Контролируемая клептомания - занятие весьма доходное.
Автор неизвестен
- Дочка у тебя, милая! - объявила повитуха облегченно вытянувшейся на влажных скомканных простынях женщине. Та протянула руки, но от слабости не удержала, уронила себе на грудь шевелящийся комочек, отозвавшийся на такое непочтительное обращение возмущенным вяканьем.
- Здоровенькая, бойкая, дай ей боги всего в этой жизни! - привычно молотила языком старушка, споласкивая над стоящей в углу лоханью руки и вытирая их о чистую ветошь. Любопытные ее глазки в это время так и зыркали по сторонам. Уединенно жила роженица, показывалась редко, знакомств не заводила, гостей не зазывала, когда еще случится оказия заглянуть да соседкам на лавочке с победоносным видом вечерком поведать. А то ведь только и известно об этой бабе, что Лиской зовут. Да лиска она и есть - вон, личико какое хитрое, носик остренький, глаза раскосые... И из сынка ее слова лишнего не вытянешь. Не знали даже, что тяжелая ходит, пока паренек за ней, бабкой, не прибежал. А она что? Она ничего. Приняла, обмыла, спеленала, сидит теперь честь честью, курочку, за труды обещанную, ждет. Сынок Лискин побежал за ней, за курочкой-то. На общем леднике лежит, небось - откуда тут холодильным шкафам взяться. Вот пока принесет, она как раз все интересное и высмотрит.
Хотя высматривать-то особенно и нечего. Обычная бедняцкая комнатка, какие за пять медек в месяц сдают. Кровать, мутное окно, колченогий стол, лавка да печка-времянка. Чистенько очень, но безлико, даже и не скажешь, что люди в город не вчера приехали. Короче говоря, нечего тут ловить, разочарование сплошное. Да где ж парнишка-то?.. Уж до городских ворот можно было сбегать и вернуться, не то что в подвал на ледник...
Повитуха, заскучав, покосилась было на Лиску в надежде развлечься болтовней - но та устало дремала, прижав к себе ребенка. Тогда прикорнула за столом, склонив голову на руки, и старушка.
В окно, разбросав по комнате осколки стекла, влетел арбалетный болт и впился в противоположную стену. Роженица спросонья вскинулась было - и тут же осела на постель, пятная подушку кровью из пробитой вторым болтом головы. Потревоженный младенец заорал, как резаный. Бабка, с которой разом слетел весь сон, дернулась вскочить и бежать, но ослабевшие с перепугу ноги тут же коварно подломились, и повитуха свалилась обратно на лавку, таращась на покойницу и тихо повизгивая от ужаса.
Этим своим повизгиванием она через пару секунд буквально подавилась, когда в дверь вломилась здоровенная рыже-пятнистая рысь с перемазанной кровью и облепленной пухом мордой. За крыло она волокла жирную пеструю курицу, на вид - ни разу не с ледника, а абсолютно свежеубиенную. Бросив ее на пороге, зверюга одним мягким прыжком сиганула на кровать. Быстро обнюхала тело, замерла и совершенно по-человечески всхлипнула.
Бабка сползла под стол, безостановочно поминая богов и глядя круглыми глазами, как рысь осторожно подцепляет страшными клычищами пеленку новорожденной, прыгает с кровати и мчится прочь, скребнув когтями пол на повороте...
- Бей оборотня! Огнем пали нечисть поганую! - послышался крик, и в разбитое окно, невзирая на отчаянные протесты хозяина дома, полетели горящие факелы. Бабка, видя такое дело, разом отмерла, сноровисто подтянула к себе курицу - не пропадать же добру - и, меленько дрожа, поползла из-под стола к двери, кулем выкатилась с крыльца под ноги собравшейся толпы.
- Не губите, миленькие!.. Ох ты, свят-свят, спасите, светлые боги, что ж это делается...
* * *
Чем дальше от центра - от ратуши и ярмарочной площади, - тем более жидкой становилась застройка, дома беднели, мельчали и в конце концов вовсе сошли на нет. Еще пара минут стремительного бега - и воздух наполнили ароматы степных трав и остывающего в ночной прохладе чернозема. Еще сколько-то - и к ним присоединился, становясь все более властным и доминирующим, запах далекого леса - прошлогодней листвы, грибов, влажного мха и сырой, никогда не просыхающей земли.
По едва заметной тропке через пустошь мягкими скачками мчалась к лесу рысь, прижав уши и забавно подкидывая короткохвостым задом. В зубах у нее болтался беспрестанно вопящий белый сверток.
Завидев впереди, на фоне разгорающегося рассвета, темно-синюю стену леса, животное перешло на трусцу. Под кроны первых деревьев оно вступило уже шагом, тяжело дыша сквозь накрепко стиснутые зубы. Сверток бодро орал голосом здорового и голодного младенца.
Плюхнув его на траву на первой встретившейся поляне, рысь уселась подле и некоторое время отдыхала, беззастенчиво вывесив длинный розовый язык. Потом же, восстановив дыхание, уставилась на ребенка и на чистом сверижском языке ломающимся подростковым голосом строго сказала:
- Щерей лесных зовем? А ну, молчать!
Малышка, ясное дело, и не подумала устыдиться и прекратить шум. Напротив, количество льющихся из крохотного ротика децибелов в знак протеста возросло в геометрической прогрессии. Рысь даже головой помотала, досадливо потеребив ухо лапой.
- Ять!.. - с чувством сказала она, превращаясь в подростка лет шестнадцати, на вид очень расстроенного и растерянного. Любой взрослый сознательный человек в подобных условиях лишился бы дара речи - не каждый все-таки день у тебя на глазах рысь превращается в человека, да еще и непечатно при этом ругаясь. Новорожденная же по-прежнему вопила, не переводя дыхания, и плевать хотела на всякие там мелочи жизни типа плотоядной лесной нечисти. Она впервые в жизни была голодна и настоятельно требовала с этим считаться.
Парень уселся в траву подальше от орущего свертка и, заткнув покрепче уши, стал обдумывать положение.
Завидовать было решительно нечему. Чтобы сделать этот далеко идущий вывод, не требовалось особых мозговых усилий. Отношение жителей столь спешно покинутого городка к существам, имеющим две ипостаси и способным их менять - особой разницы между стихийными оборотнями и разумными анимагами простые люди не видели и, как правило, не предоставляли подозрительным лицам возможности ее продемонстрировать, - не оставляло пути назад. Впереди, равно как и по бокам, был лес, и рожки с молоком на каждом суку произраставших в нем деревьев, естественно, не висели. Одному выпутаться из переделки было бы значительно легче, но сверток утяжелял проблему как минимум вдвое.
