Аннотация: Написано для конкурса мистической фантастики. Тема: "Отражения". Дошел до финала, но в финал, увы, не прошел.
В саду тихо поскрипывали старые широкие качели. Жёлтая краска на деревянном сиденье выцвела и местами облупилась, обнажая предыдущие слои. Опоры, держащие качели, глубоко вросли в землю, а в верхнем правом углу сплёл свою седую сеть паук. Но Марине было всё равно, для неё качели оставались самым любимым местом на даче.
Марина... Даже не так, Мариночка... Так вот, Мариночка любила, когда её привозили сюда на выходные. Здесь всё было не такое, как в городе.
- Мариночка, ну чем тебе город не угодил?
Это мама. Ласковые руки поправляют плед, подтыкают в щели меж дощечек качельного сиденья, чтоб не продуло. Тонкий запах духов с ароматом лаванды. Всегда лаванды и ничего другого. Мамины духи можно узнать с закрытыми глазами. И Мариночка закрывает глаза.
- Там громко. И вонюче. И его слишком много.
Мариночка передёргивает плечами. Эти гудки машин, копоть выхлопных газов, светофоры, переходы, запах плавящегося на солнце асфальта и поднимающееся над улицами марево - жалкая пародия на пустынные миражи. Эти колодцы дворов, зажатые со всех сторон кирпично-панельными многоэтажками, пялящимися вниз немигающими глазами-окнами. Эти вечные подростки, пьющие пиво в беседках, сидя на лавочках с ногами, курящие, по-взрослому ругающиеся и по-детски понтующиеся. Эти неизменные тяжело пахнущие старушки с бадиками на скамеечках у подъездов: 'Мариночка, ну посиди с нами, поговори'. Этот вечно спешащий куда-то равнодушный муравейник взрослых людей, который окружает, подавляет, поглощает, и незаметно для себя ты становишься его частью. А когда замечаешь, что превратилась в шестерёнку, уже слишком поздно - тебя посчитали, взвесили, обмерили, поставили на место, зубчики зацепились за другие зубчики и...
- Мариночка, ну почему ты у меня такая бука?
Мама искренне не понимает. Она выросла в деревне, и для неё город всегда был сказкой - манящей, красивой, чарующей. Поэтому, когда в деревню пришла разнарядка на учёбу в сельхозакадемии, мама зубами вцепилась в неё. Всех локтями растолкала, не одну мозоль отдавила, не одни патлы выдернула, но поехала в город. И училась там, и академию с отличием закончила, и познакомилась с будущим мужем, обворожила, влюбила в себя, землю рыла, лишь бы в городе остаться. И осталась. Семья, дочка, квартира, телевизор, вечерние огни, музыка в кафе, бурлящая жизнь, а не монотонное болото деревни. Осталась позади слепая кобылка, бредущая по кругу, вращая ручку колодца, шаг за шагом, ведро за ведром, по натоптанной колее, и ничего другого ни позади, ни по сторонам, ни впереди.
- Я не бука! - поджимает губы Мариночка. - Просто мне здесь больше нравится.
Дача. Многие на дачу ездят, чтобы картошку, зелень посадить, на овощах-фруктах сэкономить, чтобы потом зимой с гордостью сказать гостям: 'А это своё, вот этими руками выращено!' Но у мамы даже дача была не такая, как у всех. Участок купили не для того, чтоб экономить, деньги в семье водились. На этой даче росли цветы - всякие разные, постоянно что-то цвело, с ранней весны до поздней осени. И цветы-то вроде незамысловатые - ландыши, тюльпаны, ромашки, лилии, чайные розы, пионы, вьюны - ухода особого не требующие, а как красиво - все завидовали. Дорожки красным кирпичом выложены, между клумбами травка зеленеет, в дальних углах липы растут, в тени качели стоят. В ближних углах в одном беседка со столом и лавочками, а в другом домик двухэтажный деревянный с резьбой, с наличниками, с коньком - всё как положено. Игрушка, а не дача. Сюда не работать, сюда отдыхать приезжали.
