Наверное, прочитав название этой истории, вы подумали: это просто чья-то очередная глупая шутка или не более, чем просто красивая метафора?
Не знаю, разочарую я вас или обрадую, если скажу сразу и прямо - это не так.
Я вообще противник всяких недомолвок и кривотолков, потому, раз уж мы встретились с вами лицом к лицу, давайте расставим все фигуры на воображаемой шахматной доске под названием Жизнь и назовем все вещи своими именами. Наша игра начинается...
Итак...
ФЕРЗЬ - фигура самая главная, могущественная и влиятельная. Выше нее просто нет...
Это, как вы, наверное, уже догадались, я сам.
Честь имею представиться - Злой Волшебник. Именно так и никак иначе!
Вы поверили? Допустим - да. Какую же картину тут же нарисовало ваше воображение?
Хе-хе, могу себе представить!.. Седовласый старик в черной рясе или сутане, темная коморка, куда не заглядывал солнечный луч, полная разных диковинных вещей, заклинания, волшебные порошки, запах серы...
Ну ладно, достаточно. Все это лажа! Абсолютно все.
Начнем с того, что я - молодой человек, довольно симпатичной наружности, двадцати семи лет от роду, а никакой не старик. Родился и вырос я в современной Москве - эдакое, знаете ли, слегка избалованное цивилизацией "дитя города". Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хорошими и не очень...
Я не ношу черную рясу, а хожу в голубых турецких джинсах, потому что купить настоящие американские, даже при нынешней демократии, у нас практически нереально. Почему в джинсах? Просто я предпочитаю эту одежду любой другой, вот и все. Удобно и красиво...
Живу я не в маленькой коморке затхлого подземелья средневекового замка (как, может, мне бы и хотелось иногда), а в обычной двухкомнатной кооперативной московской квартире, купленной еще во времена Эс-Эс-Эс-Эра.
Я не практикую гадания, привороты и отвороты, предсказание будущего и коррекцию судьбы, давая объявления в местные газеты с сомнительной репутацией (потому - читаемые).
Я не лазаю по заброшенным пустырям и кладбищам города в Вальпургиеву ночь, надеясь отыскать заветную "ведьмину траву", не возношу молитвы сатане и его демонам, не приношу жертвы древним богам, надеясь снискать их покровительство и обрести таким образом могущество. Все это дешевые трюки для публики, красивый антураж, балаган анлимитед, а не волшебство и не магия! Поверьте специалисту...
Я не летаю на ежегодные шабаши собратьев по цеху, не вхожу ни в одно тайное общество и терпеть не могу масонов (не путать с евреями!).
Тогда, спросите вы, почему же я называю себя Злым Волшебником?
Да потому, что я он и есть! Наберитесь терпения, я расскажу все по порядку...
Как уже было сказано, родился и вырос я в славном городе "на семи холмах" - Москве. Кстати, хоть убейте меня, не пойму, почему именно Москву стали с некоторых пор называть "городом на семи холмах"? Насколько мне помнится, этот титул всегда принадлежал Великому Риму. Плагиатствуем помаленьку? Впрочем, это неважно... Римляне все равно все уже умерли!
Что я помню из своего серого, убогого, однообразного, сопливого детства? Да почти ни хрена не помню, вот в чем дело!
Воспитывала и растила меня одна мама, которая за все эти годы так и не удосужилась объяснить мне: куда же делся мой досточтимый отец? В свое непорочное зачатие я не верю, да и с чего бы вдруг? Так что отец, само собой, у меня был. Когда-то... Однако абсолютно никаких сведений о нем в нашей маленькой семье не сохранилось. Папа канул в лету, раз и навсегда...
Я москвич во втором поколении - моя мама тоже родилась здесь. А вот про бабушку этого не скажешь. Ее родина - далекая Румыния, которую она покинула во время войны с Гитлером (правда, не по собственной воле, но что было ей делать?).
Когда я узнал об этом, мне, наконец, стало понятно противоречие, долгое время мучавшее меня (и кое-кого из моего окружения): каким образом я, черноволосый и чернобровый, жгучий брюнет явно восточного типа, со смуглой кожей и излишне густой растительностью на груди, по паспорту вдруг оказался (и всегда был) "русским"? Ну да ладно, история знавала и не такие чудеса! Причем, заметьте, безо всякой магии и волшебства. Почитайте хоть Булгакова...
Бабушка умерла рано, когда я был еще совсем маленьким. Потому, к великому моему сожалению, я ее совсем не помню. А стоило бы! Ведь именно она была носительницей Древнего Знания и Дара в нашей семье, и именно она передала этот Дар мне...
Когда я услышал от мамы, к какому древнему румынскому роду принадлежала наша бабушка, я долго и безудержно смеялся! Подумать только! Да разве можно в такое поверить? И как?..
Это был знаменитый род, прямо скажем - прославленный. Настолько прославленный и затасканный горе-литераторами и кинематографистами по пустякам (особенно в нашем веке), что теперь произносить эту фамилию вслух стало просто неприлично! Это все равно, что трахаться прилюдно. Вроде как - всем интересно, но воспитанные люди себя так не ведут.
Конечно, если вы человек образованный, вы уже и сами догадались, о каком древнем роде я говорю. Но если это так, если вы и вправду догадались, то не спешите проводить прямых аналогий со мной. Великий Граф был обособленной ветвью этого рода, ветвью довольно специфичной и, прямо скажем, несколько эксцентричной. Наша же ветвь была куда более незаметна и не питала склонности к вампиризму, в силу чего все прошлые представители моей династии рождались и умирали как обычные, земные люди, в положенный им срок. Однако, на этом наше сходство с обычными людьми и заканчивалось...
Дар Предков - в нем было все дело!
Дар Великой Силы, Дар Воли, Дар Власти и Дар Влияния...
Но я далеко не сразу осознал, что Это есть во мне и что я могу пользоваться Силой в своих интересах, когда захочу. Так и нужно было...
Рос я тихим, нелюдимым мальчиком, который предпочитал книги играм со сверстниками во дворе. Это не были какие-то особые книги: "Капитан Немо", "Робинзон Крузо", "Урфин Джус и его деревянные солдаты", разные сказки, фантастика...
Ну и, конечно же, я просто с ума сходил от кино! Видео появилось немного позже и хотя оно было намного удобнее, ему не удалось затмить для меня очарования тихого, темного зала, наполненного гулкими шорохами, где магический луч света кинопроектора из-за твоей спины рисовал на белом плоском экране завораживающие картины чужих судеб и приключений.
