Густые синие сумерки по-кошачьи мягко опустились на землю. С заболоченного озерца, укрытого ивами, крадучись расползался туман, обволакивал стволы деревьев, свивал ленты в ветвях кустарника, тянулся дальше к лесу, путаясь густеющей бородищей в высокой траве.
Очарованная этим зрелищем, Хар неподвижно сидела на крыльце, подперев руками подбородок и устремив взгляд в одну точку. Мысли ее витали где-то очень далеко.
Маано раздраженно хмыкнул и демонстративно отсел от нее подальше, насколько это было возможно. Узкая рассохшаяся доска протестующее скрипнула, но девочка, кажется, ничего не заметила.
Теперь мальчик сидел на несколько ступенек выше и с досадой сопел ей в затылок. На самом деле, можно было войти в дом, посидеть возле очага, обсохнуть как следует, а не торчать тут в сырости, да еще нагишом, завернувшись в одеяло. Правда, одеяло было шерстяное, чистое и приятно грело кожу, только с влажных волос на спину иногда стекали капли воды, заставляя ежиться. Наверно, они смотрелись смешно - с мокрыми всклокоченными волосами, завернутые каждый в свое одеяло,
Ему хотелось немного поболтать перед ужином, однако, проведя в этом странном, уединенном месте несколько дней, показавшихся ему целой вечностью, он успел понять, что это слишком дорогое удовольствие. Пообщаться здесь было не с кем. Все эти исключительно трудные для него дни он провел с угрюмой старухой, которую втайне считал сумашедшей, и маленькой диковатой девчонкой, за которой тоже, похоже, водились некоторые странности.
В какой-то миг ему показалось, что события этого дня сблизили их, сломав ледок недоверия, однако Хар вновь ушла глубоко в себя, погрузилась в свой неведомый мир, куда ему, Маано, пути не было. Жила в этой хрупкой человеческой девочке какая тайна и разгадка на нее плавала на самой поверхности сознания Маано, скользила как солнечный блик на воде, но в руки не давалась. Что-то с ней было не так и это еще предстояло выяснить. Маано поплотнее закутался в одеяло, прикрыл глаза и попытался вспомнить все, что произошло за это день. Отчего-то пришла уверенность, что он упустил что-то важное.
Первые несколько дней он провел в каком-то полусне, совсем мало верилось, что все это происходит именно с ним. Утром, после завтрака, засунув в карман еще теплую краюху хлеба, девочка куда-то убегала. Чилчинак, старуху, у которой они жили, в известность она не ставила, приходила, когда хотела и тут же снова исчезала в неизвестном направлении. Та ни о чем не спрашивала, лишь пожимала плечами и с мрачной решимостью садилась сортировать пучки трав , коих в доме сушилось на притолоке в неимоверном количестве. Дом насквозь пропитался духом трав. Терпкие травяные запахи проникали даже в сны Маано.
Вскоре Чилчинак яснее ясного дала понять, что в то время, как она занята делом, его присутствие рядом неуместно, и мальчику желательно поиграть на свежем воздухе, побродить вокруг, познакомиться с лесом, а не торчать в доме, протирая штаны на лавке.
Маано подчинился почти с радостью, потому что находиться рядом с Чилчинак было неуютно, даже как-то страшновато. От дома он далеко не отходил, так как боялся потеряться, но местность изучал с тщательностью и остервенением существа, которому не терпится отыскать дорогу домой. Для себя он уже решил, что непременно сбежит из этого места, как только представиться такая возможность.
Но никаких протоптанных троп, ни намека на дорогу, ничего, что хотя бы отдаленно напоминало признаки присутствия человека или другого разумного существа, найти не удавалось. Было отчего прийти в отчаяние. С трудом Маано удалось внушить себе, что он непременно обнаружит хоть что-нибудь, если уйдет дальше, в глубь леса. Вот только тропки, попадавшиеся все чаще, едва заметные на первый взгляд, были протоптаны животными. Часто попадались следы оленей, реже следы барсука или волка. Маано мог гордиться: отец хорошо научил его читать на земле следы животных.
- Нет, так больше продолжаться не может. Необходимо что-то предпринять. Должен же быть хоть какой-то выход. Если бы я только смог отыскать Врата... А я даже не знаю, где нахожусь.
