Николай Иванович смотрел на тихую гладь озера. Он часто совершал прогулки неподалеку от своей усадьбы, черпая в них спокойствие и вдохновение. Здесь в роще, где тишину нарушают только голоса птиц, можно было предаваться размышлениям о жизни, плыть по волнам воспоминаний. Воспоминания - это то, что осталось ему от прежней насыщенной, полной трудностей и интриг жизни после того, как его в расцвете сил отправили так несправедливо в отставку даже без права на пенсию. Путь гениального врача не был усыпан лепестками роз. Но совершенные им открытия, направленные на спасение жизней, на развитие медицины, стоили всех пережитых невзгод. И государственной службы он наелся до сыта. Теперь он богатый помещик, продолжающий практиковать врач, но иногда в его взгляде застывала необъяснимая грусть. Так было и сейчас.
Солнце зависло в зените и лучи, бегая по воде, отбрасывали блики. Наверное, это как раз и можно назвать солнечным смехом. Николай Иванович грустно улыбнулся сам себе. Такой чудесный день, а на душе словно кошки скребут. Возможно, это потому, что сегодня ему снова снился Севастополь.
Николай Иванович мысленно перенесся в 1854 год. Крымская война в самом разгаре. Молодой, но уже очень известный хирург, он рвется на фронт и наконец получает разрешение царя ехать туда в качестве главного врача армии. Бездорожьем, липкой грязью и проливными дождями встречает его с коллегами-врачами Севастополь. Несчастные раненые солдаты, которым практически никакой помощи не оказывается, лежат вповалку на собственных шинелях в той самой липкой грязи. Днями и ночами он оперирует, делает перевязки, лечит переломы. Справляться с больными и решать их бытовые проблемы ему помогают сестры милосердия. Эти хрупкие женщины стоически переносят тяготы войны и оказывают неоценимую поддержку, выхаживая больных. А Николай Иванович давно убедился, что выздоровление в большей степени зависит от ухода, чем от успешно проведенной операции. Тогда еще никто не знал, что община сестер милосердия станет отправной точкой для движения Красного Креста.
Видя ужасные условия содержания раненых, он организует лазареты и вводит сортировку больных, чтобы пресечь распространение инфекции. После предварительного осмотра по его указанию раненых делят на три группы. Одни нуждаются в оперировании или обработке сложных переломов, другим оказывается помощь немедленно, а третьих, кому уже нельзя помочь, уносят в отдельное помещение, где им суждено провести последние часы. И иногда даже страшно становится от понимания того, что в такие моменты врач подобен палачу, одним коротким указанием "оставить здесь" или "в Гущин дом", решая судьбы человека. А сердце его не должно дрогнуть. Тяжело ли принимать подобные решения? Николай Иванович знал ответ на этот вопрос лучше других. И свое сердце он закалил давно, еще в бытность свою студентом. С детства он был весьма хилым и болезненным, доктора не прочили ему долгой жизни. Они все ошибались. Но тогда он верил им и боялся не успеть внести свой вклад в развитие медицины и анатомии, потому часами не мог уйти из холодного анатомического театра, изучая строение организма, записывая, рисуя медицинские атласы.
И что же? Это дало свои плоды. Он известный хирург, и приехал на войну не просто для того, чтобы резать руки и ноги. Его цель иная - не просто лечить, а менять систему, когда экономят на здоровье и жизни людей, систему, при которой куриный суп даже не пахнет курицей, потому что за продовольствие отвечают нечестные люди, а проще говоря, обычные воры. Николай Иванович уже не один раз сталкивался с казнокрадами мошенниками, занимающими высокие посты. От таких он натерпелся еще в Петербурге, когда тащил на своих плечах два разоренных госпиталя и преподавал в Медико-хирургической академии. Именно в госпитале при академии он и столкнулся с фактом наглого воровства. Мало того, что для больных не соблюдались рацион и дозировка лекарств, но дошло до того, что использованные повязки, бинты и компрессы сохранялись и, полежав некоторое время в общей зловонной куче, перепродавались. Это, в конце концов, привело к эпидемии в Петербурге. Чиновники-мошенники, разоблаченные Николаем Ивановичем, плели интриги, стряпали доносы, но он вышел победителем из этой схватки с казнокрадами, которые в итоге были справедливо наказаны. Здесь в Севастополе он еще меньше хотел сталкиваться с жуликами, сидящими на государственных должностях. И препятствовал им как мог.
