Летние каникулы, это то, чего ждешь всю жизнь (жизнь ребенка-школьника), из года в год, и так каждый год. Синонимы слова "лето" - бездельничество, а это означало блаженство, то есть рай. Лето - это смысл жизни, бытия! То, куда стремится каждый, но попадет лишь тот, кто вел себя хорошо на протяжении всего года.
Много лет, (именно летних лет) прошло и пройдет еще, о которых предстоит рассказать, но прежде о том лете, которое было самым диким и, на тот момент, самым сложным.
- Поедете со мной? - как-то спрашивал отец летним вечером, хоть и странно это было, ведь ответ был очевиден?
- Да!
- Тогда надо лечь спать пораньше, а то завтра рано вставать придется!
Заря была особа красна в этот вечер и уже жара не так палила. Идеальное между. Между днем и ночью.
- Не-е-ет! - протяжно протестовал я.
- Да, - поддержал меня Кирилл, - нет. Мы встанем и так!
Кое как мы уснули, предварительно по-пинав друг друга ногами.
Проснулись мы действительно очень легко. Для нормального ребенка, просунуться рано ради ожидаемого путешествия, приключения - не составляет никакого труда!
Мама одевала нас как в зиму, когда на дворе стоял июнь. Мы пытались противостоять безумию.
- Одевайтесь как можно теплее, - твердил отец, - лучше снять лишнее, если жарко будет, чем потом мерзнуть и не знать, что одеть.
Выйдя на улицу, горячее лицо обдало утренней прохладой.
Летняя ночь тем и опасна была; чем жарче день, тем холоднее ночь. Но, конечно же, не всегда так бывает.
Заря еще не поднялась, когда мы только вышли с дома и выкатывали велосипеды с сарая, но ночь с каждой секундой отступала. К моменту выезда, когда на багажники велосипедов были заброшены сумки, стало светать.
Я, пока что, сел на раму папиного транспорта и был пассажиром. Кирилл ехал на своем велосипеде.
Пустой ночной город. Тихий, спящий, мирный. Мы ехали по центру дороги и ни что нам не угрожало.
Оказавшись на центральном проспекте Мира, первую половину города мы ехали с ветерком, с бугра, затем на бугор и так до третьего микрорайона. Оказавшись снова на вершине, мы оказались свидетелями красивейшей картины природы. Можно было разглядеть как закат полыхал пожаром восходящего солнца и как вся расплывчатость постепенно сосредотачивалась в один огромный огненный шар.
Вскоре утро приобрело привычный вид и с освещаемой вершины нам предстояло спустится в низину, к реке Северский Донец.
Спуск был очень крутым. Мы слезли с велосипедов и боком спускались с холма, с изредка зияющими и торчащими скалами.
- Пап, - запыхано проговорил Кирилл, - я уже устал.
Отец усмехнулся.
- Это только начало пути. Ну сейчас, спустимся, и дальше Денис поедет.
Я обрадовался.
- Пап, - я был все еще полон сил, - а почему спускаться так трудно? Почему нельзя просто съехать?
Он снова усмехнулся.
- Потому что покатишься кувырком.
- А если тормозить?
- Там камни, мокрая трава, ямы могут быть, а тормозить тут бесполезно. Будешь катиться с такой же скоростью.
Оказалось, что это был не самый крутой спуск по которому мы шли. Пришли мы к совсем, почти отвесному, спуску.
- Так, - остановился папа. - Сядьте здесь, а я пока спущу свой велосипед, потом подымусь за вашим, потому что сами вы не спустите велосипед от сюда.
Даже самим, оказалось, спускаться было очень тяжело, но под конец спуска, мы с братом, как обычно, сбежали по склону.
Теперь я ехал на велосипеде и чувствовал себя немного гордым, предвкушая, что я ни в коем случае не стану жаловаться, что устал.
Наш путь лежал по песчано-грунтовой дороге через негустой лес, рядом с рекой. Иногда мы проезжали совсем близко к обрывам над рекой, и было страшно упасть туда.
Я очень боялся высоты, к тому же не умел плавать, по этому боялся и воды.
Все пространство было полно разных звуков: одиноких птиц в дали, ветерка, редкий всплеск воды. Но в целом, ей-богу, тишина, не считая однообразного скрипа колеса и педалей на велосипеде. Даже говорить в голос, было как-то страшно. Казалось, что голос на весь лес, на многие километры, эхом распространится. Только иногда, порыв ветра, задев кроны деревьев, по листьям которых спускался, глубокий шум, (однако еле слышный), сверху-вниз, как видимым электрическим током.