Мелькнула трусливая мысль послать все к бесам и бросить беспомощное орущее существо на поляне. Парню стало стыдно прежде, чем она успела логически завершиться.
- Ну, а что делать? - жалобно произнес он вслух, с тоской вспомнив мать, опытную и хитрую лисицу, всегда знавшую, как и когда следует поступить, чтобы остаться с целой шкурой. Паренек пустил было слезу, но быстро, непонятно кого стесняясь, утер нос и глаза рукавом. Оплакать потерю родительницы можно было и позже, когда все как-нибудь уладится - спокойно и со вкусом, не отвлекаясь на посторонние вещи.
Сверток надсаживался из последних сил и уже едва ли не хрипел. Парень покосился на него, ощущая все крепнущее уважение к слабому полу, переходящее в благоговение. Как же, черт возьми, женщины с ними управляются?
- Так. И какого это беса делает голодный спиногрыз в лесу в пять часов утра? - раздалось у парня за спиной. От неожиданности он подпрыгнул и, не удержав равновесия, повалился на спину, испуганно уставившись снизу вверх в лицо вышедшей из-за деревьев незнакомки.
- Так я жду ответа на поставленный мною вопрос! - напомнила та, резким движением плеча поправляя туго набитую котомку. - Ты что, в жертву его тут собрался приносить во имя грядущего урожая репы?
Мальчишка кое-как подперся руками, сел и отрицательно затряс головой.
- Ну, тогда я тем более ничего не понимаю... - протянула женщина, оглядывая его с живым интересом. - Эй, ребенка-то подними, земля ж холодная! Ты, что ли, папаша?
- Сестра это! - обиженно проворчал парень, приходя в себя и неловко поднимая сверток.
- Кто ж так детей держит, это же не сноп соломы! Головку выше подними, чтоб не болталась! Так. Где мать?
- Убили час назад, - мальчишка с вызовом хлюпнул носом, морщась от крика младенца, направленного теперь прямехонько в его левое ухо.
- Ого. Вопрос снимается... Или нет, все-таки - как это случилось, если не секрет? Разбойники напали? Здесь, поблизости? - ее глаза нехорошо блеснули.
- Нет, - разочаровал ее паренек. - В городе... случайно, шальным болтом в голову.
- В Гарниче? - удивилась женщина. - И ты за час с ребенком в зубах проделал такой конец до леса?.. - и осеклась. Едва услышав про зубы, мальчишка метнул на нее злой отчаянный взгляд, и бедный младенец снова шлепнулся в траву и взвыл с новой силой. Над ним сгорбилась встопырившая загривок большая желтоглазая кошка, широко расставив лапы в старании казаться внушительнее. Из нескладного, обросшего и диковатого подростка и рысь получилась, хотя и много крупнее своих лесных собратьев, но все же не шибко взрослая, скорее недопесок, длинноносый и длиннолапый. Может быть, поэтому, а может быть, по какой-то другой причине женщина не спешила оседать в обморок либо бежать с поляны сломя голову.
- Не делай глупостей, - медленно, четко и очень убедительно проговорила она. - Я не охотник и не маг. Я просто услышала детский крик и свернула с дороги. Я видела, как ты превратился в человека. Я догадываюсь, как могла погибнуть ваша мать и почему ты сбежал из города. И почему ты боишься настолько, что готов на меня кинуться. Так вот, то, что ты оборотень, меня не волнует. Меня волнует, что плачет твоя малышка.
Рысь слушала недоверчиво, настороженно выглядывая из-под лохматых бровей, и, видимо, напряженно соображала. Наконец приняла решение, расслабилась, глубоко вздохнула - и через миг прежний растрепанный мальчишка уже неловко нагибался над охрипшим свертком, избегая смотреть на незнакомку.
- Так-то лучше, - удовлетворенно заметила женщина. - А теперь дай мне девочку и отвернись.
Раздался шорох расстегиваемой одежды, младенец резко замолчал и жадно зачмокал. Паренек глубоко и всем сердцем постиг смысл словосочетания "блаженная тишина". Незнакомка внезапно представилась ему чуть ли не добрым лесным божеством, утешительницей скорбящих и затыкательницей орущих.
- Повезло вам со мной, - мягко усмехнулась та, словно почуяв перемену в его настроении. - Мой Келлан только на полторы недели старше. Думаю, от того, что твоя малышка покормится, он не умрет с голоду. Все, можешь поворачиваться. Бери свою сестру в охапку и пойдем со мной... молочный племянник. Как тебя зовут-то хоть?
- Аксель, - мальчишка старательно, пользуясь полученными ранее полезными советами, устроил умиротворенного младенца на руках и, помолчав, признался:
- А мамка Рысем звала. А куда?..
- Увидишь. Придем - молчи и не высовывайся, пока не спросят. Говорить буду я.
* * *
Идти пришлось долго - пожалуй, не меньше часа. Лес постепенно густел и разрастался, порой беспросветно смыкая деревья над головой идущих и часто ехидно перегораживая путь старыми, иссохшими сверху и прогнившими снизу, бревнами. Женщина уверенно шагала между стволами, невесть как выбирая нужное направление. Привыкшему к городским улочкам Рысю все деревья казались одинаковыми. Уже на второй минуте ходьбы он безнадежно в них запутался и теперь старался просто не отстать от своей спасительницы, что было достаточно сложно - шагала женщина размашисто, по-мужски, и не особо заботилась о том, что за ней поспешает кто-то с ребенком на руках. Высокая, статная и сильная, она шла быстро и не оглядываясь, и могло бы показаться, что большой мешок у нее за спиной набит каким-нибудь куриным пером, если бы не отчетливо обтянутые тканью углы и округлости.
Однако вскоре после того, как трехкилограммовая малышка стала казаться Рысю неподъемной тяжестью, а собственные ноги - ни на что не пригодными вареными макаронинами, женщина замедлила шаг, выходя на большую поляну.
"Нехлюдова гора..." - боязливо подумал Рысь, глядя на представшую его глазам скальную плоскость, почти вертикально уходящую в небо. Эта возвышенность, овеянная дурными слухами от подножия до развалин древнего замка на вершине, отлично просматривалась даже из Гарнича, до которого от нее было мили* две. Слухи были самые разные, но мораль у доброго десятка захватывающих сюжетов была одна - что к громаде посреди глухого леса лучше не приближаться.
