Аннотация: Вторая мировая принесла нам много бед. И ее отголоски еще долго будут звучать в наших сердцах...
Яркое полуденное солнце припекало голову, протяжно скрипели деревья старого кладбища и по-весеннему звонко пели птицы. Древний старик сидел на лавочке. Где-то поодаль копошилась, наводя порядок на могиле тихо умершей десять лет назад жены, его дочь... Он сидел на лавке возле могилы одного из погибших сослуживцев - и вспоминал.
Он прошел обе войны, обе мировые. Ничего не оставили они в его жизни, кроме ранней седины, душевной горечи и чина полковника в отставке. Он начинал солдатом, тогда, в затертых годах начала двадцатого века, и прошел весь путь до последнего звания. Последнее повышение, полученное уже в мирное время "заочно" перед выходом на пенсию, было заслуженным - его ему давно задерживали. Сослуживец, над могилой которого он размышлял не получил ничего! Ничего кроме ранней смерти, лишь посмертное звание героя - его даже не наградили тогда.
Тогда он, совсем еще пацан под командованием нынешнего полковника, а тогда -лишь старшего лейтенанта, совершил глупость. Глупость, которая стоила ему жизни, а немцам - одного из танков. Нет, он не бросался под него: мальчик был слишком умен - но он подполз слишком близко и, когда он приподнявшись собрался бросить связку гранат, его поймала пуля. Так странно, обычно говорят: "поймал пулю", но в данном случае пуля поймала его, именно поймала, поскольку была единственной выпущенной в том направлении, почти вслепую, одним из нервничавших немцев. Последние силы молоденький боец отдал на бросок. Что ж, по крайней мере он считал, что погиб не напрасно, ведь танк он взорвал? Глупым, по-настоящему глупым, было то, что немецкий солдат, пославший смертельный снаряд, оборвавший жизнь русского, был не старше его. Бледное юношеское, почти детское, лицо с прокушенной губой теперь всегда будет со старым полковником, его убившим. Тогда рефлексы сработали правильно, быстро - и за одним мальчишкой отправился в последний путь другой.
Вся война была полна таких нелепых случайностей. Из отряда старшего лейтенанта Песцова выжила лишь половина бойцов. Но более всего ему запомнился именно тот случай: когда его руки, его винтовка унесла жизнь выронившего оружие глупого чужого юнца, не умевшего убивать.
Старик вздохнул и с трудом поднялся. День был трудным: идти парадом в девяносто лет - шутка ли? С кладбища они с дочерью приехали домой уже к вечеру. Здесь он снова присел на лавочку, на сей раз - перед подъездом дома, отдыхал. Сегодня соседская девочка-второкласница вновь подарила ему открытку, которую традиционно рисовали в школе на девятое мая. День Победы.
Вечером он лежал утомленный и дремал под включенный телевизор. Дочь хлопотала над чем-то на кухне - предполагалось, что это будет ужин... Это в десять-то вечера! Где носит этого прохвоста-внука?! Уволившись из армии в запас, немолодой уже офицер работал на трех работах до тех пор, пока не отказало здоровье - его внук не работал вовсе. Сегодня он наверняка опять проиграет в карты половину отнятой у матери с боем солидной пенсии полковника, вторую половину денет еще куда-то через неделю и на жизнь снова останутся копейки, зарабатываемые дочерью в библиотеке.
Умница-дочь становилась непроходимо глупа, когда речь шла о ее бедном несчастном сыночке - ведь он растет без отца. О том, что "сыночек" вымахал в двадцатипятилетнего оболтуса, не имевшего никаких представлений о работе и учебе, она каждый раз забывала, чувствуя свою вину за развод с его отцом-пьяницей. Но он слишком устал, чтобы с нею спорить.
На государственном канале начались очередные новости. Один из репортажей невольно привлек внимание старика:
- ... президент объявил о намерении устроить общий день примирения ветеранов Великой отечественной войны с участниками ОУН УПА... Пусть пожмут друг другу руки, обнимутся и забудут о тех неурядицах, которые когда-то поставили их по разные стороны фронта. Сейчас, на пороге нового тысячелетия героям двух сторон борьбы за Украину время забыть мелкие обиды и с честью двинуться в новую жизнь...
Как же так? Как же это так, а? Убийство сотен не сопротивляющихся гражданских - своих же! - теперь называют "обидами"?! "Мелкими", к тому же! Что это тогда будет за новая жизнь?! Что за новое тысячелетие?! Там, где прощают подобное и предлагают забыть, да еще называют хладнокровных убийц героями, не смогут жить нормальные честные люди! От ярости зашлось изношенное сердце...
Мир стремительно менял привычные очертания, вокруг потемнело. Тело старика с неожиданной силой выгнуло дугой, он захрипел...
За окном разрывались салюты. На кухне привычно гремела посуда. Глаза старого полковника неподвижно смотрели в экран.
В городском род доме родился очередной младенец появление его на этом свете сопровождал грохот праздничных залпов, подобных отдаленной канонаде... Половина одиннадцатого, девятое мая.
- Будущий защитник отечества! - одобрительно сказала акушерка, традиционно хлопая крепенького бутуза по попке, сразу после того как врач перерезал пуповину. Теперь ребенок должен был громко заплакать, подтверждая свое здоровье и существование...
Мальчик тихо открыл глаза и издал сердитое старческое кряхтенье, голубые глаза новорожденного выражали недетскую ярость.
"Примирение, говорите? Новое тысячелетие? Ну посмотрим!"