Тяжелая пагубная страсть, владевшая Ленечкой, однажды перестала быть семейной тайной: Ленечка страдал страшными запоями.
Впервые это случилось вскоре после того, как пропала внучка.
Дежурство накануне выдалось спокойным, и Виктории удалось даже немного вздремнуть. По возвращении домой она не обнаружила там ни души: Нина уже ушла в больницу, внучка - в школу, а Ленечка, согласно записке в прихожей, с утра пораньше отправился на переговорный пункт. Каждой весной он упорно обзванивал пароходства в поисках сезонной работы, и вот теперь в Астрахани, похоже, нашлась вакансия. "Вот бы всё сладилось, Господи..." - взмолилась Виктория, но тут же себя оборвала. Отношения с всевышним были у нее с каждым годом все сложнее, и она старалась не тревожить его по пустякам. Хотя работы сыну желала всей душой.
Здесь, в Узловой, она часто вспоминала Владивосток. Когда-то он показался ей наказанием, хотя и напоминал немного родной Гданьск влажным морским климатом и особенной вольной атмосферой города, в котором есть порт. Зимы в Приморье были холоднее, ветра - злее, а туманы - гуще. И только теперь, оказавшись вдали от моря и сильно по нему тоскуя, она поняла, как много простора и солнца дарил ей суровый приморский город. И бог с ними, с тайфунами.
Похожие чувства испытывала она прежде, глядя на быстро взрослеющих сыновей. Милая младенческая округлость лиц, тел и характеров стремительно вдруг превращалась во что-то неудобное, колючее и угловатое, и требовались время и опыт, чтобы в изменившейся форме разглядеть прежний свет. Чтобы помнить о солнце, переживая тайфун.
Впрочем, солнце сеегодня было нна редкость щедрым, и Виктория надеялась, что самые сильные шторма остались позади. Как выяснилось вскоре, зря.
Первой вернулась домой на обед Нина, почти следом за ней - Ленечка, преувеличенно-беззаботный и насвистывающий арию Коррадо из "Корсара". "Отказали", - поняла Виктория и решила ни о чем не расспрашивать. Лучше перегреть суп, чем семейную атмосферу... Она спохватилась и бросилась на кухню - щи и правда уже кипели вовсю, сердито булькая и по-хулигански поплевываясь из-под крышки. "Переварила капусту, - с досадой подумала Виктория, - и Танечка, того и гляди, обожжется... Налью ей, пожалуй, заранее". Аккуратные ломтики картошки, тоненькая соломка моркови, прозрачные колечки лука, не хрусткая уже, мягковатая капуста и даже крошечный кусочек мяса - пусть и переваренные, щи все же были хороши, и Виктория поставила дымящуюся тарелку на стол. Так даже лучше: вот-вот вбежит Танечка, а тут ее уж обед поджидает...
- Пройдусь-ка я до школы, - небрежно проговорил Ленечка, когда ожидание сделалось невыносимым. - Что они там придумали, совсем детей домой не отпускать? Я сам! - Повысил он голос, предупреждая попытку жены помочь ему с кителем, примиряюще улыбнулся и вышел, едва накинув китель на плечи.
Виктория вернулась на кухню, достала мешочек с гречкой, присела к столу и принялась перебирать крупу: следовало занять голову и руки, чтобы унять неслышно подступающую тревогу.
Внучку искали день, ночь и весь следующий день до обеда. В доме ходили люди и хлопали двери. Соседи активно подключились к поискам, подъезд гудел, как растревоженный улей, и странно было, как из отсутствия каких бы то ни было сведений о вышедшей из школы девочке могло происходить столько шума, суматохи и пустых разговоров.
Все это время она перебирала крупу. Когда та кончалась, Виктория ссыпала обе кучки в полотняный мешочек и начинала заново. "Отдай ее, - стучали в голове слова, обращенные к страшной и слепой силе, - отдай, я уже платила тебе смертью. Ты не можешь ее забрать, ее время еще не настало. Отдай. Отдай. Отдай." Ловкие пальцы методично скользили по гладкой поверхности, рисуя невидимый узор гнева и надежды.