- Ох, ты ж, золотко моё, - вздыхает мама. - Ладно, иди в дом, там прохладнее.
- Мариночка, ты с кем там разговариваешь? - это Ленка, подруга закадычная. Они с ней с пелёнок знакомы, Ленке можно всё рассказывать, она всё понимает, секреты хранить умеет.
- С мамой, - благодушно кивает Мариночка. Ленка хмурится и садится рядом.
- Мариночка, ты опять за своё? - задушевным проникновенным голосом. Так с тяжело больными разговаривают. Или с сумасшедшими, от которых неизвестно чего ожидать.
- А что? - сразу ощетинивается Мариночка. - Что не так?
- Мариночка, маму-то твою похоронили давно. Молись, чтоб земля ей пухом была. Поговорить с ней хочешь - молись, в небеса гляди, на иконку. А ты так, как будто она рядом стоит, разговариваешь, - Ленка пытается приобнять подругу, но Мариночка отодвигается.
- А она и есть рядом. Дура ты, Ленка, не понимаешь ничего, - у Мариночки на глаза наворачиваются слёзы.
- Мариночка, душенька, - теперь и Ленка чуть не плачет. - Ну, вспоминай, милая. Маму твою машина сбила. Уж лет шестьдесят как. Ты ещё маленькая была. Мы с тобой в школу только пошли. А мама у тебя молодая, красивая. Она теперь, поди, ангелом на тебя с облаков смотрит.
Мариночка шмыгает носом и поправляет выбившуюся из-под платка седую прядь. Ленка берет её морщинистую ручку в свою, такую же пергаментно-желтую, и легонько поглаживает.
- Не на небеса мама моя ушла, Ленка, а в сказку. Помнишь, Красная Шапочка, Кот в сапогах, Волшебник Изумрудного города? Вот там она теперь, с ними. Феей, наверное, стала! К себе зовёт, - старушка тихонько прикрывает глаза.
- Ну что ты такое сочиняешь?! Вот правду говорят: что старый, что малый! - всплескивает руками вторая бабулька. - Ты таблетки-то свои пила сегодня?
Мариночка отрешённо качает головой.
- Пошли, выпьешь. А я пока воду вскипячу, чай заварю.
Две сухонькие старушки неторопливо слезают с качелей и, поддерживая друг друга, медленно движутся к дому. Ветерок играет их длинными пестрыми юбками. С лип, трепеща, облетают первые желтые листья. Солнечный мёд разлит по дорожкам, но в нём уже появляются едва уловимые нотки осенней горечи.
В доме Мариночка, держась за скрипучие перила, поднимается по деревянным ступенькам на второй этаж. Там у неё на трюмо стоят пузырьки с лекарствами и бутылочка с водой. Внизу Ленка громыхает чайником, чиркает спичками, звякает блюдцами. Мариночка садится на низенькую табуретку, берёт в руки таблетки и сидит неподвижно, глядя в помутневшее от старости зеркало.
Мариночка любила рассматривать себя в зеркало. Ей казалось, что та девочка в отражении - это совсем не она. Та другая за стеклом жила своей таинственной жизнью. Наверняка, в ней происходило нечто чудесное и удивительное, совсем не похожее на садик, школу, квартиру. Мариночка много раз пыталась подсмотреть, одним глазком, заглянуть за край, застать врасплох, подкрасться. Но безуспешно. Как только она заглядывала в зеркало, её двойник тут же бросал свои таинственные дела и принимался копировать её.
Иногда Мариночке казалось, что отражение издевается над ней: вроде бы всё такое же, но немного другое. И в глазах пляшут хулиганские огоньки, и кончики губ неуловимо кривятся в презрительной усмешке.
А временами Мариночке чудилось, что это она живёт в отражённом мире. Что это она - двойник, а настоящая - та, зазеркальная Мариночка. И когда она подходит к зеркалу, то это отражение руководит ей, заставляет поправлять причёску, одергивать платье.