Между тем свежее кострище посреди поляны, равно как и пещера у подножия Нехлюдовой горы, были в наличии. Бес его знает, как там обстояло дело с двухголовым псом, драконом, чародеем-отшельником и прочими героями легенд, и обстояло ли вообще, но пахло из пещеры вкусно.
Скрываясь в пещере, женщина обернулась и поманила Рыся за собой. Через несколько шагов ход сужался до размеров обычной двери, добротной и крепкой, окованной железным, местами поржавевшим листом. Здесь Рысю жестом велели стоять, держать малышку и ждать, а сама женщина нырнула внутрь.
Рассеянный дневной свет проникал в просторную пещеру через несколько расщелин в камне. Возле одной из них стоял с листком бумаги очень расстроенный мужчина с фигурой невысокого гардероба.
- Катла! - жалобно воззвал он, увидев вошедшую, и патетически потряс листком. - Ты женщина умная - ну вот и скажи мне тогда, куда это к бесам годится!.. Учишь его, стервеца, учишь, а потом у него не пойми из какого места вылезает любовь всей жизни, которая, видите ли, морально не приемлет особенностей его ремесла - и все! Практически готовый вор отказывается вступать в гильдию, нанимается в ученики к, мать его, лудильщику, женится, снимает со своей шибко принципиальной бабой комнатенку за пять медек... и присылает мне известие об этом так мило и непосредственно, как будто я должен за него еще и порадоваться! Ять!.. Забери меня бесы, уж следующего я непременно заставлю в начале обучения дать обет безбрачия!
- Ну-ну, - хмыкнула Катла, проходя в дальний угол, где помещалась плетеная люлька, и склоняясь над ней. - Это ты про Ярвика, я так понимаю? Плюнь. Парень он хороший, но особыми талантами не блистал никогда. Может быть, хоть лудильщик в нем гения откроет. Не кричи так, а то кандидата на его место напугаешь. Удерет и в лесу заблудится.
- А ты что, уже кого-то привела? - насторожился мужчина.
- Ну да, у входа мнется. Сюда позвать или сам выйдешь?
- О боги, - снова патетически, но уже полушепотом завел собеседник, - опять не пойми кто не пойми откуда! Жена, ты не обижайся, но еще одного случайного фрукта мои нервы не выдержат. Сходила за хлебушком, называется!..
- Вильска, не скандаль, - поморщилась Катла. - Не хуже меня знаешь, что раз на раз не приходится. Того же Ярвика тебе сам Хольгер сватал - и что толку? А вспомни, как к нам Леа попал - и какой ценный кадр подрастает.
- Да, но... Эй, постой, это же не наш орет? - прервался Вильска и подозрительно прислушался.
- Не наш. Его, - вздохнула Катла. - Вот тебе еще одна причина, почему я этого парня не брошу, раз уж привела. Мать у них с малышкой убили, а ей день от роду... Вильска, давай попробуем мальчишку, шансов ведь половина на половину, что из него все-таки выйдет толк. А молока у меня на двоих спиногрызов хватит.
- И потом, - добавила она чуть тише, оглянувшись на вход, - я кое-что видела там, в лесу. Если все пойдет как надо, из него выйдет весьма... ммм... интересный специалист.
* * *
Сверижская гильдия воров была предприятием с не шибко древней историей. Скажем так, с момента ее возникновения успело смениться только четверо руководителей, причем те вовсе не обязательно возглавляли воровской профсоюз с момента избрания и до самой смерти от старости. Их могли сместить, они могли отойти от дел по собственному желанию, да и смерть у матерых воров далеко не всегда случалась сама по себе. В общем, представители упомянутой криминальной профессии упорядочили свою деятельность от силы лет шестьдесят тому назад.
До того, как это произошло, в их мирке царила анархия и закономерно сопутствующий ей разброд, что никоим образом не способствовало делу. И вот, когда некий авторитет по имени Тахель Семипалый, у которого на одной руке было пять пальцев, а на другой осталось только два, с завистью поглядел на куда более организованных наемных убийц и предложил взять положительный пример с коллег по криминалитету, большинство воров быстро просекли, что куда проще отдавать гильдии небольшой процент с добытого - зато и со сбытом, и с органами правопорядка, и с собратьями-конкурентами проблем будет значительно меньше. Короче говоря, проект был принят к исполнению и очень скоро оправдал себя: гильдию негласно признали за силу даже непосредственные противники - Департамент порядка, и глава гильдии решал подведомственные ему проблемы порой на самом высшем уровне, вплоть до короля.
Головной штаб гильдии находился, естественно, в столице, а в более-менее крупных населенных пунктах существовали филиалы. Кроме того, по территории страны были раскиданы постоянно работающие базы, где проходил начальный этап обучения новичков, получали временное укрытие члены гильдии, объявленные в розыск, и куда воры, оказавшись волей судеб поблизости, могли завернуть просто на постой или отдых, не опасаясь какого-нибудь излишне ретивого градоправителя или деревенского старосты. Нехлюдова гора, с ее дурной славой и положением на отшибе, идеально для этой роли подходила. Деятельностью базы "Нехлюдова гора" в Восьмой провинции Свериги в настоящее время заправляли матерый вор Вильска, отошедший от дел после того, как при выполнении последнего заказа повредил руку и ногу, и его жена Катла. Теперь Вильска всецело сосредоточился на подготовке новой смены, а Катла взяла на себя хозяйственную часть. При них всегда были один-два, а порой и более, ученика, попадавших сюда различными способами - в основном вместе с Вильской, раз в год ездившим в столицу. Этих мальчиков - чаще всего мальчиков - рекомендовали к обучению коллеги или сам ныне действующий глава гильдии господин Хольгер. Однако бывали и исключения. Самое, пожалуй, заметное из них имело место года четыре тому назад, когда осень выдалась на редкость промозглой, щери в окрестном лесу особенно оголодали, не давая после заката шагу ступить за речку, а юный Ярвик, уже упомянутый выше, сходил с ума от скуки, потому как Вильска болел, Катла за ним ухаживала, а единственным учеником никто не занимался.
* * *
Лучше бы они не сходили с дороги. Да еще под вечер осенью, когда солнце ныряет за горизонт внезапно, а на ковром укрывших землю листьях не остается заметных следов.