- Мамочка, может быть, вздремнешь ненадолго? - Легкая рука сына легла на ее плечо, и она подняла на него сухие блестящие глаза. Он побледнел и осунулся. Его, конечно, следовало успокоить.
- Я посижу тут еще немного, ладно? - как можно более буднично ответила она. - И суп пока выливать не станем...
Он покачал головой и вышел: в прихожей раздавались новые, незнакомые голоса, но, даже не разбирая слов, Виктория угадывала в них все ту же неопределенность и тревогу. Стемнело, но она не зажигала света, перебирая крупу на ощупь и уже не сортируя, а просто отсчитывая мгновения. "Отдай. Ее. Обратно."
Постепенно ночной сумрак начал рассеиваться, и наступил рассвет - такой же яркий и тягостный, как когда-то. Часть крупы просыпалась на пол. "Подмету. Но сначала - отдай". В квартире снова захлопали двери, заговорили и задвигались. Она иногда виновато улыбалась входящим, и ее оставили в покое: маленькую, бессловесную и, по всем признакам, помешавшуюся.
От острых граней крупинок стало саднить пальцы. Виктория повернула руки ладонями вверх: на покрасневшей коже вздулись мутные пузырьки волдырей. Она встала и подошла к окну. По стеклу полз крошечный жучок с тоненькими, как Танечкины косички, усиками. Стало невыносимо душно, и она открыла форточку, впуская в кухню свежий воздух и разговоры у подъезда.
- Ищут. Вот как вчера хватились, так и ищут. На матери с отцом лица нету, утром зашла к ним - белые, как покойники. И бабка с кухни не выходит, сидит сиднем. Как села вчера, так и сидит. Молчит, только гречу по столу возит. - Соседка Клавдия выразительно понизила голос и - Виктория была уверена - для убедительности вытаращила глаза. - А девчонки нет нигде. Как сквозь землю провалилась.
Виктория легонько дунула на жучка, и тот сорвался со стекла, ударился об раму и сгинул в расщелине между рассохшейся рамой и подоконником. Провалился сквозь - что?
- Нина, Ленечка! - закричала она что было сил и неловко рванулась из кухни, больно ударившись на ходу об угол стола. - Надо искать Танечку в бомбоубежище!
* * *
Совсем рядом что-то капало, и сумрак вокруг казался обитаемым. Недосягаемо высоко тускло светило солнце, с трудом пробиваясь к ней сквозь дыру, в которую она так по-дурацки вчера провалилась. Очень хотелось пить и плакать.
И чтобы перестала болеть так нескладно подвернутая нога.
Она так устала уже гнать прочь липкий страх, что совсем ничего не почувствовала, когда самый край сумрака ожил и зашевелился. Шум, грохот, распахнутая из ниоткуда дверь, бьющий по глазам луч фонаря - и вот отцовская рука уже судорожно гладит ее лицо, а мать озабоченно ощупывает больную ногу. Смех, слезы, вопросы вразнобой - она крепко зажмурилась и спрятала лицо на отцовской груди, боясь ослепнуть и оглохнуть разом.
- Оспидя, оспидя, - причитала вездесущая Клавдия, - ить намаялося как дитя, ни словечка от нее, ни слезинки... Горлу, поди, надорвала, на помощь-то звать, да тут разве дооресси ...
Дотошная бабулька угадала: Таня и правда кричала так, что сорвала голос, но признаться в этом сейчас было невозможно.
- Лишь слабые трусливо взывают о помощи. Паника на флоте хуже бури, - прошептала девочка и потеряла сознание.
В тот же вечер, оставив жену с благополучно прооперированной дочерью в больнице, Ленечка впервые напился до беспамятства.