Я с криком проснулся, лежал некоторое время на холодной земле и смотрел в серое предрассветное небо, полное мерцающих облаков пыльцы.
Занималось моё первое утро в новом мире.
Я поднялся с земли, дрожа и пытаясь изгнать память о крови, которая мне только что приснилась. Должно быть я уснул, когда Афанасий Рен, зажимая рану, сел рядом со мной к корням Древа и стал рассказывать историю своей смерти.
Сейчас Афанасия поблизости не было видно. Корень Древа, на который пролилась жертвенная кровь, совсем высох и выглядел лишь чуть темнее, чем его соседи.
Спросонья не вспомнив, что лишён голоса, я открыл рот, чтобы позвать Афанасия, но тут же стиснул зубы, зашипел. Я всё время забывал и о чёртовых пластинах. Они впивались в кожу так же больно, стоило лишь пошевелить челюстью.
До сих пор я не слышал от Рена подробного объяснения, зачем же всё-таки изуродовали металлом и проводами моё тело и лицо. "Служить Врачу и его Игре" - но в чём состоит само "служение"? Почему меня лишили голоса, а Рена - слуха? Какое же "Милосердие" без слуха?.. Я задумался.
Нащупывался какой-то странный и жестокий баланс.
Всё вокруг меня было таким загадочным, что походило на уравнение со множеством неизвестных. Условий мне катастрофически не хватало.
Серый, тихий сад раскинулся передо мной. Погружённый в себя, я медленно шёл по дорожке, ведущей от Древа к дому. Белая галька тихонько хрустела под ногами. Кое-где из неё торчали травинки. В ветвях яблони чирикнула ранняя птаха. Обычный утренний мир...
Я ощутил лёгкий голод и остановился перед яблоней. Без особой надежды, впрочем - свежие маленькие листья и невыгоревшая трава вокруг дерева говорили о том, что в этом мире, в раю ли, в Игре ли, - идёт май, а в мае какие яблоки? Птица снова ехидно чирикнула. "Если ничего не найду - тебя съем", - сердито подумал я. Она тут же умолкла. Читала мысли, как и Рен?
Поиски не дали никаких результатов. Я, конечно, не стал хищничать, но уже заспешил к дому, желая поживиться чем-нибудь внутри. По пути попались грядки, но на них, к сожалению, была только едва проклюнувшаяся рассада.
Я не стал пробовать открыть переднюю дверь, а сразу обогнул дом - хотел попасть сначала в знакомую комнату. Судя по размерам домика, комнат по крайней мере две... Задняя дверь оставалась полуоткрытой; свет в доме не горел, из щели сочилась тьма. Мокрые от росы листья оставили чистые полосы на подоле моего плаща, измазанного пыльцой.
В доме пахло старым деревом. На ощупь я стал пробираться к шкафу, чтобы включить свет, и вдруг моя нога уткнулась в мягкое. Матрас. Рен лёг спать на полу, великодушно не занимая кровать. Он ждал, что я очнусь и перейду в дом раньше, чем ночь кончится. Во мраке я различил белёсое пятно подушки, на ней - не лицо, а что-то вроде огромной и тёмной звёздчатой кляксы...
Вспыхнувший свет прояснил детали. Афанасий спал вниз лицом, и это его разметавшиеся по подушке длинные волосы я принял за кляксу. Должно быть, железные уши-стержни не позволяли ему спать на боку - только на спине или на животе.
Мне показалось, что свет не разбудил его, и я зашуршал по стенам, ища под стикерами дверь в другую комнату, но Афанасий через некоторое время поднял лицо от подушки, сонно заморгал и вздохнул. Ну что, с добрым утром, сосед по несчастью. Ты-то, поди, божьей росой питаешься?
- О-ох... погоди... пять минут погоди... я встану и поедим... - Афанасий вновь спрятал лицо в подушку.
Я, хоть он и не мог видеть, картинно вынул из кармана мобильник - засечь время. Голод заставит поторпаливать. Ах, чёрт, в батарее всего одно деление осталось, разрядится скоро...
Вдруг у меня мелькнула дикая мысль. Я зажал мобильник в руке, пряча его гладкое тельце, и бесшумно юркнул обратно во двор. Голубой экран чуждо засветился в серости утра. Я долго давил на единицу, пока не появился значок автонабора, и стал ждать, прижав к уху тёплую пластмассу.
В трубке слышалось потрескивание, какие-то попискивания, и я почти отчаялся, решив, что над Реновой дачей нет покрытия - другое ведь измерение, на что надеяться! - как вдруг безо всяких гудков я услышал щелчок, и усталый, сонный женский голос сказал:
- Слушаю?..
Да, это мама.
- Алло! Ничего не слышно! Кто это?
Мама, это же я. Ты что, спросонья не посмотрела на определитель номера?
- Связь барахлит! Я ничего не слышу! Алло!