Мариночка тянула руку, чтобы прикоснуться к той, другой, но пальцы неизменно встречали лишь холодную поверхность. Мариночка стучала кулаком, но трюмо лишь раскачивалось и дрожало, но стекло оставалось равнодушным и неприступным. Девочка взрослела, и к школе уже почти позабыла эти фантазии.
Вот только однажды, когда она, пробегая мимо, краешком глаза взглянула в зеркало, её отражения там не оказалось. В трюмо отражалось всё вокруг: комната, дверь напротив, но не сама Мариночка. Девочка застыла перед зеркалом. Секунды падали тяжёлыми каплями, разбиваясь вдребезги о зеркальную гладь, дробясь на миллиарды осколков; звуки стали густыми и вязкими, запахи расцветили воздух в тысячи непередаваемых оттенков. Трудно сказать, сколько прошло времени, потому что само понятие 'времени' стало бессмысленным, потеряло координаты, привязки и улетело блуждать по просторам космоса подобно камню, выпущенному из рогатки. Только внезапно дверь в зеркале отворилась, и в комнату вошёл её двойник. Лестницы на первый этаж, которой полагалось находиться за дверью, не было. А вместо этого девочка увидела залитый солнцем берег моря, набегающие на песок пенные волны, стройные эвкалипты, безумно красивого молодого человека в царских одеждах, серьёзно беседующего о чём-то с огромным серым волком, рой вьющихся у него над головой фей. Она видела это как наяву, а потом зеркальная Мариночка захлопнула дверь и отрезала от неё сказочный мир.
Зеркальная девочка повернулась, увидела смотрящую на неё Мариночку, замерла на мгновенье, потом улыбнулась, подошла и встала напротив. В этот миг остановившийся, было, мир с головокружительной скоростью снова пришёл в движенье. Всё вернулось на свои места. Мариночка кинулась к двери, распахнула её, но никакого моря там естественно не обнаружилось, а была обычная, знакомая до боли деревянная лестница. Девочка вернулась к зеркалу. Отражение смотрело на неё, копируя движения и выражение лица, но Мариночка могла поспорить, что у неё за спиной двойник хихикает и дразнит её, наслаждаясь недоступностью и безнаказанностью.
В тот день Мариночке сказали, что её маму сбила машина.
А в ту же ночь мама снова пришла к Мариночке и рассказала, что она теперь живёт в сказочном мире, который Мариночке удалось увидеть как-то раз краем глаза. Что у неё всё хорошо, и что она будет скучать по своей девочке, но постарается навещать её, как только будет выпадать возможность.
Мариночка еще много раз пыталась увидеть волшебную страну, но безуспешно. Ни в одном другом зеркале она не отражалась. Мариночка часто просила отвезти её на дачу, где стояло старое трюмо. Там, вдали от назойливых городских звуков, она подолгу просиживала перед зеркалом. Уходила гулять, кататься на качелях, а потом вприпрыжку неслась наверх, чтоб застать зазеркалье врасплох. Увы, посеребрённое стекло исправно отражало всё, что положено, но не то, что хотелось Мариночке.
Время шло. Мариночка взрослела. Мама приходила всё реже. В зеркало Мариночка заглядывала уже на бегу, а не с замиранием сердца как раньше. И только когда Мариночка состарилась и вышла на пенсию, когда делать стало особо нечего, а отмеренное ей время вполне отчётливо стало подходить к концу, Мариночка вспомнила о даче, старом трюмо, маминых визитах.
Мариночка вертит в руках таблетки и исподлобья посматривает в зеркало. Там копирует её движения согнувшаяся старушенция с крючковатым носом и бровями-кустиками. Мариночка подпирает ладошкой щеку и пристально смотрит своему отражению в глаза. Глаза остались прежними - такими же живыми и чёрными, как много лет назад, Мариночка до сих пор не носит очки, надевает их только, когда надо расписаться за пенсию. Внезапно Мариночка показывает отражению язык. Зеркальная бабулька сначала оторопевает, а потом хохочет, сгибаясь пополам. За её спиной открывается дверь, и снова становятся видны море, эвкалипты и дивный пляж, на этот раз пустой.
