Клянусь, аркан я не бросал ни разу.
Но так случилось, первым же броском
я заарканил гордого Пегаса
и укротил хорошим тумаком.

Тут на меня, понятно, накатило,
забил в мозгу тщеславья барабан:
сегодня мне  с Пегасом пофартило,
а завтра с Музой закручу роман.

И рифмы хлынули, стихи и басни сея -
Пегас на эти штуки даровит.
Я ликовал, от их богатства млея,
предчувствуя, что буду знаменит.

Устав писать, расправив плечи вольно,
в своих глазах поднявшись, как утес,
поводья натянул: "Пегас, довольно".
Собрал стихи, в редакцию отнес.

"Свежо, - сказал редактор, - самобытно,
а то несут ничтожество одно...
Ну, от кого пришли, друг вы мой ситный?
Записка при себе или письмо?"

А я, не поняв самого простого,
стою  как пень,  в ответ ни бе ни ме
Он подсказал: "Вы, может, внук Светлова?
У Резника   не числитесь в родне?"

Я промолчал. Он продолжал упрямо:
"Похожи вы, а на кого - забыл...".
Сейчас, подумал, скажет на Хаяма.
И сразу сник, и сразу загрустил.

Мой род, увы, ужасно непригляден,
сплошь из низов, хамья и дурачья...
Лучь света лишь по папе родной дядя -
заведующий пунктом вторсырья.

Дошло, сползла улыбка: "Безусловно,
у вас местами важное звучит,
но слишком суховато и неровно,
и рифма не поет, а дребезжит.

Вам мой совет: упорство и терпенье,
оттачивайте в строках каждый слог..."
Я передал Пегасу поученья,
тот от стыда не выдержал и сдох.

Не снес упрека в творчестве незрелом,
а я в порядке, не погряз в нытье
Займусь другим общеполезным делом -
попробую себя во вторсырье.

И пусть любой, читая строки эти,
решив меня насмешкою кольнуть,
учтет: страна не проживет без меди,
а без поэтов сдюжит как-нибудь.