33. Когда на небе восходит солнце, луна заходит...
Утра в Кароссе всегда замечательные! Фома это понял, едва проснувшись - утро било в окна со всей своей буйной рассветной радостью. Он выглянул в узкое окно. Второе утро подряд радовало его солнцем на чистом голубом небе. Красота! И вид!..
Внизу, сразу за крепостной стеной, лежал сонный город, сначала еще каменный, белый, а потом весь деревянный, насколько можно было судить по тому, что не покрыла зелень деревьев. Город утопал в садах и рощах, и над всем этим морем зелени запойно пели птицы. Как это они умудряются орать во всю глотку и никому при этом не мешать? Загадка почище всей этой голуборозовой мути...
- Вот он, рай! - сказал Фома негромко самому себе, несмотря на то, что по московскому радио уже два раза объявляли, что рай обнаружен в другом месте, в Абхазии.
Погибнуть в такой день за неизвестную даму из бани и бывшую монашку было весьма достойно. Фома с хрустом потянулся у окна и подумал, что пасть от руки какой-то твари только за одну даму было бы не очень куртуазно. А вот две!..
Конечно, было бы лучше погибнуть за всех дам, понесло его, как всегда: за дам России, Кароссы и Нигерии, - вообще, всей Вселенной! За феминизм, как идею, черт возьми!.. Но странное дело, чем больше Фома расширял круг женщин, тем меньше хотелось погибать, пока совсем не расхотелось.
Ну, вот и отлично, подумал он, возвращаясь в исходное настроение. Я буду просто геройски сражаться за эту маленькую девочку, отважную скромницу, и если повезет, буду жить национальным героем, графом Иеломойским!.. Если на пифийский стул не посадят, пришло ему в голову, чуть погодя.
Фома посмотрел на спящую Мэю и вдруг увидел ее совершенно иной в утреннем свете. Маленькая девочка превратилась в деву, что принесла погибель Илиону. Словно утро Авроры расцветала она в его глазах. "Прекрасна ты, как Фирца, любезна, как Иерусалим..." Что произошло с ней за эти два дня? За эту ночь?!.
"Или я был слеп? - подумал он. - Ослеплен таинственной и банной русалкой?.. Опять каламбур! Они меня преследуют!.."
Спящая Мэя, когда не пыталась казаться старше, когда смущение, страхи и обиды не затемняли ее лицо тенью, была прекрасна. Она ничем не уступала княжне, разве что возрастом, более того - они были даже похожи! Во всяком случае так казалось сейчас, в этом свете. Слепец!.. Графу уже не верилось, что эта женщина делила с ним постель. У меня появился еще один повод выжить, решил он.
"Пора в баню!"
Маркиз стоял у дверей и ждал. Фома почувствовал его присутствие за мгновение перед тем, как открыть дверь. Да он чокнутый, я же женюсь! Не собираюсь я трогать его княжну!..
"Ну, ладно!" - решил он, вспомнив дерзское отрочество. Щепотка магния с тремя подожженными спичками в темном коридоре, да еще неожиданно это равносильно хорошему удару дубиной по лбу. Так Гоша и Киса, друзья его детства, глушили заклятых врагов с "железки" - Железнодорожной улицы. Фома чиркнул спичками и выбросил пакетик в коридор. Раздался резкий хлопок, Фома выскочил за дверь.
Маркиз держался за голову, совершенно открытый для первой русской позиции...
В бани Фома вошел словно тореро или гладиатор: с мечом маркиза и красным полотенцем. В пустых, но уже хорошо прогретых залах почти никого не было, Фома встал слишком рано. Но кому не хочется, чтобы последний день был самым длинным?
Только маркиз и Скарт с удовольствием укоротили бы его, вычтя новоиспеченного графа из списка на обед. Но до Скарта еще далеко, да и вообще неизвестно когда, а маркиз пока отлежится, пока отлелеет отбитые места, пока найдет новое оружие, Фома успеет и намылиться, и смыться.
По залам бани бродили служители в белых колпаках и фартуках, проверяя уровень температуры в парилках, бассейнах, гардеробе, не дай круги, сам король заявится! Фома отдал им на сохранение меч маркиза. В парной он с удивлением обнаружил Меркина, без одежды и в чалме того было не узнать.
- Вы хорошо себя вели вчера вечером, я наблюдал, - неожиданно поделился тот, после приветствия.
