Аннотация: О выступлении хора инопланетных растений.
Мой друг, капитан дальнего галактического плавания и известный космопроходец Ийон Тихий, предложил однажды подзаработать.
- Всего-то и дел, - сказал он мне, явившись в институт, - перевезти саженцы инопланетных растений с планеты Трех капитанов на Землю. Без предоплаты, платят наличкой. 40 процентов мои.
- Кто заказчик? - поинтересовался я, думая, как мне обстряпать это дельце и даст ли мне Пирогов отпуск за свой счет.
- Какой-то доктор Верховцев, - сказал Тихий.
Мне удалось смыться с работы, незаметно вывести свой катер из ангара, и мы полетели к планете Трех капитанов. Доктор Верховцев обрадовался, прилетел к нам в спасательной капсуле, но когда он вошел в переходник, я увидел картину, которая до сих пор мучает меня в редких, но отчетливых кошмарах: за доктором семенили кустики. Они перебирали корнями, бодро шуршали по коридору переходного шлюза и при этом немелодично выли.
Честно говоря, я перепугался и схватился за лазерный меч.
При виде меня Верховцев простер руки над инопланетными тварями и завопил:
- Не надо! Это уникальные экземпляры! У нас хор!
Я остановился:
- Какой, к черту, хор?!
Верховцев, поняв, что жечь кустики никто не будет, ласково погладил их по листочкам.
- Хор, - сказал он. - Называется "Поющие ветви".
- И что? - холодно спросил я, проклиная Тихого, втравившего меня в эту авантюру.
- Мы будем выступать в честь приезда СП и дона Рэбы в Париж,- гордо ответил доктор.
Кустики почти слаженно провыли что-то знакомое - не то начало Гимна Галактического Содружества, не то Оду на объединение Европы.
Я с недоумением подумал, что схожу с ума.
- Эти сорняки будут петь в Парижской Опере?- задал я вопрос.
- Да-с. Нас пригласили, однако в нашем секторе беда с транспортом, пришлось действовать через знакомых, ловить попутку, так сказать.
- Попутку, значит? - пришел я в себя.- А ваши кустики, часом, не анаша? Знаете, мне не хочется связываться с контрабандой наркотиков.
Верховцев выпрямился:
- Какая анаша?! Это... это законопослушные растения!
Я с сомнением посмотрел на зеленых артистов.
- Не похожи они на законопослушных, поэтому, доктор, гоните наличку и рассказывайте про образ жизни и способности вашей флоры.
В трюме катера доктор нехотя рассчитался со мной в присутствии Тихого и поведал краткую историю инопланетных растений. Оказалось, что, закупая зверей для своего Космозоо, профессор Селезнев не побрезговал и флорой, обзаведясь кустами с пустынной планеты. Кусты эти издавали громкие и протяжные звуки перед приближением жары или песчаной бури, а чтобы заставить их замолчать, их надо было полить. Космические пираты стащили несколько саженцев и подарили их своему другу доктору Верховцеву, который, обнаружив в себе талант хормейстера, воспитал из подросших кустов хор и жаждал триумфа и всеобщего признания.
Представляю примерно, сколько взяток он дал, чтобы его хор пустили выступать на грядущем торжественном мероприятии.
Пока мы летели обратно, Верховцев сидел в своих зеленых джунглях и давал наставления на предмет, как себя держать в Опере. Кустики послушно качали веточками в такт, раскачивая катер.
Впрочем, до Земли мы долетели без проблем, и в Париже не возникло неожиданностей с посадкой. Высадив доктора и сорняки, мы переглянулись с Тихим, и я вдруг понял, что хочу послушать выступление поющих кустиков. Чертовски хочу послушать! Поэтому вынул мобильный и позвонил Кристине. Та, по счастью, оказалась в Париже, в своем особняке на Елисейских полях.
Не успел я поздороваться, как дива без предисловий начала:
- Дарт, ты человек информированный. Не знаешь ли, что за странные афиши, похожие на постеры фильма ужасов, развешаны по всему Парижу, и какой хор будет петь.
Я честно сказал, что петь будет хор инопланетных растений, после чего Кристина озадаченно замолчала.
- Чувствую, будет замечательный вечер, - мрачно сказала она наконец, - потому что мне сто раз звонили знакомые, в том числе директор ИнКоса, и просили провести на концерт. Ты тоже звонишь по этому поводу?
- Да, - честно ответил я. - И со мной приятель.
- Встречаемся за час до концерта на площади Оперы, - коротко сказала Кристина и отключилась.
Когда мы встретились на площади (Пирогов, Ийон Тихий, Эрик Дестлер и я) - у Кристины отвалилась челюсть, а Пирогов пробормотал:
- Честное слово, я начинаю думать, что мы приличные люди.
Я первый раз видел Тихого во фраке и с орденами, а Пирогова в смокинге; они тоже смотрел на мой парадный мундир с наградами за участие в галактических войнах, вытаращив глаза.
Эрик выдал нам контрамарки и пригласил в свою ложу. Стараясь соответствовать торжественности момента, мы пошли.
Зал был полон. Первые ряды занимали достойные представители Совета ООП во главе с С.П.Габаритной и доном Рэбой, который облачился в свое неизменное белое кимоно. Я вынул бинокль и начал искать знакомых. И нашел, хотя не скажу, что сильно этому обрадовался. Во-первых, в партере сидела моя дочурка со своим муженьком, а во-вторых, я узнал Эрга Ноора, Низу Крит и Фай Родис(1).