Школа прошла для меня так же тихо, серо и спокойно, как и все мое детство, - я обязан был ходить в нее и я ходил, но не более того. Учиться хорошо не составляло для меня особого труда, а в мой собственный внутренний мир никто не лез, не мешал мне, в том числе и мама. Мне только того и нужно было! Такой уж у меня склад характера!
"Белой вороной" для всех, тем не менее, я не стал. "Козлом отпущения" тоже. И на том спасибо! У меня даже были друзья, с которыми, став постарше, мы придумывали всякие разные (порой - отвязные) дела, чтобы убить скуку. И все-таки, всегда жило во мне странное чувство, что я не такой как все, что есть какая-то Тайна внутри меня, Что-то, чего нет в других. И чем больше я взрослел, тем более сильным становилось это чувство, словно оно тоже взрослело вместе со мной.
И вот, сам того не заметив как, я окончил школу и дожил до восемнадцатилетнего возраста.
Я уже вовсю тискал девчонок, курил, выпивал (последнее - скорее за компанию, а не потому, что мне хотелось самому), а мама все чаще и чаще стала задавать мне один и тот же вопрос: что я намерен делать дальше?
Учиться мне не хотелось, я был слишком ленив для этого. Потому, всякие институты и университеты, сами понимаете, отпадали. На работу меня тоже без специальности никто брать не спешил, да и я сам, прямо скажем, не рвался.
И вдруг - все проблемы решились сами собой! Когда в один прекрасный день почтальон опустил в наш почтовый ящик повестку с синей треугольной печатью.
Ну да, вы правильно догадались, - меня ПРИЗВАЛИ В АРМИЮ!!!..
ПЕШКИ - фигуры многочисленные, слабые и ограниченные, без которых, тем не менее, никак не обойтись. Кем же тогда жертвовать?
Вот уж я был рад, доложу я вам! Зачем думать, ломать голову, что-то решать? За тебя уже подумала родная страна! Вперед и с песней...
Однажды вечером, когда до сакраментального убытия в военкомат, а оттуда - на службу, оставались ровно сутки, мама решила поговорить со мной.
Лицо у нее тогда было серьезным и каким-то странно одухотворенным, словно она собралась наконец сделать что-то, чему настало должное время. Подойдя ко мне, она разжала руку, в которой что-то лежало. Бабушкино кольцо! Эта вещица была мне знакома...
"Возьми его, сынок, - мама осторожно надела его мне на безымянный палец левой руки. - Оно всегда теперь будет с тобой. Никогда не снимай его сам и тогда с тобой ничего не случится..."
Можно было бы просто посмеяться над этим, но я почему-то смеяться не стал. Уж больно необычным было это кольцо! Массивное, тяжелое, с красивой редкой огранкой и какими-то непонятными письменами внутри и снаружи. Мне оно понравилось. И потом - "бабушкино"...
"Это червонное золото, - продолжала мама. - Никто не знает, сколько лет этому кольцу. Даже я. Оно очень древнее. Наша бабушка получила его от своей матери, а откуда получила та - можно только догадываться. Бабушка сказала, чтобы я дала его тебе. Время настало. Оно твое..."
В ту ночь мне снились какие-то странные сны. Я метался по подушке, то просыпаясь от ужаса, то снова засыпая. Что-то входило в меня, что-то меня мучило, я видел какие-то странные места, которые до этого никогда не видел и даже не смог бы себе их вообразить и еще много чего...
А утром, когда я проснулся, меня тут же всецело поглотили многочисленные заботы и приготовления к моим проводам в Армию, потому я начисто забыл и о тревожной ночи, и о бабушкином кольце на безымянном пальце левой руки. Пока забыл...
Вспомнил я о них только через пару месяцев, когда после ненавистной и нудной "учебки" нас, троих "духов" , привезли, наконец, в расположение регулярной части, где и должна была проходить вся моя дальнейшая служба Родине и, собственно, отдание воинского долга.
Встретили нас хмуро и неприветливо. Только несколько человек, у которых срок службы уже подходил к концу, и которые именовались "дембелями" , несказанно обрадовались нашему появлению. Они-то и чморили нас по нашей "духанке" больше всех остальных... Вот гады!
Я почему-то чуть ли не сразу привлек к себе особое внимание нашего помощника командира взвода Тимофеева, "черепа" по армейским понятиям, весьма рослого, сильного и вредного субъекта. Докапывался он до меня почище наших "дембелей", хотя докапывался как-то странно. Если первые просто в хвост и гриву нагружали нас, "духов", разной грязной работой типа приборки в казарме и всякими прочими гадкими поручениями, то этот изгалялся сугубо надо мной лично, отпуская при этом двух других "душар" и моих товарищей по несчастью, даруя им, необъяснимую никакой (даже армейской) логикой, свободу.
Дружил Тимофеев с амбалом Серегой Бражниковым, своим погодкой, тоже "черепом". Повсюду они таскались вместе и даже на вахтах и в караулах наши "шакалы" не разбивали их спевшегося дуэта. Чаще всего их можно было встретить в курилке, спортзале, на КПП или в столовой. Потому, по мере моих скромных возможностей, именно эти места я и старался обходить за тридевять земель, чтобы не нарваться на них. Но это мне не очень-то удавалось. Они словно бы специально выискивали и подкарауливали именно меня. А когда находили - тут же и припахивали "по полной"...
Тимофеев был хитрым, умным и изобретательным. Бражников - полная его противоположность: простой, тупой и прямолинейный. Кулаками, в случае чего, махал всегда он, хотя, как я уже сказал, Тимофеев и сам был парнем неслабым. Наверное, ему это было просто западло или лень, не знаю. Однако, приказы мне раздавал как раз именно Тимофеев. Бражников же просто карал за их ненадлежащее выполнение или придавал мне "ускорение", чтобы я слишком, как им обоим казалось, не "тормозил".
И вот в один прекрасный день на утреннем разводе на работы я вдруг услышал, как наши три фамилии дежурный по части "старлей" выкрикнул вместе. Мы получили наряд на весь день: разборка бардака на складе пиломатериалов.
Вы, конечно, понимаете, что этот наряд получил я, а не они. Повернув в строю голову и отыскав их довольные, ухмыляющиеся лица, я утратил последние иллюзии на сей счет.
После команды "Разойдись!" мы втроем проследовали в направлении злополучного склада, который находился в самом отшибе нашей части, у забора. Пока мы шли, я - чуть впереди, они двое - сзади, никто из нас не проронил ни слова. Только в их глазах всю дорогу читался какой-то непонятный умысел, и я не сомневался, что они припасли для меня на этот раз что-то особенно скверное и унизительное. Знал бы я - что...
