Орленко Андрей Викторович : другие произведения.

Кто убил комиссара трюфо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Андрей Орленко

Кто

убил комиссара Трюфо?

  
   Действующие лица
   Телемах -- профессор
   де Люк -- инспектор полиции
   Микита -- сторож
   Шани -- дочь Микиты
  
   Комната -- нечто среднее между профессорским кабинетом, раздевалкой и моргом. Если в двух первых случаях аналогии более или менее постоянные, то в третьем -- это только каталка из морга. На каталке человек, вернее, тело, накрытое простыней с пятнами крови.В углу комнаты на длинной скамейке сидит молодая леди в теннисном костюме. Возле нее -- ракетка и мячи. Девушка играет на флейте очень грустную мелодию. У нее забинтовано колено. В комнату входят Микита и де Люк. Они не обращают никакого внимания ни на покойника, ни на девушку. Мужчины молча рассаживаются в разных концах комнаты. Де Люк достает револьвер.
  
   де Люк. Такой был пистолет?
   Микита. Думаю, что да.
   де Люк. Похоже на правду.
   Микита. Где ты его взял?
   де Люк. Это мой.
   Микита. Шани разбила колено.
   де Люк. В каком сете?
   Микита. Думаю, что в третьем.
   де Люк. Тогда ничего страшного.
   Микита. Теперь придется ходить на перевязки.
   де Люк. Это лучше, чем лежать в гробу.
   Микита. Пожалуй.

Шани играет на флейте.

   де Люк. А где ты был в это время?
   Микита. Я уже говорил.
   де Люк. Да, не удается мне тебя запутать в вопросах.
   Микита (сочувствуя). Не удается.
   де Люк. Я позвоню.
   Микита. Позвони. Ты не говоришь по-немецки?
   де Люк. Какого черта! (Набирает номер.) Вообще-то, ты зря затеял со мной эту игру.
   Микита. Пожалуй.
   де Люк. Барышня! Соедините меня с комиссаром. Это де Люк. Да не Дилюг, а де Люк. Инспектор де Люк. (Никите, прикрыв ладонью трубку.) Ни черта не сооб­ражают. Я ей говорю де Люк, а она мне: "Какой Дилюг?" (В трубку.) Господин комиссар? Докладывает де Люк. Не Дилюг, а де Люк. Инспектор де Люк. Да это я. Пока ничего. Никто не сознался. Нет, скорой помощи еще не было. Тело возле меня. Я уже смотрел. Телемах был за­стре­лен в душевой. Пуля пробила шею и упала в кана­лизационный сток. Ее уже не найти. Пока не ясно. Нет, я абсолютно уверен, что Телемах мертв. Прошло уже три часа, и никаких признаков жизни. Нет. Это не телевизор. Это играет его партнерша по корту. Ее зовут Шани. Она разбила колено между вторым и третьим сетами. Теперь будет ходить на перевязки. Я тоже так думаю. Сколько всего было сетов? (Миките.) Сколько всего было сетов?
   Микита. Думаю -- пять.
   де Люк. Что-то около пяти. Есть продолжать рассле­до­вание. Благодарю за доверие. Когда вас ждать? Понял. Всего хорошего. (Кладет трубку.)
   Микита (участ­ливо). Досталось?
   де Люк. Пустяки. Почему ты спросил, знаю ли я немец­кий?
   Микита. У меня есть некоторые сомнения отно­си­тельно переводов второго пролога "Фауста".
   де Люк. А разве их два?
   Микита. Два.
   де Люк. А зачем?
   Микита. Почем я знаю?
   де Люк (резко). Слушай, не старайся сделать из меня идиота, ничего не выйдет. Я расследую обстоятельства убийства Телемаха.
   Микита. Ну и расследуй.
   де Люк. Какие у тебя были мотивы убивать его?
   Микита. Никаких.
   де Люк. Ты уверен в этом?
   Микита. Думаю, что уверен.
   де Люк. А почему ты спросил меня про немецкий?
   Микита. Не знаю.

Шани продолжает играть на флейте.

   де Люк. Все это достаточно странно.
   Микита. Ты о чем?
   де Люк. Об убийстве.
   Микита. Почему?
   де Люк. Давай рассуждать логически.
   Микита. Давай.
   де Люк. Шеф поручил мне вести расследование до его приезда.
   Микита. Поздравляю.
   де Люк. Спасибо. Сначала необходимо выяснить все обстоятельства.
   Микита. Согласен.
   де Люк. Я не должен ударить в грязь лицом.
   Микита. Разумеется.
   де Люк. Итак, я слушаю тебя.
   Микита. Меня?
   де Люк. Да.
   Микита. Меня зовут Микита. Так меня назвали родители по настоятельной просьбе деда. Он увлекался русскими былинами. Я окончил два факультета: филоло­гический и театральный. Некоторое время я преподавал. Потом писал критические статьи. Два года назад я поступил на службу к Телемаху. Я работал сторожем на его корте до сегодняшнего дня. Это удобная работа, по­скольку я пишу книгу об истории театра.
   де Люк. Какого театра?
   Микита. Всемирного.
   де Люк. Где ты находился в момент выстрела?
   Микита. Я был на корте. Снимал сетку.
   де Люк. Ты всегда снимаешь сетку?
   Микита. Да. Если ее не снимать, она провисает.
   де Люк. Где находилась твоя дочь Шани?
   Микита. На корте. Она помогала мне снимать сетку.
   де Люк. Она всегда помогает тебе снимать сетку?
   Микита. Нет, только сегодня.
   де Люк. Почему сегодня она решила тебе помочь?
   Микита. Потому что я решил ее об этом попросить.
   де Люк. А раньше ты никогда не просил ее помочь тебе?
   Микита. Нет.
   де Люк. Почему?
   Микита. Потому что раньше она не бывала на этом корте.
   де Люк. Значит, сегодня Шани впервые была здесь?
   Микита. При мне -- да.
   де Люк. И ты сразу попросил ее о помощи?
   Микита. Нет, не сразу. После игры.
   де Люк. Шани играла?
   Микита. Да.
   де Люк. С кем?
   Микита. С Телемахом.
   де Люк. Интересно.
   Микита. Что?
   де Люк. Вопросы задаю я.
   Микита. Задавай.
   де Люк. Где в момент выстрела находился Телемах?
   Микита. В душевой.
   де Люк. Откуда ты это знаешь?
   Микита. Я, собственно, этого не знаю. Я так думаю.
   де Люк. Почему?
   Микита. До выстрела Телемах пошел в душ, а после выстрела я его там нашел.
   де Люк. Значит, ты был первым, кто обнаружил труп?
   Микита. Нет. Шани прибежала туда раньше меня.
   де Люк. О чем ты писал книгу?
   Микита. Я ее еще пишу. Об истории театра.
   де Люк. И много написал?
   Микита. Страниц триста.
   де Люк. А где лежал Телемах?
   Микита. В душевой.
   де Люк. На полу?
   Микита. Да.
   де Люк. Вода из крана шла?
   Микита. Нет.
   де Люк. Кто ее выключил?
   Микита. Ее никто не выключал. Телемах не успел открутить кран.
   де Люк. Откуда ты знаешь?
   Микита. Пол в душевой и тело были сухими.
   де Люк. Телемах был раздет?
   Микита. Да.
   де Люк. Кто, кроме тебя и Шани, еще находился на корте?
   Микита. Ты.
   де Люк. Когда ты увидел меня?
   Микита. Когда Шани закричала в душевой над телом Телемаха, ты вышел из раздевалки.
   де Люк. Сколько было выстрелов?
   Микита. Один.
   де Люк. Ты уверен?
   Микита. Я слышал один выстрел.
   де Люк. Ты побежал в душевую сразу после выстрела?
   Микита. Да.
   де Люк. Куда был ранен Телемах?
   Микита. В шею.
   де Люк. Когда ты подошел, он был уже мертв?
   Микита. Да.
   де Люк. Не находил ли ты в душевой или у ее дверей пистолетной гильзы?
   Микита. Нет. Гильзы не было. Видимо, стреляли из револьвера.
   де Люк. Из чего стреляли, не твоя забота. Что было потом?
   Микита. Потом я перенес тело сюда.
   де Люк. Ты сам его перенес?
   Микита. Нет. С тобой.

Шани играет на флейте.

