/И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя/
Ницше
Часть 1. Фомин
1. Вместо заключения.
- Куда делся труп?!
Все произошло так стремительно и оглушительно, что он очнулся, в буквальном смысле этого слова, уже в казенном кабинете того самого учреждения, что не дай бог!.. На стуле.
- Обкуренный?
- Да он придуривается!..
- Может, выпил?
- Не успел!
- Ну, дай ему... прийти в себя!..
Глумливый смех... Удар...
Он был словно в целлофане - душно, вместо лиц размытые пятна, в ушах - вата. Ему что-то говорили, но пока не ударили по лицу, слова словно утратили свое значение и смысл их до него не доходил. Но то, что он наконец услышал, оглушило его снова.
- Куда вы дели труп?
- Я?! Труп?! - Действительность ворвалась в сознание ошеломляюще.
Фома, конечно, мечтал, как и все, чтобы его жизнь стала интереснее и богаче событиями, но не настолько же!..
- Какой труп?!
- Труп Алексея Баринова.
- Какого Баринова? Я не знаю никакого Баринова!
- Бармена бара "Три коня", где вы...
- Лешу?! Труп Леши? Вы серьезно?
- ...устроили погром вчера, среди бела дня.
- Вы с ума сошли!.. Разве я похож на погромщика?
- Здесь вы все похожи на мокрых... петухов!
Молодой старший лейтенант хохотнул и с неприязненной и пренебрежительной усмешкой откинулся на спинку стула. Он был тучен не по годам и здорово страдал от жары, темные разводы под мышками и совершенно мокрый платок выдавали степень его маеты. Вежливое "вы" говорило только о его отношении к себе сегодня, к тому, кого он играл перед собой, но никак не касалось Фомы, к которому у него было вполне законченное и оформленное отношение.
- Сумели натворить, умейте же отвечать, наконец!..
Полдень. Солнце било в открытое окно со всей мощью зенита. Фома молчал.
- Вась! - негромко сказал лейтенант.
Удар пришелся по ключице. Правая рука отнялась. Фома попробовал повернуть-ся.
- Сидеть!..
Новый удар по тому же месту. Боль прошила всю правую половину тела и занозой застряла в голове. Оборачиваться было нельзя. Сквозь боль доходили слова:
- Свидетели... а их у нас более чем достаточно, уверяю вас... показывают, что вы устроили погром в баре, ломали столы и стулья, а потом, напав на Баринова, куда-то с ним исчезли... Где он? Куда вы его дели?
- Откуда я знаю, где он?! Никуда я его!.. Я вообще в первый раз об этом слышу!
Фоме все казалось настолько нереальным, что он всерьез надеялся, что вот-вот отворится дверь и скажут: все, на сегодня снято, всем спасибо!..
Но дверь не открывалась и старший лейтенант совсем не шутил. Его тело горячим белым тестом вылезало из коротких рукавов и воротника форменной рубахи и казалось, что лейтенанта становится все больше и больше, в то время как смысла в происходящем все меньше.
"Розыгрыш?" Правда, удары не совсем вписывались в это, впрочем, Фома готов был "вписать" и их, черт с ними, лишь бы все кончилось! Но обшарпанная обстановка кабинета не говорила о какой-либо изысканной фантазии розыгрыша, наоборот - о страшной и уродливой гримасе его жизни.
Фома посмотрел на следователя: может быть, хватит? - молил весь его вид.
- Вы исчезли вместе с Бариновым, это показывают свидетели, много свидетелей, повторяю. Вы что очной ставки хотите?
- Да! - почти закричал Фома. - Я хочу очной ставки!.. Я хочу знать, черт побери, почему меня обвиняют в том, чего я не делал?!
Он каждой клеточкой ждал удара, но Вася бил только по команде.
- Пожалуйста! - усмехнулся лейтенант.