Когда мы пришли, Тимофеев и Бражников тут же вальяжно развалились на черных мешках с опилками и закурили. Мне же было приказано "наводить порядок своими силами".
Я складывал огромные сосновые брусья пачками, разбирал завал из тонких деревянных реек, собирал мусор в корзину и выносил его на помойку, делал еще что-то... А они молча наблюдали за мной. Курили и наблюдали, ничего не говоря. От этого их молчания мне становилось не по себе, уж больно все это было на них не похоже!
Так прошло что-то около часа. Наконец, молчание нарушил Тимофеев. Как раз в то время, когда я собирался приняться за разборку фанерных листов.
- Ты только погляди, друг Серега, каких "душар" стали присылать с "большой земли"! - развязно констатировал помкомвзвода Тимофеев, кидая в меня бычком от сигареты и откровенно при этом меня разглядывая. - Прямо племенные красавцы какие-то! Голливуд просто отдыхает!..
- Ага... - лыбился двухметровый амбал Серега Бражников и глупо кивал бритой головой, в которой, наверное, от рождения никогда не было больше одной мысли, зато силища в его кулачищах была, прямо скажем, жуткая!
- Он и колечко носит на левой руке, - не унимался Тимофеев, - В разводе он, что ли?
- Гы... - был на это ответ Бражникова.
- А как ты думаешь, друг мой Серега, - хищно и саркастично продолжал Тимофеев, - Захочет ли этот пидар с нами дружить "по-братски"? Или нам с тобой придется его заставить?..
После этих слов Бражников медленно встал на ноги и двинулся походкой вразвалочку к дверям склада. Он закрыл их изнутри на щеколду и застыл как изваяние, сложив руки на груди.
Оба они улыбались так, будто бы собирались меня сейчас есть. Людоеды племени Тумба-Юмба...Их волчьи оскалы здорово напугали меня, но что я мог поделать, кроме как стоять, безвольно опустив руки и ждать разрешения своей "душарной" участи?
Я не буду рассказывать в подробностях, что да как было дальше. Скажу коротко и просто - в результате, они меня изнасиловали. Оба, по очереди, и не один раз... Черт!..
Это продолжалось до самого вечера. А потом они ушли, оставив меня одного...
О том, чтобы мне возвращаться в казарму, не могло быть и речи. Забившись на самую дальнюю "шкеру" нашей части, я проплакал там всю ночь, вынашивая черные планы ужасной и беспощадной мести. Я обзывал Тимофеева и Бражникова такими словами, которых, как мне казалось, я и не знал никогда. Я желал им смерти - долгой, мучительной, неотвратимой. Я хотел видеть, как они будут умирать на моих глазах! Мое воображение настолько распалилось, что я почти видел это! Я почти слышал, как они стонали и молили меня о пощаде! Я почти чувствовал, как пахнет их кровь...
Я давал выход своей злобе и своему отчаянию - это все, что я мог сделать, вспоминая то, что они делали со мной. И продолжал плакать - от боли, от обиды, от отчаяния, от бессилия и унижения...
Утром я все же смог хоть как-то успокоиться и вернулся в расположение роты, с легким удивлением узнав, что меня мало того не искали, но даже просто не хватились! Как такое могло быть? Что-то необъяснимое творилось... Но я был не в том состоянии, чтобы анализировать или сопоставлять... Тем более - удивляться...
До подъема оставался еще целый час и я поплелся мимо дневального (он дремал стоя) прямо к своей койке, намереваясь лечь и хоть ненадолго провалиться в сон. По пути я с радостью для себя отметил, что койки помкомвзвода Тимофеева и друга его Сереги Бражникова тоже пусты, но тогда я не придал этому никакого значения. Просто мне в тот момент меньше всего хотелось видеть этих выблядков. А уйти они могли куда угодно: и на "шкеры", и в "самоход" , и еще в тысячу разных мест - по сроку службы они могли позволить себе не ночевать в казарме. Такие уж у нас были местные негласные порядки...
Добравшись до своей койки, я разделся, быстро юркнул под одеяло, и тут же заснул.
Снилось мне что-то путанное... Много какой-то воды, абсолютно черной. А потом я увидел, как Тимофеев и Бражников то ли борются в этой воде, то ли пытаются выбраться из нее. Виделось все это мне как бы снизу, со дна. Их тела были окутаны миллиардами маленьких воздушных пузырьков, а точно такие же пузыри, только огромные, вырывались из их широко разинутых ртов, унося с собой их последнюю надежду выжить... А я все сжимал и сжимал бабушкино кольцо в кулаке, все сильнее и сильнее сжимал его... А оно - горело, как раскаленное железо... И светилось в черной воде...
Все это длилось долго-долго, без конца. До тех пор, пока дежурный по роте не проорал свое сакраментальное: "Рота, подъем!!!"...
Настало утро. Разлепляя глаза, я уже чувствовал себя намного лучше. Даже можно сказать - хорошо. Словно бы... Ну, не знаю... Словно бы то, что произошло вчера вечером и ночью случилось не со мной, а с кем-то еще. Словно бы это меня самого не касалось. Какое-то поразительное спокойствие и уверенность снизошли на меня. И страха внутри тоже не было.
Утренний развод на работы принес нам всем новые неожиданные сюрпризы.
Тимофеева и Бражникова не было не только в казарме, на зарядке и на завтраке в столовой, их не было и на плацу! Обоих...
Никто про них ничего не знал. Дежурный офицер скроил такую мину, обнаружив их отсутствие, словно бы проглотил лимон. Начались вопросы да расспросы, но все лишь пожимали плечами. Добрались и до меня...
Но я честно соврал, что после вчерашнего наряда на складе пиломатериалов их не видел и ничего о них не знаю.
Вобщем, участь сегодняшнего дня была предрешена. Всех отрядили на поиски Тимофеева и Бражникова. Ну а меня, как "душару", запихнули в автомобильные боксы, красить батареи.
Искали моих обидчиков недолго. Ближе к вечеру их обоих нашли...
За нашей частью, в стороне от ближайшей деревни, был пруд. Со всех сторон его окружали раскидистые ивы и какие-то густые кусты. Был здесь и небольшой песчаный пляж, куда мои старшие товарищи по службе регулярно гоняли в "самоходы" - смыть дневную грязь, остыть от полуденной жары, ну и все такое... Пруд поэтому, именовался "солдатским". Здесь же, кстати, наши парни иногда назначали деревенским или "приехавшим погостить к бабушке на лето" городским девчонкам свидания и романтические встречи, некоторые из которых кончались для воинов отсидкой на "губе" и "умираловкой" , за несвоевременное возвращение в расположение воинской части. Ну прямо солдатским раем был этот пруд, доложу я вам! Настоящий двухполюсный магнит, а мы все - железные опилки...
