидев медсестру, облегченно выдохнул:
- Сиджвин, как же я рад тебе. Можешь себе представить, какие жуткие вещи мне мерещились в забытьи? Ты только послушай, будто наш главный судья, причина влажных снов половины заключённых и лютой зависти остальных, находится в крепости, намереваясь задавать неудобные вопросы о моем недомогании.
- Ох, это, - промямлила Сиджвин, посмотрев в сторону. - Если ты о господине Нёвилетте, то он здесь...
Резко повернув голову, Ризли наткнулся на холодный взгляд гостя, возжелав провалиться сквозь землю, а ещё лучше умереть, прескверно выругавшись. Клорида любит повторять, будто его несдержанность приведёт однажды к серьёзным последствиям, когда придётся ответить за каждое произнесённое слово, но он не воспринимал её слова как очередное пророчество, которое должно исполниться. Видимо, зря.
- Как неловко... - Единственный шанс, оставшийся после высказанного обвинения в том, что главный судья вызывает поллюции, был в том, чтобы списать замечание на действие лекарств, из-за которых герцог явно не в себе, однако виновник участившихся случаев смены белья, будто и не заметил насмешки, продолжив беседу с мелюзиной.
- Я благодарю вас, месье, что помогли мне с раненным, если бы вы не оказались рядом, быть может кризис обернулся бы серьёзными последствиями.
- Не стоит, так бы поступил каждый на моём месте, - благосклонно принял благодарность юдекс, желая успокоить Сиджвин. - Наша светлость в надежных руках, я в этом уверен и опасность грозит ему только из-за собственной неосторожности.
- Надеюсь, что господин управляющий будет более внимателен к рекомендациям, а пока мне нужно посетить ещё одного пациента, - поднявшись со стула, извиняющимся тоном проговорила медсестра.
- Есть ещё пострадавшие от инцидента? - нахмурился Нёвилетт, на что услышал твёрдое отрицание:
- Нет-нет! Производственная травма! Станок вышел из строя и отскочившая деталь поранила руку одного из работников. К счастью обошлось без перелома, но меня беспокоит процесс заживления.
- Вот как, - с облегчением выдохнул главный судья. - Что ж, до встречи, быть может я навещу тебя перед уходом.
- Как будет угодно, месье, - кивнула Сиджвин и направилась вниз, на первый этаж кабинета. Как только раздался скрип закрываемой двери, Нёвилетт перевёл взгляд на Ризли и на мгновение тому показалось, будто гость сжал челюсти, пытаясь сдержаться от возмущения, чем напугал герцога, ведь тот не помнил судью рассерженным вне стен Эпиклеза, требующим, властным, упрямым, но не возмущённым, задумавшись, что именно вывело благонравного мужа из себя, потому начал с извинений:
- Я не хотел придумывать обзывательство, оно само вырвалось после всего этого количества писем, отправляемых в дворец Мермония на твоё имя и жалоб от прачек.
- О чём это ты? - недоуменно спросил Нёвилетт.
- Ну то, что я сказал, будто тебя во снах видят заключенные, грезя о наказаниях, связывании и шлепках, иногда об амнистии, но чаще о чём-то унизительном...
- Я не понимаю.
- Архонты, - смутившись, Ризли прикрыл ладонью лицо, не собираясь вдаваться в подробности о темах, волнующих умы осуждённых. - Как можно оставаться в неведение о том, какие желания вызываешь у окружающих? - вздохнув, будто бы придётся объяснять очевидные вещи тому, кто должен быть экспертом в данном вопросе, герцог продолжил. - Как представитель одной из ветвей власти в Фонтейне, ты занимаешь высокое положение в обществе, которое обязывает заботиться о твоей безопасности, дабы никакой сумасшедший не посмел отправить алхимический порошок в конверте со смертоносной спорой гриба-дождевика или бомбу, чтобы навредить тебе, поэтому всю корреспонденцию, направляемую на твоё имя из крепости, приходится проверять, ведь недовольных твоими приговорами достаточно, строящих планы мести. Конкретно письма идут через меня, ведь в них могут сообщаться важные детали о преступлениях, сообщниках, так как обыватели считают, что не добьются иначе справедливого приговора, если не обратятся напрямую к судье, но к сожалению, в основном, там признаются в любви, фантазируя на тему личных пристрастий, связанных с плётками, цепями и подземельями.
- Я ни разу не получал ничего подобного, - отрицательно покачав головой, проговорил Нёвилетт, отчасти обрадовавшись сему факту. Не такого рода документами он хотел бы занимать своё время. Удивительно людское племя, испытывающее вожделение к дракону, который утащит их в тёмную пещеру и станет там пытать сладострастием.