Голос не возвращался ко мне, и осталось только вздохнуть в трубку. Кажется, она всё-таки догадалась посмотреть на определитель:
- Илюшка... Илюшка, это ты?
Я не могу ответить, мама.
- Ты ведь... оттуда звонишь? Прошу тебя...
Голос прервался писком - батарея сообщала о полной разрядке. Я мысленно чертыхнулся, но продолжил держать телефон возле уха, надеясь услышать ещё хоть что-то.
- Илюшка... Скажи же мне хоть что-нибудь! - голос её сорвался на крик. - Зачем ты ушёл? Почему ты МЕНЯ БРОСИЛ?
Что-то во мне словно оборвалось и со свистом рухнуло вниз, разбиваясь вдребезги.
- Почему ты позволил ему заразить тебя этой... этими... мыслями этими? Он всегда вёл себя странно, можно было ожидать от такого!.. Но почему ты отправился за ним? Почему ты не вспомнил обо мне? О папе?!
Я страшился услышать её слова, отнимающие у меня всякую надежду, но они прозвучали:
- По-твоему, если мы позволили тебе жить отдельно - нам уже на тебя наплевать?! Ты хоть понимал, каково это - пережить своего ребёнка?.. - тут телефон вновь заверещал и затем отключился, окончательно разрядившись.
Я размахнулся и зашвырнул мобильник в кусты. Сел на влажную землю, скорчился, спрятал лицо в ладони.
Она не могла так сказать. Она не могла так сказать. Она не могла меня обвинить... возможно, она подумала бы так, но никогда бы не сказала... Это не был настоящий разговор, это был какой-то предутренний кошмар... Сплю ли я? Господи...
Надежды не осталось. Там, на Земле, я действительно был мёртв. Я покончил с собой... Но я не помнил этого. Все события после встречи с Афанасием покрывал мрак.
Я покончил с собой, и меня забрал Врач... Или это он внушил мне желание совершить суицид? Или смерть всё-таки была мнимой, неким представлением для живых, чтобы исчезнуть без помех? Нет, хватит себя обнадёживать.
Одно ясно: под гипнозом или в бреду, я наложил на себя руки, твёрдо уверенный в том, что это поможет мне добраться до Стефана.
Стефан где-то здесь.
Всю жизнь меня с ним какая-то невидимая цепь сковывала. Начиная с момента, когда мы весной столкнулись на узкой дорожке и подрались, а потом вытягивали палкой его шапку, залетевшую в середину глубокой лужи. Я даже не знаю, почему сначала стал с ним драться, а потом - помогать. В первую встречу мы не произнесли ни слова.
Да, встретились и повздорили, почти как Афанасий с этим Андреем... Стефан. Мальчик с морскими глазами: у него был дерзкий и беспомощный вид, когда он со своим футляром - с детской гитарой в три четверти - шёл на меня по бордюру; с одной стороны - рыхлый грязный сугроб, с другой стороны - лужа. А я был большой, меня так просто не обойти, и я тоже хотел по этому бордюру пройти, не замочив кроссовок, которые упрямо, несмотря на вопли мамы, надел уже в марте. Да, большой был я и внушительный, прямо-таки толстый. Потом похудел, а тогда, в шестом классе, меня дразнили - "Морская корова, Морская корова"...
Я почувствовал осторожное прикосновение к плечу и вскочил. Афанасий отшатнулся назад - я едва не выбил у него из рук тарелку.
- Не обессудь, здесь возможно только вегетарианское меню, - улыбнулся он, не рассердившись на моё неловкое движение. Я глянул в тарелку: яблоки, помидоры, огурцы... А хлеб?
- Чего нет, того нет, - вздохнул Афанасий. - Даже соли, боюсь, не найдётся...
Ну и местечко.
- Поблизости нет магазинов. Только в городе, но туда далеко идти и... ну, в общем, пока ешь то, что есть.
Интересные дела, огурцы уже выросли, а хлеба нет. Откуда вообще эти огурцы в мае? Теплица?
По его лицу скользнула странная улыбка. Я, не дожидаясь объяснений, взял огурец и захрустел. Челюсти хоть и болели, но железо не так мешало движению, как я думал. Попка у огурца была горькой, но я даже не обратил внимания - живот сводило от голода. Уничтожил два огурца и большой помидор, выбрал самое крупное яблоко, тщательно осмотрел в поисках червоточин. Вот странно, не похожи овощи на тепличные, они совсем не водянистые, не глянцево-безвкусные...
- Доедай, потом покажу, где взял... Неохота тебе аппетит портить, - с иронией в голосе сказал Рен.
После этой фразы мой интерес к происхождению овощей резко увял.
- Да ничего-ничего, покажу. Не помешает знать, как и о многом другом. - Ожидая, пока я доем, он завернул левый рукав до локтя и провёл пальцами по запёкшейся коросте - следу жертвоприношения. Я поперхнулся яблоком: из коросты росло что-то, явно напоминающее корявую веточку, даже листок дрожал на конце. Это что? Здешние растения паразитируют на людях?