   де Люк. В каких отношениях ты был с покойным?
   Микита. В нормальных.
   де Люк. Подробнее.
   Микита. Телемах был моим двоюродным братом.
   де Люк. Вы дружили?
   Микита. Между нами были нормальные родственные отношения.
   де Люк. Как ты попал к нему на службу?
   Микита. Два года назад я остался без работы. На каком-то семейном торжестве Телемах, узнав о моих трудностях, предложил охранять его корт. Меня это устраивало.
   де Люк. Ты писал книгу?
   Микита. Тогда еще не писал. Но книга была уже задумана.
   де Люк. Что это было за торжество?
   Микита. Ты о предложении Телемаха?
   де Люк. Да.
   Микита. Не помню. Кажется, похороны твоей жены.
   де Люк. Моей жены?
   Микита. Да. Она была родной сестрой Телемаха и моей кузиной.
   де Люк. Чем занимался Телемах последнее время?
   Микита. На корте? Играл в теннис.
   де Люк. А в науке?
   Микита. Я знаю только в общих чертах. Что-то свя­занное с демографией. Кажется.
   де Люк. Сколько ты уже написал?
   Микита. Думаю, две трети.
   де Люк. Телемах знал о твоей книге?
   Микита. Да. Несколько раз мы говорили об этом.
   де Люк. Телемаха интересовало что-то конкретное в твоей работе?
   Микита. Нет. Он любил античный театр.
   де Люк. Поче­му античный?
   Микита. Не знаю.
   де Люк. Как оказалась на корте Шани?
   Микита. Ее привел Телемах.
   де Люк. Зачем?
   Микита. Играть в теннис.
   де Люк. Они давно были знакомы?
   Микита. С детства Шани.
   де Люк. Чем она занимается?
   Микита. До недавнего времени она играла в каком-то оркестре.
   де Люк. А теперь?
   Микита. Не знаю. Как-то Шани сказала, что слушает лекции Телемаха.
   де Люк. Давно?
   Микита. Несколько дней назад.
   де Люк. В каких отношениях была Шани с Теле­махом?
   Микита. Не знаю. Телемах ей дядя.
   де Люк. Шани замужем?
   Микита. Нет.
   де Люк. Вы живете вместе?
   Микита. Да.
   де Люк. У нее есть любовник?
   Микита. Думаю, да.
   де Люк. Ты можешь назвать его?
   Микита. Могу.
   де Люк. Телемах?
   Микита. Нет.
   де Люк. А кто?
   Микита. Ты.

Шани продолжает играть на флейте.

   де Люк. Какой доход приносил Телемаху корт?
   Микита. Я думаю, что дохода вообще не было.
   де Люк. Почему?
   Микита. Корт тренировочный. К тому же не очень хорошее покрытие. Деньги за проданные абонементы едва окупали содержание корта.
   де Люк. Зачем Телемах покупал неперспективный корт?
   Микита. Корт достался ему в наследство от твоей жены.

Звонит телефон. Шани продолжает играть на флейте.

   Микита (берет трубку). Корт Телемаха. Нет. Не знаю. Вы говорите с ночным сторожем. Я ничем не могу вам помочь. Да. Хозяин убит. Три часа назад. Звоните утром. Всего хорошего. Спасибо. Постараюсь. (Кладет трубку.)
   де Люк. Кто это был?
   Микита. Налоговый инспектор.
   де Люк. Чего он хотел?
   Микита. Говорить с Телемахом.
   де Люк. Почему ночью?
   Микита. Днем Телемах здесь никогда не бывал.
   де Люк. Как же он вел дела?
   Микита. Дела вел я.
   де Люк. Вот оно что...
   Микита. Что?
   де Люк. Ничего. Ты кого-нибудь подозреваешь?
   Микита. В чем?
   де Люк. В убийстве Телемаха.
   Микита. Да.
   де Люк. Кого?
   Микита. Троих человек.
   де Люк. Кого конкретно?
   Микита. Тебя, Шани и себя.
   де Люк. Меня?
   Микита. Что тебя удивляет?
   де Люк. Но почему меня?
   Микита. На то у тебя были причины.
   де Люк. Перестань говорить загадками! Какие у меня могли быть причины убивать Телемаха?
   Микита. Ревность. Он отбил у тебя Шани.

Звонит телефон. Микита берет трубку, долго слушает.

   Микита. Вы ошиблись номером. Это не морг. Это корт Телемаха. (Кладет трубку.)
   де Люк. Кто это был?
   Микита. Ошиблись номером. Им нужен морг.
   де Люк. Спрашивай, кто звонит.
   Микита. Зачем?
   де Люк. Так надо.
   Микита. Хорошо.
   де Люк. Почему Шани все время играет на флейте?
   Микита. Ни на чем другом она играть не умеет.
   де Люк. Ее так потрясло убийство?
   Микита. Все флейтистки сумасшедшие. Все время дуют, а КПД низок.
   де Люк. Хорошо, а какие основания для убийства, по-твоему, у Шани?
   Микита. Ты имеешь в виду Телемаха?
   де Люк. А что, было другое убийство?
   Микита. Пока нет.
   де Люк. Что значит "пока"?
   Микита. К сожалению, убийства на земле происходят довольно часто.
   де Люк. Ты отвлекся. Так что могло побудить к убийству Шани?
   Микита. Это деликатная тема,
   де Люк. Я настаиваю.
   Микита. Ты должен понимать, что это скорее догадки, чем подтвержденные версии.
   де Люк. Я все понимаю.
   Микита. Ревность.
   де Люк. Опять ревность! У меня создается впечат­ление, что ты хочешь меня запутать.
   Микита. Не торопись. Все вполне логично.
   де Люк. Интересно. Ты развивай мысль.
   Микита. Ты мне не веришь?
   де Люк. Мне верить не положено по должности.

Шани играет на флейте.

   Микита. Хочешь кофе?
   де Люк. Потом.
   Микита. Как хочешь. (Наливает из термоса кофе.}
   де Люк. Ну?
   Микита. А что ты так волнуешься? Ведь ничего еще не произошло.
   де Люк. Ничего?!
   Микита. Ах, да. Ты про Телемаха.
   де Люк. Ты издеваешься надо мной?
   Микита. Не горячись. Давай лучше я сперва расскажу о себе.
   де Люк. Какого черта!
   Микита. Я имею в виду свои мотивы. Что могло бы меня побудить к убийству Телемаха. Все равно мне придется это рассказывать. Так не лучше ли сразу?
   де Люк. Постой. Постой. Ты хочешь сознаться?
   Микита. Ну ты хватил! Сознаваться я ни в чем не буду. Я только расскажу о возможных мотивах. Так ты согласен?
   де Люк. Валяй.
   Микита. Не удивляйся, но и в моем случае мотив -- ревность.
   де Люк. Что такое?
   Микита. Чего ты схватился? Эдипов комплекс тут ни при чем.
   де Люк. Что ты морочишь мне голову своими комплексами. Ты говорил, что ревновал Шани к Телемаху.
   Микита. Разве?
   де Люк. Говорил. Говорил.
   Микита. И что я говорил?
   де Люк. Ты специально выводишь меня из себя?
   Микита. Что ты злишься? Очевидно, я имел в виду отцовскую ревность. Единственная дочь и все такое... Впрочем, здесь очень возможен случай аффекта.
   де Люк. Ладно, черт с тобой. А Шани?
   Микита. Что Шани?
   де Люк. Почему она убила Телемаха?
   Микита. Ты что! Рехнулся? Шани никого не убивала!
   де Люк. Ну, могла убить...
   Микита. Шани убить? Да как ты смеешь!? Хам!
   де Люк. Я -- хам?
   Микита. Хам! Говорить такие гадости о моей дочери. Да как у тебя только язык повернулся?
   де Люк. Ты сам сказал!
   Микита. Что я сказал?
   де Люк. Ты сказал, что знаешь, за что Шани убила Телемаха!
   Микита. Ложь! Я не мог такого говорить.
   де Люк. Ты что, дурак?!
   Микита. Подлец! Ничтожество! Не смей называть меня дураком!
   де Люк. Сейчас я тебе покажу!

Начинается потасовка. Звонит телефон. Звонка никто не замечает.

Когда Люк валит на пол Микиту и садится на него верхом, Шани встает, подходит к дерущимся и что есть мочи бьет де Люка флейтой по голове. Де Люк охает и падает без чувств. Микита встает. Шатается.

Поправляет одежду.

   Микита. Чем это ты его?
   Шани. Флейтой. Чего он от тебя хотел?
   Микита. Да ну его!
   Шани. Осточертело все.

Звонит телефон. Шани берет трубку.

   Шани. Да. Корт Телемаха. Сейчас посмотрю. (Громко, мимо трубки.) Телемах! Вас к телефону.

Телемах садится в каталке. Его шея перебинтована. На повязке пятна крови. Под глазами синяки.

   Телемах. Кто там еще? (Берет трубку.)
   Шани. Не знаю.
   Телемах. Здесь Телемах. С кем я говорю? Добрый вечер, господин комиссар. Конечно, я не подумал. Про­стите. Такое горе. Ужасная смерть. Я тоже очень сожалею. Рассказать о себе? При чем здесь я? Да, редкое имя. Ме­ня так назвали родители по настоянию бабушки. Она увлекалась античным театром. Софокл, Эврипид... Этого не надо? Хорошо. Не буду. Окончил филоло­гический факультет. С тех пор преподаю в университете. Про­фессор. Читаю лекции по лингвофилософии. Последние годы занимаюсь проблемой взаимоза­виси­мости языковых ресурсов и демографической динамики. Это тоже не надо? Хорошо. Что вас еще интересует? Да, де Люк был моим родственником. Он был женат на моей сестре. Что? Как погиб инспектор? Сам я этого не видел, но очевидцы говорят... Да, были очевидцы. Да, я их знаю. Это ночной сторож моего корта Микита и его дочь Шани. Так вот, они говорят, что на голову де Люка упала хрус­тальная ваза. Тяжелая. Нет, конечно, не сто килограмм. Просто упала с высоты восемнадцатого этажа. Конечно, без каски. С чего бы это инспектору идти на теннисный корт в каске. Откуда же он мог знать, что ему на голову упадет ваза? Да, ваза разбилась. Голова раскололась на несколько частей. Думаю, что мертв. Прошло несколько часов, и никаких признаков жизни. Скорой помощи еще не было. Хорошо. Когда вас ждать? Уже выезжаете? Конечно, понимаю, что у вас много дел. Счастливой дороги. Разумеется, вы не чужой человек...