Мальчик потрясенно замолчал, обнаружив, что озвучивает свои мысли вслух. Хотя кому есть до него дело. Кричи не кричи - никто не услышит, разве что любопытный медведь прибежит посмотреть. Никому-то он не нужен. Девчонка смотрит с ужасом, старуха - то с угрюмой проницательностью, то с едва заметной насмешкой и обе молчат, словно ждут чего-то.
- Это потому что я эльф, - пришел он к неутешительному заключению, удрученно потирая длинное острое ухо. - Ни один нормальный тролль не станет связываться с эльфом-китри, а тем более помогать ему.
Но Чилчинак не тролль, а троллиха Старшей расы, той, кто в мире Хеввы называли себя Приходящие вперед.
Сначала, когда Маано только- только увидел ее, он почему-то сразу решил, что она пришла из мира Хевы либо он попал в Дом Троллей. Одно из двух. А вот сейчас мальчик мучился сомнениями, принадлежит ли Чилчинак к этой расе. Дело в том, что единственные тролли, с которыми сталкивался Маано ранее, были лохматые пакостливые хоаххи . Эти мелкие тролли , славящиеся своей хитростью, могли причинить немало неприятностей всем, кто оказывался поблизости. Вот только те, что содержались в клетке, в личном зоопарке его отца, выглядели вполне безобидно, правда, со временем ужасно растолстели от дармовой пищи.
Насколько он помнил из уроков мастера Стельда, еще год назад обучавшего его грамоте и счету, а также в познавательных целях рассказывавшего своему ученику множество занятных и удивительных легенд и историй о народах Семимирья , Приходящие вперед были Старшей расой, первой, которую сотворила богиня Хевва. Старших детей своих она наделила душой, разумом, силой и несгибаемой волей. На своих младших родичей, одичалых и туповатых, наделенных искрой Хевы, но лишенных души, они походили очень и очень отдаленно. Приходящие вперед отличались внушительным ростом, черты лица у них немного грубые, кожа слегка отливает зеленью, так, самую малость, если внимательно присмотреться, а живут они дольше, чем представители всех других рас - не меньше пяти столетий. Однако Маано тут же вспомнил другое предание, легенду о Эльфах Первого Солнца, древней и невероятно могущественной расе, исчезнувшей в рассвете своей культуры при весьма загадочных обстоятельствах. Говорят, что тогда эльфы обладали бессмертием, в полной мере наслаждаясь красотой и вечной молодостью. И жили они задолго до того, как сюда пришли китри - эльфы Киртены. По всему выходило, что эти легенды беспощадно врут. Просто красивые сказки, ничего больше. Такого не бывает, чтобы кто-то жил вечно. Каждое живое существо живет в Круге жизни - рождается, взрослеет и умирает, уступая свое место новому поколению. Находиться в этом круге так же естественно, как дышать.
Вспоминая свою прошлую жизнь, полную непозволительной роскоши, когда любой его детский каприз армия слуг бросалась выполнять наперегонки, он отвлекся от горестей жизни настоящей. Больше всего Маано скучал по отцу, ведь он не видел его с прошлой весны, с того самого злополучного праздника Зеленых ветвей. Без сомнения, отец тоже его ищет, уж в этом-то мальчик не сомневался. Он так же подумывал о том, чтобы открыться старухе, сказать ей, кто он такой. Если Чилчинак поспособствует его скорейшему возвращению домой, то отец непременно наградит ее по-королевски за то, что вернула единственного сына и наследника в целости и сохранности. Золото, рубины, бриллианты и все такое. Все, что она пожелает.
В то же время внутри него зрела уверенность, что предложи он ей такое, она презрительно рассмеется, окинув его своим мрачно-проницательным взглядом, и, как и прежде , займется привычным для нее делом. По-видимому, ее не интересовало ничего, кроме сбора и сушки трав.
