Брысь!
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
БРЫСЬ!
Минироман
Александра Осиновского,
навеянный романом
КЫСЬ
Татьяны Толстой
Азъ
"А и то правда, - подумал кот Бенедикт, выходя утром из своей избы во двор. - всё эти жирные зайцы... - сам зажирел совсем! Надо бы на мышей перейти - всё ж таки диетический продукт! Только трудно их теперь стало ловить? После Взрыва совсем пропали мыши. Сколько ни смахиваю со стола крошек на пол, не появляются они, миленькие. Хорошо, хоть в Городе в столовке можно мышатинкой полакомиться. Но тоже не всегда. Псы-поставщики на охоту за ними по лесам мотаются. Ну да, лапы-то у них покрепче кошачьих будут!"
Бенедикт вскинул свое лазерное ружье и сшиб с дерева самого маленького тощенького зайчишку. Поднял, взвесил на лапах: "Ого - маленький! Килограмма три будет. А ничего, жир выварю - сойдет!"
Занес он зайца в свои апартаменты, что располагались сразу на первом этаже слева, бросил в холодильник и снова вышел во двор. Там на детской площадке надсадно скрипели качели. Это развлекалась котяра Кися, соседка Бенедикта по подъезду.
- Ну что ты тут маешься, душу рвешь этим скрыпом! - возмутился Бенедикт.
- А ты бы взял, да заячьим жирком тут шарниры и смазал. Мужик ты, али нет? Не, не - не мужик! Каждое утро мимо бабы проходишь, и хоть бы что у тебя шевельнулось. А я уж извелась вся, по твоим ласкам тоскуючи. Даже правое сердце уже ныть стало.
- Некогда мне, Кися, глупостями заниматься! На работу пора.
А у самого на душе кошки заскреблись, и уши под шерстью покраснели: "Оно ведь и верно, что у меня давно не шевелится. Кися всё ждет, да мне предложить ей нечего. Вот и маемся оба, по прежней жизни тоскуючи. Пропали наши хозяева. А где они теперь, человеки-то? Есть, конечно, только далеко где-то, за Зоной!".
Буки
Бенедикт-то и сам на работу шел по человечьи - на задних лапах, а на передних у него уже давно пальцы повырастали, когтистые, правда. Да ничего, когти ему не мешают. Когда надо, он их и подстригает. Ну и рост у него хороший вымахал, не ниже теперь любого перерожденца! Такое вот у него Последствие... У других еще и не то происходит. Вон у Киси второе сердце выросло, справа. Так она теперь считает, что стала любвеобильной. А когда она была не любвеобильной, Бенедикт что-то не помнит. Тут по двору всегда ее котят много бегало. Но потом произошел Взрыв, а за ним - Неестественный Отбор. Остались только сильные, но с Последствием.
Веди
Вышел Бенедикт со двора на улицу, и сразу - вот он, ИВАН ИВАНОВИЧ, слава ему! Но не весь, а только одна его нога. Еще неделю назад на перекрестке была, а теперь уже возле Бенедиктовой трехэтажки. А ног-то этих у него - тьма! И все по Городу идут в разные стороны. И ноги у него - не ноги, а не то корни, не то осьминожьи щупальца с присосками.
"Во шагает наш Благодетель! - подумал Бенедикт. - За ним не угонишься. Всё видит, всё знает и всё ищет, ищет чего-то. Видно, хочет Иван Иванович через городские стены перешагнуть и до краев Зоны дойти. Посмотреть, что там дальше делается. А что делается? Живут же где-то люди! А мы - в Зоне...".
Глаголь
"Городок наш - ничего, - мурлыкал себе под нос Бенедикт, - населенье каково: незамужние котяры составляют большинство... А что коты? Одних еще хозяева кастрировали, у других - последствие после Взрыва: срамные уды не работают. Вот как у меня... Но я надежды не теряю. Эх, мышатинки бы мне хорошей, прежней, да побольше! Мышатинка бы мне помогла. Уж тогда Кися на меня бы не нарадовалась..."