- Вы бы видели, как я себя утром вел, вообще - расплакались!.. Скажите, маркиз Вало... он нормальный? Или у него медные тестикулы? Я уже всю ногу отбил!
Меркин озадаченно смотрел на него. Хрен знает кто, бывает у нас в Кароссе, читалось на его длинном и унылом лице.
- Что вы на меня смотрите?.. У меня уже склад его холодного оружия! Может быть, вы как-нибудь предупредите его, я ведь могу и убить случайно, тоже, знаете ли, человек!
Фома поддал парку и забрался на верхний полок. Теперь он хорошо видел круглую лысинку советника, в банном полотенце. Красная, острая, она была в бисеринках пота, как мухомор в белых крапинках.
- Ау, советник! - окликнул он. - Вы что заснули?.. Вы можете с ним поговорить? Или, хотя бы, Танер, если вам в лом!
- В лом?.. А в чем, собственно, дело? - поинтересовался Меркин. - Почему он нападает на вас?
- Вот вы у него и спросите! А я женюсь и лишние дыры мне ни к чему!
Фома попросил служку похлестать его веником.
- А!.. А!.. - орал он благим матом, в то же время, держа банщика за набедренную повязку, чтобы тот не убежал от страха. - Хорошо! Хорошо!.. Еще!.. Ну ты, зверь!..
Странно, почему это я на Спирали не любил бань, удивлялся он, блаженно расползаясь под веником по лавке, это же, е-мое! - как сказал не помню кто.
Потом он валялся на среднем полке, вздыхая и стеная.
- О, мама моя!.. Так поговорите сэр Меркин? - продолжал он пытать ничего не понимающего советника короля.
- Кстати, господин советник! - вдруг вспомнил он. - Что значит ваша фраза, что я хорошо себя вел вчера? Хорошо, это как?
- Не ругались, не пили, были с дамой и вообще не хулиганили. Вы наверное, всегда так себя ведете перед... поединками?
- Вы хотели сказать, перед смертью?
Меркин усмехнулся.
- Каждый раз удивляюсь вам, а потом вспоминаю, что там, откуда вы, наверное, все такие?
- Какие?.. Проницательные?
- Нет... самонадеянные.
Второй раз его называют самонадеянным. А на кого еще ему надеяться? На Доктора, который кинул его в эту кашу, а сам свалил неизвестно куда? На Сати, для которого он, кажется, вообще подопытный кролик? "Возвращайся... Может, "каппу" послать?" А сам посадит его на стул и прикрутит болтом!..
- Хочу вас разочаровать, господин советник, я не оттуда, где все такие. Меня оттуда давно выгнали, со свистом.
- А, значит, там все-таки приличное общество! - удовлетворенно сказал Меркин.
"Что это на него нашло? - удивился Фома. - Плохо спал?.. Запор?.. Или его красотка потребовала более веских доказательств любви, нежели его служебное положение?"
- Приятно сознавать, что миром управляют приличные люди, - продолжал, тем временем советник. - Боюсь, что не смог бы больше молиться небесам, зная, что вы там.
- А почему вы решили, что это на небесах? Сказок начитались?.. И потом, Меркин, там тоже не управляют. Это все придумки трехмерного мира. Никто никем не может управлять. Это абсолютно исключено, как выясняется, даже вредно... Там наблюдают и в крайнем случае, когда грозит опасность самим, корректируют.
- Не суть... это одно и тоже. - Советник слез пониже на полок, так как Фома прибавил еще пару. - А молодой человек, что был с вами, тоже изгнан?
- А вот молодой человек, как раз там! - сразу вспомнил все обиды Фома.
- Сразу видно, приличный молодой человек, - сказал Меркин.
- Да, радуйтесь! Он-то как раз и управляет вами и, как оказалось, мной!
Вся истома Фомы, нежно бродившая в нем, куда-то испарилась.
- Если он вам встретится раньше, чем мне, предупредите его, что я его убью! Как говорится, заранее благодарен!
- Это ваши дела, разбирайтесь с ними сами! - махнул рукой Меркин, и спустился ниже, потому что Фома сгоряча наподдал еще. - Мне, пожалуй, хватит...
