Что хорошо для детей? Да все хорошо! В нашем случае это: толстая безработная мать, тощий и хмурый отец сантехник, убогий дом, убогий огород, убогая страна, рваная одежда, дождливая погода, промокшие ноги, пустой желудок, простуда - все хорошо и ничего не стыдно. Учитесь люди!
А что такое осень? Осень, это время удивительных стихий в которые хочется окунуться с головой, что, кстати говоря мы и делали. Мы буквально купались в лужах.
- Чур я - Кусто! - открывая скрипучую, на заржавевшей пружине, деревянную калитку, кричал от восторга Кирилл.
- Команда Кусто! - кричал я в ответ догоняя брата и плюхал ногами как можно сильнее в грязь, чтоб как следует разлеталась, а еще лучше, чтоб она, то есть грязь, попала в лицо. Вот это веселье!
Я отпустил дверь и она так хлопнула, что весь деревянный забор, длиной шестьдесят метров, волной пошатнулся сбросив с себя нависшие капли.
Наш дом находился по улице Константина Заслонова под номером шестьдесят четыре, (Первую информацию, которую нас заставили родители выучить - это адрес дома!) и находился он на перекрестке с улицей Циолковского, и, этот была самая низина нашего района. А это значило лишь одно, что при наступлении длительных и сильных осенних дождей наш двор одолевал потоп, но благо в дом она никогда не подымалась, фундамент был достаточно большой. Хоть мать и рассказывала, что дом осел, потому что раньше фундамент был гораздо выше, однако, нынешнего его, вполне хватало. Вот подвалу доставалось так доставалось. Всплывали все банки закрутки с соленьями и вареньем. Соответственно, возле двора обычно было воды по колена.
Но была особая лужа, она всегда до последнего, при самом сильном солнце, оставалась полной. Она была самой глубокой. И сейчас, пока было еще видно землю, пока вода не поднялась до того уровня, что с порога не выйти даже во двор, мы вышли к этой самой глубокой луже.
- Глубина тысяча метров! - все глубже заходя в лужу в резиновых сапогах кричал я стоящему рядом, почти впритык, брату. Мы всегда орали. Дури много.
Когда я дошел до предела, до верхнего уровня сапогов и казалось дальше нет пути, тут, меня подталкивает сзади Кирилл и в мгновение мои ноги погружены под воду вместе с сапогами.
Я выскакиваю с лужи, смеюсь и Кирилл тоже смеется. Сажусь на грязь, чтоб вылить воду из сапог, и это все под наши визги, ох-и, ах-и, и прочие, ни для кого непонятные, звуки. Да, дети в нашем возрасте больше общаются звуками, нежели словами и, что самое странное и удивительное, мы понимали друг друга лучше, чем взрослые, которые употребляют не меренное количество слов, умных и красивых, властных и нежных, и, все равно, не понимают друг друга.
Кирилл пытается зайти глубже и тоже набирает полные сапоги.
- Кусто! - продолжаем кричать мы. Кстати, кто не знает, это была по телевизору передача такая, про подводные погружения. А полное имя героя, ведущего программу, Жак Ив Кусто и мы любили её, и теперь, вот, играли в водолазов.
- Кусто и его команда! - вторил я будто солдат идущий на бой кричащий "За Родину"!
Наши комбинезоны как раз походили на водолазный глубоководный костюм и все говорило об одном:
- К погружению готов! - мы заходим в середину лужи и ложимся на дно.
- Смотри, смотри, что я нашел! - Вынырнув возбужденно говорил брат, показывая кусок красной стеклянной разбитой гирлянды.
В след ныряю я при это им пуская пузыри.
- Во! Я тоже нашел. Смотри, смотри!
Теперь мы походили на счастливейших негритят, но все же, соседка, жившая на противоположной стороне и на три дома выше по улице, узнала нас.
- Что-ж вы делаете, сорванцы! - хваталась она за голову, произнося эти слова так, будто мы ограбили её, или мучаем кота, или ломаем ветки дерева посаженного рядом с её двором. Скорее всего, мы просто напугали её, когда вынырнули из под воды. Такого, она точно не ожидала увидеть! Что же, старая женщина, век живи - век удивляйся.