Достав протокол допроса свидетеля, он вкратце пересказал его содержание. Вчера Фома, выпив две бутылки коньяка, вдруг стал громко разговаривать с Бариновым, а потом стал швырять столы и стулья в него и посетителей. Вдобавок ко всему, он что-то взорвал и пока персонал приходил в себя от взрыва, исчез вместе с барменом. Сегодня же он имел наглость, как ни в чем не бывало, заявиться в бар снова, где и был опознан работниками вышеуказанного заведения и задержан ми-лицией в... тра-ла-ла-ла-ла-ла!..
Фома точно знал, кто-то сошел с ума!.. Да, действительно, он не успел толком сесть на свое место, как у него были вывернуты руки, ноги, шея - все, что можно было вывернуть, а потом еще дали по голове за сопротивление, когда он поинтересовался, в чем, собственно, дело. Он потерял сознание.
- Бред какой-то! - мотнул головой он. - Да вы издеваетесь! Что я там мог взо-рвать?.. У меня страшнее зажигалки никогда ничего не было!.. И зачем же мне было возвращаться в таком случае?
- Нух! - выдохнул лейтенант. - Преступник обычно чувствует себя безнаказанным, пока не попадется. Его тянет на место преступления!
- Преступник?.. А-а... - Фому, действительно, каждый день тянуло в бар и он на самом деле чувствовал себя там абсолютно безнаказанным, пока его не привезли сюда и не вывалили на него все эти помои. Вернее, он там не чувствовал себя виноватым в чем-либо, ну может быть, кроме того, что пил и этим портил жизнь Ирине. Вот и все его преступления!.. Какие могут быть трупы? Да еще Леши, тем более!..
- Ну, так что будем сознаваться? - достал лейтенант бумагу.
Было видно, что ему абсолютно все равно: куда делся Баринов или его труп, кто - его?.. В руках у него был Фома - реальный шанс повысить отчетность, остальное дело техники.
- Нет, не будем! - поспешно возразил Фома, и опасаясь дубинки, добавил как можно убедительнее. - Вы знаете, этого не может быть!.. Это мой друг!
- Все так говорят! - вздохнул лейтенант, бросая ручку. - Ну что ж, тогда очная ставка и скорый праведный суд. Я вам обещаю!..
Лейтенант хладнокровно издевался над ним. Потому что скорый и праведный суд в народе уже прочно ассоциировался только со скоростью, при которой на собственно правосудие времени не остается...
- Я ничего такого не помню!..
Фома никак не мог взять тон виновного, то есть оправдывающегося человека, это раздражало лейтенанта, к тому же он спешил - конец рабочего дня, святое!
- Конечно, вы были пьяны - две бутылки коньяка! И свидетели это показывают.
- Но не настолько же, чтобы украсть человека! Или... убить... - Фома едва выговорил это страшное слово.
- Ну, знаете ли, убить человека, тем более, сейчас, это у нас за милую душу! - услышал он. - Очень просто, знаете ли!
- Но я...
- У нас, знаете ли, был тут один такой деятель, - продолжал делиться с ним лейтенант, внимательно посмотрев на часы. - Два года похищал и убивал людей, а вспомнил только сейчас, когда мы его спросили по-хорошему!.. Вы хотите, чтобы мы и вас так же хорошенько спросили?
О, как стало сладко Фоме! При столь явной угрозе память у него стала светлой и ясной: все эти фильмы и страшные статьи газет о расспросах "по-хорошему" в милиции.
- Можно я тогда пойду домой и подумаю, вдруг что-нибудь вспомню? - сказал он на полном серьезе.
- Ну, вот это другое дело! - повеселел лейтенант, видимо, тоже решив для себя, что на сегодня хватит.
Он тут же схватил телефон и стал быстро накручивать диск...
- Только не домой, гражданин Фомин, а в камеру. Ознакомьтесь с протоколом о задержании в качестве подозреваемого и распишитесь... вот здесь... И постарайтесь все вспомнить сами! Вам же лучше будет, зачем вам лишние...
Что "лишние" он не договорил, некогда, да и так понятно.
Так Фома совсем нечаянно стал гражданином Фоминым А.А., познав тем самым на себе окаянную мудрость своего народа - страстотерпца и богоносца: что, мол, от тюрьмы, да сумы... Камера распахнула ему свои казенные объятья.
