Аннотация: Часть содержимого культового сборника "Сентиментальные рассказы девицы Вильгельмины", как известно, написанного на спор пожилым сарновским адвокатом. Упоминается в не дописанной пока дилогии "Гром среди ясного неба".
Реноме девицы Береники
1.
Весеннее утро нахально лезло в окна всеми лучами пробкой вылетевшего из-за горизонта солнца. Жизнеутверждающе орали птицы, так отчаянно шебуршась в кустах жасмина, что казалось, будто там засели враги, которых немилосердно бьет лихоманка. Роса летела с темно-зеленых глянцевых листьев и нежных звездочек цветов, как брызги с отряхивающейся собаки.
В самую гущу садовой зелени, распугав птиц, со свистом влетел и запутался в ветвях изящный дамский тапок на каблучке, с игривым помпончиком и меховой опушкой.
По одному этому тапку наблюдательный человек многое бы мог сказать о его обладательнице. Во-первых, что она весьма обеспеченна, раз швыряется обувью от Рудницы, как иные, за неимением лучшего, лаптями. Во-вторых - что довольно молода, ибо сарновские модницы после определенного возрастного рубежа неизменно переходят на Робену и начинают считать Рудницу моветоном. Наконец, рассчитав траекторию полета снаряда, вычислив количественное значение его импульса с поправкой на сопротивление воздуха и прикинув итоговую убойную силу, можно было заключить, что настроение у дамы препаскуднейшее.
Собственно, так оно все и было.
Прекрасное весеннее утро нисколь не радовало благородную девицу Беренику. Не далее вчерашнего вечера на ежегодном благотворительном балу она услышала за своей спиной неприятные перешептывания, происхождение коих было прозрачнее ухоженного ручья, текущего в королевском парке. Молодой и вызывающе красивый собой, но от того не менее гнусный кавалер Фароваль, которому девица Береника пару дней назад дала от ворот поворот, в отместку за крушение своих плотских надежд распустил грязный слух, что поименованная девица кавалерами не интересуется вовсе, предпочитая дам.
Умом, которым в целом не была обделена, девица Береника понимала, что кавалер сделал это исключительно ради того, чтобы объяснить ее поступок самому себе и заинтересованной общественности не в ущерб собственному самолюбию. Однако как только она об этом вспоминала, ум отключался напрочь и хотелось одного - вколотить злокозненного Фароваля оставшимся тапком по шею в булыжную мостовую.
Между тем сегодня вечером снова предстоял бал, на другом конце города, но с примерно тем же кворумом. Кавалеры - причем те из них, кого Береника за неполный год жизни в столице отшить еще не успела, будут прикладывать все усилия к тому, чтобы подтвердить либо опровергнуть слухи лично, а те, кого уже успела - всячески их подзуживать, чтобы посмотреть, что получится. И расфуфыренные дамы, которым только дай возможность о ком-нибудь посплетничать, особенно ежели это юная симпатичная конкурентка. А кое-кто из этих куриц, глядишь, и подмигивать станет со значением да за локоток пожимать... брр. Но не появиться на балу означало признать поражение, даже не потрепыхавшись. Это девица Береника тоже понимала прекрасно. Как и то, что гадкие слухи надлежало опровергнуть до тех пор как в столицу наедут родители с инспекционным визитом. Как, дескать, дочурка тут обучается изящным искусствам да не позорит ли чем славный род ван Вригаров.
* * *
Поместье славного рода располагалось на самом юге Девятой провинции королевства Сверига, близ порта Вельс. До столицы было добрых двести миль, поэтому неудивительно, что Сарнов казался юной Беренике ван Вригар, никогда дальше Вельса не бывавшей, землей обетованной. Она трудилась поистине как дятел, выбивая из папаши дозволение отправиться в столицу с тем чтобы поступить в тамошнюю Академию изящных искусств в рисовальный класс. Воздавая должное ее упорству и целеустремленности, нужно сказать, что капля камень продолбила. И с тех самых пор, как это произошло, девица Береника проживала в вожделенном Сарнове, в съемном каменном особнячке, окруженном кустами жасмина.
Первое время девице приходилось, скрепя сердце и скрипя зубами, делить жилплощадь с приставленной заботливым папенькой дуэньей. Но потом собственная дуэньина дочка нарожала ей от неизвестного лица внучат, и дуэнья отправилась в отставку по причине явной профнепригодности. Папенька все собирался заняться подбором более достойной замены, да помешала возобновившаяся тяжба с соседом за виноградники. Благодаря ей про благородную девицу Беренику и ее драгоценную нравственность позабыли все, кроме, слава богам, папенькиного делопроизводителя, все так же аккуратно каждый месяц отправлявшего на ее имя кругленькую сумму - ведь Сарнов такой дорогой.
В общем, столичная жизнь девицы Береники была поистине счастливой и беззаботной, лишенной тяжких забот о хлебе насущном, зато полной жарких споров об искусстве и восхитительных кофточек от Рудницы - до того момента, как девице взбрела в голову роковая идея блистать в свете. Да и взбрела-то, бесы побери, только потому, что у той же Рудницы ей ужасно понравилось бальное платье из жатого сиреневого шелка, расшитое речным жемчугом - и не на студенческие же попойки его было надевать... Сразу вспомнилось и позабытое в веселой, простой и суматошной богемной компании безукоризненное дворянское происхождение, открывающее дорогу в лучшие столичные салоны, и читанные романы из великосветской жизни, где стоило только обронить платок - и тебя уже ведут к алтарю. Да вот только не учла девица Береника, что нравы в реальном высшем свете царят отнюдь не те же, что в сентиментальном чтиве, где благородные рыцари в ответ на скрученную из тонких дамских пальчиков фигу, поднесенную к носу, сердечно благодарят за внимание и науку и удаляются на покаяние в ближайший монастырь.
"Бесы меня понесли в этот Сарнов, - досадовала теперь благородная девица Береника, шкандыбая босиком по холодной росе в жасминник за тапком. - Говорила мне маменька, что столица - гадюшник, гадюшник она и есть".