А если уж сошли, то надо было хотя бы не пытаться отыскать ее гордо, самостоятельно и молча. С того места, где они обнаружили, что аляповато размалеванный возок бродячего цирка перестал просматриваться за стволами деревьев, вполне можно было докричаться до оставшихся там людей. Вот так всегда - как было надо, понимаешь, когда все возможные ошибки уже сделаны.
Обросший и вдобавок растрепанный мальчишка лет четырнадцати остановился и безнадежно взглянул на серо-лиловое небо, расчерченное черными ветками. Солнце уже скрылось, а звезд не было видно - даже ярчайшая Северная Шерна не могла пробиться сквозь толстый слой нахлынувших к ночи облаков. Паренек внезапно ощутил себя центром мира, причем где расположены относительно него остальные стороны света, оставалось только догадываться.
Будь он один, он бы немедленно разревелся от страха. Но не станешь же распускать нюни на глазах у маленькой девчонки, которая к тому же смотрит на тебя как на избавителя. С этакой, знаете ли, неугасимой надеждой в широко распахнутых голубых глазах.
Невольно поежившись под этим доверчивым взглядом, пока что совершенно не заработанным, мальчишка стал старательно припоминать, что ему известно о местной фауне. Фактами он не располагал, но теоретически в подобных лесах могли водиться волки, медведи, кабаны... А могли - лесные щери и упыри, давно вынудившие местное зверье покинуть обжитые берлоги и норы, чтобы самих не схарчили.
С трудом отогнав тоскливую мысль о том, чтó они завтра будут есть, паренек здраво рассудил, что для начала нужно пережить ночь. Спору нет, безопаснее всего было бы провести ее на каком-нибудь дереве повыше. На любое в этом лесу они с Жалькой заберутся без труда - даром, что ли, в безграмотных афишках бродячего цирка их обоих гордо именовали "акрабатами". Но ночи-то пошли холодные, а деревья уже облетели - к утру на ветке под всеми ветрами закоченеешь. Решение проблемы нашло их само, услужливо сунувшись под ноги чьей-то заброшенной норой. Паренек, задумавшись на ходу, провалился в нее по грудь, проломив свод, и не удержался от парочки заковыристых выражений, какие употреблял директор цирка дядюшка Пог, когда бывал зол либо обескуражен.
Девчонка охнула и кинулась было на выручку, но мальчишка уже пришел в себя от неожиданности и прикрикнул на нее голосом, который даже не очень явственно дрожал. Присев на корточки, он ощупал пол пещерки, оказавшийся сухим и твердым. В ней вполне могли, даже не без комфорта, разместиться двое детей.
Паренек выпрямился, осторожно попробовал края ямы на прочность, подтянулся на руках и вылез на поверхность. Велел маленькой Жальке собрать и скинуть в дыру несколько охапок сухих листьев, а сам отцепил от пояса нож и направился к ближайшей ели за лапником.
Соорудив из листьев ароматную шуршащую подстилку, он помог девчонке спуститься в нору и улечься, влез следом и как сумел плотно загородил еловыми ветками лаз. Когда он повернулся к своей спутнице, уставшая и переволновавшаяся Жалька уже крепко спала. Мальчишка облегченно вздохнул: теперь до самого утра можно не изображать из себя одновременно Стахара Храброго и его корабль.** Тем более, что ему бы, положа руку на сердце, куда лучше удалась роль крестьянина Чурки. Ну, того, что во время одной из последних междоусобных войн обещал вывести врага к подземному ходу в осажденную крепость, а вместо этого увлек в лесные болота. Причем никто не знает наверняка, заслуживал ли мужик звания народного героя посмертно или же просто сам заблудился, пытаясь честно отработать полученную мзду.
Утро выдалось типично осенним - паршивеньким и промозглым. Пока паренек карабкался на дерево, чтобы оглядеться поверх затопившего лес тумана, его щедро осыпало повисшими на голых ветках каплями. Утвердившись рядом с пустым вороньим гнездом на макушке облюбованной осины, он глянул кругом - во все стороны ровным непрозрачным ковром расстилалось спокойное молочное море. Из него, насколько хватало глаз, обильно торчали такие же кроны деревьев, хаотично увешанные такими же неряшливыми гнездами, из которых уже улетел на своих крыльях последний выводок. Две-три сплошные белые полосы вдали с равной вероятностью могли быть дорогами, речками или оврагами. Единственным определенным объектом была громадина какой-то одинокой горы, величаво вырастающая далеко впереди из белесого марева, сгустившегося у ее подножия.
Мальчишка решил, что лучше хоть какая-то цель, чем просто так блуждать по лесу. Заметив направление, он спустился, взял девчонку за руку, и они пошли.
Когда между стволами деревьев уже ясно вырисовалось каменисто-серое, с желтым налетом пожухлой травы, подножье горы, путь ребятам перегородила речка. Ширины она была немудрящей, глубины - и вовсе смешной, но, учитывая время года, влезать ногами в холодную воду совершенно не хотелось. Поэтому дети, чуть постояв, пошли по берегу, надеясь набрести на какое-нибудь бревно, лежащее поперек русла, или найти место, где можно будет перейти по камням.
Буквально через пару десятков шагов, за живописной группой пушистых молодых елочек, обнаружилась запруда явно искусственного происхождения - тщательно сложенная из промазанных глиной обломков скалы. В получившемся озерке, вольготно раскинув штанины по поверхности воды, плавали белые мужские порты.
При взгляде на них паренек мгновенно воспрял духом, рассудив, что порты не имеют обыкновения существовать в природе отдельно от людей, а значит, хозяин где-то рядом.
Он и в самом деле оказался тут как тут. Откуда-то из-за камня выбежал русоволосый мальчишка с длинной палкой в руке и, шлепнувшись на коленки, принялся вылавливать добро - видимо, упущенное при стирке. Нежданных гостей он не замечал в упор.
- Эй! - в конце концов окликнул его паренек, на всякий случай выступив вперед и заслонив плечом девчонку. Увлекшийся ловец портов резко вскинул голову - и упустил в озеро еще и палку.
Тихо колышась на воде, порты с ленцой и достоинством подплыли к противоположному берегу. Паренек ловко подцепил их и, слегка отжав, перебросил через озерцо законному владельцу. Тот поймал, машинально поблагодарил и спохватился:
- Вы кто вообще такие? Тут на две мили кругом ни дорог, ни жилья!