Существовавшие в то время законы медицинской практики также не устраивали Николая Ивановича. Он не мог смотреть, как безграмотные врачи рушат судьбы, оставляют кучу инвалидов.
Севастопольские защитники прозвали его чудесным доктором. "Сейчас Николай Иванович подправит меня, и буду как новенький", - говорили они. Однажды в операционную внесли убитого солдата, у которого не было головы. Его боевые товарищи попросили как-нибудь голову пришить, а то без друга в бою им будет тяжело. Так сильна была вера Севастопольских бойцов в его уникальный врачебный талант.
А талант этот происходил еще и из глубокого знания анатомии, необходимость которого для хирурга уже много лет проповедовал Николай Иванович. Ранее многие врачи отвергали важность анатомии. Зачем им знать, как там устроены мышцы, сосуды, органы? Главное удачно разрезать, а потом зашить. Многие врачи действовали чисто интуитивно. Но чудесный доктор все же был услышан. А помог в этом случай с безносым пациентом, да-да, именно безносым. Будучи молодым профессором при Университете в Дерпте Николай Иванович познакомился с парикмахером или как раньше говорили цирюльником по имени Отто. Несчастный мужчина уже двенадцать лет стеснялся выходить из дома и сносил разного рода насмешки, и все потому, что у него не было носа. Молодой доктор обещает сделать ему новый нос. И выполняет обещание! Именно этот случай, а не многочисленные научные статьи и блестяще проведенные операции, например, по извлечению камней из мочевого пузыря, помог доказать всем вокруг важность знания анатомии. Цирюльник Отто не только смог радоваться жизни, но и приобрел популярность. Он ходил гордо по улицам Дерпта, а вокруг толпились любопытствующие, которым было интересно посмотреть на его замечательно приставленный молодым врачом нос.
Благодаря носу Отто важность глубокого анатомического знания наконец признали. Однако все еще было множество так называемых докторов, отвергающих учение о строении человека. Большую часть своей жизни, всю силу таланта гениальный врач положил на реформирование и изменение в лучшую сторону врачебной системы.
Николай Иванович медленно шел по аллее к дому. Севастополь, Кавказ... К счастью, война позади, но как ни странно именно война позволила ему внедрить важные изменения в медицине. Одно из значительных достижений - использование наркоза во время операций. Страшно подумать, что раньше единственным обезболивающим был стакан водки, да и то в лучшем случае. Все операции делались на живую. Он хорошо помнил, как еще в студенчестве практикующие врачи-профессора проводили показательные операции для студентов прямо на лекции. Врач должен был действовать быстро, так как больной все чувствовал. Конечно, в таких условиях и успешно проходили далеко не все операции. Он знал, что многие считают именно его изобретателем наркоза, но также знал, что это заблуждение. И хотя Николай Иванович никогда не приписывал себе чужих заслуг, однако сие заблуждение было вполне объяснимо. Настоящим прорывом в медицине девятнадцатого века становится облетевшая мир новость - американские ученые Уоррен и Мортон смогли безболезненно удалить пациенту зуб. Значит, обезболивание при операциях возможно! С помощью эфира на время операций пациентов начинают усыплять, первые такие операции проводятся и в России. Николай Иванович изучает действие паров серного эфира, ставит опыты на животных и даже на себе. Наконец, он изобретает наиболее подходящую маску для наркоза. Но вдруг выходит запрет на использование эфирного наркоза. Дело в том, что влияние эфира на организм еще не было изучено. Любые осложнения после операций приписывали действию наркоза, поскольку боялись отравления больных. Спорить с министром, который ввел ограничение бесполезно даже признанному хирургу. И тогда Николай Иванович делает весьма хитрый и умный ход: он находит брешь в законодательстве, которая позволяет обойти нелепое ограничение. Запрет использования наркоза при операциях касался всех, кроме военных! Он едет на Кавказ, где в это время как раз идут боевые действия. Там Николай Иванович проводит операцию под наркозом, а потом еще 400 операций, при этом он еще и врачей обучает. И по прошествии пяти месяцев душа его ликовала - запрет министра был снят!
"Да, что тогда, что сейчас спорить, доказывать истину, всегда было бесполезно людям, находящимся во власти предрассудков. Надо только действовать, лавировать, искать новые пути и работать, работать", - думал он, сидя за столом в своей уютной гостиной.
Александра Антоновна, его любимая жена, разливала чай. Она подошла к роялю и закрыла крышку. Наверное, Чайковский, приезжавший за врачебной консультацией, вчера устроил им маленький концерт в этой самой гостиной и, вероятно, забыл закрыть фортепиано.
