Аннотация: Две судьбы, две старости, две весёлых души с грустными глазами. Жизнь печальна, как анекдот, только мы об этом не задумываемся.
Бабушка после санатория вернулась какая-то неотдохнувшая. О соседях рассказывала не с раздражением, а с философским интересом к новоузнанным человеческим типажам:
- Ты представляешь, со мной в палате лежали две женщины. Одна - совершенно глухая бабка, с очень зычным голосом, вдобавок коммунистка и сталинистка. Другая - славная, тихая, набожная старушка, но со странностями - любила стихи писать. Особенно духовные. Представляешь, как проходили вечера: я вернусь с прогулки, хочу прилечь и отдохнуть, а та соседка, которая сталинистка, начинает громко, оглушительно вслух читать газету "Красный путь", и мы из вежливости вынуждены слушать, скандалить никто не хочет...
- А что за стихи-то писала вторая бабушка? - с интересом спросила я.
- Ой, это вообще анекдот. - Усмешка затронула лучи морщинок возле глаз, и сами глаза у бабушки блеснули лукаво. - Понимаешь, что такое народная поэзия?... простая, наивная, когда стихи человек пишет, как умеет, вот действительно - как Бог на душу положит? Ну конечно, там бывают всякие нелепости. Она мне свои стихи читала, я не смеялась - это ведь от чистого сердца. Но очень трудно сдержаться, очень. Был у неё стих про Покров и Богородицу, а завершался он такой строчкой, сейчас воспроизведу: "И распростри над нами свой матерный платок..."
***
С остановки возле рынка в троллейбус вошла серенькая чистенькая старушка, в красивой шапочке и в пальто. Села, и тут же к ней подскочила кондукторша - крепкая тётка в тёмном платке, в тёплой красной жилетке поверх старой джинсовой куртки. Подскочила и, вместо того, чтобы пробить поездку на карточке, громко закричала:
- Ядрён-Матрёна! Да ведь это вы! Сколько времени вас не видела!
Опрятная старушка заметно обрадовалась, а кондукторша плюхнулась рядом с ней на сиденье, казалось, совсем позабыв, что ей нужно "обилечивать" оставшихся пассажиров.
- Ну, расскажите, как вы? Как здоровьице? Стихи-то пишете ещё? - бомбардировала вопросами кондукторша. Её соседка смущённо открывала рот, не успевая отвечать, улыбалась, и на последний вопрос ответила:
- Да как уж там... Пишу иногда...
- А ну-ка, почитайте что-нибудь, - попросила кондукторша. Старушка в зелёном пальто смутилась ещё больше, жестами попросила "приклонить ухо". Вполголоса стала бормотать в благодарное ухо какую-то довольно длинную балладу, но, похоже, не духовную, а из мирской жизни, потому что кондукторша с интересом перебила:
- Ага! Так он замужний оказался?! - и, спохватившись, вновь наклонилась к рассказчице. Однако пожилая поэтесса то и дело замолкала сама, косясь на пассажиров - не подслушивают ли?
С почтением дождавшись завершения баллады, кондукторша заявила - видно, не терпелось похвастать:
- А я сама недавно написала. Вот такое (из-за того, что она явно была глуховата и оттого громогласна, весь салон уши навострил), оцените. Мне как раз шестьдесят три исполнилось, я ко дню рождения себе...
Она выпрямилась на сиденье рядом со внимающей соседкой и, уставившись на отражение в стекле кабины, с выражением прочитала:
- Мне - шестьдесят трю.
На возраст не смотрю
И в зеркало я тоже не смотрю -
Боюсь увидеть превращенье человека в обезьяну.
Зато душою без изъяну!
В заботах мчусь
И этим хоть немножечко лечусь!
- Да, вы вот всё работаете, - закивала старушка в зелёном пальто. - И как сил хватает?
- Ой, да мне кажется, если я на работу не пойду - на следующий же день помру, - отмахнулась кондукторша. - Я вообще свою работу люблю. Только вот шавки-ревизоры достали. Ходят, вынюхивают. Так и стараются насчитать, чтобы мы план не выполнили. Поэтому молодые и не выдерживают у нас долго. А старым, как я, что... хоть и в кондукторах, всё деньги в семью...
- А мне дочка помогает взрослая, - сказала старушка в зелёном пальто, - правда, живёт отдельно от меня, я одна...
- Ай, как? Совсем одна? - испугалась кондукторша.- А дед ваш, - она немного понизила голос, - помер?
- Да мы давно вместе не жили уже, - сказала старушка.
- А я со своим вот сорок лет недавно отметила, - чуточку гордо призналась её подруга. - Ну, хотя как сказать - отметила... не нравится мне на самом деле всё это, вся эта канитель, родственников собирать ещё, стол готовить, по молодости только было интересно, а сейчас зачем... Муж меня спрашивает: "Как отмечать-то будем сорок лет совместной жизни, ужасница?" Я говорю: "Как, как. Минутой молчания!", - а он мне на это: "Да ты разве помолчишь!.." А вам не страшно одной жить?
- А чего бояться? Кому я нужна? - улыбнулась старушка в зелёном пальто.
- Да не людей бояться, я про здоровье... возраст ведь уже!
- Здоровье плохое, - загрустила старушка. - Постоянно падаю, восемь переломов было уже. Видите, в чём дело... я иногда начинаю торопиться, куда-нибудь бежать и остановиться почему-то не могу. Бегу и кричу людям: "Остановите меня, остановите!" Они, конечно, не понимают... А я падаю. Врач говорит - вроде похоже на болезнь Паркинсона...
- Я и не слышала о такой болезни, - испуганно сказала кондкуторша.
- Вот, прописали проноран, пью... - старушка выудила откуда-то инструкцию и потрясла бумажкой в воздухе. - Не знаю только, какой от этого толк, если непонятно точно, что за болезнь.
- Я спрошу, у меня дочь медсестра, - вызвалась кондукторша.
- Да вы забудете, - засмеялась старушка.
- Не забуду! Я вам позвоню!
- Ну, я инструкцию оставлю тогда.
- Да зачем, я запомнила - проноран! Оставьте, что вы... А врач что вам сказала - от чего такая болезнь может быть?
- Говорят - развивается, если человек однажды перенёс сотрясение мозга, - горько сказала старушка. - А у меня ведь было давным-давно, в молодости. Я тогда попала под поезд. Привезли меня в больницу, представляете, у меня была вот такая дыра в голове... Так как вы думаете... Пролежала я там три дня и меня выписали. А почему, спросите? А потому, что шёл сорок шестой год. И все больницы были забиты ранеными...
...Они продолжали говорить и говорить, обе глядели в бликующее стекло кабины водителя, словно не только друг другу, но и самим себе заново рассказывая тягучие жизни, но это уже осталось за кадром меня. Так всегда заканчиваются автобусно-троллейбусные истории. Я просто поднялась и двинулась к выходу, отягощённая чужой памятью...