МОЙ БЕШЕНЫЙ СКОРОХОД ГЛАВА 3. МОЛОДОСТЬ. ЕЛАБУГА 1990 год.
Эпизод из 90-х
О приходе нового времени, о том, что в городе появились коммерческие банки, я узнала вовсе не первая. Просто я слишком далека была от этой темы. Пока однажды мой знакомый из бывших комсомольских вожаков меня не позвал на встречу с президентом коммерческого банка "Континент". Приглашение заинтриговало и вскоре я уже сидела на мягком диване в кабинете банкира - Леонида Григорьевича Онушко.
Так запросто мы сидели и беседовали с банкиром. О литературе.
Онушко посетила внезапная идея - силами банка выкупить дом в Елабуге, где провела свои последние дни поэт Марина Ивановна Цветаева с сыном. Там же она и повесилась...
Дом этот предполагалось перестроить под музей, у музея должен быть директор... В директоры прочили меня.
Надо сознаться, что я была не сильна в своих представлениях о музейной деятельности. К поэту Цветаевой относилась с уважением. Но без фанатизма. Над ее предполагаемой могилой там же, в Елабуге, никогда не рыдала. Стихов ее, как тогда было принято, в день ее смерти и в день рождения на елабужском кладбище не декламировала, рук в исступление не заламывала и городскую администрацию за отсутствие мемориальной доски на домике, где она окончила свой жизненный путь, не проклинала.
В этом, на мой взгляд, и была странность - почему Онушко со товарищи выбрали именно меня. Позднее, когда выяснилось, что работа директора несуществующего музея довольно таки грязная и пыльная, мне хоть что-то стало понятно... А в тот день я согласилась на их предложение скорее от неожиданности самого предложения.аутро мы с Онушко и его заместителями на праворулевой "Ауди" двинулись в Елабугу.
Нужно было выкупить этот самый дом. Меня такая история необычайно интриговала - домов, тем более под музей, я отродясь не покупала.шлая хозяйка дома проявила необычайную расторопность и сметливость. Мы, оказывается, были здесь не первые. За деревянный двухкомнатный домик, небольшой огородик и пару сараюшек она просила несколько квартир и коттеджей на всю родню до третьего колена. Я возможностей банка не знала и в торгах не участвовала. Я уныло озиралась по сторонам - обе комнатки были настолько мелкие, что вот только мы там вчетвером и поместились. А где должна находиться экспозиция, было совершенно неясно. Да и экспозиции, собственно, не было - одна идея. Мы пообещали подумать и уехали, уже в дороге мне стало ясно, что свободных средств на такое количество квартир и коттеджей у банка нет.
Мы слегка приуныли, но ненадолго - Онушко твердым голосом приказал мне: "Давай, ищи дом поблизости. Подешевле и попросторней". Возражать я не стала - в этот день я уже была на работе. конце концов, через месяц мы купили двухэтажный дом в двухстах метрах от первого. Я облегченно вздохнула - все же постоянно находиться под воображаемой петлей, которая полвека назад помогла Цветаевой перестать дышать, было бы тяжело.
Онушко сказал мне напутственное слово, что-то типа "Щи - в котле, каравай - на столе, вода - в ключах, а голова на плечах...". и погрузился в банковскую деятельность. Я осталась один на один с чужим, полуразрушенным, захламленным домом. Счастливые бывшие хозяева, переезжая в новое, более комфортабельное жилище, весь свой вековой хлам оставили мне. Одних дырявых валенок мы вынесли на помойку пар сто, а весь остальной мусор из дома и огорода вывезли на пятнадцати КамАЗах-грузовиках.
Вот где потрудились мои подросшие дети - они исправно исполняли роль мусорщиков и даже получали за это какую-то условную зарплату.аконец дом опустел, потревоженные крысы насиженное место покинули.