* * *
Ножная ванна с жасминовыми лепестками остудила мысли девицы настолько, что можно уже было не прижиматься в тоске горячим лбом к ледяному стеклу, а прямо садиться и начинать изобретать холодным и безжалостным мозгом страшную месть, да такую, чтобы послужила заодно надежным платком для чужого ротка и долгоиграющим назиданием для потомков.
Планы, одним словом, были самые громадные и честолюбивые. Однако в голову, вопреки благим намерениям и усердному интеллектуальному труду, упорно ничего подходящего не шло. Береника, которая никогда не думала, что измыслить и воплотить в жизнь качественную гадость настолько трудно, прямо вся измаялась и была искренне рада, когда ее что-то отвлекло.
Что-то, собственно говоря, было скорее кем-то - на пороге Береникиного дома обнаружился нещадно терзающий шнурок звонка Тагриель ван Хеваль, студент музыкального класса все той же Академии. Тоже, между прочим, когда-то отшитый. Правда, в отличие от некоторых, он не счел отказ благородной девицы ван Вригар разделить с ним ложе, предварительно удалив с оного кипу нот и лютню, поводом шипеть и прицельно прыскать ядом. Он беспечно махнул рукой, вымарал в первой строке свежесочиненной кансоны имя "Береника", заменил, кажется, на "Черстину" и, напевая результат, удалился искать личного счастья в другом месте. На следующий же день он как ни в чем ни бывало подвалил к Беренике на переменке с деловым предложением - не могла бы она изобразить на передней деке его инструмента некий символ, не всем понятный, но долженствующий изрядно позлить зловредного конкурента на ближайшем отчетном концерте класса. С тех пор молодые люди продолжали мило дружить, чему немало поспособствовали общая компания, сходное чувство юмора и абсолютная идентичность взглядов на полотна подающей надежды Юзы ван Бенер и симфонии признанного классика Колгрима.
Изучивший глубокую, вдохновенную, творческую натуру благородной девицы как свои пять пальцев и плектр, Тагриель всегда мог определить по внешнему виду объекта, что у Береники что-то случилось.
- У тебя что-то случилось? - Тагриель отпустил многострадальный шнурок и завсегдатайски-нахально, не дожидаясь особого приглашения, протиснулся мимо хозяйки в дом.
- Случилось! - поспешила пожаловаться Береника, постаравшись, чтобы жалоба прозвучала как можно жалобнее: благородная девица запоздало вспомнила, что пару дней назад клятвенно пообещала другу нарисовать ему афишу для сегодняшнего выступления. А еще - что за всеми проблемами и поисками их решения так и не нарисовала.
- Говорили тебе вчера - пойдем лучше к Хольгеру квасить, - вздохнул музыкант, выслушав горестную исповедь подруги. - Нет, поперлась по этим светским раутам, в жизни не поверю, чтобы там было интереснее... Ну да нет худа без добра, - неожиданно вывел он, - теперь я хотя бы знаю, почему ты меня тогда послала!
Расслабившаяся было под целительным бальзамом дружеского сочувствия Береника подскочила на тахте и возмущенно открыла рот.
- Шучу! Шучу! Глупо, тупо, дурацки, кретински, дебильно и по-идиотски шучу! - поспешно покаялся Тагриель, пряча смеющиеся глаза. - Фактически измываюсь над святым. А ежели вот святое мне сейчас быстренько сочинит чего-нибудь покушать, груз моей вины станет и вовсе неподъемным... Кстати! - вспомнил он, уже с аппетитом жуя. - Святое, а святое! Ты мне афишу-то нарисовала или, упаси боги, забыла?
- Тагриель, извини, - быстренько сказала Береника и жалобно заморгала. - Ну оно так все навалилось, я просто не... - и замолчала, видя, что в оправданиях нет нужды, ибо слова пусты и совершенно излишни. Всем своим видом Тагриель, горестно замерший с куриной ножкой в руке, демонстрировал жестокое разочарование и адскую душевную муку, а также весьма недвусмысленно давал понять, что в его переживаниях виновна только она, Береника.
- Ну давай я тебя прямо сейчас с натуры нарисую. Так даже лучше будет, чем по памяти, честное слово! - виновато пообещала клятвопреступница.
- Давай, - великодушно снизошел Тагриель, отмирая и вгрызаясь в ножку с прежним энтузиазмом. - Ты будешь рисовать, а я буду думать, как тебя спасать. Только вот лютню я дома оставил... ну, ничего, сама, из головы пририсуешь, не маленькая.
- Ты в руки чего-нибудь возьми, как будто это она. Палку какую-нибудь, - присоветовала Береника, усаживая натурщика к свету и всучивая ему в качестве эрзаца растрепанный веник, добытый из-под тахты. Тагриель послушно устроил оный у себя на коленях, бережно приобнял правой рукой, сомкнул на ручке пальцы левой, мотнув головой, отбросил волосы назад и придал лицу пафос, приличествующий сюжету. Береника взялась за карандаш и сноровисто принялась набрасывать поясной портрет товарища, изредка бросая из-за мольберта быстрый цепкий взгляд на оригинал. Нужды делать это часто не было - Тагриеля она рисовала неоднократно и отлично помнила особенности его внешности.
Привычно перенося оные на картон, девица Береника снова невольно перескочила мыслями на злокозненного кавалера Фароваля, отличавшегося, как уже говорилось выше, необычайной красотою черт в ущерб благородству души. "Вот почему, - философски задумалась художница, - почему нет в мире совершенства? Почему если снаружи красавец, то внутри - непременно гнида? И почему, ежели внутри не гнида, то обязательно снаружи на принца уже не тянет?.. Вон того же Тагриеля взять - душевнейшее существо: поболтать, выслушать, посоветовать, выпить, закусить - пожалуйста. Но нос у него немножко более картошкой, чем порядочному принцу подобает. И подбородок, пожалуй, недостаточно волевой. И уши, прямо скажем, не идеальные... А зато глаза добрые. Видно, что не гад. И волосы красивые. И руки... - Береника в такт мыслям набросала упомянутые конечности и принялась машинально прорисовывать их в деталях. - И одевается со вкусом. И голос приятный. И чего я его отшила, действительно..."
Меньше всего благородная девица рассчитывала в своих измышлениях прийти к такому неожиданному выводу. Поэтому, придя, удивилась несказанно - даже головой потрясла, крепко при этом зажмурившись.