Так горестно размышляя о своих проблемах, Бенедикт и шел себе вдоль ноги Ивана Ивановича, пока не вышел на Главную площадь. А там в центре ее возвышалось огромное кудрявое дерево, наподобие дуба. Это и был Иван Иванович, слава ему и многих веков жизни!
А до Взрыва имел Иван Иванович вполне человечий облик и служил сантехником в городском ЖКО. Но весь Город знал его больше как знатного выпивоху и зубоскала. И любил он насмехаться над академиками, профессорами, доцентами, которых было полным-полно в Городе, именовавшемся тогда Академгородком N13-13. Не раз говорил он во хмелю: "Ох, доиграетесь вы тут с вашими открытиями! И себя и нас всех погубите!" Вот и накаркал...
После Взрыва всё осталось на месте: и жилые дома, и производственные здания, и техника всякая; даже животные, и домашние и лесные, остались невредимы. Только человеки да мыши испарились. Осталось, правда, и тех и других понемногу, но только с последствиями.
В тот день Иван Иванович выпил крепко и улегся отдохнуть на клумбе, что была на Главной площади. А ночью проснулся, уже после Взрыва, которого он даже не почувствовал, и понять не может, что с ним произошло: ноги-то его сильно вытянулись и будто в клумбу вросли. Забылся Иван Иванович с перепугу снова тяжелым сном. Думал, проснется утром как ни в чем не бывало. Да не тут-то было! - вросли его ноги в землю намертво! А по всему городу собаки воют, лают, и коты своим истошным мяуканьем с ними перекликаются. Людей на площади - ни души, никто не спешит на работу. Жутко стало Ивану Ивановичу, забился он на своей клумбе, а встать не может. Заплакал горючими слезами, долго плакал, уронив голову между колен, потом поднял ее к небу, да и закричал не своим голосом:
Жизнь моя! Иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
И снова безутешно заплакал. Что-то он бормотал сквозь слезы, похоже - ругал академиков, да так крепко ругал, что уже и человеки стали собираться вокруг клумбы послушать вросшего Ивана Ивановича. Только это были уже совсем другие человеки... Одного Иван Иванович узнал все-таки и закричал ему:
- Эй, профессор! Ну да, вот ты, ты! Объясни мне, почему я врос в эту клумбу? Ты ж такой умный!
Профессор в ответ залепетал обиженно:
- Я профессор? Ты чего обзываешься? Сам же сказал, что я умный! Корни пустил, ну так и сиди тут! Дуб стоеросовый!
Все зеваки вокруг клумбы нехорошо как-то заржали. Обиделся Иван Иванович и не стал больше ни у кого что-либо спрашивать, а призадумался: что дальше-то будет, чего ждать, что самому делать?..
Добро
"Дубу добрые дела делать надо! - еще тогда решил Иван Иванович, безотлучно пребывая на клумбе. - Руководить буду всеми этими котами, псами и перерожденцами".
И стал он быстро расти, да так, что вскоре в самом деле превратился в могучий Дуб. От прежнего вида Ивана Ивановича и следа не осталось. Но зато Дуб этот был говорящим и стал высказывать такие мысли, что все коты и псы удивлялись его мудрости. Только перерожденцы тупо хлопали глазами, слушая его и ничего не понимая.
Есть
"Если бы мне раньше кто-то сказал, что я могу стать кото-человеком, то я бы озверел и искусал того насмешника. А вот поди ж ты - произошло такое чудо! Я - почти человек! Читать и писать научился. Почерк красивый. Иван Иванович назначил меня главным переписчиком всемирной поэзии. У меня свой офис, два десятка котов целыми днями усердно скрипят гусиными перьями. Так приказал Иван Иванович: поэзию - только гусиными перьями.
У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днем и ночью кот ученый
Всё ходит по цепи кругом;
Идет направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит...
Да, я тоже теперь и песни петь и сказки рассказывать - мастак. Только вот не очень-то ученый... Да все мы, коты, народ малограмотный! Разве ж мы можем разобраться в научной литературе например, которой у нас тут полно, и переписывать ее не надо! Да и вообще, что мы о Жизни знаем? Иван Иванович учит, что нам прежде надо стать человеками, то есть людьми. А поэзия для этого - первейшее дело".
