Аннотация: Первый опыт написания чего-либо серьезного. Если честно, я боюсь и жду ваших комментариев. Понравится - продолжу.
Жизнь Первая
- Стоп!
Вы хоть понимаете, что вас ждет?
- Мы... - двое переглянулись и один произнес. - Знаем.
И оба сделали шаг навстречу свету.
...
Увиденное сильно напоминало компьютерную заставку "Сквозь вселенную": мчащиеся звезды постепенно сливались из-за огромной скорости в святящиеся линии, которые в какой-то момент куда-то пропали и наступила темнота.
Я проснулся из-за сильной боли между лопатками, настолько резкой и нереальной, что хотелось закричать. И я попытался, но так и не смог - из моего рта выбулькивались нечленораздельные звуки, мало напоминающие человеческую речь.
Сначала было влажно и темно, конечности двигались, будто увязшие в тине, а воздуха все не было. Я глотал жидкость окружающую меня и захлебывался от противного сладковато-горького вкуса.
Затем я почувствовал толчки. Все вокруг сжималось и растягивалось, внутренняя склизкая поверхность этого "мешка" выталкивала меня наружу.
Первым, кто встретил меня снаружи, был свет. Яркий, жгущий мне глаза и кожу, он продлился недолго - кто-то прикрыл меня и начал терпеливо очищать мое слабое тело от слизи. Окружающее постепенно приобретало очертания и цвет, а боль в спине перестала мучить меня так сильно.
Надо мной склонилась моя мать, бережно поправлявшая мои неокрепшие еще крылья и растрепанные перья.
Я довольно быстро учился. Умение летать было заложено в меня с самого момента рождения и как только крылья окрепли достаточно, я прошел краткий курс обучения и взлетел в воздух.
Когда-то (по крайней мере, мне так казалось) я часто летал во сне, но теперь сны мне не снились, а смутные обрывки старых чувств и воспоминаний все реже и реже тревожили разум. Я не мог говорить, да и забыл, как. Постепенно я полностью бы перестал быть тем, кем являюсь, если бы не своевременное чужое вмешательство.
В этот день небо было особенно ярко и маняще. Серебристые прутья клетки весело поблескивали на заходящем солнце. Нас было трое здесь: недавно родившиеся птенцы и я, уже гордо носивший на груди окраску совершеннолетнего. Конечно, за время моего пребывания в этом теле я научился худо-бедно избегать различных встречающихся в лесу опасностей, но о людях, живущих за его пределами, не имел ни малейшего понятия, и уж точно не представлял себе на что они способны. Попался я довольно глупо, позарившись на кем-то рассыпанные крошки хлеба, и не успел прийти в себя, как оказался в клетке, которую немедленно накрыли покрывалом, и мир снова погрузился во мрак.
Шум снаружи становился все громче и громче, и вскоре послышались вроде бы знакомые интонации и звуки. Через какое-то время мне удалось-таки наконец разобрать (или вспомнить?), что они говорили:
- Вот, то что вы говорили, мастер, три птицы, две помоложе, одна постарше. - с этими словами поймавший нас человек снял покрывало с клетки. Птенцы судорожно забились в ее угол и испуганно таращились на огромное чудовище, которое впрочем, казалось мне не таким уж и чудовищем, а вовсе вполне нормальной молодой особью мужского пола, хоть и человеком. Мое понятие красоты несколько изменилось со времен рождения, но я точно мог сказать, что это внимательно разглядывающее нас лицо является не то чтобы "красивым", но вполне даже приемлемым.
- Я беру их. - произнесло лицо и рассчиталось с браконьером.
После нас отнесли в пахнущее горелым помещение и поставили клетку на стол. Когда одного из птенцов вытаскивали, тот с паникой сопротивлялся из-за всех сил, но, в конце концов, его вытащили и посадили в отдельную клетку, стоящую в центре комнаты на полу. Вокруг нее были начертаны мелом круги непонятного назначения, смысл которого смутно пробивался в моей голове сквозь устоявшиеся птичьи инстинкты. Человек посыпал углы пентаграммы порошком и приволок в комнату животное размером с человеческого ребенка лет пяти, похожее на тех существ, что любили полакомится растущими в лесу ягодами и в целом не представляли нам никакой угрозы.
Грудка птенца бешено опускалась и поднималась, он бился об прутья клетки. Животное грузно опустилось там, где ему приказали сесть и стало тупо наблюдать за снующим туда-сюда по клетке птенцом.
Человек закатал картинным жестом рукава и принялся нараспев говорить какую-то абракадабру. Его голос мерно лился по комнате и заполнял окружающее пространство. С каждым "словом" человек повышал голос и вскоре перешел с шепота на крик, убыстряя темп и входя в транс. Он притоптывал ногой в ритм и держал руки перед собой собираясь хлопнуть в ладоши. Птенец все также бился, еще больше испугавшись от того, что его тело начинало гореть голубым пламенем. Когда человек хлопнул, я зажмурился на секунду.
Затем я услышал вскрик и грохот. Человек лежал на полу и, скорчившись, стонал. Животное не подавало никаких признаков жизни кроме судорожного подергивания лапой, а птенец безжизненным комочком распластался на дне клетки.
Эксперимент не удался.
...