- Ну скоро там, что ли? У меня шея затекла! И веник колется!.. - подал голос Тагриель, которому метаморфозы с Береникой надежно загораживал мольберт.
Спохватившись и критически глянув на творение рук своих, Береника сочла, что портрет, пожалуй, готов, и непроизвольно возгордилась, что все же уроки досточтимого маэстро ав Хаммарна даром не прошли. Поза сидящего музыканта получилась непринужденной, естественной и анатомически достоверной, все складки на одежде лежали как положено, свет падал с нужной стороны, тени и полутени были прорисованы идеально. Особенно же удалось Беренике вдохновенное выражение лица натурщика. При взгляде на эти мечтательно полуприкрытые глаза, вольно разметавшиеся по плечам буйные кудри и загадочную улыбку романтичные сарновские девицы неминуемо должны были повалить на анонсируемое выступление валом. Тем более что неидеальные нос с подбородком художница машинально все-таки подрихтовала.
- Готово, - гордо сообщила художница, с эффектным стуком откладывая карандаш, выпрямляясь на стуле и скромно тупя глазки в ожидании заслуженных аплодисментов, переходящих в овации.
- Гыыыыы... - как-то странно среагировал на шедевр Тагриель, подойдя и с любопытством перегнувшись через мольберт.
- Вот бес!.. - расстроенно вскрикнула Береника, внимательнее всмотревшись в результат своих трудов.
Увлекшись философствованием, благородная девица напрочь позабыла, что вместо реального веника следует рисовать воображаемую лютню. Тот факт, что веник тоже не подкачал и вышел совсем как настоящий, утешал мало.
* * *
Выслушав поток искренних извинений, бдительно проинспектировав перерисовку веника в лютню и поязвив тут же про перековку мечей в орала, Тагриель честно изложил Беренике обещанный план спасения, сунул под мышку картон с портретом и отбыл к месту жительства. По дороге был он несколько задумчив, вплоть до того, что чудом не попал под лошадь и сам того не заметил, даром что его добросовестно оборжала кобыла и облаял кучер. А когда прибыл в небольшую съемную квартирку на Светлячковой улице, первым долгом, даже не разувшись, достал из стола потрепанный жизнью листок, испещренный нотами, уселся и стал гипнотизировать его взглядом.
На листке содержалась та самая кансона, почти год назад писанная в корыстном расчете на благосклонность благородной девицы Береники и не оправдавшая надежд автора. С тех пор вещица приобрела статус универсальной, специально для обольщения дам. Стоило лишь заменить имя - и любовная песнь сразу приобретала свежее звучание. Тагриель справедливо рассуждал, что на каждую симпатичную юбку кансон не напасешься, а поскольку по два раза одной и той же даме произведение повторять обычно не приходилось, факт композиторской халтуры благополучно оставался инкогнито и по сей день.
Подумав и критически похмурившись собственным мыслям, Тагриель решительно перечеркнул довольно свежую надпись "Иола" и вывел сверху "Береника", замкнув таким образом круг.
* * *
Благородная девица тем временем деятельно претворяла в жизнь стратегические измышления молодого ван Хеваля, кажущиеся ей удивительно мудрыми и логичными. Действительно, не вернее ли верного - чтобы что-то опровергнуть, достаточно утвердить ему противоположное! То есть явиться на бал в обнимку с кавалером, да таким, чтобы все рты поразевали! А еще лучше - приехать вдвоем в шикарной карете! Последнего пункта в Тагриелевом плане не было, его по-женски склонная к театральным эффектам благородная девица присочинила сама, рассудив, что дела это всяко не испортит, а карету с бархатными подушками, запряженную тройкой рысаков, можно нанять на вечер всего золотых за два. А вот где брать кавалера... Береника лихорадочно перебрала знакомых - не подошел ни один: кто-то был уже слишком известен в светских кругах, кто-то - прочно женат, кто-то банально не вышел личиком или статью.
"Нанять!" - пришла вдохновенная мысль.
"Кого?" - последовала за ней отрезвляющая вторая.
"А вот его!" - неунывающая третья возникла в голове сама собой при взгляде на валяющуюся на трюмо афишку. На ней кучка интересно полуобнаженных молодых мужчин, как на подбор блиставших изысканностью черт и рельефностью мускулатуры, группировалась вокруг невзрачного полненького субъекта в очках. Извещала афишка о том, что только до пятнадцатого дня Бронзового месяца в сарновском академическом театре можно будет увидеть концептуальную драму с участием означенных мужчин под руководством означенного субъекта, после чего труппа маэстро Вестера отбудет на гастроли по стране. Особенно хорош был первопланный юноша бледный со взором горящим, опустившийся на одно колено и протягивающий соседу ярко-алую розу.
Полтора часа ушло у Береники на организацию прохода за кулисы театра - именно столько времени сопротивлялся и отнекивался знакомый преподаватель актерского класса Академии изящных искусств. И чего, спрашивается, трепыхался, когда все равно ему на роду было написано бесславно капитулировать?.. На что он надеялся после того, как под натиском дочери пал сам ван Вригар-старший, известный своей старомодностью и принципиальностью, чтобы не сказать откровенно - отсталостью и упертостью?
Береника истово веровала в свои дипломатические способности, целеустремленность и харизматичность. Помимо перечисленного, она была молода, красива и привыкла нравиться людям, особенно мужчинам. Поэтому на разговор с облюбованным актером труппы маэстро Вестера она шла широким уверенным шагом, и только катастрофическое отсутствие музыкального слуха и скудость голосовых данных мешали ей затянуть какой-нибудь подобающий настроению боевой марш.
Паче чаяния, собственно за кулисы храма Мельпомены Беренике тащиться даже не пришлось - зверь недальновидно набежал на ловца у черного хода театра. Напав на объект без предупреждения, благородная девица безапелляционно обозначила намерение пообщаться и увлекла обалдевшую жертву на пустынную дорожку соседнего скверика. Там она для начала пустила в ход легкую артиллерию, а именно: встала в левый полупрофиль, похлопала ресницами и кокетливо прикрылась веером. Объект, однако, уже оправился от удивления и стараний не оценил. Легким раздраженным "кхе-кхе" он намекнул на наличие срочных дел и свое нетерпение к ним приступить.