Живёте
- Живите и не тужите! - бодро приветствовал Бенедикт своих сотрудников, войдя в офис.
- И вам того же, Бенедикт Карпович! - бойко отозвались сотрудники, на миг поднимая головы от работы.
Тут вместе сидели и коты, и котяры, и кошечки. Все такие чистенькие, приглаженные, умненькие. Ну, понятно: стихи переписывают, а поэзия обязывает и облагораживает. Бенедикт подошел к своему столу, сел и залюбовался лежащим перед ним плотным листком бумаги цвета прозрачной утреней зари. На листке были стихи, красиво переписанные Маней, Кисиной дочкой. Хорошая кошечка! А вот с ее мамой у Бенедикта - напряг...
Он стал читать, и чтение сие его захватило. Но боже мой, сколько здесь непонятного!
ПРОРОК
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился...
"Ну, шестикрылый серафим - это понятно, - думал Бенедикт. - В нашем мрачном лесу еще и не такое может явиться. Но мрачная пустыня... Я видел при хозяевах пустыню по телевизору - там всегда было светло. Кроме ночи, конечно. А вот тут я бы переделал по-нашему: И гад лесных ночной поход!.. У нас там их теперь полно. Последствия! Ой, не знаю, не знаю, будет ли жало змеи мудрее нашего лукавого языка! А дальше - еще страшнее:
И он мне грудь рассек мечом...
Не то палач, не то хирург этот серафим... Угль, пылающий огнем, вместо сердца - жуть! Но угль захлебнется в крови, и слава богу... Однако ж далее так сильно, что аж мороз по коже:
"Восстань, пророк, и виждь и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей".
- Вот-вот, дорогой, исполнись волею моей, - услышал Бенедикт у себя в ушах, будто через наушники, голос Ивана Ивановича. - Тут такое дело... На краю Города появились какие-то людишки. На вездеходе приперлись и застряли.
- Чеченцы, что ли? - спросил Бенедикт встревоженно.
- Да нет, какие там чеченцы! Что им тут у нас делать? Вроде наши, из прежних. Так вот я поручаю тебе с ними встретиться и узнать, что им надо в наших краях.
Распоряжения Ивана Ивановича не обсуждаются. Бенедикт встал, улыбнулся своим подчиненным:
- Ну, милые! Я ухожу по заданию нашего Вождя и Учителя, слава ему.
- Слава ему! - ответили в один голос все сотрудники.
- А вы тут трудитесь, не покладая лап... то есть рук, конечно.
- Будет всё записано в лучшем виде! - загалдели коты, котяры и кошечки.
На площади Бенедикта уже поджидал перерожденец Пахом на электроцикле с коляской. Поехали. Направление определили по запаху бензина, которого в Городе уже давным-давно не водилось. По дороге Бенедикт заглянул в свой дом, чтобы прихватить с собой лазерное ружьё - мало ли что!
Зело
Застрял вездеход в лесу на болотистом берегу ручья. Четверо пришельцев, среди них две женщины, отчаянно матерились, пытаясь вырвать машину из болотного плена. Но беззвучно подкативший электроцикл заметили сразу и ошалело уставились на Бенедикта. А он, выпрыгнув из коляски, стал безбоязненно приближаться к пришельцам, впрочем, держа свое оружие наготове.
- Господа! Разве вы не знаете, что здесь Запретная Зона, Заповедник Последствий Взрыва? - спросил он сурово.
На лицах гостей отразилась еще большая растерянность.
- Ну да, да! Я говорящий кот. Не приходилось слышать? А в сказках? У лукоморья дуб зеленый... Кот в сапогах! Кот Матроскин. То-то же! Ну так что мне с вами делать?
- Да мы... собственно... заблудились... - неуверенно заговорила полная черноволосая женщина, а худенькая блондинка спряталась у нее за спиной. - Мы и не знали, что тут какой-то заповедник...
- Ну, это вы, пожалуй, врете! Всё вы знаете. Только соваться сюда боитесь - а вдруг тут зараза какая! А мы вот живем - и ничего.