Музыка, которой Петр Ильич наполнил комнату, тронула давно дремавшие струны в сердце чудесного доктора, струны большого чувства и большого страдания. Он вспомнил, что было время, когда он считал любовь великой силой, ради которой хочется жить вечно. Такую любовь он испытывал к своей первой жене, Екатерине. С первых дней брака он оградил ее от друзей, от светской жизни и считал, что она должна всецело принадлежать ему, как он принадлежит науке. Смерть первой жены заставила его искать утешение в религии и все больше погружаться в работу.
А потом он, к счастью, встретил девушку, разделявшую его убеждения. Саша, Сашенька... Наверное, эта женщина рядом с ним - подарок судьбы. Она стала его спутницей, другом, заменила мать его детям.
Неожиданное появление слуги заставило прервать размышления.
- Николай Иванович, там пациент пришел, Ваша помощь нужна.
- Хорошо, Степан, сейчас иду.
- Ты же еще чай не допил даже, - ласково проговорила Александра Антоновна.
- Позже, душенька, - ответил Николай Иванович и направился к выходу.
Александра Антоновна проводила его нежным взглядом, с грустью отмечая, что плечи мужа все больше сутулятся, а походка становится все тяжелее.
В уголках ее губ затаилась улыбка. Она вспомнила, как перед свадьбой получила от него записку, где Николай Иванович просил найти в округе людей, нуждающихся в медицинской помощи. Он и во время их медового месяца собирался работать! Но странная просьба будущего супруга не слишком удивила молодую невесту, а также заставила лишь улыбнуться. Уже тогда Александра Антоновна знала, из какого теста сделан ее избранник. Всю жизнь ее муж отдавал врачеванию, в этом весь он. А она воспитывала его сыновей, следила за домом, фактически стала его тенью. Но ни за что не пожелала бы другой жизни.
Николай Иванович шел к больнице, которую он выстроил на территории своей усадьбы, чтобы и после ухода в отставку продолжать заниматься любимым делом. Он с детства был разносторонним, обладал литературным талантом, писал стихи. Ему даже прочили будущее писателя, однако сам Николай Иванович помнил, что, будучи мальчишкой, уже чувствовал желание врачевать. Возможно, на такое стремление стать именно доктором повлияло волшебное выздоровление его старшего брата Амоса. Юноша уже много лет страдал неподдающимся лечению ревматизмом. Приводимые родителями доктора разводили руками. И вот однажды осмотреть Амоса пришел один из самых выдающийся на тот момент хирургов Москвы Ефрем Осипович Мухин. Николай Иванович и сейчас, спустя много лет, помнил, как тот сразу же стал давать указания по лечению брата. Исцеление Амоса произвело на маленького Николая огромное впечатление. После этого случая любимой его игрой становится игра в доктора, когда он щупал пульс и смотрел язык домашним, даже кошка нередко была переодеваема в женский наряд и становилась пациенткой для маленького врача.
Однако детская игра переросла в настоящую страсть к науке, подогреваемую жаждой знания. Тот самый замечательный врач Мухин, заметивший юное дарование, посоветовал родителям отправить юного Николая учиться в университет. А дальше надо было много работать. Он никогда не боялся работы, стремился к знаниям, оттачивал мастерство вопреки всем препятствиям. Перед мысленным взором Николая Ивановича быстро промелькнула картина: вот он совсем юный, худой и высоколобый мальчишка в плохонькой шинели спешит на учебу, а в спину летят насмешки сокурсников. А от следующего воспоминания на его щеках проступает краска стыда. Будучи нуждающимся в деньгах и часто недоедающим, он однажды взял без спроса кусок сахара у своего много более богатого соседа-студента. Брать чужое нехорошо, и неважно, что ты голоден или беден. Николай Иванович не оправдывал себя никогда. Это было свойственно ему и в профессии. В отличие от большинства своих коллег он честно признавал врачебные ошибки, чем снискал великое доверие и уважение к себе не только как к врачу, но и как к человеку. А воспитание человека внутри себя было для него важнейшей целью. Еще на войне он убедился, наблюдая за военными и коллегами, что успех любого предприятия гораздо больше зависит от человеческих качеств задействованных людей, чем от финансовой поддержки, хорошей амуниции или достатка продовольствия. Николай Иванович никогда не скрывал свое мнение, порой, высказывал его даже слишком твердо и прямолинейно. Талант хирурга породил вокруг него множество завистников, а благодаря своей грубоватой честности он нажил множество недоброжелателей. Точка была поставлена после двух лет, прожитых под звуки обстрелов и разрывающихся бомб Крымской войны, когда о доме напоминали только письма Саши да изредка полученные посылки с любимыми сигарами. Покидая разрушенный Севастополь, он не знал, что все, сделанное им: перевязочные пункты, налаженную работу с ранеными, - развалят за считанные дни. Но, вернувшись с фронта, главный врач в свойственно манере открыто рассказал государю о несостоятельности и недостатках российской армии. А результат? Немилость царя Александра Николаевича. Пусть так. Но он сделал все, что от него зависело, совесть его была чиста. Зенита его талант достиг здесь, в Вишне. И здесь он принес не меньшую пользу людям, чем на Кавказе или в Крыму.