- Двадцать золотых! - резко переменила тактику девица Береника.
- Пятьдесят! - тут же отреагировал юноша.
- Вы же даже не спросили, за что! - праведно вознегодовала Береника.
- Так что я, вы говорите, должен для вас сделать за эти сто золотых? - невозмутимо парировал охмуряемый.
Поняв, что спорить с тороватым юношей в буквальном смысле себе дороже, Береника оттащила его с дорожки еще на пару шагов и торопливо, не давая собеседнику возможности перебить и запросить двести, изложила суть дела. Актер хмыкнул, украдкой самовлюбленно погляделся в лужу и со скрипом согласился, нахально запросив половину суммы в качестве задатка.
Отсчитывая вымогателю полсотни золотых, Береника мрачно подумала, что проще и дешевле было бы пойти и дать пресловутому Фаровалю. Но тут же сама себе мысленно фыркнула и праведно возмутилась.
По субъективным ощущениям напоминая себе натянутый и готовый выстрелить лук, благородная девица отправилась договариваться насчет кареты, а затем почти бегом - на маникюр-педикюр-прическу. До начала бала, он же бой, оставалось часа три.
* * *
Рыжая луна, выползающая в зенит, жалостно смотрела в окно на девицу Беренику, которая пребывала в крайне растрепанных чувствах. Увлеченно рыдать с подвыванием она уже закончила, но с ее стороны все еще доносилось частое нервное всхлипывание. Верный Тагриель, устроившись с ногами в кресле, с утешениями не лез, а молча ожидал, когда девица просморкается и будет готова к дальнейшему конструктивному диалогу. Видят боги, изначальный план был весьма недурен и неплохо просчитан с точки зрения психологии масс. Но Тагриель ведь не мог предугадать, что, едва он отвернется, Беренику угораздит выбрать в качестве спутника известного всей столице жиголо со специализацией по мужчинам, что у того жадность до денег возобладает над постельными убеждениями, и уж тем более - что на том самом балу актер первым делом наткнется на своего действующего содержателя.
... - Ксандир?!
- Дестан?.. - арендованный Береникой актер машинально продолжал держать ее под руку, но с его лица стремительно облиняло все выражение. - О!.. Это... это не то, что ты думаешь!.. Я все объясню!..
- Подлец! Лживый смазливый подлец!.. - не слушал сбивчивых оправданий оскорбленный в лучших чувствах амант, страдая самозабвенно, как глухарь на току. - Не ты ли ночью, пролетевшей мигом, в любви неистовой до гроба клялся мне?! Не ты ли верность обещал хранить мне свято, не ты ли ласки щедро расточал? Ты щерь степной, тебя я презираю!..
Глухариный монолог логично завершила театральная, с широким размахом и громким хлопком, оплеуха.
Актер, держась за щеку, бледнел и жалко таращил глаза. Кругом жадно сочувствовали, срываясь на улюлюкание и аплодисменты. Присутствующие светские хроникеры строчили в блокнотах, ломая перья и жарко благодаря богов за ниспосланный информационный повод.
Не выдержав накала страстей, благородная девица Береника малодушно бежала. Естественно, не дальше Светлячковой улицы.
Тагриелю было очень и очень жалко попавшую в переплет подругу, но жалость была чувством хоть и превалирующим, но все же не единственным. Он не мог, как ни старался, задавить в себе эгоистичненькую мыслишку, что провал первоначального плана - подарок судьбы ему, Тагриелю, шанс, которым грех не воспользоваться. Сколько бы он ни повторял себе, что это нечестно, низко и даже, можно сказать, подло и неспортивно - в таких условиях, пользуясь полным доверием попавшей в переплет девушки, подтягивать одеяло на себя...
- ... Четыре часа утра, - сказала Береника, причем, судя по интонации, это был уже конец фразы. И голос у благородной девицы был не такой уж убитый, а напротив, звучал с подъемом, из чего следовало, что между всхлипами ей стукнуло в голову что-то, пригодное для спасения ситуации.
- А?.. - очнулся от своих противоречивых дум Тагриель.
- Я говорю, примерно в четыре часа утра весь этот наивысший свет обычно тащится со своих тусовок по домам спать, - повторила Береника. - Непосредственно мимо моих окон. Поэтому завтра в это время суток ты будешь стоять под этими окнами со своей лютней и петь серенады, а я - благосклонно слушать.
В свете предстоящего вокально-инструментального подвига Тагриель, выйдя от Береники, повел себя крайне неразумно. А именно - пошел в "Летящую ласточку", выложил на стойку пару серебряных динек и потребовал:
- Пива. Да похолоднее.
* * *
Береника с трудом разлепила сонные вежды. Стрелки часов в нежном рассветном мареве показывали начало пятого. За окном исполнительно пели. Мотив был знакомый - минутку посоображав, благородная девица уверенно опознала Тагриелеву универсальную кансону.
О, Береника, дева прекрасная,
вписать нужное
Любовь моя нежная, жаркая, страстная... - чувствительно выводил высокий сильный голос, сопровождаемый эффектными, со вкусом подобранными и весьма умело исполняемыми гитарными переборами. Совсем проснувшаяся, Береника спустила ноги на пол, нашаривая пятками тапочки от Рудницы и постепенно наливаясь умилением и благодарностью. Ах, Тагриель!.. Настоящий друг! Не бросит в беде! Стоит только попросить - и он тут как тут со своей верной лю...
Гитара за окном раскатилась особо заковыристым пассажем.
Береника непроизвольно сглотнула, ощутив, как на горле, намертво перекрывая поток положительных эмоций и воздуха заодно, сжимается ледяная рука подозрения... Очень кстати вспомнилось до кучи, что еще вчера у Тагриеля был баритон - бесы с ней, с гитарой, но не мог же он за один вечер раздобыть себе где-то лирическое сопрано!
Так и не нашаренные тапки были позабыты как нечто безнадежно второстепенное и вообще жизненно неважное. Благородная девица прошлепала босиком по комнате, плюхнулась животом на подоконник и застыла в праведном ужасе.