С тех пор, как Чилчинак выставила его за дверь сразу после завтрака, прошло уже немало часов, и Маано, слушая требовательно бурчащий живот, не раз и не два пожалел о том, что он, в отличии от белобрысой девчонки , не взял с собой ни кусочка еды. В присутствии троллихи он ощущал такую робость и едва осознаваемый, но вполне ощутимый страх, что не посмел бы ни о чем просить ее. Он с тоской припомнил свежеиспеченный хлеб и желтоватый, восхитительно пахнущий дырчатый сыр, поданный на завтрак в прикуску к водянистой каше, сдобренной маслом и медом и с удивлением хлопнул себя по лбу. Вот так-так. И как это он сразу не разобрался, что к чему. Сыр и масло! Откуда у старухи, живущей в полном одиночестве, в доме, затерянном в лесной глуши, сыр и масло? Еще в первые два дня Маано обследовал дом и все, что находилось поблизости от него, и мог с уверенностью утверждать - Чилчинак не держала корову. Ни корову, ни даже самую маленькую козочку. Вывод напрашивался сам собой. Коровы не было, не было и молока, а значит, ей необходимо было где-то время от времени восполнять свои запасы. Теперь он знал, что около леса наверняка обретается какая-то деревенька и запасы поставляются именно оттуда. Рано или поздно он узнает дорогу к ней, даже если придется проследить за Чилчинак. Жить и дальше в доме этой угрюмой старой троллихи он не собирался. Чем скорее он покинет этот лес, тем лучше.
Домой, домой, без умолку пело сердце.
Маано и сам не заметил, как тропинка, вихляя среди влажной зелени папоротников, стала забирать к востоку и постепенно пошла по уклон. В лицо юному китри дохнуло прохладой. Вскоре деревья расступились и Маано, к немалому своему удивлению, выбрался на открытое, залитое ярким полуденным солнцем пространство. Под сенью ив приветливо посверкивало знакомое озерцо, а вдалеке, за мутным ручьем, виднелась красноватая крыша жилища Чилчинак.
Мальчик разочарованно присвистнул. Выходит, он потратил столько времени, чтобы обойти кругом немалый участок леса и, в конце концов, вернуться к хижине с другой стороны. От разочарования хотелось заплакать. А что он, собственно, собирался найти? По крайней мере, он нигде не потерялся, а самое главное, в нем сейчас жила твердая убежденность, что он знает, как попасть домой. Едва Чилчинак вздумает наведаться за припасами, он ловкой и неслышной тенью последует за ней, так тихо, как умеют ходить только эльфы. Значит, надо постоянно держать дом в поле зрения, находиться поблизости.
Чувствуя приятную ноющую боль в мышцах, Маано сдался на милость своей усталости, присел, а потом и вовсе прилег, распластался в траве, жмурясь от яркого солнца. Пустой живот, словно предчувствуя близость жилья, еще нахальнее завел песнь умирающего с голоду. Китри рассеянно пожевал совранную травинку, сглотнул терпкую горечь, собираясь и мыслями, но уже в следующее мгновение подорвался на ноги, заслышав шорох сминаемых трав. Девчонка от неожиданности охнула, встала как вкопанная, таращась на Маано своими наглыми блестящими глазищами.
Даже не дав ей опомниться, китри с ходу напустился на нее растрепанным коршуном:
- Ты что, следила за мной? Это старуха поручила тебе следить, чтобы я не сбежал? Что ей нужно от меня?
Она смотрела на него с удивлением, перерастающим в недоумение и подозрительность. С таким удивлением смотрят на красивое насекомое, не зная, окажется ли оно ядовитым или только притворяется таковым, маскируясь кричащей окраской. Этот взгляд вызвал в Маано волну раздражения. Он вдруг вспомнил, как дня три повсюду таскался за ней, приставая с вопросами. Необходимо было как можно скорее выяснить, где же он находится и, по возможности, узнать, живут ли где-нибудь поблизости люди или эльфы, гномы или оборотни - хекьяро . Кому принадлежит этот Мир?
Но маленькая паршивка отмалчивалась, делала вид, что не понимает, хмурила лоб и отворачивалась от него. Язык китри, красивый и достаточно легко запоминающийся, в Семимирье давно уже использовали как общий, поэтому по ее глазам Маано видел, что девчонка врет. Она прекрасно поняла, чего от нее требовал упрямый мальчишка-эльф.