И хотя тогда на дворе стояла осень, было еще очень тепло, и "солдатский пруд" продолжал пользовался у обитателей нашей части бешеной популярностью. Офицерам это было тоже известно... А потому...
Вот тут, на "солдатском пруду", прямо на пляже, на отмели, и обнаружили моих обидчиков. Синих и полуголых... Они не дышали...
Тимофеев лежал лицом вниз, в воде, раскинув руки и ноги. На нем была майка, камуфляжные штаны. Обут он был в знаменитые укороченные сапоги, предмет зависти многих, которые своей тяжестью тянули его ноги вниз. Бражников был тут же, рядом с ним, в одних трусах плавая на боку как поплавок. Его одежда лежала на берегу аккуратной стопочкой. Форма же Тимофеева была разбросана кое-как, словно бы он раздевался очень быстро, словно бы он куда-то спешил... Тут же лежала пара пустых бутылок: одна из под водки, другая из под вина, а еще - остатки какой-то еды и раздавленная пачка "Беломора".
Привести найденных в чувство никто даже и не пытался. Было видно, что они мертвы уже не первый час: кожа у обоих посинела и по цвету напоминала мокрую штукатурку, а губы стали черно-лиловые...
Все эти детали я узнал потом, когда ребята после отбоя полушепотом травили друг другу байки в темной казарме, смакуя подробности неожиданного происшествия. Всем было не до сна и все разговоры сводились только к этим двум бедолагам.
По официальной версии (ее объявили позднее) произошло следующее. После наряда, когда Тимофеев и Бражников ушли от меня, они сгоняли в деревенский сельмаг, затарившись выпивкой и закуской. Потом, уже поздно вечером, они пошли на пруд. Тут спиртное было распито, а хавчик съеден - вобщем, отдыхали "по полной". Судя по всему уже ночью, Бражникову приспичило вдруг купаться. Он разделся и полез в воду. По каким-то непонятным причинам он стал тонуть. Может, свело ногу, а может, стало плохо от выпитого... Тимофеев, даже толком не успев раздеться, бросился его вытаскивать. Возможно, что Бражников к тому времени уже пошел ко дну и Тимофееву пришлось нырять, чтобы достать его из воды. Это его и добило окончательно. Достать Бражникова ему все же удалось. Но пока он тащил его к берегу, что-то там лопнуло у него в голове, какой-то очень важный сосуд. Тимофеев упал на отмели и почти тут же умер. С этой минуты захлебнувшийся Бражников тоже был обречен...
Причиной смерти Тимофеева был назван инсульт, Бражникова - утопление.
Догулялись, ясны соколы...
Наши гаврики сразу же во все это поверили. И хотя история сама по себе - дикая, но ничего необычного в ней не было. Через пару месяцев народ начал потихоньку забывать и помкомвзвода Тимофеева, и незадачливого друга его, амбала Серегу Бражникова.
Все - да. Но только не я! Я ведь знал чуть больше, а по правде сказать - намного больше...
То, что они утонули - это, конечно, бесспорно. Но почему они утонули? И как быть с моим утренним сном, про "черную воду"? А еще с тем, что они сделали со мной до этого?..
Вобщем (не сразу, конечно), у меня сложилось свое мнение о происшедшем той ночью. И я не спешил им, с кем бы то ни было, поделиться...
Было ли мне их хоть немного жаль? Нет, ни капельки!
По моим понятиям - они получили по заслугам. Только эта мысль и успокоила меня. Только она одна и позволила мне примириться с тем, как они меня тогда хором опустили, и продолжить свою дальнейшую службу в части.
Но я не верю в случайности. В самом деле: ведь их смерть явилась не только отмщением за мой позор и мое унижение, их смерть еще и "замела все следы", позволила сохранить мое бесчестие в тайне. Вы только представьте себе, во что бы превратилась моя жизнь, если бы все вдруг узнали, что случилось со мной тогда на складе пиломатериалов? А ведь Тимофеев не стал бы молчать! Зная его, я готов ручаться за это!..
Короче, "каким-то образом" все проблемы решились в один миг. Нет человека - нет проблемы... Нет двух человек - двумя проблемами меньше...
Но я чувствовал, что умерли Тимофеев и Бражников не сами по себе. Их смерть необъяснимым образом была связана со мной. Будто бы это сделал я!..
Меня эта мысль совершенно не шокировала, даже радовала. Но я одно понять никак не мог: как, каким образом я это сделал? Может быть, дело в бабушкином кольце? Может быть, в моем сне про "черную воду"? А может, в той бессонной ночи, когда я сидел на "шкере" и, обливаясь слезами, призывал смерть на головы моих обидчиков?
Может быть... Но, скорее всего, сработало все вместе. И с того дня, как я осознал это и принял, я начал пытаться разобраться: что же нужно сделать, чтобы опять "вышло по-моему"?
Тем временем, осень как-то незаметно кончилась и наступила зима. За окном выли метели и кружился снег, а одинокий фонарь на улице по ночам раскачивался и скрипел, пробуждая к жизни на потолке казармы какие-то вычурные тени. Тогда-то меня вновь начали преследовать страшные сны...
То снилась бабушка, что-то настойчиво говорящая мне. Но я не мог слышать, что она говорит, а только видел, как движутся ее напряженные губы... То мама, вновь и вновь надевающая массивное золотое кольцо мне на палец... "Оно всегда теперь будет с тобой. Никогда не снимай его сам и тогда с тобой ничего не случится"... Ее голос, в отличие от бабушкиного, я слышал отчетливо и она всегда говорила мне одно и тоже... Потом пару раз мне приснился Тимофеев. Он приходил весь в каких-то лохмотьях, пыли и глине, словно бы только что вышел из боя... Его камуфляж (а вернее - то, что от него осталось) дымился... Из глаз его текли слезы, а изо рта - кровь... Он становился передо мной на колени, опускал голову, простирал ко мне руки и просил его простить... Он говорил мне очень много всего, но когда я просыпался утром - я ничего не помнил. Просто помнил, что он просил прощение - и все. Словно бы мне не нужно было помнить его слов, словно бы мне это могло как-то повредить...