- Что это с вами поутру, господин советник? - спросил Фома уже вслух. - Вы словно с цепи сорвались: небеса, приличное общество!.. Где вы видели приличное общество? Общество это уже неприлично! Человек должен быть один, да он по сути и так один. Когда вы будете умирать, Меркин, ваше общество будет жалеть только об одном, об утрате налогоплательщика. Правда, это если вы злостный плательщик, а если - нет, тогда и обществу жалеть будет не о чем!
- Я не об этом, - сказал советник. - Просто проходят иногда такие вот герои-одиночки через страну, меняют ход истории и либо снова уходят в никуда, либо погибают. Кстати, вторых больше.
- Спасибо, - хмыкнул Фома. - Можно я парку?..
Он шваркнул воды на камни и сразу ощутил блаженство горячего глотка воздуха.
- Странно, меня все хоронят!..
- А люди остаются жить со своими радостями и бедами, - продолжал Меркин, будто не слыша. - Я специально просмотрел некоторые летописи. Отдельные легенды и былины до смешного повторяют нынешнюю ситуацию. Странно, раньше я считал их выдумкой праздного народного ума, порождением извечной веры в чудеса, сказкой. Теперь мне странно и даже не по себе, что герой это вы. Не такими я представлял людей, изменяющих судьбы мира.
- А какими вы их? - поинтересовался Фома. - Ничего, что я без галстука? Он у меня сегодня ниже...
- Не такими, - покачал головой советник.
- Я, конечно, не Илья Муромец и не Парсифаль.
- Ну, мне хватит на сегодня, - повторил тайный советник.
- Мне тоже, - сказал Фома, но остался.
- Меркин! - окликнул он советника, когда тот уже собрался выходить. - Вы нашли мэтра Иелохима?
- Да.
- Он с мальчиком?
- Да. Мои люди наблюдают за ними и не выпустят из города.
- Лучше подключите к этому людей Блейка, гвардия все-таки надежнее!
- И почему я слушаюсь вас? - неожиданно спросил Меркин, пожав плечами.
Худой и голый старик был смешон и жалок в украшении из одной чалмы.
- Потому что слушаться Хруппа или Скарта будет еще унизительнее!.. Вы допустили разгром ордена Розовых кругов, вам казалось, что это не так плохо, чужими руками, ведь двумя орденами управлять труднее, чем одним. А потом вы уже не владели ситуацией... Ну так не мешайте хотя бы! Я все сделаю и уйду, как в ваших летописях, либо туда, либо сюда...
Фома показал пальцем вверх и вниз.
- А вы снова станете полноправным советником, действительно вторым лицом в королевстве и первой задницей у короля. Но это уже обратная сторона власти...
Меркин стоял у дверей из парной, держась за ручку двери, старый, усталый чело-век.
- И послушайте меня, Меркин! - уже мягче сказал Фома. - Мне этого ничего не надо было. Я ввязался во все это не по своей воле, а по милости любимого вами молодого человека. Хотя, конечно, и моя лепта в этом есть. И если бы не девочка, я бы не стал устраивать потехи королю, поверьте мне!
- А как вы узнали по поводу Мэи? - спросил Меркин.
- Какая-то женщина сообщила мне об этом здесь, в банях, вчера.
- Женщина? - удивился Меркин. - Наверное, хорошенькая, раз вы поверили?
- Вот этого я, как раз, не знаю, я ее не видел! Но с удовольствием бы посмотрел!
Меркин вышел. Вот старая задница! "Хорошенькая?" Откуда я знаю? Хотелось бы, конечно! Сзади она великолепна. Фома вышел из парилки и нырнул в бассейн в тайной надежде еще раз повстречать вчерашнюю русалку.
"Озеро надежды...", - напевал он себе под нос, но русалка больше не подплывала. Вместо этого мимо него проплывали творожные глыбы таких почтенных матрон, что он, устав бороться с волнами от них, вышел из бассейна разочарованный. В кои-то веки дерешься на поединке и не могут подбросить в бассейн что-нибудь приличное! Он даже не стал сушиться от огорчения, а просто набросил на себя несколько полотенец и ушел, попросив служителя принести ему его одежду в апартаменты и заказать завтрак на двоих.
Маркиз, к вящему удивлению Фомы, уже оклемался. Горный козел! Фома почти не удивился, когда тот выскочил боком из-за угла уже с обнаженным мечом и привычным криком: убью!..