Обе женщины оживились:
- Ну так это ж прекрасно! Нам бы с вами познакомиться, узнать, что тут у вас и как...
- Ишь чего захотели! - смягчился Бенедикт. - Да мы вот и сами боимся, когда к нам суются. Еще занесете свое что-либо... Ну да ладно, беру на себя ответственность. Пойдемте. Вы двое. Мужики пусть пока остаются.
По лицам мужиков пронеслась новая волна беспокойства. Бенедикт рассмеялся:
- Да не бойтесь вы! Мы тут не кусаемся. Пахом! Мчись в Город, собери команду - надо помочь гостям вытащить ихний драндулет.
Пахом тотчас умчался на электроцикле. А женщины, переглянувшись со своими спутниками, не очень доверчиво приблизились к Бенедикту.
- Что, не приходилось вживую общаться с говорящими котами? - Иронично спросил Бенедикт. - А у нас тут все коты такие как я. Да и собаки тоже.
- Тоже на задних лапках ходят? - нервно хихикнув, спросила блондинка.
- Да. Только не с той целью, как раньше перед своими хозяевами. Мы теперь тут сами хозяева! А перерожденцы нам служат. Один только Иван Иванович, слава ему, переродился в настоящее чудо. Ему мы подчиняемся.
- А нам можно с ним познакомиться? - крайне заинтересованно спросила брюнетка.
- Конечно! в первую очередь. Ну так что, идем?
Иже
- Идемте! - решительно согласилась брюнетка.
И только они отошли от вездехода, как с соседнего куста, усеянного дрожащими зелеными шариками, понесся густой матерный писк. Обе гостьи шарахнулись от куста в сторону. Бенедикт расхохотался, а потом пояснил:
- А, это наши лесные наглецы, орехи такие! Не съедобные. Они только и умеют, что дразниться, как попугаи. Вы тут матерились, вот они и перехватили.
- Татьяна Ильинична! Мне как-то не по себе! - пролепетала блондинка. - говорящие коты и собаки, орехи матерно ругаются... А что же дальше-то будет? Может, не пойдем?
- Нет, Дунечка, пойдем! Раз сказали Аз, то скажем и Буки. А там, глядишь, и до конца алфавита благополучно доберемся.
- Вот это правильно! - одобрил Бенедикт. - Не так страшен кот Бегемот, как нам его малюют. Но я и не Бегемот - меня Бенедиктом звать, а как вас величать, я уже услышал.
- Очень приятно, Бенедикт... как вас по батюшке? - улыбнулась Татьяна Ильинична.
- Батюшка мой был породистый хозяйский кот по кличке Карп. Ну, пойдем дальше.
Однако не прошли они и десятка шагов, как приключилась новая встряска для дам: в густой траве что-то шевельнулось, и Бенедикт, в миг изогнувшись дугой, выбросив вперед передние лапы (руки!), метнулся в траву. Раздался отчаянный писк, потом хруст и чавканье, после чего кот поднялся, виновато облизывая и вытирая лапами окровавленный рот.
- Ах, ёшкин кот! Ничего не мог с собой поделать - сработал древний кошачий инстинкт. Тем более, что с мышами у нас теперь трудно, а организм по-прежнему требует. Простите меня.
Обе дамы слушали его, борясь с одолевавшей тошнотой и отвращением. Потом Татьяна Ильинична сказала, смущенно улыбаясь:
- Вы нас тоже простите... Ведь всё так неожиданно...
- Да-да, конечно! Уверяю вас, больше ничего подобного со мной не случится! - продолжил Бенедикт. - А вообще в вашей жизни как вы относитесь к котам?
Татьяна Ильинична просияла:
- О, у меня дома живет любимый кот Василий. Тоже красавец! Черно-белый, как и вы. Только поменьше.
Бенедикт даже замурлыкал от удовольствия.
- Спасибо.
От этой шубки черно-белой
Исходит тонкий аромат;
Ее коснувшись, вечер целый
Я благовонием объят.
- О, да вы еще и стихи знаете?! - поразились обе гостьи.
- Конечно! Поэзии нас обучает Иван Иванович.
- Какой же, однако, молодец этот ваш Иван Иванович!