- Что говорит о том, насколько хороши твои секретари, - выдохнул Ризли, будто с него свалилась гора, ведь некоторую часть писем он передавал, те в которых хоть и выражали свои пылкие чувства авторы, всё же не переходили рамки приличий, но в основном... Порой он раздумывал, как эти люди представляют встречу с объектом вожделения? А развитие отношений? Один взгляд и пробежавшая искра, воспламенит душу необычайной страстью? Думают ли о том, сколько надежд возлагают, описывая долгие поцелуи на руинах замка, которым Нёвилетт непременно должен обладать, а если нет? А если он совсем не герой из третьесортного романа, который станет довольствоваться игрой в 'холодно-жарко' или 'иди сюда-иди отсюда'? Задумываются ли девушки о том, каков господин судья в часы, проводимые не за рабочим столом? Впрочем, попадались и сюжеты, связанные с кабинетом и тем самым столом. Сложно представить, будто бы судья, в порыве безумной тяги, сметает бумаги на пол, чтобы бросить на него предмет воздыхания и заняться продолжительным соитием... Как-то не укладывалось в голове картина, где главный юдекс, образец порядочности и порядка, наводит хаос, да ещё и по причине возобладавших над ним чувств. Испытывает ли Нёвилетт вообще к кому-либо вожделение или же подобные эмоции ему вовсе недоступны, а может отброшены волевым решением? Знаком ли он с симпатией, любовью? Судя по письмам, такие вопросы поклонниц не занимают, им нравится думать лишь о его внешности, о статусе, о возможностях, которыми обладает главный судья. Поначалу, у Ризли после прочтения появлялось неимоверное желание помыться и не только снаружи, но и внутри, залезть в черепную коробку и вытрясти каждое слово, настолько некоторые выражения казались пошлыми, грязными, но со временем он стал находить одинаковые сюжеты, ошибки, отсутствие знаков препинания и уже зевал на моментах, в подробностях описывающих, как 'расцветают бутоны' и 'сочатся пестики', однако попадались экземпляры, которые он бережно сохранял, удивляясь насколько обширно человеческое тело для разного рода экспериментов. Из всего этого разнообразия непристойностей, герцог в итоге вынес понимание, что ни один мужчина не способен настолько широко мыслить, насколько на это способна женщина, одержимая неким субъектом.
- И зачем ты мне об этом рассказываешь?
- Как же? Потому что...
- Я здесь из-за покушения, а не для выяснения, каким чтивом ты себя развлекаешь на досуге, - пренебрежительно отозвался Нёвилетт, манерно закинув ногу на ногу.
- Ооо, - протянул Ризли и попробовал подняться, дыбы вкратце, возможно, даже с употреблением ругательств, обьяснить, что он читает письма не по собственной прихоти, а если и так, то совсем чуточку, но это ничего не значит!
- Тебе запрещено вставать.
- Архонты, до чего раздражающая ситуация. Во-первых, Сиджвин меня подлатала, так что всё в порядке. Во-вторых, я не стремился узнавать потаённые мысли подопечных! Так вышло!
- Учитывая, что я видел, ты не в порядке, - сухо парировал юдекс, встав с кресла и начав расхаживать по кабинету. На мгновение Ризли застыл, потом медленно опустил глаза, осознав, что простынь сползла и всему миру явлена его верхняя часть туловища, в том числе и нежно-розовые звоночки, а нижняя облачена лишь в бельё. Уже второй раз за последний час в голову пришли мысли о смерти и эта тенденция никак не радовала.
- Почему я голый? - раскрасневшись, спросил герцог, натянув простынь до подбородка. - Меня ранили только в левый бок!
- Мне нужно было осмотреть тебя, ведь придя, не знал подробностей, куда именно тебя ранили и чем, могли же нанести несколько порезов, поэтому убедившись в отсутствии сильного кровотечения самостоятельно, перенёс на диван и направился за Сиджвин, - гость говорил спокойным, ровным тоном, пока тем временем слова хлестали нутро герцога, причиняя неимоверные душевные страдания, во всех красках представившего, как с него снимают одежду. Нет, он не из тех скромняг-недотрог, вирищащих стоит только сползти лямке или задраться вверх рубашке, знает, что хорошо сложен и ему незачем переживать о теле. Всё так, кроме одного фактора, мы можем быть безразличны к мнению целого мира, но стоит человеку, которого уважаем или испытываем романтические чувства, взглянуть на нас, теряется уверенность, а в самом ли деле ты так хорош? И касается это не только внешности, но и то, чем занимаемся.
- Ты меня раздел?
- Да.
- А потом осмотрел?
- Я был вынужден, поэтому, быть может, мне стоит извиниться?
- Моя жизнь кончена, - прошептал герцог, накрывшись простынёй с головой. Теперь он походил на труп под похоронным саваном, ожидающий очистительного огня, ведь такой позор невозможно пережить. Сам главный юдекс видел его обнажённое тело, не мельком, а сняв одежду и внимательно осмотрев, разве может произойти нечто более унизительно-кошмарное?