- Это мы столько прошли?! - в свою очередь остолбенел паренек и переглянулся с девчонкой, которую известие, судя по округлившимся глазам, ошарашило не меньше. Теперь их и бродячий цирк разделяло никак не менее четырех миль. Скорее всего, циркачи, обнаружив их отсутствие, побегали у дороги, покричали, а когда совсем стемнело - отправились дальше: не ночевать же в незнакомом лесу. И уж тем более никому из них не надо обшаривать его вдоль и поперек в поисках двоих приблудышей. Проще программу на один номер сократить...
- Перебирайтесь сюда, - распорядился между тем русоволосый. - Чего через озеро орать.
- А как?.. - растерялся паренек, не видя ничего похожего на мостик.
- Сейчас все будет! - обещал хозяин портов. - Мы доску на ночь убираем - тут щери водятся, они по осени злые, а воды боятся, через речку не лезут. Раз забыли - так всю ночь вместо сна одну такую зверюгу по поляне гоняли. Или она нас... Меня, кстати, Ярвик зовут, а вас?
- Меня Леа, а ее Жалька... - слушая общительного собеседника, мальчишка с интересом оглядывался по сторонам. Середина большой поляны была вытоптана подчистую. В дальнем ее конце крепились на шестах три чучела: два обычных, на каких удары отрабатывают, а третье - какое-то странное, увешанное колокольчиками. Чуть поодаль начиналась нахоженная тропинка, явно огибавшая гору. А прямо из горы в одном месте шел дым, как из очага. Да он (Леа жадно принюхался) и пах, как дым из очага. Едой. Да. Едой...
- Я вас к Катле отведу, - постановил между тем Ярвик, увлекая гостей к тропинке. - Пусть она сама с вами разбирается, а то я еще ляпну чего-нибудь, что вам знать не следует...
* * *
Вспоминая первое свое появление в этих местах и тихонько улыбаясь этим воспоминаниям, он быстро и уверенно шел по глухому лесу - за четыре года дорога стала ему хорошей знакомой, а попадавшиеся кое-где зарубки на стволах - лучшими друзьями. Летний день тихо и медленно догорал над верхушками деревьев, словно примеряя на них красно-рыжие осенние цвета - да, собственно, и пора бы: до осени оставались уже считанные дни.
Весну и лето Леа, как обычно, провел в столице. Способный парень давно из подающего надежды ученика сделался крепким профессионалом и вполне обоснованно ходил у главы гильдии воров господина Хольгера в любимчиках. Небольшого роста, гибкий и ловкий, он мог проникнуть куда угодно - ну кроме разве что мышиной норы, - а при взгляде в его честные светлые глаза, выделявшиеся на по-пламоргански смуглом худом лице, не верилось, что на его совести целая вереница громких и не всегда вкусно пахнущих дел по основной специальности. В качестве хобби он избрал себе искусство фехтования на ножах и оных метания, весьма преуспев и в нем. По пути к Нехлюдовой горе его квалификацию, кстати говоря, довелось проверить и подтвердить на своей шкуре лесному щерю, опрометчиво решившему подзакусить одиноким путником.
Поляна вырисовалась перед ним как всегда внезапно - просто расступились деревья, давая простор взгляду, и гора выросла из ровного места серой отвесной стеной с черным пятном входа в пещеру у подножья.
На доске, брошенной через образованное запрудой озерцо, сидела и задумчиво чертила пальцами босых ног по воде очень молоденькая, лет четырнадцати, худенькая девушка в укороченных мальчишеских брючках и тонкой белой рубахе. Длинные желтовато-русые волосы, небрежно заплетенные в свободную косу, тоже почти касались концами воды у нее за спиной. Чувствуя, как по лицу исподволь, сама собой расплывается улыбка, Леа нагнулся, подобрал из-под ног камешек и метким броском послал точно в середину водоема.
Девушка живо обернулась на всплеск, ахнула, ловко вспрыгнула на вздрогнувшую и спружинившую доску и, переметнувшись через поляну, с радостным визгом бросилась к гостю на шею. Леа, засмеявшись, обнял ее обеими руками, оторвал от земли и закружил так, что коса чуть ли в воздухе не засвистела.
Главной причиной того, что Леа неизменно, если ситуация складывалась не особенно форс-мажорная и имелась возможность выбора, останавливался на базе "Нехлюдова гора", была, конечно, Жалька. Из ничем, кроме огромных голубых глаз, особо не примечательной девчонки выросшая в настоящую красавицу и из верной подружки ставшая нареченной невестой. Договорились они обо всем больше двух лет назад, когда Леа, успешно овладевший основами воровского дела, отправлялся в Сарнов, под крылышко господина Хольгера, продолжать обучение и практиковаться на реальных заданиях, а Жалька оставалась - не в качестве ученицы, ибо девочка к опасному ремеслу особо не тяготела, а как помощница по хозяйству. Слабым, но каким-никаким утешением ей было обещание Леа приезжать как можно чаще, а когда ей исполнится семнадцать и можно будет честь по чести справить свадьбу, забрать ее с собой. Первую часть обещания парень, как уже было сказано, исполнял неукоснительно, до осуществления же второй оставалось еще около двух лет. Целая, бесы забери, вечность.
Молодой вор аккуратно поставил невесту на землю и оглядел с придирчивым обожанием. В ее возрасте люди вообще растут и меняются ежедневно, а при редких встречах такие метаморфозы бывают особенно заметны, поэтому каждый раз к нему выбегала немножко другая Жалька - чуть красивее, взрослее и в последнее время, что скрывать, - все желаннее. И в этот раз Леа не мог не отметить, что брючки с прошлого его визита стали ей немножко тесноваты в бедрах, под тонкой белой тканью уже отчетливо определилась грудь, а роскошная коса отросла еще на добрую четверть локтя.
- А у нас новенький! - сияя, выложила девушка главную новость. - И двое маленьких!
- Катла двойню родила, что ли? - удивился Леа, с облегчением отвлекаясь на дела житейские от нравно и своевольно захвативших мысли грез о первой брачной ночи.
- Нет, она родила только Келлана. А малышка Мэрта - сестричка новенького.
- Новенький, значит, - Леа нахмурился и шутливо-многозначительно провел кончиками пальцев по рукоятям ножей на поясе. - Ну, я надеюсь, он вел себя подобающе?
