Когда луна - кокетка шаловливо подмигнула миру: "Пора" и снова спрятала свой взор за ресницами туч, Петр Степанович неуверенно поднялся. Огладил ладонями старенький, но добротный твидовый костюм. Поправил поредевшую шевелюру. И осмотрелся по сторонам.
Общество подобралось под стать - как в лучших домах Лондону и Парижу. Все дамы в кринолинах и шелках. Те, что постарше - в нарядах, выдержанных в темной цветовой гамме, как и положено по возрасту. Девицы помладше - в облаках воздушного и легкомысленного тюля. Мужчины сплошь в строгих костюмах, фраках или тройках.
Нет, была, конечно, и челядь, одетая во что попало, но она благоразумно держалась в тени. А особо любопытные, но не одетые, высовывались "в свет" ровно настолько, насколько позволяли приличия. То есть до подбородка, а то и до уровня глаз.
Петр Степанович робко потоптался на месте. Словно в его силах утрамбовать свежую землю, вопиюще-неприлично торчащую кое-где рыхлыми комками. И пошел знакомиться.
- Здравствуйте. Петр Степанович. Очень приятно. Взаимно. Очень рад. Да-да, возможно раньше виделись.
Желающих поручкаться с новеньким нашлось немало. Не то, чтобы окружающим была интересна история жизни старого пенсионера - ну что, что интересного он может рассказать о себе? Новые люди и так прибывают ежедневно: место бойкое, популярное. Но сегодня день выдался скучный. Петр Степанович был один, и эта ночь стала его бенефисом.
- Добро пожаловать в нашу скромную обитель. - В этой фразе было все: мягкая властность, нега, ленца пресыщенности и мимолетное внимание к серой персоне. Хорошо поставленный театральный голос принадлежал полной даме в заслуженном возрасте. И уж, конечно, за спиной дамы возвышался роскошный монумент, почти полностью укрытый пафосными венками.
"Известная поэтесса", - напряг память Петр Степанович, вымученно улыбнулся и облобызал руку дамы. Группа колоритных братков, по соседству с не менее монументальным надгробием, хохотнула и облобызала, в свою очередь, самого Петра Степановича. Молодая девица повторила жест пафосной поэтессы, но зарделась от собственной смелости и резко выдернула ладонь, неуклюже шлепнув старика по губам.
Народу было много. Из некоторых могил выходило по несколько человек. Захоронения напоминали скорее не коммуналку, а слоеный пирог. Верхний слой составляли свежие, знакомые лица, полные сил и энергии. Еще вчера Петр Степанович видел пожилую женщину в магазине, а молодого человека на остановке. Начинка являла миру странный контраст бальных платьев и серых невзрачных костюмов советского образца на людях вовсе незнакомых. Нижний же слой "пирога" взирал на Петра Степановича мутными, едва выглядывающими из-под земли, глазами.
Знакомство плавно перетекло в монолог - биографию, сродни церковной исповеди, когда со стороны будки сторожа осторожно, а оттого жалобно, забрехала собака. Самые пугливые и молодые быстро поныряли по "домам", а прочие, вроде известной поэтессы, вовсе не торопились скрываться. Петр Степанович, слегка раздосадованный, остался на месте. Луч фонарика мазнул по нему и прошел мимо. Между памятниками скользнула осторожная тень.
- Гадостные некроманты, - процедила сквозь зубы бабка в платке. - Ходють и ходють. Разбрелись по земле крещеной, расплодились. Так ведь мало им почивших мучить, - еще и в культ возвели делишки, охальники! Эки, твари? В книжонках все заполонили, героями себя строят. В былинах и сказках все напрочь переиначили. - Бабка ловко сплюнула и перекрестилась. - И ведь, подиж ты, плодятся не переставая!
Тем временем молодой парень уверенно расставил черные свечи на нарисованную мелом пентаграмму и запел - заныл что-то тревожно-бормочущее. Окружающие поежились, как от ледяного ветра.
- Эй, ты! - Вскричал Петр Степанович, осознавая, что парень вознамерился читать ритуал над его, свежей могилой. - Эй! Ты что творишь, пакостник?! Мне что же, и после смерти отдохнуть не дадут? А?
Парень, конечно, его не слышал и продолжал бормотание. Голос становился все громче и безапелляционнее.
- Я имею полное право! Я свое уже отработал и ушел на покой! - Топал ногами и уже почти плакал Петр Степанович. - У меня справка есть! Не имеете права! Не...
Но безжалостная, невидимая рука уже вцепилась в твидовую ткань брючины и потащила туда, в темный провал земляных недр. Туда, чтобы, словно пинком под зад, снова вытолкнуть старое тело в беспокойный мир живых.
- Вот ироды! - Бабка цыкнула зубом. - Никакой на них управы.