Кладет трубку. Телемах встает с каталки. Все втроем укладывают на нее де Люка, накрывают простыней.

   Телемах. Шани, послушайте, что это вы там бубнили на своей дудке весь вечер?
   Шани. Тел, не старайтесь показаться хуже, чем вы есть. У вас это плохо получается.
   Телемах. Я вовсе не стараюсь. Для чего мне это?
   Шани. Вы хотите сказать, что вы на самом деле такой болван, как здесь прикидываетесь?
   Микита. Дочка, по-моему, тебе не стоит хамить Телемаху в любом случае, даже если учесть, что он твой дядя.
   Шани. Помолчи, папа! Какой там дядя? Десятая вода на киселе.
   Телемах. Ну, это вы зря...
   Шани. Я знаю, что говорю.
   Микита. Шани!
   Шани. Не надо меня убеждать, что вы не тискали в ла­боратории эту дуру Сильвию.
   Микита. Как тебе не стыдно, Шани!
   Шани. С чего это мне должно быть стыдно? Ведь это не я тискала Сильвию в лаборатории за стеллажами.
   Микита. Сейчас же извинись перед дядей Телемахом!
   Шани. Больно надо...
   Телемах. Во-первых, дорогая Шани...
   Шани. Я вам не дорогая.
   Телемах. Хорошо. Во-первых, недорогая Шани...
   Шани. Папа! Он считает меня идиоткой, а ты мол­чишь!
   Микита. Ты сама велела мне молчать.
   Шани. Ладно, ладно... Так что там во-первых?
   Телемах. Во-первых, я с вами совершенно не согла­сен, что Сильвия дура.
   Шани. Ну-ну...
   Телемах. В отличие от вас, сударыня, у Сильвии нет никаких проблем с морфологией...
   Шани. Прекрасно! Значит, дура -- я?
   Телемах. Я этого не говорил. Во-вторых, я ее вовсе не тискал, а поздравлял с помолвкой.
   Шани. Знаем мы эти поздравления...
   Телемах. И, наконец, в-третьих, я совершенно не понимаю, чем это вас так задело.
   Шани. Ах, он не понимает.
   Телемах. Не понимаю.
   Микита. Прости, Телемах, но, к счастью, задело не Шани, а де Люка.
   Телемах. Да, бедняга.
   Шани. Интересно, ему было больно?
   Микита. Думаю, что нет. Вряд ли он успел почувство­вать боль.
   Шани. А что сказал комиссар?
   Телемах. Сказал, что выезжает. Но у него полно других дел. Может быть, задержится.
   Микита. Странно это.
   Телемах. Что странно?
   Микита. Странно, что ваза упала на голову де Люка.
   Телемах. О покойниках -- либо хорошо, либо ничего.
   Шани. Что хорошо?
   Телемах. Говорят.
   Микита. И все-таки, странно.
   Шани. Да, такой здоровый был, сроду не болел. А умер за секунду. Сколько я его помню, ни разу не жаловался на здоровье.
   Микита. Изредка у него печень пошаливала.
   Телемах. У него был гастрит. Мне еще покойная сестра говорила.
   Шани. Действительно. Был человек, и нет.
   Микита. Очень странно.
   Телемах. А каким он был спортсменом! Мне удава­лось его переигрывать только когда он был в плохом на­строении.
   Шани. Да, в плохом настроении покойничек бывал частенько.
   Телемах. Да и то, по геймам он меня всегда вставлял.
   Шани. А я колено разбила. Теперь придется ходить на перевязки.
   Телемах. Лучше ходить на перевязки, чем лежать в гробу. Де Люк часто повторял эту мысль.
   Шани. Крепкий был мужчина. И музыку любил...
   Телемах. Ну, положим, я тоже музыку люблю.
   Микита. Странно.
   Шани. Да что странно?
   Микита. Странно, что ему на голову упала ваза.
   Шани. А что же должно было упасть ему на голову? Бомба?
   Микита. Бомба -- не бомба... Но почему ваза? Да еще и хрустальная.
   Шани. Почему бы вазе не быть хрустальной?
   Микита. Странно.
   Телемах. Да что ты в самом деле? Ну, ваза, ну хрустальная. Что тебя удивляет?
   Микита. Да откуда ей взяться?
   Телемах. Очевидно, кто-то случайно сбросил ее с подокон­ника. Закрывал окно и не заметил вазу.
   Микита. Да какое окно в элеваторе?

Пауза.

   Шани. В каком элеваторе?
   Телемах. При чем здесь элеватор?
   Микита. Вы что? Ваза, которая убила де Люка, упала с крыши элеватора.
   Телемах. Ты же говорил, с восемнадцатого этажа.
   Микита. Элеватор высотой как раз с восемнадцати­этаж­ный дом. Мне это рассказал инженер, который его строил еще год назад.
   Шани. Не понимаю. Какой элеватор?
   Микита. Посмотри в окно.

Шани смотрит в окно.

   Шани. В самом деле элеватор.
   Телемах. Действительно, странно. Я думал, ее уронили из какой-то квартиры.
   Микита. То-то и оно.
   Телемах. Да, здесь пахнет нечистым. Похоже, это сделали преднамеренно.
   Шани. Перестаньте. Кому это надо?
   Микита. В том-то и дело, что непонятно.
   Телемах. Он кому-то мешал.
   Шани. Кому?
   Телемах. Не знаю.
   Микита. Шани, а в вазе были цветы?
   Шани. Откуда им там взяться?
   Телемах. А какое это имеет значение?
   Микита. Я подумал, что эту вазу могли забыть строители. А теперь ее сдуло ветром.
   Телемах. А цветы при чем?
   Микита. А черт их знает.
   Шани. Ладно тебе страхи на нас нагонять. Приедет комиссар, разберется.
   Микита. В чем он разберется?
   Шани. Кто убил де Люка.
   Микита. С чего ты взяла, что его убили?
   Шани. Кто-то же сбросил ему на голову эту прокля­тую вазу.
   Телемах. Не так-то это просто попасть вазой в голову прохожего с высоты восемнадцатиэтажного дома.
   Микита. Без оптического прицела не обойтись.
   Шани. Какого прицела?
   Микита. Скорее всего, это был самолетный прицел для бомбометания.
   Телемах. Прости, но ты говоришь ерунду. Кроме такого прицела, нужен еще бомболюк.
   Микита. Ну и что?
   Телемах. А как ты прикрепишь ко всему этому хрусталь­ную вазу?
   Микита. Я -- никак. А убийца, если он решился на этот шаг, думаю, смог бы прикрепить.
   Шани. Да что за убийца! Перестаньте меня пугать!

Звонит телефон. Шани берет трубку.