Все это происходило ночью. А днем... Служба шла для меня своим чередом. Но когда я работал, ел, пил, сидел в туалете - мысли мои постоянно бродили вокруг одного и того же: как же я это сделал? Это стало для меня чуть ли не навязчивой идеей. Как, как, как?..
Постепенно, как мне показалось, я понял, "как", что для этого нужно сделать. Оставалось дело за малым - проверить, устроить генеральный экзамен самому себе.
Я долго придумывал, что это может быть за экзамен. И я придумал...
Но прежде чем я поведаю об этом, мне хотелось бы рассказать вот еще что.
Воспоминание о том насилии, которое устроили со мной на складе пиломатериалов Тимофеев и Бражников, не давало мне покоя почти точно так же, как и мое неистовое желание понять, каким образом я смог отомстить им за это не шевельнув и пальцем. В своих мыслях и ночных грезах перед сном я частенько возвращался в тот день, словно что-то меня туда манило.
Я вспоминал их лица, то, как они выглядели тогда... Вспоминал что они делали, что говорили... Вспоминал, что я чувствовал... И словно бы какая-то завеса падала с моих глаз, какие-то шоры, и мне открывался неведомый доселе странный смысл происшедшего.
И опять же, далеко не сразу у меня хватило духу признаться самому себе, что меня все это по-настоящему интересует! Но однажды, увидев нас троих во сне и проснувшись утром с мокрыми от спермы трусами, я наконец-то смог сделать это.
Я хотел повторения! Я хотел, чтобы кто-то проделал со мной все это еще хотя бы раз!
"Один раз, как известно, не..." - ну, вы знаете. Так что я могу представить, что вы сейчас обо мне подумали. Хе-хе...
Нет, я не стал педиком, открыв "потаенные стороны своей грешной души". Да я и не был им никогда. И крыша у меня не поехала от свалившихся на меня потрясений. Просто, когда обычные эмоции (гнев, злоба, позор) отступили, открылись эмоции совершенно другие, которые тоже были во мне и тогда, на складе, и после, но которые перебивались эмоциями более сильными, традиционными, общепринятыми. А эти - эти были только моими: зыбкими, тонкими, воздушными, неясными... Наверное потому, что они поднимались из самых глубин. Оттуда, где на дне черного колодца под названием "личность" дремало до этого мое робкое, полусонное, жидконогое "Я"...
Бывали даже моменты, когда я жалел, что Тимофеева и Бражникова больше нет, что они оба погибли на этом злосчастном пруду. Ведь никто больше в части не проявлял ко мне такого странного, извращенного интереса, как они. Я искал его, этот интерес, внимательно присматривался к окружающим, жадно ловил, впитывал и анализировал их взгляды, слова, движения... Искал хотя бы намека, хотя бы какого-то зыбкого знака в мою сторону... Но ничего этого не было. Ничего абсолютно! Серость, обыденность, тупость и каждый занят только собой. Обычный эгоизм и эгоцентризм армейской службы.
Смешно сказать - меня обижало это! Вот так, да...
Вначале я страдал от повышенного внимания к себе, а потом - от его полной противоположности. Хотя, если вдуматься, наверное, ничего странного в этом нет. Ведь, согласитесь, то, что со мной случилось - не может пройти совершенно бесследно и даже в заурядной личности обязательно должно оставить свой глубокий след. Ну хоть какой-то след наверняка! А ведь я заурядной личностью никогда не был...
Тогда, к концу весны, и слились воедино во мне два желания, которыми я бредил уже и днем и ночью. С одной стороны - жажды исполнения своей воли, с другой - жажды насилия над собой вперемежку с сексом. Две противоположности, две крайности, краеугольным камнем которых было одно и то же - принуждение. С одной стороны - мое над другими, с другой - других надо мной... И пусть первое было замешано на том, что мы называем "жизнь и судьба", а второе на "сексе и похоти", что-то необъяснимо общее было во всем этом.
Жизнь, судьба, секс, похоть, насилие... Первопричиной всего этого была одна и та же Сила, которую я уже мог чувствовать, но которую еще не мог для себя тогда назвать...
Что же именно я собирался сделать? Что я придумал? Все просто: я решил выбрать среди наших гавриков кого-нибудь достойного и заставить его сделать со мной то, чего я хотел больше всего. Вот такой экзамен самому себе и своим способностям я намеревался устроить. Ни больше, ни меньше... Чума!..
Со дня гибели Тимофеева и Бражникова прошло к тому времени уже семь месяцев и я перестал быть для всех обычным заурядным "душарой", превратившись по негласной армейской иерархии в настоящего "черпака" . Наше "душарное" место заняли воины нового призыва, самые вредные "дембеля" - уволились в запас и оставшийся контингент личного состава роты уже не донимал меня как раньше, обеспечивая жизнь более или менее комфортную. Весна кончалась, на нас вовсю уже наваливалось теплое лето и "солдатский пруд", не смотря на тягостные воспоминания осени, снова мал-помалу стал пользоваться у всех былой популярностью.
Во исполнение моих планов подходил, в принцыпе, кто угодно, но я тщательно и щепетильно выбирал нужную мне кандидатуру. Наконец, я остановил свой выбор на сержанте Игоре Антонове, или просто Игорехе. Он был старше меня на полгода, но держался со мной всегда на равных, открыто. Он был сильным, высоким и по-своему красивым, чем-то отдаленно напоминая мне погибшего помкомвзвода Тимофеева. Самое, пожалуй, главное - среди нас всех он слыл просто чумовым бабником, помешанным "на этом деле" и на женском поле дальше некуда. Ну и последнее - достаточно тривиально: он мне просто нравился.
Мы с ним не дружили до этого. Так... "Привет", "здорова", "дай закурить" - не более. Потому, я сказал себе: "Если у тебя все получится с ним, значит..." Ну вы и сами догадываетесь, что я мог сказать самому себе.
Однажды ночью, выйдя типа в "самоход" на "солдатский пруд", я действительно пришел туда и в полном одиночестве сел на берегу, поджав колени к подбородку. Над темным горизонтом висела полная золотистая луна и безмолвно отражалась в воде. Не знаю, каким образом, но я чувствовал, что полнолуние - именно то время, что мне требовалось. Сколько-то я просидел вот так, просто разглядывая лунное отражение и думая о нас с Игорехой. Я фантазировал, грезил, старался представить себе нас вместе... А свободной рукой при этом я крепко сжимал бабушкино кольцо.
Потом мне это надоело и я закурил. Но пришедшие ко мне бессовестные мысли уже не хотели меня оставлять. Наоборот, они потекли сами, уже помимо моего желания и без принуждения, словно бы во мне заработал какой-то дремавший доселе особый механизм. В штанах у меня все тут же вздыбилось и стало рваться наружу, потому я поспешил их расстегнуть и залез туда ладонью...