Тут, перепугавшись, мы встали.
- Родители знают, что вы здесь делаете? - конечно не знают, разве им обязательно знать все, что мы делаем?
- Да, - начал говорить брат за старшего. - Вот мама выходила, только что, - врал он, - но она зашла домой, а папы дома нет - он на работе.
- Да, - не уверенно подтверждал я, - мы... знает... мама... выходила...
- Так я вам и поверила. Вот мамка узнает, она вам даст! А ну вылезьте сейчас же!
Веселье - коту под хвост. Мы были счастливы, хоть не на долго, а точнее, счастливее чем обычно, ведь счастливыми мы были в принципе. А вот эта бабка сделала нас слегка несчастными.
Кирилл вышел с лужи - я за ним. Кирилл зашел во двор и я за ним. Если б Кирилл остался в луже и наплевал на старуху, я б тоже наплевал и остался бы. Я все повторял за братом.
- Давай купаться! - весело предложил Кирилл. - А то мы грязные.
- Давай. - согласился я и видя, что брат не огорчен, мне сново стало весело. А бабка пошла к себе домой.
Только сейчас я почувствовал, как внутри, под одеждой, скребет кожу песок и мелкие камешки. В груди и на спине, в паху и ногах - все скребло как мочалкой при любом движении.
Мы стали под мощную струю воды стекающей по крыше. Это был настоящий душ и не смотря на весь дискомфорт, мы продолжали толкаться и резвится.
Но тут вышла мама и увидев нас с порога, она с ужасом вдохнула, издавая хриплое, протяжное и слегка округленное "Х-х-х". Прикладывал руку к груди первыми её словами были:
- Новые комбинезоны! - по которым мы все поняли.
У детей нет ничего плохого, стыдного и печального, кроме одного: плохое настроение родителей. Если злятся старшие, то все пропало! Страдают взрослые - страдают дети.
Злостный одна тысяча девятьсот девяносто пятый год. Злостный с одной стороны и прекрасный с другой. Эта осень наступала ничего не предвещая, однако было видно, что, что-то не так. Мы с братом продолжали строить баррикады из всех стульев которые были в доме, из простыней накрывали индейские шалаши вигвамы, из палок, оторванных от диванных поручней, изобретали ружья и много других шалостей были на нашем счету. А вот еда становилась скуднее.
- Мам, - запыхано спрашивал проголодавшийся Кирилл, - а что у нас есть покушать?
- Кирюшь, супчик есть. Будешь?
- Опя-я-ть? - обижено возразил он, а я как раз выбежал на кухню к ним с тем же вопросом.
- Ма-ам. Что кушать? - мама не знала куда ей деть себя. Было видно как она через силу, с энтузиазмом, выдавливает из себя слова :
- Дениска, супчик будешь?
- О! Буду-буду. - уж очень сильно я проголодался и был согласен всему, что предложат.
- Пацаны, - говорила мать, видя, что Кирилл не доволен этим однообразием, - папаня пошел к родственникам и что-то принесет.
- Ура! Ура! - восклицали мы садясь за стол и стуча ложками ожидая суп с остатками гороха и лука. Картофеля уже не было.
- А хотите, я пышки пожарю? Мука есть, соль и вода тоже, а масла еще можно будет нацедить.
- Да!
- Да! Вкуснятина.
- Вкуснятина.
- А можно мы будем помогать?
- Можно, только не мешайте.
И вправду, вечером отец принес целую капусту, немного масла подсолнечного и молока бутылку полтора литровую.
- Надо брать корову. - заявил папа обращаясь к маме.
- Надо. Я что, я не против. Только что мы будем с ней делать? Это и корм им нужен будет и на улице не оставишь её.
- С загоном я придумаю что-нибудь. Вон, сарай переделаем под загон, только ты с дедом поговори, чтоб он свои станки перенес от туда. А сено... у меня брат есть в Михайловке (это близлежащая деревня, которая находилась за рекой Северский Донец), он там в лесничестве работает мастером, думаю он сможет помочь сеном. Да сможет! - говорил уже сам с собой, - Там этого добра полно должно быть. Это-ж деревня!