- Итак, я собираюсь повторить свой вопрос, - проговорил Нёвилетт, неодобрительно наблюдая за Ризли, который в глазах судьи, вёл себя до крайности не серьёзно, изображая из себя мертвеца в данный момент.
- Мне нечего сказать в своё оправдание, месье, - готовясь отдать душу, проблеял герцог из-под простыни. - Я вчера не принял ванну, но уверяю, что одел чистое бельё.
- Что? - взъярился наконец Гидро-дракон, чьё терпение лопнуло, словно мыльный пузырь. - Причём здесь бельё и письма с признаниями?! О! Ты совершенно точно не собираешься говорить о покушении, всячески пытаясь увести от данной темы, заставляя думать, будто ничего не произошло!
- Послушайте, господин судья... - вынырнув ровно настолько, чтобы увидеть Нёвилетта, герцог хотел сказать, что ничего хуже, чем признание в своей нечистоплотности, с ним не происходило с подросткового возраста, но это объяснение потребует ещё одно, и ещё, и тогда он окажется абсолютно голым. Не заметив попытку раненного закрыть обсуждение, юдекс бескомпромиссно заявил:
- В таком случае, мне остаётся самому провести расследование и учитывая строгий постельный режим, ты никак не сможешь препятствовать в раскрытии данного дела.
- Нет! - воскликнул Ризли, сметя с себя полностью простынь, бросив её на пол перед собой, выражая протест или просьбу о помиловании, снова попробовал встать, но тут же ощутив острую боль, свалился обратно, закашлявшись. - Нет...
- К чему такая непреклонность?
- Это личное, - отвернувшись, прошептал герцог, уткнувшись в подушку и съёжившись, словно от холода или от удара. Его широкая спина, бугры мышц, затаённая сила, растворились в эмоциях, показав хрупкость и уязвимость, которую Нёвилетт никак не ожидал увидеть. Вся строгость манер, расчетливость, постоянный контроль, стали лишь умелой маскировкой, гримом для выхода на театральную сцену, а на самом деле, перед ним был молодой юноша, пытающийся защитить нечто драгоценное, что не может доверить чужаку. Шевельнувшись, Ризли дотянулся рукой до простыни и подтянул её к груди, оставив на виду поясницу с глубокой впадиной позвоночника, не прикрыв бёдра, с задравшимся наверх бельём и отпечатками ремней от сапог. Скользнув взглядом вниз, Нёвилетт заметил россыпь родинок, начинавшуюся у колена и спускающуюся линией созвездия вниз по голени, до изгиба голеностопа, ощутив неловкость, будто подглядел за кем-то в замочную скважину. Растерявшись, не зная как поступить, впервые оказавшись в настолько личном пространстве другого человека, он отвернулся, воспринимая до того людей, как детали интерьера скорее, нежели как персон, обладающих чувствами, желаниями, вдруг поняв, что Ризли плачет и боится показать это, коря себя уже достаточно за каждый промах. Смягчившись, благосклонный к искренности, мерцающей в слезах, ощутив в них крохи бессилия, безнадёжности, Нёвилетт сдался:
- Хорошо, я не стану упорствовать и подожду, когда ты будешь готов объясниться, ведь как ты и сказал, я занимаю высокую должность, у меня есть ответственность перед обществом, я должен быть уверен, что закон соблюдён.
- Спасибо, - проговорил герцог, стараясь незаметно стереть слёзы со своих щёк.
- Через пару дней, я навещу Сиджвин и узнаю, как идёт твоё выздоровление. Только когда она позволит, я задам вопросы. Если до того времени ты умрешь от кровопотери, или из-за повторившейся попытки покушения, то слушание будет проведено, могу это обещать, только уже по делу об убийстве потому если тот человек тебе действительно дорог, то в твоих интересах поскорее окрепнуть, что невозможно без отдыха.
- Спасибо.
- Напоследок, - уже спустившись на несколько ступенек по лестнице, более мягким тоном проговорил Нёвилетт, - я бы хотел чтобы предстоящая беседа прошла за чашкой того волшебного чая, который ты подарил Седэне, думаю, я могу поставить такое условие, ведь судя по её рекомендации, даже если выдался плохой день, тот сорт и беседа в обществе друга, способны всё изменить.