- Просто прекрасно, - подтвердила Жалька, серьезно и преданно заглядывая ему в глаза и забирая его руку в свои. - Я же ему сразу сказала, что я - твоя невеста. Пойдем, я вас познакомлю, они сейчас с Вильской занимаются. А Катла в город пошла. Странно, что вы не встретились, ей бы как раз сейчас возвращаться... или ты со стороны Елинки шел?..
Новый знакомый молодому вору неожиданно понравился, и даже явное ревнивое неодобрение, с которым тот покосился на льнущую к гостю Жальку, Леа только позабавило. Парень был существенно старше, чем обычно прибывали сюда на обучение мальчишки, что само по себе было не совсем ординарно. Но вовсе уж мысленно присвистнуть Леа заставило то, чем именно Вильска занимался с учеником Акселем. Большой общий стол в пещере был накрыт на одного по всем правилам столичного этикета в самой кошмарной его степени - с семью разными вилками, тремя ножами и ложками, двумя щипчиками, шестью рюмками и пятью цветами салфеток. Бесы забери, из парня совершенно определенно лепят вора экстра-класса, способного не только влезть в форточку или срезать на площади кошелек, но и сойти за своего в высшем свете, поддержать и ученый разговор, и беседу об искусстве, втереться в доверие к любому собеседнику и в погоне за добычей проникнуть хоть в королевский дворец. Наверняка Катла учит его и грамоте на всех трех языках континента, и на лютне играть, и даже кансоны слагать - мало ли что для дела понадобится.
- Рыба морская, фаршированная овощами! - провозгласил Вильска очередное задание. Рысь безошибочно придвинул к себе полагающуюся тарелку, обвел взглядом разложенный на салфетке арсенал столовых приборов, поднял глаза и ехидно сообщил:
- А вилки для рыбы нету.
- Как - нету? - Вильска даже привстал, чтобы лучше видеть. Действительно, нужной вилки на столе не было. - Я же вот этими руками ее клал!
- Ничего не знаю. Вот - для мяса, для гарнира, для твердых закусок, для мягких закусок, для торта, и вот, даже эта жуткая рогатина для фондю в наличии. А для рыбы ты не положил. Забыл, наверное, - коварно предположил Рысь.
- Локти со стола убери, - проворчал учитель, чтобы хоть что-то возразить юному нахалу, и с кряхтением нырнул под стол, в сундучок с наглядными пособиями. Рысь между тем легким движением руки извлек искомую двузубую вилку из кармана, с широкой улыбкой продемонстрировал присутствующим и аккуратно положил на законное место.
Леа, переглянувшись с Жалькой, хмыкнул. Да уж, перспективный паренек, что и говорить. Пусти такого в дом - хозяев перед гостями опозорит, официантов под выговор подведет, да еще и столовое серебро сопрет. Впрочем, он по себе хорошо помнил, как скучны уроки этикета, и отлично понимал желание юного Акселя как-то их разнообразить.
В полутемном углу, где стояли две плетеные колыбельки, раздалась какая-то возня, а вслед за ней - негодующее кряхтение согласным дуэтом. Не дожидаясь, пока оно перейдет в полноценный детский рев, Леа и Жалька разобрали малышей по рукам и вышли на воздух, провожаемые благодарными взглядами наставника и ученика. Как раз вовремя, чтобы встретить запыхавшуюся от быстрой ходьбы и тяжелой ноши Катлу - солнце почти уже скрылось, и лес становился опасным. Зоркий парень приметил за спиной наставницы две крадущиеся по кустам осторожные тени и, без лишних слов передав Жальке второго ребенка, всецело сосредоточился на разведении огня, которого лесные щери боялись даже больше, чем воды.
- Лошадь вам сюда определенно необходима, - сноровисто и быстро предупредив опасность, Леа с жалостью и недовольством пронаблюдал, как женщина устало расправляет оттянутые лямками мешка плечи и присаживается у костра. - И в следующий раз я вам ее пригоню. Это совершенно не дело, что ты мотаешься пешком в такую даль, а обратно - еще и груженая. И вообще, почему именно ты, женщина и кормящая мать, что - у вас в город сходить больше некому? Я понимаю, у Вильски нога попорчена, так мог бы и этот ваш... неофит свою великодушную помощь предложить, авось не переломился бы!
- Ему нежелательно появляться в Гарниче, - спокойно пояснила Катла. - Не так много времени прошло, его там еще помнят и могут узнать.
- Он что, там засветился?
- И ты себе не представляешь, как. У него при этом погибла мать, и сестренку он чудом вытащил. Когда матери пришло время родить, у них не было ни денег, ни продуктов, чтобы заплатить повитухе. Мальчишка и придумал обнести соседский курятник. Решил перекинуться в рысь, чтобы было сподручнее, а его, несмотря на ночь, кто-то увидел и поднял тревогу... Да, они анимаги, вся семья, - увидев выражение лица Леа, Катла поспешила заполнить пробелы в его познаниях. - Мать была лисицей, сам Аксель - рысь. Мы все тут с интересом ждем, кто получится из девочки, это выяснится примерно к году... Ну так вот. Понятно, что очевидцу в голову не пришло выяснять, на оборотня он напоролся или же все-таки на анимага. Чего больше боялся, про то и заорал. Так что матушка Акселева попала под шальной болт, дом спалили, а самого Рыся с сестренкой не иначе боги сберегли, что он с ребенком в зубах сумел выбраться за городскую стену. Встретились мы с ними в этом самом лесу. Ну и так совпало удачно, что молока у меня, как Келлан родился, прибыло аж на троих, а Вильске как раз гонять было некого. Теперь вот учится парень и, надо сказать, большие надежды подает. Хотя поначалу сложно было - матушка покойная в семейной инаковости ничего, кроме досадной проблемы, не видела и вообще считала божьим наказанием. Так что пришлось ему втолковать, что на самом деле это - дар, который может быть не только опасным, но и полезным...
- Еще бы, - понимающе кивнул Леа, отлично знавший, что большинство ловушек, в том числе самых опасных, магических, в богатых домах и высоких учреждениях действительно рассчитываются на человека, а не на зверя. В голосе его - Катла специально прислушалась - не было ни тени зависти. Причина тому была одна и простая донельзя - Леа не собирался быть вором всю жизнь. В отличие от Вильски, она предполагала это давно. А до того не дошло даже когда господин Хольгер в беседе с ним пространно удивлялся, до чего нетипично молодой вор себя ведет.