После того происшествия человек долго не пытался что либо сделать в той пахнувшей горелым комнате. На несколько дней он забросил всякую активную деятельность, переставил нашу клетку на подоконник в свою комнату, не забывая иногда подливать воду и сыпать корм. Единственное, чем он занимался, было чтение и перечитывание книг, построение схем и распределение по баночкам ингредиентов. Иногда в его комнату заходил подмастерье и подливал чай в пиалку, стоящую на его столе. Кроме чая он ничего не ел и не пил, удивляюсь, как он вообще мог двигаться и говорить.
Говорил он в основном с нами, потому что мы его не перебивали, и не могли, даже если бы захотели. Я снова привыкал к человеческой речи, хотя и не знал, откуда она мне известна. Имя этого человека было Рэм.
...
В какой-то момент я почувствовал необходимость узнать, как же меня зовут. Может Рэм и дал нам имена, но они были какие-то блеклые и не запоминающиеся, и мне не хотелось на них откликаться. Я подумал, что, возможно, имя и не важно для того, кто не может даже его произнести.
...
Вскоре Рэм стал реже читать, начал лучше кормить и все тихо приговаривал, как бы успокаивая нас: "Вы не бойтесь, в этот раз точно получится". Наверное, так он успокаивал и себя.
Я не знаю, почему Рэм выбрал именно меня, того, кто совершенно не хотел закончить также как и тот прошлый птенец. Я вырывался, хоть и знал, что это бесполезно. Когда меня засовывали в клетку на полу, мое сознание (точнее часть его, та, что была человеческой и постепенно пробуждалась) пыталось придумать способ избежать такой участи. Но когда он захлопнул дверцу, я понял, что единственный выход - это успешное выполнение эксперимента, и я сел на жердочку. Что-то подсказывало мне: "Успокойся. Сейчас все зависит от тебя". И я верил этому голосу, потому что он звучал из моего далекого позабытого прошлого.
На сей раз животное было несколько больше, тупей и грузней. Количество порошка в углах пентаграммы тоже немного изменилось, как и его цвет. Теперь он был ярко-алый. Слова остались те же, и манера говорить не изменилась. Я ждал. Голубой огонь, принявшийся за мои перья, не причинял вреда. Заклинание между тем близилось к апогею.
Раздался хлопок. Сначала я ничего не почувствовал, а Рэм бросился вытаскивать меня из клетки. Хорошо, что он успел. Трансформация настигла меня вскоре после того как он освободил меня. Сперва боль по всему телу. Краем глаза я заметил, как животное превратилось в пыль, та же начала облеплять меня со всех сторон, давая материю для превращения. Последнее, что я увидел, была счастливая улыбка Рэма, а затем с чувством благодарности я потерял сознание.
...
Жизнь вторая.
Мое пробуждение было не то чтобы болезненным, но достаточно неприятным. Пить хотелось так, будто я неделю умирал в пустыне. Я залпом выпил стакан воды, стоявший у кровати на столике и с трудом сел.
В приоткрытую дверь аккуратно вошел Рэм с опаской ожидая мою реакцию. Судя по всему, изначально он думал запреть меня в какой-нибудь клетке и мне не ясно, почему он этого все-таки не сделал. Хотя я был совсем не против.
Человеческое тело казалось мне до боли знакомым, более того, подсознательно я знал, как им управлять. Сначала язык не слушался меня, но после нескольких нетерпеливых попыток я смог произнести то, что не мог сказать Рэму будучи птицей:
- С-Спа-си-бо.
Рэм остолбенел. Его глаза расширились и удивленно таращились на меня, чудо-птицу, что могла говорить на языке людей.
- Ты можешь говорить?! Как?! Ты научился, слушая меня?! Или вместе с телом передается такая способность?! - он возбужденно махал руками, видимо для моего лучшего понимания.
- У-успо-кой-ся. Я знал как го-во-рить рань-ше.
Его это не успокоило, а наоборот, еще больше удивило.
- Значит, ты был когда-то человеком? Кто тебя превратил в птицу? Странно, что я не почувствовал в тебе ничьей магии. Наверное, это был еще кто-то из Высших... - он хотел было продолжить, но в комнату вошел его юный подмастерье.
- Стол накрыт, Мастер, спускайтесь. - взгляд скользнул по мне. - Мне накрыть и для вашего гостя?
Рэм кивнул и подмастерье скрылся за дверью.
- Прости, что я так сразу... Засыпал тебя вопросами... Хотя по идее, сейчас должен спрашивать именно ты.
- У м-меня пока один воп-рос - где я?
- Если ты имеешь ввиду город, то это Геннг.
- А страна? Континент? Пла-нета? И еще - кто ты?
- Континент испокон веков был один - Амэя. И.. Что ты еще спрашивал? 'Планета'? Возможно, если ты мне объяснишь, что это, я скажу.
Я хотел было провести краткий курс астрономии, но понял, что имя этой планеты на местном наречье ничего мне не скажет и уж тем более не поможет попасть домой. Домой? А был ли у меня дом? И, кстати, почему я понимаю их язык? В мыслях постепенно зарождался ураган вопросов. Рэм продолжил:
- Что касается меня...Я... Как бы это сказать? Высший? По крайней мере точно скоро им буду, если изучить эту трансформацию до конца. - он с улыбкой подмигнул мне. - Тогда Академия просто не сможет не признать мои заслуги в области превращений. Я бился над этим в течение целого года. - Рэм гордо взглянул на меня.