Сейчас Маано видел ее глаза очень близко и поразился, какими они были удивительными. Широко открытые, чуть приподнятые к вискам уголки глаз, отчего те казались слегка раскосыми, как у китри, цветом они напоминали прозрачно - голубой лед с вкраплением золотистых точек, а радужка была окружена темно-серым ободком, благодаря чему взгляд становился пристальным и удивленно-испуганным одновременно. Прежде ему не доводилось встречать таких глаз.
Сегодня Хар в который раз продолжала хранить молчание, с детской грацией обтекла вставшего на ее пути Маано, и продолжила идти куда шла как ни в чем ни бывало. Против своей воли, его взгляд приклеился к карману ее светлого платья из небеленого полотна. Что-то там лежало и выпирало так подозрительно и вызывающе, словно для того только, чтобы поддразнить оголодавшего китри.
Настырный Маано вынужден был последовать за ней и не отставал ни на шаг, в надежде хоть чем-то досадить строптивой девчонке. На самом же деле, ему хотелось надеяться, что девочка поймет, почему он идет за ней и по-доброму поделится с ним едой. Уж у нее- то есть с собой еда, можно не сомневаться, вон как карман-то оттопыривается...
Тем не менее все его надежды увяли на корню. Изредка Хар оглядывалась и ловила на себе завистливые взгляды синеглазого китри , но, как и следовало ожидать, оказалась такой же недогадливой как и большинство человеческих детенышей, тьфу, детей. Все дети людей эгоисты, думают только о себе, никто не хочет поделиться куском хлеба с бедным эльфом. Дождутся, пока он, не долго думая, протянет от голода ноги.
Пока он предавался мыслям о мучительной смерти, девчонка прибавила шагу и припустила почти бегом. Длинные истонченные и, видимо, на ощупь мягкие как пух, ее волосы невесомым бело-серебристым облаком трепетали на ветру. Внешне невозмутимая и спокойная, она наконец-то разозлилась, когда Маано возобновил свое преследование. Бегала она на удивление быстро для девчонки лет десяти.
На берегу широкого ручья с замутненными от ила водами, скорее похожего на обмелевшую речушку, кое-где местами заросшую по берегам камышом, она остановилась, запыхавшись.
Маано был тут как тут.
- Стой! Куда ты так бежишь, будто тебя шершни жалят. Лучше по-хорошему скажи: как отсюда выбраться? Ты ведь сюда тоже каким-то образом попала. Я, между прочим, принц, Маано дан- Агнаррэ, сын Таккилейна, наследник Агнарра и ты могла бы проявить ко мне хоть немного уважения.
Девочка окинула быстрым неприязненным взглядом его тощую фигуру, облаченную в обноски с чужого плеча, давным-давно утратившими изначальный цвет, насмешливо приподняла брови и самым неподобающим образом фыркнула. Отвернувшись от Маано, она присела на берегу, и принялась быстро расшнуровывать завязки старых потрепанных сандалий. До воды было рукой подать и китри испугался, как бы девочка невзначай не свалилась в воду и подошел поближе, намереваясь оттащить ее в сторону.
- Не смей сидеть ко мне спиной! Я запрещаю! - выкрикнул Маано и с досады даже топнул ногой, чувствуя, как шея, щеки и уши наливаются свекольной краснотой.
- Ага, сейчас, - поддакнула девочка на языке китри, скинула сандалии, бросила их в траву и неожиданно бултыхнулась в воду, обдав принца в лохмотьях, стоявшего за ее спиной в вызывающей позе, веером грязных брызг. Маано только сморгнул от удивления. Кто же знал, что эта лохматая дочь кикиморы нарочно прыгнет туда. Мутная вода, пахнущая тиной, скорее напоминала жидкую грязь: сказывалась близость к болоту.
-Ты что делаешь?- крикнул Маано, от гнева срываясь на визг.
- Оставляю ваше высочество , дан Маано, в одиночестве наслаждаться красотами природы, - благожелательно откликнулась белобрысая нахалка, отойдя от берега на несколько шагов. Она оглянулась, на золотистом, смуглом то легкого загара овальном личике сияла улыбка. Это было так неожиданно, что Маана немного растерялся.
- Ого! Как ты заговорила, прямо дочь высокородных родителей из Великого Дома. А сама дикарка дикаркой. Так ты все-таки веришь, что я - принц?- спросил Маано уже с куда меньшей враждебностью.
