Письмо оказалось коротеньким и незаконченным. Зато фотография была чудесной. С плотного картона строго и взыскательно смотрела юная женщина с темными глазами и детским ртом. Её трудно было назвать красивой, но отчего-то сразу было ясно, что она могла быть всякой: любящей, нежной, непобедимой, страдающей и поверженной... Прародительница чьего-то рода. Властительница чьих-то дум. На обороте значилось: "Придворный фотографъ Его Королевского Высочества наследного принца сиамского Ф. И. Подзоровъ. 1914 год. Владивостокъ. Негативы сохраняются". Фотографии тоже прекрасно сохраняются. По крайней мере, первые сто лет. Проверено опытным путём. А золотые буквы заставляют произносить какие-то невероятные слова про сиамских принцев.
Сильный порыв ветра оповестил ее о том, что тайны взломанного чердака никогда не существовало, как (очевидно, с недавних пор) и стекла в окошке в конце анфилады: его осколки на полу очень красиво преломляли прекрасный свет Прованса. Разбитое окно, сквозняк, мистраль, чердак, чужое письмо и фотография столетней давности - дом, кажется, в ее отсутствие (и вместе с ней) тоже ненадолго лишился чувств. Или, может быть, устал хранить свои секреты?.. Чьи-то старые тайны рвались на свет из старого чемодана, чье содержимое она только начала исследовать, но, очевидно, что всему остальному придётся немного подождать. Сначала следовало заняться разбитым стеклом.
- Знаешь, время, я совершенно не рассчитывала на то, что ты примешься высаживать окна, - вздохнула она и отправилась вниз, чтобы позвонить тем, кто должен был быть в курсе и мог помочь: мужу, сантехнику-мастеру на все руки и Изабель.
Изабель удивилась и посоветовала звонить сантехнику. Муж начал задавать риторические вопросы и, кажется, не поверил, что замок сломала не она. Они почти поссорились. Сантехник повёл себя наиболее дальновидно - предпочёл просто не брать трубку. Можно сказать, проявил благородство. Или чувство самосохранения: разговаривать с разозленной женщиной - то ещё удовольствие.