Николай Иванович перешагнул порог приемной. Там его с явным нетерпением ждал плохо одетый неопрятного вида пожилой мужчина. У него была повреждена рука. Оказалось, что он упал в канаву, поскользнувшись на скользкой дороге. Кроме того, старик беспрестанно кашлял.
- Тут перелом, - с первого взгляда определил Николай Иванович.
- Это что ж теперь? Отрезать? Что ж я без руки делать буду? - запричитал пациент.
- Да что вы, - доктор успокоил старика. И приготовился накладывать гипс.
А не так уж давно в таких случаях действительно людей оставляли калеками. Но Николай Иванович знал и внушал всем вокруг: "Ампутация - крайняя мера". Раньше при переломах использовали повязки из бараньей кожи или сильно накрахмаленные повязки, но они быстро намокали в полевых условиях, становились неудобны, бесполезны или хуже того - приводили к серьезным осложнениям, угрожающим жизни больного. Еще во время пребывания на Кавказе Николай Иванович придумал гипсование и опробовал новый метод на раненых.
Пока хирург "ремонтировал" поврежденную руку старичка, помощник его наблюдал за умелыми движениями прославленного хирурга. Это напомнило Николаю Ивановичу, что в былые времена к нему на лекции и демонстрационные операции приходили как на концерты в театр.
Благодарный пациент рассматривал свою загипсованную руку с некоторым удивлением.
- А это возьмите от кашля, - Николай Иванович протянул больному пузырек с микстурой.
- Спасибо, - смущенно проговорил старик.
Все в округе знали, что двери больницы Николая Ивановича отрыты для всех нуждающихся в помощи. И неважно, звенят ли в твоем кармане монеты или гуляет в них ветер. А если больной сам не сможет прийти, то к нему приедет скорая помощь - специальная телега летом или сани зимой. Николай Иванович провел осмотр еще нескольких пациентов, проходивших лечение в его больнице, и медленно пошел домой. По пути доктор заглянул в палисадник. Он стоял, не без гордости любовался прекрасными розами, которые вырастил сам, и на губах его играла улыбка. Возможно, он так любил эти цветы потому, что они напоминал о детстве: вот няня приносит белые розы из сада, а мать гладит его голову тонкой рукой, пара локонов выбиваются из под ее чепца, а глаза светятся любовью...
За окном уже сгущались сумерки. Пламя свечи чуть дрожало от легкого ветерка, проникавшего через приоткрытое окно. В тишине рабочего кабинета только перо порой чуть постукивало по бумаге, да тикали большие напольные часы. Дверь бесшумно отворилась, но скрипнула половица, оповестив о появлении Александры Антоновны. Она пересекла кабинет и, обойдя кресло мужа, обняла его плечи, а потом, склонившись, нежно поцеловала макушку.
- Там чай готов, - сказала она ласково.
- Да, да, душенька, сейчас приду, - пробормотал он в бороду и тут же продолжил писать.
- Тогда мы тебя ждем, - жена вышла из комнаты, а половица снова скрипнула.
"Надо напомнить Сашеньке, чтобы распорядилась починить, ужасно раздражающий звук", - подумал Николай Иванович.
Он вздохнул и отложил тетрадь. Кажется, на сегодня все. Николай Иванович уже собирался подняться, но потом на какой-то миг между бровей его появилась задумчивая полоска. Он открыл тетрадь на самой первой до этого чистой странице. Перо снова заплясало по бумаге, оставляя придуманное только что чудесным доктором название: "Вопросы жизни, дневник старого врача, писанный исключительно для самого себя, но не без задней мысли, что, может быть, когда-нибудь прочтет и кто другой". И нетерпеливым размашистым почерком подпись - Н.И. Пирогов.