Паром уже стоял и ждал пассажиров. Никого не было, кроме нас.
- Только осторожно, пацаны, -говорил отец, - знаете как скользко бывает на этих бетонных плитах.
К парому тоже был спуск и бетонные плиты были мокрыми и зелеными. Велосипед завозил Кирилл.
Из домика стоящего на берегу, для паромщиков, вышел паромщик. Спустился аккуратно и залез в тракторную кабину. Завел этот трактор, вызвав ревущий звук. Из трубы повалил дым. Натянулись троссы; в сторону которую мы переправлялись из под воды проявлялся тросс, а с другой стороны, уходил под воду.
Я смотрел в воду и видел как множество мелких рыбешек кишмя шныряли между собой. Достав кусок хлеба из сумки отца, я бросал его маленькие кусочки им, и они чуть ли не выпрыгивали из воды от счастья.
Становилось жарко и мы поснимали верхнюю одежду и оставались лишь в штанах и майках от чего стало и свежее, и легче.
Подъем на другой стороне, на которой мы уже оказались, был не таким крутым и скользким, но я все равно поскользнулся и упал на мокром железном съезде от парома.
Брусчатка привела нас прямиком в деревню Михайловку.
Михайловка стояла вся на песках, и дороги были сложными для проезда на велосипеде, по этому я быстро устал.
Вид деревни резко отличался от городского, не только отсутствием асфальтированных дорог и низких каменных заборов, - которые, кстати, по рассказу отца, предназначались лишь для коров, чтоб те не залезли в огороды, - а еще и маленькими приземистыми домами. Даже сам дух этой земли был другим.
Куры бегали повсюду, индюки и утки. Правда, встретить людей здесь было сложно. Как говорил отец, они все на огородах да на пастбищах.
- Как они, - еле переводя дыхание, спрашивал я, - тут ездят.
- Привыкают, - отвечал папа. - Тем более, что основной их транспорт это лошади.
- Лошади, - подхватил Кирилл разговор и стал о чем то разговаривать с отцом.
У меня на разговоры не было сил.
Солнце становилось врагом.
Периодически меня заносило и я падал и это было не больно, на песку-то, но чтоб не отставать, тут же подымался и догонял своих.
- Чего ты, Дениска, - спрашивал отец с ухмылкой, - уже устал?
- Ехать, просто, невозможно!
- Ну ничего, не долго осталось. Сейчас заедем до братушки моего, до родственников наших и там передохнем. Они нас напоят, - тут я ощутил сильнейшую жажду, - накормят...
- Пить хочу, - еле говорил я.
- Еще чуть-чуть осталось. Правда, я уже не помню где они живут...
- Что?!
- Сейчас у кого-нибудь спросим.
Поблизости все так же, никого не было.
Вскоре мы доехали до какого-то магазинчика.
- А это, пацаны, единственный магазин на всю деревню! Там и спросим.
Это сложно было назвать магазином, то, что мы увидели. Скорее походило на барак.
Мы остановились. Отец зашел и на минут пять застрял там.
- О-о-о, - певучи тянул он выходя из магазина, - а я ведь помню, что где-то здесь. И правда. Тут за углом.
Запомните, - снова начал говорить он когда мы взяли велосипеды и покатили их, уже не садясь, к месту назначения, - окажись здесь, если что-то случится, или еще что, у любого спросите Яиковых и вам любой сразу поможет, напоит, накормит и скажет где он. И вообще, здесь, все друг друга знают и друг о друге все, у кого ни спроси. Вот что значит деревня!
Я конечно люблю деревню, - продолжал отец, скорее для себя, чем для нас, - но, чтоб жить здесь, провались оно пропадом. Это пахать надо, мама моя родная, день и ночь, день и ночь! Живут же как-то люди и для них это нормально.
Самого дядьки Сани дома не было, он начальник лесничества, как оказалось, большая шишка тут, на работе был, но была его дочка Елена.
Отец любил подшутить, по этому зашли мы во двор тихо, поставили велосипеды, подошли к одной двери большого дома, та была закрыта, затем к другой, - видимо это была летняя кухня небольшая, - там было открыто на распашку, и у печи стояла красивая, лет шестнадцати, - для нас уже взрослая женщина, - девушка.