Подняли занавес. Мгновенно наступила мертвая тишина - все в немом остолбенении уставились на сцену, где шевелил ветвями хор. Из соседней ложи, где, видимо, сидели русские, не предупрежденные о его составе, явственно донеслось изумленное: "Ё... твою мать!" Кристина покраснела, но промолчала.
Доктор Верховцев сказал приветственную речь, сообщил, что под его чутким руководством инопланетные растения прониклись духом любви к Совету ООП и сейчас исполнят Гимн Галактического Содружества в его, доктора Верховцева, переложении для хора. После чего встал к дирижерскому пульту и взмахнул палочкой.
Грянул хор. Мы подскочили. Из соседней ложи опять донеслось: "Ё... твою мать!", и я согласился с соседями, потому что это было не пение, а как минимум буря в пустыне. Зал обалдело молчал. По окончании пения захлопали только самые воспитанные, остальные переглядывались и перешептывались.
Потом наступили кульминация. Перед хором на сцену вышел изящный кустик с накрученными и завитыми листочками, поклонился и завыл арию Альмиры из оперы Генделя "Ринальдо". Мне показалось, что я местами разбираю слова.
Эрик Дестлер дернул меня за рукав, указал мне на кустик и сдавленным голосом спросил:
- Это ЧТО?
Я пожал плечами:
- Не знаю. Примадонна, наверное.
Тогда я увидел, как Эрик сползает под кресло. Кристина сидела с поднятыми бровями.
По-моему, Кристина не осознала, каким словом она выразила изумление, потрясение и ужас, слившиеся воедино. Эрик сел в кресло и выразился интеллигентнее:
- Это профанация искусства, господа.
- Надо заткнуть этот кустарник, - сказал Пирогов. - Я над этим подумаю.
- Чего думать, - хмыкнул я, вспомнив откровения Верховцева. - Их надо полить. У кого-нибудь есть большая лейка?
- Есть противопожарная система. Над сценой, - сказал Эрик, который до мелочей знал устройство здания Оперы. - Я покажу, где распределительный щит.
Оставив Кристину и Тихого в ложе, мы втроем пошли к распределительному щиту. Я светил мобильником, а Пирогов читал надписи под выключателями:
- Так, это не то... это не то... это... это тоже не то.
- Может, короткое замыкание устроить? - внес рацпредложение я, понимая, что тогда автоматика сама включит систему пожаротушения.
- Лучше не надо, - опасливо отозвался Эрик: в его жизни только две святыни - Кристина и Парижская Опера, и я не уверен, что именно в такой последовательности.
Спустя секунду Пирогов гаркнул:
- Нашел!
- А если мы вырубим хор, СП не обидится? - осведомился я, опасаясь возможных санкций.
- Ты думаешь, она это слушала? - усмехнулся директор ИнКоса, знающий привычки председателя Совета ООП лучше всех.
- Тогда включай, - сдался я.
Раздался щелчок, а вслед за этим дикие вопли из зала, перемежаемые аплодисментами и криками: "Браво!" Потом до нас докатились волны хохота. В финале мы узрели апокалиптическую картину: распахнулись двери, и из зала вывалилась толпа стонущих от смеха людей, мокрые кустики и доктор Верховцев, весь в пене.
Дурдом, дамы и господа.
Но для ИнКоса все не могло закончиться просто - в трюме моего катера застряла пара кустиков. Я их выбросил, но они проникли в институт и пустили корни в больших кадках, где раньше росли диффенбахии. И периодически поют, сволочи!
***
Настала пора упомянуть нескольких сотрудников института. Есть тут заведующий испытательным стендом, который фантастически готовит макароны по-флотски и производит испытания вспомогательных планетарных двигателей. При обнаруженных недоработках двигатели допиливаются в мастерских института. Фамилия этого зава Рубльдвадцать, причем я не знаю, подлинная это фамилия или прозвище, а зовут его Федор Дмитриевич. Ф.Д.Рубльдвадцать большой затейник: начитавшись в детстве про Карлсона, он загорелся идеей создать для человека двигатель вертолетного типа, что у него не получилось, зато он разработал принципиально новый ракетный ранец. Своим ранцем он иногда пользуется в помещении, за что периодически огребает выговоры от директора. Лучшим другом его является летающий Панург из Китежграда, отпущенный ТПРУНей(2) в ИнКос. Не знаю, чего Пирогову стоило добиться этого разрешения, но Панург теперь числится лаборантом при испытательном стенде, хотя толку от него даже не ноль, а отрицательная величина.
Столько же пользы было от библиотекарши института. Это огромная студнеобразная женщина, побочный продукт лаборатории клонирования, по фамилии Маленькая - кто-то в лаборатории пошутил. Сбой начальных настроек привел к тому, что изъяснялась она исключительно матерщиной, вследствие чего получила прозвище "Матюговия". Мне казалось, что держали ее в институте из жалости, поскольку ее интеллекта хватало лишь давать голосовые команды искусственному разуму, да и тому пришлось загрузить словарь табуированной лексики, чтобы научиться понимать Матюговию. Теперь библиотечный компьютер шпарит матом чище самой мадам Маленькой.
Историю трогательной любви Матюговии Маленькой и барона Харконнена с планеты Арракис (Дюна) я поведаю, обещаю.
Но попозже.
___________
(1) Товарищи из Заповедника Коммунизма. Не слышали о таком секторе в галактике М-31? Ничего-ничего, еще услышите.
(2) Да, той самой знаменитой Тройкой во главе с Вунюковым. Она еще функционирует.