В ее палисаднике, с великой осторожностью раскорячившись между цветочками, дабы оные не помять, расположилась незнакомая хрупкая девушка в белой рубашке с пышным жабо, бархатном беретике и с гитарой наперевес. Подняв к небу вдохновенно прикрытые очи, она завершила проигрыш серией отточенных флажолетов и набрала воздуха в легкие, готовясь зайти на второй куплет.
Из проезжавших карет поглядывали с неподдельным интересом. Время Береника подгадала действительно точно - аудитория подобралась самая что ни на есть целевая.
* * *
Утихомирив и выпроводив удивленную исполнительницу, благородная девица Береника с превеликим трудом дожила до момента, когда солнце потверже угнездилось на небосводе, и ломанулась на Светлячковую улицу так, как будто за ней бесы гнались.
Тагриель открыл ей дверь такой сонный, взлохмаченный, грустный и несчастный, что у Береники разом жажда крови прошла и руки опустились. На шее у него, несмотря на начало Бронзового месяца, был толсто намотан жутко колючий на вид шерстяной шарф, а изъясняться он, как оказалось, мог лишь хриплым разбойничьим шепотом. Поэтому скандал получился значительно более тихим, чем планировалось, хотя молодой человек был поистине кругом виноват. Во-первых, безответственно и недальновидно позволил себе вечером накануне запланированного выступления напиться ледяного пива, а во-вторых - додумался сосватать себе на подмену девушку. Да еще и пытался, подумать только, неуклюже оправдаться тем, что она - лучшая ученица на курсе, типа, он дорогой подруге фуфло не впаривает!
- Да хоть вундеркинд и лауреат международных конкурсов! - чуть не плача втолковывала ему Береника очевидное. - Ты что, не понимаешь, что для такого дела куда важнее, чтобы у нее были яйца, а не пятерки по сольфеджио?! Я воображаю, как теперь потирает скрюченные лапки эта скотина Фароваль! А все из-за тебя!..
- Ну хочешь, я, как выздоровею, пойду и спою у него под окнами, как мне нравятся его рельефные бицепсы и округлые ягодицы? - покаянно-безнадежно предложил Тагриель.
- А если бы я согласилась? - проворчала Береника, остывая.
Выпустив пар, благородная девица ван Вригар оставила бесполезного в нынешнем состоянии Тагриеля лечиться и в крайне растрепанных чувствах отправилась восвояси, где дожидалась ее, как выяснилось, еще одна великая радость.
На крыльце особнячка обнаружилось небрежно брошенное почтальоном письмо с до боли знакомым оттиском на сургучной печати: две лилии крест-накрест и над ними - графская корона. А в письме сверижским по белому было писано: дорогая наша дочь, мы, ваш возлюбленный отец, приедем вас повидать восьмого числа Бронзового месяца часов в девять утра, ежели, конечно лентяй кучер не заснет на козлах и не упустит лошадей в придорожные травы.
* * *
- Вот бес! С таким трудом я из папенькиного поместья вырвалась, и теперь все насмарку. Он же меня на остаток жизни за пяльцы засадит без права на амнистию! И вообще выдаст замуж за тупого и страшного сынка соседа! - бурно расстраивалась Береника, посидев некоторое время на крыльце в прострации и в конце концов закономерно возвратившись на Светлячковую улицу в поисках тепла и сочувствия.
- Слушай, ну я реабилитируюсь. У нас еще есть почти целые сутки. Я сам с тобой схожу на следующий бал! - героически вызвался виноватый Тагриель. - Вот только горло чуть пройдет... Кхе-кхе. Погрей мне молочка, а?
Весь день Береника грела молочко, как нанятая, и вообще всячески была Тагриелю родной матерью. Зато уже к вечеру пациент твердо стоял на ногах и разговаривал вполне внятно. А больше от него, собственно, ничего и не надо было.
2.
- Ты чего?... - зверским шепотом шикнул Тагриель на Беренику, с ходу потянувшую его было в центр зала, где пары выстраивались перед стартовым вальсом. - Мы сюда зачем пришли - ногами дрыгать? У нас дело есть!.. Итак... - прищурив глаза, он обвел кворум пытливым взглядом, одновременно абсолютно не по-дружески прижимая благородную девицу к себе.
- Э-эй! - шепотом возмутилась та, инстинктивно пытаясь отодраться.
- А ну, цыц! - урезонил ее Тагриель, сохраняя на лице выражение романтического идиотизма в крайней неизлечимой степени. - Так надо. Мы по сюжету влюблены страстно, ты забыла?.. Расслабься. Правую руку мне на шею, можешь там еще волосы как-нибудь поперебирать, чтобы господа с дамами видели, до какой степени они все тут лишние. Вторую под мышку мне запусти - да глубже, смелее, нету там зубов! И, главное, смотри снизу вверх влюбленным взором. Влюбленным, я говорю, и на все готовым, а не как лягушка на змею! Вот так-то. Запомни эту мину, тебе с ней весь вечер ходить. Кто тут самый болтливый? Вон та? А, вон тот... Понял, запомнил. Так. Разлепились - тише... медленнее... с большой неохотой... - и пошли на вальс.
- У нас же дело есть, - поддела его Береника, располагаясь за незнакомой молодой дамой в голубом и кавалером, который уверенному опознанию не поддавался, так как стоял спиной, а причесан и одет был по последней моде, то есть - как все присутствующие. - Мы же не ногами дрыгать пришли.
- Ну нужно же нам станцевать хотя бы один танец для приличия, прежде чем мы нетерпеливо уединимся во-он в той беседке, - как ни в чем ни бывало объяснил Тагриель - чуть громче, чем следовало бы, чтобы сохранить тайну разговора. Передний кавалер заинтересованно повернул голову, и собравшаяся было вознегодовать по поводу уединения в беседке Береника резко прикусила язык: голубую даму обнимал не кто иной, как злокозненный Фароваль.
- Это он? - тихо-тихо уточнил Тагриель, слегка склонившись к уху Береники. - Ммм... задача усложняется - придется исполнять роли со словами. Не стой столбом, подыгрывай. Я один, знаешь ли, твои интересы при всем желании не отстою.