- Да, он мудрый! Считает, что только через поэзию мы сможем стать настоящими человеками.
- А собаки у вас тоже поэзию знают? - спросила Дуня. - У меня дома собачка Думка. Махонькая! - а умница такая!
- Да, Дунечка, и собаки тоже у нас любят поэзию. Но больше вот такую:
Довольно! -
зевать нечего:
переиначьте
конструкцию
рода человечьего!
Тот человек,
в котором
цистерной энергия - не стопкой,
который
сердце
заменит мотором,
который
заменит
легкие - топкой.
Ну, нашим человеко-псам энергии надо много - они деловой народец!
- Но и вы знаете их любимые стихи! - восхитилась Дуня.
- Да, знаю. Мы же, коты, поэзию всякую переписываем.
- Что значит - переписываете? - насторожилась Татьяна Ильинична.
- А то, что до Взрыва у нас тут, ну, у наших хозяев, стихов дома не водилось. Да и прозы тоже. Только научная литература. Хочет хозяин почитать, скажем, Толстого, - берет в библиотеке. Или по Интернету читает. А теперь компьютеры у нас не работают. Телевизоры, радио - тоже. И книги стали на вес золота. Вот Иван Иванович нам их и не дает.
- Так как же вы стихи можете переписывать? - удивились гостьи.
- С голоса Ивана Ивановича. Он теперь у нас. единственный мощный компьютер. Вот сидят у меня в офисе двадцать переписчиков, и он каждому, но одновременно со всеми, читает разные стихи. Да еще и другие дела делает. Такой вот он у нас многоголосый, многоречивый, многогранный. Вот придем к нему - сами и увидите и услышите.
И краткое
Ййехх! - просвистело что-то прямо у них перед носом. Женщины вздрогнули. Они шли обескураженные, озираясь по сторонам и поднимая головы вверх. В кронах деревьев суетились какие-то существа, нередко падали на землю и опрометью взбирались по стволам снова в кроны.
- Не бойтесь, - успокаивал Бенедикт. - Это птичка-невидимка прошмыгнула. Безвредная, только пугает. А это наши зайцы носятся. После Взрыва расплодились вместо белок. Они без хвостов, но зато с длинными ушами. Подстрелишь, так потом за уши носить удобно. Зайцы эти - важный продукт нашего мясного питания. Хотя имеется и другое мясо.
Вдруг в отдалении, в глубине леса что-то жалобно завыло, а потом страшно захохотало и умолкло.
- А это рысь, дикая кошка, наподобие прежней рыси, но покрупнее. Тоже перерожденка! Вот с нею встречаться - лучше не надо. Ну да их в лесу мало. Мы их отслеживаем и отстреливаем. Волки тоже есть. Наши собаки и с ними войну ведут.
Вскоре гостьи увидели высокую мрачную стену, сверху с густо накрученной колючей проволокой, и поросшую мхом. Над воротами в стене возвышалась четырехгранная крепостная башня. В проеме распахнутых ворот стоял пожилой охранник из перерожденцев в выгоревшем плаще и с ружьишком на плече.
- Да, милые, до Взрыва порядки у нас тут были суровые. Жутко охраняли академики страшные государственные секреты! Вот и доохранялись... Теперь у ворот охрана тоже имеется, но только от всякого лесного зверья.
Когда Бенедикт провел гостей через проходную, из глубины городской улицы донеслось нестройным горластым хором:
Эх, яблочко, куду ты котишься -
Рыси в пасть попадешь, не воротишься!
- А, это, видно, Пахом со своей командой на подмогу к вашим мужикам спешит! - смеясь, пояснил Бенедикт. - Перерожденцы наши народ работящий. Только что умишко прежнее потеряли...
- Ну да! А вы приобрели... - в мрачном сомнении добавила Татьяна Ильинична.
- В роде того! - не без гордости подтвердил Бенедикт.
Они пошли навстречу Пахомовой команде. А команда продолжала горланить частушки:
Ой, яблочко, да с боку синее -
Что-то стала ты, жена, агрессивная!
Дамы рассмеялись.
- Веселые ребята! - сказала Татьяна Ильинична, почти с восхищением глядя на подходившую компанию.