Ошеломлённый, Ризли повернулся и уставился на юдекса глазами, омытыми горечью, в которых смешались стыд, вина и чуточку надежды, увидев улыбку на лице Нёвилетта, выражавшую возможность диалога без обвинений или напутствий, только открытость к иной версии. Ещё много времени потребовалось герцогу для осознания произошедшего, он так и лежал, пока не затекла шея, пялясь в то место, где стоял гость, где уже никого не было, а поверить своим ушам всё никак не мог. Поменяв позу, улёгся на спину и коснувшись лица, прошептал:
- Я брежу, совершенно определённо у меня горячка. Хотя температура не высокая, но тогда как можно это обьяснить? Что только сейчас было? Я не понимаю. Почему он предложил поговорить со мной, как с другом? Сумасшествие.
Снова раздался стрёкот крыльев над головой. То мотылёк стремился завладеть тем, что способно его погубить.
Вернувшись во дворец, Нёвилетт вновь погрузился в рассмотрение дел, не дав никаких комментариев по поводу своей отлучки, сославшись на необходимость сбора дополнительной информации по личному вопросу, чем вызвал ошеломление среди подчинённых, ведь у господина главного юдекса не бывает личных вопросов, он заботится только об общественном благе, так было всегда. Неужели намечается новая катастрофа, раз привычные устои рушатся? Беспокойство наполнило кабинеты и закоулки, однако во всех остальных привычках месье остался себе верен и понемногу, море дел и душ успокоились, отвлёкшись на будничную рутину, смешанную с маленькими радостями.
Глава третья
Спустя три дня, справившись с неотложными задачами, он вернулся в крепость, заметив, что стены перестали давить на плечи, а в шуме угадывался ритм, похожий на работу отлаженного механизма, напомнив биение сердца у себя в груди, звук выдоха, ритм шагов и неожиданно, чувство расслабления наполнило тело, сменив привычную тяжесть. Выйдя из лифта, поздоровался со стражами, перекинулся парой фраз с администратором, спросив, как идут дела, чем засмущал девушку, благоговевшую перед ним. Пройдя в медицинский отсек, обнаружил там Сиджвин, кропотливо и с усердием смешивающую кашицу из порошков различных оттенков. Она проговаривала вслух пропорции, проверяя, не забыла ли добавить какой-то ингредиент:
- Три четверти морской розы, одна четверть измельчённого ленца, две, ох! - заметив пришедшего, воскликнула медсестра, чуть не выронив препарат. - Месье Нёвилетт! Вы вернулись!
- Здравствуй, Сиджвин, как ты?
- В заботах, как обычно, - хихикнула мелюзина, указывая на множество мензурок, колбочек и сосудов. - Готовлю порцию лекарства для герцога.
- Он чувствует себя лучше?
- Могу с уверенностью сказать, что его жизни ничего не угрожает.
- То есть, новых покушений не предвидится?
- Увы, - скорбно вздохнула медсестра. - К сожалению, я могу лишь гарантировать, что постараюсь сделать всё возможное, чтобы его раны зажили, но не могу уберечь его от опасности и от новых попыток ему навредить.
- Ты хорошо знаешь своё дело, местным жителям очень повезло с тобой, - улыбнулся Нёвилетт. - Как настроение нашей светлости?
- Идёт на поправку, соблюдает мои рекомендации об отдыхе, с аппетитом ест и постоянно просит попробовать новый чай. Думаю, за несколько последних дней он приобрёл около десяти новых сортов и заставил большинство персонала дать оценку вкусовым качествам, будто готовиться к приходу важного гостя.
- Вот как, - протянул юдекс, перед мысленным взором которого пронеслись лица несчастных, предпочитающих вино, в то время, когда им нужно было говорить комплименты заварке. - Что ж, если лекарство готово, то я могу отнести.
- Буду благодарна.
- И это тебе, - поставил на стол коробку с пирожными.
- Для меня?
- Да, от меня и Седэны.
- Очень приятно, но я же ничего для вас не сделала, - растерялась медсестра.
- Для хорошего не нужен повод.
- Правда? - задумалась Сиджвин. - Я запомню.
Ещё раз поблагодарив, они попрощались и когда мелюзине показалось, что юдекс отошёл достаточно далеко, она принялась радостно подпрыгивать, предвкушая чаепитие с десертом.
Войдя в кабинет, Нёвилетт услышал музыку, удивившись сначала, а потом вспомнив, что видел устройство для проигрывания пластинок, отвлёкся на размышления насчёт целесообразности держать подобный прибор в рабочем пространстве. Впрочем, может кому-то музыка помогает настроиться на особенный лад, трудиться с особым усердием, когда очень многим наоборот требуется тишина и отсутствие посторонних, отвлекающих звуков. Поднявшись по ступеням, он заметил Ризли у стола, заставленного чашками и заварочниками, различных форм и оттенков, пока тем временем бумаги громоздились на полу, плотно сбитые в стопки. Управляющий стоял спиной и был чём-то явно увлечён, раз никак не отреагировал на пришедшего, что-то бормоча себе под нос:
- Одна ложка серебристого, две сухого, щепотка, ох! - обернувшись, он воскликнул от неожиданности, чуть не рассыпав содержимое платяного мешочка, от куда вырвалось несколько крупиц чего-то травянистого и ярко-пахнущего, чем напомнил недавно произошедшую ситуацию с Сиджвин. - Как ты здесь оказался?