   Шани. Да. Нет. (Бросает трубку.) Мне и так не по себе после ваших рассуждений.
   Микита. Кто это звонил?
   Шани. Не знаю. Спросили, здесь ли комиссар Трюфо.
   Микита. Спрашивай, кто звонит.
   Шани. Зачем?
   Микита. Так надо.
   Телемах. Вы зря волнуетесь, Шани. Собственно, что такое страх? Это ваша реакция на ситуацию. Реакция эмоциональная.
   Шани. И что с того?
   Телемах. Ваши эмоции в данном случае -- фантазия, фантом, если угодно.
   Шани. Ничего себе фантом! Швыряет в головы про­хо­жих вазами, да еще с крыши элеватора.
   Телемах. Я не думаю, что здесь возможно говорить о какой-либо преднамеренности. Скорее всего -- чья-нибудь шалость.
   Шани. Хороша шалость...
   Телемах. Почему бы не предположить, что из зоопар­ка сбежала обезьяна...
   Шани. И захватила с собой хрустальную вазу?
   Телемах. Почему бы и нет?
   Микита. Мне кажется, ты упрощаешь ситуацию. Зачем обезьяне могла понадобиться ваза?
   Телемах. Да низачем. Просто так. Понравилась -- она ее и стащила.
   Шани. Откуда?
   Телемах. Это уже детали.
   Микита. Не думаю.
   Телемах. Вспомни Эдгара По. У него обезьяна орудо­вала бритвой. А чем бритва привлекательнее вазы? Может быть, гориллы, как вороны, клептоманы?
   Микита. По-моему, у По был орангутанг.
   Телемах. А по-моему -- горилла.
   Микита. Нет, не горилла. Точно орангутанг.
   Телемах. Да какой орангутанг! Горилла. Орангутанг зна­чительно меньше.
   Микита. Не намного меньше горилл.
   Телемах. Пари?
   Микита. Согласен. На что спорим?
   Телемах. На что хочешь. Я уверен, что выиграю.
   Шани. О чем вы спорите?!
   Микита. Кто был в рассказе у Эдгара По -- орангутанг или горилла.
   Телемах. Нет, нет. Не в рассказе у По, а на крыше элеватора.
   Микита. Почему ты решил, что там была обезьяна? Разве из нашего зоопарка сбегали обезьяны?
   Телемах. Я сам читал об этом в прошлом году.
   Шани. И я помню. Но насколько я помню, тогда сбежала мартышка.
   Телемах. Разве?
   Шани. Кажется, мартышка.
   Телемах. Все-таки вы не уверены?
   Микита. То, что в рассказе По была не мартышка, я помню наверняка.
   Телемах. Тут я с тобой совершенно согласен.
   Шани. Вы что, не верите мне?
   Телемах. Шани, не надо горячиться. Никто не сомне­вается в вашей искренности. Но подумайте сами, как мартышка могла зарезать троих человек?
   Шани. Да откуда мне знать?! Что вы ко мне приста­ли? Вы тоже считаете, что все флейтистки сумасшедшие?
   Телемах. Упаси Бог! Я вовсе так не считаю. Я очень люблю, когда вы играете на своей флейте.
   Шани. Потому что когда я играю на флейте, я не могу разговаривать? Папа, он считает меня идиоткой.
   Микита. Телемах, что ты, в самом деле, на нее насел? Шани очень впечатлительна. Любой пустяк может выве­сти ее из себя.
   Шани. Вот видите? А вы стращаете меня всякими обезьянами.
   Телемах. Да что вы! У меня и в мыслях не было...
   Шани. Было, было. Я ваши мысли вижу насквозь.
   Телемах. Милая Шани, все ваши страхи, как я уже говорил, фантомы и не более. Чужая смерть всегда страш­на для окружающих, так как напоминает им о собст­венной бренности. Страх естественен потому, что он фи­зиологичен. Но челове­чес­кие комплексы, сдобренные вооб­ражением, делают его некоей внешней силой. Пе­чаль­нее всего, что этот процес практически необратим. Его нельзя остановить сознанием, так как лежит он значительно глубже. Некоторую неадекватность вносят традиции и обряды. Но это лишь условность. Наверняка наши реакции вызывают не меньшее удивление пигмеев или аборигенов островов Океании.
   Шани. Не умничайте, пожалуйста.
   Телемах. С чего вы решили, что я умничаю?
   Шани. Адекватно, неадекватно. Вы не на лекции.
   Телемах. Я всегда так разговариваю. Не понимаю, что вас смутило?
   Шани. Все вы прекрасно понимаете.
   Телемах. Я действительно не понимаю. Я профес­сиональный филолог, и считаю, что точная формулировка мыслей -- мой долг, если хотите.
   Шани. Ничего я не хочу.
   Телемах. Я вас, право, не понимаю.
   Шани. Право, лево... Вы можете разговаривать нор­мально? Как все люди.
   Телемах. А я как разговариваю?
   Микита. Шани, если ты решила заниматься филоло­гией, тебе надо привыкать к подобной речи.
   Шани. И быть такой же занудой, как он? (Показыва­ет на Телемаха).
   Микита. Не хами.
   Телемах. Микита, я что-то не так сказал?
   Микита. Не обращай внимания.
   Шани. Вы меня, конечно, извините, но, по-моему, это неприлично. У меня такое впечатление, что вы специально делаете так, чтобы я почувствовала себя дурой.
   Телемах. Простите, Шани, что мы делаем?
   Шани. Не прикидывайтесь, будто вы не знаете. Все эти ваши рассуждения. Я ничего не понимаю.
   Телемах. Мне кажется, что вам должно быть полезно слу­шать подобные разговоры.
   Шани. Что же в них полезного? Чепуха какая-то.
   Телемах. Но ведь вы решили изучать лингвофило­софию... Ваш кругозор как ученого...
   Шани. Вы что, в самом деле считаете, что я решила посвя­тить себя науке?
   Телемах. А зачем же вы слушаете мои лекции?
   Шани. Уж во всяком случае не из-за того, что вы на них рассказываете.
   Телемах. А из-за чего?
   Шани. Из-за вас! Старый вы чурбан!

Пауза. Шани берет флейту, садится на то же место, что и в начале спектакля. Начинает играть.

   Телемах. Как?! Из-за меня? Как это понимать? Со­бла­говолите объяснить, что вы имеете в виду.
   Микита. Это уже бесполезно. Когда она играет, ничего не видит и не слышит.
   Телемах. Может быть, ты мне объяснишь, что это значит?
   Микита. Да брось ты...
   Телемах. Нет, ты не уходи от ответа. Что имела в виду твоя дочь?
   Микита. Что ты, сам не понимаешь?
   Телемах. Не понимаю.
   Микита. Может быть, это любовь?
   Телемах. Перестань пошлить!
   Микита. Нет, я серьезно.
   Телемах. Этого еще не хватало...

Звонит телефон. Микита берет трубку.

   Микита. Корт Телемаха. С кем я разговариваю? Это Ми­кита. Да. Да есть. Минутку. (Телемаху.) Налоговый инспек­тор.

Телемах берет трубку.

   Телемах. Да, это Телемах. Здравствуйте. Да, такое горе... Ужасная смерть. Ему на голову упала ваза. Тяжелая. Нет, надежды никакой. Уже несколько часов -- никаких признаков жизни. Скорой помощи не было. Комиссар выехал. Я тронут. (Кладет трубку. Миките.) Послушай, у тебя есть что-нибудь поесть? Я до неприличия голоден.
   Микита. Найдется. Бутерброды с сыром и кофе. (Достает из пакета.)

Телемах ест. Шани играет на флейте.

   Микита. А чего он хотел?
   Телемах. Почему ты пере­стал сочинять пьесы?
   Микита. Зачем? Пьесы-то -- дрянь?
   Телемах. Мне нравились.

Звонит телефон. Шани перестает играть. Берет трубку.

   Шани. Хорошо. (Кладет трубку.)
   Микита. Кто это был?
   Шани. Комиссар. Сказал, что выезжает.
   Микита. Ты не устала, девочка?
   Шани. Нормально.
   Микита. Как ты себя чувствуешь? Ты плохо выгля­дишь.
   Шани. Нормально.
   Телемах. У вас, в самом деле, усталый вид.
   Шани. Да ну вас, интеллектуалы сраные.
   Микита. Шани! Как ты разговариваешь!
   Шани. А как я разговариваю? Нормально разгова­риваю. Это вы чего-то городите несуразное.
   Телемах. Что вы имеете в виду?
   Шани. Да какие, на хрен, пьесы. Надо жить, а не рас­суждать о жизни. Нравится -- не нравится... Какая разница? Все равно все сдохнем.
   Телемах. Вы верно подметили, Шани, мы все сдохнем. Но на смертном одре очень хочется почувствовать благую усталость, а не раздражение.
   Шани. Чушь собачья! Нормальный человек не может умиляться приближению собственной смерти. Я вам никогда не поверю.
   Телемах. Младенцу очень трудно становиться челове­ком. Поэтому, как только он начинает разговаривать, он всем задает вопросы: "Что? Почему? Как?" Вступая в зрелость, он задает те же вопросы не другим, а себе. Ваш пессимизм -- от вашей молодости.
   Шани. Да ладно вам! Я повидала в своей жизни достаточно, чтобы рассуждать самостоятельно.
   Телемах. Не сомневаюсь, и все-таки...
   Шани. Что "все-таки"? В вас влюблена молодая, смею надеяться, красивая женщина, а вы упорно делаете вид, что не замечаете этого. Вместо того, чтобы тащить ее в постель, болтаете о всяких глупостях.
   Микита. Шани, есть же что-то еще, кроме секса.
   Шани. Нет! Ничего больше нет. Без секса все теряет смысл.
   Телемах. Думаю, это слишком смелое суждение.
   Шани. Вы либо обманываете себя, либо хотите обма­нуть меня. Без секса ничего нет.
   Телемах. Еще есть работа.
   Шани. Честолюбие или стремление к благополучию. А значит -- к нормальному сексу. И не пытайтесь меня переубедить. Это бесполезно.
   Телемах. Я заметил.
   Микита. Какая ты, однако, дрянь, Шани!
   Шани. Я не дрянь. Я честный человек.

Шани садится на прежнее место. Начинает играть на флейте.

   Телемах. Обиделась?
   Микита. Ничего. Ей полезно подумать. Совсем от рук отбилась.
   Телемах. Ты все-таки грубовато с ней разговаривал. Хочешь ты того или нет, она уже дама.

Пауза.