- Вот-вот! А что им? - подтвердил Бенедикт. - Сыты, одеты, обуты. У всех свои квартиры. Правда, не у всех есть жены... Взрыв, он так: у кого жену отнял, у кого - мужа, у кого - детей. А у многих - всю семью подчистую... Малая часть населения города осталась! Да всё домашнее зверьё, то есть мы. А ведь мы тоже перерожденцы, только совсем другие.
- Да уж, перерожденцы вы - что надо! - восторженно согласилась Дуня.
Подойдя к Бенедикту с пришельцами, перерожденцы оборвали пение и остановились. Учтиво раскланялись, приветствуя таких невиданных гостей, заверили их, что выволокут вездеход из трясины в лучшем виде, не извольте, мол, беспокоиться. В команде было человек десять. Впереди себя они толкали тележку, груженную необходимым инвентарем.
- Ох, не легкая это работа - из болота тащить бегемота! - рассмеялся Бенедикт и пожелал команде выполнить задание как можно быстрее. - А то ведь, чего доброго, совсем засосет машину!
И все двинулись дальше. Сразу же у себя за спиной гостьи услышали развеселую частушку:
Девки, скачте краковяк,
Не давайте надурняк,
А давайте по рублю -
Гармонь новую куплю!
Женщины расхохотались.
- Какой, Дуня, сочный и верный фольклор! - восхищенно сказала Татьяна Ильинична.
Теперь Бенедикт повел их в сторону своего дома. Иногда им встречались прямоходящие коты и собаки, с удивлением посматривавшие на двух неизвестных женщин, совсем не похожих на перерожденцев, в сопровождении всем им известного Бенедикта. Кто-то проходил молча, только кивнув Бенедикту, а кто-то останавливался и начинал расспрашивать. Бенедикт отвечал не охотно и спешил поскорее увести своих подопечных.
- Вот вы тут все, и коты и собаки, уже почти люди, - сказала Дуня, несколько смущаясь. - А почему же, извините, голыми ходите?
- А мы не голые. Мы пробовали надевать человечью одежду. Но, знаете, в ней нам жарко. Зимой в крепкие морозы - еще куда ни шло. Но летом... У нас же шерсть стала гуще, чем была до Взрыва! И от холода и от жары спасает. А перерожденцы не зашерстились, одеваются. Каждому свое, как говорится!
- Чудны дела твои, Господи!.. - вздохнула Татьяна Ильинична.
И десятеричное
Истеричный, явно кошачий вопль вдруг снова заставил двух женщин содрогнуться всем телом. А они как раз подходили к Бенедиктову дому. Бенедикта тоже всего передернуло. На его физиономии проявились смущение и злость. Но надо было как-то объясниться с гостьями.
- Не пугайтесь! Это моя соседка Кися призывает женихов. А их тут у нас мало осталось. - Он вздохнул. - Тоже, знаете ли, последствие Взрыва... Иван Иванович говорит, что мы будем жить долго-долго, но потомства не оставим. Вот Кися и тоскует...
- А у людей с этим как? - поинтересовалась Дуня.
- Да тоже никак. Мужиков к бабам, конечно, тянет. И наоборот. Ну, покувыркаются там кое-когда... А толку-то! Так что ни детей, ни зверят у нас тут нет и в помине.
- И в лесу звери тоже не плодятся? - спросила Татьяна Ильинична.
- Нет, там плодятся, да еще как! Ладно, идем дальше. Хотел вам сразу показать свою квартиру, да вот соседка испортила настроение. Потом покажу.
Теперь они шли вдоль ноги Ивана Ивановича, но Бенедикт не стал о ней говорить гостьям. Увидят самого Благодетеля и всё поймут. На Главной площади в этот час было пустынно, так как был в разгаре рабочий день. Обе женщины, увидев громадное дерево необычайной красоты, остановились потрясенные, уже предчувствуя, что это и есть Великий Иван Иванович. Раздался рокочущий, густой, но не оглушающий смешок, а за ним приятный голос-баритон произнес:
- Ой, вы гости-господа! Долго ль ездили? Куда? За Зоною житье ль не худо? И какое в свете чудо?