- Здравствуйте. - с улыбкой поприветствовала она всех нас.
Мы с братом лишь выглядывали из-за спины отца.
- Привет, - начал отец. - Пустите нас к себе домой, пожить. Мы голодные и уставшие. Я не бандит, нет. Видите, у меня дети...
- Ну! - начал отец после короткой не ловкой паузы, - Ты Ленка?
- Да.
- Ну! Не помнишь?
- Нет.
- Дядьку двоюродного не узнает...
- А-а-а... - просветленно и уже уверенно улыбалась она. - Не помню уже...
- Бэ-э... - добродушно передразнивал ее наш папа, - Батя твой где?
- На работе.
- А мать, Валька?
- Ах, да, она в огороде, сейчас.
Бросив дела она собралась было выбежать.
- А... вы можете... Садитесь. Хоть тут, хоть на улице, там вон лавки, у стола в тенечке, а то тут жара.
- Да разберемся мы сами! Иди уже.
- Хорошо...
Она выбежала.
Папа прошел по кухне рассматривая все вокруг. Затем вздохнул:
- Пойдем-те, сядем на улице, а то тут душно так...
Мы расположились на небольшой лавке над навесом из винограда и веток деревьев, в приятном обдуваемом теньке в летнюю жару.
Вокруг все так же было тихо, как будто мы сидели не у дома в центре других построек человеческих, а где-то среди небольшого поля между границей одного леса и другого, под деревом не посаженным человеком.
Деревня - это то, где люди живут среди природы, а не природа среди людей, в отличие от города. Такой я сделал для себя вывод.
Через минуту пришла тетя Валя. По-обнимавшись с отцом она села за стол. И стала предлагать окрошку, борщ, на что папа стал отказываться:
- Да не хотим мы ничего!
И это было странно, потому что очень хотелось есть и пить.
- Попить дай лучше!
И тетя Валя как бы между делом распорядилась так, что через мгновение мы пили прохладную, чистую воду.
- Да как? - тут же настаивали тетя Валя, - С дороги-то? Это ты может не хочешь, вон детишек покорми! Бедняжки устали, голодные...
- Да, детишки обойдутся, - говорил он как бы в шутку, но в то же время серьезно, - не помрут.
Лучше вон, клубники предложи!
- Да-да. Пойдем-те, покажу где она...
- Да сиди ты! Скажи где, они сами найдут.
Она объяснила и потом неожиданно вспомнила:
- Уха есть!
- О, вот от ухи-то, не откажусь, - наконец-таки дал добро отец.
- Идите пока клубники поклюйте, - нежно говорила нам тетя Валя, - и приходите на уху, а мы пока разогреем ее и поболтаем с папой вашим.
- Спасибо! - радостно благодарили мы.
- Ой ты, да прям, ладно... "спасибо". Да не за что! Ради Бога.
Ленка, ну падай нам ухи.
Отобедав наша троица отправилась дальше по пескам; падая и становясь снова на педали, иногда даже приходилось катить велосипед в совсем глубоких песках; по безлюдной деревне, в конце которой мы увидели водоем, по-левую сторону, а по-правую стояло огромное дерево.
По среди степного песчаного поля стояло большое дерево. Оно было очень прогнутым к дороги, видимо из-за ветров, создавая обширную тень своими разросшимися ветвями. Ствол этого дерева был мощным и широким, так, что в голове ее укладывалось, как можно такого великана согнуть! Виднелись его корни, толщиной с меня, с ребенка, изредка торчащие из почвы.
- Пап, - наконец спросил я, - а почему мы отказались от окрошки?
- Потому что они туда добавляют колбасу, а колбаса со свининой, - свинину мы не ели, потому что так написано в библии.
- А почему от борща отказались?
- Ха! - усмехнулся отец, - Какой борщ без сала? Это маманя наша готовит без мяса, а так, они обязательно все на свином сале готовят.
Затем, мы обратили взгляд к водоему, в метрах трехстах, и папа предложил искупаться. Мы охотно согласились.
Это была самая теплая вода из всех водоемов, в которой я когда-либо купался. На другой стороне этой речки, был густой лес.
- Как вам водичка, пацаны? -
Мы были счастливы, и радостно плескались и ныряли, по этому слова были лишними. - Теплая, - отвечал папа, словно сам себе, - как парное молоко. Да какая там теплая, горячая!
