Аннотация: Трус или храбрец - кем быть, вот в чем вопрос...
Трусиха.
Женька всегда была трусихой. Взирая на мир из-за толстых стекол очков и иногда подслеповато щурясь, она все время беседовала сама с собой и уговаривала себя быть посмелее.
- Ну сколько можно же в конце концов бояться? - раз за разом повторяла себе Женя, вздрагивая от шума проезжающего мимо автмобиля и зябко поеживаясь.
- Столько, сколько нуужноооо... - рыдало одно из ее "Я", которое девочка окрестила Плаксой.
- Пф! - дергало головой другое "Я", бесшабашное и зовущееся Задирой- Надо просто навтыкать им всем - и все дела! Пусть лучше тебя боятся и обходят стороной.
- Но я не хочу так! - сопротивлялась девочка Голосам - У других же как-то получается быть храбрым, не дерясь и ничего не доказывая, почему же я не могу?
После этого голоса обычно замолкали, не в силах найти на этот вопрос ответа. А Женька опять дрожала от страха - когда ее поджидали у школы одноклассники с очередными издевательскими шутками, когда отчим приходил домой не в настроении, когда машины визжали у нее перед носом тормозами. Успокаивалась она только взяв в руки очередную книгу, где каждый, как ей казалось, по настоящему человек, в отличии от всех этих, которые только думают, что настоящие.
Сегодня девочка решила пойти в библиотеку, посидеть там на диване, полистать что-нибудь и на несколько часов уйти из своей полной страхов и разочарований жизни. Дорогу до библиотеки она всегда выбирала разную, но обязательно через парк. Совсем недавно подле него выстроили новенькую церковь, красивую, со сверкающими золотом куполами и бело-голубыми стенами. Женьке церковь нравилась, но она предпочитала не подходить близко - ее смущали и одновременно приводили в ужас все те нищие, что сидели у церковного порога и кованной калитки. Протянутые руки, надрывный кашель, откровенно брезгливые взгляды прохожих и звон падающих монеток тошнотворной волной поднимались в Женькиному горлу и застревали там удушливым комом, так что не вздохнуть, ни всхлипнуть. Девочка и не ходила бы этой дорогой, если бы не парк.
Он был совсем небольшой, но тенистый и красивый, сплошь из тополей, только изредка кое-где попадались низкие кустики да молодая березовая поросль. Деревья были высокими, с кружевными ветками и блестящими листьями, и наверняка лет им было раза в четыре больше чем ей. Женька искренне не понимала недовольство тех, кто жаловался летом на летящий из парка пух. Ну да, в носу свербит и немного слезятся глаза, но зато как красиво! Пушинки такие большие и искрящиеся, что похожи на маленькое чудо, которое при должной сноровке можно поймать в ладони, а потом снова отпустить на волю, не забывая посильнее дунуть вслед. Про себя Женька твердо решила, что пушинки - это частички небесных облаков, решившие немного погостить на земле, и поэтому всегда отпускала их на волю ветра.
Церковный колокол отзвонил час дня. Девочка замедлила шаг, вслушиваясь в его затухающие мелодичные ноты и было решила уже срезать путь через соседний двор, чтобы поскорее попасть в библиотеку, как вдруг услышала смех в глубине парка. Если бы она была одной из многих храбрых или хотя бы не признающихся, что они трусы людей, она бы не обратила на него внимания. А так - ей, трусихе, слишком часто приходилось слушать такие вот визгливо-издевательские смешки в свой адрес и она твердо знала, что ничего хорошего такой смех не сулит. Осторожно и тихо, словно мышка, она сошла с тропинки и двинулась в самую заросшую часть парка, где с давних времен стояла покосившаяся деревянная беседка, щерившаяся то тут, то там прорехами на месте отсутствующих досок. Как Женька и думала, ничего хорошего там не происходило...
Двое парней прыщавой наружности сидели на ступеньках старой беседки, а один (про себя девочка окрестила его Кожанка, ибо этот кретин умудрился летом одеть куртку-косуху и теперь пыхтел как паровоз) стоял, слегка нагнувшись, в одной руке держа сигарету, а другой сжимая волосы сидящего на земле старика. Кажется, что-то ему тихо рассказывал, но вот что, Женька не слышала. Старик был морщинистый, с бледно-желтыми клочками волос и бесцветными глазами, в грязном тулупе. Вместо обуви - какие-то тряпки, намотанные на ноги до самых колен.
- Да кончай уже с ним болтать, у меня сигареты кончаются! - недовольно промолвил один из недорослей, встал со ступеней и подошел к старику, - Ну че уставился, падаль?
Внезапно он резко, только ухмылка скользнула по лицу, ударил нищего в живот. От неожиданности парень, держащий того за волосы разжал руку, и старик завалился на бок, тяжело дыша и став вдруг очень маленьким.
- Э, Егор, ты че? Он же так и помереть может! - заволновался третий парень, до сих пор не участвующий в процессе.
- Действительно - пробормотал Кожанка. Улыбнулся. Присел рядом с тяжело дышащим стариком, стряхнул со своей сигареты пепел и медленно, будто растягивая удовольствие, потушил ее о его щеку.
- Ребята, если вы его кончить хотите, то я в этом не участвую! - третий кажется наконец понял, чем дело пахнет, и развернулся, чтобы уйти.
Женька сидела ни жива, ни мертва, снова и снова прокручивая перед глазами эту сцену - красный огонек сигареты, длинные мужские пальцы и безнадежные, полные боли глаза, взирающие на мучителей не со страхом, а скорее с ожесточенным вопросом "ну когда же конец, когда?" На нее накатил такой ужас, что ноги сами понесли, но по прихоти судьбы не в сторону спасительной тропинки, прочь от издевательского кошмара, а прямо в противоположном направлении..
Попрощавшись со своей не всегда веселой, но все-таки жизнью, девочка с дикими криками выбежала к беседке, схватив с земли первое, что попалось под руку, и стала остервенело этим размахивать. Оказалось, что это доска с гвоздями - видимо, одна из тех, что раньше были частью деревянной беседки. Парни отшатнулись в стороны, крича и матерясь, потому что ржавые и кривые, но такие опасные гвозди мелькали в сантиметрах от них.
- Пошли вон! Пошли!!! - орала девочка звонким от страха голосом, а потом совершенно по-девчоночьи - Аааа!!!
- Заткнись дура бешеная! - зашипели они, но врядли такие крики, какие издавала Женька, прохожие могли не услышать, и быстро ретировались.
"Словно стайка шакалов" - мелькнуло в голове у Жени, и она вдруг поняла, что парни-то оказались не намного старше ее. Обычные подростки, вот только такие мерзкие!
Едва их спины скрылись за деревьями, ноги у Женьки подкосились, губы задрожали и она зарыдала на весь парк.
- Милая, чего же ты рыдаешь? - хрипло спросил спасенный старик и погладил Женьку по коленке, успокаивая. - Ты ж меня спасла, храбрая ты моя...
Сквозь слезы она наконец разглядела его лицо с сеточкой глубоких морщин в уголках глаз, скривившиеся в улыбке губы, кровь на подбородке, скрывающую сигаретный ожог и зарыдала еще пуще. Правда, уже не от страха, а от обиды - за себя, да и за весь мир, наверное, потому что впервые в жизни Женька поняла, что не будь она трусихой, то никогда бы не перепутала, в какую сторону следует убегать...