Теперь предстояло его отремонтировать и наполнить содержанием. Хотелось бы еще знать каким...Марина Цветаева в Елабуге не жила. Марина Цветаева в Елабуге самоубилась. Ни ее вещей, ни, разумеется, рукописей.Лично я воспринимала трагедию Цветаевой как возрастную утрату невостребованной женственности. Любая женщина, мне представлялось, обязательно подумает, прежде чем повеситься, как это будет выглядеть - коричневые полуспустившиеся чулки, характерное для всех висельников лицо... Только не Цветаева.
Я уже и рада бы была отказаться от этой, казавшейся теперь бессмысленной, затеи.
Но Онушко и мысли такой не допускал. И мне не позволял сомневаться. Думай, командир, шевели мозгами. поехала в Москву. Тогда все в Москву ездили, если не знали, какое принять решение. Я побывала во всех музеях Цветаевой: в Борисоглебском переулке (Москва), в Болшево, Александрове и Тарусе(Подмосковье). Даже в музее Ивана Цветаева под Гусем Хрустальным.
Я привезла из Москвы несколько книг исследователей жизни и творчества Цветаевой с автографами и заверения "цветаеведов" во всем мне способствовать. Заверения на стены не повесишь. Но время у меня еще было - ремонт продвигался не быстро. Нанятые рабочие отчаянно воровали у меня стройматериалы, пришлось в этом неотремонтированном доме на время поселиться, вспомнить, как это прекрасно, когда в доме нет воды, все удобства во дворе, а на улице - трескучий мороз.
Очень кстати Министерство культуры еще неразвалившегося тогда СССР купило у меня пьесу и я, опять же очень кстати, купила на эти деньги автомобиль. Автомобилем "Ока" в наше время может называться с большой натяжкой, а тогда, в девяностом году, она меня просто спасала. Хоть и поздно вечером, но я все же стала добираться на ней до дома - это 40 километров пути - все же нужно было заботиться и о своих сыновьях, которые ни примерной учебой, ни примерным поведением меня не радовали.
Пришлось пойти еще и в автошколу, но ездить за рулем я начала значительно раньше, чем получила права. Женщин за рулем тогда на наших дорогах было не много и гаишникам единственного встречающегося на моем пути поста и в голову не могло прийти, что ежедневно курсирующая из Елабуги в Набережные Челны и обратно женщина может еще до такой степени обнаглеть, что посмеет ездить без прав. Впрочем, правил дорожного движения я не нарушала, скорости не превышала, и вообще - через три месяца у меня уже были права. Моя "окушка" стала для меня в то время палочкой-выручалочкой, даже номер ее до сих пор помню - 1968... А ведь у меня потом были и другие машины, получше, но я не помню их номеров. Вот, к примеру, мне нужен кран, чтобы спилить дерево, закрывавшее все окна второго этажа будущего музея. Я прыгаю за руль и мчусь за город, на трассу, по которой как раз и ездят эти самые краны и большегрузы. Дальше - дело техники. Голосуешь проезжающим машинам, останавливаешь, договариваешься, сопровождаешь к музею. Они пилят, ты - платишь. Дело сделано. Да будет свет!
Потом, когда решили, что мебель в музее будет стоять никакая ни цветаевская - таковой просто неоткуда было взяться, а просто елабужская, того времени - сколько же моя "окушка" исколесила дворов и задворков (мы с ней и помойками не брезговали) - если не удавалось чего-то найти в домах у елабужан - искали на свалках - подбирали, отмывали, отдавали в ремонт или в реставрацию... К очередной годовщине смерти Марины Ивановны в 91 году открыли музей. Музеем назвать его можно было с большой натяжкой - личных вещей Цветаевой у нас не было вовсе, но в фондах казанского краеведческого музея нам удалось получить вещи из дома Бродельщиковых. Самым впечатляющим было большое настенное зеркало. Думается, хотя бы разок, но она в него все же взглянула...
Получили благословение патриарха Алексия Второго, владыка Казанский Анастасий отслужил литургию на предполагаемом месте захоронения Марины Ивановны.Потом принялись записывать на кинопленку беседы с людьми, встречавшими Цветаеву в Елабуге. Через несколько лет этими нашими записями заинтересовался фонд Сороса, согласился частично профинансировать проект. К тому времени я уже жила в Москве - там и смонтировала документальный фильм "Марина Цветаева. История гибели и последних дней жизни".