- Мы объездили весь свет... - пересохшим от волнения голосом ответила Татьяна Ильинична. - За морем житье не худо... А что касается чудес, то ваше, пожалуй, все затмевает. Мы и в восхищении и в растерянности.
- Да, это вы верно сказали! У нас тут можно растеряться. Особенно глядя на меня. Но чудес в природе не счесть. Вот и я являюсь одним из них. Впрочем, не без стараний наших академиков. Ну да ладно! Лично я теперь на них не в обиде: был ничтожным сантехником-алкоголиком, а стал - вона! - таким мощным да мудрым Дубом!
- Иван Иванович! - пролепетала Дуня. - А вы что, из ствола этого дуба никогда не выходите?
- Нет, Дуняша, не выхожу! И рад бы выйти, да не получится: Дуб этот - я сам и есть! Но мои ноги все-таки бегут по Городу в разные стороны! Скоро выбегут за Зону. Что тогда будет, пока и сам не знаю.
- Надо надеяться на лучшее... - неуверенно произнесла Татьяна Ильинична.
- Буду надеяться, Таня! Потому и учу моих зверо-человеков стать настоящими людьми.
- С помощью поэзии?
- Да, именно так. Поэтическим глаголом надо жечь их сердца! Тогда что-нибудь и получится.
Татьяна Ильинична грустно усмехнулась:
- Столько веков уже существует поэзия, а...
- Не надо! - оборвал ее Иван Иванович. - То было в веках! Теперь совсем иная ситуация. Особенно у нас.
Среди громов, среди огней,
Среди кочующих страстей,
В стихийном, пламенном раздоре,
Она с небес слетает к нам -
Небесная к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре -
И на бунтующее море
Льет примирительный елей.
Бенедикт! Веди дорогих гостей в свой офис, покажи им там всё. А потом можешь сводить их к себе домой, и вообще куда им захочется. У нас теперь секретов нет. Да, и накорми хорошенько! Об их спутниках тоже позаботься. В общем, занимайся ими всеми. А у меня дел по горло.
- Ой, спасибо, спасибо вам, Иван Иванович! - растроганно кланяясь говорящему дереву, стали благодарить женщины.
- Желаю вам приятных впечатлений, сударыни!
Како
Как только Бенедикт ввел гостей в офис, все двадцать мохнатых переписчиков одновременно встали, поклонились и наперебой принялись душевно приветствовать вошедших, причем называя всех по имени и отчеству. У обеих дам на глазах от умиления выступили слезы.
Бенедикт улыбнулся:
- Ну ладно, ладно, хватит уже! Я вижу, наш добрый Иван Иванович, слава ему, уже просветил вас о нашем приходе, о том, что у нас такие небывалые гости. Садитесь, работайте. А я покажу нашим гостьям, на что вы способны.
Он положил на свой стол несколько стопок исписанных листков. Гостьи стали перебирать листки, удивляясь красоте почерков с завитушками в пушкинском стиле, богатству поэтических эпох и славных имен.
- Вот это да! - восхищенно выдохнула из себя Дуня. - И куда же вы потом всё эту роскошь сбываете?
- Шьем небольшие книжицы и раздаем гражданам нашей коммуны. Денег у нас не водится. Да и зачем они нам? У нас хозяйство натуральное.
- И что, все ваши граждане полюбили стихи, знают их наизусть? - усомнилась Дуня.
- Ну, не все, конечно. Но все читают и перечитывают. Так велел Иван Иванович, слава ему. Что-то же в мозгах полезное остается!
- А на что-нибудь другое книжицы гражданами не используются? - не без ехидства спросила Татьяна Ильинична.
- Нет, нет, что вы! Мы не можем обидеть нашего Вождя и Учителя! Да и бумага у нас становится на вес золота.
- Бенедикт Карпович, а вы сами стихов не пишете? - поинтересовалась Дуня.
- Нет, не пишу. Но иногда все-таки само собой что-либо рифмуется. Например, такое:
Звезда под названием Солнце
По ясному небу плыла,
Светила привычно в оконце
И в дальние дали звала.