Это становилось хорошей традицией: граф из бани, маркиз - несет яйца. Ничего другого не оставалось, как сорвать с себя мокрое полотенце и набросить его на голову горячего каросского парня. Потом дать по уже знакомым местам. Маркиз упал как подкошенный и завыл от обиды. Фома забрал у него меч, второй за утро
- Вы можете порезаться, маркиз, - объяснил он лежащему мстителю.
Ему уже стало казаться, что маркиз таскает оружие только за тем, чтобы вновь получить в пах: то ли волю тренирует, то ли ловит какой-то извращенный кайф. Что у него там с княжной? Тайна сия велика есть...
- Кстати, вы не напомните мне причину нашей вражды?.. - Приподнял граф полотенце с лица маркиза.
- Я убью тебя! - снова прохрипел тот.
- Вы поражаете меня, маркиз, своей непредсказуемостью, но это я уже слышал. А в чем причина?.. Княжна сказала мне, что вы необычайно благородны, не в этом ли because ваших бандитских налетов? Может быть, действительно, ваше воспитание и происхождение не дают вам спать спокойно, в кровати и поэтому вы ночуете под моими дверьми?.. Тогда вам надо чуть-чуть подкорректировать имя, не Вало, а Валокордин или КорВалол, и все будет более нейролептично, как говорил доктор Анохин. Ваши сны, маркиз, станут глубокими, как в детстве, вплоть до энуреза...
Маркиз молчал, закатывая глаза, потом стал вспоминать чью-то мать не самым светским образом.
- Передайте мой привет княжне!.. - Фома потрепал его по щеке, поднимаясь. - Кстати, вы никогда не думали, маркиз, что я, наконец, тоже могу убить?.. Просто так, от неожиданности. Не останется времени обезоружить вас, и убью!
- И попрыгайте на пятках, помогает таким футболистам как вы! - посоветовал он напоследок. - И хотя у вас на редкость крепкий организм, все-таки подумайте о детях!
Вместе с завтраком явился Мартин, бледный, как покойник.
- Доброе утро, ваше сиятельство! Завтрак на двоих заказывали?
- Марти, дружище, ты живой?.. Проходи! - обрадовался Фома. - Как хорошо, что ты живой!
Он действительно был рад видеть Мартина снова, одним трупом из-за него меньше.
- Вы не один! - разочарованно протянул Мартин, увидев не совсем прикрытую Мэю. - Вообще-то, девушкам давно пора на свою половину.
- Она давно уже на своей половине, Марти, если ты не в курсе.
- Да в курсе я! - вяло отмахнулся Мартин и потер грудь. - Завтрак вот только зря пер, вместо слуги.
- А ты закажи еще один, - посоветовал Фома.
- А можно? - обрадовался Мартин. - А то я, честно говоря, рассчитывал на это.
Через пять минут он снова был в комнате.
- Что это, сэр Томас? - спросил он, показывая на щеку Фомы.
Там была кровь. Видимо, чертов маркиз все-таки успел зацепить его.
- У вас тут в замке бегают всякие идиоты с оружием, - сказал Фома.
- Опять! - ахнул Мартин. - Вы выяснили, кто это?
- Это ты мне скажи, кто такой этот сумасшедший маркиз, что нападает на меня при всяком удобном для него случае! Что ему от меня надо?
- А! - рассмеялся Мартин. - Так это кавалер и ухажер княжны Малокаросской - маркиз Вало! Тогда все понятно, он ко всем ее ревнует! Вы, видимо, дали повод.
- Ревнует? Мне это как-то в голову не пришло! Это при вашем-то придворном перекрестном опылении он еще и ревнует?
- При чем? - не понял Мартин.
- Ладно, ты мне лучше скажи, как твоя грудь? - поинтересовался Фома. - Я бы после такого удара точно не выжил!
- Практика! - сказал Мартин, усаживаясь на стул и разглядывая Мэю.
У него сделалось такое лицо, словно он видел ее впервые. Значит, не я один такой, подумал Фома, ревниво загораживая Мэю и в то же время смеясь над собой: "О тело!"
- Я как чувствовал, - продолжал Мартин. - Нагрудник одел из чертовой кожи с пластинами.
- И часто ты так чувствуешь?
- Вообще-то я его никогда не снимаю!.. - Мартин распахнул камзол.
Фома захохотал: на младшем церемониймейстере был тяжелый кожаный панцирь.