- Все... - сказал мне через год после открытия музея, который мы чаще стали называть Домом памяти Марины Цветаевой, Онушко. - Учись зарабатывать сама. Время сейчас такое - переходи на самоокупаемость.егко сказать - переходи... Вход в музей у нас был бесплатным, а хоть бы мы его и сделали платным, на зарплату сотрудникам вряд ли бы насобирали. К тому времени у меня работало уже семь человек, был даже садовник.
Открыли художественный салон, продавали картины местных художников, стали водить экскурсии по Елабуге, Онушко нам гостей привозил, коллег по бизнесу. Растроганные банкиры перечисляли деньги на благотворительный счет фонда Цветаевой. Мы, по-моему, стали единственным в стране музеем, существовавшим на деньги, которые нам самим удавалось заработать. Мы не только сами жили на то, что заработали, мы еще и гостей со всех концов страны у себя принимали.
Любой человек, приехавший в Елабугу навестить места, где трагически оборвалась жизнь Цветаевой, мог рассчитывать на то, что у нас его встретят, накормят и спать уложат, если ему не по карману гостиница. Музей стали навещать артисты из Москвы - Валентин Гафт, Инна Чурикова, Клара Лучко, Татьяна Васильева, Клара Новикова - еще многие. Приезжали цветаеведы, писатели, но я учила людей, с которыми тогда работала, не делить наших посетителей на известных и неизвестных, относиться ко всем одинаково гостеприимно. Не раз бывало, что мы открывали музей и в восемь, и в девять часов вечера, чтобы дать возможность людям, не располагающим достаточным временем, осмотреть экспозицию в то время суток, когда уже все подобные заведения закрыты.
Но случилось несчастье. И я приняла решение - уехать. В Москву. И не было сил ни поискать достойного преемника, ни толком передать дела. Бывают такие моменты в жизни, когда буквально все в этом мире становится безразлично. Мы с сыном уехали, и лишь через пару лет я смогла поинтересоваться, что же стало с музеем. Как будто бы ничего страшного, преемница быстро нашлась сама, только вот музей ее мало интересовал и стоял этот дом какое-то время закрытый на замок.
Упорно функционировал только благотворительный фонд, вернее его расчетный счет, который мы с Онушко оставили глубоко не пустым. Пятизначная солидная сумма, если пересчитать на доллары, на этом счете была. Была, была, а потом разнесся слух, что фонд Цветаевой бедствует. До такой степени, что продает музей. Городу. Потому что нужны ему деньги.
Идея оригинальная - торговать музеем, в который ты ничего не вложила - не каждому это придет в голову...ород музей купил. Но благотворительный фонд богаче не стал, видать судьба у него такая - быть бедным. Авось пожалеет кто-нибудь, да еще подаст.
А банк "Континент" к тому времени прекратил свое существование, пошло тогда по республике такое поветрие - не всякий банк, дескать, имеет право быть банком.
Мне жаль, что так случилось, я в своей жизни больше не встречала банкиров, которым не безразлична судьба российской провинции. Другие финансовые структуры ни благотворительным фондом Цветаевой, ни музеем не заинтересовались - не тот уровень, видать...
Впрочем, не все так печально - город Елабуга взял этот скромный домик на баланс, вложил в него деньги, капитально отремонтировал. Выкупил и тот домишко, который нам с Онушко оказалось выкупить не по зубам. Город Елабуга привел в порядок свою пристань и принимает туристические теплоходы...
С поздней весны до поздней осени плывут теплоходы - сначала по Волге, потом по Каме, везут россиян поклониться местам, где кончилось терпение слабой женщины Марины Ивановны и не стало на земле поэта Марины Цветаевой.
Где стоял на ветру ошарашенный шестнадцатилетний мальчик Мур, родившийся под Парижем, заброшенный судьбой в предвоенную Россию, выброшенный той же судьбой в Елабугу и в одночасье оставшийся один на всем белом свете...