Хорошенько порезвившись мы уступили место стаду коров и быков пришедших на водопой. И мы видели как величавые красавцы залазят по шею в воду. Коровы тоже любят купаться...
Вскоре поле кончалось и мы въехали, в момент полуденной жары, в лес и это показалось раем. Не знаю как остальные, но я, уже очень сильно устал и постоянно ждал конца этого пути.
В лесу гораздо интересней, чем в степи. Если бы не эта проезженная дорожка, мы бы на велосипедах, равно как и по глубоким пескам, не смогли бы проехать. По левую и правую сторону нас сопровождала по-настоящему, что называется, живая стена из деревьев и кустов, по которым вились, похожие на виноградные, ветви. Высоко над головой тоже был потолок из веток смыкающихся между собой. Солнце с трудом пробивалось редкими лучами в этот мир.
Воздух здесь был совершенно иной. Очень влажный, в отличие от того воздуха, откуда мы приехали, и, его как-будто бы было здесь гораздо больше.
На земле то и дело можно было разглядеть пробежавшую мышку, или даже небольшую змею. Поэтому, останавливаться и становится ногами на эту землю, было страшновато. Отец резко дал по тормозам и сошел с велосипеда...
- Смотрите, - проговорил он смотря вниз, - мышку сбил.
Лес закончился и мы выехали на брусчатку, которая привела нас лесничеству. Там отец встретился с весьма тучным дядькой Санькой.
- А чего вы не хотите, - провожая нас говорил дядь Саша? - Да до везли бы вас на лошади.
- А велосипеды...
- Так в телегу кинули б и все. - он дышал так тяжело, будто постоянно задыхается. Наверное это из-за полноты.
- Да не. Мы хотим сами, попутешествовать, поглядеть все вокруг...
- Ну ладно, езжайте. Знаете как ехать? Можно по этой же дороге, ровно спокойно, через хвойный лес по теньку, но так будет чуть дольше. Можно через поле, напрямик, но там по пескам. Хотя... даже не знаю, как вам на велосипедах будет быстрее.
- Да разберемся мы. Что ты... Маленькие, что ли.
Наш шанс покататься на лошади был упущен. Возражать мы пытались, но нас и не слушали.
И снова мы на песчаной дороге в невыносимую жару.
- Пап... - еле переводя дыхания обращался я и, даже не знаю, наверное не в первый раз. - Я устал...
- Ещё чуть-чуть. Лешечка - так почему-то папа нас иногда называл, - солнышко...
Велосипед тащил уже не я, а Кирилл. Я оглянулся на него и видно было как тяжело ему. Я постарался ему помогать толкая велосипед сзади. Непонятно откуда взявшиеся колючки впивались в ноги.
Мы уже давно сняли тяжелую обувь, кроссовки, и шли босиком. Конечно, тут надо было пожертвовать сильным жжением, ради экономия хоть каких-нибудь сил на выживание.
А солнце безжалостно хлестало по спине, лицу и голове. Казалось, эта дорога не кончится никогда, а может быть и кончится, когда ты уже обессиленный упадешь умирать.
Песок был по всюду: во рту, в ушах , в глазах, в волосах, в паху.
- Воды! - вопияли мы с братом.
- Сейчас, сейчас. Но-но. Оставьте хоть немного на потом.
Отец все это время, ни сделал ни глотка. Но у меня не было время на жалость и сострадание отцу. Я хотел пить и жить.
- Зачем мы пошли так? - спрашивал я, когда мы присели отдохнуть, (если сидение на песке, под этим адским солнцем, можно назвать отдыхом).
- Лешечка. Я хотел как лучше.
- Сейчас бы ехали спокойно, - воображал Кирилл, - по теньку, по нормальной дороге...
- Ага, - начал я в поддержку миража, - по холодку, с ветерком.
В этом поле тоже дул ветер, но это были жгучие шершавые языки лизавшие ожоги на твоем теле.
- Скоро уже, скоро.
Внутри уже все горело. Песок, наверное, был даже в легких. Дышать этим сухим, жгучим воздухом, было не возможно!Язык прилипал к нёбу, а слюна уже не выделялась.Самым колючим в этом всем было то, что по правую и левую сторону находился лес, дальностью с пол километра и он манил своей прохладой и свежестью.