Вот это и есть знаменитая параша, увидел он ржавый бачок в углу. Страшная игра продолжалась и весь ужас ее сконцентрировался теперь в безобразной емкости. Какая-то холодная безнадежность полоснула его по сердцу и животу, во рту стало слишком много слюны. Он почувствовал тошнотворную слабость во всем теле и стал медленно оседать у двери.
Перед тем как свет совсем померк в его глазах, словно кто-то шепнул ему на ухо: "здравствуй, парашенька!.." - и прочитал медленный длинный стих о судах черных неправдой черной, под который Фомин отплыл туда, где (продолжал голос): "за все, за всякие страданья, за всякий попранный закон... пред Богом Благости и Сил, молитесь плача и рыдая, чтоб Он простил, чтоб Он простил!"
Очнувшись, он медленно приходил в себя, не узнавая обстановку. Потом до него дошло, где он - вспомнилось все тем же безнадежным холодком.
За зарешеченным окном уже снова было солнце, он пролежал на какой-то попоне на полу весь вечер и ночь. Но сил подняться не было, особенно после того, как он вспомнил предшествующие обстоятельства. Несмотря ни на что, а может, благодаря утру и солнцу, Фома отказывался верить в происходящее с ним. Этого не может быть!
- Да нет, чушь какая-то, это ошибка! - бормотал он, стараясь себя успокоить. - Все прояснится - все!..
С этими словами он попытался встать.
- Ну что, попался, рыцарь Белого ключа? - услышал он чей-то голос. - Уже утро, скоро за тобой придут!
Ну, сейчас начнется, понял Фомин, вспомнив подростковые рассказы о тюрьме: полотенце под ноги бросят, место у параши определят... да он и так недалеко от нее отполз. Но присмотревшись в бьющем свете зарешеченного окна, он обнаружил в камере только одного человека, хотя, судя по нарам, должно было быть не менее восьми. Человек сидел в позе лотоса на ближних к нему нарах и курил. Неувязки продолжались.
- Сколько раз я тебе говорил: не будет тебе здесь покоя, надо уходить, - так нет, все чего-то ждешь!..
Фомин оторопело смотрел на незнакомца.
- А вы кто? - спросил он, заранее предчувствуя, что ничего хорошего не услы-шит.
Так и оказалось.
- Ты, конечно, ничего не помнишь, - проговорил незнакомец.
Фомин кивнул, хотя это был не вопрос, а утверждение.
- Хорошо устроился!.. А мне каждый раз приходится рассказывать тебе одну и ту же историю, выслушивать от тебя что-нибудь оскорбительное, так как ты мне никогда не веришь, а потом вытаскивать тебя, помимо твоей воли, из всех этих пе-редряг...
Незнакомец замолчал, затягиваясь, и Фомин осмелился:
- Мы знакомы?
- Еще как!
- А вам я что сделал?
- Ты мне сильно разнообразил жизнь. Я уже в надцатый раз прихожу за тобой и каждый раз объясняю, кто ты и откуда, и в каждый раз ты принимаешь меня за сумасшедшего со всеми вытекающими из этого последствиями. Куда ты меня только не посылал!.. Сейчас мы, слава бару, в тюрьме, а в тюрьме, как ты знаешь, сумасшедших не держат.
Фомин в последнем утверждении сильно сомневался, вернее, был абсолютно уверен, что он в камере с сумасшедшим. Еще не хватало!.. Ко всему прочему добавилась новая беда. Теперь он смотрел на говорящего во все глаза.
Незнакомец небрежным щелчком, не глядя, выбросил сигарету. Та, пролетев через всю камеру, попала точно в парашу и зашипела, потухая в воде. "Мастер! - уважительно подумал Фомин. - Может и не совсем бзданутый, такая точность!" Впрочем, он знал одного безумца, с закрытыми глазами собирающего "москвичи", правда, там все такие, так же как и машины, выходящие из-под их рук...
- Но мы не будем это обсуждать, - услышал он голос, - потому что сейчас тебя вызовут, заставят признаться во всех тяжких и зачитают обвинение. Ты расстроишься и наделаешь глупостей, и помочь тебе будет уже гораздо труднее.