- Ну, ты даешь! Это же тяжело!
- Жить захочешь, станешь жить тяжело! - вздохнул Мартин. - Лишь бы жить ее, проклятую!
- О, Мартин, за тобой записывать надо! На-ка, выпей вина! Не могу видеть тебя в таком настроении. Такое прекрасное утро!..
- А как старый Мартин? - вспомнил он еще одну жертву своего разгильдяйства.
- Он вообще в полном порядке, даже синяка нет. Вот что значит школа! У него особая техника, мне кажется, что он самортизирует грудью даже пущенное копье - вот какой мастер! Сейчас таких нет... Но три дня проваляется, порядок такой: считается, что у его величества рука тяжелая...
Фома от души веселился, слушая тайны каросского двора. В результате, Мэя зашевелилась, подняла голову и поспешно укрылась. Фома увлек Мартина в другую комнату вместе с завтраком.
- Доброе утро, граф, - прошептала она с хрипотцой, устремляясь к нему навстречу. - Я так крепко спала! Ничего не слышала! Со мной такого не бывало!..
Фома, напевая в юности: "вставайте, граф, рассвет уже полощется из-за озерной выглянув воды..." - даже в самых смелых мечтах не мог предположить, что кто-то когда-то поприветствует его именно так: доброе утро, граф!.. Это было необычайно приятно, черт возьми!
- Доброе утро, невеста Ливана...
Лицо Мэи понемногу оживлялось, после сна, навеянного Фомой, глаза ее приобретали ясность и блеск.
- А вам должно быть стыдно! Ваша дама не прикрыта, а вы стоите над ней и разговариваете с посторонним мужчиной!
- Ну, подумаешь, коленка! - поцеловал ее Фома.
- Ничего себе коленка! - ахнула она. - Это была... уже не коленка!
- Ну, хорошо, хорошо! Мартин ничего не видел, он стоял спиной, закрыв глаза, руки связаны, в груди посох...
- Граф, можно я вас поцелую?..
"Господи!.. Драконы каросские, понесите меня на своих мощных крыльях за облака, ибо нет на земле места, которое может теперь меня вместить!.."
- А скажи мне, Марти, где ты был вчера до обеда и почему не предупредил меня, заработав, тем самым, в грудь, да еще и лишив себя обеда?
Мартин с аппетитом уплетал завтрак, запивая вином и сопел.
- Я был у Скарта, - поделился он. - Докладывал о вас, ваше сиятельство.
- Да?.. Это новость!.. Что это ты так разоткровенничался? - удивился Фома. - Скарту это может не понравится.
- А вас еще не слушают, рано! - беспечно ответил Мартин. - Тем более, что мы в другой комнате, а слушок у вас заткнут, как я посмотрю.
Мартин довольно рассмеялся.
- А мы проверим!..
Фома зажег свечу, выдернул покрывало и поднес огонь к пасти дракона канделябра. Пламя ровно вытянулось в огненное перо.
- Ты отчаянный парень!
- А чего? - искренне удивился Мартин. - Сегодня либо вы - Скарта, либо он - вас. Я ничем не рискую! Мне кажется, вы почти покойник.
Фома немного оторопел.
- Вас в школе учат говорить, что думаешь или ты сам научился?
- Не знаю, сам, наверное, - подумав, сказал Мартин. - А что?
- А то, что это большая роскошь. Не многие могут себе это позволить. Лишь королям и совершенно нищим доступно это!..
Он не упомянул идиотов, потому что вошла Мэя, свежая, как Аврора, за ней вка-тили еще один завтрак.
- Мэя, тебя не узнать! - восхитился Мартин. - Ваше сиятельство, что вы с ней сделали? Она так хороша, словно...
Мартин не нашел, что сказать, потому что помимо комплимента: вы так хороши, словно готовы к употреблению, - другие любезности при дворе были не в ходу. Этот же комплимент он почему-то не решился произнести при его сиятельстве.
- Граф рассказывает дивные истории, - улыбнулась Мэя Фоме.
- А Мэя дивно их завершает, придумывая новые развязки.
- Вы тут сказочками забавляетесь, а уже поговаривают о мобилизации, как бы не попасть под эту развязку! - поддержал тему Мартин, и вздохнул:
- Вся надежда на мамашу, потому что этот старый хрыч, Мартин, не скоро еще помрет!
