Пока крепко спали боги, спали НАТО и ООН,
В ночь подняли по тревоге наш десантный батальон.
Нам напомнили о праве угнетенным помогать:
мол, надо в братской нам державе "бармалеев" поприжать.

На меня комбат ругался - был в политике я слаб.
Зря вдолбить в меня старался, будто турок не араб.
Обстоятельно, толково вел занятия со мной.
"Ты, - внушал, - сначала словом, а потом уже стрельбой".

Но усвпивал я туго, чей Дамаск, а чей Ханой, 
Говорил о друге сухо из страны почти родной:
"Друг чего-то там гундосит - не понять, не разобрать,
а потом гранату бросит или примется стрелять".

В остальном я добрый воин, одним словом - молодца.
На отлично курс освоил современного бойца.
Мне приказ отдайте "к бою", посадите на броню,
Я всех с легкою душою на котлеты порублю.

Братьев щупать автоматом командир нам не велит,
А у брата под халатом подозрительно звенит.
Брат глядит, как черт из ада, нос - как пароходный киль.
Точно где-нибудь припрятал, негодяй, джихад-мобиль.

Но сержант Серега Громов в чине выше моего,
Политически подкован и стратег был - ого-го.
Он мечтал служить в генштабе, потому  от "А" до "Я"
Соблюдал в полном  масштабе все решения Кремля.

На меня сержант зверюгой рыкнул:: "Смирно, рядовой! 
Что ты буром прешь на друга? Он же, дурень, в доску свой.
Автоматом тычешь в рожу, разошелся, как семит..."
Друг метнул в сержанта ножик, и сержант с тех пор молчит.


Жаль, приказ связал мне руки, а нето б давил, как вшей,
По военной бы науке подозрительных друзей.
Ходят задними дворами, растворяются к утру,
Днем они до гроба с нами, ну а  ночью - с ЦРУ.

Я давно уж на гражданке, в прошлом все, живу "на ять"
Но в снах пешим и на танке продолжаю воевать.
Стоит лечь - приходят бесы. Снова вижу их чертей:  
друзья-братья так и лезут, так и прут из всех щелей.

Водки хлебану немного, станет легче, все путем.
И, поставив свечку Богу,  вновь засну спокойным сном.
Не герой-орденоносец, зато  жив, тому и рад,
Ну а Бог, надеюсь, спросит с тех, кто в бойне виноват.

Сам я выжил, не загнулся, клясть судьбину не могу.
А сержант домой вернулся при медале, но в гробу.
Не сочтите за злорадство, только я уверен в том,
что погиб он не за братство - за нефтянку и Газпром.