- Помочь?.. - Фомину показалось, что он ослышался.
Как можно здесь помочь? Утопленник утопленнику? Он смеется!..
- Чем?
- Ты хочешь выбраться отсюда?
- Отсюда?.. Как? - вырвалось горьким смехом у него при виде голых стен и решеток заведения, в котором он очутился.
- Это неважно! Я тебе потом все объясню. Так хочешь или нет?
- А за побег добавят, да?
- К чему добавят? У тебя еще и срока нет, шпана необразованная!.. По мозгам только дадут, если поймают, - сказал незнакомец. - Но нас они не поймают!
Была какая-то легкомысленная уверенность во всем, что он говорил. Вроде говорит как нормальный, а создается впечатление легкого бзика. "А вдруг?" - вспыхнула сумасшедшая надежда у Фомы, но вслух он сказал совсем другое, благоразумное:
- А потом всю жизнь бегать, да?
- Лучше, конечно, честно отмотать срок за то, чего не делал! - язвительно заметил незнакомец.
Фомин, наконец, рассмотрел его в скромном камерном освещении. Длинное бледное лицо, выражение неземной скуки от всего происходящего и сухой блеск в глазах. Ничем не примечательный человек и по виду не рецидивист, а вот поди ж ты - побег готовит!
- Как они меня посадят, если я не сознаюсь? - осмелел он.
- Ты сознаешься! - уверил его с усмешкой незнакомец. - Лейтенанту вчера было некогда: день рождения подружки. А сегодня он будет с похмелья и на тебя наденут полиэтиленовый пакет, а руки и ноги завяжут узлом на спине. Это называется конверт маме дорогой... а твои почки будут отмокать в собственной крови и моче. Сам попросишь бумагу и карандаш...
Фомин открыл рот, но ничего не сказал. Примерно то же самое писали в газетах, но не про него - других. Господи, как все рядом, близко!
- Убравшись же отсюда, мы найдем твою пропажу, - продолжал сокамерник. - Он же, кстати, и подтвердит, что погром устроил не ты.
- А вы откуда знаете?
- Знаю и все!
- А где он?
- Кто? Бармен?.. Да тут, недалеко.
- Так давайте скажем!
- Милиция, к сожалению, его не сможет найти.
- Почему? - опять удивился Фомин.
- Долго объяснять! - сказал незнакомец. - Слышишь шаги?.. Это за тобой. Хочешь уйти вместе со мной? Или будешь мотать срок, урка ты нерешительная?..
Фомин заколебался.
- А как? - в отчаянии спросил он, еще раз оглядывая камеру.
В ответ услышал совсем несуразное, как из детства:
- Закрой глаза и не открывай, пока я не скажу, Монте-Кристо!.. Да сядь ты!..
Незнакомец силой усадил его на нары рядом с собой.
- Ну!.. - Он требовательно посмотрел на Фомина.
Дичь какая-то! Фомин, может быть и не закрыл бы глаза, но шаги были уже у самой двери. Послышалось звяканье ключей в связке. Действительно сюда!
- Ну, хорошо! - сдался он, и с выражением человека, который знает, что его обманывают, но подчиняется обстоятельствам, закрыл глаза, ожидая хохота или удара, или того и другого вместе.
Вместо этого услышал, как его сокамерник сказал совершенно непонятное:
- Сейчас он откроет, она и сработает!
- Что сработает?.. - Глаза Фомина сами открылись широко и испуганно.
- Не бойся, я же рядом! - успокоил его незнакомец, и начал считать, но почему-то по-немецки:
- Айн, цвай, драй... сейчас, - предупредил он.
Фомин во все глаза смотрел на него...
- Какой только ерунды я с тобой не придумывал! И в окно, и в воду, и под поезд даже!.. Теперь вот фейерверк будет!.. - Он взглянул на Фомина и увидел его глаза. - Закрой!.. Вышибет! - посоветовал он.
Фомин не бросился от него к чертовой матери только потому, что этот тип был между ним и дверью, а значит, если что-то там и взорвется, то первый пострадает сам незнакомец. И он послушно последовал совету сокамерника, но на всякий случай крепко схватился за него.
