С секунды, когда Утро, свернувшись калачиком, ляжет на край неба цвета синего ириса, и до того времени, когда оно растянется по всей широте небесного льна, прямо и просто глядя на мир, Весна должна была успеть обойти весь свет.
Она повернула голову на Восток - взгляд её незабудковых глаз устремился туда, где должно было взайти Солнце. И тут чуть зеленоватый свет, нёсущийся от самой черты горизонта, отразился в глазах и тихо лёг на длинные ресницы Весны. Она разглядела вдалеке Утро, которое всегда лежит головой направо.
Всю Осень и Зиму Весна хотела что-нибудь сказать миру, но было нельзя. Но теперь, наконец, вздохнув, Весна радостно улыбнулась. От её розовых губ, похожих на чуть распустившиеся цветки пиона, оторвалось первое тепло за долгие месяцы стужи. Это было дыхание, от которого Жизнь первой мягкой волной разнеслась по миру.
Стоило Весне сделать шаг, как под её босыми беленькими ногами исчезал снег, тая от её улыбки, и из-под черноты показавшейся Земли поднимались крохотные прозрачно-зелёные травинки.
И тогда Весна опустилась на колени. Она склонила голову пониже, так, что её мягкие волнистые кудри застелили Землю, и принялась обнимать тонкими, цвета молока, пальцами застывшие травы, целуя их, касаясь шёлком кожи и что-то шепча им на самое ушко. От её ласкового слова и прикосновения всё оживало, тут же наливалась соком зелень, из-под согретой Земли выползали маленькие жучки. Весна поворачивалась во все стороны, чтобы коснуться растений. Весна всё ускорялась, поднималась с колен всё выше, и голос её становился всё слышнее и громче.
И вот Весна уже бежит, пронзая недвижимость замёрзшего воздуха и оставляя за собой длинный шлейф тёплого Восточного Ветра. Весна мчалась к обрыву; он уже был виден. Когда Весна стала скорее всех Ветров, когда до обрыва оставался только один шаг, она схватила за руку своего маленького сына Марта, который ждал её здесь, на краю, и вместе они вдруг оторвались от Земли и побежали по воздуху.
Под ними расстилалась белая, ещё накрытая белым саваном спящая долина, ткань которого рассекали чернотою извилистые ленты рек.
- Просыпайтесь! - прозрачным звоном мартовской капели уже во всю силу слышался голос Весны. - Вставайте ото сна, птицы, рыбы и звери! Выйдете из дремоты, деревья, горы, реки и небеса!
Это летела та, чья душа - Нежность. Эта летела та, чья душа - Юность.
Из длинных рукавов её платья вылетали птицы, которые принимались сладко петь и парить среди деревьев и скал, а из развевающихся локонов цвета пшеницы появлялись пёстрые бабочки, которые садились на растения. Все они были слугами Весны, несущими её тепло на своих лёгких крыльях.
Платье её будто стало длиннее - далеко развевалась по воздуху его гладкая ткань. Хоть и скромен был наряд Весны, но никогда нельзя было различить его цвета. То казалось платье голубым, как небо, то светло-зелёным, как молодая листва, а, может, и белым, как мягкие облака, или нежно-розовым, как цветы. Что ясно открывалось глазу, так это ласковый свет, льющийся от её одежд.
Весна летела над миром, пока на Свете не осталось ни одного места, где бы она ни побывала. Только тогда Весна и её сын остановились.
- Смотри, сынок, - улыбнулась Весна, указав рукой на Небо. - Сейчас самая розовая пора Рассвета, какая только бывает Утром.
- Мама, ты хочешь себе платок? - понял маленький светловолосый Март.
В ответ Весна кивнула, улыбнулась ещё шире и, прислонившись спиной к Небу, обернулась вокруг себя. Розовая фата рассветного Неба невесомо легла Весне на нежные плечи и грудь. Весна сняла с Солнца луч-самоцвет и заколола им прозрачную ткань.
А капли талого снега, попавшие Марту на серые сапожки, затвердели и превратилась в голубые камешки аквамарина, искуссно рассыпавшихся в причудливом узоре.