Завязалась вполне светская беседа. Мартин рассказывал анекдоты из жизни двора, о том, как он пытается закосить от армии с помощью любовных похождений матери, которая не жалеет себя ради страха рекрутского, и о том, что видимо все-таки станет в конце концов главным распорядителем вместо старого Мартина: дела у мамаши шли хорошо. Говорил он обо всем этом легко, ни на секунду не задумываясь и не останавливаясь.
- Когда на небе восходит солнце, луна заходит:
Перед оградой высокие горы и освежающие воды...* (*здесь и далее Сэтте)
Мэя читала стихи из единственной книги, которую она принесла с собой в апарта-менты Фомы, а сам Фома валялся в постели и дремал, коротая время до поединка. Не думал он, что ожидание так будет выматывать, он все время прислушивался к шагам в коридоре. И чертыхался...
После завтрака Мэя хотела уйти, но он не отпустил ее. Так ему было спокойнее. Он договорился с Блейком, что тот с кем-нибудь зайдет к нему, когда станет известно время поединка и заберет Мэю с собой.
Мэя будет плакать эти последние отпущенные ему полчаса, а ему нужно будет побыть одному, сосредоточиться. Впрочем, даже если она и не будет плакать, ее глаза все равно заставят Фому что-нибудь говорить. А говорить перед единоборст-вом - пустая трата сил, тем более опасная, что Скарт не даст их экономить.
Фома уставился на блестящие доспехи, принесенные несколькими слугами сразу после завтрака и развешенные в углу комнаты на специальной крестовой вешалке. Железо было от незнакомки, она сдержала свое слово, но он не смог добиться от слуг, кто их хозяин. "Не велено, ваш сясьво... Вы знаете, ваш сясьво... Удачи, ваш сясьво!.."
"Ваш сясьву" оставалось только поблагодарить неизвестного благожелателя, хотя теперь он почему-то был снова уверен кто это. Теплый блеск рыцарского вооружения успокаивал глаза, усыплял...
- Ну-ка, ну-ка, прочти это еще раз! - попросил он, встряхивая головой.
- Когда сознание полностью исчезнет в вашем высушенном чреве, где чувство радости? Одинокое пение дракона не совсем умолкло в мертвом лесу. Трудно, трудно, отбор и выбор не прозрачная пустота - пользуйтесь своими глазами, чтобы видеть...
- Какие странные стихи, - сказал Фома.
- Это наш настоятель, магистр Тэн.
- Дзен какой-то!.. У вас что, есть драконы? - спросил он, хотя его больше удивило то, что он сам подумал о них совсем недавно, при пробуждении Мэи.
Он действительно здесь уже был, как настаивает Доктор?..
- Здесь их нет, они на юге у моря, там очень дикие горные леса.
- Хорошо живете, драконы целы! Глушь какая!.. Расскажи мне что-нибудь про них!
- Что именно?..
Мэя была хорошо знакома с их повадками и образом жизни. Монастырь ее ордена находился высоко в горах, совсем рядом с логовом этих странных созданий и поневоле приходилось соизмерять устав и устои братства с хищными привычками летающих призраков, как их здесь называли, за их способность принимать различные облики, некоторые из которых непостижимы.
Рассказ Мэи представлял собой странную смесь поверий, преданий, страшных сказок и собственных наблюдений. Например, считается, что во лбу дракона есть жемчужина и если ее снять, он - безвреден, а снявший - видит вещите сны. По желанию дракон может быть видим или не видим людям. Особенно умиляло, что у некоторых драконов нет крыльев и они летают просто так.
Просто так, фантастика! Все равно что сказать: некоторые люди не могут дышать и живут просто так. Слушая ее, Фома погрузился в молчание, которое перешло постепенно в полную отрешенность. Мэя, видя что ее не слушают, прервала свой рассказ, робко улыбнувшись в его пустое лицо. Потом продолжила чтение...
- Я уходил и я вернулся. Ничего особенного...
Вот Родзам и его прославленные туманные горы.
Вот и Сэкко с ее знаменитыми водами...
Люди думают, что это так чудесно - видеть знаменитую цепь гор,
Скрытых в тумане, и воду, которая, как говорят, покрывает всю землю.
Но если вы отправитесь туда, вы увидите просто горки, воду - ничего особенно-го...