- Также как и все, - вздохнул Нёвилетт. - Для спуска в крепость был построен лифт ещё много веков назад.
- Да нет же! Конкретно в кабинете! - начав судорожно собирать чашки на поднос с грязной утварью, не унимался герцог. - А впрочем, ты скажешь что-то про дверь, но я не это имел ввиду.
- Как и обещал, я пришёл за ответами и вот, твоя порция лекарств.
- Угх, - скорчил гримасу управляющий, словно ребёнок, которому предложили съесть нечто полезное вместо конфет. - Вот наказание.
Пока Ризли разыскивал, чем бы запить микстуру, принюхиваясь к чашкам, наполненным жидкостями различных оттенков, пришедший осматривал обстановку, задержавшись взглядом на проигрывателе, что не ускользнуло от наблюдательного хозяина кабинета, потому, сделав несколько глотков из наугад выбранной ёмкости, со странным запахом и вкусом, отчего микстура приобрела почти рвотный оттенок, он выключил музыку, кое-как справляясь с тошнотой, жестом предложив сесть Нёвилетту, убрав с дивана несколько папок с документами. Через полминуты, немного придя в себя, пообещав больше никогда не проводить подобные эксперименты над собственной выносливостью, задал вопрос:
- Хочешь поговорить здесь или за обедом в столовой?
- Разве ты готов на виду у всех говорить о личном?
- Что ж, такой опыт у меня уже есть, - пожал плечами герцог, припомнив встречу с рыцарем из Мондштата. - Считается, будто разделяя с кем-то трапезу легче разделить и свои чувства, отрезая по кусочку можно съесть целого слона.
- Можем попробовать, - указав на коробку, проговорил юдекс. - Десерт по спецзаказу.
- Не стоило, - выдавил чуть слышно Ризли, усмехнувшись и приложив ладонь ко лбу. - Я что, опять брежу?
- Ты в порядке? - забеспокоился гость, сразу же поднявшись с места и подойдя ближе, пробуя разглядеть лицо герцога.
- Я? Да, просто неожиданно, - отмахнулся тот, занервничав. - Ладно, чай будет готов через несколько минут, а пока можем начать.
Глава четвёртая
- Фух, - сев в кресло, шумно выдохнул Ризли, будто ему предстояло вновь запечатывать шлюзы от напористого течения Первозданного моря. - Даже не знаю с чего...
- Ты знаком с тем, кто покушался на твою жизнь?
- Да, - замялся герцог, сжав губы и взгляд его помрачнел. Как обычно, для откровенного разговора сначала нужно растопить лёд, но разве это будет легко с тем, кто привык к холоду, кто похож на зверя, обитающего в ледяных пустошах? Задача не из простых, если ещё пострадавший ведёт себя так, будто сам повинен в покушении, что вовсе противоречит логике, если только... Нёвилетт поднял взгляд и встретившись глазами с герцогом заметил, как жесты того выдают нервозность и это управляющий, тюрьмой, который умением правильно выражать свои эмоции завоевал уважение и доверие в среде, где люди умеют ценить только силу. Неловко улыбнувшись, Ризли поднялся с кресла с фразой 'Позволь, я поухаживаю', принявшись разливать чай дрожащими руками, отчего блюдце издало звонкое 'дзынь'. 'Так ничего не выйдет, - подумал Нёвилетт. - Хоть я и пришёл задать вопросы, не собираюсь обвинять его, не выслушав.' Они оба молчали и каждый размышлял о причине молчания сидящего напротив, предполагая невероятные, абсурдные вещи.
- Что ты считаешь самым важным в приготовлении чая?
- А? Самым важным? - удивился Ризли, не ожидая услышать такой вопрос. - Думаю каждый элемент важен, вода, качество заварки, температура, если хоть к одному из них отнестись халатно, то напиток окажется не таким, каким мог бы быть. Ноты вкуса не раскроются в достаточной мере и старания будут потрачены впустую, как и время, мора. Но всё же если задуматься, то вода, как основа играет первостепенную роль ведь она хороша и без заварки, тебе это отлично известно.
- Согласен, у всего имеется основа: у клумбы земля, у дома - пол и уже за нами выбор, какое семя насадить, чем наполнить пространство, но первичный бульон остаётся неизменным во многих случаях.
- Во многих? Разве не всегда?
- Нет, - покачал головой юдекс, сделав глоток чая. - Есть легенда об архонте, что использовал всю воду из реки Бишуй, дабы заварить чай, а потом вылил обратно и говорят, будто именно поэтому воды той реки обладают таким уникальным цветом.