   Телемах. Что-то комиссара долго нет.
   Микита. А что ты волнуешься?
   Телемах. Да не случилось ли чего?
   Микита. А ты с ним знаком?
   Телемах. Виделись пару раз. А ты?
   Микита. И я пару раз. Что он за человек?
   Телемах. Не знаю. У меня нет причин думать о нем плохо.
   Микита. А хорошо?
   Телемах. Я тебя не понимаю. Если человек не сделал ничего дурного, это уже достоинство.
   Микита. Не сделал, или ты не знаешь?
   Телемах. В конце концов, что это за допрос?
   Микита. А что ты так заволновался?
   Телемах. Меня смущает твоя бестактность.
   Микита. Почему же бестактность? Скорее настой­чивость.
   Телемах. Значит, эта настойчивость бестактна.
   Микита. Не думаю. Речь идет об убийстве человека.
   Телемах. Каком убийстве? А при чем тут я? Да что ты насел на меня со своими вопросами! Приедет комиссар Трюфо и разберется во всем.
   Микита. Если бы комиссар Трюфо хотел сюда прие­хать, он бы давно был здесь.
   Телемах. На что ты намекаешь?
   Микита. Ни на что. Просто мне показалось, что я знаю, кто убил де Люка.

Шани играет на флейте.

   Телемах. Почему ты так на меня смотришь?
   Микита. А как я смотрю?
   Телемах. Будто подозреваешь меня в чем-то.
   Микита. А в чем мне тебя подозревать? Подозревать -- значит, не быть уверенным.
   Телемах. Что ты хочешь этим сказать?
   Микита. Ничего. Почему бы мне не знать о тебе больше, чем ты предполагаешь?
   Телемах. Я ничего не предполагаю. Я хочу, чтобы ты прекратил этот цирк.
   Микита. Не горячись. Никакого цирка я не устра­иваю. Пока.
   Телемах. Мне надоели твои загадки.
   Микита. Хорошо. Будем говорить начистоту. Согла­сен?
   Телемах. Мне нечего от тебя скрывать.
   Микита. Надеюсь, что это так.
   Телемах. Ты все время норовишь меня обидеть.
   Микита. Вовсе нет. Я в самом деле знаю чуть больше о твоих исследованиях и отношениях с де Люком.
   Телемах. Каких еще отношениях?
   Микита. Мы же договорились начистоту.
   Телемах. Ладно. А при чем тут мои исследования?
   Микита. Ты говоришь, что видел комиссара Трюфо всего несколько раз?
   Телемах. Это правда.
   Микита. Допускаю. Я даже допускаю, что ты не подо­зреваешь, что де Люк вербовал тебя по заданию комиссара Трюфо.
   Телемах. Я протестую! Выбирай выражения. Что значит вербовал? По-твоему, те услуги, о которых всего несколько раз просил меня де Люк, -- вербовка?
   Микита. Если ты хорошенько вспомнишь суммы гонораров за эти услуги, ты со мной согласишься.
   Телемах. Но я рисковал!
   Микита. Конечно. А иначе зачем ты был бы им нужен?
   Телемах. И давно ты работаешь на безопасность?
   Микита. Какое это имеет значение?
   Телемах. Тебе рассказала Шани?
   Микита. И Шани тоже.
   Телемах. А кто еще?
   Микита. Разве это так важно?
   Телемах. Ты сам предложил откровенный разговор.
   Микита. Ты прав. Кое-что мне рассказал де Люк.
   Телемах. Он хотел завербовать и тебя?
   Микита. Не будь наивным. Я не поверю, что ты не знал о том, что де Люк на грани провала.
   Телемах. Я никогда не лазил в их дела. Де Люк говорил, какая ему нужна информация, а я передавал ее через Шани. Больше я ничего не знаю.
   Микита. Я верю тебе. Честно говоря, мне бы не хотелось предавать огласке участие в этом деле Шани и тебя. Сам понимаешь... К счастью, я пока не докладывал...
   Телемах. Хорош дружок...
   Микита. Ты о ком?
   Телемах. О покойничке. Все твердил... я твой друг, я твой друг...
   Микита. Предают друзья. Эта истина стара, как мир.
   Телемах. Что я должен сделать?
   Микита. Ничего. Просто спросить у комиссара Трю­фо, что тебе делать дальше.
   Телемах. Но он не представлен мне в этом качестве.
   Микита. Значит, представится. Теперь у него нет другого выхода.
   Телемах. А Шани?
   Микита. Шани выходит из игры. Кроме того, не думаю, что Трюфо будет с ней возиться. После провала де Люка ему придется идти на прямой контакт с тобой.
   Телемах. Значит, мне ждать?
   Микита. Жди.
   Телемах. Так кто же бросил эту вазу в голову де Люка?
   Микита. Не знаю, возможно, что сам Трюфо.
   Телемах. Я налью себе кофе?
   Микита. Да, конечно. В термосе. Если хочешь -- возьми бутерброд.
   Телемах. Нет, только кофе. Тебе налить?
   Микита. Я не хочу.

Телемах идет к столу, на котором стоит термос и чашки. Оказывается за спиной Микиты. Наливает кофе. Медленно снимает брючный ремень, делает петлю.

   Телемах. Шани с тобой?
   Микита. Нет. Она еще ничего не знает. И не говори ей, пожалуйста.
   Телемах. Хорошо. Не скажу. Значит, ее признание в любви -- не спектакль?
   Микита. Во всяком случае, я ее об этом не просил.
   Телемах. Вот и ладно.

Телемах сзади набрасывает на шею Миките петлю и начинает душить. Микита пытается отбиваться, после хрипит, смолкает. Изо рта Микиты идет кровавая пена. Убедившись, что дело сделано, Телемах отпускает ремень. Микита падает на пол. Шани играет на флейте. Звонит телефон. Телемах берет трубку.

   Телемах. Да? Шани? Есть. Кто ее спрашивает? Сейчас приглашу. Шани, Шани, вас просят.

Шани не реагирует. Телемах забирает у нее флейту и вкладывает в руки телефонную трубку.

   Шани. Да. Это я. Привет. Нет, ничего. Все нормально. По­играли. Конечно. Я разбила колено. Теперь придется ходить на перевязки. Я тоже так думаю. Страшного ничего. Просто неприятно. А ты чем занимаешься? Позд­равляю. Ну и как? Ладно, все в порядке. Пока. (Кладет трубку. Телемаху.) Это Сильвия.
   Телемах. Я понял. А зачем она звонила?
   Шани. Просто так. У нее первая брачная ночь. Захотелось поделиться впечатлениями.
   Телемах. Поздравьте ее от моего имени. При случае.
   Шани. Телемах, вы верите в Бога?
   Телемах. Почему вы спросили?
   Шани. Вы сперва скажите, верите или нет?
   Телемах. Конечно, верю.
   Шани. На последней лекции вы приводили примеры из трех священных книг...
   Телемах. Да. Для сравнения.
   Шани. Это понятно.
   Телемах. А что непонятно?
   Шани. В какого Бога верите вы сами?
   Телемах. В какого Бога верю я? Это достаточно сложный вопрос. Я убежден, что Бог один.
   Шани. Если вы верующий человек, это понятно.
   Телемах. Нет. Я о другом. Бог один вообще. Просто я считаю, что разные религии его по-разному трактуют. И это естественно. Уклад жизни, климат, культура... Одним словом, колорит. Ведь не Бог создал людей, а наоборот. Впрочем, это уже детали. Вера как таковая и теологические системы -- вещи разного порядка. Вот, к примеру, язык. Он тоже продукт деятельности человека. Более того, он немыслим вне общества людей. Но однаж­ды родившись, уже он начинает диктовать людям свои законы. Бог -- продукт человеческой морали. Сама же мораль развивается во времени согласно законам Бога. Происходит это опосредованно. Через человекоподобных богов или божественных людей. Чем быстрее развивается общество, тем быстрее развивается мораль, тем чаще приходят мессии. Если раньше одного Божьего сына хватало на две тысячи лет, то я не исключаю, что скоро де­вам мариям придется рожать от непорочного зачатия по несколько раз в столетие. Это объек­тивно.
   Шани. Простите, я нагрубила вам...
   Телемах. Пустое.
   Шани. И с морфологией у меня не так уж плохо. Просто мадам Майер, когда принимала у меня экзамен, заметила, что на мне такие же туфли, как на ней.
   Телемах. Поэтому вы не смогли ответить на вопросы?
   Шани. Она меня не любит, и почти не слушала моих ответов.
   Телемах. Простите, но это не очень похоже на правду.
   Шани. А это правда, что степень доктора она полу­чила через постельные интриги?
   Телемах. Чепуха. Мадам Майер -- хороший лингвист. Правда, звезд с неба не хватает, но ее знаний более, чем до­статочно, чтобы проэкзаменовать вас.

Звонит телефон. Шани берет трубку.

   Шани. Корт Телемаха. Да сейчас. Де Люк, это тебя.

де Люк поднимается в каталке, сбрасывает простынь. Его голова перебинтована. Сквозь бинт проступает кровь. Сидя в каталке, принимает от Шани телефонную трубку.