Не подумайте, что я просто онанировал как школьник, сидя на берегу пруда и фантазируя о том, чего еще не было. Нет, нет! Все это происходило как-то совершенно по-другому! Словно бы это был какой-то специальный ритуал, какая-то особая церемония... А я... Я словно бы просто вспоминал, как и что нужно было делать. И делал. Именно так это выглядело...
Когда я кончил и мое себя несколькими крупными каплями скатилось на траву, неожиданно для самого себя я тихо и твердо сказал вслух одну странную фразу: "Да будет воля моя..."
Потом, я повалился на спину, закинул руки за голову и закрыл глаза.
На пруду стрекотали лягушки, воздух был свеж и прохладен и в голове у меня все кружилось... Одновременно с этим я почувствовал, что все мои переживания уже какие-то совершенно другие, не мальчишеские, словно бы я изменился... И меня это только порадовало!
Я поднял левую руку к лицу, поцеловал бабушкино кольцо и злорадно усмехнулся: "Вот и все..." Потом я сел, застегнул штаны и уже через двадцать минут был в роте, среди своих...
Ну а дальше... Дальше началось самое интересное!
Я вел себя как всегда, по-прежнему, а вот с сержантом Игорехой явно что-то случилось.
Я-то знал - что, и меня все это жутко забавляло.
Он стал как-то странно смотреть на меня, стараясь, однако, чтобы я не замечал этих его пристальных взглядов. Но я все равно замечал, не на того напали!..
Пару раз он сам предложил мне покурить вместе и все время крутился где-то поблизости, чтобы я оставался в поле его зрения. В столовой он садился рядом со мной, на зарядке бежал рядом, ну и много чего еще по мелочи. А когда с той моей памятной лунной ночи на "солдатском пруду" минуло девять дней, терпение Игорехи, похоже, кончилось.
Вечером перед отбоем он подошел ко мне и, все еще стараясь напустить на себя нарочитую небрежность, поинтересовался, не иду ли я сегодня в "самоход". Получив отрицательный ответ, он заговорщически наклонился к самому моему уху и прошептал:
"Давай сегодня вместе сгоняем на пруд?"
"Зачем?"
"Будет кое-что интересное..."
"Гости?.."
"Нечто вроде... Не пожалеешь!"
Он немного отстранился от меня и мы улыбнулись друг другу с пониманием.
Я утвердительно кивнул:
"Во сколько?"
"Сразу после отбоя..."
Я опять кивнул и довольный Игореха ушел по своим делам. Видели бы вы его глаза! Они буквально светились от счастья, словно в них включились две маленькие электрические лампочки!..
Наивный мальчишка, хе-хе!.. Он, наверное, думал себе, что это он заманивает меня в свою ловушку. И не замечал, бедняга, что это он, а не я, сослепу наступает в самый страшный и хищный капкан!..
После полуночи мы были в условленном месте, причем Игореха притащил с собой какой-то полиэтиленовый пакет. На мой вопрос "Что это?" он ответил: "Еда и выпивка".
Ну да, конечно, как же без этого? Заботливый сержант, опытный... Бабник!
Начали мы скромно: выпили по первой, закусили, закурили. Потом - повторили сделанное. И вот тут, уже порядком расслабившись, мы развалились на траве и обратили свои взоры к ночным небесам. Звезд над нами было видимо-невидимо! Мы разговорились "по душам"...
Я с интересом слушал Игореху, голова у меня кружилась от водки, я что-то рассказывал ему в свою очередь про себя... И - ждал, ждал, ждал... Я знал, что скоро все случится, но не знал, когда именно. И это наполняло меня азартом, волновало, будоражило и возбуждало... Дикость просто!
И вдруг, продолжая слушать мою болтовню, Игореха как-то странно тихонечко зарычал и, наверное, не в силах больше себя сдерживать, отчаянно бросился на меня. Как зверюга!
Его руки бешено тряслись, когда он расстегивал мой ремень, стаскивал с меня штаны и сапоги.
Он торопился так, что сам даже не думал раздеваться, а просто растегнул себе ширинку и...
Ну да, как и в тот раз с Тимофеевым и Бражниковым на складе пиломатериалов, мои ноги взлетели в небо и я опять почувствовал, что означает на деле, а не на словах, неудержимое мужское желание "иметь и обладать"... Только в этот раз было больше страсти и все происходило намного быстрее. Оттого - больнее и слаще!.. Дождался...
Наверное, я уже был готов впитать в себя все это как губка. Потому, я ничего не делал, а просто тихонько лежал и стонал, закусив нижнюю губу, растворяясь в нахлынувшем на меня сладострастии, пока Игореха бешено толкал меня под зад своими могучими бедрами Геркулеса. И сопел...
Сколько это длилось? Минуту? Две? Да черт его знает! В такие мгновения, знаете ли, как то не принято смотреть на часы или спрашивать у прохожих "сколько натикало"...
Я так здорово чувствовал, что происходит с Игорехой, как ему хорошо со мной и во мне! Я отчетливо ощущал, а вовсе не предугадывал, как у него уже подходит и что он вот-вот кончит. Так и вышло...
Обессиленный, он медленно слез с меня, опуская мои согнутые в коленях ноги на траву, откатился чуть в сторону и улегся на спине, широко раскинув свои руки и застыв неподвижно.
"Прости... - услышал я его чуть с хрипотцой голос, - Не знаю, что на меня нашло..."
На моих губах играла хитрая улыбка самодовольного победителя. А над головой - сверкали тысячи глупых звезд...
"За то я знаю..." - ответил я ему.
Услышав эти мои слова он оживился, даже привстал. И тогда меня прорвало - из меня полился поток такой романтической лжи, что бесконечные бразильские сериалы просто отдыхают!
Я рассказал ему о том, что "дороже него у меня никого нет", что я "давно уже мечтаю только о нем", что "я никогда еще не делал этого так, с парнем" - ну и в том же духе...
Бедный совсем обалдевший Игореха жрал эту ложь словно сгущенку, ни сном ни духом не чувствуя моего коварства, моей западни. Мало того, что он уже вляпался в нее всеми четырьмя лапами разом, так он еще по собственной воле погружался в нее все глубже и глубже, увязая все больше и больше... И спасения ему - не было!.. Потому что нет от меня спасения и быть не может. Так-то...
Довершил я все это хамство словами: "Я никогда не думал, что у меня будет такой парень, как ты! Даже не мечтал об этом!.." и, поднявшись, крепко поцеловал Игореху прямо в губы.