- Ага, возможно. Но ты не принц Агнарра. Скорее всего, ты принц кучки.
- Какой кучки?- удивленно заморгал Маано, окончательно сбитый с толку.
- Дурно пахнущей кучки. Троллиной, надо полагать, - с дерзкой улыбкой пояснила Хара, наблюдая, как остроухий подобно выброшенной на берег рыбе открывает и закрывает рот, силясь придумать что-нибудь в ответ. На это стоило взглянуть, в следующий раз подумает о том, прежде чем задирать ее.
Ручей был мелким, но довольно широким. Хар, утопая в воде чуть ли не до середины бедра, продолжала медленно брести к противоположному берегу, очень осторожно выбирая место, куда поставить ногу. Подол намок и облепил ноги, мешая двигаться.
Под рукой Маано не оказалось ни одного камня, даже самого меленького. Так хотелось запустить им в спину злополучной девчонке, бросившей его здесь. В ярости он хватанул пук темно-зеленой травы, отливающей на солнце глянцем, росшей почти у самой воды, рванул на себя и, вскрикнув от удивления, замахал ладонью в тщетной попытке утишить боль. На ладони алело несколько коротких, но глубоких порезов, мгновенно набухающих крупными каплями крови.
- Эй, эй, вернись немедленно. Видишь, я из-за тебя порезался. Мою руку необходимо срочно промыть и перевязать. Иначе может начаться заражение.
Хар все-таки остановилась посмотреть, как Маано дует на пораненную ладошку, недвусмысленно постучала по виску указательным пальцем, подвернула вымокший подол и пошла дальше.
- Если ты сейчас же не остановишься, - закричал вслед оскорбленный ее равнодушием китри. - Я брошу в воду твою обувь.
Он уже держал за кожаные веревочки ее видавшие виды сандалии, однако угроза не возымела действия.
- Можешь оставить их себе в качестве трофея. Дарю великодушно,- пропела Хара сладеньким голосочком, сожалея в душе, что так неосмотрительно оставила обувку на берегу и добавила с пакостной ухмылкой:
- А, неужели в Агнарре все эльфы такие... нежные?
От возмущения китри зашипел почище кота, зашвырнув ее обувку в воду так далеко, как только мог. Девочка с деланным безразличием пожала плечами, мол, чего еще стоило от тебя, дурака ожидать, ничего не поделаешь, придется ходить босиком.
Тогда Маано, видя, что добыча ускользает, бросился за ней следом, не позаботившись даже разуться. Видно сегодня судьба была против него, как и в целом за последнее время. Тепловатая вода охотно приняла его, ноги выше щиколоток мгновенно погрузились в вязкий ил. И еще этот запах стоячей воды так остро ударил в нос. Мальчика передернуло от отвращения. Странно, что люди так плохо чувствуют запахи, не то что эльфы. Здесь китри, обладавшие великолепным обонянием, уступали только хекьяро, оборотням. У тех нюх тоньше звериного. Неудивительно, ведь это Хекьярмарр, богиня оборотней сотворила животных и птиц , а потом поделилась большинством своих творений с о своими шестью сестрами. Все эти мысли быстрой вереницей проскочили во взбудораженной погоней голове Маано. Раскинув для равновесия руки, он быстрыми и как ему казалось, уверенными шагами настигал беглянку. Расстояние между ними стремительно сокращалось, осталось руку протянуть. Он так увлекся, что и не сразу сообразил, каким образом скользкое от ила дно шутя вывернулось из-под ног. Поскользнувшись, китри навзничь рухнул в ручей, попутно успев наглотаться мутной воды. Шипя, отплевываясь, встряхиваясь, он поднялся, сердито сверкая синими глазами и, выставив вперед руку, кинулся за девочкой, готовый поймать ее в ту же секунду. Та взвизгнула от страха, но панике не поддалась и ступала так же осторожно. До берега оставалось совсем немного. Видимо, она все-таки нервничала, потому что, на радость Маано ,пошатнулась, оступившись, и в то же мгновение он увидел над водой только ее светловолосую головку, облепленную мокрыми прядками. Через пару шагов эльф торжествующе вцепился в свою добычу и потащил к берегу. Девчонка особо и не сопротивлялась.