   де Люк. Да? Это де Люк. Слушаю вас. Да, комисар. Нет, скорая помощь еще не приехала. Он умер сразу. Явное самоубийство. Повесился на брючном ремне. Да, снимали уже мертвого. Да, я все записал. Протокол составил как положено, в присутствии двух свидетелей. Телемах, хозяин корта и Шани, дочь покойного. Слу­шаюсь. Ждем вас. Что? Простите, зачем? Моя биография в моем личном деле. Как потеряли? Вот растяпы! Ах -- это вы потеряли? Простите, ради Бога. Мне диктовать прямо по телефону? Слушаюсь. Меня зовут де Люк. Нет, не Дилюг, а де Люк, "де" раздельно и с маленькой буквы. Я родился в Севилье в 1510 году. Мой отец, де Люк-старший, обиспанившийся французский дворянин. В Севилью его привела нужда. Он участвовал в двух Вест-Индийских кам­паниях, где и разбогател. Что? О себе? Я вдовец. Детей нет. По линии покойной жены прихожусь кузеном Телемаху и покойному Миките. Родство незначительное, а после смерти жены его практически и нет. Но мы под­держиваем отношения. Иногда играем в теннис. Этого тоже не надо? Хорошо, не буду. Пятнадцать лет назад закончил школу сыщиков с отличием. Несколько лет работал в частном сыскном агентстве. Потом, когда агент­ство разорилось, мне удалось устроиться репортером в газету. Газету закрыли ровно через год после начала моей журналистской карьеры. Уже девять лет я работаю под вашим началом. Имею награды. Пожалуй, все. Я вас понял. Нет, ничего, не надо. Ждем. Счастливой дороги. (Кладет трубку.)
   Телемах. Комиссар?
   де Люк. Комиссар. Давайте все по порядку. Как это произошло?
   Телемах. Какая разница. Мир праху!
   де Люк. Аминь. Если спрашиваю -- значит, есть разница.
   Шани. Чего ты от нас хочешь? У нас большое горе.
   де Люк. Я сожалею, но придется...
   Телемах. Ничего не придется. Оставь свои штучки.
   де Люк. Нет, придется. В моем лице здесь представ­лена власть.
   Шани. А не пошел бы ты со своим лицом?
   де Люк. Я протестую!
   Телемах. Не будь же ты скотиной! У девочки умер отец.
   де Люк. У всех когда-нибудь умирают отцы. И прекра­тите меня оскорблять.
   Шани. Ладно. Чего тебе надо?
   де Люк. Какие основания были у Микиты для само­убийства?
   Шани. Жизнь.
   де Люк. А конкретнее?
   Шани. Куда уж конкретнее?
   Телемах. В последнее время он был чем-то подавлен.
   де Люк. Чем?
   Телемах. Он не говорил. Хотя... Как-то раз он посето­вал, что должен много денег.
   де Люк. Шани, ты была в курсе финансовых дел отца?
   Шани. Практически нет.
   де Люк. Конкретнее.
   Шани. Пару раз он делился о своих переговорах с издательством, которому собирался продать рукопись.
   де Люк. Что это были за переговоры?
   Шани. Обыкновенный торг. Они предлагали меньше, чем просил отец.
   де Люк. Чем окончились эти переговоры?
   Шани. Насколько я знаю -- ничем. Разругались, с тем и разошлись.
   де Люк. Телемах, Микита должен был тебе какие-то деньги.
   Телемах. Так, ничего серьезного.
   де Люк. Шани, для чего Миките могли понадобиться деньги?
   Шани. А для чего людям деньги?
   де Люк. Может быть, он хотел открыть свое дело?
   Шани. Не думаю. Во всяком случае, мне про это ничего не известно.
   де Люк. Он играл?
   Шани. Что ты задаешь идиотские вопросы? Сам прекрасно знаешь, что нет.
   де Люк. Я задаю нормальные вопросы. И что я знаю -- мое дело.
   Шани. Да? А сколько денег он должен был тебе?
   де Люк. Это никого не касается.
   Телемах. Почему же? Микита для нас не чужой че­ловек, и все, что связано с его смертью, не может нас не интересовать.
   Шани. Так сколько он тебе был должен?
   де Люк. Я не понимаю, кто кого допрашивает?
   Телемах. Почему ты уходишь от ответа? Это выглядит подозрительно.
   де Люк. Что ты имеешь в виду?
   Телемах. По-моему, я выразился достаточно ясно.
   Шани. Оставьте его, Телемах, вы же видите, что он просто трусит.
   де Люк. С чего это ты взяла?
   Шани. А чего ты юлишь?
   де Люк. Я не могу отвечать на ваши вопросы. Это нарушает формулу наших отношений.
   Шани. Что ты мелешь, идиот?
   де Люк. Я попросил бы...
   Шани. Да ну тебя!
   де Люк. Когда мне бывает особенно грустно, я иду на берег реки. (Шани берет флейту, начинает играть очень грустную мелодию.) Я спускаюсь с откоса на луг. Луг очень низкий. Местами он даже ниже реки, поэтому вода проступает сквозь землю. У самой реки стоит старая ива. Но с нее рыбу не ловят. Говорят, что в корнях этой ивы под водой живет огромный сом, который стаскивает рыбаков за ноги в воду и там пожирает. Должно быть, ужасная смерть. Впрочем, я не верю в эти слухи. Иногда по реке проплывают лодки. В них -- люди. Я знаю точно, что под ивой закопан клад. Я никогда не пытался его раскопать. Но он там есть. Да и зачем его откапывать? Пусть лежит. Тем более что я не знаю, что в этом кладе. Должно быть, золото. Или другие драгоценности. Наступают сумерки. А потом темнота. Мимо проплывают лодки. Но их не видно. Только слышно, как плещут весла. А может быть, это тот самый сом-убийца, в которого я не верю. У реки хорошо и ничего не видно. Но плохо возвращаться. Промокает обувь и пачкаются брюки. От этого бывает еще грустнее. Если бы у меня был "Бентли" или "Роллс-Ройс" и водитель в белом кителе, я бы ездил далеко за город. Но ничего этого у меня нет. У меня нет ни семьи, ни друзей, ни меня самого. Поэтому все, что мне осталось -- идти на берег реки, когда бывает особенно грустно, и бояться сома-убийцу, в которого я не верю. Это правда.
   Телемах. Я не стану тебя жалеть.
   де Люк. Ты всегда был жестоким человеком.
   Телемах. Ложь! Я никогда не был жестоким челове­ком. Я всегда любил природу, детей и животных.
   де Люк. Я не отношусь ни к тем, ни к другим, ни к третьим.
   Телемах. Я не стану тебя жалеть. Если ты слабый человек -- не суйся в серьезные дела. А если слабым се­бя не считаешь -- нечего скулить.
   де Люк. Ты отбил у меня Шани.
   Телемах. Я никого у тебя не отбивал. Кроме того, Шани до­статочно самостоятельный человек, чтобы отве­чать за свои поступки.
   де Люк. Но мы любили друг друга.
   Телемах. Не вмешивай меня в эти дела. Я уже давно пере­стал быть крокодилом.
   де Люк. Кофе хочешь? От Микиты остался.
   Телемах. Нет!
   де Люк. Не кричи на меня. Мне и без того плохо.
   Телемах. Обратись к врачу.
   де Люк. От моей болезни нет лекарств. Потому что эта болезнь называется "зависть".
   Телемах. Сходи в церковь.
   де Люк. Я не верю в Бога. Мне не удалась жизнь. Я завидовал другим, а про себя забыл. Телемах, почему ты такой злой?
   Телемах. Если тебе больше нечем заняться -- пиши свом бумаги.
   де Люк. Это я убил Микиту.
   Телемах. Что?
   де Люк. Он проиграл мне кучу денег. Я потребовал расчета.
   Телемах. Как это проиграл?
   де Люк. Проспорил. Мы спорили о Шани. О том, что она никогда не родит ребенка. Это я говорил. А он не верил. Он сам предложил пари. На двадцать тысяч.
   Телемах. Идиоты...
   де Люк. Да, глупый спор. Тем более, мне Шани сама сказала.
   Телемах. Но этот спор нельзя считать законным!
   де Люк. Конечно. Но я потребовал эти деньги.
   Телемах. Ну ты и гад!
   де Люк. Не ругай меня. Мне и без того плохо.
   Телемах. Сейчас тебе станет еще хуже, скотина.
   де Люк. Нет. Хуже уже не станет.
   Телемах. Сейчас посмотрим.
   де Люк. Чего уж там смотреть.

Телемах начинает методично избивать де Люка. Тот не отвечает на затрещины и тычки, а после -- и на удары ногами, лишь робко пытается прикрывать самые уязвимые места. Телемах бьет все сильнее и сильнее, медленно входя в азарт. Звонит телефон. Шани прекращает игру на флейте и подходит к телефону. Драка продолжается.