Совсем новые ощущения, совсем другие, чем с женщиной...
От него пахло потом, алкоголем и сигаретами. Парнем... Так странно!.. И так здорово!..
Я отодвинулся было немного, но он не пожелал отпустить меня. Обхватив своей лапищей мой затылок, он легонько толкнул меня другой рукой на траву и теперь уже сам нашел мои губы своими. И понеслась по-новой...
Конечно, все это не было собственно насилием, которого я так желал до нашей с Игорехой встречи. Мне все виделось немного по-другому, не так... Но то, как все происходило у нас с ним - это было еще лучше. Словно бы кто-то где-то внес в мои безумные планы свои собственные коррективы, явно лучше меня разбираясь в реальной жизни и в ее тонкостях.
Не люблю я рассказывать таких подробностей, все таки это - интимное дело, но скажу, что в ту ночь мы с Игорехой несколько раз поменялись ролями. Так что не только он, но и я смог оценить по достоинству этот вид запрещенной (оттого, наверное, такой желанной) земной любви. С той лишь разницей, что никакой любви во мне не было. Только безудержная страсть... Только любопытство и коварство... Но сколько!..
Черт, если бы я не был так уверен в себе и в сержанте Игорехе, я бы просто мог сказать, что мы оба - два обыкновенных паршивых безумных педика, сорвавшихся с цепи! Но в том то и дело, что это было неправдой. Ни он, ни я педиками не были. А то, что мы творили... Это были еще цветочки, на самом деле!
Сила, которая по моей воле завертела нас обоих в безрассудном водовороте в ту ночь, была способна сделать намного больше. Спасения от нее не было никакого. И ее хозяином был - Я!..
Знаете ли вы, что такое Власть? Знаете ли вы, что такое Власть абсолютная? Это знали римские цезари, это знали великие диктаторы. Наверное, это знает и Бог на своих Небесах...
И вот - Я... Вроде бы мальчишка еще, сопляк... Кувыркаюсь в траве с сержантом, который слетел с катушек от желания обладать мной во что бы то ни стало и который это желание осуществил... Неужели и я тоже могу держать такую Власть в своих руках? Такую Силу?..
К этой мысли нужно было привыкнуть. Уж слишком невероятной она казалась! А пока...
За первой нашей ночью с Игорехой - последовала вторая. Потом - еще одна. И еще...
Оставаясь для всех "привычными и скучными", о-б-ы-д-е-н-н-ы-м-и, мы такое творили с ним наедине, что рассказали бы вы мне об этом хотя бы год назад - и я дал бы вам в морду! Но теперь...
Теперь все поменялось. И то, что раньше казалось немыслимым - стало желанным и единственно возможным. А то, к чему раньше тянулись мы оба, то, что было общепринято и привычно - перестало нас интересовать. Совсем. Нам нужны были только запредельные ощущения, только запрещенные деяния, нам нужна была только наша тайна и ничего больше! Мы были нужны друг другу...
Все остальное - тени и прах... Все остальные - тоже...
Думаете, я просто придурок? Хех!.. К концу моего рассказа вы измените свое мнение, будьте уверены! Так что, дорогие мои, наберитесь терпения. Оно вам потребуется...
Лето окончательно вступило в свои права - май подходил к концу, ночи стояли сухие и теплые. Мы лежали вдвоем с Игорем на мягкой траве, где-то совсем рядом пел свою одинокую песню полевой сверчок, вдали перебрехивались неугомонные деревенские собаки, а над нами почти до самого утра, как и мы, сходил с ума влюбленный соловей... Разве мог я мечтать о подобной романтике раньше? Разве мог я такое себе вообразить? Нет, не мог...
С Игорехой мы были вместе весь последующий год моей службы. Если бы я захотел рассказать вам о наших с ним приключениях за этот год - мне пришлось бы написать для этого отдельную книгу. Может быть, когда-нибудь я это сделаю, но сейчас нужно двигаться дальше - иначе, так мы с вами никогда не закончим нашу шахматную партию, хе-хе...
Когда Игорю вышел приказ на "дембель", неотвратимость которого тяготила его все последние месяцы, хотя он тщательно старался от меня это скрывать, стало ясно, что нам осталось недолго быть вместе. Он уходил, я оставался еще на полгода...
Как-то в один из тех дней после приказа, сидя вечером опять же на берегу "солдатского пруда", Игорь просто и искренне расплакался от бессилия что-то поделать в данной ситуации. Он не хотел расставаться. Он хотел быть со мной. Он строил планы вслух, как нам было и будет хорошо вместе... Я все это молча слушал.
А потом он сказал, что единственный выход - остаться ему на "сверхсрочную". И что он завтра собирается написать рапорт на имя командира части. Что другого выхода нет...
Тут я задумался и сурово сдвинул свои черные, распутные брови.
Безусловно, я ценил моего Игореху за силу, за жеребячьи способности и прочие многочисленные его достоинства. За тот романтизм и чистоту (да, блин, чистоту!) которой были наполнены наши отношения. Он был до одури верен мне, даже ревнив, хотя я и не давал ему особого повода, ведь конкурентов у него по этой части в нашей части (вот так каламбур!) просто не имелось. Он молился на меня как на бога и готов был носить меня на руках! Если бы нужно было меня спасать - он сделал бы это без разговоров. Да что там... Если бы нужно было отдать жизнь за меня - он пошел бы даже на это. Не раздумывая...
Так что же меня тревожило, спросите вы?
А то, что все это мне было не нужно! Ни его любовь, ни его преданность, ни его поклонение, ни он сам... Не-нуж-но!..
Я трахался с ним, да. Трахались мы великолепно! Именно я сделал из него то, что сделал. Но разве я хотел, чтобы это длилось всегда? С ним? Я ведь мог пожелать любого из наших гавриков или командиров и получить их! Так что ответ очень прост, хотя и циничен - нет.
Мне было удобно с Игорем, было забавно, было классно... Но всему на свете есть свой исход и все в этом мире кончается. Разухабистая армейская молодость вместе со службой подходила к концу и я стоял на пороге чего-то совершенно нового, какой-то новой главы, новой игры... Игореха стал бы только мешаться мне, лезть под ноги и это меня не устраивало.
Нужно было избавиться от него.
Ох, мамочки, я уже вижу, как вы гневно сжимаете кулаки и предвидите самое худшее!
Хе-хе!.. Неужели вы всерьез думаете, что я настоящий дьявол во плоти?