"Ничего особенного: он ли меня, я ли его, - все едино, - постепенно впадал Фома в меланхолию.
- Даже если бы солнце взошло на Западе, у тебя только один путь... - словно в унисон отвечала ему Мэя стихами мастера Тэна.
- И если ночью придет чудовище, день прогонит его...
- Он прав, ваш поэт, - сказал Фома, услышав, как дрогнул голос у Мэи, на этих строках. - Я поговорил с твоей Воблой. Больше она к тебе не придет. Отвратитель-ная, надо сказать, тварь, правда?..
Волгла оказалась старой знакомой его и Доктора - Лилгвой - царицей Ночи, повелительницы и рабы, как она заявила Фоме, едва увидев его.
Мэя смотрела на него широко открытыми глазами и не дышала. Там, в этих распахнутых глазах, метались надежда, недоверие и все остальное богатство этого мира: боль, страх. Фоме надоело все это рассматривать.
- Она сама просила это передать, - извиняющимся тоном проговорил он.
- Что?! - Мэя все еще не дышала.
- Что не придет.
- Вы говорили с Волглой? - выдохнула она наконец и сжала книгу так, что побелели суставы.
- Вы опять смеетесь надо мной? - спросила она со слезами в голосе, когда опомнилась. - Тогда, ночью, когда вы меня успокаивали, это было благородно с вашей стороны, а сейчас!.. Сейчас вам должно быть стыдно, что вы мне не верите! Вам кажется это детскими капризами и страхами, а это правда!..
- И если ночью придет чудовище, день прогонит его, - сказал Фома. - Ты можешь воспринимать это, как хочешь, но больше она не придет к тебе. Я показал ей кольцо, которое оденут тебе, и сказал, что ты выходишь замуж. Значит, никакой запретной любви.
Мэя все равно не верила и ужасалась его цинизму. Это было видно в ее мечущихся глазах. Фома ободряюще улыбнулся. Нельзя было, чтобы она боялась. Тогда эта тварь снова приползет к ней, не только похоть, но и страх, из которого собственно и рождается похоть, притягивает ее. Волгла не в силах противостоять своей природе, она все время голодна, она все время в поиске пота страсти или страха...
- Я очень убедительно показал ей кольцо, - повторил Фома с нажимом.
Он не стал говорить, что отсек этим кольцом, одной из ипостасей Ирокеза, присоску-щупалец Волглы и как она визжала при этом.
- А она что?..
Мэя невольно вовлеклась в его игру, в глазах ее снова блеснула надежда.
- А она сказала: "Ё-мое, граф!.. Че ж вы мне раньше-то не сказали, что эта чудная девушка совсем не ест запретный плод, а только разрешенные и сертифицированные венцом продукты?! Скажите ей, чтобы она меня не боялась и я тогда забуду про эту хорошую, просто пригожую девочку - красную шапочку, хрустальный башмачок!.."
Книга выпала из рук Мэи. Она с ужасом смотрела на него, потому что он говорил голосом Волглы.
- Так вы что! - едва выдохнула она. - Действительно?..
Фома скромно кивнул головой и даже попробовал покраснеть. Не вышло.
- А вы... вы, - все не решалась выговорить Мэя.
Она готова была грохнуться в обморок.
- Зови меня просто граф Иеломойский! - великодушно сказал Фома.
- Вы кто, граф?
- Как ни странно, но я странноснующий, как сказал бы маленький Марти, ры-царь.
- Но ведь рыцари...
- А я умею заглядывать в сны. Причем с оружием, - добавил он, выхватывая меч из кучи доспехов.
"На самом деле, Мэя, я не знаю, кто я. Доктор говорит, что я поэт - раздолбай, Ирина - что я алкоголик несчастный, здесь я - странствующий рыцарь и немножко граф, а в Ассоциации - хулиган и опасный преступник. Кто я?..
Но все они и ты, наверное, в том числе, сходятся в одном, что я сумасшедший: безумный поэт, странный рыцарь, алкоголик, параноик, юродивый и блаженный, - и так далее, и тому подобное, и прочая, прочая, прочая нелепица...
Мне кажется, что я живу в нескольких местах или все время возвращаюсь к старому и ничего не подозреваю об этом. Я и сейчас не чувствую этого вполне, но доверяю Доктору, который говорит об этом, в этом он не врет...