   Шани. Корт Телемаха. Да, это я. Привет. Спасибо, что не забыла. Нет, ничего не надо. Справимся. Как твои дела? Я рада за тебя. Не давай ему первым уснуть. Есть та­кая примета, кто первым уснет в эту ночь, тот и будет главным в семье. Как знаешь. Ну и как тебе в новом качестве? Не так весело? А я тебе что говорила! Ничего, будет еще тоскливее. Откуда я знаю? Из наблюдений. Ну и что? Знаешь, кто учится на своих ошибках? Вот именно. Ладно, не кисни. Да, если хочешь мальчика -- сразу после этого дела ложись на правый бок. Ничего не хочешь? Тогда иди в ванную. Ладно, занимайся своими делами, мне не до того. Целую. Пока. (Кладет трубку. Телемаху, который продолжает бить де Люка.) Это Силь­вия. Делится впечатлениями.
   Телемах. Я догадался. Ну и каково ей в новом каче­стве?
   Шани. Почему вы спросили?
   Телемах. Интересно.
   Шани. Вы ревнуете?
   Телемах. Чепуха. Я никогда не испытывал сексуальных позывов в ее адрес. (Продолжает бить де Люка.)
   Шани. А в мой?
   Телемах. Вы не очень-то тактичны.
   Шани. Я не леди?
   Телемах. В известном смысле...
   Шани. Вы мне не ответили.
   Телемах. Что вы скажете, если мы ближайший уикэнд проведем вместе?
   Шани. Что я слышу? Неужели горячая страсть рас­колдовала прекрасного принца, превращенного злой колдуньей в верблюда?
   Телемах. Этот пафос рвется из груди, которая не мо­жет не покорить мужчину. Разумеется, если он джент­ль­мен. Но я не услышал ответа.
   Шани. А слабо на край света? Бросить все к черту и жить со мной в сторожке на берегу холодного залива?
   Телемах (продолжая бить де Люка, который перестал уже даже окать). Край света? Это, должно быть, заманчиво. Но абсолютно неперспективно. Мне пона­добится тащить туда всю свою библиотеку и тянуть телефон. Так как насчет субботы?
   Шани. Вы -- старый оползень. Рохля. У вас в штанах ксилофон вместо гобоя. Звоните своими чреслами в другом месте.
   Телемах. Но вы же говорили...
   Шани. Это мое дело, что я говорила.
   Телемах. Но...
   Шани. Перестаньте бить де Люка. Вы отобьете ему почки.
   Телемах. Вас интересуют его почки? (Перестает бить.)
   Шани. Точно также, как ваш простатит.
   Телемах. Почему вы решили, что у меня простатит?
   Шани. Идите на фиг!
   Телемах. Я думаю, что вы погорячились. У меня, слава Богу, нет никакого простатита.
   Шани. Нет, так будет!
   Телемах. Почему?
   Шани. У таких козлов, как вы, всегда бывает простатит.
   Телемах. Вот еще...
   Шани (указывая на лежащего в крови де Люка). Умойте его, благородный дон.
   Телемах. Все-таки, думаю, что вы ошиблись. (Под­нимает де Люка, ведет его в душ.)

Некоторое время на сцене ничего не происходит. Из-под простыни слышен сдавленный голос Микиты.

   Микита. Шани...
   Шани. Что такое?
   Микита. Шани, дочка!
   Шани. Папа? Ты где?
   Микита. Сними с меня простыню.

Шани стаскивает с Микиты простыню и помогает ему сесть в каталке.

   Шани. Но скорая помощь еще не приехала.
   Микита. Я должен тебе кое-что рассказать.
   Шани. Тебе больно говорить?
   Микита. Я перед тобой очень виноват. Хотя вины моей нет...
   Шани. Дать тебе кофе?
   Микита. Слушай. Ты не помнишь свою мать. Она умерла, когда тебе было два года. Я помог ей умереть, потому что очень любил ее. Она не могла дольше жить. Вся ее жизнь была сплошной мукой. Она была очень больна. Ее болезнь была неизлечимой. И страшной. Самой страшной из всех болезней, какие я встречал. Мне помог комиссар Трюфо. Видя, как я терзаюсь от бессилия помочь твоей маме, он дал мне свой револьвер... Я его только снял с предохранителя и вложил в руки твоей матери. Она могла застрелить тебя или меня. Но застрелила себя. Я очень горевал. Комиссар сделал так, что дело не от­крыли. Записали как несчастный случай. Сыграй мне что-нибудь грустное на своей флейте. Я расскажу тебе, как мы встретились с твоей матерью.

Шани берет флейту и начинает играть что-то печальное и тихое, стоя над Микитой. Микита, как зомби, с немигающими влажными глазами монотонно начинает рассказывать.

   Микита. Тогда я только закончил школу. Мне было сем­над­цать лет. Твоя мать была старше меня на шесть лет. Ей было двадцать три. Она еще училась. В специ­альном интернате для таких же больных. Их интернат был лучшим из подобных. Там учились самые талантливые дети, к которым так не­справедлива была судьба. Был май. Прекрасное утро. Большой праздник, гуляния, шествия. Пели птицы и цвела сирень. Ин­тер­нат участвовал в кар­навале. Лучших из лучших выбрали для того, чтобы они прошли с флажками и букетами перед горожанами. Твоя мать шла в третьей колонне. Когда я увидел ее, во мне все похолодело. Я понял в одну секунду -- это моя судьба. Ее короткая розовая юбочка, огромные белые банты и гольфы были как у других. Но как чудесно они сидели на ней! Она несла в руке воздушный шар и улыбалась... Я полюбил ее. Три года ушло на оформление докумен­тов -- обычно с ее болезнью не разрешают заводить свою семью. Меня все отговаривали, рисовали ужасное буду­щее.... Я оформил опекунство и получил разрешение на брак. Потом ей хотели запретить рожать. Но мы прео­долели все препятствия, и родилась ты. Правда, после родов твоя мама так и не опра­вилась. Ее болезнь про­грес­сировала. Жизнь стала невыносимой. И тогда она умерла. Но я не жалел ни об одной из тех минут, которые мы прожили вместе.
   Шани (перестав играть). А какая болезнь была у мамы?
   Микита. Болезнь Дауна.
   Шани (роняет флейту). Но от даунов не могут рож­даться нормальные дети!
   Микита. А кто сказал тебе, что ты нормальная?

Входят Телемах и де Люк. Волосы у де Люка мокрые, на шее полотенце. Он идет, шатаясь. Телемах поддерживает его под локоть. Дойдя до стула, де Люк опускается на него. Телемах вытирает полотенцем волосы де Люка.

   Шани. Неужели это правда?
   Телемах. У вас нет оснований мне не верить.
   Шани. При чем тут вы?
   Телемах. Собственно, я действительно ни при чем. Любой другой поступил бы на моем месте так же.
   Шани. О чем вы говорите?
   Телемах. Я говорю о комиссаре Трюфо. Если бы он тогда не помог...
   Шани. Когда?
   Телемах. Я был еще студентом...
   Шани. Ну и что?
   Телемах. Я был еще студентом, когда познакомился с комиссаром. Мы не были друзьями, но когда у меня возникли серьезные трудности...
   Шани. Да при чем тут вы?
   Телемах. В самом деле. Откуда мне было знать, что моя подружка торгует наркотиками? Я лишь передавал какие-то свертки и получал деньги. Когда ее взяли, мне предъявили обвинение... Ах, молодость, молодость. Трюфо выручил меня. И за это почти ничего не попросил. Так, пустяки. Мне это ничего не стоило. А когда этот идиот (показывает на де Люка) уморил мою сестру, ко­миссар помог отсудить мне наследство. Собственно, де Люк тогда сам отказался от своих прав на этот корт в мою пользу.

Звонит телефон. Шани берет трубку.

   Шани. Да, это корт Телемаха. Простите, а вы кто? Нет уж, сперва вы скажите, с кем я разговариваю. Почему вы кри­чите? Вы не очень вежливы. Боюсь, что ничем не могу вам помочь. (Кладет трубку.) Хамы!
   Микита. Дайте мне кофе.
   Телемах. Сейчас. (Наливает Миките кофе.)
   Шани (де Люку). У тебя все в порядке?
   де Люк. Вполне.
   Шани. Ты выглядишь уставшим.
   де Люк. Много работы. Не выспался.
   Телемах. Много работы?
   де Люк. Достаточно. Но я действительно не был виноват.
   Телемах. А тебя никто и не винит.
   де Люк. Так вышло.
   Шани. О чем ты, де Люк?
   де Люк. Мы с женой тогда были в лесу. Мы часто отдыхали в лесу. И тогда. Незадолго до этого мы поругались. Она громко кричала. И это слышали те, кто катался на лодке. Помирились мы прак­тически сразу. Но об этом она уже не кричала. Я послал ее со­брать хворост для костра, а сам развлекался бросанием своего походного топорика в дерево. Вообще-то, я неплохо бросаю топоры. В детстве участвовал в соревнованиях. У нас проводили такие соревнования -- кто чего точнее метнет. Кто камень, кто косу, кто нож, а я -- топор. Ствол дерева был слишком тонким, и когда промахнувшись в очередной раз, я пошел искать свой топор, то нашел его в затылке собственной жены. Тогда комиссар Трюфо сказал, что все уладит, если я добровольно откажусь от наследства. Мне жаль было терять этот корт, но сидеть из-за него в тюрьме я не собирался. Комиссар выполнил свое обещание. За это он попросил меня опубликовать в газете, где я тогда рабо­тал, один материал. В последний момент я снял с гранок свою подпись, и материал пошел как редакцион­ный. Газету закрыли, так как у нее не нашлось денег на выплату штрафа. Шани, сыграй, пожалуйста, что-нибудь хорошее.
   Шани. Не хочу. Комиссар меня часто спрашивал, почему я играю на флейте, а не на виолончели.
   Телемах. И что вы ему ответили?
   Шани. Глупости! На кой черт мне нужен этот геморрой и гиперсексуальность?
   де Люк. А какая связь?
   Шани. Я насмотрелась на этих несчастных. Виолончель и арфа -- вот главные враги женщины. Уж лучше барабан.
   де Люк. Чем?
   Шани. Тем, что от него не образуються узлы на зад­нице и черная дыра между ног. Говорят, что мы вы­дуваем мозги. Чепуха! Посмотрите на меня, и вы убеди­тесь, что это неправда.
   Телемах. А почему это так интересовало комиссара?
   Шани. Он любил попиликать на скрипке, и говорил, что хочет сыграть со мной дуэтом. Знаю я эти дуэты. Тоже мне, Шерлок Холмс!
   де Люк. А почему ты говоришь о комиссаре Трюфо в прошедшем времени? Разве он уже умер?
   Шани. Не умер, так умрет.
   Телемах. Хороши прогнозы.
   Шани. Обыкновенные.
   де Люк. Погоди. Ты что-то знаешь?
   Шани. О чем?
   де Люк. О комиссаре.
   Шани. Нет.