Нет-нет, я вовсе не собирался убивать преданного и всерьез любящего меня здоровяка-Игореху. Так что разжимайте свои кулаки и спокойно читайте дальше. Я не намеревался решать эту проблему таким радикальным способом. Нужно быть гуманнее к людям! А ваше яростное предположение, между прочим, говорит в первую очередь именно о вашей испорченности, а не о моей... Впрочем, ладно, хватит уже шуток!
Разубедить Игоря не оставаться на "сверхсрочку" особого труда мне не составляло. Я уговорил его уехать домой, пообещав приехать к нему в отпуск, который у меня тогда маячил перед самым носом. Ну а после моего "дембеля"...
Мой язык, мое змеиное жало, вновь развязался и я опять нарисовал Игорехе такую залихватскую картину, что он лежал рядом, обнимая меня за грудь рукой, и боялся дышать, внимая моим грезам наяву. А потом, когда я, наконец, умолк, он бросился на меня как в ту нашу первую с ним ночь - так же неистово и осатанело, без удержи... Я и не сдерживал его. А зачем? Именно этого ведь я и добивался! Одним выстрелом - сразу двух зайцев... В "десяточку"...
Очень скоро я проводил его домой, восвояси. А когда он укатил, весь в аксельбантах и значках, с белыми окантовками под погонами и нашивками, в новехоньком с иголочки камуфляже и с вселенской грустью в глазах, - я вновь пришел тихой лунной ночью на родной "солдатский пруд" и не колеблясь сказал свое заветное: "Да будет воля моя..."
Больше я Игореху никогда не видел. Как сложилась его дальнейшая судьба - я не знаю. Знаю лишь одно и наверняка: я исчез из его жизни так же стремительно, как и появился в ней. Живет он теперь в своем Торжке, трахает какую-нибудь худосочную Машу или Дашу, плодит детей и дует пиво... Ну а наш год вместе... Чего только не сделаешь по молодости да глупости, хе-хе!.. И все же, думаю он будет помнить... Пускай как сон, как наваждение... Но - будет.
Тосковал ли я о нем? Нет... Вспоминал ли? Конечно... Но менять что-либо в своей тогдашней жизни я не собирался.
Мой собственный "дембель" подкрался ко мне незаметно, внезапно и в один день сделал бессмысленными совместные походы с другими "дедами" на "солдатский пруд", отсидки на "нычках" и "шкерах", коллективные пьянки и гулянки, травлю баек чуть ли не до самого утра и воспитание подрастающих молодых "духов" в лучших традициях Армии России конца двадцатого века. Безудержное время веселья окончилось. Я возвращался домой, "на гражданку"...
Легкая печаль коснулась тогда и меня самого. Но жалел я ни о чем-то или о ком-то конкретно, нет. Я жалел сразу обо всем, вобщем... Та же самая "вселенская грусть", что была в глазах Игорехи, когда он уезжал из части навсегда, оставляя меня...
Вторая страница Книги Моей Жизни была перевернута. И перечитать ее заново теперь уже было нельзя, даже если хотелось. Ну разве что только в снах, или в воспоминаниях...
Это грустно.
КОНЬ - фигура замысловатая, фактурная и привлекательная на первый взгляд. На самом деле - довольно посредственная, угловатая и податливая.
Вернувшись после Армии домой в звании старшины, первое, что я сделал - залез в бабушкины вещи. После нее их осталось немного. Кроме кольца, что и так принадлежало мне, была еще огромная старинная книга, завернутая в пахнущий какими-то терпкими травами холст. В один из вечеров, когда мама пошла спать, я достал ее, развернул и открыл...
Представьте, насколько великим было мое разочарование, когда я вгляделся в неизвестный мне рукописный шрифт и понял, что я решительно ничего тут не понимаю! Какая-то китайско-арабская черная вязь на пергаментных желтых страницах, какие-то знаки, таблицы, схемы... Но что все это могло означать? И самое главное: как это могло пригодиться мне?
Я ведь сразу догадался, что эта наша "семейная реликвия" по ценности своей, может быть, даже больше бабушкиного кольца! Но кто сможет дать мне ключ к ней? Кто раскроет врата мудрости? Может быть мама?
Я был так расстроен, что пошел к ней в комнату и разбудил ее. Она внимательно выслушала мои вопросы, а потом улыбнулась и сказала: "Ключ к двери - в самой двери. Нужно лишь повернуть его..."
Я разозлился и психанул, думая, что она вознамерилась читать мне философские проповеди на ночь глядя, но оказалось, что я был не прав. Мамины слова нужно было понимать буквально! И книгу нужно было просто "повернуть"...
Что я имею в виду? Все просто. Ее нужно было начинать читать не с начала, а с конца!!!
Все так же стоя около мамы, я открыл самую последнюю страницу и не скрывая своей радости прочел:
"Вот и настало Великое Время для тебя. Все, что имеет наш Род, отныне - твое..."
Я вернулся в свою комнату и продолжил чтение. Оно настолько увлекло меня, что до утра я так и не сомкнул глаз!
А утро я встретил словно бы другим человеком. Теперь я лучше стал понимать истоки своего "Да будет воля моя.." Но это было только началом моего пути в глубину столетий и в глубину себя самого...
Бабушкину книгу не удавалось читать быстро, но я к этому и не стремился. Мама так же сказала мне, что все нужно делать постепенно - думая, прислушиваясь к себе, чувствуя...
Эта книга стала мне другом, учителем, рассказчиком. Я проводил с ней все свободное время, какое у меня было. Постепенно, она сама научала меня тому древнему языку, на котором была написана большая ее часть и "китайско-арабская" вязь потеряла для меня свойства абракадабры. Я уже довольно свободно читал и понимал древний язык, хотя не мог говорить на нем вслух - ведь я не знал, как должны звучать слова, которые были написаны на старом пергаменте. Но мне и не нужно было говорить - вполне достаточно было одного понимания.
Изучение бабушкиной книги, тем не менее, не выключило меня из повседневной жизни, не вырвало с корнем из окружающей обыденности. Глубинные знания - ложились в сердце, а снаружи и на поверхности я оставался все тем же чернобровым, земным парнем. И мне нужно было "что-то делать", "чем-то заниматься", "кем-то становиться"...
Особого разнообразия в плане выбора дальнейшей карьеры у меня, сами понимаете, не имелось. И тогда я пошел работать в милицию. "Служить", так сказать, и "защищать". Но это был только фасад, вершина айсберга. То, что творилось на самом деле, в темных водах, в мрачной глубине, несколько, скажем так, отличалось от того, что виделось со стороны непосвященным.