Типичное поведение молодого вора проистекало из его типичного мировоззрения, обоснованного особенностями профессии. Как правило, эти ребята не загадывали ничего на будущее, стремясь красиво пожить в настоящем - завтрашнее дело могло выгореть, а могло и прогореть. Поэтому одну половину жизни членов гильдии обыкновенно составлял риск, а вторую, в качестве моральной компенсации, - питье шампанского.
Рисковал Леа даже больше, чем другие, берясь за все предлагаемые дела вплоть до самых безнадежных и обычно вытягивая и их. Однако полученные гонорары не спешил относить в "Подкову удачи", "Большую кружку" или к "Милашке Стинке", предпочитая упомянутым увеселительным учреждениям благонадежный и обязательный банк Хелема Хупера. Единственным, на что он тратился, не глядя на цены, была качественная одежда у Гентара ав Фалька да, пожалуй, еще холодное оружие. И объяснение тому могло быть лишь одно - молодой человек стремился заработать быстро и много, чтобы в дальнейшем спокойно и мирно жить на проценты, уже не рискуя головой ради обеспечения чьих-то интересов.
"Катла, ты же понимаешь - у нас с ней никогда не было дома..." - так Леа говорил наставнице в ночь перед своим первым путешествием в Сарнов, когда Жалька, наплакавшись, наконец заснула, а они вот так же сидели у костра, перекидываясь редкими фразами. Еще бы Катла не понимала. Сначала эти ребята бродяжничали по отдельности, потом их биографии случайно соединил цирк, опять же бродячий, потом была база "Нехлюдова гора", априори пристанище временное... И поэтому обоим счастливое будущее рисуется в виде небольшого уютного домика с резным крылечком, увитым виноградом, чтобы во дворе цвели цветы и играли дети, чтобы Жалька была хозяйкой на своей кухне. А в образ жизни вора такой домик не вписывается никак - либо зарастет паутиной, пока хозяин работает или скрывается от правосудия на другом конце страны, либо и вовсе спалят, из зависти либо из мести. То же - и когда речь идет о близких людях. Не зря воров и наемных убийц именовали также "сиротками" - практически все они потеряли родных еще в детстве либо вообще были родом из сточной канавы: вербовщики предпочитали не рисковать, связываясь с объектами, обильно обремененными родней.
- Да, кстати... - прервал нить ее размышлений их главный объект. - Письмо я твое отнес и отдал. Правда, не лично в руки: хозяйка у них чего-то занемогла и не спускалась. Но дворецкий там, сразу видно, старой доброй школы, поэтому все равно можешь считать, что дошло точно по адресу.
* * *
Господский дом в поместье ван Фрелей, что близ города Халладар в провинции Шестая, был сложен из простого серого камня и оплетен плющом по самые флюгера. Впечатления случайного гостя, заглянувшего за тяжелые резные двери, могли потечь по двум возможным руслам: либо в этом доме чрезмерно свято чтят память и вкусы построивших его далеких предков, либо тут с тех самых времен живут люди, которым наплевать на всякие там новые веяния в области архитектуры и дизайна интерьеров. И действительно, все в этом доме было сработано, крепко и на совесть, еще при Кевреле I, начиная с кухонной печи и заканчивая старинным супружеским ложем в хозяйской спальне. Раскинувшаяся на полкомнаты резная кровать темного дерева под балдахином всем своим видом стопорила еще в процессе зарождения крамольные мысли о том, чтобы куда-то ее перенести. Скорее всего, ее изготавливали прямо в этой комнате и с расчетом на века, потому что тяжести она была неподъемной и не прошла бы ни в одну дверь.
На этой самой кровати минувшим вечером испустила свой последний вздох Джустина ван Фрель, вселившаяся в этот дом восемнадцать лет назад незамедлительно после свадьбы. Внезапная болезнь прибрала ее всего за двое суток, так что медик из столицы, за которым в отчаянии послали на второй день, вышел из телепорта уже к хладеющему телу. Выслушав рассказ своего местного коллеги о симптомах заболевания, он предположил, что Джустина скончалась от редкого экзотического недуга, переносчиком которого могла стать морская рыба, приплывшая на нерест от берегов южного Пламоргана. И действительно, в тот день, когда слегла бедная женщина, повар рыбу покупал, и ела ее одна хозяйка, потому что остальные домочадцы рыбного терпеть не могли. Все сходилось, и медик из Сарнова, засвидетельствовав смерть, сочувственно развел руками и отбыл обратно, уступив место гробовщику. Хоронить Джустину должны были завтра в полдень.
Безутешному вдовцу Итвару ван Фрелю в эту ночь не спалось. В итоге, когда в восточные окна дома уже заглядывал рассвет, он оставил бесплодные попытки заснуть и медленным задумчивым шагом спустился на первый этаж, в библиотеку, надеясь за чтением скоротать время до тех пор, когда последние организационные хлопоты и прием соболезнований отвлекут его от мрачных мыслей.
Пожалуй, библиотека была единственным, что в этом доме изменялось постоянно, скрупулезно отражая поступательное развитие мирового литературного процесса. В каждом поколении ван Фрелей непременно выискивался кто-то один, кому была охота следить за книжными новинками, выписывать журналы и время от времени гонять слуг, чтобы те переставили в библиотечном зале мебель, дабы стало возможно втиснуть сюда еще один стеллаж. Собственно, ныне действующим хранителем домашней библиотеки сам Итвар и был.
Дойдя до любимого стола в глубине зала, Итвар зажег свечу - хотя утро за окном понемногу разгоралось, читать еще было темновато. Держа в руке закапанный салом подсвечник, он направился к терявшимся хвостами во мраке рядам стеллажей, попутно перебирая в памяти любимые книги. Нашумевшие в свое время "Сентиментальные рассказы" некой девицы Вильгельмины (в миру - пятидесятилетнего адвоката, на пари блестяще и с тонким юмором написавшего четыре тома про высокие чувства, слезы, грезы, розы и морозы) отпали с ходу: Итвару вполне хватало сейчас собственных переживаний. Он приостановился было и поднес свечу ближе к длинному ряду ярких корешков психологических детективов Раэла Темного, но тут же двинулся дальше, не ощущая в себе сил следить за мастерски закрученной интригой. Остроумнейшие комедии братьев Олавейр также остались стоять на полке, закономерно не подойдя под настроение. Медленно продвигаясь между стеллажами с книгами, Итвар внезапно понял, что ему необходимо. Не проза, всегда чрезмерно реалистичная и сложная для восприятия, а стихи. И лучше всего - вышедшие из-под пера норландки Катлы ав Хегслендер, школьной подружки Джустины. Эта молодая девушка царила в лучших салонах Альмарсберга совсем недолго, а потом пропала без вести, но и то немногое, что она успела издать, способно было в два счета унести читателя от земных забот куда-то ввысь и вернуть обратно лишь с последней строкой. Что читателю на данный момент более всего и требовалось.