Береника вспомнила, что, действительно, доказывать страстную любовь к мужскому полу на примере Тагриеля и решительно опровергать обратное надо ей, а партнер ее и так юбочник тот еще - вся сарновская богема не даст соврать. Оркестр между тем настроился и затих, перелистывая ноты.
- Ах, моя милая Береника, как же мне хочется поскорее стянуть эти бесполезные кружева с твоих божественных плеч! - негромко, но отчетливо проговорил в наступившей тишине Тагриель.
Береника от неожиданности очень естественно порозовела и внутренне заметалась, подыскивая подобающие слова для ответа.
- О, - вполне правдоподобно для начинающей выдохнула она в конце концов, - я жду не дождусь момента, когда смогу покрыть поцелуями твои сильные мускулистые... - она запнулась и упавшим голосом закончила первым, что пришло на ум:
- Уши...
К счастью, хвост фразы удачно потонул в первых торжественных тактах вальса, так что Тагриель совершенно напрасно старался скрыть смех за якобы прорвавшимся из измученной воздержанием груди стоном неконтролируемой страсти.
Фароваль косил на них глазом так явно, что его дама начинала помаленьку закипать, и было понятно, что от нее ему сегодня, скорее всего, тоже не обломится. Видя это, Береника к концу танца отважилась приобнять своего кавалера поплотнее, как раз когда стратегический противник смотрел прямо на них. Тагриель восторженно подмигнул ей и, не прекращая кружиться, нахально спустил одну руку несколько ниже Береникиной талии. Это Фароваль тоже оценил.
Оценила, как ни странно, и Береника, причем скорее положительно - то ли просто в роль настолько вошла, то ли изысканно-светский, очаровательно-нахальный, да еще и прекрасно танцующий вариант Тагриеля, незнакомый доселе, неожиданно пришелся ей по вкусу. Да и вообще, после этого вальса благородная девица с изумлением осознала, что поддержание на лице восторженно-влюбленной мины более не требует от нее титанических усилий, и о том, что их первостепенная задача еще не завершена, вспомнила даже с некоторым трудом.
- Смотрит? - едва пошевелив губами, спросил Тагриель. Они переместились к краю площадки, где распорядитель, бодро покрикивая, собирал народ на гран-рон.
- Смотрит, - подтвердила Береника, выглянув из-за его плеча и отыскав глазами Фароваля.
- Тогда подхватились и - марш-бросок до беседки. Вон до той, дальней. Но не слишком быстро, чтобы все успели увидеть, что мы туда пошли.
Досадливым взмахом руки Тагриель выгнал из означенной беседки гроздь разноцветных светлячков явно магического происхождения - градоправитель на традиционный бал Бронзового месяца выложился по полной программе, не пожалев бюджетных денег. За порогом будочки, увитой виноградом, воцарился таинственный полумрак, в который молодой человек рыцарски пропустил благородную девицу Беренику и следом вошел сам.
- Ну-с, приступим ко второй части плана... - чувствительный музыкальный слух Тагриеля уловил, что где-то за стеной справа щебенка уже предательски похрустывает под чьими-то осторожными шагами - а значит, действие настоятельно нуждалось в добавочной динамике. - Мммм... любовь моя, там крючки, а не пуговицы... - заговорщически подмигнув Беренике, он высвободился из камзола и швырнул его на пол, постаравшись попасть в луч света, протянувшийся из дверного проема.
- О, целуй же меня крепче, мой неистовый зверь!.. - артистично подала реплику благородная девица ван Вригар, задыхаясь от смеха. Подслушивая со стороны, впрочем, вполне можно было подумать, что ее гложет страсть.
- По имени назови! - шепотком скомандовал кавалер, обнимая ее и разворачивая спиной к двери. - Чтобы точно не засомневались. Да, о да, моя прелестница Береника!
- Ах, мой пылкий Тагриель... ван Хеваль! - исполнительно выкрикнула та.
Тагриель неразборчиво что-то простонал, сминая рукой широкую юбку Береники. В дверном проеме мелькнула любопытная физиономия, хлопнула глазами и тут же исчезла под затихающий щебенкин аккомпанемент.
- Все! Слух пополз! - весело констатировал Тагриель, отпуская сперва юбку, а затем - и хозяйку. - Еще пять минут, и не спеша выходим с очень независимым видом... Ах, милая моя, ты была неподражаема, как всегда! - повысил он голос, поднимая и отряхивая камзол. - Э, стой! А ну-ка, повернись... - критически оглядев Беренику, он нещадно взлохматил ей тщательно уложенную перед балом челку и, аккуратно подцепив двумя пальцами колье, сместил его чуть вбок. - Выдерни мне рубашку сзади из-за пояса, чтобы из-под камзола торчала. О, наслаждение, которое ты мне даришь, я не променяю ни на какие богатства мира!
- Сейчас-сейчас... Ах, твои поцелуи горят во мне бесчисленным множеством огней! - отвечала Береника, педантично выполняя требуемое.
- Ладно, хорош стараться, он уже далеко ушел, - резко приземлил регистр общения Тагриель. - Резюмирую: часть вторая плана реализована успешно. Дальнейшая наша стратегия...
Он заколебался. От этого решения зависело, пропустить третью часть плана или все же осуществить. В первом случае Береника будет безмерно ему благодарна за помощь и дружескую поддержку - и, скорее всего, не более. Второй вариант развития событий представлялся более надежным, так как, по сути, не оставлял благородной девице выбора - никуда не денется, даже если поймет игру и заслуженно возненавидит интригана... на некоторое время. Тагриель слегка улыбнулся своим мыслям: Береника никогда не могла на него долго сердиться.
Он внимательно посмотрел на разрумянившуюся от волнения и смеха и похорошевшую еще больше обычного Беренику и решительно закончил:
- Жди здесь.
* * *
Тагриель продвигался вдоль края площадки для танцев, орлиным взором высматривая кавалера, которого благородная девица давеча определила как самого болтливого. Береника с любопытством наблюдала за его манипуляциями из беседки.
Разговор с объектом получился недолгим: Тагриель задал какой-то вопрос, выслушал ответ, развел руками с видом глубокого сожаления, раскланялся и отправился в обратный путь. Кавалер же незамедлительно рванул к кучке знакомых и принялся что-то им лихорадочно нашептывать.