- А с зарплатой что, когда собираются платить?
- Да обещают, обещают.
- Ага, они еще месяц назад обещали. Уже три месяца не платят...
- Да что я, не знаю что-ли? Вон, хоть макарон дали пару мешков, уже хорошо.
- Да... - говорила мать на отмашь. -Что эти макароны без масла, без ничего. Хотя верно, и то хорошо.
- То там кто-что даст, то тут и как-то проживем.
Выпал первый снег. Вечером. Мы вывалили на порог в чем есть, а именно: в трусах. Навес над порогом не позволял, чтоб снег падал на тело, но мы сами выставляла руки и ловили первые снежинки, которые тут же таяли. И простояли мы так с братом пока мама не загнала в дом.
- Все. Идите спать! - говорила она. - А можно мы погуляем завтра?
- Да. Заходите-заходите.
А в доме печка пышет жаром.
- Маманя, - прокричал отец из зала, - прикрой поддувало, а то жара невыносимая.
Она взяла кочергу и до нас, в спальню, где мы под одеялом уже дрались, доносился лишь стук метала о метал и его скрип. Затем, на ночь, папа засыпал угля.
- Маманя! - с коридора, еще дверь не закрылась, возбужденно начал отец. Мы помогали маме жарить лепешки. - Маманя! - сново проговорил он ожидая отклика, уже находясь на кухне.
- Чего тебе? Тьфу-ты. Видишь? Я занята! - она повернулась в его сторону и увидела горящие глаза мужа и улыбку на лице.
- Зарплату дали!
- Да ты что-о! - теперь и мать загорелась как новогодняя елка. - И сколько? - спрашивала она вытирая руки о полотенце.
- За три месяца!
И тут, все дела были брошены! Мы все пошли в зал. И взрослые и дети радовались. Затем, пересчитав все деньги они их разложили "по полочкам", что называется. За что заплатить, чего и сколько нужно купить.
Этот Новый год мы отпраздновали хорошо. Как обычно, подарки, на меня с братом, выдали отцу на работе, а сестры в школе получили свои. Был снег, была елка, были конфеты, был телевизор, до которого нам с Кириллом дела не было, было все, что нужно для счастливого нового года. Правда дед опять напился где-то, но и это не испортило нам веселья. Наши родители не пили вообще и мы знать не знали, что значит пьяные родители. Так что нам повезло в этом плане.
Набив желудки, лежа вчетвером на диване, а остальные на креслах, когда мамина рука поглаживала мою спину и только телевизор освещал комнату, от чего она казалась синей, папа заговорил.
- Эх, пацаны-пацаны... Как же хорошо вам. Радуйтесь пока маленькие!
- Почему? - спросил Кирилл, потому что у меня, от эйфории маминой ласки, уже слюни вытекали из рта и я был не в состоянии говорить.
- Ни забот, ни хлопот. Голова не болит от куда брать деньги, что поесть взять, где взять... - он тяжело вздыхал. - Только бегай, прыгай и не мешай. Не жизнь, а малина.
Мы молчали, однако нам так хотелось быть занятыми! Но отец не понимал нас. Это ведь так интересно, ходить на работу, покупать еду, ходить везде где захочется и когда захочется, быть взрослым, самостоятельным! Он просто забыл, как тяжело быть в детстве и как это ограничено.
Затем, после недолгой паузы папа продолжил:
- Все вас чухают, (имеется в виду гладят приятно), кормят, одевают.
- Хочешь, - тут не выдержал я, - я тебя почухаю! - не дожидаясь согласия я начал его гладить по руке.
- Фу! - тут же отдёрнув руку отозвался отец. - Терпеть не могу чухание!
Мы посмеялись.
- Ну вот. - говорил Кирилл. - А говоришь никто не чухает. Ты сам, просто этого не хочешь!
И я подумал: "А вдруг, когда я стану взрослым, то и мне, как папе, станет противно чухание?" Но, я тут же отогнал эти мысли с головы, взял мамину руку, положил себе на спину, что означало продолжение чухания. Почувствовал как это приятно и вновь подумал: "Да не. Бред какой-то!"