Рен, запрокинув голову, от души расхохотался:
- Бросай уже свой огрызок и пойдём.
Я не глядя укусил яблоко и беззвучно завыл, так как прихватил зубами палец.
- Нельзя же так любить мясо, чтобы заниматься самоедством, - заметил Афанасий, глядя на это. Ироничный! Показывай уже своё неаппетитное зрелище.
- Изволь... Идём, - сказал он, увидев, что я собираюсь выбросить огрызок. - Оставь, дай его мне.
Я пошёл за ним - снова на лужайку перед домом, поближе к Древу. На давешней яблоне безмятежно сверкали круглыми щёчками яблоки. Как он это сделал?!
- Ты не смотри туда, смотри сюда. - Афанасий опустился на корточки и зачерпнул ладонью чернозём, сделал ямку, сунул туда огрызок. Затем распрямился и... я не понял сначала, что же случилось, услышал только слабый звук - похоже, как будто кожуру отдирают с плода. Вслед за этим тёмные капли окропили огрызок, и я не успел сказать ни слова, как из яблочных семечек, мешая друг другу, полезли ростки. Они едва ли не толкались, стараясь отвоевать место под солнцем, и в конце концов один из них оттеснил остальных, сильно удлинился, стал разветвляться и покрываться корой... Я с изумлением наблюдал за саженцем, выросшим за какие-то несколько секунд, а деревце тем временем уже стремилось стать большим деревом. Вспыхнули белыми огоньками цветы; тут в росте дерева что-то замедлилось, я оглянулся на Афанасия и увидел, что тот, зажмурившись, окончательно содрал коросту с левой руки, и кровь капает к корням нового дерева... Завязи, появившиеся на месте цветов, быстро наливались алым...
Для меня этого было более чем достаточно. Предутренний кошмар воскрес в памяти со всей полнотой. Момент оказался удачным. Пока глаза Хезеда были закрыты, я попятился, затем повернулся и побежал. Разбив облако сияющей пыльцы под Древом, я добежал до ограды и перемахнул через неё. По серой, пыльной дороге - к лесу, бегом, бегом, задыхаясь не от быстрого темпа, но от животного страха.
***
Он убавил скорость, подъезжая к железнодорожному переезду, и тут ему на плечо прыгнул комок тьмы. Поёжился, устраиваясь поудобнее и обретая расплывчатые контуры чёрного кота.
- Том Тим Тот?.. - полувопросительно вымолвил водитель. - Что у тебя?..
- Мрмррр, возможно. - "Кот" издал что-то, похожее на хихиканье. - Совсем неопытный, из последних. Он совершенно растерян.
- Как думаешь, Том Тим Тот - подбросить ему?.. - не закончив фразу, зевнул водитель.
- Не нужно столько подсказок. Он, кажется, направляется в город - ну, значит, со временем сам разберётся. - Щёлочки глаз стали уже. - Вспомни, что вышло, когда ты открыл ВСЁ.
Тень набежала на лицо водителя; смуглое, обрамлённое длинными тёмными волосами, теперь оно казалось совсем мрачным.
- Глупая девчонка, - едва слышно процедил он сквозь зубы. "Кот" в ответ на это заметил:
- Отчего же? Самое умное из твоих созданий. Вот только очень своевольное...
-...Каждый день следить, чтобы она не убила кого-то из игроков! - глаза водителя зло сверкнули. Точнее, правый глаз - левый был спрятан за спутанными прядями.
- Ты сам за это взялся, - напомнил Том Тим Тот.
- Кто взялся? Меня сослали. Знаешь, до какого места мне все эти человеческие проблемы? Пусть бы хоть огород растили из ядерных грибов. И чхали дальше на законы высших сфер, под которыми все они ходят.
"Кот" опять захихикал - намного громче:
- Если бы я тебя не знал, никогда бы не подумал, что древний бог может так изъясняться.
- Переобщался с людьми. Мне нужна терапия. Дожил - Врачу требуется лечение!.. - темнолицый сморщился, как от острой боли. - Гамаюна мне! Буду слушать его песни семь дней подряд... может, вообще забуду человеческую речь.
- Доставлю, - отозвался Том Тим Тот, послушно выпрыгивая в окно фургона. Легче воздуха, чёрный комок понёсся по ветру, приближаясь к лесу.
Фургон остановился, взрыв колёсами пыль дороги. Впереди был переезд.
Врач выбрался из машины, хлопнул дверцей. Встал - руки в боки, вгляделся в горизонт. Там, где параллельные рельсы сливались в одну точку, что-то двигалось. Поезд?
- Пора, - сказал он сам себе. Вернулся к фургону, открыл заднюю дверь и влез внутрь. Вскоре он вновь появился снаружи, неся на руках безвольное тело...