Поле было бескрайним. Приятный слабенький ветерок еле слышно колыхал созревшие колосья, создавая тихую умиротворяющую музыку. Ряды золотистой пшеницы простирались до горизонта, где таяли в синеватой дымке.

Пшеница пробуждала воспоминания о свежем хлебе: горячем, воздушном, только что из печи.

Внимательный зритель вполне мог заметить небольшую проплешину в форме круга на безупречном полотне поля, напоминавшую своим безукоризненным геометрическим контуром многочисленные статьи об инопланетянах и их следах.

В центре круга, сомкнув на груди руки и закрыв глаза, лежал человек. Пышная, но пришедшая в ужасный беспорядок борода, пятна краски на замызганной измятой одежде, рядом - небрежно откинутый мольберт, перевернутая палитра, и, наконец, кисть, трепетно прижимаемая к груди, как главное сокровище вселенной.

Художник судорожно пытался вернуться в спасительный, пустой сон, хоть ненадолго отсрочить неминуемую встречу с реальностью, с жизнью и, разумеется, с Ними. А Они были уже тут. Как он ни старался заснуть, отключится от внешнего мира, он все равно продолжал слышать их хриплые крики.

Пролежав так без успеха минут десять и окончательно убедившись в тщетности будущих попыток, художник раскрыл глаза и медленно поднялся на ноги. И тут же, решив, что он дал слабину, Они набросились на него.

Они мелькали и кружились перед его глазами, отвратительно крича и гримасничая, принимая на лету различные позы, призывая его запечатлеть Их, именно Их. В Их крике он слышал: "Смотри на нас! Рисуй нас! Разве есть в мире что то более достойное внимания, более прекрасное, чем мы! Смотри, смотри, не отводи взгляд, не закрывай глаз! Мы здесь! Смотри на нас!".

Вороны, огромные черные вороны кружили над его головой. Воздух был наполнен отвратительным карканьем.

Художник запрокинул голову к небу и тихо застонал.

- Мне кажется, что к Этому его в первую очередь подтолкнула семья, видевшая в нем лишь источник обогащения и в то же время стремившаяся полностью владеть не только его телом, но и душой.

-Ну, это извечная проблема всех талантливых людей. Все Творцы, даже самые мелкие и бесталанные, рано или поздно вступают в этот конфликт. Личность - толпа, совесть - деньги, Бог - Мамона. По сути, это одно и то же противостояние - душа - тело. Да что там талантов, в какой то мере это касается всех нас! Во всяком случае, мне так кажется ...

Вороны, вороны, вороны. Как же он ненавидел их! Что он только не делал, только бы избавиться от них хотя бы на мгновение!

Он проклинал их самыми черными и желчными словами, которые только знал. Он плевал на принципы и начинал рисовать их, но тут же в ужасе замечал, как тает в его руках кисть и бледнеют краски. Он падал перед ними на колени и молил о пощаде. Он просил - дайте мне один только день, покиньте меня на пару часов, на минуту, на мгновение! Но они только каркали и кружились над ним.

Он поднял мольберт, взял в руки палитру и, зажав в дрожащей руке кисть, сделал попытку вспомнить то, что они всегда крали у него. На какое-то мгновение он смог полностью погрузиться в себя, крики ворон ушли куда-то вдаль, и он вспомнил.

Да, вот именно так и никак иначе! Обмакнув кисть в краску, он сделал первый, самый главный мазок.

Восходящее на краю горизонта солнце, танцующие на колосьях лучики света, перепад цветов неба - от светло-голубого до темно-синего - вот что он должен нарисовать. Вот то чудо, которое он обязан открыть миру.

Утро сменилось днем, настал вечер, он не замечал времени. Брызги краски летели на одежду, бороду, лицо - он не обращал внимания...

Когда он завершил Картину, солнце уже опускалось. Победоносно взглянув на ворон, он отошел от мольберта и посмотрел на свое, наконец законченное творение

И тут же сердце пронзило стрела сомнения. Да, солнце, пшеница, небо - все есть. Но почему солнце не светит, а напоминает собой кусок желтого картона, почему небо не зовет ввысь, а дышит могилой? Нет, нарисовано все чудесно, но где тут та капля, которая делает из мазни шедевр, которая дарит жизнь полотну? Картина была мертва, кусок холста с банальным пейзажем и ничего более. Вороны украли суть картины, ее душу.

В гневе он сорвал с мольберта холст и порвал его на мелкие кусочки, плюхнул, придавив ногой, об землю палитру, плюнул на землю, дернул клок из бороды, да так, что выступили слезы. Некоторое время он бегал по кругу, как умалишенный, пиная и расшвыривая всё на своем пути, грозя воронам кулаками, крича в небеса бессвязные слова.

Наконец, лишившись всех сил, он рухнул на землю и погрузился в сон.

- Говорят, он всегда хотел жить на Дальнем Востоке.

- Интересовался Японией или Китаем? Или просто был без ума от морской капусты?

- Нет, отнюдь. Его собственная страна не интересовала, что уж сказать о других. Нет, просто он стремился туда, где восход.

Первые лучи солнца оборвали его тревожный, полный кошмаров сон. Он сразу вспомнил вчерашнее и мгновенно вскочил на ноги. Только бы успеть, только бы поймать ту частичку, ту каплю, душу Картины!

Зажав уши ладонями, чтобы не слышать вездесущих воронов, он стоял и смотрел туда, где восходило солнце.

Зрелище прекраснее не видел он в своей жизни никогда. Торжественно и величественно огненное светило начинало свой долгий путь. Тьма, покрывавшая небо, медленно, неохотно, но все же рассеивалась. Легионы мрака держались из последних сил, но лучи света прорубали их оборону, крушили и неумолимо оттесняли тьму. Свет озарил пшеничное поле и, казалось, что колосья не просто золотятся под лучами солнца, а состоят из золота неведомой чистоты. Восходило Солнце. Зарождался новый день. Зарождалась новая жизнь.

В сотый раз он стоял, ошеломленный этих зрелищем, этой вечной битвой ночи и дня и лишь вороны сбивали, отвлекали его, своими криками пробивая хлипкую и ненадежную преграду ладоней.

Наступил день. Закрыв глаза, он попытался привести в порядок свои сметенные рассветом чувства, представить свою Картину.

Восходящее на краю горизонта солнце, танцующие на колосьях лучики света, перепад цветов неба - от светло- голубого до темно синего - вот что он должен нарисовать. И не более того...

Закричав, он упал и забился в судорогах.

- Ну вот, что я вам говорил, видите!

- И так каждое утро?

- Именно. Как раз когда санитары сменяются. Как будто он специально так делает...

2006