Заскрежетала дверь.
- Фомин! - раздался голос.
Помедлив секунду, Фомин разочарованно открыл глаза. Несмотря ни на что, даже на дурацкий счет по-немецки, он все-таки надеялся, слишком отчаянное у него было положение. Камера враждебно смотрела на него открытой дверью.
Он укоризненно посмотрел на незнакомца, тот пожал плечами.
- Фомин! - рявкнуло из коридора. - Ты что не слышишь, твою мать?! На вы-ход!..
И хотя это была совсем не его мать, Фомин встал потерянно, запнулся о ногу незнакомца, схватился за него и тут на него обрушился потолок...
- Как вам это удалось?..
Он сидел на скамеечке на Тверском бульваре. Под ногами сновали вездесущие голуби и осторожные воробьи. С обеих сторон бульвара с шумом проносились машины. Пахло свежим хлебом и выхлопными газами.
- Вы что-то взорвали или это... что вы сделали?.. Как нам удалось выйти?..
Рядом с ним сидел его спаситель и покуривал сигарету. В руках у него был длинный французский батон и он, не глядя, крошил его себе под ноги. Незнакомец в свете дня оказался примерно того же возраста, что и Фомин. Он был ненормально, матово, бледен, худощав, строг, и от него исходило сияние-не сияние: какая-то нездешняя сосредоточенность, во всяком случае.
Фомина качнула какая-то волна, как будто рядом произвели беззвучный взрыв. Он растерянно оглянулся в поисках невидимого источника толчка...
- В том-то и дело, что я почти ничего не сделал! - ответил незнакомец после паузы, тоже к чему-то внимательно прислушиваясь, потом пробормотал озабоченно:
- С тобой никогда не знаешь, где окажешься!.. О черт! - выругался он неожиданно, и птицы взвились над ними, поднимая пыль. - Ну вот, дождались!..
Фомина качнуло еще раз, уже сильнее...
Троллейбус, проходивший в это время по бульвару мимо них, вдруг плавно изогнулся, словно гусеница, вставшая на дыбы, постоял в таком немыслимом положении и стал медленно расползаться в разные стороны жирными разноцветными пятнами рекламы на бортах. И все это без звука, никто не кричал, не звал на помощь. Лица пассажиров так же размазывались, как и борта троллейбуса.
Фомин оторопело смотрел на взбесившийся троллейбус, не то что бы не понимая, а просто не воспринимая, слишком фантастично было происходящее. Гораздо легче было согласиться с тем, что у него что-то с глазами, чем с тем, что эти глаза видели. А реальность продолжала вести себя как попало, вот уже вместо троллейбуса оказалась широкая и плоская, дико размалеванная картина и все это, на секунду замерев, стало стремительно стекать обратно в центр картины, где образовалась громадная воронка и... троллейбус исчез!..
Но не это было самое страшное, а то, что туда же, в эту воронку, поплыли всё стремительнее и стремительнее дома, деревья, решетка ограды, детская площадка - всё!.. Причем, происходило это в полной тишине... птицы куда-то пропали, все остальное замерло, словно в изумлении происходящего... а языки от воронки уже жадно тянулись к ним, к их скамейке! Он не успел ничего сказать, все еще ошеломленно моргая, как незнакомец схватил его за руку и крикнул:
- Пры-ыгай!..
Раздался громкий хлопок и все завертелось бешенным хороводом...
2. Три толстяка.
Нужно быть идиотом, чтобы не пить с утра, а в награду за это, получить по высохшим мозгам. Фомин был идиотом полным, потому что при этом находился в баре. Сидел и ждал трезвый, как наемный убийца в политическом детективе, только что без галстука с оптическим прицелом. И дождался. Ирина пришла и сходу, оценив его помятую физиономию, объявила: "всё, надоело! видеть тебя не могу!"