Мариночка медленно, не веря своим глазам, поворачивается и видит, что дверь у неё за спиной тоже открыта и ведёт в ту самую зазеркальную волшебную страну. Мариночка осторожно встаёт и мелкими шажками подходит к двери. Оттуда доносятся крики чаек, дует солёный бриз, слышен шёпот прибоя. Мариночка аккуратно садится на корточки и проводит рукой по песку за дверью - песок, сухой и тёплый, с едва слышным шорохом утекает меж морщинистых пальцев. Мариночка оглядывается. В зеркале за ней напряжённо следит её двойник. Мариночка решительно поднимается, голова у неё слегка кружится от резкого движения, в глазах темнеет, но она держится за дверь и не даёт себе упасть. Высоко вскинув подбородок, она делает шаг в сказочную страну, где её ждёт мама. Дверь с грохотом захлопывается. Мариночка оборачивается на звук, но за её спиной тянется такой же пустынный берег, как и перед ней.
Ленка слышит грохот и смешной старушечьей рысцой несётся на второй этаж. Там у трюмо, сжав в кулаке так и не выпитые таблетки, лежит Мариночка. Цветастая юбка задралась, и видны острые бледные коленки. Мариночка смотрит в потолок пустыми чёрными глазами и улыбается. Она мертва. Ленка опускается рядом с ней на пол, поправляет юбку, закрывает глаза, кладёт голову подруги себе на колени, гладит её седые волосы и беззвучно плачет.
Мариночка подбирает юбку и заходит по щиколотку в море. Огромный оранжевый шар медленно опускается за горизонт, подсвечивая небо и облака всеми оттенками малинового, жёлтого, пурпурного. Мариночка делает ладошку козырьком, защищая глаза от не по вечернему ярких лучей, и долго стоит, глядя вдаль. Кто-то трогает её за плечо. Она оборачивается и видит маму. Та висит в воздухе, трепеща прозрачными крылышками, в руках у неё волшебная палочка. Мама такая же молодая и красивая, какой помнит её Мариночка.
- Мама! - улыбается Мариночка. У неё перехватывает горло, и она больше не может вымолвить ни слова.
- Мариночка, - ласково кивает мама.
Они молчат так ещё несколько минут. Потом мама взмахивает волшебной палочкой:
- Тебе пора, - рядом с Мариночкой на песке появляются странные тёмные предметы.
- Что это? - удивляется Мариночка.
- Это метла и ступа. Они отнесут тебя в избушку. Это недалеко. Вон в том лесу. Ножки у неё курьи, конечно, но вполне устойчивые, - мама показывает направление.
- Но ведь ты - фея! - из последних сил бормочет Мариночка, отказываясь верить в происходящее.
- Так ведь я пришла сюда молодой и красивой, - парирует мама. Видно, что ей неприятен этот разговор, и она пытается поскорее отделаться от Мариночки.
- Но я думала, что в волшебной стране я тоже... - Мариночку едва слышно. Фраза повисает в воздухе.
- Тоже станешь феей? Ну, какая ж из тебя фея?! - нервно смеётся мама. - Посмотри на себя. Феи не бывают старыми и горбатыми. Баба Яга - ещё куда ни шло.
Мариночка подбирает метлу и ступу и волочит их за собой. Она ступает медленно, но твёрдо. Слёзы текут по морщинистому лицу, но она, не моргая и не оборачиваясь, идёт вперед, к лесу.
- Господи, а ведь ты и в детстве такая же была: упрямая! Всегда за хороших хотела играть! А кто за плохих играть будет?! Без них ведь сказок не бывает! Ух, какая ты! - мать в сердцах топает по воздуху ногой и исчезает.
Мариночка глубоко вздыхает и вступает в тень вечернего леса.