Звонит телефон. Шани берет трубку.

   Шани. Да. Да, это корт Телемаха. Здравствуйте. Да, есть. Сейчас. Де Люк, просят тебя.
   де Люк (берет трубку). Инспектор де Люк. Да не Дилюг, а де Люк. Да, я. Слушаю. Да, ждем. Почему? Как?! Это не­возможно. Что -- совсем никакой надежды? А скорая помощь? Понял. Хорошо. Да, я разберусь. (Кладет труб­ку.)
   Телемах. Неприятности?
   де Люк. Если это возможно назвать неприятностями.
   Шани. Что случилось?
   де Люк. Комиссар Трюфо час назад погиб в автомо­бильной катастрофе.
   Шани. Совсем?
   де Люк. Что совсем?
   Шани. Я хотела сказать... Впрочем, конечно.
   де Люк. Он ехал сюда.
   Телемах. Должно быть, торопился.
   Микита (вставая с каталки). И что мы теперь будем делать?
   де Люк. Что ты имеешь в виду?
   Микита. У меня к комиссару было много вопросов.
   Телемах. И у меня.
   де Люк. И у меня.
   Шани. И у меня.
   Телемах. Теперь нам всем придется туго.
   де Люк. Это уж точно.
   Микита. Да, как-то не вовремя.
   Шани. Который час?
   Телемах. Скоро полночь.
   Шани. Точнее.
   Телемах. Без пяти двенадцать.
   Шани. Отлично. Я знаю, что надо делать. Мы зададим ему свои вопросы.
   де Люк. Каким образом?
   Микита. Ничего. Это от избытка впечатлений.
   Шани. Ты зря думаешь, что я сошла с ума. Мы уст­роим спиритический сеанс и вызовем его дух.
   де Люк. Нашла время шутить.
   Шани. Никаких шуток. Я серьезно.
   Телемах. Я никогда не верил в это шаманство.
   Микита. Шани, сейчас действительно не время.
   де Люк. Его душа еще не успела отлететь.
   Шани. Все будет хорошо.
   Микита. Нет, я не буду участвовать в этой глупости.
   Шани. Мы ничего не теряем. Если не получится -- так тому и быть.
   Телемах. Микита боится оказаться в глупом положе­нии.
   Микита. Ничего я не боюсь. Я просто не вижу в этом смысла.
   Шани. Если не боишься -- тем более. У нас мало времени. Вы согласны?
   де Люк. Чем черт не шутит?
   Телемах. Думаю, что Микита прав. Но если вы настаи­ва­ете...
   Шани. Я настаиваю. Надо все приготовить. Папа, принеси мел, две свечи и тарелку. А вы поставьте, пожалуйста, этот стол сюда.

Телемах и де Люк перетаскивают стол в центр сцены, Микита приносит мел, свечи и тарелку. Шани расчерчивает стол, зажигает свечи.

   Надо открыть окно и закрыть двери. Занимайте места. Скоро полночь. Да, если у кого-то есть нагрудный крест или что-нибудь в этом роде -- снимите. Все готовы? Отлично. Который час?
   Телемах. Уже двенадцать.
   Шани. Уже?!
   Телемах. Еще двадцать секунд.
   Шани. Скажите мне, когда останется пять секунд.
   Телемах. Хорошо.
   Микита. Сколько энергии... На благое бы дело.
   Шани. Не мешай. Ни на ком нет крестов? Гасите свет.
   де Люк. На мне -- нет.
   Телемах. Пять секунд.
   Шани. Все встаньте. Молчание... (Торжественно.) Я, пред­се­датель нашего мистического собрания, волею, данной мне великим Абсолютом, обращаюсь к силам света и тьмы. (Эту фразу она повторяет трижды.) Для выяснения истины, не из прихоти и веселья, мы ищем сношения с душой, которой уже нет среди нас. Люди поколения убогих, хилых и никчем­ных, боящихся друг друга и самих себя, зло творящих трусо­стью, перед лицом времени мнущих свое лицо, и я, председатель нашего мистического собрания, просим силы света и тьмы быть снисходительными и дать нам возможность поговорить с духом, который уже отлетел от нас к вам. Мы обещаем быть кор­рек­тными и задавать только те вопросы, на которые он захочет ответить. Мы вызываем дух комис­сара Трюфо. Если дух захочет говорить с нами -- мы ждем его. Микита?
   Микита. Готов.
   Шани. Телемах?
   Телемах. Да.
   Шани. Де Люк?
   де Люк. Да, я готов.
   Шани. Садитесь. Если дух комииссара Трюфо хочет с нами говорить -- пусть даст об этом знать.

Звонит телефон. Микита берет трубку. Слушает. Пожимает плечами. Кладет трубку на рычаг.

   Микита. Молчат.
   Шани. Спасибо духу комиссара Трюфо за желание гово­рить с нами. Можем ли мы задавать вопросы? Кач­нулось пламя свечи над моей левой рукой. Это значит -- "да".
   Микита. Что-то я не заметил.
   Шани. Молчи. Итак, наш первый вопрос. (Миките.) Спрашивай.
   Микита. О чем?
   Шани. О чем хочешь.
   Микита. Куда вы ехали, когда попали в аварию?

Блюдце начинает двигаться по кругу.

   Шани (читает по буквам вслед за блюдцем). "Сюда". Телемах, теперь вы.
   Телемах. Жутковато... Где вы сейчас?
   Шани. Такие вопросы нельзя задавать. Соображайте быстрее. Де Люк, спрашивай.
   де Люк. Может ли дух комиссара Трюфо явиться нам в материальной оболочке?
   Шани. Ты что? С ума сошел! Об этом нельзя просить.
   Микита. О чем ни спросишь -- все нельзя.

Блюдце начинает двигаться по кругу.

   Шани (читает}. "Да".
   Микита. По-моему, он сговорчивее, чем ты, Шани.
   Шани. Не знаю. Пусть дух комиссара Трюфо даст знак...

Раздается стук в дверь. Все замирают. Стук повторяется.

   Шани. Пусть дух комиссара Трюфо скажет, кто из нас должен открыть ему дверь.

Блюдце вращается. Все (хором читают): "Шани".

   Шани. Боже, я боюсь!
   де Люк. Ты сама затеяла эту игру.
   Микита. Не нравятся мне эти штучки. (Стук в дверь.)
   Телемах. Я сам открою.
   де Люк (достает пистолет). Шани, возьми это.
   Шани. Да, спасибо. (Скрывается в коридоре. Спустя несколько секунд слышен женский крик.)

Некоторое время на сцене ничего не происходит. После появляется фигура в черном плаще, черной треуголке и черной маске на лице. Моцартовский "черный человек". Все находящиеся за столом в шоке. Длинная пауза.

   Черный человек. "...И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их. И вот, все -- суета и томление духа, нет от них пользы под солнцем! И обратился я, чтобы взглянуть на мудрость, и безумие и глупость, ибо что может сделать человек после царя сверх того, что уже сделано? И увидел я, что преимущество мудрости перед глупостью такое же, как преимущество Света перед тьмою. У мудрого глаза его -- в голове его, а глупые ходят во тьме. Но узнал я, что одна участь постигает их всех. И сказал я в сердце моем: "И меня постигнет та же участь, что и глупого. К чему же я сделался очень мудрым?"
   И сказал я в сердце моем, что и это -- суета. Потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и увы! Мудрый умирает наравне с глупым". Вот так.

Черный человек выхватывает пистолет и разряжает обойму в сидящих за столом. Все они падают на пол. Все они мертвы.

Черный человек снимает с себя маску. Под ней -- Шани.

За сценой слышен вой сирены. Шани бросает пистолет к трупам. Он больше не нужен.

   Шани. Вот и скорая помощь. На этот раз вовремя. Я, председатель нашего мистического собрания, благодарю дух комиссара Трюфо и отпускаю его восвояси. Про­щайте. Лучше ходить на перевязки, чем лежать в гробу.

Шани садится на скамейку и играет на флейте ту же самую мелодию, что и в начале спектакля, обретая постепенно черты больного болезнью Дауна.

  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"