Вчера он опять был пьян в дым, в который раз нарушив страшную клятву капли в рот не брать. Все бы ничего, к этому Ирина уже привыкла, но появившись в таком виде, он испортил ей день рождения, ляпнув какой-то родственнице, что он лучше будет пить, чем есть, когда та прилюдно стала разбирать его внешний вид. Родня Ирины по женской линии была, может и не прожорлива, но необыкновенно толста, понятно, страдая от этого, - мужчины же этого дома, наоборот, отличались крайней субтильностью. Фомин, сказав первое, что взбрело в голову, наступил на больную мозоль.
В последнее время он утрачивал свое обычное добродушное зубоскальство по мере "нагружения" и, зная об этом, не хотел идти в незнакомую компанию, но Ирина чуть ли не силой затащила его к себе, объясняя, что их ждут и будет неудобно. Но все неудобства начались именно с его появлением. В подвыпившей и крикливой компании верховодили женщины. "Кого ты привела? Разве можно так пить? Посмотри на наших мужчин!.." Взглянув на мужчин и сравнив их с женщинами, Фомин поставил диагноз: сексуальная дисгармония, сочувствую!.. Больше всех обиделась мать Ирины, хотя ее-то он как раз и не имел в виду, - она уже и зятьком его называла, видимо, пугая.
Ирина вытолкала его за дверь.
- Но ведь это правда! - сопротивлялся Фомин. - Если женщина пухнет, а мужчина сохнет - зри в корень: физическая дисгармония, вырождение!..
- Это ты выродок! - поставила Ирина свой диагноз, и захлопнула дверь...
Утром она позвонила и продиктовала на автоответчик - где, когда и главное, в каком состоянии она хочет его видеть. Фомин в это время лежал, не в силах даже понять, снится это ему или Ирина уже в квартире.
И вот, пожалуйста...
- Все, Андрон, я ухожу!.. - Глаза Ирины предательски блеснули.
- Что значит уходишь? Куда?! - не понимал Фомин.
Не хватало еще сцены в баре. Конечно, он был последняя свинья и противен самому себе, но нельзя же так - он столько труда положил, чтобы оставаться, по ее же просьбе, трезвым всё утро, а она, едва появившись, заявляет, что уходит. Причем, уходит от него. Каково это слышать на больную, сухо потрескивающую голову? Да еще эта музыка...
Музыка орала совсем не в тему.
- Собственно и уходить-то не от чего! - добавила Ирина с тихим бешенством, пока Фомин потихонечку обалдевал от сюрпризов, что принесла ему трезвая жизнь.
Она выразительно окинула его взглядом. Вид у него, несмотря на все его паранойяльные хлопоты с бритвой и расческой (он все время гадал в зеркало, кто кого бреет?), был потрепанный, как у всех, кто резко бросает пить поутру да еще не по своей воле. Так светло и нездешне выглядят вырванные из запоя алкаши на приеме у нарколога вытрезвителя.
- Как это не от чего? - возмутился Фомин, и уставился на два бокала коньяка, вдруг появившиеся перед ним.
Леша, бармен и совладелец этого бара, решил обслужить своего постоянного клиента сам, видя, что тот в затруднительном положении.
- VSOP, - невинно сказал Леша, и причмокнул губами. - Может, лимончику?
- Леш, сделай потише, - попросил его Фомин, соглашаясь с лимончиком.
- Мануально! - заверил его Леша.
- Я пить бросил, сижу трезвый как дурак, а она уходит! - наконец прорвало Фомина.
- Давно ли? - в свою очередь возмутилась Ирина, глядя на нагло сияющие пузатые бокалы. - Да и не в этом дело!..
Она нервно закурила...
- Мало того, что ты пьешь, как извозчик и портишь людям праздник, так ты еще и на работу перестал ходить! Мне приходится самой тащить твои проекты, ведь договора заключены, Андрон!.. А ты в это время чем занимаешься?..
Фомин вздохнул, с сомнением посмотрел на коньяк, потом решительно, залпом, выпил один бокал, пальцем показал Ирине на второй. Она с раздражением и злостью дернула плечом. Тогда он выпил и второй.
- А я решил написать роман, - сказал он, чувствуя по разливающемуся теплу, что может написать и два.