- Целую реку?! - подскочив с места воскликнул Ризли. - Целая река чая?! Ты шутишь, должно быть?!
- О том говорят легенды, - пожал плечами Нёвилетт, радуясь, что запомнил этот рассказ, заметив неподдельный интерес, искрящийся в глазах собеседника.
- Целая река, - усевшись обратно, мечтательно протянул герцог. - Должно быть, это прекрасное место... Знаешь, я никогда не сожалел о сделанном, не представлял себя живущим в другой стране, с другими людьми, но у этой реки хочу побывать. Иногда мне кажется, что без таких историй, жизнь бы не имела смысла, без чудес обыденность превратила бы всё вокруг в серое подобие никчёмности, видимо поэтому нас так привлекают героические подвиги, люди, поднимающие планку всё выше и выше.
- Задавался ли вопросом, в чём причина проявления способностей к прыжку до самых звёзд у одних и совершенное отсутствие подобного стремления у других?
- Очень часто и если вернуться к твоему замечанию насчёт первичного бульона, то возможно причина кроется в нём, в том, где мы родились и когда. Люди не боги, они не могут использовать целую реку, а порой, даже не способны воспользоваться данными им талантами, временем.
- Однако, им многое под силу, некоторые меняют не только внешние обстоятельства, например, переезжают из места, где им не нравиться или делают перестановку, а иногда разрушают всё до основания, даже сносят фундамент, чтобы добраться до истоков и корней, ломая устои, поступая не так, как привычно для окружающих.
- К чему ты клонишь?
- Тысячи дел прослушаны мной, тысячи вердиктов, тысячи людей, тысячи историй и я помню подростка на месте подсудимых, отвечавшего на вопросы обвинителя с такой гордостью, словно бы он сверг с трона деспота, угнетающего свой народ, хотя окружающие кричали ругательства и проклинали его, твердя о преступлении, требуя высокую меру наказания за убийство приемных родителей, тех, кто дал кров, пищу и одежду, потому должен был быть благодарным, терпеливым. Они кричали, что он испорченный ребенок, что опасен для окружающих, само воплощение зла.
- В меня даже швыряли помидоры, - усмехнулся Ризли, погрузив чайную ложку в чашку и начав размешивать жидкость, наблюдая за расходящимися кругами.
- Ты даже не пробовал оправдать свои действия, отвечал дерзко или же хранил молчание, стоя прямо, высоко задрав подбородок, презрительно фыркая на любые высказывания толпы.
- Неужели я в самом деле так выглядел? А мне казалось, будто весь процесс дрожал от страха, забившись в угол.
- Нет, ты не казался испуганным, ровно до момента, пока не заговорили другие приемные дети.
- Не думал, что ты будешь их допрашивать, мне казалось, что признания будет вполне достаточно и на том собрание разойдётся. Вызов свидетелей стал для меня сюрпризом, - облизав ложку, Ризли ткнул ею в сторону собеседника. - Сможешь ли обьяснить, почему так поступил? Зачем стал задавать вопросы о случившемся, о жизни в доме?
- Потому что как бы надменно ты себя не вел, будто в тебе отсутствует совесть или сожаления, я не видел чудовище, а только человека, которому пришлось сделать тяжелый выбор.
- Ты сочувствуешь убийцам?! - рассмеялся герцог, пока судья сохранял серьёзную невозмутимость. - Очень неожиданно! Стоит рассказать Шарлотте! Сенсация для первых страниц газеты!
- Я сочувствую тем, у кого не осталось других вариантов, у кого не нашлось друзей, могущих им помочь, а в твоем случае, взрослых, к кому ты мог бы обратиться, - слова Нёвилетта стёрли наигранную весёлость и наконец, лёд треснул. Стали заметны перемены в движениях, более плавные, дабы атаковать стремительней, тон голоса опустился до хриплого скрежета, предупреждая, они в запретной зоне, это не та тема, которую управляющий предпочитает обсуждать с кем-либо, легче выйти на ринг, вымотать себя до изнеможения в спарринге, но не погружаться в воспоминания о тех днях.
- Наверное, каждый из нас пытался рассказать о том, что происходит за закрытыми дверями, но никто не услышал, потому что мы не кричали, а лишь шептали полунамёками, заучив одну страшную фразу 'с хорошими детьми плохого не происходит, а плохих детей никто не любит', - вздохнул Ризли, поднявшись, прошёлся, но уже скоро сел обратно и откинувшись на спинку кресла, скрестил руки на груди, продолжив. - Он был первым, кто заговорил со мной о происходящем в семье, первым, у кого хватило смелости выступить против чрезмерных наказаний и конвейера по продаже детей. Он убеждал меня, что так не может продолжаться и Рен заботился не о себе, а его беспокоило будущее младших, что им придётся пройти через все унижения, избиения, стать удобными и в итоге раствориться, превратившись в чьё-то развлечение от скуки. Он думал, будто вместе мы справимся, изменим ситуацию, но я отказался, посчитав чужие проблемы не заслуживающими внимания, а потом ещё и передал его слова приёмным родителям. Больше он не говорил со мной, приняв моё решение, но не простив предательство, а через некоторое время от него избавились, продав, испугавшись угрозы, ведь быть может меня уговорить не удалось, но вдруг получится договориться с кем-то другим.
