Водка закончилась на пятый день, и он понял - пришло время действовать.
Пять дней осталось позади. Пять дней алкогольного помутнения, пять дней, проведенных на продавленном гнилом диване в этой омерзительной своим естеством отсыревших обоев и почерневшего кафеля маленькой чужой квартирке.
Пять дней перед телевизором, с оставшимся единственным государственным каналом.
Стратегическое отступление, колоссальные потери противника, невозможность применения оружия массового поражения - об этом говорили чаще всего.
Слухи о пандемии нового заболевания глупы и беспочвенны, эпидемиологическая ситуация в норме, обстановка спокойна - это тоже пользовалось популярностью.
Как по горло в грязь.
Он молча постоял перед замызганным зеркалом в ванной, глядя на грязное, испитое отражение с синевой под заплывшими глазами. Нестерпимо воняло из туалета: водоснабжение работало с перебоями уже третий день. Затем прошел в комнату, вытащил из-под кровати футляр: кожаный, блестящий, новый; нелепый и чуждый в этих отчаявшихся стенах.
Проверять не имело смысла, он и так знал, что всё на месте.
На улице было безлюдно - как в раннее утро воскресенья. Только это было утро беды, утро смерти. Официально комендантский час в городе начинался с шести вечера, но и днем почти никто не рисковал выходить на улицу: то здесь, то там регулярно вспыхивали перестрелки. Откуда-то тянуло гарью.
На повороте на Невский замер БТР, обложенный грудой мешков с песком. Рядом стояло несколько солдат, измождённых и напряжённых, с лицами, спрятанными за марлевыми повязками.
Чуть подальше высился обгорелый до черноты остов двухэтажного автобуса, на стене рядом виднелись засохшие пятна чего-то тёмного.
Витрины магазинов скалились зубами разбитого стекла, где-то вдалеке надрывно визжала сирена. Несколько попавшихся навстречу прохожих нервно перебегали от дома к дому, вжимаясь в стены, поднимая повыше повязки на лицах.
На Аничковом мосту не было коней: их демонтировали и увезли в неизвестном направлении еще на прошлой неделе. С Фонтанки дул холодный ветер.
Он запахнул еще сильнее свое изодранное пальто выцветшего грязно-зелёного цвета и ускорил шаг.
Метро было закрыто, подземные переходы наглухо перегорожены решетками, за стеклянными дверями "Гостиного двора" темнели силуэты солдат с автоматами.
Мимо, сверкая мигалками, проехал автомобиль, зажатый между двумя бронетранспортерами.
На секунду все стихло.
Город затаился. В отчаянном страхе перед надвигающимся, в слабой надежде незнамо на что, он зажался в клетки квартир, перерезал улицы танками и бэтээрами, затянул небо дымом от горящих окраин.
В ста метрах от метро к газетному киоску прижали двух мужчин средних лет с серыми лицами. Трое солдат держали их на прицеле, один с грубым матом заставлял задержанных закатать рукава курток. Мужчины сопротивлялись, что-то бормотали, внезапно один из них дёрнулся в сторону, пытаясь убежать, но, разумеется, не успел сделать и шага: грохнули две короткие очереди.
Один из солдат, наклонившись над трупами, закатал одному из них куртку и быстро отскочил в сторону. Серовато-белый живот был весь покрыт чёрными мокнущими нарывами.
Оставаясь таким же невидимым и незаметным, он проскользнул мимо отчаянно вызывавших кого-то по рации солдат к башне бывшей городской думы.
Он зашёл через музыкальную школу. Она была закрыта давным-давно, но для него уже не были помехой запертые двери. Мимо беспомощно глядящих вслед портретов композиторов, по пыльным ступеням, мимо разграбленного банка, вскрывая мановением руки замки и засовы на дверях, слушая коматозный шепот умирающих часов наверху, он шел к башне.
С верхней площадки весь разоренный город был как на ладони. У метро, на месте казни, очевидцем которой он стал, теперь стоял бронированный автомобиль, рядом с которым столпились какие-то люди в белых скафандрах, с короткими автоматами в руках, державшие на мушке солдат. Был слышен нервный разговор, переходящий на крик. Какая из сторон кричала, не было понятно.
С высоты стало видно несколько столпов черного дыма, поднимавшихся на юге, за Обводным каналом.
Внизу разговор окончательно перешёл в крик, раздался чей-то отчаянный визг, ударили автоматы, кто-то взвыл...
А тем временем в тысячах километрах отсюда в глубинах земли начали свое движение боеголовки...
Открыв чехол, он поднес к губам трубу и заиграл...
"Первый ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела..."