Итвар ускорил шаг, направляясь в глубь библиотеки, к стеллажам с поэзией, и тут же чуть не споткнулся о чьи-то ноги. Лицо их обладателя терялось в полумраке. Опустив свечу ниже, Итвар узнал в таинственном библиофиле собственного семнадцатилетнего сына.
Никлас спал сидя, привалившись спиной к стене возле стеллажа с литерой М. Длина его худых ног значительно превышала ширину библиотечной мебели, поэтому незашнурованные ботинки выпирали наружу, перегораживая проход. Приглядевшись, Итвар различил на его щеках полоски от уже пересохших ручейков слез, а на коленях - раскрытую книгу. Труд почтенного доктора медицины Гиллардея, посвящавшийся редким и неизлечимым болезням.
Ван Фрель осторожно переступил через конечности потомка и, найдя на дальних полках сочинения Катлы ав Хегслендер, вернулся к столу, по пути перешагнув через ноги наследника повторно.
Пару часов спустя негромкий звук шагов и какое-то движение на периферии зрения отвлекли Итвара от божественных ритмов госпожи ав Хегслендер. Через библиотеку к главной лестнице топал Никлас, одной рукой сонно протирая глаза, а в другой неся все ту же книгу. Сидящего за дальним столом отца он не заметил, поблекший в свете утреннего солнца огонек почти догоревшей свечи тоже не привлек его рассеянного внимания.
Глубоким вечером, из последних сил проводив последнего же гостя, Итвар с невыразимым облегчением услышал, как старик дворецкий запер за ним двери.
- Господин Итвар, вчера письмо для покойной хозяйки передали, - верный Эгор смотрел на хозяина сочувственно, понимая, что тому сейчас ни до чего, но все же обязанности свои счел необходимым исполнить аккуратно. - Молодой человек не представился, но утверждал, что сведения весьма важные.
Итвар едва взглянул на поднос, на котором лежал конверт, и слабо махнул рукой, отодвигая прочтение послания до утра. Остро хотелось уединиться со своими невеселыми мыслями, но, несмотря на это, до своей комнаты вдовец не дошел, постучавшись в дверь сына.
Тот уже разобрал постель, но еще не раздевался. В церемониальном черном костюме он казался еще более бледным, худым и долговязым, чем был на самом деле. Мальчишка у ван Фреля подрастал хороший, добрый и неглупый, но при мысли о том, что теперь его придется продолжать воспитывать одному, пусть даже на такой подготовленной и хорошо удобренной почве, Итвар чуть не взвыл.
- Папа, - серьезно сказал сын, выдержав паузу, - помнишь, я тебе говорил, что хочу учиться в Халладаре на юриста? Так вот, я передумал. Я поеду в Сарнов, поступлю в класс при какой-нибудь больнице.
* * *
Утром невыспавшийся Итвар хмуро вертел в руках вчерашнее письмо, которое старый Эгор педантично доставил ему вместе с завтраком - пухлый конверт, на котором кроме "Джустине ван Фрель в собственные руки, конфиденциально" не значилось ничего - ни обратного адреса, ни имени отправителя. И сургучная печать была самая обычная, без оттиснутого герба. Из конверта на одеяло выпали листы, покрытые столбиками стихов, и короткая сопроводительная записка, выполненные одним и тем же летящим остроугольным почерком.
"Милая моя Джустина, прости, что давно не писала - в последнее время ужасно много дел. Посылаю тебе еще глоточек чистой поэзии, родившийся в редких перерывах между земными хлопотами, и поступи с ним так же, как с прежними. Танкред, наверно, уже заждался. Твоя Катла".
Итвар бросил записку, схватился за рукопись, попробовал вчитаться, но мельтешащие в голове мысли не давали сосредоточиться. Из того факта, что время от времени в сарновском издательстве Танкреда выходили сборники стихов Катлы ав Хегслендер, составленные из не издававшихся прежде вещей, он, как и все, делал вывод, что наследие поэтессы оказалось более объемным, чем можно было подумать, учитывая ее возраст - когда она пропала, ей было двадцать два года, - а родные достаточно предприимчивыми, чтобы этим воспользоваться. Но чтобы она была до сих пор жива, и творила, и чтобы изданием ее произведений втайне, по старой дружбе, занималась все эти годы его собственная жена... такого выверта судьбы вдовец, конечно, предположить не мог.
Вместе с рукописью к Танкреду отправилось тщательно запечатанное письмо с пометкой "до востребования известным Вам лицом" - Итвар сильно подозревал, что оным лицом окажется все тот же паренек, принесший рукопись. "Уважаемая госпожа ав Хегслендер, - значилось в послании, - я взял на себя грех прочесть письмо, для моих глаз не предназначенное. Счастлив тому, что Вы живы и благополучны, и от души благодарю Вас за Ваш талант и прелестные сочинения, подарившие мне не один час изысканного наслаждения. Могу предположить, что у Вашего многолетнего инкогнито имеются весомые причины, и со своей стороны заверяю Вас, что мною оно не будет нарушено. Вы можете в дальнейшем смело пользоваться моими услугами так же, как дружеской помощью моей покойной жены".
Получив это послание, жена вора сперва взгрустнула по подруге, а затем, еще раз перечитав, улыбнулась и тихонько вздохнула. Приятно знать, что твоя тайна попала в хорошие руки.
* Сверижская миля - около 10 км
** Стахар Храбрый - согласно летописи, первый король Свериги. Младший сын в роду норландского кунса, он остался без наследства и уплыл на единственном собственном корабле на поиски плодородных земель, чтобы, найдя их и присвоив, утереть нос родственничкам. Вместе с ним с родного острова подорвалась большая часть жаждущей подвигов молодежи. Ребята долго плавали по Северному морю и уже чуть не засомневались в компетентности вождя, но как раз когда его собирались большинством голосов удалить с поста, а то и с корабля вообще, на горизонте замаячила земля. Так было основано первое поселение норландцев на севере Свериги, а немного позже уставшие от междоусобиц аборигены пригласили Стахара в короли как человека стороннего и незаинтересованного. Тот согласился, положив таким образом начало действующей сверижской династии.