Когда в доме его не стало, я осознал, что меня сторонятся не только дети, но и родители, неверному никто не доверяет, а значит, я тоже опасен, тогда начались пытки и только в тот момент, я узнал, что переживал Рен несколько лет подряд. Помню один из дождливых вечеров, когда он вернулся в ободранной одежде, голодный потому что уже несколько недель скитался по окрестным лесам, сбежав из нового дома, от новых хозяев, чьи издевательства оказались ещё более невыносимыми, чем прежние. Стоя на коленях он умолял принять его обратно, был готов сделать что угодно, стать самым послушным, только бы ему позволили вернуться. Мы ждали решения, уверенные, будто его примут, настолько жалким и сломленным он казался, но его доставили обратно семье, связанного, заплаканного, потерянного и как же те были рады возвращению питомца, заплатив родителям за услугу. Вдруг я понял, что ту крошку, которую укачиваю в колыбели, того паренька, который поёт прекраснее певчих птиц, девочку, штопающую мою изношенную одежду, также продадут и станут истязать, желая превратить в удобный аксессуар, в послушную марионетку. Мои кулаки непроизвольно сжались, а некая струна внутри порвалась, лишив иллюзий на перемены, которые придут откуда-то извне. Я вдруг осознал, что нас никто не спасёт, никто не придёт на помощь и тогда решил всё сделать самостоятельно. Когда на следующий день пришёл за Реном, то нашёл его в хлеву с домашними питомцами, избитого до такой степени, что с трудом узнал в нём живое существо, умоляя простить за малодушие, пока промывал его раны, переодевал в чистую одежду, рассказав о своём преступлении, пообещав, что его больше не станут преследовать, а остальным не придётся проходить через страдания. Ничего не ответив, он ушёл и до момента судебного процесса, я оставался в неведении о его делах, только обрадовался тому, что он жив и раны уже не кровоточили. Стоя в толпе, Рен не кричал обвинения, хотя у него были причины, не пытался выступить в моё оправдание, хотя знал, что меня толкнуло на убийство, он продолжал хранить молчание, что причиняло мне невыразимую боль, безмолвно укоряя, выйдя из зала ещё до оглашения приговора.
Замолчав, Ризли перебирал в памяти прошедшие годы, пытаясь удостовериться в правильности изложенных фактов, но эмоции захлёстывали и приходилось вновь и вновь разыскивать якорь, что удержит в бушующем море.
- Как сложилась его судьба после мне доподлинно неизвестно, только слухи, будто он занимался подделкой артефактов, принимал разбавленную воду первозданного моря, и в итоге попал сюда по делу о мошенничестве, - почти окончил свой рассказ управляющий тюрьмой. - Сиджвин помогала ему первые недели пережить отказ от наркотиков, он практически всё время находился в беспамятстве, либо в истерике, проклиная весь свет за свои мучения, но я не оставлял попыток спасти его, не только из-за чувства вины, но из-за несправедливости, ведь дети рождаются для любви, но почему-то приходят в мир, где их загоняют в клетку, тесную, жёсткую, и либо они её ломают, ломаясь сами, либо чахнут, потерянные, украденные.
- Он пытался тебя убить, - посуровел Нёвилетт, - не нужно оправдывать поступок.
- За дела каждый несёт ответственность, я не пытаюсь обелить совершённое, только его самого, потому что не вижу в нём злодея, только мучимого отчаянием, что толкнуло причинить мне достаточную боль, но не лишить жизни, - отрицательно покачал головой Ризли. - Не знаю, где он взял тот осколок, но когда вонзил его, я даже не стал сопротивляться, защищаться, решив, что так будет правильно, позволить ему сделать то, о чём Рен должно быть мечтал долгие годы, чувствуя, как медленно угасаю в его руках. Оставалось только провернуть остриё и даже архонтам не спасти мою жизнь, но он этого не сделал, расплакался, начал обзывать меня 'дурнем', усадил к стене и попросил не вытаскивать осколок, пока приведёт помощь, помчавшись за Сиджвин. Он паниковал сильнее, нежели я или она, то и дело всхлипывая, а на моей памяти Рен ни разу не плакал, словно копил всю ярость и обиду до момента, когда сможет выплеснуть без остатка. Следующие сутки, по свидетельству мелюзины, сидел у постели, отлучаясь только до уборной, а когда она заверила в вероятности, что даже шрама не останется, пообещал перестать вести разгульный образ жизни, ведь случилось чудо. Это были последние слова, теперь сидит в изоляторе, в ожидании слушания.