- Что ты ему сказал?! - требовательно спросила Береника.
- Ты?! Его?! - удивлению и истовому ужасу девицы Береники не было границ. - Слушай, бес тебя возьми, я все понимаю, но с таким же успехом я могла еще раз с Ксандиром сходить!.. Что же теперь делать, ой, мамочки... Тагриель, ты... ты...
- Погоди-погоди, ты не то подумала, - торопливо уточнил Тагриель. - Я его третьим пригласил. Потому что ты такая ненасытная, что одного меня тебе мало.
Услыхав такую феерическую клевету, благородная девица Береника едва ли не впервые в жизни непечатно выругалась.
- Да ты не волнуйся, он не согласился, - утешил ее Тагриель, на всякий случай отступая на пару шагов.
- Подумай, - задушевно начала Береника, сжимая кулачки и довольно убедительно метая очами молнии, - что бы ты предпочел услышать о собственной единственной дочке, если бы она у тебя была? Что она спит с тетками - или что ее групповые оргии славятся по всей столице?!
- Второе, - подумав, признал Тагриель. - Тогда бы у меня многократно возросли шансы на продолжение славного дворянского рода... Эй, эй, не бей меня!.. Ну чего ты хотела, нам же необходимо было добить и вырвать с корнем этот гадкий слух!
- Но не заменять же его из-за этого еще более гадким! - чуть не плакала благородная девица.
- Ну что поделаешь, если лучший способ кого-то заткнуть - подсунуть ему тему поинтереснее... - развел руками новоявленный знаток психологии масс. - Зато теперь все абсолютно точно будут уверены, что ты любишь мужчин. Обожаешь. Чем больше, чем лучше.
- Уходи! Видеть тебя не хочу! Ты все испортил!.. - негодовала несчастная девица. Тагриель, сочтя, что спектакль сыгран и действующим лицам пора покидать сцену, повлек Беренику к выходу под любопытными взорами танцующих и стоящих.
- Вот видите, маркиз, как вы расстроили даму своим необдуманным отказом! - тихо и укоризненно бросил он, чуть замедлив шаг возле своего давешнего собеседника, и догнал свою спутницу, которая пропустила этот маневр мимо глаз и ушей, так как летела вперед, не глядя даже под ноги, не то что по сторонам.
* * *
Третья бутылка пламорганского розового подходила к своему логическому завершению. Ночь тоже. Друзья мрачно, не закусывая и почти не разговаривая, запивали провал в Береникином особнячке. В воздухе витали отчаяние и безысходность, затевая нудные игры с горечью, разочарованием и обидой на бытие.
- Слушай, я был неправ, - заговорил в конце концов Тагриель, со стуком отставляя бокал. - Согласен, последняя идея была дурацкая, но я правда хотел как лучше. Ну, увлекся - так я же, в конце концов, это... творческий человек, мне свойствен широкий размах фантазии... Но коль уж это, как ты говоришь, может привести к таким ужасным последствиям, как пяльцы в руки и замужество за страшным сыном соседа, давай сделаем последнюю попытку. Я сам поговорю с твоим отцом. Хочешь?
Береника недоверчиво вскинула на него заплаканные глаза. Тагриель, кажется, был пьян, как королевский егерь после получки, но тем не менее умудрялся выглядеть и говорить очень убедительно. Или ей с полутора бутылок так казалось... истины в вине было уже не разобрать.
Предложение перевалить на чужие плечи общение с предком было весьма соблазнительным. Тем более, мрачно подумала Береника, что бы вдохновенный бард ни ляпнул, хуже всяко уже не будет.
- Хочу. Только, - перевела она взгляд на наполненный пустыми бутылками и глубоким нравственным смыслом натюрморт на тумбочке между тахтой и кроватью, - я боюсь, встречать папеньку придется все равно мне, потому что ты утром просто не встанешь.
- Не-а, - помотал головой Тагриель. - Встану, я ж пламорганское с местным не мешал.
И в доказательство своих слов лихо махнул еще полбокала пламорганского.
- А как ты с ним поговоришь? Что ты ему скажешь? - не отставала Береника. Все-таки уверенный вид Тагриеля делал свое: у нее опять, вопреки декадентским настроениям последних дней, появилась надежда и потому закономерно пробудилось любопытство.
- По-мужски! - коротко, чтобы язык не заплелся, пообещал новоявленный рыцарь без страха и упрека. Больше от него ничего нельзя было добиться - он заснул прямо на тахте, где сидел, а растолкать его для дальнейших расспросов благородная девица не могла, потому как опасалась, что если поднимется с кровати, то ее не удержат ноги.
* * *
И снова настало прекрасное весеннее утро, и птицы затеяли очередной скандал в жасминовых кустах. Солнечный луч попал в глаз спящему Тагриелю, и он тихонько, чтобы не потревожить свернувшуюся клубочком на кровати Беренику, сполз с тахты и выбрался из дома в сад.
На заднем дворе он прежде всего сунул голову в бочку с дождевой водой, от души растерся прихваченным по пути полотенцем и, вглядевшись в успокоившуюся поверхность воды, убедился, что вчерашняя политика несмешения и умеренности оказалась действительно результативной - следов возлияний на физиономии не осталось ни малейших. Сдернув с ближайшей ветки маленькое и зверски кислое зеленое яблочко, Тагриель душевно оным хрустнул и, забросив полотенце на плечо, вышел к калитке - как раз вовремя, чтобы увидеть, как из-за угла выворачивает и останавливается возле дома старый рыдван с облупившимися лилиями и графской короной и из него выбирается небольшой толстенький мужчина, очень взволнованный на вид.
- Эй, садовник! Здесь ли живет благородная Береника ван Вригар?
- Здесь. Только я не садовник, я благородный Тагриель ван Хеваль, - лениво прищурился из-за ограды Тагриель. - Может, слыхали?
Еще бы провинциальный граф, основным - и практически единственным - чтением которого была "Книга династий древнейших и славных", не слыхал фамилию действующего премьер-министра Свериги, представителя одного из наиболее замшелых и припавших вековой пылью родов королевства. Но не сказать, чтобы знание существенно охладило его пыл.