Вот так меня и вынесло к твоей Волгле, которая оказалась Лилгвой, она же Танаит, она же Цибелла, она же Иссити и Ассатара - бесчисленны имена ее в народах и реальностях, и с ее вездесущностью может поспорить только ее же неотразимость для двуполых существ. Она крадется за ними юная, как соблазн, сопровождает их, зрелая и искусная, как похоть и ремесло, и ждет в конце пути, отвратительная, как старость, болезнь и нищета, и нет от нее спасения на жизненном пути..."
Чтобы отвлечь Мэю, Фома стал копаться в доспехах и доставать оттуда разные штуковины, сам удивляясь их предназначению.
- Ну, как тебе мой меч? - спросил он, вынимая богатый, инкрустированный самоцветами, клинок, что прислала незнакомка. - Или тебе больше нравится этот?..
Он вытащил другой - маркиза.
- Последнее приобретение несчастного Вало! А?.. Ничего?
"Где он их, интересно, достает? Сам, что ли, кует, кузнец своего счастья?.." Фома посмотрел на Мэю. Она с улыбкой качала головой и пожимала плечами - может быть.
- А может этот?.. - Комично нахмурил он брови и выхватил меч прямо из воздуха.
- Ирокез! - представил он. - Имеет дурной характер появляться, когда хочет.
- Да! - неожиданно твердо сказала Мэя. - Этот! Но откуда он взялся?
- Фокус! - ответил Фома, и резюмировал довольно:
- Глаз женщины - глас народа!.. У тебя хороший вкус. Ирокез - мой лучший друг!.. Правда, иногда задерживается где-то в пути!
- Не знаю, почему, но я вам верю! - сказала вдруг Мэя, имея в виду Волглу.
Глаза ее теперь горели каким-то совершенно ясным огнем.
- Вы не можете меня обмануть! Правда?..
"Правда! - кивнул Фома. - Никогда в мире! Если смогу, конечно!.."
- А как вы к ней? - начала было Мэя, но Фома приложил палец к губам.
- Я тебе потом все расскажу, хорошо? - сказал он. - А теперь забудь про нее.
Он легонько толкнул ее в лоб. Тень пробежала по ее лицу. Теперь на него смотрели совершенно откровенные глаза и говорили такое!.. Дрянная девчонка! Как только забыла бояться, сразу вспомнила мед!.. Мед, молоко и сладкий гранат в твоих садах...
- Коро, я тут копался в Каноне...
- Опять! Не дают покоя лавры Ави или может быть, Ману?
Сати рассмеялся:
- Ты даже не замечаешь, насколько стал раздражителен, Коро. Неужели ситуация так влияет на тебя? Вспомни себя при Комре, тобой гордилась вся Ассоциация!
- Ты еще детство вспомни, умник!.. Давай, что там у тебя?
- Так вот, мне кажется, одно из мест в нем звучит так... как вариант: "прошедший за Черту дважды по семь и еще половину этого, становится карающим мечом против Милорда Тьмы..." Как тебе это?
- Здорово! Беллетристика...
- Канон - беллетристика?
- Что ты предлагаешь, сложить руки и ждать, когда он вспомнит о своей миссии и начнет действовать?
- Вспомнит!.. А вы сняли с него блоки, чтобы он вспомнил? Да он вообще ни черта не помнит, благодаря ним!
- А когда снять, Сати, он же исчез!.. Первый замок, который мешал выходам, сняли, успели, пока он еще был под контролем. Он же устроил дебош, сначала разбил аппаратуру, потом физиономию медиатора, теперь тот жаждет крови, составляет какие-то дуэльные картели, едва успокоили. Детский сад! А последний, блокирующий память, так и висит на нем...
- Ты забыл еще самый первый...
- Ты имеешь в виду ту женщину?
- Там не только женщина, много всего, но она, конечно, тоже. Ты неплохо вошел в курс дела, как я посмотрю.
- Пришлось поднять весь архив на этого молодца. Кстати, если бы я знал все то, что знаешь ты, я бы водил его за руку. Такой ситуации уж точно никогда бы не до-пустил!
- Мы все по уши и я не собираюсь снимать с себя ответственность.
- Поэтому ты и копаешься в Каноне, господин консультант?
- Надо как-то спасать свою задницу, Коро!.. Ты все-таки посмотри это место. Мне кажется, что такой перевод...