Появились еще два бокала и блюдечко с нарезанным лимоном, Леша просто мысли читал. Зато Ирина сразу завелась:
- Какой роман? - вскинулась она. - Что ты меня смешишь! Ты же все время пьешь!.. Роман!.. О чем ты можешь написать?
- Вот именно! - прервала его Ирина, не дав развернуть тему будущего романа. - Больше тебе писать не о чем, только хрен и знает, о чем ты думаешь!
Фомин тяжело достал руки из-под стола и хлопнул пару раз: браво!..
- Вот об этом и роман, - сказал он.
- Я все понимаю, - сказала Ирина, меняя тон. - Даже хамство твое вчерашнее! Ну, дура она, конечно! Воспитательница нашлась!..
Она имела в виду вчерашнюю родственницу, которая затеяла застольный скандал, это Ирина готова была простить.
- Одного я только не пойму, почему ты так пьешь?
- Почему?.. - Фомин почувствовал, как все его непричесанные от воздержания мысли быстро и стройно побежали под командованием бравого генерала де Коньяка.
- Понимаешь, какая штука! - начал он элегически. - Мне последнее время снится один и тот же сон. Хотя, наверное, при такой периодичности это уже кошмар... Так вот, я сижу в баре... в этом... и вдруг появляются какие-то отвратительные толстяки и начинают меня уговаривать пойти с ними. Я почему-то не соглашаюсь... не нравятся мне они...
Фомин сочно и со вкусом затянулся. После коньяка сигарета, как свидание заключенному. Он с наслаждением выдохнул дым и продолжал:
- Они говорят, окей, мы хотели по-хорошему, и пытаются увести меня силой. Я сопротивляюсь - свалка, драка... ну, каждый раз по-разному, но все время не в мою пользу, естественно. Эти трое типов странные даже для сна, где все должно быть как бы замедленно, они же, несмотря на свою толщину и рост, наоборот, как-то необыкновенно проворны!.. Ну вот!..
Фомин понемногу увлекся своим сном.
- Они меня хватают и швыряют в машину, все это на глазах у публики, естественно, как в гангстерских фильмах, а публика - никто ни слова!.. Меня увозят, бросают в какой-то подвал, неизвестно где и начинается самое странное. Они предлагают мне огромные деньги, просто огромные!..
Он сделал большие глаза, иллюстрируя...
- Предлагают еще какие-то невероятные штуки, вроде яхты с артезианским колодцем или самолета с балконом и солярием... но при этом я понимаю, что они не шутят. Во-от... Я перепуган до смерти, но все равно отказываюсь.
- Это начало романа?..
Фомин непонимающе посмотрел на Ирину.
- Какого романа? Говорю тебе, это сон... Так вот... и все это за то, чтобы я пошел вместе с ними
- Куда?
- Они как-то назвали это место, я не помню... Бром... Тромб... нет, как-то... Я почему-то сразу понял, что куда-то очень далеко...
Ирина, поначалу заинтригованная (вдруг действительно что-то дельное) потеряла всякий интерес к его рассказу. Она покопалась в сумочке, достала зеркальце, затем снова закурила, думая о чем-то своем и лишь роняя едкие вопросы, демонстрирующие отношение к происходящему. Но Фомин, казалось, этого не замечал.
- В другую страну?
- Да нет, совсем далеко! - махнул он рукой. - Что-то космическое...
- На другую планету... - Ирина недобро усмехнулась.
- Ну... - Фомин поморщился, пытаясь объяснить. - Это вообще какой-то другой, не такой мир. Когда они его назвали, я сразу понял, ну, знаешь, как это во сне бывает, - что там как-то не так всё...
- Хочешь скажу, как он называется этот твой мир?..
Фомин удивленно посмотрел на нее. Туман французских виноградников клубился в его глазах. Ирина безапелляционно выпустила дым:
- Это - белая горячка!
- Да нет же!.. - Он даже прихлопнул по столу в досаде.
Ирина демонстративно посмотрела на часы и пожала плечами.
- Ты слушай дальше! Ну вот... все равно, говорят, ты пойдешь с нами. Рано или поздно ты выйдешь из этого состояния и мы тебя заберем. А чтобы это произошло быстрее, мы тебя почистим. И вкатывают, представляешь, капельницу!