- Он объяснил почему набросился?
- Ты же знаешь, я бывает неудачно и не вовремя шучу, - отозвался Ризли, усмехнувшись, ожидая ответной реакции, а потом напомнил себе, что ведёт беседу с месье Нёвилеттом и вздохнув, смирился. - Пытался задавать вопросы, но после последнего посещения он пригрозил голодовкой, если я приду ещё раз, потому, - герцог снова вздохнул, отвёл глаза. - Я всё ещё несу ответственность за тех, кто здесь находится даже если они меня ненавидят, презирают, не могу рисковать. Если бы на меня набросился некий чужак, то я бы не боялся узнать истинные причины, пошёл бы на уловку, но...
- Но он тебе дорог, - продолжил за него юдекс и Ризли вдруг схватил его за руку, уставился в глаза, источая надежду, отчего Нёвилетт слегка оторопел, не зная, как отреагировать. Прикосновения других людей к нему были огромной редкостью, чаще всего происходили случайно, кто-то мог натолкнуться на него в толпе, или налететь, не заметив, но его не брали за руку, не обнимали, если только... В памяти всплыла картина, как одна из привилегированных особ при встрече постоянно брала его под локоть, а порой очень тесно прижималась и это было неприятно, грязно.
- Понимаешь, да? Это совсем, совсем не просто!
Неловкое молчание застыло на мгновение, а после герцог осторожно отнял ладони от руки, погрузившись в раздумье, заметив чувство отвращения, мелькнувшее во взгляде судьи, приняв это на свой счёт.
- Что же собираешься делать?
- Следовать букве закона, - вздохнув, Ризли встал огляделся, словно пытался найти что-то, возможно, вспоминая кто он, какой пост занимает, какой путь прошёл, давая себе обещание не поступать опрометчиво, не касаться человека. - Кто бы не совершил преступление я должен быть уверен, что оно не останется безнаказанным, ведь причины важны лишь для меня и для него, они личные, только между нами.
- Я назначу день для слушания, ты будешь обвинителем?
- Нет, один из стражей.
- Тогда придётся привлечь тебя как свидетеля, ты не сможешь остаться в стороне.
- Согласен, - кивнул герцог, а потом внимательно, даже с подозрением, посмотрел на юдекса. - Неожиданно, но я чувствую облегчение. Спасибо, что выслушал, ведь за эти несколько дней, прокручивая в мыслях предстоящую беседу, представлял в итоге ссору, отчего спать толком не мог, но сегодня никакие кошмары не будут тревожить.
- Думаю, виной тому чудесный сорт чая, - улыбнулся Нёвилетт, приняв искреннюю благодарность. - Не желаешь запатентовать его как личное изобретение?
- Ха-ха-ха! В таком случае, твоя компания пойдёт в комплекте! Тогда сотни людей начнут приобретать чай чтобы разделить с тобой часы и минуты, рассказывая о переживаниях! Кто же будет исполнять обязанности главного юдекса если всё твое время будет уходить на беседы?
- А знаешь, - задумчиво протянул Нёвилетт, постучав ноготком по чашке, - может при таком раскладе в моей должности отпадет всякая нужда?
- Ха?! Ты серьезно?!
- Мне кажется, что половину проблем можно решить если рассказать о них, уровень преступности снизиться до минимума и тогда ты сможешь тоже заняться чем-то другим, посвятить себя изобретениям, таким, как тот мотылёк.
- Ты и в самом деле нечто, - прошептал Ризли ошеломленный услышанным, никому не рассказывая о своих изысканиях, даже учёным, трудившимся под его начальством, тем более не намереваясь посвящать господина верховного судью в своё увлечение, считая, будто тому нет дела до всего, что не связано с его прямыми рабочими обязанностями.
- Интересно, можно ли провести новую реформу?
- Перестань, а то я решу, что окружающие люди не безразличны тебе.
Фраза должна была прозвучать как очередная шутка, безобидно, но гость отчего-то вздрогнул, словно от пощёчины и взглянув в глаза Ризли, хотел лишь спросить 'чем я заслужил?', но отдернул себя, механически поднялся, кивнув на прощание. Только спустя несколько минут герцог осознал произошедшее, даже предпринял попытку догнать ушедшего, ринулся к лестнице, дабы объясниться, извиниться, но сел обратно, проговорив:
- Бесчувственный глупец...
Он не знал, но вне стен крепости полил дождь такой сильный, холодный, почти парализовав жизнь в городе на следующие несколько дней.