- А где все остальные? - воинственно поинтересовался он, обводя подозрительным взором кусты жасмина. И в ответ на подчеркнуто непонимающий взгляд собеседника пояснил:
- Все те мужчины, с которыми, как я слышал, вовсю развлекается эта непутевая девчонка!
- Нет тут никаких мужчин, - пожал плечами Тагриель. - Ну, если не считать меня. Я - вот он, сами видите.
- А вы что делаете в столь неподобающе раннее время в саду моей незамужней дочери?! - немедленно ощетинился строгий отец.
- Вас жду, - мило улыбнулся молодой ван Хеваль. - Береника еще спит - вчера она очень утомилась, мы, знаете ли, ходили с ней на бал...
- Знаю! - пуще прежнего взвился визитер. - Лучше бы я не знал! Говорил я, что нечего благовоспитанной молодой девице делать в таком рассаднике греха, как эта ваша... ссстолица!.. Так нет же - "у девочки же талант, девочке же нужно учиться"! Вот она, ваша наука! Балы, кавалеры, хиханьки да хаханьки, вольные нравы, либертинаж, отвратительные сплетни! Где эта распутница, я желаю посмотреть в ее бесстыжие глаза и спросить, как могла она так замарать честь своей семьи!
- Вы не войдете, пока не успокоитесь, - предупредил Тагриель.
- Мальчишка! Сопляк! - ответил на это разгневанный отец и бесстрашно атаковал всем своим весом калитку, которую Тагриель тут же надежно подпер коленом.
Маленький толстенький граф очень старался сдвинуть вражеский оплот хотя бы на пару сантиметров, добросовестно пыхтя где-то на уровне Тагриелевых ключиц, но быстро выдохся. Однако просто так сдавать позиции он, конечно же, не пожелал.
- Сынок премьер-министра, значит? - на терцию выше пропел он, отступая. - И по-вашему, это является веским поводом пререкаться с отцом обесчещенной вами девицы на пороге ее поруганной спальни?!
- Значит, - в голосе облокотившегося на калитку Тагриеля зазвучали вкрадчивые нотки, - вы, досточтимый граф Спелеман ван Вригар, обвиняете меня в том, что я, бесчестный ублюдок и грязный подлец, совратил вашу невинную дочь, а ее - в том, что она, распутная куртизанка, это допустила? Я не ослышался и понял вас верно?
Ван Вригар открыл рот и закрыл его, сбитый с толку неожиданно мощным напором министерского сынка. То ли юный нахал беззастенчиво уповал на заступничество статусного родителя, то ли действительно каяться ему было не в чем.
- Так вот, - жестко припечатал Тагриель, - вы не смеете так говорить обо мне и моей невесте!
- Ы, - только и сказал пораженный ван Вригар.
- Ы?! - отшатнулась от окна обалдевшая Береника, почти с самого начала, разбуженная особо громогласной батюшкиной репликой, затаив дыхание следившая за ходом дискуссии из-за плотной занавески.
Нет, ну лучший друг, конечно, изрядно накосячил, но такого масштабного извинения она от него не ожидала никак! О браке Тагриель неизменно говорил не иначе как с содроганием - впрочем, чем бесы не шутят: может быть, ему светил какой-нибудь женский вариант "тупого страшного сынка соседа"?..
Но почему же он не сказал раньше... хотя постойте-ка, и что бы она тогда ответила? Скорее всего, получилось бы очень неловко. Ведь понимание, что дурашливый Тагриель умеет быть галантным, ловко танцует, крепко обнимает и вообще ничем не хуже так привлекавших ее светских кавалеров, а даже лучше, потому как не такая скотина, открылось ей только на вчерашнем балу...
Береника осторожно представила, что стоит рядом с Тагриелем у алтаря - и сама удивилась, насколько легко это вдруг нарисовалось перед глазами, не вызывая ничего похожего на ужас. В конце концов, откуда ни возьмись пробудилось в благородной девице здоровое злорадство, никто его за язык не тянул, ни вчера, ни сегодня. Назвался белкой - ну вот и полезай в колесо!
- С этого надо было начинать! - возопил между тем отец благородной девицы с неописуемым облегчением, на глазах утрачивая алый апоплексический колер и приобретая нормальный, человеческий розовый оттенок.
- Я бы с удовольствием именно с этого начал, если бы вы дали мне вставить хоть пару слов подряд, - с непроницаемо уважительным выражением лица съязвил Тагриель, тихонько переводя дух. - А потом я бы вам поведал, что все слухи, которыми вас по приезде столь хлебосольно угостили, суть не что иное как грязные наветы, ставшие следствием как раз-таки выдающейся добродетели вашей замечательной дочери.
- Но поймите и вы меня! - начал оправдываться ван Вригар-старший. - Я с таким трудом отпустил дочку одну в чужой город - просто от сердца с мясом оторвал! Она ведь так юна и неопытна, а столица - это же средоточие пороков и соблазнов!.. Если бы не жена с ее "девочке нужно учиться"... Отпустил. Весь год сердце было не на месте. Наконец приезжаю ее проведать - и первое, что я слышу от знакомого - последние, как он уверяет, сплетни о моей кровиночке! Да такие, что у меня уши посохли! Ну конечно же, я того... разволновался, может быть, даже излишне... Но раз это все гнусная ложь и раз вы, благородный господин ван Хеваль, порядочный, как я наблюдаю, юноша из достойной семьи, просите ее руки... я не откажусь видеть вас своим зятем. Береника! - с энтузиазмом воззвал он. - Дочь моя, выйди к нам, я хочу услышать, что ты согласна!
Береника в наскоро наброшенном домашнем халате и все тех же тапочках от Рудницы, с поспешно приглаженными волосами, появилась на крыльце.
- Я... - начала она - и осеклась. Потому что Тагриель стоял и молча смотрел на нее, а на лице у него постепенно проявлялось выражение того же романтического идиотизма в крайней неизлечимой стадии, что и накануне на балу. Только в этот раз он, кажется, был совершенно искренен.
Да не играл он, как поняла внезапно девица Береника, неосознанно расплываясь в подобной же глупой и безудержной улыбке, и вчера. В отличие от всего того времени, что убедительно притворялся просто другом.