- Из какого состояния? - спросила Ирина с ледяным участием.
- И я им тоже! - обрадовался Фомин, снова входя в азарт от повествования и ударов де Коньяка по мозгам. - Оказывается, из опьянения! Мол, пока алкоголь у меня в крови, он не позволяет меня транс, теле, мета, - в общем, портировать. Добровольно - да, а так меня может разнести в клочья. В общем, они довольно убедительно все это рассказывали, так что я им снова поверил.
- Ну, это они умеют! - со знанием дела подтвердила Ирина.
- Кто они? - подозрительно вскинулся Фомин, но вид у Ирины был такой, что он пожалел о вырвавшемся вопросе.
А Ирина даже руками всплеснула:
- Как же я сразу-то не догадалась! Ты был в обыкновенном дурдоме! Правда, жаль, во сне. А это санитары...
- Господи, - устало уронила она, - когда же здесь-то до тебя доберутся, наяву?
- Да нет же! Это не дурдом! - обиделся Фомин.
- А зачем ты еще кому-то нужен, алкоголик несчастный?
- Послушай, я у них тоже спросил: зачем, мол?.. А они: прекрати паясничать, ты сам знаешь.
- Правильно! - подтвердила Ирина.
- Перестань! Дай мне рассказать, если уж начал, а потом делай, что хочешь.
- Ну хорошо. Ты ничего не утаил? Все им рассказал?
- Что?!
- Ну что ты знаешь!..
Оба теряли терпение.
- Ну вот и ты туда же! Ничего я не знаю! Главное, что они меня все-таки не забрали
- Ах, все-таки не забрали? И почему, можно узнать?
Расспрашивала Ирина его уже только за тем, чтобы показать всю дурость и неле-пость его выдумок. Ей хотелось и плакать, и смеяться, но Фомин это теперь игнорировал.
- А потому, что я не протрезвел.
- И ты хочешь сказать, что именно поэтому ты и пьешь? Ты к этому подводишь?..
Ирина внимательно посмотрела на него, ноздри ее гневно дрогнули.
- Ты больной! - поставила она окончательный диагноз. - По тебе уже не вытрезвитель, а психушка плачет!
- Ну что ж, тебе лучше знать, - сказал Фомин, на этот раз даже не обидевшись. - А я все-таки верю, что пока пью, ничего со мной не случится!
- Кроме белой горячки! Она уже стучится к тебе!.. Посмотри на себя! Эти сны о многом говорят!
- Нет у меня никакой белой горячки... Да! - вспомнил Фомин. - Я тебе не рассказал самое интересное. Потом появился еще один человек и спас меня.
- Не вижу ничего интересного.
- Интересно здесь то, что этот человек из другого моего сна! Помнишь, я тебе рассказывал?
- Конечно! Я же их все записываю. И перечитываю на ночь!.. Напомни только какой? Тоже, небось, кошмар?
- Нет, там бред...
Фомин был настолько же серьезен, насколько и пьян. Голова приятно шумела, почти урчала от тройной дозы very special old perfomance.
- Тихий такой бредик. Ну, помнишь, этот человек, Доктор, мне еще сказал, что я, как и он, какой-то то ли преобразователь, то ли трансформатор пространств. Ну, как-то так...
- Точно, трансформатор! Понижающий!.. Все правильно: он доктор, он уже так необходим, что приходит к тебе прямо во сне! Только там еще с тобой и можно что-то сделать. Действительно, бред какой-то!..
Фомин не слушал Ирину.
- Он, кстати, меня и предупреждал о том, что за мной охотятся. Представляешь, в другом сне предупредил о том, что в этом за мной будут охотиться?
- Да?! - восхитилась Ирина. - Ну передавай ему от меня привет! Скажи, что я внимательно слежу за всеми вашими перемещениями и тоже жду вызова!.. Не алкоголиков-то берете? Или туда только героев-космонавтов, вроде тебя?
Она уже издевалась над ним вовсю, не скрывая и не сдерживаясь.